Истории и легенды

- Миграция а́риев в Переднюю Азию и Индию где-то на рубеже III и II тысячелетия до н.э. В Индии ариями была основана Ведическая цивилизация, сменившая Хараппскую. В Передней Азии арии стали предками персов, создавших крупнейшую империю своего времени, а также многих других народов.

- Миграция "народов моря" примерно в XIII-XII веках до н.э., ставшая одной из причин коллапса Бронзового века. Итогом этого переселения народов стало падение Микенской цивилизации, империи хеттов, ослабление Ассирии и Вавилона, разорение Финикии и серьезный удар по Египту, которому удалось устоять.

- Великая греческая колонизация VIII-VI веков до н.э., в результате которой греческие поселения появились на всей территории Средиземноморья (в первую очередь – Восточного), а также на побережье Черного моря.

- Арабские завоевания VII-IX веков, в результате которых также перемещались массы народов на территории от Испании до Китая.

- Монгольские завоевания XIII века, в результате которых многие народы покинули свои места обитания. В это время начался стремительный культурный и технологический обмен на территории Евразии.

- Миграции европейцев в Новый Свет, начавшиеся в XVI-м веке и продолжающиеся до сих пор (конечно, уже не в тех масштабах). К миграции европейцев подключились в дальнейшем и народы других континентов Старого Света.

- Массовые миграции послевоенной эпохи (после Второй мировой войны), которые стали, в том числе, результатом деколонизации. Этот процесс продолжается до сих пор.

И именно в этот момент им в спину ударил «Коготь».

Это не был открытый бой. Это была молниеносная, бесшумная резня. Володар и его люди не издали ни клича, ни крика. Они просто выросли из темноты за спинами разбойников.

Володар, как тень, подскочил к самому десятнику. Тот как раз обернулся, чтобы отдать команду, и увидел летящий на него из темноты силуэт. Его глаза успели лишь расшириться от ужаса. Володар не стал бить его ножом. Он просто врезался в него всем телом, а его рука, сжимавшая нож, нанесла короткий, жестокий удар снизу вверх, под рёбра, прямо в сердце. Десятник захрипел и рухнул, даже не поняв, кто и как его убил.

Остальные четверо из группы Володара ударили по флангам импровизированной «стены». Они не пытались прорвать её, а действовали как волки, выхватывающие из стада крайних овец. Один из дружинников подсёк разбойнику ноги, а когда тот упал, вонзил ему меч в незащищённую шею. Другой, увернувшись от удара, полоснул своего противника по сухожилиям на ногах, и тот с воем рухнул, становясь беспомощной, корчащейся мишенью.

Эффект был ошеломляющим. Разбойники, готовившиеся к атаке, вдруг почувствовали смерть за спиной. Их командир упал, их товарищи справа и слева начали падать, захлёбываясь кровью. Паника, до этого концентрировавшаяся у пролома, теперь вспыхнула и здесь.

— Они повсюду!

— Демоны! Они за спиной!

— Нас окружили!

Последняя организованная группа рассыпалась, как карточный домик. Их боевой порядок превратился в обезумевшую толпу. Они были атакованы с двух сторон. Спереди на них давил несокрушимый стальной клин варягов и дружинников. Сзади, из темноты, их вырезали бесшумные призраки.

Для их воспалённого, измученного страхом и суевериями сознания это стало последней каплей. Это была уже не просто битва. Это была кара небесная. Лесные духи, которых они так боялись, не просто выли и плакали. Они обрели плоть, они были повсюду, они выходили из-под земли и падали с неба.

Воля к сопротивлению иссякла. Полностью. Битва, которая могла бы быть долгой и кровавой, превратилась в избиение. Разбойники бросали оружие и пытались бежать. Но бежать было некуда. Тех, кто бежал вглубь двора, встречал огонь, охвативший уже одну из казарм, и выбегающие из темноты тени. Тех, кто в отчаянии пытался пробиться обратно к пролому, встречала безжалостная стена щитов.

Они были заперты в собственной крепости с самой смертью. И смерть неторопливо, методично делала свою работу. Хаос стал абсолютным. Удар в сердце был нанесён, и организм этой разбойничьей армии начал умирать, сотрясаясь в предсмертных конвульсиях.

Глава 58: Поединок с Вожаком

Пока двор превращался в кипящий котёл смерти, из главного дома, словно медведь из берлоги, вырвался атаман Хорив. Он был в одной рубахе, без доспехов, но в руках он сжимал оружие, достойное его мощи, – огромный двуручный топор с широким лезвием, скорее похожий на орудие палача. За ним выбежали несколько его верных телохранителей.

Хорив не был ни трусом, ни дураком. Одного взгляда на пылающую казарму, на бойню у пролома и на тени, вырезающие его людей в темноте, ему хватило, чтобы понять – крепость пала. Его армия, его империя рушилась на глазах. И он сделал то, что сделал бы любой вожак стаи, попавшей в окружение, – бросился напролом.

Но он бежал не в бой. Он бежал к главным воротам, к конюшне. Его единственным шансом было прорваться, вскочить на коня и исчезнуть в лесу.

— За мной! К воротам! Прорубимся! – ревел он, и его голос на мгновение перекрыл шум битвы.

Он был как дикий секач. Он нёсся вперёд, и его огромный топор, раскручиваемый могучими руками, был смертоносен. Он не целился. Он просто сносил всё на своём пути. Один из его же собственных людей, в панике метнувшийся ему наперерез, получил страшный удар поперёк груди и был разрублен почти пополам. Хорив даже не замедлил шага.

Володар увидел его. Он как раз прикончил очередного разбойника у стены казармы и заметил это движение, эту отчаянную попытку прорыва. И он понял: если вожак уйдёт, стая, даже разбитая, может собраться снова. Эту змею нужно было лишить головы. Здесь и сейчас.

Он бросился наперерез. Не думая о телохранителях, не думая о риске. Инстинкт охотника вёл его.

Их пути пересеклись в центре двора, на открытом пространстве, освещаемом неровным светом пожара. Это был не поединок чести. Это было столкновение двух альфа-хищников, двух вожаков, сражающихся за территорию.

Хорив, увидев перед собой одинокую фигуру в тёмной одежде, с одним лишь ножом в руке, презрительно взревел. Он решил смести это мелкое препятствие одним ударом. Он занёс свой огромный топор для сокрушительного удара сверху вниз, способного расколоть и щит, и шлем, и череп под ним.

Но Володар не стал принимать удар. Он был охотником, а не воином. Он не полагался на доспехи и силу. Его оружием были скорость и ловкость.

В тот момент, когда тяжёлое лезвие с воем устремилось вниз, Володар сделал резкий, почти змеиный рывок в сторону. Топор с оглушительным скрежетом и снопом искр врезался в утоптанную землю, глубоко увязнув в ней. На какое-то мгновение Хорив, вложивший в удар всю свою силу и вес, оказался в уязвимом положении, пытаясь выдернуть оружие.

Этого мгновения Володару было достаточно.

Он, как рысь, прыгнул вперёд. Не на грудь, не в лицо. А вниз, к ногам. Его длинный охотничий нож, который он держал обратным хватом, сверкнул в свете пламени и с силой вонзился в бедро Хорива, сбоку, в то самое место, где сходились мышцы. Володар не просто ударил – он рванул нож в сторону, рассекая сухожилия и мускулы.

Хорив взвыл. Это был не рёв ярости, а вой нестерпимой боли. Его раненая нога подкосилась. Он рухнул на одно колено, выпустив из рук рукоять топора. Его телохранители бросились к нему, но было уже поздно. На них тут же налетели варяги, привлечённые поединком вождей.

Володар уже был за спиной у раненого гиганта. Хорив, опираясь на руки, пытался подняться, его лицо было искажено гримасой боли и ненависти. Он обернулся, пытаясь дотянуться до Володара, но тот был уже вне досягаемости.

Не давая ему опомниться, Володар нанёс последний, завершающий удар. Он шагнул вперёд, обхватил атамана левой рукой за голову, дёрнув её на себя и в сторону, открывая шею и плечо. А правая рука, сжимавшая нож, нанесла короткий, мощный и глубокий удар сверху вниз, в ямку под ключицей.

Лезвие вошло в тело по самую рукоять, беззвучно, как в масло, пробив лёгкое и достав до самого сердца.

Хорив замер. Его огромное тело содрогнулось в последней конвульсии. Рычание в его горле сменилось булькающим хрипом. Он посмотрел на Володара, и в его глазах, ещё мгновение назад полных ярости, отразились лишь удивление и гаснущий свет пожара. Затем его тело обмякло, и он завалился набок, мёртвый.

Володар выпрямился, выдёргивая свой нож. Он стоял над поверженным врагом, тяжело дыша. Вокруг них продолжалась резня, но в этом маленьком круге света и смерти всё было кончено. Голова змеи была отрублена. Оставалось лишь добить её извивающееся в агонии тело.

Глава 59: Рассвет Свободы

Резня продолжалась ещё около часа, но это была уже не битва, а агония. Смерть вожака, пожар, охвативший уже половину построек, и непрекращающийся натиск со всех сторон окончательно сломили разбойников. Одни, бросая оружие, пытались сдаться, но варяги, опьянённые местью, не брали пленных. Другие, обезумев, вслепую кидались на мечи. Третьи пытались спрятаться в горящих постройках и погибали в огне.

Володар не участвовал в этом избиении. Его битва была окончена. Он стоял в стороне, наблюдая, как пожар довершает начатое ими дело, и чувствовал лишь глухую, звенящую пустоту. Победа не принесла ему радости. Лишь горечь и бесконечную усталость.

Когда первые, робкие лучи рассвета начали пробиваться сквозь завесу дыма, всё было кончено. Бледный утренний свет озарил картину тотального разрушения. Внутренний двор крепости, ещё вчера кипевший жизнью, теперь был усеян трупами. Десятки тел в неестественных, страшных позах лежали вперемешку с обломками, оружием и лужами запёкшейся крови. Воздух был тяжёлым, пропитанным запахом гари, смерти и палёного мяса.

Отряд Володара тоже понёс потери. Несколько дружинников и варягов были ранены, один – смертельно. Святозар, бледный, но державшийся прямо, с перевязанной рукой, отдавал приказы своим людям. Варяги, чья ярость остыла, молча бродили среди трупов, переворачивая их и добивая тех, кто ещё подавал признаки жизни.

— Стой! – громко сказал Володар, и его голос, непривычно властный, заставил всех остановиться. – Раненых не трогать.

Торвальд, занёсший топор над стонущим разбойником, удивлённо обернулся.

— Почему? Эти твари не заслуживают пощады.

— Мёртвые немы, — ответил Володар. — А живые могут рассказать много интересного. О данах, например. Связать их и оттащить в сторону. Они нам ещё пригодятся.

Его слово, после этой ночи, стало законом. Варяги, хоть и неохотно, подчинились. Несколько уцелевших разбойников, корчившихся от ран, были грубо связаны и брошены в кучу у стены.

И только после этого Володар направился к цели, ради которой всё это и затевалось. К бараку, где держали рабов.

Он подошёл к массивной деревянной двери, запертой снаружи на огромный амбарный замок. Он не стал возиться с ним. Просто подобрал с земли тяжёлый топор одного из убитых разбойников, размахнулся и ударил.

Один раз. С оглушительным треском толстое железо замка лопнуло, а дерево вокруг него превратилось в щепки.

Второй удар, и сама дверь, сорванная с петель, с грохотом рухнула внутрь.

В образовавшемся проёме на мгновение воцарилась тишина. Из тёмного, смрадного нутра барака пахнуло страхом и нечистотами. Затем в дверях начали появляться люди.

Они выходили медленно, нерешительно, щурясь от непривычного утреннего света. Измождённые, грязные, в лохмотьях. Их лица были похожи на маски – смесь ужаса от пережитой ночи и робкого, неверящего недоумения. Они видели дымящиеся руины, трупы своих мучителей и этих суровых, окровавленных воинов.

Они не понимали, что произошло. Сменились ли просто хозяева? Ждёт ли их новая, ещё более страшная участь?

Первой из темноты вышла Заря. Она нашла своих соплеменников и теперь держала за руку маленького мальчика, который прятался за её спиной. Она посмотрела на Володара, и её глаза, огромные на худом лице, были полны вопроса.

Затем её взгляд скользнул по двору, и она увидела тело Хорива, лежащее у ног Володара. И она поняла.

Она перевела взгляд обратно на Володара, и в её глазах ужас и недоумение сменились чем-то иным. Чем-то, похожим на восход солнца.

— Свободны, — сказал Володар тихо, обращаясь к ней, но так, чтобы слышали все. – Вы свободны.

Эти слова, произнесённые на их родном языке, прокатились по толпе рабов, как волна. Кто-то ахнул. Кто-то неверяще покачал головой. А потом старая женщина, стоявшая в первых рядах, медленно, словно не веря своим костям, опустилась на колени. За ней – ещё один, потом ещё. Они не молились. Они просто падали на колени от облегчения, от шока, от внезапно обрушившейся на них свободы, тяжесть которой была почти невыносима.

Рассвет, пробившийся сквозь дым, озарил их лица. И это был не просто рассвет нового дня. Это был рассвет новой жизни. Рассвет Свободы, рождённой в огне и крови.

Глава 60: Цена Победы

Когда первый всплеск эйфории от победы и освобождения схлынул, наступило тяжёлое, серое похмелье. Святозар, зажав зубами кусок кожи, чтобы не кричать, морщился, пока один из его дружинников пытался залить его рану на плече крепкой брагой – единственным доступным средством обеззараживания. Варяги молча собирали тела своих павших товарищей, укладывая их в стороне.

Началась перекличка. Подсчёт потерь. И цена этой ночной победы оказалась высокой.

Трое дружинников Святозара лежали мёртвыми, их молодые лица, ещё вчера полные дерзкой удали, теперь были безмятежно-бледными. Ещё пятеро были ранены, кто тяжело, кто легко. Но самой тяжёлой потерей для варягов была гибель Ульфа, юркого воина с саксом, который одним из первых ворвался в пролом. Он получил удар копьём в незащищённый бок и истёк кровью, не дожив до рассвета. Его смерть легла тяжёлым камнем на сердце Торвальда и остальных. Они отомстили за братьев, погибших у реки, но заплатили за это кровью ещё одного брата.

Победа вдруг перестала казаться такой уж триумфальной. Она пахла смертью, гарью и кровью. Она оставила после себя пустоту и боль.

Хервёр, чья кожаная броня была забрызгана чужой кровью, но сама она, по счастью, осталась невредима, взяла на себя роль лекаря. Она отодвинула неумелого дружинника и сама принялась за рану Святозара. В её руках была тонкая костяная игла и нить из сухожилий. Она работала молча, сосредоточенно, её движения были точными и быстрыми, как у швеи. Она зашивала края рваной раны, и в её лице не было ни брезгливости, ни сочувствия – лишь холодная, профессиональная отстранённость хирурга, делающего свою работу. Святозар смотрел на неё с удивлением и уважением, стоически перенося боль. Эта женщина была выкована из той же стали, что и её меч.

В другой части двора кипела иная жизнь. Заря, найдя среди освобождённых с десяток своих соплеменников-карел, стала для них центром, опорой. Она раздавала еду и воду, обнимала плачущих детей, перевязывала мелкие раны и ссадины полосками ткани, оторванными от собственной рубахи. В её действиях не было профессионализма Хервёр, но было нечто иное – бесконечная, тёплая забота. Она гладила по голове старика, потерявшего в набеге всю семью, шептала слова утешения молодой женщине, которую, как и её саму, едва не отправили на смерть. Она была не врачом, а целителем душ. Она несла не исцеление, а утешение.

Володар стоял посреди этого хаоса и смотрел. Он не вмешивался. Он просто наблюдал, и тяжесть этой победы давила ему на плечи, как каменная гора. Он достиг своей цели. Логово зверя было уничтожено. Но какой ценой? Четыре свежие могилы, десятки раненых, сотни искалеченных душ. Он смотрел на трупы разбойников, и впервые не чувствовал к ним ненависти – лишь глухую, опустошающую жалость ко всей этой бессмысленной жестокости, которая отравила его лес.

Его взгляд скользнул по двору и остановился на двух женщинах.

Вот Хервёр. Сильная, собранная, равная. Она стягивала швы на плече боярина, и её лицо было маской концентрации. Она была воином до мозга костей, даже когда держала в руках иглу, а не топор. Она принадлежала миру стали, битвы и действия. Она была огнём, который либо согревает, либо сжигает дотла.

А вот Заря. Она сидела на земле, обняв маленькую плачущую девочку, и тихо напевала ей колыбельную. Её лицо, грязное и осунувшееся, светилось каким-то внутренним, тихим светом. Она принадлежала миру сострадания, заботы и тишины. Она была водой – тихим лесным озером, которое утоляет жажду и отражает небо.

Две совершенно разные женщины, две разные стихии, которые волею судьбы оказались в одном месте, рядом с ним. Обе смотрели на него. Одна – как на боевого товарища, вождя, равного. Другая – как на спасителя, на божество, на само воплощение надежды.

И Володар, стоя на этом кровавом поле боя, среди трупов и стонов, вдруг почувствовал себя отчаянно, пронзительно одиноким. Он принёс им всем победу, свободу, месть. Но кто принесёт покой в его собственную душу? Он не знал ответа. Он знал лишь одно: эта война ещё не окончена. Главный враг, даны, ещё не появился. А рассвет, озаривший их победу, нёс с собой не только надежду, но и тень новой, ещё более страшной угрозы.

Чтобы выполнить седьмое поручение Эврисфея, Гераклу пришлось покинуть Грецию и отправиться на остров Крит. Важно отметить, что для древних греков Крит являлся местом рождения самых могущественных богов и других влиятельных персонажей, например царей. Именно на Крите Рея родила Зевса, там же родились его дети, Аполлон и Артемида; Афина и Дионис, и там же Гера стала супругой Зевса.

Эврисфей поручил Гераклу привести в Микены критского быка. Этого быка царю Крита Миносу, сыну Европы, послал колебатель земли Посейдон; Минос должен был принести быка в жертву Посейдону. Но Миносу не хотелось приносить в жертву такого прекрасного быка – он оставил его в своем стаде, а в жертву Посейдону принес одного из своих быков.

Интересно, что пока Минос занимался "подменой" быка, его супругой, Пасифаей, овладела безумная страсть к животному. Согласно другим источникам, рассерженный Посейдон внушил Пасифае влечение к быку. Так или иначе, в результате этой противоестественной связи родился Минотавр - знаменитое чудовище с телом человека и головой быка, которое обитало в Кносском лабиринте. Важно отметить, что образ быка в мифологии занимает важное место. Он означает не только силу и плодовитость, но и земное воплощение бога, а также является олицетворением победы над звериной природой человека. Бык символизировал власть, обретенную в схватке с врагами. Например, у аккадцев "сломать рог" означало "победить". У греков бык считался атрибутом Зевса и Диониса, последний изображался с рогами, а иногда и с головой быка. Голова быка могла обозначать жертву и смерть. Сексуальный символизм подтверждается обрядами с участием быков в честь Диониса, а также тем, что Зевс предстал перед красавицей Европой, матерью Миноса, в образе быка, чтобы похитить ее.

Посейдон разгневался на Миноса и наслал на подаренного быка бешенство. По всему острову носился бык и уничтожал все на своем пути. Усмирить его, спасая Крит, где зародилась Крито-микенская цивилизация, и было приказано Гераклу. Геракл поймал быка и укротил. Он сел на широкую спину быка и переплыл на нем через море с Крита на Пелопоннес. Бык родился из морской пучины, а поэтому без труда держался на воде с седоком на спине и без устали доплыл до берегов. Геракл привел быка в Микены, но Эврисфей побоялся оставить быка Посейдона в своем стаде и пустил его на волю. Почуяв опять свободу, понесся бешеный бык через весь Пелопоннес на север и наконец прибежал в Аттику на Марафонское поле. Там его убил афинский герой Тесей.

Китале: зелёное сердце Западной Кении

Покинув столицу, я отправился в Китале. Какой контраст! Столичный шум сменился спокойствием и умиротворением зелёных холмов. Воздух здесь чистый и свежий. Китале — это городок, где жизнь течёт неспешно. Я гулял по местным улочкам, наблюдал за повседневной жизнью кенийцев, которые всегда встречали меня с открытой улыбкой. Здесь особенно чувствуется, что такое настоящая, не туристическая Кения — дружелюбная, простая и очень душевная.

Лодвар: навстречу дикой природе и культуре

Дальнейший путь лежал в Лодвар, на север страны. Это был уже другой мир — более суровый, засушливый, но оттого не менее прекрасный. Пейзажи здесь напоминали декорации к приключенческим фильмам: акации, выжженная солнцем земля и невероятно высокое синее небо. Лодвар — это ворота в заповедные территории, где дикая природа предстает во всей своей первозданной мощи. Я видел стада антилоп, величественных страусов и, конечно же, стал свидетелем легендарных африканских закатов, которые заливают саванну огненно-золотым светом. Это место, где по-настоящему ощущаешь связь с древней землей и её коренными народами.

Миссионерская база: место, где останавливается время

Но главной, смысловой точкой путешествия стала миссионерская база. Попадая сюда, ощущаешь, как меняется ритм жизни. Здесь нет места суете. Это место тишины, молитвы и служения. Я был глубоко тронут самоотверженностью людей, которые посвятили свою жизнь помощи местным жителям. Они строят школы, лечат больных, дарят надежду. Общение с ними, совместные вечерние службы, простые беседы за чашкой чая — это те моменты, которые переворачивают душу. Здесь я увидел не «экзотическую Африку», а её живые нужды и огромное сердце тех, кто пытается этим нуждам помочь. Эта база стала для меня оазисом веры и человеческой доброты.

Вместо эпилога

Моя поездка в Кению оказалась путешествием не только по карте, но и внутрь себя. От гламура и шума Найроби через умиротворение Китале и дикие просторы Лодвара до духовной глубины миссионерской базы — каждый этап открывал мне новую грань этой удивительной страны. Я увез с собой не только сотни фотографий и сувениры, но и чувство невероятной благодарности за этот опыт, за встречи с удивительными людьми и за то, что смог прикоснуться к чему-то настоящему и вечному. Ассите сана! (Спасибо на суахили).

Не долго думал Эврисфей и вскоре дал новое поручение Гераклу. Он должен был очистить от навоза весь скотный двор Авгия, царя Элиды, сына лучезарного Гелиоса. Конюшни были наполнены огромным количеством скота, и в них уже несколько лет не убирали. Геракл принял вызов и отправился на поиски способа, как выполнить это задание.

Бог солнца дал своему сыну неисчислимые богатства. Особенно многочисленны были стада Авгия, среди которых было триста быков с белыми как снег ногами, двести быков были красные, как сидонский пурпур, двенадцать быков, посвященных богу Гелиосу, были белые, как лебеди, а один бык, отличавшийся необыкновенной красотой, сиял, подобно звезде.

Авгиевы конюшни находились в древней Греции, в регионе Элиды, на западном побережье Пелопоннеса. Это было одно из крупнейших скотоводческих предприятий того времени, и конюшни были построены с использованием технологии, которая позволяла сохранять стойла в течение многих лет.

Геракл предложил Авгию очистить в один день весь его громадный скотный двор, если тот согласится отдать ему десятую часть своих стад. Авгий согласился. Он считал, что невозможно выполнить такую работу в один день.

Геракл сломал с двух противоположных сторон стену, окружавшую скотный двор, и отвел в него воду двух рек, Алфея и Пенея. Вода этих рек в один день унесла весь навоз со скотного двора, и  Гераклу оставалось только восстановить стены. Пришел Геракл к Авгию требовать награды, но царь не отдал ему обещанной десятой части стад, и пришлось ни с чем вернуться герою в Тиринф.

Страшно отомстил Геракл царю Элиды. Через несколько лет, уже освободившись от службы у Эврисфея, Геракл вторгся с большим войском в Элиду, победил в кровопролитной битве Авгия и убил его смертоносной стрелой. После победы собрал Геракл войско и всю богатую добычу у города Писы, принес жертвоприношением олимпийским богам и учредил Олимпийские игры, которые проводились с тех пор каждые четыре года на священной равнине, обсаженной самим Гераклом оливами, посвященными богине Афине Палладе.

Геракл отомстил и всем союзникам Авгия. Особенно же поплатился царь Пилоса Нелей. Геракл, придя с войском к Пилосу, взял город и убил Нелея и одиннадцать его сыновей. Не спасся и сын Нелея Периклимен, которому дал властитель моря Посейдон дар обращаться во льва, змею или пчелу. Геракл убил его, когда, обратившись в пчелу, Периклимен сел на одну из лошадей, запряженных в колесницу Геракла. Один лишь сын Нелея Нестор остался в живых. Впоследствии прославился Нестор среди греков своими подвигами и великой мудростью.

Сегодня на месте, где находились конюшни, находится археологический комплекс Античной Олимпии, который был включен в список Всемирного наследия ЮНЕСКО. В комплексе находятся множество археологических объектов, в том числе стадион, где проходили олимпийские игры, храм Зевса и множество других зданий и сооружений.

Жена его Ольга жестоко расправилась с древлянами: сожгла их поселение вместе с жителями, наложила тяжкие поборы.
Тем не менее гибель мужа послужила ей сигналом о необходимости пересмотра полюдья.
В 946 году княгиня провела первую налоговую реформу. Она установила фиксированный размер податей и определила место их сбора (пого́сты, стано́вища).