CreepyStory

Категорически всех приветствую.

Сегодня я решился слегка покусится на поляну великой и ужасной @MoranDzhurich )))

Если я вдруг пропаду - прошу считать меня жертвой автократии и синих пятнышек!

Итак...

Сволочь.

Андрей широко зевнул, посмотрел на часы и выключил телевизор. Время приближалось к 12 ночи, а значит пора было начинать. Хоть и не любил он это занятие.

Сходил в кладовку, взял с полки три посеребренных металлических листа и положил один за другим на пол, в коридоре ведущим из гостиной в спальню. Вернулся обратно, забрал длинный толстый цилиндр и маленькую коробочку с пультом дистанционного управления. Снова подошел к спальне, закрепил цилиндр вверху дверного проема. Пульт положил на тумбочку возле кровати.

Также с многочисленных полок в спальню перекочевал арбалет с заговоренными стрелами (дай бог не пригодится), склянка серого порошка и короткий нож с костяной рукоятью.

Этим ножом он сделал длинный разрез на ладони, щедро оросив каплями крови металлические листы. Тоже самое проделал у порога спальни. Зайдя в комнату повторил процедуру у двери ведущей в ванную. Андрей оглядел свои приготовления, удовлетворенно кивнул. Перебинтовал руку, погасил везде свет и улегся в кровать с арбалетом в руке.

Чтобы не задремать ненароком - вспомнил неприятный звонок сегодня днем. Из банка.

“Андрей Геннадиевич, ваша просрочка по автокредиту составляет уже больше двух недель! Когда собираетесь погасить задолженность?”

Он скривился в темноте. Вот кто настоящие вурдалаки и кровопийцы, а не те бедолаги, которых он ждал сейчас. Но что поделать. Должна же быть хоть какая-то польза от родового “подарочка”.

То, что в нем течет ведьмачья кровь, Андрей узнал сразу после совершеннолетия. Когда бабка вывалила на него такую “радость”, он, само собой, покрутил у виска пальцем. Но увидев первый раз “Залипуху”, надо признаться, маленько припустил в штаны. Та раскинулась огромной жирной пиявкой под потолком деревенской террасы, иногда выбрасывая в воздух тонкое чёрное щупальце, чтобы поймать очередную муху или комара.

“Увидел чаво?” - ехидно спросила тогда бабуля.

В гостиной что-то гулко ухнуло, включился телевизор. Ну вот и гости. Ждать пришлось даже меньше, чем он рассчитывал. Все-таки манит их ведьмачья кровь, дуреют, лезут на рожон.

Послышался звук ладоней, шлепающих по полу. Судя по всему, “Негораздок” пришел первым. Упыренок с туловищем ребенка и крокодильим хвостом заместо ног. Почти безобидный, но жадный до чужого гемоглобина. Андрей услышал, что тот дополз до металлических листов с кровью. Он почти видел, как существо размером с собаку остановилось возле ловушки, жадно втянуло запах свежей крови и…

Негораздок заверещал тонким фальцетом, когда серебро распыленное на металлическом листе намертво прикипело к мозолистым детским ладошкам. По квартире понесло запахом жженой плоти. Он начал метаться по сторонам, опрокинулся на следующий лист и запищал еще громче.

На кухне с громким лязгом открылась дверь духовки.

Соседи завтра проходу не дадут своими нравоучениями о тишине в доме после 10 вечера. Да и черт с ними.

Тяжелые шаги протопали до двери комнаты и в проеме появилась низкая приземистая фигура с огромными ступнями и руками. Топотун. Невероятно сильный, но медлительный и туповатый. Он посмотрел на извивающегося на полу негораздка, гневно зыркнул на Андрея, сделал шаг в комнату. Ведьмак нажал кнопку на пульте. Из цилиндра сверху заскользило разматываясь гибкое лезвие серебрянной гильотины. Морщинистое сердитое лицо еще мгновение смотрело на него, а затем отделилось от лысой головы и с тихим чавканьем упало рядом с отрубленными руками.

Только сейчас Андрей понял, что из ванной доносится звук льющейся воды. Метнулся к стеклянной банке с порошком, но не успел. Дверь распахнулась и на него с яростным шипением накинулась взбешенная водяница. Почти русалка, но с узловатыми птичьими ногами и когтистыми руками.

- Нашел на кого охотиться, сволочь! - злобно выплюнула она ему в лицо - Разорву паскудника!

Фурия навалилась на него всем своим мокрым чешуйчатым телом. Схватила за горло, потянулась длинными черными когтями к его лицу. Арбалет был уже не помощник. Ведьмак засипел, кое-как освободил правую руку, зашарил судорожно по тумбочке. Наконец ему удалось ухватить банку. Он размахнулся и со всей силы ударил водяницу по голове. Стекло хрустнуло, острые осколки впились в ладонь. Серый порошок пылью взметнулся в воздух, оседая на чешуе существа. Водяница завизжала, вскочила с кровати, пытаясь уйти от смертоносного серого облака. Крупицы порошка облепили искаженное ненавистью лицо. С невероятной скоростью они впитывали в себя всю влагу, которая в ней была.

Будь ты… проклят… - каждое слово давалась ей уже с трудом - ты не ведьмак… ты… сволочь…

Она сделала несколько неуверенных шагов в сторону ванной и рухнула, как подкошенная.

Андрей сел в кровати, встряхнул головой, приходя в себя после такого бурного сражения. Руку саднило. Задержав дыхание, вытащил осколки стекла из ладони и пошел в ванную. Кровь надо было срочно убирать, новых гостей он может не пережить. Кряхтя от боли, залил руку зеленкой, замотал в полотенце. Взял тряпку, намочил и пошел стирать кровь с пола в коридоре и комнате.

Негораздок уже притих, распластанный на металлических листах, как большая муха на липкой ленте. Ведьмак отодвинул тело мертвого топотуна, протер возле порога, выпрямился, оглядывая свою добычу. Неплохо.

Первых двух он сдаст в Бюро Утилизации. Премии должно хватить на выплату по кредиту. А вот мумию водяницы стоило предложить коллекционерам. Если хорошо сторгуется, то хватит и на следующий взнос и, возможно, на комплект новых зимних колес. Очень неплохо.

Правда уборки теперь на полдня и с соседями объясняться. А что делать.

Не мы такие. Жизнь такая.

«Помнишь её?» - высветилось сообщение на экране смартфона, лежащем на краю стола.

Макс повернулся к телефону, прочитал сообщение и кинул пренебрежительный взгляд на цифры неизвестного номера.

- Всех и не запомнишь, - с ухмылкой пробубнил парень под нос, вернув всё внимание ноутбуку перед собой.

«Думал это сойдёт с рук?» - отобразилось второе сообщение.

Макс напрягся. Сообщение зацепило в нём то, что как он полагал, ему давно удалось оставить в прошлом. Стараясь не подавать виду, как если бы за ним кто-то следил, он поднял телефон и вчитывался в пару последних сообщений. Их содержание ему крайне не нравилось. Мышцы лица непослушно и все отчетливее формировали гримасу раздражённости и злости.

Неизвестный отправитель застал Макса врасплох, и он уже начал писать ответное сообщение, но передумал. Быстро стёр уже напечатанные буквы и отложил телефон в сторону.

- Рома блин… Шутник… - громче прежнего выдавил из себя Макс, с недоверием косясь на смартфон.

«Роме не до шуток» - высветилось третье сообщение.

Макс не успел отвести взгляда от телефона, а тут уже очередное сообщение, да ещё и про Рому.

- Какого чёрта? – возмутился парень, вскочив из-за стола и параноидально осматриваясь по сторонам.

Макс жил один и сам себе удивился, кого вдруг хотел здесь увидеть? Никого… Может подслушивают? Подсматривают? Рома? Прикалывается? Возможно… Но дома то точно никого кроме него самого! Макс собрался с мыслями и привёл голову в порядок, схватил телефон и набрал неизвестный номер, с которого были отправлены эти странные сообщения.

- Уж сейчас ты у меня получишь, шутник! – думал Макс, слушая редкие гудки и злясь всё больше, потому что никто не брал трубку. – Давай же, ответь!

Как он ни старался, но до порядка в голове было ещё далеко. Злость и страх окутывали разум, фантазия дорисовывала недостающие для понимания происходящей ситуации фрагменты.

- Разве сложно было держать язык за зубами? – Макс со злостью прикрикнул в трубку, схватив смартфон двумя руками. – Совесть замучила… Моралист хренов! – уже спокойнее закончил он, выплеснув всё негодование.

- Алло, Максим? – донеслось из динамика телефона.

- Ромка! – с бушующим негодованием воскликнул Макс, поднеся трубку к уху.

- Это не Рома, - прервал женский голос, преисполненный грустью и болью. – Я собиралась тебе завтра звонить, но раз уж ты сам…

- Тамара Степановна? – удивился Макс, предположив, что Роман ещё и маму втянул в это дело. – А Ромка где? – в недоумении, еле сдерживая раздражение и злость, спросил он.

- Повесился… - сквозь всхлипы слёз, после непродолжительной паузы ответила женщина. – Похороны будут…

- Как повесился? – шокировано воскликнул Макс. – Как повесился? Да не может быть! – не верил он своим ушам. – Тёть Тамар, вы шутите?

- Ох, Максим, - закатилась она плачем. – Прости, не могу сейчас… - не договорила она и повесила трубку.

«Теперь твоя очередь» - пришло очередное сообщение.

- Да пошёл ты! – выпалил Макс, следом добавил неизвестный номер в чёрный список и отключил телефон от сотовой сети.

Из динамиков ноутбука раздался звук входящего сообщения. Открыв его и увидев превью полученного видео-файла, Макс отшатнулся прочь от стола.

- Не может быть! – ошеломлённо проронил он, не спуская глаз с экрана. – Там ведь не было никого кроме нас… Как такое возможно?

Робко подойдя к столу, Макс навел мышку на файл и нажал кнопку плей. Прильнув к ноутбуку и пристально разглядывая происходящее на экране, он не поверил глазам. В видео отсутствовал звук, однако картинка была достаточно чёткой, позволяя увидеть происходящее на экране во всех деталях.

Максиму очень не нравилось то, что он наблюдал. Чувство злости сменялось жгучим отчаянием и всепоглощающим стыдом.

«У всего есть последствия» - добавилось новое сообщение.

Внезапно появился входящий вызов от неизвестного абонента и ноутбук, по непонятной причине, сам его принял.

- Кто ты? – напряжённо воскликнул Макс, предполагая, что это просто чья-то злая шутка, которая зашла уже слишком далеко. – Анька сама меня к себе затащила, я её просто домой пьяную проводили… - рявкнул он вдогонку, но не закончил мысль, спохватившись, что и так уже сказал больше нужного.

Тем не менее, никто не отвечал. Макс прервал вызов.

«И у всего есть цена» - пришло очередное сообщение.

«Готов заплатить?» - тут же отобразилось ещё одно, следом.

- Заплатить? – удивился Макс. – Она сама меня в постель затащила. За это что ли платить?

Макс заблокировал контакт, захлопнул ноутбук и выдернул сетевой провод из розетки, отключив роутер от питания и интернета, перепугавшись не на шутку. Кто? Как? Откуда? Не укладывалось у него в голове. Он полагал, что вся эта история забылась, как только Аня уволилась. Но почему именно сейчас? Ведь уже столько времени прошло…

Моргнул свет и тут же погас. По ногам повеяло холодком, как если бы кто-то открыл форточку проветрить… Но окна были закрыты. По спине побежали мурашки, подымая волосы дыбом. Жуткое ощущение чьего-то присутствия наполнило тело страхом. Пытаясь совладать с эмоциями, Максим начал задыхаться, словно воздуха в комнате становилось меньше. Внезапно он почувствовал, что дело не в воздухе. Его шею буквально что-то стянуло, сжимая хватку всё сильней и не давая сделать вдох.

Озираясь по сторонам, в попытках найти обидчика, Максим не понимал, происходит всё взаправду или у него обычный приступ паники и нужно взять себя в руки. Дышать стало уже невозможно и ноги сами рванули прочь.

Макс как ошпаренный выскочил из квартиры, на тёмную лестничную площадку, забыв запереть входную дверь. Кнопка лифта задорно пощёлкивала от нажатия, однако предательски не выполняла свою функцию. И только спустя несколько секунд до парня дошло, что электричества нет, и лифты не работают.

Сорвавшись на бег в сторону лестницы, он буквально несколькими шагами перепрыгивал целые пролёты, разогнавшись так, что стало сложно контролировать ноги. Промахнувшись по одной из ступеней, Макс сорвался вниз, еле успев ухватиться за перила, избежав тем самым жуткого падения на бетонный пол. За мгновение придя в себя, он выбежал из подъезда и, добравшись до ближайшего фонаря остановился перевести дух, встав под пучком его света. Почему то именно на свету он мог ощущать себя в безопасности.

Сердце колотилось с бешеной скоростью, словно угрожая вырваться наружу. Безлюдная вечерняя улица выглядела угрожающе и, казалось, будто в любой момент из тени появится тот, кто хочет его убить.

- Убить? – ужаснулся новой идее Макс, провалившись в ещё больший страх от осознания происходящего. – Меня? Хотят убить? – повторялись вопросы в его голове, пока он озирался по сторонам, опасаясь увидеть неизвестного обидчика.

Телефон тилиликнул сигналом входящего сообщения и завибрировал в руке. От неожиданности Макс выронил трубку на траву под собой.

«Око за око – подходящая цена» - гласило новое сообщение от заблокированного контакта.

- Чёртовы технологии! – ругался Макс на телефон, с недоумением глядя на иконку активированного режима самолёта.

Тут же выключив смартфон, он перевел внимание на тёмную фигуру, что стояла без движения у соседнего столба, еле-еле попадая в пучок света фонарной лампы.

- Эй, кто там? – Макс постарался сделать максимально громкий и уверенный мужской голос, однако получилось нелепое дрожащее от страха подобие.

Во двор повернуло авто, окинув пучком света фар всю улицу слева на право, разрезая царивший мрак. За мгновение до того, как яркие лучи попали Максу в глаза, он успел заметить, как тёмный силуэт растворился на испускаемом головным светом машины свету, словно никого под соседним фонарём и не было.

- Какого чёрта? – эхом разнеслось по разуму Максима, не понимающего верить ли своим глазам.

Зубы сводило от подступившего к горлу адреналина. Тело само подалось назад, ноги напряглись, приготовившись бежать, и лишь взор не хотел отпускать то место, где секунду назад ещё стояла таинственная фигура.

Вновь сорвавшись на бег, Макс не заметил как автомобиль, въехавший во двор, оказался прямо перед ним и водитель вынужденно резко затормозил, чтобы не сбить наглого пешехода, бездумно перебегающего дорогу прямо перед капотом машины. Максим направился ко входу в метро, не обращая внимания на высунувшегося из окна водителя, матерящего невнимательного парня.

Оказавшись в толпе людей, спускающейся на эскалаторах к перрону, Макс пытался перевести дух. Но ничего не получалось. Сердце колотило с безумной скоростью, будто бы ещё и ускоряясь на каждый следующий стук.

- Среди людей безопасно, - думал Макс, выходя на перрон и всматриваясь в уставшие лица окружающих, пытаясь успокоить себя.

В кармане штанов вновь вжикнул смартфон.

- Не может быть, - с ужасом потянулся парень за выключенным телефоном. – Что за бред! – продолжал он тщетные попытки успокоиться, достав устройство и дрожащими руками поднеся к лицу.

«Последний шанс» - говорилось в новом сообщении.

Пальцы ослабли, перестав слушаться, и смартфон выскользнул из рук. Кувыркнувшись несколько раз по перрону и проскользив остаток пути, трубка упала с края на рельсы.

Макс оглядывался на окружающих, не заметил ли кто его странного поведения, хотя на самом деле больше надеялся, что кто-то захочет ему помочь. Сам он уже не справлялся с происходящим. Но никому не было дела. Те немногие, кто заметил казус с улетевшим телефоном, не придали этому никакого значения. Из толпы донесся смех усмехнулся над неловким и растерянным недотёпой.

Макса подхватили за левую руку и потянули вперед. Он даже обрадовался поначалу, подумав, возможно полицейский хочет задать ему пару вопросов из-за его поведения. Однако повернувшись в сторону предполагаемого стража правопорядка, никого там не увидел. Кто-то однозначно подталкивал его вперед, но рядом никого не оказалось. Совсем. Окружающие с недовольством расступались, ведь парень шел напролом, не стыдясь теснить людей тараном под их же недовольные взгляды.

Макс пытался сопротивляться, но это было абсолютно бесполезно. Как он ни упирался ногами, неведомая сила превосходила его возможности. К тому же руки будто сковали и двигать ими не получалось, как и говорить. Челюсть сомкнулась и не слушалась, сколько усилий парень ни прикладывал. Паника охватила тело, ощущение сдавливающегося пространства напало на разум и становилось сложнее дышать. Окружающие смотрели на недотёпу уже как на идиота, чьё поведение не поддаётся хоть малейшему объяснению. Мало ли в городе миллионнике сумасшедших? А этот – видимо один из них.

В дальнем конце перрона показались головные огни приближающегося поезда. Так Макс оказался на самом краю платформы, невольно подойдя вплотную к желтой линии. С первобытным ужасом в глазах он озирался по сторонам, пытаясь поймать взгляды людей, надеясь на их сострадание и помощь. Стремясь привлечь внимание окружающих, парень сопротивлялся неведомой силе, сковывающей его тело, пытаясь хоть что-то выговорить. Но получалось лишь неразборчивое мычание, уже заглушаемое быстро приближающимся поездом. Никто его не слышал. Напротив, люди расступались, стараясь отойти прочь от странного молодого человека, от греха подальше. Никому не было дела до сумасшедшего парня.

Глаза заволокло слезами, апатия и беспомощность охватили сознание, погрузив мысли в первобытный кошмар, а стремление сопротивляться предательски уходило прочь, оставляя лишь отголосок былой воли. Внезапный толчок вырвал Макса из вязкого подсознания. Последовал сильный удар о пол, и в голове зазвенело так, что всё в одно мгновение прояснилось. Тело вновь стало послушным.

Поднимаясь на колени Макс увидел, что упал рядом с рельсами, прямо перед своим телефоном, на котором высветилось уведомление нового сообщения. Но от текста его отвлекла приближающаяся и нарастающая яркость света впереди. Парень только и успел поднять глаза, когда увидел фары поезда.

Только сейчас большинство обратило внимание на произошедшее. Кто-то закричал от ужаса. Кто-то в шоке отшатнулся, схватившись за голову. Кто-то включил на смартфоне камеру и принялся снимать людей, по-прежнему не имея представления, что на самом деле творится вокруг.

Всё произошло очень быстро. Не имея возможности остановиться вовремя, чтобы не допустить трагедии, поезд промчался перед перроном на полном ходу, замедляясь лишь ближе к концу платформы.

У Оксаны тамагочи появился на день двенадцатилетия. 1998 год, и в Москве, где она жила, - бум электронных зверьков. Их не было разве что у самых бедных девочек. Мальчикам, и тем нравились компьютерные питомцы. Если родители не покупали им тамагочи, ребята с интересом наблюдали за собачками и кошечками девочек в классе. А вот Оксане знаменитую игрушку до сих пор не приобрели.

Оксане достался очень странный тамагочи. Родители купили его, бродя по блошиному рынку в поисках всякой всячины. И вдруг, наткнувшись на палатку, где буквально задарма продавали японскую игрушку, мама вспомнила долгие разговоры с дочкой на тему популярной новинки. Мать убеждала Оксану, что все эти электронные животные – ерунда, и если дочь хочет завести живность, надо только попросить. Звучали уверения убедительно, однако, не первый год зная отца с матерью, девочка сомневалась, что не возникнут обычные в такой ситуации сложности. Мать станет постоянно напоминать о необходимости следить за братом меньшим, а отец начнёт выражать недовольством по любому поводу: чего «новый член семьи» тут бродит… а как он противно мяукает или гавкает… и шерсть повсюду…

С тамагочи же подобных проблем возникнуть не должно. И на день рождения родители подарили единственному ребёнку долгожданного любимца.

А тот оказался весьма необычным. Нет, главная странность состояла не в том, что на тамагочи не указали страну-производителя. И не в расцветке прибора: резали глаз и совершенно не сочетались ядовито-жёлтый и кислотно-фиолетовый цвета. Самое удивительное выяснилось позже.

Развивался тамагочи с яйца – и у детей в классе из-за этого сразу возникли вопросы. Поклонники тамагочи образовали что-то вроде закрытой группы, где они делились успехами и неприятностями, связанными с своим увлечением. Когда Оксана продемонстрировала экран с большим, точно бы покрытым коростой, яйцом, все озадаченно почесали в затылке. Посыпались предположения – то ли шутливые, то ли серьёзные: это больной кот, это пингвин, это дракон…

Не угадал никто. Тамагочи вылупился ночью или под утро, потому что, проснувшись в семь часов по будильнику в школу, Оксана обнаружила на экране поразительное существо. Шестилапое, с толстым хвостом и рогом на макушке. Существо походило на древнее чудовище, на особенно неприглядного динозавра. Будь Оксана постарше, ей, возможно, пришло бы в голову сравнение с генетическим уродом – следствием мутации или гибридизации.

При виде «динозаврика», как его прозвала хозяйка, все в школе ахнули – и не сказать, что лишь в положительном смысле. Оксану это не расстроило; она просто не заметила реакции сверстников, а с родителями о тамагочи говорила всего один раз. На вопрос «Кто вылупится из яйца?» отец что-то невразумительно буркнул, таким образом отмахиваясь от дочки. Он предпочитал пиво и телевизор плотному общению с семьёй. Мама же ограничилась короткой безразличной фразой «Какая-нибудь животинка» и вернулась к тушившемуся на плите мясу. Ну, тамагочи и тамагочи, - вероятно, размышляли взрослые. Ребёнку есть чем заняться, и хорошо: будет меньше отвлекать от насущных дел.

А Оксана полностью погрузилась в мир «динозаврика». Столь сильно, что на уроках кормила его, ухаживала за ним, укладывала его спать и следила, когда он проснётся. Остальные заботы, включая учёбу, отошли на второй план.

Первыми, как ни странно, забеспокоились учителя. В дневнике одно за другим появлялись замечания: по математике, русскому, литературе… Оксана не показывала дневник родителям, и те далеко не сразу вникли в ситуацию. Потом, взяв у дочки дневник на проверку – просто чтобы занять свободное время, - отец наткнулся на вереницу замечаний и двоек по поведению. Он дождался мать, и с Оксаной провели профилактическую беседу. Было заметно, что взрослые не привыкли воспитывать дочь, которая всегда отличалась послушанием и разумностью.

Но тамагочи продолжал звать её в страну, ровно ничем не похожую на Россию; туда, где живут рогатые «динозаврики»… где бы это место ни находилась.

Уделяя внимание пиксельному животному, Оксана опаздывала на уроки. Времени на зверька не хватало. Она принялась пропускать занятия. «Динозаврику» требовался уход, и к прогулам прибавились невыполненные домашние задания. Что ж, вымышленное существо реагировало на заботу: меньше спало и больше ело, росло и крепло.

Родителей вызвали в школу, чтобы найти выход из создавшегося положения. Вернувшись домой, отец накричал на Оксану и отобрал тамагочи. Мать вступилась за дочь – скорее, инстинктивно и рефлекторно, чем продумав действия: она, в свою очередь, забрала игрушку у отца и возвратила дочке. Но наказала впредь никогда не пропускать школу и не забывать делать домашнюю работу, а «динозавриком» заниматься в свободное время. Оксана ничего не произнесла в ответ.

На следующий день девочка, как обычно, первая покинула квартиру, но в школу не пошла. Дождавшись за углом дома, когда уйдут родители, Оксана прибежала обратно. Бросив портфель в коридоре, она плюхнулась на кровать и достала любимый тамагочи…

…Родители вернулись вечером, в районе шести. На дорожке, ведущей к дому, отец встретил мать, и они вдвоём зашли в квартиру. Дёрнув за верёвочку, включили в коридоре свет. Оксана должна была слышать их, однако почему-то не выходила; даже не издала ни звука, никак не выдала своего присутствия.

Отец списал это на обиду.

А вот мать заволновалась. Она зашла в комнату дочери… и через миг выбежала наружу. Истерично вопя, она бросилась на грудь мужу и плакала, плакала, плакала. Из глаз лились слёзы, изо рта вырывались непонятные, бессвязные фразы. Отец, кажется, расслышал «Она… нет… красное...», но сложить кусочки паззла в единую картину не сумел. Да и составных частей головоломки не хватало.

Зато в комнате Оксаны их находилось предостаточно. Стоило ступить за порог, как глаза наткнулись на бурое пятно на ковре. Отец оторопел: кровь! Сердце застучало о кости, намереваясь выпрыгнуть из грудной клетки. Почувствовав наитие, отец присел у кровати на корточки; потянулся к краю свисавшего одеяла и приподнял его. Под кроватью скопилась пыльная темнота. Понадобилось какое-то время, чтобы глаза привыкли к мраку – и разглядели на полу окровавленную голову дочери!

Отец вскочил на ноги, отпрянул, прижался к стене.

На кровати лежал тамагочи ядовитой расцветки. Горел пустой экран.

Медэксперт, приехавший вместе с милицией, установил, что голова девочки была откушена двумя рядами мелких клыков, как у акулы.

Предыдущая часть

Почти весь месяц Шахтар наслаждался тёплым осенним солнцем, не омрачаемым ни единой тучей. Большинство дождевых облаков не могли преодолеть Чёрный хребет, но те, что всё же перебирались через горы, заполняли собой всё небо над городом и изливали ливневые потоки до тех пор, пока не облегчались достаточно, чтобы выбраться из горной ловушки. Каждую осень это было так же неожиданно, как снег зимой, и уже к концу сентября улицы города время от времени превращались в бурные реки, а жители раскупали резиновые сапоги.

Надя была предупреждена о капризах местной погоды заранее, но открывшееся её взору озеро на месте площади у общежития всё равно впечатляло. Стараясь идти по мелководью и обходить захлёбывающиеся канализационные решётки, она бодро зашлёпала на работу. Дел, как обычно, было невпроворот. С осенью поток посетителей в библиотеку вырос в разы, и на архив не оставалось ни времени, ни сил. Надя подумывала позвать на помощь Эльдара, но тот ходил мрачнее тучи и свёл всё общение с посторонними к нулю. Больше всего это раздражало Лену, которая и рассказала соседке, что больницу начали кошмарить проверками. Доставалось всем, поэтому общажные медики думали только о работе. Даже Женя не так часто звал Надю на вечерние прогулки, и ей ничего не оставалось, кроме как задерживаться в библиотеке допоздна в тщетных попытках всё успеть.

Поначалу она уходила в архив с утра, оставляя на библиотечной конторке записку о том, где её искать. Утром в библиотеке мало людей, думала она, самое время заняться своей основной работой. Не тут-то было: уже через пару дней бабушки и дедушки, которым не хотелось ходить по этажам туда-сюда, начали подниматься в читальный зал и жаловаться Фрекен. Выслушав несколько выговоров, Надя эту практику прекратила и теперь вынуждена была просиживать на втором этаже всё утро, перекладывая книги и вынужденно улыбаясь редким посетителям. В дождливые, как сегодня, дни пенсионеры сидели по домам, и девушка обречена была маяться от скуки.

В такие моменты она доставала спрятанный в картотеке блокнот и по памяти заполняла его всей информацией, которую удавалось достать из полузаброшенного архива. На первых страницах, для прикрытия от любопытной старшей библиотекарши, были записи о бытовых девичьих делах и свиданиях с Женей. Надя дополняла их парой строк на всякий случай и перелистывала на середину, где были перечислены её ближайшие задачи как архивариуса.

Посмотрев на список мест, которые ещё предстояло очистить от десятилетней пыли, она разочарованно вздохнула: в последнее время этим никак не удавалось заняться, и меньше список не становился. Далее шли бесконечные рабочие задачи, а ниже, едва заметным карандашом, перечислялись все те обрывки информации, которую Надя знала. Она снова пробежалась глазами по страницам.

Шахта обвалилась почти одиннадцать лет назад. Именно это событие было ключевым в истории Шахтара и именно оно определяло все остальные. Комитет по безопасности практически запретил обсуждение обвала, прошлый архивариус погиб вскоре после него, а теперь Эльдар искал об этом информацию. Вся она, скорее всего, была спрятана именно в архиве, который был закрыт последние годы. Впрочем, вздохнула про себя девушка, открытие архива мало что изменило. Был ли её предшественник не очень аккуратным или кто-то похозяйничал в архиве уже после его смерти, но теперь там сам чёрт мог все ноги переломать. Надя склонялась к мысли, что и это – дело рук КБШ, и невольно задумалась, а не нашли ли они дневники архивариуса, за которыми уже несколько лет охотился Эльдар.

«Эльдар - ?», записала она на новой строке. Что-то с ним было не так, но Надя никак не могла понять, что именно. Да и болезненный интерес к событиям десятилетней давности, случившимся, когда его даже не было в городе, вызывал подозрения. Ещё были странные правила общежития, которые Наде до сих пор никто не объяснил, но к делу они не относились. Пообещав себе, что как только проверка в больнице закончится, она не слезет с друзей, пока ей всё не расскажут, девушка снова пересчитала точки невыполненных задач и обвела те, которыми планировала заняться сегодня вечером.

По коридору разнеслось гулкое эхо шагов. Кто-то поднимался по лестнице. Надя наклонила голову, прислушиваясь. Шаги не отправились выше, а свернули в её сторону. Она быстро убрала блокнот на место и спряталась среди стеллажей, якобы занятая книгами.

– Простите! – позвал мужской голос, и девушка вышла к стойке, вежливо улыбаясь. На неё смотрел приятный молодой человек. Надя окинула его взглядом: тёмные волосы, крупный нос, глубоко посаженные глаза, - раньше она его не видела. Но точно видела кого-то похожего.

– Здравствуйте. Первый раз? – поинтересовалась она, садясь за свой стол и протягивая руку к картотеке посетителей.

– Да, - удивлённо протянул он. – У вас хорошая память на лица.

– Маленький город, – Надя постучала пальцами по картотеке, перебегая от буквы к букве. – Но лицо у вас знакомое. Может быть, в библиотеку ходит ваш отец? Брат?..

– Отец, – кивнул он. – Он у нас книгочей. Домашнюю библиотеку уже всю перечитал, за городскую взялся. Я впечатлён. Но я не записываться пришёл.

Она убрала руку от картотеки, нахмуриваясь. Опыт подсказывал, что подобные визиты от незнакомцев не сулили ничего хорошего. Молодой человек молчал, видимо, ожидая от неё какой-то реакции. Не дождавшись, он снова улыбнулся, показывая ямочки на щеках.

– Я хотел бы увидеть архив, если можно.

– Нельзя, – отрезала Надя. – Архив закрыт для посторонних.

– Верно, – кивнул он, – но я не посторонний, Наденька, – и достал из нагрудного кармана корочку горадминистрации.

Наденька, которую аж передёрнуло от такого обращения, мельком глянула на закрытое удостоверение и, глядя ему в глаза, повторила:

– Архив закрыт для посторонних. Нам не приходило официального запроса от администрации на его посещение. И вообще, откуда мне знать, что вы действительно оттуда? Молодо выглядите для горадминистрации.

– Спасибо, – усмехнулся он, убирая корочку. – Это был очень правильный ответ. Так и должен отвечать архивариус всем, кто посягнёт на историю Шахтара.

Девушка откинулась на стуле и сощурилась. Она знала этого странного посетителя меньше пяти минут, а он уже страшно раздражал. Но, что раздражало ещё сильнее, Надя никак не могла понять, чего же он хочет.

– Что это, экзамен? Я в институте всё сдала, благодарю, – холодно ответила она, но самодовольная улыбочка никуда не делась.

– Быть архивариусом здесь – куда более сложная задача, чем заведовать архивом в какой-нибудь столице. Вы ведь знаете, Наденька, мы долго не могли найти человека на это место. И были уверены, что им должен быть кто-то из местных, кто-то, кто знает нашу историю… Но появились вы, и это всех немного сбило с толку.

– Да, я заметила. Встречали с хлебом-солью, - огрызнулась девушка, уже начиная терять терпение. – И про тяжёлый характер Олимпиады Васильевны мне уже сказали, можете не повторяться. Ещё чем-то я могу помочь?

Неизвестный мужчина смотрел ей в глаза, словно оценивая. В отдел зашёл один из постоянных читателей, но никто не обратил на него внимания.

– Если вам не нужны книги, не мешайте мне работать, – не выдержала Надя, и встала с намерением уйти к стеллажам. – Насчёт доступа в архив пошлите официальный запрос, я сообщу, когда можно будет подойти.

– На прогулку после работы я рассчитывать не могу? – чуть заискивающе улыбнулся он. – Мы могли бы обсудить всё в более… приятной обстановке.

– Нет, – отрезала Надя, уже отворачиваясь и приветственно кивая знакомому пенсионеру.

– Ну конечно, я же не очаровательный педиатр, – услышала она в ответ, и по спине пробежал холодок. – Удивлены?

– Вы за мной следите? Это отвратительно, – скривилась девушка, стараясь за этой гримасой скрыть свои настоящие эмоции. В холодных глазах, смотрящих на неё в упор, отражалась тщетность этих попыток. Надя мысленно порадовалась, что сейчас она в зале не одна.

– Такая у нас работа, Наденька, – пожал плечами он. – Приходится знать всё обо всех. Кто-то ведь должен обеспечивать безопасность города… иногда – даже от его жителей. У вас чудесная комната в общежитии и неплохая соседка, хотя можно было бы найти и получше. Не хотелось бы, чтобы вы потеряли всё это из-за… вашей доброты. Неопытности. И незнания.

Она молчала, с трудом заставляя себя смотреть прямо ему в глаза. Он же, довольный произведённым эффектом, оторвался от стойки и кивнул на прощание:

– Надеюсь, вы и дальше будете так же тщательно охранять архив, как сегодня. Ото всех посторонних.

Сделав особое ударение на последней фразе, он наконец-то ушёл, и в ту же минуту Надя упала на стул. Взглянув на часы, она устало вздохнула: прошло не больше получаса, а как будто целая вечность. Растерев ладонями лицо, девушка попыталась собрать в кучу разрозненные мысли, но без особого успеха: в ушах гулко стучало сердце, а беспорядочные обрывки никак не складывались в цельные образы. Надо как-то прийти в себя, подумала она и собралась в туалет, но ватные ноги не смогли даже немного оторвать её от стула.

Одинокий пенсионер подошёл с какой-то книгой. Надя механически записала её в его карточку, ничего из этого не запомнив и так и не встав с места. Поблагодарив, он ушёл, и впервые за всё время работы девушка почувствовала жуткое, давящее на неё всей своей силой одиночество в пустой библиотеке. Она была готова подняться на третий этаж, потому что даже сидеть в компании Фрекен было лучше, чем оставаться здесь одной, и только страху наконец удалось поставить её на ноги. Облизав пересохшие губы, она нетвёрдыми шагами вышла в коридор, настороженно оглядываясь: почему-то казалось, что тот странный человек стоит за ближайшим углом и поджидает её.

– Здравствуйте, Надежда Дмитриевна! – раздалось за спиной, и она подпрыгнула, взвизгивая на весь коридор. – Простите, Надежда Дмитриевна!

Держась за бешено колотящееся сердце, Надя обернулась, хотя по голосам уже узнала знакомых школьников. Те выглядывали из двери детского отдела, глядя на неё кто с любопытством, кто с едва сдерживаемым смехом. Да уж, напугали библиотекаршу, подумала Надя и сама невольно улыбнулась.

– Ничего страшного, – кивнула она детям. – Я сейчас подойду, подождите пару минут, посмотрите книги пока.

Школьники скрылись за дверью, негромко общаясь, а она направилась к лестнице. Выброс адреналина сделал своё дело, и глупейшая идея искать компании Фрекен покинула Надину голову. Вместо этого она спустилась на первый этаж, в туалет, заодно бросив проверяющий взгляд на закрытую дверь архива. Ополоснув лицо ледяной водой, Надя встряхнулась, сбрасывая ненужный страх. Неизвестный посетитель как раз и хотел запугать её, и она не собиралась этому поддаваться. Глядя на себя в мутное зеркало, она перематывала в голове их диалог. Какая странная формулировка – «обеспечивать безопасность города от его жителей». Специально он выбрал эти слова или нет, Надя не знала, но теперь не могла избавиться от мыслей о Комитете по безопасности, который вселял ужас в старую библиотекаршу.

«Если комитет распустили после обвала, в архиве должны остаться о нём хоть какие-то свидетельства, - сделала она мысленную заметку, вытирая с лица капли воды. – Конечно, если они не подчистили всё, пока переворачивали архив с ног на голову». А в последнем Надя уже не сомневалась. Похоже, с появлением архивариуса КБШ решил вернуть себе власть над архивом, но извините, хмыкнула она, не на ту напали.

Было в словах того мужчины и ещё кое-что странное. Если администрация действительно наблюдала за ней, они не могли не знать, что в ближайшем круге её общения всего три человека – Женя, Лена и Эльдар. И если про молодого педиатра и соседку таинственный посетитель как бы невзначай обмолвился, явно угрожая ей и её близким, то патологоанатома для него будто и не существовало.

Нет, осадила себя Надя, об Эле он тоже сказал. Как раз тогда, когда предупреждал её не пускать в архив посторонних. Он говорил об одном конкретном "постороннем", об единственном человеке в городе, кому до архивов действительно было дело.

Она остановилась перед дверью детского отдела, стараясь выровнять дыхание. Если ещё утром её просто занимали тайны шахтарского архива и интереса к нему Эльдара, то теперь голова буквально шла кругом. Почему администрация и Олимпиада Васильевна так настроены не пускать в архив именно Эльдара? Почему в угрозах не упоминались их дружба и интимные отношения? Почему КБШ не распустили, но сделали вид? И какое отношение ко всему этому имел её предшественник?

Вопросы без ответов начинали действовать Наде на нервы. Да, она поищет информацию о комитете в архиве, когда снова наберётся смелости спуститься туда. Но, что важнее, она получит от Эльдара все ответы, которые он ей задолжал, понравится ему это или нет.

Мафусаиловы хляби (часть 1)

Мафусаиловы хляби (часть 2)

Мафусаиловы хляби (часть 3)

Мафусаиловы хляби (часть 4)

Мафусаиловы хляби (часть 5)

Мафусаиловы хляби (часть 6)

Мафусаиловы хляби (часть 7)

Мафусаиловы хляби (Часть 8)

Вдруг она почувствовала, что кто-то потянул ее за волосы. Она оглянулась и завизжала, увидев склонившееся к ней лицо, наполовину закованное в камень. Открытыми оставались лишь половина носа и один глаз, глядящий на нее с немым изумлением. И рука, крепко ухватившая ее за волосы.

Дарья вырвалась, оставив в скрюченной руке клок волос, заметалась меж фигур, бросилась наутек, слыша, как вокруг зашевелились, осыпаясь песком и мелкими камушками каменные фигуры. Они глухо смеялись ей вслед, что-то говорили на странном, шепчущем наречии, пытались до нее дотянуться. Мерзкое солнце, словно желая их поддержать, лизало ей затылок, обвивалось слизистыми лучами вокруг запястий, вдруг накрепко прилипло к футболке и потянуло назад. Дарья, не раздумывая, вывернулась, скинув ее, и запетляла меж выросших вокруг гор. Увидев крошечную темную пещерку, она забилась в нее, как лисенок в нору, и затаилась, тяжело дыша и мелко трясясь. На какое-то время сознание под хлесткими ударами панических плетей, ушло на глубину.

Внезапно она вынырнула на поверхность, понимая, что сидит, сжавшись в комочек в кромешной темноте и заунывно воет, прерываясь лишь затем, чтобы набрать полные легкие воздуха. Лицо было мокрым, то ли от слез, то ли от крови, то ли дождь снова пошел… Дождь? Но этот дождь не мочит…

Это была первая здравая мысль, и она умолкла. Что там, снаружи? Сколько времени прошло? Кто она? Зачем здесь?

Какие-то секунды она не могла ответить ни на один из этих вопросов, но вместо ужаса, почувствовала странное удовлетворение. Вот и славненько. Ничего там нет. Можно остаться на месте и продолжить… выть? Но постепенно воспоминания – рваные и дерганные возвращались. Липкое солнце… лес каменных изваяний, потерянная футболка, погоня, нора… Боже, какая еще нора?! Ведь это вовсе не горы!

Замирая и каждый миг боясь быть растоптанной чьей-то исполинской каменной стопой, она тихонько выползла из своего укрытия и огляделась. Солнце еще шарило вокруг, оставляя на верхушках скал гнойные следы, но до Дарьи уже не могло дотянуться. Обернувшись, она поняла, что укрытием ей служила пустая глазница огромного, окаменевшего черепа. Он наполовину врос в землю, чуть ниже переходя в возвышение плеча. Остальное давно поглотила земля. Когда череп внезапно подмигнул ей почти истлевшим, осыпающимся веком, она уже не закричала, только подмигнула в ответ.

На шее болталась какая-то дрянь, и она некоторое время разглядывала кожаный ремешок, на который было нанизано что-то вроде выгоревших деревяшек.

«Бусики», - вспомнилось ей, и она усмехнулась, снимая их, - «Машка что ли на трудах постаралась…?»

Дарья сунула Машкину поделку в карман и двинулась дальше, то и дело отмахиваясь от надоедливых стрекоз, напевая и «отдавая честь» слившимся в единый горный массив далеким предкам. Лица, руки, ноги – сплошное нагромождение исполинских тел. На некоторых еще сохранились одежды, налобные обручи, на костлявых ступнях угадывались ремешки кожаных сандалий. За толщей камня чувствовалось движение. Тут и там раздавался оглушительный грохот, земля дрожала, скалы осыпались, обнажая то огромный, жадно вращающийся глаз, то гигантскую, длиннопалую руку в перстнях, то щерящиеся в приветливой улыбке черные губы.

Дарья старалась ответить каждому. Прикладывалась губами к пахнущим землей рукам, почтительно улыбалась в ответ на улыбки, приседала в реверансах перед преграждавшими путь ступнями. И во время одного из таких реверансов, из кармана ее что-то выпало. Измятый, прозрачный сосуд со странной надписью на боку - «Pulpy».

Дарья подняла его и огляделась в ожидании пояснений, но предки озадаченно притихли. Крышка долго не снималась, пока она не додумалась ее крутить, а не выдергивать. Пахнуло…

Дарья застыла, почувствовав подкисший апельсиновый аромат и, закрутив крышку, решительно двинулась дальше. «Смотреть только под ноги, идиотка! - забилось в голове, - только под ноги!»

Внезапно скалы расступились, открывая глазам абсолютную пустоту, среди которой возвышалась огромная гора, отдаленно напоминающая присевшего передохнуть старика. Среди монолита угадывалась плешивая голова с темными провалами глазниц, сгорбленные плечи, устало опирающиеся на костлявые колени руки.

Глазницы мокли маслянистой, мутной водицей. Большая ее часть тут же впитывалась в многочисленные морщины, трещины и пещерки, а за достающие до земли редкие капли дрались… люди. Самые отчаянные забирались наверх, цепляясь альпинистскими кошками за «брови» старика и подставляя под глаза фляги. То и дело кто-то срывался, оглашая округу предсмертными воплями, а кто-то благополучно достигал земли и тут же начинал отбиваться от наваливающейся на него толпы, требующей справедливости и равенства.

В голове окончательно прояснилось. Дарья встала было в конец очереди, но тут же отошла в сторону, смутно понимая, что до цели она дойдет… ох, как не скоро. А если еще придется биться за добычу с остальными психами… Нет, она слишком устала.

«Сколько же их тут! Откуда?! И сколько уже прошло времени?» - думала она, наблюдая за далеким побоищем. Смутно припомнилось, что время по дороге к Мафусаилу отсутствует, торопиться необходимо только на обратном пути. Значит, можно передохнуть и подумать. Она осмотрелась и приметила неподалеку группу сидящих у скал людей, видимо, таких же, как она – ожидающих, когда очередь рассосется. Она двинулась к ним и вдруг в веренице одинаково безучастных лиц заметила знакомое. Чибисов!

Он сидел, с потерянным видом подтянув колени к подбородку. Совершенно такой же, как на фото из Википедии, разве что яйцеобразная голова была не обрита, а на скулах произрастали мохнатенькие бакенбарды.

По коленке его похлопывала древняя, жилистая старуха в халате и косынке, по-деревенски подвязанной под подбородком. Сморщенное лицо, птичьи лапки, острые коленки в коричневых хлопковых колготах…

- Баба… Надя?! – спросила онемевшими губами Дарья. Старуха замерла, а потом закрутила маленькой, какой-то голубиной головой, оглядывая окружающих.

Дарья подошла и, потеснив какого-то юнца с гидроцефальной головой, уселась рядом.

- Баба Надя? – снова позвала она, вглядываясь в старухино лицо. Она ожидала, что внутри ее немедленно что-то взорвется, потребует вцепиться ногтями в эту беззубую сморщенную физиономию. За себя, за Машку, за Мишу Альхова, за всех остальных… Но внутри пенилось лишь удовлетворенное, злорадное любопытство.

Старуха слепо повела головой на ее голос и продолжила успокаивающе похлопывать мужчину по колену.

- Нишего-нишего, - прошамкала она и мелко сама себе закивала, - Мафушаил шкашет, што делать… Долшен быть выход.

- Я не хочу… не хочу…, - бормотал Чибисов, - Отпусти меня, мама!

Дарья с интересом разглядывала старых знакомцев, потом произнесла:

- Оставь его… он труп уже давно…

Старуха снова закивала. Выцветший платок сполз с головы, обнажая почти лысый череп.

- Омманули меня, девощка. Омманули глупую штаруху… Пыталашь шыну помощь, а шын давно-о уше щервей кормит. Штолько вершт тут отходила… ноги до колен штощила… Ондавала вще до капельки наверх, этому ущителю, детей приводила. Бошился, что для Витали моего. А Виталя – вот он, сердешный, таракан запешный.

Дарья непонимающе тряхнула головой, нахмурилась.

- Так получается, что ты… думала, что он жив?! И старалась для него?..

- Откуль мне было жнать, что нет боле шына. Поругались мы, я убежала вниж, а дверца вожьми да жакройся. Так и ошталась тут бродить, как эти горемыки… А как дверца вжадь открылашь, так ущитель сказал, что болен шибко мой Виталька, и очень ему нужна шлежа… А потом ешшо и ешшо. Вот и ташкалась туды-шуды, как пашкуда.

- Так… тридцать лет прошло, бабушка..., - растерянно произнесла Дарья и умолкла. Здесь что тридцать лет, что тридцать столетий… Как точно посчитать, особенно если в голове каша? Кстати, это касалось и ее самой…

Дарья поднялась и встревоженно поглядела в сторону источника. За время разговора ни один не прошел обратно, и очередь не сдвинулась ни на метр.

- Пойдем-ка, баба Надя, - она потянула старуху за желтую, птичью лапу, - Ему уже никакая слеза не поможет, а мне вы еще можете помочь.

Старуха выдернула руку и покачала головой.

- Я ждешя, с шыном. Шлущайно нашла. Боюшя шнова потерять…

- Послушай меня, старая калоша…, - Дарья склонилась к старухе и ноздри ее гневно затрепетали, - Ты сейчас же поднимешься и поможешь мне штурмовать эту крепость. Или, ей-богу, я выволоку тебя наверх и всем расскажу, как ты заманивала в душегубку бедных детишек. Судить тебя, конечно, никто не станет по причине полного маразма, но поверь, полиция вполне может случайно выпустить тебя на расправу скорбящим родителям!

Дарья замолчала, но окрестные скалы еще несколько секунд на разные голоса повторяли ее слова насмешливым эхом. Баба Надя подняла на нее водянистые глаза, и в них засветилось что-то вроде здравого смысла. Дарья решила было, что та испугалась, но старуха неожиданно спросила:

- Так ты за шлежой штоле суды притопала? Дак я тебе дам!

Она полезла за пазуху и вскоре вытащила маленький пузырек со стеклянной крышкой. В таких когда-то давным-давно женщины хранили духи. За потускневшим стеклом плескалась серенькая, мутная жидкость. Дарья, не веря в такую удачу, выхватила пузырек и сжала его в трясущейся ладони.

- Там ешшо много, - успокоила баба Надя, - Я токма капельку на ентого охламона и потратила. Да, как окажалошь, беш толку.

Она отвесила сыну подзатыльник.

- Мама, просто оставь меня! – взвился тот, - Просто… оставь… меня…

Крепко сжимая склянку, Дарья бросилась бежать обратно, но через несколько шагов затормозила, вернулась и в порыве смутной благодарности сообщила: «Тамнаргун скоро закроет портал. Может, вам лучше вернуться?».

Но старуха, уже позабыв про нее, продолжила поглаживать сына и шамкать:

- Нишего… Мафушаил мудрый, он подшкашет… А покамешт… пошидим…

Только на обратном пути Дарья в полной мере поняла, от чего ее прежде спасало Тамнаргуново ожерелье. Стоило оказаться рядом с одной из блуждающих фигур, как она с головой погружалась в его безумие.

Вот она прячется среди смердящей горы трупов, еще теплой, подергивающейся, испускающей соки и газы. Вжимается в них, старается закопаться поглубже и, среди веселой немецкой речи, слышит короткие, резкие автоматные очереди. Тела рядом дергаются, принимая в себя новый свинец, закрывают собой ее, маленькую, беззащитную, хрупкую…

А следом без перерыва она оказывается в крошечной, обитой войлоком палате, без конца вытягивая и вытягивая из себя тонкие, звенящие нервы. И накидывает их на поскрипывающее веретено, и отмахивается от надоедливых людишек, что светят ей фонариками в глаза и поправляют пальцами дужки очков на потных переносицах. Не понимают они, не понимают…

Захлебываясь слезами, она попыталась держать дистанцию от блуждающих безумцев, но чем ближе к стене и к выходу, тем это становилось труднее. Толпа сгущалась, снова становилась все энергичнее и оживленнее. В какой-то момент она увернулась от размахивающего бритвой старика, выкрикивающего «Боже! Царя! Храни!» и тут же чуть не угодила прямо под колеса «Золушкиной» кареты. В глазах замельтешило от самоварной позолоты, по лицу протащились теплые внутренности, кто-то из несчастных животных больно укусил ее за плечо.

Она завизжала, отползая на локтях, готовая бежать, куда глаза глядят, но вдруг заметила всего в нескольких метрах от себя аккуратный прямоугольник входа в «электричку». Подобралась и в один прыжок преодолела расстояние. На нее тут же обрушилась благословенная тишина. Хотелось лечь на прохладный, разномастный пол, отдышаться, но она через силу поднялась и, не поднимая глаз, дошла до развилки.

Зеркальное озеро пошло слабенькой, ленивой рябью, когда она коснулась его поверхности вытянутыми руками. Наощупь она была как тонкая, теплая резина, и Дарье представилось, как это выглядит с той стороны. В точности, как вчера, во время «возвращения» старой пионерки… Она встала на цыпочки и надавила сильнее. Ее тут же затянуло и потащило вверх. Ощущение мухи в смоляной капле вернулось, только теперь, казалось, капля собралась с земли и стала втягиваться обратно в ветку дерева. Будто время повернулось вспять.

...

- Ты… быстро…, - прошептал спекшимися губами Тамнаргун, когда Дарья, вся осыпаясь побелевшей, стеклянной крошкой, свалилась рядом на колени и бережно протянула ему драгоценную склянку, - Я не… удержу… Сама…

Трясущимися руками она выдернула стеклянную крышечку, полила ему глаза и, едва дыша, наблюдала за тем, как они сначала разгорелись неземной лазурью, а потом померкли до обычного светло-карего цвета. Тамнаргун задышал ровнее, кровавая пена на губах подсохла, и он в облегчении вытянулся на кушетке. Дарье показалось, что он стал больше и старше, и в то же время, моложе, свежее. «Теперь он неподвластен времени…» - внутренне трепеща, подумала она

Через несколько минут он встал с кушетки и приблизился к Зерцалу.

- Я не смогу спасти их всех, как бы мне этого ни хотелось, - произнес он, - Ты понимаешь?

- Понимаю…

- Когда я вытащу ее, Зерцало снова станет нестабильным и может закрыться в любой момент. Я могу рискнуть и попробовать достать еще кого-нибудь, но… вероятнее всего, тоже останусь без головы, - он помолчал, - Но… мы можем опустить их вниз. Если сделаем все быстро, то… у них будет шанс выбраться. Где-то в другом месте. Иллюзорный, но он будет…

Дарья кивнула. Она припомнила вереницу паломников к коленям Мафусаила. Откуда-то они все пришли и куда-то вернутся…

- Я пошел за твоей дочерью, а ты приготовься. Как только я ее достану, сразу сталкивай их вниз.

Он надел на голову странные очки, окуляры которых, закрашенные красной краской, почему-то располагались на висках, выпил какой-то дряни из покрытой патиной фляги и затих на некоторое время со склоненной головой. Может, молился?

Затем лег на живот и погрузил голову в Зерцало. Его тут же потащило внутрь, и Дарья кинулась к нему, чтобы задержать, но он справился с неведомым течением сам и застыл.

Долгое время было тихо. Когда она уже уверилась, что его воли не хватило, и он превратился в такую же несчастную «батарейку», Зерцало пошло рябью, а потом на его поверхности вздулись огромные пузыри, которые тут же полопались со звоном разбитого стекла и осыпали Дарью острыми осколками. Дети начали суматошно дрыгать ногами и биться, норовя порвать путы. Дарья подскочила и заметалась, не зная, что делать и как реагировать, но вскоре все стихло. Шевелился только Тамнаргун, отчаянно выдергивая голову из Зерцала. Дарья ухватилась за его ноги и потащила.

- Вытаскивай ее! Живо! - прохрипел он, сдергивая «очки» и отплевываясь. Из ушей и носа у него хлестала кровь, руки мелко тряслись. Дарья приняла у него Машку, потянула и вскоре вместе с дочерью повалилась на бетон. Из головы тут же вылетело, что надо спасать детей. Все, что ее интересовало – ее дочь. Она принялась оттирать ее лицо от зеркальной пленки, искать в нем что-то, заглядывать в глаза. Внезапно Машка засучила ногами, перевернулась на бок и ее стошнило. А потом старое школьное бомбоубежище огласил громкий, надрывный плач. Дарья тут же разразилась бессвязной молитвой, признав дочь, прижала ее к себе. Тамнаргун что-то кричал ей, но она его почти не слышала, не в силах оторваться от дочери. Машка! Ее Машка!

Краем глаза она улавливала какие-то движения. Это Тамнаргун из последних сил ползал по кругу и сталкивал детские тела в портал. Когда последние ноги скрылись под зеркальной поверхностью, поверхность озерца затрепетала, затвердела, покрылась трещинами и вдруг оглушительно взорвалась. Дарья оттащила плачущую и цепляющуюся за нее дочь поближе к выходу, привалилась к стене и, наконец, виновато посмотрела на Тамнаргуна.

Покачиваясь и вычищая краем рубашки кровь из уха, он стоял на том самом месте, где минутой ранее было Зерцало, а теперь поблескивал битым стеклом лишь старый советский бетон.

- Спасибо тебе, - одними губами произнесла Дарья и расплакалась.

Мальчик рассеянно кивнул и указал на тело Олега.

- Надо было и его отправить в Мэдэ Угэй, но я бы просто не успел…

- Прости, что не помогла… Я просто…

Тамнаргун задумчиво отмахнулся.

- Его найдут.

- Да, и найдут мои отпечатки и прочее… Но это все не важно. Главное, Машка вернулась.

- Как она?

- Лучше, чем было…

- Пойдем, я помогу тебе ее вынести.

...

Они стояли на крыльце «Лечебной физкультуры». Веяло весной и оттепелью, с ветвей рушился подтаявший снег.

- Я тебя отвезу, - произнесла Дарья.

- Ну уж нет!

- Прости, я опять забыла, что ты потомок первого медведя, а не пассажир…

- Дело не в том, - Мальчик устало рассмеялся, - сесть в машину, которой правит безумная женщина…? Я все-таки потомок первого медведя, а не… самоубийца.

Он поправил на голове мохнатую шапку и протянул Дарье руку. Она пожала ее.

- Я… теперь я сойду с ума, да? – спросила она и покорно улыбнулась.

- Ты с самого начала была чокнутой, поэтому… как знать.

Он склонился к Машке и вгляделся в ее растерянную, усталую мордашку.

- Если вдруг что-то заметишь не то, сразу к Алтанаю, поняла?

Дарья кивнула. Тамнаргун поправил рюкзак и двинулся по глубоким сугробам прочь. Дарья спохватилась, что он идет не в ту сторону, собралась крикнуть ему, что там забор и тупик, но так и не крикнула. Скрипучие шаги как-то разом оборвались и больше не возобновились.

«Он все-таки прямой потомок Первого Медведя…», - напомнила она себе, взяла Машку на руки и стала пробираться к машине.

Эпилог.

Мария нервно барабанила ногтями по столешнице, то и дело поглядывала на часы, вздрагивала от каждой новой фигуры, появляющейся в дверях уличного кафе. Когда детектив вошел, она подскочила, расплескав кофе, и жадно вгляделась в его лицо. Он кивнул, снял темные очки и уселся напротив, достав из-за пазухи плотный конверт.

Девушка тут же завладела им, надорвала край и высыпала содержимое на стол. Несколько фотографий и тонкая пачка сшитых между собой листов.

Мария коснулась подрагивающими кончиками пальцев верхней фотографии.

- Это она… Боже!

Детектив молчал, а Мария боязливо и, одновременно, жадно разглядывала фото матери. Казалось, ее окликнули, а потом сфотографировали. Так она и застыла в пол-оборота. В точности такая, какой ее запомнила Мария, но при этом совсем другая. Она не постарела, но словно… задубела. Крепкая, жилистая, с резко очерченными скулами, выдающими постоянное внутреннее напряжение, с цепким, подозрительным взглядом. Волосы коротко острижены и выкрашены в черный цвет. Она стояла на грунтовой дороге, стиснутой с двух сторон высокими кедрами, одетая в короткие шорты, кеды и мужскую майку. Такие вроде называют «алкоголичками».

- Что это? – спросила Мария, прищурив глаза на фотографию.

- Альпинистское снаряжение, - ответил детектив, - Правда, зачем оно ей в таежной деревушке, я так и не понял?

- В таежной?... Расскажите мне все, пожалуйста, - попросила она и видя, что он недоуменно поглядывает на свой отчет, пояснила, - Я обязательно все очень внимательно прочитаю. Потом, когда немного приду в себя. Сейчас я не хочу остаться с этим один на один. Впрочем, если вы торопитесь…

- Не слишком, - детектив коротко улыбнулся, - Но только баш на баш.

- Как это?

- Вы мне тоже расскажете. Вашу историю я знаю, но мне не дает покоя пара вопросов, на которые ответ можете дать только вы.

Мария некоторое время настороженно изучала его, и, когда он уже уверился, что она пошлет его ко всем чертям, неожиданно улыбнулась и кивнула.

- Я понимаю, что это не слишком профессионально – лезть в личную жизнь клиента, но… Зачем это вам?

Маша непонимающе приподняла плечи.

- У вас прекрасная семья, крупный бизнес, благополучие и достаток. Зачем вам эта проблема?

- Это не проблема, это – моя мать…. Вы же знаете, когда я была маленькой, то очень долго… болела. Если бы вы почитали мою карточку из психдиспансера, то бежали бы прочь без оглядки. А потом я внезапно выздоровела, но в то же время заболела мама… Словно, ну… словно…

- Словно, приняла вашу болезнь на себя? – детектив скептически скривился, - Вы же понимаете, что просто пытаетесь оправдать ее безумие некой мистической составляющей? Жертвоприношение…

Девушка молчала, отвернувшись в сторону расположенной рядом детской площадки, на которой под ласковым майским солнцем резвились малыши.

- Я подробно изучил то дело. Какая-то бесспорно странная история с поселковыми маньяками, одного из которых ваша мама грохнула, судя по всему, прямо на ваших глазах.

- Это только домыслы… Я ничего такого не помню…

- Останки многих пропавших за 30 лет детей были найдены в том бункере, но судьба большинства так и остается неразгаданной. Когда ваша мать предстала перед судом, то была уже совершенно невменяема или только притворялась таковой, но всплыла ее медкарта, которая подтверждала, что дебют ее психических нарушений произошел еще в детстве. Вполне вероятно, что прежде «спящая» болезнь, проснулась и стремительно усугубилась на фоне пережитых потрясений. Принимая во внимание характеристику индивида, которого она прикончила, и широкую поддержку общественности, суд приговорил ее к году принудительного лечения, а после – на усмотрение лечащего врача. Она добровольно продолжила лечение в стационаре и лечилась около 5 лет, а потом…

- Потом пропала, - продолжила за него Мария, - После того, как маму положили в больницу, папа забрал меня к себе, в Москву, хотя бабушка страшно этому сопротивлялась и даже грозилась подать в суд. Мы жили с папой, Эллой и маленьким братиком. Жили хорошо… Два раза в год папа привозил меня в Красноярск, к маме. Он же и оплачивал ей «достойный» уход. Она была плоха, с трудом узнавала меня… Но врачи говорили, что это в основном от таблеток…

А потом… мама неожиданно выписалась. Даже в свои четырнадцать я понимала, что в таком состоянии она не могла бы выписаться без… поручителя, который оформил бы над ней опеку. Бабушка была не при чем и так же напугана, как мы… Папа пытался добиться от главврача имя этого «опекуна», но тот как воды в рот набрал, а ее личное дело было тщательно подчищено. Как-то папа обсуждал это с Эллой, а я подслушивала за дверью. Они оба были страшно озадачены. Мама не была немощной, одинокой старухой, которую могли бы пустить в расход, например, черные риелторы, чтобы завладеть жилплощадью… У нее и жилплощади-то никакой не было. Вообще ничего не было. Даже та квартира была записана на папу… Так кому и с какой целью могла понадобиться психически нездоровая женщина?

Папа некоторое время вел собственное расследование, но толком ничего не добился. Думаю, он не слишком то и усердствовал. Я тоже стала постепенно смиряться и забывать ее… Мы все были уверены, что она уже мертва… Но в день, когда мне стукнуло восемнадцать, прямо в ресторан, где мы праздновали, курьер принес письмо. Мне!

Мария задрожала и взяла фото матери в руки.

- Там были какие-то непонятные бумаги и открытка, подписанная, несомненно, маминой рукой: «С Днем Рождения, дочка!». Пока я билась в истерике, папа с Эллой изучили бумаги. Оказалось, что это банковские документы. На мое имя был открыт счет и пополнен просто астрономической суммой. Астрономической даже для папы. Сразу после этого я вернулась в Красноярск, купила квартиру. Не то, чтобы мне было плохо в Москве. И папа, и Элла изо всех сил старались, чтобы я не чувствовала себя с ними бедной родственницей. Но мне хотелось быть поближе к маме. Я мечтала найти ее. Вы же понимаете? Всем, что у меня есть, я обязана ей. Она позаботилась обо мне, а ведь из туманных папиных и бабушкиных рассказов у меня сложился образ потерянной и слабохарактерной женщины, которой даже кошку нельзя было доверить…

Они помолчали. Маша несмело отодвинула верхнюю фотографию и всмотрелась в следующую. Аккуратный забор с гостеприимно распахнутыми воротами, над которыми старомодной аркой изгибалась табличка «Мафусаиловы хляби».

- Я не нашел информации об этом селении, - произнес детектив после паузы, - Его нет ни на одной карте. То ли это название деревни, которую они заняли, то ли название секты. Я долго искал, но так и не нашел ни малейшего упоминания ни в старых, ни в современных источниках.

- Секты?! Не может быть! Вы уверены?

- Я не уверен, но других версий у меня нет. И я объясню, почему. Деревня довольно большая и густо населенная. Я долго наблюдал и, в конечном итоге, смог пройти ее, не привлекая к себе пристального внимания… вот только, кхм… для этого мне пришлось блеснуть актерским талантом…

Маша оторвалась от разглядывания фотографий и непонимающе уставилась на детектива.

- Пришлось прикинуться умалишенным, - пояснил он.

- Что вы такое…?

- Там вся община состоит из психов, беременных баб, которые в большинстве тоже не в себе, и мелких детишек лет до пяти с откровенно плохой наследственностью. Старше ни одного не видел. Как и ни одного… нормального. Впрочем, нормальные там должны быть, потому что организация быта на высшем уровне. Чистота, порядок… Люди живут в общежитиях, дети содержатся отдельно. Из того, что я видел, институт семьи или отсутствует полностью, или искажен до крайности. Я не специалист по генетике, но… подозреваю, что там процветают близкородственные связи.

Детектив покопался в фотографиях, вытащил одну и показал Марии.

Сначала ей показалось, что на фото запечатлен среднестатистический детский сад. Двухэтажный домик с большой лужайкой, огороженной низким плетеным забором. На лужайке играли дети. Но это было только первое впечатление. Приглядевшись, она не заметила ни «грибочков», ни каруселей-качелей, ни бдящего воспитателя. Голый, вытоптанный двор, на котором кучками и по одиночке расположились явно нездоровые дети. Серые одежды, явные физические и умственные уродства… Больше походило на загон для овец. Уродливых и непригодных даже для стрижки. Разве что дешевую колбасу крутить….

- Чем же они там живут? – спросила она, - В тайге много золота… может?.. Дешевая сила…

Она осеклась. По тем суммам, которые почти еженедельно падали на ее счет, дешевая рабочая сила явно отменялась.

- А вот этого я не знаю, - детектив поднялся, - Может, и золото. Все координаты в моем отчете. Добраться сложно, но вполне возможно. Впрочем, вам бы я советовал держаться от этого места подальше. Странная там атмосфера.

Он застегнул пиджак и протянул Маше руку. Она благодарно кивнула и пожала ее. Когда его спина затерялась среди гуляющих по набережной, она просмотрела оставшиеся фотографии. В основном, нехитрый быт сибирской глубинки. Длинные бревенчатые бараки, палисадники, какие-то хороводные пляски. Несколько фотографий были сделаны с воздуха. Мужчины и женщины жидкой, сутулой вереницей двигались куда-то вглубь тайги и на выходе из поселения терялись среди густых зарослей.

- Мааа-мааа, - услышала Маша и оторвалась от фотографий.

Дашка, слегка прихрамывая, выбралась из бассейна с разноцветными мячиками, встала рядом и с рассеянным интересом оглядела заваленный фотографиями стол.

- Что ты делаешь? – спросила она.

- Я нашла нашу бабушку, - ответила Маша неестественным, нарочито бодрым тоном, - Скоро мы пойдем с тобой в настоящий поход! Ты ведь хочешь познакомиться с ней?

Дашка пожала плечами. Бабушку со стороны мамы она никогда не видела, и ей было наплевать. Куда больше ее беспокоило другое.

- Маа-мааа, - снова плаксиво затянула она и склонила голову, - я сандаль потеряла! Ремешок расстегнулся, и теперь я не могу найти!

Мария с сомнением поглядела на кишащий ребятней бассейн.

- В машине есть сменка – кроссовки, - ответила она и вдруг задохнулась. Сменка… От этого слова веяло необъяснимым ужасом. Во рту внезапно пересохло, волосы на предплечьях и спине поднялись дыбом, а сердце зашлось сбивчивым галопом.

Мария испуганно глядела на дочь и, казалось, услышала фантомный визгливый скрип, словно где-то в чужих пространствах некое гигантское колесо сделало очередной оборот вокруг своей оси и затихло.