«Думается, в фундаменте творчества писателя (Альберта Лиханова – Т.М.) заложены «Чистые камушки». Герой их – подросток Михаська – даёт взрослым наглядный урок того, как нужно жить ярко, яростно, самоотверженно, неравнодушно. Михаська – борец по натуре»*. Это в 1979 году на страницах аж «Правды» написал литературный критик Валентин Свининников (род. 1937), в своей статье под типичным святорусским-святосовковым названием «Созидать добротой».
Валентин Свининников – фигура влиятельная. В советское время он сначала неравнодушно работал завсектором информации ЦК ВЛКСМ. Затем самоотверженно трудился инспектором подотдела печати Комитета народного контроля СССР, ярко служил заместителем главного редактора издательства ЦК КПСС «Плакат». Уж не знаю, яростно ли, но защитил кандидатскую по философии в Академии общественных наук при ЦК КПСС, после чего ослепительно-блистательно, потрясающе-грандиозно руководил Главной редакцией художественной и детской литературы Госкомиздата РСФСР. В новой России философ-марксист – заместитель главреда журналов «Честь отечества» и «Славяне», академик Международной славянской академии наук, образования, искусства и культуры, лауреат Национальной премии «Имперская культура» имени профессора Эдуарда Володина 2022 года. Великолепно-божественный советско-русско-православный патриот, короче говоря.
1975 год. Простой советский критик Юрий Михальцев (тогда недавний выпускник Литинститута имени А.М. Горького) в молодёжном журнале «Молодая гвардия» высказался, кажется, ярче, яростней, самоотверженнее Свининникова: «…Михаська всюду сражается до конца, до победы – не за себя, за ребят, которые не знают, что можно жить, высоко подняв голову, за соседку Ивановну и её внучек, за своих отца и мать, чтобы отстоять их у зла, у корысти, чтобы жизнь была чиста и светла, как прозрачные камушки»**.
Ай, как много у Михальцева со Свининниковым в приведённых отрывках кондово-советского пафоса. Свининников, к слову, привык так писать и давать волнующе-патетические названия своим статьям тоже привык. «О бесценном богатстве мира» (это о воде, работа 2010 года), «Война, прошедшая через сердце» (это 2015-й) и т.п. – атавизм, в XXI веке такие заглавия. А Михаська, как говорится, за что боролся, на то и напоролся, за что сражался, с тем и распрощался, за что воевал, то и потерял. По-совковому гордо подняв голову. За ребят, за соседку Ивановну и её внучек, за своих отца и мать, за себя и за Сашку.
новые смыслы ищут, к чему прикрепиться
смысл – паразит, он пожирает всё естественное и живое
но только так возможно понять вещи, уже после вещей
у нас остаётся смысл, и мы с ним играем
как полоумный ребёнок с единственным кубиком
Трофим Морозов воевал на Гражданской: теснил колчаковцев, дослужился до младшего командира РККА. В коллективизацию был председателем Герасимовского сельсовета Тавдинского района Уральской области: «открыл лавочку» по продаже справок, с которыми ссыльные кулаки получали право покинуть спецпоселение, и за такой бланк с печатью три шкуры драл. А помимо махинаций с документами, присваивал имущество, у кулаков конфискованное. Одно слово – ветеран.
Жена Трофима Татьяна (ур. Байдакова), несмотря на внешнюю суровость, была очень доброй и трудолюбивой женщиной. Свёкор Сергей Морозов, будущий убийца её детей (старшего 13-летнего Павлика и на 5 лет младшего Феди) возненавидел Татьяну с самого начала её замужества. За то возненавидел, что отказалась с ним жить одним хозяйством и настояла на разделе. А «одно хозяйство» со времён России, которую мы потеряли, традиционно грозило крестьянской невестке много чем, вплоть до снохачества.
При царе, надо сказать, отец Трофима служил жандармом, а мать промышляла воровством, конокрадством.
Трофим пьянствовал. Жену бил. Бросив её с четырьмя детьми, которых тоже бил, ушёл к любовнице. После этого Татьяна, Павлик Морозов и три его младших брата стали жить очень бедно.
Из статьи литературного критика и публициста Владимира Бушина «Он всё увидит, этот мальчик…» (1998 г.):
«Однако напомним, никаких доказательств, что Павел сказал о служебном корыстном жульничестве отца работнику райкома или милиции, нет. И нет ни слова о доносе в материалах… суда над убийцами братьев, – ни в показаниях подсудимых и свидетелей, ни в других приобщённых документах***.
А есть заявления такого рода: «Сергей Морозов был сердит на внука, ругал его за то, что он давал показания против отца на суде»… «На суде сын Трофима Морозова, Павел, подтвердил, что видел в доме чужие вещи»… «Мой свёкор ненавидел нас с Павликом за то, что он на суде дал показания против Трофима…» и т.д.
Да, именно так: дал на суде показания против отца, а точнее сказать, по причине малолетства, будучи допрошен в присутствии матери и учительницы, Павел лишь подтвердил то, что в качестве свидетельницы показала мать. И никак иначе он поступить не мог. Надо думать, что, как это водится всегда, его предупредили, и он знал об ответственности за ложные показания. И вот мать уже дала правдивые показания. Значит, если Павел захотел бы выгородить родимого негодяя, то, во-первых, он скорее всего был бы легко уличён в неправде, а главное, ему пришлось бы выбирать между ненавистным отцом и любимой матерью, которую он ложными показаниями мог поставить под удар. Синклит сердцеведов ныне твердит: вот и должен был во имя отца-страдальца поставить под удар мать! Слава Богу, мальчик поступил по-своему: встал на сторону несчастной, опозоренной отцом матери. В этом весь его грех. Судите его, сердцеведы!..»****
Встал на сторону несчастной, опозоренной отцом матери. За это его душелюбы и людоведы и судили. Для злобного кулацко-патриархального расеянства в этом ещё какой грех. Смертный. Двоюродный старший брат Павлика Данила Морозов: «Федю мы убили только затем, чтобы нас не выдал. Он плакал, просил не убивать, но мы не пожалели…»
«Труп Фёдора Морозова находился в пятнадцати метрах от Павла в болотине и мелком осиннике. Фёдору был нанесён удар в левый висок палкой, правая щека испачкана кровью. Ножом нанесён смертельный удар в брюхо выше пупка, куда вышли кишки, а также разрезана рука ножом до кости…» (эта и следующая цитаты из акта осмотра трупов Павлика и Феди, составленного участковым милиционером Я.Т. Титовым).
«Морозов Павел лежал от дороги на расстоянии 10 метров, головою в восточную сторону. На голове надет красный мешок. Павлу был нанесён смертельный удар в брюхо. Второй удар нанесён в грудь около сердца, под каковым находились рассыпанные ягоды клюквы. Около Павла стояла одна корзина, другая отброшена в сторону. Рубашка его в двух местах прорвана, на спине кровяное багровое пятно. Цвет волос – русый, лицо белое, глаза голубые, открыты, рот закрыт».
Встал на сторону матери. В этом весь его грех. А донос – выдумка совковой журналистики начала 30-х.
Та весомая часть советской культуры, которая ублюдочный выкидыш Пролеткульта, делала из Павлика Морозова Михаську, чистенького красного святошу. Дерзкого! Прямого! Гордого! Ну такого огненно-пламенного, такого праведно-возмущённого… Словом, типичного совка. Если не стукача, то психологического манипулятора-провокатора непременно. Взять хоть картину Никиты Чебакова «Павлик Морозов» (1952), хоть памятник в Герасимовке работы П.А. Сажина с монументом в Березниках Л.С. Мартынова да со статуей А.К. Амбрулявичуса в Ухте (соответственно 1951, 1963 и 1968 год), или же запрещённый Политбюро фильмец С.М. Эйзенштейна «Бежин луг» (середина 30-х). А Павлик Морозов был простой, скромный мальчик.
*Свининников В.М. Созидать добротой // Правда, 1979, 29 сентяб.
**Михальцев Ю.В. И плакать и смеяться // Молодая гвардия, 1975, №1.
***Уголовное дело Трофима Морозова и его подельников, увы, сгорело в 1950 году на пожаре в архиве Свердловского облуправления МГБ СССР. И судья по делу Трофима Анна Карманова, и следователь по делу об убийстве мальчиков Елизар Шепелев (соответственно в письме и интервью журналистке Веронике Кононенко) донос отрицали. – Т.М.
****Бушин В.С. «Он всё увидит, этот мальчик…» // Завтра, 1998, №2(214).
