Сообщество - Авторские истории

Авторские истории

40 168 постов 28 265 подписчиков

Популярные теги в сообществе:

3

Переводчик Петербуруского. Как одна улица приставала к прохожанам

Утром дождь задержался где-то у залива и не переставил буквы. Афиши стояли честно: «распродажа», «концерт», «позвонить маме». Трамвай «Гостевая» звякнул «пожалуйста» - и вдруг мы заметили, что одна из улиц ведёт себя… настойчиво.

Она слегка подпрыгивала плиткой под каблуком, чтобы человек споткнулся, остановился и посмотрел по сторонам. Она шуршала афишей прямо у уха: «А вы точно туда?». Она подсовывала узкую сухую нитку тротуара тем, кто по привычке шёл сквозь лужу. Она даже ловила взгляд витринами и, кажется, спрашивала: «А теперь?»

- Пристаёт, - констатировала Собака с железным тире на ошейнике, поднимая голову из-под лавки. - Не хамит, а просит внимания. Неумело. Пойдём поможем, пока никто не обиделся.

Из арки, где эхо живёт по прописке, выкатилась тележка «Обмены, причины и прочее». За ней - человек с лицом, в котором уютно отражались чужие окна. Рядом - стеклянная тарелочка, мел, коробочка с наклейками «можно?» и стопка белых билетов «до дома».

- Дело знакомое, - сказал Бюро, нащупывая голос улицы в камнях. - Улица хочет быть нужной и лезет в разговор без приглашения. Предлагаю обмен. Улица сдаёт щепотку «заметь меня любой ценой». Прохожане сдают по крупице «я всегда тороплюсь». Взамен раздаём способы спрашивать мягко.

Мы положили своё «тороплюсь» в банку - оно звякнуло пустотой. Улица вздрогнула всей плиткой и ссыпала невидимую пыль: «любой ценой». Дождя ещё не было, но Ветер аккуратно подчеркнул небо мягким «можно».

Мы приложили стеклянную тарелочку к краю тротуара - улица вздохнула: у неё появился вход для любопытных. Теперь можно было звать не людей, а их шаги - осторожно, без рывка.

У бронзовой дамы, которая смотрит поверх голов - туда, где у людей лежат причины, - улица замерла и, кажется, немного покраснела глиной.

- Мне кажется, что без меня проходят, - призналась она шорохом песка под плиткой. - А я ведь веду к тихому двору, к окну, где сушится пауза. Как сказать об этом, чтобы не дёргать за рукав?

Дама переложила сумочку из одной руки в другую - знак: «слушаю», - и резьбой по губам ответила:

- Не хватай. Предлагай контур. Оставляй намёк, а не хватку. Люди идут не к улицам - к своим причинам. Твоя работа - подчеркнуть вход.

Мы размечали мелом на камне маленькие знаки «можно?», и улица училась спрашивать фонарями и окнами.

- Во-первых, - напомнил Бюро, - убираем липкие способы: подсовывать промоины под каблуки, хватать подолом газеты, пугать шорохом.

- А как же тогда? - спросила улица.

- Применяем пригласительные:

едва заметная сухая нитка тротуара - «сюда удобней»;

тёплый жёлтый свет днём - «здесь безопасно остановиться»;

пятно от фонаря - «островок для мёрзнущих»;

мелом у стены - «для разговора, чтобы не шуметь».

Булочная «В обмен на сомнения» поставила на подоконник табличку: «Кто пришёл, потому что улица позвала, - скидка за внимание». Фонарь, который когда-то боялся белых ночей, охотно зажёг днём вход - и люди перестали вздрагивать от собственного «остановился».

Конечно, не обошлось без накладок. Улица всё ещё иногда приставала по-старому: подпрыгивала плиткой, чтобы поймать взгляд, или изо всех сил шуршала афишей. Тогда приходила Собака и клала тире между «смотри» и «срочно». Улица отзывалась: «ничего, подождём». Люди не злились - их шаг совпадал с дыханием.

Ближе к полудню появился первый усталый. Он шёл, как идут с чьим-то «я потом», и улица так горячо захотела ему помочь, что едва не ткнула углом в нужную подворотню. Но успела сдержаться - фонарь подержал смелость, и человек сам повернул куда надо. На ладони у него оказался оконный отблеск - улица научилась отдавать по просьбе шага, а не по навязчивости.

К вечеру улица была уже другая. На её камне появились крошечные пуговицы света - кто знает, тот видит: здесь можно замедлиться без оправданий. На водосточном отливе мелом: «Если ищешь вход - посмотри в тень». На углу - стрелка к двору, где сушится пауза, и к окну, где умеют подарить «нечаянно».

А ещё случилась сцена примирения. Туристка, которую с утра раздражала «пристающая улица», остановилась у вывески «СОСИСКИ» и рассмеялась:

- Простите, я думала, вы на меня давили. А вы… приглашали.

Улица чуть дрогнула камнем, как человек, которому поправили имя, и послала к киоску сухую нитку: короткая дорога без толпы. Туристка кивнула - поняла язык.

- Вот и хорошо, - улыбнулся Бюро. - Улица не пристаёт - прислоняет плечо. Прохожие не отбиваются - прислушиваются. Вопросы задаём через свет и мел, а не через локоть.

Если вдруг вас зовёт улица - ищите контур приглашения мелом «можно?», тёплый жёлтый свет, или стрелку «проходите».

Если кажется, что лезет - положите между не барьер, а мостик. Возможно, вы услышите, куда она предлагает, - не к месту, а к себе.

Улица имеет право подчёркивать входы, но не имеет права тянуть. За этим присматривает Бюро, и иногда - фонарщик.

А когда дождь вернулся и наконец переставил буквы, одна афиша стала идеальной: из «приставать» вышло «при-ставать» - с маленькой чёрточкой смысла. Ставить рядом, поддерживать, быть при - не вместо. Трамвай «Гостевая» звякнул «спасибо». Бронзовая дама посмотрела поверх голов - туда, где у людей лежат причины, - и крошечным движением губ сказала:

- Теперь - можно.

Иногда мне кажется, что эта улица научилась любить без навязчивости. Она не жмёт, а обводит главное; не хватает за рукав, а подаёт рукоять шага. И если вдруг вы почувствуете, что под ногой камень едва заметно сгладился - не пугайтесь. Это не ловушка, это вход для вашей тени. Сделайте полшага тише, скажите шёпотом «А теперь?» - и улица ответит своим новым, вежливым языком:

- Пожалуйста. Я рядом. Только если хочешь.

Показать полностью
0

Пельменная 8.1

Разговор на кухне столовой шарико-подшипникового завода Урюпинска.

Петрович:

– Мне тут привиделось, что Му-Му выжила, а Герасим вернулся к барыне...

Маруся(сердито помешивая борщ в алхимическом тигеле):

– И какое отношение это имеет к рогам, которые ты мне наставил?

Петрович:

– Непосредственное: Му-му, это катализатор алхимического процесса возникновения взаимной любви между барыней и Герасимом – то что дворник отказал барыне, так то правильно, ибо ничего там не было, акромя срама одного, и попранной воли крепостного...страсти да вожделения; то что Герасим ушел в деревню, апосля утопления Му-му, так то тоже правильно – пресек, так сказать, на корню грязные животные поползновения хозяйки...

Маруся:

– И что?

Петрович:

– А то, что у обоих участников любовной драмы остался неприятный осадочек, каковой устранить возможно только внезапным фактом воскрешения Му-му!

Маруся(громко выдохнув):

– Фуух, что за мешанина у тебя в мозгах, Петрович?

Петрович(Заглядывая в тигель с борщом):

– А у тебя?

Маруся(вынув половник из тигеля, облизнув его, и шваркнув им Петровича по лбу):

– У меня – вкуусная!

Петрович(потирая ушибленный лоб):

– Воот! И у барыни вкуусная стала, но не сразу: хотела Герасима, осерчала на его несговорчивость, вот и намутила хрени, приказав утопить собачонку, и, небось собиралась послать за Герасимом в деревню, чтобы высечь его, как сидорову козу, но, только представь себе: вдруг видит, как мокрая Му-му с пруда возвращается! Первая мысль: дотопить животинку. Вторая мысль: да ладно, собачонка то здесь и непричем. Третья мысль: а вот отогрею я Му-му, сломаю гордость свою об колено, и самолично принесу псину Герасиму на деревню в клетчатом пледе, а дворник смягчится, прослезится, и от души наградит барыню "кексом", но то будет ужо не животная страсть, но акт взаимного признания ошибок, достигнутый через радость неожиданного воскрешения Му-му, которая, як Иисус Христос, пострадала за их низменные желания, искупила их, и...

Маруся:

– И где же наша воскресшая Му-му?

Петрович(высовывая банку с оплодотворенной яйцеклеткрй Мары на Алешкинском пруду):

– Воот.

Маруся(морщась):

– Что, плод греха тваго? В борщ его что-ли?

Петрович:

– Зачем в борщ? В тебя! Будешь сурогатной матерью , очищающей чистотой сердца и помыслов плод греха!

Маруся:

– Идиот. И кто в нашей истории выжившая Му-му?

В кухню заходит летчик Мересьев, и просит у Маруси тарелку борща. Маруся наливает. Мересьев садится за стол рядом с тигелем, и начинает уминать борщ, внимательно слушая диалог двух голубков.

Петрович:

– Курица!

Маруся(замахиваясь половником):

– Кто, я?

Петрович(умоляюще глянув на летчика, мол, помоги, брат)...

Мересьев:

– Пожертвование старушкой любимой курицей, отвлекло меня от суицидальных мыслей, и натолкнуло на стезю, приведшую к становлению меня Настоящим человеком.

Маруся:

– Совсем запуталась: кто у нас то курица, Му-му, а кто Настоящий человек?

Петрович:

– Ты Му-му, ты – курица, если примешь плод похоти моей в чрево свое, и народится новый Настоящий человек!

Маруся(обтирая руки о фартук):

– Не настолько великодушна я, Петрович, чтобы простым инкубатором отработать...

Петрович:

– А и не надо простым: профессор Шульц внедрит плод в чрево твое, присовокупив к нему и твою яйцеклетку, будет триплоидный набор – плод священного компромисса, триединый в слиянии сути трех сверхлюдей: стервы-Мары, царство ей небесное, не знавшей, куда сверхсилы свои употребить, акромя себя; меня – сверхчеловека по неволе, продукта незаконных опытов Шульца; тебя – способной чудо-борщом накормить целый завод, и Яйцебазу впридачу,...так сольются воедино сила, способности и воля троих Сверхлюдей, и появится на свет Настрящий человек!

Мересьев(насилу проглотив кусман ржаного хлеба):

– Прямо алхимическая свадьба розенкрейцеров!

Доброй бабой была Маруся...великодушной и отходчивой..дала согласие.

И случилась на Яйцебазе алхимическая свадьба, и случился Шульц на ней врачом и пастором, а летчик Мересьев был свидетелем на ней, как со стороны жениха, так и со стороны невесты

Жили ли молодожены долго и счастливо, того не ведаю, но ведаю лишь то, что случилось через пол тыщи лет...в эпилоге.

Эпилог.

Так то я мужик молодой и подтянутый, но когда откладываю вторую дюжину яиц, то в паху появляются рези, а мазь от геммороидальных коликов, как на зло, забыл дома. Черт бы побрал того Создателя, который прописал у моего вида неудержимую склонность к путешествиям на время брачно-репродуктивного периода!

Сделав кладку, я сделал кладку -- обложил гнездо с яйцами огнеупорным кирпичом (песок, кирпич, цемент привез на своем старом пикапе, а воды вокруг много), соорудив этакий курганчик в форме усеченного конуса, а верхушку строения прикрыл тонированным псексиглазовым люком -- приданным моего маман.

Мать, всегда говорил мне: "Профессия каменщика, не токма доходна, но и позволяет сэкономить на страховке по защите потомства в раннем возрасте..."

Что ж, часть дела завершена -- через девять месяцев из моих яиц вылупятся шестнадцать премилых личинок, кои за последующие три месяца сожрут десять центнеров комбикорма, который я предусмотрительно заложил в их убежище, после начнут жрать друг друга, и когда в конце останется только один, он окуклится, и еще через месячишко вылезет точной моей копией. А хрен ли, я -- очкастый ботан, даром что каменщик, какая женщина пожелает выйти за меня? Вот и приходится все делать самостоятельно -- без смешения генетического материала. Впрочем, не все, это я загнул, но первый этап брачно-репродуктивного сезона таки точно.

Закончив с кладками, я отошел к пикапу, аккуратно замаскировал его ветвями ежевики, росшей на этом лугу в изобилии, залез в кузов автомобиля, смазал затвор зенитного орудия, зарядил пушку осколочными, и принялся ждать, направив мушку на кладку.

Кто может вообще позариться на мое потомство? Да мало ли: другой мужик -- не каменщик, но сэкономивший на страховке и мечтающий отложить яйца в мой уютный курганчик; другой мужик, мечтающий о яичнице-глазунье с шеснадцатью желтками на походной сковороде; старая баба, с отвалившимся хвостом, но жутко голодная; сухопутная личинка бабы -- эта вообще затопит кладку, чтобы мои клоны мутировали в девочек; спекулянты животными протеинами из фитнес-клубов.

Ждать незванного гостя долго не пришлось. Уже через три дня моего бдения в засаде на горизонте показалась перезревшая сухопутная личинка бабы. О Боже, как же она была прекрасна! Сквозь оптический прицел кузовной зенитки, я отчетливо разглядел аккуратный носик, назревающие вокруг него рыжие веснушки, которые вот вот проклюнутся, и из пор появятся свежие, еще прозрачные чешуйки. Ее вьющиеся, белокурые волосы, ниспадали до упругих ягодиц, уже пустивших небольшой трехлопастный хвост -- женщины моего вида, превращаются из сухопутных лечинок во взрослую земноводную особь минуя стадию окукливания.

Я влюбился, и от неожиданности, чуть было не нажал на спусковой курок!

Перезрелые бабьи личинки, всегда ищут водоем, хотя бы размером со средний пруд(таких неудачниц называют кикиморами), но предпочитают наткнуться на озеро, пока у них не отросли жабры. Если водоем они найти не успевают, то стремятся обнаружить хотя бы курганчик, вроде моего, чтобы наносить в него воды из ближайшего ручья, затопить кладку, и сесть в нее, покамест жабры не отсохли. Последний вариант плох для всех: для меня тем, что из затопленных яиц вылупятся девочки ( y- хромосома, от избыточной влажности и недостатка кислорода мутирует в X), а неоплодотворенные яйца, которые отложит дама, много мельче мужских... В итоге: сеньорита умрет с голоду или от несварения желудка от поедания детского комбикорма, чуть погодя вылупятся ее и мои личинки, мои девченки сожрут ее дочек, и снова, в конце останется только одна,которая доест сеньориту- кикимору, потом у дочи заработают феромоновые железы, на запах приедет фургон органов опеки, и отвезет мое чадо в ближайший колледж-интернат с углубленным изучением английского языка. А я так хотел сына!

В конце концов, томимый любовью с первого взгляда, я поборол в себе врожденную стеснительность, защелкнул предохранитель зенитки, соскочил с пикапа, вышел из засады, и направился прямиком к девушке, уже схватившей коромысло, и собиравшейся натаскать ведра ключевой водицы в мою кладку.

-- Привет, милая! Хорошая нынче погодка, не правда ли? Как звать то тебя, красавица?

Девушка покраснела от ушей до кончика курносого носика, и, выронив коромысло, ответила:

-- Анфиса я, ааа...это твоя кладка?

Я кивнул.

-- Прости, сам понимаешь, от инстинкта продолжения рода никуда не скроешься.

Какие у нее глаза! Я готов век купаться баттерфляем в этих бездонных бирюзовых омутах!

-- А меня Андрей зовут, -- говорю, -- будь моей женой, у меня в пикапе еще шесть мешков детского комбикорма лежит -- хватит и на наших общих отпрысков!

Анфиса, смущенно опустив глаза завиляла хвостом, молодые жабры под ее отвердевшими сосками взволнованно затрепетали:

-- Я ведь тебя совсем не знаю, Андрюша, -- пролепетала она извиняющимся тоном, -- озеро найти не сумела, потому на погибель обречена, а коли так, конечно отвечу согласием на твое предложение, но ведь то не по любви, а из желания выжить. Нужна ль тебе такая жена?

-- Красивая и честная, -- подытожил я, -- у меня, у ботана, на нас двоих любви хватит.

Мы взялись за руки, и наши губы встретились в чувственном поцелуе.

-- Кхе-кхе -- раздался кашель поблизости.

Мы с Анфисой резко повернулись в сторону, откуда исходил звук.

На пригорочке, стоял кряжистый мужик -- борода лопатой, ну вылитый Лев Толстой.

-- Сообразим на троих? -- поинтересовался непрошенный гость, бултыхая мутнобелесым содержимым большой стеклянной фляги в руке.

Я с женой, даже не удостоили хама ответом -- взобрались на курган, открыли люк, и уединились внутри моей кладки...два счастливых и любящих человека.

Все время соития, беспрестанно слышали мы это треклятое "кхе-кхе" снаружи. Наконец, жена мне и говорит:

-- Хочу Альберта!

Ну, блин, какой человек не мечтает породить Альберта? Триплоидный набор генов -- дело не шуточное, ведь все Альберты гениями нарождаются, вроде того первого, который и создал нынешний репродуктивный цикл современного человечества. Тот первый, был простой мутант с триплоидными генами, но мозговитый, повернул таки эволюцию в новое русло не выходя из лаборатории!

Я, покорно кивнул жене, мол:"Любимая, ради тебя я готов на что угодно".

Анфиса обрадовалась, аж яйцо снесла раньше сроку -- плод нашей любви.

Мы вылезли из кургана, Лев Толстой все еще стоял рядом, и драл горло деланным кашлем.

-- Уговорил, -- сказал ему я, -- так и быть -- сообразим на троих.

Радости Толстого не было конца -- он спешно откупорил флягу, Анфиса аккуратно опустила в нее наше яйцо, все трое сели по-турецки вкруг заветной бутыли, и стали ждать, пока семя не проникнет в яйцо, и не создаст триплоидный набор генов.

Скоро, вот-вот уже, сбудется мечта моего маман -- случится зачатие его внука -- Альберта.

Показать полностью
4

Мембрана

Я сжал кулаки. Крепко, до боли. Осталось несколько десятков шагов. Нужно сосредоточиться на ощущениях. Деревья, мелькающие впереди, почти закрывают красный закат. Изо рта при каждом выдохе вырывается пар, под ногами шуршит опавшая листва и трещат сухие ветви. Где-то вдали выстукивает свою морзянку дятел. Глубоко вдыхаю — запах сырости и неприятно проникающий в нутро холод.

«кхрманг влигот симпартх ферагон глихад» — раз за разом повторяю я бессмысленный набор звуков, тихо, но старательно выговаривая каждый слог.

Еще совсем немного. Шаг. Еще шаг. Уставшие ноги плохо слушаются, внезапно оступаюсь и только выставленная вперед рука, удачно ухватившая случайное дерево, спасает от падения.

Волна ужаса пронзает все мое естество до того, как мозг что-то осознал.

«кхрманг! влигот! симпартх!». Нервно осматриваюсь по сторонам

«А вдруг…? Нет! Никаких вдруг! «кхрманг!влигот! симпартх!»

Знакомый холмик. До него совсем немного. Терпи — тебя этому учили! «кхрманг влигот симпартх…»

Ступенька вниз. Вторая. Третья. Закрываю глаза. Скрип двери за спиной. Привычным движением ставлю кристалл в его гнездо.

В мыслях начинается путаница. У меня очень хорошая мембрана — даже наставник несколько раз хвалил. А уж добиться похвалы от Павла Андреевича — это чего-нибудь да стоит. Но трое суток! Трое суток без сна держать разум совершенно пустым, только воспринимающим ощущения и повторяющим зацикленный трудно выговариваемый бред — это уж простите. У любой мембраны есть предел.

И вот, я, наконец, в землянке. Вдали от крупных городов с их камерами слежения и норовящей сбить концентрацию какофонией индустриальных шумов. Медленно и глубоко вздохнув, открываю глаза, одновременно зажигая ровный желтый свет небрежным взмахом руки. Теперь можно расслабиться — я в безопасности. Я дома - под защитой кристалла. Вообще, для магов вовсе необязательны все эти ритуалы. Волшебные палочки, эффектные жесты, пафосные заклинания на латыни и санскрите — не более, чем литературные штампы. Магия работает не так. Вернее, мы, разумеется, используем и жесты, и заклинания — но не для того, чтобы произошло чудо. У колдуна вообще нет проблемы в том, чтобы творить невозможное на взгляд обывателя. Куда сложнее заставить этот волшебный котелок не варить. И все ритуалы — лишь часть дисциплины ума. Они предназначены не для высших сил (по правде, мы осведомлены об их существовании не более, чем простые смертные). Ритуалы предназначены для нас. Это часть системы самоконтроля, не позволяющей случиться нежелательному. Слабый маг отличается от сильного не только тем, что не может творить особо мощную магию, он вдобавок не всегда способен остановиться. Малейшая мысль, небрежный каприз фантазии, мелькнувший в мозгу на долю секунды, может воплотиться в реальности. И поверьте: это далеко не так круто, как звучит.

Но теперь я дома. Больше нет нужды грузить свой мозг концентрацией на ощущениях, на бессмысленных фразах — на чем угодно, лишь бы только не дать волю внутреннему монологу. Кристалл в заговоренном доме надежно убережет реальность от хаотичного потока моих мыслей. Глаза слипаются. Ужасно хочется спать. Господи, как же хочется уснуть! Раздеваюсь, небрежно бросаю на пуфик у входа смартфон с десятками пропущенных сообщений.

«Сегодня, пожалуй, побуду ныряхой»— позволил я себе и, наспех раздевшись, не утруждаясь вечерним душем, рухнул на кровать, не сразу поняв, что на ней даже нет матраса. Но постелить уже не было сил — сон пришел неожиданно быстро. За секунды. Кажется, это со мной впервые.

Открываю глаза. Ну и приснится же такое! Вы подумайте: я с мечом на перевес где-то в горах бился против стаи адских тварей! Каких-то мелких — в половину моего роста — человекоподобных существ с крыльями за спинами и огненными мечами в руках. Я не знаю, чем закончилась эта эпическая битва — проснулся раньше.

Ну что за чушь? Вот поэтому вне укрытий и без спасительной защиты кристаллов магам нельзя даже спать. Во сне ты не контролируешь разум — но он все еще способен проецировать в реальный мир всякую мерзость. Мембрана не отличает фантазию от сновидения.

Нет, что вы, конечно, я не боевой маг! Кажется, такие существуют на самом деле, но даже мне с моей хваленной мембраной — необычно развитой способностью сдерживать свою фантазию, обрубать внутренний монолог, дисциплинировать разум — даже мне не приходила в голову мысль о настоящем боевом заклинании, пусть и на пустыре. Понимаете ли, это только звучит гордо: «я - волшебник!» Никто из нас не творит чудес, мы просто открываем портал в параллельный мир и впускаем его энергию в физическую реальность. Каждый чародей — мембрана между привычным нам вселенским порядком и хаотичным океаном фантазий. Откроешь клапан чуть шире — рискуешь не справиться с потоком. И никто не знает, какие твари или силы вырвутся из этой дыры. Как-то раз один неопытный, но мощный колдун просто захотел зажечь костер на реке Тунгуска. Получилось, как мы все знаем, нечто большее. Это еще что! В пансионе Павла Андреевича я слышал истории, якобы особо мощным магам удавалось аж разумных людей создавать силой мысли. Со своим сознанием, интеллектом, памятью о событиях многолетней давности, при том, что им пара часов отроду — словом, не отличишь от настоящего.

Вдруг вспомнился тот день, когда жизнь перевернулась с ног на голову. Мне пятнадцать. Это всегда случается в возрасте примерно от тринадцати до семнадцати. У меня случилось в пятнадцать. Обычная школа, обычная перемена. Мишка со своими подручными принялся задираться. Видите ли, это я виноват, что они неправильно распознали мои подсказки шепотом на контрольной. Слово за слово — и вот, Мишка бьем меня по лицу. Сильно. Я падаю, чувствуя привкус крови на разбитых губах, а в голове только одна мысль: «я тебя убью сейчас, сволочь!».

Нет, физическая сила никогда не была моим главным козырем. По правде говоря, я был слабым для своих лет, физкультура мне давалась ужасно тяжело. Но в тот день я… Черт возьми, да, это был я! Помню истошные вопли одноклассников, мертвенно бледное лицо учителя физики и окрашенные кровью извилины мишкиного мозга, виднеющегося из дыры в черепной коробке. Еще помню обломки костей, которые я зачем-то держу в своем сжатом кулаке.

Не спрашивайте, какие ресурсы применил Павел Андреевич, чтобы меня отправили в его пансионат, а не на зону. Но после этого я годами учился не колдовать. Держать свои фантазии в смирительной рубашке бессмысленных мантр и приемов осознанной концентрации.

Рывком поднимаюсь с кровати, с наслаждением подтягиваюсь. А хороша была вылазка! Маги нечасто выходят в города, по крайне мере, члены нашего ордена предпочитают затворничество. Так безопаснее для нас и окружающих. Вчера я закончил свою самую длительную миссию. Нужно было найти и передать в пансионат подростка, который точно также, как я когда-то… Нет, он никого не убил. Всего лишь во время дворовой игры в футбол ударил по мячу с такой силой, что тот, пожалуй, стал бы искусственным спутником Земли, если бы трение об атмосферу не спалило его в доли секунды. Впрочем, вратарь все-таки был ранен ударной волной. Ничего, выживет. Но о произошедшем не вспомнит — моя заслуга.

Смотрю на вход в свое скромное жилище.

Нет! Не может быть! Неееет!

Возле двери стоит меч. Красивый — с золоченным эфесом, огромным красным рубином в навершии и клинком, источающим мягкое голубоватое свечение.

Течь-в-течь как в моем сне! Подбегаю к двери.

Кристал! Господи, он стоит неровно!

«кхрманг влигот симпартх ферагон глихад. кхрманг влигот симпартх ферагон глихад»

Глупо, конечно. Сколько всего я…

Отставить! кхрманг! влигот! симпартх! ферагон! глихад!»

Ставлю кристалл на место. Как же я мог так опростоволоситься?! Да, много суток без сна, да, концентрация внимания снижена. Но не так ведь! Боже! Артефакт стоял почти правильно. Хоть ментальное поле не защипало полностью, но оставалась надежда — очень слабая, почти безумная — на то, что все-таки не все мои прихоти сбылись.

Взяв с собой меч, выхожу из землянки в лес. Вернее, туда, где вчера был лес. Вид с плато открывается отменный: сверкающие солнечными бликами заснеженные вершины, отвесные утесы, ощетинившиеся изъеденными ветровой эрозией глыбами, облака — не высоко в небе, а вот, совсем рядом, кажется, только руку протяни. И вой. Заунывный вой ветра, равнодушного к моему издевательству над законами физики.

Подождите, здесь что-то еще. Оборачиваюсь на посторонний шум. Стая крылатых тварей. Приближается.

Понятия не имею, чем закончится битва. Не досмотрел сон до конца. Одно вот что знаю точно: боевую магию я применять не буду. Слишком опасно с моим скромным опытом.

Что ж, я прожил небольшую, но довольно необычную жизнь. И мы спасли того парнишу, забившего лучший гол в мировой истории. Сомневаюсь, что такая биография тянет на полноценный роман, но вполне допускаю, что какого-нибудь офисного клерка моя жизнь могла бы вдохновить на небольшой рассказ.

Я усмехнулся мысли о том, как некто выстукивает на клавиатуре текст, искренне считая его своей выдумкой.

Так, чего это я? Дисциплина ума! Где твоя дисциплина щенок?!

Перехватываю меч поудобнее.

«кхрманг влигот симпартх ферагон глихад»

Показать полностью
33

Толстая

Наташа - толстая, неопрятная и до безобразия глупая женщина, именно поэтому от неё ушел Виталя, достойный во всех отношениях серьезный мужчина. Конечно, же ей несказанно повезло единственный раз в жизни, а она упустила свой шанс, не смогла удержать, что впрочем и не удивительно, с таким-то лицом...

Признаться честно, Наташа стала такой почти сразу после замужества, по словам Витали, будто специально ждала, когда в паспорте появится штамп и моментально забросила себя, полагая, что такой благородный человек станет терпеть это всю свою жизнь... Но сколько верёвочке не виться...

Виталий обратил внимание на Наташу из-за смеха - девушка сидела в университетской столовой, что-то аппетитно уплетала и от души хохотала над шуткой своей подруги. Многие мужчины оглядывались, не могли отвести глаз от того, как трясется каждая клеточка крепкой девушки, что так открыто и беззаботно улыбалась миру.

"Такая наверное и не глянет в мою сторону..."

Парень теперь ходил на учёбу, только ради Наташи, желая увидеть её улыбку, ямочки на круглых щечках, и в потаённых мыслях представляя, как обнимает пышную фигуру девушки. Подойти к ней не решался, только смотрел из-за угла, завидуя её товарищам, что могли запросто говорить с ней и оказывать знаки внимания.

Наталья так легко шутила с ребятами, смеялась, с удовольствием ходила в перерывах между парами в буфет и ни в чем себе не отказывала... Виталий особенно трепетно, с восхищением наблюдал за этим процессом, как девушка с аппетитом ест котлеты, со вкусом запивает компотом и нисколько не сомневаясь кладёт на поднос по два вкусных пирожных.

Девушка поначалу не придала значения томным взглядам Виталия - она яркая, весёлая, мало ли кто на неё смотрит, но ближе к окончанию учёбы, приняла это за влюблённость - не зря он уже больше полугода так преданно наблюдает только за ней. Наталья, вопреки словам подруг, стала обращать внимание на скрытного провожатого и он показался ей очень даже привлекательным - высокий, серьезный, такой таинственный...

-Наташ, ну маньяк же, больной какой-то. Ходит, зырит по углам, молчит... Хоть бы раз подошел... Видно же что нищий, ни шиша у него нет. Лучше с Ванькой замути, у него папа директор, при деньгах мальчик, от тебя без ума. А этот - странный, бесперспективный, да и мутный какой-то...

-Это он просто не по годам взрослый, умный, чего ему с нами трепаться? Если честно надоели эти мажоры и балаболы, хочется чего-то надёжного, крепкого... А деньги наживное, это не главное. А он еще и очень симпатичный....

-Ну так-то да, симпотный...

Наталья стала улыбаться Виталию, кивать ему при встрече, а спустя пару недель, парень подошел к ней и наконец-то познакомился. Слово за слово, молодые стали встречаться и парень раскрыл свою нежную душу спрятанную под таким мужественным и надёжным панцирем....

-Понимаешь, Наташ, всю жизнь мне встречались только эгоистки, меркантильные и стервозные обманщицы, которым нужны только деньги. Оттого я и перестал верить женщинам, пропала моя вера в ваш род... Не верю я, что есть такие душевные и светлые натуры, которым кроме себя нужен кто-то еще...Вроде и хочется доверить своё сердце тебе, но боюсь, что разобьешь, разочаруешь..

Наташа, решила во что то не стало доказать этому чистому и ранимому человеку, что есть на свете хорошие и она, яркий тому пример! Она ему покажет, как может любить и ценить своего мужчину за душу, а не за деньги...

До того момента когда они просто ходили на свидания, Виталий не скрывая эмоций рассыпал своей девушке комплименты и находил её чертовски привлекательной, весёлой.

Да что там говорить, Наталья просто очаровалась загадочности и магнетизму молодого человека, его способности заинтриговать, набросить на всё какую-то лёгкую невесомость, непонятность, что внутри всё горело от любви...

Наташа писала ему сообщения о любви, о своих чувствах, а он отвечал не сразу, держал паузу - это напрягало, но как же было сладко, спустя продолжительное время получить от него ответ, когда уже кажется, что он забыл про неё и решил бросить! А звонки? Он мог не брать трубку целыми днями, сбрасывать, доводя Наташу до слёз и в момент, когда она уже в мыслях попрощалась с ним, вдруг звонил сам и ласковым голосом, шутливо корил за эмоциональность.

-Дурочка моя! Чего там надумала себе? Вот ты какая, сразу меня бросать хочешь...

Очень нравилось Наташе, что он был твердый, как скала в своих решениях - никогда не менял своих планов, не подстраивался ни под кого, что по мнению девушки было очень хорошим качеством, тем более, у него всегда была уважительная причина - забрать машину из ремонта или купить что-то нужное в дом. А ей же совсем не трудно ради него отменить свою поездку к маме! И правда, почему это вдруг мама диктует ей когда именно приезжать?

За такую самоотверженность он хвалил Наташу, говорил, что никогда не встречал девушек, с которыми так легко и просто шагать по жизни. Ему не нужно тревожиться, напрягаться попусту, отвлекаться на ерундовые причины, вот оно счастье!

Лишь раз он намекнул, что не любит когда женщина занимается какой-то фигнёй не приносящей пользы, вроде вышивок и посадкой цветов - Наташа сразу бросила своё увлечение рисованием и убрала все кисточки и мольберты на антресоль.

А уж когда она отвадила всех своих подруг и знакомых, поменяла любимую работу на менее интересную, но зато ближе к дому, чтобы больше времени уделять любимому, сразу предложил расписаться, как настоящий мужчина.

-Натуль, давай сходим заявление подадим в ЗАГС что ли? Свадьбу уж делать не будем, лучше деньги на ремонт пустить или машину купить побольше. Зачем нам эта суета и показуха?

Наташа, всю жизнь, как и любая девушка, мечтала о белом платье, о том как с подружками будет выбирать им наряд, как бросит букет, но как только Виталий предложил такой вариант, отчего-то согласилась, хоть и обидно было немного - ни предложения толком, ни праздника. Улыбку всё же натянула, иначе он подумает, что она жаждет от него только развлечений и денег, а потом через пару часов и вовсе успокоилась - действительно, зачем кидать деньги на ерунду?

После росписи, Виталий еще больше взялся за ум, предложил жене откладывать деньги на что-то крупное и важное.

-Давай и твою зарплату частично на счет складывать? А то ты не знаешь меры, покупаешь всё подряд из еды. Заодно маленько похудеешь, моя пышечка...

Он за всё время, что они были знакомы не упрекнул её в полноте, Наташа была уверена, что он любит её именно такой, ведь когда он обратил на неё внимание, девушка не отличалась худобой. Но даже при таком весе, она выглядела очень даже привлекательно - талия, волнующие изгибы, а уж небольшой животик только придавал ей очарования, именно так считала Наташа, да и он неоднократно говорил ей об этом...

Сегодня же, эти слова прозвучали, как упрек, будто он мягко указал ей на недостаток, который можно попытаться исправить, неспроста он так сказал. Виталий, почуяв её реакцию, теперь каждый день шутил по этому поводу, стараясь с улыбкой преподнести неприятные вещи.

-О, опять тортиком балуемся? Скоро моя сластёна уже в дверной проём не влезет!

-Ты бы масла меньше на хлеб мазала, любимая, а то щечки как у хомяка...

-Натуль, может другое платье наденешь? Это все твои складочки подчеркивает... Я то их люблю, а вот другие будут смеяться..

А Наташа уже давно убрала из своего меню любимые до невозможности эклеры и сочники, со слезами на глазах отказывалась от свежей выпечки и картошки. От походов в спортзал отказалась, после того как муж, увидев её в лосинах и майке, вдруг рассмеялся, и успокоившись обнял её.

-Иди сюда, моя сосиска! Может лучше дома позанимаешься? Там народу полно, еще скажут что-то обидное моей женушке...

Она уже почти ничего не ела - ни жирного, ни сладкого, только овощи и куриную грудку, а по ночам ей снились горы свежих пирожков и тортов. По мере того, как она худела и смотрела на себя в зеркало, её глаза наполнялись слезами и Наташа не могла понять, что же с ней не так?

Муж вроде любит, вон как ласково называет, заботится о ней, постройнела, будто бы даже похорошела, но почему так хочется рыдать от чего-то тянущего в груди, в сердце?

-Наверное депрессия у меня, так всегда бывает от диеты... Не буду Витале портить настроение!

И именно сегодня, когда от Наташи не оторвать глаз, как ей казалось - муж сообщил, что уходит к другой. Позвонил по телефону и сказал, что Наташа - толстая, неопрятная и до безобразия глупая женщина, именно поэтому от неё ушел Виталя, достойный во всех отношениях серьезный мужчина. Конечно, же ей несказанно повезло единственный раз в жизни, а она упустила свой шанс, не смогла удержать, что впрочем и не удивительно, с таким-то недовольным лицом...

Она положила трубку и скривила лицо в попытке заплакать, но отчего-то слёзы не хотели идти, как она не старалась. Поглядев в зеркало на свои тщетные попытки выдавить хоть пару слёз, она впервые за столько времени рассмеялась сама над собой, именно так как смеялась пять лет назад, до встречи с Виталием.

Когда он пришёл за вещами, Наташа сидела перед телевизором в коротких шортиках, и с аппетитом поедала свежайший медовик и от души смеялась на передачей по телевизору. Мужчина этого совсем не ожидал, было видно как он расстроился видеть вместо рыдающей несчастную женщину в соплях такую весёлую Наташку.

-Опять жрёшь? Ну-ну.

-Ага, жирею. Сейчас еще с холодильника эклер достану. Хорошо так!

-Ну давай, деградируй...

-Ты долго еще? А то толстеть мешаешь. Да и на рисование собираться, мастер-класс купила за пять тысяч.

-Совсем с дуба рухнула? У людей проблемы такие в мире, лучше бы помогла кому, ненормальная...

Наташа собрала остатки торта с тарелки и отправила в рот, в наслаждении закрыв глаза и запила свежезаваренным чаем - блаженство! Грохот заставил её вздрогнуть и на минуту представить, что это огромный чемодан свалился на голову Виталию и придавил его, но открыв глаза, улыбнулась, поняла, что это просто её старый мольберт свалился на пол. Ну что же, а то уж было бы совсем всё хорошо, а так не бывает...

-Давно бы выкинула своё барахло, никому не нужное, только деньги переводишь.

Через несколько лет Виталий опять её встретил на какой-то выставке, куда притащила его очередная пассия. После жены уже которую сменил, в надежде встретить хорошую женщину. Узнал Наташку сначала по задорному хохоту, обернулся и не поверил - стоит она возле картин, что-то увлеченно рассказывает, смеётся так звонко. Точно такая же, как и десять лет назад была - красивая, фигуристая, с усмешкой вспомнил, как мучала она несколько лет себя голодом...

"Нет, не идет ей худоба - вон как сейчас сияет, ямочки на щёчках вернулись!"

Виталя взглянул на свою спутницу с лёгким отвращением - губы надула, тощая, волосы хоть и длинные, но от частых покрасок - как мочалка, даром что молоденькая совсем, уже недовольная жизнью...Шкандыбает на этих ходулях, как не знай кто, всё ждет, когда он её в ресторан поведет дорогущий...

И Наташка против неё - как свежее яблоко, вся светится изнутри, смеётся...Отчего-то показалось ему, что можно всё исправить, вернуть свою жену, не зря же она его так любила! Подошел, заговорил с бывшей, не стесняясь своей подружки.

-Отлично выглядишь Натаха!

-Спасибо, Виталя, ты тоже!

Решил, как обычно пошутить, придать разговору лёгкости, показать всем, что хорошо знает эту шикарную даму.

-Не жалеешь, что упустила мужика?

Наташа едва сдерживая смех, подхватила шутку, закивала головой.

-Жалею, очень жалею!

Виталя довольный собой кивнул расстроенной подруге, мол, гляди какой у тебя я востребованный. Наташа не выдержала, рассмеялась, слегка наклонилась к уху бывшего мужа.

-Жалею, что связалась с тобой!

Он всё еще до последнего надеялся, что остались у Наташки чувства к нему, хоть капельку, с надеждой заглянул ей в глаза.

-И не скучала даже?

-А когда скучать Виталя? Муж мой, вон, с коляской ходит около входа. Он мне с выставкой кстати, помог, денег занял. Я даже пару картин продала, представляешь? Не миллионы конечно, но всё равно приятно а своё хобби денежки получать. Некогда скучать, Виталя!

Наташа увидев крупного, слегка лохматого мужчину с бородой и татуировками, улыбнулась. Он доставал из багажника «Лады» игрушку для ребёнка, что топтался возле него. Бородач заметил её внимание и, довольный, улыбнулся в ответ, помахал ей рукой.

Виталя, бывший муж Наташи, с презрением посмотрел на неё и покачал головой с досадой.

— Нашла себе дурачка, — процедил он. — А прикидывалась приличной… Разочаровала ты меня, Наташа. Оказалась такой же, как все. Ошибся я в тебе.

Показать полностью
6

Письмо в прошлое

Письмо в прошлое

Промозглый ливень загнал Максима в тупик. Транспорт уже не ходит, все кафе закрыты, а до дома почти час пешком.

«Чёртов телефон сел, даже такси не вызвать», — выругался он в сердцах.

Из-за стены дождя и глубокой ночи видимость стала почти нулевой.

Краем глаза он заметил тусклый свет, который просачивался через дверь соседнего дома, на котором красовалась старая табличка «Библиотека».

Добежав до дверей и беспрепятственно войдя внутрь, он обнаружил себя в фойе старинной библиотеки. В воздухе витал аромат старой бумаги с нотками пыли.

— Приветствую вас, — голос раздался сразу отовсюду, и спустя мгновение из-за стеллажей показался старик с кипой страниц в руках.

Максим вскинул воротник и вытер ладонью лицо, после чего взглянул на циферблат своих стареньких часов: семнадцатое ноября, пятница, час ночи.

— Вы промокли до нитки, — сказал старик, не переставая держать в руках страницы. — Заходите, сушитесь. Мы редко принимаем гостей этой поздней порой, но дождь смывает многое — и границы. Меня зовут… — он на мгновение замер, будто пытаясь найти слово, — просто зовите меня библиотекарем.

Внутри было тепло: лампы на столах отбрасывали мягкий свет, а ряды полок уходили под самый потолок. Максим ощутил странный трепет, особенно его удивило, что здесь не было ни одной книги, только страницы, тысячи, сотни тысяч страниц, без обложек, без переплёта.

— Здесь всё по-особому, — продолжил библиотекарь. — Не книги хранятся здесь, а странички. Люди приходят и пишут письма. Мы их пересылаем в прошлое. Но за каждое письмо платят — страница, вырванная из жизни.

Максим нервно рассмеялся, но в глазах старика он не увидел и тени улыбки.

— Вам бы отдохнуть, отец, в отпуск сходить там, я не знаю…

Но тот лишь положил страницы на стол и извлёк из ниоткуда пустую страницу, которую протянул Максиму.

— Страница — это не просто бумажка. Это факт: один поступок, одно слово, которые закрепляют человека в мире. Подпись в договоре, имя в свидетельстве о рождении, дата первого выступления, которая открыла путь. Мы берём ровно столько, сколько нужно, чтобы изменить ход. Цена соизмерима: если вы хотите отозвать мимолётное слово — ценой будет мелкая деталь. Если хотите вырвать корень, изменить нечто более глобальное — цена будет соответствующей.

Перед глазами Максима всплыла его текущая жизнь. Его жена Аня на седьмом месяце беременности, маленькая София вот-вот пойдёт в первый класс. На своей унылой работе в офисе прибавки к зарплате не предвидится ближайшие лет двести, наверное. Ипотека на небольшую двушку на окраине города, несколько мелких кредитов и жизнь от зарплаты до зарплаты. Единственное, что заставляет его продолжать движение дальше это улыбка Софии, и любовь к жене.

«Старик явно не в своём уме, но и быть изгнанным обратно под ливень не хочется, нужно подыграть ему».

— Хорошо, давайте сюда бумажку, — он взял страницу из трясущейся руки библиотекаря. — Что мне тут написать?

— Всё, что душе угодно… Главное, укажите дату, когда это письмо должно прийти к вам в прошлом…– Его лицо не выражало абсолютно никаких эмоций, он говорил так буднично, как будто действительно верил в то, что говорит. — Держите.

Максим взял из рук старика старое гусиное перо и с глупым видом уставился на пустой лист бумаги.

«Ладно. Пусть будет так: „Закупи доллары по семьдесят рублей и продай сразу, как поднимутся до ста двадцати“. Дата доставки: 5 января 2022 года».

— Готово, — Максим протягивает страницу обратно старику.

— Как-то меленько…– Старик разочарованно прочитал написанное, после чего запаковал страницу в конверт.

— И что дальше?

— Вам пора… Дождь закончился, — Библиотекарь учтиво указал в сторону выхода.

Мокрый насквозь Максим наконец-то добрался до дома, Аня и София давно уже спали, поэтому он, стараясь не шуметь, разделся, и прошмыгнул в зал, где улёгся на диване.

— Дорогой, просыпайся, на работу опоздаешь, — звонкий голос супруги возвращает его из объятий Морфея.

— Ань, сегодня суббота, какая работа…– Он переворачивается на другой бок.

— Очень смешно, давай поднимайся, отведи Софию в школу, а мне нужно в больницу с Алисой.

— Ага, кто ещё из нас юморист…– Максим садится, протирает глаза и замечает на запястье часы. Но это не его старые часы, которые он купил пару лет назад на барахолке, это была одна из моделей Тиссот.

Он пытается вспомнить, когда и где их купил, но последнее воспоминание это ливень, библиотека и старик.

— Пап, хватит дурковать, я уже позавтракать успела, давай одевайся, — в комнату забежала София. Её волосы стали длиннее и были завязаны в косичку. На ней была одета строгая школьная форма и взгляд стал чуточку взрослее.

Максим машинально сходил умылся, надел чистые брюки и рубашку. Каждое его передвижение по квартире отдавалось болью в голове из-за невозможности вспомнить.

София выбежала за дверь, когда Максим обувался.

— Ключи не забыл или ты решил по-старинке, на метро? — Аня, улыбнувшись, протянула ему связку ключей, на которой красовался брелок «Ауди». На её руках была маленькая Алиса, которая спала с соской во рту.

Слеза скатилась по его щеке, роддом, первые шаги, первые звуки, он ничего не помнил. Первое сентября Софии тоже.

— Да что с тобой сегодня, Макс? — Аня озадаченно посмотрела на него.

— Всё в порядке, милая, — он поцеловал жену и дочку на прощанье и выскочил за дверь.

После того как он завёз Софию в школу, Максим отправился в библиотеку, где был накануне. Найдя нужный дом, и старую вывеску, он заметил на дверях табличку «Закрыто».

«Что за чертовщина происходит…».

Бездумно проведя весь день в офисе, где он с удивлением обнаружил себя уже начальником коммерческого отдела, Максим вечером отправился опять в библиотеку.

Несколько часов он сидел в машине и просто смотрел на дверь, но никто не появлялся, а табличка «Закрыто» так и висела.

Когда время приближалось к часу ночи, а на телефоне скопилось уже больше двадцати пропущенных звонков и столько же сообщений от Ани, пошёл дождь.

Как «вчера», крупный, плотный. Бросив очередной взгляд на дверь, его сердце сильно забилось, оттуда вновь проступал блёклый свет.

Максим вышел из машины, добежал до здания и вошёл внутрь.

— Выглядите лучше, чем в прошлый раз…– Всё тот же старик стоял около стола с кипой страниц в руках.

— Кто вы?! Как это возможно? Почему я ничего не помню? — Максим вплотную подошёл к нему, капли воды с его волос капали на заполненные страницы. Он бросил быстрый взгляд на них: «Закупи биткойны. Не убивай Марту. Позвони отцу. Не ходи в торговый центр в эту пятницу».

— По-моему, я достаточно чётко обозначил условия сделки, разве нет? — Библиотекарь поднял вверх одну бровь, после чего высунул из кипы страниц одну и принялся читать. — Вы взяли несколько кредитов на себя, жену и родственников, закупили доллары, после чего продали, на чём достаточно сильно разбогатели.

— Я хочу всё вернуть! Хочу вернуть всё как было!

— Не вопрос… Вы знаете условия…– Старик протягивает ему чистую страницу и перо.

«Ни в коем случае не пиши никаких писем в библиотеке семнадцатого ноября. Дата доставки: 16 ноября 2025 года».

* * *

Максим сидел в приёмном отделении роддома, когда к нему вышел доктор.

— Мне… Мне очень жаль, но ваша жена… Мы смогли спасти ребёнка, но кровотечение было слишком обширным…

Крик боли раздаётся по всему этажу. Максим хватается за голову и падает на колени. Он шепчет себе под нос: «Ничего страшного. Я всё исправлю. Нужно всего лишь написать письмо».

— Максим Александрович…– Доктор с грустью посмотрел на сломленного от горя мужчину.

— Всё в порядке, доктор, всё в порядке, — Максим быстро поднялся, улыбнулся ему и выбежал на улицу.

Спустя два часа он дождался ливня и тусклого света из библиотеки.

— Зачастили вы что-то к нам…– На этот раз старик любезно улыбнулся.

— Как это случилось? Я же видел её… Видел её живой с маленькой Алисой на руках.

— По вашей же просьбе вы не написали письмо про доллары. В той реальности, где вы стали богатым, ваша жена была обеспечена лучшим уходом и лучшими врачами города, тогда её удалось спасти, хоть всё и было на грани. В этой же реальности вы по-прежнему жалкий офисный менеджер, а ваша жена проводила роды в обычной бесплатной больнице. Увы, квалификации тамошнего доктора не хватило.

— Я должен спасти её… Мне нужно ещё одно письмо…– Максим в отчаянии схватил старика за плечи.

— Спасти человека от смерти… За это придётся заплатить достаточно высокую цену.

— Дайте мне чёртову бумагу…– Он сказал это с нажимом, непроизвольно с силой сдавив плечи старика, но тот и бровью не повёл.

— Конечно, как скажете, — Библиотекарь улыбнулся и протянул Максиму страницу и перо.

«Ни в коем случае не заходи в библиотеку семнадцатого ноября. Найди любой ценой деньги на то, чтобы Аня родила в платной клинике. Это вопрос жизни и смерти. Дата: 16 ноября 2025 года».

— Вам пора…

— Да, да, дождь закончился, знаю, — Максим не дал библиотекарю закончить его фразу.

Он вышел на улицу и глубоко вдохнул ночным воздухом.

«Я всё исправил, Анечка, я всё исправил».

В приподнятом настроении он добрался до старой хрущёвки на окраине, где бедно, но в гармонии и любви жила его семья.

В исписанном граффити подъезде он поднялся по ступенькам на свой пятый этаж и остановился напротив квартиры номер двадцать.

Максим опёрся на дверь, пытаясь вслушаться в голоса, хотя понимал, что все уже, конечно же, спят.

Он достал ключи из кармана и вставил в замочную скважину, но замок не поворачивался.

«Да что ж, блин, такое».

Максим проделал различные манипуляции, но было очевидно, что этот ключ не подходит. Тогда он осторожно постучал в дверь. Потом чуть громче и настойчивее.

Спустя несколько секунд стука в коридоре раздались шаги, повернулся замок и дверь открылась.

На пороге стояла София, точно такая же, какую он знал и помнил, ещё не поступившую в первый класс.

— Разбудил тебя, доченька? — Он потрепал девочку по волосам.

— Мама, тут какой-то дяденька пришёл, — она громко прокричала внутрь квартиры.

— Что? София… Что за шутки такие?

— Ты почему дверь открыла?! — По коридору в ночной пижаме к двери неслась Аня, она быстрым движением спрятала дочку за своей спиной.

— Анечка, дорогая, что происходит? — Максим с недоумением смотрел на их испуганные лица.

— Вы кто, мужчина? Что вам нужно?

Показать полностью 1
38

ОШИБКА ПОРУЧИКА БЕЛКИНА

ОШИБКА ПОРУЧИКА БЕЛКИНА

Поручик Белкин изнывал от безделья. Хотелось любви страстной и короткой, коньяку и карт. Но последние два года поручику Белкину не благоволили. Неудачная дуэль с титулярным советником Расторгуевым, ссылка, Кавказ. Уже там – еще более неудачная дуэль с казачьим сотником Козлищевым. Но дело замяли, помилование – Питер. И вот теперь хотелось любви страстной и короткой, коньяку и карт.

В доме графини Разумовской был бал. Потянувшись, Белкин протянул:

- Заха-ар!

Появившийся денщик быстро уловил суть вещей. В свои древние годы он мечтал о тихом имении, где барина будет обхаживать дворецкий и челядь, а он в виду пожилого статуса только подносить стопки и выслушивать оскорбления. Но барин делал все возможное, чтобы Захар снова уехал вместе с ним на Кавказ. От поездок в этот регион у денщика Захара остались небогатые воспоминания – запах немытых овец по утру, когда предгорье затянуто дымкой тумана, да местная водка, от которой у него пропадала речь. Захар понял: поручик собирался на бал.

В доме графини Разумовской на Морской почти ежедневно шли празднества. Девяностолетняя старуха брала последнее. Принимала всех. В её доме можно было встретить кого угодно от членов царской семьи до поручика Белкина. Явившись, Белкин осмотрелся. Выбор был. Главное - не допустить конфуза. Дама должна быть одинока. Третьей поездки на Кавказ он бы уже не перенес. Минеральные воды угнетали его и изнуряли.

Внимательный, чтобы не пропустить лакеев с шампанским, поручик Белкин бродил по зале, искусственно прихрамывая. Фальшивая хромота исключала объяснения, отчего он не танцует. Белкин не хотел терять времени на полонезы. Он искал любовь жаркую и короткую. Минуя колонну, он обнаружил прямо перед собой фигуру, достойную резца Антонио Канова. Даже стоя спиною к Белкину, прекрасная незнакомка дышала движениями, страстью и тем волшебным чувственным пороком, что возможен только у девушек из моральных семей. Белкин ощутил жар в груди.

- Вы очаровательны как лебедица, мадемуазель… - прошептал он, наклонившись как можно ниже к обнаженной точеной вые.

Созданная Афродитой прелестница развернулась. Поручик Белкин почувствовал, как по его спине прокатилась ледяная волна. У него даже в глазах потемнело. Перед ним была средняя дочь княгини Свиридовой, о которой в Петербурге ходили дурные слухи. Слухи ходили не напрасно, поскольку были налицо. Страшнее неё на сегодняшнем балу был только старший фейерверкер Палтусов, который случайно оказался в эпицентре потешных огней в день именин государя. Бродя по зале с бокалом «вдовы Клико» в руке, он внушал всем состояние библейского ужаса. От княжны Свиридовой-средней шарахались на улице кони, что одно и то же, если не вдаваться в классовые различия. На балу уже шептались, что эти двое здесь ищут друг друга, чтобы выстроить планеты в ряд и совершить апокалипсис.

- Виноват, мадемуазель, - выдавил Белкин, стараясь не смотреть на княжну. – Искал поручика Затонского, пардон, перепутал…

И поручик, не забывая про лживую хромоту, стал стремительно удаляться циркулем к выходу.

- Повучик, повучик! – позвала его мадемуазель Свиридова. – Куда же вы?

Белкину стало понятно странное одиночество лебедицы во время танцев. Его первая же его попытка добиться любви страстной и короткой грозила афронтом и дурными слухами. Стуча сапогами по мраморным ступеням, Белкин прижимался к стенке и спускался по широкой лестнице. Поднимающиеся дамы неземной красоты окутывали его шлейфами парижских духов, улыбались в веера и бросали расслабляющие взгляды. Счастье было так близко.

-  Спаси и сохрани, - бормотал Белкин, подскакивая на ступенях, - спаси и сохрани…

- Повучик, - послышалось над головой, - вы за каретой?

«За цианидом!», - пронеслось в голове Белкина. На улице он быстро осмотрелся. Посмотрел направо, налево. Ни одного извозчика. Они начнут съезжаться сюда часа через три. Развернулся и, забыв про хромоту, помчался по направлению к Гороховой.

- Повучик, я сбивась с ног, это ужасно!

Услышав за спиной это, он увеличил скорость. Задыхаясь от табака и шампанского, поручик Белкин забежал за угол дома и прижался к стене. Стремительный цокот каблуков, словно по паркету рассыпали стеклянные шарики, послышался и затих.

«Не выйду», - решил Белкин, стоя в пахнущей мочой подворотне. Сунув дрожащей рукой папиросу в зубы, он долго возился со спичками. Они ломались и падали ему под ноги. Он решил появиться на улице с рассветом.

- Па-авучик! – послышалось рядом. – Это бестактно! Вы ажитировави меня и бросиви, бросиви!

Поручик медленно поднял красные от напряжения глаза. Перед ним стояла княжна Свиридова. Он послушно взял руки по швам. Откинул папиросу. Коротко кивнул, отчего его волосы вылетели вперед и повисли. А потом круто развернулся и бросился бежать.

Бегал он быстро. Уже на бегу Белкин покрылся холодным потом. А, ведь, он уже промчался не меньше версты. В какой-то момент ему даже казалось, что под ним его ретивый Муслим – так раздувались щеки поручика и так яростно колыхались на ветру его волосы. Он даже услышал короткое ржание.

- Вы больше не оммфе, повучик! – раздалось за спиной.– Видеть вас больше не хочу!

«Дай-то, господи!», - пронеслось в голове Белкина. Однако радость была недолгой. Он отчетливо услышал, как стук каблуков за его спиной участился.

- Не будьте хамом, повучик! - кричала княжна Свиридова, летя стрелой за обессилевшим Белкиным. -  Поддержите меня под руку, я вся с ног сбивась!

От одной мысли, что его могут увидеть вместе с княжной, Белкин почувствовал головокружение.

- Извозчик! – заорал он, увидев пролетку.

На ходу заскочив, сунул кучеру гривенник.

- Гони, родной, шибко гони!..

- Куда гнать, барин?

- Не знаю, в больницу гони, в Москву!..

- Там барыня поспевает, ваше благородие.

- Полтинник дам, если не поспеет!

Лошадь пошла наметом, вышибая из мостовой раскаленные искры.

Догнав пролетку, княжна закричала:

- Ну что же вы, повучик! Хорошо же говориви!

Белкин сидел, закинув ногу на ногую Закрывал лицо ладонью со стороны княжны. От каждого хлопка её платья он вздрагивал как от выстрела. Иногда рассматривал ногти. Добавив ходу, княжна Свиридова заскочила в пролетку. Лошадь повело. Извозчик едва не покинул козлы.

- Ненавижу вас, повучик! – вскричала она, впиваясь губами в Белкина и валя его на спину.

Он почувствовал, как её напряженный бюст болезненно придавил его грудь.

– В «Паве-Роявь», всадник! – приказала она кучеру. Жадно рассмотрела пораженное столбняком лицо поручика Белкина под собой и снова впилась ему поцелуем в губы.

Вячеслав Денисов (с)

Больше историй в моем телеграм-канале https://t.me/DenisovStory

Показать полностью 1
10

Котий бог | Роман Морозов

Schere schlägt Papier,
Papier schlägt Stein.

Иллюстрация Лены Солнцевой. Другая художественная литература: <a href="https://pikabu.ru/story/kotiy_bog__roman_morozov_13475797?u=https%3A%2F%2Fchtivo.spb.ru%2F&t=chtivo.spb.ru&h=2896317e82b8b8adc54953d9d80f6cdf299361d6" title="https://chtivo.spb.ru/" target="_blank" rel="nofollow noopener">chtivo.spb.ru</a>

Иллюстрация Лены Солнцевой. Другая художественная литература: chtivo.spb.ru

1

— Всех в мешок, — приговаривал Сашка.

Котята не сопротивлялись: слишком мягкие когти, слишком слабые лапки, и глаза ещё не открылись.

— Всех в мешок…

Кривые глаза, нарисованные чёрной краской из баллончика, смотрели на него с облупившейся стены старого медпункта. Сашкин батя говорил, что эту хибару давно надо было снести, выкорчевать старые тополя с акацией, сделать что-нибудь полезное для людей. Но батя только болтать был горазд, как и все в Солнцеборе. И старый медпункт никуда не девался — только скрывался под низкими кронами, и обрастал венами трещин, и гнил, гнил. Дети любили его, как все заброшки. Здесь можно было спрятаться от лишних глаз и ушей, поболтать о личном, покурить — в общем, заняться своими делами. Как-то сюда забрели учителя, но ничего предосудительного не обнаружили — только глаза со стены глядели как-то жутко.

— Всех в мешок…

Но этого убежища было мало. В старом медпункте тусовались многие, и делать некоторые вещи здесь было нельзя. Как на водопое.

Пепел от сигареты упал на одного котёнка, на мягкую тонкую шёрстку. Сашка ухмыльнулся. От отцовского «Петра Первого» хотелось кашлять, но он сдерживался, привыкал. В дверях выплюнул бычок и побрёл прочь, закинув мешок на плечо. Никто не смотрел ему вслед.

Никто не знал про его убежище, его личное убежище. За Васильковой улицей, у восточной окраины Солнцебора, был деревянный мостик. Кто и когда его построил — всем было плевать. Речушка, что текла под ним, была настолько крохотной и незначительной, что ей не дали имени. Нужды не возникало: кругом был пустырь. Безымянная речушка уползала вниз, к логу, в котором ничто не росло, и никуда не впадала. Воды она несла так мало, что в низине образовалось лишь крошечное болотце. Но Безымянная не пересыхала, и топь в логу тоже.

Впервые Сашка побывал здесь в позапрошлом году. Васян из восьмого «Б» сказал, дескать, есть тут на что посмотреть. С ними были Пашка и Савва — они тогда учились в пятом классе и ещё не были такими дылдами, как сейчас. Васян привёл их в лог, в самую низину, где никогда ничего не росло. Мягкая земля хлюпала под ногами. Воняло сырым мясом. Васян указал вперёд и ухмыльнулся. В центре болотца торчал низенький куст черёмухи. Ствол его был толстым и кривым, словно вился вокруг чего-то, а листья — тёмными, с багровым отливом.

Васян уже выпустился, а Пашка с Саввой стали заниматься проектами. Никто больше не приходил к Безымянной, не навещал болотце. Только Сашка.

Он остановился за мостом, не доходя до топкого лога метров двести. Присмотрел на берегу крупный камень, округлый, шершавый. Котята в мешке беспомощно перебирали лапками, цеплялись мягкими коготками за ткань, пищали тонко, еле слышно. Сашка всмотрелся в Безымянную. Вода в ней стала грязной и густой. Стояла тишина, такая пронзительная тишина, что мальчишка слышал стук собственного сердца — частые глухие удары, влажные и горячие.

Сашка опустил мешок с плеча и замахнулся. Раздался слабый писк. Мальчишка со всей силы ударил мешком о камень. Чавкнуло. Звук разом стих. Мешковина намокла. Сашка выждал секунду и замахнулся снова.

Он бил много раз, бил остервенело, и с лица его не сходила ухмылка. На языке лежала горечь дешёвого табака и меди.

Когда мешок окрасился, Сашка бросил его с содержимым в речушку. Безымянная приняла подношение и неспешно потащила течением вниз, вниз. Грязная вода обратилась скверной.

2

Даша вела Герку к старому медпункту. Она была умной кошкой. Герка надеялся, что она окотится дома или где-нибудь рядом. Но мать кошек не жаловала, так что Даша выбрала место, где хозяйка точно не нашла бы котят.

Даша была умной кошкой, очень умной. Но даже она не знала, откуда приходят чудовища.

Она вела мальчика, которого любила, которому доверяла, к самому дорогому на свете. Вела, чтобы мальчик помог их защитить. Останавливалась по пути и оглядывалась, проверяла, не отстаёт ли. Иногда тихо мяукала, поторапливая.

В дверях Герка остановился. Хоть старый медпункт и служил детям убежищем, безопасным местом он не был. Не для новорождённых котят. Здесь бывали все, а всем доверять нельзя. Герка почувствовал холод. Нет, всем доверять нельзя.

Даша прошла к углу первой комнаты, где валялась старая изодранная фуфайка. Стала обнюхивать, тыкаться носом в грязную засаленную ткань, в пожелтевшую вату. Затем повернулась к мальчику и протяжно мяукнула.

Герка опустился на колени рядом, протянул ладонь. Фуфайка была холодной. Мальчик взял кошку на руки и прижал к груди. Слёзы обжигали глаза. Даша смотрела на фуфайку, тихо мяукала, вцепляясь когтями в плечо. Герка знал, что котят уже нет.

В дверях он заметил пожёванный бычок и остановился. Придерживая Дашу, подобрал окурок, поднёс ближе к лицу. Прищурился. У самого фильтра по кругу ползли синие остатки букв, образовывая имя: Пётр.

Сашка. Он тягал «Петра» у бати, а тот ничего другого не курил. Герка бросил бычок, насквозь пропитанный холодной слюной, и вытер пальцы о кофту. Дрожь в груди не давала дышать, лицо горело. Мальчик поцеловал кошку в лоб и побежал домой. Через десять минут начинался первый урок.

3

Весь день Герка следил за ним. На первый урок Сашка опоздал, как всегда. Потом болтался с дружками, но вёл себя как-то тихо: не докапывался до малолеток, никого не шпынял, не носился по коридорам. Всё не снимал рюкзак и иногда заглядывал туда, совал руку, шерудил. После восьмого урока отбился от своей стайки и поплёлся домой один.

Герка шёл за ним, держа дистанцию. Сливаться с толпой он умел, иногда лишь тем и выживал, так что Сашка его не заметил. Сашка вообще сегодня мало кого замечал.

От школы он завернул налево. Долго шёл по улице Баумана, опустив голову и сунув руки в карманы. Затем через Речной переулок вышел на Васильковую. Герка не отставал. Народу становилось всё меньше и на Васильковой не стало совсем. Старые двухэтажки в трещинах сменились деревенскими домами — низенькими, тусклыми и облезлыми. Прятаться в случае чего было негде, но это и не было нужно: Сашка не отрывал глаз от земли и шагал как механический.

Герка не бывал здесь раньше, но слышал кое-что про мост за Васильковой. Слышал от Пашки Дантиста, когда тот ещё был простым треплом и не звался Дантистом. Когда Даня был жив. За Васильковой стоял мост, а за мостом — куст черёмухи, на котором нет ягоды. Никто туда не ходит, потому что там воняет мясом, и ничего там нет.

Сашка шёл к мосту. Герка — за ним.

Грязная речушка сползала с низкого холмика и тянулась к логу. Сашка шагал быстро, переступая через камни, не боясь замочить ног, с опущенной головой и руками в карманах. На одном крупном камне у воды Герка заметил коричневое пятно.

Мальчик думал о котятах. Не мог думать ни о чём другом, как ни пытался. Они были беззащитны, не могли дать отпор. Как Даня. Сашка ненавидел его, ненавидел всех.

В нижней части лога, посреди вонючего болотца, стояла черёмуха. Ствол её был толще ребёнка, а ветви висели тяжело, широкие, узловатые. На кроне не было ни одного цветка, и листва отливала багровым. Герка почуял запах издалека — гадкий запах свежего сырого мяса с кровью. Вокруг черёмухи словно стояло облако вони, отгоняющей всё живое. Рядом не было коровьих троп, птицы не пролетали над логом, даже мошка не лезла в глаза. Ветер не трогал траву и листву, и вода прекращала свой бег.

Сашка шёл по болотцу уверенно, шлёпал кедами по мокрой жухлой траве. У дерева остановился, снял рюкзак и поставил к стволу. Достал что-то. Герка замешкался у края болотца. В тишине вдруг раздался слабый детский голосок: котёнок, ещё не открывший глаза, протяжно запищал. Сашка держал его в левой руке, а в правой — молоток с гвоздями.

Герка бросился к нему, закричал:

— Стой!

Кроссовки проваливались в грязь, тормозили.

Сашка повернулся.

— А, это ты, — протянул хрипло. — Как делишки, Герасим?

— Не смей! Не трожь котёнка!

Герка пересёк топкую часть и остановился в паре метров от Сашки. Тот глянул на котёнка в руке и направил на Герку молоток.

— Или что?

Тишина. Герка не знал, что ответить. Он только смотрел на котёнка меж Сашкиных пальцев и представлял, как молоток опускается на крошечное тельце, как тонкий белый пушок становится бордовым, и к горлу подступал ком. Перед глазами вспышкой возникало пятно на камне, пятно крови. Мальчика сковал ужас.

— Так-то, — ухмыльнулся Сашка. — Знай своё место, ссыкло.

Он говорил медленно, низко, и глаза его не мигали. Сашка повернулся к черёмухе.

— Твой Даня был таким же, да? — спросил он. — Слабым, трусливым, бессильным. Как слепые котята. Как ты.

— Заткнись, — сквозь зубы выдавил Герка.

Слёзы вскипали снова.

— Ты любил его, да? — голос Сашки стал вдруг серьёзным, безо всякой насмешки. — Он был твоим лучшим другом.

Герка не ответил.

— У меня не было лучшего друга, знаешь? Никогда не было.

Сашка помолчал немного. Котёнок в его руке перебирал лапками, пытался перевернуться на живот.

— Жаль, я не успел убить его, — сказал Сашка. — Разбить об камни.

Он повернулся, чтобы взглянуть в глаза Герке, и на лице его появилась ухмылка. Герка бросился на него, выставив руки вперёд, и со всей силы толкнул в грудь. Сашка упал на ствол черёмухи и резко поднял руку, в которой держал котёнка.

— Стоять! — заорал грозно. — Отвали! А то убью!

Пальцы Герки сжались до боли. Сашка выставил перед собой молоток и посмотрел ему в глаза снова. Герка сделал шаг назад. Ветви черёмухи раскинулись широко, словно руки, готовые объять.

Сашка захохотал:

— Так-то, сучонок! Знай своё место! Ты остался один во всём свете. Как я! Кто тебя защитит? Кто…

Мальчишка не успел закончить фразу: вопль разорвал воздух, и голос его потерялся. Вопль звериный, гортанный, дрожащий:

— Я-А-А-А-А-А-А-А-А!

Сашка вздрогнул и пригнулся. Молоток упал на влажную траву, посыпались гвозди. Глаза Герки округлились, а лицо стало бледным. Запах сырого мяса усилился многократно. Сашка обернулся.

По стволу черёмухи ползло чудовище. Две передних лапы напоминали кошачьи, кривые когти вонзались в кору глубоко. Длинное тело обвивало ствол, узловатые лапы вроде паучьих стучали ритмично. Из разверзнутого брюха вываливалась горячая плоть, тёрлась о дерево, сочилась чёрной кровью. Буро-багровые кости проглядывали тут и там, торчали из-под сползающих шкуры и мяса. Гибкую шею венчал кошачий лик — почти голый череп с пятью пустыми глазницами и длинными клыками. Из пасти текли кровь и грязь, кровь и грязь, что принесла Безымянная к корням черёмухи, кровь и грязь, что взрастили её.

Сашка замер. Всё, что в нём было, на миг заледенело, и сердце остановилось. Чудовище бросилось на него, раскрыв пасть широко, раскинув лапы, словно для объятий.

Герка смотрел. Смотрел внимательно, не мог отвести глаз. Слёзы текли по его щекам, срывались с подбородка и падали в грязную воду. Чудовище знало их вкус.

Когда с Сашкой было покончено, чудовище подняло голову. Посмотрело на Герку пустыми глазницами, в глубине которых что-то поблёскивало. Крохотный белый котёнок лежал на влажной траве рядом. Чудовище повернуло голову к нему, а затем снова к мальчику. Нижняя челюсть зашевелилась, кривая, разломленная надвое, словно чудовище пыталось говорить. Из окровавленной пасти вываливались только куски грязи вперемешку с плотью, но Герка всё понял. Он кивнул чудовищу и подошёл. Осторожно поднял котёнка, последнего котёнка Даши, расстегнул куртку и сунул за пазуху. Маленький завертел головой, чуя тепло, еле слышно мяукнул и прижался к мальчику.

Герка застегнул куртку, держа котёнка в ладони, и пошёл домой. Котий бог смотрел им вслед.

4

Сашку нашли у корней черёмухи на следующий день. Руки были отъедены с костями до плеч, ноги — до середины бёдер. Куски лёгких и кишки свисали с ветвей. Обглоданный череп скалился редкими зубами верхней челюсти. Нижняя была вырвана вместе с глоткой. На земле рядом валялись пустой рюкзак, молоток и гвозди. Черёмуха зацветала.

Рассказ призёра пятого сезона конкурса рок-прозы «Гроза».

Редактор: Катерина Гребенщикова
Корректор: Александра Каменёк

Все избранные рассказы в Могучем Русском Динозавре — обретай печатное издание на сайте Чтива.

Показать полностью 8
9

Под чёрным фонарём

В нашем дворе есть чёрный фонарь.
В Городе не бывает темно: даже ночью, даже зимой, даже глубокой зимней ночью. Светятся вывески и витрины. Сияют гирлянды и окна домов. Горят тысячи фонарей, если один и погаснет — рядом всегда есть другие.
Уже через несколько дней лампочку заменят, и фонарь снова будет светить для всех, кто ходит по городским улицам.
Но только не этот.

Я не помню ни одной ночи, когда он горел — хотя живу в этом районе годами. Маленькая я выглядывала в окно и видела чёрное пятно на улице. Тёмным зимним утром спешила в школу, но старательно обходила фонарь, спускаясь с тротуара на дорогу.
И, судя по протоптанной в снегу дорожке, не я одна.

Я знаю, в этом фонаре стоят нормальные лампочки. Сама однажды видела машину коммунальщиков, ту, что с платформой на подъёмнике. Они остановились под фонарём, добрались до лампы, поставили новую. Та даже загорелась на пару минут — должно быть, они проверяли, всё ли работает.
Я так и стояла на балконе. Продрогла вся, но хотела досмотреть до конца.
Коммунальщики уехали. Наступила ночь, а фонарь так и не зажёгся вместе с другими.

Днём бояться этого места не стоит. Абсолютно нормальный тротуар: дети играют в классики, проезжают курьеры, гуляют мамочки с колясками. Но всё меняется ночью.
Когда на Город опускается темнота.

Это место похоже на чёрное пятно — будто кто-то разлил вокруг краску. Будто здесь обитает особый вид темноты. Будто фонарь пожирает свет, а не дарит его.
Рядом никогда не паркуются машины. Следы на снегу сворачивают прямо перед фонарём, идут по небольшой дуге. Все держатся от этого места подальше. Все знают.
Ну почти.

Я стою на тротуаре — пакеты с продуктами оттягивают руки. Не люблю декабрь. И семи вечера нет, но уже так темно.
А под фонарём ещё темнее.
Разглядываю следы. Уверенные отпечатки ботинок. Кажется, они тянутся от остановки, пересекаются с множеством других следов на снегу. Вот только не сворачивают перед фонарём, как остальные.

Осторожно обхожу тёмное пятно, как и обычно. Мне бы пойти домой, разобрать пакеты, забыть обо всём, но — я оборачиваюсь. Следы незнакомца, они исчезли в тёмном пятне.
А с другой стороны так и не появились.

Меня ждёт фонарь у подъезда, мягкий свет в окнах, сияние гирлянд. И всё равно, я не могу избавиться ощущения, что оно смотрит на меня из темноты.
Смотрит и ждёт, когда я тоже подойду слишком близко.

220/365

Одна из историй, которые я пишу каждый день — для творческой практики и создания контента.

Мои книги и соцсети — если вам интересно!

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!