Сами люди
Кто-то говорил,самые страшные-родственники.Умерла бабушка,она меня вырастила(ну как мать бросила на нее инвалида),но мать будет судится за наследство.Я в ахуе.Вчера вступил
Через неделю годовщина смерти моей мамы •
Выводы к 40 и после пережитого (ребят я правда очень тяжело это все говно проживаю. У меня мама жила в соседнем доме и была моей лучшей подругой . Ментально разорвать все это очень сложно, особенно когда мама молодая и плачет и говорит
«Алёна я столько всего не успела я так хотела еще пожить») так вот глядя на это все я понимаю как блин надо торопиться жить !!!! Ребята не откладывайте на потом ничего.
ПОТОМУ ЧТО ПОТОМ -НИЧЕГО !!!
Сожалеть о том что ты не сделал хуже, чем сожалеть о том что сделал .
Ну и хрен с ним что вы провалили что
то, опозорились, или сделали ошибку!
. Вы что думаете, что вы сможете творить глупости в другой жизни , а в этой нельзя ни позориться ни безумствовать , иначе осудят . Иначе .. что блин иначе -да ничего !!! Делайте глупости широко открыв глаза !!!! И в Какой другой жизни ?)))
А другой блин жизни не будет !!!! Нееее будет !Мне кажется меня поймут только те,кто потерял близкого и понимал «ну блин ,как так ,жить и жить человеку ...столько всего же планов столько ... « а вот херак и нет планов и нет улыбок и нет ошибок.
АНУ БЕГОМ проживать СВОю
ЛУЧШУЮ ЖИЗНЬ !!!
Любите, путешествуйте, цепляйтесь зубами за счастье даже если зубами за трусы .В последние минуты своей жизни вы БУДЕТЕ думать именно о том, ЧтО НЕ УСПЕЛИ !!!! Сказать и сделать.
Творите и вытворяйте . Осуждать будут всех в любом случае . Научитесь класть на всех и делать свою жизнь безумно интересной , чего и себе желаю .
Вчера, мой нежный Дыма, я услышала твой стон. Я еще не знала, что это ты стонешь. Я подумала, что это звуки на улице. Но они были такие странные, что я решила проверить. И побежала смотреть. Ты лежал на полу в луже собственной мочи, вытянув тело и громко стонал. Я ничего поняла, кроме того, что тебе очень плохо и ты не можешь шевелиться. И что надо срочно ехать в ветеринарную клинику.
Я побежала одеваться, на бегу вспоминая, где ближайшая круглосуточная ветеринарная клиника. Потом я завернула тебя в полотенце и отнесла в машину. Все это время ты громко стонал. И хотелось рыдать, слыша твои стоны, но тогда я бы потеряла свою собранность. А ее в тот момент терять было нельзя.
Мы подъехали к ближайшей клинике, но табличка на ее дверях говорила, что они больше не работают круглосуточно. Хорошо, что я не достала тебя из машины, как хотела сразу, как только мы подъехали.
Мы быстро поехали в следующую ветеринарную клинику, которая точно работала круглосуточно - мы там были раньше. Но на ее месте был открыт косметологический кабинет.
Все так не вовремя и так некстати изменилось, мой нежный и сильно страдающий Дымочка.
Я поняла, что передвигаться методом поиска это - преступная и опасная потеря времени. Поэтому включила поиск в телефоне и нашла ближайшую круглосуточную ветеринарную клинику в соседнем городе.
Ты все время стонал, я пыталась вести машину и гладить тебя по голове. Я пыталась что-то тебе говорить. Даже - уговаривать. Но, скорее, говорила я себе, и уговаривала я себя. Мне было больно и страшно одновременно.
Хвала кошачьим богам, клиника действительно была круглосуточной и в 8 утра 6.12.2025 мы с тобой туда приехали.
Я бросила машину под табличкой "Парковаться запрещено" (другие места были заняты) и взяла тебя на руки.
Ты очень похудел в последнее время. А в тот день ты казался мне невесомым и очень страдающим серым комочком. От выплеснувшегося адреналина я не понимала, как мне открыть эту дверь. Но мне ее открыли с той стороны.
Посетителей в клинике в силу раннего часа было очень мало, поэтому уже через пять минут нас принял врач. Она сразу сказала, что забирает тебя в реанимацию и что с большой долей вероятности это - легочная эмболия. "Ждите, "- сказала она мне.
И я села ждать. Скоро меня пригласили подписать документы на размещение в реанимации, а я никак не могла это сделать. Пальцы были одеревеневшими. И было ощущение, что я не помню, как это "поставить подпись". Но все же мне удалось это сделать. И я вернулась на скамейку ожидания. Ждать пришлось долго. Час или больше. Сейчас мне сложно сказать - время тянулось. Но все же врач пришла и сказала, что я могу к тебе пройти в реанимацию.
Ты лежал на такой маленькой высокой кроватке, укрытый греющимся одеялом и подключенный к разным мониторам.
- Нормальная температура для кошек 37 градусов. Вы привезли его с температурой 32 градуса. И давление у него тоже очень низкое. Еще у него сильный тромбоз конечностей. Кровь туда не поступает.
- Дыма парализован?
- Да. И мы не можем сейчас провести полную диагностику. В таком состоянии это негуманно. Но нам пока не удалось стабилизировать его состояние. Поезжайте домой. Мы позвоним, как только он станет стабильнее. Вы сможете к нему приехать.
Так я в то злое утро поехала домой, увозя с собой полотенце, в которое ты был завернут.
Я честно пыталась ждать, но не понимала, как это не удается стабилизировать тебя. Почему температура и давление не поднимаются?!?
В час дня я не выдержала, и сама позвонила в клинику. Вежливый и нейтральный секретарь ответила, что доктор сам перезвонит. И доктор перезвонил буквально сразу. Собственно, она просто повторила то, что говорила раньше: "Состояние стабилизировать не удалось. Давление и температура намного меньше нормы. Идет процесс образования тромбов по всему телу. Четвертая лапка, которая была меньше других затронута этим процессом, тоже уже ничего не чувствует.
- Продлевать это состояние – это только мучать его. Он уже в ступоре.
- Надо усыплять?
- Это будет гуманно.
- Я могу присутствовать и потом забрать его?
- Да. Приезжайте.
И я сразу поехала. Меня влекло туда, где ты, мой любимый котенок, как, наверное, никуда и ни к кому. Я должна была видеть тебя. И, если бы не эти боли, которые ты испытывал, я бы, наверное, согласилась просто продлевать твое существование - даже такое.
Когда я приехала и прошла к тебе, твои глаза уже смотрели вовнутрь. Не в буквальном смысле. Ты уже был не там и не с нами. Я начала гладить тебя по голове. Я плакала и просила прощения, что я не распознала это ранее и не помогла. И в этот момент ты открыл рот и сказал свое беззвучное "мяу", которое я так у тебя любила. Я не верила своим глазам - ты со мной попрощался.
Потом доктор взяла свои убийственно-спасительный шприцы, подняла одеялко и вколола тебе в лапку эту адскую смесь.
Ты смотрел в моем направлении. Казалось, что ты смотришь прямо на меня. Я рыдала, и ничего не могла с этим сделать. И я держала тебя за лапку, чтобы ты хоть какой-нибудь капелюшкой оставшейся чувствительности знал и чувствовал, что я рядом.
Так закончилась наша с тобой прекрасная 12-летняя жизнь, в течение которой я каждый день была благодарна, что ты у меня есть. И это не преувеличение. Никогда ранее я не представляла, что животное может быть таким чувствующим, деликатным, нежным.
Я очень тебя люблю, Дымочка, но тебя больше нет со мной.
Я привезла твое тело домой, завернутое уже в больничную пеленку. Положила на диван, развернула. И увидела, что лапки уже начали окоченевать. Тогда я выпрямила твои любимые лапки и спеленала тебя этой пеленкой.
Потом я долго делала из коробок твое последнее пристанище. Написала на коробках свои последние послания, нарисовала много сердечек. И положила тебе вовнутрь. оставила открытой только голову. Мне хотелось продлить этот момент, что я еще могу тебя видеть. Могу тебя потрогать хоть чуть-чуть. Хотелось, конечно, оставить тебя насовсем. В любом виде. Но мысль том, что ты можешь пустым чучелом жить в нашем доме, мне не понравилась. Надо было набраться смелости и сил тебя похоронить. Я знала, что похороню тебя в нашему саду. Да, в нашем. Я тебе всегда говорила, что ты - душа этого дома.
Я выбрала место на северной стороне, под молодым дубком.
Место было выбрано. Ты был готов к захоронению, а я не была готова. Я постоянно ходила мимо тебя, стоящего на диване в коробке, как большая кукла, и заглядывала туда. И встречала твой взгляд. Глаза у тебя остались открытыми.
Так ты провел еще одну ночь в своем дом. Со мной. Со всеми нами.
И только в 14 часов следующего дня, 7.12.2025, я решительно выпихнула себя с лопатой в сад: "Соберись и сделай это!"
Это было сложно. Я сфотографировала твою мордочку в этой проклятой коробке-саване. Не знаю, буду ли я когда-то смотреть на эту фотографию, но мне очень надо знать, что она у меня есть. Я сильно скучаю. Нет. Я тоскую, Дыма...
Я выкопала яму. Хорошо, что в этом году декабрь теплый и земля совсем не промерзла. Потом пошла за коробкой, в которой был ты. Положила ее в яму. И очень быстро, как будто боялась передумать, закидала землей.
Так закончилась твоя земная жизнь, мой Дымочек.
Моя тоже когда-нибудь закончится. Надеюсь, мы встретимся там, куда ты так рано ушел.
В Кирове погиб мужчина после того, как попытался украсть с прилавка магазина настойку за 300 рублей. Во время задержания на 67-летнего Виктора накинулись трое сотрудников — продавщица, грузчик и охранник. В итоге пенсионер скончался на месте, смерть была зафиксирована дежурной бригадой. О трагедии в магазине рассказала URA.RU семья покойного.
«Мужчина сел на пенсионера сверху, пока женщина с грузчиком завязывали ему руки и ноги скотчем. Даже когда Виктора полностью обездвижили, охранник не вставал, куря сигарету в ожидании полиции», — рассказали журналистам агентства.
Все произошло в одном из магазинов сети «Система Глобус» в Кирове. Как следует из постановления о возбуждении дела, копия которого есть в распоряжении семьи, следствие расследует ситуацию по статье о причинении смерти по неосторожности.
При этом медицинская экспертиза установила у пенсионера атеросклеротическую болезнь сердца. Родственники утверждают, что охранник, продавщица и грузчик продолжают работать в том же магазине. Кроме того, администрация торговой точки с семьей не связывалась, извинений и предложения компенсации не последовали.
По словам дочери, после подачи заявления и передачи материалов в следственные органы ее перестали пускать в этот маркет. Известно, что сеть магазинов «Система Глобус» принадлежит семье депутатов Кировской гордумы Олега и Андрея Березиных.
Источники: https://ura.news/news/1053045012
https://www.ntv.ru/novosti/2953348/
https://360.ru/news/crime/skrutili-nogi-skotchem/
— А ну стой! — крикнул Мирон Дубинкин, взмахивая жезлом.
Дорогая серебристая иномарка обещала хороший навар. Скорость мчавшегося по шоссе автомобиля даже на глаз составляла не меньше 160 км/ч. У Мирона глаз намётанный, да и скорость реакции, как у саламандры. А то и побыстрей будет. Если саламандра, охотясь на насекомых, выстреливает язык со скоростью 15 м/с, то и рука Мирона с такой же скоростью взлетала, когда он чуял добычу.
Иномарка резко съехала на обочину и остановилась. Из салона, чертыхаясь, вылез тучный водитель с провисшим подбородком и красным родимым крестом на лбу. Мирон тут же прикинул размер навара, который мог «спасти отца русской демократии», надвинул строгость на раскрасневшееся от предвкушения лицо и двинулся навстречу тучному водителю иномарки.
Чёрный сгусток крови оторвался от стенки сосуда и медленно поплыл в сторону фильтра.
Перед ним были её голубые глаза. Вот она, бескрайняя пучина волн. Небо, солнце и ветер — всё это играло в уходящем сознании ощущением невесомости бытия. Его человеческая сущность теряла чёткие очертания, растворяясь в огромном пространстве голубого озона, и Егор понимал это, чувствовал. Сознание уходило, растворялось в голубоватой неге, мысли уносились с лёгкостью тёплого бриза, он переставал чувствовать своё физическое тело, наполняясь эйфорией свободы.
Чёрный сгусток крови, блуждая, дополз наконец до фильтра и заблокировал его.
Егор лежал без движения, едва шевеля немыми губами. Покидая плоть, он бредил, шепча на дорожку слова, которые она никогда не услышит:
— Ты — вторжение, а я — пустота. Только не смотри вниз… И в ширь… И в край… В вертикаль… По карнизу… Куда ты складываешь разбитые сердца? Закинь моё туда же.
Прибывающая кровь давила на фильтр всё сильнее. Не выдержав напора, вена взорвалась, но он успел ещё выдохнуть: «Всё, я умираю».
— Всё! — Медсестра Маша отпустила руку с остановившимся пульсом и повернулась к увлечённым спором инспектору Дубинкину и волонтёру Худикову. — Он умер!
В бескрайне голубых глазах зависли бессильные слёзы.
Генерал-полковник в отставке Волынцев умирал в отдельной палате госпиталя имени Бурденко. Тело, изношенное тремя инфарктами и Афганом, уже не слушалось, но сознание оставалось ясным, как осенний воздух после дождя. На экране телевизора, приглушённо бубнящего в углу, шёл концерт к 9 мая. Пели «Журавлей». Вокал – бархатный, проникновенный, народной артистки Ларисы Вольской.
«Лёгкая у неё жизнь, – подумал Волынцев без злости, с усталой отстранённостью. – Вся война – в патриотических песнях. Выходит, улыбается, принимает цветы. А мы-то… кости на перевалах оставляли».
Он вспомнил полигон в Капустином Яре, рёв двигателей, землю, содрогающуюся под сапогами. Ответственность, которая жгла изнутри сильнее самого крепкого спирта. И в этот момент его сердце, крупное, изношенное, сделало перебой.
В это самое время за кулисами Концертного зала имени Чайковского Лариса Вольская, только что спустившаяся со сцены под гром оваций, стояла, опершись о холодную стену. В глазах плясали тёмные пятна. Врачи шептали что-то про «крайнее истощение». Она махнула на них рукой в драгоценном перстне. Нужно было готовиться к «Смуглянке».
Ей вдруг, с невероятной ясностью, вспомнился тот вечер в далёком 63-м. Выпускной в консерватории. И два предложения: от худрука филармонии и от красавца-лейтенанта Виктора, звавшего замуж и в гарнизон. Она выбрала сцену. Он стал генералом. Слышала, что жив, болеет. И сейчас, чувствуя, как подводит её когда-то неутомимое горло и ноет сердце, она подумала о его жизни. О жизни, в которой всё чётко: приказ, выполнение, враг, друг. Твёрдая, как камень, прямая, как штык. Неужели она когда-то посчитала её скучной?
«Он защищал что-то реальное, – прошептала она, глядя на своё отражение в потускневшем зеркале гримёрки. – А я? Я защищала призраков. Настроение. Память, которую сама же и создавала из нот».
В палате госпиталя экран мерцал. Волынцев видел крупным планом лицо Вольской. Удивительное лицо. На нём была не улыбка, а лёгкая, почти неуловимая гримаса боли. И в этой боли было что-то до глубины души знакомое. Боль человека, который тоже отдавал приказы. Себе. Выйти на сцену. Спеть. Улыбнуться. Когда внутри – пустота и тихий ужас.
«Да мы с тобой, сестра, из одного полка, – едва оформилась мысль в его сознании. – Только ты без оружия в атаку ходила».
Его взгляд затуманился. Звуки госпиталя отдалились. На экране Лариса Вольская брала высокую, чистую ноту в финале песни.
За кулисами, положив руку на грудь, чтобы унять колотьё, артистка вдруг почувствовала не пронзительный страх, а странное, всезаполняющее спокойствие. Будто слышала отголосок далёкого, мощного залпа, эхо которого настигло её только сейчас.
В госпитальной палате прямая линия на мониторе издала протяжный писк.
За кулисами Лариса Вольская тихо, по-девичьи, вздохнула и опустилась на скрипучий стул гримёрки, будто только что закончив свой самый сложный концерт.
Они ушли почти одновременно. Генерал, так и не решив, чья жизнь была правильней. Артистка – так и не поняв, кто из них нёс более тяжёлую ношу.
Где уже не было ни оваций, ни приказов. Только тишина, в которой наконец отзвучали и шёпот за кулисами, и грохот на полигоне.
В голове до 30-35 лет в голове как какой то туман.
Ты вроде живешь, но совершенно не знаешь что делать.
А когда наступает 40, ты судорожно хватаешься за седину и пытаешься понять, как тебе все успеть до старости и болезней.
А еще родители умирают и теряешь опору в жизни.
Наконец к тебе приходит Ангел смерти...
Многие это чувствуют и вступают с Богом в торги и споры.
И вот ты уже умер.
Что у тебя осталось? Ничего. Пропал паспорт с бумажником. Ушла квартира и дача, твоим сварливым родственникам. Остались твои любимые животные.