Сообщество - CreepyStory

CreepyStory

16 469 постов 38 895 подписчиков

Популярные теги в сообществе:

157

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори

Дорогие наши авторы, и подписчики сообщества CreepyStory ! Мы рады объявить призеров конкурса “Черная книга"! Теперь подписчикам сообщества есть почитать осенними темными вечерами.)

Выбор был нелегким, на конкурс прислали много достойных работ, и определиться было сложно. В этот раз большое количество замечательных историй было. Интересных, захватывающих, будоражащих фантазию и нервы. Короче, все, как мы любим.
Авторы наши просто замечательные, талантливые, создающие свои миры, радующие читателей нашего сообщества, за что им большое спасибо! Такие вы молодцы! Интересно читать было всех, но, прошу учесть, что отбор делался именно для озвучки.


1 место  12500 рублей от
канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @G.Ila Время Ххуртама (1)

2 место  9500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Drood666 Архивы КГБ: "Вековик" (неофициальное расследование В.Н. Лаврова), ч.1

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори
Показать полностью 1
127
CreepyStory
Серия Темнейший II

Темнейший. Глава 28

Между Шабановичами и Крайницей было полтора дня пути – если идти всей Дружиной Смерти. Долго. За это время до крепости могли донестись вести о вторжении – всегда имелся риск, что Мицеталий не доглядел за почтовыми голубями, или у кого-то из горожан имелись личные пташки, которые могли и перенести весточку. Тогда защитники могли подготовиться к визиту некроманта, что серьёзно осложнит штурм.

Пять сотен на стенах? Даже тысяча мертвецов понесёт большие потери, тем более, если Камил снова не сумеет управлять пробравшимися за стену покойниками. Он подумывал бросить вперёд только конную Дружину, тогда бы он опередил даже птичек, совершив внезапный удар ещё днём. Но если защитники были бы уже готовы к визиту, то такой внезапный штурм был бы фатален. Требовалась разведка. С чем Камил и обратился к Лазарю.

Однако через некоторое время Лазарь принёс неутешительные новости.

-- Дальше мы не видим, -- сказал он.

-- Это ещё как?

-- Мицеталий говорит, что это слишком далеко от нашего Плесенника. Его сил не хватает, чтобы контролировать птиц…

-- Почему же вы раньше не сказали, что у него есть пределы? Вы хоть понимаете, что это может привести к срыву нашего вторжения, происходящего пока что попросту идеально??

-- Мы сами не знали, только подозревали. Мицеталий ещё ни разу не заходил настолько далеко – не было такой надобности.

-- Выходит, что и птиц в крепости перед нашей атакой он убить не сможет?

-- Получается так… И я не смогу, пока мы будем там, передавать вести от других частей армий.

-- Прекрасно! Просто, чёрт возьми, восхитительно… Но ведь Серебряный Перевал примерно на этом же расстоянии от вашего плесенника, что и Крайница? Или я ошибаюсь?

-- Перевал всё равно ближе. Частички плесени от нас распространяются так далеко, но они рассеиваются южными ветрами, ведь постепенно начинается весна, а мы как раз идём на юг. Поэтому Мицеталий даже здесь плохо видит и плохо слышит. Мицеталий приносит свои извинения и надеется, что вы не будете злиться и не затаите обиду на него... Мы не ожидали, что так получится. Надеемся, что всё будет хорошо.

-- Ладно. Выкрутимся. Просто это слишком неожиданно получилось, -- буркнул Миробоич.

Он уже задавался вопросом, каким же именно образом происходит процесс видения на колоссальных расстояниях, но не был способен дать вразумительный ответ. А ведь найди он этот ответ, то найдёт и способность лишить Мицеталия этого преимущества, когда что-то пойдёт не так. Если Лазарь сказал о частичках Плесени, витающих в воздухе, значит сообщение происходит при их помощи. Это можно было как-то использовать, следовало только придумать – как именно.

-- Мицеталий говорит, что для того, чтобы видеть дальше, ему потребуется возвести ещё один плесенник, примерно в этих землях, -- сказал Лазарь. -- Тогда он сможет покрыть больше земель. Лют Савохич может заняться этим делом сразу после захвата Глушицы, к которой он уверенно приближается и к которой скоро прибудет…

-- Нет, -- отрезал Камил. – Никаких плесенников. Всё должно сперва утрястись. Если народ узнает, что мы создаём плесенники, источники страшной заразы, на захваченных землях, то народ может ополчиться против нас! И тогда наше положение будет кошмарным. Поэтому пусть Савохич пока придержит лошадей и оставит это дело на потом.

-- Но тут уже есть плесенники, -- сказал Лазарь. -- В каждом княжестве есть хотя бы по одному старинному захоронению, где хоронили тысячи умерших от Плесени. Нашему культу остаётся лишь занять их, чтобы там пустил корни новый Мицеталий, постепенно наращивая силы.

-- И что же, потом будет несколько Мицеталиев?

-- Конечно!

-- Я подумаю над вашим предложением, -- буркнул Камил. -- Но возведение нового плесенника во взятии Крайницы нам прямо сейчас не поможет – вы просто не успеете это сделать. Сейчас же нужно думать, как нам быть дальше, если пташки Мицеталия не способны дотянуться до этих земель. Искать иные способы войны. Ведь планы наши претерпевают сильные изменения…

-- Как скажете, Ваше Темнейшество, -- ответил Лазарь и замолк.

Дурной казалась перспектива оказаться в кольце из плесенников. Культисты исповедовали опасную религию, способную и вправду уничтожить весь мир, обратив его в Плесень – если только позволить разрастись этой скверне, набрать ей сил. Не бывать тому, решил Камил. Он не позволит Мицеталию разрастись!

Когда Камилу довелось оказаться с Корнелием наедине – на одной из стоянок, где дружинники готовили еду в котлах – то он решил заговорить о терзавших его мыслях, которыми он не мог поделиться при культисте.

-- Похоже, скоро они начнут требовать очень многого от меня, -- Камил говорил тихо, чтобы никто не услышал. -- Но я не могу им отказать. Пока я сам слаб и во многом полагаюсь на культ. Это весьма полезная сила. Но я не могу им и дать согласие, ведь тогда они могут резко усилиться – вон какую дружину они уже себе подняли… и я могу сделаться их невольным рабом… по мне так лучше отказать и повоевать с Мицеталием, остановить его расползание по землям, чем стать рабом…

-- Проблема серьёзная, но не настолько, как ты описал, -- отвечал Корнелий. – Тебе не обязательно отвечать категорическим отказом. Прямо сейчас и в ближайшее время в этом нет необходимости. Просто пускай им пыль в глаза своими заверениями. Задабривай их дарами, не ведущими к усилению. Не давай им возможности заподозрить тебя в недоброжелательности, тщательно подбирая слова, объясняя причины своих запретов и ограничений. Балансируй на грани отказа и дружбы – и тогда ты используешь их силы себе во благо. Но когда придёт время – легко избавишься от них. Не бросайся в крайности, Камил. В этом и есть алхимия политики и дипломатии – превращать откровенно дурные события в неплохие, а то и в выгодные.

-- И вправду, -- хмыкнул Миробоич. – Именно так я и поступлю. Спасибо за совет, о, мудрый вампир! – Камил сделал манерный и шутливый реверанс, но совет воспринял вполне серьёзно. Примерно так он думал и сам – он так и поступил, вежливо отказав в просьбе Мицеталию, сославшись на несвоевременность. Но вот сколько ещё он сумеет оттягивать неизбежное? Насколько филигранно у него выйдет балансировать на краю междоусобицы? Вот в чём был вопрос…

Камил сосредоточился на важном – на мыслях о вражеской крепости, и о том, как бы следовало её захватить. До городка барона Крайнича они доберутся лишь на следующем рассвете; от городка им придётся нестись до самой крепости, если делать это без отдыха – до следующего полудня. И это если не делать остановок для сна, а ведь все они сильно устали… Итого – полтора дня. Быстро, очень быстро. Однако можно было сделать это ещё быстрее, чтобы уж точно уменьшить вероятность того, что Крайнич узнает о начале войны и в спешке приготовится к гостям.

Камил решил рискнуть и бросить вперёд стремительную конницу – тогда они успеют до наступления сегодняшнего вечера, когда врата замков бывают обычно открыты, чтобы пропускать купцов, ремесленников и крестьян, идущих зарабатывать и тратить свои гроши.

-- Готовьтесь к броску. Мы будем нестись галопом, -- предупредил Камил своих живых соратников, уже порядком измотавшихся.

Пришлось провести небольшие приготовления к броску, за время которых десятники разожгли костёр и немного вздремнули с позволения некроманта. Камил отыскал во всей своей тысячной дружине лёгких высушенных мертвецов – за всё время войны их число лишь уменьшалось; и если в начале вторжения Хмудгарда высушена была вся Дружина, то теперь – лишь меньшая часть. Эти мертвецы через многое прошли, и каким-то чудом выжили. Камил заметил, что большинству из них удалось сохранить свои головы, а это говорило о том, что при жизни эти бойцы были хорошими воинами – именно потому они перенесли столько сражений и остались целы даже в мёртвом состоянии.

Высушенные мертвецы садились на лошадей в довесок к не высушенным всадникам – таким образом Камил хотел привести под стены Крайницы не всего лишь сотню, а почти две, при этом сохранив скорость передвижения и не сильно нагрузив коней.

Оставшаяся пешая часть Дружины Смерти должна была брести по дороге вперёд – такой был изначально отдан приказ, пока не вмешался Корнелий, не отуплённый долгим отсутствием сна.

-- Не боишься потерять их? – поинтересовался вампир.

-- Боюсь, -- кивнул Камил. – Они очень тупы, чтобы хорошо выполнить даже такой простой приказ. Надеюсь, впереди нет больших поворотов, на которых они бы свернули в случайную сторону…

-- Да, это будет полным провалом. Ведь ты не сможешь отменить команду или дать новую, потому что будешь слишком далеко. Потерять Дружину в лесах будет полной катастрофой...

И тогда Камил решил приказать мертвецам идти за Трубадуром, который мог услышать приказы на огромных расстояниях – и вот Трубадуром он бы мог управлять, если что-то пойдёт не так. Трубадуру было приказано следовать по дороге вперёд.

Конница продолжила путь.

Десятники были и вправду хороши: они не ныли, незамедлительно выполняли приказы, проявляли инициативу, предлагая свою помощь – это были действительно вышколенные и замотивированные люди, на которых можно было положиться. В этом Камил убеждался всё сильней, чем больше с ними беседовал, изучая их и присматриваясь к ним. Все они были чем-то похожи на Никлота, хоть стоило признать, не были столь же хладнокровны – мертвецы всё ещё вызывали в них трепет.

Спать верхом на лошади, мчащейся галопом, было попросту невозможно и опасно – раньше бойцы хоть немного дремали, ибо ехали медленно, теперь же мучительная сонливость терзала всех, и даже Камила. Употреблять зелья бодрости тоже не было времени – их побочный эффект выражался в долгом сне в несколько дней по завершению действия, чего они позволить себе тоже не могли, ведь через несколько дней Дружина Смерти должна уже стоять под стенами столицы, а десятники – на стенах захваченных городков и крепостей.

Конница неслась вперёд, обгоняя встревоженные караваны.

-- Не бойтесь своего нового Царя! – обращался Миробоич к погонщикам и торгашам. – Ожившие трупы – это моё слегка забавное увлечение! В глубине души своей я, в общем-то, добряк. Только не испугайтесь, когда следом за мной сюда прибежит восемь сотен пеших трупов! Я бы на вашем месте подвинулся и сошёл с дороги, ибо они слепы и затопчут вас! В остальном – счастливого вам пути и удачных сделок!

И караванщики кивали головами, проглотив языки – они не ожидали, что некромант принесёт войну в Лунное Герцогство настолько быстро, особенно после хвастливых вестей, принесённых Нойманнами.

Солнце вознеслось к низкому зениту и быстро его миновало. Дружина оказалась у городка Крайнича – и Мицеталий едва-едва был способен на разведку в этих краях. До крепости он точно не доберётся, но орлы проникли в голубятни, разодрав пташек в городе, а Лазарь сообщил, что здесь барон оставил всего лишь тридцать дружинников для поддержания порядка – основные силы своих процветающих земель он держал в замке.

Конница налетела на городок, словно ураганный ветер, ломая многолетнюю идиллию и непоколебимое доныне спокойствие. Дружинников быстро перебили, а горожан заставили подчиниться.

Трупы оставили в городке, только доспехи и оружие Камил распределил среди мертвецов – времени на ритуалы не было. Лишь бы успеть до вечера… Управленец и местные купцы присягнули – этого было достаточно.

Проехав городок, Камил чуть поменял приказ, куда держать путь Трубадуру, ибо дорога и вправду здесь имела множество второстепенных развилок и Дружина Смерти здесь бы и заблудилась.

Конница бросилась дальше. Галоп изматывал, сил становилось всё меньше, но путь преодолевался с быстротой, никому более недоступной, кроме, разве что, перелётных птиц.

Камил заметил, что погода изменилась. Стало теплее. Снегов в этих краях было куда меньше, чем в Горной Дали. Было холодно, однако не морозно. Мертвецы не таяли, но и живые не мёрзли. Чем южнее, тем теплей, и если верить вчерашним ночным звёздам, то они уже забрались ниже Ветрограда, но Хребты поблизости и отсутствие тёплого моря делали эти края суровей. Теперь было ясно, почему Царство двигалось на юг, но почти не двигалось на север – а если и двигалось, то лишь чтобы отодвинуть границы от столицы.

Голос шамана едва был различим для культиста – сделался тихим и невнятным. Камил подумал, что таким образом культисты могли бы освобождаться из под власти Мицеталия, если бы сами того хотели, конечно же. Потом же Лазарь и вовсе заявил, ужаснувшись своему одиночеству:

-- Мицеталий больше не разговаривает со мной!

Он привык всегда ощущать незримое присутствие своего господина, но теперь культист оказался далеко от плесенника и это осознание доставляло ему почти физическую боль. Он ощутил себя брошенным ребёнком, хоть и старался не подавать виду.

Большой замок показался впереди в предзакатных лучах. Стены раскинулись на протяжённом скалистом холме, на высоком берегу широкого и бурного ручья, стекавшего с Хребтов – с некоторых сторон стены делались втрое выше за счёт скал, особенно у самых ворот на северном входе со стороны которого Дружина и подошла к Крайнице.

Из-за стен виднелись купола церквей и высоких дозорных башен, смотрящих очень-очень далеко; но Дружина Смерти тихо брела окрестными лесами, заранее свернув с дороги, и осталась не замечена – тем более, что пограничные заставы и дозоры с сигнальными кострами были выставлены с юга, со стороны земель Святого Престола. Север же казался барону безопасным.

То был скорее небольшой городок, обнесённый крепостными стенами. Довольно богатое место, Камил даже засмотрелся на местные красоты, не затронутые войнами. Прямо под стенами проходил Авалонийский тракт, приносивший пограничному городку прибыль от пошлин. Хвойные леса окружали Крайницу. За ручьём располагалась деревенька с бескрайними полями за ней, где выращивали пшеницу.

Врата были открыты, ибо солнце ещё не зашло за горизонт.

-- Вперёд! -- приказал Камил, преисполненный решимости, и все его соратники встрепенулись, приготовившись к битве. Было волнительно. Лишь бы успеть – тогда успех обеспечен.

Конница ринулась через лес по неглубоким снегам. Зашелестели и захрустели задеваемые ветви тёмных елей.

Ворота охранял небольшой отряд стражи в блестящих на солнце доспехах. Никто в городе не знал, что идёт война. Это был обычный мирный день – такой же, как и тысячи дней до этого. Последняя война в этих краях закончилась очень давно. Дружинники с шлемами набекрень веселились, обсуждая с крестьянками из окрестной деревушки, как провести вечер в харчевне; и они синхронно повернули головы в сторону гула от копыт. Дружина Смерти выскочила из густого ельника у подножия холма, метнувшись через поле угрожающим чёрно-серым пятном. Дружинники обеспокоились:

-- А это ещё кто?

-- Да бес его разберёт…

-- Вяч Шабанович приехал в гости?

-- Почему он тогда шёл через лес, а не ехал по дороге?! Да и доспехи какие-то грязные у них всех. Не к добру это!

-- Они мчат сюда, Матей! Прямо к воротам… Э-ЭЙ, НА КОЛОКОЛЬНЕ!!! БЕЙ НАБАТ!!! РАЗБОЙНИКИ НАПАДАЮТ!!

Отряд засуетился, заталкивая перепуганных крестьянок за ворота. На стенах засвистели обеспокоенные стражники. Никто не понимал, что происходит.

Камил вывел Дружину Смерти из леса, провёл её через заснеженное поле. Конница быстро, как могла, поднялась по холмику и выбралась на узкую дорожку, ведущую к воротам – с одной стороны была стена, а с другой -- пологий холм постепенно по мере приближения к воротам превращавшийся в крутой скалистый обрыв.

Мёртвые всадники, тесно сбившись, пронеслись по этой дороге и налетели на отряд. Защитники построились поперёк въезда в замок, сомкнув щиты – чтобы не пропустить странных чужаков. Но долго десять бойцов не продержались – натиск оказался слишком силён. Железяки посекли бойцов огромными секирами, сшибли их на полном скаку, проломили щиты, доспехи, головы… и прорвались за ворота во внутренний двор, убивая всех, кто стоял за ними.

Камил, мчавший позади авангарда, увидал, как защитники суетились над воротами, а потому приказал мертвецам стрелять из луков, а орлам – атаковать солдат у рычагов… но было уже поздно. Защитники оказались быстрей.

Железная решётка сорвалась с цепей. В мгновение ока она преградила дальнейший путь Дружине Смерти, похоронив под собой трёх всадников вместе с лошадьми, пригвоздив их к стылой земле.

-- Да пропади всё пропадом!! – ругнулся Камил.

Всадники врезались об эту решётку на скорости.

Сразу остановить Дружину не удалось из-за её инерции. На тесной тропе не было пространства для манёвра, поэтому и живых скоро опасно сдавило в тесноте… Лошади сваливались со скалы. Камил едва лавировал между соседними всадниками, чтобы не оказаться поломанным натиском. Но вскоре Дружина замерла под самыми воротами и под стеной, остановленная.

Со стены со свистом посыпались стрелы. Загремел набат.

Прорвавшихся Железяк окружали стражники, а Камил был слишком далеко от ворот, чтобы управлять завязавшимся во внутреннем дворе побоищем…

*

прим автора: за прототип Крайницы взял Ратае, решив не париться, так что кому хочца узнать её примерное устройство и подумать о дальнейших действиях - ставьте Kingdom Come на комп, ну или гуглите средневековые карты)

*

А спонсорам сегодняшней главы выражаю благодарность!)

Вячеслав Вадимович Шабанов 1000р "Слабенько, но камео есть камео" Ответ: не пезди, самый крутой перс в книге

Артём Сергеевич 500р

Дарья Алексеевна 300р "На соль Камилу" Ответ: ахах, в банке наверное охуели

Темнейший на АТ: https://author.today/work/442378

Показать полностью
4

Погоны для упыря

Глеб служил участковым в дыре под названием Заозёрск. Место - пиздец: туман по колено, избушек двадцать, да пара ларек «Всё для рыбака», пахнущих тухлой корюшкой и безнадёгой. Главная достопримечательность - «Чёртово болото», куда раз в десять лет кто-нибудь да провалится.

Прибегает бабка Агафья, крестится, икает от страха: «Еж, там у Чёртова болота... опять! Светится! И воет, сука, как десять голодных волков! И Васька, мой козёл, пропал! Там упырь, ёбаный! Опять упырь!»

Еж, натурально, матерится. Бабка Агафья - местная дура, но свет и вой - это уже третье исчезновение скотины за месяц. А до этого пропал бомж Валерка. Все кивают на «болотного упыря». Еж верит только в водку и УК РФ.

Вечером Еж патрулирует окраину. Туман — хоть топор вешай. И вдруг видит: между кривых берёз - свет. Не фонарь, не костёр. Холодный, синеватый, будто из под земли. А потом... вой. Не животный. Человеческий, но с дикой ноткой боли и ярости. По спине у Ежа мураши - хуже, чем от начальника из РОВД.

На земле - следы. Не копыта, не лапы. Босые человечексие ступни. Но огромные, с когтями, вдавленными в грязь. И ведут они прямиком к старой заброшенной избушке лесника - той самой, где в 50-е пропал без вести первый участковый Заозёрска, дед Петрович.

Еж, крестясь и держа на взводе табельный «Макарыч», ломится в избу. Внутри - пиздец: паутина, гниль, и... свежия пятна крови на полу. И запах - как в морге. В углу видит запертый сундук. Взламывает прикладом.

А там не сокровища. Старые, истлевшие документы НКВД. И фото. На фото - молодой дед Петрович. И приказ: «Лейтенант Петров И.С. (кличка «Страж») назначается надзирателем за объектом №731 «Болото». Ликвидация объекта при попытке побега санкционирована.»

Объект №731? Еж слышал байки. Говорили, японцы во время войны что-то тут испытывали...

Вдруг сзади - скрип. Еж оборачивается. В дверях стоит ОНО. Высокое, тощее, кожа как мокрая глина, светящиеся белки глаз. Но на лохмотьях... Висят милицейские погоны. Советские. И в руке - ржавый наган.

«Ст... стой! Милиция!» - хрипит Еж, целясь.

Тварь издаёт тот самый вой. И Еж понимает - это не упырь. Это дед Петрович. Тот самый первый участковый. Не пропал. Его превратили. Сделали стражем того, что сбежало из японской лаборатории. Или, может, он сам стал частью «объекта». И вот уже 70 лет он ловит всё, что совалось в болото, чтобы оно не сбежало дальше. Васька-козёл, Валерка-бомж...

Тварь-Петрович медленно поднимает наган. Глаза горят безумием и тоской.

Раздаётся выстрел. Но не из нагана. Это Еж выстрелил первым, почти не целясь. Пуля попала в плечо твари. Она завыла, отшатнулась... и рухнула в подпол, в чёрную дыру под избой. Оттуда донёсся плеск воды и последний хрип.

Еж стоял, трясясь. На полу лежали только старые погоны. И его рация орала: «Еж! Еж! Срочно выезжай! Бабка Агафья сгорела в своей избе! Горит синим пламенем, блядь! Горит и не тухнет!»

Еж посмотрел на чёрный провал в полу. На погоны. На синеву болота за окном.

«Объект №731... Ликвидация при попытке побега санкционирована...»

Слова из истлевших документов НКВД звенели в его черепе, как шрапнель. Он не убил оно. Он ранил Страж. И теперь из черной дыры подпола доносилось не только хлюпанье воды, но и... тихий плач. Человеческий. Женский. Знакомый. Бабка Агафья? Холодный пот струился по спине Ежа. Бабка Агафья только что сгорела за километр отсюда... Или это болото умеет тянуть голоса сквозь время и грязь?

Рация на его плече снова взвыла, как раненый зверь: «Еж! Ёб твою мать, ты где?! Бабкина изба - пепелище! Горит синим, как химзавод, и не тухнет! А из пепла... блядь... из пепла что-то лезет! Чёрное, костлявое!»

Голос напарника, обычно спокойного как удав, срывался на истерику. Еж выключил рацию. Тишина навалилась тяжёлым, влажным саваном. Плач из подпола стих. Вместо него послышалось шуршание. Что-то огромное и склизкое медленно, с присвистом, выползало из черноты. Он видел отблеск синевы на мокрой спине, слышал скрежет когтей по гнилому полу. Объект. Оно выжило. И оно было голодно. А Страж... Старые погоны на полу вдруг дернулись, будто их поднял ветер, и медленно поползли к провалу, навстречу выползающей твари.

Он понял всё. Прямо сейчас. Синий огонь Агафьиной избы - это не просто пожар. Это метка. Знак того, что цепи, державшие объект в болоте 70 лет, порваны. Упырь-Петрович был не тюремщиком по призванию. Он был якорем. Его проклятое существование, его охота на всё живое, что совалось в болото - это был ритуал сдерживания. Цена, заплаченная одним участковым, чтобы ад не вырвался наружу. И теперь якорь сорван. Или умирает. И ад ищет нового стража. Кого? Того, кто здесь. Кто в погонах. Кто причастен к старой тайне. Кто выстрелил.

Мысль ударила, как ток: "Если я уйду, это выползет. Сожрёт Заозёрск. Потом райцентр. Потом..." Но если останется? Станет Этим? Вечным сторожем на краю гиблого болота, ловцом козлов и бомжей, тварью в истлевших погонах? Через 50 лет какой-нибудь новый участковый будет стрелять в него из своего "нагана"?

Еж с диким, животным рыком сорвал с себя ремень с кобурой. Расстегнул китель. Скинул его на гнилой пол, потом - рубашку. Остался в тельняшке, которую носил со времён срочки. Потом, медленно, словно каждое движение давалось нечеловеческим усилием, он снял погоны. Тёплые, потёртые, пахнущие дешёвой колбасой и потом. Символ его ебаной, беспросветной службы.

Он посмотрел на них последний раз. Не на звёздочки, а на груз. Проклятие Заозёрска. Проклятие деда Петровича.

"Не моя смена, ёбана..." - прохрипел он, но теперь в голосе не было злости. Была ледяная, бездонная усталость. - "Не моя... война."

Он не бросил погоны в провал. Он положил их аккуратно, рядом с советскими. Как кладут венок на могилу. Как передают эстафету. Потом достал фляжку, выпил чифира до дна. Жгучая горечь обожгла горло - прощание с прежней жизнью.

Из провала донесся влажный хрип. Тварь почти выбралась. Синева из-под пола била в глаза.

Еж развернулся и пошёл к выходу. Не бежал. Шел. Твёрдо. Спина - ровно. Он не оглядывался, когда за его спиной раздался грохот - это рухнула в подпол та самая часть пола, где он только что стоял. Он не оглянулся, когда из-под земли вырвался столб синего пламени, на мгновение осветив весь туман над болотом факелом из преисподней. Он не оглянулся, когда с диким скрежетом бревен и хлюпаньем трясины изба лесника ушла в болото, как корабль, уходящий на дно. Оставив лишь круги на черной воде да пузыри зловонного газа.

Он дошёл до своего старого "бобика", завел его. По рации - мертвая тишина. Ни напарника, ни диспетчера. Как будто Заозёрск вымер. Или его никогда не было. Он выехал на хлипкий мост через речушку, огибавшую болото. И только тут, на самой середине, остановился. Вышел. Посмотрел назад.

Туман над Чёртовым болотом клубился, как живой. И в его глубине... горели два синих огня. Рядом. Один - чуть выше, ярче, злее. Второй - ниже, тусклее, и в его мерцании угадывалась какая-то древняя, нечеловеческая тоска. И доносился вой. Два воя, сплетающихся в леденящую душу дуэт: один - яростный, триумфальный, как рёв освободившегося зверя. Другой - протяжный, скорбный, как сирена уходящей в ночь милицейской машины. Вой нового Стража и его вечного Пленника. Или... нового Пленника и его вечного Стража?

Еж плюнул в черную воду. Плевок исчез бесследно.

Показать полностью
54

Тени

Человечество растекалось по вселенной, как капля чернил по промокашке галактик. Триста тысяч лет золотой экспансии, от первых робких прыжков к Альфе Центавра до невообразимого могущества Панагалактического Кооператива. Мы укротили сингулярности, плели пространство-время как пряжу, воздвигали сферы Дайсона вокруг умирающих солнц и сеяли жизнь в безжизненных пустынях миллиардов миров. Наши армады кораблей, сияющие города-звезды, сети коммуникации, охватывающие сотни галактик - казалось, мы стали вечными архитекторами реальности. Мы были «Детьми Земли», наследниками крошечной голубой точки, покорившими половину видимого космоса. Разум был нашим единственным богом, логика стала единственным священным писанием. Мы не искали богов вовне, ибо сами стали ими.

Завеса неизведанного отодвигалась все дальше, к самому краю наблюдаемого пространства. И там, в туманностях, чьи координаты были лишь абстрактными символами в звездных каталогах, мы нашли, на свое искреннее удивление, не пустоту.

Первыми замолчали зонды-первопроходцы на дальнем рубеже Галактики NGC-7320. Затем пропала колония на Квазаре-Эпсилон. Целая флотилия крейсеров, патрулировавшая рукав Андромеды, исчезла без предупреждающего сигнала. Не взрыва, не катастрофы, не боя, а просто абсолютная, леденящая тишина.

Исследовательское судно «Фарадей», оснащенное самыми совершенными сенсорами Кооператива, вошло в сектор последнего контакта. То, что оно передало, вызвало не панику, а глубочайшее, парализующее непонимание.

Они не были похожи ни на что, что было известно человечеству, ни на кремниевых кристаллических существ с Сигмы Дракониса, ни на плазменные вихри туманности Ориона. Они были иными. Данные сенсоров противоречили друг другу. Материя? Да, но плотность флуктуировала вне любых известных законов. Энергия? Присутствовала, но ее спектр был чужд, словно смотрел на нашу реальность под углом в 90 градусов. Биосигнатуры? Они были, но принцип организации жизни был чужд и непонятен. Робин Квинн, главный ксенобиолог «Фарадея», позже напишет в своем последнем сообщении: «Это не углерод. Не кремний. Не энергия в чистом виде. Это архитектура реальности, использующая иные фундаментальные взаимодействия как строительные леса. Их биология - это геометрия пространства-времени на микроуровне, о которой мы и не подозревали. Они не дышат, не едят в нашем понимании, они существуют иначе. Они - Тени в ткани бытия».

И они были враждебны по отношению ко всему живому, не из злобы или алчности, как в древних сказках. Их враждебность была столь же естественной и неотвратимой, как гравитация, как расширение вселенной. Они просто были, и их бытие стирало наше.

Война началась не с объявления, а с тихого угасания звезд. Целые системы погружались во тьму не потому, что их солнца взрывались, а потому что сама энергия, само излучение изменялось, становилось чуждым, бесполезным для наших технологий и смертоносным для нашей биологии. Наши могучие корабли, способные выдержать взрыв сверхновой, рассыпались в прах, когда через них проходила волна чего-то, что мы не могли даже назвать оружием. Это было изменение правил игры на фундаментальном уровне.

Мы бросали в бой армады кораблей, лазеры резали пустоту, гравитационные бомбы рвали пространство, сингулярные торпеды пожирали материю, но все напрасно. Наше оружие было создано для нашей физики, законы которой мы считали фундаментальными и непоколебимыми. Их реальность подчинялась иным аксиомам. Корабли Теней (так их стали называть) скользили сквозь наши атаки, как призраки. Их ответ был ужасающе прост: они протягивали щупальца искаженной реальности, и все, что попадало в их поле, переставало быть человеческим. Звезды гасли, планеты превращались в абстрактные скульптуры из непостижимой материи, живые существа испарялись или мутировали в кошмарные, нежизнеспособные формы за мгновения.

Галактики падали, как спелые плоды в бездну. Могучие цитадели Кооператива, символы нашего триумфа, становились гробницами или рассадниками безумия. Мы, Дети Земли, наследники нашей голубой планеты, покорители звезд, оказались песчинками перед приливом абсолютно чужого порядка.

Ученые в отчаянных попытках понять врага пришли к кошмарному выводу: возможно, мы для них даже не враги. Мы просто помеха, нежелательный побочный продукт их экспансии, их способа существования, их перестройки ткани реальности под свои нужды. Как плесень на стене дома, который сносят. Наше уничтожение не было актом злобы. Это было санитарной мерой Космоса, о законах которого мы и не догадывались.

Последняя широковещательная передача из Центрального Управления на Галактике М87 звучала не как призыв к оружию, а как эпитафия:

«Внимание!!! Всему Панагалактическому Кооперативу. Это конец нашей модели устройства вселенной. Мы столкнулись не с равным противником, а с иной парадигмой существования. Наша наука, наша логика, наше могущество построены на песке локальной реальности. Они - Тени, действуют вне ее парадигмы. Сопротивление бесполезно. Сохраняйте знание. Рассредоточьтесь в малые группы. Ищите убежища в межгалактической пустоте. Возможно, там, где их влияние слабее, возможно, через миллионы лет, мы сможем восстановить часть своей природы. Но надежда слабая, они - создатели иной реальности, мы же всего лишь пыль на их верстаке, где они создают новое бытие. Сохраняйте разум если сможете. Конец связи».

И Вселенная погружалась в тишину. Не тишину пустоты, а тишину после вопля. Галактики, миллиарды лет сиявшие светом миллиардов солнц и триллионов человеческих жизней, одна за другой гасли, поглощаемые наступающей Тенью. Не тьмой, а иной светимостью, чуждой и холодной. Дети Земли, возомнившие себя богами, оказались лишь мимолетным узором на бескрайнем, безразличном и куда более страшном полотне Космоса. И Тени продолжали свою работу, не замечая ни сопротивления, ни гибели, ни самого факта нашего существования. Их реальность ширилась, а наша реальность гасла как слабый огонь свечи на ветру. Без злобы, без ненависти, просто потому, что такова была геометрия Бытия, о которой мы и не подозревали.

Показать полностью
380

Я уже больше десяти лет работаю таксистом. И есть правила, которых нужно придерживаться, когда везёшь пассажиров ночью

Это перевод истории с Reddit

Есть причина, по которой мы боимся темноты.

Это знакомое, неприятное чувство, когда едешь один ночью — даже если вокруг на дороге никого не видно. Это инстинкт. Предупреждение, вшитое в сами кости. Потому что там, снаружи, есть кое-что. Существа, которым нет объяснения. Они не появляются на камерах. Им плевать на твой перцовый баллончик. Но они следуют правилам. Древним. Может, ритуалам. Я не знаю, откуда они взялись и кто их установил, но одно я усвоил: если соблюдаешь правила — они тебя не трогают.

Я просто не думал, что когда-нибудь столкнусь с этим, сидя за рулём чёртового такси.

Люди думают, что быть водителем сервиса по приложению — просто. И по большей части они правы. Ведёшь машину. Разговариваешь, если хотят поговорить. Высаживаешь. Получаешь деньги. Никакого начальника, который дышит в затылок, никакой офисной политики, никаких дедлайнов. Только дорога, твоя машина и плейлист длиной ровно настолько, чтобы не скучать между поездками.

Именно поэтому я этим и занялся. После того как ушёл с прежней работы, мне не хотелось больше иметь дело с людьми. Не по-настоящему. Я двадцать лет был механиком, держал собственную мастерскую, пока колени не сдали и дело не посыпалось. Приложения для такси появились как раз вовремя. Не нужно улыбаться, если не хочешь. Не нужно никому чинить проблемы. Просто довези туда, куда им надо.

Днём — легко. Студенты едут на пары, медсёстры берут двойные смены, кто-то без машины — в магазин. Честная, тихая работа. Иногда мне даже нравилась болтовня. Любил слушать про их жизни. Казалось, что делаю что-то хорошее, пусть это всего лишь пять звёзд и тихое «спасибо».

Но ночью… всё меняется.

Воздух становится тяжёлым. Люди — странными.

Я помню, когда впервые услышал о правилах дороги после заката.

Не рекомендациях. Не советах. Правилах.

Они появляются в приложении в ту же секунду, как солнце начинает садиться.

И если нарушишь одно — ну… скажем так, лучше не узнавать, что будет.

Понимаю, звучит запутанно, если слышишь это впервые. Объясню.

Каждая ночная смена начинается одинаково.

Сразу после заката приложение пищит и издаёт странный звук. Не стандартный чирик уведомления. Что-то глухое и тянущееся, как сирена перед бурей — только в куда меньшем масштабе, конечно. Экран чернеет, и затем появляется сообщение квадратным шрифтом:

ПРОТОКОЛ НОЧНОЙ СМЕНЫ — ДЕЙСТВУЕТ С ЗАКАТА ДО РАССВЕТА.

  1. Не смотри на пассажиров напрямую. Если нужно — смотри в заднее зеркало.

  2. Не принимай оплату, превышающую стоимость поездки. Никогда не бери подарков.

  3. Обрабатывай только одну поездку за раз. Никогда не сажай в машину нескольких пассажиров.

  4. Убедись, что последнего пассажира высадил до рассвета.

Я перечитываю их каждый раз, хоть уже и выучил наизусть. Не знаю, обновляет ли приложение эти правила или что-то потемнее следит за тем, чтобы я их прочитал. В любом случае, я никогда не пропускаю этот экран. По крайней мере, больше не пропускаю. Я однажды совершил ошибку — проигнорировал правила. И этого раза оказалось более чем достаточно.

Я никогда не был суеверным. Когда только начал работать по ночам, смеялся. Такие правила казались шуткой — какой-то дерзкой маркетинговой кампанией. Тем, что запускают на Хэллоуин, чтобы казаться модными и праздничными.

Но дело в том… эти правила настоящие. А последствия — ещё реальнее.

Усвоил это на собственном опыте.

Началось с пустяка — мужчина, который во что бы то ни стало хотел заплатить вдвое. Сказал, что ценит сервис. Сказал, что я выгляжу усталым и он хочет меня «благословить». Достал хрустящую сотню и мягко положил её на центральную консоль.

Я отказался.

Он настаивал.

Я отказался снова.

Он улыбнулся и сунул купюру в подстаканник. «Всё равно твоя, брат».

Я её не тронул. Просто оставил до тех пор, пока он не ушёл. Ну а что такого? С виду — самый обычный мужик. Средних лет, с гладко зачёсанными назад волосами с проседью. Очки для чтения. Футболка и жилет. Весь из себя расслабленный, по-сёрферски.

Потом я поднял глаза в зеркало.

Он всё ещё был там.

Я слышал, как он ушёл — как хлопнула за ним дверь, видел, как он растворился во тьме.

Но в зеркале он был.

Улыбался.

Глаза были полностью чёрные.

Губы шевелились, но слова не совпадали с движением. Как сломанная кукла, пытающаяся прошептать молитву.

Я не верил своим глазам. Нащупал рукой назад, сердце колотилось. Сиденье пустое. Его нигде не было.

Кроме зеркала. Он оставался там всю дорогу.

Просто улыбался. Болтал беззвучно.

Я припарковал машину в самом дальнем углу парковки у дома, запер двери и поднялся к себе. Та стодолларовая купюра лежала всё там же — нетронутая, но будто излучала тихое невидимое давление. Я чувствовал её присутствие где бы ни был. Что-то будто подталкивало вернуться за ней. Потратить, может? Я не знал, но понимал, что нужно, чтобы это исчезло.

Я связался с поддержкой в приложении. Никакой горячей линии, никакого имени человека. Только форма с одним вопросом:

Опишите ваш инцидент.

Я изложил всё. Пассажир, чаевые, зеркало. Ждал. Чувствовал себя идиотом.

Через двадцать четыре часа пришёл ответ.

Нарушение протокола признано.

Прежде чем вы сможете вернуться на смену, выполните корректирующие действия:

— Сожгите иностранную валюту.

— Избегайте морепродуктов в течение двух полных дней.

Спасибо, что связались со Службой технической поддержки!

Всё.

Ни извинений. Ни объяснений. Только инструкции.

Я взял стодолларовую купюру, будто заряженный пистолет, и удивился её тяжести. Вышел в переулок за домом и сжёг её в жестяной банке из-под супа. Пламя на миг вспыхнуло зелёным, потом исчезло. Пахло не горящими деньгами — солью и старой рыбой.

Суши я пропустил на той неделе. К счастью, я и так не любитель рыбы. На третью ночь приложение снова пустило меня в смену. И как ни в чём не бывало — поехали поездки.

Дальше шло довольно гладко. Не каждая смена — кошмар. Некоторые просто… странные.

Например, женщина в ярко-жёлтом, которая села, не сказав ни слова, и только прошептала пункт назначения: «Болото». Или мужчина, который не моргал, смотрел прямо перед собой и визжал каждый раз, когда мы проезжали мимо пожарного гидранта.

Самая странная поездка была прошлым ноябрём.

Около 3:12 ночи — мёртвый отрезок времени, когда мир кажется пустым. Я стоял на окраине города, двигатель на холостых, смотрел, как мотылёк раз за разом бьётся о лобовое. Пришёл пинг. Не адрес — координаты. Я почти отклонил — там никто не живёт. Одни поля и старые сараи. Но я отставал с арендой. И к этому моменту умел хорошо следовать правилам.

Фото в профиле — пусто. Имя — просто «M».

Ладно. Принял.

Когда подъехал к точке, фары высветили что-то, стоящее посреди дороги.

Мужчина.

Нет. Фигура. Неподвижная. В старомодной одежде. Чёрная шляпа, длинное пальто, руки сложены перед собой, будто на похоронах. Я остановился.

Он не шевельнулся.

Я глянул в приложение. Метка стояла прямо на нём.

Рискуя, опустил окно на пару сантиметров.

— Эй, эм… вы М?

Фигура кивнула один раз.

Я отпер двери и открыл на телефоне вкладку с правилами.

Те же правила, что всегда. Без изменений.

На всякий случай перечитал первое: не смотри на пассажиров напрямую. Если нужно — смотри в заднее зеркало.

Понял.

Он открыл заднюю дверь и скользнул внутрь. Молча. Просто сел, и сиденье под ним скрипнуло.

Я отъехал от обочины и вернулся на трассу. Тишина давила.

Я украдкой посмотрел в заднее зеркало.

Сначала я не увидел ничего.

Потом зеркало запотело. Будто кто-то дыхнул на него изнутри.

Я стёр конденсат большим пальцем — и едва не подпрыгнул от того, что открылось.

Фигура на заднем сиденье на меня не смотрела.

Она что-то держала.

Большую открытку, прижатую к лицу, как маску. Длинные пальцы обхватывали края — пальцы с такими длинными и жёлтыми, что казались гнилыми, ногтями. Один вид их холодной волной прошёл по спине.

Я чуть подался вперёд — настолько, чтобы разобрать надпись.

Два слова, накорябанные чем-то вроде красных чернил.

Или кровью.

Не уверен.

«Просто едь», — там было написано.

Вопросы я задавать не стал.

Я поехал.

Сорок минут мы катили мимо безмолвных полей, мёртвых заправок и отрезков дороги, которых, клянусь, я не видел ни на одной карте. Ни обновления пункта назначения. Ни таймера. Только я, дорога и то, что сидело сзади.

Тишина была гуще обычного. Слышно было только низкое урчание двигателя да изредка — скрип кузова, будто самой машине не по себе.

Я продолжал смотреть в зеркало, но оно снова и снова запотевало. Каждый раз я стирал запотевшее стекло ребром ладони — и всякий раз открывалось одно и то же:

Он был ближе.

Сначала сидел прямо, жёсткий, почти как манекен.

Потом чуть наклонился вперёд.

Потом его колени почти упёрлись в спинку моего сиденья.

Шляпа — старая, запятнанная, с полями, опущенными так низко, что закрывали почти всё лицо. В одном месте — надрыв, бахрома, словно её тянули по гравию. Глаз я не видел, но чувствовал их. Как жар на затылке.

По лбу выступил холодный пот. Я не знал, что делать. Ни имени. Ни таймера. Ни адреса.

Такого ещё не было.

Я сжал руль крепче и продолжал ехать, сердце стучало громче шин по асфальту.

Что делать, если он не выйдет?

Если просто будет сидеть до рассвета?

Случится что-то плохое. Я не знал, что именно, — но я знал правила. Это была не просто очередная жуткая поездка.

Ровно в 4:00 он дважды постучал в стекло.

Я остановился.

Не успел сказать ни слова — дверь заскрипела и хлопнула. Я глянул в зеркало.

Туман исчез.

Сиденье пустое.

Кроме одного.

Остался маленький конверт с витой восковой печатью. Внутри — пачка потрёпанных купюр, перевязанных изящным красным бантиком.

Ни цента сверх тарифа. Слава богу.

Я отложил конверт и ещё немного посидел, просто дыша. В машине наконец стало тихо. Неподвижно.

Та ночь кажется, будто была сто лет назад. Теперь я опытнее.

Пассажиры без пунктов назначения? В последнее время — обычное дело. До меня не сразу дошло: они преследуют не место. Они преследуют чувство. Реакцию. Они ненасытны.

Но я многому научился. Я знаю, что нельзя поддаваться их желаниям. Держишь холодную маску достаточно долго — и в конце концов они уходят.

Теперь я спокойнее. Как надзиратель, сопровождающий буянов. Я даже купил пистолет. Лежит в бардачке, в основном без дела. Но если кто-то сзади наглеет — начинает слишком близко подбираться — короткой демонстрации ствола обычно хватает.

Рычат. Ругаются. Хлопают дверью напоследок.

Тариф — оставлен на сиденье. Ни цента переплаты.

Я не стараюсь быть деликатным. Всё равно чаевых они дать не могут.

Но сегодня я нервничаю больше обычного. И дело не в работе. Нет, сверхъестественные пассажиры — это прогулка в парке по сравнению с тем, что меня ждёт завтра.

У моего сына свадьба.

Я не был частью его жизни — по-настоящему. Это моя вина. Я держался на расстоянии после развода, внушал себе, что так ему будет лучше, без моего нависающего присутствия. Никаких неловких визитов. Никаких неуклюжих разговоров отца и сына. Просто пространство.

Но когда пришло приглашение, я заплакал.

Просто сидел на диване, сжимал конверт и плакал так, как давно не плакал.

Я ни за что это не пропущу. Я и так слишком многое пропустил.

Сейчас мне следовало бы отдыхать. Готовиться к большому дню. Но мне нужно было успокоить нервы. Почему-то именно эта работа меня успокаивает.

Полночь. Приложение звякает — первый заказ ночи. Я глубоко вздыхаю и провожу по экрану «принять». Надо собраться. Просто пережить смену, потом — прямо в отель, переодеться в костюм и на церемонию.

Парень, который садится, выглядит обычно. Рубашка с воротником, тёмные джинсы, аккуратный. Сначала молча устраивается на заднем. Я трогаюсь.

Через пару кварталов он заговорил:

— Важная ночь?

Я киваю:

— Ага. Завтра у сына свадьба.

— О, отлично. Как его зовут?

Я замялся.

— Джеймс.

Он повторил медленно:

— Джеймс. Сильное имя. Во сколько свадьба?

— В два, — говорю, глядя на дорогу.

Он ухмыляется:

— Здорово. Должно быть, вы гордитесь.

Я криво улыбаюсь, но не отвечаю. Нервирует не то, что он спрашивает — люди болтают. Нервирует, как он подаётся вперёд, будто ответы ему уже известны. Будто он что-то проверяет.

Мы подъезжаем к месту высадки. Он благодарит, выходит — и просто… стоит на тротуаре, глядя в заднее стекло. Я смотрю прямо перед собой и делаю вид, что не замечаю.

Через пару секунд он исчезает в темноте.

Я сижу в тишине, руки на руле. Странно. Даже для меня — странно.

И тут меня осеняет.

Правила. Я забыл проверить правила сегодня.

Открыл приложение и смахнул к разделу «Правила».

Чёрт.

Появилось новое правило.

«Не рассказывай пассажирам о своей личной жизни».

Я уставился на экран, будто мог читать неправильно. Будто оно всегда там было, а я просто не замечал. Но я-то знаю. Вчера этого не было.

Сердце забилось чаще.

Я прижался к обочине, открыл поддержку и отправил сообщение. Коротко:

«Появилось новое правило. Я его нарушил. Насколько это плохо? Что делать?»

Ответа нет.

Тишина. В прошлый раз, когда я нарушил правила, они отвечали через 24 часа. А у меня нет 24 часов.

В конце концов я снова выехал. Решил сделать ещё пару высадок, без лишнего. Может, если больше не накосячу, всё сойдёт на нет.

Следующие пассажиры вроде нормальные. Тихие. Но в воздухе — странная самодовольная нотка. Некоторые посмеиваются себе под нос. Один парень всё норовит перехватить мой взгляд в зеркале, как будто я — чья-то шутка. Другая девушка не перестаёт улыбаться — слишком широкой улыбкой, будто знает обо мне какой-то тёмный секрет.

Это начинает давить. К третьей такой поездке у меня выворачивает живот.

А потом становится хуже.

Следующая посадка — женщина, стоящая одна на углу, в полной свадебной экипировке. Длинное белое платье, фата, букет. Всё новое. Чистое. Не похоже на хэллоуинский костюм — выглядит по-настоящему. Дорого.

Она не говорит, садясь, только негромко напевает.

— Вот идёт невеста…

Снова и снова. Шёпотом. Фальшиво. Будто вспомнила лишь половину мелодии.

Волосы на руках встают дыбом.

Я еду молча. Стараюсь не реагировать. Она поёт до самого места. И прямо перед тем, как открыть дверь, наклоняется вперёд и шепчет:

— Так… во сколько свадьба?

Я молчу.

Она склоняет голову набок, как удивлённая птица. Потом выходит и растворяется во тьме, волоча подол.

Я тяжело дышу. Костяшки белеют на руле.

Следующий. Парень в мятой рубашке, галстук болтается. Залезает уже на повышенных тонах:

— …Он был чёртов механик! И знаете что? Никчёмный! Двадцать лет на заднице просидел и ещё хочет, чтобы я был благодарен!

Я еду. Он не замолкает.

— Невеста хочет, чтобы я его пригласил. Понимаете? На мою собственную свадьбу! Она его не знает. Да я сам его не знаю.

Он начинает бить кулаком по сиденью в такт. Будто накручивает себя.

Я смотрю в зеркало. Большая ошибка.

Глаза расширены. Дикие. По краям — краснота. Что-то блестит у него на коленях. На миг я подумал, что телефон.

Нет.

Без предупреждения он поднимает пистолет, упирает под подбородок и нажимает на спуск.

Оглушительный хлопок.

Лобовое не треснуло, но я слышу, как брызги ударяют о заднее стекло.

Он оседает набок. Дверь открывается сама собой, будто его кто-то подхватил. Я слышу, как тело глухо падает на тротуар, и дверь хлопает.

Я не останавливаюсь.

Не проверяю.

Просто еду дальше.

Как я сказал, я уже матерый водитель. Печально, но это не первый раз, когда один из этих безумцев пускает себе пулю в салоне, пытаясь заставить меня развернуться. У меня проблемы поважнее. Нарушенное правило давило на голову.

А ответа от поддержки всё нет.

Следующий пассажир выглядит… относительно нормально.

Аккуратный. Лет двадцать с небольшим. Рубашка, заправленная в тёмные джинсы. Улыбнулся, садясь на заднее. Вежливо кивнул. Ни слова.

Прошлые несколько поездок были, мягко говоря, тревожными. Но этот — другой. Не лучше. Иначе. Он молчит. И не нужно слов. В этой тишине есть самодовольство. Будто он меня уже знает. Будто мы это уже проделывали.

Мы едем пятнадцать минут, не обменявшись ни словом. Потом я подъезжаю к отелю.

Он не двигается.

Я ставлю на «паркинг» и чуть оборачиваюсь. Всё ещё не глядя прямо. Только через зеркало:

— Адрес поехали. Можно выходить.

Он смотрит. Ноль изменений в лице. Ноль реакции.

И тут я слышу стук в водительское окно.

— Пап?

Я едва не выпрыгиваю из кожи.

Поворачиваюсь — и вот он, Джеймс, мой сын. В рубашке и брюках, стоит у отеля, выглядит растерянным и немного нервным. Тот самый отель, где он с дружками ночует. Как я мог забыть?

Я навожу на лицо улыбку:

— О… эй, сынок. Только кого-то высаживаю. Нервничаешь перед завтра?

Он щурится, будто что-то не так:

— Ага… поговорим?

Желудок скрутило. Нужно выкинуть этого типа из машины.

— Конечно, дай только закончить поездку. Я сейчас зайду, ладно?

Его взгляд соскальзывает мимо меня, на заднее сиденье.

— …Трой? — говорит он.

Я застываю.

Фигура сзади наклоняется вперёд, свободно опираясь локтями на подголовник. Улыбка ширится.

— Эй, чувак, прикинь? Я на твоего батю нарвался и подумал — махнём за пивом перед большим днём. Запрыгивай!

У меня похолодела кровь.

Нет-нет, это не Трой, подумал я.

Но сказать Джеймсу я этого не мог. Не знаю, что случится, если скажу. Это плохо. Очень плохо.

— Нет, — Джеймс качает головой, поражённый. — Трой, ты только что был внутри. С парнями. Как… как ты так быстро оказался здесь?

Фигура и бровью не ведёт. Смеётся, будто это общая шутка друзей.

Джеймс переводит взгляд между нами, явно на нервах.

— Пап… кто это?

Я не дал твари сзади ответить. Так продолжаться не могло. Я вжал рычаг в «драйв» и вылетел с парковки, визг шин, рёв двигателя.

В зеркале Джеймс что-то кричал. Бежал за нами. Я не слышал.

— Ты пропустишь свадьбу, — произнесло это сзади спокойнейшим голосом. — Нехорошо как-то для отца.

— Заткнись, — огрызнулся я. — В голову мне не залезешь.

— Ну зачем так грубо, — пропело оно. — Твой сын постоянно о тебе говорит. Мне. Всем.

Я держал взгляд на дороге, челюсти сжаты так, что звенело в висках.

— Правда, хорошего он не говорит. Ты не хороший отец, Бен.

— Заткнись, — прошипел я. Слёзы защипали глаза.

— Ты пропускал дни рождения. Пропускал вехи. И что ты сейчас делаешь? Пытаешься появиться в последний момент и сделать вид, что это что-то значит?

Я сжал руль ещё сильнее. Хотел ударить по тормозам, распахнуть дверь и выволочь эту штуку за шкуру, какую бы она ни носила.

— О, не кипятись, Бен. У меня есть кое-что, что тебя развеселит, — прошептало оно. — Просто продолжай ехать. До самого рассвета. Мне есть что тебе показать.

Я не ответил.

И не нужно было.

Телефон завибрировал на сиденье рядом — Джеймс. Опять.

Я не взял.

Единственный звук в машине — шорох резины по дороге и дыхание того, кто сидел позади. Ждущее.

Я не знал, что делать. Пассажир дал высадку и отказался выходить. Такого ещё не было. Принудить я его не мог. Не глядя прямо — никак. Если я не выброшу этого типа до рассвета, мне конец.

Бесполезно.

Я резко прижался к обочине, шины подняли пыль. Тварь сзади не шелохнулась. Только улыбнулась, будто этого ждала весь вечер.

Я открыл бардачок и достал Glock 45.

— О, — произнесло оно. — Недолго выдержал. Уже устал от меня, Бен?

Я не отвечаю. Закрываю глаза и делаю несколько глубоких вдохов.

— О, Бен. Не обязательно. Ты пропустишь всё веселье, что я заготовил…

Я даже не оборачиваюсь. Поднимаю пистолет назад, выравниваю дыхание и спускаю курок.

Выстрел в тесном салоне оглушает. Я не смотрю. Просто сижу, уши звенят, сердце бухает. Жду движения. Другого голоса. Но ничего.

Наконец украдкой гляжу в зеркало.

Оно осело на сиденье. Всё ещё улыбается, но теперь тихо. Неподвижно.

Я знал, что это штуку не убьёт. Но стало легче. Мне просто нужно было на минуту заставить её замолчать. Если она не уйдёт — значит, не уйдёт. Надо было смириться.

На свадьбу я не успеваю.

Я снова брошу сына.

На этот раз окончательно. Минимум, что я могу — извиниться. Сказать, что люблю. Хоть бы сделал это раньше. Чёрт, хоть бы времени было побольше.

Я беру телефон. Руки дрожат.

Пытаюсь перезвонить Джеймсу — сразу голосовая почта.

Я говорю, давясь комком в горле:

— Привет. Это папа. Я просто… хотел сказать, что прости. За всё. Я должен был быть рядом. Должен был… должен был быть лучше.

Имитатор на заднем сиденье уже выпрямился. Смахивал кровь с рубашки и приглаживал растрёпанные волосы там, где вышла пуля.

Я всхлипываю в трубку.

— Но я горжусь тобой, Джеймс… правда. Несмотря на все мои ошибки, ты всё сделал правильно. И я очень, очень счастлив, что могу быть на твоей свадьбе.

Мимик кашлянул. Ударил себя кулаком в грудь. Я услышал звонкий металлический лязг — пуля отскочила от одного из его зубов, когда выходила из горла.

Я сдержал всхлип и глубоко вдохнул, прежде чем продолжить:

— Я так люблю тебя, Джеймс. Скоро увидимся, малыш.

Я отключился, слёзы текли по лицу, затуманивая экран.

Я пару минут сидел в тишине. Смотрел, как на горизонте начинает подниматься оранжевое свечение.

Почти рассвет.

Я закрыл глаза и вцепился в руль, готовясь к худшему. Вот и всё. Я не знал, что бывает, если нарушить это правило. Но понимал, что пути назад нет. Техподдержка меня из этого не вытащит.

И тут — хлопки.

Мягкие. Редкие.

Я поднял взгляд.

В зеркале тварь хлопала и широко улыбалась. Только теперь улыбка выглядела не самодовольной. Искренней. Настоящей.

— Хорошая работа, Бен, — сказала она. — Очень трогательно.

Она бросила на сиденье рядом с собой горсть купюр и вышла из машины.

Наклонилась в проём ещё раз, на прощание:

— Поздравляю с свадьбой сына.

И исчезла. Прямо перед рассветом.

Не знаю, почему она решила уйти. Всем ночным пассажирам нужно что-то. Реакция. Разрядка. Чаще всего — злая. Им подавай ярость, отчаяние, безысходность. Может, эта была благожелательной. Может, ей требовалось пережить что-то искреннее. Что-то настоящее. Бог свидетель, мне это тоже было нужно. Я просто рад, что всё закончилось.

Остаток ночи я не брал заказы.

Поехал домой. Оттёр кровь на заднем сиденье, хотя никакой крови не было. Поменял ароматизатор, хотя всё ещё пахло новьём. Долго, горячо помылся. Надел костюм, которого не надевал годами.

Когда посмотрел в зеркало, едва себя узнал. Внешне — без изменений. Но внутри — по-другому. Мне больше не было стыдно за того, кто смотрел на меня в отражении. Я собирался стать другим человеком. Я понимал, что слишком поздно быть хорошим отцом. Я слишком долго был в стороне, чтобы это исправить. Но он всегда будет моим сыном. И ему нужно знать, что я больше никогда его не оставлю.

Я сел в машину. Не на работу. Просто поехать.

На свадьбу.

И впервые за долгое время я почувствовал кое-что, что почти пугало сильнее, чем вся жизнь, проведённая за перевозкой сверхъестественных пассажиров.

Надежду.


Больше страшных историй читай в нашем ТГ канале https://t.me/bayki_reddit

Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Или даже во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit

Можешь поддержать нас донатом https://www.donationalerts.com/r/bayki_reddit

Показать полностью 2
11

Рекомендованная стратегия «Раскол стаи»

Начало:

Стратегии "Серая скала" и "Эмоциональный кордон"

Нищета, безнадёга, социальное дно... Как выжить?

Не оправдывайся, не объясняй, а просто спокойно повторяй свою позицию!

Создаём чувство срочности «Мне очень нужно, это подарок»

Вечер опустился на город. В квартире Вики пахло сыростью, дешёвым табаком и вечным подвальным, затхлым духом безнадёги. Она сидела за кухонным столом, уткнувшись в учебник по алгебре. Цифры плясали перед глазами, никак не складываясь в формулы. Голод, знакомый и навязчивый, сводил желудок, но сил идти в магазин после школы уже не было. Да и денег на еду тоже не было. Вика сосредоточилась на задаче, пытаясь отгородиться мысленной стеной от пьяного бормотания матери, доносившегося из соседней комнаты. Люда сегодня была в ударе. Она пела хриплым голосом что-то бессвязное под звук включённого на полную громкость старого телевизора.

Внезапно громкий стук в дверь разорвал тишину. Это был не просто стук, а удар кулачиной. Вика вздрогнула. Мама Люда заорала из комнаты: «Кто там?! Иди к черту!» Стук повторился ещё настойчивее, злее.

— Людкааа! Открывай, это мы! С гостинцем! — проревел хриплый мужской голос. Вика узнала его. Это был Жека, один из самых отвратительных друзей матери, с лицом, напоминающим помятую картофелину, и вечно мутными свинячьими глазками. За ним обычно следовал его злобный друг Костик, худой и костлявый, с татуировками по всему телу.

Сердце Вики упало. Это было последнее, чего ей сейчас хотелось. Люда, кряхтя и ругаясь, поплелась открывать. Дверь распахнулась, впустив волну холодного воздуха и тяжёлый шлейф перегара и пота. Вошли трое — Жека, Костик и ещё один незнакомый тип, такой же обтрёпанный и пьяный. Каждый из них нёс по бутылке дешёвого портвейна.

— Викуля! Красавица наша! — заорал Жека, увидя Вику за столом. Его мутные глаза скользнули по ней с отвратительной оценкой. — Учишься? Умничка! А ну, подвинься, место старшим освободи!

— Чего, Вика, опять за книжками сидишь? Не надоело ещё? — добавил его друг.

— Оставьте меня в покое, — тихо проговорила Вика, не поднимая глаз от тетради.

Они гурьбой ввалились на кухню, громко топая, грохнув бутылки на стол прямо поверх учебников Вики. Незнакомец с лицом, покрытым синеватыми прожилками, плюхнулся на её стул, отодвинув локтем так резко, что она едва удержалась на ногах.

— Чего торчишь тут? — буркнул Костик, его беззвучный рот искривился в гримасе. — Самовар ставь! Или закуску неси! Хозяйка, блин!

— Да нет у нас ничего! — выдохнула Вика, стараясь держать голос ровным, но внутри все сжалось в комок страха и унижения.

— Как это нет?! — возмутился Жека, уже откручивая крышку с бутылки. — Мать-то наша где? Людка! Ты что, дочку впроголодь моришь? Викуль, может, у тебя денег есть? На чипсы, а?

Он протянул жирную, грязную руку, будто ожидая, что она даст. Вика отшатнулась. Мать, тем временем, уже налила себе в гранёный стакан, ухмыляясь пьяной улыбкой.

— Не приставай к ребёнку! — буркнула она невнятно, но в её тоне не было защиты, только раздражение на помеху пьянству.

— Какой ребёнок?! — заорал незнакомец, который занял её стул. Он развалился, упёр ноги в край стола, чуть не опрокинув банку с чаем. — Баба уже! Смотреть приятно! Давай сюда, красотка, дядям поднеси! — Он хлопнул ладонью по столу рядом с бутылкой.

Жар стыда и гнева ударил Вике в лицо. Её руки задрожали. Она чувствовала себя загнанным зверьком в клетке, окружённым хищниками. Слёзы наворачивались на глаза, но она знала — заплачет, станет только хуже. Они будут смеяться. Унижать сильнее. «Помогите», — бессмысленно пронеслось в голове. Некуда бежать. Некому защитить.

Вика нащупала в кармане телефон. Это был единственный друг, который помогал ей в таких ситуациях. Она вытащила его, делая вид, что просто смотрит на время, но пальцы дрожали, набирая текст на клавиатуре. Внутри всё кричало. Она быстро вбила в поиск: «Как поставить пьяных подонков на место?!» Ответ появился мгновенно:

Основные драйверы поведения пьяных мужчин это потребность в доминировании и самоутверждении через унижение слабых. Их ключевая уязвимость это страх потери статуса перед собратьями, особенно перед лидером группы. Рекомендованная стратегия поведения «Раскол стаи».

— Выбрать самое слабое звено.

— Бить по его статусу перед лидером открыто и унизительно.

— Использовать известную информацию и слабость.

— Перевести агрессию группы на него.

— Создать угрозу для лидера через его ненадёжность.

— Сохранять ледяное спокойствие.

— Демонстрировать презрение, а не страх.

Вика моментально всё прочла. Холодная ясность накрыла панику. Костик был самый злобный, но и самый зависимый от Жеки. Она вспомнила, что на прошлой неделе Жека орал на Костика на лестничной клетке, обвиняя его в том, что тот просрал пачку сигарет, которую должен был ему принести. Костик тогда жалобно мычал, пытаясь что-то объяснить на пальцах.

Вика медленно подняла голову. Слёз не было. Её лицо стало каменным. Она опустила телефон на стол экраном вверх, будто случайно, но так, чтобы текст, если кто увидит, выглядел бы как набор букв. Она посмотрела прямо на Костика, который как раз тянулся к бутылке.

— Костик, — её голос прозвучал непривычно громко, металлически звонко в пьяном гомоне. Все невольно замолчали, удивлённые. — А где сигареты, которые ты должен был Жеке принести? Опять забыл? Или опять на своих баб потратил? — Она сделала паузу, глядя ему прямо в глаза с ледяным презрением. — Хотя какие бабы? Кому ты нужен, быдло? Только на водку да на сигареты клянчить.

Повисла пауза. Костик замер, его лицо исказилось от ярости и неожиданности. Он замычал что-то нечленораздельное, тыча пальцем в Вику.

— Чего?! — взревел Жека, резко поворачиваясь к Костику. Его свинячьи глазки сузились. — Это правда, Костян? Ты опять нихрена не принёс? Я тебе деньги давал на сигареты!

— Он не принёс, — чётко повторила Вика, её голос звучал как приговор. Она даже слегка усмехнулась уголком губ. — Зато бутылку себе купил. Посмотрите! А вам, как всегда, объедки принёс, потому что знает, что вы всё стерпите.

Костик вскочил, замахнулся на Вику. Но Жека был быстрее. Он врезал Костику в плечо, отшвыривая его от стола.

— Ты, тварь! — заорал Жека. — Ты мне, значит, втихаря бабки распилил?! Я тебе доверял! А ты!

— Да он всегда такой! — вставила Вика, словно подливая масла в огонь, но теперь она смотрела на Жеку с каким-то странным, почти уважительным сожалением. — Вам, Жека, надо людей надёжнее искать. А то вас же обувают, как последнего лоха. Из-за таких, как он, репутация страдает.

Жека побагровел. Его агрессия, направленная на Вику минуту назад, теперь целиком переключилась на Костика. Он набросился на него с матерными оскорблениями, тыча пальцем в лицо. Незнакомец неуверенно встал, пытаясь их растащить. Люда тупо смотрела на разборку, забыв про стакан.

Вика стояла неподвижно. Внутри всё дрожало от адреналина и ужаса перед тем, что она натворила. Но внешне нужно было демонстрировать лёд. Она видела, как Костик, рыча и мыча, пытается отбиться, как Жека орёт, как незнакомец мечется. Её слова сработали. Они, как яд, попали в самую слабую точку стаи — в зависть, подозрительность и страх потерять лицо перед авторитетом.

— Пошли отсюда! — рявкнул Жека, толкая Костика к двери. — Чтоб духу твоего тут не было, предатель! И бутылку свою забери! На помойке будешь пить!

Незнакомец, бросив жалкий взгляд на Люду и Вику, поспешил за ними. Дверь захлопнулась с оглушительным грохотом.

В квартире воцарилась тишина, нарушаемая только тяжёлым дыханием Люды и гудением холодильника. Люда тупо посмотрела на Вику, на опустевший стол, на бутылку, оставленную Костиком. Потом невнятно выругалась и, шатаясь, поплелась обратно к телевизору, доливая себе в стакан.

Вика медленно опустилась на стул и взяла телефон. В ушах всё ещё стоял её собственный голос — холодный, жестокий, полный ядовитого презрения. Она посмотрела на свои руки, которые дрожали.

Алкаши ушли, но надолго ли… Опять помог телефон, который дал оружие для борьбы. Она воспользовалась им безжалостно и выиграла эту схватку, но победа не принесла облегчения. Осталось лишь ощущение липкой, тёмной грязи на душе и странное, щемящее грудь чувство, что граница стала ещё тоньше. Тонкая грань, отделяющая её от чего-то по настоящему страшного и безнадёжного. Нужно было разработать план побега, чтобы закончить этот каждодневный ужас.

Читать книгу "Манипулятор" полностью бесплатно >>

(Спасибо большое за лайки и комментарии, которые помогают продвигать книгу!)

Показать полностью

Свет уходит - тьма

По мнению мистера Квана, ни Тони, ни Ричарду не стоило связываться с ними, так как «ничего хорошего от этих голодранцев ожидать и не стоило». Тони пытался, хоть и весьма вяло, защитить своих друзей, живых и почивших, но его отец свято верил в то, что бесхарактерность семьи Уинслоу, а также бедность Бэрристер и Тернера – вот главная причина проблем Тони.

Когда же мистер Кван стал настойчиво требовать от сына объяснений того, как вообще ему в голову пришло, что Бэрристер, Тернер и Уинслоу могут быть его друзьями, терпение Тони закончилось, и он пулей вылетел на улицу. Тони сам не понимал, да и никто из них не смог бы это доподлинно объяснить, как они, пятеро достаточно разных молодых людей, подружились и, как говорил мистер Кван, «сбились в одну шайку».

Сейчас это уже никого не волновало, и Тони раздраженно пнул по зеленому забору полутораметровой высоты, который огораживал территорию вокруг их двухэтажного дома. Густые кусты, растущие со стороны соседей задрожали вместе с забором. Не хватало еще жалоб на помятую живую изгородь. Решив оставить забор в покое, Тони уже повернулся к дому, когда краем глаза заметил какое-то движение над соседскими кустами. Нахмурившись, он уставился туда, пытаясь разглядеть что-нибудь в темноте ночи, но там не было никого и ничего. Фонари во дворе Кванов были яркими, но недостаточно, чтобы развеять мрак на смежной с его двором территории.

- Чертова псина, – пробормотал Тони, медленно отступая от забора. Он вспомнил, что у соседей есть здоровенная черная собака породы кане корсо. От мысли, что это не какой-нибудь грабитель Тони немного полегчало. Но едва он повернулся спиной к кустам, как они зашелестели и зашуршали с такой неистовой силой, словно кто-то изо всех сил тряс их.

Тони резко обернулся, но в темноте снова никого не увидел.

- Эй, ты! – Тони поднял с земли грабли, которыми его отец обычно так педантично орудовал во дворе. – Чего ты засел там?

Кусты в ответ задрожали.

- Вылазь! – на всякий случай Тони отступил на шаг от изгороди, приподняв садовый инвентарь повыше.  

Кусты затряслись еще сильнее, и внезапно из-за них вылетела огромная безликая фигура в черном огромном плаще.

-  Что за... – грабли выпали из рук Тони, пока он наблюдал, как темное приведение медленно движется на него.  – Что за чертовщина? – он пятился, не отрывая взгляда от балахона.

Когда же фигура потянула к нему свои черные длинные рукава, Тони, чье горло пересохло от страха, промычал что-то нечленораздельное, и бросился наутек. Задыхаясь от ужаса, он с разбегу врезался в дверь так, что она задрожала. Не оборачиваясь, он распахнул её и ввалился в коридор, с грохотом захлопывая за собой дверь и закрывая оба замка.

- Тони? Это ты? – прогремел голос мистера Квана откуда-то из глубины дома.

Но Тони проигнорировал вопрос отца и осторожно заглянул в маленькое витражное окно в верхней части двери. Только двор, освещенный фонарями, разгоняющими тьму этой ночи. Несколько минут Тони напряженно всматривался в темноту, но больше ничего странного, к своему большому облегчению, так и не увидел.

читать произведение

Показать полностью
53

Бесценный подарок от призрака. Мистический случай на охоте

Здравствуйте, дорогие читатели. Сегодня, как водится, поведаю необычную историю — мистика чистой воды. Из неё вы узнаете про удивительный случай, который произошёл с охотником, заночевавшим в дождливом лесу. Этот случай из разряда тех, о которых говорят «разделил жизнь на две части — до и после».

Это случилось в конце 80-х годов прошлого века. На севере Омской области. Я тогда собирался на постоянной основе обустроиться в одном селе Тевризского района. Там совсем недавно создали леспромхоз. Начали заготавливать в промышленных масштабах древесину. Появилась насущная потребность в дополнительных рабочих руках. Платили хорошо. Вот я и приехал. Устроился трудиться водителем. Но не сложилось. Прожил там чуть более года.

Вокруг села раскинулся урман темнохвойный лес из ели, пихты и кедра, растущий на болотистых территориях в Сибири.

В данных местах (в те далекие времена) обитало множество разнообразной живности. И охота на боровую дичь здесь была отменная.

Поскольку я собирался обосноваться в тех краях надолго, то в планах не последнее место отводилось изучению прилегающей местности. Проанализировал карту, поговорил с парочкой местных охотников. Наметил оптимальный маршрут. И при удобном случае решил совершить выход на несколько дней.

Такая возможность выдалась в сентябре. Как раз открылся сезон охоты на боровую дичь. И я настроился на двухдневный поход по осеннему урману, покрытому ковром красно-золотистой листвы. До обеда путь пролегал по границе ельника и болота. Добыл двух рябчиков. Затем сделал короткий привал, и после этого вдоль заболоченной поймы небольшой речушки ушёл в глубину леса.

Через два часа погода стала стремительно ухудшаться. И что характерно, накануне синоптики обещали, что будет недурственный денёк, но в очередной раз промахнулись с прогнозом. Небесный купол быстро стало затягивать серыми тучами. Поднялся сильный порывистый ветер. По всем признакам, вскорости небеса должны разразиться затяжным дождём.

А я тем временем неожиданно вышел на гарь, не обозначенную на карте. Несколько лет назад здесь бушевал жуткий опустошительный лесной пожар. И сейчас предо мной предстало грустное зрелище.

Кругом видны чёрные засохшие деревья. Решил не пересекать гарь. Это хлопотное занятие, в густой траве и разросшемся кустарнике скрывается немало стволов поваленных деревьев. Поэтому стал продвигаться вдоль её границы. Пройти удалось недалеко. Вскоре движение было прервано ненастьем. Порывы усилившегося ветра обрушили на меня волны дождя.

Идти под потоками воды не было никакой возможности, и я стал высматривать для себя подходящее убежище. И вскоре меня приютила под своими густыми ветками красавица-ель. У меня имелся большой кусок полиэтилена, который сначала использовал как плащ-накидку. А потом применил, чтобы под ветками ели соорудить себе навес.

Нудный дождь не прекращался. Капли выбивали по тенту грустную нескончаемую мелодию. Быстро темнело. Приближалась холодная осенняя ночь. Необходимо готовиться к ночлегу. Было непросто, но я справился с этой задачей. Удалось соорудить подобие односкатного шалаша, а перед ним сложить костёр с отражателем.

Часам к девяти вечера дождь иссяк. Поутихли порывы пронзительного ветра, но окончательно он не угомонился. Продолжал раскачивать верхушки деревьев, и их стволы жалобно скрипели. Удалось развести костёр. Поужинал, попил таёжный, заваренный на травах, чай. Обсох, согрелся. Жить стало веселей. Сижу на лапнике, кемарю.

И тут меня что-то всколыхнуло. Открыл глаза. Всматриваюсь в окружающую меня темень. А на душе нарастает беспричинное беспокойство. Появилось смутное предчувствие чего-то нехорошего. Промелькнула мысль: из леса исходит угроза. Там, в темноте, может таиться незримая опасность.

Прислушиваюсь, вглядываюсь в ночную тьму. И вздрагиваю от неожиданности. Вижу, возле костра с правой стороны отражателя сидит незнакомец. Голову склонил набок и на языки пламени смотрит. Я оторопел. А в глубине моего сознания россыпь вопросов образовалась: «Кто это? Как незаметно смог подойти? Отчего не обозначил себя? Почему молчит? Он один?»

Пальцы моей руки инстинктивно обхватили шейку приклада. Незнакомец не отреагировал на это движение. Сидит, смотрит на огонь. А я на нежданного гостя. Молодой человек. Одет не по погоде. На нём летний противоэнцефалитный костюм. Головного убора нет. В свете костра видны кудри золотистого оттенка. И в этот миг я замечаю на его левой щеке большое родимое пятно.

Вот по данному пятну я и признал его. Так это же мой односельчанин! Федька. Лет на десять моложе меня. Один раз помог ему добраться из леса в село. Взял на прицеп его заглохший «Москвич». Тогда и познакомились. Шебутной парень. Там, где он, всегда шуточки, хохот. А сейчас сидит тихонечко. Не говорит ни слова.

Только вот есть одна неувязочка. Точно знаю, что Федька недавно погиб во время лесозаготовки: попал под ствол спиленного падающего дерева. Схоронили его месяц назад. И стало быть, он сейчас не может здесь возле костра сидеть, а должен лежать на местном погосте.

Однако, он здесь! В нескольких шагах от меня. От осознания этого факта мне стало не по себе. Ощущаю, как волосы на голове встают дыбом, пытаясь избавить её от вязаной шапочки. По спине диким стадом промчались холодные мурашки. В районе желудка появляется дискомфорт. В голове набатом звучат вопросы: «Что мне делать?! Как мне быть?!»

И тут Федька поднимает голову и смотрит мне прямо в глаза. Его пристальный взгляд буквально обжёг, проник в сердце. И меня такая оторопь взяла. В душе появилось чёткое желание скорее уйти прочь со своего места.

В этот миг резкий порыв ветра прибил пламя костра. В сторону от кострища полетела россыпь багряных искр. Я вскочил на ноги, непроизвольно направляя ствол ружья на Фёдора. И в то же мгновение его очертания задрожали, стали растворяться. Одновременно за моей спиной раздался громкий шум. Я оглянулся и, критично оценив обстановку, бросился в сторону. В ту же секунду с протяжным скрипом и гулким ударом об землю на это место обрушился ствол сухостоя. Ушатал всё-таки ветер сгоревшую сосну.

Федька исчез. А я стоял ошеломлённый в сторонке. Не сразу, но понял, что на самом деле здесь сейчас произошло. Буквально минуту назад призрак односельчанина спас меня от преждевременной погибели. Если бы он не пробудил ото сна своим мистическим появлением, то меня накрыло рухнувшее дерево. Шансов спастись практически не было. Мой лежак пронзила толстая ветка.

У меня сердце бешено колотилось, отмечая новый день рождения. А губы шептали слова благодарности Федьке за его бесценный подарок...

По возвращении из урмана домой я, хоть и был тогда убеждённым материалистом и ярым атеистом, отправился в ближайшую церковь и заказал сорокоуст по усопшему Фёдору.

Больше историй в новом ролике

Показать полностью 1
287

Дверь

— Ты очень странно себя ведешь, — сказала Ханна, вешая сумку на крючок у двери.

Уильям Корт, недавно разлепивший глаза после бессонной ночи, громко сглотнул, тут же пожалев об этом, и отодвинулся в сторону, пропуская жену в дом.

— Снова пил всю ночь? — брезгливо скривив губы, бросила Ханна, цокая каблуками по паркету в сторону кухни.

— Я... Э-э-э... Как ты...

Но Ханна, по всей видимости, не ждала ответа. Пока он собирался с мыслями, из кухни раздалось возмущенное бормотанье вперемешку со звоном пустых бутылок. Уилл потер глаза и похлопал себя по щекам, прежде чем направиться за женой. Ханна, наморщив нос, с остервенением скидывала в мусорную корзину пластиковые контейнеры с засохшими остатками его готовых ужинов, упаковку от снэков и бутылки.

— Меня не было всего месяц, а ты успел превратить наш дом в свинарник, — сквозь зубы шипела жена, не поворачивая головы в его сторону.

Уильям снова протёр глаза и, схватив ближайшую к нему початую бутылку виски, сделал большой глоток.

Ханна с размаху швырнула корзину на пол, так, что весь мусор покатился к его ногам, опустилась на стул и заплакала.

Уилл отставил бутылку, подошел к жене, и опустился перед ней на колени, не решаясь коснуться её рук.

— Ты правда вернулась, Хани, ты снова здесь! Но...

Ханна шмыгнула носом и посмотрела ему в глаза.

— Я устала, Уилли, — он еле расслышал её слова. — Я так устала. Не уверена, что вернусь в следующий раз, слышишь? Не уверена, что захочу.

Уилл, наконец, решился взять её ладони в свои, и, почувствовав их тепло, судорожно вздохнул, и принялся покрывать поцелуями каждый пальчик.

— Нет, не говори так, Хани! Ты вернулась, родная, ты вернулась! Я не знаю как, но я так рад, и боюсь, что это только сон... — бормотал он, всхлипывая и размазывая слезы по глазам.

— Уилли, глупый, я не могу тебя бросить, ты же знаешь, — Хани потерлась кончиком носа о его щеку, потянулась с поцелуем, но остановилась. — Уильям Корт, вам срочно нужно в душ!

Уилл улыбнулся, снова поцеловал ее руки и встал.

— Да, Хани, уже иду!

* * *

Ханны не стало сорок дней назад, всего через две недели, как они переехали в новый дом, о котором она столько мечтала. Уилл почти не помнил, как прожил этот месяц. В памяти отложились только похороны. Он стоял над раскрытой могилой, смотрел на лакированный гроб и вздрагивал каждый раз, когда комок земли падал на крышку. Глаза были сухими, а внутри разрасталась другая могила, в которой исчезала вся его прежняя жизнь, все надежды на будущее, все, что они с женой не успели сделать вместе.

После похорон он купил первую бутылку виски, осушил её до полуночи и отключился. Ему не снились сны, по ту сторону была одна чернота, в которой не надо было думать и не было больно. Ему понравилось и утром, не умывшись и не переодевшись, он отправился в магазин за очередной порцией забвенья.

Всё изменилось через тридцать девять дней после смерти Ханны. Впервые за много дней Уилл проснулся с ясной головой. За окном светило солнце, зеленела трава и пели птицы, а в доме было мрачно и пусто. Нераспакованные коробки всё еще стояли по углам и в коридоре, пыль поднималась в воздух и плясала в солнечных лучах, пока Уилл бродил по дому в поисках новой бутылки.

Что заставило его заглянуть в комнату, которую Ханна готовила для своей мастерской, он и сам не понял. Он не заходил сюда с того страшного дня, когда нашёл там Ханну. Она лежала перед старинным шкафом, оставшемся от прежних хозяев, раскинув руки в стороны, и застывшим взглядом смотрела прямо на него.

Врачи уже ничего не могли сделать, тромб — объяснили ему, со всяким может случится, не повезло. А Уилл всё смотрел на шкаф, наполовину отодвинутый от стены, и думал, почему Ханна не позвала его на помощь? Может тогда она осталась бы жива?

Сейчас шкаф находился в том же положении, одна часть выступала вперед, а позади сгущалась тень, скрывая часть стены. На полу лежали коробки, которые Ханна не успела разобрать, швейная машинка стояла на столе у окна, он сам принес ее туда вечность назад. Безголовый и безрукий манекен, который Ханна звала Дорис, показался Уиллу поникшим, словно тоже скучал по хозяйке.

Уилл провел кончиками пальцев по черному сукну, обтягивавшему фигуру, и вздрогнул, когда дверца шкафа внезапно открылась.

Обернувшись на скрип, Уилл увидел, что внутри шкафа нет задней стенки. Это было странно, потому что он точно помнил, раньше она там была. Наверное Ханна сняла ее, только зачем?

Он подошел ближе и заглянул внутрь. Там, где должна была быть деревянная стенка, теперь виднелась стена, в которой была дверь.

Уилл поморгал, надеясь, что ему кажется, но дверь никуда не исчезла. Напротив, свет из щелей в рассохшейся древесине будто стал ярче.

— Что за черт, — Уилл залез в шкаф, чтобы рассмотреть дверь поближе, и заглянул в щель. Там, где по его расчетам должен был находиться сад, сейчас стоял дом, такой же, как тот, в котором Уилл сейчас находился. Только вместо двери, через которую смотрел Уилл, была стена.

— Что это такое? — Уилл всматривался в странный дом, находя всё больше сходства со своим, пока не заметил движение в одном из окон. Занавеска отодвинулась и Уилл увидел Ханну.

Не веря своим глазам, он примкнул к щели и закричал:

— Ханна!

Жена вздрогнула и в тот же миг стало темно. Щель, а вместе с ней и дверь, превратились в глухую стену.

— Нет-нет-нет, — зачастил Уилл, шаря по шершавой поверхности пальцами, — Верните! Пожалуйста!

Но стена оставалась прежней, без единой выемки или намека на дверь.

Уилл вылез из шкафа и с трудом отодвинул его в сторону, освобождая стену целиком. Он продолжал щупать её, миллиметр за миллиметром, а потом замолотил по ней кулаками.

— Верните! — орал он, — Ханна! Вернись, прошу тебя!

Он не знал, сколько просидел там, пялясь в стену и пытаясь убедить себя, что ему всё привиделось. На улице уже стемнело, когда он вышел из дома и направился в ближайший магазин за выпивкой. А утром:

— Ты очень странно себя ведешь, — сказала Ханна, выйдя из вновь появившейся двери и повесив сумку на крючок, которого прежде там тоже не было.

* * *

Первым делом он вернулся в мастерскую. Двери снова не было, как и сумки с крючком. Уилл подвинул шкаф на место, а затем запер мастерскую на ключ, который спрятал в карман. Он не знал, что это, как это работает, но точно знал, что не хочет отпускать Ханну обратно.

* * *

— Ты так изменился, Уилли, — Ханна гладила его волосы, временами касаясь лица, от чего у Уилла по затылку бегали мурашки.

— В чем, солнце? — Лениво спросил он, жмурясь от ее ласки.

— Ты стал совсем как прежде, когда мы только поженились, помнишь? Заботливым, терпеливым, и ты больше не пьешь.Я скучала по тебе такому. Если бы я только знала, что нужно уехать к маме на месяц и всё изменится, я бы сделала это пару лет назад.

— Тебе больше не нужно никуда уезжать, Хани, я тебя не отпущу.

Ханна рассмеялась.

— Но тебе придется, родной. Я обещала вернуться через пару дней. Поедешь со мной?

— Да, солнце, конечно я с тобой поеду.

Ночью Уилл прокрался в мастерскую и вновь увидел дверь. Щели в ней стали шире, и там, по ту сторону, он увидел себя. Грязный, с отросшей щетиной, он слонялся перед домом, время от времени прикладываясь к бутылке и выкрикивая матерные слова.

— Я убью тебя, стерва! Ханна! Ты слышишь? Я убью тебя, тварь!

Уилл попробовал открыть дверь, но она не поддавалась, как он не старался. Тогда он принес доски и заколотил место, где она появлялась. И снова придвинул шкаф.

Кем бы ни был тот человек по другую сторону, Ханны ему больше не видать.

— Завтра мы должны ехать, Уилли.

Ханна готовила пирог с яблоками, а Уилл сидел рядом, прихлебывая кофе и изучая правки на свою статью. Работа из дома стала его спасением, он не представлял, как сможет оставить Ханну одну, боялся, что она исчезнет. И теперь старался всегда быть рядом, тщательно следя, чтобы Ханна не приближалась к мастерской.

— А мы не можем это отложить? У меня сейчас много работы, знаешь, и, боюсь, у твоей мамы будет не совсем удобно.

— Нет, Уильям! — строго ответила Ханна, — мы не можем так поступить, ты должен понимать!

Уилл еще не придумал, как объяснить Ханне, что здесь ее мать живет на другом континенте и не общается с дочерью уже много лет. Все попытки отменить поездку жена упорно отвергала.

— Послушай, Хани, мне кажется твоя мама не расстроится, если ты к ней не приедешь. Мне не хотелось тебя расстраивать, но она звонила мне и просила передать, что будет занята в ближайшее время...

Ханна не дала ему закончить и расхохоталась.

— Уилли, я понимаю, почему ты не хочешь ехать к моей маме, но ты сам виноват, что она так к тебе относится. Сейчас всё будет иначе, увидишь! Я расскажу, что ты стал другим и она тоже тебя полюбит, обязательно полюбит. К тому же... — Она поставила пирог в духовку и подошла к нему. — Я всё ещё могу поехать сама.

— Ну уж нет, Ханна Корт, одну я тебя не отпущу.

Он притянул ее к себе и прижался носом к её животу.

— Я тут подумал, может быть, нам стоит завести ребенка?

Он сразу понял, что сказал что-то не то. Лицо жены переменилось. Она распахнула глаза и оттолкнула его.

— Как ты можешь? — в ее голосе послышались слезы. — Я же поверила, я тебе снова поверила! Какая же я дура!

— Эй-эй-эй, подожди! Что я такого сказал? Хани! Прости меня, я просто подумал...

— Я знаю, что ты подумал! Ты говорил мне это сотню раз, и я никогда на это не соглашусь, слышишь? Господи, да как же я могла снова на это купиться!

Она закрыла лицо руками и заплакала.

— Хани, солнце, прости меня! Обещаю, я больше никогда так не скажу, только если ты сама...

Она отняла руки от лица и посмотрела на него.

— Я сама? Ты так и не понял? Я никогда на это не пойду, слышишь? Никогда!

Она почти выбежала из кухни, так, что Уилл не успел её поймать. Когда он пришел в спальню, то увидел, как она кидает вещи в дорожную сумку.

— Я должна была послушать маму, мне не стоило возвращаться, какая же я дура! Какая я дура!

Уилл поймал ее за руки и прижал к себе.

— Прости! Я не знаю, что я сделал, но прости! Обещаю, я на все согласен, все, что ты хочешь, только не говори так больше, я не могу без тебя, слышишь?

Она обмякла в его руках и разрыдалась.

— Все будет хорошо, солнце! Я всё для тебя сделаю, обещаю!

* * *

— Знаешь, Уилли, иногда мне кажется, что я в чужом месте, — Ханна лежала в его объятиях, рассматривая потолок.

— Что ты имеешь ввиду?

— Не знаю... Например, эти стены. Я помню, как выбирала цвет краски, но он был на тон светлее. Ты еще тогда посмеялся надо мной, сказал, что это просто сиреневый и не надо забивать голову ерундой. Но я назло тебе заказала именно тот цвет, а теперь он другой. Или моя одежда, понимаешь, она будто не моя, хотя я помню, как примеряла ее в магазинах, но не помню, что покупала. И так со всем, даже с тобой. Ты кажешься чужим временами, иногда мне даже хочется, чтобы ты снова накричал на меня и я бы точно поняла, что ты — это ты. Глупые мысли, да? Наверное, я не привыкла, что у нас может быть вот так, — она помахала рукой в воздухе, — хорошо.

Уилл поцеловал её в макушку.

— Теперь всегда будет хорошо, Хани.

Он проснулся от ощущения пустоты рядом. На руке не чувствовалось привычной мягкости волос Ханны. Кровать на ее половине была пуста.

Сон прошел мгновенно, Уилл вскочил на ноги и побежал по дому, выкрикивая: "Ханна!"

Жена не откликалась. На кухонном столе он увидел записку:

"Не волнуйся, Уилли, мы скоро вернемся."

Сердце болезненно бухало в груди, пока он судорожно искал ключ от мастерской. Только когда нащупал его в кармане пиджака, смог выдохнуть. Побежал к мастерской, открыл двери и обнаружил только приколоченные к стене доски.

Выдохнув, он опустился на пол и только теперь уловил главное. Мы. Она написала — мы. Кто эти мы?

Вскочив с пола, он побежал к двери, схватил ключи от машины, и, как был босым и в пижаме, кинулся к гаражу.

Дорога до бывшего дома тещи заняла четыре часа. Ханна, должно быть, уехала на автобусе часом раньше, а значит, он может успеть перехватить её. Уилл с трудом нашел нужный переулок, а затем и дом, и понял, что опоздал.

Ханна сидела у дороги, положив сумку рядом. Она растерянно озиралась вокруг, закрывала глаза и открывала их снова.

— Хани! — Уилл припарковался рядом и, выйдя из машины, сел рядом. — Почему ты сбежала?

Она отстраненно посмотрела на него.

— Уилли, я сошла с ума? Скажи, я сумасшедшая?

Уилл хотел качнуть головой, но губы уже говорили другое:

— Я не хотел тебя расстраивать, солнце. Давай вернемся домой, хорошо? Нельзя, чтобы тебя видели, понимаешь?

Она заплакала и потянулась к нему.

— А как же Генри?

Уилл с трудом сдержал вопрос. Вот кто эти "мы". Её сын Генри. Минуту он молчал, а потом тихо сказал:

— Генри умер, родная. Мне очень жаль.

Хани отпрянула, вцепилась в свои волосы и завыла. Уилл поднял ее и повел в машину, крепко обнимая.

— Мне очень, очень жаль, солнце. Прости.

* * *

Всё изменилось. Хани больше не смеялась, не ласкала его, не целовала. Она лежала в кровати и молча смотрела в стену, не реагируя на попытки Уилла её растормошить.

Она напоминала ему самого себя в то время, когда он потерял настоящую Хани. Не хватало только выпивки.

Уилл не хотел думать, что поступил плохо. Не хотел думать, что сделал ее несчастной. И не хотел думать о том, что должен отпустить ее, чтобы всё исправить.

Но смотреть на увядающую Хани и потерять ее снова тоже не мог.

Он снова пошёл в мастерскую.

Дверь появилась только на пятые сутки. Уилл отодвинул шкаф, отодрал все доски и караулил её каждую свободную минуту. И вот она появилась. Щели стали шириной в ладонь и теперь Уиллу не приходилось даже приближаться, чтобы увидеть что твориться по ту сторону.

Его двойник не появлялся. Уилл пытался открыть дверь, чтобы войти в тот мир самому, но она все так же не поддавалась. Даже просунуть руку в щель не получалось, что-то незримое охраняло вход от него.

Уилл пробовал сверлить, рубить топором, отжимать ломом, ничего не работало. Тогда он стал просто наблюдать. Дверь больше не исчезала, а щели становились всё шире. На третий день появился другой он, снова с бутылкой и угрозами. А потом Уилл увидел Генри.

Его тёща, одетая в такую приличную одежду, какой Уилл ни разу у нее не видел, катила инвалидную коляску с мальчиком к двери дома.

— Где Ханна? — спросила она, когда другой Уилл открыл двери, и, пошатываясь, уставился на них.

— Зачем ты его сюда притащила? Я с этим уродом возиться не буду!

Мальчишка съежился, а у Уилла зачесались руки надавать себе же по морде.

— Где Ханна? — спросила тёща. — Она должна была приехать за Генри несколько дней назад.

Другой Уилл рассмеялся. Потрепал мальчишку по голове, несмотря на попытки того уклониться.

— Что, бросила она тебя наконец? Дура! Сколько я ей об этом говорил, вцепилась как клещ в уродца. А теперь поумнела, значит.

— Что ты несешь? — закричала теща, — где Ханна?

— Не знаю я! — заорал в ответ другой Уилл. — Ушла и не вернулась. Я думал, она с вами.

— Что это такое?

Уилл подпрыгнул, когда позади появилась Ханна. Она прильнула к щели и во все глаза смотрела на свою семью.

— Генри! — закричала она, и начала дергать дверь.

Уилл испугался, что у нее получится её открыть, но дверь всё так же не поддавалась.

— Хани, постой, подожди...

Но Ханна не слушала, она молотила по двери и звала сына.

Мальчик оттуда вдруг поднял голову и посмотрел прямо на них.

Ханна застыла.

— Генри, — почти шепотом сказала она.

Но теща уже катила коляску с ребенком обратно к машине.

— Мама! Нет, стой! Генри! — надрывалась Ханна, но никто, кроме Уилла, ее больше не слышал.

Когда ее мать и сын скрылись за поворотом, она обернулась к Уиллу. Ее глаза блестели, рот перекосило.

— Что это? Что это такое? Кто ты такой?

— Я Уилл, твой муж, — устало ответил Уилл и снова сел на пол. — Прости меня, Ханна.

* * *

— Как мне попасть обратно? — Ханна не желала отходить от двери ни на секунду. — Мне надо обратно, слышишь?

— Я не знаю, — в который раз отвечал Уилл. — Ты сама пришла сюда, я тут ни при чем. Вспомни, как ты нашла эту дверь.

Пока они спорили, другой Уилл снова вышел во двор. Он ходил по траве, изредка прикладываясь к бутылке, и, казалось, что-то высматривал.

— Что он делает? — Ханна подошла ближе, щель теперь была размером с ее лицо, и крикнула: — Эй, Уилл!

Другой Уилл замер, оглянулся и притих.

— Он слышит, слышит! — заверещала Ханна, — Эй, Уилли! Ты меня слышишь?

Другой Уилл снова замотал головой.

— Ханна?

— Да-да! Уилл! Иди сюда, слышишь? Иди на мой голос!

Другой Уилл приблизился лицом вплотную к Ханне и исчез.

— Что? Где он? Куда он делся?

— Ханна? Где ты, Ханна?

Уилл потер виски.

— Он видит только воздух. Ты же не думаешь, что дверь висит у вас в саду?

— А то, что эта дверь вообще существует, тебя не смущает? — огрызнулась Ханна.

— Я к тому, что та дверь, скорее всего, тоже в доме, — беззлобно ответил Уилл.

— Прости, — Ханна виновато улыбнулась. — Что же делать?

— Попроси его поискать дома.

— Чертова дура, где ты? — от голоса другого Уилла, раздавшегося так близко, будто он орал им в уши, оба подпрыгнули.

— Уилл, иди в дом! В комнату возле кухни, найди там дверь, слышишь? Найди дверь!

— Издеваешься? За дурака держишь? Выходи!

Его лицо снова появилось в щели, но тут же исчезло.

— Уилл! Это важно, поищи дверь!

— Да пошла ты, — отозвался другой Уилл, делая очередной глоток, и вернулся в дом, не оборачиваясь на крики Ханны.

— Что нам теперь делать? — Ханна прильнула к щели и всматривалась в свой прежний дом.

— Не мешает поспать, — ответил Уилл. — Расскажешь о Генри?

Он принёс одеяла и подушки в мастерскую, потому что Ханна отказалась уходить из комнаты, и они расположились напротив двери, чтобы ничего не упустить.

Только недавно они были близки, как настоящая семья, а теперь Уилл не смел даже коснуться Ханны. Она тоже держалась на расстоянии, и избегала смотреть на него.

— Генри самый лучший ребенок на свете, — начала она, когда время на часах показывало двенадцать ночи. — У него твои глаза и... То есть, глаза отца. Он похож на отца, на Уилла. Боже, это всё так странно. Я иногда думаю, что правда сошла с ума и придумала всё это, чтобы стало легче.

Уилл кивнул.

— Я тоже часто об этом думаю. С самого твоего появления.

— Твоей жене повезло. Я хочу сказать, что тот Уилл, мой, он совсем не такой, как ты. Я бы хотела, чтобы он...

— Хани, мы ведь все еще можем быть вместе, — Уилл с надеждой посмотрел на неё. — Заберем Генри, обещаю, я буду любить его как собственного сына, мы еще можем быть счастливы.

— Я бы очень этого хотела.

* * *

— Кто это такой?

Уилл проснулся от крика. Над ним нависло его собственное небритое лицо. Другой Уилл схватил его за грудки и выдернул из постели.

— Ты кто такой? Что это такое?

Щели в двери теперь были такими широкими, что дерева было почти не видно.

— Уилл, отпусти его! — Ханна стояла сзади, ломая руки.

Другой Уилл сомкнул руки на шее Уилла и прижал его к стене.

— Кто ты такой, а?

— Я Уилл, — прохрипел Уилл, тщетно пытаясь скинуть руки противника с горла.

— Это я Уилл! Я! А ты урод!

У Уилла потемнело в глазах, воздуха не хватало, и он почти провалился в темноту, когда раздался глухой стук и пальцы другого Уилла разжались, а сам он повалился на пол.

Ханна отбросила в сторону Дорис, которой саданула по мужу.

— Ты в порядке?

Уилл вместо ответа показал на дверь. Она светилась как портал в другой мир, и уменьшалась на глазах.

— Быстрее!

Ханна кивнула и шагнула в проём. Сейчас всё получилось и она свободно прошла на ту сторону. Уилл с сожалением смотрел, как его жена снова уходит, когда она вдруг повернулась и протянула руку:

— Уилли, пойдем со мной?

Уилл посмотрел на другого Уилла, который открыл глаза и пытался встать.

— Не он, ты! — закричала Ханна, — скорее!

Через минуту другой Уилл мог только наблюдать через тоненькую щель в деревянной двери, как его жена уходит с новым мужем в его старый дом.

Еще через минуту дверь исчезла навсегда.

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!