Серия «Рассказы»

Вы бы видели, как меня провожали! Закололи двух свиней, хотели и барана, но он неведомо как прознал, что готовится посягательство на его жизнь, и сбежал, лихо перепрыгнув через ограду.

Вышел наш председатель в костюме, с медалью на груди. Обнимал меня, плакал, всё приговаривал:

— Одна надежда на тебя...

И тщательно вытирал слёзы моей новой белой рубашкой.

Мать тоже обняла и наказала:

— Ты только хорошо прославь нашу Кандалопу, сынок. Так, чтоб запомнили!

Старший брат подошёл, ухмыльнулся:

— Если профукаешь такой шанс — накостыляю.

В общем… я не поступил.

***

Собранные деньги быстро закончились: ушли на кабаки и девок. Возвращаться было как-то неловко, не хотелось прожить всю жизнь с клеймом неудачника.

Нужно было срочно раздобыть монет.

Вечером, как обычно, я стоял под светом газового фонаря у входа в бордель. Мимо проносились дорогие самоходные экипажи, разбрызгивая грязь. Я думал о том, как бы познакомиться с какой-нибудь богатой вдовушкой, чтобы она решила обеспечивать меня за мою искреннюю любовь к её деньгам.

Страж у дверей смотрел на меня неодобрительно и не собирался пускать внутрь. И правильно делал: пятый день подряд я получал продажную любовь в кредит. Спасибо родителям за смазливую мордашку, она вызывала у людей непроизвольное доверие. По крайней мере, первое время.

Я продолжал смотреть на дорогу, бесцельно блуждая мыслями, перебирал самые странные идеи обогащения. И вдруг увидел, как один из пьяных бродяг случайно рухнул под колёса. Повезло, механическая карета только слегка отдавила ему пальцы на ноге. Из кареты тут же выбежали испуганные пассажиры: престарелая мать с перезрелой дочкой. Стали суетиться вокруг, спрашивать, жив ли бродяга.

Он быстро сообразил, что к чему, и завыл во весь голос:

— Ой! Болит! Так болит…

Женщины ещё сильнее захлопотали, а он, резко сменив тон, сообщил им:

— Как бы ножек-то совсем не лишиться... У меня ведь дети. Маленькие, — на секунду задумался, — четверо, кажется…

Мама с дочкой, совсем растерявшись, подхватили его под плечи и усадили внутрь своего экипажа. Он резко тронулся, унося их прочь.

— А что! — пробормотал я вслух. — Это идея.

Слегка доработать... да выбрать жертву побогаче.

Я стал ждать подходящего случая. Прошло совсем немного времени, и впереди появился он: окутанный паром, громыхающий белый экипаж с золотыми орнаментом и вензелями. Крытая кабина с остеклёнными, откидными окнами, а спереди — современный паровой двигатель. Красотища!

Я слегка присел, чтобы получше оттолкнуться от земли. На глаз прикинул скорость — не быстрее лошади, бегущей тихой рысью. Начал считать. На «пять» прыгнул.

«Только бы вдова», — пронеслось в голове.

Я плюхнулся спереди и вцепился в края корпуса, стараясь изобразить потерю сознания. Но водитель почему-то не тормозил...

Машина вильнула и врезалась в стену соседнего с борделем бара. Раздались крики, и из салона выскочила молодая барышня, на вид чуть больше восемнадцати.

— С ним всё в порядке?! — закричала она в истерике. — Я не виновата! Я просто перепутала педали!

Я приоткрыл один глаз и внимательно на неё посмотрел. Стройная, брюнетка, небольшая грудь, лицо несколько по-детски наивное... и огромный нос с бородавкой на самом кончике.

«Что ж, могло быть и хуже, — мысленно вздохнул я, — она могла быть вообще без носа!»

Но бородавка не давала покоя.

Призвав на помощь весь свой актёрский талант, я пробормотал:

— Что произошло? Так больно…

Хотя, если по правде, было действительно больно. Видимо, пока я падал, то довольно сильно ушибся, потом обжёгся, и сейчас всё адски болело.

Вокруг начали собираться зеваки. Из борделя выглянули несколько проституток, к ним подтянулись пропойцы из соседнего бара, а за ними — просто случайные прохожие.

— Вас надо срочно отвезти в больницу! — прокричала она.

Наступила очередь моего коронного номера:

— Где я? Кто я? Ничего не помню…

Она на секунду застыла, потом медленно подошла ближе. Долго всматривалась в моё лицо. Слишком долго. А потом вдруг закричала во всю мочь:

— Гектор! Это Гектор!

И тут же кинулась обнимать, целовать в лоб.

— Я тебя так долго искала! Почему ты сбежал в день нашей свадьбы?!

Мне срочно захотелось прекратить это представление. Я уже попытался соскользнуть с экипажа и раствориться в ближайшем переулке, но она резко схватила меня за плечи. Только сумасшедшей мне сейчас не хватало.

— Всё уже в порядке, — пробормотал я, — память вернулась. И вообще всё резко перестало болеть.

— Никуда ты не пойдёшь, Гектор, — прошептала она с пугающим спокойствием. — У меня всё готово. Кольца. Платье. Выкуп. Тебе осталось только сказать: «да».

— Девушка, вы что?.. — воскликнул я. — Я не ваш Гектор! Меня Томасом зовут…

— А говорил, что ничего не помнит, — пробурчала старая проститутка, прикуривая самокрутку. — Вот мужики пошли нынче… Никому веры нет, даже тем, у кого ретроградная амнезия.

Её коллега только коротко кивнула в ответ, стараясь выглядеть умной. В отличие от неё, у старой в клиентах регулярно бывал известный психиатр.

— Ты — Гектор… — прошептала барышня из экипажа, глядя на меня то ли с любовью, то ли с безумием во взгляде.

Я так до конца и не понял, вправду ли она приняла меня за своего Гектора или это такая игра. Но, судя по всему, деньжата у неё водились. Не ради ли этого всё и затевалось?

— Ну ладно, — обречённо вздохнул я. — Гектор так Гектор.

— Отлично! — просияла она, обнажив все свои белоснежные зубы в количестве тридцати двух штук минимум.

— Видите ли, у меня амнюзия, — сказал я, употребив подслушанное у одной из проституток, словечко. — Не напомните, как вас зовут?

— Её высочество принцесса Анна Мария Виктория Вера Надежда Любовь Джордж Мартинова Анджее Сапковска Пратчеттова и Толкинова, графиня Саут-Химборна и всех южных островов Норд-Норд-Веста… — выдохнула она. — Вторая.

Я на секунду задумался, потом произнёс:

— Тогда буду звать тебя... Вторая.

Она опять широко улыбнулась, и бородавка вместе с носом взметнулась вверх.

Эх...

***

Оказавшись во дворце, я занял место на диване в одном из залов. Меня окружала нелепая роскошь: огромные зеркала в золочёных рамах, картины, наверное, дорогих художников, а прямо передо мной — небольшой столик. Не позолоченный, а целиком из чистого золота. Определил я это, стоя на коленях и кусая край, пока принцесса не видела. След от зубов остался.

И тут я подумал: если удастся улучить момент и схватить его, то с деньгами можно будет не беспокоиться до конца жизни. Навскидку — пятьсот золотых, не меньше.

Так в моей гениальной голове родился ещё один план.

Вторая расхаживала по комнате, рассказывая о предстоящей церемонии:

— Тебе сошьют шёлковый костюм. И шёлковые трусы. Это важно. Знаю, ты не привык к таким излишествам, но придётся потерпеть. Как только шёлк коснётся твоей промежности… — она мечтательно закатила глаза, — ты не сможешь жить по-другому. А когда мы пойдём к алтарю, маленькие детишки будут осыпать нас лепестками роз. Золотыми. Уже сейчас они красят эти лепестки крайне токсичной краской.

Я на всякий случай кивал, не сводя взгляда со столика.

— Раздадутся аплодисменты, — продолжила она. — По всей толпе мы расставим стражу. Кто не станет хлопать — того сразу казним. Хотя… — она задумалась, — нет. Моё платье могут забрызгать кровью. Лучше казним позже.

Наконец, она отвернулась к мраморному камину. Этого я и ждал. Столик оказался тяжелее, чем выглядел на первый взгляд, но я вскочил, подхватил его и бросился бежать. Я успел отбежать метров на десять, прежде чем она заметила моё исчезновение.

— Гектор! — закричала она вслед.

Но я не оглядывался и мчался дальше ― по парадным коридорам, мимо стражников с вытянутыми лицами, через огромный цветущий сад, в чугунные ворота, вниз по дороге… и в лес.

Конечно, я мог бы остаться и купаться в роскоши, но стоило только представить, что будет, если Второй что-то не понравится… Она ведь может и незаметно голову отрубить или ещё что похуже. А жить, постоянно оглядываясь и боясь, я не захотел, поэтому и убежал.

***

Ну что ж, друзья. В итоге я действительно прославился — и заодно прославил свою деревушку.

Разъярённая принцесса объявила на меня охоту и довольно быстро узнала от проституток моё настоящее имя. С этого момента на каждом столбе висел мой портрет с надписью:

«Томас из деревни Кандалопа. Вознаграждение за поимку — 100 золотых монет».

К счастью, с памятью у неё было не очень, и изображение получилось совсем уж не похожим.

Так что я спокойно разгуливал по городу, проходил мимо собственных розыскных афиш, — и даже как-то раз одолжил табаку у стражника, который клеил очередной плакат со мной.

— Вот и конец этой истории, — сказал постаревший Гектор, сидя в окружении таких же пьяниц, как он сам, в полутёмном баре. — И я понял, что мечты действительно сбываются, если сильно этого хотеть. Просто не так, как мы себе представляли.

Собутыльники дружно рассмеялись очередной байке старого приятеля и негромко чокнулись кружками.

— За принцесс! — прокричал Гектор.

— За принцесс! — подхватили остальные.

Автор: Вадим Березин

Корректор и редактор: Алексей Нагацкий

Спасибо, что прочитали. Подписывайтесь! ТГ: https://t.me/vadimberezinwriter

— Ладно... — пожал я плечами. Хотя стало как-то неловко. До этого банки никогда не отказывали мне в праве спуститься на дно небольшой долговой ямы. Я сидел на стуле, ёжился и грыз колпачок чужой авторучки. Когда нервничаю, всегда так делаю.

Пришёл второй отказ. Потом — третий. Четвёртый. Я начал чувствовать себя кем-то вроде скользкого типа с плохой репутацией, нарушителя правил.

— Вам все отказали, — удивлённо сообщила Анастасия.

— Как такое возможно? — встал я, растерянно поправляя куртку. — У меня же отличный рейтинг!

Она только неловко пожала плечами. Помочь ничем не могла.

Я вышел на улицу, как плохой школьник, которого отчитали, но не объяснили — за что. В голове крутилось: «А вдруг я правда что-то не так делаю? Может, я забыл закрыть какой-то старый штраф?» Достал телефон и набрал свой родной банк, тот самый, который обычно с радостью пытается снять с меня комиссию за всё, что угодно. Сейчас даже он отказал в рассрочке.

Часть вторая. Телефонный разговор.

Далее приведу мой разговор с банком.

— Почему вы отказали мне в рассрочке? — спросил я.

— Да кто ж его знает… Мне надо с кем-то посоветоваться, чтобы понять, что вообще происходит. Я тут работаю только второй день. Меня даже курьером не взяли, пришлось идти либо сюда… либо на почту. Платят мало, текучка огромная. Подождёте? Хотя… какой у вас выбор? — дружелюбно ответил сотрудник.

В трубке заиграла мрачная музыка.

Я успел дойти до дома, пообедать, узнать, сколько лет Газманову, и наспех написать копию картины «Девушка с жемчужной серёжкой». Не шедевр, но узнаётся.

Наконец в трубке раздался человеческий голос:

— О! Я совсем забыл о вас…

— Спасибо, — ответил я без капли сарказма.

— А что вы хотели?

— Хотел узнать, почему мне отказали в рассрочке, — терпеливо сказал я, разламывая толстую кисточку пополам.

— А! У вас рейтинг низкий…

— Но неделю назад он был высоким! Как такое возможно?

— Э-э-э… нужно у кого-то уточнить…

— Может, соедините меня сразу с кем-нибудь, кто работает здесь больше двух дней?

— Сейчас поищу, — грустно вздохнул он.

— Подож…

Мрачная музыка. Спустя полчаса:

— Старший менеджер Иванов слушает.

— Здравствуйте, — сказал я. Хотел добавить «гражданин начальник», но решил не усугублять. — Мне сообщили, что у меня внезапно рейтинг стал очень маленьким…

— Рейтинг — не писюн. Переживёте, — отрезал он.

— Но я просто хотел взять у вас немного денежек…

— Так! Что у нас тут? — сказал он, громко и демонстративно клацая по клавишам. Через какое-то время добавил:

— Упс.

— Упс? — переспросил я, напрягшись.

— Упс, — расстроенно подтвердил он. — В нашей системе вы — Надежда Светлановна Гордеева из посёлка Пупки.

— Но я точно не она.

— Вы уверены?

— Абсолютно! Хотя… сейчас такие времена… — задумчиво сказал я. Потом спохватился: — Но не у нас. У нас в стране всё с этим хорошо!

— Тут не поспоришь, — ответил он почему-то таким же тоном, как и я.

— И что теперь?

— Приходите в банк. Разберёмся на месте.

Повесив трубку, я задумался. Как можно было перепутать Меньшикова-Соловьёва с Гордеевой? Это насколько нужно быть не в себе, чтобы не заметить очевидного различия? Стало страшно, ведь если в современном мире возможно такое, то какие ещё ошибки могут случиться? Нужно было как можно быстрее исправить это недоразумение.

Часть третья. Отделение банка.

По дороге в банк я то и дело доставал телефон, чтобы ещё раз перечислить в уме все факты моей человеческой жизни: имя, дата рождения, фамилия, ненависть к понедельникам, пережитая в детстве пневмония, шрам от удара лбом о батарею. Я точно не Гордеева!

Зайдя внутрь, я получил талон электронной очереди и присел на скамейку напротив окошек обслуживания. Фоном играла всё та же мрачная музыка.

На всякий случай ущипнул себя. Больно. Немного успокоившись, стал ждать.

Минут через тридцать под потолком раздался торжественный механический голос:

— Номер пятьдесят два, подойдите к окну пять.

Я осторожно зашагал туда, где меня уже ждали. Присел на металлический стул, объяснил ситуацию молодому специалисту и протянул ему паспорт. Он сосредоточенно начал его изучать. Минутная пауза. Затем брови у него сдвинулись. Не сказав ни слова, он молча встал и с документом исчез в глубине служебных помещений.

Что-то защемило внутри. Неужели действительно что-то не так? Хотя бы мелочь? Неправильная фотография? Не та печать?

Через секунду завыла сигнализация. Почувствовалось, что сейчас начнётся что-то не то. Точно: спустя минуту в отделение ворвались пятеро полицейских. Один стал посреди зала, развернул бумагу и с некоторой неуверенностью прочитал:

— Гордеева Надежда Светлановна? Есть такая?

Молчание.

Я начал подозревать, что речь идёт обо мне, и неуверенно поднял руку:

— Возможно… это я?

Полицейские многозначительно переглянулись. Никто, правда, не рванулся меня ловить — решили подождать, пока ситуация окончательно прояснится.

И тут, за окошком номер пять, выскочил воодушевлённый банковский сотрудник и, указывая на меня пальцем, закричал почти с ликованием:

— Вот она! Это она! У меня её фальшивый паспорт.

Полицейские начали медленно сжимать кольцо вокруг меня. Стало немного не по себе.

И вдруг меня осенило: безотказный, простой способ доказать, что я не Надежда Светлановна. Ведь правда же, я не она?

В панике я расстегнул ремень, спустил штаны и показал... как мне казалось, убедительное доказательство.

Парень из окошка растерянно попятился, на мгновение смутился — а потом, как будто его осенило:

— Подделка! Наверняка подделка! Дёрните — оно отвалится!

Я судорожно натянул штаны обратно и испуганно прокричал:

— Ничего дёргать не надо! Я… мужского пола! На сто процентов!

— Это мы ещё проверим. На следственном эксперименте, — многозначительно сказал один из полицейских, заковывая меня в наручники.

До этого казалось, что ошибку скоро исправят. Теперь мне, действительно, стало страшно.

Часть четвёртая. Отделение полиции.

Спустя час я сидел в отделении полиции, напротив лейтенанта. Он листал какие-то бумаги, потом неспешно поднял на меня глаза.

— Хорошо, — произнёс он. — Всё прояснилось. Вас можно отпускать.

Я чуть расслабился.

— Но… есть одна деталь, — добавил он.

Я снова напрягся.

— В ходе проверки подтвердилось: вы не мошенница, не брали кредиты по поддельным документам. Но… вы вообще не проходите по базе как человек.

— Простите… а кто же я тогда?

Он нахмурился, заглянул в распечатку и прочёл:

— По базе… кобель по кличке Барбос, возраст — восемь лет, прививки проставлены. По характеру: подвижный, склонен к дрессировке, нуждается в ласке.

— Но я человек! Вы же видите, что я человек! — возмутился я.

— Может, вы и человек, а может, и нет. Ведь кто из нас действительно человек? — задумчиво уставившись в потолок, произнёс он. — Что это вообще такое? ЧЕ-ЛО-ВЕК…

Я открыл рот, чтобы возразить, но вдруг... вспомнил.

Вспомнил, что хожу кругами перед тем, как лечь спать, вспомнил, что инстинктивно грызу колпачки ручек, и вспомнил, что рефлекторно каждый раз, когда пьян, пытаюсь пописать на дерево…

— А это ведь многое объясняет, — вздохнул я, немного даже с облегчением.

Позже меня забрали какие-то люди. Сказали, что когда-то, много лет назад, у них пропал Барбос. И, что удивительно... я их вроде узнал. По запаху.

Они не были похожи на кого-то важного. Но когда я увидел, как один из них достаёт из кармана новую резиновую кость с тем самым, родным скрипом, мне вдруг стало… спокойно.

Эпилог

Так всё и закончилось.

Жизнь теперь, может, и собачья, зато мирная и логичная.

Сплю на коврике. Не думаю о рассрочках. Не мучает рейтинг.

Меня гладят. Я улыбаюсь.

Хорошо.

Гав.

Автор: Вадим Березин

Редактор и корректор: Алексей Нагацкий

ТГ: https://t.me/vadimberezinwriter

Старик попытался задрать кверху её сарафан, да стянуть трусы. Но вместо этого споткнулся и упал лицом в лужу. В расстроенных чувствах он поднялся, сел на полуразвалившуюся скамейку и заплакал пьяными слезами. Девушка осторожно подошла, натягивая обратно трусы, положила руку ему на плечо и начала нежно успокаивать:

— Не переживай ты так, дед Ермолай.

Он, сглатывая горькие слёзы, проговорил:

— Что ты понимаешь, Тата... Знаешь, как я жил? Робятки... знаешь, какие у меня были? Помнишь? Все красавцы, как на подбор. У Ваньки такой смешной чуб был. Сам чёрный, а чуб-то почти белый. Митька, наоборот, светленьким получился. Ходил всегда, гордо подняв голову и всегда улыбался! А что теперь? Где они все?

— Так сгорели в баньке они уже давно, дед Ермолай...

— Сгорели... Правду говоришь. Так как теперь жить? Эх… А умереть не получается.

— Ещё успеется, — Тата нежно погладила его по голове.

Пьяные люди стали потихоньку расходиться по домам.

В лесу упали первые тяжёлые капли, и гулкое раскатистое громыханье прорезало воздух. Высоко над ветками деревьев небо вспорола молния и ударила в старый дуб. Дерево загорелось ярким пламенем, но вскоре остались лишь угли.

— Тата! — молодецкий окрик остановил уходящих деревенских жителей.

Девушка обернулась и увидела местного паренька. Ума в нём было мало, зато силы — хоть отбавляй.

— Что, Лёнька? — спросила она.

— Давай жить вместе! — воскликнул он, на лице заиграла улыбка.

— Так зачем оно мне? — подбоченившись, удивилась Тата.

— Ты баба видная! — начал он, — а я сильный. Соглашайся!

— Лёнька, что это за глупости такие опять? — вздохнула она, а затем с усмешкой добавила: — Меня вон уже дед Ермолай сосватал!

Лёнька нахмурился, подошёл к ним, сурово посмотрел на старика сверху вниз, отчего Ермолай нервно сглотнул, и строго спросил:

— Это правда?

— Раз Тата так говорит... — неуверенно пробормотал дед.

Остальные жители стали подтягиваться к ним. Уж больно любопытно им стало, чем дело кончится. Из-под скамейки вынырнул пьяный диджей, добрался до микшера и поставил бодрое техно.

Первыми закричали женщины:

— Драка! Драка!

К ним присоединились мужики и дети:

— Драка! Драка!

Ермолай испуганно закричал:

— Люди добрые! Что это вы удумали? Он же меня одним ударом пришибёт! Хорош!

Никто его не слушал.

Лёнька тоже обратился к толпе:

— Хотите драки, будем вам драка!

И рассмеялся так громко, что задрожали стёкла в домах.

Ермолай побледнел. По лбу покатились крупные капли пота. Огромная детина по имени Лёнька стал неторопливо приближаться к нему. Старик с надеждой прошептал:

— Может, не надо, а? Помнишь, я ж тебе деревянного солдатика дарил в детстве! Ты с ним не расставался целый год! Помнишь?

Лёнька занёс руку и одним ударом под подбородок выбил из Ермолая весь дух. Старик рухнул, словно пустой мешок.

Гроза в лесу стихла, так и не дойдя до деревни, но её последний удар совпал с тем мигом, когда Ермолай умер. Молния сверкнула так близко и ярко, что её увидели все, кто наблюдал за дракой.

— Помер, что ли? — неловко пробормотал Лёнька. — Я ж не сильно бил...

— Да брось ты, — сказала Тата, подходя ближе. — Он и так уже совсем старый был.

Она положила ему руку на плечо и мягко улыбнулась. Лёнька поднял на неё глаза и несмело коснулся её ладони, словно ища в ней опору. Потом вдруг легко подхватил её на руки. С минуту постоял, прижимая к себе, а вскоре и вовсе забыл обо всём, что произошло. Радостный он понёс Тату к себе домой.

Затерянная в лесах деревня тоже продолжила жить дальше, как ни в чём не бывало.

***

Заяц-русак, запутывая следы, почти вернулся к месту старта, но вдруг остановился. Что-то насторожило его — возможно, стрёкот сороки или внутренний инстинкт. Он повернул в другую сторону и рванул прочь.

Спрятавшийся с ружьём Лёнька разочарованно выдохнул. Приближалась зима. Жена его, Тата, осталась дома с двумя ребятишками. Год выдался неудачный: вредители сожрали урожай, зверь убегал, да и жена всё чаще по вечерам куда-то исчезала.

Так и бродил Лёнька по лесу, плутая, снедаемый злостью и усталостью, пока не заблудился окончательно. Наступил тревожный сумрак. Где-то совсем близко раздался волчий вой — к нему тут же присоединились ещё два, и вскоре выла уже целая стая. Детина присел под осиночку и загоревал. В ружье остался всего один патрон — остальные он выпустил впустую, гоняясь за зайцем.

И тут он заметил, что за кустиками черники торчат серые уши. Лёнька быстро прицелился и выстрелил, но не попал. Заяц выскочил и сразу рванул дальше. Охотник, разозлившись, бросился в погоню. Думал: хоть руками, да словлю засранца. Из принципа.

Пробежались они по кочкам, между деревьев, перепрыгнули ручей, а тьма всё сгущалась. И вот, вконец истощённый, Лёнька рухнул на траву. Посмотрел — а заяц тоже замер и глядит на него, словно зовёт продолжать гонку.

— Не могу я больше, — охрипшим голосом ответил он и положил рядом бесполезное ружьё.

Тогда русак медленно подобрался к человеку так близко, что можно было почти дотянуться рукой.

Лёнька не сразу понял, что рассматривает зверя с каким-то странным уважением. Он был больше обычного, с уродливым шрамом на правом боку, в котором чудилось что-то знакомое.

Вдруг из леса вышли, принюхиваясь, два матёрых волка. Один был полностью чёрный, только между ушами — белое пятно. Второй, полностью светлый, держал морду высоко и смотрел будто с лёгким презрением.

— Кранты тебе и мне, зайка, — прошептал Лёнька.

Но хищники не бросились на русака, а встали позади — точно гвардейцы, охраняющие важного, но весьма странного подопечного.

Тут и вспомнил Лёнька, что видел такой же шрам у старика Ермолая, которого когда-то убил одним ударом. Признал он и то, что чуб и оскал у волков были точь-в-точь как у детей старика, сгоревших когда-то в баньке, которую Лёнька случайно и подпалил.

Отложил тогда ружьё в сторону и расслабился…

***

Утром Тата наткнулась на истерзанное тело у самого края леса. Долго стояла над ним, разглядывая, как муха ползала по неподвижному глазу мертвеца. Что-то в этом лице казалось знакомым. Она уже было шагнула ближе, хотела наклониться, но вдруг испугалась, будто поверила, что можно подцепить смерть, как заразу. Неловко повернулась и заспешила домой.

Двое ребятишек встретили её молча. Сидели на лавке босиком, с грязными куклами в руках. Никто не спросил, где она была.

Да и кому теперь вообще есть до кого дело.

Автор: Вадим Березин

Подписывайтесь на мой ТГ: https://t.me/vadimberezinwriter

Карандаш будто двигался сам, метался по листу, оставляя чёткие чёрные линии. Постепенно проступало лицо: живое, напряжённое, но в то же время абсолютно неузнаваемое.

Мне показалось, что ещё чуть-чуть — и эти губы начнут шевелиться, пытаясь передать какое-то послание.

— Зачем я здесь? — спросил нарисованный человек. Голос был мужским и даже будто смутно знакомым. В первую минуту это поразило меня, а потом смутило и ужаснуло, но в то же время я испытал некоторое облегчение: мне не показалось, что портрет оживает, он действительно ожил. Значит, я не схожу с ума.

— Напиши обо мне рассказ, — попросил я. — Помоги мне вырваться отсюда.

— Ты же понимаешь, что я ненастоящий, — ответил грифельный рот, едва двигаясь по бумаге, словно стираясь в процессе.

— Это неважно, — я резко подскочил, взмахнув руками. — Ты вытащишь меня отсюда... Я слишком долго здесь... Всё такое блеклое и слишком много серого. Даже солнечные дни кажутся потухшими. Прошу, верни меня туда, где есть цвет.

— Я не могу, — глумливо усмехнулся портрет.

Теперь он обрёл черты, которые сложно было не узнать. С листа бумаги смотрела идеальная копия моего собственного лица.

Мне захотелось стереть рисунок. Я схватил белый ластик. Сначала — глаза. Без взгляда стало чуть легче дышать. Потом — рот. Стало тише. Великолепно тихо.

И вот на листе остался лишь размазанный след.

Я поднял взгляд наверх с ощущением, что выиграл эту битву. И вдруг заметил: потолок стал ниже, чем прежде. Или мне показалось?

Тем временем, вместо портрета, на бумаге начали появляться слова. Пока что бессмысленные. Тарабарщина.

— Ты должен честно признаться, чего хочешь на самом деле, — две строки из символов дрогнули, разошлись, одна вверх, другая вниз, образуя подобие говорящего рта и приковали мой взгляд обратно к рисунку.

Мысли мелким бисером рассыпались в голове. Вот оно, почти осязаемо...

Я почувствовал, как моя рука сжимает карандаш до боли, а разум пытается подобрать слова:

— Хочу, чтобы всегда был летний день. Хочу… вернуться. К тому, чего никогда по-настоящему не было. Где всё просто… чай с печеньем, мама читает сказку, на улице пахнет черёмухой, — губы дрогнули, я замялся, прикусил их. — Хочу, чтобы…

— Да? — шёпот сухой, вязкий, будто в самой голове.

Слова крутились на языке, готовые сорваться, но горло сдавил ледяной страх. Признаться — значит перестать прятаться не только от него, но и от себя. Мышцы напряглись. Я уже почти решился рассказать о моём желании…

Как вдруг что-то щёлкнуло в углу.

Автоматон медленно поднял голову. Его глаза без век смотрели сквозь меня. Тёмные стебли на лице зашевелились.

— Не отвечай ему, — сказал автоматон, медленно двигая спаржевыми губами. — Он запутает тебя. Уже путает.

Его голос был удивительно похож на голос моего отца.

Огромная чёрная стрелка, оторванная от циферблата, с треском сама поднялась с пола и замерла, указывая точно вверх — полночь.

Раздался сухой шелест. Стопка вырезок опрокинулась с табурета. Они рассыпались по грязному полу. Один заголовок упал прямо передо мной:

«Время — это ничем неопределяемая непрерывная величина». Кажется, я помнил время…

Автоматон потянул ко мне руки, будто пытаясь защитить, но на полпути замер.

— Я жду! — требовательно воскликнул образ на бумаге.

— Хорошо, — смирился я и неловко выдавил, — я просто хочу быть счастливым.

И сразу понял: это — неправда. Как мог я выбрать столь скучное, столь безопасное желание?

— Ты врёшь… не мне. А себе, — грозно воскликнуло изображение, — ты боишься узнать, кто ты такой… на самом деле. Но я помогу…

Символы на бумаге дёрнулись и сплелись в слова.

Я впился в них взглядом. Осознание приближающейся катастрофы проткнуло моё тело мелкими иголками страха.

— Это не то, что… — начал я, но осёкся. Я не смог договорить.

Текст застыл издёвкой. Фарсом.

Или приговором.

Мне стало тяжело дышать. В голове запрыгали обрывки воспоминаний, а потом они растворились в тишине вокруг.

Я начал забывать. Забывать что-то очень важное.

Стены стали тонкими, как сброшенный змеёй слой кожи.

Исчезли шторы. Вместо них возникло зелёное, бесконечное поле и маленький домик с трубой, из которой всегда идёт дым.

Потолок резко приблизился и растворился, открывая чистое небо. Без облаков. Такое невероятно яркое…

Последним исчез автоматон. Он медленно уткнулся лицом в стену, а потом как-то неловко сник и распластался в углу, развалившись на отдельные завядшие стебли.

Я вцепился в ручку и начал писать прямо поверх чудовищного пятна, бессмысленно, судорожно, лишь бы за что-то уцепиться. Хотел зафиксировать, сохранить остатки себя, но когда я опустил взгляд, на бумаге было написано:

«Я щастлив!

Сегоня моё день раждение.

Мне стала… сорок годиков. Мама так сказала.

Я ел тортик? Слаткий? Не помню…»

Буквы были написаны корявым детским почерком.

Рядом на скамейке сидела пожилая женщина. Она тихо гладила меня по голове и шептала:

— Сыночек… прости, что так долго меня не было рядом…

Я поднял на неё глаза.

— Мама? — удивлённо прошептал я, прищуриваясь от солнца. — А когда я вырасту… я стану властелином мира?

Домик позади нас начал медленно разваливаться.

— Всё, что захочешь… — ответила она, — всё, что захочешь…

Её губы поплыли, а лицо затерялось в чёрной тени…

Автор: Вадим Березин

Подписывайтесь на мой ТГ: https://t.me/vadimberezinwriter

А необъяснимое явление там было такое: всю неделю по ночам хлопали двери. Причём так громко, что мешали спать хозяевам этой роскошной жилплощади — графу, графине и маленькому графинчику Новогоровым.

Всё бы ничего, только была одна загвоздка: в подземелье не были предусмотрены комнаты, а значит, и двери для них. Всё здание держалось на огромных колоннах, между которыми известным архитектором Четырезини были построены сотни арочных сводов. Газовые лампы тускло светили, отбрасывая пляшущие тени на выгнутые своды.

После первой такой шумной ночи молодой граф Илья Новогоров отправил своего слугу Ваньку проверить, что так бесцеремонно посмело нарушить их крепкий сон.

Спустя десять минут тот вернулся с нервным тиком под глазом и дрожащими руками. Он страшным шёпотом поведал графу вот что:

— Там… дверь!

Фраза была загадочной, но абсолютно бессмысленной. Это привело Илью в бешенство. Он достал свежие розги, хорошенько выпорол Ваньку и только потом уже стал интересоваться подробностями:

— И что?

Слуга, старательно скрывая недовольство, продолжил:

— Там дверь! Висит прямо в воздухе!

Илья, конечно же, не поверил, сам отправился исследовать место происшествия и, действительно, обнаружил дверь, нагло попирающую все законы физики! А в Нижней Гринде на данный момент их было открыто, на удивление, мало — всего два: закон всемирного тяготения и первый закон термодинамики.

Граф чуть не свалился на пол от ужаса при виде такого непотребства, но, вспомнив наставления своего отца — «всегда держи себя в руках», — быстро вернул себя в свои руки. Он внимательно осмотрел дверь. Та покачивалась в полуметре от пола, будто её держали невидимые нити, и… хлопала. Выглядела она как обычная дверь, коих полно в замке, но, казалось, щель между досками едва заметно дышала.

Илья попытался схватиться за круглую ручку и открыть — безуспешно. Дверь продолжала жить собственной жизнью, не обращая на него никакого внимания.

Он тяжело вздохнул и поспешил наверх, чтобы вызвать специалистов. Специалистов на тот момент в Нижней Гринде было всего двое — профессор Григорий и его лаборантка Гала.

Профессор занимался физикой, а лаборантка тоже пыталась это делать, но основным заработком для неё были гадания на картах Нуро, потому что наука не приносила стабильного финансового благополучия, в отличие от гадания.

— Возможно, нам придётся придумать третий закон физики, который будет работать только с дверьми, — задумчиво пробормотал Григорий, садясь за стол. — Но тогда придётся изобретать по новому закону на каждую странность. Это чересчур много работы, а платят мне не так уж и много.

— А может, дело не в физике? — Гала с надеждой подняла на него глаза, губы чуть приоткрылись.

— Да не существует этой твоей магии! — рявкнул профессор. — Хватит меня убеждать в обратном!

— Мои карты никогда не ошибаются! Как ты это объяснишь?! — упрямо продолжила она, не отводя взгляда.

Григорий глубоко вздохнул, резко сжал карандаш и разломил его на две части. Отряхнув руки от раскрошившегося грифеля, он сложил пальцы домиком и посмотрел поверх них на Галу:

— Двери, как правило, не оказываются в воздухе без причины, правда?

— Обычные — нет… — начала она, затем резво добавила: — Кроме тех случаев, когда замешана…

— Если произнесёшь слово «магия» ещё раз, выгоню без лишних разговоров! — с трудом скрывая раздражение, предупредил он, — и в этот раз я серьёзно!

— Магия… — она улыбнулась так широко, будто уже одержала над ним сокрушительную победу. — И помни, что выгонять меня бессмысленно — кроме меня никто с тобой работать не будет!

Григорий подошёл к ней, хмыкнул, показывая кукиш, и пообещал:

— Когда-нибудь я обязательно найду тебе замену и уволю. Но сейчас — к делу. Если отбросить всю эту магическую чушь, то двери всё равно должны выполнять свою обычную функцию — пускать и выпускать, верно?

— Обычно так и есть! — расслабленно ответила она.

— Значит, главный вопрос звучит так: куда они ведут? — заметил он, многозначительно подняв указательный палец.

— Или откуда! — добавила она, понизив голос до страшного шёпота.

— Зачем, почему, откуда, куда… Помидоры, томаты — одна ерунда, — напомнил он старую детскую присказку гриндянцев, — пойдём, проведём научный эксперимент! Захвати с собой ломик побольше.

Гала украдкой бросила взгляд на Григория, и на её щеках вспыхнул румянец. Она обожала наблюдать за профессором, когда тот проявлял такую решимость. Смутившись, она быстро отвела глаза в сторону, взяла лом и, нежно прижав его к груди, первой пошла вниз.

Добравшись до одной из дверей, они замерли. Подземелье было наполнено густым вибрирующим гулом, словно здесь поселилась целая стая птиц. Газовый свет неровно дрожал, отбрасывая колеблющиеся тени. В пустоте между колоннами висели восемь дверей — «живых» созданий, будто закованных в невидимые цепи и жаждущих вырваться на свободу.

— Что, если они хотят есть? — прошептала Гала.

— Что есть? — голос профессора невольно дрогнул.

— А чем обычно кормят жителей подземелья?

Григорий сглотнул неприятный комок в горле и, пытаясь оставаться серьёзным, с надеждой предположил:

— Помидорами?

Несмотря на всю свою научную убеждённость, профессор почувствовал, как холодок страха ползёт по спине. Он видел то, что не укладывалось в рамки даже тех двух скромных законов физики, в которые он верил.

Гала отважно шагнула вперёд, выставив ломик вперёд, как копьё. Двери захлопали громче, словно протестуя. Она, подловив момент, ловко вставила ломик в проём и дёрнула его на себя. На мгновение наступила тишина. А потом ломик резко втянулся в щель и исчез, поглощённый дверью. Гала невольно вскрикнула, наполнив подземелье громким эхом.

Григорий отшатнулся и начал постепенно пятиться назад, пока спина не уткнулась в тёплую, гладкую поверхность. В этот момент он очень надеялся на то, что это была всего лишь очередная колонна. Но низкое утробное рычание быстро разубедило его.

— Девятая, — выдохнула Гала, увидев, что произошло.

Профессор также медленно начал идти вперёд, вспоминая по ходу движения все немногочисленные молитвы, что знал. Шаг за шагом он удалялся от того, что происходило сзади.

— Сейчас надо бы побежать… — тихо предложила она.

— Согласен, — также тихо ответил он.

— Хорошо. На счёт три? — спросила она.

Он медленно кивнул, но внезапно невидимые нити, удерживавшие двери, порвались одна за другой. Те сорвались с мест, бешено закружились, ныряя между колоннами, словно жуткие хищники.

Григорий и Гала бросились бежать со всей скоростью, на которую были способны их тела. Громко хлопая, вплотную за ними летели двери. Учёные выскочили из подземелья в длинный коридор, ведущий на поверхность. Их преследователи попытались нырнуть следом за ними, но застряли в узком проёме. Оттуда они злобно бахали и скрипели, но достать своих жертв уже не могли.

Профессор рухнул на колени у ближайшей стены, тяжело дыша. Лёгкие пытались схлопнуться. Гала оперлась руками о колени. Лицо бледное, глаза широко открыты.

Отдышавшись, она сказала:

— Может, это вовсе не двери, а что-то, что умело притворяется ими?

Григорий попытался возразить, но слова застревали в пересохшем горле:

— Магии… не существует! Мы учёные… а не чародеи!

Она только устало махнула на него рукой.

***

Немного придя в себя, они поднялись в обеденную залу. Там Новогоровы чинно ужинали. Графиня, бледная и благородная, тихо скрежетала ножом по тарелке, аккуратно отрезая небольшой кусочек стейка. Граф активно ковырял вилкой мясо, отделяя большие куски, которые смачно жевал, позволяя стекать соку по подбородку. Их сын уже дремал в комнате рядом с няней.

— Простите, что тревожим ваше сиятельство, — учтиво начал профессор. — Мы пришли с важными новостями.

— Надеюсь, хорошими? — прочавкал Илья.

— Э-э-э… — ответила Гала неуверенно, — прогресс есть…

Она замолчала, встретив строгий взгляд профессора.

— Так что у вас? — ворчливо произнёс граф.

— Дверей стало больше, но… — сказал Григорий.

— Вы придумали, как от них избавиться? — перебил его граф.

— Не совсем… Они сорвались со своих мест и носятся по подземелью, пытаясь сожрать всё, что видят, — быстро проговорил Григорий и напрягся, словно ожидая, что в него полетят все столовые приборы на столе.

Граф покраснел от злости. Потом, поднявшись от стола, подошёл поближе и заорал со всей мощи своей грудной клетки прямо им в лицо:

— Ванька!

Графиня выронила вилку и зажмурилась. В комнату невозмутимо зашёл слуга:

— Что изволите, господин?

Илья выпустил пар, отхлестав слугу розгами по спине.

— Что дальше? — спросил он профессора, уже спокойнее.

— У всякого события есть причина, — начал профессор, стараясь сохранить выдержку, — как мы знаем из первого закона термодинамики: «энергия не исчезает из системы и не появляется в ней, а только переходит из одной формы в другую». Поэтому нужно понять, что стало источником возникновения дверей, перекрыть его, и тогда проблема должна решиться. Теоретически…

— Теоретически? — пробормотал граф и заорал, что есть мочи: — Ванька!

— Опять? — безнадёжно спросил слуга.

Он взял розги, подержал, как будто вспоминая, зачем вообще они ему нужны… и отложил.

— Хотя нет… Вроде отпустило, — ответил Илья и отослал его прочь, потом продолжил уже, обращаясь к профессору, — решите проблему, а то оба займёте его место!

Уходя, слуга скрестил на руках пальцы. Профессор нервно сглотнул, а Гала прикусила губу.

Долго бился над этой проблемой Григорий, используя все известные ему научные методы. Исписал не только доску в лаборатории, но и все стены. Ходил несколько раз вместе с Галой вниз. Кидал в двери топоры и ножи — ни разу не попал. Пытался кормить курицей, но птица убегала. Плескал горючей жидкостью, пытаясь поджечь их, но всё было безрезультатно.

Гала тоже предлагала варианты, вроде принесения в жертву девственниц, но после долгих споров от этой мысли решили отказаться.

***

Прошёл месяц. Граф позвал их в кабинет. Под глазами у него были огромные тёмные круги, а взгляд — усталый и безжизненный.

— Ну что? — обессилено спросил он.

— Работаем, — профессор робко посмотрел в сторону Галы. Та задумчиво грызла ноготь большого пальца.

— Ванька, — позвал Илья, но уже без былого задора.

Слуга вошёл, широко зевая.

— Повернись к двери, — приказал граф.

— Чаво? — переспросил его слуга.

— Повернись, говорю.

— А, ну ладно, — и, кажется, едва соизволил выполнить приказ.

Граф достал розги, посмотрел на них минуты две, потом что-то пробормотал себе под нос и прогнал слугу прочь.

— Может, вам стоит уехать? — осторожно спросила Гала.

— Уехать? — вдруг вспыхнул он, как бывает вспыхивает спичка перед тем, как погаснуть навсегда, — это мой родовой замок! Моё наследие! Мой отец, дед и прадед сражались за него! Не позволю каким-то дверям, будь они хоть живые, выставить меня из дома! Нет! Я останусь здесь! И моя жена с сыном тоже!

Графиня молча смотрела на мужа, тоска в глазах проглядывала сквозь усталость. Она отхлебнула большой глоток из бокала с вином.

Учёные спешно ретировались из кабинета, чтобы больше не злить хозяина. Они спустились вниз до подземелья, и то, что увидели там с безопасного расстояния, сильно удивило их: беспорядочное движение дверных чудовищ замедлилось. Они плавно плыли сквозь пространство, даже не пытаясь напасть.

— Что это с ними? — спросила лаборантка.

— Я не знаю, — вздохнул профессор и с трудом продолжил, — я уже ничего не понимаю.

— А ты заметил, что они очень похожи на те двери, что наверху? — вдруг спросила она.

— И что с того? Почему они должны быть другими?

Она неуверенно пожала плечами.

— Иногда ты говоришь такие глупости, Гала… — вздохнул профессор, но сил ссориться у него уже не осталось. Как и все в замке, учёные тоже не могли нормально выспаться.

— Может, всё же попробуем разложить карты? Я давно практикую Нуро, — настойчиво предложила Гала, — может, они смогут помочь нам понять то, что наука упускает. Что мы теряем?

Лаборантка приблизилась и мягко коснулась плеча профессора. Он положил ладонь на её руку, но вместо того, чтобы нежно сжать, резко оттолкнул и сердито ответил:

— Делай, что хочешь! Я в этом участвовать не буду…

Они вернулись в лабораторию, и она достала огромную колоду карт. Профессор демонстративно уселся в другом конце помещения.

— Всего пятьсот карт, — тихо пояснила она, робко улыбнувшись. — На все возможные случаи жизни. Как только я их открою — они сгорят. Такова цена. И я не могу гадать себе, только другому. Поэтому вопросы должен задавать ты.

Он заткнул уши пальцами и прокричал:

— Что? Я тебя не слышу!

— Ты ведёшь себя как избалованный… — сказала она и, задыхаясь от возмущения, громко добавила, —  индюк!

— Это ты с твоими магическими штучками ведёшь себя как… как ты! — ответил он, вынув пальцы из ушей. — Мы же должны следовать научным принципам!

В бессильной злости она схватила карандаш и сломала его, а потом, успокоившись, продолжила свою атаку:

— Ты же любишь эксперименты?

— И?

— Считай, что мы сейчас проводим научный эксперимент. Я попытаюсь доказать тебе, что карты действительно работают, а ты, соответственно, наоборот — что гадание — полная чушь!

Григорий задумался на минуту, потом внимательно посмотрел на неё и ответил:

— Ладно! Уговорила! Что нужно делать?

— Задавай вопросы про то, что хочешь узнать.

Профессор повиновался, но приправил всё килограммами саркастического скепсиса:

— И откуда же взялись эти волшебные двери?

Она достала первую карту с изображением крепости и озвучила:

— Из замка. Следующий вопрос?

Григорий хмыкнул, чувствуя приближение своей победы, но продолжил:

— Почему же они возникли?

На следующей карте, которую она достала, был изображён шут, которого били розгами. Увидев это, Гала сразу же достала ещё одну карту: «Маг, который топтался на собственной шляпе», и, наконец, последнюю: «Колесо Фортуны».

— Я всё поняла! — радостно воскликнула она.

Карты вдруг вспыхнули и мгновенно сгорели, оставив только небольшие горстки пепла. Профессор растерянно повертел головой, потом спросил:

— Что ты поняла?

— Ты всё спрашивал, откуда берётся энергия для дверей. Теперь всё встало на свои места!

— Хватит говорить загадками! — возмутился профессор.

— Всё очень просто, — начала она. — Слышал, как граф постоянно просит своего слугу повернуться к двери, чтобы выпороть?

Он нехотя кивнул, а она продолжила:

— Слуга Ванька не просто слуга, а незаконнорождённый сын мага, не подозревающий о своих силах. Когда его бьют, он смотрит на дверь и злится. А запертая в его теле магия создаёт копию двери в подвале — той самой, что прямо перед его глазами! Она начинает хлопать и мешать графу спать, тем самым осуществляя расплату за насилие.

— И это всё рассказали тебе карты? — рассмеялся профессор, а потом вдруг замолк, задумался и через секунду быстро заговорил, уже не обращаясь к кому-то конкретно:

— Двери похожи на двери, а если энергия не физическая, то никакая это не магия. Так-то в этом есть логика. Странная, извращённая, но логика…

— Что? — не поняла Гала.

— Я всё понял! Ты права!

Она так широко улыбнулась, что Григорий смог разглядеть её коренные зубы. От такого довольства Галы ему стало не по себе, и он поспешил вернуть лаборантку на землю:

— Не насчёт магии и гадания! Это просто совпадение.

Её улыбка погасла, и она стала смотреть на него с упрёком.

— Ладно! — вздохнул он, — не совсем совпадение, но делать выводы пока рано!

Она снова улыбнулась, и уже не старалась скрыть свой влюблённый взгляд, пока Григорий объяснял свою идею.  

— Есть теория, что все живые организмы — это сгустки энергии, — заговорил профессор, наслаждаясь звуком собственного голоса. — И что, если сгусток энергии по имени Иван имеет некую брешь, вероятно наследственную, и часть его энергии во время порки вылетает и оседает внизу — в подвале. Она принимает форму последнего, что видел слуга, то есть форму двери. Эта энергия негативно заряженная, так? В этом случае получаются… «злые двери». Когда граф перестал так часто бить Ваньку, сила негативной энергии ослабла, и двери «подобрели»! Но связь между слугой и тем, что происходит в подвале, осталась! Понимаешь, что я имею в виду?

Гала радостно кивнула и победно заключила:

— Ты имеешь в виду, что магия существует!

Профессор хлопнул себя по лбу и попытался возразить:

— Нет, я имею в виду, что в этом замке пора отменить телесные наказания! Тогда и двери без подпитки Ванькиной энергией через какое-то время исчезнут…

— А как же загадка происхождения Ваньки? — не унималась она, — откуда у него такая сила?

— Это не сила, а энергия! И это не самое важное! Настоящая загадка — почему твоя колода карт оказалась настолько подробной? Но и на этот вопрос я когда-нибудь найду ответ, — сказал он, радуясь тому, что нашёл решение почти всех проблем. Ну и немного тому, что избежал участи занять место Ваньки.

Лаборантка хитро улыбнулась, но не стала рассказывать, как этой ночью, тайком, спрятавшись в тёмной кладовой, дорисовывала четыре новые карты.

Вместо слов она молча встала, подошла к нему и неожиданно обняла — крепко, по-настоящему. Как будто впервые за всё время отважилась на слабость.

— Спасибо, — прошептала она, уткнувшись лицом ему в плечо.

Григорий застыл. Потом неловко поднял руку и неуверенно положил на её спину, будто впервые контактировал с чем-то живым.

— За что?

— За то, что поверил! — ответила она с лёгкой, почти детской улыбкой, прикрыв глаза.

— Но я… — начал он было.

Она приложила палец к губам и мягко, без упрёка, прошептала:

— Тс-с… Не говори. А то испортишь магию.

— Опять вы со своими глупостями! — буркнул он, покраснев, и без резкости, но решительно отстранился.

Гала вздохнула и обиженно отступила на шаг.

— Когда-нибудь я сама уволюсь! — сказала она, и самой не поверилось, что произнесла это вслух.

На самом деле она уже вчера догадалась, откуда появляются эти двери. Но решила, что лучше сыграть спектакль. Показать ему. А вдруг…

Она ведь верила.

Верила в магию — по-настоящему. Стоит всего раз увидеть рассвет, услышать, как на заре щебечут птицы, случайно подслушать признание в любви — и как тут не поверить?

И если Григорий хотя бы чуть-чуть откроется магии, то, может быть, и он начнёт верить в любовь? Хоть капельку…

Автор: Вадим Березин

ТГ: https://t.me/vadimberezinwriter

Мария недоумённо посмотрела на него, хлопая длинными нарощенными ресницами. Во взгляде — равнодушие.

— Всё ясно! — вздохнул он.

— Зачем тебе там вай-фай? — встряла тёща, не отрывая взгляда от планшета. Она уже похоронила нескольких мужей и теперь искала в приложении для знакомств нового, помоложе.

— Клавдия Петровна, времена изменились. Даже «Посмертные ведомости» теперь выходят только в электронном виде.

— Как будто тебе там будет так уж важно следить за последними новостями, — проворчала она, механически лайкая тридцатилетнего массажиста.

Марк посмотрел на неё исподлобья.

— Я хочу видеть, как растёт моя дочь!

Он и сам не ожидал от себя этой фразы. Но она возникла первой — и оказалась самой важной.

— Всё, что ты хочешь — помешать Машеньке наконец-то обрести счастье после твоего ухода! — резко сказала Клавдия Петровна, взглянув на него с полупрезрением, полужалостью.

Марк готов был взорваться от наглости и хамства этой надменной старухи. Он почти закричал на неё:

— Это я-то? Это вы всё время…

— А мне с ним было уютно, — вдруг прервала его Мария, обращаясь скорее не к матери, а к себе. Она почему-то сменила позу и поправила тёплую кофту.

Вся его злость тут же выветрилась. Поджав губы, он проглотил обиду и с благодарностью посмотрел на жену. Тёща только фыркнула и театрально закатила глаза. Почему Клавдия Петровна его так ненавидела, он до сих пор не мог понять.

Марк вынул из внутреннего кармана список инструкций, задумался и дописал последнюю строчку:

«Подать форму ГК-43 в МинУправСудьбы — уточнить стабильность вай-фая».

***

Министерство Управления Судьбы напоминает: в соответствии с порядком установления окончательного экзистенциального статуса, осуществление возврата из посмертного состояния не подлежит согласованию.

***

На следующий день Марк стоял в мрачном зале похоронного бюро «Иванов, сыновья, внуки и правнуки». Высокие окна были плотно завешаны чёрными бархатными шторами, отчего воздух казался густым и неподвижным. В центре зала возвышался огромный гроб: деревянный куб с гранью около двух с половиной метров. Марк провёл ладонью по лакированной поверхности. Она была тёплой. Почти живой.

Когда-то, много лет назад, будучи подростком, он случайно забрёл в заброшенную Императорскую библиотеку. Там, среди стеллажей из красного дерева, освещённых закатными бликами, он почувствовал себя дома.

По узкой лестнице с отполированными временем перилами Марк поднялся на верхний ярус, где мечталось почему-то особенно легко. Каждая деталь была как произведение искусства: декоративные орнаменты, закруглённые углы, фигурки античных муз, вырезанные с любовью неизвестным мастером. Там он мог сидеть часами — не читая, не думая, просто наслаждаясь.

Свой гроб он оформил в том же духе.

Внутри он представлял собой нечто среднее между кабинетом и миниатюрной библиотекой. В центре стояло мягкое ложе, обитое шёлком цвета слоновой кости. В стенах скрывались шкафчики — с ноутбуком, запасом одежды и несколькими важными предметами: потрёпанным экземпляром «Робинзона Крузо», семейной фотографией в деревянной рамке и перстнем с пластиковым бриллиантом, который он в детстве украл из магазина игрушек. Этот перстень остался напоминанием о первом и, пожалуй, единственном осознанном вызове судьбе.

— Вам всё нравится? — раздался тихий голос.

Перед ним стоял распорядитель похорон — пожилой мужчина в идеально выглаженном чёрном фраке и цилиндре. Лицо — маска учтивости.

— Я читал, что раньше можно было самому выбрать дату смерти. Вы не знаете, правда это или сказки? — спросил Марк задумчиво.

— Дикие времена, — с лёгкой улыбкой отозвался распорядитель.

Марк согласно кивнул, потом, смущаясь, добавил:

— А вы не могли бы… например, добавить запасной выход из гроба?

— Выход? — переспросил он.

— Ну мало ли что… Всего лишь маленькую дверку… на всякий случай… и лопату.

— Все чего-то хотят, — пожал он плечами. — Кто дверку, кто лопату, кто другой конверт… Но в итоге всё равно оказываются здесь.

— Значит, нет?

Распорядитель отрицательно покачал головой.

— Жаль…

Марк хотел ещё что-нибудь добавить, но сотрудник похоронного бюро уже выскользнул за бархатную штору, будто растворился во мраке.

Как только его похоронят, все «живые» потребности — еда, питьё, помывка, даже поход в туалет — для него останутся в прошлом. Маленькие наноботы внутри тела будут поддерживать его существование, но внутренние процессы организма впадут в спячку. Останется только мышечная активность… и мышление.

Марк тяжело вздохнул, достал из внутреннего кармана конверт, раскрыл его и прочитал отпечатанный курсивом текст. За все прошедшие годы он не изменился ни на строчку:

«Смерть: 12 июля 2235 года.

Жизнь: будет единственным наследником богатого семейства. Женится один раз. Родится дочь».

Такой конверт выдаётся каждому жителю планеты при рождении — с обещанием абсолютной предсказуемости. Никаких сюрпризов. Никаких вторых шансов.

Всё учтено. Даже смерть.

На мгновение Марку захотелось порвать документ. Просто рассыпать смятыми клочками по полу, но здравый смысл остановил трусливый порыв. Он аккуратно убрал послание обратно во внутренний карман.

***

Министерство Управления Судьбы обращает внимание, что в соответствии с концепцией прогрессивного развития человеческой цивилизации феномен смерти рассматривается как необходимый элемент эволюционных процессов. Вместе с тем, исходя из соображений гуманистического характера, государственными структурами декретом от 1 августа 2100 года было принято решение о временной приостановке её физически ощутимых проявлений.

***

Оставались считанные минуты до погребения.

Марк смирно лежал в гробу, прикрыв глаза. Снаружи, вдоль одной из стен, был установлен дощатый подиум, нависающий над его ещё живым телом. Там на табуретах сидели родственники, внимательно наблюдая за ритуалом. Дочь Соня в первом ряду уткнулась в телефон. Жаль, что он уже не увидит, как она станет взрослой. Только разве что на снимках в интернете.

До этого два раза подходили техники, спрашивали, удобно ли он улёгся.

Один раз — психолог, деликатно предложил:

— Хотите успокаивающую музыку? Говорят, помогает.

— Спасибо, не надо, — ответил Марк.

И вот батюшка начал читать молитву за упокой.

Клавдия Петровна, как и полагалось, плакала, прижавшись к плечу молодого человека, которому едва исполнилось тридцать.

Мария растерянно комкала в руках носовой платок.

Из Африки прилетел двоюродный брат Леонид. Марк видел его всего один раз в жизни. Леонид был высоким, лохматым и очень накачанным.

Ходили слухи, что однажды ему пришлось вступить в схватку со львом, и он вышел из неё победителем — потому что так было записано в его конверте.

Когда священник замолчал, Леонид, как единственный оставшийся мужчина в семье, поднялся и начал прощальную речь:

— Ну, мы ожидали, что сегодня он умрёт. Так, в общем-то, и случилось! — бодро проговорил он. — В целом, ничего плохого сказать о покойнике не могу. Нормальный был мужик. Жену выбрал нормальную. Всё у него сложилось нормально. Пусть земля ему будет тёплой постелью на веки вечные.

— Спасибо, Лёня, — с лёгкой иронией откликнулся Марк из гроба.

— Да не за что! Некоторые битвы не победить. Приятного послесмертия! — дружелюбно добавил брат и сел.

— На кого ж ты нас оставил! — как и полагалось, запричитала тёща. — Жену, дочку! Пропадут они без тебя, ой, пропадут!

— Прощай, дорогой. Когда нового мужа найду, обязательно пришлю тебе фото! — сказала Мария и шмыгнула носом.

— Пока, пап. Не забывай смотреть мои посты в телеге! — не отрываясь от экрана, бросила дочь, а после вдруг глубоко вздохнула.

— Ты прости меня, — сказала Клавдия Петровна, наклоняясь ближе. — Я ведь не со зла… Просто не хотела, чтобы у Машеньки жизнь сложилась, как у меня. Чтобы она вдовой стала так быстро.

— Я понимаю, — шёпотом ответил ей Марк, а всех остальных громко поблагодарил: — Всем спасибо за чудесную жизнь! — и помахал рукой на прощание.

Перед тем как заколотить крышку, плотник с натруженными, мозолистыми руками осторожно спросил:

— Готовы? Процедура займёт две минуты.

Марк хотел остановить его, но ответ застрял в горле. «А можно не сейчас? Можно отложить? — хотел он сказать. — Ненадолго. Всего часа на два. Просто последний раз подышать».

— Готов, — произнёс он вместо этого.

Крышку заколотили. Стало темно.

Снаружи подъехал погрузочный кран. Трос крюком подцепил гроб и начал аккуратно опускать его в вырытую яму.

Несколько раз Марка тряхнуло — как в старом поезде, уходящем в неизвестные края. А потом его новое жилище опустили.

Начали засыпать землёй. Звуки становились всё тише и тише.

БУМ

Бум

бум

***

Министерство Управления Судьбы уведомляет: с 16 июля вступают в силу изменения в нормативно-правовых актах, регламентирующих процессы коррекции судьбы, принятые в целях обеспечения организационно-правовых условий для создания и эффективного функционирования нового структурного подразделения — Комитета Настроения.

***

Загорелся ровный, приглушённый свет. Марк никак не мог найти удобную позу, только беспокойно ворочался. Странные мысли одолевали его.

Ведь кем он, по сути, был при жизни? Богатеньким бездельником, который тратил отцовское состояние. Сам ничего по-настоящему не создал — разве что библиотечный интерьер своего гроба. И вот теперь остался с этой роскошью — один.

Он снова попытался удобно улечься и уснуть, но посмертие работало иначе: засыпать, как прежде, уже не получалось. Наверное, раньше себя так чувствовали призраки — до того, как смерть ещё не контролировалась и люди умирали по-настоящему. Они ходили и маялись от безделья.

«Маяться, — подумал он неожиданно, — какое точное слово для описания того, что я чувствую сейчас».

Марк резко перевернулся на другой бок и раскинул руки. Всё казалось тесным и тяжёлым.

— Надо было сделать его больше, — буркнул он себе под нос.

Зачем он решил оставить что-то семье? Зачем стал таким покладистым в последние дни?

— Кстати, как они там? — вслух сказал он, поднялся и включил ноутбук.

Зашёл на страницу дочери. Первым в ленте всплыло фото: Соня и подруги в чёрном, улыбаются, гримасничают. Поверх — сияющая надпись:

«Пати в честь похорон бати!»

Внутри что-то оборвалось. Ему стало нехорошо.

Он не стал читать комментарии, хотел закрыть ноутбук, но вдруг раздался тихий «дзынь». Пришло новое сообщение.

Марк не был уверен, хочет ли он знать, что в нём. А вдруг всё-таки что-то важное? Нажал на всплывающее уведомление — и стало проигрываться голосовое от дочери:

— Привет, пап. Знаю, ты наблюдаешь за мной оттуда… Я, правда… ну, не знаю, как сказать. Скучаю, наверное. Но мы, подростки, ну, типа, не такие, — она грустно засмеялась, — мы же… не должны грустить. Никто не должен. Наверное, скоро и это запретят! Поэтому… прости. Я люблю тебя. И мама. Даже бабушка, хоть и притворяется, что нет. Прости…

К сожалению, после смерти заплакать не получится. Марк хотел ответить ей, но сверху раздался предупреждающий звуковой сигнал и голографическая надпись на всю стену:

«Связь с внешним миром запрещена!»

Свет замигал красным. Гроб будто бы сжал своего жильца ещё больше. Марку показалось, что он стал задыхаться… Грудная клетка быстро вздымалась, делая короткие вдохи. И вдруг он вспомнил, что дышать теперь необязательно — и перестал это делать. Наступила тишина.

Сверху раздался подозрительный шорох, как будто кто-то ходит по могиле. Сначала шуршание было едва заметным, но с каждой минутой усиливалось. Марк подумал, что его начали мучить галлюцинации. О такой вероятности ему рассказывал психолог.

Через час сверху вполне реально постучали.

— Да? — неуверенно отозвался он.

Крышку с грохотом отодрали. Его ослепил дневной свет, разорвав спокойный полумрак посмертия. У Марка скривилось лицо. Кто-то с такой лёгкостью ломал его тщательно обустроенное место вечного покоя.

Над ним стоял молодой человек в чёрном строгом костюме и плотно затянутом галстуке.

— Марк Огаров? — официальным тоном уточнил он.

— Ну… да.

— Представитель Министерства Управления Судеб округа Север-Б8, — представился он и, не дожидаясь реакции, добавил: — Произошла чудовищная ошибка. В детстве вам вручили не то послание. Вот правильное.

— Ошибка? — с надеждой переспросил Марк. Впервые он почувствовал, что всё встаёт на свои места.

Человек в костюме протянул новый, плотный, аккуратно запечатанный конверт. Марк поднялся и бережно принял его обеими руками. Аккуратно разорвал. Губы шевелились, глаза бегали по строкам.

— Вслух, пожалуйста! — с нажимом потребовал чиновник.

Марк глотнул воздух и прочитал дрогнувшим голосом:

— Смерть: 11 июля 2235 года.

Жизнь: будет наркоманом и преступником. Похоронят за счёт государства…

Он оторвал взгляд от конверта и непонимающе уставился на чиновника.

— Что это вообще значит?

Представитель невозмутимо ответил:

— Государство вам предоставит гроб пластиковый, стандартный, пятьдесят сантиметров кубических. Бесплатно.

— А дальше что? — спросил Марк.

— Отвезём на перепохороны. В соответствии с вашей настоящей судьбой.

Марк вздрогнул. Сначала не поверил, но потом в воображении сама собой возникла жуткая сцена: его заталкивают скрученного, в позе эмбриона, в прозрачную пластмассу. И всю оставшуюся вечность он пялится на собственную промежность.

Чиновник тем временем протянул ему письменный бланк и синюю ручку.

— Распишитесь, пожалуйста, что у вас нет претензий в связи с этим… недоразумением. Это стандартная форма, — успокоил он.

Марк автоматически взял ручку, машинально глянул на лист… и вдруг замер. Внутри начало зреть возмущение.

— А если… претензии есть?

— Тогда вы можете их изложить в письменной форме. Представитель муниципального округа рассмотрит и вынесет решение в кратчайшие сроки.

Он на мгновение помедлил, потом добавил чуть тише:

— Хотя по опыту скажу, решения всегда выносятся в пользу государства.

Марк бросил взгляд на письмо. Потом — на шариковую ручку. Вспомнил Соню, Машу, даже тёщу. Затем, неожиданно даже для себя, ощутил то тёплое, дерзкое ощущение, которое испытал в детстве, стоя у витрины, перед тем как забрать пластиковый перстень. Тогда он крал не саму вещь — он крал право на поступок, нарушающий заранее подготовленный план. Ему стало страшно, но прямо перед глазами, словно знак свыше, лежала та самая игрушка…

И Марк решился. Он резко провёл линию, перечеркнув дату смерти.

— Простите, вы что делаете? — с недоумением спросил чиновник.

— Ничего, — резко, почти сердито, ответил Марк.

Потом сразу же зачеркнул и второй пункт.

— Стойте! — чиновник попытался отобрать у него ручку. Человек в гробу отпрянул и оставил его ни с чем.

На пустом месте Марк вывел аккуратно, твёрдым почерком:

"Жизнь: хранитель Императорской библиотеки. Бессрочно".

Взглянул наверх и впервые за долгое время улыбнулся.

— Так нельзя! — истерично воскликнул человек в костюме.

— А вы в этом абсолютно уверены? — хитро поинтересовался Марк.

Раздался предупреждающий сигнал. Он медленно опустил взгляд. На стене замигала надпись:

"Переход в режим коррекции. Сброс судьбы активирован".

Ноги чиновника подкосились, и он уселся на траву:

— Если об этом узнают…

Автор: Вадим Березин

Корректор и редактор: Алексей Нагацкий

Подписывайтесь на мой ТГ: https://t.me/vadimberezinwriter

Наконец толстяк уловил тонкий, почти незаметный аромат костра. Он прикинул, что идти придётся часа три — не больше. Гриж тяжело вздохнул. Он ненавидел ходить пешком, а его лошадь, Хомка, сдохла сегодня утром. Она встала на дыбы перед тремя бандитами и передними копытами уложила двоих. Но третий успел выстрелить — прямо ей в грудь.

Очень жаль.

Хорошая была лошадь. Умная.

Но сейчас его волновало то, что надо успеть к костру до темноты — в ночном лесу полно диких тварей.

Полчаса назад он пытался развести огонь сам, но все спички отсырели. Оставался только один путь — найти людей. Он не знал, на кого наткнётся — на честных или злодеев, но риск был оправдан.

Гриж снял с прутика нос, немного покрутил им, пока тот не встал точно на место, щёлкнул — и отправился в сторону запаха.

Уже совсем стемнело, когда между соснами замелькали всполохи огня. Рядом с костром сидели двое. Гриж аккуратно снял своё правое ухо, размахнулся и метнул его поближе к ним. Оно упало с лёгким хлопком в траву, в каких-то трёх с половиной метрах от путников.

Один из силуэтов обернулся на звук, но, не заметив ничего опасного, вернулся к прерванному разговору.

— Северный ветер крепчает. Пора улетать, — услышал Гриж нервный голос Пугливого сквозь ухо.

— Мы улетим, как всегда, с первым снегом, — спокойно, чуть раздражённо ответил Спокойный.

— Всё ведь не так, как раньше, — настаивал Пугливый. — В этом году стая не справится.

— Не справятся только слабые, — отрезал второй.

Пугливый нервно почесал затылок:

— Так ты всё-таки хочешь тянуть до последнего? Из-за цветка? Ты всё ещё веришь в него?

— Он существует! — горячо заявил Спокойный. — Нам предначертано его найти!

Пугливый встал. В дрожащих бликах костра Гриж разглядел их — чёрные перья, огромный изогнутый клюв и очерченные края сложенных крыльев на спине.

Птицоиды. Только этого не хватало.

Эти твари терпеть не могли разборных людей. В лучшем случае — брезгливо улетали, громко хлопая крыльями. В худшем — могли заклевать насмерть.

Гриж тихо подполз ближе и спрятался за деревом. Ветер дул в его сторону, пряча его запах от чудовищ.

Если повезёт, они не заметят его.

Если повезёт…

Он не заметил, когда это случилось — его разум погрузился в сон.

Ему снилось, как он ушёл из своей деревни. Его никто не выгонял — он сам убежал, испугавшись своих чувств.

Вот уже третий год он исподтишка смотрел на Делию. Когда она вдруг отвечала на его взгляд, он в панике отворачивал голову в сторону.

Боже, как она красива!

Томный взгляд, тёмные короткие кудри, загорелая кожа…  От неё веяло теплом и добротой. Случайно оказавшись рядом с ней, он всегда испытывал лёгкий трепет. Язык заплетался, оставляя в голове лишь обрывки некрасивых слов.

Он проснулся от птичьего хохота — злого и совсем рядом. Глаза открылись — и сразу стало ясно: что-то не так. Один смотрел сверху вниз, другой — снизу вверх. Он попытался пошевелиться — бесполезно. Верхним глазом он увидел двух птицоидов. Они стояли у костра и, смеясь, разбрасывали его фаланги по поляне. Пока он спал, эти два негодяя полностью разобрали его тело и раскидали его части: сердце валялось рядом с костром, мозг — в кустах голубики, череп красовался на палке, воткнутой в землю посреди кострища, а язык приколот чем-то ржавым к коре дерева. Гриж охнул — или попытался. Пугливый, отбросив одну из его костей, воскликнул с жаром:

— Ваши предки гонялись за нами! Травили! Убивали! Ели, чёрт бы вас побрал! Теперь наступила наша очередь. И нам нравится вам мстить!

— Скажи спасибо, что не встретил свиноидов или быкоидов! — добавил Спокойный. — Те бы от тебя и мокрого места не оставили.

— Я же не смогу собраться до ночи! Меня растащат звери! Пожалуйста… — голос Грижа дрожал.

— Прости, — театрально вздохнул Пугливый, — но мы решили, что всё-таки улетим на Юг сегодня. Времени собирать тебя у нас уже нет. Аривидерчи!

Птицоиды, издевательски поклонившись, взлетели в небо, блистая чёрными, словно лакированными, крыльями.

Толстяк остался один.

Он начал соединяться, проклиная собственную глупость. Пальцы поползли к руке, извиваясь, как червяки по влажной листве. Это требовало крайней концентрации: каждый миллиметр давался с трудом. На лбу, который валялся на берегу ручья, выступил пот. Спустя час ему всё-таки удалось собрать правую руку. Стало немного легче. Теперь она могла самостоятельно передвигаться по лесу, волоча за собой локоть. Мозг, в кустах голубики, почувствовал резкий всплеск бодрости.

К тому моменту, как Гриж почти собрал торс и ноги, из можжевеловых кустов вдруг выскочила собака. Увидев бегающую руку, та восприняла это как игру и рванула с азартом за ней. Рука забегала по лесу как безумная. Язык попытался выкрикнуть:

— К-к-кыш!

Безуспешно. Скоро животному надоело играть — оно схватило руку зубами и понесло её в чащу.

Левая рука, всё это время прятавшаяся под камнем у ручья, вылезла и продолжила дело первой. Она скакала по траве, поскальзывалась, снова поднималась. Несмотря на всё, она упрямо продолжала собирать тело. К вечеру Гриж почти восстановил себя. Так и не нашлась печень — возможно, птицоиды забрали её и выбросили где-то в полёте. От правой руки тоже не было ни слуху ни духу. На селезёнке кто-то явно потоптался. Шансов на выживание в таком состоянии было немного. Но Гриж не сдавался. Он пошёл дальше — искать недостающие части.

В лесу совсем стемнело. Вдалеке завыли волки. Мурашки, выбежавшие было на кожу, испугавшись, поспешно юркнули обратно. В небе появилась полная луна, осветившая заросшую травой просеку, где сплошным ковром рос папоротник. Старые следы древних шин исчезали в высокой траве — судя по всему, когда-то здесь часто ездили машины. И тут, на обочине, он заметил золотой отблеск. Он вспыхнул — и тут же погас.

«Неужели…» — пронеслось в его голове.

Гриж рванул вперёд, стараясь запомнить, где мелькнул свет. Упал животом в траву, начал судорожно рвать листья папоротника одной рукой. В глубине снова промелькнул золотой отблеск. Он затаил дыхание, оттолкнулся ногами от земли и нырнул в заросли с головой. Прямо перед глазами в темноте сиял цветок папоротника. Он напоминал глаз — гладкий, без зрачка. По поверхности неторопливо переливались цвета радуги. Гриж, затаив дыхание, аккуратно дотронулся до него и сорвал. Вот он. Несомненно, о нём и мечтали птицоиды. Они долгие годы искали этот цветок, а нашёл его их заклятый враг — человек. Забавно. Карма — странная штука. Он знал, что делать. Об этом много раз рассказывали в легендах. Гриж вынул свой глаз и вставил на его место чудесное растение.

И увидел:

Ветер становился всё сильнее. Он нёс с собой такой пронизывающий холод, какого человечество не знало. Люди замерзали насмерть, птицоиды падали с неба, разбиваясь о землю. Ветер разрушал всё живое. Он был пустотой, пришедшей за миром.

Он поднялся и сел тут же, в зарослях папоротника. Собственное дыхание казалось слишком громким, раздражающим. И тут он заметил — рядом лежала печень. Его печень.

Гриж засмеялся — истерично, блаженно. Если бы они только знали...

Хотя... теперь уже всё равно.

Он знал, что его ждёт, и это пугало.

У него никогда не было семьи, друзей, родители давно умерли, но что-то заставляло цепляться за эту никчёмную жизнь. Он давно пытался понять, что это такое, но никак не мог.

— Я хочу жить, потому что... — прошептал он неуверенно, будто пробуя вкус слов.

— Потому что хочу... испытать любовь. Пока не слишком поздно.

Он засунул печень на место — и побежал. Бежал к деревне, к людям, к теплу и к жизни.

Теперь его было невозможно остановить.

Автор: Вадим Березин

ТГ: https://t.me/vadimberezinwriter