Таймыр и полярным днём — испытание даже для самых неприхотливых. Ветер продувной, как шалманная бестия. Солнце блестит первым оладухом, выкупанным в разбавленной сгущёнке. В ночлежке "Гостинец" из всех гостинцев лишь закалённые тараканы и сквозняк помелом в этой солдатской казарме с полой тумбочкой (когда стена комнаты в роли задней стенки) и до пола продавленной койкой...
А я вообще очень капризный в быту, но не когда работаю. Тут же я вроде под прикрытием, негласно, поэтому перекусываю котелкой "Чесночной" или пельмешами в каком-то "Русском подворье" с липкими столами. Отдельно здесь дают стаканы с водой под кипятильник, колотый бурый сахар и чай с сенником в заварных мешочках. Можно взять и привозной грибной, из таёжной чаги, либо ещё местный "кочевой": на травах, с маслом, но дюже жирно выходит, заезжие желудки не выдерживают.

На постое, в общем, в тараканьем "Гостинце", одет как все работяги, в кооперации ничего дороже портвишка... (И спиртяги из морга ближайшего, это уже из-под полы.) Безлошадный, машину приметят. Если, короче, в итоге бьют, то ксивой не посветишь. Оберут, дёрнут оборудование или документы — аналогично, твои проблемы. Стрингером я здесь, фоторепортёром без регистрации, снимаю "неизвестный Таймыр" изнутри. Заказ дан на разные живые снимки, но охотнее всего, знаю из опыта, пробивная "прэсса" берёт социалочку: алкашиков с бормотухой под детской горкой, дуралеев-пацанят, косящих под буйных наркош, тронутых пацифистов или сразу под шизиков, ломающихся перед военкомом.. А ещё женщин с огромными буро-синими от холода руками, стоящих на конвейере на рыбе. Такое время — нулевое.

Пасхальными днями (Пасха была самая поздняя), непогожим рассветом, в штормовке типа "парашют не раскрылся" и под дождём, злым, как невыспавшаяся буфетчица, бросившая в меня кипятильник, я шатался по округе. Фотоохота вышла удачной. В зарослях каких-то шипастых кустов, за пустой остановкой, трое крепких мужчин (низких, но с развитыми торсами) били четвёртого. Я нащёлкал сколько смог, издали, под каплями, боясь перекрыть своим же капюшоном объектив. Потом вставил в глаз самую мелкую линзу из своей оптики, вроде моноклем, и стал наблюдать из своего укрытия из ивняка. Плечистая троица удалилась внезапно, все бывалые "морские волки": ходят враскорячку, жаргон корабельный, якоря на непромокаемых куртках. Снял их спины и побежал из своей засады к избитому. Мужик в такой же куртке и с якорем чернее вен на взбухшей кисти не шевелился и выглядел совсем плохим, его я поснимал вплотную и много...

Влипать мне ни во что нельзя, поэтому я просто тряхнул его малость. Он же вдруг застонал, раскашлялся и резко сел в грязи — как камера резиновая жахнула, которую перекачали. Сразу поплыл запах сивухи, чешуи с потрохами и соляры... Избитый выругался, часто сплёвывая, и только потом открыл жёстко заплывшие глаза. Нестарый, испитой просто, и с лицом, как подошва, от солёных бурь и ледяных ветров.
— Ты хто, куманёк?
— Да никто. — Говорю, а сам нырком в капюшон поглубже. — Мимо шёл. Вы как, оклемаетесь?
— Да я уже.. В преферанс им продул, вишь как. Ставить нечего было, а я не сдержался. Азарт, ети его в жилу. Страсть у меня, болезнь к картам... А как продул, думаю, вот бы с корешком моим одним оказаться, он завсегда меня, непутя, выручал. И оказался вот.
— Где надо оказались?
— Где не надо! Потому что не желай быть там, где тебя нет. Или рядом с тем, кого давно не видел! Мало ли где он сейчас есть.. Мошт, на дне, в иле весь лежит, как я в грязи. Вот ты бы где сейчас хотел оказаться?
— В Ялте, если честно. Или в любой тёплой и сухой комнате.

Я удалялся уже на своём ответе, не слушая его больше. Какой смысл? Статей мне не писать, а мужик живой — и ладно. Очевидно же, что сам тоже хорош и вломили ему не зря. Но тут мне и самому отлично вломили сзади. По хребтине очень чувствительно.. По голове послабше, слава те господи.

Лежу и морщусь: кто свет врубил в глаза?! А это солнце, весь оладух в окно влез и светит.. Так очнулся в Норильске, в больничке, в гематомах до пяток. Фотик почти пустой. Старьё в памяти осталось, а больше ничего. Номер на моё имя ждёт в отеле "Изба", талончик с бронью в кармане.. А "Гостинца" никакого городского не существует, на самом Таймыре вообще же городов нет. Нет такого заведения ни в Хатанге, ни даже в Красноярске.. А в Дудинке меня вообще связали только с аэропортом: "Все гостинцы у нас здесь!" — пропела мне диспетчер неожиданно очаровательно...

И в Норильск я прилетел на Пасху. Вчера. Где-то тут меня сразу и поколотили. Незнамо за что. Деньги все целы, вещи, ксива и оптика тоже.

Неделя на потустороннем Таймыре мне, говорят, "приснилась". Следствие травм.. Да как бы не так — начал в номере (очень приличном, как и вся "Изба") линзы протирать, технику готовить к работе. И на самой мелкой, что в глаз вставлял, когда якобы драку снимал, пятно не счищается. В глаз вставил, а прямо на линзе картинка, вроде барахольной миниатюрки в стеклянном шарике: пунктирчик гальки, прямая моря и здание с кипарисами под остро бреющим горизонтом. На здании вывеска горит — "Ялта"... А на основной линзе у меня теперь компас крутится. Пальцем тронешь — Север показывает. Причём стрелочки чувствуешь, точно руками его, как часы, подводишь.

Хотел бы я там оказаться. Спросить или дослушать.. Только не знаю, где это "там". Ясно одно, что не в Ялте.

Ну что тут скажешь...с ФСБ дела не имел. Потому что сперва это называлось ФСК, а к моменту их переименования в ФСБ я уже ранее сказал им, когда они были ФСК: вы настоятельно меня просите предоставлять вам определённую информацию, но я этого делать не буду. Просто эпизод. Не у всех людей из прессы такой эпизод имеется. Но имеется другой. Это они зря. Хотя испугаться может каждый, бояться вообще нормально, все люди периодически пугаются.

Моё уважение к начальнику (к Владимиру Шевелёву) границ не имеет. Профессионал высочайшего класса, светлая память Владимиру Шевелёву (1930-2006)

Несколько недель назад умер от последствия инфаркта в возрасте 52-х лет мой коллега по прессе 90-х Евгений Карамьян. Он был против войны, но никакие ципсо, хохлы и госдеп его не финансировали, он умер в нищете. Я пытался помочь деньгами и так далее, но его почти все бросили и он внезапно умер, хотя вроде бы шёл на поправку. Женю похоронили в общей могиле. Я где-то что-то не успел сделать для тебя...прости, брат!

Есть фото меня на работе...ну это выглядело иначе со стороны, надо уметь шифроваться

Вопрос навеян отсюда (люблю почитать чужие тексты, свои в журналистике стрингера и пишущего журналюги не пишу с середины 90-х, когда завязал с этим опасным делом и не пошёл военкором)

вопрос так же ко всем, кто не защищал СССР

(P.S. на 9 мая собираюсь на могилу своего непосредственного боевого командира, сражение с 25 сентября по 4 октября 1993 в Москве против путчистов-либералов...на могилу "чёрного полковника" сейчас ещё не способен собраться, нервничаю, он очень серьёзный человек всё-таки)

Введение

Фильм «Стрингер» с Джейком Джилленхолом в главной роли, предлагает зрителю не только напряжённую драму, но и критику современной журналистики. Режиссёр Дэн Гилрой через образ Лу Блума демонстрирует, как далеко могут зайти журналисты в погоне за сенсациями, игнорируя моральные нормы. Но «Стрингер» - это не просто история амбициозного репортера, это сатира, обличающая тёмную сторону медиа, где людские трагедии становятся лишь инструментом для роста рейтингов и доходов.

Лу Блум как воплощение аморальной журналистики

Главный герой фильма, Лу Блум, является представителем журналистики, для которой драма важнее правды. Джилленхол сыграл персонажа, который без колебаний использует человеческие трагедии, как ресурс для достижения своих целей. Блум не проявляет сочувствия к жертвам и даже готов манипулировать событиями ради создания нужного кадра.

Весь фильм это сатира , Гилрой показывает тенденции современноой медиа индустрии, где всё чаще акцент ставится не на информирование общества, а на создание сенсаций.

[СПОЙЛЕР]
Апогей аморального поведения Лу Блума наступает в сцене, когда он отправляет своего ассистента снять кадр с лучшего ракурса, обрекая последнего на смерть. Когда его помощник получает ранение Блум не пытается, как-то помочь своегому работнику , он просто снимает последние минуты жизни асистента для очередного сенсационного репортажа. Этот момент подчеркивает абсолютное безразличие Лу к человеческим жизням ради личной выгоды. Это не просто шаг за черту - это её полное стирание, когда человек становится всего лишь кадром для репортажа. В этом эпизоде сатира на СМИ, ставящие сенсации выше человеческих жизней, достигает своего пика.

Медиа как бизнес, рейтинги важнее жизней

Фильм затрагивает важную проблему - превращение журналистики в коммерческий инструмент, где главный ориентир - рейтинги и деньги. Лу Блум понимает, что чем более шокирующий материал он предоставляет, тем больше денег он сможет заработать.

Спойлер: Лу постепенно продвигается по своеобразной карьерной лестнице в мире журналистики, продавая свои шокирующие материалы новостным каналам, и вскоре его "успехи" дают ему возможность требовать всё более высокие гонорары и нанимать себе целую команду.

В фильме ярко показано, как его успех напрямую зависит от жестокости в кадре. Это явная критика современного медиапространства, где жертвами новостных сюжетов становятся люди, а новостные компании ставят собственные интересы выше норм морали.

Зритель как потребитель новостей

«Стрингер» не только осуждает журналистов, но и зрителей, которые потребляют такие новости. Лу Блум создаёт сенсационные сюжеты, потому что знает: они будут востребованы.

Спойлер: В фильме показано, как новостные каналы с энтузиазмом принимают материалы Ла Блума, не обращая внимания на их моральные аспекты. Если СМИ с такой охотой покупают шокирующие видео , то значит народ их активно смотрит.

Общество, жадное до «горячих» новостей, активно поддерживает такую журналистику. Гилрой заставляет зрителя заудматься: насколько мы готовы осознать свою роль в поддержке аморальных медиа, которые извлекают выгоду из человеческих трагедий? Фильм напоминает о том, что журналисты создают только то, что мы, зрители, готовы смотреть. Спрос рождает предложение.

Заключение

«Стрингер» - это не просто история репортера, жаждущего успеха. Это сатира на все соверменное медиа, где сенсация важнее истины, а жертвы - лишь средство для получения прибыли.

Спойлер: В финале фильма Лу Блум достигает больших успехов в своей карьере, оставаясь полностью безнравственным персонажем, не испытывающим угрызений совести за свои действия. Гилрой покаызвает зрителю, что за такие репортажи нет никаких последствий, зато есть карьерный и финансовый рост.

Джилленхол в роли Лу Блума отлично демонстрирует, как может выглядеть журналистика без этических рамок, и ставит перед зрителем вопрос: готовы ли мы поддерживать СМИ, которые наживаются на страданиях других? Фильм не просто критикует журналистов, но и заставляет задуматься зрителей о своей роли в создании таких новстей.