Переводчик Петербуруского. Как одна улица приставала к прохожанам
Утром дождь задержался где-то у залива и не переставил буквы. Афиши стояли честно: «распродажа», «концерт», «позвонить маме». Трамвай «Гостевая» звякнул «пожалуйста» - и вдруг мы заметили, что одна из улиц ведёт себя… настойчиво.
Она слегка подпрыгивала плиткой под каблуком, чтобы человек споткнулся, остановился и посмотрел по сторонам. Она шуршала афишей прямо у уха: «А вы точно туда?». Она подсовывала узкую сухую нитку тротуара тем, кто по привычке шёл сквозь лужу. Она даже ловила взгляд витринами и, кажется, спрашивала: «А теперь?»
- Пристаёт, - констатировала Собака с железным тире на ошейнике, поднимая голову из-под лавки. - Не хамит, а просит внимания. Неумело. Пойдём поможем, пока никто не обиделся.
Из арки, где эхо живёт по прописке, выкатилась тележка «Обмены, причины и прочее». За ней - человек с лицом, в котором уютно отражались чужие окна. Рядом - стеклянная тарелочка, мел, коробочка с наклейками «можно?» и стопка белых билетов «до дома».
- Дело знакомое, - сказал Бюро, нащупывая голос улицы в камнях. - Улица хочет быть нужной и лезет в разговор без приглашения. Предлагаю обмен. Улица сдаёт щепотку «заметь меня любой ценой». Прохожане сдают по крупице «я всегда тороплюсь». Взамен раздаём способы спрашивать мягко.
Мы положили своё «тороплюсь» в банку - оно звякнуло пустотой. Улица вздрогнула всей плиткой и ссыпала невидимую пыль: «любой ценой». Дождя ещё не было, но Ветер аккуратно подчеркнул небо мягким «можно».
Мы приложили стеклянную тарелочку к краю тротуара - улица вздохнула: у неё появился вход для любопытных. Теперь можно было звать не людей, а их шаги - осторожно, без рывка.
У бронзовой дамы, которая смотрит поверх голов - туда, где у людей лежат причины, - улица замерла и, кажется, немного покраснела глиной.
- Мне кажется, что без меня проходят, - призналась она шорохом песка под плиткой. - А я ведь веду к тихому двору, к окну, где сушится пауза. Как сказать об этом, чтобы не дёргать за рукав?
Дама переложила сумочку из одной руки в другую - знак: «слушаю», - и резьбой по губам ответила:
- Не хватай. Предлагай контур. Оставляй намёк, а не хватку. Люди идут не к улицам - к своим причинам. Твоя работа - подчеркнуть вход.
Мы размечали мелом на камне маленькие знаки «можно?», и улица училась спрашивать фонарями и окнами.
- Во-первых, - напомнил Бюро, - убираем липкие способы: подсовывать промоины под каблуки, хватать подолом газеты, пугать шорохом.
- А как же тогда? - спросила улица.
- Применяем пригласительные:
едва заметная сухая нитка тротуара - «сюда удобней»;
тёплый жёлтый свет днём - «здесь безопасно остановиться»;
пятно от фонаря - «островок для мёрзнущих»;
мелом у стены - «для разговора, чтобы не шуметь».
Булочная «В обмен на сомнения» поставила на подоконник табличку: «Кто пришёл, потому что улица позвала, - скидка за внимание». Фонарь, который когда-то боялся белых ночей, охотно зажёг днём вход - и люди перестали вздрагивать от собственного «остановился».
Конечно, не обошлось без накладок. Улица всё ещё иногда приставала по-старому: подпрыгивала плиткой, чтобы поймать взгляд, или изо всех сил шуршала афишей. Тогда приходила Собака и клала тире между «смотри» и «срочно». Улица отзывалась: «ничего, подождём». Люди не злились - их шаг совпадал с дыханием.
Ближе к полудню появился первый усталый. Он шёл, как идут с чьим-то «я потом», и улица так горячо захотела ему помочь, что едва не ткнула углом в нужную подворотню. Но успела сдержаться - фонарь подержал смелость, и человек сам повернул куда надо. На ладони у него оказался оконный отблеск - улица научилась отдавать по просьбе шага, а не по навязчивости.
К вечеру улица была уже другая. На её камне появились крошечные пуговицы света - кто знает, тот видит: здесь можно замедлиться без оправданий. На водосточном отливе мелом: «Если ищешь вход - посмотри в тень». На углу - стрелка к двору, где сушится пауза, и к окну, где умеют подарить «нечаянно».
А ещё случилась сцена примирения. Туристка, которую с утра раздражала «пристающая улица», остановилась у вывески «СОСИСКИ» и рассмеялась:
- Простите, я думала, вы на меня давили. А вы… приглашали.
Улица чуть дрогнула камнем, как человек, которому поправили имя, и послала к киоску сухую нитку: короткая дорога без толпы. Туристка кивнула - поняла язык.
- Вот и хорошо, - улыбнулся Бюро. - Улица не пристаёт - прислоняет плечо. Прохожие не отбиваются - прислушиваются. Вопросы задаём через свет и мел, а не через локоть.
Если вдруг вас зовёт улица - ищите контур приглашения мелом «можно?», тёплый жёлтый свет, или стрелку «проходите».
Если кажется, что лезет - положите между не барьер, а мостик. Возможно, вы услышите, куда она предлагает, - не к месту, а к себе.
Улица имеет право подчёркивать входы, но не имеет права тянуть. За этим присматривает Бюро, и иногда - фонарщик.
А когда дождь вернулся и наконец переставил буквы, одна афиша стала идеальной: из «приставать» вышло «при-ставать» - с маленькой чёрточкой смысла. Ставить рядом, поддерживать, быть при - не вместо. Трамвай «Гостевая» звякнул «спасибо». Бронзовая дама посмотрела поверх голов - туда, где у людей лежат причины, - и крошечным движением губ сказала:
- Теперь - можно.
Иногда мне кажется, что эта улица научилась любить без навязчивости. Она не жмёт, а обводит главное; не хватает за рукав, а подаёт рукоять шага. И если вдруг вы почувствуете, что под ногой камень едва заметно сгладился - не пугайтесь. Это не ловушка, это вход для вашей тени. Сделайте полшага тише, скажите шёпотом «А теперь?» - и улица ответит своим новым, вежливым языком:
- Пожалуйста. Я рядом. Только если хочешь.
