Краткая энциклопедия криминалистики опять лежала не там, где её оставляли. Жизнь в коммунальной квартире развивает полезный навык замечать всякие мелочи. Похоже, пьяница Верещагин из соседней конуры опять здесь рыскал в поисках денег. Каждый раз по возвращению домой Маслов испытывал жгучее желание сменить замок, догадываясь, что алкоголик каким-то образом сделал дубликат ключа. Хотя, кажется, сосед уже несколько дней не объявлялся.
Зацепив на криво вбитый гвоздь старенькое пальто, Маслов уселся на диван, довольный окончанием дня. Удалось найти ещё одну редкую книгу, по насильственными преступлениями. Для школьного учителя физики он имел почти нездоровое пристрастие к изучению вещей, связанных с маньяками и убийцами. На часах восемь вечера. Настойчиво постучали в дверь.
– Да… Войдите! – крикнул Маслов, не отрываясь от скорого просмотра содержимого новой книги.
– Добрый вечер. Сотрудник уголовного розыска Кировского РУВД, Морозов Алексей Геннадьевич, – в тесную комнатушку зашёл человек в форме, – по имеющейся информации, вы, Маслов Валентин Петрович, обвиняетесь в совершении целого ряда преступлений.
Большие глаза физика, увеличенные эффектом толстенных линз, казалось, стали ещё больше.
– Таких, как, – продолжил сотрудник милиции, – порча государственного имущества, то есть, собственного зрения, убийство… да, конечно, убийство времени за чтением! И самое тяжкое – уклонение от дружеских посиделок!
– Ты чего пугаешь, Лёх?! – Маслов привычным движением вытер пот со лба и провёл ладонью по залысине, как бы успокаиваясь.
– А чё не пришёл сегодня? Выпили бы по-человечески. Ай, ну тебя… — Алексей махнул рукой и приземлился на диван.
– Да это…
– Опять шатался по барахолкам в поисках новых книжек. Не осуждаю! Но с тебя причитается. Во-первых, за то, что не пришёл, а во-вторых, за это, – человек в форме открыл кожаный портфель и извлёк оттуда пачку затёртых бумаг.
Облизав обветренные губы, Маслов сел поближе к собеседнику. Уставшие глаза принялись с жадностью впитывать новую информацию.
– Друг из Москвы привёз копии старых дел. Интересно? Знал, оценишь.
– Спасибо, – заставив себя оторваться от чтения, Валентин бережно сложил документы на небольшой лакированный столик.
– Как там успехи у Бориса в школе?
– Твой сын… в общем, он старается, – было неловко говорить о ситуации. Чаду Алексея он ставил пятёрки только ради того, чтобы отсталого ребёнка не исключили из школы. С Лёхой и познакомился на этой почве два года назад.
– Ну и хорошо. Ладно, я забежал так… чисто символически, да макулатуру занести, – милиционер поднялся, отряхнул форму, будто успел запачкаться, и заторопился к выходу, но, уже стоя наполовину в коридоре, добавил, – а, это… не слышал ничего странного?
Поразмыслив, физик ответил:
– Вроде нет… а что?
– Херня… слухи, мол бомжи пропадать стали. Это ли проблема? Наоборот, хорошо. После девяносто второго бродяг на улицах развелось, у-у-у!
– Это точно, много людей потеряли всё…
– Короче, чёрт с ним. Приятно… Спустя два года популяция бичей начала сокращаться. Ладно, бывай!
Каждая встреча с Морозовым оставляла в душе Валентина неприятный осадок. Часто он списывал это на свои завышенные ожидания от морали сотрудников госучреждений.
Решив отвлечься на чтение, Маслов взял со стола кипу бумаг, чтобы погрузиться в заключения экспертов и показания свидетелей. Не пошло. Из головы никак не вылезали тёмные образы, нарисованные словами Алексея. Люди, которым не повезло, бесследно исчезают, и всем вокруг наплевать. Процветает эгоизм, нет сочувствия. Моя хата с краю – девиз, живущий в головах. А ведь на месте бомжа мог оказаться любой.
То ли из-за переживаний, то ли из-за болезни, Валентина затошнило. На часах десять вечера, за окном непроглядная темнота, но подышать воздухом, выбравшись из душной конуры, стало просто необходимо.
Тихо хлопнув слегка покосившейся деревянной дверью, лысеющий учитель вывалился наружу. Втянул крючковатым носом прохладный осенний воздух, прислонившись к шершавой стене. Он только прикрыл глаза, как вдруг вечернюю тишину спального района разорвал женский крик. Пронзительный голос звучал со стороны небольшого парка, где деревья особенно сильно сгущали тени. Маслов рванул на звук, перебежав узкую улицу, и влетел в бегущую навстречу женщину. Та ещё больше разоралась, выпучив глаза, полные ужаса.
– Эй! Успокойтесь! Да хватит уже визжать! – Валентин машинально оторвал от себя напуганную женщину и встряхнул за плечи.
– Шла домой… с работы… – вокруг как будто не хватало воздуха, поэтому она старалась ухватить побольше.
– Глубоко вдохните и выдохните. Вот так. На вас напали?
– Нет… там просто лежит… о, ужас-то какой…
– Ладно, сейчас разберёмся. А вы, – сделав небольшую паузу, Маслов критически осмотрел заплаканное лицо собеседницы, – вызовите милицию.
Он похлопал девушку по плечу и зашагал в темноту парковой аллеи. Долго идти не пришлось. Под единственным тусклым фонарём, выделяясь на общем фоне, валялось тело. Смерть успела обезобразить и без того не самое красивое лицо пропойцы. Сомнений не было – распластавшись в осенней листве, слегка приоткрыв рот, здесь нашёл свой последний приют Верещагин. Беззаботный алкаш, абсолютно бестактный, но вечно смеющийся и излучающий неподдельную радость – сосед частенько заглядывал к Маслову, травя бородатые анекдоты и расспрашивая о жизни.
Первое, что бросалось в глаза – корона из жёлтых кленовых листьев. Искусно связанный венок украшал лоб покойного, все острые вершинки направлены строго вверх. Торс голый, рубашку сняли. Внимательно осмотрев труп, Валентин не нашёл видимых повреждений. Правая рука вытянута на всю длину в сторону, левая опущена вдоль туловища. На ботинках, кажется, обычная земля, но с примесью чего-то серого, смахивающего на пепел. Глаза покойника открыты, видны признаки трупного высыхания, появились пятна Лярше. В зеркалах души навеки застыл ужас. Попытки отвести челюсть ниже, чтобы осмотреть рот, не привели ни к чему.
– Смерть наступила как минимум 5 часов назад… — тихо произнёс физик, убирая руку. Вдруг изо рта мертвеца выкатилось нечто.
Он осторожно поднял предмет. Ракушка со спиленным краем.
– Вот те номер…
Завернув находку в носовой платок, Валентин ещё раз внимательно прошёлся взглядом трупу, и, не найдя никаких зацепок, двинулся домой обходным путём. Позади зашумела сирена милицейской машины.
«Похоже на ритуальное убийство. Чёрт, да не похоже, а так и есть! Преступления этого типа большая редкость, сложно сравнивать…» – Маслов прикрыл глаза, удобно расположившись на пыльном диване, и принялся судорожно перебирать в голове случаи, хотя бы отдалённо связанные с деятельностью сект. «Дело Бейлиса в дореволюционной России. Нет, не то…» – потерев виски, уставший учитель поднялся и стал беспокойно расхаживать туда-сюда.
– Что имеем? Если бы мертвец лежал в парке с утра, то давно бы обнаружили. Трупное окоченение наступило ранее… А ещё глаза… Значит, убили в другом месте, потом подбросили!
Неожиданно, Валентин поймал себя на мысли – неплохо бы проверить комнату убитого. Пришлось поругаться с совестью, но в итоге решился. Осторожно ступая в темноте коридора, надеясь, что никто из жителей коммуналки не будет бродить ночью, он желал поскорее закончить с поиском. Особенно не хотелось встречать ту мерзкую старуху, вечно пристающую с расспросами.
На ободранной двери отсутствовал замок, прежнему жильцу было на это по барабану. Сильно лез в ноздри затхлый воздух с запахом спирта и лекарств. Щёлкнул выключатель, на потолке зажглась пыльная лампочка без плафона. В тусклом свете стол, заваленный стеклянными бутылками, казался осознанной конструкцией, а не просто барахлом. В углу старый фанерный шкаф и небольшая тумбочка – ящики наполовину пусты, а наполовину забиты мусором. Пол устлан окурками.
До слуха донеслось хлопанье входной двери – кто-то зашёл в коридор с улицы. Валентин среагировал мгновенно – погасил свет и заглянул в небольшую щель, придерживаясь за косяк. Тихо шоркая туфлями, в его сторону двигались два человека в форме. Похоже, милиция времени даром не теряла, пробили убитого и сразу в гости.
— Твою ж мать…
Нужно было срочно что-то делать, иначе придётся в изоляторе доказывать свою непричастность. Самое простое решение – окно. Валентин стал нервно дёргать задвижку, но та ни в какую не поддавалась, намертво сросшись с подоконником. Шаги приближались. Покраснев, обливаясь потом, физик не переставал тянуть проклятый шпингалет вверх, но без толку.
Внутрь зашли сотрудники. Включился свет. Стараясь дышать тихо, Маслов притаился в шкафу, среди старых курток.
– Да уж, натуральная помойка… – уныло произнёс служитель закона.
– Насрать. Сказали проверить, не осталось ли следов. Типа, которые могут к нему привести. Мы и проверили! Нет тут ничего.
– Ага, реально, отходы одни.
– Слышь, может шкаф пошмонаем? Хоть одежду урода приберём.
– А чё, идейка хорошая.
Учитель сжался в комок, желая раствориться среди курток. Загородившись кожаным плащом, он крепко стиснул пахнущую костром материю. Очки запотели, и видимость упала до нуля. В кромешной тьме Валентин чувствовал только собственное дыхание и стук сердца.
С той стороны раздался старушечий голос:
– Эй, вы хто будете?
Тишина.
– Гражданочка, вы мешаете работать милиции. Идите… спать.
– А бумажечку покажешь?
– Какую ещё бумажечку?! – голос первого человека сквозил недовольством и возмущением.
– Ну, ето самое… почём знать, что ты малицейской?
– Документы в машине…
– А? Громче говори, милок! Я ж не слыхаю.
– В машине документы! – заорал второй сотрудник, а затем, сменив тон на более дружелюбный, стал забалтывать, – ладно, бабуль, нам с коллегой ехать надо. Простите… побеспокоили, разбудили. Убийство расследуем, работа такая.
– Бох ты мой… что случилось-то, а, миленький?
– Лучше не будем об этом. Да и не положено…
Захлопнулась дверь, и голоса постепенно затихли. Не сразу придя в себя, Маслов смахнул пот со лба, обильно стекающий по лицу. Вывалившись из шкафа, первым делом он протёр бумажкой очки. Зрение вернулось. Глупо таращась на зажатый в руке кусок, вырванный из тетради, Валентин не мог понять, откуда тот взялся. Кажется, ладонь случайно попала в карман кожаного плаща. Видимо, там он и сжал от страха этот лист, да так и не выпустил. Развернув смятую бумагу, Валентин увидел запись, сделанную кривым почерком – «Йенсен Г.К. 1974».
Лёжа в постели, горе-детектив мысленно рассуждал о прошедшем дне. Желание, притаившееся в пучине сознания, теперь выплыло наружу. Раскрыть особенное дело. Тайные грёзы, которые он лелеял и скрывал, могли стать реальностью. К тому же, терять особо нечего.
Информации не хватало, но какие-никакие итоги напрашивались. «Ритуальное убийство, причём показательное, иначе бы тело не стали выставлять на всеобщее обозрение. Свет фонаря в композиции только подчёркивает открытость намерений, точно выхватывая актёра на сцене театра. Если так рассуждать, то убийца приглашает на представление, и впереди будут новые жертвы. Записка – интересная деталь… но пока не ясно, на что наведёт. От одежды Верещагина пахло костром, а на его ботинках налип пепел. Стоит поискать свежие пожарища в городе. А те милицейские? Их наниматель заинтересован зачистить следы. Кто он и как связан с Верещагиным…» – от усталости и размышлений еле заметно побаливала голова, постоянно хотелось зевать.
«Раковина… надо будет проведать Арсения Павловича в школе, уж он-то должен разбираться в моллюсках…» – мысль пробежала уходящим трамваем, и Валентин Маслов провалился в сон.
Холодное осеннее утро началось с противного мелкого дождя, постоянно оседающего на лице. Ещё издалека Валентин заметил народ, толкающийся возле небольшого серого здания школы. Просочившись сквозь толпу негодующих промокших людей, учитель всё-таки добрался до дверей. Вход блокировали сотрудник милиции и школьный охранник.
– Стоять! Вы куда лезете?! – по недовольной мине было понятно – поток желающих попасть внутрь не иссякал.
– Я работник данного учреждения. Маслов Валентин Петрович, преподаватель физики старших классов.
– Угу… а подтвердить можете?
– Смеётесь? Обратитесь к директору, там данные есть. Она сюда и вызвала, так-то у меня… внеплановый отпуск.
Лицо сотрудника заиграло новыми оттенками, мыслительный процесс шёл вовсю.
– Остапенко Александра Гордеевича знаете?
– Ну конечно! Это ж химик наш.
– Тогда проходите, заодно показания запишем.
Охранник повёл Валентина по знакомым коридорам, в которых сейчас стояла тревожная тишина. Проходя мимо кабинета химии, он успел заметить, как техничка стирала надпись с доски. «Он указывает без всякого спирта». Не дойдя до учительской, физик услышал доносящиеся оттуда крики. Дверь резко распахнулась, и наружу вывалились два амбала в форме, крепко вцепившиеся в Александра Гордеевича. За прошедший месяц, что они не виделись, преподаватель сильно изменился. Нет, волосы у химика не отросли, даже старенькая клетчатая рубашка из фланели осталась та же, но лицо… Лицо переменилось кардинально. Синие круги под веками, искривлённая линия рта и бледно-лунная кожа. Пленник упирался, не желая идти дальше.
– Вы не понимаете! Боже, вы бы видели его жену… разве такое уродство бывает вообще? – глаза химика бешено вращались, рот растянулся в мученической гримасе.
– Заткнись и иди, сука! – заорал здоровяк справа.
– Нет! Ошибка! Это надо прекратить… я говорю правду, богом клянусь! Их дитя… всякое видел, но оно… отвратительно! Не должно рождаться на свет! Не должно!
Бедный Александр Гордеевич извивался как мог, но получил удар пистолетом по затылку и вырубился. Бугаи отволокли тело дальше по коридору. Физик не мог пошевелиться, пребывая в оцепенении. Перед отключкой пленник бросил на него взгляд полный мольбы и отчаяния.
– К чёрту… – Маслов смахнул наваждение и решительно пошёл к кабинету биологии.
Арсений Павлович пил чай, сидя за учительским столом, и нервно поглядывал в окно. Руки педагога дрожали так, что маленькая ложечка то и дело стучала о край кружки. В кабинете пахло мелом, геранью и почему-то водкой.
– Можно?
Худощавый преподаватель затравленно взглянул на гостя, застывшего у входа. Серый пиджак местами помялся, на щеках красовалась щетина.
– Заходи, Валь.
Маслов взял стул с первых парт и сел рядом. Некоторое время они просто молчали, глядя, как ветер снаружи треплет пожелтевшие кленовые листья.
– Что творится вообще?
– Говно собачье творится, вот что! – устало махнув рукой, Арсений Павлович приложился к кружке.
– Успокойся, – Валентин слегка похлопал собеседника по плечу, – почему взяли Сашку?
– За наркотики, как говорят. Якобы, отследили и нашли дома лабораторию. В последнее время он действительно был потерянный какой-то …
– Например?
– Нервничал часто, психовал, под нос себе нашёптывал, лицо… не свежее. Говорил, бессонница мучает. И ведь я знал – дело нечисто! А помочь… эх… – биолог закрылся за сухощавыми руками.
– Никто бы не подумал… Не вини себя. Времена нынче радикальные, деньги нужны людям.
Возникло многозначительное молчание. Арсений Павлович нервно отбивал дробь пальцами по столу.
– Знаешь… не верю я! Чушь сплошная…
– Понимаю, – Валентин задумался о вчерашнем визите милиции к соседу, связав это с сегодняшним инцидентом.
– И момент ещё интересный. Подслушал, как гады при погонах между собой переговаривались. Один другому заливал, что больно странная лаборатория... не похожа на такую, где наркотики делают, – Арсений придвинулся к Валентину и заговорил шёпотом, – мол, символы непонятные на стенах, отрывки из ветхого завета. А второй отвечает – «Вещества нашли? Нашли. Место сдал. Дальше не суёмся, условия договора.»
– Ого. Всё не просто…
– Говорю же, тёмное дело! Кто-то натравил следаков на Саньку, а наркотики… нет, может употреблял, но точно не продавал.
– Он пережил сильный шок, веществами глушил… — физик нечаянно сделал вывод вслух, смотря в глаза коллеги.
– Возможно, – Арсений прервал зрительный контакт и уставился в стол.
– Слушай, вопрос есть… По твоей части.
Валентин достал носовой платок и, бережно развернув, положил найденную во рту Верещагина раковину на стол. Биолог сдвинул брови и поджал губы, напрягшись пуще прежнего.
– Это ципрея. Или каури. Моллюск, обитающий в тропическом климате.
– А почему край подпилен?
– Без понятия, – собеседник явно дал знать, что больше не хочет продолжать.
Поднявшись со стула, Валентин так же аккуратно свернул платок и спрятал в карман брюк.
– Ладно, пойду. Крепись тут, приятель!
– Спасибо. И ты… ммм… не сдавайся. Рак в наши дни успешно лечат, как биолог говорю.
Выйдя из кабинета, Маслов испытал неприятный букет чувств. Жалость со стороны людей, знающих о болезни, всегда вызывала обжигающий внутренности стыд и желание провалиться сквозь пол. Снова накатило: по телу разливался ядерный коктейль из переживаний, ладони стали скользкими, закрутило живот. Больше в школе делать нечего, и, постепенно отходя от эмоций, он двинулся на выход, благо оперативников не наблюдалось.
Неприятная картина складывалась. Раковина не из этих северных краёв, достать такую в Октябрьске практически невозможно. Предмет культовый. Детали мог знать один давний коллега. Его бывший научный руководитель из института. Из-за череды разногласий общение особо не вязалось, учитывая, что Валентину пришлось покинуть рабочее место и выбрать путь обычного школьного педагога. Физик заторопился к будке таксофона и набрал номер. Долгие гудки.
– Добрый день, приёмное отделение Октябрьского НИИ ЭМ, чем могу помочь? – усталый голос на той стороне принадлежал Верочке, давней подруге, к которой после диагноза он заходил редко.
– Привет, это Валя Маслов.
– Ого… а лично чего не зашёл? – в тоне женщины засквозили нотки обиды.
– Долго описывать…
– Ты в порядке? Как здоровье?
– Слушай… – Валентин пытался объясниться как можно мягче, – не до этого. Мне нужен Королёв.
– Вот как… хорошо, подожди.
Маслов терпеливо ждал, таращась в кучу царапин, оставленных на пластике. Тишину на том конце разорвал ещё один знакомый голос.
– Владимир Королёв на линии.
– Здравствуйте. Это Валентин Маслов. Простите, что отнимаю ваше время, профессор, но нужно экспертное мнение по одному вопросу.
– Ээээ… конечно, слушаю.
– Вы с давних пор увлекались изучением различных культов и религий мира, возможно, знаете, кто использует в качестве ритуального предмета ракушку каури со спиленным краем?
– Вопрос интересный! Могу сказать – круг широкий. В основном это различные афро-карибские культы, религия сантерия, кимбанда… воудун. В простонародье вуду. Расписывать долго, но раковины каури применяют для прорицания.
– Спасибо, Владимир Сергеевич. Обязательно загляну при случае.
– Да, конечно… заходи… постой, а зачем… – остатки слов оборвались с щелчком.
Валентин повесил трубку, не дослушав профессора до конца. Необходимую информацию он получил, а большего и не надо. Отношения с Королёвым натянутые, поэтому мозолить глаза не хотелось.
На трупе корона из листьев, символизм больше к европейской мифологии, с вуду мало общего. Голяк. И тут пришло озарение! Есть же зацепка по Верещагину. Возможно, в городе случался пожар, и сосед побывал там.
Закупившись в ларьке несколькими новостными газетами за эту неделю и за прошлую, физик отправился на автобусную остановку, чтобы хоть чуть-чуть закрыться от вездесущей мороси. Приземлившись на покосившуюся лавочку, он вдохнул аромат бензина и сырого асфальта, торопливо раскрыв первую газету.
В основном страницы хранили всякий мусор – объявления кооперативов, поиск работников, городские новости, где бандитские хари гордо открывали очередной ресторан. Внимательнее прочего он высматривал криминальную сводку, но её сплошь забили случаи домашних разборок. Часто встречались сообщения о пропаже людей.
Пройдя половину стопки, Валентин всё-таки нашёл подходящий заголовок и, прогоняя усталость с глаз, погрузился в чтение.
«Сгорел городской архив! Вчера, пятнадцатого октября, вспыхнуло здание старого городского архива, расположенного на улице Некрасова. По предварительной версии следствия, причиной возгорания стала неисправность проводки. Власти уже неоднократно говорили о переносе документов и реставрации объекта, но до дела обещания не дошли…».
Есть! Оставив газеты раскиданными по лавочке, Маслов запрыгнул в подошедший автобус. Через стекло он заметил бродягу в драной кожаной куртке, который шёл, придерживаясь за стену дома.
Окраина города – гниющий хвост большой рыбины. Дороги есть далеко не везде, а там, где они имеются, это сложно назвать дорогой. Тёмные дела здесь происходили даже при свете дня. Искомое одноэтажное здание разительно выделялось среди остальных побитых жизнью построек. Почерневший фасад идеально сочетался с налитым свинцом недобрым небом. Неподалёку слышались голоса рабочих, разбирающих завалы. Пахло гарью. Он не до конца знал, что ищет, но чутьё подсказывало – именно сюда ходил Верещагин.
Позади здания нашлись длинные столы, расставленные прямо на траве. Вокруг суетились люди, заботливо укрывающие плёнкой от дождя коробки с документами. Видимо, уцелевшие в пожаре данные. Никто не обращал на невысокого лысеющего мужчину внимания, поэтому Валентин просто подошёл поближе и стал наблюдать.
Сзади донеслось:
– Ребят, я ещё принёс!
С бетонной лестницы спускался человечек в старомодном свитере, еле удерживая в руках сразу три обгоревшие коробки. Маслов поспешил на помощь и принял из рук часть груза. Уложив несчастные бумаги, весившие целую тонну, на столы, они отошли в сторону.
– Благодарствую, – отдышавшись, рабочий пригладил небольшую растрепавшуюся бородку, – я вас раньше тут не видел.
– Да я приехал, значит, запрос сделать, а тут вон как…
– Аааа… – человек вытащил помятую пачку сигарет и закурил, – ну, теперь в курсе. Настоящая трагедия, да. И что? Работаю чёрт знает сколько лет, и с электричеством проблем ни-ка-ких, так-то.
– Думаете, поджог? – физик почесал затылок, притворяясь обычным праздным зевакой.
– Ещё бы! Олигархи эти сраные… им бы землю отхапать, на остальное плюнуть и растоптать! Кому охота возиться с реставрацией? Эх… проще под снос и новое отстроить… что деньги будет приносить, так-то!
– Верно говорите.
Молчание продлилось недолго, и работник архива вежливо спросил:
– Может быть, я всё же смогу помочь?
– Понимаете, вопрос деликатный… нужна информация о моём дальнем родственнике. Пытаюсь раскопать семейное древо… сейчас, – Валентин вытащил из кармана бумажку, найденную в шкафу, – Йенсен Г.К., фамилия достаточно редкая.
– Так… а подробнее?
– Ах да, есть ещё год – тысяча девятьсот семьдесят четвёртый.
Бородач задумался, уперев взгляд куда-то сквозь землю и нервно потирая руку. Что-то в нём не нравилось Маслову, слишком уж странно выглядел собеседник, дёргано говорил и двигался.
– Есть известный городской хирург Йенсен Генрих Константинович. А год… кажется, в озвученный год его убили.
– Поразительно, вы прекрасно знаете, о чём речь… – Маслов убрал помятый листок в карман.
– Ерунда! Фигура известная, так и запомнил, да. Очень талантливый хирург, проводил кучу сложнейших операций. Убийцу не нашли, да… но подозревали, что это сыскавшийся недовольный пациент, сами понимаете… профессия сложная.
– Точнее не скажешь.
– Кажется, документы тех лет уцелели, но в этом бардаке надобно поискать. Подождёте вон там?
Сидеть пришлось долго. Пару часов он точно проторчал на ветхом стуле под уцелевшим навесом, наблюдая, как люди то и дело носят архивные коробки разной степени черноты. Наконец возник мужик в свитере и передал небольшой пакет. С клятвенным обещанием вернуть документы до следующего понедельника, Маслов отправился домой.
В пути он рассуждал о связи между Верещагиным, архивом и пожаром. Хотел ли он спасти бумаги или же желал уничтожить? В любом случае, сосед больше не заговорит, а значит, таинственный убийца внакладе не остался. Закатное солнце освещало густым янтарным цветом полупустые улицы и одиноких людей, разбредающихся по норам. Все они могли быть под угрозой, но каждому плевать на другого. Бомжей в округе больше не осталось.
Часть 2
