Серия «Короткие страшилки»

241

Ключ под ковриком

Курьером Иван начал подрабатывать ещё в выпускном классе. Так можно было заработать лёгкие деньги – считал парень: садись себе на велосипед и развози заказы. Этот вариант устраивал Ивана больше, чем работа официантом, где ко всему безосновательно придирается начальство, а хорошие чаевые дают не так часто, как обычно об этом рассказывают.

Так и остался парень курьером после окончания школы, когда проходной балл на экзаменах позволял учиться только на заочном отделении, да и то платно. Пришлось ещё развозить пиццу, чтобы денег хватало оплатить обучение. Так и крутился, работая ежедневно до позднего вечера, благо здоровье позволяло, а искренняя мальчишеская улыбка часто обеспечивала те самые заветные чаевые, когда привозил пиццу прекрасному полу.

Сегодня, управившись с работой, Иван уже переодевался, когда на приложении в смартфоне пришло сообщение о новом крупном заказе. Парень тяжело вздохнул: за насыщенный день он устал и хотел только одного – поскорее приехать домой, поесть и завалиться спать. Но большой заказ – это тебе не привезти кому-то шоколадку (а что, бывало и такое – и не единожды). Поэтому отказаться – значит, нажить себе проблем с начальством. Снова вздохнув, Иван принял заказ и, отписавшись по стоимости, направился на склад магазина, чтобы скомплектовать и упаковать товар, а затем доставить клиенту.

Ехать ночью с включённым фонариком на велике – то ещё противное занятие, оттого что дома вокруг все становятся похожи друг на друга, а редкие пешеходы глубокой осенью превращаются в тёмное размытое пятно. Поэтому приходится двигаться вперёд осторожно, а местами и вовсе с черепашьей скоростью. Хорошо хоть, на этот раз Ивану не пришлось использовать метро: спальный район заказчика находился довольно близко от главного офиса. Вот только из-за позднего времени добавились ещё лишних минут пятнадцать на дорогу.

Искомый дом оказался старой пятиэтажкой из тех, что с высокими потолками и деревянной подъездной дверью без кодового замка. В окнах, что странно, свет горел редко и хаотично. Это создавало тревожное впечатление пустующих квартир.

Вокруг пятиэтажки росли высокие деревья, стояли пустые лавочки, и виднелась чахлого вида песочница, с серым грязным песком и гнилыми досками бортиков.

Зайдя в подъезд, Иван обратил внимание, что в девятиэтажных домах напротив освещены практически все окна, и отчего-то вздрогнул. Тоскливо стало и на душе, внезапно там неприятно кошки заскреблись.

В подъезде с виду всё было как обычно. Только тихо, и лампочки очень тусклые, с заляпанными серой пылью и паутиной плафонами на потолке. Да лестница без перил, так что приходилось идти, прижимаясь к стене – в целях безопасности.

В окошке между площадками выглянула полная луна, огромная и жёлтая, как головка сыра. Полнолуние нервировало Ивана с детства и вызывало в теле зудящую тревогу, как и зеркала, в кои он старался не смотреть, используя их разве что для бритья по утрам. К счастью, все эти неприятные ощущения удалось перерасти, как он думал.

Иван поёжился и зевнул, затем пересёк ещё один лестничный пролёт и оказался на пятом этаже, где было три двери. Две обыкновенные, обшитые дерматином, а та, что в центре, – железная, прочная и дорогая, перед ней лежал ворсистый коврик. Он уже собрался нажать кнопку звонка, как появилось оповещение на смартфоне: «Ключ под ковриком. Если положишь продукты в холодильник, то получишь двадцать баксов. Деньги прикреплены магнитом с черепашкой к холодильнику». И смайлик. Сообщение заставило Ивана улыбнуться. Двадцать баксов уж точно приятно скрасят сегодняшний вечер. Он заслужил такое поощрение за переработку. Иван уже наклонился, чтобы приподнять коврик и взять ключ, как услышал скулёж и царапанье за дверью. Встреча с собакой в планы не входила.

«У вас в квартире собака?» - отправил сообщение заказчику.

«Ох, Гудвин – очень дружелюбный пудель. Не бойся, заходи». И снова смайлик. «Хорошо», - ответил Иван и, достав ключ, открыл дверь квартиры.

Белый пудель выскочил прямо под ноги, стоило Ивану щёлкнуть выключателем. Зарождающееся рычание сменилось радостным повизгиванием и вилянием хвоста.

- Ну что ты, мелкий, дом охраняешь, да? - прошептал парень пуделю, поглаживая его по голове. Так уж Иван на собак действовал, сколько себя помнил. Всегда у них складывались доверительные отношения.

В явно большой квартире всё было сделано богато, современно и со вкусом. Ковровое покрытие мягко пружинило под ногами, пока Иван по длинному коридору шёл на кухню. На стенах, украшенных мраморной крошкой, висели картины. На двери шкафа-купе гардеробной виднелось большое зеркало.

Вот только пахло в квартире по-звериному сильно. От чистенького белого пуделя не могло так вонять – чихая, сделал свой вывод Иван. Откуда шёл запах – тоже непонятно.

Кухня была просторной, оборудованной в тёмно-синих тонах. Холодильник огромный и суперсовременный, как в американских фильмах. Раскладывая заказ по полкам и закидывая полуфабрикаты в морозильник, Иван действительно обнаружил под детской черепашкой-магнитом «двадцатку». Деньги забрал и положил в карман. Справившись с заданием, хотел было отписаться в смартфоне, как пудель резко заскулил и бросился по коридору вглубь квартиры.

На кухне внезапно, как чёрт из табакерки, появилась девочка в ночнушке. Лохматые длинные волосы спутаны и полностью закрывали лицо. Она вдруг резко встала на четвереньки и, зарычав по-звериному, прыжком бросилась на Ивана. Взлетела в воздух – и мгновенно очутилась на кухонном столе. Подняла голову, клацнула острыми зубами, блеснувшими с лица, покрытого мехом.

- Эй! - сказал опешивший Иван первое, что пришло в голову. – Может, не надо?

В гневном повторном рыке девочки слышалась голодная ярость.

- Чёрт! - вскрикнул Иван, когда девочка, растопырив пальцы, снова прыгнула, целясь ему в лицо длинными чёрными когтями.

Он извернулся и упёрся спиной в холодильник. Снова рычание, когда в неё полетело первое, что подвернулось под руку: сначала магниты с холодильника, а потом с грохотом и стул, стоявший у стола. Шерсть пятнами проступила на теле девочки, разрастаясь всё сильнее. Казалось, под её кожей живут и вьются верёвками кости.

- Дерьмо! - с чувством выругался Иван.

Девочка мгновенно уклонилась от стула, грохнувшегося в стену, и прыгнула на гостя. Парень отскочил, бросившись под стол. Девочка врезалась в холодильник до вмятины и с урчанием сползла вниз, царапая стенки холодильника острыми когтями.

Недолго думая, Иван вылез из-за стола и, перевернув его, толкнул на девочку, снова припечатывая её к холодильнику. Завыв, как стая злющих-презлющих волков, она разорвала стол в ошметки, вспарывая столешницу когтями. Ивану от увиденного разом поплохело, былой адреналин начал спадать, в ногах разлилась предательская слабость.

Глаза девочки светились неприятным жёлтым. Она снова завыла, затем облизнулась и клацнула острыми зубищами. Этот жест внезапно отрезвил, и Иван отчаянно заставил себя соображать, как спастись. Для этого нужно немедленно отвлечь её внимание, но чем? Иван мельком посмотрел на секретер возле раковины, там находилась деревянная подставка с ножами. Должны же маленькие девочки бояться острых предметов, даже такие чудовища? Он потянулся было к подставке, но мохнатое нечто прыгнуло и оказалось напротив Ивана, практически в нескольких сантиметрах.

Не спуская с неё взгляда, парень продумывал план отступления: годился любой, мля, план «б». Даже выскочить в окно и разбиться – лучше, чем быть съеденным.

Девочка взяла подставку с ножами в лапы, нарочно медленно вытащила самый большой нож и со щелчком сломала его лезвие.

Иван пискнул, совершенно растерявшись, а потом не на шутку разозлился. Такая малявка вот специально внаглую издевается над ним. Да не бывать этому!.. И именно сейчас разум потерял управление над его телом. Всё взял на себя дремлющий внутри инстинкт, который подсказывал Ивану, что тварюга хоть быстра да сильна, но не так умна, как взрослый человек.

Иван медленно пятился кругом из-за нагромождения остатков стола назад до холодильника и резко открыл его тогда, когда чудовище снова бросилось за ним. Затем дверью со всей силы приложил тварь по спине, вталкивая внутрь холодильника - и на всей скорости рванул в коридор.

Под ногами путался назойливо лающий пудель, тумбочка, комод и треклятый пуфик, а в большом зеркале гардеробной перед Иваном отражалось, как позади…

Ночнушка упала с девочки на пол горой лоскутов. Она завыла, полностью обернувшись лохматым зверем, мордой похожим на волка. Полная луна словно вторила чудовищу, расползаясь в окне нехорошей желторотой ухмылкой. Иван отпихнул игривого пуделя, понимая, что теперь всё равно: если откроет входную дверь, то чудовище прыгнет на спину и просто его загрызёт. Иван лихорадочно думал и всё же, зачарованный жёлтым блеском глаз твари, смотрел, как…

Мохнатое нечто размяло шею и остервенело заскребло острыми когтями по кафелю на полу, облизнуло свою мохнатую морду влажным розовым языком, словно нагоняя себе аппетит.

Шестое чувство Ивана объявило о себе подсказкой, что бегать и прятаться в чужой квартире не стоит. Даже если ему удастся запереться либо забаррикадироваться в одной из комнат, то хозяин квартиры придёт гораздо раньше, чем отряд полиции, который ещё неизвестно как придётся убеждать приехать ему на помощь. Поэтому, сделав обманный выпад, Иван двинулся навстречу чудовищу и открыл дверь ванной, в которую мохнатая тварюга врезалась со скулящим визгом. Сам же, не видя под рукой ничего подходящего, кроме пуфика, им же Иван разбил зеркало в гардеробной.

Осколки резали руки, собственная кровь остро пахла медью.

- Ну, иди же сюда, сука! - крикнул Иван, хватая один из самых больших осколков как оружие. - Посмотрим, как тебе понравится это серебро!

Он блефовал, зная, что в современные зеркала не добавляют серебро. Но нужно было выиграть время.

Мохнатая тварюга злобно зафырчала, лапой захлопнула дверь ванной и вдруг начала топтаться на месте, с осторожностью посматривая на Ивана своими ярко-жёлтыми глазами. Длинный серый хвост нервно ходил ходуном и шлёпал чудовище по бокам и по полу. Резко запахло мускусом и влажной шерстью. Мохнатое нечто выдуло из себя лужу зловонной мочи и, клацнув челюстями, сделало шаг вперёд, затем снова замерло на месте…

Иван, вопреки опасности, закрыл глаза, концентрируясь на едком запахе чудовища и собственной огненной боли в пальцах, отгораживаясь от рычания девочки. Внутри что-то заколебалось, и когда его лёгкие снова наполнились собственным запахом крови, то это нечто зашевелилось сильней и стремительно рвануло вверх.

Бешено залаял пудель и вдруг завизжал, заскулил и затих. Послышался звук удара и удаляющийся топот маленьких лап.

Тварюга прыгнула гостю на грудь, повалив его на пол, когти порвали куртку в клочья. Из окровавленных пальцев Ивана выпал осколок зеркала.

Вязкая слюна упала на его лицо, когда он открыл глаза и исторг из себя гулкий звериный рык. Лицо Ивана стремительно вытянулось, а изменившиеся пожелтевшие глаза теперь раздражал свет лампы из коридора.

Он зарычал и встал, с лёгкостью отрывая от себя мохнатую тварюгу, которая в недоумении тявкнула. Затем она лихорадочно забилась в его крепко держащих лапах и так же резко замерла, уставившись на Ивана невероятно округлившимися жёлтыми глазами. Парень рыкнул сильнее: мощный звук с хрипом шёл из гортани, требуя от мохнатого чудовища немедленного подчинения. Гулкий надрывный рык переходил в вой, пристыживая неопытного зверёныша, гоня прочь.

Тварюга заколебалась, затем задрожала и, со щелчком, с явным усилием втянув когти и жалобно заскулив, опустила морду вниз, признавая поражение.

Ивана отпустило. Адреналин спадал, и внутри зрело катастрофическое сожаление: вот что сегодня за дерьмовый день, которого он никак не заслужил и едва не умер?! Обидно, мля…

Иван посмотрел на мохнатое нечто, и разум вдруг накрыло вспышкой озарения. Лапы со скрипом внутреннего усилия превратились обратно, в человеческие руки. Иван достал смартфон и, сделав несколько фоток чудовища, отправил затем сообщение с фотографиями жёстко наколовшему его заказчику. «Сука, говёная, ты меня никак подставить решил? Так не на того напал! Этого квартирного монстра я сейчас… понял?! Если не получу в ближайшие пять минут сто тысяч на телефон!» Написать «убью» рука не поднималась, так что Иван блефовал…

Чудовище грохнулось на пол, затем медленно отползло в сторону, поднялось и убежало прочь. На телефон пришло сообщение о денежном переводе в двадцать тысяч. Затем ещё одно сообщение с кодом сейфа за картиной в спальне с припиской: «Бери всё» и прикрывший лицо руками смайлик.

Парень мотнул головой и громко завыл, прикладывая неимоверное усилие, чтобы перевоплотиться обратно в человека. Теперь нужно будет долгое время питаться сырым мясом в большом количестве. Только так можно восстановить силы и снова загнать внутрь пробуждённого волка. Единственно верное средство.

Обнажённая девочка спала прямо на ковре в спальне, свернувшись эмбрионом. Иван таки накрыл её одеялом, снял единственную, довольно безвкусную картину со стены, с помощью кода открыл сейф. Засранец не обманул, там было где-то тысяч двести в рублях и ценные бумаги. Парень взял деньги, бумаги решил оставить, всё же хватит с него…

«Как ты справился????» - через несколько часов дома получил Иван сообщение от заказчика.

«Секрет фирмы, сука. Сожрать меня хотели, да?» - напечатал в ответ Иван и вздохнул. В ответ неожиданно пришли грустные смайлики с извинениями. А потом, когда парень уже засыпал, смартфон взбрыкнул очередным вибрационным сообщением. «Эй, ты там как, помочь можешь? Я заплачу, сколько скажешь… Много. Только помоги, а!»

Самого Ивана в детстве после укуса оборотня чудом вылечил гипнозом один ушлый знахарь из Сибири. Гипноз и мясная диета помогали и сейчас, только вот потом зеркал лучше избегать, как и полнолуния. Но с возрастом и к этому явлению у паренька выработалась своеобразная терпимость, сводимая лишь к подкожному зуду и зверскому аппетиту на сырое мясо.

Снова погружаясь в сон, Иван решил, что так и быть – поможет, чем сможет. Ведь как говорят? Получил от судьбы лимоны – сделай из них лимонад. А деньги ему уж точно не помешают.

Показать полностью
45

Как выжить в бараке мёртвой ведьмы на Хэллоуин

Как выжить в бараке мёртвой ведьмы на Хэллоуин

- А не зассыте? - с ехидцей спросила Марина, самая красивая девушка на первом курсе универа.

- Да на раз плюнуть, - ответил Костя за двоих, то есть за себя и за двоюродного брата Гену, стеснительного умника-молчуна и лучшего друга.

- Окей, - дерзко ответила Марина, с хищной усмешкой добавив, что тогда пригласительным билетом на Хеллоуинскую вечеринку в её доме для обоих братьев станет предмет, украденный из барака, где умерла ведьма.

- Не дрейфь, прорвёмся! Чего тут в действительности бояться? Задачка для малышни из детсада! - хлопнул по плечу брата Костя и стал собираться.

Сейчас почти десять вечера. А вечеринка была ровно в полночь. На всё остальное оставалось два часа.

Они ехали на электросамокатах, в костюмах пиратов, прикрытых от холода болоньевыми куртками.

Под конец октября сильно похолодало, и хоть снега не была, но с утра и под вечер подмораживало.

Они следовали навигатору в телефоне. Маршрут уводил всё дальше от центра, к спальным районам, узким улочкам и задворкам, несколько раз заканчивавшимся тупиками, из которых потом приходилось выбираться самостоятельно.

Холодало. Ветер то стихал, то, наоборот, пробирал насквозь. Людей и машин на пути становилось меньше. Непогода приносила тишину и темноту. И понемногу каждый из братьев в душе начинал жалеть об этой авантюре. Больше, конечно, скромный Гена. Он, вообще-то, по-настоящему боялся ведьмы, о которой, даже о мёртвой, шептались в городе много. Деревенский парень, в отличие от кузена из райцентра, вдоволь наслышался в детстве страшилок от бабушки. Ему-то не пришлось пережить ничего мистического на личном опыте, но это, Гена считал, к лучшему.

Вот поэтому он втайне и спрятал в карман куртки пакетик с солью. И даже несколько раз пытался переубедить ехать в барак Костю, который – увы! – поднял страхи брата на смех, пристыдив за трусость.

А вот сейчас, едва приехали на самый конец города, в частный сектор, к заброшенному бараку, Генка с ужасом вспомнил, что из благих побуждений рассказала ему одногруппница о ведьме, недавно здесь жившей. Считалось, что ей при жизни было как минимум сто лет, и ведьма тех, кто вставал ей поперёк дороги или просто не нравился, – сживала со свету. Как она умерла – это отдельная история, но говорили: тело ведьмы из морга пропало.

Сейчас барак заброшен, но смельчаков сходить туда и днём не было. Рассказывали, что те, кто таки осмеливался, вскоре умирали.

Всё это Гена и пересказал брату, пытаясь предостеречь, но – увы – лишь больше раззадорил.

Барак находился вдали от частных домов, у поля, в темноте казавшегося бескрайним.

Шоссе закончилось прямо у остановки, где братья оставили самокаты: по глиняной колее дальше было не проехать.

Пешком дошли до покосившегося высокого забора. Приоткрытая калитка словно приглашала войти.

В бараке свет не горел. Чтобы дойти до двери, пробираясь сквозь высокую пожухшую, сухую траву во дворе, пришлось включить фонарики на телефоне. Заодно Костя стал снимать видео на память о сегодняшнем приключении, попутно шепотом делая прикольные комментарии и посмеиваясь.

- Эй, давай потише, стремно что-то очень, - приближаясь к двери, попросил Гена, ёжась от ветра.

Раньше они обошли барак и заглянули в окна, но внутри темнело, и грязные стекла были заклеены газетами, так что ничего не разглядеть.

Ветер скрипел досками забора и сухим бурьяном вокруг, взращивая в Гене ощущение тревоги. Ему было сильно не по себе и казалось – за ним с братом наблюдает множество глаз как из окон барака, так из самой густой темноты вокруг.

Он так часто оглядывался и прислушивался, что не заметил, как Костя заснял его на телефон, проговорив при этом что-то ехидное и насмешливое. И чуть не вскрикнул от ужаса, когда получил от брата шутливый подзатыльник.

Костя первым зашёл на крыльцо и теперь придерживал, к удаче ли, незапертую дверь барака, с улыбкой подсвечивая через порог фонариком. Затем сказал, видя замешательство брата:

- Ну, что? Сдрейфил? - и перешагнул порог.

Гена смутился и, покачав головой, направился следом. А как иначе: они ведь с детства не разлей вода и друг за друга горой.

Внутри воздух затхл и пахло пылью.

У братьев запершило в носу, и они, не выдержав, чихнули.

…Звук далеко разносится в тихой комнате и тут же замирает. Они ждут, выключив фонарики, прислушиваясь. И готовы драпануть прочь в любой момент.

Идут секунды, тишину ничего не нарушает.

Первым включает фонарик Костя, и он же идет вперед, за ним Гена.

Обои на стенах барака местами ободраны, местами видны крупные пятна сырости и плесени.

Мебели практически нет, и большая часть комнат пуста.

«Взять с собой нечего», - думает Костя.

Едва прошли коридор, как резко похолодало.

Тихо скрипнула дверь за спиной, звук ударил по нервам. И зашуршало что-то легонько, как пакет, подхваченный ветром.

Тут даже бесстрашный Костя напрягся, притих. Он переглянулся с братом, посветили фонариком – ничего. Только заметили, что свет словно потускнел, и стопроцентная батарея на предварительно заряженных телефонах резко съехала вниз.

«Давай вернёмся, Костя. Здесь так стрёмно», - хотел сказать Гена, но промолчал, ведь брат опять назовёт трусом. А Костя и сам спасовал, его голос дрогнул, когда выговорил:

- Там ещё две комнаты. Быстряком глянем, что-нибудь подходящее стырим и смотаемся, так?

Комната, с тяжёлой крепкой дверью, оказалась просторной, с единственным окном.

На стенах плотно друг к другу висели зеркала, разных форм и размеров. "Странно это все", - подумал Гена.

- Чертовщина, - бодро произнёс Костя, решаясь снять маленькое зеркало.

Не получилось даже сдвинуть с места.

- Приклеено намертво, что ли? - с недовольством отметил Костя.

Гена пожал плечами.

- Ой! - вскрикнул Костя и хлопнул себя по шее.

В тусклом свете фонарика они увидели крупную муху, севшую на зеркало.

- Укусила – с-сука! - сплюнул Костя и потащил Гену в коридор.

На обшарпанном полу белела изморозь. «Раньше её тут не было», - отметил Гена. А еще в начале коридора, у самой стены, напротив раскрытой настежь двери в последнюю комнату барака, стоял высокий шкаф.

- Его ведь тоже здесь не было, правда? - спросил Гена.

- Что за ерунда? - выдохнул Костя, когда дверца шкафа медленно, со скрипом открылась, а потом резко захлопнулась, и оба могли поклясться, что в свете фонариков видели тонкие, длинные пальцы, ухватившие край двери и потянувшие её на себя.

- Уходим отсюда… - попятился Костя и вдруг остановился с приоткрытым ртом, но так и не смог ничего сказать.

«Что такое?» - подумал Гена и тут же замер, застыл столбом, когда его плечо сильно сдавила узкая, в старческих пятнах ладонь с очень длинными пальцами.

- Гости нежданные-незваные – всё равно гости, ведь так? А я очень-очень рада гостям, особенно таким молодым и симпатичным ребяткам, - прошипел над ухом Генки старушечий голос.

Он взвизгнул от ужаса, дернулся, сбрасывая с плеча ладонь, и с криком "Бежим!" понёсся в конец коридора к единственной открытой двери.

Когда оказались в комнате, сразу закрыли дверь, осматриваясь. И заорали, увидев, как поворачивается дверная ручка.

На адреналине Гена схватил стул с высокой спинкой и подставил под ручку, заблокировав дверь. Из коридора продолжали ломиться. Дверь ходила ходуном, но, благодаря стулу, выдержала и не открылась.

Комнатой, где братья спрятались, оказалась обычная кухня, не считая чёрного котла, стоявшего на плите, и большого стола, тоже чёрного – в комплекте со стульями, полностью заставленного посудой. А посередине стола стояли черно-белые фотографии стариков и старух самой что ни есть кошмарной наружности. Но больше отталкивала фотография обнажённой старухи с длинными волосами и белыми глазами, у ног которой свернулось большое красноглазое существо неизвестной природы.

Едва братья посмотрели на фотографии, как у обоих возникло чувство, что белоглазая старуха смотрит прямо на них.

Мороз прошел по коже, и Костя с Геной вздрогнули, с трудом отведя взгляд от снимков.

Не сговариваясь, братья поспешили к окошку, частично заклеенному газетой. Увы, рама то ли рассохлась, то ли отсырела, но не поддавалась.

- С-сука, - сказал Костя, взявшись за голову, когда увидел, что в щель под дверью заползают крупные чёрные мухи. Сразу зачесалась шея в месте укуса.

- Отойди, - велел Гена и, схватив стул, размахнулся и со всей силы бросил его в окно.

Стекло взорвалось осколками. Мухи с жужжанием взвились в воздух, грозя вот-вот атаковать братьев.

Костя натянул куртку и надел капюшон, давая жестом понять, чтобы брат сделал то же самое.

Телефоны они быстро спрятали в карманы.

Отбиваясь от мух и стараясь не порезаться осколками, братья выскочили на улицу.

Пока выбирались из бурьяна, светя фонариком, окончательно посадили батареи телефонов.

На этот раз им пришлось перелезать через забор: калитку в темноте не нашли.

- Вот так приключение! - залихватски отметил Костя, добавив, что сделанного видео должно хватить для приглашения на вечеринку.

Чем ближе они подходили к остановке, тем становилось тревожнее. Было слишком тихо, и тусклый старый фонарь едва разбивал плотную, словно сгустившуюся темноту вокруг.

- Интересно, сколько времени? - спросил Костя.

Гена пожал плечами и чертыхнулся, заметив, что самокаты исчезли.

- Епта! - в сердцах топнул ногой Костя, игнорируя попытку Гены его успокоить, что исчезнувшие, взятые ими напрокат самокаты легко отследят по трекеру.

- Как теперь отсюда до вечеринки доберемся? Телефон сдох, такси не вызвать, - продолжал злиться Костя. Затем, пихнув ногой пустую урну, успокоился.

- Может, на автобусе доедем или на маршрутке? - предложил Гена.

- Не-а, здесь их явно не дождёшься так поздно, - вздохнул Костя и почесал шею.

Подходя ближе к частным домам, братья чувствовали, как все сильнее становится не по себе. Во-первых, было очень тихо, а Гена точно помнил, что, когда сюда ехали на самокатах, собаки громко лаяли. Во-вторых, еще и небо посветлело, но вот ни луны, ни звёзд, как он ни вглядывался, не видно. От неприятных наблюдений парню становилось жутко.

- Ты ничего не слышал? - внезапно спросил Костя.

Гена покачал головой.

- Мухи жужжат, - добавил и замолчал, снова почесав шею, брат.

Возле недостроенного здания, загороженного блочным забором, фонари светили ярче, и братья остановились чтобы сориентироваться.

- Мы точно здесь не проезжали! - отметил Гена, который всегда мог положиться на свою великолепную память.

- Угу, похоже, мы заблудились, - грустно согласился Костя и предложил вернуться к частным домам, попросить помощи.

Гена неожиданно замер на месте, присмотревшись к блочному забору рядом.

- Чего это ты? - начал было спрашивать Костя, проследив его взгляд.

Гена поднял руку – на стене забора тени нет. Он попрыгал на месте, поднял ногу и обе руки – ничего не изменилось.

- Ты меня разыгрываешь? - натужно рассмеялся Костя, не в силах поверить увиденному.

Гена – бледный, с испариной на лице, взглянул с обидой и помотал головой.

Тогда Костя сам встал возле забора и, посмотрев на свою тень, не нашел оной. Он махал руками, поднимал ноги, вертелся, крутил головой – всё было как прежде.

- Ты чего, брат? - участливо спросил Глеб, когда Костя, присев на корточки, расхохотался и вдруг всхлипнул. - Не раскисай.

- Мы – что, в другом мире, да? - спросил Костя.

Гена не ответил.

Они кричали, стучали в калитки, но ни в одном из частных домов не послышалось ни звука и не загорелся свет в окнах.

Братья прошли всего две улицы и очень устали, словно пробежали несколько километров. Дыхание сбилось, появилась одышка.

- Как же пить хочется, - вздохнул Гена, усаживаясь на скамейку на остановке.

Тишина давила на нервы. А присевший рядом Костя ругался сквозь зубы, то почёсывая шею, то отбиваясь от невидимых Генке мух.

Гена сам не заметил, как задремал. Костя – тоже. А когда проснулись оба, как от толчка, Костю стошнило. Покрывшийся холодным потом, брат пожаловался на плохое самочувствие. Гена молчал, с ужасом уставившись на свои руки и не веря своим глазам. Пальцы скрючились, на коже буграми выступили вены, а кожа стала сухой, как пергамент.

Оставаться здесь долго нельзя – так интуитивно чувствовали, но в растерянности, не зная, что именно делать, с чего начинать, продолжали сидеть, потеряв ощущение времени. Костя часто стонал. Брата лихорадило.

- Нам надо вернуться, - сказал Гена.

- Что? Куда? - тихо переспросил Костя, с трудом размыкая сухие, потрескавшиеся губы.

- В барак, к ведьме. Думаю, там находится выход в нашу реальность. Нужно в точности проделать обратный маршрут и выйти через входную дверь. Понимаешь, во всех играх, фильмах, книгах так делали. И нам надо попробовать.

- Что? Я не смогу, - простонал Костя

- Сможешь. Я тебе помогу, - подхватил его под руки Гена.

Возвращаться к бараку оказалось тяжело обоим. Костю снова стошнило, от слабости он едва стоял на ногах. А у Гены появилась одышка: стоило сделать пару шагов, как задыхался, словно астматик. Но он заставлял себя двигаться вперед и, прилагая титанические усилия, помогал идти брату, а чаще тащил его. Гена чувствовал: если остаться здесь, то будет хуже – и смерть неминуема.

Как они забрались обратно в барак – едва помнили, но понимали, что чудом, не иначе. Хотя порезов от стекла избежать не удалось, но внутри как-то сразу полегчало. Генка смог нормально дышать, а у Кости прошло головокружение. На кухне было темно, и двигались они к закрытой двери практически на ощупь. Каждый понимал: если их услышат, то страшно даже представить, что будет.

- Может, пробудем здесь до утра? - шепнул Костя.

Но Гена был непреклонен, потому что его изменившиеся руки здесь так и не стали прежними. Он специально тщательно пощупал их и вздрагивал от ужаса и омерзения, когда касался словно чужой, пергаментной кожи.

- На «раз, два, три», - сказал Гена, и они, задержав дыхание, открыли дверь и вышли в коридор.

В густой, мёртвой тишине братья слышали, как колотятся их сердца. Шли медленно, чтобы не шуметь.

Темноту вокруг иногда разбавлял тусклый свет от фонаря снаружи, просачивающийся в коридор из открытых дверей в комнаты.

Когда до выхода оставалось всего ничего, впереди мелькнуло что-то белое, размытое и вдруг остановилось, словно поджидая их. Затем понеслось прямо на братьев.

Заорав, Костя и Гена кинулись к ближайшей открытой двери в комнату. Заскочив внутрь, с трудом закрыли дверь.

Жалко – не повезло: на ней нет задвижки – или стула рядом, как раньше. Поэтому Костя и Гена прижались к двери спинами, прислушиваясь. И вздрогнули, услышав за дверью громкий старушечий голос:

- Вернулись, не заблудились-таки голубки. Значит, будет мне что подать гостям к праздничному ужину.

Когда дверная ручка начала поворачиваться, Гена, вспомнив про соль, отпихнул Костю в сторону, а сам, нащупав в кармане мешочек, торопливо высыпал дорожку из соли возле двери. Ручку тотчас отпустили.

- Вот негодники! Солью запаслись, - прошипела старуха, удаляясь от двери. – Ничего, подожду, управу найду. Деваться, мальчики мои, вам некуда. Всё равно на мясо пойдёте.

Когда в коридоре стихло, Костя спросил:

- Что теперь делать будем?

- Посиди пока тут, - попросил Гена.

Блуждая по комнате на ощупь, Гена нашёл окошко, сорвал с него газету – в помещение тотчас проник слабый свет от уличного фонаря.

Как Гена и предполагал, они попали в комнату с зеркалами, потому что в поисках окошка на ощупь он стараясь подальше отогнать нахлынувший от находки страх, обнаружил холодные и гладкие поверхности на стенах. Сейчас, когда опасения подтвердились, страх вернулся.

Это худшая комната в бараке! Недаром Гене деревенская бабушка в детстве всякое рассказывала о зеркалах, коими в темных делах часто пользовались ведьмы.

Гена смотрел в окно и сомневался: если они выберутся наружу, то окажутся в привычном мире, а не попадут снова в то жуткое место, где неизбежно погибнут.

Надо ждать утра. Так и сказал подошедшему Косте.

Брат согласился и, обессиленный, сразу растянулся на полу.

Гена устроился рядом, положив голову брата себе на колени.

Гудение мух услышали оба. Только на этот раз они ползли из зеркал, а не из щели под дверью – наверное, потому что там была соль.

- С-сука! - с испугом выругался Гена и достал пакет с солью – единственное их оружие против нечисти.

- Надо бежать! - пытался разбудить брата Гена, но не получалось.

Костя нечленораздельно мычал и не просыпался.

В комнате резко похолодало. Запахло тухлым и мерзким. И мухи вдруг перестали жужжать.

Костю на себе не вынести. Брат высокий, весит килограммов семьдесят, а он, Гена, тощий, на голову меньше. Но поднять брата сможет, должен.

Думая так, Гена, делал из соли круг. Он получился маленький, но с братом, если стоять, должны в нём поместиться.

В обнимку они стояли в таком узком круге из соли, что, оступишься – сотрёшь черту.

Чтобы не упасть, обессиленный Костя практически висел на брате: полусогнув ноги и обхватив Гену за плечи. Гена старался не стонать от навалившейся тяжести и просто глубоко дышал… Костя незаметно вырубился и стал ещё тяжелее.

Гена же с ужасом смотрел: большая чёрная клякса жужжащих мух с потолка пикирует прямо им с братом на головы – и вдруг, отскочив, падает на пол, словно натолкнувшись на невидимое препятствие. Гена резко выдохнул. Затем понял, что с братом дела плохи, и, как мог, похлопал его по щекам, пытаясь привести в чувство, но вызвал лишь тихий стон.

Мухи ползали по полу, снова образовав пятно. А оно вдруг увеличилось в размерах и начало расти в высоту, пока не стало походить на человека.

В отчаянии Гена стал молиться, вспомнив "Отче наш", что в детстве каждый вечер в деревне читала перед сном бабушка, а в церкви по праздникам они молились перед иконами вместе.

Он хотел зажмуриться, но так еще страшнее, поэтому глаза закрывать не решился.

Оставалось смотреть, как из глубины настенных зеркал изливается холодный голубой свет и наполняет собой комнату.

Как фигура человека из мух подбирается к ним и останавливается у самого края круга. А после замирает и встряхивается, словно мокрая собака, и теперь – это уже не просто человек, а ведьма с фотографии. Её распущенные седые длинные волосы закрывают груди и большую часть тела внизу. Кожа на лице сморщенная, некрасивый толстый нос похож на рыло, над верхней губой – большая родинка, поросшая жесткими волосками. А её глаза в голубом свете отливают голубым, но Гена помнит, что на самом деле они белые и без зрачков.

Гена дрожит, слова молитвы путаются. Ведьма щербато улыбается и вертит головой, принюхиваясь, затем облизывается и говорит, высовывая длинный язык с раздвоенным концом:

- Чую свежее мясцо. Сладенькое, сочное, вкусненькое. Наемся от пуза и гостей угощу, - и хохочет, брызгая слюной, вышагивая рядом с кругом.

Но пересечь солевую черту не осмеливается.

Гена молится и дрожит, в штанах становится горячо и мокро.

Кажется, время замерло, а ночь превратилась в вечность, и утро никогда не наступит. Тело одеревенело, каждая косточка и мышца болят. Глаза слипаются. Он щиплет себя за щёку изо всей силы, чтобы не заснуть.

Он так устал, что нет сил на молитвы, и губы Гены еле шепчут: «Господи помоги!»

Вскоре ведьма отступает от круга. Она что-то тихо бубнит у зеркал, слов не разобрать. Голубой свет тускнеет. Он словно втягивается назад, в зеркала. Темнеет стремительно – и вот уже даже тусклого света уличного фонаря не видно.

Генка на мгновение засыпает и тут же просыпается. Сердце, как барабан, болезненно бухает в груди. Остро пахнет густым мускусным, животным духом.

Вокруг ничего не видно, но чувствуется чье-то присутствие. Совсем рядом, у самых ног, есть что-то большое, шерстистое.

Жуткий звук, похожий на голодный стон и вой одновременно, сотрясает комнату, проходит по нервам и задевает что-то первобытное, дикое внутри Гены. Он в ужасе кричит и размыкает руки. Костя выскальзывает из круга и падает. Скрежет когтей по полу вспарывает холодный воздух. Сердце Гены от страха и отчаяния готово выпрыгнуть из груди. Что же делать, что? Господи, помоги! Сейчас бежать бы, но замлевшее тело не подчиняется командам мозга.

Он видит красные глаза, похожие на волчьи. Слышит, как рвётся ткань его пиратских шаровар, надетых на Хэллоуин. Голой кожи ноги касается горячий, как уголь, язык. Гена плачет.

Тихий крик петуха – такой далекий, что кажется ненастоящим. И вот он снова повторяется, гораздо громче.

По комнате с вонючим ветром проносится разъярённый вопль. Зеркала с треском лопаются. И всё стихает.

«Спасибо, Господи!» - шепчет Гена и крестится. Утро пришло. Они спасены.

Показать полностью 1
31

Туфли

- Туфли надо кормить! - заявил дед с порога, впуская Валю в квартиру, и показал на огромные старые туфли, на толстой подошве.

Вале на мгновение показалось: туфли с неприязнью смотрят прямо на неё, насупившись, сморщив замшевые носы. По коже – холодок.

- Ну, чего застыла? Заходи, если согласна! Спешу! - вспылил одетый в дорогу дед, поглядывая на чемодан.

По телефону он скупо пояснил, что у него срочное дело в деревне, что за квартирой с недавним евроремонтом должен присматривать именно родственник. Валя сразу согласилась… А сейчас от чудной дедовой просьбы и его слов о туфлях вдруг стало не по себе. Но покачала головой, понимая: будет дурой, если откажется от предложения.

Дед показал полный холодильник и где что лежит, вручил ключи, помахал на прощанье туфлям и ещё раз наказал их кормить. И ушёл. Валя же решила, что дед шутит, и просьбу всерьёз не восприняла.

Скептически посмотрела на туфли, брезгливо взяла их – и резко поставила пару на место, ибо они… шевельнулись?..

Зазвонил телефон. Мама спрашивала, как всё прошло у деда-чудилы.

- Хорошо, - ответила Валя, глядя на туфли, вроде вполне себе нормальные. - Сейчас пойду на собеседование.

- Удачи! - пожелала мама, и разговор закончился.

К удивлению Вали, доставщиком еды из кулинарного магазина её приняли сразу – вопреки бешеной конкуренции в летний сезон. Зарплату обещали хорошую, выдали форму и электросамокат. Приступать следовало завтра, с утра.

Вернулась домой вечером. Лестничную площадку у дедовой квартиры оккупировали кошки: мяукали, шипели, выгнув спины. Соседка – неопрятная женщина с бигудями в волосах, громко созывала их домой. И с откровенным любопытством посматривала на Валю, искавшую в рюкзаке ключи.

- Брысь, - отмахнулась от кошек Валя: те вдруг бросились ей под ноги, пока она вставляла ключ в замок. На дверь они смотрели, враждебно шипя.

Оттеснив кошек, Валя открыла дверь. С порога в нос шибануло звериным духом. Кошки взвыли и бросились прочь.

Валя вошла и, закрыв дверь, ахнула: бардак – в прихожей!

Испугалась. Мало ли! Ограбили? Но при беглом осмотре поняла – нет. Беспорядок, похоже, ограничился коридором: вещи из шкафа брошены на пол, коврик у двери перевернут. А на пороге в кухню стояли туфли. От них и воняло.

Неужели дедушка её проверяет? Что ж, внучку подобным не испугать. Пусть хоть ежедневно бардак устраивает.

Прибираясь, Валя поставила туфли в ванную, чтобы позднее вымыть. И забыла о них. Вечером задремала, но проснулась от шума. Громыхало за стенкой, из кухни. «Неужели у деда мыши?» - подумала Валя, вставая с тахты.

Включив свет на кухне, обомлела: у раскрытого холодильника стояли туфли! Из ванной-то их не выносила! Да ещё заляпаны ошмётками еды.

Обтёрла их тряпкой над мусорным ведром и выставила за порог квартиры.

…Утром проспала, поэтому собиралась в спешке, забыв о туфлях.

Возвращалась с работы поздно и в подъезде столкнулась с соседкой, громко и безнадёжно зовущей своих кошек.

В квартире деда встревоженная Валя сразу ощутила густой медный запах.

Включив свет, подавила крик, закрыв рот ладошкой: коридорный паркет в крови и клочьях шерсти. Из кухонной раковины торчал кошачий хвост… Её вырвало тут же.

И замерла: из гостиной шлёпало по полу тяжёлыми шагами.

Побежала в коридор. Свет вдруг погас. Валя споткнулась и упала. Кто-то мерзко хихикнул. Снова зашлёпало по полу. А затем Валю крепко дёрнули за волосы, не давая подняться. Она заверещала, отбиваясь. Руки попадали по шерстистому, зубастому и юркому. Зубы откусили ей палец. Острая боль – и Валя описалась. В кухонном свете на обои тёмного коридора ложились странные тени огромных, топорщившихся шерстью туфель, чьи мыски щерились зубастой пастью.

- Мамочка! - заголосила Валя, когда её снова резко ухватили за волосы и потянули по полу в гостиную – со всасывающим, чавкающим звуком.

- Помогите! - закричала Валя, едва не теряя сознание от боли, когда часть её волос оторвалась с влажным треском.

В незапертую входную дверь забарабанили, затем открыли. А Валю внезапно отпустили.

Шлёпанье в прихожей. Рычанье. Громкий женский визг. Грохот в ванной и жуткий болезненный вопль. А за ним жадное чавканье.

Валя помнила лишь, как ползла к открытой двери квартиры.

…В больнице врачи хотели Валю после обследования положить в дурку, а она вдруг бредить перестала. И соглашалась, что всё нафантазировала.

А вот туфли Валя втайне ото всех кормила. Они ночью приходили, есть требовали и обещали взамен желания Вали исполнять, а наевшись, исчезали. Ждали, когда её выпишут, в дедовой квартире.

Дед-то в деревне помер и, как оказалось, квартиру Вале завещал. Но Валя знала, что это туфли с завещанием постарались: сами признались, что срочно хозяин нужен. А про смерть деда она у них не спрашивала, решила думать на несчастный случай.

Показать полностью
103

Фонарь

Папа ушёл к другой женщине, и мама сказала, что Марта будет жить у бабушки.

Вещи собрали, оформили документы в местную школу, и рейсовым автобусом Марта уехала.

Увидев внучкину клетку с крысой, бабушка возмутилась, сказав: крыс в квартире не приемлет! Слёзы и просьбы, увы, на бабушку не действовали. Тогда мама посоветовала спросить в школе про живой уголок. Дело решилось: крысу приняли, а Марта обязалась её кормить…

Бабушка в ночь работала на хлебозаводе фасовщицей. А на новом месте спалось Марте плохо. Не раз она ходила попить воды на кухне и видела, как потрескивает и искрит высокий фонарь за окном. Он с огромной шляпой на лампе, весь угольно-чёрный, а ещё отбрасывал жуткую тень на асфальт – размытую женскую фигуру… Стоило присмотреться, и странности исчезали, поэтому Марта молчала.

В классе выделялись рослые сёстры Капустины. Узнав, где Марта живёт, они словно нарочно рассказали о женщине, что на фонаре за домом повесилась. Марта недоверчиво возразила, что они всё придумывают. Капустины переглянулись и предложили узнать у бабушки. Марта, вернувшись из школы, сразу и спросила. Бабушка пояснила:

- Да, было такое... Но ты, внучка не бойся. В темноте, главное, из квартиры не выходи. На всякий случай. Говорят – самоубийство. Дело противное Богу, а ещё сорока дней не прошло, – зевнула и вернулась к делам.

Утром Марта привычно встала пораньше – зайти в живой уголок покормить Шуршулу.

Когда уходила, увидела у дверей в живой уголок сестёр Капустиных – при виде Марты сразу убежали.

На уроках Капустины сидели позади и только мешали просьбами о помощи: то, Марта, помоги с примерами, то подскажи ответ на тестовое задание по русскому. Марта сначала отзывалась и помогала, но вскоре не выдержала, резко ответив, чтобы не мешали. Капустины надулись и на перемене дразнить начали и одноклассников подговаривали, а мальчики, по их указке, дёргали Марту за волосы. Обозлившись, Марта, дала отпор мальчикам и с Капустиными разобралась. Классная руководительница написала строгий выговор в дневнике и обещала позвонить бабушке.

На следующий день в живом уголке пропала Шуршула. А у двери в класс Марту поджидали ухмыляющиеся сёстры Капустины.

- Твоя крыса у нас, - заявили они и добавили: если Марта хочет вернуть её в целости, то должна сделать следующее... И рассмеялись.

Марта от неожиданности растерялась и согласилась.

Бабушке ничего не сказала. Та и так злилась на Марту после звонка классной.

Когда стемнело, Марта направилась к квартире покойной, где сразу вспомнилась чёрная тень, виденная у фонаря ночью. А если Марта зайдёт в чужую квартиру, а тень самоубийцы сразу нападёт?..

От собственных предположений Марта разозлилась, и злость придала сил войти, как оказалось, в незапертую квартиру. Сколько Марта ни искала Шуршулу, не нашла. «Гадюки!» - обозвала Капустиных Марта и расплакалась, затем вернулась и обнаружила у двери в квартиру записку: «Ищи возле фонаря…»

«Если они думают, что я испугаюсь и не пойду, то ошибаются!» - разъярилась Марта и пошла.

Фонарик на телефоне работал, пока обходила дом, затем телефон разрядился. «Как же холодно», - поёжилась Марта.

Вокруг темно, нет света в окнах. Марта услышав шорох, остановилась и, не видя, позвала Шуршулу. Во тьме узнаваемо пискнуло.

Фонарь неожиданно загудел, засветился тусклым призрачным светом. Стало жутко, ноги отказывались подойти к столбу, где на коротком шнуре висела Шуршула.

Смотря только на крысу, Марта дошла до фонаря, затем присела, развязывая любимицу и впуская её под рукав куртки. И вдруг поняла, что не может встать и пошевелиться, потому что кто-то крепко надавил на плечи.

- Мамочка… - в панике прошептала Марта.

- Голодно! - загудело в ушах.

И от этого пронизывающего насквозь, вибрирующего болью в костях и зубах звука Марта почувствовала, что описалась. Ойкнула, когда уха коснулось что-то острое, навевающее мысли о  больших зубах у чудовища.

- Накорми меня, - прозвучало угрожающе.

И Марта, словно со стороны, увидела за спиной размытое лицо с серыми, цвета пыли, губами, за которыми прятались острые зубы. Марта задрожала, осознавая, что, если сейчас ничего не предложит чудовищу, оно сожрёт её саму.

Не выдержав ужаса, Марта заорала:

- Забирай Капустиных! Они плохие, бери их!

В ответ рассмеялись и отпустили.

Марту без сознания поутру нашла возле фонаря бабушка и вызвала скорую. Внучка, придя в себя в больнице, ничего не помнила, только гладила Шуршулу, отрицательно качая головой, когда спрашивали о пропавших сестёр Капустиных.

Врачи объяснили состояние девочки шоком и вскоре выписали. А альбом Марты стал заполняться рисунками, где чёрная фигура с размытым лицом пожирала девочек, очень похожих на сестёр Капустиных.

Показать полностью

Пробка

Домой Гриша ехал малознакомой дорогой. Впереди образовалась пробка. Надвигалась гроза.

Вдруг Гриша заметил: автобус с машинами уходят налево. Свернул тоже, радостно думая, что объезжает пробку. Гроза обрушилась ливнем.

Вскоре остановились. Из машин начали выходить люди в чёрном. И Гриша разглядел, что, следуя за похоронной процессией, приехал на кладбище. Стало жутко, да и машина заглохла.

Оглядевшись, кого бы попросить о помощи, он онемел, при вспышке молнии увидев в толпе покойную старушку-соседку, которая постоянно ругалась с ним. «Пойдёшь с нами, голубчик!» - услышал даже сквозь гром. Указав на него, старушка пронзительно завопила, вместе с остальными превращаясь в призрачную тень.

Гриша умер от инфаркта.

45

Розыгрыш

Соня любила общение и работала таксисткой. А первого апреля она клиентов разыгрывала. Потом смеялись вместе, но как поначалу округлялись их глаза!..

… Рабочий день заканчивался. Соня везла милого старичка – к слову, совершенно не разговорчивого. Она зевнула, намереваясь включить радио, но старичок отрицательно покачал головой. Тишина в салоне раздражала, хотелось бы хоть чуточку адреналина.

На светофоре Соня притормозила и, улыбаясь, сказала: «А вы знаете, я несовершеннолетняя. Без прав – и машину угнала, чтобы подзаработать».  Старичок совсем не изменился в лице и сказал: «Вот как. А я маньяк, люблю юных барышень, а завязать не получается». Смех застрял в горле Сони.

Нож старичок достал мгновенно.

5

Чемодан

- Выходи, паршивка! – крикнул дочери нажравшийся Артём.

Заплаканная жена спешно собирала последние вещи.

- Давай в машину! Да брось эту рухлядь! - скривился Артём, глядя на чемодан в руках дочери, замямлившей про подвальную подругу. Опаздывали, поэтому плюнул.

В багажник вместилось всё – и ветхий чемодан дочки.

Вела жена – в тёмных очках, прятала синяки. Дочь Дельфина сидела напротив, рисуя глазастика с паучьими лапами.

Зелёная остановка. Жена замешкалась – Артём вспылил. Когда замахнулся,  Дельфина загородила собой маму.

- Что стоим? – сердито сел за руль.

Пахнуло подвальной сыростью. Обернулся.

Из чемодана выстрелили паучьи лапы, с влажным треском вцепились в тело Артёма и впихнули его в чемодан. Чмокнула захлопнутая крышка.

Показать полностью
18

Телевизор

Льен было восемь, когда они приехали из Хошимина к бабушке в Россию. Папа тогда сгорел заживо в лодке, в которой они развозили продукты и торговали в каналах реки Меконг. Бабушка жила в квартире, где все вещи были неизменными, такими, как ещё при СССР. Так сказала мама.

При виде Льен бабушка всегда хмурилась и смотрела с неприязнью. Льен ведь внешне – вылитый красавец папа, забравший маму к себе во Вьетнам. Бабушка его не простила даже после смерти и поначалу к вернувшейся дочери с внучкой относилась очень холодно. Но вскоре притерпелась и оттаяла, стараясь приучить девочку к русской культуре и кухне. Льен ловила каждое слово бабушки, была послушной и ласковой, как и всегда. Так и сблизились крепко. А когда Льен записали в местную школу, бабушка внезапно заболела и умерла, завещав дочери квартиру, а внучке – любимый старый пузатый телевизор, который не работал. И мама собиралась выбросить его, но Льен упёрлась, не позволила.

В школе престарелая классная руководительница блюла строгую дисциплину и принципы канувшей в лету советской эпохи. Никто не жаловался. Маленький город, учителей не хватало. А Льен в классе выделялась как живым умом, так и отличной от других детей внешностью, и тем им не нравилась, была как бельмо на глазу. Смеялись над ней и дразнили, никто дружить не хотел. Она терпела и только бабушке всё рассказывала. Льен ведь в её спальню поселили, так она включала телевизор и рассказывала, и в шуме помех, кажется, проступал бабушкин голос, который её успокаивал. Так и засыпала, наутро всё позабыв.

В школе имелись свои порядки, и каждый день рождения праздновали всем классом, приходя домой к виновнику торжества. Эта участь вскоре ожидала и девочку.

Поэтому Льен не находила себе места – и мама обеспокоилась, всё спрашивала. Льен молчала, глядя на уставшую маму, которую из принципа не взяли парикмахером, и ей пришлось работать на рынке, таскать тяжести и ей ещё и недоплачивали.

Но маме пришлось сказать, когда классная не купилась на то, что у них в семье готовят только национальные блюда. Она, наоборот, обрадовалась гостям, даже зная, как много придётся потратить денег на угощение. Хорошо, что одноклассников всего восемнадцать, не то что в Хошимине.

Льен помогла маме с готовкой. Затем они столы сдвинули в зале и стульев у соседей одолжили.

В нарядном платье Льен встречала гостей. Маме пришлось вернуться на работу, иначе грозили увольнением.

Одноклассники ввалились любопытной гурьбой, шарики и подарки положили в коридоре на пол, не разувались, наперебой бросились к угощению. Смеялись и даже Льен не поздравили.

И вот кто-то включил музыку на телефоне, со стола съели всё подчистую, начали обследовать квартиру и вопросы нарочно задавали с издёвкой. Насмехались из-за старых обоев, над «стенкой», над кружевными скатертями на трельяже, обсуждали чайный сервиз, тыкали пальцем во всё и веселились. У Льен горели уши, лицо. От постоянных похлопываний по плечу и тычков заныли руки и плечи. Было стыдно и неудобно. Никогда в их старом доме гости не позволяли подобного неуважения.

Наконец, добрались до комнаты Льен. Ухохатывались с пузатого телевизора, с её старой кровати и ковра на стене, с книг на полках. С хлопком и треском что-то разбилось, с грохотом что-то упало в гостиной. В мыслях Льен наступил хаос, когда девочка увидела осколки бабушкиного сервиза и глупые ухмылки виноватых в этом. Она закрылась в туалете и плакала. Погром в квартире продолжался – до странной тишины, холодной и такой звенящей, что Льен стало не по себе.

Когда вышла проверить, то свет в коридоре словно выцвел, по обоям крались тени, и пол покрывала изморозь. Квартира казалась пустой, пока Льен не дошла до своей комнаты. Одноклассники входили туда по цепочке, как зачарованные. Шипела статика включённого телевизора. Льен от их наглости разозлилась, это помогло сбросить оцепенение. Собственный крик (в нём кипела смелость) вырвался изо рта с ломаным хрустом, едва слышный.

- Хватит, все вон!

От страха захотелось писать. Что происходит?! Пол был скользкий от изморози, но не скрипел. Льен стала у стены, огибая идущих одноклассников, - и увидела. Бабушка была в комнате как живая, только прозрачно-серая, подёргивающаяся, словно статика в телевизоре. Её глаза - белые дыры, а руки с острыми пальцами, точно сосульки из эпоксидной смолы.

Своими руками она касалась детей и что-то дрожащее и размытое из них вытягивала, как слепок их сути, похожий на мыльный пузырь. Затем отправляла в шипящий экран телевизора.

Пустые тела падали и рассыпались разноцветным конфетти… Вдруг бабушка заметила внучку и покачала головой, страшно шикнув и прижав свой острый палец к губам… Льен описалась, закрывая руками лицо, вжимаясь в стену и теряя сознание.

… Когда пришла мама, она ничего не помнила и занималась уборкой.

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!