В 2025 году американскому актеру Джеймсу Каану могло бы исполниться 85 лет. За свою карьеру Каан неоднократно номинировался на престижные кинопремии (только на «Золотой глобус» — трижды). А вот «Оскар» включил характерного актера в свой шорт-лист всего один раз — в 1972 году, когда тот сыграл роль Сонни Корлеоне в «Крестном отце». Ролей было много, но эта особенная. Кирилл Горячок рассказывает, почему дилогия Фрэнсиса Форда Копполы — ни слова про «Крестный отец 3»! — одна из величайший трагедий в истории кинематографа.
«Крестный отец» давно превратился в киномиф, и с годами становится все совершеннее. Мало какой фильм столько цитировали, сколько шедевр Копполы. Фильм въелся в сознание нескольких поколений и, надо полагать, в коллективном бессознательном утратил свой исконный смысл.
В 1990-е «Крестный отец» стал поистине культовым в России. Майкл Корлеоне для многих зрителей был ролевой моделью — сильным и непреклонным лидером. А одиночество, которое явилось расплатой для героя, воспринималось как качество, присущее настоящим мужчинам. Так великая американская трагедия приобрела иной, героический смысл на постсоветском пространстве, где добро бывает только с кулаками.
Пожалуй, настало время пересмотреть «Крестного отца» новыми глазами и увидеть, что сага о семье Корлеоне может еще многое рассказать о нас самих.
На момент выхода «Крестного отца» кино о гангстерах толком никто не снимал: считалось, что это жанр архаичный, осевший где-то в 1930-х. Образ криминального авторитета, напоминающего современного буржуа, одетого во все самое дорогое, на экране вызывал, скорее, смех, о чем красноречиво свидетельствует нетленная комедия «В джазе только девушки» (1959).
Фрэнсис Форд Коппола не только осовременил гангстерскую тематику, но придал ей немыслимый до тех пор масштаб античной трагедии. «Лицо со шрамом» (1931), «Ревущие двадцатые» (1939) и другие мафиозные фильмы золотой эпохи Голливуда часто пересказывали легенду об Икаре, падающем с неба. «Крестный отец» пошел дальше: фильм повествует о судьбе, порой каждому из нас делающей предложение, от которого невозможно отказаться.
«Мужчина, который не проводит время с семьей, — не мужчина»: личное и семейное
Семья — ключевая тема в «Крестном отце»: ради нее проливается кровь, во имя нее герои жертвуют всем. Сюжет начинается со сцены свадьбы, где за несколько минут нам представляют образы и характеры всех Корлеоне. Беззаботное веселье на улице сочетается с таинственностью и тихой серьезностью кабинета патриарха Вито (Марлон Брандо). За внешним радушием скрывается совсем другой мир со своими правилами и этикетом.
Личное и семейное фактически не пересекаются у Корлеоне. Вернее, первое отдано в жертву второму. Как только в дело вмешиваются чувства, эмоции, как у старшего сына Сонни (Джеймс Каан), все начинает рушиться. Нужно сохранять холодный рассудок, чтобы выжить.
Сперва Майкл (Аль Пачино) высокомерно отгораживается от семьи и их темных делишек. Он хочет прожить жизнь по-своему, то есть поставить во главу угла личное счастье — с женой-американкой Кэй (Дайан Китон). Ветеран войны, Майкл хочет служить правде, он остер на язык и привык говорить прямо. Трагические события — череда смертей и угроз — вынуждают его выбрать семью, а затем — возглавить ее. На последнем этапе своего преображения в мафиозного босса он окончательно проводит черту между личным и семейным, закрывая за собой дверь в кабинет отца.
Майкл, на первый взгляд, достойный преемник Вито, ведь он спас семью от разрушения. Однако, на поверку — в финале «Крестного отца» и, в особенности, сиквела — он оказывается отчужден от родных даже больше, чем в самом начале. Он думает, что все делает ради них, как и отец. Но все гибнет на глазах, включая его душу.
Наверное, самый сложный вопрос, который задает «Крестный отец» зрителю: почему Майкл не смог продолжить дело отца? Он умен, прозорлив, быстро реагирует в любой ситуации. Однако Майкл так и не вернулся с войны, правила семейного бизнеса для просты: ты должен победить, чтобы выжить. И Майкл умеет убивать. Вот только любить он не научился.
Тень отца вечно нависает над ним. Мудрые слова, которые всегда бьют точно в цель, прожигают сыновье сердце. Майкл страдает, что не может быть им, не может удержать семью и бизнес. Из интеллигентного и обаятельного парня он превращается в жестокого убийцу. «Отрекаетесь ли вы от Сатаны?» — спрашивает его священник. «Отрекаюсь», — отвечает он и, солгав, принимает дьявола в свое сердце.
Жестокая ли это судьба, распорядившаяся жизнью Майкла так своевольно, или же с самого начала он избрал этот путь, но боялся себе в этом признаться?
«Я не люблю насилие. Кровь мешает бизнесу»: новые времена
События «Крестного отца» разворачиваются на пересечении разных эпох и поколений. Дилогия, собственно, и рассказывает о трагедии истории, о грузе наследства, который приходится носить каждому. «Крестный отец» и его сиквел задают очень своевременный для американских 1970-х вопрос: нас вырастили могущественные отцы, построившие великую страну, но почему же мы так слабы, погружены в депрессию, бесконечно лжем и все валится из наших рук?
Прежний мир рушится в «Крестном отце», а вместе с ним — и его ценности. Майклу выпала печальная судьба стать непосредственным участником этого распада, и не в его силах это предотвратить.
Когда-то криминал был совсем другим. Для Вито и его друзей преступления были спасением от нищеты, рутины, полицейского и бандитского произвола. Люди группировались, чтобы защитить себя и свои семьи. Вито строил империю, чтобы помогать людям и бороться с несправедливостью. Он искал уважения и расположения честных людей, а злодеев и подлецов — наказывал. Вся страна строилась на таких эмигрантах, как Вито.
Бандиты нового века совсем другие: у них нет никаких ценностей, кроме власти и денег. Продажа наркотиков для Вито — мерзость и низость. Корлеоне — аристократы мафиозного мира, честь и достоинство всегда были для них на первом месте. Патриарх искренно любит семью, он защищается, но никогда не нападает. Но современные акулы пойдут на все ради наживы.
Вито никогда не хотел для Майкла такой участи — встать во главе семьи. Но разве готовы были Сонни или Фредо (Джон Казале)? Драма Вито в том, что он предчувствует кончину, а за ней — и крах отстроенной им империи, а за ней — и той самой страны. Но сильнее всего ему жаль детей, которым, он чувствует, не справиться с хищниками новой эпохи.
«Не говори, что ты невиновен»: грех и возмездие
В размышлениях о смерти утопического «мира отцов» дилогия Копполы сближается с фильмами Лукино Висконти, в которых запечатлена та же растерянность перед современностью, тоска по аристократизму, силе духа, какой-то высшей, недосягаемой мудрости прошлого. Все это есть в Вито Корлеоне — и Марлон Брандо гениально воплотил эту величавость старого льва, которому не было равных на всем свете. И вот он дряхлеет, и так заурядно, так пошло гибнет, играя с внуком среди помидорных кустов. Семейное и здесь взяло верх над личным.
Если Марио Пьюзо стремился в полудокументальной манере рассказать о тайной деятельности итальянской мафии в США, то Коппола сделал из «Крестного отца» классический американский роман, для которого гибель традиционного уклада жизни — важнейшая тема. Майкл Корлеоне — типичный герой Уильяма Фолкнера, который на себе испытывает распад семьи и целой эпохи. Аль Пачино филигранно прячет за внешним хладнокровием дрожащую от страха душу. Ведь это ее он принес в жертву — ради семьи, ради того, чтобы быть как отец, продолжить его дело. Трагедия в том, что все было напрасно, а сам Майкл, солгавший в церкви, проклят навсегда.
«Крестный отец» воплощает в себе глобальную протестантскую идею провала: идеальный мир (в данном случае — мафиозную семью) не построить, а персональная жизнь не складывается. На глазах Майкла гибнут оба начала — семейное и личное. И это с поразительной глубиной и точностью удалось показать Копполе в дилогии.
Если задуматься, не идеальным ли триквелом к «Крестному отцу» стал его же «Апокалипсис сегодня»? Ведь в полковнике Курце (вновь Марлон Брандо в роли отцовской фигуры) нетрудно разглядеть Майкла Корлеона, сошедшего с ума от чувства вины, крови и одиночества. Из последних сил он пытается удержаться во главе дикого, архаичного мира, который построил для себя. И сам же становится его священной жертвой.
