CreepyStory

История эта случилась в далёких восьмидесятых, когда я был ещё сопливым пацаном. Родители часто на лето сплавляли меня бабушке, впрочем, как и многих других детей. Только бабушка моя жила не где-то в далёкой деревне, а на противоположном конце города, в старом районе, застроенном двух и трёхэтажными сталинками. Вы наверное знаете такие райончики - буйная зелень деревьев, старинные улочки, тихая и размеренная жизнь. В одной из такой таких сталинок, на третьем этаже, и жила моя бабушка. Для родителей это было очень удобно, вроде и не далеко, но и одновременно от дома подальше.

В этом доме жила пара моих закадычных друзей. Два брата - Витя и Саня с первого этажа. Витка был моим ровесником, его отличительной особенностью была родинка на правой щеке. Санька был на пару лет моложе. Мы были главными сорванцами двора. В поисках приключений были готовы забраться в любую дыру, за что нередко получали трандулей от взрослых.

В нашем подъезде был вход в подвал. В него вела дверь под лестницей. Это было место полное тайн, и оно как магнитом притягивало таких непосед, как наша компашка. За входом, слева, была большая, вечно запертая дверь в бомбоубежище (как и во многих других домах такого типа), а справа изогнутый П-образно тускло освещённый коридор, в который выходили двери кладовок, в которых жильцы дома хранили свои припасы, картошку и старое барахло. Нередко мы проникали в бабушкину кладовку, стянув у неё ключи, и устраивали там "изыскания" листая старые дедушкины технические журналы, играясь со старинной швейной машинкой Zinger с ножным приводом, ковыряясь в ящиках древнего комода и лопая бабушкино варенье.

Но больше всего нас притягивала железная дверь, которая находилась прямо напротив от входа в подвал. Из толстого металла, с облупившейся голубой краской. К ней нужно было спуститься по крутым ступенькам, перекрытым решёткой. Судя по всему помещения за той дверью находились ниже уровня остального подвала. Решётка запиралась на обычный засов, а вот таинственная дверь на встроенный замок с большой замочной скважиной.

Мы много раз обсуждали её предназначение, и строили множество гипотез по поводу того, что может быть за ней. Масла в огонь подлил Витька, когда однажды рассказал, что несколько раз поздней ночью, когда он вставал в туалет, слышал как дверь открывалась и закрывалась с жутки скрипом и грохотом. Стена его комнаты как раз находилась над спуском в подвал. Вслед за звуками двери он слышал чьи-то тяжёлые, поднимающиеся шаги, которые уходили по лестнице наверх, и там затихали. Рассказал он это ночью у костра, который мы устроили в тупичке между заборами двух дворов, и потому эта история прозвучала особенно жутко, и немного взбудоражила нам нервы. Особенно младшему Саньке.

Когда я приехал в очередной раз на каникулы, Санька с Витькой встретили меня с такими таинственными лицами, что я сразу понял - что-то произошло. И я не ошибся в своих предчувствиях. Вечером Витька поведал, как ночью он опять слышал шаги таинственного хозяина загадочной двери, а когда с утра пораньше спустился посмотреть, нет ли там каких нибудь следов, обнаружил в замочной скважине забытый ключ, и недолго думая спрятал его в карман убежав домой.

Ключ был большой и тяжёлый. Я вертел его в руке и жадно разглядывал. Старый, покрытый ржавчиной, словно вырезанный из куска толстой листовой стали. И пахло от него ржавым железом.

Экспедицию мы запланировали на следующий вечер. Я зарядил аккумулятор дедушкиного шахтёрского фонаря, Витька с Санькой раздобыли батареек для своих фонариков. Но на следующий вечер не получилось... И на следующий тоже... Только через два дня, после обеда, когда меньше всего было взрослых на улице, мы спустились по ступеням к таинственной двери.

Как можно осторожнее мы открыли, а заскочив внутрь, закрыли за собой скрипучую дверь. Из жаркой духоты летнего дня мы попали в холодную темноту, тут же вызвавшую мурашки на коже. Включили фонари. Перед нами был бетонный коридор квадратного сечения, где-то два на два метра, может и меньше. Он уходил прямой стрелой вдаль, полный тишины и мягкой сухой пыли под ногами. Первое, что бросилось в глаза - полное отсутствие каких либо следов в пыли перед дверью. Чем я воспользовался, уличая Витьку в том, что про таинственного хозяина двери он всё придумал. Но он продолжал божиться и клясться в том, что он его реально слышал.

Мы углубились в коридор. Толстый слой пыли на полу гасил звуки шагов, и в тишине малейший звук метался эхом и странно искажался. Справа по стене коридора шли несколько труб в изоляции из стекловаты, сквозь которую еле слышно было журчание бегущей воды. Над трубами располагались пыльные лампы в решётчатых плафонах. Редкие из них тусклыми жёлтыми пятнами освещали тёмные глубины коридора, уходя в невероятную даль, где сливались в точку. Некоторые мигали с чуть слышным клацаньем. Но большинство ламп не работало, поэтому большую часть коридора укрывала тусклая полумгла. Паутины вокруг было не очень много, в основном на трубах и по углам.

По левой стене каждые пять метров находились проходы, перекрытые решётчатыми дверями, запертые на такие же замки, как и входная дверь. Я даже попробовал на них наш трофейный ключ, но ни к одной он не подошёл. Возле этих проходов чёрной краской были нарисованы странные символы, которые у меня тут же вызвали ассоциации с теми знаками, которые я видел в бабушкиных журналах, в рубрике "Гороскоп". Но возможно эти символы не имели с ними ничего общего. Я тут же взглянул на таинственный ключ в своей руке, и в свете фонаря разглядел на рукоятке полустёртый, выбитый в металле символ, который не заметил ранее. Два кружка, перечёркнутых горизонтальной линией. Я тут же вспомнил, что подобный символ, полустёртый и еле видный, был нарисован мелом возле таинственной двери. Но до этого я его считал художеством местной малышни.

Мы шли, заглядывая во все боковые проходы, а позади жалобным шёпотом канючил младший Санька, уговаривая нас вернуться, и нервно светя фонариком назад.

В одних проходах, за решёткой, начинались ступени вниз, уходящие под воду, которая блестела в свете наших фонарей чёрно-зелёной зеркальной гладью. Из этих проходов тянуло ощутимым холодом, даже несмотря на то, что в тоннеле было и так прохладно, и пахло мокрым бетоном и тиной. В один из таких водоёмов Витька бросил пригоршню бетонной крошки с пола, которая с шелестящим всплеском канула в черноту, почти не возмутив гладкую поверхность воды. А потом, когда мы отошли от этого места на несколько метров, то услышали за спиной такой же шелестящий всплеск, будто кто-то сыпанул ещё песка. Остановившись как вкопанные, мы резко посветили назад, но никого не увидели.

Другие проходы вели в длинные, пустые и тёмные проходы. Даже луч моего шахтёрского фонаря не добивал до их конца. И там, на самой границе света, что-то неуловимо отблескивало. От туда же со сквозняком прилетали странные шелестящие звуки, будто кто-то там перешёптывался в несколько голосов.

Ещё несколько проходов были, кроме решётки вдобавок перекрыты железной дверью, точно такой же как та, через которую мы попали сюда.

Метров через пятьсот, видя как коридор не меняется, всё так же уходя в бесконечную даль, меня начало охватывать беспокойство. Вокруг была почти абсолютная тишина, несмотря на то, что мы должны были пройти под проезжей частью, несколькими жилыми домами с их подвалами, и уже достигнуть промзоны, в которой, как мне рассказывал когда-то дедушка, были цеха с глубокими подземными этажами и постоянный техногенный шум. Но ничего этого не было. Я шёпотом поделился этими мыслями с остальными. Витька глубоко задумался, а Сашка стал канючить ещё сильнее.

Однообразие и тишина, тусклое жёлтое сияние редких светильников давили на психику. Казалось, в мире не осталось ничего, кроме этого коридора, пронзающего не только нашу планету, но и всю Солнечную систему, галактику, Вселенную...

Наконец, впереди мы заметили нечто, перебивающее неизменность окружающей нас обстановки. Под трубами лежала дохлая кошка. Её тело давно мумифицировалось в сухом воздухе тоннеля, а вылезшая шерсть смешалась с пылью, и казалось, что трупик врос в бетон пола. Несмотря на холодный воздух меня прошиб пот. Но мы продолжили путь. Мы шли уже где-то час. Когда же уже будет конец! Не может же этот тоннель быть бесконечным?! Мой шахтёрский фонарь уже немного начал тускнеть, а Витька заменил в своём комплект батареек. На сашкин фонарь запасных не было, и он уже погас.

Наконец впереди появилось ещё что-то выбивающееся из общего пейзажа. Из одной из закрытых боковых дверей по пыльному полу выходила цепочка следов. Больших отпечатков рубчатой подошвы, уже припорошенных новой пылью. Кто-то большой, обутый в рабочие ботинки, вышел в тоннель и направился в его глубь. Эти следы нас напугали, но в то же время дали надежду. Может быть выход уже близко? Судя по пыли, человек прошёл здесь уже давно, и случайной встречи с ним можно было не опасаться. Так как следы вели в одном направлении с нами, мы, естественно, пошли по ним.

Ещё минут через пятнадцать я понял, что не слышно причитаний Сашки. Я даже не уловил момент, когда они прекратились. Я остановился и посветил назад.

-Где Сашка?! - спросил я Витьку. Он тоже удивлённо обернулся. Брата не было. На пыльном полу лишь следы наших с Витькой ног, и всё так же уходящие вдаль следы незнакомца.

-Сашка! - вполголоса позвал Витька. - Сашка!! - уже громче.

В ответ издевательская тишина.

- Может он всё-таки обратно пошёл? - неуверенно предположил я.

Мы быстрым шагом направились по своим следам обратно. Следов Сашки нигде не было. Вот мы уже дошли до той двери, откуда в коридор вышел незнакомец, а следов всё нет. Но ведь мы ясно помнили, что Сашка был тут вместе с нами и даже помнили его испуганные причитания! Что за чертовщина! Только мои да Витькины следы встречали нас на обратном пути. Наконец мы добрались до кошачьего трупика. Витькин фонарь едва светил, а мой потускнел на треть. Но Сашкиных следов не было и здесь. Но не мог же он свернуть по ошибке в боковой коридор?!

Мы продолжили путь обратно. Уже почти бегом, в панике. Пот заливал глаза несмотря на холод. Впереди вдруг стало необычно темно. Там вообще не горели лампы. Коридор вокруг нас тоже стал меняться. Но ведь было не так, когда мы проходили тут почти два часа назад!. И если бы не наши следы, мы вообще решили бы что сами каким то образом свернули не туда. Стекловата на трубах повисла клочьями, паутины пыльными полотнищами оплели углы коридора так, что стало казаться, будто он оплыл, стал округлым. Под ногами заскрипели куски бетона с осыпающихся стен и потолка. Ржавая арматура в проломах, словно оголённый скелет. Под ногами валялся мусор, обрывки газет и разбитые бутылки. Из ртов у нас вырывались клубки пара. Витькин фонарь совсем потух, а мой потускнел на половину. Мы медленно и испуганно шли по этому тёмному тоннелю, среди разрухи и ветхости. Вокруг была тьма. Даже за спиной была тьма, и не видно было почему-то света ламп оставшегося за спиной коридора. Лишь луч моего фонаря был нашей путеводной нитью словно в "лабиринте Минотавра". Невольная ассоциация вызвала у меня тяжесть внизу живота и дрожь в коленях. Но через каких-то пары сотен шагов мы подошли к дверному проёму без двери. За ним была ТЬМА.

Мы стояли на пороге огромного зала, больше похожего на какой-то цех иди склад. Высокие потолки играли тенями решётчатых балок в луче фонаря в десяти метрах над головой. Я уже даже не удивился, что такое высокое помещение может находиться под землёй. В конце концов, может быть мы вышли к промзоне? Сходство со складом усиливало то, что весь зал был заставлен какими-то предметами, накрытыми пыльными белесыми покрывалами. Всё было переплетено паутиной.

Мы с Витькой пошли между нагромождениями непонятных предметов, откидывая с некоторых из них полотнища. Под одними были зеркала. Большие, прямоугольные, в тяжёлых деревянных рамах и мутные. Под другими группами стояли манекены. Мы сперва даже испугались поначалу, приняв их за живых людей.

Манекены были разными - мужчины, женщины и даже дети. Один из них мне даже чем то напомнил Санька. Я повернулся сказать об этом Витьке, но оказалось, что в зале стою лишь я один.

Я запаниковал. Бросился обратно по своим следам. Но, как и с Сашкой, витькиных следов нигде не было. К тому же я понял, что я заблудился, потому что мои следы всё петляли и петляли, и начали даже пересекаться. Тут внезапно послышался какой-то зловещий звук. Словно кто-то хрустнул костяшками пальцев. Я резко остановился и затаил дыхание. Звук вроде шёл от группы накрытых манекенов. Снова хруст, но с другой стороны. Там манекены, с которых мы до этого скинули покрывало. Казалось, один из них смотрит на меня своими нарисованными глазами.

Я в панике начал водить лучом своего сильно потускневшего фонаря из стороны в сторону. И луч, отразившись от открытого зеркала, стоящего передо мной, полоснул мне по глазам, на миг ослепив. Когда зрение восстановилось, я увидел в отражении две серые фигуры за своей спиной, с чёрными провалами на месте глаз, и повернувшись к ним закричал.

- Ты чего?! - спросил меня Витька.

-Эй, не пугай так! - пискнул Сашка.

Они оба стояли передо мной, как ни в чём не бывало, и странно глядели на меня. Я лихорадочно стал светить фонарём по сторонам. Вокруг никакого зала. Низкое кирпичное помещение, одно большое зеркало, полдюжины манекенов, какие-то мешки и ящики. Вот и вся обстановка.

- Вы куда пропали? - почти закричал я на товарищей.

- Никуда.- Удивлённо ответил Витька. - мы тут с тобой всё время были.

- Как всё время? Сашка пропал ещё в коридоре...

- В каком коридоре?- перебил Витька - Тут нет никаких коридоров. Мы сразу в эту комнату спустились. Ты что, перегрелся что-ли?

- А где это мы? - спросил я, чувствуя как моё сознание начинает плыть.

- Как где? Мы же пошли в "экспедицию" за секретную дверь. И попали сюда. Я даже вспомнил, что как-то слышал от дяди Толика из соседнего подъезда, что сюда принесли вещи с галантерейного магазина, который когда-то был рядом. Давно он это говорил, а я забыл.

- Но мы же тут уже сколько времени ходим - сказал я, уже почти сдавшимся голосом.

-Сколько? - удивился Витька. - Мы тут всего минут пять!

Сашка глядел на меня удивлённо и испуганно.

- Пойдёмте отсюда - сказал он - вдруг нас поймают?

Окончательно сдавшись, я побрёл за ребятами. Вот он - выход. Буквально в пяти шагах. Закрыли за собой железную дверь, оставив ключ в замке, ступеньки наверх., и вот мы уже во дворе. Вокруг тепло и светло. Полдень. Как и в тот момент, когда мы начали спуск в подвал. Я чувствую, как холод уходит, и приходит слабость в мышцах. Мне хочется пить...

После этого дня братья стали меня словно сторониться. Мы ещё выходили играть вместе, но я постоянно ловил на себе их странные взгляды. А чаще всего они находили какие-нибудь предлоги для отказа выйти со мной. Да я уже не особо и настаивал, так как чувствовал, что между нами появилась какая-то пропасть.

Домой я попросился не дождавшись конца каникул. Родители меня забрали, но больше я в бабушкин дом не вернулся - зимой она сильно заболела и умерла.

Уже прошло много лет с того дня, и я мог всё это списать на разыгравшуюся детскую фантазию, галлюцинации, тепловой удар, наконец. Но есть два вопроса, на которые не дают мне покоя. Почему, если мы были в подвале всего минут пять, при выходе на улицу был так сильно разряжен дедушкин шахтёрский фонарь? И второе - я хорошо помню, что родинка у Витьки была НА ПРАВОЙ щеке, а не НА ЛЕВОЙ...

1

С последней встречи с братом прошло два года. Обычно он возникал неожиданно на пороге моей квартиры в совершенно неприличное время – ночью, чтобы посвятить меня в очередную городскую легенду, которую он нашёл занимательной и, самое главное, реалистичной, ну или хотя бы не лишенной какого-то рационального корня, засевшего глубоко в асфальте жилых районов. Но в этот раз он написал мне сообщение: адрес и время.

Конечно, я знал бар «Сафари». Не лучшее место для деловой или романтической встречи, но самое то для параноидального полушёпота под треск выдохшихся динамиков, в окружении сизого сигаретного дыма. Брат ждал меня за столиком в углу. Он глядел в окно, зажав пальцами давно потухший окурок. На столе стояли три пустые бутылки из-под сидра – пиво брат не пил.

– Давно не виделись, – сказал я, сев напротив.

– Считаешь?

– Два года, думаю, это можно назвать давно.

– Не знал, что ты теперь носишь очки, – сказал он, бросив на меня взгляд.

– Работа за компьютером делает своё дело.

Брат пожал плечами и снова повернулся к окну. Он смотрел куда-то наверх. Глаза его вырисовывали зигзаги.

– Что там?

– Ничего. А может что-то. В этом и дело…

Я понял, что вот-вот услышу очередную городскую байку, а потому подозвал официанта, попросил себе пива – сидр я не пил. Когда я сделал глоток, брат спросил:

– Начну?

– Вперёд.

– Помнишь ли ты сказки, которые нам рассказывал отец?

– Какие-то помню, какие-то – нет. О чём речь?

– Топ-топ-топ идёт… – начал брат, отбивая ладонью по столу каждое топ, отчего пустые бутылки из-под сидра зазвенели колокольчиками.

– Магот, - закончил я и тоже ударил ладонью по столу. – Забавная шутка. Почему ты вспомнил об этом?

– Что если я скажу тебе, братец, что это вовсе не забавная шутка, как ты выразился, а самая настоящая проблема, с которой я не так давно столкнулся.

Я подумал, что брат в очередной раз бросил препараты, которые ему назначил психиатр, но сказал я, что готов выслушать.

Топ-топ-топ! идёт Магот! — это шуточная игра, которую придумал наш отец, зарабатывавший на жизнь написанием детских ужастиков. Видимо, то была одна из нереализованных на бумаге страшилок, которая осела в нашей квартире в виде причудливой игры. Она начиналась одинаково: отец сидел за письменным столом, а мы с братом осторожно подходили к нему сзади, сознательно шурша ногами по ковру. Он до самого последнего делал вид, что не слышит, а потом громко хлопал по столу приговаривая ту самую фразу. Затем вскакивал и шел за нами, нарочито высоко задирая колени, чтобы дать побольше времени скрыться. Тот, кого он находил первым ощущал, как на его голову опускается тяжелая отцовская ладонь, после чего он как бы начинал вкручивать голову тебе в шею. Очень слабо, никакой злобы в этом действии не было. После чего первый попавшийся звал на помощь второго. Второй накидывался на Магота-отца сзади, обвивался вокруг шеи, чем и усмирял невоплощенного обитателя детских ужастиков. Однажды мы попросили отца нарисовать нам этого Магота. Получилось что-то среднее между мамонтом и динозавром. Зубастый слон, покрытый не шерстью, но чешуёй. Отец сказал, что это существо настолько же огромно, насколько и незаметно. Оно вечно скрывается от взора за высокими домами, его невозможно услышать, можно лишь шестым чувством уловить взгляд рептильего глаза на своём затылке.

— Именно это я ощущаю последние недели. Сверлящий рептилий взгляд. А началось всё совсем странно. В общем, я видел отца.

Это, конечно, враньё. Мы оба видели отца в последний раз десять лет назад. Две пачки сигарет в день сделали своё дело. Он иссох буквально за полгода. До сих пор помню его маленькое высушенное тело, обложенное цветами.

– Я не сошел с ума, – продолжил брат. – На самом деле видел. Конечно, я не дурак, я тоже помню это сморщенное тельце, помню. К сожалению. Но недавно я увидел его в прежнем облике. Увидел, сидящим за столом, работающим за стареньким компьютером. Это было в одном из недостроенных домов близь старого переезда. Ты наверняка помнишь эти пустотелые памятники коррупции на окраине. Не буду говорить, что меня туда занесло, – это история не так интересна, как то, что случилось в одной из пустых комнат дома под номером «11». Я поднялся на пятый этаж и зашел в первую квартиру справа.

Как у нас в детстве, подумал я.

– Как у нас в детстве, – сказал брат. – Как ты понимаешь, дверей в квартирах нет, равно как и ничего из внутренностей – пустой каркас, бездушный короб. Разве что иногда попадались граффити на стенах, да строительный мусор. Так было и в той самой квартире, кроме одной комнаты – самой дальней. Из неё струилось тёплое облако света. Такое знакомо-домашнее, уютное, понимаешь?

Я тоже помнил настольную лампу отца. Её свет действительно обливал пространство спокойствием и уютом.

– Вижу, что понимаешь. Я несколько минут не решался заглянуть внутрь. Мешал и запах, зависший, казалось, под самым носом. Горьковато-кислый запах, сверлящий нос. Ты даже сейчас поморщился, а я ведь не сказал, чем там пахло.

Я на самом деле сморщил нос, более того, захотелось его как следует прочистить.

– Отцовские сигареты, да. Это были они. После такого озарения стоять на пороге я не мог. Точно какой-то вор я прокрался вдоль стены, чтобы не спугнуть чудное видение, и заглянул за угол. В комнате без обоев, без ковров, стоял стол, на столе старый компьютер, справа от монитора лампа, что излучала сияние детства, за монитором сидел отец. Чуть сутулый, с лысеющим затылком, легкой сединой по краям, с вечным дымом от сигареты, что струился и уходил к потолку, а оттуда разливался по всей комнате.

Тут брат обратил внимание на свой окурок, поджег его и продолжил говорить, зажав сигареты между указательным и средним пальцами.

– Как в детстве, крадучись, я подбирался к отцу, или к тому, что приняло его облик. Когда осталось несколько шагов, я услышал знакомое: топ-топ-топ идёт Магот.

Брат замолчал, отвернулся к окну и снова взор заскакал слева-направо в поднебесной сери осеннего неба.

– Что же было дальше?

– Я побежал. Прочь из дома.

– Почему?

– Разве не такие правила игры?

– Ты испугался.

– А ты бы не испугался?

– Видения порой выглядят реальными, ты сам знаешь, что…

– Это не видение.

– А что тогда? Мы оба были на похоронах.

– Я потому и сказал, что это, возможно, не отец, а что-то, что приняло его форму.

– Что же?

– Не знаю. Это сейчас не главная проблема.

– Нет? – спросил я, допив пиво и заказав ещё одну бутылку.

– Нет. Проблема в том, что со мной из здания вышел Магот. Та самая тварь, полумамонт-полурептилия. И теперь она вечно плетётся за мной, я чувствую её позади себя каждый раз, как выхожу на улицу, лишь в помещении я ощущаю себя хоть в какой-то безопасности. Но даже тут я ожидаю увидеть зелёную чешуйчатую морду с бивнями и рептильими глазами, что глядят на меня из-за соседней многоэтажки или через отражение в темных окнах бизнес-центра.

– Приятного, конечно, мало, - сказал я, - но ты знаешь мой ответ.

– Я разве задавал вопрос?

– Думал, вот-вот задашь.

– И что за вопрос, по-твоему, я приготовил?

– Что делать?

Брат рассмеялся. Он ударил по столу ладонью, бутылки повалились на пол и с гулким рокотом покатились прочь.

Чудак, подумал я.

– Вот чудак, – сказал брат. – Я знаю, что делать: нужно сыграть с ним.

– С отцом?

– С Маготом!

2

Все-таки он мой брат. Порой безумный, асоциальный, но брат. Родственные узы значат для меня чуть больше, чем это принято в наше время, где действует правило трёх НИ и одного НЕ: никто никому ничего не должен. Настоящая мантра современного здорового общества. Но мой брат не здоров, возможно отчасти не здоров и я, ведь всё ещё лелею надежду, что однажды он вернётся на путь, который мы начали вместе. Он взял академический отпуск на втором курсе и так из него и не вышел, все дальше и дальше углубляясь в недра городских переулков полных лукавого шёпота, тихих стонов, плетущих истории о невероятном среди безнадёжно-вероятного. Может, теперь с помощью детской игры, затеянной еще нашим отцом, он хочет выйти из круговорота жутких историй, что составляют мифологию окраин и множат уродливый пантеон. Может, он впервые протянул мне руку, будучи по самое запястье в непрозрачном омуте, может, это его мольба? Сыграй со мной, помоги выиграть, ведь ты тоже знаешь правила. Ты тоже знаешь. Он слишком гордый, чтобы сказать напрямую. И я такой же. Потому, когда он назвал мне точный адрес недостроенного человечника, я пообещал наведаться туда в ближайшее время.

На следующий день сразу после работы я заказал такси на указанный адрес. Таксист спросил, куда конкретно мне нужно, ожидая, что мне необходимо попасть в один из автосервисов, что рассыпались у подножья недостроенного и заброшенного ипотечного рая. Косым и хмурым взглядом он встретил моё уверенное:

- Именно к тому дому мне и нужно.

Спонтанные притоны, бордели и ночлежки - что еще может возникнуть в незаселённом доме. Держу пари, таксист разрывался между первым и вторым: что еще могло привести мужчину в деловом костюме с портфелем наперевес в застройщиком забытое место? Конечно, не детская забава, что померещилась его больному брату в холодном и пыльном лабиринте серых стен.

Расплатившись с таксистом, я вышел из машины и пошёл вдоль бордового забора из профнастила, что окольцевал нужный мне дом. Найдя брешь, – примятый к земле лепесток забора, точно что-то тяжелое на него повалилось, – я пробрался на территорию. Справа от здания стоял вагончик для рабочих, он когда-то был ярко жёлтым, с красной крышей, устремленной к красному же солнцу, но теперь он походил на позабытую великаном в пыли игрушку. На всякий случай я постучал в двери вагона, откуда-то сверху мне на рукав упала горстка песка, точно какое-то ритуальное посвящение – или приветствие. Отряхнувшись, я направился ко входу в дом. Никаких дверей, только серые стены, торчащие из них электрические волоски да круглоротые канализационные трубы, что змеями вились у подножья этих самых стен. Прошёл через узкий коридор к лестнице: лифт, конечно, не работал, да и был ли он вообще в этом чёрном пищеводе не ожившего гиганта - неизвестно. Поглядел наверх сквозь узкую щель меду пролётами, которая делилась лестничными перилами, рассекалась и группировалась обесцвеченным и упорядоченным узором супрематизма. Вздохнул, ощущая тоску безликих стен, и пошел наверх.

Пятый этаж. Одна и та же высота, что тогда, что теперь. Раньше я преодолевал её за пару вдохов, перепрыгивая через несколько ступеней, вырывался вперёд, подтягивая себя руками за перила, вылетел, точно камень, пущенный из рогатки. Теперь шел, вслушиваясь в глухое и плоское эхо моих шагов, что слабо чеканилось где-то наверху и неохотно возвращалось обратно, спотыкаясь о застывшие безжизненные преграды. Наконец, пятый этаж. Первая квартира справа. Тусклый вечерний свет падал в коридор, освещая путь мелким частицам пыли, что волочили неорганическую жизнь в круговороте взлётов и падений среди воздушных потоков. По полу скользили вытянутые сумеречно-синим светом оконные проёмы. Вот тут справа, в подобной квартире, была наша с братом комната. Слева родительская спальня. Я прошёл дальше, отметив, что и туалет, и кухня заняли то же место, что им отведено в моей памяти. А вот тут отцовский кабинет. Я замер у стены, глядя на тихи желтый свет, разлитый по полу, точно масло, готовое вспыхнуть. Свет этот лился из отцовской комнаты. Не синеватый - цвет умирающего дня, а золотой – цвет неувядающего человеческого разума. Нечто иррациональное зашевелилось внутри, нечто позабытое. Азарт, предвосхищение, ожидание какой-то забавы. Так я стоял когда-то, глядя из темноты коридора, как работал отец, как он держался руками за голову, вымучивая очередной кошмар, достаточно жуткий и достаточно одолимый для детского разума. Затем подходил мой брат, предлагал поохотиться на Магота. Я соглашался.

Сделал несколько шагов вперёд. Комната-побратим, комната-неродившийся близнец раскрылась передом мной немым бестелесным фантомом, имеющим лишь контуры, лишённым очеловеченной сути. Золотистый живой свет струился от макушки заходящего солнца, что в траурно сияло над изумрудными шпилями, окружающих город сосен. Из окна виднелся, поросший невысоким сорняком, пустырь, что так и не развился в детскую площадку, а за ним начинался один из проспектов, по которому вытягивалась граница приближающейся ночи. Простоял так, пока весь проспект не укрылся прозрачной густой пеленой, пока солнце не бросило последний луч, что отразился от окон далёкой многоэтажки, заставив меня на миг прищуриться. Ещё раз оглядел бетонный куб, где брат увидел призрака родителя, с тяжелым вздохом выпустил из легких дух ностальгии и пошел к выходу. Обернувшись в последний миг, я увидел вспышку, короткую вспышку из той самой комнаты, точно вспыхнула зажигалка. Побежал назад, ощущая знакомый едкий запах, впитывающийся в одежду, мебель, сами стены. Заглянул внутрь – ничего. Только изумрудные шпили за окном, да сизая мгла, заливающая пустую комнату.

Пока спускался вниз, написал брату сообщение: «Был там. Ничего».

Нажав кнопку отравить, краем уха зацепил причудливый звук эха, точно кто-то вторил моим шагам своими: тяжеловесными, вычурными. Вновь поглядел наверх сквозь узкую лестничную спираль, а оттуда на меня глядело бестелесное ничто, смеющееся над моим воспалённым воображением, раздражённым ностальгией по далёким временам.

Телефон завибрировал. Брат ответил.

«Совсем ничего?»

3

Договорились о второй встрече. Это на брата не похоже: одна встреча в год-два – вот его максимум семейного общения. На этот раз о встрече договорились в ресторанчике «Клевер». Конечно, это заведение я тоже знал. Именно здесь отец любил отмечать день рождения. Когда-то в «Клевере» была детская зона с бассейном из шариков, плетёной лестничной стенкой и пластиковой, грозящейся развалиться от любого неловкого движения, разноцветной горкой. Но это было тогда, теперь же детскую зону убрали, поставили ещё четыре угрюмых столика. За тем, что в самом углу меня ждал брат. На столе вновь стояло несколько пустых бутылок сидра.

– Никак не могу понять, – начал брат, когда я сел напротив. – Почему ты ничего увидел?

– Потому что там ничего нет. Твои видения, они…

– Можешь не стараться. У нас разное отношение к видениям, – сказал брат очертив в воздухе кавычки двумя указательными и средними пальцами.

– И в чем разница? – спросил я, подозвав официанта.

– Ты считаешь, что есть реальный мир вокруг, – брат обвёл рукой зал «Клевера», точно он и был квинтэссенцией материального мира, – мир, полный всякого физического, осязаемого барахла. Не всегда осязаемого напрямую человеком, иногда осязаемый с помощью наших эрзац-органов – приборов, датчиков, анализаторов. Этих железяк разной степени сложности, низводящих окружающий мир до нолей и единиц, которые человек радостно разворачивает… – брат задумался, подбирая слово, – трансформирует в миф, помпезно называемый реальностью. А есть то, что никак нельзя оценить и уловить, есть нечто, что заперто в человеческой голове, как сейчас принято считать, – тут брат ткнул себя указательным пальцем в висок, — это нечто, именуемое сознанием, выделывает такие причудливые фокусы, что люди могли бы подивиться, но у сознания есть лишь один зритель – оно само. Зеркало, что смотрит само на себя. Сознание через слова и действия выходит в мир, но почему-то этому нашему органу – а я считаю сознание именно органом – доверия меньше, чем самому примитивному термометру, барометру и прочей ерунде. Так вот, дорогой брат, разница в том, что ты думаешь, сознание – это следствие реальности, а я знаю, что всё совсем наоборот. Именно сознание формирует реальность, именно оно первично по отношению к миру. И то, что я вижу, слышу и ощущаю, ничуть не менее реально, чем электромагнитное излучение от какого-нибудь телевизора, которое ты также не можешь увидеть, как и мои видения. И забери уже своё чертово пиво, – сказал брат и отвернулся к окну.

Всё это время рядом стоял официант, с выпученными глазами он слушал речь брата, точно вдохновлённый адепт только что зародившейся секты.

– Спасибо, – сказал я официанту и взял у того с подноса кружку.

– Вам нужно что-то ещё? – спросил он, не сводя глаз с брата.

– Нет, спасибо, – ответил я.

Официант не шевелился.

– Спасибо, ничего не нужно! – повторил я громче.

Бедняга проморгался, опустил смущённые глаза и быстрым шагом отправился в глубину зала.

– Не думал обзавестись культом? – спросил я брата.

– А что, может однажды, – пожал тот плечами, – но уже не при жизни.

– Почему?

Брат не ответил, он смотрел в окно, смотрел на крыши ближайших домов.

– Ты что-то видишь?

– Магота нельзя увидеть, помнишь?

– Но можно почувствовать, верно?

– Верно. Странно, – брат перевёл на меня взгляд, – я думал, что в тебе тоже есть что-то что позволит увидеть. Мы же близнецы. Как же так? – Взгляд его превратился во взгляд исследователя. – Неужели внешняя среда сделала это с нами?

– Что?

– Безвозвратно разделила наши миры. Я думал, однажды ты вернёшься на путь, который мы начали вместе. Помнишь, как мы жили в этих мирах, что возникали перед глазами, стоило нам заговорить. Мы творили целые вселенные, полные живых-для-нас существ. Мы их видели. Мы их слышали.

– Мы притворялись.

– Что?! – он отпрянул от стола. – Притворялись? Они были реальнее всего на свете. Они были реальнее нас!

– Послушай, я тоже помню эти игры, помню, правда. А ещё я помню, что даже тогда я притворялся. Да, не смотри на меня так. Уже тогда я понимал, что это лишь игры. Лишь фантазии, вымыслы, которые рассеются стоит нам отвлечься или выдумать другую игру.

– Нет, нет, нет… – брат судорожно замотал головой. – Это совсем не так. Это не… ты врешь… Зачем ты врешь?

– Не вру. Вовсе не вру, все так и было. Детские фантазии должны были остаться там, а ты принёс их во взрослый мир. В мир, где им нет места в тех формах, что ты для них приготовил. Отец тоже был фантазёром, и он нашёл выход для фантазий. Может и тебе стоит попробовать писать, что скажешь?

– Ты правда так думаешь? – брат улыбнулся.

– Да, мне кажется…

– Ты думаешь, эта чушь, что ты тут говоришь, что-то изменит?

– Я просто хочу помочь.

– Помочь? Ставя под сомнение мир, что лежит перед моими глазами?

– Ты смотришь на мир через очки. Испорченные, искажающие действительность.

– Да? Так посмотри, – брат провел перед лицом рукой, – никаких очков. А это что у тебя?

Глаза его в тот момент сверкали безумным весельем, в них искрился азарт умалишённого. Он склонился над столом, протянул руку и снял с меня очки. Затем встал, бросил на стол пару смятых купюр и пошел прочь. С моими очками.

Я опешил от такой выходки. Когда я выбежал за ним на улицу, брат пропал. А через пару минут пришло сообщение:

«Завтра. 11 дом, пятый этаж - там найдешь свои глаза»

4

Вновь такси привезло меня к указанному дому. Вновь подозрительный взгляд водителя проводил меня вдоль бордового забора из профнастила. Дом встретил знакомым холодом десятка пустых окон, пыльным сквозняком подъезда, гулким траурным эхом собственных шагов по ступенькам. Пустой трафарет – подобие квартиры из детства – снова встретил расстеленными по полу коврами из предзакатного солнечного света. Конечно, если брат и оставил тут очки, то в псевдокомнате псевдоотца. Прошел в нее, в окне все также виднелись далёкие сосны, в которых тонул краснеющий, будто гневающийся на приближающуюся ночь, огненный шар. Очки лежали на подоконнике, точнее на нижней части квадратной дыры, что так и не обросла рамой. Поднял их и посмотрел на стекла в лучах солнца. Достал из кармана платок, стряхнул пыль и поместил очки на привычное место. Затем замер, глядя на пустырь под окнами дома. Через пустырь наискосок шли следы: размером примерно два на два метра, круглые, плоские. Будто бы через пустырь несли какие-то колонны, которые периодически ставили на землю. В одном из таких следов лежала тёмная фигура. Без очков я бы не определил, что это за пятно. Но я был в очках.

Спустился так быстро, что пару раз чуть не навернулся. Оббежал дом, кинулся к пустырю, разрывая брюки о сухой колючий сорняк, бежал к одному из круглых следов. Бросился на колени перед примятой травой, перед телом брата. Он лежал, раскинув руки и ноги, точно пытался нарисовать ангела в сухой траве. Голова его смотрела в мою сторону, глаза налиты кровью, посредине лба красный разлом, из которого виделась розовая мякоть мозга. Из ноздрей тянулись застывшие алые кровяные змейки. Грудная клетка его стала широкой и плоской, точно его придавило чем-то тяжелым. Будто бы что-то упало на него. Но что, чёрт возьми, могло упасть на брата посреди пустыря? Что это за следы вокруг? Единственный ответ прозвучал в голове жутким приветом из детства - голосом отца.

Я снял очки. Из глаз побежали слёзы.

Машина в лесу. 

Всем привет, меня зовут, Виктор, мне 39 лет. Хочу поделиться своей историей.Это произошло в середине двухтысячных, в Забайкальском крае. Есть у меня хобби- "тихая охота" . Грибы люблю собирать. Занимаюсь этим один, потому как лишняя компания отвлекает. 

Была тогда середина августа, самое грибное время. Пошёл я тогда по своим проверенным местам, и чувствую что забрел довольно глубоко в лес. Нет, не то, что бы заблудился, дорогу обратно, я бы в любом случае нашел, просто забрался непривычно далеко. Вокруг уже даже не лес, а тайга началась. 

Смотрю по сторонам, в поисках грибов, их уже и так пол рюкзака насобирал, и вдруг вижу в метрах десяти от себя машину. Автомобиль стоял прямо посреди леса, было непонятно как он вообще мог сюда заехать. 

Мне стало любопытно и я решил подойти поближе. Машина выглядела абсолютно заброшенной. Краска серого цвета во многих местах облупилась, стекла потускнели и стали непрозрачными, а колеса уже прочно вросли в землю. 

Тут я обнаружил что передняя дверь со стороны водителя была приоткрыта, и естественно я решил заглянуть внутрь. Открыв дверь мне в нос ударил запах мертвечины. Содержимое моего желудка мигом оказалось на земле. Поборов отвращение, я все таки решил ещё раз заглянуть в салон, на этот раз я достал фонарик, припасенный на всякий случай. То что я там увидел, заставило меня проблеваться снова. В свете фонаря на заднем сидении авто, лежало три полу разложившихся трупа. Они лежали пластом друг на друге, причем, тот что внизу, был уже почти скелет, а тот что вверху был оставлен тут относительно недавно. 

Я решил что пора валить подальше от такой находки. 

-Помоги! Не бросай, меня, здесь. - Раздалось из машины. Голос был хриплый, сдавленный, и я, так и не смог определить мужчине он принадлежал или женщине. 

"Если там человек, то я, должен его спасти" - Так в тот момент я думал. 

Пересилив страх я вновь подался к машине и снова посветил в салон. Мне показалось что темнота в авто стала гуще. Фонарь буквально минуту назад полностью освещавший салон, теперь не светит дальше десяти сантиметров. 

-Помоги! Не бросай, меня, здесь! - голос звучал как будто из всей машины. Я не мог понять конкретно откуда он исходит. 

Я решил открыть боковые двери, но у меня ничего не вышло, так же был закрыт и багажник.Мне ничего не оставалось как лезть в салон через водительское сиденье. 

Я снял рюкзак и полез в машину. 

-Помоги! Не бросай, меня, здесь! - раздалось снова. 

Тут до меня дошло откуда шёл этот голос. Он доносился из магнитолы, но она не работала, судя по состоянию автомобиля уже давно. 

Я просто побежал прочь. Пока бежал ещё два раза слышал крик о помощи. Меня никто не преследовал и я без проблем добрался домой. Потом конечно пил около недели,  даже сходил в церковь. В конце концов эта история стала для меня чем-то вроде фантазии разыгравшейся от одиночества в лесу. 

С тех пор прошло уже восемь лет. Я уже давно переехал  в город, женился, устроился на хорошую работу. Примерно месяц назад та история напомнила мне о себе. Один мой знакомый работает в полиции в том самом поселке, где я раньше жил. Вот что он мне рассказал. Поступило к ним заявление, что пропал некий дед, грибник. В общем ушел в лес и не вернулся. Стали его искать и нашли. Не живого правда. Его труп обнаружили в той самой машине, а помимо него оттуда извлекли ещё четырнадцать трупов. По предварительным данным, самым первым останкам лет двадцать, а самый последний труп, как раз тот дед. Причина смерти остановка сердца, то есть дед, зачем то залез в машину и там умер. Я, то догадался зачем, но предпочел промолчать. Инцидент старательно замалчивают, даже какие-то люди из ФСБ приезжали. 

 В общем такая история, морали тут не будет, берегите себя, и будьте осторожны в лесу . Потому как нечисть если она есть конечно, может быть не только в привидений, леших и прочего, но и в виде неодушевленного предмета.

Часть первая.

Тишину прервал грохот, Андрей подскочил. Стучали не в офисную дверь, гремело где-то внутри здания. В коридоре стук повторился, из темноты крематорной проступили очертания печи. Глухие удары, будто колотят изнутри топки, будто кто-то пытается выбраться. Андрей щёлкнул выключателем, и две лампы на проводе рассеяли темноту.

- Эй! Есть тут кто? – зычный мужской голос из-за ворот. - Я за прахом! Открывайте!

Видимо, вчерашний клиент. Андрей обошел подъёмник и повернул щеколду двери – у ворот стоял крепкого сложения мужчина, небритый, с темными кругами под глазами:

- Говорили, сегодня можно забрать… Смоленко моя фамилия!

Мужчина вытянул шею, остановил взгляд на печи. Андрей сделал шаг в сторону, перекрыв обзор:

- Я понял, только вернитесь к основному входу. Посторонним нельзя находиться в помещении для кремации.

- Хорошо, хорошо, – закивал мужчина. – Я просто не понял, куда заходить… А хоронить уже завтра нужно, вот я и…

Андрей захлопнул дверь.

С обеими урнами в руках замер у печи. Внутри, под решётками, человеческий прах, сгоревшие останки. Прах лучшего друга, и ни капли жалости… Почему? Может, из-за того, что за последние пару месяцев Олег пьянством и прогулами едва не загубил всё дело… Но ведь ближе у меня и нет никого, Андрей заспешил к выходу. Наверное, психика ещё в шоке от увиденного. Нужно звонить в полицию, сразу, как выпровожу клиента.

Кажущийся запах мертвечины стал просто невыносимым, Андрей открыл форточку, но свежий воздух не принёс спасения, будто за окнами еще одна крематорная.

Андрей успел вернуться за стойку, прежде чем мужчина вошёл. Либо опять искал нужную дверь, либо не решался зайти.

- Я ведь просто один остался, – помедлив произнёс клиент. - Жена с детьми… хотя, как, детьми, здоровые лбы уже… студенты на каникулы приехали… вот у вас есть дети?

Андрей помотал головой, бумаги требовали заполнения. Болтовня посетителя и суматошные мысли мешали сосредоточиться, строчки журнала прыгали перед глазами. Андрей не стал даже поднимать взгляд – может, поймёт, что мне неинтересно, и замолчит. Поскорее бы закончить со всем этим.

- И представляете, они за покупками поехали, пока я на работе, – продолжил мужчина. – И там… знаете, недалеко отсюда, где объездная… камаз… на встречку вышел…

От напускного спокойствия не осталось и следа, мужчина рыдал, проглатывая слова:

- И теперь… я один остался … совсем один, понимаете?..

Андрея уже давно не трогали слёзы скорбящих. Так и самому недолго начать пить, если сочувствовать каждому.

- Мне очень жаль. Уверен, вы справитесь, – Андрей поставил обе урны перед собой. – Распишитесь здесь и здесь.

Лицо мужчины исказила ярость:

- Я похож на идиота?!! Три урны – я потерял троих! Самых дорогих людей! А ты суёшь мне две!!!

Андрей растерянно посмотрел в журнал. В реестре напротив фамилии последнего клиента предательская цифра три. Точно. Ночью Олег должен был сжечь три тела. Только вот третий гроб он занял сам…

- Простите! Вчера неполадки с техникой произошли, мастер ещё не приехал, – выкрутился

Андрей, сочинив на ходу. - Давайте, вы приедете завтра и заберёте третий прах. Тогда и заплатите.

Мужчина сник, будто ярость отняла последние силы.

- Хорошо… - выдохнул он и тяжело потянулся за ручкой. - Будет хоть какая-то цель...

Забрав урны, мужчина медленно вышел за дверь.

Ключ с лязгом обернулся в замке. Мнимое ощущение безопасности, только вот от себя никуда не убежать. Андрей сел на пол, обхватив голову руками. Короткая вибрация в кармане. Смс от банка - платёж по кредиту внести до конца недели. В этот раз денег хватит, но что делать через месяц? Если крематорий закроют, пока будет идти следствие, то нужной суммы не набрать. Какой-то тупик. Как тогда, после увольнения с работы, без гроша в кармане, с нулевой самооценкой после ухода жены. Теперь еще и собственный бизнес вот-вот рухнет.

Пошло оно к чертям, я не хочу снова всё потерять!

Пластиковый стаканчик наполнился водой, глубокий глоток. Ещё раз, теперь на голову, Андрей провёл ладонями по лицу. Холодная вода помогла немного остыть.

Так, у Олега близких нет, живёт один… Будут ли его искать? Вряд ли. Нужно просто замести следы. Потом спокойно сжечь труп из морозильника, а там видно будет… найму помощника…

Механическая работа отвлекала. В столе нашлись старые наушники, теперь можно включить музыку. Ещё с юности лучший способ уйти от любых мыслей. Только вот тяжело не думать о том, что насыпаешь в урну прах друга.

Андрей поставил на подъёмник последний гроб, огню нужно дерево, чтобы сжечь тело. Покойник из холодильника исчез в пламени. Сорок минут, и тело полностью сгорит, а затем жернова кремулятора перемелют, то, что осталось… Осталось… На компе остались записи суицида, их нужно удалить.

Вернулся в офис. На улице дождь, небо так затянуло тучами, что полдень превратился в сумерки. Тусклый свет монитора едва справлялся с темнотой, напирающей из окон.

Андрей нашёл папку с видео и удалил все записи.

«Хотите продолжить наблюдение?» - спросило диалоговое окно.

- Нет уж, спасибо, насмотрелся я сегодня, – вслух сказал Андрей, но тут же передумал. Если не включишь сейчас, потом можно забыть. Сейчас ещё только проблем с клиентами не хватало.

Андрей удалил записи со всех камер, порылся в файлах в поисках скрытых копий.

Окно свернулось после нажатия кнопки «Продолжить».

Андрей вернулся к работе. Погасил пламя и сгрёб прах в кремулятор. Механизм с треском перемолол останки, превратил их в однородную массу, серый пепел, похожий на золу от костра. Человеческая жизнь уместилась в пару горстей.

Заполнив журнал, Андрей ссыпал прах в урну, наклеил надпись с фамилией клиента. Проходя мимо печи, остановился, провёл ладонью по окантованной жестью стенке, подошёл к датчикам. Стрелка температуры почти на нуле – значит, пламени внутри нет.

Олег каждый раз проверял её всю до каждого винтика. Зачем он покончил с собой, ещё и таким ужасным образом? Андрей попробовал прокрутить пальцами все гайки, даже самые маленькие.

Прошёлся вдоль шланга до трубы, всё целое. Принюхался – газом не пахнет. Обычная рабочая печь. В голове никак не укладывалось, как из всех способов самоубийства можно выбрать настолько жестокий.

Может, что-то сломалось внутри?

Затворка открылась с надсадным скрипом. Место для гроба. Четыре газовых горелки, стоит нажать на пару кнопок, и пламя уничтожит всё, до чего доберётся. В прах и пепел. Нужно рассмотреть вблизи. Андрей просунул голову внутрь, шеи коснулся металл затворки. Может, нужно глубже? Упёрся ладонями в ещё горячий кирпич, попытался пролезть дальше.

Что я делаю?

В ужасе Андрей оттолкнулся от печи. Сделал два шага назад. В мелких прорезях затвора запылало пламя, будто два горящих зрачка. Андрей тряхнул головой – всего лишь блик от лампы на металле обшивки – трясущимися руками закрыл дверцу на засов.

Олег не мог не припрятать бутылку. В бытовке Андрей рухнул на кушетку, руку, не глядя, в тумбочку – так и есть. Последний раз Андрей пил полгода назад, после развода. Увольнение, запой, попытка влезть в петлю. Олег вытащил, убедил, что можно жить по-другому, начать заново…

- А потом поджарился, как мясо на вертеле, – продолжил Андрей вслух и налил кружку до краёв.

Пил, пока нутро не вспыхнуло, после паузы повторил снова. Это не помогло вымыть из памяти образы сгорающего Олега, но алкоголь сделал своё дело – голова закружилась, мысли растворились в пелене перед глазами. Ещё один долгий глоток. Андрей откинулся на спину и не заметил, как уснул.

Холод сквозняка вцепился в ступни, пополз выше. Андрей проснулся, посмотрел на окно – закрыто, сквозило из коридора. Андрей с трудом поднялся, опираясь на стену. Голову пронзило болью, потёр виски, будто это могло её утихомирить.

Вышел в коридор. После щелчка выключателя свет затрещал, расползся по потолку, нехотя разгоняя темноту. Дверь в офис закрыта, холодом тянуло из крематорной. Андрей вмиг протрезвел - из глубины коридора на него смотрела открытая топка, в стенках билось пламя. Я же выключил, точно выключил!..

Вонь палёного мяса. На полу перед печью - берцы с остатками обгоревшей плоти, из которой торчат обломки костей. Видимо, накалившись, они обломились под тяжестью обуви.

Андрея вырвало. Вытер рот рукавом, повернул вентиль на газовой трубе, пламя погасло. Посмотрел в сторону двери, висящей на одной петле. Пока я спал, её выбили и... сожгли человека? Убийство?!!

Такое уже не скрыть. Придётся сообщить в полицию, но тогда станет известно и про Олега. Могут обвинить меня, ведь это я скрыл следы, удалил записи камер. Записи. Камеры работали все время, сняли и эту смерть. Снова смотреть эти ужасы...от одной только мысли Андрею стало тошно. Но так я смогу подготовиться к допросу, убедил он себя и вернулся в офис.

Программа с готовностью показала увиденное глазами камер. Андрей склонился над монитором, перемотал до момента, как отключился. Затем ускорил до максимума. В крематорной пусто, бегут цифры таймера. Стоп! Отмотал назад.

Дверь в воротах распахивается от удара ноги, внутрь вваливается грузный мужчина. Андрей стукнул пробел, присмотрелся к лицу. Это тот, что утром приходил за прахом!

Мужчина не отрывает взгляда от топки. Медленно подходит, прижимается вплотную. На миг замирает, потом гладит дверцу, будто нечто дорогое и близкое. Со спины не видно, но по тому, как дрожат плечи, понятно, что он плачет. Бросается к стене, к доскам для гробов, кидает их в печь, прямо на решётку. Откуда он знает, что нужно дерево, поймал себя на мысли Андрей. Бросив очередную доску, мужчина включает пламя и протискивается внутрь до пояса, прямо в огонь.

Таймер неумолимо отсчитывает секунды. Мужчина отшатывается от печи, отворачивается. Камера ловит его лицо: голова уже без волос, кожа сползает с лица горящей массой, от температуры один глаз лопнул. Обгоревшие руки тянутся к лицу, пальцы касаются пустой глазницы. Мужчина открывает рот, кричит, не останавливаясь ни на секунду. Снова разворачивается в сторону печи, рука лезет в огонь и хватает прутья решетки. Он повисает на одной руке, бьется о края проёма, словно застрял и не может освободиться. Затем в пламя просовывается другая рука, а после и всё тело. Снаружи остаются лишь ноги по щиколотку, они начинают биться, затем замирают…

Андрей не смог смотреть дальше, перемотал. Отблески пламени пляшут на кафельном полу, на берцах. От обгоревших обрубков вьётся дымок. Глотнул воздуха из окна, вонь будто просочилась сквозь экран и заползла в комнату. Он был готов разрыдаться, происходящее не укладывалось в голове. Что же мне теперь делать…

Продать. Продать нахрен всё, вместе с этой печью, и уехать отсюда! Прямо сейчас заняться этим!

Снова коридор с неприятно-зелёной плиткой, пустые морозильные камеры. Задержав дыхание,

Андрей бросил на решетку пару досок, затем берцы. Дверца печи захлопнулась, будто пасть, схватившая добычу. Кое-как починив выбитую дверь Андрей бегом вернулся в офис, стал искать документы. Потом в бытовку, где тоже стояли коробки с бумагами, взгляд упёрся в мобильник Олега – и связку его ключей. Уставные документы всё ещё у него в квартире, после налоговой, когда я болел.

Все-таки нужно было идти самому, подумал Андрей, вызывая такси.

***

Щелчок ключа в замке. Дверь открылась, в нос ударили сырость и кислятина. Андрей прошёл в комнату. Нажал выключатель – но тьма и не подумала никуда уходить. Перегорело, что ли? Тусклый свет телефонного фонарика.

- Ну, начнём, – прошептал Андрей.

На столе гора макулатуры: потёртые книги и журналы, непонятные документы со старыми датами. Явно не то, что нужно. Пожелтевшая бумага, газеты из прошлого века, заметки о сжигании скота. Слова «печь», «огонь», «гореть» обведены чёрным маркером. Распечатки электронных статей…

Из завалов раздался сервисный сигнал винды. Андрей разгрёб бумаги, под ними оказался старый ноут с закрытой крышкой. Работает от сети, понял Андрей, проводив взглядом, измазанный в пыли провод зарядки. Ноутбук повторил звук.

В темноте экран вспыхнул ослепительно ярко. Окно сообщало о созданной день назад видеозаписи. «Хотите просмотреть записанное?» - спрашивало уведомление. Видимо, из-за этого ты и не мог выключиться, Андрей щёлкнул пробелом.

Запись с веб-камеры. Лицо Олега на весь экран, заплывшие, в красных прожилках глаза. Потом он отодвигается, садится на пол в одном белье, сжимая бутылку.

- Что-то странное происходит, – говорит Олег и кашляет, глотает из горла. – Андрей, это, чтобы ты понял. Помнишь, от тебя жена ушла, остался совсем один, а я помогал из депрессии выйти. Вот и у меня сейчас похожее, только помочь некому...

Резкий хлопок, Олег вздрагивает. Перегорела лампочка. Он, освещённый только светом монитора, с минуту сидит без движения, затем отодвигается на середину комнаты. Подтягивает колени к подбородку, обхватывает их руками.

- Мне кажется... – спокойный тон сменяет истерический хохот. – Кажется, наша печь хочет меня сжечь… Нет, даже не так, поджарить, чтобы потом сожрать, будто я кусок бекона…

Дальше слов не разобрать, обрывки звуков сливаются со смехом, переходящим в визг.

- Погоди, я постараюсь взять себя в руки… – подбирает с пола сигареты, делает несколько долгих затяжек, кашляет.

- Когда ты в крематорной, – продолжает он. - В какой-то момент всё вокруг становится противным до блевоты. И начинает хотеться...

Снова приступ кашля.

- Хотеться включить газ и залезть внутрь... Чёрт! Помнишь, как радовались, когда купили его? Тебя сократили, я давно случайными заработками перебивался... И тут такую идею придумали – крематорий, единственный на весь край! Думали, от клиентов отбоя не будет... кто же мог знать, что попы такой лай подымут, суки... Потом вроде наладилось…

Голос Олега снова дрожит, срывается на визгливые нотки:

- Прости, что втянул в это... Но я не виноват, это она… Она!

Олег поднимает с пола папку, достаёт стопку листов, показывает их на камеру и откидывает в сторону.

- Вот, нарыл инфы, что в этом здании при советах было... Часть документов я ещё после старых владельцев не выбросил, когда мы прибирали там первый раз – их будто специально оставили.

Тебе тогда не сказал, подумал – чушь какая-то. Сейчас-то понимаю, хотели предупредить, что эта печка – зло! Она угробит всех, кто рядом…

Олег кашляет до хрипоты. Будто вот-вот выплюнет куски легких. После очередного глотка продолжает:

- Записываю это... если я вдруг сдохну, чтобы хоть ты спасся и избавился от неё. Не знаю, решусь ли отправить тебе это видео... Ведь всё это бред, полнейший бред, никто не поверит. Да и мне, когда далеко от неё - самому верится с трудом...

Олег долго молчит, потом протягивает руку к камере.

Видео оборвалось.

Андрей провёл ладонями по лицу, потёр глаза, но образ Олега засел прочно. Видел его пьяным не раз, видел, когда врал или пытался юлить. Но сейчас всё по-другому. Человеку на видео действительно страшно. А мне? Что остаётся мне?..

Андрей собрал с пола все бумаги обратно в папку и вышел за дверь. Сегодня я точно в крематорий не вернусь, подумал он и направился домой.

Пара кварталов, не так уж и далеко. Свет уличных фонарей. Собака рыла песок на детской площадке. Во все стороны разлеталась пыль, как прах, когда его прокручивают жернова кремулятора. Андрей вздрогнул, когда пёс поднял от земли грязную морду, из пасти торчала огромная кость. Тряхнув головой, собака убежала в темноту.

Андрей зашёл в подъезд, долго не мог найти ключи. Скорее в ванную, открыл кран до упора. Ледяной водой – в лицо, в открытые глаза, вымыть пепел и смрад сгоревших заживо. Легче не стало ни на миг, вонь будто пропитала всю квартиру.

Вернулся на кухню, вытряхнул содержимое папки на стол. Газетные вырезки, выписки из реестров, какие-то акты, набитые на печатной машинке. Старые, потёртые листы. Но попадались и новые, распечатанные на принтере. Получалось, что их крематорий в семидесятых годах был ветеринарным крематорием скотобойни. Печь большого объёма для туш коров и свиней. Ладно, не тайна, Олег тогда лично руководил переоборудованием бензиновой печи в газовую.

Так, а это что? Андрей взял в руки лист, с обеих сторон исписанный ручкой, чернила успели выцвести от времени. Протокол допроса.

- И где он только его достал, – прошептал Андрей. – Так, свидетели, понятые… я, гражданин такой-то …

«О подчиненном своём могу сказать только хорошее: работал исправно, приходил вовремя. Выпивал? Ну, как все, только после работы, и то немного. В ту ночь он дежурить оставался, должны были партию коров привезти, ящур, мясо только в печь, сами понимаете. Я уходил, он как раз ее и чистил... Товарищ лейтенант, может его, всё-таки, убили? Ну не может человек по доброй воле залезть в огонь, сам, руками за раскалённые прутья…»

Лист закончился, продолжения не было. Андрей зарылся в бумагах – протоколы следственных экспериментов, ксерокопии фото с места, старые милицейские акты... Самоубийство. Белая горячка. Далее – только то, что крематорий был закрыт, а скотобойня при колхозе расформирована.

От копии последнего протокола отлепился сложенный лист блокнота. Андрей поднял его с пола, расправил – исписан гелевой ручкой. Значит, это уже Олег писал, подумал Андрей, да и почерк вроде похож. Поднёс ближе к глазам, написанные мелкими буквами слова наползали друг на друга, всего не разобрать:

«… гипомания – пациент уверен, что ему нужно оказаться внутри печи, нужно сгореть… явные симптомы маниакального расстройства… ожоги всего тела… по словам очевидцев, кричал от боли, но не предпринимал попыток выбраться из огня…»

Андрей бросил листок к остальным бумагам и разблокировал телефон, вбил в поисковик название колхоза. Поиск выдал лишь списки закрытых советских колхозов, решения краевой администрации по землепользованию.

Но почему его закрыли в семидесятых, один суицид так всех напугал? Андрей перелистывал прочитанное, бумага уже завалила весь стол, листы срывались, падали вниз. Ещё одна газетная вырезка, полгода после суицида – «работник крематория совершил самоубийство в печи». Ещё год, и следующий труп, также сгорел в топке крематория. Видимо, после и закрыли. В документах Олега не было официальной причины закрытия, видимо, власти не хотели огласки.

Андрей встал, начал ходить по комнате. Значит люди сгорали в этой печи и раньше? Как так, в одном месте такие одинаковые жуткие смерти? Не переставая шагать, разблокировал телефон, вбил в поисковую строку «смерти в крематории». Верхней строчкой – новость: «Двое предпринимателей открыли первый в крае крематорий – церковь против».

Церковь! Андрей похлопал по карману, пальцы нащупали прямоугольник визитки. Может, они объяснят происходящее. Череда длинных гудков, наконец, в трубке щёлкнуло.

- Да?

- Отец Сергий? Это Андрей – владелец крематория!

- Решили всё-таки освятить место? – раздалось на том конце. – Похвально, только теперь причаститься вам надо, чтобы…

- Ни хрена мне не надо! – закричал Андрей. – У меня люди мрут, как насекомые! Сами в огонь лезут…

На линии повисло молчание. Священник заговорил первым:

- Иногда мы дорисовываем несуществующие причины случившемуся – это нормально... Приходите в церковь – вместе разберёмся во всём, а крематорий ваш никуда не денется, позже освятим. Тем более, и место хорошее – раньше, ещё до гонений на церковь, там монастырь стоял…

- Монастырь?

- Совсем небольшой. На месте капища языческого построенный… В стародавние времена так часто делали…

Андрей отключил вызов, потом прислонился к стене и сполз на пол. Зачем только ему позвонил, теперь он может сдать полиции. Чудес не бывает, махнув крестом, священник не вернет Олега к жизни. Капище, зло, смерти - неужели... это происходит со мной сейчас?!! В реальности! Всё это какой-то бред, Андрей едва сдержал подступивший к горлу ком.

На подоконнике гудела лампа. Я и не заметил, как включил её, подумал Андрей. Насекомые налетали на раскаленные спирали и падали пеплом на подставку. Их маленькие тельца вспыхивали, будто спички, температуры достаточно. Вот для человека нужно выше, намного выше. В человеческом теле много воды, чтобы выпарить её, потребуется… Андрей резким ударом по клавише выключил лампу.

Телефон завибрировал, неизвестный номер.

- Семенихин Андрей Юрьевич? – низкий мужской голос.

- Да, это я, – помедлив, ответил Андрей.

- ОВД, участковый Финашин. Подъезжайте к вашему крематорию, вас тут, похоже, ограбить пытались, был сигнал. Будем разбираться…

Андрей завершил звонок и вышел из квартиры.

На улице, несмотря на утро, небо чёрное, в тучах, полных дождя. Андрей вызвал такси и сел на корточках у подъезда. Бежать некуда. Если те, кто залез в крематорий, тоже сгорели, то меня будут искать. Могут докопать и до Олега с тем мужиком. Но ведь я ни в чём не виноват, это всё она. Она – печь? Или зло внутри нее, силы которого достаточно, чтобы заставить людей лезть в огонь. Могло ли сожжение тел стать причиной?...

Такси высадило Андрея прямо у ворот крематория. Справа склады, дальше кладбище. Вывеска на воротах. Андрей смотрел на железные буквы. Пытался понять, как связать воедино, объяснить происходящее, но ответов не находилось.

- Доброе утро. Финашин Игорь Валентинович, участковый. Может, внутрь зайдём, а то вы так совсем промокнете.

Промокнете?! Андрей задрал голову, струи воды обдали холодом. Всё это время шёл дождь.

- С вами всё хорошо? – спросил участковый.

Андрей провёл ладонями по лицу, собрался с мыслями:

- Да, да, конечно, пойдёмте в офис.

- Я вас уже давно здесь жду. Осмотрел территорию, – сказал полицейский оказавшись внутри. – Печь тут, за стенкой, получается?

Андрей кивнул и окинул офис взглядом, потом бегло заглянул в бытовку и вернулся.

- Вы говорили, что меня ограбили, но всё на месте.

- Я сказал, хотели ограбить. Посмотрите, записи с камер соседних складов, охрана утром передала.

Участковый достал планшет, ткнул в кнопку воспроизведения. Чёрно-белая зернистая запись, на видео закоулок, забор из бетонных плит. Парочка – парень и девушка – пробираются к стене мимо кустов. Мельком осматриваются. Долгий поцелуй, парень прижимает девушку к стене, потом свободной ладонью задирает ей юбку. Девушка запрокидывает голову, начинает двигаться в такт его движениям. Но вот она разворачивается и смотрит в сторону, не обращая внимания на партнёра.

Андрей узнал место – стена складов, а если проследить направление взгляда, то он упрётся в крематорий. В ту часть здания, где стоит печь. Парень замирает, тоже поворачивается. Оба быстро одеваются и идут в сторону крематория, друг за другом, не отрывая взгляда от здания.

- А вот ещё файл, это с другой камеры.

Стена здания, в углу экрана видна ограда крематория. Воспроизведение началось с момента, как парень и девушка лезут через забор. Высота – два метра, но оба с лёгкостью подтягиваются на руках. Затем их силуэты последний раз мелькают у стены офиса.

Андрей повернул голову - окно распахнуто, ещё с прошлой ночи. Неужели, они тоже сгорели заживо? Нужно было сразу звонить в полицию, теперь слишком поздно…

- Когда охранник записи прокрутил, то сразу решил, эта парочка к вам залезла, – участковый убрал планшет. - Но они, видимо, просто похулиганить решили. Всё на месте, говорите?

- Конечно... – Андрей едва шевелил языком, во рту пересохло.

- Если ничего не пропало, тогда составим быстренько акт, и закончим. Только глянем остальные помещения, чтобы убедиться.

Остальные помещения – это бытовка и крематорная, мысленно закончил Андрей.

- Не надо туда ходить. Эта печь - зло, оно всех убило! – выпалил он и сам испугался сказанного.

- Смотрю, вы с юмором, но, всё же, давайте посмотрим, – не дожидаясь разрешения, участковый открыл дверь, ведущую в служебные помещения. Пригнувшись под трубами, он быстрым шагом пошёл по коридору, будто уже знал, куда нужно идти.

Андрей бросился следом.

- Значит, они влезли через окно. А ваши камеры ведут запись? – полицейский на ходу ткнул пальцем под потолок.

Они вошли в крематорную. Заслонка печи открыта, на прутьях решетки – пепел.

- Стойте! – Андрей замер. – Нужно бежать отсюда! Они уже сгорели, им не помочь!…

Но участковый не слушал, его взгляд уже зацепился за печь. Подойдя к ней вплотную, он провёл ладонью вдоль окантованных жестью стенок, замер перед дверцей:

- А можно посмотреть, как горит?

Андрей не успел ответить, горелки зашипели, следом вспыхнуло пламя, на полную мощность. Само! Но участковый будто ждал этого, он тут же сунул руку в огонь, пахнуло горелым мясом.

- Что вы делаете? – закричал Андрей и схватил его за рукав кителя.

Будто не чувствуя, что горит, он оттолкнул Андрея, и тот отлетел в сторону. Полицейский нырнул в топку головой вперед, прямо в пламя. Следом раздался вопль, участковый кричал от боли, но не убирал лицо от огня.

Андрей вскочил, подбежал к панели управления. Удары по кнопке отключения ни к чему не привели. Печь не слушалась.

- Помоги!.. Вытащи!..– завопил участковый, потом схватился за раскалённые прутья и подтянул тело вглубь печи.

Андрей бросился к газовой трубе и что было сил налёг на вентиль. Тот не поддавался, будто приваренный намертво. Андрей вернулся к приборам, навалился на кнопку отмены, но пламя не унималось.

Участковый лежал на прутьях. Одежда и волосы уже сгорели, глаза лопнули и выкипели. Из носа и ушей пошла кровь, которая тут же вскипала, будто вода на раскалённой сковороде. Череп треснул, мозг вспыхнул зеленоватым пламенем.

Тело горело даже без деревянного поддона - зло становилось сильнее с каждым новым сожжённым. Теперь ничто не в силах его остановить! Андрей побежал, не оглядываясь. Прочь отсюда, как можно дальше! Скорее на дорогу, до остановки, там люди...

Шаги замедлились, Андрей остановился. Затем развернулся. Что я делаю? Ноги шагнули против воли. Попытался закричать, позвать на помощь, но тело не слушалось. Оно шло назад, к двери офиса. Потом по коридору с мерзко-зелёной плиткой, мимо морозильных камер.

Разум бился в ужасе, Андрей лёг на подъёмник, нажал на кнопку. Металлический скрип механизма. Жерла горелок над головой. Андрей услышал, как на другом конце к ним устремился газ. Услышал его запах. А потом вспыхнуло пламя.

***

Полдень. Слишком тихо, даже для городской окраины.

У остановки, уже забитой пустым транспортом, тормозит маршрутка. Все пассажиры выходят. Водитель не закрывает двери, не едет дальше, а шагает вместе со всеми. Никто не говорит ни слова.

Путь от остановки знает каждый – направо заводские склады, а прямо кладбище с крематорием. Оттуда уже слышны нескончаемые крики, но это не останавливает людей, стекающихся отовсюду. Там уже собралась толпа, через согнутые спины видно горящее пламя.

Печь не перестаёт работать ни на секунду, огня хватает на всех. Если кто-то вдруг пытается выбраться из пламени, десятки рук заталкивают его обратно.

Всем нужно внутрь, всем нужно сгореть.

Автор Дмитрий Бондарев. Паблик автора в ВК

Автор был бы рад прочесть ваше мнение по поводу этой истории.

«Чтобы сжечь человека необходимо двести килограмм сухих дров, а в этой печи достаточно нажать на кнопку подачи газа.» Прочитал Олег вслух, ухмыльнулся и еще раз протер надпись на кожухе. Рабочая дверца, куда подается гроб, никак не хотела закрываться. Надавил сильнее, но петли замерли на половине, им что-то мешало двигаться. Или что-то застряло внутри…Мужчина наклонился - из дверцы торчала обгоревшая рука, пахнуло горящим мясом.

Он отшатнулся, протер глаза. Рука исчезла, и дверца с оглушительным звоном захлопнулась. В горелках вспыхнуло пламя.

Вырвется ли оно наружу? Нет – металл не горит. Прутья решетки лишь накаляются под напором пламени горелок, но не дают огню пищи. Ему остаётся бесцельно метаться по стенкам камеры, ведь гроб с останками давно сгорел. Превратился в пепел.

- Чёрт возьми,! – Андрей подошёл к приборам и вдавил кнопку, пламя послушно исчезло. – Ты чего завис, хочешь, чтобы нас счета за газ сожрали? Или он вдруг стал бесплатным?

Услышав голос, Олег вздрогнул и отступил от распахнутой заслонки.

- Прости, – он провёл ладонями по лицу, надел перчатки. – Устал, что-то… задумался.

- Я надеюсь, ты не принялся за старое?

- Нет, ты что. Сказал, завязал – значит, завязал, - Олег, прикрывшись рукой от жара, сгрёб прах в кремулятор. Стальные жернова загудели, всё перемелют в труху – и кости, и зубные коронки.

- С этим всё, – подытожил Андрей. - Оставшихся за ночь сожжёшь, а утром я тебя сменю.

- Было бы отлично, – Олег высыпал прах в урну и вытер руки о комбинезон. – Как дела наладятся – обязательно помощника наймём, я уже заколебался тут один покойников ворочать.

Андрей вздохнул:

- Про помощников согласен. Потом сеть крематориев откроем, будем только управлять, а работать – другие.

Олег кивнул. Он медленно провёл ладонью вдоль окантованных жестью стенок печи. Снова замер, уперев взгляд в остывающие горелки.

Грохот в конце зала, из деревянных створок посыпалась пыль.

- Эй, хозяева, есть кто? – прозвучало из-за ворот. – С Божьим словом к вам!

- Не открывай, – скривился Олег, отодвигая подъёмник на середину зала. - Как эти святоши надоели уже!..

Андрей обошёл печь и направился к служебному входу.

- Ладно тебе, может, кто из епархии кремироваться решил.

- Им по вере нельзя, начальство небесное не велит.

Андрей хмыкнул и приоткрыл дверь в воротах, скрип ржавых петель резанул уши. Но ничего, через неделю советский раритет заменят автоматические ставни.

Во дворе - человек в рясе, на молодом лице борода торчала клоками, будто на дворняге. Массивный крест на груди делал его образ ещё более комичным. Окинув Андрея взглядом, поп быстро заговорил:

- А меня в епархии остерегали, не ходи к этим безбожникам. А я в ответ – как же, слово святое всякому нужно, и к тому…

- Нам не нужно! – перебил Олег, даже не посмотрев в сторону незваного гостя. – И говорить с вами не о чем. С покойниками болтать – и то пользы больше будет.

Он сплюнул и пошёл в сторону бытовки.

- Души усопших только Господа слышат, – бросил священник ему вслед.

Его пальцы на мгновение стиснули крест, после сложились в щепоть, священник перекрестился.

Андрей посмотрел на узоры, тянущиеся по всей длине распятия, буквы на старославянском. Похожие кресты, из золота или серебра, носят в епархии все. За последние пару месяцев он запомнил там каждую рожу, все пороги оббил, пытаясь убедить, договориться, но бесполезно: сжигать мёртвых – богохульство, это не для православных… Только вмешательство городской администрации смогло их усмирить.

Впрочем, этого священника Андрей видел впервые.

- Отец?..

- Сергий, – закивал священник. – Отец Сергий я.

- Давайте так. Вы говорите, что вам нужно, я отказываю, и расходимся.

- Освятить предприятие ваше надо, – священник с любопытством оглядывал помещение. - Со смертью работаете, тут без Господа нельзя. Не нами это заповедано, не нам и отменять.

- Вооот как, – Андрей едва сдержался от ругательства. – Разумеется, без господа нельзя! А когда мы только начали, по уши в кредитах – вы на каждом углу закричали, что это богохульство. Заказов практически не стало. Почти разорились, толком не начав!

- Только Господь всеведущ, а люди ошибаются. Вот и моё начальство уразумело, что в урнах можно и к старым могилам подхоранивать, и кладбища так расти перестанут. А тело или прах – всё это мирское, главное, душу упокоить, как должно…

Монотонный голос батюшки начал напоминать проповедь. Нет, этого добра мне больше не надо, хватило уж, Андрей сложил руки на груди, глянул с вызовом.

Священник осёкся.

- Понял вас, - он поднял руки с открытыми ладонями, затем запустил пальцы в складки рясы. – Вот мой мобильный. Позвоните, как надумаете, но не решайте сгоряча – вы не так далеки от дел православной церкви, как считаете.

- Как только, так сразу.

Священник шагнул назад, и Андрей запер за ним дверь. Только попов в партнёрах не хватало. Вышел в коридор и заглянул в бытовку, где на кушетке с мобилкой в руках лежал Олег.

- То ли денег срубить хотел, то ли и вправду такой деятельный…

- Пусть лесом идёт со всей своей братией! - отрезал тот.

- Примерно так ему и сказал, - Андрей забрал зарядку для телефона из шкафчика, обернулся уже на выходе. – Надеюсь, ты сегодня не подведёшь?

- Буду как стёклышко, – пообещал Олег, не отрываясь от экрана. - Слушай, хочу рассказать кое-что…

- Срочно? Просто так устал, с ног валюсь. Может, завтра?

- Хорошо, хорошо, это терпит, – Олег криво улыбнулся.

- Как закончишь – кинь смс, ну, как обычно. И газ потом перекрыть не забудь!

Андрей пожал протянутую ладонь и поспешил на улицу. До дома добираться без малого час. Скорый ужин под бормотание ноута – и на сон останется ничтожно мало времени.

***

Под писк будильника Андрей с трудом проснулся. На ощупь выключил сигнал и пару минут ловил реальность в фокус.

Солнце подожгло город рассветом и теперь било лучами по глазам из-за крыш соседних высоток. Ветер из открытой форточки принёс запахи города – выхлопы машин и копоть заводских труб.

Вокруг москитной лампы всё ещё кружились комары. Неужели, они не понимают, что сгорят, подумал Андрей. Бестолковые твари. Электрический треск завершил ещё одну пустую жизнь. Андрей встряхнулся и встал. Выключил лампу, а скопившийся за ночь прах высыпал в ведро.

Чайник и кипяток. Кофе уже в прихожей, глотки вперемешку с завязыванием шнурков. Бросил взгляд на телефон – сообщений нет. Надеюсь, Олег вырубился от усталости, а не напился,

Андрей бросил телефон в карман. Этот раз точно станет последним!

На остановке уже столпились люди - всем нужно уехать. Андрей заскочил в открывшиеся двери, схватился за поручень. Вскоре центр города остался позади, и окраина проглотила автобус. От жилых кварталов промзона отгородилась гаражами и заводскими складами. Посты охраны, трёхметровые заборы с колючей проволокой, будто кругом тюрьма, а не «инновационное сердце города» – как недавно сказал по тв губернатор.

В телефоне вместо ответа – длинные гудки. Трубку не берёт, это уже перебор. Наверное, все-таки запил, а ведь ещё недавно нормальным человеком был...

Конечная остановка – третье городское кладбище. Постоянно чудится вонь, будто покойники не засыпаны двумя метрами земли. Андрей на ходу заткнул уши наушниками, доверившись музыке, может, у неё получится поднять настроение. Скрежет вместо начала трека.

- Твою мать! – шёпотом выругался Андрей.

Видимо, разъём приказал долго жить. Вставил штекер ещё раз – бесполезно, в ушах шипение, будто не закрыли заслонку работающей печи.

Ещё один звонок – и снова ответа нет. Значит, серьёзного разговора не избежать. Андрей отпер замок своим ключом, оставил въезд открытым. Сегодня ведь должны забрать прах, подумал он, подпирая створку обломком кирпича.

«Крематорий». Вывеска ещё пахнет краской. Андрей глубоко втянул запах, посмаковал – всё лучше, чем мертвечина. Вдохнув её вонь ещё в первые дни работы, Андрей старался лишний раз не появляться в крематорной. Так они между собой называли помещение с печью - кремационный зал, если по документам. Каталка, автоматический загрузчик тела в печь, кремулятор – Олег прекрасно справлялся один. Андрей же предпочитал общение с живыми клиентами. Если забыть про холодильник с мертвецами за стеной, можно думать, что сидишь в обычном офисе - пара стульев возле кулера, стойка для регистрации, и план эвакуации над ней.

-

Олежа! - Андрей бросил на стойку ключи и телефон. – Неужели, ты опять нажрался! Обещал же!

Дверца за стойкой вела вглубь здания. Пригнувшись, чтобы не задеть трубы под потолком, Андрей зашагал по зелёным квадратам плитки. Заглянул в бытовку – никого, только вещи Олега на кушетке. Обогнул разболтанную каталку, остановился возле морозильных камер, открыл первые две – пусто. В третьей покойник.

- Последнего всё-таки не сжёг, – процедил сквозь зубы Андрей, закрывая камеру.

Коридор упёрся в фанерную дверь, за ней темнота крематорной. Здесь не может быть окон – кремация не шоу, слишком уж холодно покойники встречают зрителей.

Щёлкнул выключателем. Печь взглянула на вошедшего открытой заслонкой. Кирпич, облицованный жестью, коробка электроники и трубы, подающие газ. У основания – две урны с прахом.

Олега и здесь нет, может, вышел на улицу? Андрей открыл дверь в воротах, выглянул во двор – тоже пусто. Вернулся.

Неужели, он ушёл, бросив всё без присмотра? Андрей провёл ладонями по лицу, шумно выдохнул, запрокинув голову. И куда же ты делся?.. Взгляд упёрся в чёрный зрачок камеры под потолком.

Выключил свет в крематорной, незачем накручивать лишнее. Быстрым шагом обратно по коридору. Пока шёл, вспомнились слова Олега: «Камеры – может и дорого, но судиться дороже выйдет, если нас в воровстве обвинят, одежды там, или зуба золотого…»

Видео с камер наблюдения за последние часы… так, теперь в ускоренном режиме... Первая, у ворот – никого нет. Вторая - строго на морозильные камеры, тоже пусто. Олега поймала третья: в её обзоре печь, там уже полыхает пламя.

Лампы выключены, свет только от огня. И давно это он начал работать впотьмах, подумал Андрей.

Олег смотрит на огонь через техническое окно над приборами. Прошло пять, затем десять секунд, но ничего не менялось. Андрей успел подумать, что видео зависло, но цифры таймера бежали без остановки.

Олег, наконец, отходит в сторону, кладёт на подъёмник пустой гроб. Андрей прильнул к экрану, приподнявшись со стула: там, на видео, Олег лёг в гроб и нажал кнопку загрузки. Камеры не пишут звук, но в голове прозвучал металлический скрип, с которым подъёмник едет к печи. Олег лежит, не шевелясь, руки по швам.

Гроб с Олегом двигается к топке. Медленно. Что за идиотская игра? Он не боится? Может, он дурачится, подумал Андрей, и просто соскочит вниз!

Подъёмник останавливается, поднимает гроб строго на уровень с топкой. Толчок – и гроб в ту же секунду оказывается внутри. С живым человеком. Самому оттуда не выбраться, Андрей вскочил с места. Олег наверняка кричал, но никто не услышал. Пьяный дурак!..

Подъёмник отползает в сторону. На пол падают жёлтые блики, даже ослепительно красные, в обступившей печь темноте.

Андрей, не глядя, нащупал мобильник, чтобы позвонить в полицию. Но на время следствия работу наверняка запретят, я не смогу выполнять заказы, не получу денег и не погашу платёж по кредиту. Быстрыми шагами Андрей подошёл к двери и закрыл её на ключ.

Начал ходить из угла в угол. Как же так вышло? Белая горячка или пьяная игра, закончившаяся сердечным приступом… но Олег никогда не жаловался на здоровье. Может, какая-то наркота?

Вряд ли, его даже алкоголиком сложно назвать, разве что, в последнее время часто выпивал…

продолжение во второй части, все не поместилось в одном посте.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Автор Дмитрий Бондарев. Паблик автора в вк.