часть 1
Васька ойкнула, и Макс задвинул ее подальше в коридор. Он первым вошел в комнату, покрутил головой, подошел кровати.
- Осторожно, Макс… подала голос Васька, но он не обернулся.
- Это просто старые шмотки, набитые бумагой, - сказал он. – Заходите.
На кровати лежала кукла – из старомодного синтетического спортивного костюма торчали комки мятой газетной бумаги, голову тряпичного уродца составлял древний противогаз. Стеклянные круглые глазницы были запылены и смотрели мертво и пугающе.
Васька зашла осторожно, ступая, словно по льду. Подошла к стене, увешанной рисунками.
- Ребят, гляньте. Интересно, кто это рисовал…
Сашка всмотрелся в один мастерски выполненный карандашный рисунок: худой голый старик сидел в инвалидном кресле, а ноги его, истончаясь в тощих бедрах, вплетались в спицы колеса, сливаясь с ним в одно целое. На другом рисунке вытянутая тонконогая девушка придерживала огромный прозрачный живот, в матке висело огромное глазное яблоко вместо человеческого зародыша.
- Смотрите, у всех рисунков одна подпись!
- Михаил Чеботаев, – прочел Руслан на одном рисунке.
- Мда, рисовал Михаил Чеботаев офигенно, а с башкой только у него явно была беда, – сказал Сашка, рассматривая следующий рисунок.
Руслан подошел кровати, разорвал кружево паутины с вплетенными листьями и мелкими веточками и наклонился над куклой. В этот момент по комнате прокатился протяжный хриплый вдох, и мальчишки замерли, а Васька тихо пискнула.
Грудь куклы приподнялась, из противогаза вырвался хриплый шумный вдох, шланг противогаза дрогнул. Васька отпрянула, а Макс наоборот, подошел ближе. Сашка увидел, как приподнялась и опала грудь куклы, чучело будто несмело пробовало дышать. Глазницы противогаза запотели, и Макс тихо выматерился.
- Ребят, пойдемте… - несмело начала Васька, но Руслан сел на краешек кровати и приложил к куртке в районе груди, слегка примяв комканые газеты. Кукла шумно дышала, и ладони Руслана двигались вверх-вниз.
- Блин, отойди от него, Русь, ты чего? – ошалело сказал Макс.
Но Руслан будто его не слышал, он приложил ухо к груди чучела и тихо прошептал:
- Оно дышит…
Комнату наполнило дыхание куклы – она хрипела, глотая воздух и выдыхая его через противогаз. Руслан прильнул к кукле, стараясь дышать в такт с ним, подстраиваясь под его неровный такт. Васька тихо вскрикнула – глазницы противогаза вдруг окрасило пурпурным, будто изнутри резиновой черепушки заклубился красный пар.
- Оно красное… – как будто с удовольствием сказал Руслан.
Сашка стоял, завороженный – кукла и Руслан дышали в одном ритме, и он вдруг самым краем глаза где-то сбоку увидел микроскопическое движение, будто едва заметно шевельнулась штора, которой не было. Он чувствовал всей кожей, как рядом с ним, совсем рядом растет, пухнет, ширится нечто, что он совсем не хотел видеть. Сашка, замер, тяжело дыша, стараясь не двигать глазами.
Очнулся он толчка – его швырнул к выходу Макс, который, оказывается, орал ему прямо в лицо:
- Санек! Очнись! Очнись!
Сашка помотал головой и его тут же рванула за рукав Васька, а Макс оторвал Руслана от куклы и потащил к выходу, награждая пинками.
Вывалились они в узкий коридор, где обессиленный Сашка сполз по стене на пол, схватился руками за щеки.
- Что это… Там что-то было, - прошептал он.
- Красное… - сказал Руслан и потер глаза. – Это какой-то пиздец.
Он вдруг схватил Сашка за куртку спереди, поднял его с пола и зашипел:
- Это ты нас сюда притащил! Ты! И ты будешь говорить, что нихера не знал?! Урод! Я тебя
скормлю этой красной паутине, если мы отсюда не выйдем!
- Мальчишки, прекратите! – взвизгнула Васька.
Сашка коротко и сильно ударил его грубым ботинком в голень, и Руслан выпустил его, взвыв от боли. Макс рывком отшвырнул Руслана к стене и спокойно сказал:
- Я сам тебя в эту паутину кину, если будешь истерить. Сейчас мы в одной лодке, а морду ему начистишь, когда выйдем. Может, я тебе даже помогу.
Только сейчас Сашка разглядел, что коридор был густо облеплен дверями, нарушая все мыслимые и немыслимые правила архитектуры. Дверь была на потолке, крошечные дверки лепились на стенах, даже на полу обескураженный Сашка две узкие, шириной в ладонь, двери. В конце коридор раздваивался, но когда они дошли до развилки, то увидели, что с обеих сторон – тупики. Они обошли коридорчик, разглядывая двери, и Макс сказал:
- Что ж, будем соваться во все проемы, в которые только протиснемся.
Васька тронула его за рукав.
- Макс, ты нас выведешь? – спросила она.
Даже сейчас Сашку резануло – она так ему верила. Почему она не спросила его или Руслана? Почему именно Макса?
- Мы выйдем! – упрямо выставив лоб вперед, сказал Макс. – Холл лестницы должен быть где-то рядом.
Он открыл первую доступную им дверь, и Сашка увидел, что она открывалась в комнату давешнего бомжа, который сидел на полу и безмятежно поглощал китайскую лапшу из стаканчика.
Руслан, которого не успел удержать Макс, сразу бросился вперед с перекосившимся от злобы лицом.
- Ты! Козлина! Это из-за тебя все!
- Да отцепись ты от него! – Макс с трудом оторвал руки Руслана от горла бомжа. – Иначе он нам точно ничего не скажет!
- А я предупреждал! – крикнул бомж, выставил ладонь вперед и отпрыгнул на безопасное место.
– Вы же не послушали!
- Это ты сделал?! – зло бросил Руслан. – Ты все это устроил?
- А я мог бы?! – развел руками бомж и обвел комнату взглядом, как бы говоря – каким образом?
- Что это такое? Что это за красное, о котором вы говорили? – спросила Васька.
- А я не знаю, – бомж взял с подоконника пачку сигарет, и Сашка с удивлением отметил, что это были недешевые Честерфилд.
Руслан дернулся, и бомж испуганно повторил:
- Я правда не знаю! Я никогда не смотрел на него… в упор. Я видел эдак, краешком глаза, не разобрать. Знаю только что оно красное, оно и само себя так называет.
- Тебя как зовут-то? – со вздохом спросил Макс.
- Нашатырь. Ну, то есть Валера. Валера Нашатырь.
- Ну, рассказывай, Валера Нашатырь, все, что ты знаешь об этой херне.
Бомж закурил, плюхнулся обратно на свой тюфяк, потер нос, держа сигарету на отлете, и сказал:
- Садитесь. Это долгая история… В-общем, я в этой школе тридцать лет назад работал учителем химии. Специнтернат для отморозков, таких немало по стране было. И уж поверьте, не было среди них бедненьких мальчиков, укравших с голоду булочку. Один соседку, девчонку десяти лет изнасиловал и убил, двое других забрались в дом к односельчанам, вырезали всю семью во сне, дом подожгли. Не пьяные, на наркоманы. Просто так. Захотелось. Те еще мрази. Некоторым пацанам давали таблетки, ну, была такая терапия…
- Опыты что ли проводили? – перебил его Руслан.
- Да нет, – поморщился Нашатырь. – Какие к черту опыты, фильмов насмотрелись что ли.
Нормальный зарегистрированный препарат, его во многих таких подобных заведениях давали слишком борзым парням. Под присмотром психиатра, разумеется. Побочек минимум, результативность хорошая. Ну, сон у некоторых нарушался, а так сплошные плюсы. Успеваемость вырастала, уровень агрессии снижался. В общем, никаких проблем не было, пока не выписали эти таблетки Чеботаеву.
- Мы видели его рисунки! Михаил Чеботаев! – воскликнула Васька.
- Во-во, – Нашатырь покачал в воздухе рукой с зажатой меж пальцев сигаретой. – Вот Мишка и начал рисовать после этих таблеток. Ну, то есть он и до этого рисовал, и весьма неплохо, его работы даже посылали на конкурсы какие-то… Да не суть. Сначала уровень его мастерства резко возрос, но на это никто не обратил внимания, в общем и целом таблетки так и должны были действовать – концентрируют внимание, повышают усидчивость и все такое. Но рисунки становились все более и более пугающими.
- Мы видели, старик, вросший в коляску, и прочая херь, - подал голос Сашка.
Валера махнул рукой:
- Эти рисунки – фигня, они странные, но не более. Сюрреализм. Он начал выдавать по настоящему жуткие вещи. Самый первый рисунок назывался «Лестницы». Он изображал пространство с неевклидовой геометрией – ну, может, знаете, такие конструкции, которые не могут существовать в реальности.
- Треугольник Пенроуза, – подал голос Сашка.
- Точно! Лестницы перетекали одна в другую, грань одной оказывалась в невозможной плоскости… Короче, смотрится забавно, сюрреалисты такое любят.
- Ну и что, что в этом ужасного? – спросил заинтересованный Макс.
- А то, что пацаны, которые смотрели на этот рисунок, терялись в пространстве. Один не мог найти выход в спальне, тыкался лбом в стену в полуметре от двери. Другой не смог спуститься по лестнице – кричал, что ступени постоянно меняют направление… Короче, сначала все решили, что они где-то добыли дури и просто обдолбались. Но потом в комнату зашел воспитатель, глянул на рисунок и забился под кровать. Мы его оттуда часа два выковыривали – отбивался руками и ногами и вопил, что только под кроватью пространство трехмерное, а везде – прибавилось четвертое измерение. И видеть он не хочет то, что оттуда лезет.
- А вы видели этот рисунок? - подала голос Васька.
- Нет. Старший воспитатель снял и разорвал лист.
- А что с ними потом было? С пацанами этими и воспитателем?
- Ничего, все прошло через какое-то время. Что, в общем-то, и уверило нас, что дело в дури. Но потом все стало хуже. Он снова и снова выдавал свои странные рисунки. Один из них я видел – это были сотни карандашных параллельных тонких линий, и только в середине некоторые линии будто чуточку, на полволосины толще, чем остальные. И чем дольше я смотрел на этот рисунок, тем больше создавалось впечатление, что за ними кто-то есть. Или что-то. И это что-то пытается проникнуть сюда через бумагу. Вот только я-то не ширялся ничем, это я знал точно.
Вести себя Мишка стал тоже все более странно – утром мальчишки находили свои кеды и кроссовки выстроенными в одну линию, уходящую из спальни. Он постоянно мерил рост, делая отметки на косяке – и каждый раз получал разную величину… И этот не было отклонением в 1-2 сантиметра, что в общем то нормально, а в 10, 15 и даже 20 сантиметров. Однажды на уроке труда он сделал такой исковерканный стул – к нему даже приближаться боялись, мы с трудовиком сожгли его нахрен во дворе.
В конце концов, крыша у него совсем съехала. Он постоянно повторял «красное, оно красное» и чертил каракули на стене – бумагу ему перестали выдавать. В общем, свезли его окончательно в психушку, и я потом слышал, что там его странности сошли на нет, и его даже вроде бы выпустили, но к нам он уже не вернулся.
- Так это все из-за него?
- Не совсем, – медленно покачал головой Нашатырь. – Это мои догадки, конечно, но я думаю, Чеботаев был вообще ни причем. Ему просто не повезло, особая физиология, что-то с центральной нервной системой... Так получилось, что таблетки так воздействовали на его мозги, что помогли ему приоткрыть какое-то измерение, прикоснуться к чему-то запредельному. Оно и без Мишки существовало наверняка, только Чеботаев ему как бы… осветил путь что ли. Показал наш человеческий мир, оказавшись с ним в одной плоскости. Но это только мои умозаключения, что там на самом деле, черт его знает.
- А после его ухода что было? – спросил Макс.
- А ничего, все прекратилось. Школу прикрыли через пару лет, девяностые по стране вовсю шпарили… Но видимо эта штука, она никуда не делась, затаилась, впала в спячку. И набрала тут силу.
- Но есть же какой-то способ отсюда выйти? – спросил Сашка.
Сердце у него упало, когда Валера покачал головой:
- Если и есть, я его не знаю. Оно не выпускает, да и не больно хочу. Оно вон пожрать дает, даже сигареты в последнее время стали появляться, - бомж кивнул на пачку. – Ну, скучновато по первости было, да я тут книжки наладился читать. Интересные.
Сашка бросил взгляд на стопку книг, сверху лежал томик Стругацких с размашистым названием «Пикник на обочине».
- А ты как сюда попал?
- Приехал в леске грибов набрать, продать в городе хотел. В интернат от дождя забежал, да так и не вышел – оно не пускает. Комнаты меняются, меняется расположение… В окна орал, думал, может кто услышит, грибников тут немало. Да все без толку… то ли звук не проходит, то ли боятся соваться на эдакие вопли. Думал, помру уже – воду набрал еще в банки через окно, дожди часто шли, а жрачки не было недели две, грибы свои сырые еще в первые дни сожрал. Ну и однажды открываю дверь, смотрю – около двери в кружок обувь выложена, а в кружке – коробка пластиковая с картошкой вареной. С горячей. Решил, глюки от голода начались… В общем, теперь обхожу комнаты, каждый день оно мне пожрать оставляет.
- Оно вас кормит? – округлила глаза Васька. – Как это?!
Нашатырь пожал плечами.
- А черт знает, просто нахожу лотки с едой по всей школе. Как кота, блин, подкармливает - усмехнулся Нашатырь.
- Зачем ему это нужно? – подал голос Макс.
- Точно не знаю,- Нашатырь выпустил струйку дыма в потолок, - но, кажется, мое присутствие не дает ему окончательно уснуть. Ну, я-то живой, и оно как бы… проявляется от моего присутствия. Знаете, некоторые химические процессы возможно только рядом с катализатором. Вот моя жизненная энергия – такой катализатор. А вы для него просто фонтан энергии, вы молодые, здоровые. Вот оно с ума и сходит…
- А вы тут давно? – спросила Васька.
- А черт его знает, – пожал плечами Валера и кивнул на стену, покрытую палочками. – Сначала считал, потом со счета сбился. Лет пять примерно.
- Скоооолько? – задохнулся Сашка.
Пацаны переглянулись.
- Может поменьше, черт знает, не помню. Пару раз заходили парни вроде вас, тоже снимали… Оно с ними быстро разделалось.
- А ты откуда знаешь? – сказал Макс. – Ты видел, как они умерли?
- Нет, – покачал головой Валера. – Но я чувствую, когда кто-то становится его частью.
- Господи, это безумие какое-то, - простонал Сашка. – Привидение, которое кормит бомжа в заброшенном специнтернате.
Нашатырь усмехнулся.
- Привидение… Нет, ребят, это не привидение. Эта штука… совсем иного свойства, призраки, и все эта муть ну по сути ведь человеческое. А эта хрень… вообще из другого теста. Я чувствую.
- Что же нам делать..? Ты тут давно, все равно что-то знаешь об этой штуке.
Валера задумался.
- Я думаю, вам надо войти с этим в контакт. Попробовать… ну, попросить, что ли.
- Ну а ты что не вошел? – подозрительно прищурился Руслан.
- А мне зачем? – усмехнулся Валера. – Меня тут кормят, крыша опять же над головой. Че мне делать-то, опять на вокзале от ментов бегать? Да и потом... крышняк плавится, когда оно к тебе в башку лезет, не хочу я еще и с катушек слететь. Мне хватает того, что я иногда вижу… краешком глаза. Лицом к лицу – не хочу.
Они распрощались с Нашатырем, вышли из учительской и сгрудились около двери.
- Ну чего делать будем? Входить с ним в контакт? – спросил Руслан, прислонившись к стене.
Сашка задумчиво потер щеку:
- По-моему это плохая идея. Я ебнуться не хочу, как тогда, с этим уродом в противогазе.
Макс кивнул:
- Я тоже считаю, что это так себе затея, только на самый крайний случай, если больше не будет выхода. Пока ищем обходные пути.
За поворотом коридора, ведущего в загнутый аппендикс, послышались торопливые шаги, и скоро в проеме показался Серега в совершенно безумном виде – всю одежду, кроме трусов, он снял, а на голову повязал какую-то линялую тряпку, когда-то очевидно, бывшую красной. Серега на секунду остановился, глядя на пацанов, улыбнулся широкой улыбкой и бросился к ним. Сашка инстинктивно прижался к стене, Макс заслонил собой Ваську. Но Серега пронесся мимо них, добежал до двери учительской и скрылся в Валерином обиталище. Руслан переглянулся с Максом и поспешно рванул на себя дверь. Валера Нашатырь спокойно сидел на своем грязном матрасе и читал «Пикник на обочине», покуривая Честерфилд. Сереги в комнате не было.
- А где… - растерянно проговорил Сашка…
- Что..? – ошалело уставился бомж на вошедших.
- Сюда пацан только что забегал голый… наш друг. Он от этого всего с катушек слетел, – сказал Макс.
- Не было тут никого. Если ваш друг вот так прыгает из комнаты в неизвестно куда, значит, он уже принадлежит ему. Можете не искать и не спасать – он часть этого. Часть Красного.
И Валера спокойно перевернул страницу.
Две другие доступные им двери вели в никуда – одна в темный чулан с одинокой шваброй, вторая открылась в кирпичную стену. Зато третья обнаружила за собой огромный зал со сценой. Посреди зала громоздилось нечто, что Сашка поначалу принял за огромную куча мусора, состоящую в основном из тряпок и матрасов. Но, приглядевшись, чертыхнулся и отступил на шаг назад – все помещение было занято тушей великана, непостижимым образом слепленного из стопок скрученных гимнастических матов, подушек и матрасов. Огромное брюхо с выемкой пупа почти касалось высокого потолка, грандиозная башка покоилась на руке – лицо существа было недвижимым и безмятежным. Толстые щеки топорщились грязными боками подушек, глаза были сотканы из перекрученных в жгуты занавесок. Полосатые матрасы, составлявшие его грузное тело, были связаны между собой в узлы и цепочки узлов, и страшно было подумать, какая сила способна перекрутить и завязать толстые матрасы. Существо тяжело и неподвижно лежало на пыльном полу, заполняя собой почти весь зал.
- Блядь! – с чувством сказал Руслан.
Василиса посмотрела на Макса, и Сашку снова охватило раздражение, даже отступил страх перед передрягой, в которую они попали. Великий стратег тоже нашелся!
- Мы можем пройти, - подал голос Сашка. – Если идти по краешку, осторожно, мы его не заденем.
Оно вроде не шевелится – пыль на полу нетронута.
- Стойте тут! – кинул Макс.
Он вошел в спортзал, осмотрелся, осторожно приблизился к существу, потыкал пальцем подушку, которая изображала ладонь существа, пнул ногой. Груда была недвижима и нема, и только жужжание запоздалой мухи наполняло гулкое помещение.
- Неживое оно… - неуверенно протянул Руслан.
Макс обреченно сказал:
- Если оно шевельнется, размажет нас по стенам.
Сашка ощутил, как покрывается холодным потом спина, но со злым решительным лицом вошел в спортзал.
Двигались они, как партизаны в тылу врага – Васька кралась на цыпочках, Макс пригнул голову, ступая по-кошачьи. Руслан, прежде чем сделать шаг, пробовал половицу – не скрипнет ли. Огромная тряпичная кукла до одури пугала, высилась чудовищной тушей. Им оставалась узкая кромка крашенного в болотный цвет дощатого пола между стеной и башкой великана. Хотя кукла не двигалась и не издавала ни малейшего звука, Сашка был уверен, что она живая, сердце его колотилось сильно и часто. Когда они обогнули голову, Макс одними губами сказал:
- Блин…
Дверь была перекрыта пальцем существа, свернутым из толстых ковровых дорожек. Сашка прикинул – можно перелезть, и они сгрудились около кучи тряпья в нерешительности.
- Пошли… Все равно иного хода нет, – прошептал Руслан, но Макс медлил, покусывая губу.
Тогда Руслан взгромоздился на рулон из дорожек, на котором угадывался даже вдавленный ноготь, перекинул ногу. В эту же секунду существо издало возглас, похожий на рев слона, и вскинуло ручищу. Руслана подбросило к лозунгу над сценой, откуда он рухнул на отчаянно зазвеневшие доски пола. Существо заворочалось, задвигало руками, приподняло голову и с мягким лопающимся звуком ударило теменем в потолок. Разорвались несколько подушек, и Сашку окатило дождем из серых слежавшихся перьев.
- Быстро! – заорал Макс, рванул за руку Ваську.
Они в несколько прыжков оказались у двери – рука твари им больше не мешала. Страшно закричала обернувшаяся Васька, когда увидела, как брызнули на пыльный пол кровь и мозги Руслана – существо обрушило на него колено.
Они вывалились в обычный коридор – без дверей на потолке, без странных окон, который оканчивался тупиком с единственной дверью. Васька не переставала кричать, прижимая ладони к щекам. Макс прижал ее к себе, и она сникла, тихо завсхлипывала, уткнувшись ему в плечо.
- Пиздец… - потрясенно сказал Сашка. – Это пиздец…
Он видел, что Макс сам перепуган до смерти – лицо побелело, губы тряслись. Но он не переставал утешать Ваську, гладя ее по волосам.
- Мы выберемся, выберемся… – повторял он.
- Я больше не пойду никуда! – вскрикнула Васька и повернула к Сашке совершенно мокрое лицо.
– Давайте сделаем, как сказал бомж!
- Я так понимаю, это не везде возможно, – задумчиво протянул Сашка. – Нужны эти странные комнаты для… соприкосновения.
Они с опаской открыли дверь в тупичке и Васька ахнула. Мощные стволы деревьев росли из дощатого пола и макушками врастали в потолок. Ветви змеились по потолку, переплетались, образуя узорчатую корку. Листья на деревьях были осенние, желтые. Они тихо спались с потолка, устилали ковром пол.
- Как красиво, - выдохнула Васька.
- Угу, красиво, - угрюмо кивнул Сашка. – Главное, чтоб нас тут не размазало нахрен.
Они ступили на шумную, шуршащую листву. Макс вглядывался в каждое дерево, ожидая подвоха. Но комната была невидима и тиха, и только листья медленно опускались им под ноги.
- Смотрите... – прошептал Макс и указал на одно из деревьев.
В просвете толстой, потрескавшейся коры на гладком стволе проступало деревянное лицо с глазами, окрашенными красной плотной краской.
- И еще! – громко прошептала Васька, вытянув указательный палец на другое дерево.
Лица молчаливо и недвижно наблюдали за ними алыми глазами, но ничто не нарушало покоя комнаты. Васька подошла к стволу, коснулась кончиком пальца деревянной щеки. Где-то высоко, на этаже выше прокатился далекий гул, и Васька задрала лицо к потолку и сказала:
- Это оно.
- Пойдемте, - угрюмо сказал Сашка. – Мне не нравится находиться рядом с этим.
Но Васька прислонила ладонь к деревянному слепому лицу и закрыла глаза.
- Пойдем… – тронул ее за руку Макс.
Васька очнулась и долгим печальным взглядом посмотрела на него, и Сашка увидел, как ее глаза наполнились слезами.
- Пойдем, – повторил Макс. – Не время реветь.
Они осторожно заглянули в проем – он вел в просторную светлую комнату, освещенную ярким, клонящимся к закату солнцем. Выглядела она не опасно – пыльные парты, кучи старых учебников.
- Всего две двери, - протянула Васька.
Одна была приоткрыта, и Сашка увидел знакомый перевернутый спортивный зал.
- Это точно тупик, - деловито сказал он и взялся за ручку второй двери.
В сумасшедшем, вывернутом наизнанку, неправильном мире интерната даже эта комната выглядела как сон, полный кошмаров. Почти все пространство было занято чем-то, похожим на кишки разной толщины. Словно кольца Сатурна, они двигалось в одной плоскости, но в разных направлениях, судорожно сжимались и разжимались в розовом свете. Белесые кишки с синеватым отливом закрывали своей массой противоположную стену, и было непонятно, есть ли там выход. Макс осторожно вытянул руку, выходя за предел дверного проема, и вдруг розовый свет дрогнул и пошел кругами, словно потревоженная вода.
- Как жидкость… – проговорила потрясенная Васька.
Она тоже сунула ладонь в этот подрагивающий, мерцающим розовым свет, и он заколебался, пришел в волнение.
Макс пригнулся, всмотрелся в узкую полоску пространства комнаты, не занятого змеистой массой:
- Хрен знает... дверей вроде не видно.
Он отошел от двери, сел на грязную парту, достал вейп и с сомнением сказал:
- Можно конечно проползти под этой фигней и посмотреть, что на той стене, но непонятно, можно ли там дышать...
Васька повернулась к нему и посмотрела долгим, непонятно-отчаянным взглядом.
- Так что, тупик? – обреченно произнесла она.
Макс пожал плечами, выпустил колечко дыма к потолку.
- Да почему сразу тупик, у нас есть варианты.
- Это какие же? – с сарказмом сказал Сашка, раздраженный его спокойствием.
- Можно вернуться обратно, например. Здесь же все меняется… Может, появились новые проходы. Или…
Он встал, выудил из кучи хлама учебник и подошел к двери, ведущей в спортзал.
- Или можно проверить еще раз эту шкатулку с секретом.
Он замахнулся, чтобы метнуть журнал в зал, и тут от розового проема метнулась фигура, в которой Сашка с изумлением узнал Серегу. По-прежнему в одних трусах и с грязной тряпкой на голове, он длинными прыжками подбежал к Максу и втолкнул его в пустой гимнастический зал. И Серега, и Макс исчезли в пространстве зала спустя пару секунд, и Васька громко ахнула. Они с Сашкой замерли, и закричала она, только тогда, когда сзади раздался грохот. На засыпанную побелкой и ошметками краски упало тело Макса – страшно изувеченное, прочерченное глубокими ранами, залитое кровью. Нетронутым осталось только его лицо. Спокойно и даже немного удивленно он смотрел в потолок, уже совершенно равнодушный к тому, выберутся они отсюда или нет.
Васька опустилась на колени на дощатый пол, закрыла глаза ладонями протяжно, с подвываниями, заплакала. Сашка осторожно подошел к Максу, чувствуя, как бьется где то в горле сердце, шумно сглотнул. Он прикрыл ему веки, хотя белая полоска глазного яблока продолжала светиться из-за густых черных ресниц.
Смерть Макса вызвала в нем тупую обреченность – Сашка только сейчас осознал, что несмотря ни на что, так же слепо верил ему, как и Васька. Пока Макс был с ними, ничего не было кончено, но сейчас…
Всхлипывая, Васька поднялась, взяла с подоконника свернутую, серую от грязи тюлевую занавеску, расправила ее и прикрыла этим убогим саваном Макса. Она прикоснулась губами к его щеке через тюль и что-то неслышно для Сашки ему прошептала.
- Ну что, попробуем сделать так, как сказал Макс? – сухим голосом спросил Сашка.
Васька покачала головой, села на пол, прислонившись к стене.
- Все, не могу больше… я устала.
Он присел рядом с ней, взял за маленькую теплую ладонь. Васька прикрыла глаза, давая поднимающиеся всхлипы. Сашка хотел сказать ей, что они обязательно выберутся, обязательно, но слова застряли у него в горле – он не мог произнести то, во что сам не верил. Вместо этого он прислонился щекой к ее макушке, глядя, как догорает закат над верхушками золоченых берез.
- А знаешь, все-таки в этом есть какая-то красота, - тихо сказала Васька, не открывая глаз. –Есть в этих комнатах есть что-то завораживающее.
- Ты серьезно?
- А тебе так не кажется? – Васька посмотрела на него сбоку.
Саша помолчал и вдруг неожиданно для себя выпалил:
- Мне кажется, ты красивая. Очень красивая.
Васька грустно улыбнулась краешком губ.
- И ты мне нравишься… очень, – сказал Сашка. Сейчас был тот момент, когда было совершенно безразлично, как она отреагирует.
- Я знаю, – скупо ответила Васька.
- Это было так заметно?
Она вздохнула и кивнула:
- Конечно.
Сашка обнял ее за плечи, чувствуя, как усталость наваливается, словно тяжелая подушка. Васька положила ему голову на плечо, и он прикрыл веки, старясь не думать, что им делать дальше. Сашке показалось, что он задремал на пару секунд, но когда он открыл глаза, то увидел, что солнце село, и темноту комнаты освещает только тихий розовый свет из дверного проема. Васька пошевелилась, выскользнула из его объятий и подошла к розовой комнате.
- Знаешь, я ведь сделала это, - сказала она и повернула голову так, что он видел только
окрашенный розовым щеку.
- Что?
- Я прислушалась, как советовал Нашатырь. В той комнате с деревянными лицами. Бомж был прав – оно вообще не имеет никакого отношения к человеческому миру, вообще.
- И ты узнала, как отсюда выйти? – спросил Сашка, с трудом ворочая языком в пересохшем рту.
- Да.
- Почему же не сказала?
Васька повернулась к нему, розовые огни плясали в ее блестящих глазах.
- Нужно принести жертву.
- То есть кому-то умереть? А разве недостаточно было Егора, Макса и Руслана?
- Нет, их смерть не была жертвой. Жертва должна быть добровольной, с полным сознанием того, что ты делаешь это, чтобы спасти других. Поэтому я не сказала. Макс он… наверняка бы это сделал.
Сашка встал, сделал пару шагов туда-сюда.
- То есть, выйти отсюда можем либо ты, либо я?
Она кивнула, закусив губу. Сашка взъерошил волосы, потер лицо ладонями.
- Сложный выбор…
- Ничего сложного, - ответила Васька. – Я думала об этом, пока ты спал.
Она приблизилась к розовому свечению, оглянулась на него и сказала:
- У тебя будет мало времени, минут десять, не больше. Не упусти его.
И она вошла в розовую субстанцию, которая тут же подхватила, поволокла ее наверх. Кольцо из толстых кишок сначала завертелось быстрее, потом расступилось, и Сашка увидел, что в центре комнаты висит огромный зародыш. И то, что ни считали жилами и кишками, оказалось огромной пуповиной, крепящейся к его животу. Весь изломанный, неправильный, со скошенным лбом и приплюснутым уродливым лицом он медленно поворачивалось к Ваське, которую с безвольно раскинутыми руками влекла неведомая сила. Когда она приблизилась к зародышу, пуповина снова сомкнула свои кольца, и Сашка не увидел, что с ней стало. Тут же с грохотом на стене отвалился пласт штукатурки, за которой открылась заляпанная цементом дверь. Сашка рванул дверь на себя – и открыл в тот самый холл с наваленными стульями и горой старомодной обуви. Он нерешительно оглянулся на убыстряющиеся завихрения пуповины и бросился через холл.
Дверь холла без препятствий выпустила его в свежий сентябрь – за стенами специнтерната сильно похолодало, ледяная роса и туман опустились на землю. Сашка по инерции пробежал несколько шагов по некошеной густой траве, упал на колени и только тут позволил себе заплакать. Вдалеке загудела запоздалая электричка, а он все не мог встать, качаясь как китайский болванчик и размазывая по лицу слезы.
