Территория большая, вот план водоема.

На территории есть домик администрации, ресторан, теплые туалеты и теплые беседки.

Администратор сказал, что если я приехала на хищника, то мне нужна зона с 6 по 13 домик (справа на карте) - там стоит щука и под водой, ближе к дамбе, есть коряжник. Сделан он там специально. Если нужна форель или судак - то на другой конец, где 26-31 домики (слева на карте), там поглубже. Но на глубине в тот день весь берег был занят форелятниками, а я давно не ловила щуку, так что выбор был очевиден. Хотя очень хочу судака...

Так вот! Отвлеклась. Путевка в выходной день мне вышла в 8.000 рублей. В будни чуть подешевле - 6.000 рублей. Так что если вы девочка - берите с собой мальчика, тогда за путевку платить не придется :DDD. Но, скорее всего, придется платить за рыбу, ведь в путевку входит только 5 кг. рыбы. Всё, что сверх - доплата. Еще стоит сказать, что путевка - это с 8:00 до 17:00, дневная. Суточных, как я поняла, у них нет. А еще кофе. Меня "впечатлило" кофе - 700 рублей. А по вкусу - на Газпроме вкуснее, этот оказался водичкой.

В общем оплатила я путевку, рассказали мне про то, где и кого ловить и я потопала к 16 домику. Не хотелось лезть прям в коряжник, решила встать рядом.

Вооружаемся огромной резиной (а чего мелочиться) и чебуратором 10 грамм, тяжеленьким спиннингом до 48 грамм и катухой 2500. Снасти Pioneer Tackle из Сингапура. Это тоже не реклама, так как этого бренда в России нет. И кидаем это все дело в водоем.

Пятый или шестой заброс дают мне поклевку со дна. Почему я поставила джиг? На территории есть еще и мини-водоем. Даже, скорее, бассейн. Там форельки, осетр и еще какая-то рыба. Проходя мимо я видела, что вся она стоит на дне. Значит и щука тоже стоит на дне? Наверное да, этому я решила сразу исследовать нижние слови водоема и не ошиблась.

Рядом рыбак ловил на донки и поплавочки в живцом. Стояло у него и штук 5, наверное, и каждые 5 минут он метался среди них и вытаскивал рыбу, только успевать переснаряжать. Как позже оказалось, когда мы с ним разговорились, попалось ему и 2 форельки на 120 воблеры. Причем не багрением, а чисто тройником за рот. Обычно люби уговаривают форель, а тут она какая-то бешеная. Я была рада, что мне не попалась форель по понятным причинам :D

Продолжаю полоскать резину в мутной водичке. Бах.

Влетел жиробасик, явно крупнее предыдущего. Так, 2 рыбы за 15 минут - это что получается, что я сейчас выберу свою норму и моя рыбалка закончится, а я НЕ НАЛОВИЛАСЬ!
Надо сказать, что приехала я часам к 11:00, ну не могу я со сранья вставать, особенно в такую серую мерзость на улице.

В общем прошло 1,5 часа и пришлось лавочку мою закрывать, так как по ощущению, я уже перевалила за 5кг в путевке и придется доплачивать.

Итого щука у меня вышла на 8,5 килограмм, что не входило в мои планы :D
Закрылась буквально за 1,5 часа, думаю даже быстрее.
Доплатить к путевке за 8.000 рублей пришлось еще 2.800 за перевес рыбы.

Резюмирую.
- Я НЕ НАЛОВИЛАСЬ! Очень мало времени прошло, я действительно хотела бы посидеть подольше, перебирать приманки и проводки, угадывать настроение рыбы и всякое такое. Мне не хватило.
- Дорого! Я не просто так сказала, что это один из самых дорогих платников в Московской области, а может и самый дорогой. Но инфраструктура и сервис наверное стоят того. Я бы на месте водоема, включила бы в стоимость хотя бы чистку рыбы, было бы уже здорово, на самом деле.
- Кофе за 700 рублей меня вынес, конечно, но можно его и не брать, это я не могу жить без кофе по утрам.
- Красиво, чисто, убрано, приветливо. Тут не нужны резиновые сапоги, нет грязи и месева. Тут можно поставить машину и тебе всё донесут куда надо, при необходимости. Тут рыба клюет, как из пулемета, наверное и цена оправдана. Я решила посчитать, когда ездила на платник за 100 км от Москвы, потратившись на бензин, дорогу и проживание на водоеме за месте (домик за сутки), а еще и еду покушать с собой, то это вышло дороже, чем на этом водоеме!

Рекомендую водоем для тех, кому надо просто приехать, точно поймать и уехать. Тут не расслабишься, тут будешь таскать и ловить на этом азарте сверх нормы, думаю на это и расчет?

Поеду ли я еще? Да, если у меня будет глушняк и отчаяние на диких водоемах, и мне захочется обязательно кого-то поймать. Или протестировать снасти, тоже думаю подходящий вариант. Но дорого. Я знаю, что для всех это понятие разное, но для меня, к сожалению, это так.

Спасибо, что дочитали до конца! Всем НХНЧ!

Мой канал Не клюёт в телеграм

Архитектор вечности.

Сфагнум — не просто растение. Это инженер экосистем, способный переписывать правила разложения. Каждый его лист — микроскопический резервуар: живые зелёные клетки окружают мёртвые полые камеры с порами. Эта конструкция впитывает воду в двадцать — двадцать пять раз больше собственного веса мха. Греки называли его «сфагнос» — губка.

Но фокус не в абсорбции. Клеточные стенки сфагнума несут отрицательный электрический заряд, который притягивает положительно заряженные ионы — калий, натрий, кальций — из окружающей среды. Взамен мох выделяет ионы водорода, закисляя воду вокруг себя. Кислотность болота достигает pH 3,5–4,5 — как у уксуса. Бактерии, которые обычно разлагают органику, в такой среде почти не работают. Добавьте холод, отсутствие кислорода под слоем воды — и вы получите естественный консервант, действующий тысячелетиями.

Сфагнум выделяет полисахарид сфагнан, который связывает азот и лишает микробов питания. Он дубит коллаген — белок соединительной ткани — превращая кожу в подобие выделанной кожи. Кости при этом растворяются: кислота вымывает кальций. Поэтому болотные тела гибкие и мягкие, как недавно умершие, хотя их скелет превратился в желе.

В Северной Европе найдено более тысячи болотных тел. Большинство датируется железным веком — с 500 года до нашей эры по 100 год нашей эры. Многие несут следы насильственной смерти: верёвки на шее, проломленные черепа, перерезанные горла. Некоторые — следы ритуальной заботы: аккуратно уложенные позы, закрытые глаза, отсутствие одежды. Учёные считают, что болота были для древних пограничьем между мирами — наполовину земля, наполовину вода, открытые небу посреди непроходимых лесов. Место, где живые могли передать послание богам.

Повязка из болота.

В 1915 году шотландский хирург Чарльз Кэткарт вспомнил, что древние ирландские воины перевязывали раны мхом. Идея казалась безумной: набивать раны растением с гниющих болот? Но у Кэткарта не было выбора. Первая мировая война пожирала хлопок быстрее, чем его могли произвести: он шёл на форму, на взрывчатку, на бинты. А раны в окопах — грязные, рваные, кишащие бактериями из фландрской грязи — убивали сепсисом даже тех, кто пережил само ранение. Пенициллин откроют только через тринадцать лет.

Испытания показали: сфагнум впитывает вдвое больше крови, чем хлопковая вата. Он подсушивает рану, создавая условия для свёртывания. И — что критично — его кислая среда подавляет рост бактерий. Повязки из сфагнума снижали риск газовой гангрены, которая косила раненых в первые годы войны.

К 1918 году из Британии на фронт отправляли миллион сфагновых повязок в месяц. Канадский Красный Крест за один только 1916 год произвёл больше миллиона перевязочных пакетов, почти два миллиона компрессов и миллион прокладок — из мха, собранного в болотах Британской Колумбии и Новой Шотландии. Добровольцы по всей Британии и Северной Америке выходили на болота, часто по колено в воде, собирая сфагнум мешками. Его сушили на теннисных кортах, перебирали вручную — удаляя траву, веточки, «даже мёртвых лягушек», как писали газеты — и зашивали в муслиновые мешочки.

Американцы, единственные из воюющих держав не испытывавшие дефицита хлопка, обменивали компоненты противогазов на британские сфагновые повязки. Они работали лучше.

В городке Принстаун на болотах Дартмура один человек посвятил себя сбору мха целиком. К концу войны он отправил почти пять тысяч мешков. Газета Western Times в 1916 году писала о нём с благоговением. Его имя — Джон Дюрант — сейчас помнят только историки медицины. Но тысячи солдат, которых не убил сепсис, обязаны жизнью его работе — и способности сфагнума помнить свои антисептические свойства через миллионы лет эволюции.

Углеродная память планеты.

Сфагнум растёт медленно — несколько сантиметров в год. Но он не исчезает после смерти. В созданной им среде — кислой, холодной, лишённой кислорода — отмершие слои мха не разлагаются. Они спрессовываются под весом новых поколений. За тысячи лет накапливаются метры торфа. За десять тысяч лет после последнего ледникового периода — толщи в десятки метров.

Торфяники покрывают около трёх процентов суши, но хранят почти треть мирового почвенного углерода — вдвое больше, чем все леса планеты вместе взятые. Глобальный запас оценивается в шестьсот гигатонн — это сопоставимо с количеством углерода в атмосфере.

Пока болото остаётся мокрым, углерод заперт. Сфагнум продолжает фотосинтезировать, вытягивая CO₂ из воздуха и добавляя его к торфу. Это длится тысячелетия. Но стоит осушить болото — для сельского хозяйства, добычи торфа, строительства — и углерод начинает окисляться. Микробы, которых сдерживала вода и кислота, просыпаются. Торф превращается в CO₂.

Пятнадцать процентов мировых торфяников уже осушены. Это меньше половины процента суши — но они выбрасывают почти пять процентов глобальных антропогенных выбросов парниковых газов. Полтора гигатонна CO₂ в год. Для сравнения: вся авиация мира даёт около одного гигатонна.

А потом приходят пожары. Осушённый торф горит не как дерево — он тлеет. Огонь уходит вглубь, в слои, которые накапливались тысячи лет. Его почти невозможно потушить: тление продолжается под землёй месяцами, иногда годами. В 2015 году пожары на торфяниках Индонезии выбрасывали шестнадцать миллионов тонн CO₂ в день — больше, чем вся экономика Соединённых Штатов. В 2020-м сибирские торфяные пожары установили рекорд выбросов. Горящий торф высвобождает в сто раз больше углерода, чем горящее дерево той же массы.

Климатологи называют это «углеродной бомбой». Модели предсказывают, что к концу века глобальные торфяники могут переключиться с поглощения углерода на его выброс — если потепление и осушение продолжатся. Оценки варьируются: от потери ста гигатонн углерода до трёхсот шестидесяти — эквивалент десяти — тридцати пяти лет всех человеческих выбросов.

Васюганье безмолвие.

В Западной Сибири, между Обью и Иртышом, лежит крупнейшая болотная система мира — Васюганские болота. Пятьдесят три тысячи квадратных километров — больше Швейцарии. Торф местами достигает глубины десяти метров. Возраст — около десяти тысяч лет.

Васюганье — не только хранилище углерода. Это фильтр, очищающий воду для рек, питающих половину Сибири. Это резервуар пресной воды, смягчающий засухи. Это дом для десятков видов птиц, многие из которых гнездятся только здесь. И это место, где время течёт иначе: сфагнум продолжает расти, торф продолжает накапливаться, углерод продолжает запираться в недрах. Пока.

Нефтегазовая инфраструктура подбирается к границам болот. Изменение климата сдвигает зону вечной мерзлоты на север. Пожары, которые раньше были редкостью, становятся чаще. Учёные спорят, сколько ещё сфагнум сможет делать свою работу — запирать прошлое, чтобы оно не взорвало будущее.

Парадокс хранителя.

Сфагнум не выбирает, что помнить. Он одинаково бережно хранит тело ритуальной жертвы железного века и тело расстрелянного политзаключённого XX века — такие находки тоже случаются на европейских болотах. Он сохраняет деревянные идолы и брошенное оружие, семена и пыльцу, позволяя палеоботаникам читать историю климата за последние десять тысяч лет.

Он помнит раны солдат Первой мировой — не сами раны, но своё умение их лечить, записанное в химии клеточных стенок задолго до появления человека. Это умение сейчас изучают снова: в эпоху антибиотикорезистентности бактерии-симбионты сфагнума, производящие природные антибиотики, могут оказаться ценнее, чем когда-либо.

И он помнит углерод — атомы, которые были частью атмосферы, когда человек из Толлунда ел свою последнюю кашу. Этот углерод до сих пор заперт в торфе. Вопрос в том, останется ли он там.

Болота не умеют защищаться. Они просто существуют — медленно, терпеливо, тысячелетиями делая одно и то же: впитывая воду, закисляя среду, откладывая торф, запирая время. Человек из Толлунда ничего не знал о парниковых газах. Но мох, который сохранил его лицо, знает о них всё. Он делает это две тысячи четыреста лет — для одного человека. И десять тысяч лет — для климата планеты.

Осталось решить, позволим ли мы ему продолжать.

Источник.

Национальный парк Амбосели, Кения.

Видео: Philippe Ratinet.