Если мишенью травли часто становится не самый слабый, а наиболее отличающийся от группы сотрудник, то ему хватает ума жаловаться сначала начальнику, потом директору, а потом - в Следственный Комитет?
Сейчас об этом вроде бы догадываются даже дети малые!
В современном мире, где стабильность стала иллюзией, а конкуренция проникла в саму ткань профессиональных отношений, рабочее место часто превращается из пространства сотрудничества в арену скрытых конфликтов. Травля во взрослом коллективе — это не пережиток школьных лет, а симптом более глубокой системной тревоги, порожденной экономикой дефицита. Нехватка по-настоящему надежных рабочих мест, страх быть вытесненным более дешевым или более гибким специалистом, культура перформанса, где каждый отчёт — это повод для сравнения, — всё это превращает коллег из союзников в потенциальных соперников. В такой среде токсичное поведение расцветает: от мелкого саботажа и утаивания информации до систематической дискредитации и социальной изоляции выбранной «жертвы».
Культура гиперконкуренции и хронической неопределенности порождает изощренные формы психологического насилия, которые порой остаются невидимыми даже для их участников. Например, в некоторых коллективах практикуется тактика «воздушных замков» — полного игнорирования идей или присутствия человека при сохранении формальной вежливости, что создает у жертвы ощущение собственной невидимости и постепенно разрушает базовое чувство реальности. Это явление, известное в организационной психологии как «социальное исключение», по своему разрушительному воздействию может превосходить открытые конфликты, так как лишает человека даже точки для сопротивления.
Интересно, что мишенью травли часто становится не самый слабый, а наиболее отличающийся от группы сотрудник — не обязательно по производительности, а по ценностям, стилю мышления или даже благополучию вне работы. Коллективный разум бессознательно идентифицирует его как угрозу устоявшимся, хотя и токсичным, правилам игры. Таким образом, травля становится извращенным инструментом сплочения остальной группы через нахождение общего «врага», временно снижая внутреннюю напряженность за счет уничтожения одного из своих.
На физиологическом уровне последствия такого опыта закрепляются удивительным образом. Постоянный социальный стресс может менять экспрессию генов, отвечающих за воспалительные реакции в организме, делая тело человека буквально более «воспаленным» и уязвимым. Это объясняет, почему у многих жертв моббинга, даже сменивших работу, остаются соматические следы в виде повышенной тревожности, нарушений сна или аутоиммунных сбоев — тело, в отличие от сознания, продолжает жить в той же враждебной среде, биохимически готовясь к атаке, которой уже нет.
Этот холодный, а иногда и откровенно враждебный климат не остается просто внешним фактором. Он проникает в душу человека, медленно меняя его психический ландшафт. Постоянная необходимость быть настороже, анализировать каждое слово и взгляд, жить в ожидании следующего удара подрывает основы психического здоровья. Как показывают исследования, длительный стресс на работе, особенно вызванный межличностными конфликтами и моббингом, напрямую коррелирует с развитием тревожных расстройств. Многие не выдерживают этого давления. Желание спрятаться от оценивающих взглядов, от необходимости ежедневно играть роль «командного игрока» в условиях необъявленной войны становится сильнее карьерных амбиций. Так формируется запрос на изоляцию. Социофобия, которая часто является следствием, а не причиной, подталкивает человека к поиску работы на дому, где минимизирован контакт с людьми — источником потенциальной угрозы. Кажется, что в цифровом уединении можно, наконец, выдохнуть.
Но парадокс заключается в том, что бегство от одного вида стресса часто приводит к другому, более коварному. Социофобия и добровольная изоляция создают идеальный шторм для проблем с физическим здоровьем, в частности, с желудочно-кишечным трактом. Наука давно установила прямую связь между мозгом и кишечником (ось «мозг-кишечник»). Хронический стресс от пережитых травм и текущего одиночества, отсутствие социальной поддержки, которую даже трудный офис отчасти давал, — всё это нарушает микробиом и повышает проницаемость кишечника. К этому добавляются поведенческие факторы: заказ доставки еды (часто более калорийной и менее здоровой), нерегулярное питание из-за сбитого графика, отсутствие физической активности. Но ключевым элементом остается внутренний диалог. Самокритика, бесконечное «пережевывание» прошлых неудач и провалов, страх будущего — это постоянный источник кортизола, который бьет по всем системам организма, и пищеварительная — одна из самых уязвимых. Так круг замыкается: психологическая травма, полученная в обществе, приводит к бегству от него, а это бегство, в свою очередь, усугубляет и психологические, и физиологические страдания.
Важно понимать, что у каждого человека, оказавшегося в этой ловушке, свой триггер, своя «последняя капля». Для кого-то это — публичное унижение на совещании, для другого — многолетнее игнорирование его вклада, для третьего — ощущение, что его профессиональная идентичность медленно растворяется под напором интриг. Многие не осознают эту отправную точку, проживая уже следствия: панические атаки перед звонками, ненависть к собственному отражению после дня видеоконференций, боли в желудке, не имеющие явной органической причины. Разорвать этот порочный круг в одиночку чрезвычайно трудно, потому что травма искажает восприятие реальности, заставляя видеть угрозу там, где ее может уже и не быть.
Здесь на помощь приходит профессиональная психотерапия. Задача психолога в такой ситуации — не просто дать инструменты для снижения тревоги. Это кропотливая работа детектива, который вместе с клиентом возвращается к истокам, помогает найти и обезвредить тот самый триггер, дав ему новое, взрослое осмысление. Современные методы, такие как когнитивно-поведенческая терапия (КПТ), доказавшие свою эффективность в лечении социофобии и ПТСР, или терапия, сфокусированная на травме, помогают пересмотреть травматичный опыт, выстроить здоровые границы и постепенно, в безопасном темпе, восстановить утраченную связь с миром. Данные ВОЗ и многочисленные мета-анализы подтверждают, что психотерапия реально меняет нейронные пути, снижая гиперреактивность миндалины (центра страха в мозге) и укрепляя связи с префронтальной корой, отвечающей за рациональность и контроль.
Взрослая травля на работе — это не «слабость» жертвы, а сложный симптом нашей эпохи, где человеческое стало разменной монетой в гонке за эффективность. Понимание этой связи между экономической тревогой, психологическим насилием в коллективе и последующим соматическим страданием — первый шаг к тому, чтобы перестать винить себя и начать исцеление, выходя из изоляции обратно к жизни, но уже на новых, защищенных условиях.
На самом деле она не ни разу ни такая забавная, корее грустная но с нормальным концом.
В общем учился я с 1 по 5 класс в одной школе. И был у нас в классе один парень - Роман С. И парень этот был несколько "со странностями". По строению тела он был плечистым и высоким, весьма сильным. Говорил несколько сиплым голосом с сильными лёгкими (знаете такой лающий говор). Ещё Рома редко мылся (это мы потом поняли, тогда были мелкие не обращали внимания на эти вещи). И вот вроде как какие воспоминания о нём, они, конечно уже фрагментированные "память в картинках - была ли весна?" (С): с одной стороны он был странным не участвовал в нашей тусовке (у нас был довольно дружелюбный класс без моббинга), но иногда мы с ним находили общие интересы и обсуждали что-то в таких случаях он проявлял дружелюбие и вовлечённость. Так же у него были странности (которые опишу ниже) и какое-то мне кажется немного странное отношение к нам - как-будто он был взрослее и ему с нами было просто неинтересно. Да и выглядел он ощутимо взрослее нас. Как-будто взрослый в размерами с мальчика.
Ещё помню момент как мы заходили в гости к новому однокласснику, а этот одноклассник пришёл к нам во втором или третьем классе - быстро влился в коллектив и позвал нас в гости, звали его Вася если не ошибаюсь. При этом у парня были небедные родители и мы побежали стайкой из 3 пацанов посмотреть всякие крутые игрушки у него дома после школы. Его отец встретил нас очень дружелюбно, квартира у них была обставлена очень уютно, со всякими западными ништяками (начало 90-х)
А жил этот одноклассник в одном доме с Ромой. И Рома нас случайно застал в подъезде, когда мы уже уходили от Васи, и позвал нас и к себе в гости. И зашли мы и увидели квартиру с ободранными обоями на стенах, почти полным отсутствием мебели, на полу матрас (где, по-видимому и спал Ромка), шмотки просто разбросанные по полу... там же я увидел его мать - обычная невысокая худощавая серая мышь в халате, с бесцветными волосами, стянутыми в хвостик и в крупных очках в полупрозрачной оправе (в общем героиня сериала "Не родись красивой" с ней списана, только уже в старости).
Его бабушку - сморщенную невысокую женщину в дырявом грязном халате. Естественно задерживаться мы долго не стали т.к. нам у него было абсолютно неинтересно и игрушек у него не было. При этом я отмечу что ни разу не слышал инфы что его семья страдает от алкоголя, и точно знали что он живёт с мамой и бабушкой без отца.
А "странным" Ромка был потому что иногда он выходил из под контроля - начинал кричать, бегать по классу от учительницы, срывать уроки, бегать по классу во время урока и прочее. Так же он часто отсутствовал в школе. На переменах дрался с одноклассниками, за что мы его недолюбливали и избегали. При этом такое поведение было не "раз и вдруг" а накатывало волнами по несколько месяцев, потом успокаивалось. Потом накатывало вновь. При этом Ромка иногда не посещал школу неделями и мы не знали что с ним.
И дальше Ромка исчез, а потом родители мне рассказали что он убил свою бабушку (парню было <=10 лет напомню) ходили слухи что что то-ли сильно ударил куклой по голове, то-ли сильно толкнул и бабушка упала и ударилась головой.
Но самое интересное произошло потом: через год мы увидели Ромку в школе. Он, по-моему, заехал за документами с матерью. Выглядел Ромка нормально, как сейчас помню на нём была чистая серая ветровка, заулыбался заметив нас. Мы подошли пообщались - разговаривал он абсолютно нормально и глаза горели. Подтвердил что его перевели в спецшколу-пансионат но про убийство мы его расспрашивать не стали.
Но самое любопытное произошло намного позже. Копаясь в одноклассниках уже лет в 25-27 я нашёл его и написал ему. Он меня узнал и вспомнил, сразу спросив "ты из такой-то школы?". Пообщались в переписке - он стал то ли мерчандайзером то ли водителем Газели. Я посмотрел его общение с другими одноклассниками - абсолютно нормальный парень, добродушный, прямой, несколько излишне простоватый. Немного не от мира сего, но для меня этот факт важен т.к. парень закончил среднюю школу, получил какую-то профессию и ведёт абсолютно нормальный образ жизни. Не пошёл по "скользкой дорожке", не сел в тюрьму и не спился.
И вот дорогие котятки, меня интересует ваше мнение по поводу того что кто "виноват" (С) в том что Ромка был такой "странный" в начальных класcах:
Попалось мне тут недавно на глаза одно русское видео, или рилс как сейчас модно говорить. На видео ничем непримечательный мальчик лет трех четырех рассказывает маме о том, что в детском садике его задирает какой-то мальчик. Казалось бы, обычная ситуация, но женские комментарии к видео меня, если честно, удивили. Кто-то называл мальчика ябедой, который заслужил гнобление, кто-то сам начинал негативно обсуждать внешность, голос или имя мальчика. Некоторые возмущались тем что мальчик «перекладывает свои проблемы на мамочку», ну да, в этом возрасте они все решалы, конечно же. Короче, взрослые тетеньки приличного вида заклевали мальчика, за то что он пожаловался маме. Он же мужик, он же должен.
А вы говорите, дети жестокие. Если у родителей в голове мусор, то ребёнок в этом не виноват.
Тут в горячем один товарищ ущемился, что коллега (женщина) якобы явилась на работу с букетом, чтобы объявить, что это ей де муж подарил. Свежо питанице, но ДОПУСТИМ (идиотов/ток хватает).
А я вот нитакая. Внимание со стороны мужчин люблю, а вот цветы - не очень (букет мне не принципиален, лучше подарочную карту в Золотое яблоко с номиналом стоимостью букета). Букет приму, поблагодарю, но на работу цветы не поволоку ни под каким видом - ибо нахер дразнить гусей. Щя расскажу почему.
Давным давно, очень давно, до такой степени давно, что год установила с помощью события мирового масштаба, трудоустроилась в какое-то рекламное агентство, и там в первый и в последний раз столкнулась с таким явлением как моббинг. Это как буллинг только у взрослых (поборники чистоты русского языка сразу пройдите нахуй).
Моббинг, если по-русски, это "против кого дружить будем" в рамках трудового коллектива. Следует не путать с выживанием в рамках нездоровой рабочей атмосферы, где друг на друга коллег натравиливает начальство, устраивая "социалистические соревнования", этого говна окрест полно.
Нет, это все не то. Чистый моббинг, когда травля направлена на кого-то адресно и вне рамок заданной "корпоративной культуры", а инициирована самими участниками группы, и встречается довольно редко. Обычно взрослым людям не до таких развлечений - взрослые проблемы от этого очень отвлекают.
Но там, походу, подобралась специфическая компания.
Самое удивительное, что начальник этого гадючника, был адекватен. Припоминаю, что поговорили, он как-то сразу принял решение и пригласил выходить с понедельника. Единственное, что он упомянул, что мол вот девушка до меня почему-то ушла через две недели... Мне бы насторожиться, но я была маленькая и глупенькая, только школу закончила...
В понедельник поняла, почему "девушка ушла". Это было не первое мое место работы, что такое трудовой коллектив знала, но такое шипящее кубло, что даже не знаю, с чем сравнить. Как будто коллектив любовно подбирался по своим самым негативным качествам. Причем, он, коллектив, был разнополый 50 на 50 - не "классическая бухгалтерия". Так что от вида пиписьки это не зависит. И иерархия строилась по классике жанра школьной травли: кто-то гопорил, кто-то гоношил, кто-то сидел и зырил, чем кончится с улюлюканьем.
Моя задача была простая как ситцевые трусы: отвечать на входящие телефонные звонки, переключать на менеджеров, если человека нет, записывать для него информацию и вести какую-то простейшую документацию типа входящих-исходящих.
Ситуация осложнялась тем, что сидела я в опен-спейсе с половиной коллектива (их там было два).
Первую неделю это был ад, т.к. никто, естественно, ничего не объяснил, даже познакомиться и представиться не соизволил, списка сотрудников с внутренними номерами не было (я его завела), переключай как хочешь, переключишь не туда, чего-то напутаешь, тебя радостно зачморят за "тупость", плюс в хату заходить я не умела, но деньги пиздец как были нужны: где-то я была наслышана, что прежде чем поступить в институт, надо закончить подготовительные курсы и тебя не будут гасить (наивная подмосковная дурочка) и на эти самые подготовительные курсы я поставила цель себе заработать, поэтому стоически терпела и пыталась вжиться.
Вторую неделю уже как-то приспособилась, хотя в понедельник меня еще жрали. А во вторник случилось кое-что, что отвлекло честную компанию от поедания новенькой и все переключились на инфоповод. А инфоповод был: 11 сентября 2001 года. Думаю, никому не надо объяснять, что тогда случилось. Все обсуждали - ЭТО.
Я же научилась даже не обращать внимание на барышню, не помню, как ее звали, сколько лет прошло, пусть будет Мариной, которая сидела рядом со мной, маялась от безделья и круглосуточно или пялилась на меня, или в... мобильный телефон.
Да. В 2001м году! Она тупила в кнопочный телефон как сейчас тупят в смартфоны. Что она в нем вытупливала - не знаю, но сидела или смотрела на меня своими коровьими глазами или тыкала кнопки, ей нравился звук, который они издавали. Он у нее был жутко модный, маленький, серебристый, в отличие от моей мотороллы, которой можно было голову разбить (кстати, до сих пор жив). Как щяс помню, девка вышла и лицом и фигурой, но все это нивелировалось выражением лица. От выражения ее еблета можно было молоко в творог превратить, на нем было ровно две эмоции: или уныние или презрение. Или и то и другое. Сидеть рядом с ней было мега-дискомфортно хотя вроде она ничего не говорила.
Чем это существо занималось в этом клоачнике, не знаю - она нихера не делала. Подозреваю, ее приволокла по блату одна из тамошних начальниц, которая сидела с другой стороны и пялилась мне в спину.
Кончилось все на исходе третьей недели. В конторе был еще один опен-спейс, где сидело еще несколько человек - с ними я как-то редко взаимодейсвовала. И вот там обитал молодой человек, кажется Андрей его звали. Видок у него был... Ну, как бы сказать, чтобы сильно лукизм не разводить: как линчевский персонаж, олицетворяющий злую силу, ходили там такие с бледными рожами. Или как Мерлин Мэнсон, больной чахоткой. В общем, далеко не прЫнц, чтобы по поводу его персоны такое устраивать...
Этот Андрей ВДРУГ посреди третьей недели преподносит мне огромный букет розовых роз - этакая радость для нельзяграмных девиц. Правда тогда не то, что инсты не было, даже одноклассников. У меня отвисла челюсть, про остальную публику просто промолчу. С ЧЕГО ЭТО? Потом Андрей это объяснил тем, что подумал, будто у меня день рождения. С чего он это взял, я там вообще ни с кем не общалась, без понятия. Но ситуация вот такая: мне вдруг при всех дарят букет цветов.
После этого коллективчиГ благополучно забыл про 11 сентября... Сначала начались подъебы, потом наезды, но пока в рамочках. В пятницу, протерпев два дня конкретно раздуплилась малахольная Марина, у которой на роже даже появилось новое выражение: возмущение. Не помню уже деталей, но в конце пятницы эта малахольная прибежав из сортира, начала орать трехэтажным отборным матом, кидая какие-то конские предъявы в мой адрес. Придя в себя от неожиданности, причем довольно быстро, естественно, ей ответила в том же духе. Тут же оживился гадюжник. Мужики начали чуть ли не улюлюкать, от чего стало еще противнее, а бабье, особенно та ее начальница-матрона вестимо кинулись защищать МарЫночку, хотя блять, она на меня набросилась вообще ни с хуя! Вернее с какого хуя, понятно, ибо спрашивать по нескольку раз в день, не завяли ли розочки, которые я отволокла домой, в течение трех дней она не забывала.
В конце дня подошла к начальнику и попросила расчет. Мужик снова впал в недоумение, чего это у него опять сотрудница убегает, но деньги за три недели заплатил.
п.с. Уходила я из помещения последней, т.к. нужно было собрать свои вещи. МарЫночка опрометчиво оставила чашку на столе, куда я много и смачно нахаркала. Так, чтобы после выходных было видно, что там подарочек. Пожалела, а так была мысль в унитазе прополоскать. Не самый с моей стороны благородный поступок, но не жалею. С тех пор, однако, посуду на столе, если работаю в опен-спейсе не оставляю без присмотра НИКОГДА. В ящик и под замок. А букеты готова принимать только вне офиса или вместе со всеми восьмого марта.
Розы были примерно такие, этот куст вырастила на участке у родителей
Эту фразу я запомнил ещё с первого курса универа, когда наша профессор Фрау Кронштайнер знакомила нас с принципами социальной психологии. Запомнил и убеждаюсь в ней практически каждый день. На данный момент я работаю в интернате для трудных детей и подростков в городе Вена и проблема травли, унижения и оскорбления — одна из самых актуальных тем в принципе. Сейчас я поделюсь своими соображениями, выводами и личным опытом.
«Кто может стать жертвой травли и как категорически не следует вести себя родителям, если над их ребёнком издеваются?» Этот вопрос родители задают мне очень часто, особенно со времён Короны. «Как я узнаю, что ребенок конфликтует с другими детьми или подвергается издевательствам?»
Ну вот например буллинг – это целенаправленное преследование конкретного человека – систематическое и неоднократное. Это насмешки, исключение из группы или высмеивания, запугивание или шантаж. Поскольку в таких случаях существует дисбаланс сил, жертва не может выйти из ситуации самостоятельно.
Чаще всего все эти нападки происходят в Интернете. Не секрет что анонимность Интернета значительно снижает порог сдерживания издевательств. Поскольку во время пандемии многие уроки проходили в онлайн формате, помимо обычных чат-групп внезапно появились и другие каналы, хорошо подходящие для издевательств. В результате у многих людей накопилась неуверенность и разочарование.
Моё убеждение: моббинг и разного рода нападки вытекают из неуверенности и фрустрации, отсутствия чувства общности или чувства неполноценности. Короче говоря: те, кто запугивают/оскорбляют/унижают, пытаются что-то компенсировать. Я не знаю что чувствуют другие, когда унижают кого-то, но я знаю что чувствую я: ощущение власти в краткосрочной перспективе, свое превосходство. Однако, хорошая самооценка, которая лежит в основе чувства равенства, не может быть достигнута насилием. Потому что по-настоящему равным я чувствую себя только тогда, когда чувствую, что меня воспринимают серьёзно, когда я могу вносить свой вклад в какое-то дело, когда меня выслушивают. Поэтому укрепление самооценки ребенка является лучшей профилактикой, чтобы ему не приходилось унижать других.
Любой, у кого есть чувство собственного достоинства, с большей вероятностью не будет вестись на всякого рода нападки. Но: Хорошая самооценка не является гарантией того, что над вами не будут издеваться. Если раньше считалось, что издевательства в основном затрагивают слабых и застенчивых людей, то теперь известно, что жертвой может стать каждый. И для начала моббинга достаточно мелочи: хороший ученик, которого в очередной раз похвалил преподаватель за его сочинение. Студентка, которая всегда носит дорогую одежду. Повод для издевательства можно найти всегда. Обычно за этим стоит зависть. Если нападки неоднократно повторяются и за этим наблюдают и поддерживают, это превращается в издевательство.
Для издевательства обычно требуется соответствующая среда. Тут нужны активные последователи, которые поддерживают агрессора, а также пассивные наблюдатели, которые остаются бездействующими из-за страха стать следующей жертвой. Если никто не вмешивается на ранних стадиях – будь то учителя или родители – агрессоры рассматривают это как лицензию на продолжение издевательств.
Когда я разыгрываю ситуации издевательств, подростки, которые берут на себя роль пассивных свидетелей, часто говорят: «Но мы же ничего не сделали! Мы просто смотрели, нам проблемы не нужны». Это и есть невербальный сигнал «продолжать». Если бы люди не смотрели, агрессоры бы уже давно остановились. Им нужна сцена, внимание.
А если ребенок говорит: «Меня вон тот и ещё этот обижают»?
Я всегда советую относиться к такому серьёзно, но при этом не слишком остро реагировать, а лучше проанализировать ситуацию: его действительно обижают или он просто чувствует себя обиженным? Конечно, и то и другое вредно для ребенка. Однако это две совершенно разные вещи. В моей практике часто встречаются родители, которые говорят: «Над моим ребенком издеваются». Когда его спрашивают, ребенок тогда говорит: «Меня не зовут играть в футбол». Тогда я спрашиваю: «А ты спрашивал ребят, можно ли тебе с ними?». Дети часто отвечают: «Нет». И вот это пассивное ожидание того, что вас попросят поиграть, не является издевательством. Такие ситуации тоже неприятны для детей, но там требуются совсем другие решения. Буллинг же происходит активно.
Что делать родителям? Идти к учителям?
На это родителям необходимо получить согласие ребенка. Вы не можете решить это без его согласия. Это очень важно. В противном случае ребенок в дальнейшем больше ничего не будет говорить дома. Многие родители очень эмоциональны, когда разговаривают с учителями – и это понятно. Однако я бы предостерег их с порога говорить: «Над моим ребёнком издеваются». Лучше сначала описать симптомы: «Мой ребенок плохо себя чувствует, он больше не ест и не спит. Вы что-нибудь заметили?» Речь идет о совместной работе со школой, а не о нападках и обвинениях. А если ребенок не хочет, что ты родители решали эту проблему? Здесь важно выяснить, что должно произойти, чтобы ребенок почувствовал себя в достаточной безопасности и пошёл на этот шаг. Пострадавшие часто боятся, что, если в дело вмешаются взрослые, то всё станет ещё хуже. Что вполне оправдано: если меры по борьбе с издевательствами в школе проводятся неправильно, ситуация может сильно обостриться.
Как это часто бывает: учитель просто выходит перед классом и говорит: «Я хочу, чтобы вы перестали издеваться над Кристиной!» Класс автоматически чувствует себя атакованным такой конфронтацией и занимает оборонительную позицию. Жертву и ребенка-агрессора так же не следует вызывать на дискуссию для решения вопроса. С одной стороны, потому что в такой ситуации жертва часто боится по-настоящему что-то сказать, а с другой стороны, потому что агрессор всегда прибегает к оправданию или упрощению и справедливо говорит, что он или она был не единственным, кто в этом участвовал. Когда дело доходит до издевательств, посредничество подобно подливанию масла в огонь, но если агрессор несёт один полную ответственность за всю ситуацию, он часто стремится потом отомстить именно жертве, а не «соскочившим» соучастникам.
В нашем обществе существует тенденция всегда искать виноватого, козла отпущения. Родители и школы также приветствуют идею наказания. Посыл такой: плохое поведение наказывается! На самом деле, это значительно усугубляет издевательства. Наказания также не делают детей более социальными. К издевательствам у меня нулевая терпимость, но я должен вовлечь «преступника» в решение проблемы, а не исключать его оттуда. Я убеждён: для того, чтобы положить конец издевательствам, «преступник» обязательно должен быть вовлечен в решение проблемы.
А ещё многое можно сделать в профилактических целях. Например, дома, где важно дать ребенку хорошую самооценку. С другой стороны, в школе – потому что классовая расстановка играет очень важную роль: в зависимости от того, какие «персонажи» там активны, будет ясно параду ли попытки травли на благодатную почву или нет. Вот почему так важно, чтобы учителя анализировали атмосферу в классе и превентивно укрепляли чувство общности, независимо от случаев издевательств. Например, обратившись к вопросу: Что такое хорошее, уважительное взаимодействие? Где заканчивается веселье и начинается травма? Особенно важно повышать осведомленность, когда дело касается речи. Когда дело заходит о киберзапугивании, «мои» дети часто говорят: «Но это было просто весело, я не это имел в виду, я это просто так сказал/а!»
К сожалению, у меня нет точного рецепта, как прекратить моббинг. Стандартного решения здесь не существует, каждый случай чрезвычайно сложен и зачастую межсистемный. Поэтому очень важно сначала провести дифференцированный анализ: понять, о чем именно речь, кто и как в этом участвует. Мой опыт таков: когда ничего не помогает, то я сначала говорю с самими агрессорами. Если не срабатывает, то с их родителями. И тут срабатывает очень часто. Часто, родители даже не в курсе, что их сын/дочь издевается над другими. Если же родители не реагируют на ситуацию, я иду в соответствующие инстанции (я сам инстанция, вообще-то) и тогда уже у родителей будут проблемы с городом: их просто возьмут на учёт как «неблагополучную семью» и будут постоянно проверять на предмет адекватного воспитания и проблем в семье, а этого все родители в Австрии боятся как огня.
