Преследовать его отправили всё тех же милиционеров, в помощь к которым напросился тот самый охотник Унпэнер. Они отправились на аэросанях. По трассе они шли со скоростью 50 км/ч, затем Унпэнер заметил, что грузовик здесь свернул с дороги, и они свернули туда же. Тут скорость упала уже втрое. Но и грузовик вряд ли шёл слишком быстро по такому снегу.

– Если в грузовике почти полный бак, то его хватит километров на четыреста с лишним, запасного на триста с чем-то.  – рассуждал Тетерин.  Затем он посмотрел на небо. Его опять затягивали тучи.

– Я застряну, это плохо. Но и мои преследователи тоже. Это хорошо.

– Пурга будет. - сказал Унпэнер. Не успеем.

– Разворачиваемся? Ладно бы мы на упряжке были, а то техника.

– Да, минутах в пятнадцати от дороги есть дом, переждем. Только запомните, где он свернул.

Через полчаса началась страшная пурга. Тетерин заглушил мотор, ехать было невозможно. Во время пурги становится немного теплее, так что хотя мотор и не работал, в кабине было не так уж холодно, благо что захватил полушубок. Только потом попробуй выберись из этого снежного плена.

– Вообще, толку-то здесь от грузовика, даже полноприводного, если дорог здесь кот наплакал, а какая есть – на ней лучше не появляться. И морозы могут в любой момент такие ударить, что не заведется. Вот мне бы сейчас собачью или оленью упряжку, тогда можно было выбраться. И то вряд ли, я же никогда ими не правил. Черногорцеву повезло чуть больше, у нас-то с дорогами получше, если бы он вздумал угнать грузовик. – размышлял Тетерин, даже не догадываясь, насколько точен оказался в своих предположениях, насколько хорошо знал своего подчинённого, теперь бывшего.

Кабаев рвал и метал, узнав о побеге. Планы проваливаются один за другим. Надо найти Тетерина. Он получил предупреждение от Горлова, что если опять проявит гуманизм, ему покажут, где раки зимуют.

Снега навалило действительно немало. Тетерин понял, что грузовик оказался в снежном плену, и он тоже. Теперь остается только бежать в бескрайние снега. Впрочем, рано, на этот случай тут должна быть лопата. Надо поискать. Вот она. Тетерин вылез, и начал прокапывать себе путь. Это отняло много времени и сил, но кое-какую дорожку расчистить удалось.

Не дремали и его преследователи. Аэросани мчались по глубокому снегу, и вот зоркий глаз Унпэнера увидел в полкилометре впереди что-то зеленое. Похоже, грузовик.

Как раз в это время Тетерин кое-как его завёл, и поехал вперед. Ему удалось вырваться туда, где снег был уже не столь плотный и глубокий. Но тут в зеркало он увидел преследующие его аэросани.

– Ну вот, догонят меня, сцапают. – думал Тетерин.

– Олег Филиппович, остановитесь! - кричал в громкоговоритель один из милиционеров. Затем произвёл выстрел в воздух. Тетерин не рискнул останавливаться, хотя заколебался.

Тогда было решено взять штурмом грузовик. Для этого пришлось выжать из аэросаней максимум. Они прильнули к борту грузовика, и милиционер зацепился за него и затем прыгнул в кузов. Он также взял с собой нож Унпэнера, распорол им тент с правой стороны, и вылез наружу. Затем открыл правую дверь и ворвался в кабину. Олег Филиппович настолько растерялся, что бросил руль. Грузовик потерял управление и влетел в сугроб. Тетерин выпрыгнул из кабины.

Тут произошло то, чего никто не ожидал. Из сугроба выскочил белый медведь, и набросился на обессилевшего и окровавленного Тетерина. У милиционера перекосило патрон в патроннике, и пока другие спохватились и  начали всаживать в медведя одну пулю за другой, он уже успел сильно исцарапать Тетерина, а затем, израненный, упал прямо на него и всей своей массой расплющил. Теперь последний свидетель по столь важному делу на территории СССР был мертв.

Кабаев уже долго сидел в небольшой комнатушке, облокотившись на стол, и думал всё о том же страшном для него вопросе: что теперь делать, и что с ним будет, если Тетерин убежит. Он уже настолько зациклился на белых медведях, что стал думать, нет ли их у ЦРУ США, а если есть, может как-то позаимствовать одного. В общем, бредил ими, будучи абсолютно здоровым. Из этого состояния его вывел стук в дверь.

– Входите!

– Товарищ полковник, разрешите доложить. Там Тетерина... белый медведь убил.

– Да ты что, не может быть! Как же это он без моего приказа?

– Не могу знать. Медведь всё-таки погиб при выполнении задания. Разрешите идти?

– Свободен!

– Жаль, ценный кадр был бы. Может даже звание присвоили бы ему какое.

Кабаев страшно обрадовался, хотя и немного огорчился, что это произошло без его влияния. Впрочем, в  Новосибирске, а тем более в Москве, все равно не узнают. Главное, что дело сделано, и так, как он планировал.

Горлов тоже был очень обрадован. Теперь, глядишь, его переведут в более теплые края. А его место пусть Кабаев занимает.  И в Москве все довольны. Кабаев посчитал, что Кодриану уже нет особого смысла убивать, во всяком случае, сейчас.

Прознали об этом случае и в ЦРУ. Аллену Даллесу захотелось узнать, как же это советским спецслужбам удалось заставить работать на себя белого медведя, чтобы он убивал прежние сталинские кадры. Он считал, что не помешало бы такого и в Штатам заиметь на территории Аляска (тогда ещё она не была штатом, фактически - бесправная колония США).

Даллес сидел в своём кабинете  в главном административном здании в Вашингтоне по адресу 2430 E Street NW (до переезда в Лэнгли оставалось ещё 6 лет), раскуривал неизменную трубку и размышлял: уж много у нас в США придумано способов борьбы с красной заразой, но чтобы таким делом белые медведи занимались - это феномен. Благо теперь у власти в СССР совсем другие люди, которые уже кое-чем обязаны его управлению, может поделятся секретом. Однако лучше бы все узнать у исполнителя. За такую информацию долларов жалеть не стоит. Лишь бы только на Аляске медведи не начали грызть его агентов, а то от Москвы всего можно ожидать. Сталин умер, а СССР остался, борьба продолжается.

Новость одновременно и приятно удивила, и сильно озадачила Даллеса. Сегодня медведь пожирает сталинские кадры, а завтра? Также он очень не хотел, чтобы об этом узнали англичане, у них тоже есть белые медведи в Канаде. Вдруг у них что получится. Следует побеседовать с президентом, новость серьёзная.

Президент Эйзенхауэр нередко принимал те или иные решения по операциям после бесед с братьями Даллес. Тут пока об операциях речи не шло, но Эйзенхауэр заинтересовался этой новостью.

– Господин президент, мы получили информацию, пока не очень полную, что в СССР некие чины МГБ решили убрать сторонника Берии с помощью белого медведя, и им это удалось. Меня эта новость заинтересовала и встревожила.

– Действительно, любопытно. А может быть, ваших людей ввели в заблуждение?

– Нет, всё точно. Бывшего чекиста загрыз белый медведь, и всё это спланировали некие полковник с генералом по приказу сверху.

– Выходит у Советов есть новое оружие - белый медведь?

– Выходит так. Как бы на Аляске не произошло что-нибудь нехорошее.

Эйзенхауэр промолчал. Он, хоть и человек военный, сейчас не мог ничего сказать, только размышлял.

– И ещё, как бы англичане не пронюхали про это, а то в Канаде начнут свои эксперименты.

– Да, это верно. Я считаю, что сейчас рано опасаться белых медведей, но надо быть начеку - это несомненно. А вообще дело-то хорошее, белый медведь загрыз красного. Может и нам таких завести?

– Я сам об этом думаю, но про это пока информации нет, не можем добыть.

– Может обсудить это дело ещё с Гувером?

Даллес нахмурился. Ему не хотелось что-то обсуждать с конкурентом, постоянно вставляющим палки в колёса. Впрочем, что тут поделать, если у Гувера с президентом тоже сложились тесные отношения.

Эйзенхауэр заметил, какое впечатление произвёл этот вопрос на Даллеса, и решил не развивать его дальше.

– Ладно, это ещё успееем. Вы пока поразмышляйте. Будут какие предложения - побеседуем. Главное, реализуемые. В таком деле скупиться, действительно, нельзя. И монополии нас поддержат.

На этой ноте беседа и завершилась. Эйзенхауэр снова погрузился в раздумья.

Затем всё-таки состоялась его беседа с Гувером. Гувер был недоволен, что первым президенту доложил Даллес, и не скрывал этого.

– Да что они там могли узнать, господин президент? У них же нет своих агентов там, я уверен. Моррос сообщал, что случай с белым медведем действительно имел место, но подтверждений, что это не случайное стечение обстоятельств, нет. Это блеф. Вообще всех, кто сочиняет такое, хорошо бы проверить на причастность к коммунистической деятельности. Мало им, что у Советов водородная бомба появилась, теперь ещё белыми медведями будут пугать, которые якобы способны загрызть кого надо.

Эйзенхауэру стало немного не по себе от этого. Несмотря на его тесные отношения с Гувером, было в нём что-то пугающее. Теперь опять вот со своей параноей. А может он и прав, всё это блеф.

– Значит вы считаете, что не стоит этому сильно доверять?

– Пока не стоит. Может это советские спецслужбы сами запустили такую дезу, а Даллес и клюнул.

– Если так, то может быть всё-таки имеет смысл начать какие-то эксперименты с белыми медведями?

– Идея, конечно, хорошая. Но даже если так, не будем же мы всех коммунистов отправлять на Аляску к белым медведям.

– Ну каких-то можно.

– Их у нас слишком много. В общем, это дело требует серьезного обдумывания и уточнения информации.

Как всё происходило дальше - нам неизвестно.

А полковник Кабаев и не подозревал о подобном интересе к своей персоне. Этот случай на Чукотке породил эхо даже в высоких кабинетах США, еще больше усилив паранойю и тягу к бредовым проектам. Кабаев же  радовался удачному стечению обстоятельств, которое так подняло его в глазах генерала Горлова и коллег. Хотя они, конечно, подозревали, что всё это не более чем везение, но главное, что задача выполнена, и выполнена как задумано, а уж причастен к этому Кабаев или нет - какая разница.

Наступал новый 1954 год. На квартире у Горлова собрались его наиболее близкие коллеги. Их было немного, поскольку отношения у Горлова с другими складывались совсем не так хорошо, как ему хотелось бы. Произносили тосты. И тут Кабаев сказал:

– Товарищи, я считаю, нужно поднять бокалы за белых медведей!

Все удивленно посмотрели на него.

– Да, да, совершенно верно. – сказал Горлов. Они избавили нас от такой заразы, как Тетерин. Я бы тому медведю присвоил звание старшины гобезопасности, но милиционеры и охотники нашпиговали его свинцом. Впрочем, это ведь можно сделать и посмертно. А лучше бы запретили наконец охоту на них. Совы, волки и олени пока не доросли до таких ответственных дел.

Все рассмеялись.

– Ну, пьем за белых медведей!

Стоит сказать, что в Кремле происходила похожая картина. Некие высокопоставленные лица тоже произнесли тост за белых медведей, уничтожающих красную заразу. В Белом доме же никто не произносил таких тостов, там пока до конца не оценили роль белых медведей, бояться ли их теперь, или тоже как-то использовать.

В общем, произошло то, что нередко бывает - наказание невиновного Тетерина и награждение непричастного Кабаева. И все были в этой хитрой и опасной игре пешками друг у друга, начиная с генерала Горлова, и заканчивая преступниками. Однако пусть читатель не думает, что в органах остались только такие люди, это было бы неверно.

Он залез в грузовик, думая,что ключи зажигания на месте. Но внезапно их не оказалось. Тетерин впал в панику. Затем его рука что-то нащупала на панели. Это были спасительные ключи. Он завёл грузовик, и помчал вперед. Конечно, угон быстро заметили, все зашевелились. Да и он сам в общем-то не знал, что делать. Дорога одна. Свернуть с неё - есть ли смысл? Следы останутся. Впрочем, грузовик полноприводный - это уже неплохо. Хотя и топлива ему хватит вопрос на сколько.

Олег Филиппович на ходу смотрел, что лежит в кабине, и наконец нашёл  компас. Тоже ничего. Затем круто повернул машину на восток и поехал по снегу.

Преследовать его отправили всё тех же милиционеров, в помощь к которым напросился тот самый охотник Унпэнер. Они отправились на аэросанях. По трассе они шли со скоростью 50 км/ч, затем Унпэнер заметил, что грузовик здесь свернул с дороги, и они свернули туда же. Тут скорость упала уже втрое. Но и грузовик вряд ли шёл слишком быстро по такому снегу.

– Если в грузовике почти полный бак, то его хватит километров на четыреста с лишним, запасного на триста с чем-то.  – рассуждал Тетерин.  Затем он посмотрел на небо. Его опять затягивали тучи.

– Я застряну, это плохо. Но и мои преследователи тоже. Это хорошо.

– Пурга будет. - сказал Унпэнер. Не успеем.

– Разворачиваемся? Ладно бы мы на упряжке были, а то техника.

– Да, минутах в пятнадцати от дороги есть дом, переждем. Только запомните, где он свернул.

Через полчаса началась страшная пурга. Тетерин заглушил мотор, ехать было невозможно. Во время пурги становится немного теплее, так что хотя мотор и не работал, в кабине было не так уж холодно. Только потом попробуй выберись отсюда.

– Вообще, толку-то здесь от грузовика, даже полноприводного, если дорог здесь кот наплакал, а какая есть – на ней лучше не появляться. И морозы могут в любой момент такие ударить, что не заведется. Вот мне бы сейчас собачью или оленью упряжку, тогда можно было выбраться. И то вряд ли, я же никогда ими не правил. Черногорцеву повезло чуть больше, у нас-то с дорогами получше, если бы он вздумал угнать грузовик. – размышлял Тетерин, даже не догадываясь, насколько точен оказался в своих предположениях, насколько хорошо знал своего подчинённого, теперь бывшего.

Кабаев рвал и метал, узнав о побеге. Планы проваливаются один за другим. Надо найти Тетерина. Он получил предупреждение от Горлова, что если опять проявит гуманизм, ему покажут, где раки зимуют.

Снега навалило действительно немало. Тетерин понял, что грузовик оказался в снежном плену, и он тоже. Теперь остается только бежать в бескрайние снега. Впрочем, рано, на этот случай тут должна быть лопата. Надо поискать. Вот она. Тетерин вылез, и начал прокапывать себе путь. Это отняло много времени и сил, но кое-какую дорожку расчистить удалось.

Не дремали и его преследователи. Аэросани мчались по глубокому снегу, и вот зоркий глаз Унпэнера увидел в полкилометре впереди что-то зеленое. Похоже, грузовик.

Как раз в это время Тетерин кое-как его завёл, и поехал вперед. Ему удалось вырваться туда, где снег был уже не столь плотный и глубокий. Но тут в зеркало он увидел преследующие его аэросани.

– Ну вот, догонят меня, сцапают. – думал Тетерин.

– Олег Филиппович, остановитесь! - кричал в громкоговоритель один из милиционеров. Затем произвёл выстрел в воздух. Тетерин не рискнул останавливаться, хотя заколебался.

Тогда было решено взять штурмом грузовик. Для этого пришлось выжать из аэросаней максимум. Они прильнули к борту грузовика, и милиционер зацепился за него и затем прыгнул в кузов. Он также взял с собой нож Унпэнера, распорол им тент с правой стороны, и вылез наружу. Затем открыл правую дверь и ворвался в кабину. Олег Филиппович настолько растерялся, что бросил руль. Грузовик потерял управление и влетел в сугроб. Тетерин выпрыгнул из кабины.

Тут произошло то, чего никто не ожидал. Из сугроба выскочил белый медведь, и набросился на обессилевшего и окровавленного Тетерина. У милиционера перекосило патрон в патроннике, и пока другие спохватились и  начали всаживать в медведя одну пулю за другой, он уже успел сильно исцарапать Тетерина, а затем, израненный, упал прямо на него и всей своей массой расплющил. Теперь последний свидетель по столь важному делу на территории СССР был мертв.

Кабаев уже долго сидел в небольшой комнатушке, облокотившись на стол, и думал всё о том же страшном для него вопросе: что теперь делать, и что с ним будет, если Тетерин убежит. Он уже настолько зациклился на белых медведях, что стал думать, нет ли их у ЦРУ США, а если есть, может как-то позаимствовать одного. В общем, бредил ими, будучи абсолютно здоровым. Из этого состояния его вывел стук в дверь.

– Входите!

– Товарищ полковник, разрешите доложить. Там Тетерина... белый медведь убил.

– Да ты что, не может быть! Как же это он без моего приказа?

– Не могу знать. Медведь всё-таки погиб при выполнении задания. Разрешите идти?

– Свободен!

– Жаль, ценный кадр был бы. Может даже звание присвоили бы ему какое.

Кабаев страшно обрадовался, хотя и немного огорчился, что это произошло без его влияния. Впрочем, в  Новосибирске, а тем более в Москве, все равно не узнают. Главное, что дело сделано, и так, как он планировал.

Горлов тоже был очень обрадован. Теперь, глядишь, его переведут в более теплые края. А его место пусть Кабаев занимает.  И в Москве все довольны. Кабаев посчитал, что Кодриану уже нет особого смысла убивать, во всяком случае, сейчас.

Прознали об этом случае и в ЦРУ. Аллену Даллесу захотелось узнать, как же это советским спецслужбам удалось заставить работать на себя белого медведя, чтобы он убивал прежние сталинские кадры. Он считал, что не помешало бы такого и в Штатам заиметь на территории Аляска (тогда ещё она не была штатом, фактически - бесправная колония США).

Даллес сидел в своём кабинете  в главном административном здании в Вашингтоне по адресу 2430 E Street NW (до переезда в Лэнгли оставалось ещё 6 лет), раскуривал неизменную трубку и размышлял: уж много у нас в США придумано  способов борьбы с красной заразой, но чтобы таким делом белые медведи занимались - это феномен. Благо теперь у власти в СССР совсем другие люди, которые уже кое-чем обязаны его управлению, может поделятся секретом. Однако лучше бы все узнать у исполнителя. За такую информацию долларов жалеть не стоит. Лишь бы только на Аляске медведи не начали грызть его агентов, а то от Москвы всего можно ожидать. Сталин умер, а СССР остался, борьба продолжается.

Новость одновременно и приятно удивила, и сильно озадачила Даллеса. Сегодня медведь пожирает сталинские кадры, а завтра? Также он очень не хотел, чтобы об этом узнали англичане, у них тоже есть белые медведи в Канаде. Вдруг у них что получится. Следует побеседовать с президентом, новость серьёзная.

Президент Эйзенхауэр нередко принимал те или иные решения по операциям после бесед с братьями Даллес. Тут пока об операциях речи не шло, но Эйзенхауэр заинтересовался этой новостью.

– Господин президент, мы получили информацию, пока не очень полную, что в СССР некие чины МГБ решили убрать сторонника Берии с помощью белого медведя, и им это удалось. Меня эта новость заинтересовала и встревожила.

– Действительно, любопытно. А может быть, ваших людей ввели в заблуждение?

– Нет, всё точно. Бывшего чекиста загрыз белый медведь, и всё это спланировали некие полковник с генералом по приказу сверху.

– Выходит у Советов есть новое оружие - белый медведь?

– Выходит так. Как бы на Аляске не произошло что-нибудь нехорошее.

Эйзенхауэр промолчал. Он, хоть и человек военный, сейчас не мог ничего сказать, только размышлял.

– И ещё, как бы англичане не пронюхали про это, а то в Канаде начнут свои эксперименты.

– Да, это верно. Я считаю, что сейчас рано опасаться белых медведей, но надо быть начеку - это несомненно. А вообще дело-то хорошее, белый медведь загрыз красного. Может и нам таких завести?

– Я сам об этом думаю, но про это пока информации нет, не можем добыть.

– Может обсудить это дело ещё с Гувером?

Даллес нахмурился. Ему не хотелось что-то обсуждать с конкурентом, постоянно вставляющим палки в колёса. Впрочем, что тут поделать, если у Гувера с президентом тоже сложились тесные отношения.

Эйзенхауэр заметил, какое впечатление произвёл этот вопрос на Даллеса, и решил не развивать его дальше.

– Ладно, это ещё успееем. Вы пока поразмышляйте. Будут какие предложения - побеседуем. Главное, реализуемые. В таком деле скупиться, действительно, нельзя. И монополии нас поддержат.

На этой ноте беседа и завершилась. Эйзенхауэр снова погрузился в раздумья.

Затем всё-таки состоялась его беседа с Гувером. Гувер был недоволен, что первым президенту доложил Даллес, и не скрывал этого.

– Да что они там могли узнать, господин президент? У них же нет своих агентов там, я уверен. Моррос сообщал, что случай с белым медведем действительно имел место, но подтверждений, что это не случайное стечение обстоятельств, нет. Это блеф. Вообще всех, кто сочиняет такое, хорошо бы проверить на причастность к коммунистической деятельности. Мало им, что у Советов водородная бомба появилась, теперь ещё белыми медведями будут пугать, которые якобы способны загрызть кого надо.

Эйзенхауэру стало немного не по себе от этого. Несмотря на его тесные отношения с Гувером, было в нём что-то пугающее. Теперь опять вот со своей параноей. А может он и прав, всё это блеф.

– Значит вы считаете, что не стоит этому сильно доверять?

– Пока не стоит. Может это советские спецслужбы сами запустили такую дезу, а Даллес и клюнул.

– Если так, то может быть всё-таки имеет смысл начать какие-то эксперименты с белыми медведями?

– Идея, конечно, хорошая. Но даже если так, не будем же мы всех коммунистов отправлять на Аляску к белым медведям.

– Ну каких-то можно.

– Их у нас слишком много. В общем, это дело требует серьезного обдумывания и уточнения информации.

Как всё происходило дальше - нам неизвестно.

А полковник Кабаев и не подозревал о подобном интересе к своей персоне. Этот случай на Чукотке породил эхо даже в высоких кабинетах США, еще больше усилив паранойю и тягу к бредовым проектам. Кабаев же радовался удачному стечению обстоятельств, которое так подняло его в глазах генерала Горлова и коллег. Хотя они, конечно, подозревали, что всё это не более чем везение, но главное, что задача выполнена, и выполнена как задумано, а уж причастен к этому Кабаев или нет - какая разница.

Наступал новый 1954 год. На квартире у Горлова собрались его наиболее близкие коллеги. Их было немного, поскольку отношения у Горлова с другими складывались совсем не так хорошо, как ему хотелось бы. Произносили тосты. И тут Кабаев сказал:

– Товарищи, я считаю, нужно поднять бокалы за белых медведей!

Все удивленно посмотрели на него.

– Да, да, совершенно верно. – сказал Горлов. Они избавили нас от такой заразы, как Тетерин. Я бы тому медведю присвоил звание старшины гобезопасности, но милиционеры и охотники нашпиговали его свинцом. Впрочем, это ведь можно сделать и посмертно. А лучше бы запретили наконец охоту на них. Совы, волки и олени пока не доросли до таких ответственных дел.

Все рассмеялись.

– Ну, пьем за белых медведей!

Стоит сказать, что в Кремле происходила похожая картина. Некие высокопоставленные лица тоже произнесли тост за белых медведей, уничтожающих красную заразу. В Белом доме же никто не произносил таких тостов, там пока до конца не оценили роль белых медведей, бояться ли их теперь, или тоже как-то использовать.

В общем, произошло то, что нередко бывает, особенно в наше время - наказание невиновного Тетерина и награждение непричастного Кабаева. И все были в этой хитрой и опасной игре пешками друг у друга, начиная с генерала Горлова, и заканчивая преступниками. Однако пусть читатель не думает, что в органах остались только такие люди, это было бы неверно.

– Позвольте спросить, это ваш шпик там сзади меня плёлся?

– Но-но, не забывайтесь! Мы вам не царская охранка!

Его посадили в машину и повезли в управление.

Что ему оставалось делать. Вернуться в свою квартиру ему было уже не суждено. Тетерин ничего не знал о том, что произошло дальше с Черногорцевым, хотя слухи, что он как сквозь землю провалился, и все его активно ищут, и не могут найти, витали всюду. Хотя бы не арестовали пока, уже хорошо. – думал Тетерин.

Он и Черногорцев по-прежнему были поперек горла тем, кто был причастен к убийству Ватутина. Конечно, после смерти Сталина им уже было особо нечего бояться, в силовом аппарате пошли чистки, но пока был жив и находился на свободе хоть кто-то, кто был в курсе дела, нельзя было успокаиваться.

Тетерина доставили в управление и отвели к генералу Горлову.

– Здравствуйте, Олег Филлипович. Извините за такие методы, но другого выхода у нас не было.

– Да уж, методы царской охранки, не иначе. Мы-то так не делали.

– Но-но, вы это бросьте! Небось знаете, что Черногорцев сделал, когда его задерживать пришли.

– Слышал кое-что.

– Тогда должны понимать. Ну перейдём к делу: как считаете, почему вас задержали?

– Я думал вы мне об этом расскажете, товарищ генерал.

– Хватит Ваньку валять! Всё вы прекрасно понимаете.

Тетерин понял, что нужно наступать в открытую.

– Да, прекрасно понимаю, уж очень вам мешает дело Ватутина.

– Не только нам! Да, мешает. Вы высосали его из пальца, из показаний какого-то бандеровца, столько сил и времени на него потратили, забросив другие, более важные дела. Так ещё ваши подчинённые замахнулись чуть ли не на самый верх!

– А, вот видите, я оказался прав.

– Не совсем! Вы только прикрывались делом Ватутина, и под этим предлогом разваливали всю работу! Вместе с вашими подчинёнными!

– Но ведь результаты были, и ещё какие!

– Туфта все эти ваши результаты, как и в деле врачей!

– Согласен, для кого-то может и туфта, у кого рыльце в пушку, и кто замешан в преступлениях .

– Вы это бросьте! Считаете, что у нас тут предатели наверху?

– А почему нет?

– Вот что: я этого не слышал, а вы этого не говорили!

– Так чего же вы от меня хотите?

– Самую малость. Признайтесь, что дело было инспирировано по приказу бандита Берии, чтобы честных людей таким образом под удар подставить. Отделаетесь лёгким испугом. С должности вас и так уже сняли, конечно, ну выйдете на пенсию, да и всё.

– Я не дам такого признания. Это неправда. Черногорцев и Харитонов уже нащупали нить, но тут кто-то отправил Харитонова на другой конец страны, где его убили. И против Черногорцева выдвинули бредовые обвинения, как и против меня сейчас. Как же так, товарищ генерал?

– Вот так, Олег Филиппович. Прошло время, когда можно было раздувать такие дела. Если вы не готовы сотрудничать, я вынужден взять вас под стражу. Постановление на ваш арест и так уже имеется. Возиться с вами нет желания, второй раз предлагать исправиться не буду.

– Подстраховались, гады. И ведь как быстро действуют. А что тут сделаешь? Броситься сейчас на Горлова – так всё равно шансов мало, я ведь не Черногорцев и не Харитонов.   – подумал Тетерин.

Его немедленно арестовали.

Сам же Тетерин до суда имел возможность обдумать, из-за чего его бывшие коллеги, некоторые из них, если точнее, ополчились на него, и пришел к выводу, что это произошло из-за дела Ватутина. Сыграл свою роль и отказ Тетерина плясать под их дудку. Думали, попугают немножко, он и согласится, не захочет лишаться должности из-за своих подчинённых, ан-нет.

– А что если вообще бандеровцы были лишь массовкой, а ранили Ватутина свои прямо там, в машине? Нет, чепуха какая-то. – размышлял Тетерин.

Уже в сентябре Тетерин был осуждён по статье 58 часть 14 за якобы саботаж, который он проводил в Новосибирском МГБ, и приговорён к десяти годам заключения. Всё это происходило на закрытом процессе. Был заочно осуждён и Черногорцев, но уже за более серьёзные вещи и приговорён заочно к расстрелу.

Этапирован Тетерин был не куда-нибудь, а в лагерь в поселке Эгвекинот Чукотского Национального Округа, который находится   немного южнее Северного полярного круга.   В общем, в условия далеко не райские, хотя, возможно, и не самые плохие.

Но если кто-то считает, что на этом гонения на него закончились, он сильно заблуждается. Люди, причастные к убийству Ватутина, вовсе не надеялись, что Тетерин, попавший в лагерь по сфабрикованному обвинению, сгниёт там. У них на него были другие планы. Тетерин должен умереть. Но не просто так, а от несчастнейшего из несчастнейших случаев.

    Слишком подробно углубляться в его лагерную жизнь нет надобности. Естественно, находился он не в райских условиях. Конечно, в здании было не сказать чтобы слишком уж холодно, терпимо, еда в целом тоже была приемлемой, можно было вытерпеть и работу на морозе, а вот отношения с другими заключёнными складывались не всегда хорошо. Несмотря на все сложности, Олег Филиппович не упускал возможности читать, и читать больше не художественной литературы,а такой, которая могла бы дать ключ к пониманию того, что произошло в стране. И кое-что он уже начинал понимать.

Из Москвы приказали решить вопрос с Тетериным, но так, чтобы комар носу не подточил. И в Новосибирске начали думать, как это лучше всего осуществить. Уже известный нам генерал Горлов, которому и было поручено столь деликатное дело, собрал совещание.

– Итак, коллеги, я собрал вас здесь, чтобы сообщить об одной важной задаче: из Москвы приказано ликвидировать Тетерина, уничтожить физически. Но так, чтобы всё выглядело несчастнейшим из несчастных случаев. Нельзя просто так взять и убить его, при попытке к бегству тоже. Какие будут предложения?

Первым высказался полковник Кабаев:

– Да, вопрос вы поставили серьёзный, товарищ генерал. Разрешите высказать свою идею: Тетерин должен сбежать из лагеря, ну и как бы должен быть, как это, загрызен белым медведем. Они же водятся там, на Чукотке.

– Так как же это вы осуществите?

        – Ну побег ему устроить – это не так уж трудно. А медведя надо привлечь как-то. Какую-нибудь тушу выбросить в нужном месте что ли, где должен и Тетерин оказаться. Медведь кровью разгорячится, и Тетерина убьёт, когда тот появится. Выбросить оленя, например, или нерпу. Кита было бы лучше, да уж слишком он тяжёлый. Его только МАЗ двадцатипятитонник увезет целого, и краном грузить бы пришлось.  

Другие присутствующие рассмеялись, представив себе, как Кабаев стал бы отыскивать кита, затем отыскивать самосвал, чтобы краном туда погрузить его, а потом ещё это кто-то будет отвозить в нужное место.

– Да, и оружия Тетерин при себе желательно иметь не должен.

– Зачем такие сложности с этими медведями? Не проще ли, чтобы он просто сбежал и замёрз?

– Не проще, тем более он тоже сибиряк, подготовлен к морозам. - ответил Кабаев.

– А может его полярными совами заклевать тогда уж? А ещё лучше оленями забодать. – предложил полковник Чернов.

– Нет, такую задачу можно доверить только белым медведям! Мы не ищем лёгких путей! Тем более медведю необязательно его есть, достаточно загрызть и бросить, или потрепать как следует.

– Не мы не ищем легких путей, а вы, товарищ Кабаев. Я бы предложил ещё полярного волка.

– Повторяю ещё раз: никому, кроме белых медведей, я не готов доверить столь сложную задачу!

– Может устроить ему побег в Монголию, и там устранить? Я читал рассказ Ефремова про какого-то здорового червяка, который водится в пустыне Гоби, и убивает то ли ядом, то ли электричеством. Только вот его никто так и не видел.

– Сказано же, чтобы комар носу не подточил! Белого медведя мы предъявим в случае чего, а червяка? Тем более существование которого не доказано. Вы уж слишком-то в фантастику не ударяйтесь!

Горлов прервал их:

– Прошу вас со всей серьёзностью продумать этот вопрос! Вы, товарищ Кабаев, решили пойти по пути наибольшего сопротивления. Есть сведения, что Тетерину готовит побег иностранная разведка, на которую работает Черногорцев, чтоб его черти взяли. Так что если не мы, то они нас опередят! И напоминаю ещё раз, приказ по его устранению спущен с самого верха! Как мы это сделаем, их не волнует! Наша мотивация – тоже, хотя бесспорно, что у всех, кто здесь собрался, она есть.   Вы понимаете, товарищ полковник? Дело-то непростое!

– Готов лично всё устроить, товарищ генерал!

– Действуйте! Но чтоб об этом ни одна живая душа не знала!

– Так, чтобы совсем не одна, невозможно, сами понимаете. Коллективный подход к такому требуется.

– Ну хорошо, самый минимум. И кстати, что там Черногорцев, до сих пор не пойман?

– Нет, товарищ генерал. Хотя по сведениям китайцев, вероятно, находится на их территории в какой-то банде. Точнее сказать не могут.

– Какие же вы все ротозеи! Кто за вас работать должен, белые медведи что ли?!

– Тут не подведем, товарищ генерал!

– Смотри мне! Если белые медведи не справятся, останешься там, на Чукотке.

Теперь стоит немного остановиться на полковнике Кабаеве. Владимир Владимирович Кабаев, 1901 года рождения, работал в органах с начала 1930-х годов. В 1937 чуть не угодил за решетку по каким-то причинам, но всё обошлось. Есть отрывочные сведения, что в Гражданскую войну успел повоевать против колчаковцев, что, к сожалению, мало кто может подтвердить. Он решил исполнить этот злодейский замысел, не сам лично, разумеется. Трудно сказать, что им двигало, карьеризм ли, то есть желание исполнять любые приказы начальства, или ненависть к врагам, или же что-то другое.   Но он приступил к делу.

          Он был командирован на Чукотку. Разумеется, формально по другим причинам.   Это был долгий путь. Сначала поездом в Хабаровск, оттуда на самолете в Анадырь, из Анадыря – в Эгвекинот на оленях. Самолетные рейсы из Магадана в Эгвекинот появятся лишь через пару лет. Там он поселился в небольшой служебной комнате, и, даже не отдохнув толком с дороги, сразу направился в лагерь. Стал изучать досье на местный контингент. Бандеровцы, власовцы, полицаи, несколько латвийских эсесовцев, и всякий прочий сброд. Кого же выбрать?

Вот, пожалуй, латвийский эсесовец Айварс Берзиньш неплохой кандидат. Русский, скорее всего, знает нормально. До 1940 г. был айзсаргом, после лета 1940 г. где-то скрывался, в 1941-44 гг. немцам служил, поймали в 1947, когда смертную казнь отменили, так что сидеть ему долго. Надо попробовать побеседовать с ним, пойдёт ли на сотрудничество. Всё-таки не стучать предлагаю. – думал Кабаев.

К нему привели Берзиньша. Он был ровесником Черногорцева, и даже примерно такого же телосложения. Смотрел довольно нагло.

– Зачем звали, гражданин начальник? Стучать не буду, сразу говорю, хоть что делайте.

– А вот совсем и не для того я тебя звал. Нужен мне твой стук.

В глазах бывшего эсесовца сверкнула искра любопытства.

– А зачем ещё можно звать-то? Все дела мои прекрасно знаете.

– Есть дело одно. Сделаешь, глядишь, амнистируют тебя, вернешься на свой хутор в Латвию.

– Да там теперь ваша советская власть. Впрочем, где её сейчас нет. Дома-то оно, конечно, приятнее, чем здесь гнить. Но не за просто же так это всё? Если не за стук, то за что?

– Тетерина знаешь?

– Ну, знаю. Щемят тут его помаленьку.

– Вот тебе и будет возможность с ним расправиться. Вернее, не тебе.

– Во дела пошли.

– Смотри, проболтаешься об этом кому не надо, ещё раньше Тетерина умрёшь.

– Не пугайте напрасно. Я как рыба об лёд.

– Вот то-то же. Хотя рыбы, между прочим, разговаривают. - пошутил Кабаев.

– Так что делать-то?

– Значит, твоя задача такая. Тебе надо спровоцировать его на побег, довести до нужного места. На этом, в общем, твоя роль закончится, а дальше в дело вступлю я.

– И что мне за это будет?

– Срок скостим, может через полгода-год после этого дела выйдешь.

– Долго.

– А ты не в том положении, чтобы торговаться, особенно теперь. Много знаешь.

– Да понимаю я. Хорошо, готов сделать, что скажете.

Сам же Берзиньш задумался, а не осуществить ли ему настоящий побег. Ломануться к берегу, а там через Берингов пролив, и вот она, Аляска – страна свободы. Но сколько же километров до берега, да и попробуй доберись. Может проще сотрудничать?

– Вот тебе карта. Привести его надо к заливу Креста, там, где в него впадает Дождливый ручей. На месте мы сами сделаем, что надо. С начальством вопрос будет решен, побежите от автодороги. Вы же там на её реконструкции трудитесь. Но прежде Тетерина надо обработать. И кого-то третьего прихватить для маскировки. Разрешаю выбрать тебе.

– Пусть Кодриану с нами бежит.

Кабаев почитал его дело. Молдаванин, служил в румынской армии, отличался особой жестокостью. Все ребята как на подбор.

– Бери. Только чтобы с Тетерина до нужного момента ни один волос не упал. Пылинки будете сдувать. Здесь тоже его сильно не прессуйте, войти в доверие помаленьку надо. Не быстро, он тоже не идиот.

– Гражданин начальник, только это, какая же амнистия, если мы побег устроим? У нас и так сроки будь здоров.

– Сделаем вам фальшивые документы.

– И за границу?

– Ты губу-то не раскатывай, Берзиньш!

– Ладно, ладно, я что.

– Вот то-то же. Сколько времени тебе понадобится, чтобы в доверие войти?

– Может месяц.

– Немало.

– Ну не меньше трех недель, гражданин начальник, сами понимаете.

– Ладно, если что, я тебя вызову. Приступай к делу.

Понятно, что тут каждый хотел перехитрить друг друга. Естественно, Кабаев не горел желанием давать амнистию этим отморозкам, хотя это и не входило в его компетенцию. Тем более в этом лагере за высокие нормы выработки день могли зачесть за три, немало кто выходил досрочно. Да и вообще, они будут много знать.

Берзиньш тоже понимал, что дело затеяно гнилое, и резона оставлять его в живых у Кабаева мало. Потому он решил обмануть его и попытаться бежать на Аляску вместе с Кодриану. Кабаев это предвидел, но не волновался на этот счёт. С этими можно делать что угодно, никто переживать не будет. А вот убийство сталинского чекиста надо обставить куда более изящно, как будто это и не убийство вовсе.

После обеда Берзиньш пытался завести доверительный разговор с Тетериным.

– Не любят тебя здесь, чекист всё-таки. А с другой стороны, жертва своей же системы.

– Ну, может уже и не своей. – загадочно ответил Тетерин.

– Как же не своей? Всё вроде то же самое. И власть советская, и органы.

– Может и не всё.

– Ты своё получил, так что ненависти к тебе такой уже нет.

Тетерин промолчал. Он не понимал, с чего вдруг происходит этот разговор. Берзиньш предпочёл его закончить. Для первого раза хватит. Затем он вел в курс дела Иона Кодриану, и предложил перехитрить Кабаева. Тот сильно колебался, но согласился. Так прошёл месяц, за который Берзиньш потихоньку втирался к Кабаеву в доверие, но плана побега пока ему не раскрывал, не время. Через месяц Кабаев вызвал Берзиньша.

– Как успехи?

– Клиент почти готов. Скоро предложу ему бежать.

– Это надо было делать ещё вчера! Время!

– Я делаю, что могу.

– Ладно, делай. Свободен.

Потом Берзиньш опять подозвал Тетерина и сказал.

– Есть возможность бежать. Молдаванин один побег готовит. Ты как?

– Надо серьёзно подумать.

– У тебя есть двое суток, не более.

Тетерин после этого совсем растерялся. Он не знал, что делать. Почему-то ему вспоминался в этот момент Черногорцев.   И где-то он сейчас? Нет, трудно решиться на такое. Да, пусть произошло это всё, его посадили, по надуманному обвинению, из-за дела Ватутина, но как он побежит, он что, бандит какой? Нет конечно! Он полковник! А с другой стороны, как так вышло, что для новой власти в Москве немалая часть старых чекистов оказалась фактически бандитами или даже хуже: он, Черногорцев, и смерть Харитонова какая-то странная. Какие же они саботажники, если всегда были на главных участках борьбы, пулям не кланялись? Он знал, как Черногорцев всегда лез в самое пекло.   Нет, Тетерин не боится смерти. Сбежать – это способ умереть человеком. Однако не чекистом. Впрочем, кто знает.

Работая на реконструкции трассы, он продолжал об этом размышлять. С одной стороны, здесь теплее, и кормят, да и противникам его выгодно подставить, а с другой - и здесь могут убрать. Может стоит попробовать бежать?

На вторые сутки он уже был готов к побегу. Да, пусть быть может он дискредитирует себя, но сможет уйти в подполье, бороться там. Хотя с кем именно – пока не очень было понятно. За границу бежать – затея весьма сомнительная. Но бежать надо, это горький факт.

Об готовности Тетерина к побегу Кабаева известил Берзиньш.

– Молодец, орёл! – похвалил его Кабаев. Вот тебе карта, пойдёте к этому домику, там будет, что надо. Кроме оружия, разумеется.

Наконец, наступил день побега. Конечно, вопрос, для кого он станет концом. Ведь побег этот был задуман как мудрёная игра.

Конвоиры ослабили бдительность, и Тетерин, Берзиньш, и Кодриану стали всё удаляться от дороги, пока наконец не пропали в бескрайних снегах. Конвоиры в какой-то степени тоже были в курсе, но всех деталей они не знали. Кабаев наплёл им то же самое, что ему наплёл Горлов: Тетерин – агент вражеской разведки, которая готовит ему побег, и надо его спровоцировать, чтобы сорвать их планы.

– Я тут карту чудом раздобыл, нам надо двигаться вот сюда. – Берзиньш показал на какую-то точку. Тут зимовье с припасами, заночуем.

– Жаль оружия нет. – сокрушался Кодриану. А то пощёлкают нас.

– Да, оно бы не помешало. Ну может добудем.

Они двигались на северо-восток, так как выходить на юг смысла было мало. Через день, все замерзшие и голодные, добрались до зимовья. В обычных условиях этот путь был бы пройден быстрее. Но они ведь не туристы и тем болеене местные жители. В зимовье, как и положено, были припасы, спички, соль. Но оружия не было.

Тетерин удивлялся, что пока всё идёт подозрительно легко. Даже непонятно, есть ли за ними погоня. По идее, должна быть, но попробуй найди их. Тем более началась пурга, вовремя успели. А уж она все следы заметет.

– Эх, рванём на Аляску. – мечтал Кодриану. Казино открою, куплю себе Шевроле.  

– Ты доживи ещё .

Вставим несколько слов об Ионе Кодриану. Это человек 32 лет, среднего роста. Происходил из кулацкой семьи, и возврат Бессарабии в состав СССР в 1940 году принял не очень хорошо, ведь нельзя больше стало эксплуатировать других крестьян. Подался в румынскую армию в 1941 году, позднее был пленен и осуждён как коллаборационист.

Кабаеву пришлось потратить время на приобретение туши, да ещё потом доставить её в нужное место. Для этого он попросил упряжку на время и взял с собой только двух доверенных людей. Больше не нашлось, да и не надо было. Лишние свидетели ни к чему.   Взяли нерпу килограммов шестьдесят весом, и доставили к заливу Креста, там, где в него впадал Дождливый ручей. По плану полковника, белые медведи должны были непременно клюнуть. Также как на его идею с побегом должен был клюнуть и уже клюнул Тетерин. Но медведи пока не появлялись, и Кабаев нервничал, что они сорвут всю операцию. Вот придумал на свою голову эту идею с медведями. А провалится план – так хоть самому в пасть к медведю бросайся.

Наконец беглецы отдохнули, набрались сил, запаслись припасами, переждали пургу и двинулись на восток, как и должны были сделать по плану. Им оставалось идти не так уж много. Так что через несколько часов развязка должна была наступить. Идти было трудно, но страх толкал всех вперед.

Через три часа дозор доложил Кабаеву, что в паре километров виднеются трое человек.

– Пришли, голубчики. – потирал руки полковник.

Через пять минут он, однако, занервничал:

– Где эти чёртовы медведи?! Всю операцию провалят!

Когда беглецов отделяло от места всего каких-то пятьсот метров, наконец появился белый медведь. Потом ещё один. Да   какие, один здоровее другого. Если голодные, то это прекрасно. Полковник обрадовался. Он находился в отдалении от них и продолжал внимательно наблюдать за ними в бинокль.

Когда беглецам оставалось меньше двухсот метров до берега, они заметили, что там что-то лежит, и что-то белое шевелится.

– Олег, сходи глянь, что там. – сказал Берзиньш.

Вот тут-то Тетерин стал подозревать, что что-то здесь не так.

– Давайте вместе.

– У меня что-то разболелся живот, надо передохнуть немного. Кодриану тут тоже пусть останется. А там может туша лежит какая, нам сгодится. Вот тебе заточка, отрежь, сколько сможешь.

Заточку Берзиньш ему дал специально самую тупую. Тетерин понял, что тут что-то нечисто, но нельзя перед ними показывать страх. Как, он, чекист, испугается чего-то перед этими отморозками? Да это же позор на всю оставшуюся жизнь!   И он пошёл. Пусть даже это ловушка, выхода нет. Эти двое моложе меня, не один, так другой одолеет.

Зрение у него было неважное, ходил почти всегда в очках, и только сблизи заметил там белого медведя. Полковник, глядя в бинокль, уже потирал руки. Открутит сейчас мишка голову этому чекисту. И красота.

  – Вот я и попался. У меня ведь нет никакого оружия. Бежать нельзя – догонит и задерет. Ах да, у меня есть эта заточка. Мало, но уже что-то. А что с ним сделаешь? Медведя не факт, что убьёшь, а ранишь - разозлишь ещё сильнее.

И он, и Кабаев со своей стороны заметили, что небо как-то стало темнеть. Опять будет пурга.

Один из медведей заметил Тетерина, и, разгоряченный кровью нерпы, специально брошенной в этом месте, пошёл на бывшего полковника, в котором увидел конкурента за добычу. Тетерин стал медленно пятиться назад, а медведь, наоборот, всё быстрее приближаться. Он уже замахнулся своей огромной лапой на Тетерина, но не зацепил. Это видели все сторонние наблюдатели.

– Ну, давай, задери уже его. - нервничал Кабаев.

Пока всё шло более-менее по плану полковника. Хотя Берзиньш и Кодриану задумались, ведь если сейчас медведь задерет Тетерина, то Кабаев, скорее всего, их самих не выпустит, в лучшем случае арестует, наверняка он тут не один, в худшем - убьёт на месте. Кому нужны беглые зэки.

Однако были и факторы, осложняющие дело. Ведь Кабаев формально был командирован сюда не за этим. Он бы с радостью задержал или даже убил беглецов, но как потом объяснишь, что он делал в этом месте? Будет много вопросов. А о таком деле знать никто не должен. Нет, если их и устранять, то также, несчастнейшим из несчастнейших случаев. А каким?

Пурга тем временем всё усиливалась и усиливалась. Медведь порядком потрепал Тетерина, мягко говоря, но из-за пурги решил бросить его. Кабаева опять стали одолевать сомнения в успехе операции. Вдруг медведь не добил Тетерина? Впрочем, если и так, кто ему здесь поможет? Всё равно умрёт. Но тело надо будет найти непременно.

Берзиньш и Кодриану запаниковали. Чукчи сразу бы вырыли себе яму в снеге, чтобы переждать пургу, а они такого не знали. Но и Кабаев был беззащитен перед пургой,хотя и полковник.

– Что делать-то? Может будем сигналить ракетами? - спросил один из сопровождающих?

– Операцию сорвём! Надо как-нибудь продержаться! Потом зато от всех избавимся!

– Надо сигналить. Меня, товарищ полковник,тоже не похвалят, если с вами что случится.

– Ладно, ещё не факт, что это заметят.

– Товарищ полковник, надо в снег зарываться, иначе плохо будет.

– Вот уж дожил до чего. Ну помоги мне тогда.

Сопровождающий подал сигналы ракетами,   затем ещё выстрелами, и все трое, не теряя ни секунды, стали закапываться.

Всё это продолжалось часов четырнадцать, не меньше. Затем пурга стихла, полковник и его сопровождающие появились из-под снега. Через полчаса они увидели, что к ним уже спешат на помощь.

– Значит так. Рассказываем, что наша цель - агент иностранной разведки, которому мы специально устроили побег. Это на всякий случай.

К ним приблизились пять милиционеров и двое чукчей-охотников.

– Это вы стреляли?

– Да, мы.

– И как вас занесло сюда?

– Дела служебные.

Кабаев на всякий случай показал своё удостоверение.

      – А у нас тут побег из лагеря произошёл. Три гаврика сбежали, два коллаборациониста и бывший чекист.

Полковник задумался. Тут надо быстро выбрать, как правильно поступить. Затем нашёлся.

–   Мы заметили в бинокль пару человек, ещё до начала пурги, приближались, хотели задержать, но вот пурга.

– Где?  

- У берега, и ещё примерно вон там.

– Надо разобраться. А пока вот выпейте чаю,да лепешками перекусите, столько времени тут провели под снегом.

– Спасибо, не откажемся.

После этого они пошли к берегу искать Тетерина.

– Странно,   туша нерпы валяется. Как будто её сюда специально приволокли.   – затемил один из охотников.

– Ну скажешь тоже, Унпэнэр. Кому это может понадобиться?   – спросил один из милиционеров.

– Кто знает.

Кабаев немного занервничал.

Вдруг из-под снега высунулась чья-то рука.

Все кинулись туда. Из-под снега появился окровавленный и обмороженный Тетерин. Кабаев огорчился. Как ты выжил-то? -думал он, чуть не скрипя зубами от злости.

Тетерин, еле стоя на ногах,произнёс:

– А мне знаком ваш портрет. Ах да, вы тот самый полковник Кабаев, обвинений против меня нагородили - не счесть, вместе с генералом Горловым.

– А, да это один из беглецов. - заметил милиционер. В больницу его, живо!

– Да я бы его за побег прямо здесь на месте! - завозмущался Кабаев. Он у нас в Новосибирске всю работу развалил, мы его разоблачили.

– Товарищ полковник, разберемся. И социалистическую законность никто не отменял!

– Да стоит ли с ним возиться? Тут недалеко возможно еще беглецы есть, их кажется трое сбежало.

– Поищем.

Про себя же милиционер отметил странность этой встречи, чекиста бывшего и действующего, обвиняющих друг друга.

Через час поисков был найден замерзший насмерть Берзиньш, и едва живой Кодриану. Парадоксально, что выжил именно южанин. Но это немного обрадовало Кабаева. Берзиньш умолк, а Кодриану, если и выживет, так что ж - знает все же чуть меньше. Но вопрос с ним тоже надо решать. А то Андрей Дмитриевич, то есть Горлов, сам меня в пасть белому медведю засунет. Пока никаких телеграмм посылать ему не буду. - думал Кабаев.

Больница, куда доставили наших беглецов, была небольшим двухэтажным зданием, однако теплым. Чукчи почти все уже переселились в дома, яранг   оставалось все меньше и меньше, а ведь когда-то даже школы были в   ярангах. Но сейчас не об этом.

Тетерин стал размышлять, что же это было. Он заподозрил, что что-то нечисто еще когда те двое послали его к берегу. Проклятый медведь, всего изодрал, все болит. Выживешь ли теперь? Вообще странно, с чего он напал? Кто   подстроил этот побег? Сами ли они захотели от меня избавиться? Возможно, но им эти сложности не нужны. Слишком хитро для них. Кабаев? Как знать, он не просто так тут появился. Ох, сильно поперек горла кому-то оказалось дело Ватутина. И нет, не Горлову с Кабаевым, а кому-то в Москве. Ваня исчез куда-то, может он знал лучше, кому.

Кодриану тоже размышлял о произошедшем. Вспоминал предупреждения Берзиньша, что они лишь пешки в игре Кабаева, и либо он их перехитрит, либо они его. Доверять ему не стоит. Мечта о казино в Штатах накрылась - ногу будут ампутировать. Хотя, тут бы выжить.

Кабаев тем временем решал, кого и как убрать первым. План с белым медведем почти сработал, но за почти не похвалят. Впрочем, похожая ситуация была с Ватутиным, умершим в госпитале.Что же, можно сделать так: пропитать папиросу снотворным и угостить Кодриану, он заядлый курильщик. А потом от непотушенной папиросы сгорит вся больница. Только сгорит ли Тетерин? А ведь такой план был с белым медведем.

Однако полковника пока не пускали ни к кому. Ведь он тут вроде как совсем по другим делам, пусть ими и занимается.

Пришлось послать телеграмму Горлову о непредвиденных сложностях. Горлов ответил, что людей в Москве эти сложности не волнуют, но количество свидетелей, пусть и не прямых, все растет, а это плохо, и если Кабаев попадется, прикрывать его никто не будет.

Тетерин начал давать показания. Не скрыл, кто подбил его на побег. Рассказал и о стычке с белым медведем, и что его туда намеренно послали. Однако милиционер, допрашивающий его, все же сомневался в невиновности Тетерина. Ведь саботаж работы органов - дело серьезное. Тогда Тетерин рассказал, что все это может быть связано с делом о гибели Ватутина, которое вели Черногорцев и Харитонов. Первый сейчас неизвестно где, второй злодейски убит.

– Интересно всё, что вы рассказываете, Олег Филиппович, очень. Но трудно поверить и проверить.

– Потому и трудно, что всех убирают.

Тем временем подходила к концу командировка Кабаева. Надо было что-то делать. Кабаев долго думал, и все равно не придумал ничего лучше, как положиться на белых медведей. На этот раз план его тоже оказался несвободен от недостатков, но Кабаев решил продемонстрировать начальству: раз он пообещал, что Тетерина загрызет белый медведь, так оно и будет.

Однако планы Кабаева внезапно нарушились. Тетерин, вспоминая о Черногорцеве, вспомнил и то, как тот удрал на грузовике от облавы. И решился на подобное. Продукты в больницу привозил ГАЗ 63. Ключ обычно всегда оставался в замке зажигания. И Тетерин думал, что это будет его шанс. Ведь его скоро должны выписать, а значит, снова забрать в лагерь. К показаниям его здесь отнеслись без особого доверия. Впрочем, кто знает, поверил бы он сам в подобное, если бы был сторонним наблюдателем. Если все ниточки дела ведут в Москву, будет трудно что-то сделать. Конечно, есть надежда, что действительно честные сталинские чекисты ещё остались на своих постах, и не дадут так вот пропасть. А с другой стороны - Берию ликвидировали, да ещё когда. Так что вряд ли кто-то поможет.

Тетерин прихватил какой-то плохо лежавший полушубок, прыгнул с окна, чуть не подвернув ногу.

– Староват я стал для таких полётов. - только и подумал он.

– Не будут. Завтра Мухомора повезут в Костополь для следственных действий. По дороге вы нападёте на фургон, охрану разоружите, но как только выпустите Мухомора, случится какой-нибудь форс-мажор, завяжется бой, в общем вы как бы погибнете, а Мухомор в это время удерёт.

– А в чём смысл такого?

– Как же ты не понимаешь. Я ему вчера сообщил как бы невзначай, что Гермоген – наш агент, и что он его заложил. Мухомор первым же делом побежит в Службу Безпеки, а там разбираться-то не будут, раз есть сведения, что Гермоген – агент органов, сразу его запытают и убьют.

– Но мы ведь тогда так и не узнаем, кто он.

– Это проблема, безусловно. Но так ли это важно? Мы знаем, что он бандеровец, и что версия наших сибирских коллег оказалась неверной. Следует покарать виновников гибели Ватутина, пусть даже и не своими руками.

– Действительно, не так уж плохо.

– Так что отставить разговорчики, готовьте операцию. Повезёт Мухомора вот тот фургон, – и  он показал в окно. Запомните номер. И добудьте на всякий случай бычью кровь.

Операция была назначена на 8 утра завтрашнего дня. Трое чекистов полпути проехали на машине, дальше незаметно переоделись в бандеровскую форму, и выдвинулись к нужной точке на шоссе.

В шесть с небольшим утра Мухомора вывели из камеры и сказали, что повезут в Костополь на некие следственные действия. Он был крайне удивлён. Его вывели и посадили в автозак. Всю дорогу Мухомор что-то бормотал себе под нос.

Вдруг через полтора часа раздалась автоматная очередь, фургон остановился. Мухомор напрягся. Он не стал высовываться в окошко, мало ли, шальная пуля прилетит. Была сымитирована гибель охраны в перестрелке, для достоверности их ещё быстро вымазали бычьей кровью. Настал решающий момент.

В кузове находился всего один милиционер. Когда кто-то из «бандитов» приблизился к двери, он выстрелил. «Бандит» страшно закричал. Затем послышался крик.

– Открывай дверь, гнида, или на воздух взлетишь! У нас базука есть!

Милиционеру ничего не оставалось, как открыть дверь. Ворвавшиеся внутрь «бандеровцы» оглушили его, а потом «заметили» Мухомора.

– Ба, а это что за птица!

– Выпустите меня, я свой! Мухомор я!

– Да хоть подберезовик, лишь бы не мент поганый! Вылезай!

Мухомор вылез наружу.

– Здорово вы их! А нас вот восьмерых… один одолел. Теперь-то поквитались!

– Бегом отсюда!

Вдруг откуда-то показался Виллис, мчавшийся прямо к ним. Мухомор поспешил унести ноги, не особо заботясь, что будет с его «спасителями». И тут устроили стрельбу, по большей части в воздух, не обошлось и без криков подстреленных «бандитов». В общем, сработано было чисто.

Мухомор всё бежал и бежал. Прошло уже часа три, он углубился в какой-то лес, присел отдохнуть. Вдруг сзади его ткнули автоматом.

– Кто такой, дядя?

– Я... М-Мухомор.

– Пойдём с нами, разберемся.

Его привели в какой-то бункер. Значит, свои это. – подумал он.

– Побеседуешь с СБ, или как?

– А что поделаешь.

– Ну вот и правильно. Уж очень охота знать, как ты на наш провод вышел.

Вошёл главарь Службы Безпеки. Назвался Серым.

– Так ты, Мухомор, говоришь, отбили тебя наши хлопцы?

–Да, километрах в двадцати отсюда.

– Ой, не засланный ли ты казачок? Странно, что за хлопцы такие были.

– Думал, ваши. Меня самого буквально недавно в бункере взяли, один мент поганый с ноги в голову засадил, гранату бросил, других выстрелами напугал. Восемь человек в одиночку повязал считай.

– Не повезло, не повезло.

– Гермоген проклятый выдал! Он их агент! Я ведь так всегда и думал!

– Гермоген?! – глава Службы Безпеки задумался.

– Да, полкан тогда на допросе сказал, мол не отопрёшься теперь, всё про тебя Гермоген рассказал.

– Ну сволочь красная! Замочить надо зрадника!

– Как бы он того, не улизнул.

– Ну нет. От меня ещё никто не уходил! Сколько я таких предателей убил – не счесть! Внешне он как ангел чист, а внутри-то он чекист.

Мухомор вздрогнул.

– Ладно, ты живи пока, а вот Гермоген больше не жилец.

Как оказалось, пресловутый Гермоген волею судьбы переместился из Ровненской области почти на самую границу – куда-то под Ужгород, где трудился обычным служащим. Серый в течение недели выяснил это. Он приказал при обнаружении Гермогена немедленно его взять и пытать.

Поздно ночью к Гермогену в дом ворвались бандиты, оглушили и уволокли его в лес.

На стуле сидел почти раздетый пятидесятилетний мужичок в разбитых очках. Ему уже хорошо досталось от Службы Безпеки, и он решил, что если уж умирать, то хотя бы без лишних мучений.

Он рассказал, что действительно, находясь в Ровно в 1943-м году был завербован одним человеком, который представился членом подпольного обкома. А зимой 1944-го тот человек поручил ему деликатное дело – выйти на Клячина, и «заказать» тому покушение на Ватутина. Тот, кому это нужно было, был большим человеком, кто-то с 1-го Украинского Фронта. Он обещался перебросить деньги через линию фронта, что и было сделано, но деньги присвоил Клячин.

Однако Безпеку не интересовали такие тонкости, кто убил врага бандеровцев Ватутина. И вообще, там считали, что Гермоген говорит полуправду, в чём-то признался, а что-то утаил. Гермоген сознался, что он сотрудничал с людьми с той стороны. Факт сотрудничества с противником перевесил, и Гермоген был всё же подвергнут дальнейшим пыткам, убит и вздёрнут на дерево.

Слухи об этом дошли до Черногорцева и Харитонова.

– Это наш провал. – сказал Черногорцев.

– Не скажи. Без всей проделанной работы такого результата могло бы и не быть.

Человек, пославший Гермогена к Клячину в качестве посредника, успокоился. Теперь свидетелей уж точно нет. Впрочем, совесть преступника никогда не знает покоя. А ведь шло уже лето 1953-го года, Берию фактически вышибли со всех постов.

Черногорцев и Харитонов задумались, не повлечёт ли это и для них каких-нибудь последствий? Ведь внезапная отставка Тетерина тоже случилась не просто так.

Но вроде бы не было ничего такого подозрительного. Правда, Харитонова отправили по какому-то делу в командировку в Воронеж. Черногорцев же остался здесь.

Харитонову временно поселился в доме на улице Освобождения труда. Задача его была – заниматься поиском одного фашистского карателя из отряда АСАНО, помогавшего японцам, который как-то засветился в Новосибирске, но взять его тогда не успели, а теперь будто бы был обнаружен в Воронеже.

Харитонов навёл кое-какие справки по этому делу. Действительно, каратель мог окопаться здесь, и круг поисков всё более сужался.

Однако в ночь со 2 на 3 августа 1953 года случилось страшное.

Харитонов возвращался на квартиру на улице Освобождения труда, как вдруг из-за угла выскочил ГАЗ-67. Борис Михайлович не успел ничего сделать, из машины раздалась автоматная очередь, прямо как в каком-нибудь американском кино про гангстеров, и он упал. Так и скончался, не приходя в сознание. Машину нашли за городом брошенной и подожжённой.

Черногорцев узнал об этом через день. Его терзал вопрос, с чем связано убийство, с новым делом, которое почему-то дали Харитонову, или же с чем-то другим? Зачем было направлять его в командировку на другой конец страны ловить какого-то улизнувшего от правосудия карателя? Что, хороших чекистов мало у нас? Что-то здесь нечисто.

Вдруг ему пришла в голову мысль, что убийство могло быть связано и с делом о покушении на Ватутина. Всё-таки смена всего руководства и самого министра не прошла даром. Не пронесло, как он надеялся в глубине души. Но что же выходит, преступник засел где-то на верху и всех зачищает? Нет, бред какой-то, разве может у нас такое быть? А в то же время странная отставка Олега Филипповича, и опять же, эти непонятные перестановки. Не будет ли он следующим, или Олег Филиппович?

Впрочем, если только с ним не расправятся также подло, как с Харитоновым, он сумеет выкрутится. Во всяком случае, постарается.

20 августа на него обрушилась ужасная новость. Волченко с какой-то стати вздумал обвинять его в угрозах, якобы все показания из него выбивались именно таким путём, а также пытками, не оставляющими следов. С какой стати он так заговорил, кто его надоумил? Ведь это всё неправда. Связался на свою голову с этим бандеровским выродком.

Дело против Черногорцева пока ещё не возбудили, но всё шло именно к тому. Конечно, многие на самом деле ему сочувствовали, и не верили подобным обвинениям. Но тучи явно сгущались.  

Черногорцев решил посоветоваться с Олегом Филипповичем. Они решили не встречаться у кого-то на квартире, а встретиться на Большевистской улице, как бы случайно.

– Плохие дела, Ваня, плохие. Слухи всякие циркулируют, хотя может и не стоит, конечно, им верить, что Берия уже убит втихую. И в целом, всё как-то непонятно. Вот Харитонова так расстреляли. Кто, за что?

– Нет у меня ответов на эти вопросы, Олег Филиппович. Против меня-то вообще дело могут завести. Волченко вдруг оговаривать стал, мол и пытал я его, и показания выбивал.

– Ну это не иначе, как надоумил его кто.

– И что делать?

– А много ли у тебя вариантов? В подполье уходить разве что, скрыться куда-то, даже не знаю.

– Дожили. Я, чекист, и должен так поступать.

– А что, лучше, если так вот полоснут на ходу из автомата, или посадят?

– Не лучше. Но сильны мы, лишь пока вместе, а не поодиночке.

– Тут ещё надо знать, Ваня, кто с нами, а кто против нас.

Черногорцев пошёл к себе домой на улицу Кирова, где он жил на первом этаже в двухэтажном доме. Открыл почтовый ящик. Там какая-то записка.

«Иван Данженович, за вами скоро придут, лучше скрывайтесь! Всегда преданный вам Д.»

– Может, провокация? – подумал Черногорцев. Хотят, чтобы я удирал как трусливый заяц!

Однако он забрал из квартиры деньги и ценности, а также пистолет и патроны, и только хотел уходить, как вдруг в подъезде появились двое его коллег.

– Иван Данженович, приказано вас задержать!

– Факт. – заметил Черногорцев.

Они подошли к нему.

– А пистолет-то заряжен? – спросил Черногорцев у одного.

– Заряжен-заряжен.

Черногорцев ударил его ногой в колено и выхватил пистолет. Второй не успел ничего сделать, Черногорцев приставил ему пистолет к виску. Пришлось действовать такими вот гангстерскими методами, какими был убит Харитонов.

Он решил поступить по-гангстерски, как с Харитоновым. Нет, ни в кого стрелять он не собирался. Но на улице он увидел других чекистов.

– Внимание, у меня заложник! Бросайте оружие, или я ему башку прострелю! Считаю до трёх!

– Бросайте, что делать. – проворчал командир группы.

– Толкните ко мне!

У дороги стояло две машины – ЕМВ 340 и Победа. На них и приехала группа чекистов брать Черногорцева.

– Ключи от любой из машин, быстро!

Ему кинули ключи от ЕМВ 340.

– Вот хитрецы, хотят выиграть время, ведь Победа стоит впереди, её пока объедешь. А тут каждая секунда дорога. – размышлял Черногорцев.

Он прострелил Победе два колеса, сам сел в ЕМВ и усадил своего заложника.

Черногорцев завёл машину, и, недолго думая, дал задний ход на полную. Это оказалось неожиданностью для тех, кто пришёл за ним.

– Ротозеи! – кричал командир.

Тут они увидели проезжающий мимо Москвич, остановили его, и заставили водителя выйти. Двое прыгнули в Москвич и погнались за ЕМВ.

На ближайшем перекрёстке Черногорцев успел развернуться. Конечно, он заметил, что за ним гонится Москвич. В такое время машин было совсем немного. Черногорцев обогнал Эмку, потом ЗИМ и какой-то грузовик, посмотрел в зеркало – Москвич упорно висел на хвосте. Делать было нечего. Черногорцев выехал на перекрёсток, где по встречной полосе двигался ГАЗ-93. Сидевший рядом заложник закрыл глаза от страха. Черногорцев вылетел прямо на самосвал, который резко свернул вправо. Самосвал занесло, и Москвич, пытаясь избежать столкновения, взял сильно влево, и в итоге опрокинулся на бок.  

Вскоре Черногорцев высадил заложника. Теперь надо было думать, как быть дальше. Все пути назад отрезаны. Впрочем, были ли они?

Укрыться у Олега Филипповича теперь нельзя, Харитонов убит, что теперь делать? Только скрываться. Может даже и за рубеж, в народный Китай или Монголию. Может, повезёт, не выдадут. А может, и не повезет, но в капиталистические страны удирать точно не хотелось, да и далеко они.

– Что теперь делать с машиной? Бак-то чуть менее чем полный, а что толку? Обложат со всех сторон и выловят, как он ловил всяких гадов. Да и до границы всё равно не дотянет без заправки. Впрочем, какая к чёрту граница? Что за трусость?

Итогом его размышлений стало то, что он всё же решил укрыться у Олега Филипповича. Он понимал, что за его квартирой вполне могут наблюдать, но решил сыграть на парадоксе. Ведь знают, что Черногорцев – опытный чекист, и едва ли сунется туда, где его могут ждать.

Машину он бросил и пошёл пешком. Он шёл через колхозный рынок. Внезапно вокруг началось что-то непонятное, все забегали, засуетились. К рынку подъехало несколько милицейских фургонов.

– Опять за мной, наверное. – подумал Черногорцев.

Он не ошибся. Через громкоговоритель призвали всех оставаться на местах и готовить документы для проверки.

Черногорцев спрятался за каким-то строением. На глаза ему попался грузовик с арбузами и дынями.

– Точно не местный. Либо из нашей Средней Азии, либо из Монголии. То, что надо! – подумал Черногорцев.

К грузовику подошли двое милиционеров. От них Черногорцева отделяло не больше двадцати метров. Водитель показал им документы, они начали о чём-то спорить. Тут Черногорцев заметил, что водитель – монгол.

– Ха, со мной, что ли, спутали. – думал он.

– Показывай кузов! – приказали ему.

– Там никого нет, товарись милицанер.

– Сейчас проверим!

В кузове действительно были только арбузы с дынями. Однако это их не успокоило.

– Разбирай это всё!

– Да как можно? Их же ещё так много!

– Разбирай! Может у тебя там преступник прячется!

– А не меня ли ищете, товарищи милиционеры? – сказал подкравшийся сзади Черногорцев.

– Он! – едва успел воскликнуть один, как Черногорцев ударил его ногой в колено, и тот опустился. Второй было полез за пистолетом в кобуру, но у Черногорцева пистолет был уже наготове.

– Не советую! – сказал он, качая пистолетом.

– Вот гад, обхитрил нас! Тебя же по всему городу теперь ищут, и по всей стране будут искать, не уйдёшь!

– Надо действовать быстрее. Они ведь здесь не одни. – думал Черногорцев. Опять придётся рискнуть своей головушкой.

Он приказал одному из милиционеров раздеться, надел его форму, затем сковал наручниками водителя и посадил его в кабину.

– Так надо, потерпи немного.

Тот кивнул.

Черногорцев тронулся к выезду с рынка. На выезде ему преградили путь.

– Куда едешь?! Не велено!

– Черногорцева задержал, вон он у меня в кабине сидит! Тут в машине целый склад оружия ещё.

– Ай молодец! Ну проезжай тогда, вези в отделение! Попался-таки!

Будь Черногорцев без формы, ему бы не уйти, но форма чаще всего «убивает» лицо, и потому на него никто не обратил внимания.

– Так хорошо торговля шла. – сокрушался монгол. А потом этот худой милиция, потом вы ещё.

– Не переживай. Сможешь меня через границу перебросить, так отблагодарю.

– Готовься благодарить. Я ведь и в Китай тропки знаю.

– Да ты, никак, контрабандист?

– Ну, что-то вроде того.

– Полгода назад я бы тебя повязал конечно прямо здесь.

– А теперь мы в одной упряжке. – заметил монгол.

– Серьёзно контрабандист? Что же у тебя под арбузами и дынями?

– А сто и обычно. Солото, толляры, иены есть.

– Да ты меня благодарить должен. Представляешь, что бы с тобой было, найди они твоё добро.

– Плохо было бы мне.

– То-то же!

– Грузовик-то задержат где-нибудь в пути, сообразят. – огорчённо заметил Черногорцев.

– Остановись! – сказал монгол.

Черногорцев остановился. Монгол вылез, извлёк из кузова другие номера, снял эти, и прикрутил их.

– Ну ты жулик, однако! Вот говорю, ещё весной я ты тебя повязал!

– А теперь твоя жизнь зависит от меня, как и моя от тебя.

В Новосибирском МВД были в бешенстве от того, что Черногорцев опять ускользнул прямо из-под носа. Конечно, сообразили, что в грузовике тогда был именно он. Но фальшивые номера сделали своё дело, грузовик никто нигде не останавливал, всё прошло тихо.

Границу с Монголией в целом миновали спокойно.

Дальше нет смысла вдаваться в похождения Черногорцева, можно сказать только одно. Монгольские власти собирались его изловить и выдать. После смерти Чойбалсана там всё тоже стало несколько не так, чего и не учёл Черногорцев.

Привёзший его контрабандист рекомендовал ему убираться, иначе его и самого могут поймать.

Черногорцева провели по тайным тропам прямо в Китай. Конечно, никто не гарантировал, что и здесь его не захотят выдать. Да и редко где любят непрошеных гостей.

Однако всё получилось несколько не так, как он предполагал.

Черногорцев угодил в лапы недобитых гоминьдановцев, сколотивших банду и терроризировавших округу. Откуда-то в банде оказался и один казах, через которого Черногорцев с трудом смог всё рассказать о себе. Его поставили перед нетривиальным выбором – быть убитым прямо здесь и сейчас, или служить в банде.

Черногорцев согласился остаться в банде, хотя такое положение ему, конечно же, нравиться не могло. В общем, обложили со всех сторон. Китайское правительство тоже было готово его выдать, как только он будет пойман, но об этом ему не было известно. Впрочем, даже если и было, то что, терпеть недобитых гоминьдановцев лучше?

Однажды лес с гоминьдановцами окружила Народно-Освободительная Армия, тогда ещё более-менее заслуживавшая такого названия. Началось жаркое побоище. Гоминьдановцы несли потери, лишь Черногорцев встал во весь свой немалый рост и из двух автоматов вёл огонь по солдатам, чем и сумел их задержать, хотя старался ни в кого не попасть. Пуля царапнула его в щёку, и он упал. Кто-то из гоминьдановцев потянул его за ногу, указывая назад. Стали отступать.

В живых остались лишь тот казах, один гоминьдановец и сам Черногорцев.

– Ну, бурятский богатырь, храбро ты с ними сражался! Наверное, много солдат положил! А мы-то думали, тебя чекисты заслали! – сказал казах.

– Чего ради? Китай не в их компетенции.

– Мало ли, вот за мной хотя бы. Я шпионю теперь в пользу ЦРУ. Знаешь такое?

– Как не знать.

– Открутить бы тебе голову, да рано пока. – подумал Черногорцев.

– Этот говорит, - казах показал на гоминьдановца, что надо пробиваться на юг, там переберемся куда-нибудь. Может и американцы самолёт вышлют, заберут, хотя сейчас это трудно сделать. Но он тебе теперь доверяет.

Совершая небольшие переходы, они добрались до Тибета через полгода. Там им удалось укрыться, хотя не без труда, ведь Тибет уже был в составе Китая. Однако там было много повстанцев, боровшихся против китаизации Тибета. В общем, какое никакое убежище Черногорцев нашёл. Пришлось поселиться при одном тибетском монастыре. Такая жизнь продолжалась до 1959 года. С каждым годом маоисты всё сильнее прессовали Тибет. Черногорцев понял, что нынешний Китай, Китай конца 1950-х годов – никакой не народный, а скорее эсеровский. В России от эсеров в своё время ничего хорошего ждать не пришлось, с маоистами в Китае аналогично.

В начале марта 1959 в Тибете вспыхнуло народное восстание. Стоит заметить, что участвовали там отнюдь не только феодалы и аристократия, но и немалое чисто трудящихся. И нет, они не были кем-то обмануты.

Черногорцев тоже принял в нём участие, но восстание закономерно потерпело поражение, и ему со многими повстанцами пришлось бежать в Индию.

– Кто бы мог подумать лет шесть назад, что придётся бежать в капиталистическую страну. – удивлялся и сокрушался Черногорцев.

Однако в Индии Черногорцев не задержался. Вместе с уцелевшим гоминьдановцем он перебрался на Тайвань, руководимый удравшим из Китая Чан Кайши. Поселился в Тайбэе и работал там на одном из заводов. Есть сведения, что даже забастовку как-то устроил.

Умер Иван Данженович Черногорцев в Тайбэе 26 июля 2012 года в возрасте 95 лет. Его товарищ и коллега Борис Харитонов погиб, будучи всего лишь 40-летним.

Иван Данженович болезненно реагировал на провокации Китая против СССР в 1969 году. Понял, что не зря ему не понравился Китай в своё время, и так же болезненно воспринял уничтожение СССР, увидев, что 1953 год был в этом ключевым моментом. Вполне вероятно, что успел издать свои мемуары на китайском и английском языках. К сожалению, он толком не смог ответить на вопрос, кто же был заказчиком убийства Ватутина, однако, благодаря совместной с Харитоновым и Ровненскими коллегами деятельности он сузил круг подозреваемых до пяти, максимум десяти человек. Только дотянуться до них ему уже не позволили, а без мешка доказательств все обвинения не стоят и ломаного гроша. Конечно, можно было бы спихнуть всю вину на Хрущёва, или Жукова, или Крайнюкова, но это было бы неверно. И главный свидетель, одновременно и соучастник – Гермоген, навеки замолчал, хотя и не ушёл от возмездия.

– Здорово. Но если Голубева отопрётся, скажет, что не знает ничего о прошлом Светланы Калинович? Ты сам бы наверняка так сказал.

– Неважно, что она скажет, важно, что они будут делать. Кажется, пришла пора действовать.

– Запускать дезинформацию?

– Именно!

– А кто нам в этом поможет?

– Твой Сова, который сейчас лежит в больнице в Костополе.

– Если я правильно понял, то получается: я должен снова навестить Голубеву, и сообщить, что мы нашли убийцу Сморковича. Он сейчас лежит в больнице и готовится дать показания. Она решит с кем-то посоветоваться, как быть, скорее всего, примут решение его убрать, а мы её возьмём, а затем и всех остальных, не так ли?

– Именно так.

– Хороший план. А если она не попадётся? Вдруг мы ошибаемся?

– Увидим.

Харитонов уговорил полковника Петренко выставить группу ещё и у дома Федюнина. Это, конечно, было сложнее сделать. Но было сделано.

В итоге подозреваемые оказались обложены со всех сторон. Оставалось только подтолкнуть их к действиям. А пока что я хотел бы изложить версию Харитонова.

Харитонов в общем-то поначалу ничего не подозревал, однако его весьма заинтересовал тот факт, что группа подпольщиков совершила нападение на банк, похитила оттуда огромную сумму денег, которая будто бы была сожжена. У него возникла мысль, а что, если далеко не вся сумма была сожжена? К тому же человек с советской стороны, дававший 200 тысяч марок за покушение на Ватутина, откуда-то должен был их взять. Не станет же он их печатать в самом деле! А похитить деньги тогда вполне было возможно. Ведь отряд Д. Медведева, в котором состоял легендарный разведчик Н. Кузнецов, всегда имел при себе достаточно рейхсмарок. К тому же он обратил внимание на то, что при обстреле кинотеатра в мае 1943-го пострадало не так уж много гитлеровцев, а предлог для развязывания террора появился просто великолепный. Подрыв двух грузовых машин – что же, иногда и гитлеровцам на такое можно пойти, создать и укрепить легенду своих людей.

Однако этой версии, на первый взгляд весьма правдоподобной, которая, быть может, очень понравилась читателю, и до того понравилась, что он негодует, почему эти злодеи ещё не арестованы, нашёл что противопоставить Иван Данженович.

Борис обратил внимание, что группа похитила более двухсот тысяч рейхсмарок, которые потом якобы были сожжены. Согласен, обстоятельство странное. Можно предположить, что Гермоген похитил их, чтобы в будущем заплатить за покушение на Ватутина, только здесь есть одно большое «но».

– Какое же?

– А такое. – продолжал Черногорцев. Ведь мы знаем, что Клячин попросту обманул Гермогена, присвоив все деньги. Что же получается, Гермоген совсем тронулся умом, что похищенные его же группой деньги по чьему-то приказу целиком отдаёт Клячину. Допустим, ему было приказано оплатить покушение похищенными марками. Но тогда бы он сто тысяч сразу оставил себе, а остальные дал Клячину, и тот бы его не смог обмануть. Из этого следует, что деньги-то принадлежали совсем не тому Гермогену, то есть не Федюнину. Можно в чём угодно заподозрить Гермогена, но не в таком идиотском поступке.

Далее, вопрос насчёт радиостанции. Если группа создалась по своей инициативе, то ей взяться-то поначалу было неоткуда, тем более группа занималась диверсиями внутри города, а не разведкой. А вот с Гермогеном более странная история, если он якобы кому-то из членов Военного Совета писал донесения, то уж его-то по-хорошему следовало обеспечить радиосвязью. Да, его могли бы запеленговать, но и многих других разведчиков тоже.

Борис Михайлович пытался отстоять свою версию, и на сей раз предположил, что, может быть, деньги сразу были переправлены за линию фронта, а оттуда они попали сразу к Клячину.

– Интересно, но сомнительно. Нет, так вряд ли могло бы быть, для этого им нужен был бы самолёт, потому что Гестапо после такого налёта наверняка перекрыло все входы и выходы, попробуй улизни из города.

– Может чудом удалось улизнуть?

– Тогда где же этот член Военного Совета прятал такую сумму? – расхохотался Черногорцев. Хоть во все карманы запихивай – не поместится.

– Может под видом портфеля с документами передали?

– Обнаружили бы всё равно. Разведка – это тебе не частная лавочка.

Тут Харитонов понял, что его версия дала трещину. Но в отношении Федюнина и подпольщиков он был прав – надо их разрабатывать, и в случае чего арестовывать. Аналогично поступить и с Калинович. Впрочем, нет, её арестовать при первом же появлении. Только где она появится? И получается, что Гермоген всё-таки не тот. Конечно, он в чём-то замешан, но, похоже, не в покушении на Ватутина.

Однако пока ни к чему ломать голову над тем, как деньги попали к Гермогену, тому или не тому – неизвестно, и почему Клячину удалось его обмануть.

Операция вступила в завершающую стадию. Впрочем, до завершения было ещё далеко, но конкретно в деле с подпольщиками и Федюниным надо было ставить точку.

Черногорцев позвонил из Ровненского МГБ Голубевой, и через час, на всякий случай, Васютину. Сообщил радостную новость. В Костополе в результате штурма квартиры был задержан опасный преступник, который теперь даёт признательные показания. Он-то и выболтал, что в 1944-м году ему приказали убрать Сморковича. Черногорцев беспечно сообщил, в какой больнице находится бандит. Оставалось только дождаться ответных действий с другой стороны.

– Приманка брошена. Местных предупредили. Но может и самим поприсутствовать?

– Если успеем. – сказал Харитонов.

Для этого полковник Петренко согласился им выделить старенький довоенный Мерседес с шофёром, чтобы их быстрее довезли до Костополя и потом обратно.

Наконец их довезли. Пока что всё было спокойно. Харитонов решил остаться на первом этаже, а Черногорцев – в палате с Совой.

– Готовься, Сова, возможно тебя придут убивать.

– Господи, за что мне всё это.

– Зато зачтётся, что помог нам задержать преступников. Если они конечно заявятся сюда. Мы их возьмём раньше.

Но первый день прошёл для Черногорцева и Харитонова спокойно. Никаких покушений на Сову не было.

Голубева же тем временем навестила Васютина, а потом доехала на поезде до Оржева. Потом возвратилась. Стало ясно, что наживка проглочена, хотя пока нельзя было сказать точно, захочет ли она или кто-то другой убрать Сову. Всё можно списать на то, что это известие взволновало всю их группу, ведь спустя девять лет нашли этого отморозка, зарезавшего их товарища.

На следующий день страну шокировало ужасное известие – умер товарищ Сталин. Всё вокруг сразу как-то помрачнело и посерело. Но и этот день прошёл для Совы спокойно.

Кстати следует отметить, что сразу после его смерти МГБ и МВД были объединены в одно ведомство.

Наступило уже 7 марта. Черногорцеву с Харитоновым уже наскучило пребывание в этой больнице, но ничего не поделаешь, так нужно. И тут вдруг Харитонов увидел, как в больницу входит Голубева.

– Пожаловала, голубушка. На всякий случай хорошо бы предупредить. Они, конечно, не ротозеи, но мало ли что.

Голубева поинтересовалась у кого-то, где находится раненый бандит. Ей ответили. Затем она достала халат и пошла к Сове.

Харитонов всё же успел добежать наверх и предупредить всех о приближении Голубевой. Сам уже собирался уходить, как вдруг заметил, что она приближается. Быстро закрыл дверь.

Он и Черногорцев вжались в стены, чтобы сразу со входа их не было заметно.

Дежурящей снаружи охране Голубева сказала, что она медсестра и пришла делать укол. Её впустили.

– О, а вы что, новенькая? – прямо с порога отвлёк её Сова.

Она как-то сразу отвлеклась, и не заметила спрятавшихся по бокам Черногорцева и Харитонова.

– Да. А вы значит и есть тот самый бандит?

– Ну видимо я.

– Ложитесь на живот, сейчас будем делать укол.

– Какие ещё уколы? Давно не делали.

– Снова прописали.

Сова нехотя повернулся на живот. Голубева полезла в сумку, как вдруг появились Черногорцев и Харитонов.

– Ой, Ульяна Викторовна, а что это вы тут делаете? – И Черногорцев тут же схватил её за руку, сжал со всей силы, и она выронила пистолет.

– Полюбуйся, Сова, чем тебя угостить хотели! Кстати она имеет какие-то контакты со Светланой Калинович, которую ты упоминал.

Сова лишь присвистнул, а затем истерически захохотал.

– Как видите, про вас известно чуть менее чем всё. Будем разговаривать, или как?

Голубева не ответила.

– Будем-будем. – сказал Харитонов.

Где Васютин? – спросил Черногорцев.

– Выгляните в окошко, если ещё не поздно. Всё продумано до мелочей. – усмехнулась она.

Черногорцев метнулся к окну. Увиденное повергло его в ужас: Васютин уже заряжал фаустпатрон. Некогда было размышлять, откуда он у него взялся. Черногорцев, не открывая окна, всадил в Васютина две пули. Рука у того беспомощно повисла, он упал и уронил фаустпатрон, не успев его толком зарядить. Граната выпала, и через несколько секунд произошёл взрыв. От Васютина остались лишь рожки да ножки. В палате были выбиты стёкла, Черногорцева немного зацепило их осколками.

Затем и остальные подошли к разбитому окну. Черногорцев прыгнул вниз со второго этажа. Мало ли что, нужно действовать быстро. Но нет, Васютин был мёртв.

– Превратности судьбы. Свои горят гораздо большим желанием уничтожить меня, чем вы. – заметил Сова.

– Всё равно, Сова, твой дом – тюрьма. Лет на десять уж точно. – сказал Харитонов.

Поднялся страшный переполох, который утих лишь когда приехал уже знакомый Черногорцеву капитан Быковский.

– Здравия желаю, товарищи майоры! Вот это вы работаете! Столько шуму в городе, зато Сову изловили, за которым мы безуспешно гонялись, теперь ещё этих вот вывели на чистую воду. А я ведь тогда читал о них заметку в газете. Кто бы мог подумать!

– С Совой была… Черногорцев было хотел сказать случайность, но вспомнил про покушение на Ватутина. Впрочем, может и не случайность была.

– Плохо, что теперь минус один свидетель. – заметил Харитонов.

– Придётся тебе за двоих отвечать. – сказал Голубевой Черногорцев. Где бункер в лесу?

– На большой поляне. Чтобы войти – надо постучать в пень три раза, откроют.

– Уводите её. Пришлите ещё людей, будем брать бандитов. И надо нейтрализовать Федюнина в первую очередь. – приказал Харитонов.

– Слушаюсь! Пришлю двадцать человек, достаточно будет? – сказал Быковский.

– Должно хватить. Кстати тебе бы, Ваня, может остаться? Всё-таки посекло малость.

– Пустяки, царапины. Пусть помажут чем-нибудь. Не могу же я в операции не участвовать.

– Хорошо. Ждём тебя и выезжаем.

– Черногорцеву быстро смазали раны, на большее он и не согласился, они сели в Победу и направились к Оржеву. Пришлось немного задержаться, чтобы в пути их догнали два ЗИС-150 и автозак ГАЗ-51.

У Оржева колонна разделилась. На этот раз решили направить к Федюнину Черногорцева, а Харитонов с Внутренними Войсками поехал брать бандитов в бункере.

Черногорцев и двумя милиционерами подъехал к дому Федюнина и постучал. На этот раз скрывать, кто он, было ни к чему.

– Неужели меня в чём-то подозревают? – удивился он.

– А в чём конкретно вас подозревать? Проблемы случились у ваших так сказать бывших подопечных, о них и будем говорить.

– Это вы о ком? Неужели о Голубевой и Васютине?

– Именно.

– Так что с ними случилось? Это честные и храбрые люди, в чём их можно заподозрить?

– Сначала они просто путались в своих показаниях, а потом совершили покушение на одного бандита. Мы нашли того, кто убил Сморковича.

Федюнина передёрнуло.

– Не может быть! И кто же это?

– Один бандит. Сегодня Голубева и Васютин пытались его убить. Она пришла к нему с пистолетом, потом он хотел выстрелить из фаустпатрона в окно палаты, видимо, когда Голубева не подала сигнала, что дело сделано, но подорвался.

– Да это же абсурд какой-то. Они честные подпольщики, а вы описываете их как каких-то бандитов.

– Однако это факт, я всему этому был свидетелем сегодня. Посмотрите хотя бы на моё лицо.

– Даже не знаю, может жажда мести у них была так велика.

– На то существуют советские законы, которые они грубо нарушили.

– Да-да, конечно.

– А ещё, вы не знаете Светлану Калинович?

Федюнин побледнел, но быстро взял себя в руки, и ответил, что не знает.

Пока оставим Федюнина и Черногорцева, и посмотрим, как обстояли дела у Харитонова.

Машины остановились в сотне метров от поляны. Дальше двигаться уже не позволяла весенняя распутица, да и не было необходимости. Всего в операции участвовали двадцать шесть солдат Внутренних Войск, трое милиционеров и сам Харитонов. Двадцать пять человек окружили поляну, ещё четверо пошли с Харитоновым.

– Буду говорить только правду! – сказал он.

Харитонов стукнул в пенек три раза. Через полминуты голос откуда-то снизу спросил, кто там.

– Милиция, открывай!

– Какая к лешему милиция?

– Советская! Открывай же!

– Да ты сдурел, пьяная морда?! Я вот тебе сейчас покажу милицию!

Пенек отодвинулся, и снизу показалось дуло автомата и чьё-то рассерженное лицо. Харитонов ударил бандита сверху ногой в голову, затем бросил внутрь гранату с чекой и прыгнул сам. Пять бандитов лежали на полу, видимо, испугались броска гранаты, двое потянулись за автоматами, но Харитонов выстрелил в их стороны.

– Все на пол!

Затем он позвал нескольких солдат, они спустились вниз.

Он заметил какую-то забившуюся в угол женщину. Это и была Светлана Калинович.

– Вас-то мы тоже разыскиваем, так что собирайтесь.

Бандитов сковали наручниками и по приставленной лестнице подняли наверх.

– Этих гавриков в фургон, и везите в Ровно. Этого, пожалуй, тоже. – Он толкнул главаря банды, который открыл ему бункер. – А вот с ней я хочу побеседовать здесь.

– Здесь как-то холодно. – сказала она.

– Холод освежит память. Быстрее всё расскажешь, быстрее доставим в тёплую камеру.

– Товарищ майор, мы ещё нужны?

– Останьтесь пока, мне же надо будет на чём-то её отвозить. Можете их арсенал забрать пока.

– Слушаюсь!

Бандитов погрузили в фургон, и тот уехал. Остальные солдаты и два грузовика пока остались здесь. Кто-то полез в бункер, чтобы забрать оружие бандитов.

– Ого, тут и фаустпатрон завалялся! – воскликнул один молодой солдат.

– У них как-то и пушка завалялась, было дело. Только не поможет. Давили и будем давить этих вонючих клопов. – сказал другой.

Харитонов приступил к допросу Калинович.

– Спрашиваю только один раз. Первый вопрос, в каких отношениях ты состояла с Клячиным? Ответ не знаю принимается, но как последний. Я увезу тебя подальше от населенных пунктов и… отпущу, подстилка бандитская. Сама прибежишь.

– Отношения у нас были такие, что ближе и придумать трудно.

– Что тебе рассказывал Клячин о своих делах, особенно в период января-апреля 1944 года?

– Он рассказывал, что некий Гермоген пообещал ему сто тысяч марок за покушение на генерала.

– Ты видела этого Гермогена?

– Нет… То есть, видела, но только в окно дома, а оно всё грязное. Я тогда хотела к нему прийти, смотрю, свет горит на кухне, а там, видимо, этот Гермоген с ним был.

– Ну что увидела-то?

– Очкастый и лысеющий мужичок лет сорока, сухонький. Больше ничего не разобрала.

–Больше его не видела?

– Я тогда спряталась во дворе у Клячина, он вышел, воротник пальто поднял, особо не разглядишь.

– Но ты видела, как он шёл. Может что-то в походке было?

– Что-то было, не помню точно, что, вот если бы увидела, может и вспомнила.

– Вёл ли Клячин дневник?

– Вёл, но весной, когда он сымитировал нападение на свой дом, он решил его предать огню. Помню этот, Пастушенко с кем-то ещё уже зажёг дом, а я про дневник вспомнила, тайком пробралась, знала, где он лежит, чуть не угорела, но вытащила.

– Где он?!

– Товарищ майор, тут тетрадка какая-то! – послышался голос из бункера.

Ему принесли несколько обгоревшую тетрадь. Какие-то листы сгорели полностью, какие-то ещё можно было прочитать. Тоже неплохо.

– Кто из них тебе знаком? Харитонов достал фотографии Голубевой, Васютина, Сморковича и Федюнина.

– Троих знаю. Они из лжепартизанского отряда, созданного немцами. Иногда приходилось иметь с ними дело.

– А вот этого-то?! И он показал на Федюнина.

– Не припоминаю.

– Сколько человек было в отряде?

– Только они кажется.

– Пока достаточно. Принесите ей тёплые вещи, и выдвигаемся в Ровно! – скомандовал Харитонов.

Ей принесли её вещи, и усадили в грузовик вместе с Харитоновым.

Теперь пришла пора вернуться к Гермогену и Черногорцеву.

**

Гермоген упорно всё отрицал. Говорил, что никого не знает, и что он честный человек.

– Знаете, Аркадий Михайлович, не клеится у нас что-то разговор. Так что собирайтесь, и побеседуем уже у нас. Только без глупостей!

– Да, конечно.

Федюнин начал неторопливо собираться, а сам усиленно соображал, что они могут о нём знать? Да может быть, и ничего такого, откуда. А вдруг знают всё? Что же делать.

Федюнин собрался, и Черногорцев, желая припугнуть его, сказал:

– Да, Аркадий Михайлович, всё выплыло наружу.

Через полтора часа все собрались в отделении, куда были доставлены Голубева, Калинович и Федюнин. Харитонов же тем временем изучал дневник Клячина, точнее, то, что от него осталось.

Удалось обнаружить несколько записей о Гермогене. Как выяснилось, впервые Гермоген вышел на Клячина в декабре 1943-го года. Как это произошло – уже не узнать, страницы утрачены. Однако странно, почему Гермоген первым делом обратился именно к нему. В дневнике мало что было на этот счёт. Упоминалось лишь, что Гермоген грозился обратиться к другим.

В январе 1944-го года он был дома у Клячина и ужинал с ним, обсуждая дела. Вообще, Гермоген описывается весьма нелестно. Но из примет его внешности ничего нового так и не найдено. Последняя запись – 1 февраля 1945-го. Гермоген прислал записку с угрозами. Возникает вопрос, через кого он это делал?

Устроили очную ставку между Голубевой и Калинович. Отпираться им было бесполезно, обе признали друг друга. Оставалось много вопрос к Федюнину, что он за птица такая? Гитлеровец, бандеровец, или кто ещё? Ведь его не признала Калинович.

Федюнин ещё поупирался, но в итоге понял, что всё равно всё раскрылось.

– Ладно, чего уж там, пишите. Настоящие мои имя и фамилия – Воробецкий Казимир Брониславович.

– Как и когда вы оказались в Ровно на самом деле?

– Я был сюда послан разведкой Армии Крайовой ещё весной 1943-го, чтобы в будущем вредить наступающим советским войскам. Думаю, об этой организации вам хорошо известно. Признаюсь, служил в Офензиве с 1935-го года, а дядюшка мой ещё в Эвиденцбюро. Это в Австро-Венгрии. Шпионил в царской России. Целью моей было всячески гадить Советской Армии при наступлении, но иногда и немцам с бандеровцами нагадить по-мелочи, чтобы создать впечатление, будто мы боремся с ними. Всё-таки АК по существу руководилась эмигрантским правительством в Лондоне.

– Уже интересно. А конкретнее, что вам надо было делать?

– Вести потихоньку пропаганду среди верующих, что эти земли должны стать польскими. Дело в том, что отец Гермоген был похож на меня. Очень.

– Почему был?

– Пришлось его убрать и занять его место. Ну немного изменить внешность очками. Сами же знаете, в них лицо выглядит несколько по-другому. А про то, что настоящий Гермоген появился здесь перед войной – я не соврал, об этом узнал у него.

– Как вы сошлись с лжепартизанским отрядом?

– Они как-то пронюхали, кто я есть, ну и поставили перед выбором, что или я им помогаю, или мной займётся Гестапо.

– Ну, вам-то конечно делать больше ничего не оставалось.

– Да.

– Теперь главное. Кто вам поручил заказать Клячину покушение на Ватутина?

– Вот об этом я ничего не знаю.

– Не отпирайтесь. Игра проиграна!

– Но тот Гермоген это был не я! Это всё Сморкович мутил воду, передавал какие-то донесения на советскую сторону, не всегда правдивые, я их шифровал.

– Что в них было?

– Да обычная в таких случаях информация, где какие части, чем вооружены и так далее.

– Может что необычное прошло через ваши руки?

– Не припомню.

– Куда делись деньги, которые были в банке?

– Рейхсмарки я припрятал. Каюсь, не сжёг. Но потом они куда-то исчезли.

– Кто знал о том, куда вы их спрятали?

– Сморкович разве что, больше некому.

Харитонов и Черногорцев вышли в коридор.

– Ну, что думаешь, врёт или как? – спросил Черногорцев.

– Как ни странно, но кажется, что не особо. Увы, но сдаётся мне, Гермоген – это не он.

– Но кто тогда? Того третьего мы ведь отбросили как несоответствующего.

– Мне кажется, даже если мы отловим всех до последнего бандеровцев здесь, всё равно этого не узнаем.

– Что за пессимизм? Нет преступений, которых нельзя раскрыть, Борис.

– Мы арестовали и допросили уже кучу бандитов, столько всего вскрылось, а Гермогена как нет, так и не было.

– Но вот же он сидит в кабинете.

– Я считаю, это не он.

– Объясни же.

– Позже.

Затем Федюнина попросили пройтись туда-сюда, а Харитонов пригласил Калинович. Они действительно не признали друг друга. Вскоре её увели.

– Нет, не он как будто, походка всё же отличается. Я же говорю, вспомнила бы.

Харитонов с Черногорцевым вернулись на квартиру. Потрудились они сегодня на славу, не мешает и отдохнуть. Однако не до отдыха им.

– Так вот, Ваня, я считаю, Гермоген этот вроде бы очень близко и в то же время очень далеко.

– Как это?

– Ну вот представь, запер ты пистолет в сейф, а ключи выбросил в реку. Пистолет близко от тебя, но в то же время далеко, потому что ты не в состоянии его достать. Такая вот диалектика.

– Как её применить к нашему Гермогену?

– Ну рядом он где-то, только недосягаем пока что для нас. Не там мы его ищем.

– Может дожать этого Гермогена, вдруг всё же он? Ну некому больше.

– Есть кому.

– Чёрт возьми, ну не… Волченко же! По возрасту не подходит, и вообще. Рост у него высокий, немногим ниже меня. А во мне-то 183. – сказал Черногорцев.

– Нет, не Волченко. Но ведь неспроста он решил заговорить. Что если этот Гермоген его и надоумил, чтобы запутать следы?

– Мысль интересная. Неужели ты считаешь, что Гермоген может сидеть вместе с Волченко?

– А вдруг?

– Чертовски интересно. Но кто он, бандеровец, или нет? Как и когда он рассказал ему об этом?

– Теперь я думаю, что он бандеровец. Во-первых, был с Клячиным на короткой ноге. Во-вторых, сделал правильный выбор в лице Волченко. Вряд ли попал пальцем в небо.

– Что будем делать, подключим Олега Филипповича, или сами возвратимся домой и продолжим дело?

– Думаю, пора возвращаться. Уж больно мы здесь в гостях задержались, квартиру занимаем как-никак. Правда, хлеб свой недаром едим, бандитов им помогли отловить на год вперёд. Подпольщиков этих так называемых на чистую воду вывели.

– Да, мне рассказали, как ты их в бункере взял. Один на восьмерых, не считая Калинович, прямо как конь в шахматах.

– Ну не один. Как-никак, наши воины прикрывали сверху. Сила-то наша в том, что мы не одни.

Харитонов и Черногорцев поблагодарили за сотрудничество местных коллег, со всеми попрощались, и готовились отбыть в Новосибирск. Пока шло дело, пролетела уже большая часть марта. Конечно, прежде они телеграфировали Олегу Филипповичу, чтобы предпринял меры к продолжению дела до их прилёта.

Наконец Харитонов и Черногорцев вернулись в родной Новосибирск. Погода здесь была, разумеется, более холодной, но всё же им было очень приятно вернуться домой после отсутствия длиной в несколько месяцев.

Олег Филиппович тем временем выяснил, что в одной камере с Волченко находятся ещё семь человек. Из них бандеровцев только двое. Но следовало бы отработать всех. Также необходимо было обратить внимание на его контакты во время работы. Может, кто ему передаёт записки.

Это была практически последняя возможность вычислить Гермогена, а вслед за ним и других людей, которые за ним стояли. Харитонов и Черногорцев огорчались, что так легко поверили в свою версию о Гермогене – церковном служащем. Конечно, она принесла немало пользы, но так и не приблизила к настоящему Гермогену.

Наступал апрель 1953 года. Развалилось, а может быть было умышленно развалено дело врачей. Казалось бы, какое отношение это имеет к нашему делу? Однако, имеет, поскольку и дело о покушении на Ватутина могли заставить свернуть, тем более оно не было таким резонансным. Мало ли, что там наговорил какой-то бандеровец. Начали проверять, но никакого Гермогена так и не нашли. Так может его и не было никогда?

Уже несколько недель как сменено было руководство МВД во многих регионах страны. Затронуло это явление и Ровненскую, и Новосибирскую области. Многие люди по каким-то непонятным причинам стали заменяться, особенно из среднего звена. Черногорцева с Харитоновым это несколько тревожило. С другой стороны, внешне-то шло всё своим чередом, чего было беспокоиться. Но во что бы то ни стало, они решили до Гермогена добраться, пусть бы даже пришлось и сложить свои головы.

Итак, приступили к разработке нынешнего окружения Волченко. Сопоставили данные о Гермогене с их данными, сразу отпало человек пять. Оставался один бандеровец и один еврейский националист.

Черногорцев пошёл изучать их дела. Начал с бандеровца.

Васильчук Юхим Петрович, 1902 года. Много чего за ним водится, и у Петлюры воевал, и границу нелегально пересекал. Позднее работал кладовщиком. Арестован в августе 1945-го в Ровненской области за укрывательство двух бандитов и так далее. Вполне подходящий человек на роль Гермогена.

Милашевский Иосиф Абрамович, 1904 года. Так, чем занимался во время войны? Вот: выдал Гестапо пять человек, бежавших из Ровненского гетто. Занимательно. Однако Гермоген жил в Ровно, вероятно, без особых ограничений и притеснений, а этот, хоть и выдавал подпольщиков, но позволили бы ему так свободно жить и общаться с Клячиным? Пожалуй, надо начать с него, чтобы понять, насколько он подходит или не подходит на роль Гермогена. Только сделать это как-то незаметно.

Решено было сделать так, как делали в Ровно. Куда не следует идти Черногорцеву, пойдёт Харитонов. Вот Харитонов и вызвал на допрос Милашевского.

Милашевский оказался как раз невысоким и сгорбившимся. Видел, судя по всему, тоже неважно. Харитонов решил постепенно подвести его к нужным вопросам.

– Иосиф Абрамович, нам известно о ваших чёрных делах в Ровненском гетто. Однако хотелось бы кое-что уточнить. Где вы пребывали с конца 1943-го по февраль 1945-го?

– Таки это очень просто, до начала августа 1944-го я пребывал в лагере в Дрогобыче. Когда он был освобождён от немцев, я бежал, дальше скитался по Западной Украине, пока в одном городе меня кто-то не признал, что это я выдал беглецов из Ровненского гетто. Угодил под арест. Это было в начале 1945-го, в середине января.

– Да, даты как-то не стыкуются. – подумал Харитонов. Арестован он несколько раньше, чем Клячин получил последнюю записку от Гермогена. Может просто долго шла? Надо его потрясти ещё.

– А с бандеровцами какие у вас отношения были?

– Скажете тоже, какие у меня могут быть с ними отношения?

– Мало ли, может знали кого.

– Нет, никого я не знал.

– А вот этого человека не припоминаете? – Харитонов показал ему фотографию Клячина.

Лицо Милашевского совершенно не изменилось. Он сказал, что такого не знает.

Харитонов окончил допрос. Оставалось разобраться с Васильчуком.

Казалось бы, дело шло хорошо, но смена руководства дала о себе знать. Харитонов зашёл к Тетерину, и заметил, что тот чем-то огорчён.

– Меня, Борис Михайлович, снимать собираются, и, как ты понимаешь, не в фильме.

– Как же так, за что?

– Стар мол стал, говорят, тридцать пять лет трудишься, пора тебе на пенсию, дорогу молодым нужно давать. Всё, завтра последний день здесь работаю.

– Да что же творится-то!

– Я бы и сам хотел знать, что. С тех пор как Сталин умер, много чего непонятного происходит. И вроде бы трудно придраться к заменам руководства и прочему, а всё же что-то происходит, что-то не то.

– Вероятно. Но, надеюсь, Гермогена мы изловим. Осталось немного.

– Ох, надеюсь.

Харитонов рассказал о предстоящей отставке Олега Филипповича Черногорцеву.

– Да, дела. Надо усиливать натиск на Гермогена. Этим продолжу заниматься я.

Однако честь покончить с Гермогеном выпала не доблестным сибирским чекистам Черногорцеву и Харитонову, а их Ровненским коллегам.

Конечно, здесь было всё не так просто, и кто такой Гермоген – так и осталось неизвестным для чекистов. Однако версия, что Гермоген был человеком с советской стороны, потерпела крах.

Проблема Харитонова и Черногорцева была именно в этом. Полковник Петренко решил действовать иначе. Может быть, и ошибочно, ведь Гермоген мог и не оказаться бандеровцем.

Начал он с допроса главаря банды. Возглавлял её бандит по кличке Мухомор, он же Степанюк Аким Петрович.

– Ну что, Мухомор, будешь признаваться-то в содеянном?

– Не в чем мне признаваться, начальник. Ну да, в банде состоял, это вы и сами знаете, но ничего серьёзного сделать не успели.

– Да что ты говоришь! Врёшь, врёшь, зараза! Мне-то Гермоген всё про вас сообщил, сколько людей вы поубивали, как дома грабили и жгли!

– К-к-какой Гермоген?!

– А что, у вас их много?

– Сдал, сволочь!

– А ты думал. Наш агент как-никак.

– Подозревал же гада, и не только я. Ещё тогда. Ножом в грудь… ну точно он его.

– Ты о чём?

– А, ни о чём, начальник. Ничего больше не скажу!

Мухомора увели.

– Так в чём же ваш план-то, Юрий Алексеевич? – спросили у Петренко.

– Увидишь. Наживку он уже проглотил. А вы готовьтесь, вам скоро предстоит пьеску одну разыграть.

– Какую ещё пьеску?

Черногорцев добрался на поезде до Костополя, благо, это было недалеко – меньше 40 километров. Как ему было известно, Дорошенко жил на улице 1 мая, а службы проводил в Петропавловском соборе. Черногорцев зашёл в собор, узнал, что Гермоген не появляется уже второй день. Недавно сказался больным. Значит, надо было навестить его дома.

Черногорцев зашёл в подъезд нужного дома. Сейчас он сообразил, что никого не взял с собой, а надо было. Мало ли что.

Впрочем, потом он махнул рукой, и решил действовать один. Не потому что хотел все лавры стяжать, а потому что знал, что Харитонов за него никого не пощадит, и, если Дорошенко и есть тот, кто им нужен, ему всё равно не уйти.

Черногорцев поднялся на второй этаж и позвонил в четвёртую квартиру.

– Кто там? – раздался голос.

– Откройте, милиция!

– Я вроде не вызывал!

– Мне нужно задать вам пару вопросов. Открывайте!

– Сейчас, иду.

Черногорцев отошёл вбок от двери, и как раз вовремя, потому что в этот момент пуля пробила дверь.

– Вот тебе и мирный отец Гермоген!

Черногорцев достал пистолет, и выстрелил в замок двери и в саму дверь. В ответ опять раздался выстрел. Преступник периодически постреливал в дверь. Черногорцев успел её дёрнуть, но, несмотря на простреленный замок, она не открывалась. Видно на задвижку ещё закрылся, гад, – думал он. А в неё я не попал.

Черногорцев понял, что явно зря полез один. Но наконец услышал, как рядом с домом остановилась машина. Выглянул в окно – так и есть. Приехала Победа, и из неё выскочили четыре милиционера. Они быстро взбежали на этаж.

Черногорцев сразу показал им документы, и объяснил, что в четвёртой квартире засел опасный преступник.

Капитан приказал сержанту встать под окна, чтобы преступник не сбежал. Ещё двое остались на лестничной площадке.

– Товарищ капитан, есть идея. Вы тут поотвлекайте его, а я веревку найду, и с крыши спущусь в квартиру.

– Опасно, товарищ майор! Да и не лето сейчас, неудобно в такой одежде.

– Я справлюсь!

– Хорошо, мы вас прикроем! Огонь по двери!

Черногорцеву повезло, в квартире на третьем этаже оказалась веревка. Он поднялся на крышу, привязал крепко веревку к ограждению, скинул пальто, и начал спускаться. Стало холодно, ведь на улице было едва больше нуля, но он не обращал на это внимания. Он заметил, что к дому подъехала ещё одна машина. Ну и переполох же!

Наконец он достиг нужного окна, вышиб его своим телом. Увидел в углу комнаты человека с пистолетом, и, не мешкая, выстрелил. Тот рухнул и уронил пистолет. Из кухни выскочил Дорошенко и закричал:

– Не стреляйте! Сдаюсь!

Черногорцев взял их обоих на мушку, и, забрав пистолет, пошёл открывать дверь.

– Батюшки, да это же Сова! – удивлённо воскликнул капитан, увидев бандита, раненного Черногорцевым. Вот где был, гад! А его везде ищут!

– Это всё он, он, я ни при чём! – визжал Дорошенко!

– Разберёмся! –  капитан толкнул его в спину и вывел за порог.

Черногорцев сбегал на крышу за оставленным там пальто, а заодно вернул веревку хозяевам. Подстреленного Сову пришлось везти в больницу, потому что помимо ранения от выстрела Черногорцева, у него была ещё одно толком не зажившее ранение, которое, видимо, и заставило его искать убежища у Дорошенко. Впрочем, об этом позднее.

Черногорцев сказал, что ему надо допросить Дорошенко, для чего, собственно, он к нему и явился. Возражений не было, и Черногорцев поехал с ним в другой машине. Потом придётся ещё допрашивать этого Сову, раз он попался под руку. Кто знает, не причастен ли и он к тому делу.

Наконец приехали в отделение. Капитан, представившийся Геннадием Николаевичем Быковским, отвёл Черногорцева и задержанного Дорошенко в свой кабинет.

– Да ни при чём я! Это Сова, чтоб его, при ограблении кассы ранение схлопотал, и ко мне подался, адрес-то мой знал, холера его возьми!

– Ай да Дорошенко. Вот тебе и свидетель! Я-то знал, что ты тесно с бандеровцами связан, знал, но повезло тебе, что пять лет назад на тебя улик не нашлось. Только теперь не повезло, сядешь, как миленький! Раненых бандитов укрывать вздумал!

– Да он только третий день лежал, самому надоел, хуже горькой редьки! Его двоих напарников подстрелили, один он удрал подраненный. Уж думал, пойти вам рассказать, покаяться, да так времени и не нашёл.

– Впрочем, у вас, Дорошенко, есть шансы поправить своё бедственное положение. – сказал Черногорцев.

– Это как ещё? – Дорошенко был немало удивлён.

– Я ведь к вам приходил не из-за этого Совы, про которого ничего и не знал. Совсем другой вопрос меня интересовал.

– Ааа, чёртов Сова! Да почему его не завалили! – чуть не расплакался Дорошенко.

– Он своё получит. А вот вам я рекомендую подробно отвечать на мои вопросы.

– Что же делать, буду отвечать. За всё старое придётся расплачиваться.

– Придётся, Алексей Павлович, придётся. Только вопрос меня не простой интересует. Вашими тесными отношениями с бандеровцами пусть местная милиция занимается, а мне важно знать другое.

– Так что же? Всё расскажу!

– Покушение на Ватутина в 1944 году.

Тут уж удивился не только Дорошенко, но и Быковский.

– Я-то здесь при чём? Я в их этой так сказать армии никогда не был, и оружием неважно владею. Пособничал, было дело, но чтоб стрелять в кого – этого на меня сваливать не надо!

– Нет, я знаю, что вы в нём участия не принимали. Но может быть вы знали кого-то из исполнителей этого покушения, или людей из отряда Клячина?

– Ах, вот оно что. Нет, вроде бы никого не знал, во всяком случае, из ныне живущих. Разве что вот Сова, не помню…

– Что Сова?

– Ну мог в этом участвовать, Клячина-то он должен был знать.

– В этом много кто мог участвовать, но мне важно даже и не это.

– А что же?

– Дело в том, что один из ваших бандитов, отбывающий сейчас наказание, признался, что Клячину поручил совершить покушение на Ватутина человек, по кличке или по имени – уж не знаю, Гермоген.

– Но это же не я! Зачем мне такое!

– Понятно, что вам незачем, вы заурядный пособник, да и двухсот тысяч рейхсмарок на такое дело у вас точно бы не нашлось.

Дорошенко был удивлён ещё больше. Но в то же время и обрадован.

– Конечно, вы же видите, что я тут ни при чём!

– Это и так понятно. Но объясняю ещё раз. Клячину поручил совершить покушение некий Гермоген, а ведь вы тоже отец Гермоген.

– Но это другой, это не я!

– Я понимаю, другой. Об этом Гермогене нам известно лишь, что он сильно ниже Клячина, а рост Клячина был 185 сантиметров. Больше ничего. Нам нужен кто-то, кто бы мог видеть Гермогена.

– Да я и Клячина видел лишь раз-другой.

– Людей из банды Клячина знаете?

– Все уж на том свете, или за границей кто. Из живых… ну вот Сова, а так, разве что Орлик.

– Какой ещё Орлик?

– Хорунжий Орлик. Сергей Степанович.

– А хорунжего Пастушенко знали?

– Вам и про него известно. Да, знал, но он давно покоится с миром.

– Ладно, на сегодня всё. Теперь будем разбираться с Совой.

– Гражданин майор, ну это ведь зачтётся, что я рассказал?

– Должно.

Дорошенко облегчённо вздохнул, и его увели. Он всё не мог простить себе, что пустил Сову в дом.

Оставим пока Ивана Данженовича и предстоящий допрос Совы, и посмотрим, как шли дела у Бориса Михайловича Харитонова.

Харитонов спокойно доехал на поезде до посёлка Оржев, и там сошёл, а поезд поехал дальше. Он ещё не знал, в какой переплёт попал Черногорцев.

Найти церковь в Оржеве там оказалось нетрудно, и он направился прямо туда. Ему пришлось подождать, пока отец Гермоген освободится. Наконец, через час отец Гермоген, он же Аркадий Михайлович Федюнин, вышел из церкви.

Харитонов догнал его, поздоровался, и представился писателем. Рассказал, что планирует написать книгу о подпольщиках Ровенщины, помогавших нашим партизанам, и был немало удивлён, узнав, что среди таких оказался даже священнослужитель. Ему подсказали, что отец Гермоген живёт в посёлке Оржев, и он решил лично навестить его, собрать кое-какие интересные материалы для книги.

Гермогену, то есть Федюнину, рассказ Харитонова показался достаточно правдоподобным. Он пригласил его к себе в дом на беседу.

– Весьма польщён таким вниманием. Обычно ведь считают, и во многом правильно считают, что священнослужители здесь пособничали бандитам и немцам, потому какие из них помощники партизанам. – сказал Федюнин.

– Но, как видите, в вашем лице проявилось исключение из этого правила. Вот потому хотел бы узнать различные подробности, которые вы не посчитаете по каким-то причинам секретными.

– Ну что же, расскажу. Появился я здесь незадолго до войны, в апреле 1941-го. Так сказать, определили вот сюда, я и согласился. Заодно так к местному духовенству присматривался.

– И как вам оно?

– Ну, вы же сами знаете, были там нехорошие люди. Бандеровцам помогали, немцам, венграм.

– Ладно, оставим их. Может быть расскажете, кого из партизан вам удалось спасти от немцев и их холуёв, и как?

–Да, вы правы. Так вот… ох, где же мои очки. Неважно вижу в последнее время, уж пятьдесят мне скоро.  А, вот нашёл. Хочу вам показать одну вырезку газетную. Там всё увидите, а потом дорасскажу.

Федюнин порылся в ящике, достал вырезку из какой-то газеты за 1947 год. В нём был его портрет, и шла заметка, как он в 1943 году укрывал подпольщиков. Дальше были перечислены несколько фамилий подпольщиков: некая Голубева, Васютин и Сморкович.

– Интересно. И часто ли вы так поступали? Просто здесь-то описан всего один случай с тремя подпольщиками. Впрочем, он безусловно делает вам честь.

– Понимаете ли, всё больше приходилось работать с конкретными людьми. Да и добрых людей у нас немало, тоже помогали им. Ко мне, сказать по правде, не так уж часто обращались.

– Как вас только немцы не вычислили? Да и бандеровцы тоже.

– Бог миловал, что сказать.

– А ещё эпизоды были такие?

– Да, был ещё один эпизод, но, к сожалению, не очень хочется об этом вспоминать. После того, как тот человек ушёл от меня, он каким-то образом попался, ну а дальше сами знаете, как – пытки, казнь. Повезло конечно, не выдал он меня.

– Да уж, случается. Кстати, не припомните ли, когда произошёл этот случай?

– Ох, не очень хорошо помню, но где-то во второй половине 1943-го года, точно после начала Курской битвы, точнее не скажу. Я всё-таки надеюсь, никто не подумает, что это я его тогда гестаповцам выдал.

– Нет, что вы. Я думаю, рассказанное вами заслуживает как минимум одной главы в книге.

– О, это большая честь для меня.

– Больше ничего не можете рассказать?

– К сожалению, нет.

– Не беда, этого хватит. Всего доброго.

– До свидания.

Как видим, у Харитонова прошло всё более гладко, чем у Черногорцева. Однако каждый из них с уверенностью мог сказать, что время здесь потрачено не зря. Ещё нельзя было сказать, какой из отцов Гермогенов является тем, кто им нужен, но ясно было, что до него теперь не так уж далеко.

Харитонов возвратился на квартиру, и поинтересовался у Черногорцева, как прошёл разговор с Дорошенко.

– Очень весело, с шумом и стрельбой.

– Серьёзно? Значит это он наш Гермоген? Он задержан?

– Задержан, но боюсь, что не он. Этот идиот приютил одного раненого бандита, а когда я наведался к нему для разговора, бандит подумал, что пришли за ним, и открыл пальбу. Ну пришлось его брать, тоже целая история была.

– Ты что же, один пошёл туда? Совсем себя не бережёшь! Взял бы пару милиционеров для подмоги.

– А ты бережёшь? Тоже ведь один ездил.

– Ну у нас-то был тихий и спокойный разговор. А ты что же?

– А я на крышу залез, и оттуда по верёвке в квартиру Дорошенко спустился, ранил этого бандита. Потом впустил милицию. Там так-то две машины их приехало на стрельбу, так что не совсем один я был.

– А ну как попал бы в тебя бандит через дверь, или в окне бы заметил?

– Ну не попал же.

– Эх, и боевой же вы народ, буряты! – и Харитонов похлопал Черногорцева по плечу.

– Да что всё обо мне, у тебя какие новости?

– Есть кое-что интересное. Этот Аркадий Михайлович вырезку одну из газеты показывал, где про него написано, мол подпольщиков укрывал, и 3 фамилии перечислены, я запомнил, инициалы тоже. Голубева, Васютин и Сморкович. Надо бы теперь ими заняться, может что расскажут.

– Ну, может быть.

– Ещё Федюнин об одном эпизоде неохотно рассказал, мол прятал одного подпольщика, а тот, как от него ушёл, в лапы гестаповцам угодил, ну и всё. А его не выдал. Интересный случай. Да и в газете про это нет.

– Чего же на человека тень бросать. А эпизод интересный, надо иметь в виду. Как-никак, количество Гермогенов не так уж велико.

–Да и по параметрам подходит.

– Тогда я завтра пойду допрашивать Сову. Думаю, говорить-то он уже в состоянии.

– Может и я с тобой?

– Не знаю, есть ли смысл. Брал-то его я.

– Так может наоборот, как раз и есть.

– А что с Дорошенко и Федюниным делать?

– Дорошенко пока оставим, куда он теперь денется. Что касается твоего Федюнина… хорошо бы у него дома пошарить.

– Но с точки зрения законности нехорошо. – заметил Черногорцев.

– Ну, Ваня, платить за убийство наших генералов ещё хуже.

– Это надо ещё доказать, что именно он в этом виновен.

– Да, ты прав. Пока не будем его тревожить.

На следующий день они приехали в Костополь и пошли в больницу допрашивать Сову. Черногорцев вошёл в палату, Харитонов пока остался ждать.

– Ну что, совушка-сова, отлетал своё?

– Повезло вам тогда. – проскрипел Сова. А то бы ведь попал.

– Так я не за тобой приходил.

– А за кем? – удивился Сова.

– Побеседовать мне надо было с твоим Дорошенко о деле одном старом. Впрочем, может быть и ты в нём замешан.

– Да почему чуть что сразу Сова?! Кассу взяли – так Сова, убили кого – опять Сова!

– Видать такая ты здесь известная фигура. Но не волнуйся, за то дело тебе никто уже ничего не сделает, а если расскажешь всё, что знаешь – так может от расстрела спасёшься. На тебе вон сколько всего. Кстати, как твоё настоящее-то имя?

– Савельев Никита Сергеевич.

– А лет-то тебе сколько?

– Тридцать третий уж идёт.

– Столько лет, а ума нет.

– Так что за дело-то?

– Дружки твои из банды Клячина в 1944-м году генерала нашего подстрелили.

– А я здесь при чём? Да, я был в его банде, но в тот день свалился с простудой, не моих это рук дело.

– Мне всё равно, твоих или не твоих. Тут вопрос в другом.

Сова задумался. Вот это поворот, ему даже всё равно. Что же ему нужно-то?

– Так вот, Сова. Мне известно, что некто по кличке Гермоген выступил посредником между Клячиным и неизвестным лицом с нашей стороны для убийства Ватутина. Вот что меня интересует.

– А, припоминаю. Клячин так не хотел делиться с ним деньгами, что нам пришлось устроить показушный налёт на его дом, будто его советские партизаны сожгли, ну и денежки тю-тю. Это было, когда он уже в Горохов перебрался. Он бывало то в Горохове сидит, то в ваш тыл заберётся.

– Это хорошо, что память твоя работает. Меня интересует конкретно Гермоген, не видел ли ты его, или может быть что-то слышал о нём? Может быть видел что-то ещё, что может навести на его след?

– Не, откуда же мне его видеть. Его, наверное, никто кроме Клячина и не видел.

– А Орлик и Пастушенко тебе знакомы?

– Первый сейчас где-то за кордоном, наверное, второго подстрелили.

– Понятно. А вот о таких людях не слыхал: Голубева, Васютин и Сморкович?

– Нет, не слыхал. Но напомнил ты мне, начальник. Была у нас баба одна в отряде, чертовски хороша. Светка, как же её фамилия… Калинович кажется, вот не помню, хоть расстреляй. А лицо до сих пор помню.

Черногорцев подумал, что никакой информацией не стоит пренебрегать, пока Сова говорит. Потому он решил спросить, узнает ли он её, если увидит.

– Узнаю, узнаю. Хотя ей уж тридцать первый год идёт, наверное, не та, что раньше. Все мы уже не те.

–Ну что же, Сова, оставляю тебя пока что. Но, может быть, ещё навещу.

И Черногорцев отправился обратно в Ровно.

– Как, выяснил что новое? – поинтересовался Харитонов.

– Да, кое-что есть. Сова подтвердил, что налёт на дом Клячина был сымитирован, то есть он хотел утаить деньги от посредника. Насчёт Орлика сказал, что тот, вероятно, удрал за границу. И почему-то, когда я ему назвал фамилии подпольщиков, так, на всякий случай, вспомнил, что в их отряде девушка была, и фамилию с именем припомнил, возраст примерный. Говорит, узнал бы.

– Ха-ха, сова – птица мудрая. Видит, что жизнь на волоске висит, вот и признаётся. Я полагаю, надо бы к нему охрану приставить, пока он здесь.

– Думаешь, всё так серьёзно?

– А что хорошего, если он так же внезапно помрёт, как скончался Ватутин?

– Пожалуй, ты прав.

Как оказалось, подобное решение имело под собой основания.

Теперь оставалось выяснять всё до мельчайших подробностей о Дорошенко и Федюнине. С Дорошенко в этом плане было проще – он находился в руках милиции. А вот с Федюниным надо что-то делать. Слишком часто попадаться ему на глаза – плохая идея.

С каждым разом появлялось всё больше и больше людей, которые могли быть так или иначе причастны ко всему этому. Сначала три подпольщика, потом какая-то особа из банды – и обо всех них требовалось навести справки, при случае допросить. Тут уж без помощи местных коллег никак не обойтись.

Харитонов решил подробнее заняться этими людьми, а дополнительную работу поручить Черногорцеву. В управлении МГБ им удалось получить некоторые сведения. Выяснилось, что действительно, существовала некая подпольная группа из трёх человек, уже перечисленных выше. Они занимались диверсиями в оккупированном Ровно. Из наиболее известных их диверсий можно выделить три: В мае 1943-го они обстреляли здание кинотеатра, в котором находились немецкие солдаты и офицеры. Хотя пострадало их не так уж много, шуму было немало. Через три месяца неподалёку от ортскомендатуры ими были подорваны два грузовых автомобиля. А ещё через три месяца они совершили нападение на банк, захватив двести шестьдесят тысяч рейхсмарок. Большая часть денег была уничтожена. И всё это время их укрывал отец Гермоген, то есть Аркадий Михайлович Федюнин.

Из подпольщиков в настоящий момент остались Живы лишь Голубева и Васютин. Сморкович не дожил до конца войны, погиб незадолго до освобождения Ровно.

О некоей Светлане Калинович было известно не так уж много. Она совершила мелкую кражу перед войной, и угодила в тюрьму. Сохранилась лишь её старая фотография из дела, и само дело. Ни родителей, ни родственников к настоящему времени не осталось. Из связей – лишь бандеровский сброд, частью перебитый, частью отловленный.

К сожалению, не удалось узнать о том подпольщике, который был у Федюнина, а потом оказался схвачен гестаповцами.

Обо всём этом Харитонов рассказал Черногорцеву, показал ему выписки и некоторые фотографии.

– А что если портрет Калинович размножить и разослать по отделениям МГБ? Может она прямого отношения к нашему делу не имеет, но отловить-то её надо.

– Скажешь тоже, Иван Данженович. Страна большая, отделений в ней много. Трудно сказать, куда она забилась. Может быть здесь где-то прячется.

– А вообще, хорошо бы и эту фотографию твоему Волченко показать, вдруг узнает.

– Точно. И портреты подпольщиков на всякий случай тоже. Даже погибшего.

Уже начался февраль 1953 года. Дело двигалось не очень быстро, и потому Черногорцев решил отправить фотографии Калинович и подпольщиков в Новосибирск, чтобы там Олег Филиппович посетил Волченко и показал ему их. Чем чёрт не шутит, вдруг связаны. На Харитонова же легла задача выяснить всё об этих подпольщиках. Впрочем, если Калинович всё же окажется на Западной Украине, взяться и за неё.

Наконец в Новосибирск поступили материалы и фотографии от Черногорцева. Тетерин про себя похвалил своих подчинённых, толково работают. Затем стал изучать присланное.

На следующий день он навестил Волченко. Тот как-то уже отвык от таких визитов, к тому же пришёл теперь другой человек, не Черногорцев. Взял фотографию не очень охотно, и стал рассматривать.

– А ведь где-то я её видел.

– Где? Там, на Украине, или может здесь?

– Вот не помню, но лицо какое-то знакомое.

– Ещё бы. Она ведь в ваших рядах была, судя по тому, что мне написал Черногорцев.

– Вспомнил кажется! Да, была! С Клячиным у неё что-то было! Но потом не попадалась.

– Когда исчезла?

– Да вот незадолго до всего этого, в феврале 45-го.

– Так, хорошо. А из этих людей никто не знаком?

Тетерин положил перед ним фотографии подпольщиков, в том числе и погибшего Сморковича.

– Нет, не припоминаю.

На этом допрос завершился.

Тем временем Черногорцев и Харитонов продолжали вести дело в Ровно. Они попытались выяснить, как погиб подпольщик Сморкович. Оказалось, что где-то на окраине города он был зарезан бандеровцами.

– Странное дело, ты не находишь?  Гестапо, и эту, венгерскую, как её, кеймелгариту кажется, обвёл вокруг пальца, но погиб от рук бандеровцев. – заметил Харитонов.

– Но другие-то ведь не погибли. Значит так получилось, случайность. – ответил Черногорцев.

– Сам знаешь, в нашем деле случайности редки.

– Что же, поговорим с оставшимися в живых подпольщиками, может выясним что-то.

– Начнём с Голубевой. Голубева Ульяна Викторовна, 30 лет. Живёт на улице Москаленко, дом 4, квартира 6. Идём? – сказал Харитонов.

– А как представимся, как есть, или тоже соврём, мол писатели? – спросил Черногорцев.

– Как есть.

– А вдруг стрелять начнут, как в тот раз? – пошутил Черногорцев.

– Тогда им придётся об этом сильно пожалеть. От тебя уж точно не спрячутся! – расхохотался Харитонов.

– Может хоть наблюдение потом установить за ними?

– Хорошая мысль. Но позволят ли? Ведь их ни в чём не подозревают, да и как заподозришь таких заслуженных людей?

– И что делать?

– Иди ты один, а меня они пусть пока что не видят.

– Хорошо.

Черногорцев поднялся на второй этаж. Он подумал, уже второй раз второй этаж, что же такое. Может и здесь в квартире бандит какой засел? Но вроде бы нет. Дверь ему открыли почти сразу.

Черногорцев представился, показал удостоверение и спросил разрешения войти. Голубева его провела на кухню.

– Чем обязана вниманию со стороны органов?

– Видите ли, выясняем некоторые подробности гибели вашего Сморковича, и попутно расследуем ещё одно дело, связанное с бандеровским подпольем.

– Так ведь это они его и убили тогда. Такое несчастье было. Странно конечно, что прошло уже столько лет, а что-то стали выяснять.

– Разве вы не хотели бы узнать, кто и за что его убил? Почему бы и не отловить тех бандитов, пусть даже через девять лет? Расскажите поподробнее. Как я помню, погиб он 31 января.

– Да, возвращался с задания, и вдруг у дома к нему подошли двое, нож в бок… и всё.

– Что за задание у вас было, можете рассказать?

– Даже не знаю…

– Уж органам-то можно. Да и столько лет прошло.

– Да, так и быть. Его посылали с зашифрованным донесением через линию фронта, он его успешно отнёс, также успешно перешёл обратно, а вот у самого дома… так случилось.

– Что было в том донесении и кому оно предназначалось? Кстати почему отправляли таким сложным способом? Не было радиостанции, боялись, что запеленгуют?

– Не знаю, оно было как-то зашифровано, кому предназначалось – тоже точно не скажу. Впрочем, могу точно сказать, что кому-то из членов Военного Совета 1-го Украинского Фронта. Да, радиостанция оказалась испорчена.

– И самое главное: кто посылал его с этим донесением?

– Один человек, укрывавший нас от Гестапо. Про него ещё в газете тогда писали.

– А, кажется отец Гермоген.

– Да, он.

– Вам не кажется странным, что его убили, а ни вас, ни Васютина – нет? Ну и Федюнина, то есть Гермогена, тоже.

– Трудно сказать. На войне всякое случается, много случайностей. Вот как с Ватутиным, угодившим в бандеровскую засаду. Ну кто же мог знать, что так случится?

– В точку! Кстати, вам что-нибудь известно о покушении на Ватутина?

– Нет, и вроде бы там всё предельно ясно.

– Может быть, может быть. Кстати, насколько я знаю, в августе 1943-го вы здесь ограбили банк, там была приличная сумма рейхсмарок, куда их потом дели?

– Сожгли эту гадость.

– Больше вопросов не имею. Всего хорошего, до свидания.

Черногорцев ушёл. Харитонов нетерпеливо поджидал его на углу.

– Ну, что удалось выяснить?

– Много чего. В частности, кое-что о гибели Сморковича. Она сообщила, что он носил через линию фронта донесения от Федюнина кому-то из членов Военного Совета 1-го Украинского Фронта. А 31 января его бандеровцы зарезали рядом с домом. Я тоже удивился, что его одного, теперь это и мне кажется странным. И радиостанция мол испорчена оказалась, потому таким способом донесения передавали.

– Вот видишь. Очень тут много странного. Ну да ладно, теперь пойдём к Васютину. Он недалеко живёт, на этой же улице.

Васютин Игнат Григорьевич жил в одноэтажном скромном домике. Черногорцев постучал в дверь, а Харитонов встал подальше.

Дверь открыл мужчина лет тридцати пяти. Черногорцев снова представился и показал документы. Васютин разрешил пройти внутрь.

– Чем обязан?

– Расследуем, знаете ли, обстоятельства гибели Сморковича. Он ведь был членом вашей группы.

– Удивительно, девять лет прошло, а только сейчас стали расследовать. С чего бы?

– Это дело связано с другим, которое мы сейчас ведём. И разве плохо отловить тех бандеровских гадов, которые его убили?

– Да, вы правы, было бы хорошо.

– Кстати, как он погиб? А то об этом весьма противоречивая информация у нас.

– Да заколот был.

– Ножом?

– Да, ножом. Прямо в грудь.

– Это точно?

– Абсолютно точно!

– При каких обстоятельствах это произошло?

– Он перед этим переходил линию фронта с донесением от… ну вы, наверное, читали тогда в газете, от отца Гермогена. Уже успешно перешёл её снова и возвращался обратно, и вот такое несчастье.

– Получается, Гермоген-Федюнин посылал донесения? А кому, и почему не пользовался радио, а посылал так?

– Да, посылал, кому-то из членов Военного Совета 1-го Украинского Фронта. Радиостанции у него и не было никогда. Мы ведь были подпольщиками, а он нас просто укрывал, сообщали, что человек надёжный.

– Кто сообщал?

– Сморкович покойный. Собственно, он ведь и явился инициатором создания нашей группы. Порекомендовал Федюнина как хорошего агента, на него и легла вся шифровка-дешифровка.

– Вот как интересно, то есть Федюнин не просто укрывал, а ещё и активно помогал вам.

– Именно так.

– Хорошо. Ещё хотел бы спросить, как считаете, почему убили именно Сморковича, а не кого-то другого из вашей группы? Или не всех сразу?

– Даже и не знаю. Случайность видимо.

– Как и покушение на Ватутина, не так ли?

Васютин помрачнел.

– Да, нелепо так получилось, напоролся на бандеровскую засаду, как и наш Сморкович.

– А может быть засада там была не случайно?

– Ой, не знаю, тут слово за контрразведкой.

– Припоминаю, в 1943-м вы здесь банк ограбили, взяли тысяч двести с лишним рейхсмарок. Интересно, куда их потом дели?

– Вроде бы сожгли, хотя я лично не видел процесса. Но уверен, что сожгли.

– Хорошо. Больше вопросов не имею. До свидания.

Черногорцев ушёл. Затем подробно доложил Харитонову, что удалось выяснить.

– Кто-то из них врёт, Борис! Голубева сказала, что Сморковича закололи в бок, а Васютин – что прямо в грудь. Не могут же они так путать?

– Да, путаница тут маловероятна. Ну вот, видишь, вероятно, мы на правильном пути, и потихоньку заманиваем в сети этого Гермогена.

– Ещё Голубева говорит про радиостанцию, мол она как будто бы была, но испортилась, а Васютин – что её и не было никогда, и что все донесения кому-то из членов Военного Совета 1-го Украинского фронта слал через Сморковича именно Гермоген. И шифровкой занимался тоже он. То есть со слов Васютина, Федюнин-Гермоген – разведчик.

– Опять убеждаюсь, что я был прав. Кстати Федюнин говорил, что появился здесь незадолго до войны. Тоже интересный факт.

– Хорошо бы ещё узнать, когда здесь появился Гермоген-Дорошенко. Я этим займусь. И ещё: ты бы мог установить наблюдение за Голубевой или Васютиным?

– Постараюсь за Голубевой. Там спрятаться проще.

– Хорошо.

Тем временем Тетерин сообщил им, что с Волченко ничего путного не вышло. Конечно, Калинович он признал, но сообщил, что с февраля 1945-го, за несколько дней до разгрома банды, она куда-то исчезла, и с тех пор он её не видел.

– Впрочем, может быть такое, что Калинович – ложный след? Просто Сова о ней вспомнил, а мы ухватились зачем-то. – сказал Черногорцев.

– Может и не ложный, рано её со счетов скидывать.

Черногорцев отправился в Костополь допрашивать Дорошенко. Тот рассказал, что всю жизнь прожил в Ровно. Ничего интересного. Зря только потратил время на поездку. Впрочем, может и не зря. Какой-то из Гермогенов уж точно тот, кто им нужен.

Харитонов же явился в Ровненское МГБ и подробно изложил ситуацию с Голубевой и Васютиным. Настаивал на том, что кто-то из них врёт, что дело здесь нечисто.

Полковник Петренко, с которым он разговаривал, счёл его доводы достаточно убедительными, и приказал выделить по группе из двух человек на каждый адрес. Условились, что обо всём будут сообщать Харитонову и Черногорцеву.

– Вот ты боялся, а зря. Группы для наблюдения за нашими подпольщиками выделены, всё хорошо. – сказал Харитонов.

– Это здорово. Как дальше будем действовать?

– Для начала всё обдумаем.

– Получается, мы сейчас подозреваем подпольщиков?

– Да.

– Как нам их вывести на чистую воду? Заставить войти в контакт с Гермогеном?

– Нет, в таком контакте не будет ничего криминального. Подпольщики контактируют с тем, кто им помогал, что тут такого.  Надо заставить их совершить что-то глупое. Для этого надо скормить им кое-какую дезинформацию. Но прежде понаблюдать за ними, точно кто-то из них зашевелится.

– Долго наблюдать?

– Хотя бы несколько дней, а дальше по обстоятельствам.

1 марта. Хмурый зимне-весенний день. Голубева вышла из дома и направилась куда-то. За ней пошли два человека. Ни на первый, ни на второй день не было зафиксировано ничего интересного. С Васютиным аналогично, первые два дня никаких контактов не было.

На третий день удалось зафиксировать контакт Голубевой с неизвестной женщиной лет тридцати. Та будто бы случайно столкнулась с ней, и от внимания сотрудников госбезопасности не ускользнуло то, что Голубева успела ей что-то передать, вероятно, какую-то записку. Сотрудники решили разделиться. Один направился за Голубевой, второй – за неизвестной. Неизвестная села на станции в поезд и куда-то поехала. Сотрудник, поспешно купив билет, поехал за ней.

(продолжение следует)