Серия «Нефилимы. Дитя падшего.»

Первый эпизод серии - Без названия (пока)

Мужчина в длинном сером плаще, чёрных брюках и надвинутой на глаза, широкополой шляпе, демонстрируя окружающим гордую осанку и начищенные до блеска лакированные туфли, неторопливой походкой уставшего человека вышел из перехода метро. До девятиэтажки, где он жил, отсюда было рукой подать. И, если бы он отправился домой сразу, то уже спустя минут пятнадцать, расслабленно сидя за столом на кухне, вдыхал бы дурманящий аромат любимого, крепкого напитка и предвкушал, с каким трепетом примется за работу над ключевым изделием своей последней коллекции. Однако прежде требовалось заглянуть в магазин - утром закончились хлеб и яйца для завтрака - а, значит, деревянной крохе, в которую он вложил весь ассортимент своих умений и опыта, придётся ещё немного подождать.

Мужчина поправил чересчур съехавшую на глаза, шляпу и также размеренно ступая, побрёл в сторону ближайшего супермаркета.

Около входа в магазин его ожидал неприятный сюрприз. Подвыпившая компания из трёх молодых парней, чей возраст вряд ли превышал двадцатилетний порог, перетаптываясь непосредственно перед раздвижными дверьми, преграждала проход внутрь. Оживлённо общаясь, они активно жестикулировали, смеялись, и, без какого-либо стеснения, громко матерились.

Чтобы миновать живую преграду, посетителям приходилось обходить наглую компанию по кругу. Что, в свою очередь, совершенно не заботило виновников создаваемых неудобств. Более того, они всякий раз вызывающе огрызались, стоило кому-то из пришедших в магазин людей, выразить возмущение настолько хамским поведением.

Мужчина поравнялся с компанией во время очередной словесной перепалки. Тот из троицы, что стоял ближе остальных, успел бросить вслед пожилому посетителю адрес, где принимают претензии от «старых пердунов» вроде него и, довольный своим красноречием, улыбаясь во весь рот, повернулся обратно к друзьям. Мельком, но, как показалось мужчине, оценивающе осмотрел его с ног до головы. Холодным, надменным взглядом, мгновенно спровоцировавшим первые задатки плохого предчувствия.

Минувший рабочий день и так выдался сложным. Мужчина был буквально измотан. Все его мысли витали исключительно вокруг душа, кофе и любимого хобби. Меньше всего ему сейчас хотелось вступать в бессмысленную перепалку с подвыпившей молодёжью. Поэтому, уповая на то, что особого значения его скромной персоне не придадут, он быстро отвернулся и принялся спешно обходить шумную компанию. И ему почти удалось. Даже успел сработать датчик автоматического открывания дверей, когда тот, с чьим недружелюбным взглядом он уже имел неосторожность пересечься, долговязый, в накинутом на бритую голову, капюшоне, вдруг снова повернулся в его сторону. Грубо схватив за рукав, он силой вынудил мужчину задержаться.

- Здорова, дядя. Мелочи не одолжишь? Нам тут с парнями не хватает пару соток. Будь другом, выручи, а?

Машинально обернувшись, тот растерянно переспросил:

- Простите, вы что-то сказали?

- Мля, ты, сук, глухой? – долговязый мгновенно изменился в лице и угрожающе шагнул навстречу. Бесцеремонно толкнул мужчину в плечо, а его друзья хищно оскалились, предвкушая весёлое времяпрепровождение. – Хош подлечу?

Последовавший за этим лёгкий тычок в плечо заставил оппонента отступить назад. Однако он тут же шагнул обратно, с достоинством вздёрнув подбородок.

- Молодой человек, во-первых - я не глухой. А во-вторых, обращайтесь ко мне на вы, пожалуйста. Я вам в отцы гожусь!

- Ну, нихера се! – воскликнул долговязый, попутно изобразив на лице деланное удивление. Мотнул головой в сторону собеседника. – Слыхали, пацаны? У нас здесь весь из себя интеллигент. Ранимый, сука! Бабки гони грю… папа!

Парень нагло придвинулся. Мужчина не шелохнулся.

- Молодой человек! – возмутился он. Сглотнул, собираясь продолжить, но холодный кулак хулигана, внезапно соприкоснувшись с правой щекой, резко прервал его намерение. Мужчина толком и осознать ничего не успел, а уже беспомощно распластался на земле. Все трое, как по команде, подскочили к нему и с нескрываемым удовольствием принялись лупить ногами по открытым участкам тела.

Охая и постанывая, мужчина подтянул ноги к груди, сжавшись в позе эмбриона, одновременно прикрывая голову руками. Долговязый, в свою очередь, воспользовавшись неспособностью жертвы сопротивляться, присел рядом и, тяжело дыша, пока друзья продолжали «работать» по корпусу, шустро обшарил карманы плаща в поисках бумажника и наличности. Нащупав, ловко извлёк наружу. Громко скомандовал «валим», и первым исчез в сумраке дворового сквера. Следом послушно бросился второй. А вот третий замешкался, заметив, что на одном из кроссовок в суматохе развязался шнурок. Опустившись на одно колено, парень принялся суетливо запихивать длинные концы внутрь обуви, опасливо оглядываясь по сторонам.

Мужчина же, осознав, что его больше не бьют, кряхтя и морщась от боли, сначала несмело распрямился, а затем и вовсе уселся на асфальт. Вытирая рукавом размазанные по подбородку сопли, вперемешку с кровью, исподлобья посмотрел на парня.

- Гурьев, - негромко проговорил он, - а ведь я тебя узнал! Гадёныш… не думал… - мужчина прервался, сильно закашляв и, прежде чем продолжить, сплюнул на асфальт небольшой сгусток крови, - что спустя столько лет вот при таких обстоятельствах встретимся…

Парень ошеломлённо замер. Медленно обернулся, прищурился и, слегка подавшись вперёд, дерзко переспросил:

- Чего ты там вякнул, мудила?! Фамилию мою знаешь?

- Ну, а как не знать? Ты же подлец эдакий, на моих глазах, считай, вырос. Я твои изделия до мельчайших деталей помню. Самые качественные в классе были. Особенно те, что из дерева. Однажды даже на выставке районной демонстрировались. Забыл? А я вот нет. Хороший преподаватель лучших учеников всю жизнь помнит.

Выражение лица парня изменилось. Вместо нахальной бравады на нём, вдруг, отобразились растерянность и… испуг?

- Олег Игоревич… вы?

- Я Сашенька, я… - мужчина опёрся ладонью об асфальт и попытался подняться. Но в последний момент ноги подвели и, поморщившись от приступа острой боли, он грузно осел обратно. Сокрушённо вздохнув, продолжил, - а ты, смотрю, в хулиганы подался? Как же тебя угораздило-то? Вроде в школе нормальным был…

Парень воровато огляделся. Облизал пересохшие губы. Пальцы его рук начали нервно сжиматься и разжиматься. Убедившись, что поблизости нет посторонних, Александр осторожно подошёл к, сидящему на асфальте, мужчине.

- Так получилось… это… Олег Игоревич, давайте помогу, - предложил он и, не дожидаясь ответа, подхватил бывшего преподавателя под руки. Помог встать. Неуклюже смахнул прилипший к плащу, мусор, - Олег Игоревич, вы это… простите… нас… пожалуйста. Я завтра же вам всё верну, что парни забрали. Обязательно. Вы только не рассказывайте никому. А то я… на условном сейчас.

- Вот, значит, как… ещё и судимый… ох, Сашка, Сашка. Не ожидал. Как же так? Было время, когда я на тебя дурня большие надежды возлагал… представлял, что в художественный институт поступишь, человеком станешь. Однажды на выставку свою пригласишь. А в итоге что вышло?

- Да когда это было, Олег Игоревич? В прошлой жизни…

- Зря ты так. Каждый Саша, сам хозяин своей судьбы. И если она, вдруг, пошла не по тому сценарию, только мы в силах тот самый сценарий изменить. А даль…

- Нечего менять, - неожиданно грубо перебил парень, нагибаясь за шляпой, - меня всё устраивает.

Олег Игоревич устало выдохнул.

- Ну, как знаешь. – Похлопав парня по плечу, он принял из его рук головной убор и повернулся в сторону дома. Поход в магазин на сегодня отменялся. Грязный, измятый плащ, как и отсутствие денег, этому прямо способствовали. Правда, сделав первый шаг, старик тут же споткнулся, не удержав вес тела на отбитой ноге. Александр среагировал моментально и, подскочив к учителю, подхватил его под руку, не позволяя снова упасть.

- Давайте, я вас провожу. – Виноватым тоном предложил он. Олег Игоревич отказываться не стал.

***

Ключ провернулся в сердечнике замка, как и положено – полных три оборота. С усилием толкнув входную дверь ладонью, тяжело переступая с ноги на ногу, Олег Игоревич медленно прошёл в квартиру и, не оборачиваясь, прикрыл её обратно. Движение получилось слабым - сил совсем не осталось - замок не захлопнулся. Из-за чего дверь снова приоткрылась, разрезав темноту коридора полоской света с лестничной площадки.

Пожилой преподаватель труда этого словно не заметил. Слепо нащупал на стене выключатель, сбросил плащ прямо на пол и, не снимая обувь, пошатываясь, направился сразу в гостиную.

Сильно мучала жажда. В горле давно пересохло. Всё, что его окружало, беспрестанно кренилось и плыло в пространстве, вызывая головокружение. Боясь не удержаться на ногах, мужчина скользил ладонью по стене. Сохраняя равновесие и, пускай слабую, но связь с реальностью. Времени оставалось совсем мало, нужно было спешить.

В комнате, непосредственно возле окна, располагался его рабочий стол. Подойдя к нему, Олег Игоревич опёрся левой рукой на спинку выдвинутого стула. Облизал пересохшие губы. Осторожно отнял от живота ладонь правой. Секунд десять тупо смотрел на влажное, красное пятно на рубашке. Иллюзий он не питал. Наоборот. Прекрасно осознавал, что доживает заключительные минуты своей жизни. Осознавал и принимал. Единственное, прежде чем случится неизбежному, всей душой желал закончить работу над последним, теперь уже во всех смыслах, изделием своей жизни.

Фигуркой бравого полицейского, кропотливо вырезанной из дерева и облачённой по задумке, в парадную форму. На данный момент у него были окрашены только брюки, но это нисколько не смущало игрушечного офицера, с самоуверенной улыбкой застывшего в центре стола, в ожидании собственного преображения, и гордо взиравшего на мир большими, рисованными глазами.

Прижав окровавленную ладонь обратно к ране, Олег Игоревич аккуратно, избегая резких движений, опустился на стул. Встретился с полицейским уставшим взглядом и, слегка улыбнувшись, слабо кивнул, приветствуя. Крохотный, всего лишь двадцать два сантиметра в высоту, тот был ему очень дорог и воспринимался как полноправный член семьи. Ровно, как и те, другие, немногочисленные представители коллекции, что сейчас стояли на полке серванта. Как и их создатель, они с нетерпением ждали рождения нового собрата. Внимательно отслеживая кропотливый процесс с самого первого касания резцом деревянной болванки.

Дровосек.

Здоровенный, рыжий бородач. В потёртых джинсах и красной в чёрную клетку, рубахе. С угрюмым видом и огромным топором наперевес. Глуповатый, но очень преданный.

Продавщица сельского магазина.

Полненькая женщина в белой форменной одежде и чёрном фартуке, с кружевным обрамлением. В её пышной причёске Олег Игоревич закрепил крохотную, накрахмаленную наколку, а в руках она держала кассовый аппарат. Под тяжестью металлического устройства, женщина немного клонилась вперёд. Забавно дуя щеки и щуря от натуги, глаза. Мужчина с трепетом относился к данной модели. Она напоминала ему тётю Марину из поселкового магазина в детстве, где он когда-то гостил у бабушки. Стоило им вдвоём появиться на пороге, улыбчивая продавщица всегда искренне радовалась и непременно угощала маленького Олега чем-нибудь вкусненьким. Добрейшей души была женщина.

Арлекин.

Пожалуй, самый отвратительный в коллекции персонаж. Ехидная улыбка, вкупе с безжалостным взглядом, выдавали в нём опасного безумца. А мелко подрагивающие из-за вибрации пола, ударные тарелки в руках, лишь дополняли придурковатый вид. Олег Игоревич и сам не до конца понимал, зачем создал его. Возможно, в тот день у него было плохое настроение, и таким образом он хотел выплеснуть накопившийся внутри негатив? А, может, просто не представлял коллекцию без эдакого бунтаря? Скорее всего, оба варианта имели место. Но, как бы там ни было, отцовскую привязанность к этой кукле Олег Игоревич испытывал ничуть не меньше, чем к остальным своим экспонатам.

Парикмахер.

Молодой, скромный юноша в очках с роговой оправой. Обалденной деталью, которой мужчина гордился особо. Не так-то просто было найти подходящий кусочек настоящей человеческой кости для её изготовления. В руках кукла держала подлинные ножницы, раза в полтора превосходящие её собственный размер.

Переведя взгляд с них обратно на полицейского, настраиваясь на предстоящую работу, Олег Игоревич глубоко вздохнул. Перехватил рану другой рукой и потянулся за кистью. Правый бок тут же обожгло раскалённым железом, но он не отступился. Только плотнее стиснул зубы, сдерживая, рвущийся наружу, болезненный стон.

За рукоятку ухватиться получилось не сразу. Пальцы сильно дрожали. Да и деревянная палочка, словно издеваясь, надолго не задерживалась в их окровавленных объятиях, постоянно выскальзывая. Однако когда всё же удалось с ней совладать, а щетинки кисти окунулись в контейнер с синей краской, твёрдость руки волшебным образом вернулась, и инструмент плавно заскользил по идеально отшлифованной поверхности.

Для завершения окраски, Олегу Игоревичу понадобилось чуть больше двадцати минут. К тому моменту, он уже откровенно клевал носом и ещё бы чуть-чуть, наверняка бы отключился. Но, осознав, что работа окончена, нашёл в себе силы собраться и тяжело поднялся из-за стола.

Наплевав на рану, протянул ладони к небольшому пьедесталу, на который была водружена фигурка полицейского, и взволнованно поднял своё творение на уровень глаз. Покрутил, придирчиво всматриваясь в каждую деталь образа, а удовлетворившись, гордо опустил куклу на полку серванта рядом с другими представителями коллекции.

Вот и всё. Он справился.

Губы Олега Игоревича тронула счастливая улыбка. Словно в ответ, как по команде, каждая кукла сделала короткое движение. Дровосек повёл плечами, разминая рельефные мышцы. Парикмахер поправил очки. Женщина – продавец переступила с ноги на ногу, встряхнув в руках тяжёлую ношу. А Арлекин ещё шире растянул свою жуткую улыбку, одновременно разводя ударные тарелки, будто планировал в них ударить. Затем все куклы повернулись в пол-оборота, устремляя взгляд маленьких глаз на нового члена семьи, и снова замерли в неподвижности.

По щекам их отца покатились слёзы. Протянув, измазанную кровью, руку, он по очереди коснулся кончиками пальцев ближайшей статуэтки и расслабленно прикрыл веки. Затем, словно слепой, Олег Игоревич осторожно погладил и остальных, запоминая черты и мимику. Продержался в сознании ещё несколько секунд, а затем его ноги дрогнули, подогнулись, как от внезапного удара сзади, и старик грузно повалился на пол. Походу невольно смахнув с полки всех находившихся там, кукол.

Глухо застучав по полу, фигурки беспорядочно рассыпались вокруг бесчувственного тела. Из-под пропитавшейся насквозь рубашки, по паркету потекла красная жидкость. Вязким ручьём она заструилась вдоль гладкой поверхности, и в какой-то момент достигла деревянных губ улыбчивого полицейского. Когда это случилось, её движение на миг остановилось. Даже немногочисленные частицы пыли, взбудораженные упавшим телом и сейчас медленно оседавшие обратно на пол, неподвижно застыли в воздухе.

В комнате воцарилась звенящая тишина. Секундные стрелки настенных часов оглушающе пробили два раза, а дальше случилось невообразимое. Деревянная кукла принялась жадно впитывать кровь, словно пересохшая губка проточную воду, лицо исказилось в гримасе праведного гнева, а большие, раскрашенные глаза дважды моргнули…

***

- Ну, всё, Саняга, бывай, - заплетающимся языком просипел Покемон, протягивая корешу руку, - ик… пойду я.

Парень пьяно улыбнулся, продемонстрировав два тёмных провала посреди ряда кривых, пожелтевших от никотина, зубов. Сжал протянутую в ответ ладонь и, желая на прощанье до кучи обняться, попытался притянуть Гурьева к себе. Тот, в свою очередь, широкого жеста приятеля не оценил. Брезгливо скривившись, он поморщился и не сильно оттолкнул друга.

- Бля, Покемон, сдурел? Отвали нахрен.

- Да ладно, чё ты недовольный такой? – ухмыльнулся тот, в миру Голиков Семён, и панибратски хлопнул товарища по плечу. – Нормально же посидели.

- Нормально, нормально. Вали уже. Мне ещё к Ксюхе ехать нужно.

- Ого! Кто-то задумал провести остаток ночи по-взрослому? Ха-ха. Не ссы. Успеешь к тёлке своей.

- Да завались ты уже, не ссу я!

- Неужели? А хрен ли весь вечер грузишься тогда? Кайф ломаешь и себе, и людям. Чё ни так-то? Из-за того деда что ли? Да пошёл он нах… ик… пердун старый.

- Мля, Пока, я тебе сказал - заткнись! – резко оборвал Александр не к месту раздухарившегося приятеля. – Как-нибудь сам разберусь, лады? Без тебя. Вы бабки с Длинным пробухали? Довольные до усёру теперь, да? А у меня условка, ни чё? Если он ментам шепнёт, мне кранты, врубаешься ты или нет?

- Ладно, ладно, - Покемон примирительно выставил вперёд руки, - не кипишуй, братуха. Нормально всё будет. Кто же знал, что он знакомец твой окажется? Ты так-то и сам его не сразу признал, правильно? Да и перетёр вроде с ним, сам же говорил…  или нет?

- Перетёр… но всё равно… неспокойно как-то. Ты вали, давай, раз уж собрался, не действуй на нервы.

- Как скажешь, бро. Не грузись. Всё ровно будет.

***

Вернувшись домой, Семён нетвёрдой походкой ввалился на кухню. Достал из холодильника заранее приготовленную бутылку пива, сбил крышку тут же, об угол дверцы, и с жадностью присосался к холодному горлышку.

Влив в себя чуть меньше половины содержимого, парень довольно отрыгнул, переводя дух, и повторно поднёс бутылку ко рту, намереваясь закончить процесс. Вот только воплотить задуманное в жизнь, не вышло. Во входную дверь внезапно постучали. Рука замерла на полпути, а затуманенный взор с удивлением устремился в сумрак коридора. Выждав пару секунд, Семён недовольно прокричал:

- Кого там чёрт принёс? Иди в жопу, кто бы ты ни был. Меня нет!

Рассмеялся собственному остроумию и резко выдохнул, запрокидывая бутылку донышком кверху. В тот же миг в дверь постучали повторно. Да так громко, что от неожиданности Семён подавился и начал кашлять.

- Да мля, - зло выругался он, придя в себя, - сразу не допёр, козёл? Ладно… ща объясним попроще.

Оставив недопитую бутылку на столе, Семён, пошатываясь, побрёл открывать входную дверь. В планах было, что называется, засадить нежданному гостю без разговоров, но, к большому удивлению парня, на лестничной площадке оказалось пусто. Занесённый кулак так и завис в воздухе, пока Семён, насколько позволял одурманенный рассудок, пытался этот факт осознать. Осмотрев площадку полуприкрытыми глазами и, никого по итогу не обнаружив, он громко выматерился. Смачно сплюнул на пол, одновременно захлопывая дверь обратно.

Неуверенной походкой побрёл на кухню. Войдя, огляделся, тяжело вспоминая, где оставил бутылку, как вдруг, в коридоре вновь раздался настойчивый стук.

- Ах, ты же, сука! – всё внутри буквально заклокотало. Моментально вскипев, Семён резко развернулся, метнулся к двери и, схватившись за ручку, яростно дёрнул её на себя.

Однако, вопреки ожиданиям, его глазам снова предстала совершенно пустая лестничная клетка. Пробежавшись взглядом и по ней, и по прилегающим к ней лестницам, парень повторно убедился, что поблизости не было ни души. Собрался выйти из квартиры, чтобы проверить на других этажах, но уловил краем глаза что-то небольшое возле порога. Опустил голову и неожиданно для себя наткнулся на… крохотную игрушку, мирно стоявшую по центру коврика.

- Чё за… ты мент что ли?! Вы охерели, суки?! – возмущённо выкрикнул Семён и наклонился к деревянному полицейскому. – Весело вам, ёпт? Хорошо… и я… ик… повеселюсь тогда!

Подняв двоившуюся в глазах фигурку, немного повертел её, осматривая, а затем, с пьяным воплем: «Пошёл нахуй, мусор!», с силой зашвырнул в сторону уходящей вниз, лестницы. С видом победителя проводил мутным взглядом, глухо постукивающую о ступеньки, игрушку, довольно заржал и, с грохотом захлопнул входную дверь.

Организм неистово требовал покончить с недопитой бутылкой, но вернуться на кухню Семёну уже было не суждено. Из соседней комнаты послышался посторонний шум. Ему почудилось, что сначала там что-то разбилось, а затем, чьи-то маленькие ножки шустро перебежали из одного места в другое.

- Так…ик… - вслух, нарочито громко, чтобы его обязательно услышали, поинтересовался он, - никак нашёлся умник… ик… возомнивший себя бессмертным? Решил, что можешь запросто шариться по моей квартире, козлина? - алкоголь будоражил, провоцируя на подвиги и Семён уверенно свернул в гостиную, - зря…ик… потому что сейчас тебе будет бо-бо.

Кое-как доковыляв пьяной походкой до двери спальни, парень ударил в неё ногой. Та с визгом несмазанных петель распахнулась, ударившись ручкой о стену и, по инерции, стала закрываться обратно. Выставив руку, Семён сделал шаг вперёд, останавливая её и, зло прищурившись, внимательно осмотрел комнату.

На первый взгляд, посторонних внутри не было. Но на полу валялись осколки разбитого стекла, а оконная занавеска шумно развивалась, в тщетных попытках противостоять образовавшемуся после открытия двери, сквозняку.

- Еб…ть, – ошалело протянул Семён, не веря глазам, – ещё и окно разбил. Ты где, чмошник? Выходи. Я тя, гниду, убивать сейчас буду.

Парень сделал следующий шаг, отпустил дверь и та, под воздействием ветра, тут же захлопнулась, мгновенно погрузив помещение в темноту. Машинально развернувшись, собираясь повторно её открыть, Покемон неудачно зацепился носком ботинка за ножку рядом стоявшей, кровати и, лишившись равновесия, с матерными воплями повалился на пол. Где и отключился, крепко приложившись головой…

***

Очнулся Семён от жуткой, режущей боли в ноге. Что-то мелкое без конца тыкалось в области тазобедренного сустава, причиняя нестерпимые ощущения. С трудом разлепив непослушные веки, он хотел было приподняться, выяснить в чём дело, но неожиданно для себя,  понял, что не может этого сделать. Ни руки, ни ноги, будучи полностью обездвиженными, не отреагировали на его первичные потуги.

Семён непонимающе покрутил головой. Освещения в комнате не было, но благодаря свету уличного фонаря, проникающего через разбитое окно, видимость, хотя и слабая, в комнате сохранялась.

Выяснил, что лежит на спине, на полу своей спальни. Руки раскинуты в стороны, ноги раздвинуты на ширину плеч. Более того, крепко зафиксированы в районе кистей и ступней.

Что-то мелкое продолжало настырно тыкаться вдоль пахового сгиба. С каждым новым касанием делая всё больнее.

На лице парня проступил холодный пот. От алкогольного опьянения не осталось и следа. Он попытался закричать, позвать на помощь, но и здесь его ждал очередной сюрприз. Плотно сжатые, измазанные чем-то липким, источающим неприятный химический запах, губы, разомкнуть не удалось. При любой, даже слабой попытке это сделать, они мгновенно натягивались и грозились порвать свою нежную кожу.

Нога уже не болела. Она буквально горела огнём.

Охваченный непередаваемым ужасом, парень лишился остатков контроля и, выпучив глаза, засучил конечностями. Задёргался. Беспомощно мыча, панически вертя головой, он судорожно искал выход из западни, в которой неизвестно как оказался. И вскоре наткнулся на тюбик моментального клея, валявшегося в шаге от его головы.

С незакрытого колпачком, острого кончика, медленно стекала вязкая масса, активно распространяя вокруг себя ядовитые испарения. Семён изумлённо замер на мгновение, ошарашенно разглядывая опустевшую ёмкость. А осознав, каким способом его обездвижили и, что ещё страшнее, заставили замолчать, в прямом смысле слова похолодел…

Вконец обезумев, парень приложил все усилия, на какие только был способен в тот момент и смог-таки оторвать голову от пола. Стоило ему это жутких болевых ощущений и оставленного на линолеуме клока волос, с частицами окровавленной кожи. Зато теперь он мог видеть, что происходило у него между ног. И то, что ему предстало, вынудило сохранившиеся на затылке волосы… встать дыбом.

Небольшой, с ладонь взрослого человека, деревянный мужичок, орудуя громоздким топориком, методично перерубал левую ногу в области паха. Удары были слабые, но с каждым новым взмахом лезвие проникало всё глубже. С мокрым, чавкающим звуком оно врезалось в плоть и сразу же отстранялось, разбрасывая вокруг маленькие капли крови.

Семён ошалело вытаращился, не веря своим глазам, и беспомощно пялился на живую куклу какое-то время, пока несколько капель не попали ему на лицо. Ощутив их на коже, он пришёл в себя, неистово завопил закрытым ртом и задёргался, стараясь скинуть сумасшедшую игрушку. Однако, приклеенная к полу одежда не позволила сделать более-менее чётких движений и кукла сохранила своё положение. Но самым ужасным оказалось то, что одновременно из сумрака с правой от него стороны, медленно вышла вторая кукла. Арлекин…

Арлекин?!

От неожиданности Семён повторно затих и растерянно уставился на очередную ЖИВУЮ игрушку. Забавно размахивая маленькими ручками, она била друг о друга ударными тарелками и писклявым голоском напевала мелодию, отдалённо напоминающую похоронный марш. Вместе с этим, где-то подмышкой, суетливо завозились. Как если бы кто-то маленький, вроде котёнка, усердно пытался вскарабкаться ему на грудь.

Повернув голову в ту сторону, Семён встретился глазами с ТРЕТЬЕЙ куклой!

Женщина-продавец.

Тяжело дыша, кряхтя, цепляясь маленькой ручонкой за футболку, упираясь крохотными ножками в рёбра, она умудрялась тащить за собой громоздкий кассовый аппарат. А когда оказалась на груди, взялась за него обеими руками и начала неспешно приближаться к лицу парня. Остановившись возле основания шеи, женщина подняла увесистую ношу над собой, замахиваясь, скорчила злобную гримасу и с восторженным криком запустила аппарат в голову парня.

Машинка угодила в скулу под левым глазом. Брызнула кровь. Бедняга завизжал от боли, от натуги порвав нижнюю губу. Кровь хлынула и изо рта. Кассовый аппарат отскочил в сторону. А женщина, тихо бубня себе что-то под нос, стала невозмутимо спускаться обратно.

На периферии взгляда Покемон уловил новое движение. На этот раз слева. Обернулся и увидел, как из подкроватного сумрака проступил силуэт ещё одной куклы.

ДА СКОЛЬКО ИХ ЗДЕСЬ?!

Внешне она выглядела, как молодой человек, в строгом костюме и очках. С огромными, по сравнению с его собственным ростом, ножницами в руках.

Пребывая на грани помешательства, Семён даже не заметил, что Арлекин успел забраться ему на плечо и прямо сейчас намеревался перепрыгнуть на голову. А женщина - продавец, тихо подкравшись снизу, готовилась ухватиться за кровоточащий край разорванной губы. Они определённо хотели обездвижить его, чтобы не дать отвернуться. Но Семён, не обращая на их поведение внимания, словно под гипнозом, непрерывно следил за действиями парикмахера.

Кукла наклонила голову на бок. Выставила ножницы острием вперёд. Прищурилась, и принялась водить инструментом из стороны в сторону, как бы прицеливаясь. Выбрав нужное направление, одобрительно кивнула.

Стоило Арлекину запрыгнуть на голову Семена, а продавщице мёртвой хваткой вцепиться в окровавленную плоть, парикмахер громко закричал писклявым голоском и, разбежавшись, с силой воткнул инструмент в выпученный от ужаса, глаз человека.

***

Майор полиции Павел Кожевником размеренным шагом обходил квартиру некоего Стародуба Олега Игоревича. В недавнем прошлом преподавателя труда одной из школ города, а в настоящем - холодного трупа без головы, час назад отправившегося в городской морг.

Обстановка в квартире была предельно скромная, но при этом довольно уютная. Мебели минимум. Кругом, если не учитывать измазанный кровью пол от входной двери до гостиной, царила безупречная, педантичная чистота. Повсюду, где только можно, были расставлены куклы ручной работы. Разные. Как люди с животными, так и совершенно невообразимые существа, отличавшиеся между собой не только внешним видом, но и размерами.

Прохаживаясь взад-вперёд вдоль комнаты, размышляя о том, что за события могли развернуться здесь ещё несколько часов назад, Павел снова и снова прокручивал в голове полученную от местного участкового, информацию. Одинокий старик. Тихий. Безвредный, если верить соседям. Скончался в результате большой кровопотери от ножевого ранения в район живота. Головы лишился позже. Будучи уже мёртвым.

Согласно заключению экспертов, последний вздох старик сделал в квартире, - Павел задержался возле обведённого мелом, силуэта человеческого тела, - но смертельный удар совершенно точно получил за её пределами. Данный факт подтверждали следы крови на плаще, множественные кляксы на полу, ведущие к входной двери и достаточное их количество на лестничной клетке. Особенно много накапало у порога. Видимо, силы у бедняги к тому времени были на исходе, и совладать с замком удалось не сразу.

Позже на кровь возле квартиры старика обратили внимание соседи. А когда достучаться не вышло, вызвали полицию. Поисковые мероприятия довольно быстро привели к сетевому магазину в смежном квартале. Камеры на фасаде – вещь полезная, но поножовщины на видео определённо не было. Зато было прекрасно видно, как один из нападавших позже помог старику подняться и ушёл вместе с ним. Интересно зачем? Совесть замучила? Или схитрил, планируя окончательно разделаться с беднягой в более укромном месте. Так или иначе, парниша сейчас являлся подозреваемым номер один. Его личность, как и адрес уже выясняли. А вот куда делась голова жертвы? Этот вопрос пока что повис в воздухе.

Следственная бригада закончила осмотр квартиры полчаса назад. Павел же решил задержаться. Хотел побыть в помещение какое-то время один. В его повседневной жизни подобная жесть происходила крайне редко, а вот во второй, скрытой от непосвящённых глаз, нет-нет, да и случалась. Опытный охотник за нечистью нутром чуял, что от потери хозяином головы за версту несёт чертовщиной, и поэтому жутко жалел, что его лучший сотрудник из той самой, второй жизни, прямо сейчас лежал на больничной койке, а не стоял рядом с ним. У Павла, конечно, имелись и другие. Но все они, как назло, отсутствовали в городе, занимаясь отнюдь не менее важными делами. И выходило так, что разгадывать эту загадку ему придётся одному.

На вопрос, что конкретно он ожидал найти в квартире, в которой уже провели обыск, Кожевников ответил бы вряд ли. Полагаясь скорее на интуицию, чем на какие-то абстрактные умозаключения, ведь подводила она его крайне редко.

продолжение - Кукольных дел мастер часть 2. (Нефилимы. Второй сезон)

От автора: Уважаемые читатели, опубликовал пост с последовательностью историй для вашего удобства - Очередность эпизодов серии "Нефилимы"

Ивану Борисовичу снился кошмар.

Под закрытыми веками хаотично двигались белки глаз, голова судорожно подёргивалась. Пальцы рук нервно сжимались и разжимались, то и дело стискивая в комок мокрую от пота, простыню. Губы беззвучно шевелились. Ноги сгибались в коленях и тут же отстреливали пружиной, словно старик пытался бежать во сне. Убегая или, наоборот, догоняя кого-то.

Внезапно морщинистые веки распахнулись. Красные от недосыпа, глаза, взволнованно уставились в потолок. Плавно спустились на стены, бегло изучили скудную мебель, задержались на зашторенном окне. Медленно, но верно свыкаясь с мыслью, что всё последнее время, лёжа под тонким, больничным одеялом, на жутко неудобной одноместной койке, он спал, а не метался как угорелый внутри старого дома, в безуспешных попытках найти пропавшего друга…

Кошмар. Просто ещё один ночной кошмар.

Осознав, наконец, что реальность здесь, а не там, Сомов облегчённо выдохнул. Глубоко подышал некоторое время, унимая взволнованно бьющееся сердце и, окончательно придя в себя, присел на кровати. Растёр сухими ладонями заспанное, слегка влажное от пота, лицо. Небрежно откинул одеяло в сторону. Опустил ноги на пол.

В помещении стояла нестерпимая духота. Воздух был спёртым, тягучим. Пижама сильно промокла потом и, ко всему прочему, ужасно хотелось пить. Вспомнив, что возле поста медсестры стоял кулер со свежей водой, старик, опёршись рукой на прикроватную тумбочку, осторожно выпрямился. Потянулся, разминая затёкшие мышцы и, нащупав ступнями тапки, неспешно поковылял к выходу.

Странно, но, в отличие от предыдущих ночей, в коридоре отсутствовало дежурное освещение. Лишь благодаря настольной лампе, включённой непосредственно на посту медсестры, внутри сумрачного тоннеля, коим сейчас представлялся больничный коридор, всё ещё сохранялась слабая видимость.

Поскрипывая резиновой подошвой, Иван Борисович побрёл в направлении тусклого света. До цели оставалось считанное количество шагов, когда слух старика уловил первые отрывочные фразы. Похоже, дежурная медсестра вела с кем-то негромкую беседу. Замерев на месте и прислушавшись, Сомов вскоре догадался, что она разговаривает по телефону.

-  Мама, ну что ты такое говоришь? Ты себя слышишь вообще? Как он мог вернуться? Что за глупости?

Пауза.

-  Мама, прекрати, пожалуйста. Перестань себя мучить, и меня заодно. Папа умер, мы обе об этом знаем… да… да, я понимаю, как тебе без него тяжело. Поверь, мне его уход тоже дался непросто. Но прошлого не изменить и не вернуть, а подобным поведением ты делаешь только хуже. В первую очередь самой себе. Я с уходом отца смирилась и тебе пора уже успокоиться и признать тот факт, что его больше никогда не будет рядом… Нет, в ближайшее время приехать не смогу. Никак. Сегодня на дежурстве. Завтра планировала отсыпаться. Может, во вторник? Что скажешь? Я на первую электричку сяду и к восьми утра уже буду у тебя. Мамуль? Ну, я прошу тебя. Не плачь, пожалуйста. Я и так себе места не нахожу. Тебе просто привиделось, пойми. Когда подолгу тоскуешь о любимом человеке, да ещё живя в пустом доме, в одиночестве, подобное порой случается. Кстати, в прошлый раз я тебе успокоительное привезла, помнишь? Вот… Отлично. Прямо сейчас выпей две таблетки и ложись спать, хорошо? Можешь даже телефон не отключать. Я буду с тобой разговаривать, пока не заснёшь. А когда приеду, обещаю, мы обязательно сходим навестить папу. Вместе. Уверена, после этого тебе станет полегче. Ты слышишь меня, мамуль?

Закончив фразу, девушка умолкла. Благодаря образовавшейся тишине, Сомову удалось расслышать слабый голос, доносившийся из телефонной трубки. Слов он, конечно, не разобрал, но терпеливо выслушав говорившего, медсестра лишь горько вздохнула.

- Мам, пожалуйста… сделай, как я прошу. И не надо никому больше звонить. Я сама этим займусь, когда приеду. Я же уже говорила. Мам… мама, послушай…алло? Мама? Мама! Блин!

Девушка нервно отбросила телефон и уткнулась лицом в ладони. Хрупкие плечи задрожали, а аппарат, громко стукнувшись о поверхность стола, завращался, по инерции проскользил до края и замер на самой кромке, чудом не слетев на пол.

Очевидно медсестра не представляла, что уже некоторое время находится не одна. И чтобы ненароком не испугать девушку, прежде чем выйти из сумрака, Иван Борисович тихонько покашлял в кулак. Та резко вздрогнула и обернулась на источник шума. Суетливо вытерла рукавом мокрые от слёз, глаза. Поморгала немного, фокусируя зрение, вопросительно уставившись в темноту и, разглядев робко перетаптывающегося с ноги на ногу знакомого пациента, облегчённо выдохнула.

- Иван Борисович, это вы там? Ну, даёте! Напугали меня до чёртиков… что-то случилось?

- Да нет, дочка, не волнуйся. Всё у меня в порядке. Извини, что так вышло. Хотел вот водички у тебя попросить. Уж больно жажда одолела, спать не могу.

- Ах, вон оно что. Подходите, конечно. – Девушка достала из полиэтиленового пакета одноразовый стаканчик. Протянула старику. – Вода специально для пациентов поставлена, так что спрашивать не обязательно. – И ласково улыбнувшись, добавила. – Одно условие только есть. В ночное время не подкрадываться.

- Спасибо, милая, - поблагодарил Сомов, но стакан не взял, - не сочти за труд, милая, но не могла бы ты сама? Я всех этих ваших новомодных устройств побаиваюсь, если честно. Как-то не ладится у меня с ними. Я и телефон-то только кнопочный сумел освоить. Так поначалу даже с ним повозиться пришлось.

Медсестра понимающе улыбнулась, забавно шмыгнув курносым носиком.

- Ладно, помогу, раз такое дело. А, может, вам чаю заварить? Хотите? У меня здесь и чёрный есть, и фруктовый. Вы какой предпочитаете?

- Чёрный, пожалуй. А не помешаю тебе? Наверное, и без полуночников, навроде меня, забот хватает?

- Что вы, Иван Борисович, совсем нет, хоть поболтать будет с кем. В нашем отделении по ночам скука смертная. Очень редко что-то происходит. А сегодня вон ещё и с освещением дежурным ерунда какая-то творится…

Словно в подтверждение её слов, один из дальних плафонов тускло замерцал и вскоре снова потух.

- Ну, раз так, то я с удовольствием. Ты сваргань тогда дочка, а я пока тут, на стульчике посижу. Звать-то тебя как, милая?

- Ольга я, - достав из ящика стола два пакетика чая, медсестра отвернулась к кулеру, - мы же с вами знакомились уже. Забыли? В палате, вчера утром. Когда я вам постельное меняла.

- Да? Может быть, - Сомов усмехнулся, - я так-то порой, что час назад делал, не всегда упомню, а ты говоришь вчера.

- Ой, да ладно вам, Иван Борисович, наговаривать на себя. Видно же, что вы ещё мужчина ого-го! – Оля на секунду отвлеклась от приготовления чая и, хитро подмигнув, задорно рассмеялась. Поставила на стол стаканчики с дымящимся кипятком. – Пряников, кстати, хотите? У меня вишнёвые есть. Очень вкусные.

- Нет, дочка, спасибо. Не голоден я, так попью.

Сомов потянулся к стакану и как бы невзначай коснулся Ольгиной кисти. Его взгляд на мгновение стал пустым, будто он отключился на время. Глаза заволокло дымкой но стоило их рукам разомкнуться, к ним снова вернулась прежняя ясность.

Старик нахмурился. Озадаченно поднёс стаканчик к губам. Осторожно, чтобы не обжечься, сделал небольшой глоток.

- Олюнь, ты прости, конечно, - вновь подал он голос чуть погодя, - я тут часть твоего телефонного разговора застал. Не специально, не подумай. Так вышло. Но вот какая штука. То, что я услышал, меня, честно говоря, сильно взволновало.

Доброжелательность исчезла с лица дежурной медсестры, резко сменившись на выражение искреннего изумления. Зелёные глаза предательски заблестели, быстро наполняясь щемящей тоской.

- О чём вы, Иван Борисович? – Шмыгнув носом, Ольга отвернулась, старательно делая вид, что потеряла что-то среди бумаг, веером разложенных на столе.

- Я про твою маму. С ней что-то нехорошее произошло?

– Вовсе нет. С чего вы взяли?

- Ну, я же говорю – часть вашего разговора услышал. Кто-то донимает её, да?

- А, вот вы о чём. Да нет. Тут дело в другом. Просто… отец недавно умер. А она всё никак не примет… ну… что его больше нет. По этой причине слегка не в себе последнее время. То увидит кого, то услышит. Ерунда в общем мерещится разная. Давайте лучше о чём-нибудь приятном поговорим?

- То, что мерещится, я как раз понял. – Последнюю просьбу Ольги Сомов словно пропустил мимо ушей. - Меня иное смутило, дочка. – Старик прервался и пожевал губами, подбирая нужные слова, осторожно продолжил. – Твоя мама сказала: «Папа вернулся». Что, по-твоему, она имела в виду?

Девушка неопределённо пожала плечами.

- Рассказывает, проснулась, захотела, как и вы вот, воды выпить. Зашла на кухню, в окно случайно глянула. А там, снаружи, мужчина стоит. В упор на неё смотрит, не отрываясь. На улице, конечно, темно уже было, внешность не разобрать, но мама, почему-то уверенная, что это отец, из дома выскочила, стала звать его. А человек этот, из-за угла выглядывает, но к ней не подходит. Смотрит только на нее и рукой к себе манит. Призывно так. Сама, мол иди. Ну, она не удержалась и пошла. А когда несколько шагов их всего разделяло, человек тот, вдруг… рычать начал. Будто зверь какой. Мама как от  наваждения очнулась. Перепугалась, шарахнулась от него и обратно в дом бежать. Заперлась. Мне давай звонить. Я ей первым делом сказала, чтобы полицию вызвала. Мало ли кто там во дворе шастает. А она ерунду какую-то городит. Не буду, говорит. А если это Миша? Испугается, уйдёт, не вернётся больше… Устала она, Иван Борисович. Спит в последнее время плохо, не кушает толком. Изводит себя. От этого и чудится всякое. Я попробовала её переубедить, посоветовала успокоительного выпить, а она в ответ психанула и трубку бросила. Что мне теперь дальше делать, не знаю. До утра с ума сойду.

- А отец как умер? – задал неожиданный вопрос Иван Борисович.

- Несчастный случай. Он из командировки возвращался, с Дальнего Востока, и так вышло, опоздал на последний автобус. До деревни, где у них с матерью дом стоит, десять километров всего от вокзала. А он у меня охотник, привыкший к большим расстояниям. Вот и пошёл… Его тело только через три дня обнаружили. В канаве, недалеко от дороги. Машина сбила. Виновника так и не нашли.

Ольга вытерла рукавом спровоцированные неприятными воспоминаниями, слёзы. Иван Борисович аккуратно поставил наполовину опустевший стакан на стол и слегка подался вперёд. Сосредоточенно посмотрел на собеседницу.

- Вот что, дочка. Я тебе сейчас расскажу кое-что, а ты слушай внимательно, не перебивай. И, главное, не подумай, что я сбрендил на старости лет. Уверяю тебя, это далеко не так. В общем то, что ты рассказала, внушает мне серьёзные опасения относительно благополучия твоей матушки. Есть подозрение, что в большой опасности она. Ехать к ней нужно. И ехать немедленно.

- Что? Что вы такое говорите, Иван Борисович? – Ольга нервно усмехнулась и машинально отстранилась. - В какой ещё опасности?

- Я же просил, не перебивай! – неожиданно вспылил Сомов и сильно стукнул кулаком по столу. – Думай, что хочешь, но я практически уверен - не показалось матери твоей!

- Как это… не показалось?

- А так это. Там он. Вернулся. Вопрос, на кой ляд? – Старик поднялся. – Собирайся. Прямо сейчас вместе и отправимся.

- Подождите, Иван Борисович… стоп! Куда?! У вас выписка только послезавтра, у меня дежурство. С чего вы вообще… Знаете что, давайте-ка, я вас в палату провожу. И укол сделаю. Не нравитесь вы мне совсем.

Окончательно растерявшаяся девушка попыталась подняться, но Иван Борисович опередил её. Перегнулся через стол, схватил за плечи и грубо встряхнул.

- Ольга! Услышь меня! С такими вещами не шутят! Не поверишь мне и, возможно, мать живой больше не увидишь!

Оторопело раскрыв рот, медсестра изумлённо вытаращилась на старика, и несколько секунд испуганно молчала. За это время что-то, посредством взгляда пожилого мужчины, успело проникнуть ей в мозг. Что-то такое, что она не могла объяснить словами, но против чего не находила аргументов. В итоге, растерянно отвернувшись, она потупилась и слабо покивала.

- Ну, вот и отлично. Собирайся тогда, а я пока звонок один важный сделаю.

***

Пересчитав причитающуюся за поездку сумму, таксист удовлетворённо кивнул. Убрал купюры в бумажник и, дождавшись, когда клиенты окончательно покинут салон, принялся разворачивать автомобиль в обратном направлении.

После тёплого нутра машины, по телу пронеслась волна холодного озноба. Рефлекторно поёжившись, Сомов достал сигарету и, прикуривая, бегло оглядел округу.

Деревня, как деревня. На улице чисто, спокойно. Домов сорок, навскидку. От трёхэтажных кирпичных; с высоким, каменным забором, до небольших двухэтажных; сохранившихся ещё со времён однотипной советской постройки, огороженных примитивным частоколом реечного штакетника. Вскинул руку с часами - стрелки показывали четыре утра. До рассвета совсем недолго. Это радовало.

Дом Ольгиных родителей стоял прямо напротив. От них требовалось лишь перейти дорогу, и спуститься по ступеням импровизированной лесенки, кем-то заботливо выдолбленной в склоне песчаной насыпи.

Непосредственно от калитки начиналась дорожка из декоративных плиток, тянущаяся через весь двор до самого крыльца. Вторая такая же, соединяла дом с хозяйственными постройками. По краям обеих рядами росли молодые яблони.

Сомов едва успел коснуться деревянной дверцы, когда откуда-то неподалёку, неожиданно взвыла собака. Заунывным, протяжным воем. Мгновенно подхваченный встревоженными глотками с других дворов, он эхом разнёсся по округе и следом, из кустов поблизости в воздух взметнулась всполошённая чёрная птица, шумно захлопав крыльями в метре от лица Ольги. И без того прибывающая на грани нервного срыва, коротко вскрикнув, та неуклюже шарахнулась в сторону старика, и только чудом не сбила его с ног.

- Простите, - принялась оправдываться девушка, отступая назад, - я от переживаний сама не своя, а тут ещё… птица эта.

Сомов ободряюще приобнял её за плечи.

- Да всё в порядке, дочка. Не волнуйся. – Свободной рукой старик потянул калитку на себя и немного посторонился, пропуская её вперёд. – Не торопись. Подыши. Не стоит показываться матери в таком состоянии.

- Да, да, вы правы, конечно, - согласилась Ольга, но сделав первый шаг, тут же остановилась, - Иван Борисович, а можно я ей позвоню сначала? Не хочу, чтобы маму напугал шум, что мы создадим при входе.

Сомов молча кивнул.

Слегка подрагивающей от волнения, рукой, девушка выудила из сумочки телефон и принялась набирать номер. На самом деле она пробовала дозвониться до матери и раньше, пока они ехали. Но та, после разговора в больнице, так ни на один вызов и не ответила, тем самым вынудив дочь волноваться только сильнее. И хотя в глубине души Ольга надеялась, что мать просто уснула, нехорошее предчувствие всё же крепко засело в груди, и периодически неприятно сдавливало её в области сердца.

Длинные гудки разорвали ночную тишину, выплеснувшись из динамиков пронзительной трелью. Она оказалась настолько громкой, что от неожиданности девушка вздрогнула и нервно отстранилась от аппарата. А заметив вспыхнувший одновременно с ними, экран второго мобильника, удивлённо уставилась на него. Тот лежала неподалёку. В траве. Буквально в десяти шагах от неё.

Аппарат трижды натужно провибрировал, а затем принялся проигрывать простенькую мелодию звонка, от которой сердце в груди Ольги испуганно замерло. Ведь она уже слышала этот рингтон раньше. И не один раз.

На мамином телефоне!

Стрелой метнувшись к аппарату, девушка подняла его с земли и, убедившись в собственной догадке, перевела встревоженный взгляд в сторону дома. Севшим от волнения, голосом, она сдавленно произнесла:

- Мама…

Неуверенно шагнула в направлении крыльца, а затем, словно очнувшись, резко сорвалась с места и бегом взлетела по ступенькам. Рванула ручку входной двери на себя, ворвалась в тёмное нутро предбанника и закричала изо всех сил:

– Мама! Мамочка! Где ты? Это я, отзовись!

Внимательно следивший за ней, Сомов, мгновенно подобрался. Его взгляд стал внимательным, цепким. И, опасливо озираясь, он поспешил в дом

Освещения внутри не было. Первые шаги дались нелегко, Иван Борисович двигался практически на ощупь. И только на кухне, за счёт лунного света, проникающего в дом через широкое, идеально вымытое, окно, видимость оказалась заметно лучше.

К тому времени Ольга уже успела осмотреть первый этаж и, не сказав ни слова, метнулась мимо старика к лестнице, ведущей на второй. Иван Борисович остался ждать внизу. Зрение постепенно привыкало к сумраку, и он уже мог различать осколки разбитой посуды на полу, перевёрнутую табуретку, наполовину стянутую со стола скатерть, а также кое-какие предметы одежды, хаотично разбросанные по соседней комнате.

На одной из стоевых дверной коробки Сомов заметил кровавый след в виде человеческой ладони с неестественно длинными фалангами пальцев. Заинтересовавшись, старик подался вперёд, желая рассмотреть находку детальнее, но вновь застучавшие по ступенькам женские каблуки, отвлекли его, и пришлось обернуться на ворвавшуюся в кухню, обезумевшую от переживаний, Ольгу. Тяжело дыша, та быстро затараторила:

- В доме её нет. Иван Борисович, её нигде нет! Господи, неужели вы были правы? Неужели… о, боже мой… Пожалуйста, помогите найти маму, умоляю вас!

- Успокойся, дочка. Обойдёмся без поспешных выводов, хорошо? Расскажи-ка лучше, как свет здесь включить, а то я толком не вижу ничего.

- Выключатель слева от вас. Но я уже пробовала, электричества нет. В деревне такое случается. На въезде трансформатор стоит, очень старый. Месяц назад обещали на новый заменить, но пока не сделали. Там, справа, буфет, - девушка указала в темноту, в шаге от старика, - на нижней полке должен фонарик лежать и свечи. Посмотрите. Мама всегда их там держит на подобный случай.

Сомов опустился на корточки перед кухонным шкафом. Распахнул створки. Вслепую поводил ладонью вдоль полок. Ага, вот. Ещё пара секунд и вдоль стен кухни замельтешил луч искусственного света.

- Совсем другое дело. – Старик бегло осмотрел убранство кухни, а затем осветил и часть соседней комнаты. Криво сдвинутый стол, разбитая ваза, разбросанная повсюду рваная одежда и другие следы борьбы, определённо наводили на тревожные мысли. Однако, глядя на быстро теряющую самообладание, Ольгу, выражать их в слова Сомов не решился. – Ладно, давай попробуем порассуждать. Телефон лежал в траве, так? Выходит, мама, несмотря на твою просьбу, всё же вышла на улицу. А значит, в первую очередь нам стоит вернуться во двор и всё там хорошенько осмотреть, согласна?

- Да. Конечно. – С надеждой в глазах закивала Ольга, и уже было дёрнулась бежать, но Сомов её задержал, цепко ухватив за локоть.

- Постой, дочка. Не торопись. Позволь, я сам это сделаю. Ты лучше вот что скажи, оружие в доме есть?

- Да, у отца охотничье ружьё в ящике заперто. Где-то там, - она неопределённо махнула рукой, - в дальней комнате. А у вас своего разве нет? Ну, для таких дел?

- Было раньше. Попользоваться одолжил. Проблема в том, что возвращать, похоже, не планируют. Ну да ничего, не пальцем деланные. Перебьёмся. Поступим так. Ты сходи пока, ружьишко отцово поищи. А я за это время вокруг дома обойду, осмотрюсь, что там, да как. Если что, сразу зови.

Ольга послушно кивнула и юркнула в темноту соседних комнат. Иван Борисович же, вернулся на крыльцо и , выставил перед собой фонарь, не спеша двинулся вдоль стены дома, тщательно осматривая ближайшее окружение. Луч света послушно метался по придомовой территории, периодически задерживаясь на привлекающих внимание старика, вещах. Вот заляпанная чем-то бурым косынка, повисла на кусте, зацепившись за ветки. А вот, в шаге от забора, валялся испачканный в грязи женский полуботинок.

Дойдя до угла, Иван Борисович остановился. С этой стороны дома располагался распаханный участок земли, густо усеянный разросшимися побегами картофеля. Они росли настолько плотно друг к другу, что на расстоянии создавалось впечатление длинного, зелёного пледа, укрывавшего ближайшие пару «соток».

Вскоре Иван Борисович разглядел посреди него пятно помятых стеблей и перенаправил туда луч света. Определённо совсем недавно на том месте лежало нечто громоздкое и, судя по глубокой колее, оттащенное позже в направлении противоположного края поля.

Предполагая худшее, Сомов взволнованно зашагал вдоль борозд, надеясь опровергнуть ужасную догадку, но в итоге наткнулся на земляную насыпь, сооружённую прямо на поле. Из-под верхнего слоя ещё влажного чернозёма отчётливо выбивались края шерстяной кофты, а снизу, ближе к основанию торчал носок точно такого же полуботинка, что ему попадался на глаза возле забора.

Одновременно с этим из-за угла дома вынырнула запыхавшаяся Ольга. Она подбежала к старику и, сбиваясь от волнения, стала объяснять, что ящик закрыт, а ключи, скорее всего, висят на общей связке, которую мама обычно носит с собой. На страшную находку Сомова она поначалу внимания не обратила, но, когда всё же заметила, резко осеклась на полуслове. Морщины на её взволнованном лице распрямилась, а рот принялся беззвучно открываться и закрываться, как если бы девушке внезапно перестало хватать воздуха. Глаза Ольги испуганно забегали между стариком и кучей земли, стремительно наполняясь слезами.

Лишившись самообладания, она ловко обогнула старика, упала на колени возле основания насыпи, и принялась судорожно отбрасывать землю с места, где должно было скрываться лицо матери.

Несколько томительных секунд и ей предстали посиневшие веки; перепачканные в грязи, седые волосы, плотно облепившие лоб и щёки, а также яркие кровоподтёки, оставленные чьими-то длинными пальцами на дряблой коже шеи...

Руки девушки задрожали. Отказываясь верить глазам, она осторожно коснулась кончиками пальцев холодной щеки.

- Мамуль? Мамуль, ну ты даёшь, прямо на земле уснула… как же это у тебя так вышло, родная? А ну-ка, давай! Поднимайся.

Где-то глубоко в подсознании опытная медсестра понимала, что её мать мертва. Но сердце признавать свершившийся факт отказывалось. На автомате повторив свою просьбу несколько раз, девушка, наконец, замерла, не сводя остекленевших от горя, глаз с безжизненного тела. Неподвижно таращилась на него какое-то время и, вдруг, резко выпрямив спину, грубо схватила мёртвую женщину за плечи и неистово затрясла.

- Очнись! Ты не могла умереть! Нет! Я не верю! Немедленно вставай!

Глядя на её поведение, Сомов осторожно приблизился и, по-отечески приобняв, аккуратно, но настойчиво потянул на себя, вынуждая отпустить покойницу. Между делом заметил связку ключей, выглядывающую из-под земли рядом с телом.

- Я не понимаю, - безвольно осев прямо на клубни, то и дело всхлипывая, запричитала Ольга, - не понимаю. Кто мог такое с ней сделать? За что?

окончание - Жердяй (ночью в окна не смотри). Окончание. (Серия "Нефилимы")

первый эпизод - Без названия (пока)

предыдущий эпизод -Жердяй (ночью в окна не смотри). Окончание. (Серия "Нефилимы")

У вас когда-нибудь случались провалы в памяти? Ну, знаете, так, чтобы совсем не помнить определённый отрезок собственной жизни? Так, чтобы вообще ничего? Словно и не было его вовсе? Нет? Что ж, значит, вам повезло куда больше, чем мне.

Некоторое время назад, неимоверным усилием разлепив тяжёлые веки, я осознал, что стою на коленях, по пояс во влажной от утренней росы, траве. Ни старого дома, ни демонической твари поблизости. Ничего, даже отдалённо напоминающего о пережитом недавно кошмаре.

Мои руки плетьми висели вдоль тела, голова была безвольно опущена на грудь. На уровне полуприкрытых глаз, крохотным роем беспрестанно кружили назойливые насекомые, без устали совершая отчаянные попытки проникнуть в рот или ноздри. А вокруг стояла характерная лиственному лесу, тишина, нарушаемая лишь шелестом густых крон, скрипом стволов, да редкой трелью беспокойных птиц.

Ощущение страха, испытанное в проклятом доме, по-прежнему довлело надо мной и первые несколько секунд я боялся даже шелохнуться, не то, чтобы отстраниться от мелких мерзавцев или хотя бы поднять голову. Просто пялился в колышущееся покрывало у себя под ногами и всё силился понять.

Как?

Как так вышло, что ещё мгновение назад, прибывая в богом забытом, ветхом строении, я вдруг очутился здесь? Посреди дремучего леса? И главное, куда? Куда, чёрт побери, делся ублюдок, подло прикрывавшийся лицом моего украденного ребёнка?!

Его руки, ещё недавно тянущиеся к моему горлу? Нутро раззявленной, исторгающей невообразимую вонь, пасти? Жуткое, искажённое ненавистью, лицо? Сам дом, в конце концов? Куда это всё исчезло?

Мои размышления резко оборвались взметнувшейся откуда-то сбоку, чёрной птицей. Громко каркая и хлопая крыльями, она быстро полетела прочь. Следом, подражая её примеру, со своих ветвей встревоженно вспорхнули и ещё несколько пернатых.

Созданный ими гвалт, словно пробудил меня ото сна и, медленно подняв затуманенную голову, я вяло осмотрелся.

На первый взгляд участок леса, посреди которого я стоял на коленях, выглядел совершенно обыденным. Величественным и бескрайним. За исключением одного “но” - он был чёрно-белым…

Поначалу я даже не поверил своим глазам. Тряхнул головой, поморгал, фокусируя зрение. Однако результат остался прежним - я различал только чёрно-белые цвета.

- Что за…

Поражённый данным открытием, я инстинктивно попытался встать. Но от долгого нахождения в однообразной позе, мышцы затекли, и я лишь потерял равновесие, по итогу неуклюже завалившись набок. Правая рука при этом, машинально выставленная смягчить падение, с хлюпаньем провалилась во что-то тёплое, влажное и до отвращения мерзкое.

Обернувшись, я увидел, что моя кисть погрузилась в месиво внутренностей, вязкой массой выпячивающихся из разорванного брюха, лежавшего рядом и пока ещё живого, оленя!

Расширенные глаза животного с диким ужасом смотрели мне в ответ. Из ноздрей клубами шёл пар. А частично торчавшие наружу, лёгкие, быстро сокращались под частыми вздохами.

Очевидно, животное агонизировало. Однако четыре конечности, продолжали то и дело мелко вздрагивать, как если бы оно всё ещё надеялось подняться и сбежать.

Ком подступил к горлу. Меня замутило. А спустя пару секунд и болезненно вырвало.

Кто мог сотворить подобное? Хищник? Безумный охотник, убивающий ради забавы?! Кто?

И где этот изверг сейчас? Ушёл или до сих пор прячется где-то поблизости, в ожидании новой жертвы?

Опасливо заозиравшись, я испуганно попятился прочь. Мне захотелось убраться из этого места. Немедленно! Неважно куда, лишь бы как можно дальше.

Отдалившись от туши метров на пять, я нервно вскочил на ноги и, хотя они по-прежнему ощущались ватными, смог, прихрамывая, зашагать в интуитивно выбранном направлении. А когда мышцы более-менее окрепли, и вовсе побежал. Стремглав и не оглядываясь.

Над головой, целыми стаями срываясь ввысь, испуганно галдели, всполошённые птицы. Между стволов деревьев и ветвей дикого кустарника то и дело мелькали тени, издавая ужасные звуки, напоминающие утробное рычание изголодавшегося хищника. Подстёгиваемый их вожделенным сопением, не желая становиться лёгкой добычей, я мчался без остановки. Время от времени спотыкался, падал. Снова поднимался и продолжал упорно бежать вперёд.

До того момента, пока стена из деревьев неожиданно не расступилась. Сумрак, создаваемый густыми шапками листвы, рассеялся, и лес буквально выплюнул меня в яркое пятно солнечного света.

Силы уже были на исходе. Отрезкой смены обстановки я на миг растерялся, запнулся и, пролетев небольшое расстояние, кубарем покатился вниз, вдоль отлогого склона. До самого его основания, где в итоге и остановился, беспомощно распластавшись и тяжело дыша.

Трудно сказать, какими бы были мои действия дальше, но, зазвучавшие невдалеке голоса, ещё до того, как дыхание окончательно восстановилось, вынудили обеспокоенно замереть и внимательно прислушаться. Очевидно рядом присутствовала группа людей и, заинтересованно приподнявшись на локтях, я с осторожностью вытянул голову над уровнем травяного покрова.

На противоположном краю лужайки, практически возле кромки леса, на стволе поваленного дерева сидела компания из четверых людей. Двое мужчин и две женщины. Возраста разного, но все явно за тридцать. Одеты были в антимоскитные костюмы и высокие, до колен, резиновые сапоги. Весело посмеиваясь, они что-то оживлённо обсуждали.

В стороне от компании, на расстоянии десятка шагов, на земле лежали, сваленные в кучу походные рюкзаки. А чуть поодаль третий мужчина, помоложе, склонился возле воткнутых в землю рогатин. Поперёк была водружена толстая ветвь, с подвешенным на неё, дымящимся котелком. Постоянно помешивая содержимое, он периодически зачерпывал оттуда ложкой, пробуя готовящееся блюдо на вкус.

«Туристы!» - обрадовался я. Это ж как мне повезло, что они решили организовать привал именно здесь!

- Эй! – быстро поднявшись на ноги, я вытянул вверх руку и призывно помахал незнакомцам. Те, как по команде замолчали. А следом, пять пар глаз встревоженно устремились в мою сторону. Один из сидевших на бревне, мужчин, самый крупный стоит признать, медленно выпрямился.

- Послушай, мужик, нам проблемы не нужны. – С предостерегающими нотками в голосе, прокричал он в ответ. – Иди, куда шёл. А к нам не приближайся, понял?

Странный какой-то.

Я не послушался и, намереваясь объясниться, начал, прихрамывая, переходить поляну.

- Ребят, простите, я вовсе не хотел вам мешать. Дело в том, что я понятия не имею, как оказался в этом лесу и тем более, как из него теперь выбираться. Плюс ко всему, у меня, похоже, травма головы. Перестал различать цвета. Вероятно и проблемы с памятью по той же причине. Всё, что мне от вас нужно, так это чтобы вы подсказали…

- Стой, говорю, придурок! Или я за себя не ручаюсь!

Мужчина пулей метнулся к рюкзакам и молниеносным движением выхватил из кучи сваленных вместе, вещей, охотничий топорик. Угрожающе замахнулся. Одновременно с бревна поднялся и его друг. В несколько широких шагов оказался за спиной товарища. Третий, что возле костра, также выпрямился, но остался стоять на месте.

Только тогда я, наконец, понял, что измазанный оленьей кровью, облёванный, извалявшийся в сырой земле, имею, мягко говоря, непрезентабельный вид. Скорчив виноватую мину, я замер на месте и, примирительно выставив вперёд ладони, попробовал объясниться.

- Ребят, да не волнуйтесь вы так. То, что вы видите, всего лишь нелепое стечение обстоятельств. Я никому из вас не желаю зла.

- Ага, – здоровый угрожающе выдвинулся вперёд, - мы тебе тоже. И всё же предупреждаю, если сделаешь ещё хоть шаг, клянусь, пожалеешь!

***

Хм-м... мне будто свет выключили на время. Только что был день, напротив стояли люди. А сейчас я почему-то лежу на спине, в высокой траве, раскинув руки и ноги в стороны. Надо мной ночное, без единого облака, усыпанное миллиардом мерцающих огоньков, небо. Где-то поблизости стрекочут насекомые, а чуть поодаль глухо ухает сова. И при всём при этом меня не оставляет стойкое ощущение дежавю. Непоколебимая уверенность, что нечто похожее со мной уже происходило. Причём совсем недавно…

Недоумевая и морщась от дикой головной боли, плотной волной накатившей с первым осознанным движением, я осторожно сел. Не спеша огляделся.

Тот же луг, та же стена деревьев вокруг. Туристов, правда, не видно. Но их вещи лежали на том же месте, где я видел их в первый раз. А, значит, куда бы они не ушли, определённо планировали вернуться.

Что-то липкое покрывало кожу рук, провоцируя брезгливые ощущения, и я заинтересованно поднял ладони на уровень глаз. Видел по-прежнему в чёрно-белом спектре и поэтому не сразу сообразил, что кисти обильно измазаны… о, боже, нет… кровью?! Дыхание разом спёрло, а волосы на затылке зашевелились. Я ошарашенно уставился на измазанные руки и лишь беспомощно сопел, не в силах осознать произошедшее.

- Эй, молодой? Случилось чё?

Голос Сомова возник неожиданно. Как хорошо поставленный удар. Хлёстко и обескураживающе.

Нервно передёрнувшись, я растерянно обернулся.

В нескольких шагах от меня, на корточках сидел старик. Из одежды - привычный охотничий камуфляж. Волосы слегка взъерошены. Курил, чуть склонив голову набок. Спокойно смотрел в ответ.

И хрен бы с его необъяснимым появлением, я много чего насмотрелся за последнее время, вот только вместо привычных карих зрачков, обрамлённых пожелтевшими от возраста, белками, из-под седых бровей сейчас на меня глазели две матовые, вида сухого льда, белые сферы…

- Чего вылупился, малохольный? Привидение увидел?

- Не знаю, Иван Борисович. Вы мне скажите…

Сомов неопределённо хмыкнул.

- Чё сказать-то?

- Что тут происходит, например? Как я сюда попал? Вы откуда взялись?

- Я за тобой пришёл, молодой.

- За мной? – не знаю почему, но мозг в тот момент словно через мясорубку прогнали. Он отказывался нормально работать и генерировал исключительно тупые вопросы. – Зачем?

- Потому что, ты мой враг теперь, Игорюша. Вместилище зла.

Глупой улыбкой, вяло растянувшейся на бледном лице, я рискнул отразить всю, как мне казалось, нелепость ситуации, однако старик и бровью не повёл. Вместо ответа он лениво выпрямился и, отбросив недокуренную сигарету, твёрдо заявил:

- Поднимайся, идти нам надо.

- Куда?

- К свету. - Коротко пояснил Сомов и мотнул головой куда-то себе за спину. - Поторопись.

Я растерянно обвёл взглядом округу. Какого чёрта здесь происходит? Кто это передо мной? Друг или враг?

- Пожалуй, я пас. - Вновь встретившись с бесцветными глазами Сомова, неуверенно пробубнил я. Даже не знаю почему. Как-то интуитивно получилось.

- Что ты сказал? - Лицо старика исказила гримаса негодования. Таким я видел его впервые и лишь сильнее засомневался в его благих намерениях.

- Нет. - Мой голос стал твёрже. - Никуда я с вами не пойду, Иван Борисович. Хрен знает, что у вас там и вашего майора на уме. Сначала в чёртов дом меня отправляете, где я чудом не сдох в лапах сущности, притворявшейся моей дочерью. Затем, не пойми как, в этот долбанный лес попал. Полдня слонялся в поисках выхода. А теперь бах - добрый вечер! Являетесь вы. Заявляете, что я - ваш враг! Охренеть! Это что, очередной тест на профпригодность? Может, мне теперь и с вами схлестнуться нужно?

- Теряем время, Игорюш. Вставай!

- Я же сказал - нет.

- Пойми, идти нам надо! – Словно не услышав ответ, бросил старик с надрывом и поперхнулся. Кожа на его лице распрямилась и принялась медленно отекать вниз, словно расплавленный огнём, воск. Глаза полезли из орбит, волосы посыпались, шустро выстригаемые невидимым парикмахером. А из глазниц, как и из носа, заструилась густая, навроде смолы, чёрная кровь. Старик болезненно захрипел.

– Вставай, - настойчиво, но уже с усилием выдавил он, падая на колени, - идти… нам… надо!

С каждой последующей секундой Борисычу становилось только хуже. Казалось, он разом лишился скелета и теперь планомерно сдувался, словно проткнутый воздушный шар. Интуитивно я захотел броситься к нему, попытаться как-то помочь, но… меня снова остановили окликом. На этот раз детским.

- Не нужно этого делать, папочка. Оставь его. – С нотками каприза заявил некто, будучи у меня за спиной. - Старик должен сдохнуть! Он это заслужил. А ты - присоединяйся лучше ко мне. Мы теперь всегда должны быть вместе. Только ты и я!

Кира…?

Я пока не видел говорившего, но ошибиться не мог.

Дыхание перехватило. В груди защемило так, будто снизу к ней подцепили пудовую гирю. Боясь спугнуть наваждение проклятого леса, я несмело обернулся.

В двадцати шагах от меня, на границе деревьев, посреди вековых стволов неподвижно застыла фигура улыбающейся девочки. Тот самый сарафан. Те же пышные банты. Та же осточертевшая плюшевая обезьяна…

Девочка смотрела на меня и приветливо улыбалась. И хотя сумрак частично скрывал её лицо, во всём остальном – рост, фигура, причёска – это, несомненно, была она. Кира. Исключение составляли лишь ярко горящие, жёлтые глаза, рассечённые по центру змеиным зрачком, поблёскивающие во тьме голодной, неутолимой яростью. Вот они-то принадлежать моему ребёнку никак не могли.

- Бе-е-е-г-г-ги! – с надрывом прохрипел старик, растекаясь вдоль бревна булькающей массой, судорожно оглядывая округу единственным уцелевшим глазом, одиноко дрейфующим в центре.

Я лишь мельком глянул на то, что минуту назад было Борисычем, а затем вновь перевёл обезумевший взгляд на ребёнка.

Существо в платье моей дочери плавно приподнялось над землёй. Расправив руки в стороны и немного наклонив вбок голову, имитируя распятие, оно в прямом смысле слова полетело ко мне. На расстоянии метра, остановилось. Зависло прямо в воздухе, навроде космонавта посреди космического шаттла.

Перепугавшись до усрачки, я попятился назад. Однако сделать смог шага четыре, не больше. После, спина упёрлась в невидимую стену. Ноги одеревенели и буквально вросли в землю, а руки безвольно вытянулись вдоль тела. Я стал навроде кукольной марионетки, разом лишившейся, приводящих её в движение, нитей.

- Думаешь, от меня так легко отделаться, папуля? Просто попытавшись сбежать? – с издёвкой произнесло существо, оглашая округу многоголосым басом. – Напрасно. Здесь я решаю, кому жить, а кому умереть. Это мой мир. И твоя душа теперь часть него. Теперь она тоже - моя!

Маленькие, скрюченные пальцы, с сочащимся из-под ногтей, гноем, устремились к моим глазным яблокам. Коснулись склеры. Надавили. Без сопротивления провалились внутрь. Что-то тёплое хлынуло по щекам, что-то противное закопошилось внутри черепа, провоцируя дикую, нестерпимую боль. Миг парализующей растерянности и вот я уже ору, воплю от ужаса и паники, полностью обуявших всё моё тело. А дальше…

***

А дальше дверь.

Хотя правильнее будет сказать - ворота. Если ещё точнее - три пластиковые створки, соединённые между собой по принципу “гармошки”. В разложенном состоянии. Прямо у меня перед глазами. Закрывают входной проём в двухэтажное производственное здание, на территории некой промышленной зоны.

На улице поздний вечер, темно. С неба льёт, как из ведра. Ноги по щиколотку в грязной луже. Одежда с виду промокла насквозь, но я, почему-то, совсем не ощущаю влаги.

Правая рука поднимается помимо воли, пальцы сжимаются в кулак и с силой стучат по пластиковой поверхности. Я это отчётливо вижу, слышу, однако совершенно точно не контролирую.

С той стороны доносятся приближающиеся шаги. Ворота с грохотом поднимаются и в ярком свете, что выплёскивается изнутри помещения, проявляется фигура человека. Мужчины.

- Вам помочь?

Молчу. Точнее я-то жажду  рассказать, интуитивно предостеречь от чего-то плохого, опасного. От того, что и сам пока не силах объяснить, но совершенно точно ощущаемого где-то глубоко в подсознании. Вот только для этого требуется открыть рот, а он, несмотря на прилагаемые мной, усилия, остаётся плотно закрытым.

- Если вы хотели оформить заказ, то пришли зря. Мы больше не работаем. - Незнакомец выглядит уставшим, разбитым. С трудом стоит на ногах, распространяя по округе кислый запах спиртного. Не дожидаясь ответа, снова тянется к ручке, очевидно намереваясь опустить ворота обратно.

Делаю несколько быстрых, опережающих шагов навстречу.

В смысле не я сам. Моё тело.

Выражение лица мужчины резко меняется. Сначала оно отражает непонимание. Затем удивление и даже злость. Он машинально отступает вглубь помещения, угрожающе поднимая сжатые кулаки на уровень груди.

Не выпуская его из виду, резким движением раскладываю собранные книжкой, створки, лишая его возможности сбежать. Мужчина что-то гневно кричит, бросается на меня. Я с лёгкостью уклоняюсь и отталкиваю его. Он врезается в ворота. Матерится от боли и злости, но не успокаивается. Повторно пытается меня ударить. Делает выпад, второй, третий.

Я ловко отступаю. Уклоняясь то влево, то вправо, провоцирую его на сближение. А когда представляется возможность, неуловимым движением смыкаю пальцы на шее.

Мужчина хрипит, извивается. Бьёт мне по лицу и рукам. Старается вырваться, но все его потуги бесполезны. Моё тело камень, мои эмоции - штиль. Я и сам будто во сне. Не чувствую тела, не контролирую поведение. Просто наблюдаю со стороны. Из первого ряда.

Незнакомец медленно задыхается. Клещом вцепившись в мою руку, оседает, утягивая меня за собой.

Невозмутимо склоняюсь, безмолвно созерцая, как быстро в его глазах угасает жизнь. Мне не страшно. Мне не жаль. Мне, как ни странно, всё равно.

***

Кажется, я снова отключался…

Да что же такое со мной происходит?

На этот раз пришёл в себя внутри производственного цеха. Сидя на полу и уперевшись спиной в стену. Аккурат между двумя металлическими стеллажами, заваленными пластиковым погонажём.

Освещение в помещении слабое, мерцающее. Это сильно раздражает. Голова раскалывается. Ощущение такое, будто ещё немного и череп просто треснет от заполнившего его, внутреннего напряжения.

Сквозь мутную дымку, застищую глаза, различаю впереди пару рабочих столов, с разбросанными на поверхности инструментом и обрезками пластикового профиля. Чуть дальше гудит невыключенный станок. Однако из персонала поблизости ни души.

Заставляю себя подняться, вновь отмечая наличие на одежде и руках свежей крови.

Проклятье… это плохо. Это очень, очень плохо…

Понимаю, что должен валить отсюда и, как можно скорее, отыскать Сомова с майором. Самому разобраться с творившейся в последнее время чертовщиной мне совершенно точно не судьба.

Пробую сделать первый шаг.

Тело подчиняется плохо, ноги дрожат, еле держат. Перед глазами постоянно плывёт. Из меня словно высосали всю жизненную энергию. Одним, глубоким глотком. Мне настолько плохо, что всерьёз рассматриваю вариант плюнуть на задуманное и завалиться прямо на пол.

Как бы там ни было, за счёт морально-волевых, десяток-другой шагов мне всё же удаётся. После слух улавливает, пробивающиеся сквозь мерный гул работающего оборудования, довольное сопение и похожий на сочное чавканье, звук…

Затаив дыхание, замираю на месте. Внимательно прислушиваюсь. Определённо, кроме меня, в помещении присутствует кто-то ещё. Сознание пронзает дурное предчувствие. По спине пробегает холодок, но выбора у меня особо нет. С осторожностью поворачиваю в сторону источника шума.

Миновав очередные, заваленные пластиком, стеллажи, натыкаюсь на перевёрнутый рабочий стол. Прямо над ним, на потолке, на куске провода болтается оборванный плафон. Контакт внутри повреждён - свет то горит, то гаснет. Становится понятна причина раздражающего мерцания.

Из-за плохого освещения, не сразу, но различаю в сумраке, конвульсивно подёргивающиеся, человеческие ноги. Остальная часть тела скрыта заваленным набок, верстаком. Оттуда же тянется тонкий ручеёк крови, собираясь в небольшую лужицу возле левого ботинка.

Не раздумывая, устремляюсь на помощь. Так быстро, насколько позволяет ослабленное тело. Огибаю стол и от картины, представшей следом, земля буквально уходит у меня из-под ног. Чудом сохраняю вертикальное положение, вовремя ухватившись за край перевёрнутого стола. Мои веки при этом ширятся до предела, а лицо перекашивает в немом крике ужаса.

Маленькая девочка, в платье моей пропавшей дочери, склонилась над телом мёртвого мужчины и в прямом смысле слова отрывает зубами куски его плоти.

Заметив моё появление, ребёнок на миг замирает. Медленно поднимает голову, демонстрируя бледное, испещрённое сеткой тёмных капилляров, лицо. Горящие злобой жёлтые глаза, окровавленный, плавно растягивающийся в радостной улыбке, рот. В мерцающем свете - запредельно жуткое зрелище.

- О, папуля, - многоголосый бас заставляет стекла на окнах дрожать. Непрожёванные куски мяса сползают с губ и, с влажным звуком падают на пол. Существо просовывает руку в рваную рану на груди. Ощупывает внутренности, находит желаемое и дёргает, словно сорняк, последующим движением вынимая наружу. На маленькой ладошке протягивает мне мелко подрагивающее, окровавленное сердце. - Проголодался? Присоединяйся, здесь хватит обоим.

окончание эпизода - Одержимость. Часть 2. (серия "Нефилимы")