- Никакой он не редкий. Их род всегда вредительствовал. Воришки, обманщики. Ты думаешь зачем ему такой зоб вместительный? Ворованное складывать. Прицепятся к человеку, мысли навеют, обворуют и сбегают. Тащили все, что не приколочено и в рот помещалось, потом разбирались. Вкусное съесть, ценное перепрятать, а что без надобности – выкидывали. Один вред от них был. Вот и невзлюбил их народ. Говорили, что лизуны и те полезнее – днём под печкой сидят, ночью по грязной посуде шарят, если хозяйка оставит – остатки еды доедали, посуду до блеска вылизывали и снова под печку. Люди, конечно, потом посуду всё равно перемывали, брезговали после нечисти оставлять. Но даже в них вреда не видели, а коловёртышей изживали всеми силами. Обереги от них на домах рисовали, даже к ведьмам на поклон ходили, чтоб изжить помогали. В изгнании их народец, гонимый каждым. Ушли они жить далеко в леса, на поиски другого пристанища. Я уж думала нет их больше в наших краях, перевелись. Но как-то по лету я ушла ягодной дорожкой далеко в лес и нашла только родившегося, ещё беспомощного, слепого и голодного. Долго думала, как поступить. У меня уже Митька то был, домовой мой, а коловёртыши норовистые, с характером. Знала, что не уживутся они на одном дворе, да не смогла пройти мимо. Смотрела на него, пищащего, жадно открывающего рот в поисках еды, а видела себя, как мать меня такую же покинула. Забрала, выходила, выкормила с ложки, а как подрос и начали они с Митькой двор делить, так и прижила его в доме сестры. И мне спокойнее и сестре хорошо. Он рос благодарным – всегда помощником был и остаётся, сколько бы не артачился. Любить его просто надо, он теплом ответит.
- Вы простите меня, конечно, но он всё равно поганец, - Воронцов был обижен и чувствовал себя глупо. Действительно, нашёл кому верить.
- Давайте я вам хоть чаю налью, а то ещё солнце не встало, а вы уже работаете, не позавтракав.
- Сейчас я первую партию в печь отправлю и попьём чаю.
Раскатав тесто и порезав мелкими кусочками, Маришка творила с ним удивительное. Вот она взяла тесто в руки, немного размяла ловкими пальцами, пару сложных и отточенных движений, немного вытянула с двух сторон и вот у неё на ладони красуется красивая птичка. Готовые фигурки она выставляла в ряд.
- Как у вас здорово получается, - восхитился Воронцов.
Когда запеклась первая партия, чай уже дымился в кружках. От запаха свежей выпечки немного кружилась голова.
Пришёл Вертяк. Заметив его, тихо сидящего в дальнем углу кухни, Воронцов театрально отвернулся.
- Ты это, в общем, извини меня, - зверёк не поднимал глаз, - я не тебе хотел, я придурку этому хотел. Ну, за то, что тогда сделал. А ты… ну ты просто с ним.
- Как же ты ему хотел, если Маришка мне объясняла куда идти и Кости даже рядом не было, - тон мужчины не дрогнул.
- Я же знал, что ты с ним хотел пойти. И вот решил… кхм… пошутить. Ну откуда я мог знать, что всё так повернется.
Воронцов посмотрел на Маришку. Спрятав улыбку за поднятой кружкой с чаем, она подмигнула правым глазом.
- Ладно, - смягчился мужчина, - извинения приняты. Но только в первый раз.
Вертяк явно оживился. Быстро прошел вдоль стены к столу со стороны Маришки и запрыгнул к ней на колени. Встав передними лапами на стол, голодным взглядом окинул выпечку.
- Ну и актёр, - усмехнулся Воронцов, - сколько скорби во взгляде.
- Можно, - Маришка нежно погладила зверька по голове.
Быстро закинув в пасть 6 штук, Вертяк спрыгнул с колен и пережевывая, повернулся к Воронцову.
- Кстати, там тапки вам приготовили. Так вот серые не надевай, я там оставил пожелание доброго утра этому придурку.
И с гордо поднятой головой ушёл.
- Не, ну вы видели? – секунду Воронцов растерянно глядел на Маришку, а потом громко рассмеялся.
Весь день прошёл в заботах и подготовке. Маришка не выходила из кухни, один за одним отправляя противни в печь. Воронцов помогал, чем мог – натаскать дров, принести воды, уборка в доме. Костя тоже пытался быть полезным, но больше болтался без дела.
Вертяк куда-то убегал, по заданиям Маришки, прибегал, шептал ей на ухо и снова убегал.
Нескончаемый поток людей заполонял двор. Воронцов, сколько здесь находится, не встречал такого количества народу. Думал деревня почти заброшена, но с самого утра мужчины и женщины разных возрастов проходили в дом, даже не здороваясь с ним. Каждому Маришка находила применение – отдавала готовые блюда, кто-то уносил стулья, лавки. Женщинам раздавала травы, висевшие по всей кухне.
Когда солнце начало клониться к закату, Маришка накрыла большой таз с последней партией выпечки полотенцем.
Мужчины подхватили тазы с едой, заперли калитку и отправились за Маришкой, в зимний дом Михалыча.
Полянка перед домом преобразилась. На ней выросли огромные столбы из сухих стволов деревьев. Теперь она не была круглой, площадь по форме напоминала яйцо, узкой своей частью, уходившей на север. Вокруг были расставлены лавки и столы, покрытые белыми скатертями. Сновали люди, привязывая к чему только возможно разноцветные ленты. Откуда их столько взялось?
Внутри, в самом центре лежал большой камень, практически плоский по верхней части и уставленный фруктами, мясом и глиняными кувшинами.
Окружали камень деревянные столбики, но гораздо меньше размерами с вырезанными символами.
Разглядеть их было практически невозможно с этого расстояния, но чем ближе они подходили, чем лучше проглядывались картинки.
На одном словно перевернутая буква «А», на втором геометричные фигуры, знак на третьем столбе был Воронцову уже знаком. Он видел его в тетради, найденной за печью в доме Авдотьи и, кажется, назывался «ЧУР».
Только на центральном столбе была не фигура, а три насечки.
- Скажите пожалуйста, а что это значит? – шепотом спросил он, наклонившись к Маришке.
- Погоди, - старушка поставила свой таз на ближнюю лавку и выдохнула, - сейчас управимся и потом спросишь.
Дверь дома была открыта настежь и подперта чурбаком. Маришка уверенным шагом направилась туда.
Воронцова немного передернуло от ночных воспоминаний, но он быстро успокоился. Столько людей входит и выходит, да еще и Маришка рядом, ему совершенно точно бояться нечего.
В доме царила праздничная атмосфера. Девушки, собравшись у печи и помешивая ароматную кипящую жидкость в большом чане, тихо напевали что-то мелодичное, но совершенно непонятное. Вроде и слова знакомые, но уловить суть никак не удавалось.
Всюду разложены полевые цветы, перевязанные цветными лентами.
- Как красиво, - восхитился Воронцов вслух.
Девушки у печи умолкли, взглянув десятком пар любопытных глаз на незнакомца, потом тихонько захихикали, периодически поглядывая на него и шепча друг другу что-то на ухо.
- Извините, - почувствовал он себя неловко и поторопился пройти вперёд. Весь пол был устлан цветами так плотно, что ступить было совершенно некуда. Маришка смело пошла прямо по цветам и Воронцов поспешил за ней.
Женщина зашла в комнату Авдотьи, где та лежала на постели в том же белом платье, сложив ладони на груди. Только теперь её густые, седые волосы не были убраны под платок, а аккуратно расчесаны, и заплетены в косы вместе с яркими лентами. На груди, под ладонями, лежал букет васильков.
- Здравствуй, моя хорошая, - поцеловала Маришка ее в лоб и погладила по плечу.
Воронцову хотелось рассказать о ночных приключениях в этом доме, но не сейчас. Не время. Может, позже расскажет, когда боль от потери родного человека немного поутихнет.
Маришка сняла с открытого окна белое полотенце.
- Милок, дай мне вот тот рушник.
- Что дать? – Воронцов оглянулся, не совсем понимая, что ищет.
- Полотенце вон то белое, с вышивкой.
Вывесив его снова на открытое окно, Маришка перекрестилась и тихо произнесла:
- Лёгкой дороги, сестрица.
- Пойдем, пусть в покое полежит, дел много ещё, - она уже обращалась к Воронцову.
На кухне молодые девушки, увидев мужчину, снова захихикали.
- Ну чего глазки строим, рано вам ещё женихов, - Маришка, по-хозяйски суровым взглядом окинула девушек, - идите на улицу, готовьтесь. Скоро начинать, а вы тут зубы скалите.
Перешёптываясь и хихикая, девушки веселой гурьбой направились к выходу.
- Женихов? – удивился Воронцов.
- Да, - кивнула Маришка, - у нас на всех празднествах принято присматривать себе жениха или невесту.
- А разве сегодня праздник? Похороны ведь, скорбный день.
- Ты верно говоришь, - согласилась Маришка, - но это по-новому придумали так. А предки наши считали это радостным днем. Душа отмучилась и отправляется к предкам, в радость нескончаемую, где ей будет хорошо. И приглядывает она оттуда за живыми, да помогает - силу нечистую отгоняет. Поэтому и проводы завсегда праздником были, а на празднике грех жениха или невесту не выбрать, если возраст подошёл. Считалось, что союз этот благополучный будет.
- Ого, - присвистнул Воронцов и обернулся на дверь, куда вышли девушки, - как интересно.
- Ты смотри не паскудь девок, - понизила тон старушка. От её пронзительного взгляда стало не по себе, - малы они еще, и пятнадцати лет не справили. А ты сейчас голову задуришь, а потом в город уедешь. А девке что делать, в петлю?
- Мария Павловна, - тон Воронцова был настолько удивлённо-возмущенным, что женщина смягчилась, - да как вы могли обо мне такое подумать!
- Ну всё, всё, не нервничай, - отложила она в сторону полотенце, уже подхваченное и готовое стать орудием нравственности, - хватит болтовню разводить, помоги мне лучше. Я буду откуп выкладывать на тарелки, а ты носи на стол выставляй.
- А что такое откуп? Поминальный обед?
- Да, и каждое блюдо имеет свою задумку и смысл.
Тарелки быстро наполнялись и отдавались в руки Воронцову.
Одних только лепешек, аромат которых приятно щекотал ноздри и заставлял сворачиваться желудок спазмом, он насчитал четыре вида. С луком и калиной он узнал сразу. Два других были ему не знакомы.
- А что это внутри? - откусив, Воронцов заглянув внутрь.
- Травы духов. Вот у тебя боярышник попался.
- А этот, - понюхав другой, протянул его Маришке.
- Ух ты, никогда не пробовал с папоротником.
- Позже попробуешь обязательно, неси давай.
Стол на улице быстро заполнялся – помимо лепешек, было ещё множество тарелок с блинами, различные начинки к ним выставлялись отдельно, вареные яйца, выкрашенные в сине-голубые цвета и раскрашенные узорами, выпечка в виде птиц и гороховый кисель. От одного названия Воронцов поморщился, неужели это может быть вкусно?
Солнце всё ниже склонялось к горизонту. Девушки зажгли свечи и выставляли их на стол в большом количестве.
Скоро на тропинке, выходящей из леса, показался Михалыч с двумя парнями. Они тащили за собой огромную вязанку крупных сухих веток.
Воронцов поторопился к ним.
- Давайте помогу, - потянул он руки, но Михалыч не передал ему верёвку, за которую тащил.
Дотащив вязанку до камня в центре, они отпустили веревки и Михалыч протянул руку.
- Да не особо, вон Маришке на кухне помогаю.
- Ну, молодец. А Костя, смотрю, времени не теряет, - усмехнулся он в бороду.
Воронцов быстро пробежал глазами по людям вокруг. Костя сидел на дальней лавке с девушкой. Она скромно опустила глаза, а он ей что-то говорил, эмоционально размахивая руками.
- Ничего, ничего, дело молодое, - хлопнул старик по плечу Воронцова, уже собравшегося пойти приструнить друга, - ты бы тоже пригляделся, вон сколько красивых девок.
- Да, я потом, - покраснел Воронцов, - неловко пока.
Парни уже вовсю выкладывали плотным слоем ветки вокруг камня. От помощи Воронцова отмахнулись, и он снова пошёл к Маришке.
Михалыч уже был на кухне и в полголоса они о чём-то переговаривались.
- Вороненок, что ж ты сразу не сказал, что с вужалкой в лесу столкнулся? – вид Михалыча был озадаченным, - они твари опасные. Как бы к нам не заявились сегодня. Надо нам с тобой кое-куда сходить, собирайся, поможешь мне.
- Хорошо, - Воронцов нервно сглотнул и посмотрел на Маришку. Её лицо имело крайне озабоченное выражение. Стало как -то не по себе.
- Иди, иди, милый. Там мужская помощь нужна, я уж тут справлюсь.
Михалыч, набивший карманы разными продуктами, оторвал от одного пучка сухой травы пару веточек, закинул ружье на плечо и, махнув головой Воронцову, вышел на улицу.
Солнце давно спряталось и пришли глубокие сумерки. И если у дома было ещё относительно светло из-за большого количества зажжённых свечей на столах, лавках и на земле, то в лесу было непроглядно. Не понимая, как продвигается так ловко вперёд Михалыч, Воронцов старался от него не отставать. Получалось плохо. Он постоянно цеплялся носками ботинок за выступающие корни деревьев, то проваливался в небольшие ямки. Его терпение лопнуло, когда ветка дерева не сильно, но хлестнула по глазам.
- Блин, - протянул он, - Михалыч, как так идти можно? Что же мы фонарь не взяли.
- Зачем? Я этот лес хорошо знаю, мне он не нужен. А ты просто за мной иди и не суетись. Вся беда от суеты, Вороненок.
Шли они долго, как показалось Воронцову. Глаза уже немного привыкли к темноте, и он начал неплохо ориентироваться. Неожиданно за деревом промелькнуло что-то светлое. Дёрнувшись от неожиданности, он схватил идущего впереди старика за рукав телогрейки.
- Там что-то есть, - полушёпотом произнёс перепуганный Воронцов.
Крохотный светлый шарик снова показался из-за ствола дерева.
- Что же тебя светлячок напугал? – хохотнул старик.
- Не светлячок это, я их не раз видел и точно бы не спутал. Светлячки летают, а этот, смотри, как будто, плывет и на одной высоте держится.
Ещё два нежно-голубых светлых шарика показались из-за другого дерева. Держась на высоте поднятой руки, они медленно и плавно двигались в сторону путников.
- Михалыч, а если это шаровые молнии? Ну, маленькие какие-нибудь. Может такое быть?
- Шаровые молнии перед грозой бывают, а сейчас небо чистое, ни облачка. Не они это.
Путники пробирались вперёд, в светящиеся шарики собирались вокруг них все в большем количестве.
- Блуднички вреда не несут, не бойся. Они помощники Хозяина. Коли с хорошими мыслями в лес пришел и заблудился, то помогут выйти, дорогу укажут. А коли с плохими, то и в топь завести могут. Вот ты, Вороненок, с какими мыслями идешь?
- Я? – мужчина не ожидал такого вопроса и на секунду задумался, - не знаю даже. Просто за вами иду.
- Хех, интересный ты, Вороненок. Ну коли поганого не задумал, то и переживать тебе не о чем.
Воронцов с любопытством оглядывался. Светящихся огоньков становилось всё больше, они плавно приближались к путникам, но всё равно держались на расстоянии. Он протянул руку, пытаясь прикоснуться к одному, тот моментально отскочил назад.
Пару минут спустя густой лес перед ними расступился, и они вышли на поляну. Сотни, десятки сотен мерцающих огоньков наполняли её теплым свечением. Голубые, розоватые, с зелёным отливом они создавали поистине волшебную атмосферу.
- Пришли, - Михалыч, не особо впечатлённый видом в отличие от замершего Воронцова, скинул ружье с плеча на землю, медленно опустился на колени и принялся вытаскивать из карманов принесенное.
- Я никогда ничего подобного не видел, - боясь даже моргнуть, чтобы не пропало наваждение, Воронцов не глядя сделал шаг вперёд. Под ногой хрустнуло.
- Да куда ты прёшь, - рявкнул Михалыч.
Ойкнув, мужчина немного отскочил назад. Вареное яйцо было раздавлено полностью.
- Отойди назад, кулёма! Не мешайся!
Воронцов сделал пару шагов вбок, высмотрел выделяющееся из темноты большое бревно и присел на него. Всё, происходящее вокруг, было нереальным, но безмятежным и успокаивающим. Ему не хотелось, чтобы это заканчивалось.
Михалыч, быстро выложив подношение на еловые лапы, сложил из нескольких небольших веточек треугольную фигуру и поджёг. Внутрь едва горящего треугольника он положил взятые из дома травы. Тлея, они давали тонкий столбец дыма и немного удушливый аромат, доносившийся до Воронцова даже при полном отсутствии ветра. Сев на колени, Михалыч выпрямился, закрыл глаза и, подняв голову, принялся что-то быстро говорить полушёпотом. Сотни светящихся огонёчков потянулись к нему. Они кружили вокруг замысловатые танцы, оседали на его лице, руках, одежде, подсвечивая слегка покачивающуюся в абсолютной темноте фигуру. Всё больше и больше огоньков покрывали его, закрывая черты лица, сливаясь и превращая его в светящуюся фигуру. В какой-то момент свечение стало настолько ярким, что глазам было больно на него смотреть. Бормотание Михалыча становилось всё громче, быстрее, утробнее. Напряжение нарастало и тут, небольшой костерок заметался, выбросив с треском сноп искр, Михалыч что-то громко прокричал и огоньки, сидевшие на его теле, одновременно бросились в разные стороны, взрываясь на лету, как маленькие звезды.
Михалыч, тяжело поднявшись, перекрестился и поясно поклонился.
- Спасибо, Хозяин, - громко произнёс он, обращаясь в темноту.
Светящиеся огоньки потянулись к земле.
- Пойдём, - махнул уставший старик, - нужно собрать и торопиться назад.
Воронцов встал и подошел к нему.
- Куда блуднички садятся, то и собирай. Хозяин разрешил.
Быстро пройдя по поляне, Воронцов собрал разного размера ветки. Набралось их немного. Собрав охапку, они отправились обратно.
- Защиту нам хозяин дал свою. От разной нечисти. Мы сейчас вернёмся, обереги на них вырежем и вокруг дома расставим.
- Вужалку вы с Маришкой убили, а с ними опасно связываться. Мы и сами стараемся обходить их тропы. Обычно они раньше июня не просыпаются, тепла ждут. А тут что-то их раньше разбудило. Они и так мягкостью нрава не отличаются, а уж коли раньше положенного встают, там вообще злоба одна чёрная. Одну убьёшь, так её сестры обязательно мстить придут. В любой другой день мы могли бы быть готовы, но сегодня никак не сможем. А эти паскудины смерть чужую остро чуют, могут заявиться. И люда простого вон сколько во дворе, погибнут почём зря. Поэтому пришлось просить Хозяина, он не оставит, обещался помочь.
Воронцову было не по себе. Он чувствовал вину за происходящее, хотя головой понимал, что не причастен. До домика дошли быстро, коротая путь разговорами.
Когда вышли из леса, Воронцов в который раз за вечер изумился. Все, кто был во дворе, выглядели уже совершенно иначе. Девушки переоделись в белоснежные сарафаны до земли, с красно-синей вышивкой по подолу и рукавам. Распущенные косы волнами ниспадали до пояса, а у некоторых и почти до колена. Парни переоделись в белые рубахи с такими же вышивками и у всех головы украшали венки из полевых цветов.
- Ух ты! – вырвалось у Воронцова, - а мне тоже нужно переодеться? Мне не во что.
- Найдем тебе одёжку, не переживай. Этого добра у нас хватает. Искусницы наши наперёд рубахи да сарафаны вышивают.
Из дома вышла Маришка, тоже переодетая и распустившая волосы.
- Михалыч, а что ты с Маришкой не сойдешься? Ну глянь, красивая же женщина. Умная и хозяйственная. Жили бы себе да радовались.
- Много ты понимаешь, - хохотнул Михалыч, - и четверти жизни не прошёл, а уж меня учит, сопля. Хотя ты прав, она женщина справная.
- Ну, - самодовольно улыбнулся Воронцов, - ты приглядись, может ещё вашу свадьбу гулять будем.
- Иди давай, балбес, - старик рассмеялся и подтолкнул мужчину под локоть, - нет времени болтать, почти всё готово к тризне.
Свалив ветки одной кучей под окном дома, он быстро нашёл Маришку.
- Как вам идёт наряд, - комплимент был совершенно искренним, - вы очень красивая, правда.
- Ой, скажешь тоже, - щеки Маришки зарделись девичьим румянцем, - пришли уже? Иди давай, переодевайся, я тебе все во второй комнате приготовила.
В комнате на кровати действительно лежала аккуратно проглаженная рубаха с вышивкой. Набрав воды в таз, Воронцов скинул свою футболку, намочил её в тазу и обтерся. После целого дня за работой он чувствовал себя грязным, но полноценно помыться условий не было, поэтому сойдет и так. Накинув рубаху, он посмотрел на себя в зеркало. Ему шло, как ничто другое. В который раз он почувствовал умиротворение на душе, словно теперь он там, где должен быть. Он на своём месте.
Выходя из комнаты, он снова зашёл в комнату Авдотьи. Она все так же лежала на своей постели. Подойдя ближе, он положил свою руку поверх ее ладоней и тихо сказал:
- Простите нас, пожалуйста. Мы не хотели потревожить вас ночью. Это мы виноваты. Я на вас ни зла, ни обиды не держу, и вы не держите.
В порыве ему захотелось поцеловать холодные ладони, но он сдержался. Похлопав ласково, сказал «прощайте» и вышел.
В коридоре сидел, приняв свой настоящий облик, Вертяк. Он тоже нацепил себе на голову крохотный веночек из цветов и выглядел забавно, даже немного мило.
- Ну, как я тебе? – прокрутился на месте Воронцов.
- Ну жених, - восхищенно протянул Вертяк, - прям красавец! Вот же, можешь быть похож на нормального человека. Глядишь и людям нравиться начнёшь.
- Спасибо, - пропустил укол мимо ушей мужчина.
- Я за тобой пришёл, да не стал мешать прощанию. Пойдем, уже начинается, тебя ждём.
- Идём! – они направились к выходу и Воронцов отметил, что у него даже походка изменилась в новом образе. Чётче шаг, увереннее, спина прямая.
Ему нравилось преображение. Определённо.
Атмосфера на улице была напряженно восторженная. Все предвкушали праздник и немного нервничали. То тут, то там раздавались смешки, тихие разговоры, кто-то на кого-то цыкал, призывая вести себя потише.
Воронцов вышел из дома и тут же чуть не споткнулся о Вертяка, который промчался у него под ногами. Ещё и наворчал на него.
- А глаза разуть ты не можешь? Или я тут стеклянный?
Воронцов лишь отмахнулся. Завидев его, Маришка подала сигнал поднятой рукой и воцарилось полное молчание. Все, кроме Михалыча, вырезавшего на ветках, выстроились в одну длинную цепочку. Маришка поманила Воронцова рукой. Когда он подошел, указала ему пальцем на место в цепочке.
Он послушно втиснулся между парнями.
- Я тут, - откуда-то справа раздался звонкий девичий голосок.
- Принеси ему венок, там ещё оставались.
Девушка, быстрым шагом вышла из цепочки, принесла венок и протянула Маришке.
- Давай сама, - легонько подтолкнула она девушку под локоть.
Стыдливо опустив глаза, девушка вплотную подошла к Воронцову. Её русые волосы, цвета молочной карамели и пахнущие мёдом, рассыпались по плечам. Привстав на цыпочках, девушка потянулась к его голове, и он перехватил её взгляд. Тёмные, карие глаза, с вкраплениями светлого цвета. Он увидел в этих глазах летнюю грозу, золотистый янтарь, бескрайнее осеннее поле, уют, тепло, огоньки костра. Он столько всего заметил в них, что на мгновение забыл, как дышать.
Водрузив венок ему на голову, девушка еще раз взглянула на него и развернувшись, быстро ушла на свое место. Ошарашенный Воронцов проводил её взглядом, потом посмотрел на Маришку. Та удовлетворенно кивнула.
Тряхнув головой, мужчина привел себя в чувство.
Маришка призывно подняла руку. Тишина стала гробовой, только звук скребущего ножа по дереву нарушал её.
И тут одна из женщин звонким голосом затянула песню.
Что болит-шумит буйная голова,
Не глядят на свет веселые глаза,
Что не видят глаза с неба солнечных лучей.
Из лучей таки, лучей туманчик выпадал.
Притомилась ты, душа девица!
Помогу я тебе, свет-сударушка,
Разуважу тебя, государыня!
Не плачь, не горюй, душа девица!
Её песня в этой тишине пронеслась над головами и устремилась высоко, в чернильное небо, усыпанное мириадами звезд.
Ещё несколько женщин подхватили мотив. Их голоса бередили душу, заставляя уноситься куда-то далеко, в неведомое, но неуемно тянущее.
Поющие женщины вышли из цепочки, взяв за руки несколько парней и подошли к столу с угощениями. Рядом с ним на земле стоял большой чан. Парни не без труда подняли его и направились к началу цепочки. Маришка, взяв расписную кружку со стола, пошла за ними. Продолжая петь снова и снова слова песни, они набирали отвар из чана и подавали выпить. Воронцов немного подался вперёд, чтобы разглядеть получше, но его тут же потянули за плечо назад.
Когда подошла очередь, и Маришка протянула кружку, он заглянул в неё. Тёмный, густой напиток не вызвал особого энтузиазма, да и пах он горьковато-остро, что тоже не прибавляло желания. Он задержал дыхание и сделал 3 больших глотка. Вкус оказался не таким гадким, как вид. Даже немного вкусно. Вернув чашку, он провел языком во рту. Вязало язык, как после хурмы, но терпимо. Внутри стало греть, как после теплого супа и легкая расслабленность накрыла его с головой. Ватность появилась в руках и ногах, слабое головокружение и тихий шум в ушах. На всякий случай Воронцов чуть шире расставил ноги для устойчивости. Ему было бы крайне неловко упасть в обморок при всех.
Когда все присутствующие выпили из чана, поющие женщины тоже сделали по глотку и отнесли одну кружку выпить Михалычу. После остатки, перевернув чан, вылили на большой камень, стоявший по центру двора.
Женщины тут же запели другую песню, немного веселее предыдущей. Только сейчас Воронцов заметил, что стоит и улыбается. Улыбка растягивалась сама, он не мог контролировать лицо. Да и не хотел. Ему хотелось улыбаться.
Люди из цепочки начали расходиться на две стороны. Не особо понимающий, что происходит Воронцов, продолжал стоять на месте и улыбаться. Один из парней, стоявших рядом, потянул его под руку и тот повиновался. Парни вставали поближе к дому, девушки отходили ближе к поминальному столу. Песня, лившаяся прекрасными голосами, резко стихла.
- Пора, - сказала Маришка и парни пошли в дом.
Воронцов поплелся следом. Он уже нервничал из-за улыбки, которая выглядела нелепо в общей атмосфере, но убрать никак не получалось.
Пройдя в комнату Авдотьи, парни заполнили помещение под завязку и Воронцов остался стоять в коридоре, пощипывая себя за щеки, пытаясь унять глупое выражение лица.
- Да не щипай ты, - хриплый шёпот над головой звучал насмешливо, - в первый раз всегда так. Потом привыкнешь.
- А что это было? – также шепотом спросил Воронцов.
- Обычный поминальный кисель на травах, ничего такого. Но привыкнуть надо, ты ж не подготовленный.
- А можно тебя попросить не отходить от меня далеко? Я не знаю, что делать.
Вертяк, обернувшись чёрной кошкой, ступил мягкими лапками на плечо и уселся, обернув хвост за шею мужчины.
- Только давай договоримся сразу, без шуточек.
- Обещаю, - тон животного внушал доверие, - не тот случай, чтоб шутить.
- Выходим! – громкий голос скомандовал из комнаты и мужчины в коридоре засуетились
- А? Что? А зачем заходили? – медленно продвигаясь к выходу, спросил Воронцов.
- Сейчас увидишь, - ответил Вертяк.
Выходящие парни становились у дверей в два ряда, образуя коридор. Последние шестеро несли над головой самодельные носилки, на которых лежала Авдотья.
- Ааа, я понял, - больше для себя шепотом сказал Воронцов.
Как только покойница показалась в дверях, девушки у поминального стола затянули:
Уж вы братья мои, сестры,
Парни, несущие покойницу, не остановились у камня, а пошли кругом, обходя его. Девушки, напевая песню, выложили мясо с тарелок прямо на камень, воткнув в него нож. После взяли стоящие на нём кувшины и разошлись в начало и конец камня.
Воронцов уж было подумал, что в кувшинах кровь, но из них полились молоко и мёд. Помогая подношению растечься, девушки разгоняли жидкость руками. Когда камень со всех сторон был покрыт, девушки сняли с него мясо, положили на землю и отошли в сторону. Парни, обойдя за это время камень трижды, положили носилки на землю, подхватили на руки покойницу и переложили её сверху на камень.
Песня затихла. Маришка перекрестилась, следом за ней остальные.
Воронцов поднял левую руку и попытался осенить себя крестом.
- Балбес, правой рукой, - шикнул на ухо кот.
- Ой, - сменил он руку, - откуда ж я знаю, не было у меня в семье верующих.
- Тогда вообще не тянись, раз не верующий. Зачем? – ответил кот и Воронцов, посчитав это разумным, опустил руку.
Все присутствующие, весело гомоня и переговариваясь, подошли к поминальному столу и брали угощения. Ели сами, кормили друг друга. Они становились всё громче, смех всё ярче и задорнее, шутки острее.
- Ну мы пойдем или будем ждать, пока всё съедят? – кот от нетерпения воткнул коготки в плечо мужчине.
- Пойдем, конечно, сам есть хочу.
Схватив со стола лежащую ближе к нему лепешку, откусил и тут же выплюнул. Она оказалась с горохом.
- Фу, - сморщился он и протянул угощение коту, - будешь? Я такое не люблю.
- Не буду, положи на место и выбирай что-нибудь другое.
- Пока никто не видит – можно.
Аккуратно сунув лепешку на самый низ тарелки, Воронцов взял блин, обмакнул в сгущёнку и сунул в рот. Вот, вот это вкусно.
Второй блин также обмакнул и сунул в рот Вертяку. Тот довольно заурчал.
Съев почти всю сгущёнку со стола, Воронцов сел прямо на землю. Ощущение лёгкой эйфории его еще не покинуло до конца. Вертяк, спрыгнув с плеча на колени, и, издав звук, средний между урчанием и клокотанием, потерся головой о его ладонь.
Воронцов ничего не стал говорить, просто почесал его за ухом. Разнеженный зверёк даже приоткрыл рот от удовольствия.
Неожиданно мужчина почувствовал на себе взгляд. Пробежав глазами по толпе, он столкнулся с теми самыми, медово-карими. Внутри дрогнуло. Девушка внимательно его рассматривала, выглядывая из-за спин. Может стоит подойти к ней, познакомиться?
- Вставайте, хлопцы! – скомандовал командирским голосом Михалыч, неся в руках толстый канат.
Парни разошлись в две стороны. Воронцова подхватили под руки и оттянули в одну из сторон.
Михалыч отдал концы канатов одной и второй группе парней.
- Перетягивание каната? – удивился Воронцов, - как в школе?
- Борьба между явью и навью, - шепнул кот на ухо, - кто победит, на той стороне покойница и останется.
- Как это? Она же уже умерла?
- Обычай такой, - ответил кот и спрыгнул с плеча.
После перетягивания канала было ещё несколько спортивных забав, в которых Воронцову и его команде так и не удалось победить. После, всё что было использовано в играх, также сложили у ног покойной.
Воронцов настолько расслабился, что даже не обратил внимание на отсутствие как Кости, так и Михалыча.
