levstep

Начало

Он очнулся пристегнутым цепью к телеге. На грязном лице смешались кровь и лесной чернозем. Кто-то из солдат уже перенес тело Бернарда в шатер. Забитая и испуганная Агнет так и сидела в клетке, дрожа от страха. Тело Марлис лежало на земле, прикрытое серым плащом. 

— Вы не ранены? — спросил подошедший Аскетил.

Юлиан безразлично пожал плечами.

— Куда же вы собирались бежать.. Леса кишат разбойниками, дороги охраняются войсками. Вы сделали всем только хуже.

Юлиан поднял глаза на монаха, но на удивление не увидел в его взгляде ни осуждения, ни ненависти, а даже некоторое сочувствие.

— Зато она не будет гореть на вашем костре под вопли обезумевшей толпы, — ответил Юлиан глядя на тело сестры.

— Но вторая девушка не избежит костра. И боюсь, что вы тоже. Папа не оставит убийство брата Бернарда без последствий. Гонения на еретиков и темнокровников только усилятся.

— Надеюсь, что к тому времени легкие Папы, как и всех фанатиков веры пожрет дьявольская паутина!

Аскетил тяжело вздохнул и произнес:

— Я буду молиться за вашу душу, несмотря ни на что.

Монах подошел к гауптману и произнес:

— Нам следует выезжать. Нужно, отпеть брата Бернарда как можно быстрее.

Гауптман сердито посмотрел на монаха и ответил: 

— Наш солдат так и не нашелся. Мы выйдем в путь, как только…

Выпущенная стрела пробила шею гауптмана, и он тут же рухнул с коня. Послышался боевой клич, и из тумана на солдат обрушилась толпа грязных и оборванных разбойников.

— К оружию! — закричал один из солдат, и, уклонившись от удара топора, четким ударом меча заколол одного из нападавших. 

Появление разбойников вернуло Юлиана в чувство, инстинкты заработали как никогда прежде. Он быстро спрятался под телегой, но тут же вспомнил про Агнет, которая так и осталась в закрытой клетке. Но помочь ей он не мог. Да и пока идет бой, в клетке, наверное, даже безопаснее.

Солдаты дрались организовано, не давая разбойникам сломать строй. И это сбавило пыл нападавших. Они кружились вокруг солдат, словно стая шакалов вокруг израненного медведя, но бросаться в рубку опасались. То и дело кто-то из разбойников с криком кидался вперед и тут же получал смертельный удар клинка. Солдаты тоже пропускали тычки и удары, но стальные латы принимали на себя большую часть неумелых ударов ослабленных голодом разбойников.

Правда, численный перевес противника все же давал о себе знать, и вскоре защитников оттеснили от возов с продовольствием. Один из разбойников запрыгнул на лошадь и попытался увезти ее вместе с телегой. Но далеко уехать похитителю не удалось: брошенное копье пронзило его грудь.

Все это время Юлиана не замечали. А, возможно, просто никого не волновал притаившийся и закованный в цепи юноша. А вот спрятавшегося под одной из телег Аскетила вытащили наружу. Он попытался вырваться, но ему на грудь села обезумевшая старуха из деревни. В руках ее блестело лезвие ножа, глаза требовали крови. 

— Кто же тут у нас? Святой отец! Разве не грешно прятать еду, пока люди голодают?

Она вскинула руку с ножом, но ударить не успела: железная цепь Юлиана стянулась вокруг ее горла, и старуха в мгновение испустила дух.

Тем временем один из возов исчез за деревьями, и ликующая толпа, побросав своих тяжелораненых и убитых, скрылась в тумане. Битва закончилась.

— Если еще раз нападут — не отобьемся. Нужно доехать до моста через Майн. Там смотровая башня, и можно дождаться подмоги. Бастиан, отправляйся за подмогой в ближайшую крепость, — приказал тучный солдат, с перебинтованной головой. Другие солдаты называли его Шекли. И теперь он был за главного.

Юлиана заперли в клетке с Агнет, хотя некоторые солдаты, подозревая его в сотрудничестве с разбойниками, явно желали разделаться с ним на месте:

— Мы потеряли гауптмана и еще троих. Нужно насадить его голову на пику, в назидание всякой нечисти! 

— Он пленник церкви. И только ей решать его судьбу, — вступился за пленника Аскетил.

— Мы подчиняемся городским властям, а не церкви!

— Но гнев Папы может пролиться и на власти города! 

Этот аргумент заставил солдат отступить.

— А что делать с погибшей ведьмой?

— Мы заберем тело. Его нужно сжечь, — сказал монах.

— Ее нужно отвезти к источнику. К Фламбере. Только так мы остановим дьявольскую паутину! — вдруг закричала Агнет.

— А ну, заткнись, ведьма! Еще одно слово без разрешения и останешься без пальца, — огрызнулся один из стражников.

Двое солдат приподняли тело Марлис, но тут же бросили его на землю.

— Это чертовщина! — перекрестился первый солдат.

— Дурная кровь! — перекрестился и второй.

Юлиан, несмотря на скованные цепью ноги, приподнялся, чтобы увидеть все своими глазами. И то, что он увидел, было самым чудесным и одновременно пугающим в его жизни. На месте, где лежало тело девушки, и где ее кровь пропитала землю, выросли и распустились яркие, разноцветные цветы. И эти цветы казались клочком жизни и надежды в мире, которому грозила неминуемая гибель. 

***

Усталая лошадь медленно тащила повозку с клеткой по раскисшей дороге. Юлиан наклонился к Агнет и прошептал:

— Перед смертью она сказала про Фламберу и просила сохранить ее кровь. Расскажи мне все, что знаешь, Агнет.

Девушка недоверчиво поглядела на Юлиана красными от слез глазами, а затем вновь посмотрела на лежащее у нее в ногах еще теплое тело Марлис. 

— Фламбера — это священный источник. Темнокровники считают, что есть обряд, который уничтожит дьявольскую паутину.

— Ты веришь в это? 

— Я верю Марлис. Она рисковала своей жизнью, чтобы найти источник.

— Что за обряд нужно провести?

— Я не знаю. О нем говорится в книге, которую мы выкрали у церковников. Она была написана такими как я. Тот старый монах вез ее с собой, я видела, как он однажды читал ее.

— Где источник?

— Никто не знает. А те, кто знал, сгинули в подвалах инквизиции или сгорели на костре. Но никто не выдал это место. Иначе они бы разрушили его. Марлис говорила, что редкий темнокровник может почувствовать приближение источника. И что мы недалеко от него.

Агнет наклонилась к Юлиану и едва слышно прошептала:

— Он зовет меня, я слышу. Но мне не выбраться из клетки. Юлиан, мы проиграли.. 

— Еще нет. Нужно все рассказать монаху..

Глаза девушки расширились от ужаса.

— Ни в коем случае! Он — один из них. Из инквизиторов. Если церковь узнает о том, где находится источник, всему конец.

— Иначе никак, Агнет. Ключ от клетки у него, и книга тоже. Если мы не попадем на источник, то все пропало.

Аскетил слушал историю молча. И на лице его то и дело появлялось неверие. Многие монахи считали источник выдумкой, другие — тайным местом силы, откуда служители культа темнокровников черпали свою дьявольскую силу. Сам Папа публично никогда не обсуждал Фламберу, но закулисно пару раз высказывал пожелания найти это место и уничтожить во благо церкви и всего человечества.

— Вы видели, на что способна кровь моей сестры. Разве это не чудо Господа? Помогите, нам, брат Аскетил. Не ради нас — ради мира, — сказал Юлиан.

— Даже если все это правда, как я могу доверять вам после того, как вы пытались освободить преступниц и убили брата Бернарда!

— Они не больше преступники, чем мы с вами.

— Эту девушку поймали на воровстве церковного имущества!

— На воровстве?! Это наша книга! Разве вернуть то, что у тебя несправедливо отобрали, это воровство? — возмутилась Агнет.

— Вы поили своей кровью детей! Это подтвердили свидетели, — не унимался монах.

— Чтобы очистить их легкие от плесени! Иначе бы дети погибли! Поймите, наша кровь — не проклятие дьявола, а благословение Бога. Вы считаете, что темнокровники породили болезнь, но мы никогда не занимались черной магией. А лишь пытались выживать и лечить больных, вести свои богослужения и обряды. Но вы столетиями вешали и сжигали нас просто потому, что наша кровь другая! Мы можем спасти этот мир, если… Если церковь не станет на нашем пути.

— Если паутину создал дьявол, разве не создал бы Бог противоядие? Дайте нам пройти к источнику, дайте прочесть книгу. Это все, что нам нужно. Прошу вас, дайте шанс этому миру, пока он не утерян. Ради этого жила и погибла моя сестра, — попросил Юлиан.

Внутри монаха шла непримиримая борьба, и ее отголоски то и дело выражались на его юном лице. Наконец, он тяжело вздохнул и покосился на солдат.

— Даже если вы правы, я не могу вас отпустить. Стража не послушает меня, да и инквизиция будет в ярости.

— Не нужно отпускать нас, просто приведите к источнику. Я чувствую, он уже близко, — ответила Агнет.

Сначала солдаты и слушать не хотели об изменении маршрута. Все связанное с темнокровниками вызывали у них страх и неприятие. Но когда Юлиан намекнул о том, что источник может исполнять любые желания, алчность солдат взяла верх. К тому же Аскетил заверил всех, что церковь не узнает о том, что кто-то из них совершил идолопоклонство.

— Но у нас раненые, что делать с ними? Я не могу это одобрить! — неуверенно возразил один из солдат.

— А кто ты такой, чтобы возражать? После смерти гауптмана — старший я. К тому же ранения несерьезные, пару часов ничего не изменят. Да и раненые тоже не прочь прогуляться к волшебному источнику, да, парни? — скомандовал Шекли, особая алчность которого никогда не знала границ. 

И потрепанный боем отряд свернул в сторону гор.

***

— Мы приехали, — сообщила Агнет и телега остановилось посреди леса. — Возьмите с собой книгу, брат Аскетил.

— Туда на холм? Да я с раненой ногой в жизни не поднимусь, — пожаловался раненый солдат.

— Они нас обдурить хотят. Сейчас поднимутся и удерут, — сердито произнес другой мужчина.

— Для того чтобы загадать желание, не обязательно всем подниматься. Можно кинуть в источник любую ценную вещь. Этого достаточно, — импровизировал Юлиан. Об источнике юноша почти ничего не знал, но добраться наверх нужно было любой ценой.

— Я не буду снимать кандалы, они не уйдут, — заверил их Аскетил.

— Ладно, пошли наверх, скоро начнет темнеть, — скомандовал Шекли.

Они поднимались недолго, но даже этот подъем отнял невероятно много сил. Тропы здесь не было, и людям приходилось пробираться через заросли молодого сосняка. Глина под ногами скользила, и закованные в кандалы пленники несколько раз плюхнулись в грязь. Юлиану приходилось еще тяжелее, ведь ему еще приходилось нести на себе тело сестры, ведь солдаты наотрез отказались касаться тела «ведьмы».

— Ну и где этот источник? Я вижу лишь какие-то развалины, — громко ругнулся Шекли.

— Вон там у ручья, его сильно засыпало листьями, — указала Агнет.

Под листьями действительно оказалась небольшая каменная ванная, вырезанная в остатке скалы. Через нее небольшой струйкой тек родник.

— Ну и что нам делать дальше? — Шекли не терпелось уйти как можно быстрее.

Юлиан замешкался, явно не успевая придумать подходящий ответ.

— Загадывайте желание и бросайте в купель то ценное, что есть у вас и ваших друзей внизу, — помогла Агнет.

— Они мне не друзья, — буркнул Шекли и бросил в купель собственные позолоченные часы. Три серебряные монеты, полученные им от других солдат, он решил припрятать у себя. — А когда это все сработает?

— В течение семи дней, — выдумала девушка.

— Ладно. Мы тогда посидим тут рядом, — сказал он и зевнул.

Шекли присел на камень, и через минуту громко захрапел. Второй солдат также спал, прислонившись к стволу дерева.

— Что это с ними? Это сделала Фламбера? — удивился Юлиан.

— Скорее мое вино. Брат Бернард плохо спал и всегда возил с собой немного макового молока. У нас есть час, до того как они проснутся, — ответил монах.

— Дайте мне книгу, — попросила Агнет, и тут же принялась перелистывать пожелтевшие от времени страницы. — Здесь все на латыни! Я не смогу прочесть! — едва не заплакала она.

— Я знаю латынь. Все наши службы проходят на этом языке, — Аскетил взял книгу из рук девушки, — что именно мне искать? 

— Марлис искала описание обряда, — напомнил Юлиан.

— Нашел. Здесь говорится о жертве над каким-то камнем. Но здесь ничего не сказано о купели.. Да и текст как будто обрывается на полуслове.

— Возможно тот, кто писал книгу, хотел скрыть истинный облик источника, чтобы его не могли разрушить недруги. Эта купель — фальшивка. Ищите настоящую Фламберу, — приказал Юлиан. .

— Здесь какая-то надпись на латыни. — Агнет указала на едва приметный и поросший мхом камень. 

Аскетил склонился, и, сорвав мох, медленно прочел вслух вырезанную на камне надпись:

— Пусть здесь прольется вся темная, жертвенная кровь. Тогда вспыхнет свет, и вода очистит всю хворь.

— Ты хотела пожертвовать свою кровь, так пусть твое желание исполнится. Прости, что не верил тебе раньше, и не смог защитить. — Юлиан положил Марлис на камень. Когда-то полное жизни тело девушки стало бледным, холодным и начало покрываться темными пятнами.

Юлиан взял у монаха кинжал и сделал на мертвом теле множество надрезов. Кровь засочилась и потекла на мокрый серый камень.

— Нехорошо это, не по-христиански, — Аскетил отвернулся и несколько раз прочел молитву, словно открещиваясь от совершаемого поругания.

— Ничего не происходит, я чувствую, — Агнет обошла камень по кругу.

— На камне написано, что должен вспыхнуть свет. Вы видите что-то похожее? — спросил Юлиан, внимательно оглядывая камень. 

Но камень не менялся.

— Возможно, мы что-то упустили. — Аскетил принялся нервно перелистывать страницы книги.

Монах отложил книгу и склонился над окровавленным камнем. Его пальцы заскользили по вырезанной надписи.

— Возможно, дело в неправильном толковании. Не sacrificium, а sacrificium sui — вот в чем дело! — воскликнул монах.

— В чем разница? — спросил Юлиан.

— Первое означает жертвование. Второе самопожертвование. Ваша сестра не пожертвовала собой. Она погибла.

— Как не пожертвовала?! Ее так долго пытали, но она и словом не обмолвилась о Фламбере! — возмутилась Агнет.

— Она была храброй девушкой. Но, видимо, нельзя просто принести чье-то тело и пустить кровь. Иначе весь смысл таинства теряется. Человек должен прийти на жертву осознанно, так же как Иисус шел с крестом на Голгофу ради спасения человечества.

— Неужели все было зря.. — заплакала Агнет. Она села на бревно и опустила голову.

— Твоя сестра совершила огромный подвиг. Христианский подвиг, пусть она и не верила в Христа. Мне жаль, правда жаль..

— Темная жертвенная кровь.. Здесь ведь так написано? — переспросил Юлиан.

Монах кивнул и повторил:

— Пусть здесь прольется вся темная, жертвенная кровь. Тогда вспыхнет свет, и вода очистит всю хворь.

— Камень требует самопожертвования от темнокровников. Простой человек не может идти на заклание, — рассуждал Юлиан.

— Видимо, так. — согласился монах. — Да и книгу писали темнокровники.

— Такая кровь есть не только у Марлис…

Глаза Аскетила расширились от ужаса. Он обернулся и посмотрел на Агнет. Она все также сидела недалеко от жертвенного камня, погруженная в свои мысли.

— Она же дитя. Я не позволю! — произнес монах так тихо, чтобы Агнет не услышала.

— Выхода нет. Подумайте о тех детях, что прямо сейчас погибают от голода и удушья. 

— Но вы же не можете тащить ее на камень силой. Она должна пойти на это добровольно. Слова в надписи нельзя трактовать по-другому..

— Не можем.. Она должна пойти добровольно. Но как ее убедить.. — Юлиан вдруг ужаснулся собственным словам. Они с монахом долго молчали, пока не подошла Агнет. Взгляд ее был туманным, смиренным, но в кроткой маленькой девушке чувствовалась невероятная внутренняя сила. 

— Если кровь Марлис больше не поможет. Значит, ее место должна занять другая темнокровка — я.

Аскетил и Юлиан вытаращились на девушку.

— Синьора, вы не должны этого делать. Я уверен, есть и другой путь.. — взмолился монах. — На вашем месте должен быть кто-то другой. Вы же совсем дитя!

— Все темнокровники, которых я знала, убиты. Таких как я почти нет больше. Вы не найдете никого.

— Некоторые спаслись за морем и основали орден на землях Трансиордании. Мне об этом говорил Бернард.

— Но кто из них захочет вернуться и пожертвовать своей жизнью ради мира, который все время отвергал, клеймил и преследовал их? — спросил Юлиан.

— Нет. Это моя жертва.

Агнет положила руку на плечо монаха и улыбнулась.

— Простите нас за все.. — прошептал монах. Но, конечно, в душе он понимал, что те страдания, что причинила этим людям церковь, нельзя загладить даже тысячей извинений.

Агнет подошла к камню, где все еще лежала ее мертвая подруга, и взяла в руку кинжал, но тут же отбросила его в сторону.

— Юлиан, я ужасно боюсь боли.. Я не смогу нанести себе вред. Вы должны..

Юлиан все понял и кивнул. Он взял тело Марлис и отнес его в сторону. Он не хотел возвращаться к камню. Не хотел смотреть в глаза ни монаху, ни тем более той, которую собирался собственноручно убить. Юлиан опустился на колени перед телом сестры и взмолился:

— Помоги мне, как помогала всегда. Должен быть иной выход. Я не могу погубить столь юную душу.

Воспоминания о детстве вдруг накатили на него целой волной. Юлиан вспомнил, как они с Марлис прятались на сеновале, как ловили сверчков и бабочек, как играли в благородных леди и рыцарей и обследовали руины старого замка, что располагался недалеко от деревни. Но одно уже давно забытое и далекое воспоминание вдруг всплыло в памяти так отчетливо, словно произошло только что.

Тогда ему было около пяти лет. Он смотрел красными от слез глазами на умирающую в его руках жабу готовый вновь разрыдаться. Глаза животного медленно моргали, лапы бились в судороге. Он не хотел на нее наступать, но и разглядеть в траве, увы, не смог.

— Что случилось, Юлиан? — спросила подошедшая Марлис.

Юлиан показал ей жабу.

— Я.. я не хотел наступить на нее.. — всхлипывал он. — Мы должны спасти ее Марлис, пожалуйста.

Марлис нежно погладила брата по голове.

— Ты помнишь, что я рассказывала тебе о волшебной крови?

Юлиан кивнул.

— Окропи ее несколькими каплями своей крови.

Юлиан испуганно достал небольшой ножик, и зажмурившись, уколол свой палец. Капля алой крови выступила на коже.

— Смелее.

Юлиан растер кровь по тельцу жабы. Отчего животное вскоре ожило, зашевелилось и как ни в чем не бывало, спрыгнуло с ладони в траву. 

— Вот видишь, ты такой же, как и я, — улыбнулась Марлис.

Но вместо того, чтобы обрадоваться, Юлиан с ужасом посмотрел на сестру и тут же бросился бежать прочь.

***

— Я до смерти боялся колдовства в детстве. Поэтому, то что случилось у реки, я просто выбросил из головы и старался никогда не вспоминать. Повзрослев, я уехал в город и посвятил свою жизнь просвещению и науке. Марлис же пошла по другому пути, — закончил свою историю Юлиан, — Я должен был быть с ней рядом все эти годы. Тогда, возможно, она была бы жива. Агнет, тебе не нужно делать этого. Марлис просила сохранить ее кровь, и я это сделал. Я ее кровь. Иди, дитя. Ты не должна видеть это.

Они обнялись, и Агнет в слезах пошла вниз по склону.

— Не отдавайте ее инквизиции, брат Аскетил. Это девочка гораздо ценнее для мира, чем те, кто осудил и пытал ее, и те, кто будет потешаться над ее смертью на костре. Обещайте мне!

— Я увезу ее за море. Там она будет свободна. Да и я тоже. Вы уверены, что все получится?

Юлиан быстрым движением полоснул себя по пальцу и измазал выступившей кровью камень. Фламбера ответила теплым светом, который согревал души каждого, кто видел его.

— Такая же дурная кровь, как и у сестры, — усмехнулся Юлиан. — Идите, пока солдаты не очнулись.

Монах перекрестил юношу и пошел вниз. Агнет он догнал на склоне, и они вместе пошли на юг, держась подальше от дорог и поселений.

Тем временем в лесу начался самый настоящий ливень. Он смыл с камня жертвенную кровь и потоками унес ее в реку. Оттуда кровь растеклась по другим рекам, источникам и морям. И везде, где она появлялась, плесень вдруг необъяснимым образом погибала на радость крестьянам, какой бы веры и воззрений они не придерживались, и какая бы кровь ни текла в их жилах.

Подписывайтесь на мой тг или вк

Отряд везет на казнь нескольких преступников, которые по мнению инквизиции виновны в колдовстве. Солдатам предстоит пересечь земли, где бушуют голод, мародерство и бунты крестьян. По пути к отряду прибивается таинственный всадник, чьи замыслы на самом деле несут куда большую угрозу или спасение, чем любое мнимое колдовство.

***

Одинокий всадник остановился у лесной опушки. Его лошадь устало опустила морду в недавно взошедшие посевы овса, но тут же оскалила зубы и недовольно забила землю копытом.

— Что, родная, невкусно? — усмехнулся Юлиан и похлопал лошадь по боку.

Но когда всадник наклонился и внимательно оглядел землю, улыбка вмиг испарилась с его лица. Все зеленые всходы были поражены белой плесневелой пленкой, которая, словно паутина покрыла собой овес.

В народе эту роковую напасть так и окрестили: «паутина дьявола». Впервые она появилась примерно год назад и быстро поразила засеянные поля и благоухающие фруктовые сады. Плохо приходилось и людям, особенно тем, кто часто находился рядом с поврежденным урожаем: плесень попадала в легкие, где вскоре начинала плодиться, и в конечном счете приводила к удушью.

Чтобы спасти урожай, крестьяне жгли серу, добавляли в почву известь и навоз, лили под корень травяные настойки. Священники устраивали крестные ходы. Деревенские знахарки, несмотря на страх перед инквизицией, взывали к старым богам и духам, плели защитные венки, закапывали в землю краюхи хлеба и жмени зерна для лучшей жатвы, а по ночам жгли ритуальные костры. Но в итоге урожай поглощал огонь, в надежде, что новые посевы вырастут здоровыми. Но плесень лишь ненадолго отступала, чтобы затем вернуться и захватить еще больше территорий.

Вдали послышался лошадиный топот, и вскоре на дороге появился отряд из дюжины вооруженных всадников и двух монахов. Лица путников, как и требовала безопасность, были закрыты платками и шарфами. Замыкали строй пара груженных продовольствием телег, и повозка с установленной на ней железной клеткой. Эта конструкция особо привлекла внимание Юлиана, ведь в подобных передвижных темницах обычно перевозили каторжников и опасных преступников. Но стенки клетки были завешаны тканевыми накидками, и разглядеть того, кто находился внутри, было невозможно.

Заметив Юлиана, отряд остановился.

— Назовите свое имя и цель путешествия! — строго скомандовал выехавший вперед всадник. Его рука при этом грозно лежала на рукояти меча.

— Я герр Штирлих из западной Франконии, — назвал заранее выдуманное имя Юлиан. — Еду на юг с важным поручением.

— Все поездки за пределы княжества закрыты, пока бушует болезнь. Есть ли у вас специальное разрешение?

Юлиан протянул всаднику конверт с сургучной печатью бургомистра. Такой документ открывал его владельцу множество дорог, хотя Юлиан и понимал, что вскоре настанут времена, когда никакое покровительство не поможет покинуть зараженные территории. Всадник внимательно изучил бумагу и метнул подозрительный взгляд на юношу.

— Снимите шарф!

Юлиан опустил шарф и обнажил еще совсем юное и покрытое густой щетиной лицо.

— Все в порядке, герр гауптман? — спросил подъехавший монах.

Это был мужчина средних лет в темном монашеском одеянии, с висящим на груди большим деревянным крестом. Лицо его было симпатичным, но взгляд голубых глаз был холодным, внимательным, жалящим.

— Да, брат Бернард, — Гауптман вернул письмо и жестом указал остальным всадникам, что можно продолжить движение.

— Неужели вам, юноша, не боязно бороздить дороги, когда большинство не рискуют высунуть нос из дома? — поинтересовался Бернард.

— К сожалению, всегда есть неотложные дела. Но если вы не возражаете, я бы хотел поехать с вами. Говорят, здешние леса небезопасны.

— О да. Чаща полна разбойников и прочих голодранцев! Но вам, юноша, очень повезло, что вы встретили именно нас. Нам с братом Аскетилом будет честью стать вашими спутниками.

— Доброго дня вам, герр Штирлих, — робко произнес второй монах.

Юному монаху было не больше двадцати. Худощавое тело покрывали потертая туника и шерстяной плащ, подвязанный дешевым тканевым поясом. Оба монаха имели характерные бритые макушки. Такой постриг символизировал отречение от мира в пользу служения Господу.

— Не пора ли остановиться на ночлег, гауптман? Впереди есть деревни, где наверняка есть постоялый двор, — предложил Бернард, когда заметил, что солнце все ближе опускалось к горизонту.

— Я не хотел бы оставаться в деревне в нынешнее время, брат Бернард. Встанем за холмом в низине, чтобы лагерь нельзя было увидеть с дороги.

Отряд въехал в небольшую деревню. Она оказалась почти безлюдной: лишь несколько зевак вышли поглядеть на проезжающий мимо отряд. Но завидев мрачные лица вооруженных солдат, селяне тут же запирались в собственных домах.

Следующее поселение встретило путников угрюмыми хижинами с серыми соломенными крышами, пустыми загонами для скота и редким дымком печей. Деревенская мельница стояла неподвижно, явно ожидая лучших дней, когда вновь заработают ее жернова, а амбары наполнятся мукой.

Юлиан знал, что голод уже несколько месяцев терзал земли центральной Саксонии, и вымершие деревни уже стали привычной картиной для тех земель. Но здесь в южных селах все еще теплилась жизнь. И как только отряд подъехал ближе, около полусотни крестьян вышли к дороге.

— Сейчас будут попрошайничать, — буркнул один из солдат и крепче сжал копье.

— Разве голод добрался и сюда? — удивился Аскетил, глядя на пустые загоны для скота.

— Народ в этих деревнях прижимистый и приученный к голоду. Если скота нигде нет, значит, селяне все съели и теперь действительно голодают, — рассуждал Юлиан.

— Да есть у них скот. Просто попрятали от греха подальше. А сейчас будут в глаза жалобно заглядывать. «Дайте-ка что-нибудь пожевать назубок, милорд», — передразнил один из стражников местный говор.

Крестьян тем временем становилось все больше. Лица их были уставшими и печальными, а щеки впалыми от голода. Но Юлиан прекрасно видел, какие злобные и завистливые взгляды кидали некоторые селяне, глядя на их груженые обозы с провиантом.

— Здравия вам, благородные господа! Позвольте поприветствовать в нашем крае, — произнес пожилой бородатый староста в плотном тулупе и широкой черной шляпе.

— Мы не благородные господа. Всего лишь слуги господни, — холодно ответил Бернард, не сбавляя ход лошади.

— Простите, ваша милость, обознался. Не будет ли у вас немного еды для наших детей? Проклятая плесень уничтожила все всходы. Мы голодаем.. Я лично неделю назад похоронил двухлетнюю дочь, а до этого и супругу.

— Ничем не можем помочь! Обратитесь к вашему старосте или бургомистру, — так же равнодушно ответил Бернард и пнул под бок лошадь, чтобы та ускорила шаг.

— Брат, Бернард. У нас в телегах есть провизия. Мы можем поделиться частью, — шепнул Аскетил.

— Это провизия инквизиции. Еда наших братьев. Раздавать ее налево и направо неразумно: голод рано или поздно доберется и до земель монастыря.

— Хоть немного, брат Бернард. Разве пожалел бы Иисус горсть пшеницы для умирающих?

Бернард не успел дать ответ, ведь на дорогу выскочила одетая в лохмотья старуха и ловко схватила лошадь монаха за узду.

— Дайте нам еды! Еды! — вскричала она, вытаращив на монаха безумные глаза.

— Пошла прочь! — крикнул ехавший рядом солдат и пнул старуху ногой в лоб.

Старуха пошатнулась и осела на грязную обочину. Толпа забурлила, и во всадников полетели проклятия, плевки и куски сухого навоза. Часть селян попыталась оттеснить солдат с дороги, а один мальчишка даже начал распутывать веревки, держащие накидку на телегах с продовольствием. Но выставленные вперед острые копья быстро охладили пыл толпе.

— Эти похуже лесных разбойников будут! — выругался один из солдат, когда отряд достаточно отъехал от деревни.

Сердце Юлиана бешено колотилось после пережитой стычки. Он обернулся и увидел, что толпа перестала гудеть и постепенно расходилась. На дороге осталась лишь безумная старуха. Она тянула костлявую руку в сторону всадников и медленно сжимала пальцы, словно в руке ее был не воздух, а чье-то горло.

***

Когда лагерь был разбит, погода начала портиться. Заморосил мелкий дождь, поднялась легкая дымка, которая вскоре превратилась в довольно плотный туман.

Юлиан кинул собранную охапку дров у костра и присел рядом с тучным солдатом, которому указали стеречь огонь и готовить пищу. Монахи уединились в своем небольшом шатре для вечерней молитвы.

— Лучше не снимай шарф с лица. Этот лес тоже болен. Я даже через ткань чувствую запах гнили и плесени.

Юлиан сделал несколько сильных вдохов, но ничего, кроме привычного запаха леса не почувствовал.

— Эту напасть не остановить. Если никто не найдет решение, то мир ждет гибель, — обреченно буркнул солдат.

— Мы пережили чумной мор двадцать лет назад, — напомнил Юлиан.

— Пережили, правда, целые княжества обезлюдели. Но тогда мы знали, как остановить недуг: закрыли города, жгли трупы и имущество умерших. Сейчас мы слепы. Я сам был фермером и видел, как страшна эта напасть. Ее не выжжешь огнем, и карантин не объявишь. Плесень летит себе по ветру и жрет все, до чего доберется. Даже мне пришлось бросить ферму и идти в солдаты. Здесь-то дают паек. Пока дают.. Но самое страшное будет, когда и армию станет нечем кормить.

— Откуда взялась эта дрянь?

— Мне почем знать.. Инквизиция считает, что виноваты еретики и темнокровники. Костры с людьми горят ежедневно. Вон еще двоих туда же везут.. — Страж кивнул в сторону клетки, — Видимо, от этой напасти мы беззащитны, если Господь решит оставить нас. Посмотри-ка за огнем, мне нужно облегчиться после дороги.

Солдат скрылся за деревьями. А Юлиан тут же положил взгляд на стоящую чуть в стороне от лагеря телегу с заключенными. Он тихо подкрался к клетке и протянул руку, чтобы отодвинуть накидку.

— Не стоит этого делать… — произнес чей-то грозный голос.

Юлиан вздрогнул и только сейчас увидел прислонившегося к старому пню караульного.

— Любопытство не грех, но не надо дразнить удачу, — с ухмылкой произнес страж.

Юлиан смущенно кивнул и вернулся к костру.

— Поможет ли церковь одолеть недуг? — спросил Юлиан у присоединившегося к ужину Аскетила.

— Мы — слуги божьи, и лишь на волю его уповаем, — смиренно ответил монах.

— Вы считаете, что болезнь — дело рук темнокровников и ведьм? Это их вы везете на казнь?

— Папа считает, что именно темнокровники своей дурной кровью призвали проклятие. Значит, все так и есть, — ответил монах после небольшой паузы.

Юлиан видел, что юноша отвечает по шаблону, так как велит церковный долг. В глазах же монаха не считалось той уверенности, сомнение явно съедало его изнутри.

— Обе темнокровницы сознались в своих преступлениях и покаялись перед церковью, — добавил подошедший к костру Бернард. Аскетил тут же захотел уступить старшему брату место у костра, но Бернард жестом успокоил его.

— Вы сказали «обе»? Это женщины? — удивился Юлиан.

— А что вас удивляет? Даже многие мужи поддаются влиянию ереси. Что уже говорить о женщине, природа которой во всем уступает мужчине? Дамы, особенно в молодости, как никто склонны к коварству, а там, где коварство — там и колдовство. И пусть вас не вводят в заблуждение их кротость и красота. Дьявол любит прятаться за красивым ликом.

— И вы нашли доказательства против них убедительными? — усомнился Юлиан, привыкший ставить под сомнение любые доводы церкви.

Но перед ним был не представитель церкви, а инквизитор. Да, эта организация заметно потеряла свои позиции в последние десятилетия. Но появление паутины, и объявленная Папой война темнокровникам и их соратникам, вновь вернули инквизиции прежнее весомое влияние.

— Неопровержимыми. Одна из них давала пить свою кровь несчастным детям. Вторая же скрыла это преступление от церкви и даже помогала преступнице прятаться от инквизиции.

— А что у этих темнокровников прямо.. черная кровь? — полюбопытствовал один из солдат.

— К сожалению такая же алая, как и у нас с вами. Иначе их бы было гораздо легче разоблачить. В любом случае, все они будут пойманы и сожжены. Огненная гиена должна поглотить еретиков и темнокровников. Только так их души очистятся, а мир освободится от поразившей его скверны, — грозно произнес монах.

— В просвещенных университетах считают, что причина хвори не колдовство, а грибок, который иноземные моряки завезли в трюмах кораблей, — сообщил Юлиан.

Бернард сверил юношу презрительным взглядом.

— Настоящее просвещение доступно только истинным христианам. Надеюсь, ваши друзья в университетах придут к вере рано или поздно.

— Пора тушить костер и ложиться. Выдвигаемся до рассвета. Не нравятся мне эти леса.. — произнес гауптман.

Юлиан ушел в свою палатку, но спать в эту ночь юноша не собирался. Он упаковал вещи в мешок, спрятал под плащ кинжал и стал ждать, пока лагерь уснет. Примерно через час, когда Юлиан уже планировал тихо выползти из своего укрытия, снаружи поднялся переполох. Солдаты носились по лагерю, впопыхах надевая на себя броню.

— Что произошло? — спросил Юлиан.

— Один из караульных пропал. Они собираются прочесать лес, — с тревогой в голосе ответил Аскетил.

— Ждите нас здесь. Мы обследуем ближайшие окрестности и тут же вернёмся. С вами останется двое моих солдат. Вы умеете сражаться, герр Штирлих? — спросил гауптман.

Юлиан кивнул.

— Хорошо, значит на один меч у вас больше. — Гауптман недоверчиво покосился на безоружных монахов. — Вам с братом тоже лучше вооружиться.

— Слово Господа — наше оружие, — ответил Бернард. Казалось, что он — единственный в лагере сохранял абсолютное спокойствие. Взгляд его был так же строг и непроницаем.

Солдаты во главе с гауптманом разбрелись по лесу, и туман быстро скрыл их силуэты. Юлиан не привлекая к себе внимание, взял в руку увесистое полено и тихо подошел к сторожившему клетку солдату.

— Нервная стояночка, — нервно усмехнулся караульный и шмыгнул носом.

Из клетки вдруг донеслось тихое женское пение. Здесь в ветреном сыром лесу оно еще больше пробирало холодом.

— Замолкните там, и так не по себе! — испуганно прикрикнул стражник.

Но голос девушки не замолкал. Она пела все громче и громче, и от ее пения стыла кровь в жилах.

— Ты это, не слушай ее. Говорят, она своим голосом может околдовать!

— Это точно, может, — Юлиан со всей силы огрел стражника поленом по голове.

Солдат свалился на землю в беспамятстве. А Юлиан быстро принялся обыскивать солдата. Но ключей от клетки нигде не было. Видимо, те остались у гауптмана.

Тогда Юлиан несколькими плотными ударами бревна сбил замок с петель. Дверь скрипнула и отворилась. Лунный свет тут же осветил двух сидевших внутри девушек. Первой было около двадцати. Лицо ее покрывали синяки и кровоподтеки, некогда длинные волосы были острижены почти в ноль, а в некоторых местах просто были вырваны целыми клоками. Она подняла глаза на юношу, и взгляд ее наполнились счастьем и надеждой.

— Марлис.. — прошептал Юлиан.

Девушка спрыгнула из клетки и кинулась обнимать Юлиана.

— Как ты нас нашел?

— Мне подсказали, каким маршрутом вас повезут. Долго рассказывать. Нужно уходить немедленно.

— Хорошо.. Агнет, быстрее выбирайся.

Второй девушке было не больше тринадцати. И выглядела она еще более жалко: худое, покрытое синяками и царапинами тельце, грязная и рваная тряпка вместо одежды, загнанный взгляд. Очевидно, что ее как и Марлис подвергли жестоким пыткам.

Но Агнет не выбралась из клетки и лишь с ужасом смотрела перед собой. Юлиан уловил ее взгляд и обернулся. В десяти шагах от него стояли Бернард, Аскетил и один из солдат. И если монахи не были вооружены, то в руках стражника лежал заряженный арбалет.

— Я всегда чую, когда передо мной человек, замысливший зло, герр Штирлих. Немедленно вернись в клетку, чернокровница! — приказал Бернард.

Агнет словно испуганная уличная собачка вжалась к прутьям клетки, но Марлис и Юлиан остались на месте.

— Ни за что! — с ненавистью процедила Марлис.

— Неужели ты решила, что этот нескладный юноша спасет тебя от костра?

— Я выцарапаю глаза любому, кто решит дотронуться до нас, проклятый фанатик!

Марлис резким движением вытащила из кармана уплотненный комок земли и запустила его в арбалетчика. Комок ударился о шлем и разлетелся на мелкие части, осыпав землей шею и плечи. Стражник вдруг взвыл от боли и принялся вытряхивать из-под доспехов мелких красных муравьев, что нещадно жалили его плоть.

— Агнет, быстро наружу! — закричала Марлис.

Но Бернард не собирался отпускать пленников. Он сбил с ног Юлиана, и они принялись кататься по земле, нанося друг другу удары. Юлиан вскоре почувствовал, как быстро уходят силы, и как, несмотря на пожилой возраст был силен монах. Марлис кинулась на помощь, но ее схватил Аскетил.

Тем временем Бернард сел на спину уже обессилевшему Юлиану и начал душить юношу своим поясом. Юлиан захрипел, руки его ослабли, ноги забились судорогой.

— Брат Бернард, не делайте этого! — испуганно крикнул Аскетил.

Но Бернард не ослаблял веревку. Хрип и судороги умирающего еретика — это справедливая кара, которая достигла того, кто посмел идти против церкви, а значит, и против Бога.

Марлис со всей дури укусила Аскетила за руку и вырвалась из захвата. Подобрав с земли выпавший кинжал, она вонзила лезвие в спину Бернарда. Она била еще и еще. И каждый удар был для нее отмщением своему мучителю и вызывал кровожадную улыбку на ее лице.

— Покайся перед церковью, сдай своих братьев по ордену. И мы облегчим твое страдание, — говорил ей Бернард после очередной мучительной пытки.

— Сдохни, чудовище! — кричала Марлис, платье которой уже было полностью испачкано кровью монаха.

— Марлис, хватит. Он мертв, хватит, прошу тебя, — Агнет оттащила обезумевшую подругу от изрезанного тела монаха. Марлис перевела взгляд на Аскетила. Но тот даже не думал атаковать и лишь испуганно пятился назад.

— Юлиан, вставай, вставай!

Юлиан открыл глаза и увидел склонившуюся перед собой Марлис. Несмотря на разбитое лицо и окровавленные руки, она вновь казалась ему самой прекрасной девушкой в мире. Юноша улыбнулся, и она в ответ одарила его теплой улыбкой.

Вдруг Марлис вскрикнула от боли, и ее тело безвольно осело на землю с торчащей в спине арбалетной стрелой.

— Брат... Езжай к Фламбере.. Не дай моей крови пропасть зря, — прошептала Марлис, и глаза ее стали стеклянными и безжизненными.

Юлиан взревел и прижался к телу мертвой сестры. Он не слышал мольбы Агнет бежать, не видел приближения вернувшихся солдат и не разглядел удар, лишивший его сознания.

Продолжение тут

Подписывайтесь на мой тг, вк

Здесь продолжения выходят еще раньше

Начало

Я буквально влетел в спальню семейного врача. Группа была все там же.

— Быстрее бегите, там куча людей с факелами. Они пришли за нами! — кричал я.

Но никто не сдвинулся с места. Я встретился взглядом с экскурсоводом: она была все также строга и спокойна.

— Что же вы стоите?!

— Потому что никого, кроме нас пятерых в усадьбе нет, — произнесла спокойным тоном экскурсовод, — убедитесь сами.

Я прислушался и понял, что ни криков толпы, ни других шумов вокруг нет. Из окна просматривался парадный вход и дорога, по которой я еще недавно бежал что есть мочи. Но улица была пуста.

— Что это было во дворе? Что за женщина с детьми была в спальне? Усадьба полна людей, а вы стоите как ни в чем не бывало!

— Эй, может, заткнешься уже? Мы и так ждали твоего возвращения! — рассердился Николай. Он нарочито потирал кулаки, видимо, намекая на то, что вот-вот пустит их в ход.

— Теперь вы понимаете, что должны пройти экскурсию до конца? — спросила экскурсовод.

Миллион вопросов роились в моей голове, но я был так напуган и сбит с толку, что сопротивляться и спорить совершенно не хотелось. Пусть будет то, что будет. Я закивал в ответ.

— Замечательно! Мы закончили на вашей истории, — ответила экскурсовод.

Свой рассказ я начал с детства. Оно, несмотря на пережитые девяностые, казалось совершенно счастливым. Родители не потеряли престижную работу в одной из больниц Москвы даже в самый пик кризиса. Поэтому я не помнил каких-то лишений: одежда у меня была заграничная, модная, да и что скрывать — не дешевая. Мы путешествовали по миру, питались в ресторанах, могли позволить дорогие подарки родственникам.

Армии я избежал и пошел учиться в медицинский. Учеба давалась непросто, но природное трудолюбие сделало из меня одного из самых успевающих студентов группы. После учебы по протекции отца я попал в одну из лучших больниц города. Пахал как проклятый, постоянно учился, ездил на конференции и в командировки. Карьера развивалась стремительно: из ассистента я довольно быстро переквалифицировался в практикующие врачи и уже мог оперировать сам. Далее довольно быстро по медицинским меркам я стал завотделением клиники.

— А так ничего интересного: учеба, операции, новые дипломы, опять операции. Но вы хотите знать о моих грехах? Я долгое время был примерным семьянином: любил одну женщину, растил ребенка, давал им все, что мог позволить человек с моим положением. Но иногда я оступался.. Несколько раз я изменял моей супруге с ассистентками. Не поймите неправильно: я любил жену и до сих пор люблю. Просто когда ты столь популярная в медицине личность, и так много времени проводишь в командировках, то рано или поздно женскому вниманию становится все тяжелее противостоять.

— Да ты и не сопротивлялся, наверное! — громко усмехнулся Николай, но тут же замолчал, когда экскурсовод сверила его строгим взглядом.

— Все это в прошлом, как бы то ни было..

— Это все? — спросила экскурсовод.

— Я как-то пытался подсчитать, сколько же людей я спас. Больше сотни точно, — закончил свой рассказ я на высокой ноте.

В ответ экскурсовод лишь хитро улыбнулась и пошла открывать следующую комнату.

Я посмотрел на Ольгу и вдруг почувствовал необъяснимую ненависть в ее взгляде. Казалось, что вот-вот именно она, а не Николай накинется на меня с кулаками. Но чем я мог так разозлить эту несчастную женщину? Неужели фактом своей измены? Может, она сама была обманута мужчиной и теперь питает особые чувства к изменникам?

Конечно, оставалось еще кое-что, о чем я умолчал. Но этот эпизод был страшнее, чем в сумме убийство военнопленного и разрыв с матерью. Никто не должен был знать об этом, иначе я пропал..

Мы прошли еще один коридор и вошли в небольшую комнату, которую я тут же опознал как детскую. Я уже понял, что каждая комната была связана архетипически с каждым из нас. Мне досталась комната лекаря по понятным причинам, Николаю отвели мастерскую, ведь он много работал руками с детьми, спальня нянечки, очевидно, намекала на связь Софии с ее матерью. Теперь пришла очередь Ольги.

— Моя жизнь по-настоящему началась в двадцать пять, когда я родила первенца Алешу. Отца у него не было, точнее был, но как только он узнал о моей беременности, то смылся в закат. До рождения сына я вела не самый благостный образ жизни: пила, гуляла, пропадала ночами по разным злачным местам. Но в отличие от Софии на меня всем было плевать: мать была немногим невиннее меня, а отец вообще ушел из семьи, когда мне было пять. Не скажу, что я изменилась сразу же после родов. Я могла гулять допоздна, оставляя ребенка бабушке. Но однажды бабушка вышла к соседке по какой-то ерунде. Алеше было четыре, и как все дети в этом возрасте он исследовал все, до чего мог дотянуться. В тот день он дотянулся до ручки окна..

Ольга ненадолго замолчала. А каждый из нас в ужасе затаил дыхание..

— Но кто-то свыше направил его не на асфальт, а на кучу с песком, которую вывалили под окна дорожные рабочие. Поэтому мы отделались вывихом плеча. Но главное то, что это событие изменило мое отношение к своей жизни. Я вдруг поняла, что этот сигнал был последним предупреждением мне. Я бросила выпивать и проводить время в странных компаниях, устроилась на хорошую работу, начала петь в церковном хоре. Алеша, в свою очередь, баловал меня хорошими отметками, хоккейными медалями, приличными друзьями. Он так и планировал посвятить себя хоккею, играть или тренировать детишек. А я и не была против, радуясь, что он со мной и все у него хорошо. Все изменилось в один день, когда МРТ показал опухоль в груди. Мне пришлось залезть в кредиты, чтобы оплатить курс лечения за границей, но врачи оказались не на высоте, позже эту клинику вообще закрыли, а главврача посадили за мошенничество. Когда мы вернулись в Россию, опухоль уже поразила оба легкого. Платное лечение я уже не могла позволить — кредиторы и так атаковали меня по телефону чуть ли не ежедневно. Знакомый врач, видя мое безвыходное положение, посоветовал обратиться в одну из частных клиник, где еще можно было получить квоту на операцию. И я бы ее получила, если бы…Не этот человек.

Ольга повернулась ко мне. Ее глаза пылали ненавистью. Тут же на меня покосились остальные.

— Это была ваша клиника, где вы были завотделением. Конечно, вы не помните ни меня, ни моего сына, ведь прошло почти пять лет, а через вас проходят сотни пациентов ежегодно. И я вас, возможно, тоже бы вскоре забыла, если бы не та злосчастная комиссия.

— Комиссия? — переспросил я, все еще думая, что Ольга просто ошиблась и перепутала меня с кем-то.

— Да. На комиссии должны были распределить квоты для больных. Я случайно узнала время ее проведения и села в коридоре у кабинета. Вы тогда плохо закрыли дверь, и я услышала… Как вы лишаете моего сына единственного шанса. И все из-за того, что вам нужно было протолкнуть квоту для родственника какой-то важной шишки. Да будь он проклят! — вскрикнула она.

В комнате повисла тишина. Я отвернулся от всех, словно пытаясь найти в комнате угол, куда еще не добралась Ольгина ненависть. И вдруг я вспомнил тот вечер, когда я единственный раз в карьере, переступил через свои принципы и нарушил клятву Гиппократа. Тогда на комиссии мы должны были распределить несколько квот от министерства, и я точно помню, что одним из пациентов был парень. Я не был его лечащим врачом и видел всего раз в коридоре. И до сегодняшнего дня совершенно не знал, что это был сын Ольги. 

— Это как-то не по-человечески.. Есть платное лечение, в конце концов, деньги-то у них есть, раз это родственники столь важного человека, — развел я руки, когда услышал решение главврача Сазонова.

— Не знаю, может и есть. Меня попросили люди, с которыми я дружу очень давно и которым обязан очень многим в карьере. Да не включай ты зануду, Михаил Сергеевич. Поможем хорошим людям, а хорошие люди помогут нам. У нас тут так все и работает. А пацана, подвинем в очередь на пару месяцев.

— У него нет пары месяцев..

— Михаил, вы много лет были моей опорой, и я вас ни о чем подобном не просил. Не рушьте нашу дружбу, она ведь и вам на пользу. Я ведь не зря вашу кандидатуру на пост завотделением поддержал, да и поездки по конференциям и курсам за счет государства постоянно выбиваю. Подписывайте протокол комиссии, подписывайте.

И я подписал. И груз за то решение до сих пор висит камнем на моей душе. Но самое страшное, что когда мы вышли из кабинета, в коридоре я тогда встретился взглядом с молодой женщиной, которая устало смотрела на нас со скамьи. Я плохо запомнил ее лицо, а вот сейчас вновь вспомнил: это была Ольга, просто на десять лет моложе и с длинными темными волосами. Вот почему мне ее лицо  сразу же показалось таким знакомым. И она действительно слышала, как я продал не только свои принципы, но и жизнь ее ребенка.

— Это правда? — строго спросила меня экскурсовод.

Я промолчал.

— Полная правда, но он решил ее умолчать, — ответила вместо меня Ольга.

— Если это так, то вы нарушили правила экскурсии!

— Вам должно быть стыдно, — произнесла до этого ничего не комментируюшая София.

Николай ничего не сказал, а лишь презренно хмыкнул.

Я мог бы пытаться оправдаться, что сделал это под страхом увольнения, и что после того вечера спас еще несколько десятков людей от онкологии. Но не стал. Вся та ненависть, которую ко мне теперь питала не только Ольга, но и вся группа была оправдана. Жалкий карьерист, погубивший ребенка. Вот я кто. Наверное, если бы можно было проголосовать прямо сейчас, то я бы отдал голос против себя. Заслужил.

— Ольга, вы еще что-то хотите добавить? — спросила экскурсовод.

— Я давно знала про усадьбу и даже держала в руках визитку. Но зачем мне было приходить сюда, если моего Алешеньки уже не было в живых? Почему я не узнала об усадьбе раньше? Ведь я могла спасти его. Мой главный грех только в том, что я заманила человека, убившего моего сына сюда. Заманила, потому что была уверена: врачи спасут его. Что его рак отступит. Такие люди, как он, всегда избегают наказания. Но не здесь. Здесь, он ответит передо мной. И вы проголосуете как нужно, я уверена.

— Нельзя агитировать за голосование против кого-то. Запрещено правилами, — отметила экскурсовод.

Ольга смиренно кивнула.

— Тогда мы переходим в последний зал нашей экскурсии, — подытожила экскурсовод, и мы двинулись дальше.

Я брел последним, опустив голову вниз, чтобы не дай бог не встретится взглядом с женщиной, сына которой я убил. Мысленно я прощался со своей семьей, понимая, что теперь, скорее всего, убьют и меня. Кстати, интересно, как это будет: меня заберут в ад посланники дьявола, где прикуют к какому-нибудь столбу, как и других убийц. А может, просто дадут револьвер Ольге, чтобы та вышибла мне мозги? Ладно, будь что будет.

Местом, где наша экскурсия подходила к концу, оказался тот самый холл, в котором все и начиналось. Только кто-то поставил небольшой старинный столик, на котором стоял пахнущий травами самовар, корзина со спиленными березовыми ветками и четыре фарфоровые чашки.

— Интересная традиция, пить чай напоследок, — усмехнулся довольный Николай.

— Так было заведено у Муравьевых, — подметила экскурсовод. — Присаживайтесь, пора принимать решение.

Я плюхнулся на первый попавшийся стул без какого-то желания вести чаепитие. Все походило на какой-то ненужный фарс. Зачем? Всем и так ясно, кого по итогам голосования оставят не у дел. Против кого проголосует Ольга, было совершенно ясно, Николай с удовольствием поддержит ее — меня он невзлюбил с самого начала и проголосовал бы против, даже если бы не вскрылась история с Алешей. Впрочем, как и я за Николая. София, которая изначально смотрела на меня дружелюбно и шарахалась от Николая из-за истории с убийством пленного, теперь смотрела на меня как на прокаженного. Три против одного. Да уж. Может, тоже против себя проголосовать? А что? На фоне остальных я действительно выглядел как монстр.

— В корзине с березовыми ветками лежат четыре бумажки. Каждый из вас тайно напишет имя человека, который, по его мнению, не должен жить. Но перед этим, вы выпьете чай, и, если хотите, можете сказать что-то напоследок любому из участников, или сразу всем, — проинструктировала экскурсовод.

Мы быстро осушили чашки. Чай показался мне необычайно вкусным. Хотя, наверное, любой напиток показался бы мне таким перед собственной смертью.

— Я могу лишь всем пожелать удачи, — произнес с улыбкой Николай.

Вот же тварь, желает мне удачи. Нет, все-таки проголосую против Николая, пусть хоть так насолю ему напоследок.

— Давайте без лишних покаяний, тошно уже, — обреченно произнес я.

Николай хотел что-то мне ответить, но вдруг из его горла вырвался громкий кашель. Он захрипел и принялся стучать себя по груди, пытаясь откашляться. Казалось, он вот-вот выплюнет легкие.

— Вы так считаете? Боюсь, истинное время для покаяния наступает прямо сейчас!  Прежде чем вы проголосуете, вы должны знать, что еще один человек сегодня утаил свою ужасную тайну. Но в отличие от Михаила, свидетеля его злодеяний здесь не оказалось, — ответила экскурсовод и повернулась к Николаю, кашель которого тут же исчез.

Николай испуганно вылупился на экскурсовода.

— Я о чем-то соврал? — пролепетал он.

— Не соврали. Утаили.

— Ччч..ч..что именно?

— Вы сказали, что ваша дочь не общается с вами из-за того, что не простила измену. Но ведь дело не только в этом, не так ли? Расскажите, что регулярно происходило на чердаке вашего дома, когда ваша жена уезжала из дома.

Николай побелел, глаза его расширились от ужаса, а тело задрожало.

— Что.. что.. на что вы намекаете.. я не позволю!

Николай попытался вскочить, но экскурсовод вытянула перед собой руку, и Николая прижало к спинке стула. Я с ужасом заметил, как глаза женщины налились красным свечением, словно кто-то поместил в них два лазера. Каждый из нас вмиг ощутил, какая же мощная сила исходила из этой женщины. Она нависла над Николаем, словно божий судья, соврать которому невозможно, и приговор которого обжалованию не подлежит.

Николай сломался сразу. Он подробно рассказал, как и что делал со своей дочерью. Как заставлял молчать и не говорить ничего матери и подружкам, рассказал, как домогался мальчишек в кружке. Но к счастью, больших бед с другими детьми насильник натворить не успел, так как один из мальчиков проболтался родителям, и Николаю пришлось срочно закрыть кружок.

— Я всегда был больным человеком, поймите, больным, — плакал Николай. — Мне нужна была помощь, а не…

Николай закрыл лицо руками и заревел так громко, что я даже вздрогнул.

— Теперь исповедь каждого закончена. Вы можете проголосовать, — произнесла экскурсовод и отошла в угол комнаты.

Все, кроме Николая, который продолжал рыдать в стороне, взяли по бумажке.

— Голосуют все, — грозно произнесла экскурсовод, и Николай трясущимися руками взял из корзины свою бумагу.

«Николай» — написал я и положил бумажку обратно в корзину. Я посмотрел на Софию, она довольно быстро вписала чье-то имя и кинула бумажку следом. Я знал, за кого она отдала голос: видел по ее реакции на рассказ Николая. Некоторые преступления слишком страшны, чтобы их оправдать.

Николай, всхлипывая, вывел чье-то имя на бумажке и тоже закинул в корзину. За кого проголосовал этот мерзавец, я тоже догадывался.

Оставалась Ольга. Она молча теребила небольшой листок в руке и иногда что-то шептала. Наверное, молилась. Я знал, что чувствует она и перед каким выбором стоит. Вписать мое имя, означало, что голоса сравняются, и каждый уйдет отсюда ни с чем, а педофил еще избежит заслуженного наказания. Проголосовать против Николая означало отпустить убийцу сына. Выбор между чумой и холерой. Выбор Софи.

Ольга убрала листок в корзину, и сложив руки на груди, отвернулась к стене. Экскурсовод быстро просмотрела наши ответы и произнесла:

— Решение большинства — самое мудрое решение. Михаил, Ольга, София — вы можете идти. С сегодняшнего момента вы здоровы. Воспользуйтесь этим подарком судьбы достойно. В жизни можно ошибаться, но жизнь не должна быть ошибкой. Николай, я провожу вас в отдельную дверь.

Но Николай не собирался сдаваться: он рванул к выходу и через мгновение был уже на улице. Раздался глухой удар дверей, и тут же послышался громкий отчаянный крик.

Я подошел к окну и увидел, что Николай бесследно исчез.

— Уйти из усадьбы нельзя без ее разрешения, правда, Михаил? — улыбнулась мне экскурсовод.

София вышла на улицу первой, напоследок едва заметно кивнув мне. Ольга продолжала в одиночестве сидеть за столом, грустно глядя в пол. Я хотел подойти и сказать, как мне жаль. Но твердо понимал: никакие слова сейчас не могли утешить эту бедную женщину.

Я прошел на крыльцо мимо экскурсовода, когда услышал вслед ее голос:

— Усадьба не наказывает, она лишь дает шанс все осознать. 

Я шел по дороге и в лицо мне дул теплый осенний ветер. Небо вновь сделалось темным, выглянула луна. Жизнь вновь вернулась в этот мир, так же как и в меня. Давление в голове исчезло, и я знал, что полностью исцелен.

Оставалось немногим меньше ста метров до трассы, откуда я мог бы вызвать такси или взять попутку, когда сзади послышался рев мотора, раздался звук разбитого стекла. Мое тело подлетело в воздух и несколько раз перевернулось от сумасшедшего удара.

Белый Ниссан остановился чуть впереди лишь на мгновение, а затем скрылся за поворотом. Я лежал на мокром асфальте, и кровь текла из моего рта. Я чувствовал, как жизнь вновь покидает мое тело, но на этот раз с гораздо большей скоростью. Перед тем как потерять сознание я услышал звук каблуков, и надо мной склонилась наша экскурсовод.

— Я хочу остаться здесь, чего бы это ни стоило, — прохрипел я, глядя на звездное небо.

Я очнулся от сильной головной боли, тело было ватным и как будто не моим. Перед глазами была темнота. И если так выглядел ад, то это было даже страшнее, чем те картины, которыми его описывали.

Но запах, что ударил мне в нос заставил сомневаться в наличии загробного мира. Это был так хорошо знакомый букет из лекарств и хлорки. Я попытался разглядеть помещение, но тьма не отступала. Руки нащупали покрывало, холодную стену, тумбочку и повязку на голове.

Кто-то коснулся меня теплой рукой, и я вздрогнул.

— Любимый, это я, — произнесла жена.

— Что произошло, где я?

— Там же в больнице, в своей палате.

— Меня сбила машина? Где Ольга? Где соседка? — шептал я.

— Она выписалась вчера вечером. Ты прошел через операцию по удалению опухоли, забыл? — произнесла она, видимо, пытаясь вернуть мне память. — Миш… Они не смогли сохранить тебе зрение..

Через неделю мне разрешили поехать домой. Жизнь в темноте оказалось мучительна, но это была жизнь, которую я ценил даже в таком виде. Про усадьбу я перестал вспоминать почти сразу, решив, что больной мозг под воздействием препаратов выдал столь интересный сериал. Впрочем, я ему даже благодарен: без этого сериала я бы не смог переосмыслить свою жизнь и наверняка впал в глубокую депрессию из-за потери зрения. Я вновь понял, как люблю свою супругу и как хочу жить пусть даже с тростью слепого.

— Говорят, скоро появятся чипы, которые возвращают зрение. Будешь жить с терминатором.

— Натягивай уже штаны, сидишь, болтаешь! А я пока вещи из тумбочки в сумку соберу, — рассмеялась жена.

Я оделся и зашнуровал обувь. И тут услышал, как из тумбочки что-то упало на пол.

— Миш, тут какая-то визитка выпала с изображением усадьбы. Написано: «Каждый имеет право на второй шанс». Откуда это?

Я вздрогнул так, словно коснулся оголенного провода. Дыхание участилось. Множество самых ужасных мыслей тут же наполнили мою голову.

— Миш, ты в порядке?

— Да, любимая. Оставь визитку в тумбочке. Кому-то она может понадобиться.

Подписывайтесь на мой вк и тг. Там продолжения выходят быстрее.

Глиобластома головного мозга звучала почти как приговор. И я, как практикующий хирург-онколог понимал это как никто другой. Патология редкая и очень агрессивная, сжирает человека за год-полтора максимум. Обычно я наблюдал за этим недугом со стороны, ну а теперь пришло время испытать его и на себе.

— Миш, поезжай в Герцена, лучших спецов по твоей опухоли в России не найти, — сказал мой многолетний начальник Коровченко.

— А я думал, ты меня лучшим назовешь, — усмехнулся я, хотя смеяться после результатов КТ совсем не хотелось.

— Ну не будешь же ты сам себя оперировать, как тот врач в Антарктиде.

Врачи в институте Герцена и правда оказались на высоте и быстро обрисовали мне всю картину.

— Михаил Сергеевич, вы человек в теме. Думаю и так знаете, какие симптомы могут вскоре начаться, — сказал знакомый мне главврач, пожилой интеллигентный мужчина в очках.

— Сильные головные боли, недомогание, размытое зрение, — перечислил я.

— И еще возможны галлюцинации.

Палата, куда меня положили, была ничем не примечательной: синий линолеум, белые стены и две одноместные кровати, одну из которых вскоре заняла женщина примерно сорока лет по имени Ольга.

В нашей клинике женщины и мужчины всегда лежали отдельно, но в институте Герцена на это смотрели сквозь пальцы. Да и, честно говоря, было все равно: все мысли были только о небольшом темном пятне в лобовой части моего мозга, куда уж здесь смущаться какой-то женщины.

А вот она, несмотря на свой неутешительный диагноз, почему-то и дело кидала на меня странные изучающие взгляды. Ее лицо тоже показалось мне на миг знакомым, но после короткого знакомства я понял, что нигде пересечься с ней не мог.

Женщина была после очередного курса химиотерапии, худая, измученная, с мешками под глазами. Какой-то жалости я к ней не испытывал: за почти полтора десятка лет в онкодиспансере вид умирающих от рака давно не пугал и не огорчал меня. Я расспросил ее о диагнозе и дал свой вполне утешительный диагноз:

— Жить будете, не самая опасная форма рака.

— Спасибо, — тихо ответила Ольга голосом, в котором я услышал нотки грусти или даже разочарования.

Диагноз рак, обычно включал в человеке такую тягу к жизни, что могли позавидовать и здоровые. Человек довольно примитивен: есть здоровье — он его не ценит. Понимает, что скоро умрет — начинает крутиться словно белка в колесе. Но иногда приходили пациенты в опустошенных и лишенных блеска глазах которых, я всегда читал одно и то же: огромную усталость от жизни и желание поскорее отмучиться.

Такие пациенты встречались редко, но эту особую маску смерти я всегда мог опознать среди тысяч больных. Именно ее носила Ольга.

— Опухоль быстро растет. При глиобластоме это в порядке вещей. Операцию планируем на послезавтра, чтобы снизить внутричерепное давление, остальное добьем химией и лучами, — сообщил зашедший ко мне в палату врач — здоровый щетинистый мужчина с легким кавказским акцентом и задорной улыбкой.

— Значит, будем резать.. — безропотно согласился я.

— Доктор, а какие новости у меня? — тихо спросила Ольга.

— Я позову вашего лечащего врача, с ним и поговорите.

— Но он уже ушел, а обещал сегодня ко мне подойти..

— Слушайте, не переживайте, он придет завтра и все вам скажет. Я же не могу его набрать в нерабочее время, — равнодушно ответил врач.

— Не можете..? — пролепетала Ольга.

Когда врач ушел, я отправил сообщение супруге. Ответ пришел тут же: «Все будет хорошо, целую».

Вечером пытался уснуть, но головные боли не давали даже просто спокойно лежать. Я включил наушники со звуками природы. Говорят, они помогают. Черта с два, не помогло! Скорее бы операция. Я отложил телефон в сторону и вдруг услышал чей-то разговор из коридора. Дверь была приоткрыта, и я хорошо расслышал два женских голоса. Один принадлежал пожилой женщине, второй Ольге.

— Возьми ее и держи при себе, покажешь, как пароль при входе, — настойчиво говорила пожилая женщина.

— Я не уверена, что…

— Сдурела, что ли? Хорошо, я отдам ее кому-то другому…

Женщина явно собралась уходить, но Ольга произнесла:

— Давайте визитку.

— Вот, так-то лучше. Главное помни, она сама покажет время. Не опоздай!

Ольга вернулась в палату, и долго изучала и крутила визитку в руках. Мое внимание тоже остановилось на этом прямоугольном клочке потертой бумаги. Обратная сторона визитки была пустой, но вдруг, как мне показалось, на бумаге появилась позолоченная надпись. Я не мог разглядеть буквы и постарался приблизиться поближе. Но Ольга, заметив мое движение, убрала визитку в свою тумбочку.

— Что это за карточка? — спросил я через какое-то время, пожираемый любопытством.

Ольга пристально посмотрела на меня и через какое-то время произнесла:

— Не знаю, как рассказать вам про это. Вы сочтете меня сумасшедшей..

— Да бросьте, мы не в том положении, чтобы скромничать! — подбодрил ее я, чувствуя, что сейчас узнаю какой-то необычный факт или секрет.

— Вы когда-нибудь слышали про усадьбу Муравьева? — немного смутившись, спросила она.

— Да, мы с семьей там часто рядом на лыжах катаемся, если нет времени в Альпы слетать. А зачем вам эта усадьба, она же заброшена?

— Это необычная усадьба.. Насколько я слышала, в ней есть некое место, где можно… — Ольга заколебалась и явно постеснялась произнести следующие слова вслух. — Можно излечиться от любой болезни или недуга. Что-то вроде последнего шанса для отчаявшихся, которым уже не поможет официальная медицина.

— Какой-нибудь салон альтернативной медицины? Ясно, — ответил я и потерял всякое желание продолжать диалог.

Все эти разговоры были мне знакомы. Многие пациенты в поисках чуда готовы отдать последние накопления любому знахарю, экстрасенсу или бабке-гадалке. Я лично знал пожилого дипломата и профессора, который в последний момент отказался от лечения в моей клинике и сломя голову помчался на другой конец страны к какому-то лжелекарю. Через месяц я стоял у свежей могилы и слушал, как его жена причитала московских врачей за то, что те сгубили мужа.

— Честно говоря, сама скептически отношусь к таким вещам. Но я только что пообщалась с женщиной, которая была в этой усадьбе и вылечилась от рака кисты на последней стадии.

— Рак кисты — не медицинский термин. Обычно им называют злокачественную опухоль яичника или молочной железы. На четвертой стадии вылечить — очень маловероятно. Но допустим, она не врет. Что требуется от человека? Обряд? Причастие? Много денег? — язвил я.

— Она не сказала. Простите, что отвлекла вас, — скромно ответил Ольга и легла на подушку.

Утром ко мне в палату пожаловала целая делегация врачей. На Ольгу они не обратили никакого внимания, хотя она и пыталась что-то разузнать о своем здоровье.

— Михаил Сергеевич. Мы посмотрели на результаты МРТ и электроэнцефалографии. Есть две новости, — немного растерянно произнес главврач.

— Хорошая и плохая? — пошутил я.

— Не совсем.. Опухоль очень быстро прогрессирует. Нужно срочно резать. Но проблема в том, что она уже поразила хиазму глаза.

— Я все понял, — перебил я врача.

В лучшем случае меня ждала частичная потеря зрения, в худшем — полная слепота. И в том и другом варианте говорить о карьере хирурга больше не приходилось. Конец.

— Нужно ваше согласие на операцию. Если вы одобряете, можем все сделать послезавтра утром.

Врачи вышли из палаты, а я еще долго лежал, пялясь в потолок. Как же глупо все это случилось: прояви я предосторожность при первых симптомах, возможно, опухоль удалили бы гораздо раньше. Но мужчины в России идут к врачу, когда смерть уже постучалась в окно, даже если они сами врачи. Эх, болван. А ведь сам всегда учил людей не тянуть до последнего и идти в клинику как можно быстрее.

Весь следующий день я лежал в каком-то беспамятстве, не желая ни с кем общаться ни по телефону, ни лично. К угощениям, которые передал мне один бывший клиент из мэрии, я даже не притронулся, да и не следовало обильно питаться перед операцией. Продолжил пялиться в потолок. Интересно, эта уродливая люстра — последнее, что я увижу в жизни? Вот будет ирония.

Чтобы отвлечься, начал просматривать ролики с семейного отдыха: вот мой сынишка учится нырять с маской на Варадеро, а вот мы с женой посетили древний буддистский монастырь в Японии. Что ж, видимо, дальше на семейных фотографиях появится слепой мужчина и собака-поводырь. Я отбросил телефон в сторону и зарыдал.

Когда я пришел в себя, Ольги не было в комнате. Я машинально посмотрел на ее тумбочку, внутри которой лежала та самая таинственная визитка. Я достал визитку с верхней полки, и сразу же на бумаге высветилась надпись: «Сегодня 19:30, усадьба Муравьевых, корпус 3».

Надпись тут же мистическим образом исчезла.

— Возможны галлюцинации, — повторил я вслух слова доктора.

Ольга вскоре вернулась в палату из душа.

— Куда-то собираетесь? — спросил я.

— Хочу заехать в то место, о котором вчера рассказывала.

— В чудесную усадьбу? Вы не теряете веру, смотрю..

— Мне непонятно, почему ее потеряли вы, — ответила она и посмотрела на меня с каким-то вызовом. — Съездите со мной.

— Ольга, я доктор высшей категории!

— Да, я помню. Но разве с врачом не может случиться чудо? Давайте прокатимся вместе. Одной мне, признаться, страшно. Да и вам лучше не сидеть в одиночестве.

Через полтора часа мы уже мчались по трассе на Ольгином старом Ниссане. Справа показался небольшой лес.

— Сворачиваем с трассы и потом первый же поворот налево, — подсказал я.

Мы оставили машину на грунтовой дороге недалеко от небольшой речушки, за которой вдалеке виднелись серые многоэтажные дома. Уродливая цивилизация подбиралась все ближе и, наверное, уже предвкушала, как проглотит еще нетронутые зеленые насаждения.

— Нам туда, — указал Ольга на один из корпусов заброшенной усадьбы.

Но здание казалось совершенно заброшенным: свет нигде не горел, а часть окон вообще была забита фанерой на случай прихода мародеров. Мы остановились у деревянной двери, краска с которой отслаивалась хлопьями. Ольга нервно вздохнула, поправила пальто и спросила меня:

— Войдете?

Я кивнул. Уж слишком съедало любопытство увидеть, что же за обряд обещают отчаявшимся людям в столь жутковатом и малопроходном месте. Появился даже какой-то внутренний азарт сыграть на поводу у мошенников-экстрасенсов.

Дверь громко скрипнула и открылась. Внутри оказалось довольно просторно и даже чисто, хотя ощущение разрухи все равно не покидало меня.

— Чувствуйте запах пожара? — спросила Ольга.

— Конечно, наверняка бомжи тут что-то палят периодически.

— Это запах пожара, что случился в начале того века, — произнес строгий женский голос.

Я вздрогнул и обернулся. У старой каменной лестницы, прислонившись к мраморной скульптуре, стояла женщина лет сорока.

— Здесь жила семья Муравьевых, пока во время революции в дом не ворвалась толпа обезумевших рабочих. Усадьба сгорела вместе со всеми обитателями.

— Жуть какая, — буркнула Ольга и начала копаться в сумке. — У нас с собой визитка, сейчас покажу.

— Не нужно. Ольга и Михаил, я буду вашим сегодняшним проводником по усадьбе. Осталось дождаться еще двух гостей, — буднично произнесла экскурсовод.

Я немало удивился, оттого, что она назвала меня по имени. Может, Ольга ее предупредила? Но моя соседка по палате выглядела столь же удивленной.

— Здравствуйте, — пролепетала Ольга.

Снаружи в дверь постучали. Экскурсовод прошла мимо нас к двери, обдав помещение ароматом свечей и редкого неизвестного мне масла, напоминающего запах церковного ладана. Стройная, с короткой стрижкой и в облегающем деловом костюме она скорее напоминала бизнес-леди с Патриков, нежели простого экскурсовода.

Женщина открыла дверь, и на пороге появился полноватый лысеющий мужчина лет шестидесяти, одетый в обычную дешевую куртку и потрепанные кожаные ботинки. Следом показалась симпатичная девушка, которая тут же испуганно оглядела помещение и нас с Ольгой. Девушка представилась Софией, а мужчина Николаем.

— Не люблю долгое введение и сразу же расскажу наши правила, — начала свое повествование экскурсовод, немного поднявшись на лестницу, чтобы мы вчетвером могли ее лучше разглядеть. — Вы пришли в усадьбу Муравьева, потому каждый из вас серьезно болен и стоит одной ногой в могиле. Кто-то еще надеется на медицину, а кто-то потерял всякую надежду. Но каждому из вас мы даем второй шанс, для этого достаточно пройти экскурсию по усадьбе. Всего мы посетим четыре комнаты в соответствии с количеством участников в нашей группе. Каждая комната — одна история и одна исповедь.

— Исповедь, простите? А у вас типа кампания с квестами или вы все-таки экстрасенсы? — уточнил я, потому что все начинающееся уже начинало превращаться в фарс.

Экскурсовод взглянула на меня спокойным и каким-то безразличным взглядом и продолжила:

— Вы расскажете историю своей жизни. Такой, какая она была на самом деле: без прикрас и обмана. Врать и что-то утаивать категорически запрещено правилами. После того как вы прослушаете все четыре истории, вы проголосуете.

— За что проголосуем? — с сомнением спросил Николай.

— Против того, кто не заслужил исцеления от своего недуга. К сожалению по правилам могут излечиться лишь трое — они отправятся домой через ту же дверь, откуда вошли. Четвертый выйдет туда. — Женщина указала рукой на потемневшую маленькую дверь под лестницей. При взгляде на нее я почему то ощутил холодок в груди.

— А если у нас будет ничья? То есть двое проголосуют за одного, а другие двое за другого? — уточнила София.

— Тогда все четверо уйдут отсюда невылеченными. Поэтому рекомендую выбирать кандидата со всей ответственностью. Все готовы приступить к экскурсии?

— А если я решу сейчас уйти, вы без меня квест пройдете? — спросил я, едва сдерживая смех.

— Конечно, группа может вмещать и троих, хотя это не приветствуется, — ответила женщина.

Я уже было направился к дверям, но Ольга перегородила мне дорогу.

— Не уходите, вы же можете ослепнуть уже завтра утром. Вы же сами говорили, что ваша опухоль очень опасна и непредсказуема!

Я не понимал, зачем она остановила меня. В ее глазах была мольба, словно она хотела спасти ни меня, а какого-то близкого родственника.

— Хрень это все, Ольга. Ну да ладно, останусь. Может, хоть что-то интересное увижу напоследок.

Я вернулся к группе и жестом показал экскурсоводу, что я в деле.

— Тогда начнем нашу экскурсию со спальни, — пригласила нас женщина, и мы пошли за ней вверх по лестнице.

Первая комната оказалась большой спальней, на удивление сохранившейся в хорошем состоянии. У стены стояла огромная деревянная кровать, в шкафу висели женские платья, явно предназначенные для пожилой женщины, в воздухе едва ощущался аромат старых цитрусовых духов.

— Здесь жила нянечка Муравьевых. Бедная женщина пыталась защитить детей от толпы и спрятала их в своей комнате. Но когда пожар окутал это крыло усадьбы, они не смогли выбраться из комнаты из-за решетки на окне.

Вдруг София схватила с тумбочки рамку с фотографией.

— Мама! — в ужасе вскрикнула она. — Откуда в комнате наши с ней фото?!

— А вы хороши.. — шепнул я экскурсоводу, намекая на отличную подготовку к встрече. Видимо, ребята взломали облачное хранилище девушки или банально залезли в фотоархив. Но экскурсовод меня проигнорировала.

— Я лишь рассказываю о доме, основную экскурсию проводите вы, — ответила экскурсовод и сложила руки на груди в ожидании рассказа.

— София, видимо, усадьба хочет, чтобы первой начали рассказ вы, — предположила Ольга.

София поставила рамку обратно, вытерла слезы и кивнула.

Ее рассказ можно было считать достаточно стандартным для обычной русской девушки, кроме ее истории отношений с матерью. Эта глава увлекла даже меня своим откровением.

— Она всегда была невероятно контролирующей, психологи называют это гиперопекой. Гулять после заката нельзя, с мальчиками нельзя, поехать на море без нее — ни в коем случае. Проверяла телефон, личные дневники, читала соцсети. Ничего не могло укрыться от нее. За попытки сопротивляться наказывала. Нет, не била, просто давила еще сильнее, и тогда становилось совсем жутко. Часто кричала, что я неблагодарная, и еще пожалею о своем непослушании. А какое непослушание? Я даже алкоголь впервые попробовала пару лет назад. Продолжалось это до первых курсов института. Думала, что после поступления будет лучше, но куда там. Пришлось перевестись на заочку и уехать на вахту на Север.

София ненадолго замолчала, очевидно пытаясь справится с эмоциями. Я тем временем оглядел висящие на стене фотографии, где София демонстрирует свои дипломы и спортивные медали. Да уж, несмотря на такую контролирующую мать, девушка достигла немалых высот. Впрочем, я часто слышал, что все эти трофеи добываются детьми только ради того, чтобы угодить родителям. И никакой ценности для человека все эти награды в будущем не несут.

— Она пыталась выследить меня. Но я держала конспирацию: переезжала, меняла симки. Тогда она написала моей институтской подружке, чтобы та передала мне кое-что. «Я проклинаю тебя, ублюдина». Вот что передала она мне вместо извинений за испорченное детство. На этом наши отношения, к моему счастью, прекратились на многие годы. А однажды я получила сообщение, где она сообщала, что умирает и хочет видеть меня в последний раз. Я не поверила и послала ее к черту. А потом.. Потом мне позвонили из больницы и сообщили о ее смерти. Когда я приехала в мамину квартиру, то нашла письмо, которое она написала мне, но не решилась отправить. Она извинялась и просила прощение за все. Сказала, что не простит себе все то зло, что принесла мне и жалеет лишь о том, что не увидит дочь перед смертью.

София не выдержала и выбежала за дверь. И мы услышали ее рыдания.

Когда она вернулась, то быстро окончила рассказ:

— У меня хроническая почечная недостаточность. Я бы хотела вылечиться, потому что хочу доказать себе и матери, что я могу быть счастливой.

Я вдруг подумал, что если все происходящее не розыгрыш, то мог ли кто-то проголосовать против Софии? Нет. Она лишь несчастное дитя, которое будет нести тяжкий груз до конца жизни.

— Первая комната пройдена. Следуем дальше, — произнесла экскурсовод.

Мы вошли в помещение, напоминающее старую мастерскую. В углу стоял старый верстак, на котором даже лежали проржавевшие гаечные ключи и несколько старых газет. На одной из них я увидел фото Николая, который был лет на тридцать моложе. Он стоял в обнимку с несколькими ребятами, державшими в руках деревянные модели самолетов. «Дети рвутся в авиацию» — гласила надпись в газете.

— Здесь жил главный плотник Михей Сапогов. Муравьевы так любили и уважали его, что выделили ему целое помещение внутри усадьбы. К сожалению, сведений о нем не осталось. Считается, что он пропал после пожара, — произнесла экскурсовод.

Николай вдруг стал каким-то нервным и тут же выхватил из рук Ольги старую фотографию, на которой был изображен какой-то заваленный хламом чердак.

— Ладно, я начну, — нервно произнес Николай и вытер выступивший на лбу пот.

Судя по его рассказу, он был типичным восьмидесятником. Окончил ПТУ, прошел Афган, работал на заводе, руководил авиамодельным кружком. Был женат, развелся и ушел из семьи. Взрослая дочь не простила измену и до сих пор не общается с ним. Но весь его рассказ был каким-то стерильным, словно он пытался тщательно фильтровать то, что собирался сказать.

— То, за что я виню себя до сих пор, случилось в Афгане, — Николай замолчал, шмыгнул носом и продолжил рассказ, — Мы уже должны были возвращаться домой. Месяца полтора до дембеля оставалось. Кто-то заминировал тропу, по которой мы носили воду в лагерь. Подорвались два пацана, которым.. Ну уже дембеля, понимаете? Масло молодым отдавали. Уже всего ничего до дома. По горячим следам задержали мальчишку лет пятнадцати. С его слов духи заставили мину подложить, иначе его семью бы расстреляли. Мы не поверили. По правилам нужно было сдать его контрразведчикам. Но мы расправились с ним сами. Я не трогал, правда. Не захотел руки марать перед возвращением домой. Но и мешать пацанам не стал. Хотя мог — сержант все-таки.

Николай сел на стул и закрыл лицо руками. И никто из нас не стал ничего более спрашивать.

— Вы закончили? — прервала молчание экскурсовод и пристально посмотрела на Николая.

Тот едва заметно вздрогнул и, убрав руки от лица, произнес:

— В моей жизни было достаточно плохих поступков, но я совершил гораздо больше того, за что стоит гордиться и ради чего стоило жить. Я всегда трудился честно, был патриотом своей страны. У меня редкое генетическое заболевание нервной системы, и если мне дадут шанс пожить еще немного, я проживу это время рядом с семьей.

За годы практики и общения с множеством людей я довольно неплохо научился читать человеческие эмоции. И этот потный толстяк был лжив насквозь. И если бы пришлось голосовать прямо сейчас, то я, без сомнения, выбрал бы этого парня.

— Вы закончили? — переспросила экскурсовод.

— Да, — тихо ответил Николай.

Мы вышли из мастерской, прошли по длинному коридору и оказались в небольшой комнатке, даже скорее каморке. Старый паркет здесь скрипел под ногами, а воздух пах вековой пылью. В комнате не было ничего, кроме односпальной кровати и старого стола, на котором я тут же заметил сумку, с которыми к пациентам ходили сельские лекари.

— Здесь жил лекарь семьи Муравьевых. Он один из немногих, кто уцелел при пожаре, спрятавшись в конюшне от разъяренной толпы.

Но мне уже было ясно, чья очередь для исповеди пришла. Мой взгляд уже скользил по фотографиям из моей жизни. Семья, вручение диплома, свадьба, выписка из роддома, вручение наград от министра здравоохранения и других чиновников. Вот вся моя жизнь: в славе, в деньгах и успехе. Не так много людей в моей профессиональной области добирается до таких вершин.

Мой взгляд остановился на фотографии с моим тогдашним шефом Сазоновым. Мы стояли в коридоре больницы обнявшись. Не помню, как была сделана эта фотография, но хорошо запомнил самого начальника: подхалим и взяточник, переводу которого в минздрав радовалось все наше отделение.

— А вы хорошо подготовились. Нашли кучу моих фото. Как вы это сделали, признавайтесь? — спросил я у экскурсовода.

— Сейчас ваше время для признаний, начнете рассказ? — парировала она.

Я оглядел остальных участников группы. Николай смотрел на меня с каким-то раздраженным ожиданием, София просто ждала рассказа. А вот лицо Ольги вдруг стало суровым, даже злым.

Все эти люди были мне чужими, и рассказывать им что-то о себе совершенно не хотелось. А вдруг они узнают о том, что я так долго скрываю и пытаюсь забыть? О том решении, за которое виню себя всю жизнь. Зачем я вообще решил участвовать в этом фарсе? Нужно было ехать домой и провести оставшееся время с семьей.

— Пожалуй, мое участие в экскурсии окончено. Был рад знакомству.

Я кивнул группе и вышел в коридор. Мне в спину донесся голос экскурсовода:

— Отказаться от экскурсии уже нельзя. Вам придется пройти до конца.

— Это мы еше посмотрим, — про себя ответил я и бодро зашагал в ту сторону, откуда пришла наша группа, ожидая, что обратный путь выведет меня к выходу.

Я поднялся по лестнице и вошел в небольшой коридор. Искусственного света в помещениях не было, и я шел в полутемноте, подсвечивая телефоном. Но проходя мимо спальни нянечки, я вдруг услышал детский плач.

— Что за чертовщина, они меня решили разыграть напоследок?

Я отворил дверь, чтобы послать этих актеров куда подальше. Внутри на кровати сидели два разнополых ребенка примерно семи лет. Одеты они были с иголочки прямо по моде начала прошлого века.

Возле детей хлопотала пожилая женщина. Она связывала простыни, как будто хотела вылезти с помощью них из окна.

— Не бойтесь, мои маленькие господа. Мы выберемся, сейчас, только веревку довяжу.

Мое появление первыми заметили дети. Они испуганно закричали, тыча в мою сторону пальцами.

— Вы не тронете детей, даже не думайте! — закричала на меня женщина.

Я совершенно растерялся и не знал, что сказать. Кто-то пробежал сзади по коридору и сильно одернул меня рукой, так, что я потерял равновесие и едва не рухнул на пол.

— Они уже здесь, сударь. Они идут за нашей кровью, за нашими жизнями! — закричал мужской голос. Я не разглядел бежавшего, который тут же скрылся за поворотом.

Но куда больше меня изумило то, что комната нянечки была пуста. Ни женщины, ни детей внутри не было. Но как они могли сбежать? Я всего на несколько секунд упустил их из виду, они не могли выйти через дверь, ведь здесь стоял я, а на окне была установлена железная решетка.

Нужно было убираться отсюда как можно быстрее. Я побежал по коридору и быстро спустился по лестнице. В холле, где встретила нас экскурсовод, было пусто. Я выбежал из усадьбы и глубоко вдохнул полные легкие кислорода. Но вместо свежего воздуха я ощутил запах, что бывает в старых заплесневелых подвалах, где сгнила целая куча овощей.

Но больше всего меня изумило небо. Оно было ярко-красным, словно кто-то включил специальный фильтр, как в фильме. Никогда не видел подобного небосклона и даже не подозревал, что тот может быть столь пугающим, дьявольским. Это не был мир моей Москвы. Это был мир дьявола.

Я пошел по тропе мимо усадьбы в сторону дороги. Но старые железные ворота были закрыты на замок. Конечно, мне бы не стоило большого труда перелезть их. Но мое внимание приковала женщина, стоявшая у ворот и глядящая куда-то вдаль.

На ней было длинное синее платье до земли, утянутое корсетом, волосы были собраны в аккуратный пучок.

— Простите, мне нужно выйти, — сказал я.

— Некуда идти, те, кто несет сюда огонь уже близко! — вскрикнула она и повернулась.

Молодое и некогда красивое лицо женщины было почти полностью сгоревшим. Горелая плоть свисала целыми кусками. Я испуганно попятился назад. В это время на дороге появилась толпа кричащих и матерящихся мужчин. В руках они держали вилы, топоры и факелы.

— Защитите мой дом, прошу вас! Мы должны их задержать! — взмолилась женщина.

— Ворота слишком хлипкие, надолго их не удержат. Бегите! — крикнул я и бросился обратно к усадьбе.

Женщина осталась стоять у ворот и обреченно смотрела на приближающуюся толпу. Я забежал в холл, и увидев, что женщина не собирается спасаться, закрыл засов. Нужно было предупредить группу. И экскурсовода, хоть к этой твари у меня сейчас было уж очень много вопросов. Я быстро преодолел уже знакомый маршрут. Толпа тем временем сломала ворота и уже подошла к усадьбе. Они стучали в двери и били окна. Раздался испуганный женский крик, кто-то просил о пощаде, кто-то громко проклинал пришедших мародеров. Множество шагов уже раздавались сзади на лестнице. Я видел свет факелов, слышал угрозы и грязные ругательства. Эти люди принесли с собой смерть и огонь.

Финал

Мой вк и тг. Подписывайтесь. Там продолжения выходят раньше

Начало

Когда Кирилл открыл глаза, то увидел в округе лишь полумрак небольшой комнаты. Он инстинктивно дотронулся груди, но никаких повреждений или боли не было, словно все случившиеся в лесу было кошмаром. Правда, тело было ватным, словно после наркоза.

Кирилл вновь провалился в сон, где ему приснилась та самая страшная вспышка, затем послышался знакомый голос Багоры, появились и замелькали какие-то фигуры, щупальцы, и черт еще пойми что.

Кирилл очнулся от чьих-то легких толчков.

— Просыпайся, соня, сколько можно спать.

Он приоткрыл глаза и улыбнулся. Эллада сидела рядом, одетая в белый облегающий костюм. Волосы ее были распущены, а на лице играла озорная улыбка.

— Как себя чувствуешь? Встать можешь?

— Словно трамваем переехали, — улыбнулся Кирилл и начал приподниматься.

— Перед тем как ты встанешь на ноги, угадай, где мы сейчас находимся? — спросила Эллада.

— Ну точно не в областной больнице, — оглядываясь, ответил Кирилл.

Комната была обставлена просто, но со вкусом: в середине стояла большая удобная кровать с парой тумбочек, в красивейших китайских вазах стояли свежие душистые цветы.

— Не знаю, у кого мы, но чувство стиля у него отменное, — пошутил Кирилл.

— Спасибо за комплимент моему вкусу, неужели дождалась!

— Так это ты постаралась?

— Да, точнее мы с Багорой: я объяснила, какой хочу видеть комнату, а она все это принесла. У них здесь что-то вроде 3Д печати: могут создать любой предмет за считаные секунды.

Кирилл ошеломленно посмотрел на супругу.

— Багора? Стой.. Подожди.. Где мы сейчас?!

— На их корабле, — ответила Эллада и пристально посмотрела на мужа, явно выжидая его реакцию.

— Ты меня разыгрываешь?

Эллада подошла к стене и приложила ладонь к поверхности. Белое покрытие исчезло, словно кто-то выключил экран телевизора, и на месте стены оказалось огромное окно, за которым виднелся открытый космос. Кирилл испуганно вжался в спинку кровати.

— Не может быть… — пролепетал Кирилл.

Когда Эллада окончила рассказ, Кирилл с ужасом понял, что произошедшее в лесу не было сном. Когда они остановились на поляне, то были атакованы кораблем иной враждебной цивилизации. Прибывшие друзья Багоры успели спасти ее и Кирилла. И поскольку Эллада и Ксюша были в опасности, их также забрали на корабль.

— А рана? Я помню адскую боль в груди, словно струя реактивного двигателя прошила меня насквозь. — Кирилл вновь провел ладонью по грудной клетке, но ничего необычного не ощутил.

— Тебя подлатали. Ни следа не осталось, — спокойно произнесла Эллада, будто речь шла о небольшой царапине.

Эллада села рядом с мужем и обняла его за шею.

— Хочешь побыть один и все обдумать? Мне понадобилось пару дней, чтобы прийти в себя.

— Нет, останься.

После обеда в комнате появилась Ксюша и долго обнимала отца, заодно не умолкая рассказывала, насколько огромен корабль инопланетян и как много всего она узнала о космосе. Вскоре в комнату вошла и Багора. Ксюша тут же бросилась ее обнимать, но Эллада быстро ушла с ней в коридор.

Багора села у кровати Кирилла и улыбнулась своей фирменной мягкой улыбкой. Кирилл заметил на ее плече какую-то эластичную ткань, напоминающую медицинскую повязку.

— Ты в порядке? — спросил Кирилл.

— Не переживай обо мне. Постарайся вспомнить последнее, что произошло с тобой в лесу.

— Я помню вспышку и сильную боль в груди. Помню, как ты лежала на земле и не могла ничего поделать. — Кирилл с жалостью посмотрел на девушку, вспоминая ее беспомощное состояние. Но Багора смотрела так спокойно, словно все произошедшее случилось ни с ней. — Кто были эти существа?

— Мы называем их огардами. Они единственная цивилизация, отказавшаяся вступить в Галактический союз. Иногда мы сталкиваемся с их кораблями на разных окраинах Вселенной, и не всегда эти встречи заканчиваются миролюбиво.. К сожалению, недавно они положили свой глаз на Землю.

— Зачем им наша планета?! — испуганно пролепетал Кирилл.

— Мы и собирались это выяснить. Но нас обнаружили, а мой корабль подбили. А дальше ты подобрал меня. Не переживай за вашу планету, они не смогут нанести землянам вреда. В таких случаях совет реагирует молниеносно.

— Как они узнали, что ты у нас? — спросил Кирилл.

— Они перехватили сообщение по вашей примитивной связи. А затем устроили засаду в лесу. У нас не было шансов, и если бы мои друзья прилетели минутой позже, то нас с тобой уже бы не спасли. 

Кирилл вспомнил, как Эллада разговаривала с медпунктом, даже не подозревая, насколько это было опасно. 

— Что будет дальше с моей семьей?

— Вы можете остаться на корабле столько, сколько хотите, — с заботой произнесла девушка.

Кирилл грустно посмотрел на ошеломляющий вид за окном: величественный космос манил к себе, а гигантский корабль инопланетян приводил в восторг. Но в то же время он чувствовал, что его дом все же не здесь.

— А если мы захотим вернуться?

— Пока это небезопасно. Отдыхай и набирайся сил, Ксюше не терпится показать тебе корабль. Да и мне тоже.

Багора простилась с Кириллом и вышла из комнаты. Однако Кирилл, раньше принимавший все слова инопланетянки на веру, теперь вдруг явственно ощущал, что девушка что-то не договаривает. 

***

— Интересно, как они решили проблему невесомости внутри корабля? Искусственная гравитация? Вращающаяся центрифуга? — рассуждал Кирилл во время прогулки.

— Я тоже так думала, но они сказали, что давно не используют такие технологии, а гравитация создается благодаря соединению космических лучей, энергии магнитной единой полярности и стихии воздуха. Понимай это как хочешь, я ничего так и не поняла, — пожала плечами Эллада.

Они вернулись в комнату после очередной прогулки по огромному кораблю нордов — именно так называли себя владельцы корабля. Корабль представлял собой огромное кольцо диаметром в пять километров, имел множество ярусов и палуб, несколько парков, ботанические сады, и даже рукотворное озеро, окруженное искусственными холмами. По прикидкам Кирилла на корабле проживало не менее ста тысяч поселенцев. Кирилл даже немного позагорал под искусственным солнцем, роль которого исполняли огромные световые панели, отражающие свет звезд внутрь корабля.

— Ксюше пора спать, я пытаюсь сформировать у нее приемлемый режим сна. Ее циркадные ритмы слетели к чертовой матери, да и мои тоже. Она не хочет ложиться, капризничает, спит совсем чуть-чуть, но при этом все время носится как угорелая, совсем не уставая.. — жаловалась Эллада.

— Мы в космосе. Такие сюрпризы от нашего организма ожидаемы, — предположил Кирилл.

— Да, но по всем исследованиям нам все равно нужно хотя бы шесть часов хорошего сна, а лучше все восемь. А она спит гораздо меньше, да и я тоже. Мы как.. как норды. Они ведь почти не спят, ты знал?

Кирилл покачал головой. О нордах он почти ничего не узнал за последние пару дней и был больше увлечен изучением их корабля.

— Ладно, пойду уложу ее.

Кирилл через небольшой внутренний коридор прошел в соседнюю спальню, где жила Ксюша. Девочка лежала на кровати и крутила в руках плюшевого кота.

— Пора ложиться, малыш, — ласково произнес Кирилл, садясь на кровать рядом с дочерью.

— Не хочу! Фу.. Мне не нравится спать так часто, папа. Я не устала. Никто из местных детей не спит так много как я!

— Понимаю. Но ты человек. Послушай, нам нужно спать, даже если организм говорит об обратном. Давай, снимем твою рубашку.

Ксюша отдернула плечо и насупилась.

— Пап, ну я не хочу спать совсем честно!

— Давай сделаем так же, как дома: лежи и считай до ста, а потом еще до ста, но с закрытыми глазами.

— Я пробовала! Ничего не получается. Папа, я уже три дня не могу уснуть. Первые дни здесь я все время спала, а сейчас почти не хочу. И сил у меня все также много!

— Три дня? Не может быть! — ошеломленно воскликнул Кирилл. 

— Только не говори маме, а то она будет ругаться. Обещай, что не скажешь!

— Обещаю. Но с Багорой я должен поговорить..

Кирилл обнял и поцеловал дочь.

— Вот держи Матроскина. Думал, ты возьмешь в космос своего любимого медведя. Ты же из рук его не выпускаешь обычно, — усмехнулся Кирилл, протягивая дочери игрушечного кота.

— Матроскина? Разве его так зовут? Странное имя, — удивилась Ксюша, принимая кота.

— Трое из Простоквашино: дядя Федор, кот Матроскин, пес Шарик, а еще там почтальон усатый был. Не помнишь как его зовут?

Ксюша непонимающе посмотрела на отца и покачала головой.

— Ладно… — смутился Кирилл и удивленно посмотрел на дочь. — Постарайся поспать. Мне пора.

***

— Она не спит, ест гораздо меньше, чем дома. Но при этом на ее активности это никак не сказывается! Я много разговаривал с нашими космонавтами. На нашей исследовательской станции они спят примерно столько же, сколько и на земле. Космонавты.. Эм… Это те, кто в космосе бывают, — рассказывал Кирилл.

— Мы в курсе, — улыбнулся Аскадиан — рослый мужчина с длинными каштановыми волосами.

Багора представила его супругам пару дней назад, и они уже успели сдружиться с этим мужчиной. Аскадиан, как и все жившие на корабле норды, обладал очень приятными манерами и учтивостью, никогда не позволял себе грубости или насмешек над кем-либо. Кирилл быстро подметил эту особенность пришельцев и подумал, что такой уровень этики для земного общества вряд ли когда-нибудь станет возможным.

— Наш организм даже вдалеке от дома остается таким, каким его сделала эволюция за миллионы лет. Мы не могли эволюционировать всего за пару дней в космосе — это невозможно, — продолжал Кирилл.

На обычно спокойном и улыбчивом лице Багоры проскользнула тень тревоги, которую не мог не заметить Кирилл.

— Поймите, я боюсь, как бы ее организм не получил перегрузку, от которой она потом не оправится. Еще она не помнит многие события из детства, словно целые пласты информации из памяти были стерты. Я не стал говорить об этом супруге, чтобы не волновать ее. И сразу пошел к вам.

Аскадиан попытался успокоить Кирилла.

— Ты прав, Кирилл. Такая реакция действительно необычна для человеческого организма. Мы еще раз тщательно исследуем девочку, и если в ее расстройстве есть наша вина, то мы все исправим..

— Ваша вина? — переспросил Кирилл.

В этот раз тревога выступила на лице Аскадиана. 

— Вину за то, что мы нарушили вашу привычную жизнь и забрали вас из дома, — оправдался Аскадиан.

— Не будем ворошить прошлое. Исследуйте Ксюшу как можно скорее, пожалуйста.

Кирилл попрощался с друзьями и вышел из большого зала, отделанного гладкими серебристыми панелями. Новых сведений о состоянии дочери он не получил. Но теперь у него не было никаких сомнений в одном: норды что-то скрывают. И он намерен выяснить что.

Эллада сидела у окна расчесывая волосы и наблюдая за редкой космической туманностью, напоминающую внешне песочные часы.

— Я сегодня изучала их архивы о посещении других планет. Знаешь, а ведь жизнь киша кишит по всей Вселенной! — с восторгом произнесла она, увидев входящего в комнату супруга.

Кирилл ответил дежурной улыбкой и лег на кровать. Спать ему не хотелось, но привычка размышлять лежа так никуда и не делась.

— Если хочешь спать, выключай свет. Я еще погуляю по кораблю. Мне что-то тоже не спится в последние дни..

— Как много ты спишь? — насторожился Кирилл.

— Последние две ночи не сомкнула глаз. Хотя первые дни на корабле спала как убитая.

— Еще какие-то странные симптомы есть?

Эллада повернулась к мужу и с тревогой произнесла:

— Знаешь.. Я как будто не могу вспомнить многие события в своей жизни: словно из головы вырезали целые куски памяти. Я помню нашу свадьбу на Воробьевых горах, но не помню, кто был на этой свадьбе. Вспоминаю, как носила в себе Ксюшу, но не припомню роды, я даже забыла, как мы познакомились..

— Я поговорю с Багорой — это действительно очень странно.

Кирилл не стал рассказывать жене о бессоннице и потери памяти у дочери, пока не придут результаты обследования от нордов.

— Так, а что это за платье на тебе? — нахмурился Кирилл.

Эллада весело покружилась на месте, демонстрируя воздушное платье до пола.

— Напечатала сама, по собственному эскизу. Нравится?

Кирилл кивнул.

— А знаешь, сколько времени ушло на создание? Около минуты! И все сидит по фигуре, представляешь.

— Земные женщины отдали бы душу дьяволу за такую технологию, — улыбнулся Кирилл. — Но ты же никогда не носила синий цвет. Считала его отвратительным и безвкусным.

— Правда? — удивилась Эллада. — Если честно, Кирилл, я уже не уверена… что я — это я.

***

— С девочкой все в порядке. Чуть нарушен уровень гормонов стресса, но это нормально, учитывая последние события, — подытожила Багора, глядя на цифровую проекцию ребенка.

Ксюша слезла с небольшой медицинской платформы, и, недолго поизучав корабельную лабораторию, побежала гулять по небольшому саду.

— Тогда что с ней, Багора? Моя жена испытывает те же симптомы, что и Ксюша.

— Мы исследуем и ее. Мне все же кажется, что вы просто привыкаете как к космосу, так и биосистеме корабля.

— Биосистеме корабля? — переспросил Кирилл.

— Наш корабль — живое существо, обладающее собственным сознанием и энергетикой. Возможно, именно он так влияет на ваш организм. Честно говоря, вы первые земляне на нашем корабле, поэтому то, что происходит в новинку и для нас.

Багора и Кирилл вышли из лаборатории и направились прямо по коридору. Неожиданно в одной из стен появился проход, из которого вышли двое нордов и повеяло прохладой. До того, как двери вновь закрылись, Кирилл успел оглядеть внутреннее убранство помещения. Это была большая комната с высокими потолками, без какой-либо аппаратуры или мебели, окон и другого света, кроме красных лучей, погружавших помещение в жутковатый полумрак. Но больше всего Кирилла заинтересовали подвешенные в углу помещения три светлых вытянутых предмета, напоминающие по форме египетские саркофаги.

— Что это за комната? — спросил Кирилл.

— Камера деактивации. Здесь мы храним тела погибших нордов.

— Можем зайти? Не подумай плохо, просто мне как исследователю очень интересно, как устроена эта часть вашей жизни.

На лице инопланетянки на мгновение появился страх, ее губы дрогнули, челюсть сжалась. Однако она быстро взяла себя в руки.

— Думаю, будет возможно в другой раз, — ответила Багора. 

Кирилл вернулся в спальню в задумчивости. Его злила и одновременно пугала неизвестность и скрытность нордов. Чего так боялась Багора, когда речь заходила об изменениях в организме Ксюши и Эллады. Ни та ни другая не демонстрировали болезненности, или иных дефектов, кроме провалов в памяти.

Кирилл решил, что ему следовало самому изучить эти провалы. Ведь, возможно, если он хорошо изучит воспоминания жены и дочери, то сможет обнаружить какую-то отправную точку в воспоминаниях, либо найдет некую систему, которая поможет ему найти хоть какие-то ответы. 

За этими размышлениями в кровати его нашла Эллада. Она надела ночной халат и легла рядом с Кириллом, уткнувшись лицом ему в плечо.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Кирилл.

— Очень хорошо. Сил как у спортсмена на стероидах. Только голова сегодня кружится. Может, какие-то магнитные бури поблизости?

Кирилл обнял супругу и уставился в потолок.

— Знаешь, чего мне не хватает на их суперфтуристичном и технологичном корабле? — спросила Эллада.

— Ну?

— Кино и хорошего кинозала с мягким сидением. И чтобы выбор фильмов был огромным-огромным. Может со всего мира.

— Думаешь, еще где-то кроме Земли снимают фильмы? — предположил Кирилл.

— На каждой уважающей себя планете должны снимать женские мелодрамы.

Эллада мечтательно прикрыла глаза, словно прямо сейчас мысленно просматривала любимое кино. Кирилл часто любовался постепенно увядающей, но все еще такой естественной красотой жены. Вдруг его взгляд остановился в одной точке на лице супруги. Кирилл стал серьезен и подозрителен. 

— Милая, а помнишь, ты мне рассказывала, что в детстве какой-то мальчишка-оболтус запустил в тебя камнем, и ты чуть без глаза не осталась?

— Если честно, не припомню. А что?

— Да, так ничего, — соврал Кирилл.

Он продолжал растерянно смотреть в лицо супруги, а точнее на место чуть выше правой брови, где он всю жизнь наблюдал маленький шрам от удара камня. Сейчас этого шрама не было. 

— Эллада, как хорошо ты помнишь события после моего отъезда с Багорой. Помнишь ли, как прибыли норды и привели вас на корабль?

— Я помню, как вы уехали в сторону леса, а я пошла на кухню разогревать ужин к твоему возвращению.

— А Ксюша?

— Она играла в гостиной. Потом я услышала какой-то шум на улице, и раздался лай соседской собаки. Помню, как подошла к окну и…

— И что ты увидела там?

— Не помню..

— Постарайся вспомнить, это важно! — не унимался Кирилл.

— Не могу, правда.. — расстроилась Эллада.

— А когда вы прибыли на корабль? Как это произошло?

— Я не помню все в подробностях. Вспоминаю только, как мы обживались в комнате. Расставляли мебель и ждали твоей выписки. Нет, нет. Я помню яркий сон, там были какие-то силуэты людей. И кажется… Желтую яркую вспышку..

Кирилл больше ничего не спросил. Он вышел из комнаты и какое-то время бродил по бесчисленным помещениям корабля. Когда он вернулся к спальне, то встретил в коридоре Ксюшу.

— Привет, папа! Знаешь, что я сегодня видела?

— Подожди, дорогая. Мне нужно кое-что проверить. 

Кирилл задрал левый рукав дочери и быстро оглядел ее плечо. 

— Не может быть. Это какая-то бессмыслица!

Кирилл бросился бежать по коридору и вскоре стоял возле жилого модуля, где жила Багора. Девушка встретила его в белом костюме, напоминавшем спортивные костюмы землян.

— Что-то случилось, Кирилл? — с легкой тревогой спросила она.

— Случилось! Но я точно не знаю что. И ты мне сейчас все расскажешь! — возбужденно кричал Кирилл.

В комнату вошел Аскадиан. Он учтиво поклонился Кириллу и встал рядом с Багорой.

— Мои близкие не те, с кем я жил все это время. У них другая физиология, нет многих воспоминаний, пропали шрамы и следы от прививок с тела! Что вы с ними сделали?! Не смейте ничего утаивать от меня!

Багора внимательно посмотрела на Аскадиана. Некоторое время они молчали, но Кирилл прекрасно понимал, что норды сейчас общаются телепатически.

— Разговаривайте в моем присутствии на человеческом. Речь идет о моей семье! — вспыхнул Кирилл.

— Хорошо, Кирилл. Аскадиан лишь выразил сомнение, что ты готов узнать всю правду. Но прежде чем мы расскажем тебе все, что произошло в ту ночь, ты должен все увидеть своими глазами.

***

Нет ничего страшнее для человека, чем видеть тела погибших мучительной смертью близких. Впрочем, назвать телами то, что лежало перед Кириллом в капсулах для хранения тел можно было с большой натяжкой. Трупы были обезображены до неузнаваемости из-за сильных ожогов и рваных ран. Тело Ксюши Кирилл смог распознать лишь по маленькому росту и обожженным остатками плюшевого медведя, которого дочь, видимо, держала в руках в момент гибели, а вот тело супруги он узнал лишь по оставшемуся на пальце обручальному кольцу.

Когда вопли Кирилла стихли, Багора, наконец, смогла войти внутрь, следом за ней вошел и Аскадиан.

— Я чувствую, как ты пытаешься притупить мои чувства с помощью своих способностей. Не делай этого.. — попросил Кирилл.

— Такую боль выдержит не каждый, Кирилл. Позволь мне облегчить ее, — взмолилась девушка.

— Нет. Это боль отца, потерявшего вмиг все дорогое, что он имел. Даже если ты растворишь ее, я все равно буду знать, что она где-то там внутри. Оставь ее со мной.

Багора послушно кивнула. Кирилл сидел на коленях перед капсулами и сминал в руках обожженного плюшевого медвежонка.

— Она ни за что не оставила бы его на земле. Уже в этот момент я должен был понять, что вы меня дурачите. — Кирилл отбросил медведя в сторону и закрыл лицо руками.

— Кирилл..

— Просто скажи, кто сейчас сидит в моей комнате? С кем я провел последние дни и кого принимал за своих родных? 

Кирилл стальным взглядом посмотрел на Багору, и она впервые за все время первая отвела глаза в сторону. 

— Это синтетический изогенный дубликат или, проще говоря — генокопия, — произнес стоявший поодаль Аскадиан.

— Клон, — подытожил Кирилл и горько усмехнулся находчивости нордов.

Тут же в его голове всплыла фраза Багоры: «Наши животные выращиваются искусственно. Да и наши тела мы можем настраивать так, чтобы не болеть и практически не стареть».

— Кто был третьим погибшим? — спросил Кирилл, вспоминая третью капсулу, что раньше лежала в камере деактивации.

— Один из наших нордов, — ответила девушка.

— Расскажите мне все, только ничего не утаивайте, — попросил Кирилл и обреченно уставился в пол.

Багора обернулась к Аскадиану. Короткий мысленный диалог между ними, и она начала рассказ: 

— В ту ночь напавшие на нас огарды разделились на две группы: первая проследила за нами до леса, где и устроила засаду, вторая же.. Отправилась в твой дом.

— Мы не знаем почему, но огарды не хотели оставлять свидетелей нашего посещения. Наш корабль прибыл слишком поздно: у твоих жены и дочери не было шансов. Прости, что втянули тебя в это, — добавил Аскадиан и виновато опустил голову.

— Что было дальше? Вы вывезли их тела и сделали их полные копии? — потребовал продолжения рассказа Кирилл. 

— Неполные. Мы сохранили часть человеческого ДНК и совместили его с нашими генами, — объяснил Аскадиан.

— Мы никогда не проводили такие эксперименты с человеческими телами. Это было невероятно сложно, шанс на успех был невысок, тем более исходный материал.. Прости.. Тела твоих близких были сильно повреждены. Мы с трудом смогли создать копии их мозга и перенести их в новое тело. Обычно мы делаем это постепенно, нейрон за нейроном, синапс за синапсом, заменяя мозг. Но в этом случае мозг был сильно поврежден и счет шел на минуты. Нам удалось решить сложнейшую задачу и практически полностью сохранить их воспоминания. Но провалы в памяти, все равно остались — слишком тяжелые травмы они получили при нападении.

— Они сильно страдали? — спросил Кирилл, и слезы потекли по его лицу.

— Их смерть была быстрой, — утешил его Аскадиан.

— Кирилл, нужно было сказать тебе раньше. Прости нас, если сможешь.

Кирилл поднялся с колен и оглядев нордов, заявил:

— Я хочу вернуться домой.

— Это опасно. Мы уничтожили корабль огардов, но могут вернуться и другие. Мы не можем гарантировать твою безопасность на земле, — ответил Аскадиан.

— Я хочу вернуться домой, — повторил Кирилл тоном, который не подразумевает возражений. — И я хочу забрать тела жены и дочери. Они должны быть похоронены по нашим традициям, и на нашей земле.

Кирилл покинул камеру деактивации. Аскадиан проводил его долгим задумчивым взглядом, а затем повернулся к Багоре — ее лицо выражало ужасную боль от осознавания тех страданий, что они принесли этим людям. 

— Мы должны рассказать все. Он имеет право знать, — мысленно сказала Багора.

— Еще не время. Пусть придет в себя.

***

В свой жилой модуль Кирилл так и не вернулся и долго бродил по длинным коридорам корабля. Наверняка Эллада и Ксюша искали его, но были ли те, кто ждал в комнате его семьей? Ответа на этот вопрос у Кирилла не было.

Он несколько часов подремал в тени раскидистого дуба, растущего в ботаническом саду. А когда проснулся, Аскадиан уже стоял рядом. 

— Не хотел тебя будить. Могу я сесть рядом?

Кирилл кивнул. Норд сел на траву, и его высокая фигура показалась Кириллу еще более огромной. 

— Багора хотела поговорить с тобой, но я ей запретил.

— Запретил женщине говорить с другим мужчиной? Вот это по земному, — усмехнулся Кирилл.

— Это не запрет, а забота. Мы чуть по-другому смотрим на отношения в парах, чем земляне. Кирилл, я беспокоюсь не только о Багоре, но и вашей семье.

— Моя семья мертва — о ней не нужно беспокоиться, — произнес с горечью Кирилл.

Аскадиан положил руку на плечо человека и произнес:

— Вы, люди, смотрите на жизнь и смерть под влиянием тех идей и верований, что господствуют на земле. Но я хочу, чтобы ты посмотрел нашими глазами. Знаешь, сколько я живу на свете?

Кирилл безразлично пожал плечами.

— Больше девятисот лет. Ты не представляешь, сколько всего я увидел, пережил и осознал. Но главное, что моя жизнь не закончится с гибелью физического тела.

— Да, не закончится. Тебя просто клонируют заново, словно овечку Долли. — Впрочем, пришелец вряд ли понял отсылку к овце.

— Дело не в клонировании. Любой норд с детства знает, что каждый из нас, независимо от звездного происхождения нечто большее, чем тело. И это нечто обладает бессмертной природой. Оно облачает себя в доспехи плоти, и когда приходит время, просто сбрасывает оболочку.

— Я уже слышал что-то подобное у буддистов, — без энтузиазма ответил Кирилл.

— Все девятьсот лет я живу одним моментом, одним вздохом, одним чувством радости и удовольствия, которые дарит мне та секунда, которую я проживаю. Именно поэтому норды смогли преодолеть болезни, конфликты и недопонимания между нами. Багора, несмотря на свою мудрость, приняла близко к сердцу то, что произошло с вами. Я чувствую, как она страдает.

— Что ты хочешь от меня? — раздраженно спросил Кирилл. Ему хотелось накричать или даже броситься с кулаками на норда, так долго обманувшего его. 

Аскадиан видел эти мысли, но спокойно продолжил говорить.

— Не думай о том, что случилось с твоими родными. Просто живи и будь счастлив. У тебя все еще есть семья, есть Багора, есть я. Любой норд на корабле сделает все зависящее от него, чтобы вам было комфортно в новой жизни.

Аскадиан поднялся и уже собрался удалиться, когда Кирилл окликнул его.

— Если я заберу тела на землю. Что будет с клонами? Вы отключите их?

— Они не роботы, чтобы их отключать. Теперь они такие же живые существа, как и мы. И мы не имеем права нарушить их право на жизнь.

— То есть они останутся здесь в любом случае?

Аскадиан кивнул и произнес:

— Вопрос только в одном: с тобой или без тебя.

Кирилл остался в одиночестве и еще долго бродил по кораблю, пока не вошел в большой зал, украшенный растущими из земли высокими кристаллами. Кирилл опустился к журчащему фонтану и умыл лицо. Растирая кончиками пальцев лицо, он вдруг остановился и вскрикнул:

— Нет… Нет.. Не может быть!

Кирилл еще раз ощупал волосы на лбу в поисках шрама, оставленного в детстве хоккейной клюшкой. Но кожа в этом месте была абсолютно гладкой.

Вскоре Кирилл бежал по знакомым коридорам корабля, и через час уже стоял возле входа камеру деактивации, где меньше суток назад прощался с погибшей семьей. Коконы с телами Эллады и Ксюши висели на том же месте. Но ничего другого, за что мог зацепиться глаз внутри не было: лишь гладкие стены и натертые до блеска темные полы.

— Здесь было третье тело! Покажите его! Я должен видеть!

Кирилл чувствовал, что за ним следят, что знают его мысли и чувства. Эти ощущения не покидали его на корабле всю неделю, но сейчас достигли апогея.

— Покажите мне тело! Немедленно! — вновь закричал Кирилл.

В потолке появилось прямоугольное отверстие длиною не более двух метров. Из него спустился еще один кокон, застыв в метре над полом.

Кирилл дрожащими руками дотронулся до оболочки кокона, которая по ощущениям напоминала мягкое тесто. Кирилл раздвинул оболочку и вздрогнул. Его труп лежал внутри с огромной дырой в грудной клетки, волосы были поседевшими, а глаза пустыми и безжизненными. Кирилл почувствовал, как помутилось его сознание, и упал на пол.

***

Когда Кирилл очнулся, то Багора уже сидела напротив его кровати.

— Это ты усыпила меня? — спросил Кирилл и протер заспанные глаза.

— Да, чтобы ты не навредил себе. Твоя психика не готова к таким перегрузкам.

Кирилл налил в стакан чистой воды и сделал несколько глотков.

— Мы должны были сказать раньше, но не знали, выдержишь ли ты, — произнесла Багора с какой-то особой материнской любовью. 

— Почему у меня не было проблем с памятью, как у Ксюши и Эллады? Почему я не заметил те же изменения в теле, что и они?

— Потому что, твой мозг не получил критических повреждений. Как только произошло нападение, мы сразу же принялись создавать цифровую копию органа. 

— Но почему я сплю и ем как и раньше?

— Пока не могу сказать. Мы впервые создаем генокопию с использованием ДНК людей. Думаю, ты просто дольше адаптируешься к новому телу. Поэтому все еще нуждаешься во сне и повышенном питании. Со временем это пройдет.

— Багора.. Я не знаю, что сказать. Ни в одной фантазии я даже не мог представить, что со мной произойдет что-то похожее.. Я не понимаю, кто я: человек или что-то другое. Еще утром я считал погибшими свою семью, но теперь оказывается, что мертв и я сам. Зачем я остановился в лесу в ту ночь?!

— Кирилл, людьми или нордами нас делает не тело, а наши сердце, разум и дух. Все это осталось с тобой даже после смерти тела.

***

Эллада встретила мужа крепкими объятиями и слезами.

— Кирилл, мне так жаль.. Багора рассказала, что произошло, и это было ужасно.. А потом еще и ты пропал надолго, и я не знала, о чем думать!

— Тебе рассказали все? Про меня тоже? — спокойно спросил Кирилл.

Эллада кивнула.

— Все..

Кирилл отвернулся и подошел к окну, за которым сияли звезды.

— Эллада, прости, что я ушел.

Эллада прижалась к спине мужа.

— Не извиняйся. Я поначалу чувствовала то же самое. Но потом поняла: все это не имеет значения.

Кирилл удивленно обернулся к жене.

— Не имеет?

— Нисколько. Кирилл, главное, что мы все вместе и мы живы. И неважно из чего сделаны наши тела, и как многое мы забыли. Мы по-прежнему остаемся собой.

— Мне нужно время, чтобы все это принять.

— Конечно. Тем более времени у нас теперь предостаточно, — рассмеялась Эллада.

— Что ты имеешь в виду?

— Наши тела могут жить так же долго, как и тела нордов. Багора сказала, что мы можем остаться с ними и путешествовать по всей Вселенной. Нам нет нужды возвращаться домой в нищету и мрак. Вся Вселенная теперь наш дом. Знаешь, что сказала мне Багора перед тем, как ты увез ее в лес?

Кирилл покачал головой.

— Невозможно подрезать крылья тому, кто рожден летать.

— Эллада, мне пока тяжело все это принять..

— Мне тоже. Но мы справимся, как бы тяжело ни было. Всегда справлялись. 

Кирилл впервые за последние два дня улыбнулся и обнял супругу. Они еще долго стояли, прижавшись друг к другу, глядя на звездный горизонт и гигантский корабль, который теперь стал их домом. Корабль летел к поясу Ориона — туда, где так ярко светили Альнитак, Альнилам и Минтака.

Присоединяйтесь ко мне в вк и в тг. Там продолжения выходят раньше

В ту ночь яркое звездное небо своим блеском напоминало огромную черную простыню, на фоне которой кто-то включил сотни ярких гирлянд. Кирилл прильнул к объективу телескопа и слегка подкрутив ручку доводки. 

— Па, можно я первая посмотрю! — взмолилась семилетняя Ксюша и дернула отца за рукав.

Вид ночного неба опьянял Кирилла с самого детства. Все доступные в библиотеке журналы и книги о космосе были зачитаны до дыр. Иногда вверх в темную пустыню улетал и сам Кирилл, где порхал среди мерцающих звезд, далеких планет и газовых туманностей. Конечно, не по-настоящему, а лишь в скоротечных снах, которые, как назло, быстро заканчивались, а затем следовал рассвет и мечта растворялась.

В те годы советская космическая программа исчезла вместе со страной, а в НИИ, где работал Кирилл со своей супругой Элладой, все больше помещений сдавались в аренду коммерсантам. Из старых лабораторий выносились книги, документация и аппаратура, а пустые помещения заполнялись китайской одеждой, бытовой техникой и игрушками. 

Вскоре сотрудникам перестали выплачивать зарплату, и это стало последней каплей для двоих молодых и амбициозных специалистов. Супруги переехали в деревню, где устроились на подработку в местную школу, а также занялись сельским хозяйством. Впрочем, Кирилл верил, что все еще наладится, и они с супругой вернутся в родной НИИ.

— Что это за звезды? — поинтересовалась Ксюша.

— Альнитак, Альнилам и Минтака. Входят в пояс Ориона, — ответил Кирилл, глядя на три яркие точки в ночном небе.

— А сколько до них лететь?

— Если не ошибаюсь, то до самой дальней около тысячи четырехсот световых лет.

— А мы когда-нибудь туда долетим, а, пап?

— Думаю, нет, — расстроено вздохнул Кирилл и обернулся на громкий голос супруги. — Наверное, пора на ужин, пойдем, зайчонок. Завтра обещают безоблачное небо — насмотримся на звезды вдоволь.

Кирилл взял под мышку телескоп и вместе с дочкой побрел к еще дореволюционной, но вполне крепкой избе.

— Что сегодня изучали? — спросила Эллада, раскладывая вареную картошку по тарелкам.

— Созвездие Ориона. Папа сказал, что до самой дальней из его звезд около тысячи четырехсот световых лет, — со страстью рассказывала Ксюша.

Девочка быстро съела картошку, вылезала сметану со дна тарелки и жалобно посмотрела на мать.

— Пойди возьми жменю сухофруктов и иди в постель. А я скоро приду, и мы с тобой почитаем, хорошо? 

— Фу, ненавижу эти сухофрукты, — пробурчала Ксюша и пошла на кухню. Загремели банки, и вскоре дочь скрылась за дверью спальни.

Эллада села напротив мужа и пристально посмотрела в его лицо. В тусклом свете лампы уставшая женщина вдруг стала выглядеть минимум на десять лет старше. Кирилл отложил столовые приборы, сложил ладони вместе и уперся в них подбородком. Разговор, который супруга собиралась завести, не сулил ничего приятного.

— Корова не выздоравливает. Если животного не станет, придется продавать все ценное. Ты узнал, сколько скупщики возьмут за мои драгоценности?

— В лучшем случае отобьем половину коровы, — ответил Кирилл.

— Черт, — ругнулась Эллада и впилась ногтями в тканевую салфетку.

Кирилл сделал глоток из чашки и тут же выплюнул обжигающий чай обратно.

— А телескоп? Сколько за него можно выручить?

— Милая, я все понимаю, но это свадебный подарок отца.. — промолвил Кирилл,  лицо которого все еще озаряла гримаса боли.

— Думаю, он бы точно не хотел, чтобы его дети умерли от голода! — повысила голос супруга.

Кирилл вскочил из-за стола, уперся руками в стол и громко произнес:

— Телескоп — последнее, что помогает мне отвлечься от этой скотской жизни! Без него я словно без глаз, я…

Кирилл скользнул взглядом по старой масляной иконе с ангелом-хранителем, которая так и осталась в углу от старых хозяев. Он давно хотел убрать ее подальше с глаз и отдать каким-нибудь набожным старикам.

— Я словно ангел, которому отрезали крылья.

Эллада сочувственно посмотрела на мужа и мягким тоном произнесла:

— Нам всем их обрезали, не спросив нашего мнения. Кирилл, у тебя семья. Заботься о ней, чего бы это ни стоило.

От мягкого голоса супруги Кирилл вдруг успокоился и осознал, что жена была права.

— Хорошо. Если корова не поправится к концу следующей недели, я продам телескоп. Знаю одного обеспеченного профессора, которого прибор может заинтересовать.

Кирилл положил руку на плечо супруги, а та крепко сжала ладонь мужа своей рукой.

— Мы справимся, как бы тяжело ни было. Всегда справлялись, — заверил супругу Кирилл.

***

Старая буханка скакала по грунтовой дороге, прорезая лучами фар густую тайгу. Из радио доносился гнусный голос диктора: 

— Всего за несколько лет после перехода к рыночной экономике мы стали свидетелями первых созревших плодов. Малый и средний бизнес, убитые при коммунизме, уже вносят значительный вклад в экономику. Открываются магазины, кафе, производства. На прилавках полно товаров, границы открыты. Разве не о таком изобилии мы мечтали, стоя в очередях универмага?

— Только купить ваши товары не за что, собака брехливая! — в гневе воскликнул Кирилл и выключил радио. 

Буханка сбавила скорость перед небольшим бревенчатым мостом и медленно въехала на старое полотно. Вдруг над деревьями раздалась яркая вспышка. На мгновение Кирилл ослеп и выпустил руль из рук. Буханка резко вильнула в сторону и едва не сшибла деревянные перила. Однако водитель в последний момент успел дать по тормозам, и авто лишь немного погнуло ограждение.

Кирилл вылез из кабины и огляделся: верхушки деревьев воспламенились, некоторые стволы повалила на землю неведомая сила. Недалеко в лесу разгорался настоящий пожар.

— Что за ерунда..

Мысли подсказывали ему мчаться в село и вызывать пожарных, пока огонь не разросся. Однако Кирилл вытащил из бардачка фонарик и углубился в лес, ведь там все еще могли оставаться выжившие. Дым постепенно окутывал пространство, дышать становилось все тяжелее. Вдруг за деревьями появилась человеческая фигура. Она шла мимо горящих деревьев в самом эпицентре пожара.

— Вы же сгорите! Идите сюда! — отчаянно крикнул Кирилл и помахал руками.

Вдруг Кирилл ощутил, что его тело обмякло и перестало реагировать на команды. При этом все его мысли, воспоминания и намерения вдруг перестали быть чем-то личным и превратились в открытую книгу, которую прямо сейчас кто-то читал без его ведома. Это воздействие продолжалось около минуты, когда наконец хватка ослабла, а человек у деревьев сделал несколько шагов и обессиленный рухнул на землю.

— Помоги мне.. — раздался чей-то женский голос в голове Кирилла. 

***

— Как она вообще выжила после такого падения! Ни одного перелома или раны.. — удивленно воскликнула Эллада. 

В спальне было светло. Пострадавшая девушка лет тридцати лежала на кровати без сознания. Когда Эллада смыла с лица незнакомки сажу, то супругам открылась гладкая кожа голубоватого оттенка.

— Что с ее кожей? Может, на нее попал какой-то токсин? — спросил Кирилл.

— Посмотри на ее одежду, она словно движется..

Чешуйчатый облегающий костюм действительно медленно шевелился на теле, словно какое-то морское существо.

— Зачем ты вообще привез ее сюда? Нужно было бросить ее на дороге, в крайнем случае дождаться спасателей и скорую. 

— Может она американка? — спросил Кирилл, словно не замечая обвинений супруги. 

— Что за глупости! Откуда ей взяться в глубинке России? — вспылила Эллада от такого нелепого предположения.

— Вспомни, как в шестидесятом сбили Пауэрса. Его самолет вообще до Урала долетел. Может, она эвакуировалась с секретной американской космической станции из-за чп?

— Ты годы проработал в космическом НИИ, а рассуждаешь как пятиклассник! Посадка эвакуационного корабля возможна только в строго отведенных местах. И это точно не поселок на Алтае.

Эллада вдруг схватила мужа за руку и тихо заговорила:

— Посмотри на ее кожу, фигуру, одежду… Посмотри на лицо: ты когда-нибудь видел у людей столь совершенные пропорции? А то, как она парализовала тебя в лесу.. Кирилл, мы с тобой люди науки, и должны принимать на веру самое простое объяснение. Но сейчас..

В дверь протиснулась маленькая головка Ксюши, хотя Кирилл запретил ей выходить из спальни. Эллада тут же вывела дочь наружу, не давая разглядеть нежданную гостью.

— Это иная раса. Неземная, — произнес Кирилл, когда Эллада вернулась. Они некоторое время молчали, осмысливая произнесенные слова. — И, возможно, проделала огромный путь до нашей планеты, прежде чем упасть в нашем лесу.

— И наверняка принесла с собой неизвестные нам микробы и вирусы! Молодец! — огрызнулась Эллада.

— Я же не знал.. В машине было темно, я ее только сейчас смог разглядеть ее внешность. Да и она как будто заставила привезти ее сюда, против моей воли.

— Расскажешь это чекистам, когда нас упакуют в застенки какой-нибудь сверхсекретной тюрьмы! Нужно позвонить в милицию. Срочно! — решила Эллада.

— И что скажем участковому? Что нашла инопланетянку? Позвоним в медпункт и скажем, что у нас пострадавшая в авиакатастрофе. И тогда это станет их заботой.

Пока Эллада пыталась дозвониться до медпункта, Кирилл тревожно расхаживал по залу, то и дело кидая взгляд в сторону комнаты, где лежала странная незнакомка. Вдруг в спальне замерцали голубовато-желтые огни, словно к дому подъехала машина и залила светом фар внутреннее убранство. Но с той стороны дома был лишь небольшой ягодник.

Кирилл осторожно заглянул в комнату и увидел, что свет генерирует небольшой кристалл во лбу девушки, который супруги ранее не заметили. Кристалл то становился ярче, то, наоборот, тускнел. Кирилл, ведомый любопытством и позабывший об осторожности, склонился над девушкой, стараясь лучше разглядеть источник мерцания.

В мгновение тот ярко вспыхнул, заставив Кирилла отпрыгнуть в сторону. С грохотом на пол свалился стул, и от этого резкого звука незнакомка открыла глаза. Кирилл вновь почувствовал, как каждую его мышцу охватил уже знакомый паралич.

Девушка приподнялась с кровати, огляделась и ненадолго остановила свой взгляд на оцепеневшем Кирилле.

— Не бойся, я не причиню тебе вреда, — пронесся уже знакомый тонкий голос в голове Кирилла, и тут же мужчина вновь ощутил свое тело.

Девушка мягко улыбнулась хозяину дома, встала с кровати и подошла к окну. Кирилл, хоть и мог управлять своим телом, но лишь растерянно наблюдал за незнакомкой.

— Что это за шум? — спросила заглянувшая в комнату Эллада. 

Увидев, что гостья пришла в сознание, а Кирилл растерянно стоит посреди комнаты, Эллада испугалась. Но тут же ощутила, как ее окутала нежная и теплая энергия, исходящая от незнакомки.

Гостья стояла у окна, не поворачиваясь к супругам, и продолжила смотреть на закатное небо. Ее кристалл продолжал сиять в пространство, словно передавая куда-то послания. Кирилл на всякий случай отошел к двери и прикрыл супругу своим телом.

— Вы можете быть спокойны. Моя раса дружественна землянам, — произнесла вслух женщина на чистом русском.

Она повернулась к супругам и сделала шаг вперед, однако тут же зашаталась, и на подкосившихся ногах осела на пол.

— Вам плохо? — спросила Эллада, тут же позабыв о стеснении.

— В вашем воздухе слишком мало кислорода, — ответила инопланетянка, тяжело хватая воздух. 

Она попыталась встать, но тут же осела на пол. Дыхание ее становилось все тяжелее и реже. 

— Ей нужен чистый кислород, — шепнула Эллада мужу.

— Я, кажется, знаю, где его взять. Помогай ей, чем можешь. Я скоро буду.

Мысль о том, чтобы остаться наедине с инопланетянкой сначала ужаснула ее, и Эллада даже хотела силой остановить мужа. Но затем, посмотрев на гостью, которая едва ли не теряла сознание, вдруг прониклась к ней сочувствием и села рядом.

Кирилл вернулся через двадцать минут вместе с большим кислородным баллоном, к которому тут же подсоединил старую кислородную маску. Инопланетянка начала жадно хватать воздух, и вскоре ей стало заметно лучше, и она даже смогла подняться.

— Вам лучше? — спросила Эллада.

Инопланетянка улыбнулась и кивнула.

— Меня зовут Кирилл, моя жена — Эллада. — У вас есть имя? — стеснительно спросил Кирилл.

— Багора, — мягко ответила девушка и в знак приветствия и открытости приложила обе руки к груди. От инопланетянки шла какая-то необъяснимая умиротворяющая энергия. Поэтому и Кирилл и Эллада быстро отбросили любое беспокойство, и вскоре общение между жителями разных планет пошло куда проще. Вскоре к беседе присоединилась и Ксюша, которую родители так и не смогли прогнать обратно в спальню. 

— Что за камень в вашем лбу? — не удержалась от вопроса Эллада.

— Он помогает концентрировать нашу природную силу. Я могу разговаривать с вами не используя голос именно благодаря ему. В нашем обществе мы совсем не используем речь, разве что для песен, смеха и молитв. 

— Почему вы не прилетаете на Землю, чтобы помочь нам в развитии технологий и общества? — спросил Кирилл.

Инопланетянка заговорила не сразу, видимо, решая, как лучше объяснить столь непростой для нее вопрос.

— Мы бы очень хотели, но не имеем права. Правила Галактического союза таковы, что развивающиеся планеты вроде Земли предоставлены сами себе, так как должны пройти свой путь самостоятельно. Мы можем вмешиваться лишь в исключительных случаях и только с согласия совета.

— Что это за совет? — удивилась Эллада.

— Он существует десятки тысяч лет, и вобрал в себя множество развитых цивилизаций из разных уголков Вселенной.

— Что за дурацкие правила не помогать тем, кому эта помощь нужна? Что еще ужасного должно произойти на земле, чтобы вы нас обратили внимание? — выругался Кирилл.

Багора одарила его мягким сочувствующим взглядом и произнесла:

— Моя цивилизация прошла сложный путь, схожий с вашим: войны, геноциды, эпидемии, погоню за богатствами, ради которых мы были готовы уничтожить все живое в округе. Но мы остановились, когда осознали, что наше общество больно, и не несет миру ничего, кроме боли.

Багора провела рукой по комнатному цветку. Тот распрямил кривой ствол и распустил яркий бутон. Кирилл ошеломленно посмотрел на супругу: та была удивлена не меньше его.

— Мы изменились, путь и не сразу. Изменитесь и вы, пусть для этого и понадобится пройти через боль, пустоту и непонимание. Во всяком случае, мы верим в человечество.

И Кирилл, и Эллада хотели задать еще множество вопросов. Но тут кристалл во лбу Багоры замерцал розовым сиянием.

— Мои друзья вышли на связь. Они скоро будут здесь. Мне нужно идти, дорогие. Я и так задержалась здесь слишком долго и принесла вам много проблем.

Багора сделала несколько вдохов кислорода и положила маску на кровать.

— Мы очень рады, что вы оказались здесь, — тихо сказала Эллада и опустила глаза в пол. Она по-прежнему стеснялась инопланетянки и старалась не встречаться с ней взглядом.

— Вы еще вернетесь? — с надеждой спросила Ксюша.

— Не уверена, родная. Не могу обещать.

— Тогда вылечите нашу корову, ей очень давно больно! — взмолилась девочка.

Кирилл и Эллада переглянулись. Просьба дочки им обоим показалось очень уместной.

— Вы можете это сделать? Без коровы мы не проживем, — с надеждой спросил Кирилл.

Багора пробежала взглядом ночное небо, словно выглядывая кого-то, а затем произнесла:

— Покажите ваше животное.

***

Старый сарай освещала лишь тусклая лампочка. Но сейчас он был залит мягким золотистым светом, исходящим из рук Багоры. Инопланетянка сидела рядом с лежавшей на сене коровой, усталые и грустные глаза которой с равнодушно смотрели на вошедших людей. Золотистый свет исчез, и Багора пошатываясь, вышла из сарая. Кириллу снова пришлось дать ей кислород.

Когда Кирилл вернулся в сарай, корова игриво вертела хвостом и как ни в чем не бывало жевала старое сено.

— Ваше животное полностью здорово, — сказала Багора, восстановив дыхание. — Я бы могла справиться быстрее, но после того как мой корабль разбился, у меня очень мало энергии.

— Вы, наверное, всех своих коров у себя на планете вылечили, — предположила Ксюша.

Багора рассмеялась.

— Нет, дорогая. Наши животные выращиваются искусственно. Да и наши тела мы можем настраивать так, чтобы не болеть и практически не стареть.

— Сколько же вам лет? — с любопытством спросила Эллада.

— По вашим меркам примерно шестьсот.

— Хорошо сохранилась, — буркнул Кирилл супруге. Но Багора услышала его замечание и еще громче рассмеялась.

— Спасибо за корову. Вы не представляете, какое важное дело сделала для нас, — поблагодарила Эллада. 

— Я лишь ответила добром на добро.

Эллада положила на кровать теплую шерстяную кофту.

— Наденьте, ночи сейчас холодные.

— Благодарю, моя одежда греет не хуже.

Супруги с сомнением покосились на тонкий костюм, облегающий тело Багоры.

— Я довезу вас до места встречи с вашими друзьями, — предложил Кирилл.

— Не стоит, я смогу дойти сама.

— Сами да, но с кислородным баллоном вряд ли, — возразил Кирилл.

Багора не стала спорить.

Они простились быстро: Багора сначала обняла Ксюшу, которая тут же разрыдалась, как и всегда, когда прощалась с кем-то близким. Эллада застенчиво обняла гостью и слегка вздрогнула, когда та шепнула ей что-то на ухо.

— Прощайте, друзья мои. Надеюсь, мы увидимся еще не раз. Верьте в свои мечты.

Багора села в машину, за рулем которой уже ждал Кирилл. Старый мотор заревел, и железная махина двинулась вперед по разбитой дороге.

— У тебя замечательная семья, — сказала Багора.

Кирилл улыбнулся и посмотрел в зеркало заднего вида на стоящих у крыльца любимых.

Машина остановилась на опушке леса. Кирилл помог Багоре дойти до оговоренного места на небольшой поляне. Они стояли молча и завороженно смотрели на звездное небо.

— Хочу бросить все и улететь как можно дальше. Я не рожден, чтобы быть фермером, жить в нужде и постоянно беспокоиться, о том, как бы семья не умерла от голода. Мы живем в ужасное время. Я всегда надеялся, что будет иначе, — грустно произнес Кирилл.

— Ты гораздо сильнее, чем считаешь. Тебе… 

Багора вдруг замолчала и начала нервно оглядываться по сторонам. А ее кристалл загорелся алым цветом.

— Что-то случилось? — занервничал Кирилл.

Фары машины вдруг замигали, завыла сигнализация. Кирилл ощутил, как от страха деревенеет его тело. В тот же миг в небе над поляной появился огромный сигарообразный корабль. Он пустил яркий луч в сторону Багоры. Девушка упала на землю и принялась ворочаться и рычать, словно пытаясь сбросить с себя невидимые сковавшие ее цепи. 

— Беги, Кирилл, не оборачивайся! Я задержу их! — пронесся в его голове отчаянный голос Багоры.

Но вместо того, чтобы бежать, Кирилл выхватил из-под сидения машины топор и бросился на помощь к Багоре. Он смог сделать лишь несколько шагов, когда светло-желтая вспышка ударила его в грудь. Кирилл ощутил невыносимую обжигающую боль и лишился чувств.

П.С. Рассказ получился большим, и я решил разбить его на две части. Вторая выйдет завтра.

Если не хочется ждать, то можно прочитать все полностью в тг или вк

Начало

— Сознание на этой планете существовало всегда. Как и на земле, растения соединились в единую сеть, которая помогает им бороться с вредителями и болезнями, расти ввысь. Но примерно девять тысяч лет назад, сюда на планету Афарис — а именно так они называют свой дом, приземлился корабль с инопланетной формой жизни. Их родина оказалась слишком далеко, чтобы вернуться, а других жилых миров поблизости не нашлось. В общем они попали в ту же передрягу, что и мы.

Севиль оглядела взглядом собравшуюся команду из капитана Балтимора, его двух помощников, астрофизика Берна, Дэмиана и Аники. Все они внимательно слушали биолога, которая всего часом ранее имела контакт с неизвестной формой разума.

— Поняв, что долго им не протянуть, «пришельцы», решили загрузить свой разум в сознание сети. Благо их технологии это позволяли. Более того, они загрузили в сеть все знания их цивилизации, что дало огромный скачок для развития сети. Спустя тысячелетия сеть стала огромной разумной машиной, что может управлять всей планетой. Я не смогла долго находиться внутри — телу слишком сложно удерживать сознание в условиях нехватки кислорода.

— Все это интересно, но какой толк нам от этого? — грубо прервал ее Дэмиан.

Севиль посмотрела на него с недоумением, но ответила:

— Разве вы не понимаете, что сеть — это наше спасение от смерти в космосе? 

— Севиль предлагает соединить наше сознание с сетью, так же как это сделали те пришельцы, — пояснила Аника и напряженно скрестила руки на груди.

Севиль кивнула и продолжила:

— Возможно, это единственный шанс для остатков человечества сохраниться в истории.

— Или погибнуть, — заметил Дэмиан, — ты предлагаешь загрузить уникальное для мира человеческое сознание в какие-то растения и остаться там навечно? Почему ты решила, что показываемая ими картинка верна? Я точно не соглашусь отдать свое тело каким-то тварям, какими бы умными они ни были.

Севиль посмотрела на Балтимора — вся власть была у него.

— Капитан Балтимор, я понимаю, что мое предложение звучит фантастически,  поэтому мы должны остаться хотя бы на несколько недель для изучения сети. 

— Через неделю на планету обрушится солнечный ветер. Он принесет огромную волну радиации. Когда это случится, мы должны быть как можно дальше отсюда, — ответил капитан.

— Когда пришла эта информация? — удивилась Севиль.

— Ночью, — ответил Берн, — растения, конечно, выживут, они приспособлены. Чего не скажешь о нас… Конечно, можно подняться в космос, переждать бурю и вернуться. Но если планета получит слишком сильную дозу радиации, нам нельзя будет находиться здесь и минуты. Ваше предложение звучит рационально, и будь мы в другой ситуации, конечно, стоило бы изучить местный разум подробнее. Но боюсь, что разум, с которым вы оказались в контакте, может что-либо умалчивать и показывать лишь красивую картинку, наподобие той, что видели вы: лес, яркие цвета и звуки. Выглядит, конечно, впечатляюще, но боюсь, что истинные намерения столь сложной машины, как эта планета нам неизвестны. 

— Я согласна с Берном. Даже на земле есть примитивные паразиты, что могут брать под контроль сознание жертв, например токсоплазмы или некоторые виды червей. Загрузив сознание внутрь, мы можем стать рабами более развитого интеллекта. Это слишком опасно, Севиль… — произнесла Аника и грустно посмотрела на подругу. 

— Мисс Домингес, моя задача доставить корабль к новому дому и сохранить людей. Понимаете? Людей, а не остатки их сознания, — напомнил Балтимор.

Севиль прикрыла глаза и сомкнула губы. 

— В таком случае я прошу оставить меня и моего сына на планете КР 320.

— Это противоречит нашим законам! Пусть остается сама, если хочет самоубиться! Но не оставляйте ей моего сына! — вскрикнул Дэмиан.

— Правила позволяют членам экипажа оставаться на планетах, где существует возможность жизни, — парировала Севиль.

— Но это не жизнь! — парировал Дэмиан.

— Жизнь — это в первую очередь сознание. Если вы так не считаете, то и моего отца нет никаких прав? Разве не так?

Команда промолчала.

— Севиль права. Мы не можем запрещать ей остаться, — согласилась Аника.

— Но оставить ребенка мы не имеем права… — тихо произнес Берн.

— Это должны решать оба родителя, — напомнил Балтимор и посмотрел на Дэмиана, который был не в себе от злости.

— Юридически — я один и единственный родитель. Дэмиан не захотел узаконить отношения и смылся к другой женщине сразу после родов, — ответила Севиль и с презрением глянула на бывшего парня.

— Балтимор, я требую запретить этой женщине забрать моего сына! Вы капитан, и в вашей власти сделать это!

Все взгляды обратились к капитану судна. Тот нервно почесал щетину и произнес:

— Мисс Севиль, вы можете остаться на планете. Это ваше право. Но ваш ребенок слишком мал, чтобы принимать подобные решения, а значит, он останется на корабле как минимум до своего совершеннолетия.

— У вас нет права забирать моего сына! Для этого нужны четко прописанные законы, а наша ситуация никак не отображена ни в одном положении. А значит, я и только я решаю, что делать внутри своей семьи, — возразила Севиль.

— Вы правы. Но закон говорит, что в случае возникновения нештатной ситуации, решение принимает капитан.

Севиль нервно посмотрела на Дэмиана — тот ликовал. Конечно, это было ожидаемо: Балтимор и Дэмиан были двоюродными братьями, и ждать объективного решения от капитана было нельзя. Впрочем, оставалась последняя возможность, за которую ей стоило ухватиться.

— Решает капитан, либо… общее собрание граждан звездолета.

— Вы хотите созвать собрание? — поинтересовался Балтимор, и голос его слегка дрогнул.

— Да. Хочу, — уверенно ответила биолог.

***

Севиль сидела у капсулы отца. Его лицо было столь же неподвижным, как и годами ранее. Несмотря на развитую земную медицину, терапия лишь стабилизировала состояние и не давала разрушаться нервным волокнам проводящих путей. Болезнь не прогрессировала, но и не отступала. Узник своего тела — вот таким был медицинский вердикт. При этом отец все осознавал, понимал обращенную к нему речь, ощущал прикосновения и боль. Но ответить ничего не мог. Не мог даже улыбнуться. Вживленный в голову чип позволял общаться с близкими через нейроинтерфейс. Однако в последние месяцы отец все меньше разговаривал с дочерью, и почти не отвечал на вопросы. 

— Я люблю тебя, дочь, — произносил он иногда. И Севиль улыбалась, а после приходя в свою спальню, долго плакала.

Севиль взяла за руку отца и принялась рассказывать все то, что произошло с ней за последние сутки. Рассказала о предстоящем суде, о тяжелом выборе, который придется делать.

— Что мне делать, если они не разрешат оставить сына? Папа.. Завтра корабль улетит в глубокий космос и просто пропадет в его черной бесконечности. И гибернация не поможет нам. Когда мы проснемся спустя десятилетия, источник питания капсул отключится, а мы все также будем болтаться в пустоте. Я не хочу такой судьбы для сына, не хочу.. А может, я просто свихнулась? Может мечтаю о чем-то невозможном..

Она опустила голову на колени и заплакала. Но вдруг экран замигал, и впервые за многое время она услышала голос отца. 

***

В большом зале корабля было многолюдно. Экипаж расположился в удобных кожаных креслах напротив личных компьютеров.

— Мы должны принять непростое решение: оставить мальчика на борту, либо разрешить ему сойти с матерью. Перед голосованием любой из вас может высказать свое мнение, каким бы оно ни было. Но не затягивайте — времени до отлета немного.

В помещении стало тихо. Люди переглядывались между собой, но выступить перед общим собранием никто так и не решился. 

— Помните, что речь идет о маленьком ребенке. Не обрекайте его на смерть! — выразительно сказал Дэмиан и сел в свое кресло.

Балтимор посмотрел на Севиль. Та встала и включила свой микрофон.

— Мы все считаем, что смерть наступает со смертью мозга. Дальше тело человека кремируют, и все что от него остается — лишь кучка пепла, воспоминания близких и записи в цифровых каталогах. Но что если это не так и нам пора эволюционировать в более сложную форму? Что если Земля погибла не зря, и нас сюда привела сама эволюция? Разве исчезнем мы, если наши тела сольются с более сложным абсолютным сознанием? Разве сознание ограничено человеческим мозгом? Я глубоко убеждена, что все мы стоим перед новой, более совершенной формой жизни. И крайне глупо улетать отсюда, не совершив попытку контакта. Наши тела рано или поздно умрут, и разве мы не должны попробовать сохранить себя в вечности, отбросив нашу бренную плоть? Вы не хотите подвергать опасности ребенка. И я вас понимаю. Но и я не хочу. Даже если мы с сыном погибнем на этой планете, это будет куда быстрее и гуманнее, нежели застрять в космосе без еды и воды.

— Пришельцы в капсулах мертвы, мы проверили, — доложил Берн.

— Это и неудивительно спустя девять тысяч лет! Но их сознание все еще живо, — парировала биолог.

— Мы этого точно не знаем. Можно было бы изучить. Но времени больше нет.

— Голосуем, — произнес Балтимор и зал погрузился в молчание. 

Голосование почти завершилось, и Севиль увидела, что отстает всего на один голос. Последней проголосовала Аника и голоса сравнялись.

— Поровну! — произнес Балтимор и тяжело вздохнул. — По правилам нас ожидает второй тур.

— Речь идет о моем ребенке! Вы что с ума посходили! — кричал Дэмиан.

— Проявляй ты столько заботы о сыне раньше, возможно, мы бы и не расстались, — подумала Севиль. Но вслух она произнесла совсем другое, — не будет второго тура. Еще один человек не голосовал.

В зале зашептались.

— Кто именно? — недовольно спросил капитан.

Ответ прозвучал из микрофона Севиль.

— Почему-то меня не включили в списки голосования, хоть я по-прежнему часть экипажа, — произнес отец Севиль. — Или я больше не имею права голоса из-за того, что стал инвалидом? Когда я был капитаном корабля, таких законов не было, Балтимор.

Толпа покосилась на капитана, и тот опустил глаза. 

— Это какая-то техническая ошибка, господин Домингес. Сейчас все исправим, — промямлил Балтимор.

— Моя дочь сделала выбор за себя и за своего сына. Этот выбор обусловлен ее знаниями, опытом и желанием жить. Мой внук также не может быть разлучен со своей матерью — это наше общее семейное решение.

— Ваша дочь и внук могут погибнуть на этой планете, разве вы этого не понимаете? — вновь выкрикнул Дэмиан.

— Вполне вероятно, что тело ее погибнет. Но сознание будет жить. Но что собираетесь делать вы? Лететь в пустоту, не имея точки высадки, не зная есть ли свет в конце тоннеля. Разве выбор моей дочери выглядит более безумным?

— Есть несколько потенциально пригодных планет для колонизации в пределах менее одного светового дня, — сообщил Берн.

— А что, если вы ошибетесь? Тогда ваша жизнь окончится посреди холодного космоса без припасов и энергии. Вы будете медленно умирать от обезвоживания и голода, пока один из вас не решится разгерметизировать корабль, чтобы покончить с мучениями, а остальные его поддержат. Я хочу, чтобы моя дочь и внук выжили, пусть и в другой, совершенно непривычной для нас форме. Тело бренно и ограничено — поверьте тому, кто заперт в нем уже несколько лет. Я устал быть человеком, устал быть внутри умирающего и дряхлеющего набора плоти. Устал от невозможности пошевелиться, обнять дочь и внука. Я даже не могу улыбнуться, так как мышцы губ не реагирую на мои команды…

В зале стояла мертвая тишина, нарушаемая лишь голосом единственного на корабле человека, чье тело стало для него же тюрьмой. 

— И я отдаю свой голос не только за семью, но и за все человечество. Не забывайте, что вместе с вашей гибелью, погибнет и наша уникальная цивилизация. Я не только голосую за свою дочь, но и заявляю, что останусь здесь на планете и вместе со своей семьей погружусь в сеть.

***

— Прощай, подруга. Надеюсь, мы встретимся когда-нибудь в той или иной форме, — сказала Аника и обняла Севиль.

— Ты тоже можешь остаться, — напомнила Севиль и с надеждой посмотрела во влажные карие глаза подруги.

Но Аника покачала головой.

— Я оптимистка, несмотря ни на что. Думаю, что мы подберем себе новый дом. И, надеюсь, он будет столь же прекрасным, как и земля. И в этом новом доме людям как никогда понадобится хороший биолог.

Аника подмигнула подруге и вошла в двери корабля.

— Доброго полета, — прошептала Севиль. 

Звездолет легко оттолкнулся от земли и стал медленно подниматься все выше и выше, пока не скрылся в небесах, оставив на неизведанной планете трех бывших членов экипажа.

До корабля пришельцев они добрались довольно быстро, благо медицинская кровать отца могла перемещаться за счет встроенных колес. Первым к биокапсуле корабля Севиль подключила папу, а затем и малыша. Те быстро заснули, и Севиль, достав из сумки множество металлических капсул, произнесла вслух:

— Здесь все накопленные знания моей цивилизации. Я не хочу чтобы они пропали зря.

Корабль отреагировал моментально и окутал носители своими ветвями. Перед тем как погрузиться в капсулу самой, Севиль в последний раз посмотрела в карманное зеркало на свое молодое симпатичное лицо и светлые локоны.

— Ну прощай, красотка.

Капсула обволокла тело биолога, и она тут же глубоко расслабилась и уснула. Когда Севиль открыла глаза, то почувствовала, что физическое тело исчезло, а она словно привидение или облако парит в залитом белым светом пространстве. Среди окружающего ее света она различила объекты, напоминающие деревья и их корни, что сплетены воедино. В каждом миллиметре пространства она чувствовала живой разум, который жаждал познания, исследований, и в котором не было ни капли зла или вражды. Разум был наполнен спокойствием, интересом к жизни и тем, что на земле, наверное, назвали бы абсолютной любовью ко всему сущему.

— Севиль, — обратился к ней кто-то телепатически.

Севиль тут же осознала, что это были ее отец. Здесь же рядом был и сын, сознание которого по ощущениям Севиль выросло в тысячу раз и не имело ничего общего с тем младенцем, что минутами ранее уснул в капсуле. Втроем они долго летали и изучали окружающее пространство, то и дело вселяясь в любое из растений на планете. Подключаясь к местной флоре, они могли ощущать запах, вкус и температуру земли, движение соков в корнях и микроскопических бактерий в почве.

Севиль вдруг ощутила, что ей доступны все те знания, что накопила планета Афарис, и до которых земная цивилизация дошла бы только через миллионы лет. Она знала, что происходило, происходит и будет происходить на планете в любое время. Могла перемещаться из прошлого в будущее буквально за доли секунды. Она чувствовала, что все больше исчезает и соединяется с планетарным сознанием. Но перед тем как исчезнуть, ей вдруг стало интересно, о чем же сейчас думает отец. Но тот не думал ни о чем, а лишь улыбался. 

Мы есть сознание. Мы есть творец. Мы есть сеть.

Подписывайтесь на мой тг - там продолжения выходят быстрее

Дзен