«Дикая дивизия»: бурятская 321-я стрелковая, которую боялись немцы
Лето 1941 года. В Улан-Удэ и Троицкосавске формируется 321-я стрелковая дивизия. 80 % бойцов — буряты и эвенки прямо из улусов и сёл. Многие впервые увидели поезд, когда ехали на фронт.
В 1943 году под Орлом немцы впервые столкнулись с ними в штыковом бою. В донесениях вермахта паника: «Русские атакуют с криками и песнями, идут плотным строем под огнём, не ложатся». Это были наши ребята — перед атакой пели ёхор, держались плечом к плечу и шли вперёд, как на Сурхарбане.
От Курской дуги до Кёнигсберга. Потери — больше 75 %. Ни одного случая сдачи в плен. Немцы назвали их «дикой дивизией» — не от страха, а от непонимания: как можно так драться?
Русские дивизии тоже шли в штыки геройски. Но 321-я делала это по-своему — с ёхором в сердце и без шагу назад.
Вечная память героям, которые доказали: бурятский дух сильнее стали и огня.
«Буди мальца, пусть попрощается с отцом»
Ночь выдалась темная. Украинское село Балаклея спало спокойным сном. Ничто не предвещало надвигающейся бури. А тем временем, под покровом ночи, приближались тени возмездия. К селу приближалась группа партизан. В прошлом лейтенант РККА, а ныне, уже в 1943 году, командир разведки партизанского отряда Леонид Ефимович Беренштейн, уже бывал здесь. И теперь его сюда вела жажда мщенья. В одном из домов спокойно восседает Шатайло, тот самый, который в 1941 году перешел к немцам. У Леонида Ефимовича с ним давние счеты.
Лейтенант Бернштейн, получив ранение, попал в плен в сентябре 1941 года под Оржицей. Правда очень скоро ему удалось бежать. Но его выдали местные жители. И вновь ему удается бежать. Тогда то судьба привела его в село Балаклея. Тогда молодой лейтенант чуть в третий раз не попал в плен. Бывший командир РККА, а ныне полицай Шатайло, нагрянул в этот дом с обыском. Тогда Бернштейна спасло лишь чудо. Помощник Шатайло не решился потревожить старуху, лежавшую на матрасе, под которым и спрятался Леонид Ефимович.
Прошло почти два года. Бернштейн стал легендой партизан. Он уже пустил под откос не один десяток эшелонов противника. Но он помнил всех, кто служил немцам, кто предал Родину. Не забыл он и Шатайло. И вот в эту ночь нить возмездия вела его в село. Один из местных указал партизанам на дом полицая. Бернштейн ворвался в дом и застал Шатайло за ужином. Рядом хлопотала жена, а чуть поодаль спал их сын. Холодным тоном Бернштейн произнес:
Буди мальца, пусть попрощается с отцом!
Женщина же в ответ лишь произнесла:
Не будите ребёнка, а этого зверя можете и убить.
Шатайло вывели из избы. К этому времени к селу прибыли части СС. Разгорелся жаркий, но короткий бой. Пулеметы партизан выкосили всех прибывших на помощь полицаям. Судьба Шатайло была решена. Он выдал всех, кто сотрудничал с нацистами. Он рассчитывал на милость, но к таким милости не испытывал никто. Так завершил свою жизнь еще один из предателей Родины.
А Леонид Ефимович Бернштейн продолжил свой боевой путь, вперед, к Победе. Судьба уготовала ему длинную жизнь. Умер он в 2019 году, в возрасте 98 лет, в Израиле.
Почему Будапешт для Гитлера был важнее Берлина
Здравствуйте Уважаемые читатели! Все мы знаем, как в последние дни апреля 1945 года руководство рейха цеплялось за каждую соломинку в надежде протянуть время, при этом, наверное, точно зная, что в окружённом Берлине его уже немного. По большому счету после падения Будапешта и Венгрии фашисты были загнаны в угол. И чем так важен был Будапешт для них и почему Гитлер снимал войска с Берлинского направления ради спасения столицы Венгрии? Давайте разбираться. Итак, в конце декабря 1945 года части Красной Армии окружают Будапешт, заняв часть излучины Дуная, на которую враг мог опереться. Поэтому уже 1 января 1945 года начинается операция "Конрад" по прорыву в город и выходу к Дунаю. Для участия в этом контрударе немцы снимают из-под Варшавы 4-й танковый корпус СС, который и пытается деблокировать 200 тысячный котел. Снятие этих сил приведет к захвату плацдарма нашими войсками на Одере в 60 километрах от Берлина в первые дни февраля 1945.
Попытки пробиться в город будут идти до конца января и закончатся только потерями. А в середине февраля падет и столица Венгрии. А это не только последняя нефть и бокситы угасающего рейха, но, наверное, немаловажное значение имела возможность отступить в Австрию в так называемую Альпийскую крепость, из которой врага выбить было сложно, но для этого надо было обезопасить Вену. А Берлин в таком случае можно было оставить. Поэтому в марте 1945 года немцы бросают в бой самую мощную в рейхе 6-ю ТА СС, имевшую до 900 единиц бронетехники в ходе операции "Весеннее Пробуждение". Цель была пробиться к Дунаю и закрепиться на его берегах, обезопасив Австрию с её промышленностью и какими никакими ресурсами, включая нефть. Но это попытка заканчивается провалом и начинается Венская наступательная операция Красной армии. Фронт катится на запад и уже 4 апреля 1945 Красная армия была на подступах Вены - это означало, что последние дни Гитлер проведет в Берлине.
Почему немцы цеплялись за эту идею? Все просто. Между союзниками отношения были натянуты, особенно дерзила Британия, да и пыл США охлаждала только война с Японией и в этом фюрер был прав. Это понимали и в Москве, поэтому старались как можно скорей взять Берлин и покончить с Третьим Рейхом. Так же Сталин в марте 1945 года не дал резервы для отражение "Весеннего пробуждения", указав, что эти силы для наступления на Вену и войну затягивать нельзя. Отбились войска под командованием Федора Ивановича Толбухина имевшимися силами, показав выучку и грамотность командования. А я еще раз повторюсь: Битва за Будапешт имела огромное значение в 1945 году. Так же, я рассказал, почему феерическое начало Битвы за Москву для врага закончилось полным фиаско. А на этом все. Еще больше фактов на канале "Наша история это Гордость" в ТГ. До свидания!
Бой за город-крепость Эльбинг, еще одна Познань 1945


Здравствуйте Уважаемые читатели! В конце января в ходе Висло-Одерской операции, командующий 2-ым Белорусским фронтом Рокоссовский К.К. поворачивает 5-ю танковую армию на север и она с боями прорывается к низовьям Вислы и Балтийскому морю, тем самым отрезав Кенигсберг от Германии. А затем советские войска входят в город Эльбинг, в котором оборонялось 14 тыс фашистов, при этом для защиты города массово привлекалось мирное население. Первые танки, вошедшие в Эльбинг 25 января 1945, были сожжены, и теперь предстоял штурм. Бои шли практически за каждое здание, а враг уперся и отступать не хотел. В итоге Эльбинг был взят только к 10 февраля 1945 года. Так же, я рассказывал про танковое сражение на улицах Воронежа, в котором были заблокированы две танковые бригады РККА в начале июля 1942. А на этом все. Спасибо за внимание. До свидания!
Матрёшка: война, эгоист с пулемётом, нацисты, Великая Отечественная, это что же получается я попаданец и деревянная игрушка
Рыжие мокрые волосы выбивались из-под шлема девчонки с аккуратными короткими ноготками в тяжёлом броннике. С большим трудом сфокусировав зрение, на плече валькирии я разглядел шеврон на липучке с изображением красного креста. Вместе с небритым коренастым мужичком с покоцанным, видавшим виды АК за спиной она, пригибаясь, упорно тащила меня на самодельных волокушах куда-то сквозь высокую, высохшую, хрустевшую инеем траву и камыш, головки которого оледенели и смешно постукивали, касаясь друг друга. Блям-блям-блям-блям! В этих нехитрых, вроде бы, звуках мне даже слышалась какая-то мелодия. Мысль об этом вызвала улыбку на губах. Приехали. Кажется, я и правда умираю…
Умирал, и не то чтобы сильно расстраивался. Честно, скорее испытывал какое-то облегчение. К тому же совсем недавно я испытал нечто, что большая часть вас посчитала бы настоящей фантастикой. Можно сказать, что жизнь прожил не зря. Нет, ну а как вы назвали бы путешествие в прошлое, да ещё в далёкий 1941 год? Впрочем, не буду вас томить, давайте расскажу всё по порядку. История будет динамичной, может быть, местами рваной (потому что рассказываю, как умею, и ничего больше вступительного сочинения в универ на тему «Моральный выбор Раскольникова в романе Достоевского «Преступление и наказание» раньше не писал), но я думаю, вы меня простите, сделав скидку на моё состояние. Умру я, скорее всего, не от ран, а от кровопотери. Кхм… главное — не прерваться на самом интересном месте, а то я окочурюсь, а вы меня потом ругать из-за этого будете.
Потороплюсь. В общем, мне тридцать два, ни ребёнка, ни котёнка, родители, избаловавшие меня в детстве, пару лет назад умерли, нормальной работы нет, планов нет, мечты нет. Друзей? Что-то не припомню таких. В основном приятели, собутыльники. Хотя алкоголь я тоже не очень уважаю. Я и на СВО пошёл от скуки. Да, такой я гандон эгоистичный. Не из-за патриотизма, а потому что на гражданке делать нечего. Воюю второй год, вроде привык к местному колориту, сплю как убитый под канонаду и стрельбу, пару медалек даже за храбрость получил, коплю денежку… хрен знает на что коплю. Я не положительный персонаж. Ни капли. Почему это всё случилось со мной, даже представить не могу. Наверное, насмешка высших сил.
* * *
Поехали. Ещё вчера утром я проснулся в «Звёздном». Это такой пионерский лагерь, который мы отбили у местных нациков на прошлой неделе. Ну, то есть когда-то до войны это был нормальный пионерский лагерь (хотя у них тут скорее форменный гитлерюгенд), а потом его обустроили под военную часть.
Так вот, утром жру «дошик» с майонезом и сникерсом, а днём мы штурмуем какой-то переулок, в котором эти гады наш БТР сожгли и убили двоих смежников. Небольшой городок, скорее даже посёлок, а столько сил, чтобы его взять. Так как я пулемётчик, нашёл себе позицию под небольшим мостиком, соединяющим насыпь и две дороги, и принялся поливать из своего 6П41 «Печенег» короткими очередями окна допотопной советской трёхэтажки с надписью: «СЛАВА КПСС!!!», выложенной кирпичами, откуда РПГ-7 пальнуло. Не даю гадам высунуться, а ребята тем временем подбираются к противнику. Вот Каракатица и Ёж уже слева от подъезда позицию заняли, а Слесарь «эфки» с пояса снимает.
Чем весь этот заплёт закончился, я так и не узнал. Позади меня что-то брякнуло металлом, я вскочил на ноги, подхватил пулемёт, чтобы сменить позицию, и в этот момент раздался взрыв, буквально размазавший меня по стене с криво намалёванным интернациональным матерным словом из трёх букв.
* * *
Когда я очнулся, вокруг был не то туман, не то дымка какая-то. Хотя… доктор не исключил бы, что пелена была в глазах больного. Сразу встать на ноги не смог, постоял на коленях, блеванул дошиком и орешками, взглядом нашёл пулемёт с разбитой патронной коробкой (да, как так-то, только у Кастета новенькую выпросил?!), вытер кровь из носа, ушей, как мог, и по стеночке-по стеночке выбрался из-под моста.
Осмотрел себя, ощупал и понял, что легко отделался. Да, на груди словно гиппопотам потоптался и что-то застряло в нагрудной пластине броника, новый ботинок на правой ноге каши просит, контузия лёгкая, дезориентация… и всё. Даже странно. То ли граната была бракованная, то ли уже умер, но просто пока этого не понял. Шучу! Этот рассказ не о зомби.
Выстрелов было не слышно, видно, ребята уже с нациками справились. Только какого лешего меня бросили? Ладно-ладно, припомню им это. Кричу своим:
— Каракатица! Ёж! Слесарь! Какого хера вы…
И тут вижу, что вокруг всё изменилось. Я даже башкой помотал, отчего меня снова затошнило. Нет ни трёхэтажки с советским лозунгом и гранатомётчиками, ни асфальтированной дороги сразу за мостом направо, нет вдалеке группы брошенных зданий с выбитыми окнами и следами пожара. А самое главное — мост позади меня не железобетонный, а деревянный. Переброшенный через насыпь. И старее поповой собаки. Ребят тоже не было.
— Что за фигня? — почесал в затылке под шлемом я, и в этот момент что-то привлекло моё внимание. Что-то вдалеке, именно там, где раньше были брошенные дома.
Присмотревшись, я даже дышать перестал. Недолго думая, тут же вскарабкался на ветхий мост и начал изучать окрестности уже через оптический прицел пулемёта. И вижу — нет, не показалось. По дороге в мою сторону двигалась колонна гражданских в каком-то тряпье. Человек двести. В основном женщины и дети. Было ещё с десяток стариков, совсем дряхлых, им помогали идти молодые. Так вот, колонну эту сопровождали нацики. Натуральные! В шлемах времён Второй мировой войны, в кителях цвета feldgrau, поголовно вооружённые винтовками «Маузер 98k» и пистолетами-пулемётами МР-40. Справедливости ради нужно сказать, что последних была немного. Позади колонны ехал кабриолет в сопровождении парочки мотоциклов с пулемётчиками, в котором сидел худой офицер в фуражке с лаковым козырьком с Железным крестом на груди. Сюр какой-то!
Я сначала подумал, местные нацики куражатся, форму напялили, каски, маскарад устроили, издеваются (в принципе, эти клоуны на всё способны), но откуда у них столько раритетного оружия? Потом подумал — кино снимают? Это всё от контузии. Стас, какое нахер кино? Вокруг фронт, «птички», снайперы, минные поля. Операторов что-то тоже видно не было. Зато люди выглядели измождёнными, бледными и еле-еле шевелили ногами.
Я себя ущипнул. Раз-другой, третий. Больно, но наваждение не прошло. Каракатица, Ёж, Слесарь не появились, доктор в палате и крики медсестры: «Мы его теряем», — тоже. Мои волосы под шлемом встали дыбом, дырочка ануса предательски сжалась. Тогда я без затей впился зубами в кулак. До крови. И снова ничего. Тут ещё правая нога моя намокла. Посмотрев на неё через плечо, я увидел, что повреждённым ботинком лежу в небольшой лужице, и понял — не сплю. Такой реалистичной иллюзии, сна, просто быть не может.
«Да не может быть такого! Неужели я как какой-нибудь попаданец из дешёвых романчиков попал в прошлое?» — думал я, продолжая наблюдать за людьми и немцами, проходящими мимо и не замечавшими меня.
Что тут в 1941-1942 году было? Пылал Донбасс. Единственное, что помню. Чиж, пару месяцев назад подорвавшийся на мине, был местным, что-то такое рассказывал. Но я слушал невнимательно. Болван! В школе историю учить надо было, а не записки Таньке Ефимовой на уроках писать.
Колонна с людьми и охраной направлялась прямо в поле. В степь. Я сначала думал, они повернут и пойдут по разбитой грузовиками дороге, но нет, они как лемминги шли прямо в поле. От любопытства я на карачках последовал за ними по насыпи. Вскоре пришлось с неё слезть и красться параллельно колонне по влажной земле. Прямо при мне мальчишка лет восьми потерял сандалик (земля просто засосала его), оставшись босой на одну ногу.
Минут через двадцать мы упёрлись в ров, который копали мужчины и подростки. Их десятка четыре было. Такие же измождённые и бледные, как люди из колонны.
Худой немец вылез из машины, надел на свою плешивую голову фуражку и что-то крикнул охранявшим мужчин часовым. Те быстро заставили работников прекратить работу и бросить лопаты.
Какое-то время женщины и дети из колонны смотрели на своих мужчин. То, что они были знакомы, у меня лично никаких сомнений не возникало. Кто-то заплакал, другие немедленно подхватили, закричали дети, мужики бросились навстречу любимым, родным, и вот уже многоголосый хор, казалось, заполнил степь.
Нацистский офицер поморщился и, достав из кобуры на боку «Люгер», сделал два выстрела в воздух. Все замолчали, и солдаты прикладами винтовок и пинками согнали людей ко рву.
И тут я понял, что эти немцы из прошлого сейчас их просто расстреляют и в этот самый ров без затей покидают. Ууу, СУКИ! Ничего за восемьдесят лет не изменилось.
В общем, я даже не особо помню, как вскочил с земли и бросился искать позицию для стрельбы. Так, как я бежал тогда, я раньше никогда ещё не бегал. Слава богу, на глаза мне попался небольшой, покрытый короткой травкой холмик, с которого я и начал строчить короткими и длинными очередями из своего «Печенега». Строчил и думал: «Вдруг кто-то из людей, приговорённых к смерти, в будущем изобретёт лекарство против рака. Вернусь домой, а бабушка Дуся живая-здоровая. Скажет: «Стас, чего ж ты разгильдяй, весь в грязи по уши? А ещё прапорщик!». Не иначе, и это всё контузия.
Дострелялся я до железки. Лента в 250 патронов, угу. В общем, пулемётчик я неплохой, даже местами хороший. Враг был уничтожен, а я бросился к присевшим на землю и закрывшим головы руками людям. Кто-то прижимал к себе детей, подруг, жён. Малыши хныкали.
— Чего вы замерли? — заорал я. — Уходите, пока никто не приехал!
Люди изумлённо разглядывали меня, даже не думая двигаться с места. «Да чего они тупят?» — с раздражением сначала подумал я, а потом сообразил. Выгляжу я для них словно космонавт. Или словно враг. Недолго думая, я сорвал с плеча шеврон с забавной надписью: «Если не мы, то не мы» и вытащил из нагрудного кармана куртки новенький, недавно заказанный — красный прямоугольник Знамени Победы с серпом и молотом. Порвав плёнку зубами, я припечатал шеврон к плечу и показал его людям.
— Я свой! Спецотряд НКВД! Ясно? Надо уходить!
Уж не знаю, был ли в реале такой отряд, я же на истории с Танькой Ефимовой переписывался, но какое-никакое понимание в глазах людей я заметил.
Люди смотрели на меня с опаской и удивлением одновременно. Они смотрели, а где-то вдалеке затарахтел немецкий мотоцикл.
— ЗА МНОЙ! — заорал я и подхватил на руки первую попавшуюся русоволосую, курносую девчонку лет шести.
Смешная такая, в красном платье с двумя косичками. В одну был заплетён синий бантик, а в другую бинт. В кулачке девчонка что-то держала. Вот только что — разглядывать мне было некогда.
«Печенег» шлёпал по спине и ягодицам, а я бежал к насыпи от рычания мотоцикла. Люди сначала медленно, а потом всё быстрее и быстрее пошли за мной.
— Дядя, а вы кто? — по щёчкам малышки были рассыпаны веснушки.
— Я Стас. Я солдат.
— Дядя Стас, а вы наш солдат?
Неожиданно я почувствовал, что девчонка напряглась, сжалась в моих, и понял, что ей страшно.
— Конечно, ваш, — постарался добродушно улыбнуться я, ругая себя за чёрствость и тупость последними словами.
— Дядя Стас, а вы советский солдат?
— Советский.
— А форма почему такая странная? Я советских солдат видела, но таких никогда.
— А я особенный, — вспомнив своего командира роты, я как можно ласковее добавил: — Я Благининский.
— А! — наморщила лобик девчонка, будто что-то реально поняла.
Почти сразу я почувствовал, что отношение малышки ко мне изменилось, она расслабилась и даже обняла меня горячей рукой за плечо.
Все вместе мы добрались до насыпи и, найдя более-менее удобное место, начали подниматься по ней. Оставив девочку наверху, я спустился вниз и начал помогать женщинам и старикам. Задолбался, руки загудели, и начал командовать. Выстроил в линию сверху вниз мужчин и подростков, и тогда дело пошло. Девчонка с косичками во все глаза смотрела на меня и покрикивала на замешкавшихся, торопя их.
Мотоцикл с парочкой немцев, прыгая по ухабам, выкатился к насыпи как раз в тот момент, когда вверх поднимались последние люди.
— ЛОЖИСЬ! — заорал гражданским я, и, опустив руку в брезентовую сумку на правом боку, подцепил за самодельный крючок из проволоки ленту на 250 патронов. Затем привычно повернул рукоятку пулемёта влево, раскрыл крышку ствольной коробки, положил ленту на основание приёмника так, чтобы первый патрон закраиной дна гильзы зашёл за зацепы извлекателя, а лента не имела перекоса, закрыл крышку ствольной коробки, потянул за рукоятку перезаряжания затворную раму назад до отказа, поставив её на боевой взвод, с лязгом двинул рукоятку перезаряжания вперёд до отказа и, плюхнувшись на задницу, открыл огонь.
Немецкий пулемётчик в люльке из своего MG-34 успел сделать только один выстрел, прежде чем я засадил короткую очередь ему в грудь и шею. Водитель мотоцикла испуганно втянул голову в плечи и, убираясь восвояси, дал газу, продрифтовав по степи и нарисовав колёсами ровный полукруг.
Люди, распластавшиеся на земле, и те, что выглядывали из-за насыпи, облегчённо вздохнули, но я только нахмурился.
— Они вернутся, и не одни.
И снова, схватив девчонку в красном платьице и с косичками на руки, я бежал вперёд, задавая темп остальным. Куда — не знаю. Подальше от немцев. Я вдруг понял, что перестал удивляться своему положению. Великая Отечественная война, сорок первый год, прошлое? Ну и что? Бывает. Мне было некогда удивляться, охать, ахать, почему-то важно было спасти этих людей.
Вот только как бежать, если все устали, а старики вообще готовы были просто сесть на землю и умереть.
Машенька, так звали девочку, лопая «Сникерс» с миндалём, рассказала мне, что все бредущие за нами люди, и она в том числе, почти неделю сидели взаперти в бывших железнодорожных мастерских. Узловую станцию разбомбили, а мастерские остались. Именно там немцы устроили тюрьму для местных. Приехавший накануне важный офицер долго ругался на своих подчинённых, а утром все заключённые своим ходом отправились под конвоем в степь. Так же я узнал, что мама Машеньки погибла во время бомбёжки, а дедушка её живёт далеко… в Киеве. «Удивительно мужественный ребёнок», — думал я, и в глазу у меня что-то защипало. Тёплая щёчка девочки прильнула к моей небритой щеке, и, наверное, её даже кололо, но малышка ничего не говорила и прижималась ещё крепче.
Нагнали нас прямо во время переправы через новую насыпь. Только эта была старая и заросшая травой. Проводив взглядом уходящих людей, я лёг на землю и упёр приклад пулемёта в плечо. К нам по степи летело два мотоцикла, и, о радость… заполненный немцами до отказа грузовик.
Позади кашлянули, и я увидел Машеньку, теребившую край своего красного платьица.
— Немедленно уходи отсюда! — рыкнул я на девчонку. — Я их задержу!
— Я никуда не пойду, дядя Стас!
— В смысле не пойдёшь? — возмутился я.
— Я не хочу больше никого терять.
— Погибнешь!
— Мне всё равно.
— Ну нет! — поднявшись на ноги, я схватил в охапку девчонку и начал спускать её с другой стороны насыпи. — ТЫ не погибнешь! Война скоро закончится, и жить будете. Хорошо жить будете. Вы, главное, Сталина берегите, Хрущёва не слушайте и Горбачёва не выбирайте! Запомнила?
Машенька, удивлённо выпучив глаза, уставилась на меня и закивала. По щекам девчонки текли крупные слёзы.
— Дядя Стас, а когда закончится война?
— Девятого мая 1945 года, — сказал я, погладив её по голове. — Тьфу! Восьмого мая! Девятого праздник будете праздновать!
— А откуда вы это знаете? — еле-еле слышно, прикусив губу, спросила она.
— Потому что я из будущего, — присел на корточки перед Машей я. — Из 2025 года! Веришь?
В ответ она только кивнула острым подбородком. Обняв девчонку, я подтолкнул её к группе удаляющихся людей.
— Иди!
Машенька кивнула, вытерла кулачком слёзы, а когда разжала пальчики, я увидел в ладони деревянную матрёшку. Раскрыв её, она вытащила изнутри матрёшку поменьше, а ту, что больше, положила в мою руку.
— Дядя Стас, обещайте, что отдадите её мне… когда-нибудь потом.
— Обещаю! — соврал я, хватаясь за пучки травы на склоне насыпи и карабкаясь наверх.
Простая деревянная матрёшка заняла место в одном из нагрудных карманов моего разгрузочного жилета.
Что было дальше? — спросите вы. А дальше я стрелял. Стрелял как никогда, потому что никто из этих гадов не должен был последовать за спасёнными мною людьми и Машенькой. Да и про вакцину от рака я не забывал…
* * *
— ВОТ ЭТО НОМЕР! — открыв глаза, хрипло произнёс я, разглядывая белый потолок над головой и белую простынь на мне. Из левой руки моей торчала иголка с трубкой, тянущейся к капельнице.
Во рту было сухо, но в целом мертвецом я себя совсем не ощущал. За окном мимо промчался бронеавтомобиль «Тигр» со знаком «V» на двери. Это что же, значит, я не умер, да ещё и к себе вернулся?
— Вот это номер! — откашлявшись, зачем-то повторил я.
— Ты чуть не помер! — зарифмовав стишком, произнесли слева, и я увидел высокую симпатичную девушку с серыми глазами в белом медицинском халате, наброшенном на флисовый мультик. Между прочим, у неё были рыжие волосы и короткие аккуратные ноготки на пальчиках.
— Ты кто? — промямлил я. — То есть, кхм, простите… вы кто? — тут же исправился я.
— Стас, я Настя.
Вот и познакомились. Её имя мне ничего не говорило, зато я ясно вспомнил, как отстрелял из «Печенега» сначала 250 патронов, красиво положив немцев из грузовика, а затем короткую ленту в 100 штук. Пару раз в меня попало, но не смертельно: в левую ногу и в правое плечо. Когда БК закончился, врагов осталось максимум двое. Вот они, твари, меня гранатами-то и закидали. Я и сейчас чувствовал ту жгучую боль и слабость, стремительно потянувшую меня на дно тёмного, душного колодца беспамятства.
— Вы та девушка, что меня спасла? Огромное вам спасибо. А вы не видели матрёшку? — неожиданно сменил тему я, только сейчас сообразив, что лежу под простыней совсем голым. — Она была у меня в нагрудном кармане разгрузочного жилета…
Девушка, странно улыбнувшись, присела ко мне на кровать (тут я покраснел как помидор) и поставила на прикроватную тумбочку, рядом с гранёным стаканом дымящегося чая, мою матрёшку.
Прямо груз с плеч свалился. Фух! Слава богу, не потерял, не сломал.
И тут на тумбочку у кровати встала точно такая же матрёшка, но не моя, другая, поменьше.
Взяв обе игрушки, я раскрыл свою и вставил внутрь маленькую. Подходила идеально.
— Н-не понял, — поднял глаза на девушку я.
Та снова улыбнувшись положила горячую руку мне на плечо.
— Девочка, которую ты спас, Стас, была моей бабушкой.
— КЕМ? — я даже на кровати сел, сморщившись от боли.
— Осторожно! — вернула меня на место Настя. — Меньщиков Владимир Анатольевич тебя четыре часа собирал! Я сейчас тебе всё расскажу, мой путешественник во времени. Я ждала тебя больше двадцати лет.
От «мой путешественник во времени» мне стало на душе светло и хорошо. Хотя какой я нафиг путешественник? Путешественник знает куда идёт, а я обыкновенный потеряшка-заблудяшка. В руках оказался сладкий чай, и я с облегчением сделал пару обжигающих глотков. Вкусный, ммм! Повернув голову к тумбочке я увидел жёлтую коробочку с мужиком в чалме сидевшем на слоне. В чае я знаток. Хороший обожаю. Не такая упаковка как на Озоне. Никогда такую раньше не видел.
— Моя бабушка Мария Ивановна Подгорбунских — военный хирург, умерла в 2023 году. Все наши знакомые её считали странной, даже моя мама, её дочь. А всё из-за того, что бабушка всем рассказывала, что в детстве, в шесть лет, её спас солдат из будущего.
— Офигеть! — выдохнул я, снова прикладываясь к вкусному чаю. — А сколько ей было лет, когда она умерла?
— Почти восемьдесят девять.
Я ясно вспомнил курносую девчонку с косичками в красном платье. На моей щеке до сих пор осталось тепло её щёчки.
Настя же тем временем продолжила:
— Впрочем, смеялись над бабушкой недолго. Она первая предсказала день победы над немцами, сказала, что Горбачёв развалит СССР, а потом предсказала войну здесь. Мне было десять. Как-то мы с бабушкой смотрели телевизор, и там показывали выставку вооружения: наши солдаты, бронежилеты, шлемы. Бабуля что-то увидела там и так возбудилась. Мы с мамой её успокоить не могли. А на следующий день она рассказала мне про тебя, Стас. Рассказала, где я смогу тебя найти в 2025 году, велела мне идти учиться на врача и как только здесь начнётся война, начать тебя искать. Странно, но я ей сразу поверила.
— Но как ты меня нашла? — удивился я. — Здесь же уйма народу?
— Ты что, забыл? — звонко рассмеялась Настя, отчего у неё на щеках появились милые ямочки. — Ты же сказал моей бабушке, что не простой солдат, а…
— …а Благининский! — произнёс вместе с Настей вслух я.
— Мне надо было просто проверить всех командиров здесь в 2025 году. Это оказалось не так сложно, как ты думаешь. А потом — дело техники. Взяла лекарства на все случаи жизни, инструменты, приготовила волокуши, даже с местным бойцом договорилась, чтобы он провёл меня туда, где ты должен погибнуть. За эти три года на этой старой насыпи я побывала четыре раза. Один раз с нашими разведчиками, когда территория была ещё под контролем нацистов. Стас, бабушка велела передать, что благодарна тебе за спасение. И все выжившие тебе тоже благодарны. Слышишь?
От Настиных слов в глазах снова предательски защипало. Стыдясь этого, я снова открыл матрёшку и заглянул внутрь, будто опасаясь, что маленькая деревянная игрушка внутри исчезла, но нет, всё было на месте. «Отдал», — мысленно произнёс я, вспоминая шестилетку, прощавшуюся со мной у насыпи, сжал матрёшку в кулаке и поцеловал горячую руку моей спасительницы. Они были такие же горячие, как у Машеньки.
— Насть?
— Что? — молодая женщина придвинулась ко мне ещё ближе. От неё вкусно пахло духами, лимоном и какими-то лекарствами.
— Слушай… скажи, а лекарство от рака изобрели?
Появился канал в телеграме там выкладывать рассказы буду рандомно всех приглашаю.
Страничка ВК здесь
Ссылка на литрес здесь
Канал на дзене здесь
Заживо похороненный генерал
25 июня 1941 года. 15-й механизированный корпус Игнатия Карпезо ведет упорные бои в районе Дубно-Луцк-Броды. Вечером от командования Юго-Западного фронта пришел приказ атаковать немецкие позиции в районе города Радзехув. Главный удар должны были нанести 8-й и 15-й мехкорпуса при поддержке 8-й танковой дивизии. Только вот приказ 15-й мехкорпус не мог, поскольку еще не успел восстановиться после многочисленных атак, предпринятых 24 июня.
26 июня немецкая авиация обрушила на позиции корпуса шквал огня. Как позднее вспоминал замполит 15-го корпуса Н.К. Попель:
Немецкая артиллерия заставила штабников Карпезо отказаться от парусиновых палаток. Многие штабные офицеры работали в щелях. Машинистка устроилась в неглубоком окопчике и поставила «Ундервуд» прямо на бруствер. Отпечатав строку, она прислушивалась и, если различала нарастающий свист вражеского снаряда, быстро хватала машинку и вместе с ней скрывалась в окопе. Но землянок было мало: всего две-три… Чтобы попасть в эту наспех вырытую лисью нору, надо было согнуться в три погибели. В землянке командира корпуса не было даже окна. Его заменяла дверь с откинутой плащ-палаткой...
Когда вражеский огонь стих, солдаты обнаружили бездыханное тело комкора Карпезо. Медик, осмотрев тело констатировал смерть. Было принято захоронить Игнатия Ивановича рядом с местом гибели. Когда тело комкора предали земле, к месту захоронения прибыл полковой комиссар И. В. Лутай. И тут выяснилось, что никто не удосужился забрать у погибшего документы. Тело пришлось откапывать. И в тот момент, когда тело извлекали из могилы, один из солдат обнаружил у комкора слабый пульс. Стало ясно, что была совершена чудовищная ошибка, и Игнатия Ивановича похоронили живого. Комкор выжил и продолжил службу.
В 1946 году Игнатию Ивановичу Карпезо было присвоено звание генерал-лейтенанта. Умер героический генерал в 1987 году.
Трагичной была судьба 15-го механизированного корпуса. Уже в июле-августе 1941 года он окажется в окружении под Уманью, а позже и вовсе будет расформирован.
«Мы предпочли мучительную смерть в огне, чем позорную сдачу в плен»
Шла осень 1943 года. Красная Армия рвалась к Мелитополю, превращенному немцами в неприступную крепость. Неся большие потери, приходилось вгрызаться в каждый метр родной земли, занятый оккупантами. Как только наша артиллерия открывала огонь, немцы обрушивали на ее позицию целый шквал огня и металла.
Под подобный ответный огонь попали и позиции 321-го артиллерийского полка. Один из расчетов накрыло, и в живых остались лишь красноармеец Василий Хайло и сержант Григорий Фролкин. Причем, последний был ранен в обе ноги. Красноармейцу ничего не оставалось, как в одиночку принять бой. Но удача в тот день была на его стороне. Первый же выстрел настиг свою цель - вражеский танк окутался дымом. Потом второй выстрел заставил остановиться другой танк. Когда же в бой пошла вражеская пехота, Василий пустил в ход гранаты.
Но на руках красноармейца оставался раненный товарищ. Его надо было выносить с поля боя. Василий взвалил сержанта на плечи и потащил в ближайший дом. Сжав в руках винтовку, красноармеец приготовился к последнему бою. Только вот немцы не спешили идти на штурм. Они подкатили к дому бочки с горючим и подожгли их. Василий понял, что это конец. Он взял у раненного товарища портсигар, положил в него документы, а на внутренней части крышки нацарапал:
В этом доме заживо сгорели коммунист Фролкин Г. И. и комсомолец Хайло В. А. Мы предпочли мучительную смерть в огне, чем позорную сдачу в плен. Отомстите за нас, дорогие товарищи.
Жар был настолько сильный, что Василий решился на отчаянный шаг. Он привязал простынями к своей спине сержанта и выпрыгнул в окно второго этажа. К этому времени немцы отошли от дома на некоторое расстояние. Падая, Василий ударился головой и потерял сознание. Очнувшись, он увидел пылающий дом и стонущего рядом товарища. Именно в это время стены горящего дома рухнули и накрыли бойцов. Рано утром к месту пожара прибыла штурмовая группа красноармейцев, которая и обнаружила раненых.
1 ноября 1943 года 19-летний Василий Александрович Хайло был удостоен звания Героя Советского Союза. Сержанта Фролкина Григория Ивановича наградили орденом Ленина.













