Военные сборы военной кафедры МГУПС, 2006 год. в/ч 77043, Ярославль.

Автор: Константин Гайдуков

Пока наша военная система, медицинско-организаторская ее часть, еще инертна и несколько оторвана от реалий войны

До СВО я работал в крупной городской многопрофильной больнице врачом анестезиологом-реаниматологом. Днем я как анестезиолог обеспечивал проведение сложных операций на головном и спинном мозге в отделении нейрохирургии. А по ночам дежурил в отделении реанимации и интенсивной терапии. Там были тяжелые больные, иногда находящиеся на волоске от смерти. И с самыми разными заболеваниями: от тяжелых черепно-мозговых травм до пневмоний и отравлений.

К началу спецоперации я уже 10 лет как работал по специальности, получил кандидатскую степень и преподавал студентам в медицинском университете. А 21 сентября 2022 была объявлена частичная мобилизация.

На СВО я служил в Вооруженных силах в звании старшего лейтенанта медицинской службы в качестве командира медицинского взвода мотострелкового полка (мсп), командира роты мсп, был начальником медицинской службы мотострелкового полка. Удалось поработать и анестезиологом в различных госпиталях. Но большую часть времени я служил командиром отдельного медицинского подразделения — медицинский пункт мотострелкового полка 1486. Этим летом за проявленный массовый героизм и отвагу, стойкость и мужество личного состава наш полк приказом президента России Владимира Путина был наименован «гвардейским» полком.

Расскажу о своем опыте на СВО поэтапно. Возможно, он кому-нибудь пригодится.

I

Когда я учился в медицинском университете, у нас еще не успели закрыть военную кафедру. Я ее прошел и стал лейтенантом медицинской службы запаса. Военную кафедру я окончил в 2006 году. Это было время, когда предпринимались губительные для нашей армии реформы: упразднение военных кафедр в гражданских вузах, отказ от массовой армии и переход на малочисленный ограниченный контингент неких профессиональных сил, участвующих в незначительных малочисленных конфликтах, введение формы, как в НАТО, и прочие «новшества», которые всем известны.

Я учился на излете «досердюковского» времени. Отношение к армии в нашем университете было очень специфическим, прямо говоря — негативным. Это соответствующим образом сказалось на моем образовании.

Те знания, которые я получил на военной кафедре, оказались неприменимы в условиях современной войны. Тем более что меня готовили на корабельного врача на флоте, а я попал в обычный мотострелковый полк, т. е. в пехоту. Конечно, у меня была и вторая военно-учетная специальность (ВУС) — врач анестезиолог-реаниматолог. Но в пехоте, вернее в полковом звене, ни о каких операциях с хирургами и анестезиологами и речи быть не может. Задачи у пехоты другие. Так что мне пришлось учиться всему заново, да еще и в ускоренном темпе. Благо нашлись люди и особенно один человек (подполковник медицинской службы Ш.), которые очень мне помогали с обучением и организацией медицинской помощи в современной войне, но об этом позже.

А на военной кафедре преподаватели жили старыми устоями и понятиями еще времен Великой Отечественной войны и теми клише, которые к нам пришли из советского кинематографа. Так, в их головах сидел некий образ военного хирурга, который после операции в белом халате с завязками сзади и с закатанными рукавами, держа в руке корнцанг с дымящейся папиросой, выходит из своего палаточного брезентового госпиталя и выкуривает ее рядом с флагштоком, на котором развевается белый флаг с красным крестом. А там, на горизонте, видны бесконечные вспышки артиллерийской канонады.

Скажу, что такие клише сидят не только в головах старых преподавателей гражданских вузов, но и в армии, вернее в тех ее структурах, которые никогда не бывали на фронте, на линии боевого соприкосновения (ЛБС), а таких, к сожалению, много. Например, при формировании нашего полка в Санкт-Петербурге Военной академией материально-технического обеспечения имени генерала армии А. В. Хрулёва (ВА МТО, на минуточку — главный учебный центр материального обеспечения ВС РФ) нам выдали 30 белых флажков с красным крестом для обозначения медицинских структур полка на позициях. И, между прочим, дали в придачу брезентовые санитарные сумки времен Великой Отечественной войны с укладками 1990-х годов, где были стерильные бинты (потерявшие стерильность еще в советское время), стеклянные многоразовые шприцы, которые можно встретить не в каждом музее истории медицины. Естественно, при минометном обстреле или тех перемещениях, что мы совершали, они превращались в стеклянные осколки. Вот такой пример, показывающий «готовность» ВА МТО к СВО.

Я понимал, что как врач-анестезиолог я очень пригожусь на СВО. Тем более что работал анестезиологом в больнице, дежурившей по скорой медицинской помощи, и большую часть времени был анестезиологом в отделении нейрохирургии (где делают операции, в том числе из-за травм головного мозга). Я понимал, что в условиях военных действий идет увеличенный поток раненых, которым необходимо адекватное современным знаниям по медицине оперативное лечение, а где есть операции, там нужны и анестезиологи.

Имея опыт работы преподавателем, я знал, что молодые анестезиологи очень неподготовленные, и в стационарах они работают, как правило, под опекой и контролем старших коллег. В гражданском здравоохранении огромный дефицит врачей моего профиля, в Вооруженных силах в условиях военного конфликта ситуация должна быть такой же, так я думал. Значит, полагал я, с одной стороны дефицит кадров, с другой — покрытие дефицита неопытными молодыми специалистами, так что я точно нужен в Вооруженных силах как анестезиолог с многолетним стажем.

К тому же с началом СВО и особенно частичной мобилизации в интеллигентских кругах, к которым я принадлежу по роду профессии, часто встречались тухлые, трусливые разговоры о том, что с началом мобилизации все офицеры запаса будут призваны в армию и попадут на СВО. Страх и слабость так и витали в воздухе. Слушать это все было противно, тем более что я всегда считал, что гражданин должен с честью защищать свое Отечество, а уж тем более офицер. Принимая это все во внимание и являясь на тот момент человеком сугубо гражданским, совсем не понимающим устройства Вооруженных сил России, хотя и прошедшим военную кафедру, я решил, что должен пойти служить в армию анестезиологом в военный госпиталь. Но как в него попасть?

Поэтому я пошел в свой военкомат и подал рапорт о призыве в качестве врача анестезиолога-реаниматолога для участия в СВО. Рапорт приняли, хоть и с препинаниями: так как меня три раза мобилизовывали, возвращали обратно, давали и отменяли повестки. В военкомате царили бардак и неразбериха. Я написал три разных рапорта, в том числе один на имя министра обороны, чтобы призваться в армию. И в итоге я попал в военный эшелон.

Эшелон отправлялся в Санкт-Петербург для формирования чего-то, что в будущем будет участвовать в СВО. Что это за «чего-то», мне никто не пояснял, да я уже и не уточнял, потому что так устал ожидать отправки на СВО и прощаться с близкими, что был готов запрыгнуть в любой эшелон, лишь бы наступило какое-то движении в сторону фронта, а не это постоянное ожидание.

II

Попал я в итоге в мотострелковый полк 11 армейского корпуса Балтийского флота (все же что-то связанное с флотом, хоть бы и по названию) Западного военного округа. Как мне сказали в военкомате, «езжайте, там разберутся с вашей профессией». Я тоже так полагал. Полк уходил через три дня на СВО. Причем в полку меня уже ждали, и ждали на определенную должность — начальника медицинского пункта мотострелкового полка. По штатному расписанию ее должен занять офицер в звании лейтенанта медицинской службы и с квалификацией «врач». Никто не разбирался ни с ВУС, ни со спецификой моей профессии: врач — значит врач, лейтенант — лейтенант. А хирург ты там, терапевт, врач-педиатр или гинеколог, никому не важно, главное — врач. На тот момент в Вооруженных силах затыкали дыры и быстро формировали полки, которые должны были пулей мчаться в зону СВО.

Мне скорым и особым приказом командира полка, а ему, стало быть, свыше, передали всякое медицинское имущество времен Великой Отечественной войны, оцененное по современным меркам в 10 млн рублей, которое мы не могли ни обменять, ни вернуть обратно. Мне вверили личный состав из 15 человек, и в авральном режиме мы погрузились в очередной эшелон и ушли на СВО.

Отдельно скажу и про те 15 человек, которые были в моем подчинении и в дальнейшем составили костяк медицинской роты нашего гвардейского полка. Многие из них продолжают честно и доблестно служить в нашем полку. Рассказ о них как раз подчеркнет неразбериху, царившую в самом начале. К слову, меня назначили командовать отдельным медицинским подразделением уровня отдельной роты с прямым подчинением командиру полка, а по специальным задачам — начальнику медицинской службы полка, то есть я стал не только командиром, но и прямым заместителем начмеда. При этом в моем подчинении оказался майор медицинской службы, кандидат медицинских наук, врач челюстно-лицевой хирург З. и капитан медицинской службы, врач терапевт и токсиколог С. Таким образом, я, будучи на тот момент лейтенантом, командовал майором и капитаном.

Еще у меня был врач-травматолог, необъяснимым образом изначально назначенный стрелком-санитаром в комендантский батальон. Его пришлось огромными стараниями начмеда переводить к нам в медицинское подразделение. В итоге врач-травматолог оказался на должности фельдшера. На таком фоне мои переживания по поводу того, что анестезиолог попал в пехоту, где никаких хирургических операций не выполняют, просто меркнут.

Здесь надо сделать пометку для тех, кто не был в армии. Дело в том, что санитар — это должность, которая не подразумевает никакого специального медицинского образования, и санитары-стрелки просто назначаются в каждом взводе или даже в отделении для оказания первой медицинской помощи (наложение жгута, перевязка ран и т. д.). Поэтому назначение врача санитаром-стрелком — это как из пушки по воробьям стрелять. То же самое можно сказать и о решении определить врача челюстно-лицевого хирурга (очень редкой специальности) в качестве врача-специалиста в полковой медицинский пункт. В дальнейшем его только стараниями целого начальника медицинской службы Южного военного округа смогли лишь на время командировать в госпиталь в Донецк, где он успешно выполнял массу сложнейших операций по своей прямой специальности.

Что касалось медицинского оснащения медпункта полка и медицинского снабжения полка в целом, то тут стоит дать пояснения из того, что я теперь понимаю (подчеркну, что выражаю сугубо личное суждение и не являюсь военным экспертом). Как я теперь догадываюсь, поначалу предполагалось, что наша войсковая часть (мотострелковый полк) будет в зоне СВО исполнять функции войск территориальной обороны, то есть не участвовать в непосредственных боевых действиях, а заниматься обеспечением мирной жизни на отвоеванных территориях. А это охрана дорог и каких-либо специальных объектов, комендантская служба, военная полиция — то, что поддерживает правопорядок. При этом наш полк слепили в большой спешке, организовав нас по нормам советского времени, то есть из двух мотострелковых батальонов и одного отдельного комендантского батальона, роты военной полиции и отдельного медицинского пункта полка (МПП) — образования, которого уже давно нет в мотострелковых полках и которые в условиях военного времени заменены на медицинские роты.

Поэтому нам выдали огромное количество имущества, которое нам совсем не было нужно: перевязочных столов, скамеек, различных укладок с просроченным медицинским материалом. Так, нам выдали переносные советские осветительные операционные лампы без аккумуляторов и с подключением к нестандартным нынче (в современном мире) розеткам и сетям. Я их, конечно, переделывал уже на фронте, что, оказалось, делать было нельзя, так как это является прямой порчей государственного имущества — но нам нужно было освещение.

Надо понимать, что по существующим нормам в МПП оказывается только первая врачебная помощь, да и то для устранения угрожающих жизни состояний, поэтому целесообразность нагрузки нас этим оборудованием была весьма сомнительна. Как нам объясняли в ВА МТО — «война все спишет, берите, братцы!». Но война ничего не списывала, а только давила своей бюрократической машиной, требуя отчитываться по нормам и правилам уставной войсковой части мирного времени. Ох, и намучился я с этим имуществом! Его оказалось крайне трудно учесть, поставить должным образом на баланс части, списать в случае его повреждения и уничтожения врагом, а ведь все это пришлось делать в условиях ведения полком боевых действий. Но ни одного армейского чиновника это не волновало: будь добр, определи это имущество по всем нормам и правилам гражданской жизни (в условиях войны).

К слову, я единственный из всей администрации полка смог разобраться в тонкостях бухгалтерской бюрократии и списать-таки уничтоженное медицинское имущество без ошибок в довольствующем финансовом органе, да еще объяснил все процедуры не только медицинской службе полка, но и другим службам. Правда, полное списание произошло только спустя полгода после моего увольнения из Вооруженных сил! А дело шло о 10 млн рублей и это только по нашей службе. Вот она — сила бюрократии. Причем армейские структуры более высокого уровня (корпус, флот, округ) никаких поблажек нам не делали: приходилось осваивать нормативную базу, читать приказы, доставать учебники по учету имущества в Вооруженных силах во время пребывания в отпусках, в командировках в Россию, смотреть что-то в других войсковых частях.

Разумеется, поначалу у нас не было ничего: ни оргтехники, ни книг учета, ни канцелярии. Хорошо, что мы смогли наладить взаимодействие с гражданскими силами в России, моими друзьями, благотворительными фондами, организацией «Суть времени», которые нам очень помогли и много чего предоставили из расходных комплектующих и оргтехники. Так, у нас даже в блиндажах стояли электрогенераторы и были компьютеры с принтерами и бумагой, и мы первыми из 10 корпуса смогли начать электронный учет раненых и больных среди мотострелковых полков по разработанной нами форме. Начмед 11-го корпуса подполковник С. был поражен нашими успехами и находчивостью, а все благодаря неравнодушным гражданам, которые нас всем снабдили.

(Продолжение следует.)

отсюда

Слава богу в армейский цирк мне билетов не досталось, хватило военной кафедры в институте. Специальность - связист. Дали изучать какой передатчик. Ну мы с приятелем решили выпендриться и подключить его к тогда еще редкому кассетному плейеру Сони чтобы Бони-М транслировать на всю округу (дебилы, бля!). В общем что-то не сложилось и передатчик мы сожгли с кучей дыма, но без пламени (а может он бы и без Сони сгорел бы, лет ему было под 30). Ну и меня с приятелем наш полкан показательно наказал - послал таскать тяжести в столовую на 6-м этаже. Первой идеей было конечно забить, но тут оказалось, что тяжесть - это поддон с ром-бабами. Причем, не такими, как мы их получали в столовой, а первейшей свежести, прямо сочащиеся ромом. Но поддон большой 80х160см, деревянный и довольно тяжелый. Первую лестницу мы взяли на ура, на 2-ой этаж тоже занесли, но на 3-м выдохлись и решили передохнуть. Поставили поддон на окно - запах офигенный. В общем решили продегустировать. Таких вкусных баб мы сроду не едали. Настроение сразу поднялось, силы появились. Но только на один проем. А там снова остановка и дегустация. И так далее. Да, забыл сказать - в поддоне бабы были плечом к плечу, но к 6-му этажу там было дырок согласно студенческому аппетиту. Выглядело это странно и могло повлечь всякие разговоры. Поэтому последний пролет мы поддон колыхали изрядно , чтобы дырки заполнить. Однако буфетчица имела с опытом и выразила удивление не плотной упаковкой. На что мы закатили глаза и стараясь не дышать в ее сторону "мол как дали так и донесли, ничего не знаем".

П.С. Сейчас конечно стыдно, черт знает как она недостачу закрыла, но тогда мы были оччень довольны "наказанием"

Поддон ром баб найти не удалось, так что включайте фантазию

Раз уж пошла такая пьянка, считаю своим долгом поделиться подборкой цитат преподавателей своего университета. К сожалению, сейчас группа заброшена и новые посты публикуют раз в полгода, поэтому здесь будет много всего за прошлые года.