Лига историков

Абдул Саттар Эдхи родился 28 февраля 1928 года в небольшом городке Бантва в штате Гуджарат, Британская Индия, в семье мусульман-мемонов. Его детство прошло в семье со скромным достатком и он рано узнал о страданиях. Когда Эдхи было 11 лет, его мать парализовало, и она начала страдалть от психического расстройства. Мальчик взял на себя уход за ней, что в каком то смысле стало поворотным моментом в его жизни. В то же время, когда он начал заботиться о матери, у него появилась привычка копить, откладывая одну рупию с каждых пяти, заработанных после школы в магазине тканей которым управлял его отец. Эта бережливость сослужила ему хорошую службу, побудив постепенно копить и приобретать государственные ценные бумаги.

В 1947 году, после раздела Британской Индии на Индию и Пакистан, семья Эдхи, как и миллионы мусульман, эмигрировала в новую страну. Они обосновались в Карачи, где Эдхи столкнулся с хаосом миграции, нищетой и болезнями. В 1951 году, через четыре года после переезда семьи, 23-летний Эдхи потратил часть своих сбережений на покупку крошечного магазинчика. Вместе с врачом, который научил его основам здравоохранения, он основал бесплатную аптеку и убедил нескольких друзей помочь ему организовать бесплатные курсы обучения грамоте. Чтобы быть всегда рядом и иметь возможность помочь нуждающимся, он часто спал на цементной скамейке возле своей аптеки. Деньги на работу аптеки он получал от прошлых вложений и собирая милостыню на улицах.

В 1957 году Карачи охватила сильная эпидемия гриппа. Эдхи не думая не минуты организовал на собственные деньги палаточные лагеря на окраинах города, где люди получали бесплатную вакцинацию и другую помощь. После того, как эпидемию удалось взять под контроль, благодарные жители выкупили оставшуюся часть здания аптеки, что позволило Эдхи создать бесплатный родильный дом и школу медсестёр.

Вскоре Эдхи понял, что его городу нужны машины скорой помощи. Тут вмешалась госпожа удача. Впечатлённый тем, как Эдхи справился с эпидемией гриппа, местный бизнесмен сделал крупное пожертвование, часть которого Эдхи потратил на покупку потрёпанного фургона, который он переоборудовал в бесплатную машину скорой помощи которую начал водить сам. "Я гордился тем, что первым приезжал на место аварии"- вспоминает он. Сегодня автопарк скорой помощи Эдхи вырос до более чем 600 машин по всей стране, все они оплачиваются за счёт пожертвований. Машины скорой помощи Эдхи, до сих пор обычно первыми прибывают на место происшествия, и благодаря им число погибших в ДТП сократилось вдвое.

В 1965 году Эдхи женился на Билкис Бано, медсестре, работавшей в амбулатории Эдхи. У пары родилось четверо детей: две дочери и два сына. Жена Эдхи, всегда была рядом с ним в его общественной работе. Их первая брачная ночь задала ритм на всю их супружескую жизнь. Заглянув в аптеку после церемонии, Эдхи с супругой обнаружилили 12-летнюю девочку с тяжёлой черепно-мозговой травмой. Молодожёны немедленно отвезли её в больницу и провели ночь, наблюдая за переливанием крови и успокаивая ее родственников. Вместе с женой они создали крупнейшую в Пакистане сеть по усыновлению, куда отдают брошенных детей.

Эдхи публично заявлял, что не является "очень религиозным человеком" и что он "ни за религию, ни против неё". О своей вере он говорил, что является "гуманистом", говоря другим, что "пустые слова и длинные фразы не впечатляют Бога", и что он должен "показывать Ему свою веру" через дела.

И все такие в семейной жизни не все так просто, дети работают вместе с отцом с 7 лет. Старший сын Фейсал сопровождал отца везде, однажды они вместе забирали тело убитого, а после отец омыл тело и с почестями похоронил. После этого Фейсал сильно заболел и не мог спать целую неделю. В основном детей воспитывала Билкис, пока ее муж помогал везде где только мог.

В 1974 году Эдхи основал "Фонд Эдхи", фонд рос благодаря частным пожертвованиям и волонтерам, без государственной поддержки. Сам Эдхи до конца жизни появляся на улицах собирая пожертвования в свой фонд.

Эдхи спас миллионы жизней. Его фонд помогал в Пакистане и за рубежом, во время голода в Эфиопии (1985), после урагана Катрина в США (2005), в Ближневосточных конфликтах и природных катастрофах.

Но несмотря на все добрые дела, Эдхи сталкивался с постоянными угрозами от различных группировок, часто происходили атаки экстремистов на его фургоны скорой помощи, многие обвиняли его в "неисламском" поведении. И все же он оставался нейтральным, помогая всем без дискриминации, без исключения.

Фонд Эдхи стал крупнейшей благотворительной организацией в Пакистане. Он спас более 20 000 брошенных младенцев, оказал поддержку более 50 000 сирот, обучил более 40 000 медсестёр(многие из них жертвы изнасилований, которые в начале попадали в его клиники на лечение, а после осваивали профессию в его центрах переподготовки) и управлял сотнями благотворительных центров, предоставляя еду, кров и уход по всей стране.

"Общество противоречит учению Корана, жестоко обращаясь с женщинами и не предоставляя им равных прав", - возмущённо говорит Эдхи. "Лишь 10 процентов пакистанских женщин умеют читать и писать. Именно поэтому мы так стараемся дать девочкам, которые приходят к нам, хорошее образование. Получив образование, они смогут взять свою жизнь под контроль".

Бесплатные клиники, больницы, дома престарелых, реабилитационные центры для наркоманов и психически больных. Бесплатные морги, кладбища и помощь с захоронением. Техническое и медицинское образование, консультации по планированию семьи, юридическая помощь, поддержка заключенных и инвалидов, кухни для бедных - все это создано и работает благодаря Эдхи и его фонду.

"Люди уважают меня, потому что видят, как просто мы живём, и что все пожертвования идут нуждающимся", - говорит он. Он добавляет, что лишь 10% от общего бюджета фонда уходит на административные расходы, включая зарплаты.

Эдхи всегда был известен своим невероятно простым образом жизни: у него было всего два комплекта одежды, он никогда не получал зарплату от своей организации и жил в небольшой комнате с кухонькой в штаб-квартире Фонда которая находилась в том же здании, где когда то была открыта его первая бесплатная аптека.

В 1985 году Эдхи купил участок площадью 26 гектаров , это была пустая бесплодная земля. Здесь он построил два комплекса, в одном - кухни, мастерские, комнаты отдыха и жильё для 250 детей в другом - психиатрическая больница на 1500 человек.

В местных мастерских, учителя учат детей из неблагополучных семей и сирот различным профессиям, для того что бы в будущем дети могли прокормить себя.

В 1986 году во время попытки захвата самолёта в аэропорту Карачи, Эдхи и его 54 машины скорой помощи отправились в аэропорт. Когда переговоры между угонщиками и правительством провалились, и пакистанские спецназовцы штурмовали самолёт, Эдхи и другие медики пошли прямо под обстрел, чтобы попытаться спасти раненых пассажиров и членов экипажа.

В 1993 году во время разрушительных наводнений в Пенджабе машины скорой помощи Эдхи спасли 50 000 человек. Волонтёры доставляли еду, воду и предметы первой необходимости семьям, оказавшимся в изоляции, используя предоставленные самолёты. Сейчас служба воздушной скорой помощи Эдхи насчитывает три самолёта и вертолёт, предоставленные Агентством США по международному развитию "без каких-либо условий", отметчал Эдхи. Тут стоит уточнить про "условия" ,несколько раз Эдхи отвергал помощь различных стран из-за непреемлемых по его словам "условий" которые ему предлагали (какие именно условия были предложены, он не рассказывал).

Его несколько раз номинировали на Нобелевскую премию мира, и его даже поддерживала Малала Юсефзай. Но Эдхи заявил, что премия его не интересует, и его истинной наградой и достоинством является служение человечеству.

В 1988 году он получил Ленинскую премию мира, а вообще имеет около 250 различных наград.

Абдул Саттар Эдхи скончался 8 июля 2016 года в возрасте 88 лет в больнице Карачи от почечной недостаточности, осложненной диабетом. Ему предлагали лечиться за границей, но он отверг все эти предложения, сказав что будет лечиться в родном городе. Он завещал свои органы для донорства, но из-за его возраста, смогли пересадить только его роговицы, которые подошли двум слепым людям.

Премьер-министр Навваз Шариф объявил национальный траур и государственные похороны - редкая честь для гражданского лица. На церемонии присутствовали тысячи, включая военных лидеров и обычных граждан. Эдхи похоронили в Эдхи-Виллидж в Карачи с полными государственными почестями.

Его жена Билкис умерла в 2022 году, но фонд продолжает миссию во главе с его старшим сыном. Наследие Эдхи живет в спасенных жизнях и вдохновении на доброту. Он показал, что один человек может изменить мир не через силу, а через помощь нуждающимся.

Всем спасибо, кто прочитал. Подписывайтесь будет интересно.

Еще есть группа в вк https://vk.com/club230098140 - где статьи выходят чуть раньше, есть короткие посты, и просто исторические фотографии.

Так же сообщество в телеграме https://t.me/+Y-znwBrdDJlhMTIy тут выходит, дополнительный контент 18+ и самые кровавые и ужасные истории

Но порой жизнь ставила перед губернаторами такие вопросы, которые они не могли решить самостоятельно.
Так, в 1910 г. между Департаментом полиции и николаевским градоначальником шла переписка по поводу открытия иллюзиона в г. Николаеве.
Сложность заключалась в том, что позиция Церкви была резко отрицательной по причине слишком близкого расположения кинотеатра от церкви (25 саженей).
В связи с этим перед властями города встала проблема взаимоотношений церкви и кинематографа.

Как близко может находиться кинотеатр, чтобы не мешать богослужению?
В какие дни можно демонстрировать фильмы, чтобы не отвлекать верующих, особенно молодежь, от церковных служб?
Встал вопрос и о репертуаре, о том, можно ли изображать библейские сюжеты, демонстрировать фильмы в Великий пост.
В конечном счете открытие иллюзиона было разрешено, так как, согласно законодательству, на том расстоянии подобное соседство было допустимо.
Но владельцу кинематографа было жестко предписано, чтобы музыка и игра на музыкальных инструментах не производились в часы богослужений [4, Л. 57-59, 99, 104].

В издаваемых циркулярах указывалось, что «безусловно не могут разрешаться к постановке картины... в коих представители воинского звания выводятся в обстановке, могущей оскорбить чувства тех, кому дороги достоинство и честь русской армии, сцены из жизни духовенства, направленные к умалению престижа лиц духовного звания, шаржи на политически злободневные темы, представляющие в карикатурном виде представителей правительства и т.п.» [Л. 31 об].
Подобные циркуляры призваны были направлять деятельность полицейских властей на местах.

Однако с развитием кинематографа возникали все новые и новые проблемы, и точное следование циркулярам становилось уже невозможным.
В таких случаях губернаторам давалось право действовать по собственному усмотрению. Иногда они пользовались этим правом достаточно широко.
Так, в 1910 г. московский губернатор, вопреки мнению церковнослужителей, разрешил демонстрацию фильма «Легенда о храбром Георгии», в котором путем «живой фотографии» повествовалось о подвигах преподобного Георгия Победоносца [1, Л. 210].

После того как на Департамент полиции был возложен надзор за кинопродукцией, объектом его особого внимания стали как документальные фильмы, так и художественные ленты, вызывавшие большой общественный интерес. При этом Департамент не только запрещал к показу те или иные 198

фильмы, но порой и наоборот - прямо поощрял распространение некоторых из них.
Наглядным примером тому явилась лента, выпущенная акционерным обществом «А. Ханжонков и Ко» под названием «Пьянство и его последствия».
Фильм, состоящий из четырех частей, был снят по заказу Всероссийского трудового союза христиан-трезвенников и приурочен ко дню проведения в апреле 1913 г. Всероссийского праздника трезвости.
Его демонстрация длилась два часа и сопровождалась комментарием доктора Вержбицкого, где в общедоступной форме было показано разрушительное действие алкоголя на организм человека и его последствия - рост преступности, наследственной заболеваемости и т.д.
Никандр, епископ Нарвский, даже разрешил в течение двух вечеров демонстрацию фильма в храме. А одна из петербургских газет писала: «Картина эта производит сильное впечатление на зрителей, давая им наглядное понятие, как спиртные напитки губят физическую и нравственную мощь человека» [Л. 122].

<...>

Далеко не всегда, однако, Департамент и представители духовенства действовали в полном согласии.
Если Департамент исходил из того, что даже во время постов народ надо было чем-то занимать, то часть духовенства придерживалась более консервативной позиции.
Так, в январе 1916 г. епископ Сарапульский Амвросий обратился в Городскую думу с ходатайством, чтобы под праздничные дни не работал ни кинематограф, ни другие увеселительные учреждения, «так как это отвлекает значительную часть слабовольных людей от посещения церковных богослужений». Как писал Амвросий, «справедливо кинематограф называют "великий немой". Этот "немой", однако, сильнее дурной книги, вернее худого театра развращает всех: и грамотных, и безграмотных» [4, Л. 78-78 об.].

<...>

К 1916 г. Департамент полиции уже довольно свободно ориентировался в фильмах, представлявших научный интерес, несмотря на то, что их было достаточно много.
Что же касается художественных фильмов, то они были для него своего рода камнем преткновения.
По мере расширения сети кинотеатров церковь, учебные заведения, педагогические советы и родительские комитеты требовали усиления цензуры, считая, что «современный промышленный кинематограф» вредно влияет на подрастающее поколение.
В связи с тем, что Департамент полиции и Министерство внутренних дел предоставили определенную свободу местным губернаторам в вопросах демонстрации фильмов, наиболее активные из них вместе с общественностью и местной полицией нередко решали судьбу кинолент по своему усмотрению.

Так, нижегородский губернатор сообщал министру внутренних дел, что для «ограждения молодежи от разлагающего влияния кинематографов» на представительном совещании было решено: «а) воспретить владельцам кинематографов допускать на обычные представления подростков и детей, как учащихся, так не учащихся в средних и низших учебных заведениях; б) предоставить владельцам кинематографов право. устраивать для молодежи специальные кинематографические представления два раза в неделю. по предварительном одобрении программы представлений особой комиссией. однако, чтобы сеансы для подростков и детей в виде общего правила не затягивались позднее 10 часов вечера» [4, ч. 1. Л. 9-9 об.].

В то же время другие губернаторы проявляли осторожность и оглядывались на Департамент полиции.
Так, в марте 1910 г. смоленский губернатор сообщал в Департамент, что публика охотно посещает кинематограф, но в некоторых фильмах «попадаются иногда сцены тенденциозного содержания». К примеру, в Смоленске были показаны картины под названием «Провокатор» и «Честь женщины», в которых жандармы, чины полиции, офицеры и генералы были изображены в неприглядном свете.

Серьезные коллизии возникали и в случаях, когда речь шла о фильмах острого общественно-политического звучания.
Примером может служить фильм, снятый во время похорон Л.Н. Толстого. С просьбой о разрешении показа этой картины в Министерство внутренних дел и Департамент полиции обращались многие люди, в том числе и владельцы кинематографа. А губернский секретарь г. Николаева А. Зеленский в телеграмме на имя министра внутренних дел писал: «Милостивое внимание и горестная отметка государя императора на докладе вашем о кончине великого писателя позволяет мне надеяться на положительный ответ» [1, Л. 64, 74]. На докладе министра Николай II начертал: «Скорблю о смерти великого писателя, а в вопросах религии - Бог ему судья» [1, Л. 64, 74]. Несмотря на неприятие взглядов Толстого православными иерархами, реакция Департамента на это ходатайство была положительной.

Много хлопот доставили Департаменту фильмы по произведениям А.И. Куприна. Все началось с заметки публициста М.О. Меньшикова, помещенной в газете «Новое время» под заголовком «Еврейские проделки». Меньшиков возмущался демонстрировавшимся в Москве фильмом «Поединок» по повести Куприна. Его острое недовольство вызвали некоторые сцены из фильма, особенно сцена суда общества офицеров, изображенного, по его словам, столь тенденциозно и карикатурно, что это можно было счесть за оскорбление чувств «не только представителей воинского звания, но вообще всех тех, кому дорого достоинство отечественной армии» [1, Л. 30-30 об.].
В Департаменте после этого был подготовлен грозный циркуляр, запрещающий фильм, но в таком виде он не был подписан товарищем министра.
Возможно, здесь сыграло роль письмо московского градоначальника Адрианова в Департамент полиции, который встал на защиту московской полиции, разрешившей фильм.
Он сообщил, что лично смотрел этот фильм в конторе «Бр. Патэ» в Москве и «должен заявить, что ничего позорящего офицеров я в ней не нашел; артисты, изображавшие офицеров для ленты, по происхождению все русские и были приглашены из труппы императорского Малого театра и частных театров Корша и Зимина. Суд общества офицеров... изображен не так, как он обычно происходит, а в более торжественной обстановке. Судьи одеты в парадную форму, чего в действительности не бывает».
Далее градоначальник сообщил, что фильм не вызывал протестов зрителей [1, Л. 77-78]. В конце концов запрет на фильм так и не был наложен.

Гораздо серьезнее обстояло дело с другим фильмом, поставленным в 1915 г. по произведению Куприна «Яма». Фильм еще не демонстрировался, а в Министерство внутренних дел уже поступило прошение за подписью «Отцы и матери своих детей» без даты и обратного адреса. В прошении говорилось, что режиссер Василий Функе снял картину, знакомящую «с ярко выраженной жизнью проституток в заведении». Ввиду того что «синематограф служит лучшим и любимым развлечением подростков и детей, а картина "Яма" Куприна - сплошной разврат, покорнейше просим обратить внимание на картину и не допустить наших детей до такого ужаса, чтобы они смотрели "Яму"».
С ходатайством за разрешением обратился сам Куприн, который доказывал, что в картине не показаны «все резкости оригинала» и поэтому картина «не может быть вредна для юношества», что фильм «вышел поучительным и трогательным». Поэтому он просит выпустить эту ленту, которая будет одним «из средств в борьбе с проституцией» [5, Л. 17-18].
Одновременно с ходатайством Куприна в министерство обратилось и Русское кинематографическое товарищество. От его имени директор-распорядитель Л.И. Пирогова писала: «С начала войны приток заграничных картин сам собою прекратился и перед русской кинематографической промышленностью встала неотложная задача расширить свою работу, ввести ее в национальное русло. Уже за истекший год русское общество воочию убедилось, что русские постановки не только не уступают заграничным, но по глубине содержания, по выбору тем и литературности сюжетов, в которых главным образом проводятся общечеловеческие национальные идеалы, они неизмеримо выше того шаблона и рутины, которые стали неизбежными почти в каждой заграничной постановке. Материалом инсценировок мы признали литературные произведения только известных писателей, притом таких, которые были признаны Академией наук, русской читающей публикой и за границей. Выбор наш остановился на писателе А.И. Куприне: чтимый в России, изданный таким семейным журналом, как "Нива", переведенный на все европейские языки и, наконец, получивший премию Академии наук, А.И. Куприн как раз удовлетворял всем трем этим основным условиям. Русское кинематографическое товарищество инсценировало его известную повесть "Яма", тем более что она встретила просвещенное к себе отношение со стороны московской прокуратуры» [5, Л. 27].
Пирогова считала, что «картина не может вредно влиять на юношество, но как раз наоборот - принесет огромную пользу обществу потому, что явится нужным предостережением для спасения многих девушек, идущих в большой город на заработки» [5, Л. 27]. Однако ответ Департамента был отрицательным: картина «Яма» к демонстрации так и не была допущена.

Нужно сказать, что чем дальше развивался кинематограф, тем сложнее было Департаменту нести ответственность за тот материал, который демонстрировался в разных городах России.
Порой запрещенный в одной губернии, фильм под другим названием мог идти в другой.
Владельцы кинотеатров имели большие доходы, и им не хотелось отказываться от картин, которые пользовались популярностью у населения, но запрещались полицией. Росло и количество жалоб, поступающих губернаторам, а через них в Департамент полиции от родителей, педагогических советов и учащихся о «вредном влиянии современного промышленного кинематографа на подрастающее поколение», с предложением усилить контроль за фильмами, установить для учащихся определенные дни и сеансы.
Как видно из информации, поступавшей в Департамент, в частности от вятского губернатора уже после начала войны, власти на местах все чаще связывали рост подростковой преступности не только с призывом родителей в армию, но и с влиянием кинематографа, «где дети видят картины из быта преступников, сыщиков, действующие развращающим образом» [4, Л. 68]. Назывались такие фильмы, как «Сашка-семинарист», «Сонька - Золотая Ручка», «Новый Рокамболь» [4, Л. 21], «В золотой паутине Москвы» [4, Л. 3], «Марья Лусьевна» [5, Л.А.Л. 23] и др.

В марте 1916 г. оренбургский губернатор представил в Министерство внутренних дел ходатайство Троицкой городской думы с просьбой запретить фабрикам, «вырабатывающим кинематографические ленты, выпускать картины преступного и порнографического содержания» и установить за картинами строгую цензуру.
В обоснование своей просьбы представители городской думы прислали выписку из журнала ее заседаний, в которой указывалось: «Повсеместное увлечение кинематографом в последнее время доходит до крайних пределов. Дешевизна и доступность дают возможность часто пользоваться этим сомнительным суррогатом искусства, которое потрясает воображение самыми грязными зрелищами, тревожит нервы и повышает настроение. Кинематографические картины со сценами различных преступлений, картинами порнографического содержания рельефно запечатлеваются в молодых умах, возбуждая в них стремление к подражанию. Кинематограф не развивает вкуса толпы, не смягчает ее грубых инстинктов, а развращает ее» [4, Л. 134-135].

Вопрос о кинематографе становится вскоре предметом рассмотрения правительства.
Министр финансов 28 января 1916 г. подал на высочайшее имя доклад о необходимости введения в империи государственной монополии на кинематограф. Министр внутренних дел А.Н. Хвостов нашел это предложение «весьма желательным», считая, что при этом кинематограф может быть не столько развлечением, сколько средством образовательного и воспитательного воздействия на население [4, Л. 134-135].

Активную позицию занял в этом вопросе и директор Департамента полиции Климович, считавший необходимым собрать межведомственное совещание с участием не только представителей МВД, но и ответственных лиц из Военного и Морского министерств, Министерства народного просвещения, а также из дирекции императорских театров. В памятной записке на этот счет он писал о необходимости «воспитания населения в духе требований русской государственности [4, Л. 4-5].

<...>

Литература

1. Государственный архив Российской Федерации, далее ГАРФ. Ф. 102. 2 д-во, 1902. Д. 83.

2. См. циркуляр Департамента полиции № 2094 от 2 мая 1898 г. - ГАРФ. Ф. 102. 2 д-во, 1902. Д. 83. Л. 177, 168-169.

3. Зоркая Н.М. На рубеже столетий. У истоков массового искусства в России 1900-1910. -М., 1976. - С. 268-269.

4. ГАРФ. Ф. 102. 2 д-во. 1916. Д. 74.

5. ГАРФ. Ф. 102. 2 д-во. 1912. Д. 74.

Предпосылки

В результате бомбардировок союзниками в ноябре 1943 года заводов фирмы «Алкетт» в Мариенфельде, были повреждены цеха основного производителя САУ Sturmgeschütz III, что поставило под угрозу планы её производства. Кроме того и до бомбардировки скорость сборки САУ не удовлетворяла потребности вермахта. Помимо этого, главный инспектор бронетанковых войск Г. Гудериан указывал на необходимость создания лёгкого штурмового орудия для перевооружения противотанковых подразделений пехотных дивизий. 6 декабря доклад о ситуации с выпуском штурмовых орудий был представлен А. Гитлеру, который согласился с предложением командования вермахта о создании для производства на BMM «лёгкого истребителя танков».

История создания

17 декабря 1943 года проект новой САУ был завершён, и комиссии Управления вооружений были представлены деревянные макеты двух вариантов САУ. По задумке, машина базировалась на шасси танка Pz.Kpfw.38(t). Комиссию всё устроило, кроме основного вооружения - 105-мм безоткатного орудия, которое было решено заменить на проверенную 75-мм противотанковую пушку PaK 39. 27 января 1944 года был одобрен окончательный проект САУ, ещё до испытаний принятый на вооружение под обозначением «75-мм штурмовое орудие нового типа на шасси Pz.Kpfw. 38(t)».

Название

В танковых войсках САУ первоначально носили обозначение Panzerjäger für 7,5 cm PaK 39 L/48, с 11 сентября 1944 года сменённое на окончательное официальное Jagdpanzer 38. По германской ведомственной системе обозначений военной техники САУ был присвоен индекс Sd.Kfz.138/2. Jagdpanzer 38 получил также название «Хетцер». Чаще всего в литературе это название переводится как «охотник», что в целом не противоречит истине, но если быть более точным, то «хетцер» — это егерь, псарь, поскольку «хетце» — это травля, то есть псовая охота.

Это название первоначально было закреплено за перспективным проектом схожего с Jagdpanzer 38 лёгкого истребителя танков — E-10, но неясным образом, возможно, в результате недоразумения, стало употребляться по отношению к Jagdpanzer 38 и 11 декабря 1944 года было закреплено за ним официально.

Производство для Третьего рейха

18 января 1944 года, ещё до одобрения окончательного проекта САУ, было принято решение о производстве 1000 «Хетцеров». 28 января А. Гитлер лично определил скорейшее начало производства и увеличение его объёма как важнейшую задачу для армии в 1944 году. Для производства были выделены находившиеся на территории Чехословакии заводы фирм BMM и «Шкода». Три прототипа «Хетцера» собрали в марте 1944 года, один из которых продемонстрировали Гитлеру 20 апреля. Несмотря на массированные налеты союзной авиации в 1944—1945 годах фирмами BMM и «Шкода» было выпущено примерно 2800 «Хетцеров».

Конструкция

«Хетцер» имел компоновку с расположением совмещённого трансмиссионного, боевого и отделения управления в лобовой части и моторного — в кормовой части корпуса. Экипаж САУ состоял из четырёх человек. Хетцер» имел дифференцированную противоснарядную бронезащиту, выполненную с широким применением рациональных углов наклона. Лобовая часть корпуса имела клиновидную форму и состояла из двух 60-мм листов стали марки E22, расположенных под наклоном 60° и 40° к вертикали. Борта корпуса состояли из верхних и нижних 20-мм листов, имевших наклон, соответственно, 40 и 15°. Маска орудия имела толщину 60 мм и собиралась из литых подвижной и неподвижной частей.

Основное вооружение «Хетцера» составляла 75-мм нарезная пушка Panzerjägerkanone PaK 39/2 с длиной ствола 48 калибров. Пушка монтировалась в рамочной установке в верхнем лобовом бронелисте корпуса, со смещением к правому борту. Приводы наведения орудия — ручные. Углы наводки в вертикальной плоскости составляли от −6 до +12°, в горизонтальной плоскости — 5° влево и 10-11° вправо. Для наведения на цель орудие оборудовалось перископическим оптическим прицелом Sfl.Z.F.1a, имевшим увеличение 5×, поле зрения 8° и прицельные сетки, рассчитанные на ведение огня бронебойными калиберными снарядами на дистанцию до 2000 метров, подкалиберными — до 1500 метров и осколочно-фугасными — до 3000 метров. Боекомплект орудия на машинах ранних выпусков составлял 41 выстрел, с ноября 1944 года он был увеличен до 46 выстрелов. На машинах модификации G-13 устанавливалась пушка PaK 40. Сквозное пробитие лобовой брони Т-34-85 калиберными 75-мм снарядами при курсовом угле 0° достигалось на дистанциях до 800 метров, а при курсовом угле 30° — до 200—300 метров. По германской статистике 70% целей подбивалось 75-мм орудиями на дистанциях до 600 метров, а на дистанциях более 800 метров — лишь около 15%. Вместе с тем, даже при непробитии защиты Т-34, 75-мм снаряды могли выбивать опасные вторичные осколки с тыльной стороны брони на дистанциях до двух километров. Огневая мощь «Хетцера» в целом снижалась низкой обзорностью, приводившей к увеличению времени на обнаружение цели и уменьшению вероятности её своевременного обнаружения.

Для обороны от пехоты противника «Хетцер» оборудовался 7,92-мм пулемётом MG 34 или MG 42, размещённым в дистанционно управляемой турельной установке на крыше, впереди люка заряжающего. Командир «Хетцера» на марше мог вести наблюдение, стоя в своём люке, тогда как для обзора в бою он имел съёмный бинокулярный перископический смотровой прибор S.F.l4Z, устанавливавшийся в открытом люке и представлявший собой стандартную артиллерийскую стереотрубу с увеличением 10×. Радиостанция ловила на 4-6 километрах.

На «Хетцере» устанавливался рядный 6-цилиндровый карбюраторный двигатель жидкостного охлаждения мощностью около 160 л.с. Два топливных бака, ёмкостью 220 и 100 литров, размещались в моторном отделении и обеспечивали запас хода по шоссе около 180 км. Топливом служил бензин с октановым числом не менее 74. Максимальная скорость по шоссе достигала 40 км/ч. По пересеченной местности - около 15 км/ч.

Эксплуатация и боевое применение

Боевое применение "Хетцеров" не изобилует большим количеством ярких примеров. Появившись под занавес войны, они не успели наводнить собой войска. На них не служили асы, уничтожавшие вражеские танки сотнями и получавшие за это большое количество рыцарских крестов. В "Хетцерах", отличавшихся простотой производства и обслуживания. Чаще всего воевали экипажи, получившие лишь начальную подготовку и редко участвовавшие в нескольких атаках или отражениях союзнических танковых наступлений. В этом, равно как и в дешевизне производства, немецкий гробик был сродни советским боевым машинам. Принимая «Хетцер» на вооружение, немцы планировали оснащать им противотанковые роты пехотных, гренадёрских и кавалерийских дивизий, но ввиду острого недостатка матчасти они пошли также на формирование противотанковых батальонов и бригад, которые должны были получать штурмовые орудия.

Первые 20 машин поступили в учебные подразделения в мае 1944 года и лишь в июле были сформированы и отправлены на восточный фронт два первых полноценных боевых подразделения. Ими стали противотанковые батальоны 731 группы армии север и 743 группы армий центр. Каждый батальон имел в своём составе 45 боевых машин по 14 САУ в роте и 3 штабные. 731 батальон имел помимо линейных и командирских машин, также 4 ремонтно-эвакуационных танка.

В сентябре был сформирован 741 противотанковый батальон, раздёрганный поротно. Первая рота батальона пошла на Восточный фронт, a два оставшихся были отправлены на Западный, где также назревало большое наступление. В феврале 1945 года был сформирован 561 противотанковый батальон, а 743 был переформирован. Причём оба батальона имели неполный состав, а весной 1945 года на фронт отправились ещё два батальона неполного состава - 744-й и 3-й.

Наибольшее количество изготовленных истребителей танков «Хетцер», как и предусматривалось, поступало в противотанковые роты пехотных, гренадёрских и кавалерийских дивизий. Боевые машины очень нравились экипажам. Несмотря на имевшиеся в них недостатки, они выдерживали длительные марши, легко управлялись, обслуживались и ремонтировались, их вооружение позволяло без особых проблем бороться со всеми типами вражеских танков, а малые размеры и неплохое бронирование защищали от ответного огня. В начале 1945 года из всех "Хетцеров", имевшихся на фронтах, боеспособными были 67-68%. Остальные нуждались в ремонте, вследствие боевых повреждений или механических поломок. Это были очень высокие показатели. Например, у танка Panzerkampfwagen IV количество исправных машин в то время не превышало 57%. Если учитывать, что истребители танков постоянно участвовали в боях и использовались не только, да и не столько против танков, но и против вражеской пехоты и огневых точек, выполняя, правда эту работу лучше многих из имевшихся в наличии бронетанковых средств.

Очень хорошие отзывы получили «Хетцеры» во время боев в Арденнах, где им приходилось действовать как специалистам самого широкого профиля. В Прибалтике и Венгрии противотанковые роты, вооружённые «Хетцерами» успешно использовали разрывы в линии фронта, пробиваясь в тыл наступающих частей Советской Армии, нанося им неожиданные потери. Неплохо показали себя эти машины и во время боев в Будапеште. Некоторые ветераны отмечают удачную тактику применения этих САУ, когда 3-4 машины полностью перекрывали перекрёстки улиц, непрерывно маневрируя в ходе завязавшегося боя и прикрывая друг друга точным огнём.

Многие польские послевоенные здания обошёл эпизод об участии одного «Хетцера» в составе подразделения армии краёвой в ходе восстания в Варшаве. Машина прожила недолго и не успела отличиться большими успехами на ниве подбитие немецких танков, но получила известность под именем "Хват" среди варшавян. Описания действий "Хвата" отличаются противоречивостью, но нас интересует лишь факт его применения восставшими.

В районе озера Балатон и города Секешфехервар подразделения "Хетцеров" понесли большие потери, так как применялись большей частью, как танки в атаках на открытой местности в условиях плотного огня советской артиллерии. Большие потери понесла и группа генерала Шернера при прорыве южной Моравии. Впрочем, войска особо не желали воевать. После попытки прорыва на поле боя было обнаружено более 50 исправных "Хетцеров" и STUK 40 с топливом и боекомплектом, которые были брошены их экипажами без заметных повреждений.

Во время восстания в Праге «Хетцеры» использовали как немцы, так и восставшие пражане, причём последние захватили некоторое количество этих САУ на заводах. Иногда без вооружения, а большей частью без боекомплекта, и использовали их, как подвижные бронированные пулемётные огневые точки.

Бесспорных упоминаний в боевом использовании трофейных "Хетцеров" в советской армии не найдено, но в сентябре октябре 1945 года несколько САУ на буксире у танков Т-34 были расстреляны при съёмках кинохроники об освобождении Праги. Несмотря на позднее появление этой САУ на фронте, наши бойцы, любившие давать прозвища всем образцам военной техники, успели мы многократно окрестить эту машину. На разных участках фронта она именовалась Оса, Вошь, Колун, Зубила, Гробик и почему-то Свисток.

Оценка проекта

Несмотря на сравнительно позднее начало производства, «Хетцер» стал наиболее многочисленным германским истребителем танков, составив более половины выпуска машин этого класса, и среди германских САУ в целом уступая по численности только StuG III. Традиционно «Хетцер» оценивается историками как удачная и даже «лучшая в своём классе» САУ и «шедевр немецкого танкостроения». Хотя среди западных историков распространены более сдержанная оценка Jagdpanzer 38 и акцентирование на ряд его бесспорных недостатков, например таких, как совершенно неприемлемая теснота боевого отделения, тем не менее, и их оценки в целом являются положительными. «Хетцер» оценивается также как удачное использование базы устаревшего, но отработанного в производстве танка PzKpfw 38(t). Многие историки рассматривают «Хетцер» как оптимальное по соотношению цены и эффективности решение для танкостроения Германии, находившегося в условиях численного превосходства бронетехники противника и столкнувшегося с резким повышением сложности своих танков нового поколения, в результате чего произошло сокращение объёмов выпуска новых танков и САУ на их базе, а также снижение их надёжности. Jagdpanzer 38, кроме того, рассматривается в качестве удачной меры по повышению противотанковой стойкости пехотных дивизий, в которых эти САУ заменяли буксируемые противотанковые орудия PaK 40, устраняя недостатки последних — недостаточную мобильность и низкую устойчивость к массированной артиллерийской подготовке и налётам штурмовой авиации.

Сравнение с аналогами

Единственной среди серийных образцов бронетехники Второй мировой войны САУ, обладавшей основными чертами «Хетцера» — вооружением из близкой по мощности пушки, противоснарядным бронированием во фронтальной проекции, а также использовавшая базу устаревшего лёгкого танка, являлась итальянская Semovente da 75/46, выпущенная в 1943—1945 годах серией из 11 единиц. Итальянская САУ, при аналогичной «Хетцеру» массе, несколько уступала ему по всем основным параметрам и отличалась наличием ряда устаревших особенностей конструкции. С другой стороны, положительной чертой Semovente da 75/46 являлось среднее расположение боевого отделения, обеспечивавшее более благоприятное распределение нагрузки на ходовую часть. Среди других серийных САУ близкими конструктивно к германской концепции истребителя танков являлись советские СУ-85 и СУ-100, но сравнение этих созданных на базе среднего танка Т-34 САУ, чья масса составляла около 30 тонн, с «Хетцером» некорректно. В то же время, в СССР в 1941—1944 годах был разработан ряд являвшихся прямыми аналогами «Хетцера» лёгких САУ, таких как СУ-74Б, СУ-74Д и ГАЗ-75, по различным причинам не вышедшие за стадию прототипов. Наиболее мощная из них, ГАЗ-75, при массе, по разным данным, 14 или 18 тонн, была вооружена 85-мм пушкой Д-5С-85А и имела лобовое бронирование толщиной, по разным данным от 75 до 90 мм, расположенное под незначительными углами наклона.

Дешёвый, малоразмерный и подвижный, «Хетцер», как нельзя лучше, чем набившие оскомину "тигры", "пантеры" и их производные, был приспособлен для массового производства. Немцы довольно поздно поняли, что для борьбы с танковыми массами СССР и союзников нужны не всесокрушающие дорогие капризные монстры, а небольшие и надёжные истребители танков и боевые машины на их базе.