— Ну, ты дрыхнешь, что ли? — спросила тень Жекиным голосом.
— Смотрю на небо, — Лёха вздохнул, садясь прямо. — Пытаюсь запомнить его.
— Ты никак помирать собрался?
— Ну что там? — спросил он.
— Народу много. — Блондин расстелил каремат рядом с костром и уселся на коврик, скрестив ноги по-турецки. — Основная площадка забита палатками так, что и плюнуть негде. Я видел ещё огни костров ниже и выше по тропе. У родника очередь.
— Я, почему-то, не удивлён, — хмыкнул Лёха.
— Ты дозвонился? — спросил Лёха минутой позже.
— Да, — кивнул Жека. — Сообщил по своим каналам о пропаже группы туристов на Алтае.
Лёха молча кивнул. Разлил чай по кружкам и поставил котелок ближе к огню. Ветер усилился. Стало холодать.
— Тебе советую вырубить телефон, — сказал Жека, грея руки о горячую кружку. — Если объявят в розыск, то на тебя выйдут очень быстро.
— Не выйдут, — ухмыльнулся Лёха и кивком указал в сторону склона. — Я выбросил его.
Жека проследил за его взглядом.
— Уверен, что не вернёшься? — спросил блондин.
Лёха внимательно посмотрел на друга: в его голубых глазах отражалось пламя.
— А ты? — спросил Лёха. — Ты же слышал слова Мии: обратного пути нет.
— Ну-у-у… — протянул Жека, поигрывая кистью, будто взвешивал шансы. — Из того места, может быть, и не возвращаются, но она ничего не сказала про то, что ждёт нас за мостом.
Лёха на это лишь покачал головой, в очередной раз удивляясь оптимизму блондина.
— Я, — Жека указал на себя, — по крайней мере, хочу в это верить.
— Твои слова — да богу в уши, — улыбнулся Лёха.
— Э-ка ты заговорил, — хмыкнул блондин. — Неужели дошло наконец?
Лёха несколько секунд изучал лицо друга, но всё же решил промолчать, так как знал, что подобные разговоры у них обычно затягивались на часы. К тому же в глазах блондина промелькнули озорные искорки — верный признак того, что Жека уже приготовился парировать ответ Сумрака.
— Ты придумал, как нам связаться? — спросил Лёха, переводя тему. — И надо бы какое-то кодовое слово.
— Ну верёвкой. — Жека отставил кружку и принялся распутывать тонкий репшнур. — Двойной булинь: одну петлю — тебе на пояс, вторую — мне.
— Ладно, — согласился Лёха. — Что насчёт слова? Или фразы? Я там встречал ваших двойников, и мог бы поклясться, что это вы, если бы…
— Да-да, — Жека вскинул руку в предостерегающем жесте. — Я помню твой рассказ про ухо… А ты уверен, что эти мы, ну другие мы, не будут знать или помнить это слово? Как это вообще работает?
— Если бы я знал, — вздохнул Лёха. — Ладно, тогда другой вариант.
Сумрак подтянул свой рюкзак, раскрыл боковой карман и достал маленькую записную книжку с ручкой. Быстро написал фразу — старое прозвище Жеке и дурную считалочку, которую Лёха тогда придумал про друга.
— Вот, — протянул он листок Жеке. — Напиши и ты что-нибудь. Моё забери себе, а я возьму твой текст. Быть может, это сработает.
— А ты конспиролог, однако, — скривился блондин, и, прочитав Лёхины закорючки, добавил: — Хреновый, скажу я тебе, с не менее хреновым почерком.
— Тем лучше. Свои каракули я точно ни с чем не спутаю.
— Ну-ну, — Жека цокнул языком, но спорить не стал.
Он что-то написал снизу листа, разорвал его пополам и протянул Сумраку кусок со своим текстом, Лёхин же спрятал в карман. Лёха прочитал: «Хреновому конспирологу, от обворожительного блондина».
— Да уж, — Сумрак растянул губы в кривой ухмылке. — Вот тут я спокоен: такой высокопарной слог ни один иной не повторит.
— Ну и отлично, — Жека вернул другу тетрадку. — А зачем тебе она? Будешь дневник вести?
— Не помешает записывать, — Лёха кивнул. — Камера там не работает, а вот всякие тексты порой встречаются, типа загадок.
Жека запахнул куртку и вдруг разом помрачнел.
— Что-то мне сыкотно, Лёха. — Друг смотрел в сторону городских огней. — Вот никогда ничего не боялся, а сейчас как будто ледяной водой окатили.
Лёха молчал. У него самого руки слегка подрагивали, и вовсе не от холода. Облака растянуло, а месяц скрылся. Стало темно, хоть глаз коли. Сумрак задрал голову. Нашёл взглядом Кассиопею. Улыбнулся. Небо закрутилось. Перед глазами вспыхнула яркая вспышка, а следом пришла тьма. Холодная, непроглядная тьма.
Просыпаться Лёха не хотел. Ему снилась Алёна: они гуляли по парку, ели мороженое и кормили голубей; звучала музыка, шумели фонтаны, прохаживались парочки и галдела радостная ребятня, кувыркаясь на батуте. Хоть Лёха понимал, что это всего лишь сон, его постоянно отвлекало странное ощущение холода и влаги. По спине словно струился поток воды.
— Лёша, ау, ты со мной? — Алёна дёрнула Лёху за рукав. — Почему, когда я завожу разговор о свадьбе, ты будто улетаешь куда-то?
— Извини, — Лёха провёл рукой по шее — она была сухой, но Сумрак мог бы поклясться, что по его спине бежит вода, причём снизу вверх.
— Я думаю позвать Машу и Вику, они…
Алёна продолжала говорить, но Лёха не мог заставить себя сосредоточиться на словах. Он крутил головой по сторонам, понимая, что это неправильный сон. Впрочем, само осознание собственного сновидения говорило само за себя — так не бывает, это неправильно. Однако вспомнить события, предшествующие сну, у Сумрака не получалось. Словно не было ничего. Он понимал кто он такой, понимал кто такая Алёна, но не помнил о себе ничего.
На лицо упал лучик солнечного света, принося тепло. Лёха отчётливо осознавал это, но никакого солнца не было — парочка шла в тени высокого здания. Алёна вдруг резко закричала, обхватила лицо руками и забилась в судорогах. Мир накренился. Прежде чем приложиться затылком о мостовую Лёха услышал хлопанье крыльев и птичий клёкот, похожий на крик орла.
Где-то журчала вода, а холодный поток проникал под куртку, студил спину и приносил облегчение: затылок саднило, прикушенный язык распухал во рту. Лёха открыл глаза, щурясь на яркое солнце. Он лежал на дне оврага в ручье. По бокам вздымались раскидистые деревья с пышной кроной, снизу рос кустарник дикой малины, но пахло здесь вовсе не малиной. Этот запах был Лёхе смутно знаком, но он соображал туго, а потому просто смотрел прямо перед собой, силясь собрать разрозненные мысли в голове.
Тень упала на лицо. Сумрак лишь в последний момент успел заметить несущийся к нему предмет. Лёха дёрнулся в сторону, откатываясь. Тяжёлая палица с глухим стуком опустилась в ручей, взметнув брызги воды. Сумрак попытался встать, но голова закружилась, и он снова рухнул на спину. Затылок отозвался глухой болью.
Нападавший снова занёс палицу, на этот раз метя в область паха. Лёха, понимая, что не успевает, подставил под удар стопу, отклоняя дубинку в сторону. Хоть удар и пришёлся вскользь, но Сумраку хватило и этого: стопа вспыхнула огнём. Здоровенный мужик с жутким перекошенным лицом, тем не менее, провалился следом за палицей, наклонившись вперёд. Лёха изловчился и пнул противника в живот. Впрочем, тот этого даже не заметил. Он прижал Лёху коленом к земле и занёс кулак для удара. Сумрак крутился, как уж под вилами, силясь вырваться из крепкой хватки, но противник был крупнее и сильнее, так что все потуги лишь вызвали боль в груди — мужик давил всё сильней. Дыханье сперло, а перед глазами заплясали цветные круги, но урод не спешил, явно наслаждаясь моментом.
Лёха шарил рукой пытаясь нащупать хоть что-нибудь. Он понимал, что если ничего не предпримет, то следующий удар для него станет последним или же мужик попросту раздавит ему грудную клетку.
Спасла Сумрака птица: крупный беркут с криком пронёсся над оврагом. Уродливый мужик отвлёкся на птицу, и хватка ослабла. Лёха вывернулся, подобрал ноги и с силой ударил противника в голову — урод отпрянул, а Сумрак бросился бежать.
Беркут кружил над ручьём. Его громкий клёкот пробирал до пят. Мужик Лёху не преследовал. Он схватил палицу и стал крутиться на месте, высматривая птицу. Сумрак, продолжал нестись вверх по оврагу, ища взглядом торчащие корни: если у Лёхи получится забраться по крутому склону, то у него может появиться преимущество над противником. Впрочем, сражаться с этим уродом Лёха не желал. Вверх и дёру!
Птица выпорхнула словно из ниоткуда. Беркут пролетел над Лёхой, заставляя того вжать голову в плечи и прижаться к земле, после чего стремительно атаковал мужчину с палицей. Урод встал боком, занёс дубину для удара и замер, но в глазах его Лёха прочёл испуг. Всё произошло в два быстрых мгновения: мужик ударил — беркут резко взмыл вверх и обрушился на урода выставив острые когти; раздался высокий звук, словно лопнула тонкая гитарная струна, и урод рассыпался мириадами искр, беркут тоже исчез.
Лёха не верил своим глазам. Он тяжело дышал, сплёвывая кровью. Губы его кровоточили, а левая скула саднила — вероятно урод всё-таки попал, но в пылу схватки Сумрак этого не заметил. Болел затылок. Впрочем, негодование Сумрака быстро улетучилось, как дым на ветру: он наконец понял, где очутился. Противный холодок пробежал по спине.
— Твою мать… — выдохнул Лёха.
Он умылся из ручья и ощупал затылок — на руке осталась кровь. Рёбра болели, скула пульсировала — там набухала шишка, но он всё ещё был жив. В прошлый раз в этом месте беркуты Лёхе не встречались, и уж тем более птицы, которые помогали. Скорее напротив: всё, что двигалось, разговаривало и мыслило — пыталось всеми возможными способами помешать или сожрать.
Сумрак осмотрелся. Овраг уходил вниз по склону, и ручей там обрывался небольшим водопадом. Сверху же русло изгибалось. Берега были крутыми и местами скалистыми — так просто не подняться. Лёха только сейчас заметил, что на поясе у него болтался кусок репшнура — вторая петля двойного булиня оказалась разорвана.
«Не получилось», — с досадой подумал Лёха, развязывая узел.
Вернувшись вниз по течению, Сумрак подошёл к палице и попробовал её поднять — дубинка была тяжёлой. Лёха вспомнил, что в прошлый раз уже встречался с любителем помахать «бревном», но тогда им с Алёной помогла вспышка.
— Чёрт, — выругался Лёха.
Он стал внимательно осматривать округу. Должно же быть хоть что-то. Ведь в прошлый раз у него был рюкзак. Но кроме палицы урода на дне оврага не нашлось ничего полезного. Тогда Лёха поднял взгляд и почти сразу заметил то, что искал: его ярко-красный рюкзак висел на дереве, зацепившись лямкой за сухую ветку. Сумрак осмотрел край оврага и обнаружил след, будто там что-то тяжёлое скатилось вниз. Кажется, этим чем-то был сам Лёха. Иначе сложно объяснить, почему рюкзак висел на ветке, а Сумрак оказался на дне оврага. Вероятно, в этот раз его выбросило сюда более жёстко. Хорошо, что он ничего не сломал.
Голова болела. Но Лёха надеялся, что эта не та боль, которая сводила с ума, а всего лишь последствия падения да пара тычков того урода — будь он трижды неладен. Покрутившись на месте, Лёха вернулся за обрывком репшнура и замерил его длину — мало, но до корня может достать.
С пятой попытки Лёхе удалось перекинуть камень с верёвкой через толстый корень. Подёргав репшнур, Сумрак убедился в его надёжности и стал карабкаться вверх, морщась от боли в груди.
Взобравшись, Лёха растянулся на земле и лежал так минут десять. Голова кружилась, но чувствовал он себя более-менее сносно. Солнце висело в зените, что слегка обнадёживало. Однако не стоило забывать про вспышку. В том, что она случиться, Сумрак не сомневался. Раз появился бешеный мужик с палицей и не менее бешенный беркут, то и вспышки не заставят себя долго ждать.
«Хоть какая-то стабильность», — подумал Лёха и вслух добавил, глядя на рюкзак:
— Ну и как тебя доставать?
Применив уже проверенный способ — камень и обвязанный вокруг него репшнур — Лёха смог перекинуть верёвку через сухую ветку. Дело оставалось за малым: навалиться всем весом и сломать сухую ветвь. Это Сумраку удалось, правда рюкзак упал на дно оврага. Выругавшись себе под нос, Лёха снова полез вниз, закрепив верёвку за ствол бука.
«Снова буки, — думал Сумрак, спускаясь. — Следом должен быть сосновый бор».
Но в этот раз всё, конечно, могло быть иначе.
Спустился Лёха быстро. Перетащив рюкзак подальше от воды, он раскрыл нижний клапан и стал вытаскивать вещи: Сумрак переживал, что пакеты с крупами могли порваться, а рюкзак уже успел набрать воды. Разложив пожитки на камнях, Лёха внимательно изучил вещи — как ни странно, но всё, оказалось на месте. В прошлый раз он не досчитался половины снаряжения и запасов еды. Глядя на свои пожитки, Лёха кивнул сам себе: хорошо, что они с Жекой загодя поделили провизию поровну — есть шанс, что у друга осталась вторая половина и блондин сможет протянуть, пока они не встретятся.
Лёха окинул овраг взглядом. Дубинка здоровяка не внушала оптимизма. Вряд ли этот мир изменился настолько, что теперь вместо кровожадных сов и филинов, тут встречаются на каждом углу доброжелательные беркуты. Лёха улыбнулся каламбуру, возникшему у него в голове.
Сумрак взглянул на небо: солнце уже перемахнуло зенит и медленно клонилось к горизонту.
«Часа три», — навскидку прикинул Лёха и перевёл стрелки часов.
Действие бесполезное, но так ему казалось правильно, да и успокаивало это: хоть какая-то постоянная в этом мире, пускай и преходящая, но всё же. Что-что, а ход времени тут оставался таким же, как и в родном мире. По крайней мере в перерывах между вспышками наручные часы синхронизировались с солнцем. Лёха это проверял несколько раз за те дни, что он провёл в лагере у пещеры. Собственно, как и компас: прибор всегда показывал точно на север. Зная где север, всегда можно определить время по тени.
Идти Лёхе никуда не хотелось: он всё ещё надеялся, что Жека может быть где-то рядом, но кричать и звать Сумрак опасался — здесь на зов мог выйти кто угодно. Перекусив консервой, Сумрак ощупал затылок — под коркой запёкшейся крови, он нащупал здоровенную шишку. Решил оставить так. Обработал ссадины перекисью и залепил пластырем лопнувшую кожу на щеке.
Те вещи, которые не были упакованы в гермомешок всё-таки промокли, и Лёха решил разложить их на тёплых камнях — просушить. Отломив веточку, Сумрак расчистил участок земли от камней и решил провести эксперимент с тенью и компасом, потому как уходить ему совершенно не хотелось.
Воткнув ветку в землю, Лёха положил рядом компас, так, чтобы север указывал на Сумрака. В такой схеме север — это условный полдень, а юг — шесть часов. Разделив воображаемую окружность на двенадцать равных частей, Сумрак определил, что тень находится между тремя и четырьмя часами. Подвёл стрелки. После решил провести обратный опыт: направил часовую стрелку на солнце, а оставшуюся большую часть окружности — взял грубо от четырёх часов до двенадцати — поделил пополам. Там должен был быть север. Компас указывал в том же направлении. Лёха довольно кивнул. И тут его осенило. Ведь подобный метод работает только в Северном полушарии, в южном нужно делать наоборот: двенадцать на циферблате направлять на солнце и делить пополам меньшую часть окружности — от двенадцати до часовой стрелки. Значит он находился всё ещё в Северном полушарии Земли? А Земли ли? Или это всё очень точная симуляция?
Чтобы закрепить экспериментальную часть, Лёха решил опробовать ещё один метод. Нашёл в ремкомплекте иголку и потёр острый её край о шерстяной носок. Сделал углубление в земле, налил туда воды из ручья, сорвал крупный лист, положил на него иголку и опустил этот кораблик в лужицу. Листик стал медленно поворачиваться и в какой-то момент замер. На всякий случай, для чистоты эксперимента, Сумрак прикрыл ямку с водой ковриком от ветра, но стрелка больше не двигалась и указывала острой частью в том же направлении, что и синяя стрелка компаса.
К пяти часам вещи просохли. Лёха решил, что всё же следует куда-то двигаться. Ночевать в холодном сыром овраге ему не хотелось, так как палатка осталась у Жеки, если она, конечно, переместилась сюда тоже. Покосившись на пояс с ножнами, Сумрак вздохнул. Обнажив клинок, Лёха проверил остроту лезвия. Стукнул пальцем по клинку, прислушиваясь к звону, будто заправский кузнец, определяя по звуку качество стали — естественно не обладая подобными знаниями — и, наконец, надел пояс, убрав мачете в ножны. В отличие от Жеки и Гавра, Лёха фехтовать не умел вовсе, но с клинком на боку он хотя бы чувствовал себя уверенно и, вероятно, мог внушать опасения другим. Впрочем, иные игнорировали эдакую демонстрацию силы и бросались даже на толпу вооружённых самодельными копьями туристов.
Упаковав рюкзак, Лёха ухватился за репшнур и стал карабкаться наверх. С тяжёлой ношей за спиной это оказалось непросто, но он выбрался. Правда взмок как мышь. Хорошо хоть погода здесь стояла майская и прохладный ветерок приятно холодил кожу. Осмотревшись, Сумрак решил не мудрствовать лукаво и взял курс на юг. В прошлый раз это направление вывело его и Алёну к земляничной поляне, где им повстречался странный дед.
Воспоминания обожгли сердце болью. Лёха стиснул зубы, поправил лямки рюкзака и заковылял вниз по склону.
