Этот поджанр показывает, как хрупка цивилизация и как быстро она может рухнуть. Часто несёт антивоенный посыл. Однако зачастую авторы пытаются найти и что-то оптимистичное в данном литературном направлении. Как примеры можно привести «Метро 2033» Д. Глуховского и все сопутствующие параллельные циклы других писателей по этой вселенной, фанфики по Fallout.

2. Биологический/вирусный постапокалипсис (пандемийный)

Тоже, в принципе, довольно понятная тема. Часть человечества поражена смертельным вирусом или бактерией. Выжившие и пока ещё “чистые” борются не только с болезнью, но и с хаосом, который она породила.

Особенности, характерные для большинства романов: страх заражения как главный двигатель сюжета; темы карантина, изоляции, поиска вакцины; часто — моральные дилеммы (кого спасать, кого изолировать).

Поджанр отражает реальные страхи общества перед пандемиями. Показывает, как болезнь меняет не только тела, но и отношения между людьми. Как яркие примеры этого направления можно назвать книги «Противостояние» С. Кинга и «Я — легенда» Р. Матесона. Нередко этот поджанр пересекается с зомби-постапом и разными вампирскими темами.

3. Зомби‑апокалипсис

И снова знакомая, любимая многими тема. Мир захвачен ожившими мертвецами (или заражёнными людьми с признаками зомби). Выжившие пытаются уцелеть в новом кошмаре. Динамика «охота — побег» как основа сюжета; акцент на тактике выживания (оружие, укрытия, объединение в группы). Бита с гвоздями, охотничий нож, дробовик — каждый выбирает свой способ держаться на плаву.

Этот поджанр интересен авторам простотой концепции + в нём присутствует бесконечный потенциал для экшена. Враг невидим. Он проникает в лёгкие с каждым вдохом, прячется в каплях дождя, ждёт на поручнях метро. Вирус не просто убивает — он перестраивает мир, превращая знакомых в чужих, а улицы — в ловушки. Обычный ритм выживания: зарядить обойму, проверить запасы, сменить позицию — и снова по кругу, пока не наступит ночь. А ночью забиться куда-нибудь, где можно забыться тревожным сном. В укрытия превращаются супермаркеты с разбитыми витринами, где ещё есть немного еды и воды, школы с забаррикадированными окнами, крыши, где можно перевести дух.

Поджанр позволяет исследовать, что остаётся от человека в экстремальных условиях. Здесь становится нормой карантин, как новая реальность: баррикады из мебели в квартирах, маски, ставшие частью повседневности, страх прикосновений. Герою часто приходится стрелять в того, кто ещё вчера был другом, и даже обычные обыватели учатся убивать, чтобы прожить ещё один день,

4. Экологический/климатический постапокалипсис

Этот поджанр встречается реже. Катастрофа вызвана изменением климата, истощением ресурсов или экологической глобальной проблемой мирового масштаба (засуха, потоп, опустынивание). Главным антагонистом выступает природа, в сюжете поднимаются темы дефицита воды, еды, энергии. К слову, о последней, из самого ценного — покрытые пылью солнечные панели и ветряки.

Очень часто авторами описываются антиутопические общества, построенные на контроле ресурсов. В менее устойчивых, не организованных сообществах: капли дождя, собранные в ржавые вёдра, очереди у опреснителей, легенды о «чистых озёрах», трепетно опекаемые маленькие огородики и теплицы с капельным поливом. Среди образов ярко могут быть показаны новые кочевники: люди, перебирающиеся на повозках или немногочисленных сохранившихся вездеходах и «домах на колёсах» от оазиса к оазису, торгующие семенами и знаниями о выживании.

Этот поджанр отражает реальные экологические проблемы. Показывает, как изменение среды меняет общество. Уместно вспомнить «Дорога» К. Маккарти, «Водный мир» (новеллизация Макса Аллана Коллинза), «Парник» Дж. Балларда.

5. Техногенный/киберпанк‑постапокалипсис

Цивилизация рухнула из‑за сбоя технологий, восстания ИИ или кибервойн. Страшно? Тем, кто смотрел “Терминатора”, пожалуй, нет, однако, если вдуматься, уже сегодня существуют целые армии антропоморфных роботов и робо-собак (вспомним «451 градус по Фарренгейту», где главного героя преследует собака с ядовитой иглой). В романах, где описан техногенный постап, остатки человечества живут среди обломков высоких технологий. Найти рабочую электронику, нетронутую взбунтовавшейся Системой или механизм, который не является затаившимся убийцей — большая удача. В таких условиях профессия сталкера становится невероятно рискованной.

Что уж говорить о теме контроля, слежки, потери идентичности в анклавах, где выжившие подчинены Системой для её обслуживания и выполнения простейших функций. Туда же романы, где описаны антиутопические корпорации или ИИ как новые «боги».

6. Космический/инопланетный постапокалипсис

Представьте небо, разорванное огненными следами падающих кораблей, последних защитников от инопланетного вторжения. Или безмолвную пустоту, где Земля — лишь пепельная сфера в облаке обломков некогда величественных орбитальных станций. В этом мире катастрофа пришла извне: то ли от безжалостной инопланетной цивилизации, то ли от слепой космической стихии.

Здесь выжившие смотрят вверх не с надеждой, а с ужасом. Звёзды больше не манят — они стали реальной угрозой. Каждый метеоритный дождь воспринимается как начало нового вторжения, а странные свечения в изрядно загрязнённой и разреженной атмосфере заставляют хвататься за оружие. даже природа изменилась под воздействием чуждых технологий или излучений: растения светятся в темноте, животные приобрели странные повадки, а в руинах городов порой находят артефакты, предназначение которых разгадывают ценой десятков жизней исследователей, а то и самих сталкеров.

Атмосфера теперь пронизана ощущением страха, что мы не одни во Вселенной. Люди учатся жить с мыслью, что их планета теперь — лишь один из многих объектов в чужой игре. Кто‑то ищет способы связаться с другими цивилизациями, надеясь на помощь, а кто‑то, наоборот, прячется, боясь привлечь внимание.

В таких историях часто звучит мотив испытания: человечество должно доказать, что достойно выжить. Это может быть борьба за остатки ресурсов, попытки расшифровать инопланетные технологии или даже моральный выбор — стать такими же безжалостными, как те, кто уничтожил прежний мир, либо сохранить человечность и, собравшись с силами, нести её в глубины космоса.

Частые образы, используемые авторами, и уже ставшие клише: силуэт гигантского корабля‑матки, затмевающего солнце; исследователь, изучающий кристаллические структуры, выросшие на месте падения метеорита; последний город под куполом, где люди живут в страхе, что защита однажды даст сбой.

7. Социально‑политический постапокалипсис

Здесь нет монстров, нет радиации, нет инопланетян. Есть только люди — и их моральный облик. Мир рухнул от удара не извне, а изнутри: от войн, революций, экономического коллапса или морального разложения. Города стоят вроде бы целые, но в них больше нет порядка. Законы превратились в пыль, а на их место пришли новые правила — жестокие, прагматичные, порой абсурдные.

Этот поджанр особенно пронзителен своей реалистичностью. Он показывает, как быстро общество может рассыпаться, если исчезнет доверие. На улицах — не зомби, а бывшие соседи, ставшие бандитами; не мутанты, а дети, забывшие, что такое школа, и собравшиеся в несущие смерть группировки. Выжившие учатся жить по новым законам: сила решает всё, а доброта — роскошь, которую мало кто может себе позволить.

Но в этой тьме есть и проблески света. Люди создают новые сообщества — иногда жестокие, иногда удивительно гуманные. Во вторых пытаются сохранить крупицы культуры: читают книги, поют песни, учат детей тому, что помнят. Это истории о том, как важно не потерять себя, даже когда мир вокруг превратился в бесконечную борьбу за выживание.

Атмосфера здесь — это тишина пустых площадей, где ещё вчера проходили митинги, или гул базаров, где вместо денег используется примитивный обмен. Это запах гари от сожжённых архивов и звук шагов мародёров в опустевших офисах, где когда‑то вершились судьбы мира. Яркие персонажи: библиотекарь, охраняющий последние книги от мародёров; бывший чиновник, ставший вожаком банды, потому что только сила теперь имеет вес; А герою предстоит или навести порядок в этом хаосе, или разрушить всё окончательно, вырезая всех виновных, чтобы построить что-то новое.

8. Мистический/религиозный постапокалипсис

В этом мире конец света — не случайность, он вызван божественным вмешательством, магией или сверхъестественными силами.

Это предначертанный финал цивилизации, тщательно продуманный автором. Небо разверзлось, и сквозь трещины в реальности проникают силы, которые люди давно считали мифами. Ангелы и демоны ходят по земле, древние пророчества сбываются, а сама ткань реальности истончается, открывая врата в иные измерения.

Здесь катастрофа — не просто разрушение, а трансформация. Города могут стоять нетронутыми, но их улицы заполнены ожившими растениями или зловонной жижей, в которой водятся никогда ранее невиданные твари из других миров. Или по улицам клубится туман, из которого может появиться нечто такое, от чего лучше укрываться в наглухо закрытой квартире или, лучше, в гиганстком офисном небоскрёбе. Вспомните “Мглу”, где автор воссоздал самые страшные фобии, Ещё может быть такое, что в зеркалах отражается то, чего не должно быть. Или не отражается. Например, перестают отражаться чьи-то близкие родственники, наводя на страшные мысли. Люди сталкиваются с вопросами, на которые нет ответов: заслужили ли мы этот конец? Есть ли шанс на искупление? И если боги вернулись, то чего они хотят?

Атмосфера пропитана мистическим трепетом. Это запах ладана и шёпот молитв в заброшенных церквях, это тени, движущиеся вопреки законам физики. Здесь вера — не абстракция, а инструмент выживания. Одни ищут спасения в древних ритуалах, другие — в науке, пытающейся объяснить необъяснимое. Третьи пытаются решить всё силой и оружием, чаще проигрывая.

Этот поджанр исследует границы человеческого понимания. Он задаёт вопросы о природе зла и добра, о цене греха и возможности прощения. В нём апокалипсис — не конец, а порог, за которым может быть и ад, и рай, и что‑то совершенно иное.

9. Постапокалипсис в мире фэнтези: два лика магической катастрофы

В фэнтези‑постапокалипсисе рушатся не просто города и империи — ломается сама суть. Катастрофа здесь принимает облик магического коллапса, и в зависимости от его природы мир преображается до неузнаваемости. Представьте два полярных сценария: один — тихая агония угасающей магии, другой — буйный хаос вырвавшихся на свободу чар.

Мир, где магия иссякает

Когда‑то магия текла по этому миру, как вольные ветра по равнине: наполняла сердца эльфов, оживляла древние артефакты, заставляла цветы распускаться по воле волшебников. Теперь же её поток превратился в пересохшее русло. Заклинания больше не вспыхивают искрами, амулеты не согревают ладони, а в воздухе больше не пахнет грозовой свежестью колдовства. Это не взрыв, не пожар — это медленное угасание, от которого сердце сжимается от тоски.

В заброшенных храмах пыль оседает на алтарях, где когда‑то пылали огни божественной силы. Свитки с древними заклинаниями истлевают в библиотеках, а их хранители — седобородые маги и жрицы — беспомощно перебирают слова, пытаясь вспомнить, как заставить свечу загореться силой мысли. Но в ответ рождаются лишь крохотные искорки вместо грозных фаерболов.

Эльфийские города, некогда сияющие вечной зеленью и светом, теперь напоминают призраков былой красоты. Деревья растут как им пожелается, растительность больше не подчиняется магам. Эльфы, чья жизнь была сплетена с магией, стареют и умирают, теряя бессмертие, как песок сквозь пальцы.

Драконы, повелители небес, больше не взмывают ввысь. Их крылья тяжелы, а огонь в нутре угас. Некоторые впадают в спячку, из которой уже не пробудятся, другие бродят по пустошам, словно тени былой мощи.

Люди пытаются приспособиться. Кузнецы вновь учатся ковать сталь без магических чар, лекари ищут травы, способные исцелять без заклинаний, а дети растут, не зная, что когда‑то волшебство было частью повседневности.

Этот мир — метафора утраты. Он заставляет задуматься: что остаётся, когда исчезает то, что делало нас особенными? Можно ли сохранить культуру, если её основа распадается, как глиняные ступни каменного колосса? Герои здесь — не воины, бросающиеся в бой, а хранители памяти, маги-артефакторы, зельевары, ученики магов. Они ищут способы вернуть утраченное, часто натыкаясь в своих поисках лишь на эхо былого величия.

Эти образы пронизаны тихой печалью, но в них есть и надежда: возможно, магия не исчезла навсегда, а лишь затаилась, ожидая, когда найдётся способ призвать её из небытия. Конечно, совершив множество подвигов и проникнув туда, куда, казалось бы, попасть совершенно невозможно.

Мир, где магия вышла из‑под контроля

Здесь катастрофа — не угасание, а наоборот, взрыв. Магические энергии вырвались на свободу, разорвав реальность, как тонкую ткань. Законы физики больше не действуют: силы гравитации меняются, в некоторых местах время течёт вспять, в небе висят острова, словно обломки иного мира. Это сюжеты, где по желанию автора зоны дикой магии раскинулись по земле, как язвы на теле мира. В одной из них деревья ожили и стали хищниками, нетерпеливо ожидая, когда появится возможность оплести добычу гибкими корнями. В другой вода, хлюпающая под ногами в небольшом болотце или только что выпитая из ручья, может вдруг превратиться в кислоту, неся мучительную смерть. Каждый шаг здесь — риск: можно попасть в петлю времени, встретить существо из снов или раствориться в потоке необузданной энергии.

Люди и животные меняются под воздействием магического хаоса. Дети рождаются с необычными способностями. Артефакты, некогда послушные воле магов, теперь живут своей жизнью. Зеркала вытягивают души, магические книги источают проклятия или поражают заклинаниями, записанными на их страницах, и перелистывание такого фолианта превращается в игру с удачей. Мечи пьют кровь и оживают, а кольца меняют владельцев, подчиняя их своей воле. В заброшенных лабораториях алхимиков пробуждаются жаждущие власти гомункулусы из разбитых колб.

Из разорванных порталов выходят сущности, рождённые хаосом: духи стихий, демоны безумия, воплощения забытых страхов. Они правят зонами дикой магии, создавая свои законы и требуя поклонения. Герои здесь — выживальщики, охотники за артефактами, борцы с аномалиями.

Этот мир — предупреждение о цене погони за неограниченной силой. Такие сюжеты обычно не случайны, в их основе лежат вопросы: что происходит, когда человек или бог теряет контроль над тем, что создал? Можно ли выжить в мире, где правила меняются каждый миг? Где грань между творцом и разрушителем?

Два лика одной катастрофы

Эти два мира — как две стороны одной монеты. Первый сценарий — символ старения, утраты традиций, конца эпохи. Второй — аллегория безудержного прогресса, экологических катастроф, потери контроля в погоне за новыми открытиями. Но оба они показывают, как хрупка грань между порядком и хаосом, особенно когда в игру вступают силы, превосходящие человеческое понимание.

10. Постапокалипсис + ЛитРПГ: жизнь между мирами

Что, если конец света произошёл в реальности, оставив место жизни только в виртуальном пространстве? Или, наоборот, реальный мир стал похож на игру, где выживание зависит от прокачки навыков и поиска артефактов?

В таких историях грань между реальностью и симуляцией размывается. Герои могут оказаться запертыми в игре после глобальной катастрофы; использовать игровые механики для выживания в разрушенном мире; столкнуться с тем, что виртуальные существа обрели плоть.

Атмосфера в таких сюжетах — это смесь киберпанка и постапокалипсиса. Руины городов наполнены вполне способными убить голограммами, а аптечки и патроны лежат рядом с цифровыми ключами и чипами, и использовать их можно уже без помощи VR-очков. Люди носят импланты, позволяющие видеть интерфейс, а их навыки измеряются уровнями и характеристиками.

Этот поджанр рождён идеей, что игра может стать спасением — или новой ловушкой. Здесь герои учатся применять игровые стратегии в реальной борьбе за жизнь и отличать иллюзию от реальности. Наиболее часто встречающийся центральный персонаж в таком романе: игрок, который понимает, что его персонаж — это он сам, а игра — единственный способ выжить.

11. Постапокалипсис с зонами отчуждения: лабиринты аномалий

Мир после катастрофы не всегда превращается в безжизненную пустыню. Порой он распадается на осколки, которые расчерчивают реальность, как лоскутное одеяло, где каждый фрагмент живёт по своим, порой безумным законам. Это мир зон отчуждения — мест, где ткань мироздания дала трещину, и сквозь неё хлынуло нечто чуждое, непознаваемое. Здесь физика искажена, а порой и вообще совершенно иная, не та, к которой мы привыкли, настолько, насколько хватает фантазии автора.

Представьте выжженную пустошь, где трава шевелится, и живёт своей жизнью, а в заброшенных колодцах вместо воды — зеркальная гладь, отражающая чужие звёзды, манящая и обволакивающая сознание. Или город‑призрак, где дома целы, но в окнах не горит свет, а из‑за дверей доносится шёпот тех, кто уже не совсем люди. А может, это лес, где деревья пульсируют, словно живые сосуды, а в тумане ходят двойники тех, кто в него зашёл однажды и не нашёл дорогу обратно.

Аномалии — суть этих мест. Они не подчиняются разуму, их нельзя предугадать до конца. Порой коридор длиной в десять шагов вдруг уводит в бесконечность, а дверь выводит совсем не туда, куда должна. Иногда земля  становится мягкой, как воск, и в неё погружаются ноги по колено, а через секунду она снова затвердевает. Бывает, что зеркала отражают твои худшие кошмары, а тени обретают форму и начинают двигаться сами по себе.

Выжившие, не видя аномалии, учатся чувствовать их кожей, вырабатывают инстинкты. Кто‑то бросает гайки, следя за их полётом, кто‑то прислушивается к гулу в ушах, предвещающему сдвиг реальности. Но даже опыт не гарантирует безопасности: аномалии умеют ждать, затаиться, а потом ударить в самый неожиданный момент.

В зонах отчуждения рождаются артефакты — предметы, впитавшие энергию разрыва. Они могут исцелять, но за это придётся заплатить частью памяти. Могут усиливать чувства — и сводить с ума. Открывают двери в иные измерения — а оттуда может прийти нечто, что не захочет уйти обратно. За артефактами охотятся все: сталкеры, учёные, бандиты, культисты. Для одних это шанс разбогатеть, для других — ключ к спасению, для третьих — способ обрести власть. Но каждый артефакт словно живой: он хочет чего‑то своего, и это редко совпадает с желаниями человека.

Люди в зонах отчуждения делятся на несколько типов. Сталкеры — профессионалы, знающие тропы между аномалиями. Они живут по неписаному кодексу: не брать лишнего, не смотреть в зеркала, не отвечать на шёпот из-за закрытой двери. Их цель — выжить и вынести что‑то ценное. Учёные одержимы разгадкой: верят, что аномалии — это новый этап эволюции, пытаются записать их «правила». Многие сходят с ума, пытаясь уложить образовавшийся хаос в формулы. Бандиты обживаются по окраинам зон, делают засады, захватывают артефакты силой. Культисты верят, что зоны — это врата в иной мир: приносят жертвы, ищут «просветления», даже поклоняются аномалиям как богам. а иногда становятся проводниками чего‑то нечеловеческого. А есть ещё потерянные — те, кого аномалии изменили. Они говорят на незнакомых языках, видят то, что скрыто от глаз обычных людей, или медленно превращаются в часть зоны.

Перед глазами встают яркие образы: сталкер, который, уходя из зоны, замечает, что его тень отстаёт на шаг; заброшенная школа, где в классах идут уроки, но учителя и ученики — лишь проекции событий, случившихся десятилетия назад. Этот мотив нашёл отражение в культуре. «S.T.A.L.K.E.R.» стал эталоном жанра. В «Зоне Смерти» А. Ливадного, В. Шалыгина и А. Глушкова оживает техника под непроницаемой сферой, где законы физики не властны. Цикл С. Тармашева «Ареал» (о Тунгусском метеорите) рисует зону как след падения иного разума, где природа переписана чуждой логикой.

Почему зоны отчуждения так притягательны для авторов? Потому что они позволяют ограничить их, проработать локальность и условия преодоления черты между обычным миром и искажённым. Это не конец всего — это трещина, в которую можно заглянуть. Здесь есть границы: можно войти и выйти. Можно найти артефакт, разгадать аномалию, выжить. Но цена всегда высока. И каждый, кто пересекает черту, знает: зона не отпускает просто так. Она оставляет след — в теле, в памяти, в душе.

И мне это нравилось! И я не была оголтелой. Мне искренне хотелось во всем разобраться. Я ездила на перерабатывающие производства, на заводы, которым удалось сократить отходы, штудировала госдоклады и научные исследования. Бывала в регионах и видела своими глазами неработающие очистные, свалки в лесах и дымящие трубы без фильтров.

Чувствовала себя счастливым человеком. Трое детей, муж, собаки, кошка, поездки, друзья-коллеги - жизнь была полной чашей.

А потом пошли сбои.
Сначала редкие, потом чаще. Я совсем не связывала их с работой.

В какие-то дни мне буквально приходилось заставлять себя работать. А внутри сидела вина: Как так? Планету спасать надо, а ты бездельничаешь!

Стало тяжело дома. Начинала раздражаться на детей. И снова вина: Какая же ты мать? Детям нужно внимание, а ты прячешься ото всех.

Потом пришла жесткая бессонница. Лежишь ночь напролет и играешь в «повара слов». Ничего не делаешь и не спишь. Полный ступор.

Осознание пришло, как удар.
Я везла детей в сад, возвращалась домой и поймала себя на мысли: Хорошо бы все это просто... закончилось.

Особенно странно так было думать при внешнем полном благополучии.

Вот тогда я испугалась. Поняла: это не шутки. Надо спасать уже не планету, а себя.

Обратилась в бесплатный психологический сервис для волонтеров.

С тех пор прошло четыре года.

Я больше не работаю в экологической организации. Потому что я больше не борец.

Экологические проблемы по-прежнему кажутся мне очень серьезными. Я уверена, что многие из них решаемы. Но я стала смотреть на вещи реалистичнее. Особенно после самой масштабной кампании в моей жизни, которая не привела ровно ни к каким результатам.

Я поменяла профессию. Получила переподготовку, учусь в магистратуре. Работаю психологом.

И организовала психологическую службу для тех, кто, как и я когда-то, устал спасать мир.

"Конфетный Капкан у Кассы: Позор и Бизнес на Слезах Детей"

Знакомая картина? Заходишь в любой сетевой магазин – "Пятерочку", "Магнит", "Перекресток", "Ленту", "Ашан". Проходишь мимо полок, более-менее успешно уворачиваясь от "хотелок" ребенка. И вот она – финальная ловушка: зона оплаты. Прямо на уровне глаз малыша (и часто ниже!) гора ярких, манящих, дешевых конфет, шоколадок, жвачек и чупа-чупсов. Это не случайность. Это продуманная, циничная тактика, рассчитанная на детские истерики и родительское бессилие после утомительного шопинга.

Почему это ПОЗОР?

1. Охота на Детей: Размещение товаров у кассы – это чистой воды психологическая атака на ребенка. Уставший, возможно, голодный, с истощенной силой воли после похода по магазину, он оказывается лицом к лицу с самым желанным и доступным соблазном. Производители и ритейлеры прекрасно знают психологию детей и намеренно эксплуатируют их слабости.

2. Давление на Родителей: В этой ситуации родитель оказывается меж двух огней: с одной стороны – заведенный до истерики ребенок, с другой – очередь сзади и усталость. Многие сдаются просто "ради спокойствия", покупая явный мусор, о вреде которого они, возможно, даже догадываются. Это шантаж детскими слезами в коммерческих целях.

3. Приоритет Прибыли над Здоровьем Нации: Ритейлеры прекрасно осведомлены о данных, подобным тем, что изложены в основном исследовании (о вреде красителей, сахаров, добавок). Но деньги от продажи этого "сладкого яда" у касс текут рекой. Здоровье детей, их будущее – ничто по сравнению с прибылью акционеров. Это предательство будущего страны ради сиюминутной выгоды.

4. Молчание Властей и Контролирующих Органов: Где Роспотребнадзор? Где депутаты, кричащие о "духовных скрепах" и "демографии"? Почему нет законодательного запрета или строгих ограничений на размещение явно вредных для детского здоровья продуктов в зонах принудительного внимания детей? Бездействие власти – это соучастие.

"Ради денег убиваем детей!" – это не эмоции, это констатация факта.

Продавая и агрессивно продвигая конфеты с E129 (канцероген!), E171 (разрушает ДНК!), E321 (гормоны!), кукурузным сиропом (диабет, ожирение!) именно на кассах, сетевые гиганты и производители сознательно способствуют:

• Росту детского ожирения и диабета 2 типа.

• Развитию гиперактивности (СДВГ) и проблем с концентрацией.

• Аллергическим реакциям и астме.

• Нарушению работы кишечника и иммунитета (благодаря мальтодекстрину и прочей химии).

• Потенциальному долгосрочному риску онкологии и гормональных сбоев.

И все это – ради нескольких десятков рублей с чека, вырванных под давлением детской истерики.

Что делать? Как бороться с "кассовым гамбитом"?

1. Бойкот и Осознанность: Самое мощное оружие – кошелек. Отказывайтесь покупать ЭТИ конфеты у кассы принципиально. Объясняйте ребенку ДО похода в магазин, ПОЧЕМУ вы не будете это покупать (про "химию", "плохие добавки", "настоящий яд для животика" – по возрасту).

2. Голос Потребителя: Жалуйтесь! Пишите официальные жалобы:
   Администрации магазина: Требуйте убрать вредные сладости из зоны касс или хотя бы переместить их на верхние полки, вне досягаемости глаз ребенка.
   В Роспотребнадзор: Формально это не запрещено, но массовые жалобы на агрессивный маркетинг вредных продуктов, нацеленный на детей, могут стать поводом для проверок и, возможно, будущих ограничений. Ссылайтесь на принципы защиты прав потребителей и здоровья детей.
   Производителям (брендам): Хотя бы для статистики.

3. Предложи Альтернативу (если уж очень надо купить "что-то"): Держите в кармане/сумке запас "менее вредного" лакомства (натуральная пастила без сахара, сухофрукт, маленький полезный батончик), который вы ДАДИТЕ РЕБЕНКУ ЗАРАНЕЕ, до подхода к кассам, как "вознаграждение за терпение". Или покупайте у кассы банан/яблоко, если они там есть.

4. Выбирай Сознательных Ритейлеров (если есть выбор): Некоторые сети (пока единицы!) начинают экспериментировать, заменяя конфеты у касс на фрукты, орехи или игрушки-антистресс. Голосуйте рублем за них!

5. Громко Говорить Об Этом: Делитесь своим возмущением в соцсетях, на родительских форумах, с другими мамами и папами. Чем громче общественный резонанс – тем выше шанс на изменения.

Заключение: Хватит кормить детей ядом ради прибыли!

Размещение гор вредных конфет у касс российских магазинов – это не просто "неудобство". Это системная, аморальная практика, ставящая прибыль выше здоровья и психологического комфорта детей и их родителей. Требуя ее прекращения, мы боремся не только за право спокойно купить хлеб и молоко, но и за здоровое будущее наших детей и за элементарное уважение к потребителю. Бездействие – это соучастие в этом позоре. Пора сказать: "Хватит! Уберите этот яд с касс!"

Невидимый яд в яркой обёртке: Как конфеты разрушают ДНК, гормоны и провоцируют рак. Шокирующие данные экспертов!

Сладкое искушение в яркой упаковке – что может быть безобиднее? Но последние исследования бьют тревогу: привычные конфеты, особенно импортные и масс-маркета, могут нести серьёзнейшую угрозу здоровью, вплоть до повреждения ДНК, гормональных сбоев и онкологии. Шокирующие данные из Великобритании заставляют пересмотреть отношение к этим "безвредным" сладостям, особенно когда речь идет о детях.

Тревога из Стаффордшира: 4000 конфискованных продуктов и шокирующие анализы

Поводом для глубокого расследования послужила масштабная операция в британском Стаффордшире: у 4000 партий импортных (в основном из США) кондитерских изделий были выявлены опасные химические компоненты. Речь идет не просто о "лишнем сахаре", а о целой гамме синтетических пищевых красителей и добавок, чье влияние на организм вызывает у экспертов серьезнейшие опасения.

Что скрывается за сладким вкусом? Опасный химический коктейль:

1. "Красная угроза" (E129 - Allura Red AC):
   Проблема: Этот яркий красный краситель был запрещен FDA (США) еще в начале 1980-х из-за исследований на животных, показавших его канцерогенный (провоцирующий рак) потенциал.
   Где искать: Часто используется в красных конфетах, жевательных резинках, напитках.

2. "Желтая опасность" (E110 - "Солнечный закат" и E102 - Тартразин):
   Проблема E110: Связывается с гиперактивностью у детей и аллергическими реакциями (сыпь, отек Квинке).
   Проблема E102 (Тартразин): Вызывает особую тревогу из-за его негативного влияния на печень и почки, создавая дополнительную нагрузку на эти жизненно важные органы. Также частый виновник аллергий и гиперактивности.
   Где искать: Желтые, оранжевые конфеты, леденцы, глазури, газировки.

3. "Белая смерть" (E171 - Диоксид титана):
   Проблема: Эта добавка, придающая идеальную белизну и непрозрачность, запрещена в Европейском Союзе с 2022 года! Основная причина – опасения в связи с ее генотоксичностью (способностью повреждать ДНК) и потенциальным канцерогенным эффектом.
   Где искать: Белые глазури, драже, жевательные конфеты, некоторые виды жевательной резинки, десерты.

4. "Нефтяной привкус" (E321 - Бутилированный гидрокситолуол, BHT):
   Проблема: Этот антиоксидант, предотвращающий прогоркание жиров, широко используется не только в пищевой промышленности, но и... в производстве нефтепродуктов, резины и пластмасс! Главная угроза – нарушение гормонального баланса (эндокринные дисфункции).
   Где искать: Жевательные конфеты (особенно те, что "размягчаются" во рту), жиросодержащие кондитерские изделия с долгим сроком хранения.

5. Скрытый сахарный удар: Кукурузный сироп и Мальтодекстрин:
   Кукурузный сироп (HFCS): Дешевый заменитель сахара. Резко поднимает уровень глюкозы в крови, создавая колоссальную нагрузку на поджелудочную железу. Длительное избыточное потребление – прямой путь к инсулинорезистентности, диабету 2 типа, ожирению, болезням сердца и повышению риска некоторых видов рака.
   Мальтодекстрин: Легкоусвояемый углевод из кукурузного или картофельного крахмала. Хотя не такой сладкий, он также вызывает резкие скачки сахара в крови и, что еще хуже, нарушает баланс микробиоты кишечника – основы нашего иммунитета и общего здоровья. "Пустые калории" в чистом виде: ноль пользы (белка, клетчатки, витаминов, минералов), до 80% сахара в продукте!

Мишень №1: Дети. Маркетинг против здоровья

Самое шокирующее в этом расследовании – явная нацеленность опасных продуктов на детей. Эксперты, такие как диетолог Софи Бертранд, подчеркивают циничность маркетинга:

• Яркие упаковки с любимыми мультгероями заманивают малышей, которые не могут критически оценить состав.

• Отсутствие понятных предупреждений на лицевой стороне упаковки. Мелкие надписи о потенциальном вреде ("может вызвать раздражение полости рта", "содержит биомодифицированные ингредиенты") теряются в дизайне.

• "Подарочный" формат: Продажа большими пакетами для праздников, поощрение потребления "чем больше, тем веселее".

"Легально ≠ Безопасно": Парадокс регулирования

Диетолог Эйдан Гоггинс отмечает важный нюанс: "Синтетические пищевые красители считаются безвредными в пределах установленных законом норм". Однако:

1. Нормы часто отстают от новых научных данных. (Пример: E171 разрешен во многих странах, кроме ЕС).

2. Эффект "коктейля": Исследования обычно изучают действие одной добавки. Реальное воздействие смеси из нескольких E-шек, сахаров и других химикатов в одной конфете – малоизученная и потенциально более опасная территория.

3. Кумулятивный эффект: Регулярное, пусть и "дозированное" по нормам, потребление таких конфет изо дня в день, месяц за месяцем, ведет к накоплению негативного воздействия.

Что делать? Практические шаги для защиты себя и детей:

1. Читать состав ОБЯЗАТЕЛЬНО: Ищите знакомые названия. Чем короче список, тем лучше. Настораживают: E102, E110, E129, E171, E321, "краситель такой-то", "идентичный натуральному ароматизатору", "кукурузный сироп", "глюкозно-фруктозный сироп", "мальтодекстрин".

2. Цвет = Сигнал: Ярко-химические, "кислотные" цвета (особенно красный, желтый, оранжевый, синий, зеленый) – почти гарантированно содержат синтетические красители. Натуральные красители дают более приглушенные оттенки.

3. Выбирать осознанно: Отдавайте предпочтение:
   Конфетам с натуральными красителями (свекольный сок, куркума, аннато, спирулина, карамель).
   Продуктам с настоящим сахаром (а не сиропами) в умеренных количествах.
   Органическим сладостям (но и там проверяйте состав!).
   Домашним альтернативам (сухофрукты, орехи в меду, фруктовые чипсы, домашнее мармелад/пастила без красителей).

4. Объяснять детям: Рассказывайте простым языком, почему некоторые яркие конфеты – это "иногда и очень немного", а не ежедневная еда. Формируйте здоровые привычки.

5. Требовать перемен: Поддерживайте инициативы по ужесточению контроля за пищевыми добавками, запрету опасных E-шек (особенно в детских продуктах) и введению понятной маркировки (например, "цветные" светофоры или надписи "Содержит красители, которые могут влиять на активность и внимание детей" на лицевой стороне упаковки).

Заключение: Сладость не должна стоить здоровья

Исследование британских экспертов – не повод для паники, но серьезный сигнал к бдительности. Конфеты, напичканные опасными красителями, дешевыми сахарными сиропами и сомнительными добавками – это не просто "пустые калории". Это потенциальные бомбы замедленного действия, способные подорвать фундамент здоровья на клеточном и гормональном уровне. Выбор всегда за нами: мимолетное удовольствие от яркой химии или долгосрочное благополучие себя и своих детей. Информированность и осознанный подход к выбору продуктов – лучшая защита в современном мире агрессивного пищевого маркетинга.

Автор Озмен Екатерина

Статья и Видео материал от Doç. Dr. Muhammed Keskin

Здоровье и Медицина-Здоровый образ жизни, мифы о медицине, психическое здоровь.

UPD. Тем кто пишет, что это только пар от градирен и не видит, например, факел дожигания доменного газа на фото, я могу посоветовать ознакомиться с отчетами Росгидромета, вот один из последних:
"По данным ФГБУ «Северное УГМС» за период с 08.00 05 мая до 08.00 06 мая 2025 г. в городе Череповец на посту № 1 зарегистрировано превышение установленного норматива для сероводорода – в 1,3-1,4 раза, на посту № 5 – в 1,5 раза, на посту № 6 – 1,3-1,6 раза."
Скоро я опубликую статистику превышения ПДК Северсталью за 5 лет.

UPD 2. Тем кто пишет, что я тут из-за разборок губернатора и олигарха: я руководитель движения Дыши, Череповец с 2018 года. Т.е. ставил датчики народного мониторинга задолго до нынешнего губернатора и буду этим заниматья когда он уйдет: cheair.ru

И занимаюсь я этим в рамках общественного контроля по проекту Чистый воздух. У нас ситуация такая, что границы санитарно-защитной зоны Северстали неадекватны реальности. И там в этих районах живут люди, дети учатся в школах.
Можете зайти на мой сайт. Наберите в яндексе: Тёмный эколог и поймёте, что я в этой теме давно и занимаюсь ей от души.

Почему же нам постоянно говорят об энергопереходах? История энергетического радикализма в науке и технике началась после Первой мировой войны, когда Нобелевский лауреат Фредерик Содди предложил полностью пересмотреть экономику с рациональной, то есть энергетической, точки зрения. Он объяснял, что накопление капитала происходит вопреки второму закону термодинамики. Примерно в то же время майор Дуглас предложил перестроить экономику посредством фиксации цен на товары на основе истраченных энергии и времени. Баланс спроса и предложения должен был бы обеспечиваться выплатой «универсальной зарплаты» по принципу социального кредита.

Американские энергорадикалы сравнивали технарей с бизнесменами и пророчили устаревание капитализма по причине электрификации, автоматизации, стандартизации и массового производства. Вместо него должен был прийти рациональный режим, смоделированный по типу современных крупных компаний. Чтобы описать процесс политической трансформации под влиянием технологий, американские технократы охотно использовали термин «переход» вместо щекотливой «революции». Великая Депрессия добавила ветра в их паруса. Возникло массовое Технократическое движение под руководством Говарда Скотта. В августе 1932 года они возвестили миру, что кризис – это не просто конъюнктурный спад, а результат массового перехода с человеко-часов на ватт-часы. Электричество снижает спрос посредством снижения занятости, в результате компании вынуждены снижать цены, а значит и производственные издержки, делать производство более эффективным и продолжать увольнять рабочих. Единственными победителями этой гонки на дно являются банкиры.

Американские технократы и ввели S-кривую в энергетическую футурологию. Эту логистическую функцию биолог Раймонд Пирл применял не только для расчёта числа особей в популяции, но и к таким феноменам, как мировое сельхозпроизводство, размер американской сети железных дорог и угледобыча. По его следам пошёл известный технократ Мэрион Хабберт, который написал:

Кривая дрозофилы в точности совпадает с кривыми производства угля и стали.

Он утверждал, что Великая Депрессия была вызвана ни финансами, ни экономикой, а технологиями и исчерпанием ресурсов. Эра промышленного роста Америки закончилась, и нужно сокращать рабочую неделю и стандартизировать товары для того, чтобы сдержать демонстративное потребление и запланированное устаревание. И да: заменить доллар непереходящими энергосертификатами, которые бы теряли свою стоимость через год после эмиссии. Чтобы управлять экономикой научным способом через энергию, требовалась новая инженерная бюрократия: Североамериканский Технат.

Движение технократов дискредитировало себя политически в сороковых годах на фоне своих парадов, серой униформы и культа личности Говарда Скотта, хоть они продолжают существовать и сегодня. И всё же они, с их реформизмом, неомальтузианством и упором на энтропию, оставили в наследство новое видение энергоперехода. Хабберт публиковал в журнале Science свои кривые роста на базе различных сценариев развития: мечта экономистов о бесконечном росте в сравнении с исчерпанием ископаемых источников энергии, а также с устойчивым использованием энергии биомассы или гидроресурсов. Потом место гидроресурсов занял атом.

Глядя на пугающую кривую потребления ископаемого топлива, американский атомщик Харрисон Браун и пустил в обиход выражение «энергопереход». Он и его единомышленники раздвинули горизонт планирования на тысячелетия и создали новый тип энергетической футурологии, включив в повестку дня изменение климата. До семидесятых годов мало кто из широкой публики задумывался об энергопереходе: послевоенный экономический бум и освоение нефтяных запасов Ближнего Востока опровергли мальтузианские страхи тридцатых годов. Широкая публика не ждала чудес от мирного атома и даже сожалела о вступлении в атомный век, боясь войны. Не ждали чудес и профессионалы-экономисты, оценивая долгосрочный прирост ВВП от атома всего в два процента. Были осторожны в прогнозах и промышленники. Сторонники возобновляемой энергии тоже не питали особых иллюзий о скорых перспективах солнца и ветра. Они знали, что трудно тягаться с углём в металлургии, химии и стройматериалах, и с нефтью – в транспорте. Возобновляемые источники мыслились, скорее, «запасным путём» энергетики.

Скромные расчёты экономистов раздражали атомщиков, которые считали свою энергию экзистенциальной для человечества. Ведь нужно же будет чем-нибудь заменить уголь, когда он станет заканчиваться. На смену должны были прийти реакторы-размножители, которые бы стали  неисчерпаемыми источниками энергии. Палмер Путнам привёл ключевые аргументы ещё в 1953 году: рост спроса на энергию, рост себестоимости ископаемого топлива и глобальное потепление(!). Переход на атомную энергию представлялся им дорогим и трудным, но неизбежным. Харрисон Браун выпустил в 1954 году книгу, в которой шёл по стопам Хабберта. Он писал в ней, что растущий недостаток минеральных ресурсов может привести к Третьей мировой войне, после которой человечество может не восстановиться из-за недостатка качественных ресурсов. Единственное, что может помочь – это энергопереход на атом, о чём он во всеуслышание заявил  на конференции по планированию семьи в 1967 году.

Третьим китом атомного мальтузианства был Марион Хабберт, который связал свои публикации о пике нефтедобычи с продвижением атомной энергии. В 1956 году он писал, что уран обеспечит нам будущее с неисчерпаемой энергией. Но при том условии, что реакторы на быстрых нейтронах (РБН) удастся разработать до атомной войны и демографического взрыва. Хабберт стал ключевой фигурой Комиссии по атомной энергии США (AEC), которая со временем превратилась в организацию по лоббированию дорогостоящего и спорного проекта РБН.

Мы видели выше, что атомные футурологи включили глобальное потепление в список аргументов уже в 1953 году. Путнам живописал рост уровня мирового океана в своём отчёте. Почему атомщики смогли революционизировать историю климата? Наверное, им помогло оснащение современными масс-спектрометрами, которые могли точно устанавливать содержание различных изотопов углерода и кислорода. Не стоит также забывать, что климатический алармизм работал в пользу их индустрии. Этот их лоббизм сыграл негативную роль, когда в семидесятых годах внимание общественности стало разворачиваться в сторону проблемы изменения климата. Элвину Вайнбергу припомнили его прошлое, когда он, уйдя из лаборатории Окриджа, стал предупреждать о климатической катастрофе и бороться против возобновления добычи угля в Соединённых Штатах:

Углекислый газ, по-видимому, является последней защитой сторонников ядерной энергетики.

Проблема, обнаруженная атомщиками, оказалась серьёзнее предлагаемого ими решения. Сегодня атомная энергия играет незначительную роль в мировом энергетике, а реакторы на быстрых нейтронах в большинстве стран уже остановлены. Сегодняшние дебаты повторяют старую футурологию энергоперехода, притом, что угля нам хватит ещё надолго, а атомные фантазии растворяются в воздухе.

Энергетические кризисы семидесятых заставили говорить об энергопереходе не только атомщиков. Уже в шестидесятых США столкнулись с рядом блэкаутов, и атомное лобби использовало их в качестве аргумента против активистов-экологов. Журнал Science писал тогда:

Когда кондиционеры и телевизоры перестанут работать, публика скажет: «К чёрту окружающую среду, дайте мне изобилие».

Но это были ещё цветочки. Стоит отметить, что практически все книги об энергетическом кризисе до 1973 года вышли из-под пера адептов атомной энергии, и многие их страницы были посвящены реакторам-размножителям.

В 1973 году случился первый нефтяной шок, и тема дефицита энергии заиграла новыми красками. Об энергопереходе заговорили все. Фонд Форда написал в своём отчёте, что решением будет не гонка за энергией, а отделение роста от неё, выступая за  Zero Energy Growth (ZEG), то есть рост без энергии. Там же подробно обсуждалось налогообложение энергии. Влиятельнейший текст опубликовал Эмори Ловинс в октябре 1976 года.

В альтернативу мирному атому он предложил путь «мягкой энергии» с базой на децентрализованных небольших по размеру «устойчивых» технологий. Он писал, что необязательно расщеплять атом для того, чтобы обогреть дом. Выйдя в разгар избирательной кампании, статья Ловинса вызвала яростные дебаты. Карьера Ловинса пошла в гору, он стал уважаемым экспертом, а президент Картер назначил его главой НИИ солнечной энергии. Антиядерное движение с энергопереходом на знамёнах стало действующим лицом в энергетической повестке правительства.

Ловинс писал, что в отличие от атомной энергии, которая является побочным продуктом холодной войны, возобновляемая энергетика будет процветать в условиях рыночной экономики. Через каких-то три десяткилетия он прогнозировал построение «полностью солнечного общества».

Мягкий путь Ловинса

Экологическое движение переняло концепцию энергетического истощения, которую в своё время изобрели его противники. Неминуемый коллапс стал широко известной концепцией будущего, делавшей энергопереход неизбежным. Национальная Академия Наук США применяла это понятие ко всему комплексу возможных мер, призванных сделать США менее зависимыми от ближневосточной нефти. То есть уголь входил в список альтернатив. Энергетический план администрации Картера включал удвоение его добычи. После выхода этого плана в свет Нью-Йорк Таймс написала:

Соединённые Штаты и весь мир находятся в начале нового энергоперехода.

Президент заговорил о третьем переходе от нефти к энергосбережению и солнцу. Он демонстрировал диаграмму, заимствованную у итальянского атомщика Чезаре Маркетти, который получил известность как сторонник водородной экономики.

Маркетти мечтал о плавучих атомных АЭС, которые бы производили водород, а отработанные отходы сбрасывали бы прямо на морское дно. Он писал о водородных самолётах (которые всё ещё не полетели полвека спустя – жидкий водород втрое легче керосина, да ещё кипит при -253°С). Во время своей работы в МИПСА он просчитывал энергетические сценарии на будущее вместе с Брауном и Ловинсом. Методы, которыми пользовался институт, были довольно спорными. Их критиковали за фаворитизм в сторону атомной энергии. Маркетти, со своей стороны, указывал, что мировая энергетика чрезвычайно инерционна, и будущее её уже предопределено. Себя он считал иконоборцем, но по сути он поставил на службу старую добрую S-кривую.

Но в чём-то он был оригинален. В пику атомщикам, он утверждал, что источники энергии уходят на задний план не по причине исчерпания, а по причине устаревания: нефть удобнее угля, газ – нефти и т.д. Чего нам не хватает для «мягкого перехода» – это не ресурсов или технологий, а времени. В полвека не уложимся, давайте будем смиренно ждать перед лицом неумолимого закона логистической кривой. Вацлав Смил критикует его за то, что уголь всё ещё с нами. Но по сути Маркетти оказался прав в инерционности мировой энергетики.

Проблема Маркетти кроется не в его ошибках, но во влиянии на умы. После него многие эксперты стали относиться к энергетической динамике как к процессу технологического распространения. Стали думать в категориях волн инноваций, сменяющих друг друга. На самом же деле новая волна не отменяет старую, а кроме того – энергии и материалы, конкурируя, находятся в симбиозе друг с другом

Автор указывает, что наша проблема гораздо сложнее постепенного истощения ресурсов, она связана с катастрофическим изменением климата. Ещё неизвестно, с чем мы столкнёмся, пройдя через пик: с новым подъёмом или падением в пропасть.

Сама же история идеи энергоперехода заставляет нас задуматься о преемственности среди исследователей и футурологов. Инструменты одной науки берутся для использования в другой на основании простой аналогии. Спустя годы, становится ясно, насколько непродуманы были концепции будущего, которыми кормили широкую публику футурологи. Если бы их фантазии ничего нам не стоили, можно было бы смириться. Но в том-то и дело, что на кону миллионы, миллиарды, триллионы. На кону наше благосостояние. И потому смеяться над отжившими концепциями я бы не стал. Их ещё нам предложат неоднократно, но всякий раз – под новым соусом.

В середине сентября Москва погрузилась в аромат довоенных споров и дискуссий экологического толка. Наш Журнал сообщал о начале работы глобального Форума Ecumene 2024– (авторитетная площадка для обсуждения ключевых проблем долгосрочного устойчивого развития мировой экономики, гармонизации и совершенствования финансовой повестки, выработки новых подходов к реализации основных задач Парижского соглашения по климату. Миссия Форума - включить позицию России в глобальную повестку устойчивого развития. Результаты работы Форума ежегодно презентуются в рамках конференции сторон Рамочной конвенции ООН об изменениях климата (КС) - ред.)

Список спикеров впечатлял. Приветствие от самого Михаила Мишустина, эксперты экс-глава РАН Александр Сергеев, экс-гринписовец Алексей Ярошенко, Всеволод Степаницкий, Вячеслав Фетисов, Сергей Сторчак, Илья Разбаш, и многие, многие другие.

К слову, к этому времени уже прозвучали слова Игоря Сечина, на ПМЭФ-2024, в которых он поставил под сомнение сам факт существования «Глобального потепления», а специальный представитель президента России по связям с международными организациями для достижения целей устойчивого развития Борис Титов известил, что повестка, которая в рамках Парижского соглашения по климату в основном диктовалась развитыми странами, несет несколько очень сложных противоречий. В ней делается упор на антропогенные факторы эмиссии, недостаточно внимания уделяется естественным природным факторам сокращения эмиссии и поглощения парниковых газов. Не выполняются обязательства развитых стран в отношении развивающихся по финансированию климатических проектов.

«Вообще с финансированием «зеленого перехода» существуют большие проблемы. Не создано задекларированного Парижским соглашением единого рынка углеродных единиц, который как раз мог бы кратно усилить потенциал как проектов по технологическому сокращению выбросов CO2, так и природных проектов, имеющих не меньший потенциал. Более того, климатическая повестка оборачивается экономическими барьерами - ЕС ввел односторонний механизм платы за углерод (трансграничный углеродный налог – авт.), фактически диктуя правила и создавая преимущества для экономик Европы. Все это позволяет предполагать, что «однобокий» подход к климатической повестке связан с обслуживанием экономических интересов крупнейших развитых стран и является способом сохранения их технологического и экономического превосходства. Все громче звучит тезис о необходимости преобразования климатической повестки и обеспечению «справедливого перехода» к климатической нейтральности», - заключил Титов.

В след, за громкими заявлениями последовали соответствующие оргвыводы, но видимо в той мирной жизни без прилётов дронов со взрывчаткой на окраины Москвы и до массовой детонации пейджеров в Ливане, некоторые из интенций глобальной тематики не были досказаны, и требовали ретроградной компенсации в виде провокационной иронии в стиле Йоргоса Лантимоса, одной из важнейших тем в репертуаре которого – раскрытие разных типов психологического насилия.

Хотя, силлогизмом делу и не поможешь, тут как говорится кто за что болеет.  

Отечественные СМИ отреагировали на Форум тотальным потоком изнурительных сообщений в ленте. Ценность информации ограничивалась важнейшей констатацией фактов открытия Форума и закрытия. Зарубежные СМИ не усмотрели в фактах открытия и закрытия Форума информационного предлога достаточного для публикации.

Скрупулёзный ТАСС по обыкновению уполномочено заявил со ссылкой на пресс-службу Газпромбанка, выступившего генеральным партнером мероприятия: «В Москве на площадке МИСИС с 16 по 18 сентября состоялся IV Глобальный форум Ecumene, в котором участие приняли около 180 спикеров из 36 стран, а за ходом сессий следило более 730 тысяч зрителей из 50 стран».

Остаётся только умиляться роскоши и богатству русского языка. Около 180 спикеров. И ведь не «рядом», не «возле», не «вблизи», ни «лицом к лицу», а именно «около». Понятно, что раз не удалось сосчитать точное количество спикеров, то уточняться вопросом о чём они говорили просто не уместно.

Конечно, если речь не идет о щедром партнёре.

Тут можно и процитировать: «Одно из ключевых обсуждений заключительного дня форума было посвящено справедливому, сбалансированному и эффективному энергопереходу. Модератором сессии по этой теме выступил вице-президент Газпромбанка Евгений Хилинский. Наряду со спикерами из России, в ней приняли участие эксперты из Китая, Индии, ОАЭ и ЮАР: основатель и президент Института финансов и устойчивого развития Цзюнь Ма, исполнительный директор Совета по технологиям, прогнозированию и оценкам (TIFAC) Прадип Шривастава, руководитель направления энергоперехода Аппарата Спецпредставителя ОАЭ по изменениям климата на КС-28 Абдулла Малек и гендиректор южноафриканского национального энергетического института SANEDI Званани Мате Титус. В ходе сессии участники обсудили роль различных видов топлива в сбалансированном энергопереходе и необходимые шаги для сближения стран в климатическом и энергетическом развитии.

«Сама концепция справедливого энергоперехода звучит достаточно просто: надо изменить экономику, сделать ее зеленой, но при этом сохранить рабочие места, доступность энергии и прочих благ. Но за этим простым описанием стоит на самом деле сложнейшая дилемма, которую человечеству еще предстоит решить», — приводит пресс-служба слова Хилинского.

Кто спорит, тема энергоперехода всегда уместна. А про всякие нюансы пацанам просто не успели рассказать.

«Человек состоит из того, что он ест и пьет, - сообщил на Форуме президент Международного эногастрономического центра Леонид Гелибтерман. Его слова на открытии «самой международной дискуссии форума услышала «Комсомолка». - Мы зависим от того, что мы едим. Более того, то, что мы едим сегодня, оказывает влияние на то, в каком направлении человечество будет развиваться завтра. Еда, в том числе ее прием, это важнейшая часть нашего культурного кода. На протяжении всей истории человечества еда делала больше, чем просто обеспечивала человека энергией. Фактически она стала катализатором социальной трансформации и организации общества, геополитической конкуренции, промышленного развития, военных конфликтов и экономической экспансии».

Издание отмечает, что Леонид Гелибтерман – тот самый человек, благодаря которому в России стал активно использоваться термин «гастродипломатия», как комплексная программа, целью которой является изменение имиджа страны (региона), его позиционирование (перепозиционирование) с помощью национальной (региональной) кухни.

Российского спикера поддержали дипломаты.

«Сегодня мы признаем то, что гастрономия несет в себе больше, чем просто приготовление пищи, отражая культуру людей, их традиции, уникальные природные ресурсы и их жизнь, - отметил Чрезвычайный и Полномочный Посол Доминиканской Республики в Российской Федерации Рамон Алехандро Ариас Сарсуэла. - Сам факт, что гастрономия объединяет в себе уникальные кулинарные технологии, превращает ее в фундаментальную технологию, которая помогает сохранять свою культурную и историческую идентичность и передавать ее из поколения в поколение».

Чрезвычайный и Полномочный Посол Федеративной Республики Бразилия в Российской Федерации Родриго Де Лима Баэна Соарес рассказал, что его государство – самое большое по населению и площади в Южной Америке, оно входит в тройку крупнейших производителей вина на континенте, крупнейший производитель риса за пределами Азии. И, конечно, эта страна занимает первое место в мире по производству кофе.

«Гастродипломатия - важный инструмент во внешней политике, - сказал Родриго Де Лима Баэна Соарес. – А с точки зрения влияния Бразилии в мире это еще коммерческая дипломатия для продвижения нашей сельскохозяйственной продукции. Безусловно, гастродипломатия играет роль и в устойчивом развитии».

Полемики в дискуссии не было, в разговоре приняли участие Чрезвычайный и Полномочный Посол Республики Колумбия в Российской Федерации Эктор Аренас Нейра, Чрезвычайный и Полномочный Посол Мексиканских Соединенных Штатов в Российской Федерации Эдуардо Вильегас Мехиас, Чрезвычайный и Полномочный Посол Республики Перу в Российской Федерации Хуан Хенаро Дель Кампо Родригес, Советник-Посланник Посольства Королевства Таиланд в России Маттанее Каевпаня, Чрезвычайный и Полномочный Посол Республики Уругвай в Российской Федерации Даниэль Рубен Кастильос Гомес, и что пикантно - проректор РАНХиГС Сергей Мясоедов.

ПЛАСТИКОВЫЙ ПАРАДОКС: УДОБСТВО ПРОТИВ ЭКОЛОГИИ

Журнал «ЭкоГрад» пришел на Форум в усечённом составе на сессию «Новый договор ООН по борьбе с загрязнением окружающей среды, в том числе морской, пластиковым мусором: актуальность повестки и пути решения».

В сессии приняли участие замруководителя Росприроднадзора Татьяна Кузнецова, глава департамента по вопросам окружающей среды ОПЕК Мохаммед Хассани Неджад Пиркухи, руководитель офиса Программы ООН по окружающей среде в России Владимир Мошкало, директор по устойчивому развитию ПАО «СИБУР Холдинг» Максим Ремчуков, главный научный сотрудник Филиала федерального государственного бюджетного учреждения «Петербургский институт ядерной физики им. Б.П. Константинова Национального исследовательского центра «Курчатовский институт» - Института высокомолекулярных соединений, член-корреспондент РАН Сергей Люлин, руководитель программы «Ответственное потребление», фонд «Природа и люди» Марина Серякова, Исполнительный секретарь, Межправительственный комитет по ведению переговоров (МКП) Матур-Филипп Джиоти, советник Департамента международных организаций МИД РФ Инна Романченко.

Участники дискуссии обсудили роль науки, государства, бизнеса и гражданского общества в выстраивании эффективной системы управления пластиковыми отходами и построении экономики замкнутого цикла, а также обменялись опытом решения этой проблемы.

Открывая сессию, советник руководителя Федерального агентства водных ресурсов Илья Разбаш отметил, что будущий договор должен стать ключевым юридически обязывающим соглашением, продвигающим мир к будущему без токсинов.

«Предполагаемая сфера его действия должна включать все виды воздействия пластмасс на протяжении всего их жизненного цикла, на здоровье человека и окружающую среду», - уточнил он.

Ежегодно в мире образуется около 275 млн тонн пластиковых отходов. Из них до 12 млн тонн попадает в океаны, нанося морским экосистемам ущерб, размер которого оценивается на уровне $13 млрд. При этом, как неоднократно подчеркивали участники дискуссии, жизнь современного человека невозможно представить без полимерных материалов.

«Мы выступаем за необходимость строго следовать мандату переговоров, закрепленному в резолюции UNEA-5/14 (Ассамблеи ООН по окружающей среде). Будущий договор должен носить исключительно природоохранный характер, предусматривающий обязательства и ответственность для всех участников. Только вместе мы сможем справиться с этой задачей», - сказал Илья Разбаш, подводя итоги сессии.

Спикеры были подобраны организаторами вполне органично, так что выступление каждого следующего эксперта не содержало излишних элементов полемики, но удачно дополняло предыдущего в деле создания общей картины в выбранной теме.

Так Татьяна Кузнецова весьма дипломатично, но определенно затронула тему российских национальных интересов в любом международном соглашении:

Видео:

Сергей Люлин предупредил о вреде излишнего алармизма в теме обсуждения вреда пластика, и подробнее остановился на описании новейших знаний про микропластик в природе и в орбите существования человека.

Видео:

Владимир Мошкало рассказал о роли журналистов в деле популяризации основных глобальных реалий в понимании «Зеленой экономики». В частности, он рассказал про одного известного российского журналиста, который заявил в эфире про то, что Россию обманом вталкивают в невыгодные ей международные «зеленые договоры». Владимир Владимирович уточнил, что пытался позвонить этому журналисту в эфир, а не дозвонившись, утратил к нему всякое уважение,

Позже на полях Сессии журналист «ЭкоГрада» обсудил эту историю с модератором сессии Ильей Разбашем. Финалом обсуждения было согласие сторон.

Видео

Выступление великолепной Матур-Филипп Джиоти было встречено аплодисментами. Джиоти включилась из городского парка. Вокруг нее ходили люди, бегали спортсмены. И говорила эксперт просто демократично о том, что необходимы уважаемые всеми инструменты регулирования в теме, но уважение должно быть построено на равноправном общении, учитывая интересы всех сторон.

Максим Ремчуков попытался реабилитировать пластик. Производство пластика, преимущество пластика для организации инфраструктуры обитания современного общества. Рассказал об инновационных – химических способов переработки пластика. Когда использованные пластиковые изделия превращаются в вещества схожие по свойствам с нефтью и газом. Позже на полях Сессии Максим Константинович уточнил «ЭкоГраду», что примерно три четверти пластика, «который оборачивается» в РФ – произведено «Сибуром».

Марина Серякова рассказала о своём опыте сбора и сортировки пластика в своей квартире и призвала участников Сессии не повторять её этот ужасный опыт. И дело не только в том, что хранение и переработка в жилом помещении твердых бытовых отходов опасна для обитателей квартиры. Само захламление квартиры ворохами легковоспламеняющегося пластика могла привести к трагедии, и очень хорошо, что все обошлось.

Хассани Неджад Пиркухи Мохаммед заявил, что сам по себе пластик не более опасен, чем другие материалы, но требует рачительного, рационального компетентного подхода к его использованию и обязательной утилизации.

В резюме спикеры констатировали, что совсем отказаться от использования пластика в быту и экономики нецелесообразно. Важно сосредоточить внимание на развитии технологий рециклинга, рациональном применении пластика во всех его формах, предотвращении его попадания в окружающую среду, а также на сборе, сортировке и переработке уже накопленных пластиковых отходов.

Игорь Панарин, Екатерина Яшина

Подробности

Категория: Эко экономика