CreepyStory

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

Он вздрогнул и вдруг вспомнил, как Йор предупредил, что шансы выбраться из портала в болоте в мёртвые земли невелики. Как плыл, едва не задохнувшись, практически на ощупь, в чёрном, маслянистом туннеле, казавшемся бесконечным под болотом, думая о несправедливости жизни и о мести. Вспоминая счастливый смех жены, и детей, и брата – лучшего скрипача в их маленькой деревушке. Наверное, только отчаяние и память об утерянном счастье помогли доплыть.

… Вот снова полные трибуны. Крики, гвалт, в котором слов не разобрать. На этот раз вывели смердящих существ с осклизлой, почерневшей от разложения кожей, безгубых, с жёлтыми пеньками зубов и глазами, в которых зиял пустотой голод. Тут-то и вспомнилось предостережение, нацарапанное на стене.

Их было много, сразу взяли в кольцо и всё норовили оттяпать зубами кусок его плоти. На помощь пришла вся сноровка, всё умение заранее предугадывать ход противника. Как раньше, на тренировках в военной академии, куда Седрик пошёл ещё совсем ребёнком.

Мечом он подрезал сухожилия, а они всё ползли да щёлкали зубами, и из пастей пузырился желтушный гной.

Седрик был юрким ужом, тихонько крадущейся мышью. Он проворно обходил их, реагирующих на громогласно ревущие трибуны.

Наконец огромная куча гнилых ошмётков устлала собой арену, и кто-то с трибуны бросил Седрику факел. Они извивались в огне червяками, тоненько посвистывая, но пламя было беспощадно.

Сразу накатила усталость, которую во время боя отметал в сторону кипевший в крови адреналин. Седрика завалили монетами, и даже молчаливый король оскалился в жуткой гримасе, встал и захлопал ему. Только вот почему от его хлопков по позвоночнику воина прокатился ржавый напильник предостережения?..

Седрик собрал монеты, завернув в грязную рубашку. На этот раз его сопровождал один из королевских монахов.

Новые покои оказались в разы роскошней. Неразговорчивые женщины в серой одежде принесли лохань и наполнили её горячей водой. Отмокать в воде оказалось лучшим лекарством. Расслабившись, он задремал.

… Он дрался до крови, до смерти, беспощадно показывая, на что способен, чтобы выжить самому и спасти попавший в засаду отряд. Когда-то в юности, на тренировках, бой для Седрика был искусством, теперь превратился в грязь, в возможность выживать всему отряду. Всё казалось бесполезным против огромной армии существ из мёртвых земель, которых мечом можно было остановить, лишь изрубив на куски, а лучше всего сжечь. Что он и делал, забыв про раны, боль и усталость.

Когда, вопреки всем усилиям, практически все в отряде были растерзаны, обезумевшего от кровавой резни Седрика к жизни вела лишь надежда вернуться домой, к семье.

Резко открыл глаза. Чувство, что не один, – и рука рефлекторно тянется за мечом. Из маленького оконца сочится разбавленный тенями тусклый жёлтый свет. Монах притаился в углу. Слова из его рта подобны шипению змеи, глаза – чёрные омуты мрака. Но Седрик смотрит: после всего пережитого не страшно. Монах ухмыляется, воин ухмыляется в ответ. Если понадобится, то рука не дрогнет, он убьет и монаха. Монах движется быстро, плавно, с кошачьей грацией. Но меч уже в руке Седрика, движение - и прижат к горлу нападающего.

- Не с-стоит… - шипит монах и предлагает за деньги приобрести еду, оружие, шлюх.

- Сколько? - спрашивает Седрик, опуская меч и выбираясь из ванны, вытираясь жёстким полотенцем. Монах называет цену за всё, включая сапоги. Монеты ещё останутся. Зачем же представление?

И вдруг перед уходом монах поворачивается. Впервые Седрик видит в его глазах что-то похожее на страх. Монах озирается, прислушивается к чему-то незримому, затем торопливо шипит, слова сливаются - и всё равно смысл достигает сознания Седрика. Монах торгуется, предлагая ему отступить – со всем необходимым сбежать в тёмные чертоги, где проходит граница владений короля, и там жить.

- Зачем? - спрашивает поражённый воин. Монах сокрушенно  качает головой, в глазах потухает искорка надежды на обговоренный исход.

- Волей тёмного жреца наша жизнь связана с королём. Он слабый и гнилой внутри. Разлагается, пока жрёт, спит, трахается... Но пока ещё покорный нашей общей воле. Нет больше сил постоянно кормить, питать его собой – и тем сдерживать кровавую, безумную войну, творимую королевским указом, - изъясняется монах и запинается, теряя дар речи. Его колотит. Серость в лице монаха растекается белизной.

- Ты ещё можешь всё бросить, сбежать и сохранить жизнь. Подумай!

Червячок сомнения шевелится в груди Седрика.

Монах ушёл. Седрик так ничего и не понял, и не у кого было спросить. То, что рассказал монах, звучало как бред сивой кобылы, но оттого, как он сказал, возникали сомнения. А сомнения, вурдалак их пожри, они же, как юркие червяки, шевелились где-то в затылке, тем самым не на шутку волнуя: а что если сказанное – правда?

Вскоре пришли слуги с подносами, полными еды. Во втором кувшине оказалось вино. Оставшись в одиночестве, с набитым желудком, Седрик покинул свои покои и направился к канализации, через которую лежал путь к деревне.

С собой он взял меч, вспомнив, как можно связаться с Йором.

Беспощадные сумерки застили небеса, грозя приходом ночи.

За стенами замка, на берегу озера, озябший и промокший, Седрик порезал мечом ладонь и наблюдал, как поглощает кровь металл.

- Йор, Йор! Слуга кровавого бога, приди ко мне! - громко воскликнул мужчина.

Жрец красной птицей спикировал вниз.

- Зачем звал?

Седрик выложил все, не скрывая, и наблюдал, как Йор расхаживает взад и вперёд, размышляя.

- Увы, живой, неведомо мне, для чего монахам подкупать тебя. Но не унывай, есть кое-что, что тебя порадует.

Он сказал, что меч поможет Седрику в решающей битве, только нужно окропить его по всей длине своей кровью. Оказалось, что кровавый бог снизошёл Йору во сне и сказал, что в захоронении ведьмы-королевы спрятан ключ от библиотеки, в которой, возможно, есть ответы, как Седрику покинуть мёртвые земли.

- Но не обольщайся, живой, ибо ты ещё не победил, - сказал жрец, наблюдая на лице воина скупую улыбку.

На оставшиеся деньги, по совету Йора, Седрик купил в деревне требухи, кишок, и крови, да мертвечины, и, пока жрец отвлекал подношением нечисть, живущую в озёрных водах, воин вплавь отправился обратно.

Перед битвой тот самый монах пришёл за ним и, пока Седрик одевался, спросил, что он решил. Воин покачал головой и ответил, что будет сражаться за корону.

- Глупец, лучше молись о смерти, - по-змеиному прошипел монах и больше не разговаривал.

Король явился во всём чёрном, как и монахи, сидящие подле него. Все ряды на трибунах были забиты под завязку.

Король кивнул, и монах возвестил, что сегодня схватка будет рукопашной. Меч, нож, верёвку в мешке, кольчугу – всё пришлось отдать в загребущие руки слуг.

Седрик размялся, несколько раз до щелчка покрутил шеей. Все замерли, расступаясь в среднем ряду, выпуская маленького жирненького человечка с массивными руками и барабаном. «Бум-бум-бум!» - ударили палочки в барабан. Решётка в левом углу арены раскрылась, показались мускулистые ноги и туловище. Седрик задрал голову вверх, и сердце на миг прекратило биться. У крепкого, как гора, великана оказалось три глаза и рот, полный длинных зубов. Изо рта стекала слюна. Он сжал кулаки и хлопнул ими перед собой, издавая рык.

К великану было не подобраться, и все удары, что Седрик ему наносил, не причиняли громадному противнику вреда, а только заставляли его рычать сильнее. Воин чувствовал себя муравьём, которого грозили вот-вот растоптать. Даже всего лишь тычок чудовища выбивал из его груди дыханье. Теперь уже великан гонял Седрика по песку, ехидно скалясь, зная, что воин скоро смертельно устанет, и тогда…

В голове никаких мыслей, всё тело устало, одеревенело. Только тело на инстинктах не хотело сдаваться, не хотело, чтобы Седрик упал и был сожран на глазах у ревущей, поддерживающей великана толпы.

Ему могло помочь разве что чудо и, может быть, хитрость. Но стоило закрыть глаза, как Седрик видел синие глаза жены. Она нежно шептала, и боль почти уходила.

На этот раз великан чуть его не расплющил и выдрал целый кусок кожи с головы. Вдох, выдох. И снова Седрик побежали по кругу. Великану сыпались горсти монет, его гортанное имя резало слух, а торжествующий рёв существ на трибунах нагонял на воина оцепенение.

Наверное,  всё же смилостивившись, небеса предоставили Седрику шанс, за который он ухватился.

Предельный разгон, крик до хрипоты, и, пока великан разворачивался понять, в чём, собственно, дело, Седрик оттолкнулся от каменного бордюра и взлетел исполину на спину, вцепился, как в верёвку, в длинную рыжую гриву и пополз к голове. Из-за горы перекаченных мышц великан утратил гибкость, ему никак не удавалось схватить воина.

Седрик полз изо всех сил, а великан крутился бешеным угрём, бился спиной о стену, ревел, вопил, пока, наконец, не упал спиной, собираясь размазать в песке противника.

Седрик зачерпнул горсть песка – и, прицелившись, сыпанул великану в глаза, а затем, перескочив к нему на плечи, подобрался к шее и стал остервенело вгрызаться в кожу, помогая себе руками.

Кровь великана была горькой, а плоть жилистой, но воин не сдавался. Короткие негибкие пальцы чудовища почти сомкнулись, почти оторвали его от себя, но Седрик упрямо спрятался в волосы. И новая тактика сработала. Кусая со всех сторон, Седрик прогрыз нехилую рану с двух сторон шеи, пока чудовище не заверещало, забив руками и ногами, как дитя, а кровь всё больше хлестала из его раны, с каждой каплей отнимая силы.

Седрик хохотал, как безумный, когда поверженный великан упал на песок, и вдруг вырубился сам.

Он проснулся голым в постели, перевязанный и воняющий снадобьями. На полу, на металлическом подносе, навалена еда. Меч виднелся возле спинки кровати, там же мешок. Седрик вздохнул. Было чувство, что в теле не осталось костей. Но аппетит разгорелся. Стоило поесть – и сразу же полегчало.

К вечеру он почти выздоровел, а многие раны под повязками зажили. Седой, как лунь, вестник постучал и сказал, что через два часа битва.

Седрик вымылся в лохани, нежась в воде и думая о семье. Надеясь, что все его родные обрели покой на небесах.

Он не забыл щедро окропить меч кровью, наблюдая, как с каждой каплей, впитываемой металлом, в голове раздаётся гулкий звук. Лезвие меча стало горячим - и Седрик приложил острие к ране на ладони, наблюдая, как запекается кровь. Почему-то это было правильным – чувствовать радость от боли. Он расхохотался, когда монахи пришли за ним. Кровь ликовала в предвкушении боя.

На трибунах столпотворение. Крики:

- Родерик, Родерик, Родерик! - чередовались с воплями.

Король на арене был полностью в белом, как жених. Он вскинул руки вверх, купаясь в приветствиях, ловя восторги и лесть своих подданных.

Родерик, несмотря на лёгкую грузность, сохранил плавность движений, и на песке он скользил, орудуя мечом, как жонглёр шариками - виртуозно. Все выпады Седрика были отражены - и вскоре меч просто выбили из его рук. Падая на песок, меч пел в его ушах что-то про живую кровь.

Толпа всё сильнее, всё чаще скандировала имя короля. А Седрик вдруг осознал, что король просто играет с ним. Как кошка с мышкой-полёвкой, утомляя её перед отправлением в пасть.

Он с разворота ударил короля в челюсть ногой. Звенел шлем, ныла ступня, а Родерик даже не покачнулся. Еще несколько верных приёмов: ребром ладони в шею, подножка – всё без толку. Король захохотал, громко, надрывно, как каркают вороны, пролетая в темноте над погостом.

- Освежую тебя, как свинью, выпущу требуху, а сердце зажарю и съем, ибо ты действительно был воином! - рыкнул король и занёс меч.

Отчаяние плеснулось в крови адреналином, резко проясняя мысли. Седрик достал верёвку, закрутил кольцом – и, перед тем как острие меча отсекло ему ухо, бросил петлю на массивную, не полностью защищённую шею короля, упал и потянул. Король взвыл, как воет от соли вся живущая здесь нечисть. Его серая кожа задымилась. Седрик тянул верёвку до надрыва, чувствуя, как лопается на ладонях кожа. Король бился исступленно, на последнем издыхании, словно попавшая в сеть рыба, и хрипел, надсадно хрипел, пока не затих. Лицо его почернело, ослизлось, и изо рта вывалился язык. Наконец Седрик отпустил, крякнул, вздыхая, - и завопил:

- И это все, на что ты способен, сучий потрох!

Король осел, растекаясь по песку чёрным дымом. Истлела, вспыхнув, верёвка. Зал затих. Седрик поднял меч. В ушах шёпот: «Живая кровь – яд». Чернота обвилась вокруг воина, сжимая его тугим коконом, стискивая, ломая кости и рёбра, – и безумный хохот со всех сторон обдавал смрадом. Руки Седрика занемели. Не было сил занести удар. Тысячи королевских лиц мельтешили вокруг роем призрачных мотыльков. Он понял, что проиграл. Седрик кашлянул, чувствуя во рту кровь.

Меч пылал красным огнём, насквозь прорезая тьму, – и вдруг он увидел в этой тьме королевскую фигуру. «Отомсти за нас всех, родной. Ты сможешь, ты должен!» - нежный голос жены придал сил. В висках Седрика бился пульс, в глазах мельтешили чёрные точки, а в лёгких кузнецы без остановки раздували жаркие меха.

Раз, два. Он рассчитал удар и пробил мечом горло короля насквозь по багровой линии от верёвки. Тьма отступила. Лёгкие наполнились воздухом. Родерик закачался и тяжко рухнул на песок. Меч выпал из раны. Плоть стремительно затягивалась. «Живая кровь - это яд». Понимание озарило. Мечом Седрик разрезал своё запястье. И алая, его живая кровь закапала в рану на шее противника, кислотой закипела, проникая внутрь королевского тела. Родерик завыл, забился в конвульсиях. По коже стремительно растекалась красная сетка сосудов - и вдруг его тело взорвалось, рассыпавшись на куски. На песке остались лежать обруч да браслеты.

Молчаливый зал взорвался гулом, стоном и криками. И не разобрать, чего в шуме было больше – торжества или сожаления. А может, зрителям было всё равно, кто будет править.

Силы оставили, и Седрик ошалело упал на колени. С трибун один за другим спустились монахи. Обработали целебным порошком раны, дали испить золотой жидкости с медово-пряным вкусом, от которой внутри мужчины разлился огонь – и боль в одночасье ушла. С песка подняли королевский обруч и массивные, с замысловатой резьбой браслеты.

- Коронация! Коронация! - скандировала толпа, хлопая и топая.

Ему помогли встать и повели наверх, по золотой лестнице к трону. С каждой пройденной ступенькой тело Седрика наполняла кипящая лавой радость. О да! Он  всё же победил! Трон, несмотря на массивность, оказался удобен. Седрик поёрзал. Монахи бережно возложили на его голову обруч. На кистях мягко сомкнулись браслеты. Рассматривая понурые лица монахов, Седрик подумал: с чего бы это они такие унылые, точно вместо празднования его победы им велели взойти на эшафот?

Наконец толпа затихла. Монах со скорбным взглядом протягивал ему скипетр с рубиновым камнем внутри. Смутное чувство тревоги булавкой льда кольнуло меж лопатками. Камень сверкнул, точно так же, как на его мече. Что-то было не так. Пальцы Седрика сомкнулись на скипетре и вдруг онемели. В толпе он увидел жреца Йора с каким-то диким животным торжеством на лице. Судорога прошла по всему телу воина. Кольнуло в груди, в висках сдавило. Стало невыносимо больно, но отрезвляющая мысль сверкнула вдруг пониманием: а Йор тут неспроста!

Седрик зарычал. Непослушное тело не поддавалось. Скипетр пылал багряным, как и браслеты, и обруч на голове. Холодный пот пропитал одежду насквозь. Заскрипели, крошась во рту, зубы.

Йор растолкал безвольных монахов, раболепно упавших на пол. Зал стих. В голове воина будто сверлили дыру, и нечто чужое и довольное заполняло тело, вытесняя его, Седрика, прочь. Родерик вливался под кожу, точно примерял новый наряд. Резкий хохот Йора и его шёпот: «Попался» заставили Седрика завыть. Но непослушные губы смогли выдавить лишь жалкий стон. Внутри свербело, оседая на языке оскомой: гнида, предатель, лжец.

Седрик вдруг понял, что поднимается всё выше и выше к тёмному потолку. Его тело послушной марионеткой зашевелилось на троне и встало.

Щелкнули пальцы жреца, хватая его сущность, - и поднесли ко рту. Йор дунул - и Седрика водоворотом затянуло в темноту.

Он барахтался и бессвязно вопил, то погружаясь, то снова всплывая наверх, в жиже гнойно-зелёных соплей. Не зря монахи пытались отговорить его. Уж лучше бы Седрик просто сдох, чем сейчас тонуть в этом месиве, в невыносимом отчаянии, терзаясь рядом с другими. Теми, кто до него так же попался на удочку ловчего Йора и добровольно преподнёс на блюдечке своё тело королю. Легенда о королеве-ведьме умалчивала о том, как Родерику удалось обойти проклятье. А ценой бессмертия была смерть. Затем с помощью трёх королевских атрибутов силы следовало перерождение. Но, снашиваясь, новое тело короля охватывало гнилостное разложение.

В этом месиве гулким эхом шептали измученные остатки жизненных эманаций всех живых, которых на войне сожрали твари из мёртвых земель, тем самым тоже поддерживая существование короля Родерика.

Томился здесь и младший брат Седрика – Гай, и жена с детьми, и отец. Бессвязно в безумной агонии исходили криком все погибшие в войне и сожранные воины, сливаясь в общем хоре страданий.

Бесконечный ад не внимал молитвам, простираясь внутри королевских атрибутов силы.

Эти глаза, постепенно привыкающие к сумраку, наконец разглядели расположенный слева от двери камеры умывальник, с торчащим прямо из бетонной стены краном и раковиной под ней, точно такой же, как он видел в вагонах поездов. Только здесь она была всей своей нижней частью целиком вмонтирована в высокий бетонный постамент. Справа от двери очевидно располагался нужник, представлявший из себя неглубокую вытянутую овальную чашу с дырой, тоже намертво встроенную в бетонный пол. В нос ударила тяжелая неприятная смесь запахов отхожего места, гнили и хлорки.

Сергей наконец решился, прошел вперед и сел на одну из нижних полок. Всего в камере было четыре спальных места, представляющие из себя намертво вмурованные в стены металлические каркасы с приваренными к ним решетками из арматуры. Места эти располагались вдоль каждой из стен, попарно друг над другом, как в железнодорожном вагоне, только вот ни сложить их ни хоть как то пошевелить не было никакой возможности. Матрас, по прежнему свернутый, он положил рядом с собой и не решался прикоснуться к нему, понимая что стоит только его раскатать поверх скрещенных арматурин, как тем самым он, сам с собой, подпишет согласие на пребывание в этом грязном и вонючем бетонном мешке.

Посмотрел на свои кроссовки без шнурков, которые у него конфисковали вместе с брючным ремнем. От этого зрелища вдруг стало очень горько и тоскливо. Нахлынула всепоглощающая жалость к самому себе. Как же так вышло? Ведь он из семьи потомственных офицеров. Его дедушка — офицер, фронтовик, ветеран, орденоносец. Отец — действующий офицер, служащий в части, расположенной недалеко от города Энска, защищающий наше советское небо от врагов. Оба они, и дед и отец, видели в своем внуке и сыне Сереже продолжателя семейной офицерской династии.

Сергею вдруг в мельчайших деталях вспомнилось, как два раза в году, в день праздника Великого Октября и на 9 Мая, они вместе с дедом, одетым в свой парадный китель с двумя внушительными рядами орденов и медалей на нем, степенно выходили из дверей подъезда, чтобы направиться на демонстрацию. Соседки, всегда сидевшие на лавочках, увидев их всячески выказывали свое восхищение. Лица женщин расплывались в улыбках, они всплескивали руками, качали головами, наперебой здоровались с дедушкой и внуком, говорили добрые и приятные слова в напутствие. Иногда, если не выпадало дежурство в части или командировка, к дедушке и внуку присоединялся отец семейства, тоже разумеется в своей парадной офицерской форме. Вот тогда уж соседки чуть не валились с лавочек от умиления, какие у них в доме защитники и красавцы живут.

А уж как ими гордилась мама. Она редко ходила на праздничные демонстрации, предпочитая под любым предлогом оставаться дома, чтобы приготовить праздничный обед для своих мужчин. Когда сильная половина семьи выходила из подъезда, она всегда, сдвинув в сторону штору, стояла возле окна и с высоты третьего этажа смотрела вниз, пока её офицеры и сын не скрывались за листвой кленов и кустов акации, растущих вдоль панельки. Бабушки на лавочках, знающие что она всегда провожает своих, дружно поднимали головы на её окно и жестами показывали, дескать посмотри-ка, посмотри, твои-то какие молодцы пошли. Мама, в такие моменты чрезвычайно гордая собой и своими мужчинами, в ответ приветливо махала бабулькам.

Сейчас он отказывался даже представлять себе, что с ними будет, когда им сообщат о его аресте. Да что там сообщат. Уже ведь сообщили! Этот, который следователь, он же когда их с Костяном арестовывал, сам сказал, что родителей сразу поставят в известность.

А что теперь станет с его мечтой поступить в престижный военный ВУЗ в Ленинграде, чтобы пойти по стопам отца и деда? Ничего не станет! В прямом смысле не станет! Нет больше этой мечты! Сам! Сам взял и растоптал! А что станет с его отношениями со Светой? Светлана была его одноклассницей и они уже как почти как год назад признались друг другу в любви. И все это время тщательно скрывали ото всех эту свою любовь, на людях умело играя роль просто хороших товарищей. Лишнее внимание со стороны учителей и со стороны родителей им бы только мешало. Окончив школу, они вдвоем собирались ехать в Ленинград и там поступать каждый в свой ВУЗ. И только поступив, поставить своих родителей перед фактом. А там будет время до начала учебы, чтобы и с жильем вопрос решить, совместным конечно жильем. Может быть это будет комната в семейном общежитии а может, если родители решат на радостях раскошелится, то и съемная комната в коммунальной квартире.

Всё рухнуло. В один момент. Всё! Внезапно он вспомнил этого несчастного мальчика, которого они втроем забили до полусмерти! А может и до смерти! К горечи осознания собственной загубленной жизни добавилось осознание загубленной, скорее всего, жизни другого человека и жгучий, нестерпимый стыд за это. Сергею искренне, так искренне как никогда в жизни до этого, хотелось попросить прощения у этого пацана, у его родителей да у кого угодно. Ему хотелось, чтобы все они поверили в его искреннее раскаяние и простили его! Вот только не сможет он сейчас докричаться до них. Не сможет. А потом уже может быть поздно.

Сергей повернулся к свернутому матрасу, так и лежащему рядом с ним на нарах, тоненькому, местами рваному и грязному матрасу, потом вдруг без всякой брезгливости уткнулся в него лицом и одновременно стал сильно лупить по нему кулаком, как будто этот самый матрас был персонально виновен во всех его бедах.

Иван.

Войдя в свою камеру, Иван сначала испытал абсолютно те же ощущения, что и Сергей. Унюхал те же отвратительные запахи, запертые внутри не проветриваемого бетонного мешка. Так же несколько минут привыкал к тусклому свету, прежде чем смог что либо разглядеть. И точно так же несколько минут просидел в оцепенении на нижней металлической полке, у которой там, где у нормальных кроватей обычно бывает пружинящая основа из деревянных реек ну или на крайний случай мягкая металлическая сетка, были приварены металлические прутья, образующие решетку.

Но Иван, в отличии от своего товарища и подельника, не испугался ни обстановки камеры ни своего факта заточения сюда. И вовсе не потому, что очень надеялся на помощь родителей, которые должны скоро вытащить его отсюда. Ну а как же? На то они и родители, чтобы помочь ему!

Не -е -е -е -е -т! Он боялся кое-чего другого, того, что гораздо страшнее этой вонючей каморки с железной дверью и мнения родителей о нем. По настоящему он боялся того, что приходит к нему ночью, стоит ему только заснуть. Именно приходит, именно так! Хотя он столкнулся с чудовищем пока только раз, но был абсолютно уверен, что оно придет за ним еще и еще, сколько потребуется. А значит правильное слово - приходит. Но сдаваться за просто так, за здорово живешь, Иван не собирался. Занятия боксом научили его биться до конца, чего бы это ни стоило. Удача — дама очень капризная и может вдруг под самый финал улыбнуться именно тебе, хотя до этого расточала свою признательность только твоему более сильному противнику.

У Ивана уже был план, придававший ему смелости и выработанный сначала в результате напряженной умственной деятельности утром в квартире до прихода милиции а потом окончательно оформившийся уже здесь, в камере изолятора временного содержания. Посидев некоторое время на жестких металлических прутьях своих нар, он, в соответствии с планом, приступил к детальному исследованию всех уголков своего узилища. В этот момент ему бы позавидовали и опытные сыщики - обыскники, настолько тщательно и неожиданно умело Иван осматривал доставшееся ему помещение.

Начал он свой осмотр конечно с двери, прекрасно помня как именно тварь пыталась проникнуть к нему в квартиру. Дверь Ивану понравилась, она была очевидно очень прочная, металлическая. Есть надежда что такую дверь тварь не пробьет и никак не проковыряет себе дыру в ней. Ведь если бы то, что гонялось за ним прошлой ночью, умело проходить сквозь препятствия, то что, скажите пожалуйста, мешало бы ему мгновенно поймать Ивана, пройдя прямо сквозь дверь ивановой квартиры или сквозь перекрытия школьного здания? Ась? То-то же! А Иван умный, он это заметил! Щели между самой дверью и такой же металлической, вмурованной в бетон как и все здесь, дверной коробкой, были очень тоненькие, еле видимые, из за чего дверь закрывалась со скрипом, почти впритирку. То же самое относилось и к небольшому окошечку, расположенному в двери на уровне глаз и сейчас закрытому персональной маленькой дверцей. Но все равно надо будет, когда уже объявят отбой, потихоньку порвать простынку и обязательно заткнуть все эти щелки — тогда поганое чудовище не сможет просунуть внутрь свои ниточки или щупальца или как там они у него называются.

Затем Иван внимательно изучил сливные отверстия в санузле и в раковине. Пришел к такому же выводу что и ранее — простынка, вот лучший способ борьбы с незаконным проникновением незваных чудищ на территорию проживания, пусть вынужденного и временного, советских граждан. Он решил заткнуть оба этих отверстия самодельными кляпами, которые будут изготовлены из все той же многострадальной простынки.

Осмотрев окно, он с радостью понял, что вот тут то никаких дополнительных действий не потребуется. Тут до него обо всем позаботились как надо. В окне камеры было установлено толстое, толщиной несколько сантиметров, стекло из прозрачного пластика. Перед ним наличествовала решетка из арматурин, обязательно утопленная концами в бетон, как и все металлическое здесь. Со стороны улицы, установленная прямо перед окном, просматривалась еще какая-то конструкция в виде опять же металлического листа с проделанными в нем небольшими отверстиями и щелями.

Дальнейший осмотр не выявил иных подозрительных или слабых мест в тюремном убежище и Иван, весьма довольный собой и проделанной им работой, снова уселся на решетку металлических нар.

Если кто нибудь вдруг решил, что инспекция и укрепление периметра и есть весь хитроумный иванов план борьбы с привидениями, то сильно бы ошибся. Всё это были только подготовительные мероприятия. Основной же план, придуманный Иваном, состоял в том чтобы не дать себе заснуть путем чередования умеренной физической и интеллектуальной активности. Вот так и никак иначе! Поскольку тишина и сумрак камеры очень способствовали переходу в сон, хотя времени было еще всего около пяти — шести часов вечера, Иван решил немедленно приступить к выполнению плана имени себя.

Сначала он принялся ходить неспешным шагом от двери камеры до окна, стараясь не торопиться и заодно не топать, чтобы не привлечь внимание милиционеров - охранников, которые находились, как он прекрасно понимал, сравнительно недалеко от двери. Расчет здесь был простой — при такой ходьбе и сильно не устанешь и на ходу само собой не заснешь. А если вдруг каким то чудом заснешь - то непременно упадешь, ударишься и снова проснешься. Гениально ведь? Ну дак!

Промаячив таким образом примерно полчаса, по его собственным ощущениям конечно, Иван снова уселся на свои нары. Тот факт, что их плоскость была сформирована из жестких стальных прутьев, была ему на руку. На прутьях ведь долго и комфортно не посидишь и не полежишь. Уснуть на них будет тоже чрезвычайно трудно, что в данных обстоятельствах его очень радовало. Он даже свой матрас, по прежнему свернутый, закинул на верхнюю полку с глаз подальше. Усевшись, он принялся вспоминать различные задачки из школьного курса предметов, читал стихи какие помнил, пел в уме бодрые песни, повторял таблицу умножения — в общем делал все что мог, занимая работой свой мозг и не давая ему отключиться. Гордый тем, как продвигается выполнение его плана, он некоторое время развлекал себя сочинительством матерных стишков про страшную тварь, караулившую его по ту сторону сна. Это занятие его рассмешило и придало не только смелости но и даже некоторый заряд бодрости.

Само собой Иван прекрасно понимал, что человек не может без сна. Вот хоть что ты делай, а все равно рано или поздно заснешь. Организм просто выключится в определенный момент никого не спрашивая и все тут. Но это нисколько его не смущало. Наоборот, этот непреклонный биологический факт был очень даже учтен в его плане. Как именно? А посмотрите-ка на железную дверь камеры. Что вы там видите? Правильно, на этой дверке белой краской через трафарет нанесен распорядок дня находящихся в данной камере задержанных советских граждан. Что в том распорядке написано? А прямо под словами «Распорядок дня» там первой же строчкой написано «6 — 30. Подъем.». Что это значит? А значит это, что ему любыми способами нужно продержаться в состоянии бодрствования как можно ближе к этим самым заветным шести - тридцати утра. Даже если он вырубится, скажем, в четыре часа утра или что еще лучше в пять часов утра, то в нужное время дежурный милиционер зайдет в камеру и непременно его разбудит. А уж за эти час или два фиг эта самая тварь его поймает! Прошлую ночь он от нее почти восемь часов бегал! А теперь он к тому же более — менее опытный, кое какие возможности и уловки тварюги знает! Так что часик — другой как нибудь справится!

Неожиданно раздался лязг, смотровое окошечко в двери открылось и в нем показалась верхняя часть лица милиционера. Он скомандовал задержанному Ивану встать лицом к дальней от двери стене, той в которой окно и руки при этом скрестить за спиной. Стоять так, пока он не скомандует что можно повернуться. Затем тот же милиционер, видя что перед ним подросток, менее официально и немного мягче уведомил Ивана, что настало время ужина, что поднос с тарелкой и стаканами он оставит у него на нарах, что на подносе этом также небольшая передачка для него от родичей. Затем лязгнул засов двери, шаги, шуршание пластмассы о прутья, снова шаги и снова лязг. Дверь снова закрыта а у Ивана теперь есть двадцать минут на прием немудреной пищи.

Только сейчас он понял, что очень голоден. Еще бы, он ведь со вчерашнего обеда ничего не ел, а вечером матери просто соврал про вкусный ужин на квартире Костяна, чтобы быстрее лечь спать. Эх, знал бы он тогда, чем это самое «лечь спать» кончится. На радостях быстро съел кашу и выпил еле сладкий чай. В мешочке — передачке обнаружились его зубная щетка, зубная паста, чуток конфет, почему то разломанных пополам, распотрошенная пачка тоже разломанных печенек и несколько зачем то нарезанных дольками яблок. Сразу съел парочку конфет и несколько печенюшек, решив оставить остальное на потом, ведь сегодня ночью ему еще понадобятся источники энергии для поддержания физической активности. Пожалел что выпил весь, пусть и невкусный чай, пришлось сладость конфет запивать противной, с привкусом ржавчины водой прямо из крана. Ровно по расписанию появился тот же милиционер и состоялась, так сказать, процедура выноса подноса, ничем не отличавшаяся от процедуры его вноса.

Вполне приемлемо перекусив, Иван решил еще немного посидеть, чтоб как говорится утряслось, а затем продолжить действовать в соответствии с придуманным им планом. Поглядев на лампочку, приткнувшуюся на потолке, решил обязательно её протереть от грязи и пыли, дабы в его нынешнем обиталище стало светлее. Продолжая неотрывно разглядывать тускло светящую лампочку, он размышлял о том, как бы ловчее до неё добраться — потолки в камере были довольно высокие и даже с верхних нар дотянуться было сомнительно.

Лампочка же в свою очередь совсем не резала своим светом смотрящие на неё глаза Ивана. Напротив, эта самая лампочка, повидавшая на своем веку сотни если не тысячи обитателей камеры, делала все от неё зависящее чтобы успокаивать и баловать эти самые глаза — она то становилась теплым ласковым пятном, то расплывалась в красивый оранжевый бублик, то становилась похожей на оранжевую бабочку, лениво помахивающую крылышками.

Когда дежурный милиционер открыл смотровое окошко в двери камеры, где находился Иван и гаркнул «Отбой, отойти ко сну!», то увидел, что подросток уже спит, причем без всякого матраса, прямо на голой стальной решетке нар. Он покачал головой, непорядок все таки. Но заходить и что то менять не стал, зачем это ему надо. Хочет спать на железяках, пусть спит, его личное дело, спина прямее будет. Надзиратель снова закрыл на засов смотровое окно. Часы, висящие в коридоре показывали ровно 10 — 00 вечера. В точности как и написано в одной из строчек распорядка дня, нанесенного на внутренней стороне дверей всех камер, в том числе и той, в которой сейчас тихо посапывал Иван.

Костя.

Он никак не мог поверить в происходящее. С той самой секунды, когда группа вооруженных милиционеров вошла в класс, он вдруг стал воспринимал действительность совершенно отстраненно, как будто бы сидел в кинотеатре а на экране крутили цветное кино про его собственную жизнь, причем снятое его собственными глазами.

Он видел как к нему подошли милиционеры, видел как его обыскивают, видел как его руки, будто сами собой, достали его школьную сумку и демонстрируют её содержимое тому усатому мужику в гражданской одежде, представившимся следователем. Он видел как застегнулись наручники на его запястьях, как он шел буквально сквозь строй учеников его школы, как сел в милицейский УАЗик, в его маленькую стальную будку, напротив своего дружка Сереги.

Однако это самое кино про себя самого оказалось очень необычным, каким то доселе невиданным кино. Дело в том, что он не только все видел, но и все чувствовал. Он чувствовал режущий запястья холодный металл наручников, чувствовал жесткую металлическую лавку и удары таких же металлических стенок, когда УАЗик, в котором его везли, подпрыгивал на ухабах. Почувствовал как дернулось все его тело, когда уже в здании, куда его привезли, кто-то выдернул его брючный ремень. Скажите пожалуйста, в каком советском кинотеатре вдруг стали показывать такое совершенное кино?

Затем Костя в какой то момент вдруг вернулся из чудесного кинозала прямо в свое тело и сразу почувствовал неимоверную тяжесть. Его тело еле шевелилось, руки и ноги с трудом подчинялись командам разума. Ему вдруг чудовищно захотелось спать, захотелось просто лечь и забыться.

Оказавшись в камере, он не обратил не малейшего внимание на обстановку. Только увидел нары, сразу расстелил матрас и тут же на него улегся. В голове пульсировало, перед глазами снова, как тогда в классе, поплыли цветные круги. Он почувствовал как засыпает. Мелькнула искорка надежды что все, случившееся с ним сегодня, это и есть дурной сон. Что скоро он проснется и все будет хорошо, как прежде.

Внезапно громкий металлический скрежет буквально вонзился в голову. Костя открыл глаза и увидел милиционера, который тут же отошел назад к двери и приказал встать с кровати, отойти к стене под окном, повернуться к этой самой стене лицом и руки сложить за спиной. Потом уведомил что принес ужин а через двадцать минут придет снова и заберет поднос. Поковырявшись ложкой в жидкой каше — размазне и заставив себя чуть чуть поесть, он отодвинул поднос. После того как поднос наконец то унесли, решил снова заснуть. Но столь желанный сон уже не приходил.

Костя решил осмотреться и только принялся разглядывать свою камеру, как вдруг осознал, что чувство отстранения от самого себя, накрывшее его с момента ареста в школе, окончательно исчезло. Он снова полностью владел своим телом, его восприятие окружающего мира стало как никогда четким и резким. В нос ему буквально ударила, ранее им не воспринимаемая, противная смесь запахов плохо вымытого туалета, гнили или рвоты ну и конечно неистребимый в таких местах запах хлорки.

Своим обострившимся обонянием он вдруг разобрал еще один запах, который почему то встревожил его. Запах этот был явно знакомым, но он не мог толком разобрать его и вспомнить. В течении нескольких минут тревожащий запах нарастал и вдруг Костя понял — это запах пожара. Так всегда пахнет пожар! Это тот самый запах пожара, вбирающий в себя запахи горящего дерева, бумаги, краски, пластмасс и кто его знает чего еще.

Вскочив с нар, Костя быстро подошел к двери своей камеры, за которой снаружи слышались какие-то приглушенные звуки и явно что-то происходило. Он несмело постучал. Затем, отчетливо чувствуя все больше и больше проникающий в камеру запах гари и даже легкий сизый дымок, уже не стесняясь заколотил кулаком по поверхности двери. Немного подождал, но ничего не произошло. Никто не только не прибежал на помощь, но даже не открыл смотровое окошко чтобы поинтересоваться, кто тут беспорядки нарушает. Почувствовав как страх вместе с паникой овладевают им, он решился на крайние меры. Не зная, поможет ему это или нет, Костя отошел от двери, в три шага разбежался и ударил в металлическую дверь всем своим телом. Неожиданно дверь поддалась, распахнулась и он по инерции буквально выпрыгнул в коридор изолятора.

Продолжение: Ведьма. Часть 5(2).

Автор: 1100110011.

Сайт автора: 1100110011.ru

Все началось на заднем дворе одного заброшенного дома.

– Врежь ему, Берси! – Гневным голосом требовал у меня Атли.

Группа из десяти человек окружила огромного мужчину. Руки его были как два огромных бревна. Сам он своими размерами напоминал тролля из скандинавских легенд. При первом взгляде ии он мог бы с легкостью расправиться со всеми, кто его окружал в ту минуту. Но трагедия заключалась в том, что желания хоть как-то наказать своих врагов у него не было. Его мозг не способен был адекватно воспринимать то, что с ним происходило. Разум его был на уровне годовалого ребенка. Огромный мужчина плакал, закрыв лицо руками, и повторял лишь одно слово.

Скорее, это было даже не слово, а единственное сочетание букв, на которое он был способен:

– Ам-Ам!

– Ам-Ам! –Передразнивала великана злобная толпа, и смеялась. – Слушай, Ам-Ам, скажи хоть одно слово, кроме этого, и мы отпустим тебя!

Увидев, что они смеются, несчастный дурачок подумал, что злодеи простили его.  Хоть он и не понимал, за что, как и не понимал причин, по которым над ним постоянно издевались.

Но все же он был рад тому, что теперь на лицах этих людей появилась улыбка. Он тоже начал смеяться. Атли быстро разубедил его в благоприятном исходе, ударив по плечу. Для Ам-Ама (так его называли еще с детства) этот удар был подобен комариному укусу. Но сам факт, что кто-то вновь желает ему зла, напугал его.

– Ты-то хоть что смеешься, чучело? – Злобно ухмыляясь, спросил Атли. – Люди Одена смеются над нами из-за того, что тут живет этот придурок, – обращался он ко мне. – Это очень сильно бьет по нашему авторитету. Так что врежь кретину по-настоящему! 

Я колебался.

– Слушай, Атли, я понимаю, что ты тут главный, – неуверенно бормотал я, – Но как то, что я ударю слабоумного, докажет мою решимость и верность новому коллективу?  Атли пристально посмотрел на меня и проговорил холодным тоном:  – Ты прекрасно знаешь, почему я прошу именно тебя избить этого человека. Не корчи из себя дурачка. Нам в селе и одного не хватает. Врежь ему, да так, чтобы он захлебывался в крови. Или катись к черту! Мы никого не принуждаем присоединяться к нам.

Увидев, что я продолжаю сомневаться, Атли ударил по больному:

– Разве ты сможешь что-то сделать брату Одена, если не вступишь в наши ряды? Так и дашь этому мерзавцу погубить тебя?  – Сделай это, Берси, – сказал мне Банши, правая рука Атли.  Я понимал, что ослушиваться его опасно.

Читатель вряд ли запомнит имя этого человека, но все же именно он станет одним из главных виновников будущих трагических событий. Передо мной стоял выбор – избить полоумного, и быть принятым в банду, которая позволит мне поквитаться с давним обидчиком; или отказаться от всего, поступив по совести. Я подошел к плачущему великану. Бережно дотронувшись до его огромных рук, я попросил, чтобы он открыл лицо.

Тролль (еще одна его кличка детства) дрожал, но увидев перед собой меня, тут же успокоился.

– Все будет хорошо, – прошептал я.

– Ам-ам, – ответил он, быстро закивав.

В этот момент я ударил его по лицу так сильно, как только мог. Я обрушил на него шквал ударов. Он что-то промычал, лег на землю и закрылся руками. Ам-Ам был слишком силен, чтобы испытывать физическую боль от моего нападения. Но морально он был уничтожен. Ведь его избивал родной брат…

Продолжение следует...

- В крови оба. С ног до головы. Будто сектанты какие. Девчонка та, кстати, словно почуяла, что я смотрю. Я тогда вон в тех кустах сидел. Взяла, да и остановилась ни с того, ни с сего. Обернулась, так. Не торопясь. А потом как зыркнула в мою сторону, что я хрен знает как не обосрался. Можете не верить, но она мне тогда будто в душу заглянула. И подмигнула ещё так, с хитрецой. Типа, можешь не шкериться, я всё равно знаю, что ты там…

Павел задумчиво поскрёб ногтями суточную щетину.

- Не отвлекайся. Дальше что было?

- Ну, как что… я минутку-то выждал и кустами тихонечко следом пошуршал. Вижу, мужик теперь один, в третий бокс заходит, что по правой стороне. Я за ним. Как до ворот добрался, слышу внутри драка началась. Удары, грохот, потом захрипел кто-то. Ну, я перетрухал, есесно, знатно, а как оклемался, так вам сразу и позвонил.

И, как бы подтверждая свои слова, бомж потряс в воздухе смартфоном.

- Ясно. А телефон-то этот, не дороговат для тебя, Пинь? Помнится, тот, что я на такие случаи выдавал, попроще был. Неужто украл?

- Обижаешь, начальник. Нашёл я его. На помойке, вчера. Видимо, кому-то без надобности оказался, вот и выбросили. А мне-то что? Мне в масть, я и подобрал.

- Чудеса да и только. Смотри мне, Пиняй, не балуй. А про мужика этого никому больше не рассказывай, даже корешам своим…

- И в мыслях не было, начальник! Вот те крест! - перебил бомж, вскидывая вверх руку с очевидным намерением перекреститься. Да только Павел ему не позволил.

- Так, давай без богохульства здесь. Сейчас вон ему, - он указал на сотрудника ППС, без дела топтавшегося возле дежурной машины, - всё ещё раз подробно расскажешь. Обязательно обозначишь места, где тебя искать, если возникнет такая необходимость. Потом можешь валить. Но не вздумай мне сдриснуть с района, усёк?

- Усёк, усёк, - понимающе закивал мужик, - мне бы только это, Павел Евгеньевич, сигаретку ещё одну, можно? А лучше две. Стресс всё-таки.

Сомов протянул мужику пачку.

- Держи вот. Всю забирай.

- О, благодарствую, мил человек.

- Сержант, займись. – Окликнул полицейского Павел, кивком указывая на бомжа. - А мы с Иваном Борисовичем до задержанного прогуляемся.

***

- Выходит, Паш, подозрения наши подтвердились самым наихудшим образом, я прав? – тяжело дыша, поинтересовался Сомов, шагая чуть позади майора. Он порядком подустал за последнюю неделю. Помимо длительного пребывания в больнице и последующей схватки с неизвестным древовидным монстром в деревне, пришлось серьёзно помотаться по городу. Семь жестоких убийств, свидетели которых в один голос уверяли, что видели странного мужчину, идущего за руку с маленькой девочкой, подняли на уши, как городской штат полиции, так и всех свободных агентов по борьбе со сверхъестественным, служивших под началом Кожевникова. А всё потому, что тем самым мужчиной, судя по схожему описанию большинства опрошенных, являлся их общий с Павлом знакомый. Около двух недель назад непонятным образом сгинувший в богом забытом доме на окраине леса.

Стандартные для таких случаев поисковые мероприятия полиции, результатов не дали. Не помогли даже камеры слежения, висевшие в городе чуть ли не на каждом углу. Мало того, что подозреваемый всякий раз возникал из ниоткуда и, совершив убийство, тем же непостижимым образом испарялся, так ещё и аппаратура при его появлении моментально начинала сбоить. Покрываясь завесой эфирных помех, картинка тут же искажалась, и смотреть отснятое видео становилось категорически невозможно.

В безуспешных попытках выйти на след внезапно съехавшего с катушек, напарника, Сомов спал по три-четыре часа в сутки. На сегодняшний день был измождён до предела и, хотя упорно не хотел этого признавать, за бодро шагающим полицейским успевал всё же с трудом.

Час назад Павел позвонил ему и попросил приехать на адрес промзоны, что располагалась на северной окраине города, прихватив необходимые атрибуты для ритуала изгнания нечистой силы. Здесь, как ему сообщил местный бомж и по совместительству его давний осведомитель, в районе производственных помещений находился мужчина, ориентировку на которого Павел показывал бездомному пару дней назад.

Воспользовавшись автомобилем дежурного экипажа ППС, патрулировавшего в районе, майор вскоре прибыл на место и в ходе недолгих поисковых мероприятий обнаружил жертву жестокого преступления. Но, что более важно, там же наткнулся и на основного подозреваемого, спокойно сидевшего возле окровавленного, изуродованного трупа, даже не помышляя бежать или сопротивляться аресту.

Никакой девчонки рядом с ним не было. А отвечать на вопросы относительно её нахождения и мотивов совершённых убийств, мужчина отказался. Сообщил лишь, что на всё, что он сделал, была воля свыше, что ведёт его некий голос и, что если Павел хочет узнать подробности, дальнейший допрос должен вестись в присутствии их общего друга Сомова. После смолк, не проронив более ни звука.

То, что задержанный одержим нечистой силой, Павел понял с первых минут общения. И, вместо звонка в отделение с сообщением о совершении преднамеренного убийства, первым делом набрал телефон Ивана Борисовича.

- Выходит, что так. - Согласился полицейский.

- Это плохо. И кого он вальнул на этот раз, установили уже?

- Установили. И даже кое-какую связь нащупали. Запись, с регистратора дальнобоя, помнишь?

- Ну…

- Сегодня утром мне доложили, что в лесу, в километрах четырёх от той самой дороги, что на видео была, нашли останки изувеченных людей. Грибники случайно напоролись.

Сомов резко остановился и напряжённо уставился в затылок полицейского. Тот это почувствовал и, прервавшись, удивлённо обернулся.

- Ты чего, Борисыч?

- А где именно обнаружили? На открытом пространстве или непосредственно в лесу? Холм рядом был? Дерево поваленное, рюкзаки?

- Ну… - Кожевников замялся, - таких деталей ещё не знаю. А что? Тебе известно что-то? Видение было? Если хочешь, позже парней попрошу, они фотки на телефон скинут?

- Попроси.

- Договорились. Так вот. По документам, найденным в вещах, выяснили личности погибших. Некие братья Соломатины с жёнами. Имели общий бизнес. Небольшое производство, расположенное как думаешь где? Совершенно верно, здесь. В том самом цехе, куда мы с тобой сейчас и идём. Что-то они там с пластиком делали. То ли декор какой, то ли ещё что. Штучная тема, в общем. Со слов соседей по квартире старшего из братьев, в прошлое воскресенье семейство укатило на природу, отмечать пятилетие бизнеса. Ну, и как ты понимаешь, назад никто не вернулся.

- Погоди, погоди, Паш, не тарахти. А то я чет связи не улавливаю?

- Это потому, Борисыч, что я тебе пока самого главного не рассказал. Мужских останков в лесу, на три трупа. А братьев Соломатиных, согласно записям ЗАГСа Ленинского района – четверо. Как выяснилось, самый младший в пятницу приболел и в лес не поехал.

- Так это он что ли там бездыханный лежит?

- Именно.

- А ты, значит, полагаешь, что тварь эта, посредством Игорька нашего, тех в лесу покромсала, потом пешим ходом в город припёрлась; для отвода глаз ещё семь человек за неделю к праотцам отправила, и теперь вот за последним из братьев явилась?

- Во-первых не предполагаю, а знаю точно. Он этого не скрывает. А во-вторых - восемь.

- Что “восемь”?

- Восемь человек покромсал. Мужика, на парковке гипермаркета, помнишь?

- Ну.

- Наш гость уверяет, что тот восьмым был. Точнее первым.

- Вот как? Интересно девки пляшут… а чего ради, не сказал?

- Пока молчит. Но заикнулся явно не просто так. Сдаётся мне, в твой огород палка. Вроде как ты не справился и на, пожалуйста, вот тебе второй шанс.

- Ты смотри, провокатор какой нашёлся… а за девчонку толкует чего-нибудь?

Кожевников отрицательно помотал головой.

- Нет. Но лично я думаю, в реале она не существует. Это способ контроля. Чтобы проще было управлять сознанием отца.

Разговаривая, мужчины дошли до двухэтажного здания, построенного по технологии сэндвич панелей. Когда остановились возле входа, в одном из окон, в свете тусклой лампы, Сомов различил силуэт несостоявшегося напарника. Тот неподвижно сидел по центру комнаты, спиной к ним и безотрывно смотрел в одну точку перед собой.

- Что же ты, падлюка эдакая, затеял? - задумчиво пробубнил старик, вперив в мужчину тяжёлый взгляд. - Не нравится мне всё это, Паш. С чего вдруг мы идём на поводу у этой твари? Это ж авантюра чистой воды. Нам бы для начала узнать, что его жертв объединяло, что они за люди такие были. Глядишь, и раскусили бы мразоту. А так… уж больно рискованно.

- Мои парни всю прошлую неделю землю носом рыли. Разный пол, разная работа, семейное положение… всё разное. Возраст, в конце концов. За исключением братьев, остальные и не подозревали о существовании друг друга. - Кожевников повернулся и пристально посмотрел в глаза старику. - Думаешь, я не понимаю, что он нам мозги делает? Всё я понимаю. Да только выбора у нас нет. Как и времени. Сколько уже детей пропало? А сколько пропадут? Ведьма ещё, с ритуалом своим. Теперь этот вот нарисовался. Условия в наглую ставит. С кем будет говорить, с кем не будет… Будто на сто процентов уверен, что мы на шаг позади. Нет, тянуть дальше нельзя. Ты главное, Борисыч - без эмоций, хорошо? Действуем чётко, слаженно и максимально осторожно. Начнёт забалтывать - не слушай. Морочить будет - не смот…

Сомов недовольно отмахнулся.

- Да прекращай, Паш. Первый раз что ли? Скажи лучше, сколько времени у нас на всё про всё?

- Немного. Долго арест я скрывать не смогу. Ещё час, максимум два Митрушин подинамит, а после со следаком явится. Я, кстати, представлю тебя, как доктора психиатрии. Типа любишь работать по горячему и всё такое. Так что будь готов соответствовать.

Сомов скептически хмыкнул, а после похлопал себя по карманам.

- А буянить коли начнёт? Он ведь начнёт, ты же понимаешь? Ёклмн, где сигареты мои? Ах, да…вспомнил.

- Вероятность такая существует. – Невесело согласился Павел, разворачиваясь ко входу и протягивая руку к дверной ручке. – Так что наша первостепенная задача на сегодня - не обосраться. А уж дальше, как говорится, по ситуации.

- Хороша тактика, ничего не скажешь.

Полицейский распахнул дверь.

- Мне жертв на сегодня хватит. - Бросил он на ходу и вошёл внутрь. - Если сильно станет чудить - пристрелю. Вот и вся тактика.

- Хреновенький так-то план, - нахмурившись, проворчал старик, проходя следом, - парня угробишь, а ублюдка упустишь.

- Вероятность такая существует. – Согласно кивнул полицейский. - Будем надеяться, ничего подобного не случится.

***

Яркий свет неприятно ударил в глаза. Настолько, что я с громадным удовольствием обматерил как его источник, так и двоих, застывших в дверном проёме, людей.

- Ноги не связаны. – Заметил в ответ знакомый голос. – Нужно стянуть чем-то.

- Иван Борисович, вы что ли? Ну, наконец-то. А то я уже порядком заскучал здесь. Грешным делом даже подумал всё, кинул меня напарничек. Бросил, так сказать, на произвол судьбы.

- И тебе привет, Игорюша. - Дед опустил на пол спортивную сумку и подошёл ближе. В руках он держал моток верёвки. - Тут слушок прошёл, что ты с недавних пор вести себя плохо стал?

- Я? Наглое вранье! Иван Борисович, вы же меня знаете, я сама невинность… - мой рот расплылся в фальшивой улыбке. Взгляд упал на верёвку в его руках. - А это вам зачем? Не доверяете? Жаль… Хотя, признаюсь, игры со связываниями вещь довольно занимательная.

- Рад, что тебе нравится. - Избегая смотреть мне в глаза, старик опустился на одно колено рядом со стулом и принялся приматывать к нему мои ноги. - Вот вместе и поиграем сейчас.

Я следил за его действиями внимательно, даже с некоторым любопытством. Откровенно умилялся той усердности, с которой он проводил свои верёвочные манипуляции. Мент, кстати, тоже в стороне стоять не стал и взялся очерчивать мелом круг, с моим стулом в центре.

Разобравшись с ногами, старик не поленился и дополнительно притянул к спинке торс. Вы гляньте, какой сервис! Ну, прям как дома. Колюще-режущие планируются?

Закончив с полом, мент переключился на стены, тщательно выводя на их шершавой поверхности кресты разных размеров. Вид при этом сохранял важнее важного…

Кого обманываете, насекомые? От вас же страхом несёт за километр!

- Вы бы за мыслями своими получше следили, ребятки. – В конце концов не сдержался я и ядовито прыснул. - При желании их даже ребёнок сможет прочесть.

- Да читай на здоровье. Легче тебе от этого всё равно не станет. – Мент отложил мел, обернулся и достал из ножен, что были закреплены подмышкой на манер кобуры, кинжал, с рукояткой в форме креста. Что-то тихо прошептал, демонстративно поцеловал распятие, вырезанное на эфесе и, скорчив серьёзную рожу, встал напротив меня. Ну не клоун?

- Я так понимаю, дружеской беседы у нас не получится?

- От тебя зависит, демон.

Мент осенил меня крестным знамением. Я скучающе прикрыл веки.

- Завязывай с этим религиозным пафосом. Меня крестами не пронять.

- Это ты сейчас так говоришь. Посмотрим, как запоёшь через минуту.

- Ой, да брось. Чтобы вы там себе не думали, всё это, - я обвёл взглядом округу, - для меня не более, чем игра. И мне совершенно неважно, когда или чем она закончится. Потому как при любом раскладе я вернусь туда, откуда пришёл. Стало быть, бояться мне нечего. А вот о вас подобного сказать нельзя… Сотворивших грех, ведь в рай не пускают, верно? – Горе-напарники переглянулись, в то время, как моя довольная улыбка стала только шире. - Да, да, ребятки. Убийство – это грех. Не знали? Или надеялись, что Игорьку, этому тщедушному слабохарактерному слизняку, будет позволено выжить после всех ваших выкрутасов?

Я отрицательно покачал головой.

- Не-а. Он сдохнет, мои хорошие. И сдохнет по вашей милости. Одумайтесь, пока не поздно. Иначе в следующий раз общаться придётся в другом месте. Где, в отличие от вас, выродки, я буду уже дома. И, поверьте, не откажу себе в удовольствии поучаствовать в разделе ваших потрохов. – Вожделенно прикрыв веки, я глубоко вдохнул, предвкушая скорое удовольствие. Крылья носа при этом мелко затрепетали. – Уммм… даже мысль о подобном неимоверно возбуждает.

Мент шагнул ближе и склонился к моему лицу. Надо же, не боится. Ну-ну. Поглядим на выражение твоей мерзкой рожи, когда я буду сдирать с неё кожу, ублюдок!

- Слишком много болтаешь, бес. – Большим пальцем он вывел крест у меня на лбу, измазав его чем-то вязким и липким. Этот финт спровоцировал первые неприятные ощущения. Запахло палёной кожей. - Смотри, как бы жалеть не пришлось.

- Жалеть? Ты серьёзно сейчас? Вот умора! Если только вас пожалеть, дебилы? Сдохните-то вы по итогу.

Краем глаза отметил, что старый пень снова принялся копошиться в сумке и заинтересованно обернулся. Чего он там всё выискивает? Святую воду? Или, может, валерьянку? На ногах еле стоит, а всё туда же, герой хренов…

Повеяло противным дымом.

Я болезненно скривился и заскрипел зубами. Вашу ж мать! Что там ещё? Ах, ну да. Ладан… вот жеж чёртов мент! Времени зря не теряет…

Моё лицо побагровело, сморщилось. Кожа на шее и щеках пошла волнами, а на поверхности глазных яблок, мгновенно наполнившихся кровью, проступила сеть тонких капилляров. Мышцы шеи и рук натянулись до предела. Вдоль всей их длины проступили толстые вены. Половину из этого видеть я, конечно, не мог, но прекрасно знал, что именно так оно и было. Не впервой, знаете ли.

Мент заметно напрягся, повторно переглянувшись со старым. Ну, а как вы хотели, выродки?! Понарисовали вокруг крестов, смердите ладаном, и думали я это спокойно проглочу? Хрен вам, собаки, добро пожаловать в мир боли! Скоро вы познаете её по самое не балуйся.

- Послушай, - снова подал голос ментяра. Пришлось отвлечься от старика, хотя и не успел разглядеть, чего он там рылся, - мы можем помочь друг другу, сэкономив всем время. Ответь на наши вопросы и, обещаю, твоё изгнание будет предельно безболезненным.

- Изгнание? – а вот и голос сломался. Я больше не блеял, как затравленный ягнёнок. Теперь я вещал как истинный воин. Громким, раскатистым басом высшего демона. - Вы посмотрите, что нам тут сейчас просипели… когда это ты, мусор, заделался в священники?

- Я не священник, нечистый. И никогда им не буду. Правда легче тебе от этого не станет. Молитвы читаю не хуже, можешь поверить на слово.

- Вон оно как? Всегда умилялся непомерному самомнению таких, как ты. Любители брать на себя сверх меры. Ещё и кичитесь этим! Двуличные мрази. Что ОН нашёл в вас? Презренные прихвостни! Неспособные ни на что, кроме пресмыкания. То ли дело мы! Мы хотя бы не притворяемся.

- Завязывай трепаться, демон. Прояви благоразумие, пока тебе ещё дают шанс.

А вот такой наглости я стерпеть не мог, и дёрнулся было встать, чтобы разорвать ублюдка голыми руками. Но путы, на удивление, держали крепко и я лишь содрал кожу на запястьях.

- Благоразумие, бл…ть?! Да разумней меня ты в жизни не видел, пернатый. Чего вылупился? Думал, не знаю кто ты? Да от подобных тебе несёт за милю. Ничтожные лакеи. Рабы без воли и достоинства… вам ли говорить о благоразумии? В отличие от вас, слепо принявших узы тирании, мы хотя бы не сломлены и продолжаем бороться. Раскрой глаза, ты на стороне побеждённых, а, значит, и твоё личное поражение уже неминуемо!

- Да что, ты знаешь… - моего визави явно задело. Он рванулся ближе и застыл всего в считанных сантиметрах. А-а-а-а-р-р-р! Если бы только были свободны руки, мои пальцы с лёгкостью бы продавили ему череп, - нет, ну ты слышал, Борисыч? Оказывается, проиграл ни тот, кто сидит на стуле связанный, а мы с тобой. Глянь, как его перекосило. Того и гляди – дым из ушей повалит.

- Язви, язви, пернатый. Скоро тебе будет не до смеха. Решили, самые умные? Сидите себе среди людишек, мелкую шваль адовскую отлавливаете и считаете, что у вас всё под контролем? Да как бы ни так, ублюдки. Будет вам известно, за последнюю сотню лет мы потрудились так, что вам и в страшном сне не приснится. Поработали с людишками настолько филигранно, что вы и осознать не в состоянии.

Сами посудите, прикрываясь мнимой свободой, равенством и прочей бредятиной, они уже давно летят в тартарары. Грань между добром и злом? Да большинство из них даже не знает, что это. Нам осталось подождать самую малость и те последние, кто ещё противятся, свято веря в существование добра и зла, перестанут видеть разницу. Не смогут определить грех, даже если его будут творить прямо у них под носом. А кого за это благодарить? Та-да! Конечно же, нас. Это наша заслуга. Долгожданная и сокрушительная победа. А бесполезная возня, вроде изгнания бесов, лишь доказательство вашего поражения. Роспись в некомпетенции, если хотите. В долгую надо работать, пернатый, а не по городу с крестами под мышкой бегать. Так что давай без прелюдий. Делай, что задумал и поглядим, кто здесь реально проигравший!

А глазки- то забегали. Одолевают сомнения? Всё правильно, пернатый. Пора звонить папочке.

- Что-то никак в толк не возьму. С чего это ты так раздухарился, бес? - мент с интересом уставился на меня.

- Исповедуюсь, может быть? – От моего громогласного смеха задрожали стены.

Тот, в свою очередь, распрямился. Коснулся распятием лба.

- Что ж, как пожелаешь. – Сказал он, прикрывая веки. - Готовься тогда. Я буду отпускать тебе грехи.

- Ну, наконец-то! - глаза закатились в предвкушении. - Можешь приступать, ментяра! Я жду!

Отче наш, Иже еси на небесех!

Да святится имя Твоё,

Сказать, что стало неприятно, ничего не сказать. Буквально каждой клеткой захваченного тела я разом испытал адскую боль. В меня будто стая голодных псов вцепилась.

Вместе с этим в голове зазвучали голоса. Проникновенные и звучные. Своим монотонным гвалтом они путали и сбивали с мысли. Мешали сконцентрироваться. Я, конечно, готовился к чему-то подобному. И всё же, это оказалось куда противнее, чем я мог себе представить.

да приидет Царствие Твоё, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли.

Грудная клетка резко выгнулась против воли. Мышцы напряглись. Затрещали кости. Гул в голове усилился, носом пошла кровь. Верёвка, стягивающая трос, сильно натянулась и через секунду громко лопнула, словно изношенная гитарная струна.

Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим;

Тело затрясло, забило в конвульсиях. Контролировать его удавалось всё сложнее. Кожа на руках, под ободками наручников, побагровела и закровоточила, браслеты резко нагрелись, стремительно раскалившись до красна.

- Заткнись! Закрой рот, ублюдок!

и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго.

- Да я на ремни тебя порву, тварь!

Ибо Твоё есть Царство и сила и слава во веки!

- Замолчи! Замолчи! За-а-а-т-к-нись!!!

К молитве подключился старик, начав методично вторить пернатому.

Боже Вечный, избавивый род человеческий от пленения диавольскаго, избави раба Твоего от всякаго действа духов нечистых, повели нечистым и лукавым духом же и демоном отступити от душы и от тела раба Твоего и не пребывати, ниже сокрытися в нём…

- Конец вам, паскуды! Изничтожу! Прокляты будете оба навеки вечные!

Да бежат именем Твоим святым, и единороднаго твоего Сына, и животворящаго твоего Духа, от создания рук Твоею…

- Отвечай, зачем явился, демон! Какова твоя цель?

Из-под распятия повалил густой дым. По комнате распространилось зловоние горелой плоти.

– Говори или подохнешь прямо здесь!

Тело судорожно задёргалось, самопроизвольно засучило конечностями. Стул под ним заходил ходуном. Внутри стало нестерпимо находиться.

Выход!

К дьяволу всё! Мне нужен выход! Другой носитель. Немедленно!

Старик резко выбросил в мою сторону руку. В лицо полетели капли воды. Соприкосаясь с раскрасневшейся, огрубевшей кожей, они мгновенно испарялись, взмывая вверх клубящимися столбиками дыма. Глаза полезли из орбит. Я заорал, зарычал от боли.

Да очищен быв от всякаго искушения диавольскаго, преподобне, и праведно, и благочестно поживает, сподобляем пречистых тайн единороднаго Сына Твоего и Бога нашего: с Ним же благословен ecи, и препрославен, с Пресвятым, и Благим, и Животворящим Ти Духом, ныне и…

****

- Нет, дедушка, прекрати! Остановись, умоляю!

Голос внука. Голос, наполненный болью и страданием, прозвучал настолько близко и знакомо, что Сомов от неожиданности выронил распятие и испуганно отшатнулся. Увидев это, Кожевников взволнованно закричал:

- Старик! Это обман! Он в твоей голове. Чтобы ты не видел - не верь, это ненадолго. Ты слышишь меня?!

Сомов слышал. Но оторвать взгляда не мог. Да и не хотел. Ведь на стуле, прямо перед ним, где секунду назад сидел одержимый взрослый мужик, теперь был Мишка… его Мишка. Любимый внук, которого он так долго искал!

Бедный мальчик. Он сидел полностью обнажённый. Тело с ног до головы покрывалось синяками и кровоточащими ссадинами. Рыдая навзрыд, мальчик умоляюще тянул к нему руки и без конца причитал:

- Пожалуйста, дедушка… не надо… не бей меня больше… прошу тебя… мне очень больно, остановись!

- Миша..?

- Борисыч, не слушай. - Кожевников стремительно сблизился и схватил Сомова за плечо. С силой встряхнул. - Очнись, старик! То, что ты видишь - не реально! Ты же это знаешь, не хуже меня!

Сомов непонимающе посмотрел на напарника, а затем снова перевёл взгляд на внука. Одновременно с этим вокруг стула заплясали языки пламени.

- Дед-а-а-а-а! - от оглушительного детского крика заложило уши. - Помоги! Я не могу! Не могу терпеть! Очень больно! Умоляю, спаси меня!

Не сдержавшись, Сомов вырвался из хватки и ринулся в кольцо огня. Кожевников не растерялся. Повторно схватил его, только на этот рах за воротник, и грубо отдернул назад.

Иван Борисович впечатался спиной в стену, глухо охнул, однако тут же, словно бессознательная кукла, невозмутимо рванул обратно, живым тараном врезаясь в грудь майора.

Павел одной рукой упёрся ему в грудь, а второй замахнулся для удара, одновременно громко предупредив:

- Прекрати, старик! Не вынуждай меня!

***

- Что такое, пернатый? - горе изгоняльщики занялись друг другом, тем самым подарив мне короткую передышку. Спасибо, выродки. - Трудновато с людишками, да? Будет тебе уроком на будущее. Позволь, угадаю. Небось рассчитывал, что убьёшь парочку наших и папочка простит тебя? Что ж, должен разочаровать, ему на тебя насрать…

- Заткнись, бес! Закрой свою поганую пасть! Или я заткну её голыми руками!

- Аха-аха. Так чего же ты ждёшь, мент? Давай, сделай это. Сделай прямо сейчас! Убей меня и всё тут же закончится! Ну! Убей же! Убей!

Пернатый не заметил, но когда старик врезался ему в грудь, то, машинально отступив, подошвой левого ботинка он нарушил целостность линии. Круг разомкнулся. Весьма кстати для меня, хотя и без этого, я уже был полностью готов.

Вот она полночь. Вот он - момент силы.

Я встал в полный рост, с лёгкостью разорвав сохранившиеся путы. Цепочки наручников лопнули, оконное стекло и лампа в прямом смысле взорвались, обдав нас брызгами осколков. Бесполый отвлёкся, на мгновение выпустив старика из виду. Тот, как ошпаренный, тотчас рванул ко мне. Умница! Рад, что мы понимаем друг друга.

Старик и не понял, когда оказался в моих руках. Пальцы крепко схватили его за горло, и я без труда поднял дряхлое тело над землёй.

- А помнишь, старый, - вперившись в него ненавидящим взглядом, напомнил я, - я обещал, что ты недолго протянешь? Как видишь, я не соврал.

С торжествующим видом повернулся к пернатому. Тот растерянно застыл в одном положении и таращился на меня широко распахнутыми глазами. Его правая рука, в кулаке которой он стискивал распятие, была отведена для замаха. Кончик лезвия был направлен в мою сторону.

Поздно, брат. Ты опоздал.

- Ты спрашивал, с какой я здесь целью? Вот с этой!

Мимолётное движение кистью. Хруст позвонков и бездыханное тело старика грузным мешком валится на пол.

Я развожу руки в стороны и виновато пожимаю плечами. Так вышло, брат, извини.

Мгновение и лицо моего визави перекашивает от гнева. Он решительно бросается на меня.

Замечательно. Это то, чего я и хотел. Давай, убей и его, брат. Последнего. Я хочу, чтобы ты сделал это сам. Это мой тебе подарок.

Занесённое лезвие целит в человеческую грудь, оно  вот-вот должно пронзить её. Однако в самый ответственный момент дверь в комнату распахивается. С шумом и криками внутрь врываются несколько человек. Пернатого перехватывают и валят на пол, заламывают руки. Со мной та же история. Но я, в отличие от него, не сопротивляюсь. Не плачу.

Я - улыбаюсь...