Эта история произошла в далеком 2000-м году. Только отгремели лихие 90-е с их стрельбой, разгулом братков и… Карнавальными маски-шоу, устроенными белорусскими правоохранителями, которые с коллегами из смежных ведомств быстро и жёстко разобрались с хозяевами малиновых пиджаков на плечах, золотых цепей на шеях, куполов на спинах и прочей «статусной» атрибутики.
Ради справедливости – простые граждане выдохнули с облегчением. Народ устал от беспредела, стрельбы и распальцовок. И первые ростки порядка были приняты всеми на ура. Даже муха Настя, которой судьба приготовила одно из главных мест в нашем рассказе, радостно жужжала среди кустов. Насекомое уже не боялось оказаться контуженной звуками выстрелов или раздавленной телом при очередной разборке.
А для Виктора, талантливого журналиста, она ознаменовалась переводом в столицу. Молодой человек был счастлив. В свои 27 лет он повидал многое. Работая в достаточно специфичном издании, не раз становился свидетелем захватов и спецопераций. Поэтому среди правоохранителей не надо пользовался авторитетом, а многие серьезные товарищи с большими звездами в какой-то степени стали хорошими друзьями.
Минск встретил Виктора надменно - понаехали. Даже дом дореволюционной постройки, казалось, с презрением смотрел на провинциала. А уж хозяйка квартиры, лицо тончайшей душевной организации, настолько высокомерно озвучила условия, словно она – фрейлина Её Императорского высочества, а перед ней - юный корнет:
— Никаких животных, девушек, друзей и громких звуков.
— Я храплю, — смущенно признался журналист.
— Бз, — тихо подтвердила Настя, каким-то образом оказавшаяся здесь же.
— Отвыкайте, — фыркнула женщина, — здесь вам не провинция, живут не терпящие шума воспитанные, интеллигентные, и высокообразованные люди.
— Особенно алкаш во дворе, — подумал Виктор, — обладатель интеллигентнейшего перегара, от которого вяли цветы и осыпались листья.
— Предыдущий квартирант был доктор наук, профессор, — продолжала хозяйка, — имейте в виду, в случае возникновения любой коллизии, я буду извещена в сей же час, и меры будут приняты соответственно сложившейся ситуации, вплоть до экстраординарных.
То, что информация будет доведена мгновенно, Виктор не сомневался. Еще у дома он обратил внимание на лавочный отдел ветеранш НКВД штатной численностью в пять старушек. Журналиста они сверлили такими жесткими взглядами, что позвоночник мгновенно покрылся инеем. Мужчина был уверен, что даже Палыч – его хороший знакомый и по совместительству не самый маленький милицейский начальник, моментально бы ответил на все вопросы следовательниц пенсионного возраста. И попробовал бы не сделать! Не брит, не разговорчив? Стоять! А уж если не поздоровался… Зашибут насмерть клюками.
Да мимо этого надзора даже муха не пролетит! Хотя Насте повезло. Она прошмыгнула, спрятавшись на левом плече Виктора. Том, которое бабули не видели.
Спустя час, выслушав больше сотни указаний (дверями не хлопать, в квартире не курить, музыку громко не слушать, по телефону разговаривать шепотом) и заплатив за месяц вперед, Виктор наконец-то остался один.
— Грымза, — выйдя на лоджию, журналист нервно закурил, аккуратно стряхивая пепел в баночку, — или старая дева, или бывшая партчиновница, или и то, и то в одном флаконе. Они все контуженные на мозжечок. Не удивлюсь, если в квартире спрятан чемодан портретов Ленина и других вождей коммунистической партии советского Союза.
— Бз, — согласилась Настя.
Успокоившись и затушив окурок, Виктор вернулся в квартиру для осмотра места проживания. Ничего выдающегося. Ванная, туалет, кухня, прихожая. Все чистое, нигде не отваливается. Жить можно. В комнате из мебели были тумба, на которой пылился телевизор «Витязь», и диван. На стене полки. Кстати, как Виктор и предполагал, они были заставлены по большей части материалами съездов Коммунистической партии Советского Союза и прочей агитационной макулатурой времен СССР.
А вот диван заслуживал отдельного внимания. Югославский. Явно в свое время был куплен по большому блату. Места занимал немного, но в раскрытом состоянии - половину комнаты точно.
— Может, лучше сейчас разложить? — Подумал Виктор.
Идея была неплохой, тем более, что вечером на громкие звуки могло примчаться пенсионное НКВД. А с ним связываться не хотелось. Мужчина вспомнил Виссарионовну, как ее назвала хозяйка, особо внимательную старушку. Бабуля, скорее всего, здесь охраняла покой еще при Николае Втором Александровиче. А во времена оккупации, по слухам, этот дом даже немцы обходили стороной, отчаянно крестясь и истово шепча молитвы, чтобы не встретиться с грозной старушкой. Причем, что в Первую Мировую, что в Великую Отечественную.
— Бз, — перекрестилась крылышками Настя, вспомнив, как от взгляда Виссарионовны ей свело судорогой лапки.
Тряхнув головой, чтобы отогнать образ страшной бабули, Виктор подошел к дивану и приподнял сиденье.
— Ох… (превратиться в мужскую гордость), то есть, бзззззз, — не выдержала Настя.
— Ох… (удивиться до фаллообразного состояния), то есть…
Согласившись с мухой и с грохотом опустив сиденье, Виктор замер. Нет, такого просто не может быть. Второй раз он поднимал сиденье так же осторожно, как сапер мину. И с каждым миллиметром диван все больше приоткрывал свою тайну.
Это был не сон. Внутри сиял огромный полупрозрачный пакет, набитый толстыми пачками денег. Виктор, несмотря на нетерпеливое жужжание Насти, снова опустил сиденье и задумался. Скорее всего, тот самый «доктор наук, профессор», о котором говорила хозяйка, был таковым, только подходя к дому. Журналистского опыта хватило понять – кто-то из бывших квартирантов-братков (с погонялом Доктор или Профессор) сделал заначку, но однажды не вернулся с очередной разборки или, что более вероятно, стал главным героем спектакля, срежессированного белорусскими правоохранителями. Как правило, об актерах таких постановок больше никто никогда не слышал. И поделом.
Как поступить с деньгами? Вариант отдать хозяйке даже не рассматривался.
— Надо было не лениться и перед сдачей в аренду делать уборку, — хмыкнул Виктор.
— Бз.
— Государству – не вариант. Двадцать пять процентов не дадут, не клад.
— Бз.
— Получается, что деньги – мой законный трофей.
— Бз, бз, бз-бз-бз.
И перед глазами Виктора понеслись картины одна прекраснее другой. Эта квартира будет куплена. Место хорошее, дом отличный, ремонт сделается по последнему слову. В ванной надо поставить джакузи, обязательно, там будут плескаться длинноногие фитомодели. Хотя нет, одна, а то местное НКВД у подъезда не поймёт акта группового соития. Да в чем проблема? Бабушкам будут найдены гиперактивные дедушки. Виссарионовне персональный подарок - портрет Виссарионовича. А если захочет, так и сам вождь всех времен и народов наведается в гости. С такими деньжищами заказать актера – плевое дело. Будет мало – Владимир Ильич Ленин забежит на огонек. Да хоть Николай Второй Александрович.
С этими мыслями Виктор аккуратно достал пакет и вытащил первую толстую пачку.
— П…ц (безвыходная ситуация на жаргоне гинеколога), то есть бз, — разочарованно прожужжала Настя.
А Виктор сдерживался изо всех сил, чтобы не заорать матом. Такого жестокого разочарования не испытывал даже Басков, когда вместо ста букетов ему преподнесли девяносто девять. Пакет на самом деле был под завязку набит деньгами, только не настоящими. На всех купюрах номинал – десять тысяч, а вот с портрета…
Таращился Мавроди, самый известный аферист и мошенник девяностых, который оставил в дураках миллионы вкладчиков. Его МММ за кровные рубли выдавал взамен так называемые «мавродиевки» - ценные бумаги, стоимость которых якобы росла с каждой минутой. Итог всем известен. Мавроди получил срок, оставшись с деньгами, а народ по традиции – с пшиком в виде «мавродиевок».
Такого жестокого облома не испытывал даже президент Франции Макрон во время переговоров с Джо Байденом, когда престарелый президент назвал коллегу Дженифер Лопес. Хотя, это же Запад, кто их там поймёт, толерантных. Может, дедушка и не ошибался.
Виктор от злости чуть не закурил прямо в комнате, но, опомнившись, вышел на лоджию. Два стресса за минуту! Несправедливо. Совсем несправедливо! Для одного — это перебор. А вот для двоих…
Пришедшая в голову мысль была не просто безумной. Скорее, изощрённой по своей дерзости и придурошной. Если уж фортуна решила поиздеваться, фигурально повернувшись задними полусферами, то негоже одному оставаться жертвой розыгрыша.
И Виктор решился. Через пару минут, ухмыляясь, он прижимал к уху трубку телефонного аппарата:
— Пал Палыч, приветствую. Можете принять меня через часик? Дело не терпит отлагательств.
— У тебя все не терпит отлагательств, — добродушно отозвалось из трубки, — заходи, пропуск выпишу. Секретного ничего? У меня совещание будет.
— Никакого секрета, наоборот, — стараясь не заржать, заверил Виктор, — даже лучше, что вы будете не один.
— Тогда через час, — и в трубке раздались короткие гудки.
То, что он придурошный, Виктору говорили с детства. Еще в школе учителя с ужасом ожидали очередной выходки неугомонного ученика. То притащит в класс лягушку и подбросит в портфель зубрилы, то доску намажет воском. С возрастом пионерский огонь в соответствующем месте не только не погас, а разгорелся еще сильнее. Чего стоил только портрет Жириновского, оформленный как икона. И ведь на него молились почти месяц. Как только батюшка анафеме не предал.
Поэтому не удивительно, что идея разыграть руководителя МВД среднего звена была настолько же неадекватной, как идея Бузовой защитить кандидатскую диссертацию по эволюции щетинистых червей на кафедре машиностроения юридического университета.
Спустя час, с двумя самыми толстыми пачками в карманах, Виктор уже поднимался по ступенькам вместе с Настей. Которая, поднабравшись опыта, лихо прокатилась на левом плече журналиста.
— Здравствуйте, Пал Палыч, разрешите? — деликатно постучав, Виктор открыл дверь высокого кабинета.
— Заходи, дорогой, заходи, — начальник восседал во главе стола, за которым с чашками кофе расположились замы, помы т т.д., всего человек пятнадцать.
Атмосфера в кабинете была неформальной и расслабленной. А что вы хотели. Пятница, конец рабочего дня, на улицах относительно спокойно, впереди – выходные.
— Многовато народу, — подумал Виктор, но отступать было некуда, и, несмотря на предупреждающее жужжание Насти, журналист немного растопырил пальцы.
— Палыч, дорогой, я тебе, без базара, обязан. Дома сидел и подумал. Сколько раз ты меня крышевал. Добро помню, не сомневайся, я пацан конкретный, фуфломецин не гоню.
Охреневшая, если не сказать круче, Настя, без единого звука начала медленно взлетать. Бедное насекомое поняло, что в своей жизни сделало одну, но огромную ошибку – село на плечо этому придурошному.
А придурошный, распалившись от собственной смелости, растопырил пальцы на максимум и почти заорал:
— Два вагона алюминия недавно толкнул, бабки получил реальные. И все благодаря тебе, Палыч. О такой крыше можно только мечтать.
— Ты обкурился? Какая на… (языческий символ плодородия) крыша. Какой, бл… (блудница-волонтер), алюминий? — Палыч поднял голову и посмотрел прямо на … Настю, которая, потеряв сознание, ушла в глубокий штопор.
— Есть маленько, на радостях коньяка хряпнул, — вздрагивая заледеневшим от взгляда начальства копчиком, согласился Виктор. — Но ты не сомневайся, я добро помню. Вот.
И на стол упала самая толстая пачка.
— Подгон тебе, Палыч. Купи шубу своей мегере, знаю, она твой мозг долбит, как таможня челноков. Если мало, добавлю без базара.
В гробовой тишине раздалось тихое звяканье: на блюдца приземлялись чашки, которые одновременно опустили замы, помы и прочие непричастные лица.
Виктор окинул взглядом присутствовавших.
— Они ж за оклад корячатся. Пусть себе купят что или женам. Да хоть на лебедей в клубе потратят.
И на пол упала вторая пачка.
— Поделите по-братски, пацаны. Будет мало, только скажите, подгоню, сколько нужно, привезу через ча…ёёёё.
Монолог был прерван жестким ударом. Лица. Об стол. За спиной щелкнули наручники, а выпучившая глаза Настя истово крестилась всеми лапками, моля святого Жука-Короеда уберечь ее от ареста за соучастие.
В наступившей суматохе, словно Гоголевский Вий, прогремел Палыч:
— Поднимите мне… этого придурка. Чего ржёшь, болезный, в психушку отправить или СИЗО?
— В клуб, к лебедям, — справившись с хохотом, ответил Виктор.
И тут же снова встретился со столом. Стало ясно, что подчинённые Палыча шуток не понимают и действуют быстро и жестко. Ранее контуженная Настя, взвизгнув, попыталась скрыться, но её придавила злополучная пачка, которую швырнул Палыч:
— Ты кому взятку принес, юродивый?
— Какую взятку, вы о чем?
— Вот эту!
Палыч схватил деньги со стола. Настя, воспользовавшись моментом, быстро побежала к пустой чашке зама или пома, уверенная, что уж по ней бить точно не будут.
— Вот эту самую! — Голос начальника гремел, как труба Всадника Апокалипсиса. — Вот эту, б… (святая женщина по версии одиноких мужчин), е… (жертва процесса соития) пачку! Оп.
— Наконец-то заметил, — с облегчением подумал Виктор, которому откровенно надоело вытирать лицом стол, да и руки затекли.
В наступившей тишине Палыч швырнул деньги на чашку, а предсмертный вопль Насти был заглушен басовитым:
— Отпустите этого долбо… (синоним слова придурошный). И снимите наручники.
Через десять минут Виктор наслаждался свежим кофе и под хохот Палыча делил «подгон» по-братски. Каждому хотелось получить раритетный в новом тысячелетии сувенир. Что ни говори, а выглядели «мавродиевки», как настоящие деньги. Кто-то уже планировал розыгрыш коллег, а Палыч, добродушно чертыхаясь, обещал Виктору самые страшные кары, если тот посмеет ещё хоть раз пошутить таким экзотическим способом.
Кстати, Виктору пришлось вызывать такси и привезти оставшиеся «деньги». Слух о кладе распространился мгновенно, и каждый посчитал своим долгом попросить начальство о небольшом подарке. В итоге пакет разошёлся на ура. А последнюю банкноту из пачки, на которой остался оттиск несчастной Анастасии, Виктор забрал себе.
Как талисман на счастье, да и Настю было жалко. Поэтому спустя двадцать четыре года он наконец и рассказал эту историю. Не самодовольства ради, а только во имя увековечения памяти безвинно усопшего насекомого.
А вот с нашими правоохранителями лучше не шутить. Никогда. От слова совсем. Даже самым талантливым журналистам.
