Великий скрипач Никколо Паганини Niccolò Paganini (27 октября 1782, Генуя — 27 мая 1840, Ницца). Мрачный гений музыки был труден характером, некрасив собой, очень болезненен, но после концертов женщины буквально вешались на него, а мужчины готовы были ему прощать популярность у дам.

Это породило слухи, что он продал душу дьяволу или практикует сатанизм.

Незнакомые с Паганини люди распускали сплетни, в которых он представал сущим негодяем — хотя музыкант занимался благотворительностью. Судьба скрипача была такой же сложной, как и его характер, и первое явно породило второе...

В один прекрасный день его отец Антонио Паганини, итальянский лавочник, срочно послал за доктором. Прибывший врач развёл руками: мальчик по имени Никколо был явно мёртв. Отец замучил его, запирая на долгие часы в тёмном сарае без куска хлеба — учиться играть на скрипке. Тереза Паганини, мать несчастного ребёнка, ничего не видела из-за слёз.

Купили маленький гроб. Но похоронить Никколо не похоронили: во время церемонии прощания он вдруг очнулся, сел в гробу и стал оглядываться с ужасом в глазах. Мать кинулась целовать его и поскорее накормила. Уже на следующий день отец снова вложил ему в руки скрипку.

Осваивал инструмент Никколо быстро и уже в раннем возрасте сочинял и исполнял довольно трудные вещи, и это вскружило голову его отцу. Он решил, что мальчика надо как-то особо муштровать, чтобы тот стал непременно знаменитым. Когда методика с сараем и голодовками показала себя не очень состоятельной — то есть, после «смерти» сына — Антонио задумался и подыскал мальчику в учители настоящего музыканта, скрипача Джованни Черветто.

Вероятно, учитель по своим методам недалеко ушёл от папаши, поскольку Никколо потом всю жизнь избегал упоминать его имя и, вероятно, даже не считал за учителя. Возможно, ко взрослому возрасту отец и Черветто отбили бы у мальчика всякое желание держать в руках скрипку, но юным виртуозом заинтересовались сразу двое: композитор Франческо Ньекко и капельмейстер собора Сан Лоренцо Джакомо Коста. Они обращались с пареньком уважительно, мягко наставляли его, а Коста взял к себе в оркестр на работу.

Нельзя сказать, что одержимость отца прошла для Никколо бесследно. Всю жизнь он страдал от слабого здоровья, заложенного, вероятно, суровым обращением в детстве; его также одолевали приступы мрачности. Кроме того, он был потрясающе необразован, что для знаменитого музыканта, каким он стал со временем, было едва простительно: писал с орфографическими ошибками, «плавал» в вопросах истории, хотя нахватался кое-каких знаний, чтобы с грехом пополам поддерживать разговор. Похоже, отец не отпускал Никколо даже в школу.

Талант юноши, только начавшего музыкальную карьеру, тем временем, надо было развивать. Решено было отправить Паганини-младшего в обучение в Парму, к знаменитому скрипачу Алессандро Ролле.

Но в Парме отец и сын Паганини столкнулись с закрытой дверью спальни: Ролла болел, собирался болеть ещё долго, никого не принимал и когда начнёт принимать, неизвестно.

Ситуация была печальна. Предстояло уйти из дома Роллы несолоно хлебавши. Но Никколо медлил.

Он увидел на столике скрипку и ноты; сочинение его заинтересовало, и он, взяв чужую скрипку, начал наигрывать. То были ноты авторства самого Роллы; больной сразу их узнал и поднялся с постели, чтобы увидеть таинственного музыканта.

Он не смог скрыть потрясения, увидев всего-то навсего подростка. «Мне нечему учить этого молодого человека», сказал Ролла отцу Паганини.

Ролла передал Никколо композитору Фернанду Паэру, Паэр, в свою очередь, Гаспару Гиретти, под руководством которого Никколо достиг совершенства и как скрипач, и как композитор.

По крайней мере, тогда казалось, что лучше уже некуда.

После обучения у Гиретти, Паганини стал очевидной и неоспоримой звездой.

Он колесил сначала по городам, потом по странам.

Многие возмущались ценой на билеты на его концерты; он в ответ поднимал цены ещё выше.

Те, кто всё же приходил, убеждались, что этот скрипач отличается от любого другого.

Его руки стоили больше, чем он выручал за концерты: они были бесценны…

Чтобы понять всё мастерство Паганини, стоит знать о нём два факта.

Однажды на спор он проиграл мелодию на шёлковом шнурке от лорнета;

в другой раз недоброжелатели перерезали ему все струны на скрипке, оставив, по счастью, одну целой — и он отыграл весь концерт на этой струне так, что зал ничего не заметил.

Ещё на одном выступлении опоздавший скрипач схватил инструмент, не проверив настройки. Во время самой игры оказалось, что скрипка с роялем аккомпаниатора серьёзно расходятся; но этот факт успел заметить только аккомпаниатор.

Николо так быстро перерассчитал аппликатуру скрипки, каждое своё движение под каждую ноту, что зал опять ничего не заметил.

Конечно же, со славой пришло и женское внимание.

Никколо всегда окружали почитательницы, он легко заводил любовниц. Самой известной из них стала певица Антония Бьянки. Пара сложилась такая странная, что о ней все судачили. Паганини считался некрасивым, Бьянки — наоборот. Оба открыто изменяли друг другу: Антония объясняла, что бесконечные болезни мужа (кашель, ревматизм, приступы лихорадки и кишечных колик) оставляют ему мало сил на то, чтобы её удовлетворять. Однако удивительным образом этих сил хватало на других женщин.

В конце концов Бьянки родила сына, которого назвали Ахиллом. В отцовстве сомневались буквально все, кроме самого Паганини. Он о ребёнке мечтал давно и в отцовство погрузился с головой. Когда Ахиллу исполнилось три, его родители разошлись в разные стороны; Никколо добился опеки над мальчиком и дал ему свою фамилию (конечно же, отношения с Антонией были незарегистрированы). Чтобы обеспечить мальчика и его будущее, Паганини работал, как проклятый.

Жадина и сатанист

Гастрольные чёсы и дорогие билеты — все вокруг упрекали Никколо в жадности. А жадный Никколо раздавал половину билетов бесплатно — студентам-музыкантам, а часть вырученных денег высылал родственникам и отдавал на благотворительность. Чтобы не тратить лишнего на себя (а значит, больше отдать другим), одежду он покупал у старьёвщиков. Обвиняли Паганини и в грехе потяжелее — в том, что он, якобы, некогда убил человека и на каторге продал душу дьяволу за то, чтобы тот сделал его гениальным скрипачом. Так впечатляли зрителей сочетание неповторимой по искусности игры (а многие зрители понимали толк в скрипичной музыке), болезненной внешности и мрачного характера.

Слухов добавляла и эксцентричная манера музыканта работать корпусом и руками.

Он разработал собственные позы и движения, которые давали ему особый простор работы со скрипкой.

В результате многие уверяли, что на их глазах скелет скрипача искривлялся и менял форму, локоть руки выворачивался в противоположную сторону, кисть отделялась от остальной руки и ходила по скрипке сама по себе. Впрочем, сейчас есть гипотеза, что Паганини страдал болезнью Марфана, которая действительно делает суставы немного слишком свободными, и от неё и умер, потому что она вызывает аневризму аорты.

Паганини умер от туберкулёза в неполные 57 лет.

Последние месяцы болезни он не выходил из дома и почти не вставал, целыми днями просто полулежал и перебирал пальцами струны скрипки.

Гроб с его останками закапывали несколько раз — и выкапывали из-за угроз местных жителей, чтобы перевезти труп Паганини дальше и попытаться закопать снова.

Буквально все в Европе были уверены, что Никколо — сатанист, и, казалось, бедному скрипачу уже не найти покоя — ни один город не соглашался осквернить его останками свою землю. Сын Паганини измучился, пока сумел похоронить отца.

Наконец, в 1876 году папа римский Пий IX дал разрешение на похороны со всеми положенными обрядами, но этот процесс затянулся на многие годы.

Прах великого скрипача окончательно был захоронен в 1896 году на кладбище Пармы (Италия). Через 56 лет после смерти!

Согласно завещанию скупого, нелюдимого, всех, казалось, ненавидящего желчного старикана Никколо все его скрипки — замечательные, дорогие музыкальные инструменты — отошли нескольким талантливым студентам и… его недругам, тем музыкантам, с которыми они ругали друг друга в глаза и за глаза, но чьё мастерство не вызывало у Никколо, видимо, сомнений.

Любимую скрипку он подарил родному городу, Генуе; она получила прозвище «вдовы Паганини».

В завещании Никколо также запретил сыну как-либо тратить деньги на похороны: делать их пышными, заказывать реквием… Он всегда предпочитал тратить на других, а не на себя.

Текст: Лилит Мазикина

Фото 2- 48-летний Паганини.

«Имя Паганини – одно из самых роковых в истории музыки, одно из тех немногих, которые известны всем, даже тем, кто ничего не знает ни о музыке, ни о ее истории.

Волшебный ореол легенды окутывает эту своеобразную фигуру, вымысел смешивается с реальными событиями его жизни. Он был одним из великих чародеев, умевших покорять толпу; и поскольку колдовство это творилось с помощью небольшого инструмента и тонкого смычка, которые никогда прежде не обладали таким могуществом, разгоряченное воображение народа расшило ткань событий и воспоминаний необычайными узорами.

Помню, среди сказок и историй, какие матушка рассказывала мне в детстве, была чудесная легенда о Паганини. В ней говорилось о том, как он встретил однажды старого, нищего музыканта, над которым потешались прохожие, потому что три струны на его скрипке были порваны и он не мог больше играть. Паганини протиснулся сквозь толпу насмешников, подошел к бедному старику и, взяв у него скрипку, на которой оставалась одна-единственная струна, заиграл так великолепно, что со всех сторон на мостовую со звоном полетели монеты. И бродячий музыкант получил небольшое состояние…

Легенда, рожденная на основе действительного события, имевшего место в Вене, взволновала меня и составила первое впечатление о Паганини .

Фото 1 -Эти посмертные гипсовые отливки были сделаны вскоре после его смерти в 1840 году. Их создал скульптор Жан-Пьер Дюбоа (Jean-Pierre Dantan, известный как Dantan Jeune), который был знаменит своими портретными бюстами музыкантов и артистов того времени.

Один из оригинальных гипсовых слепков хранится в музее Генуи (Museo Civico di Storia Naturale di Genova), родном городе музыканта.

Копии также можно увидеть:

в музее Никколо Паганини при Консерватории имени Паганини в Генуе,

и в музее музыки в Парме (Museo dell’Opera di Parma).

Эти слепки считались анатомическим подтверждением легенды о “дьявольских” руках Паганини — длинных, гибких пальцах и гипермобильных суставах, что придавало его игре почти сверхъестественную виртуозность.

ВЗЯЛ В ГРУППЕ "Путешествия во времени и другие вселенские новости"

Джон Рейвенскрофт, более известный как Джон Пил (John Peel), самый влиятельный радио-диджей и один из самых больших авторитетов в сфере музыки 20-го века. Работал на британском BBC Radio, регулярно выходя в эфир с 1967 года до своей смерти в 2004-м.

Джон родился и учился в Англии, но карьеру диджея начинал в США на радиостанциях Далласа. Вернувшись в 1967-м в Лондон работал на "пиратской" плавучей радиостанции Radio London, похоже тогда же взял себе псевдоним Пил. "Пиратскими" радиостанции прозвали журналисты в том числе и потому, что эти станции вещали без лицензии с кораблей, располагавшихся в нейтральных водах.

В этом же году Radio London прикрыли, а только что открывшаяся Би-Би-Си Радио искала сотрудников, и как говорил в последствии Джон Пил, студия стала нанимать "пиратов", потому что других специалистов просто особо не было.

Пока студия была в поисках своего формата, Джону приходилось не только ставить записи, но и работать с приглашенными музыкантами. Дэвид Боуи рассказывал, что после того, как Би-би-си в 1965 году отвергла его с вердиктом: "…берет неверные ноты", именно Джон тремя годами позже дал ему в своей программе второй шанс, а "…с ним — и возможность брать неверные ноты всю оставшуюся жизнь". Оззи Осборн говорил: "Если бы не Джон, Black Sabbath никто и никогда не пустил бы в радиоэфир".

Пилу удалось заработать авторитет на радио и началось. Оказалось, что его музыкальные вкусы выходят слишком далеко за рамки радио-формата, про тех же американских панков Ramones он говорил: "Это было идентично тому, когда я впервые услышал Литтл Ричарда — интенсивность была пугающей!". Когда в 1976-м Джон Пил поставил несколько треков из первого альбома Ramones, в студию стали приходить пачками письма благодарных англичан с большими просьбами больше никогда так не делать. Джон Пил понял, что это не шутки, музыка все-таки влияет на людей, и стал ставить панк еще больше. Руководство студии чуть не охуело от такой музыки на общественной радиостанции, был большой конфликт, но оказалось конкуренты уже топали копытами в надежде заполучить Джона Пила и все как-то улеглось само собой. За месяц средний возраст слушателей радиостанции снизился на 10 лет.

Но самый главный талант Джона Пила открылся как раз в работе с еще малоизвестными тогда музыкантами: Pink Floyd, David Bowie, Led Zeppelin, Deep Purple, Genesis, Free и многими другими. У него было невероятное чутье на новую музыку, и в 80-х годах, предпочитая самую радикальную музыку, он продолжал открывать новые имена: The Smiths, Cocteau Twins, The Psychedelic Furs, Siouxie & The Banshees, The Cure, Joy Division, Pulp, Simple Minds, Napalm Death, Carcass, The Pixies, Nirvana.

Джон приглашал понравившихся музыкантов в студию, где они записывали несколько треков, обычно четыре, иногда это была концертная запись для радио, потом ставил в эфир так называемые "Peel Sessions". Это упрощало работу с авторскими правами и с прочей хуетой, которую навертели тогда в требованиях к радиостанциям в Англии.

На момент своего первого эфира на радио у The Cure еще даже не вышел первый альбом. The Smiths свою первую сессию для Пила записали в сентябре 1983 года, причем из-за недостатка материала написали «This Charming Man» специально для этого случая. Nirvana впервые сыграла для Джона Пила в 1989-м, за два года до мировой известности, Pulp звучали в его эфире аж за 13 лет до того, как стали знамениты, то же касается U2, Muse, White Stripes и многих других.

Джон Пил умер в 2004-м в возрасте 65 лет, оставив коллекцию из более 100 тысяч пластинок и отдельную коробку со своими любимыми ста тридцатью синглами, где чаще других исполнителей встречается White Stripes.

Но его главное наследие - это Peel Sessions. За почти 40 лет работы было записано более 4000 музыкальных сессий более чем 2000 исполнителями. Особенности этих Peel Sessions в том, что записывались они на студии Би-Би-Си быстро и получались записи довольно близкие к живому звучанию. Многие классические сессии были выпущены на пластинках, например, Led Zeppelin в 1997-м выпустили сборник под названием "BBC Sessions", состоящий из таких студийных и концертных записей. Фанатами был собран каталог из почти тысячи записей Peel Session со ссылками на треки в ютубе, и этот список дополняется: https://davestrickson.blogspot.com/2020/05/john-peel-session...

P.S. Своей любимой композицией Джон Пил называл сингл 1978-го года ирландской рок-группы The Undertones - Teenage Kicks. Трек идеален, в нем нечего ни добавить, ни убавить, говорил он.

После того, как Джон первый раз поставил Teenage Kicks в эфире, он сказал "что может быть лучше?" и поставил его еще раз.

6 июля 1957 — переломный день в истории музыки: в тихом ливерпульском парке состоялся концерт “Камнеломов”. Вчерашние школьники играли зажигательный скифлл — помесь английской фолк-музыки и американского джаза.

В перерыве к лидеру группы подошёл интеллигентный парень с гитарой в руках и поразил воображение юных музыкантов тем, что сумел настроить свой инструмент “на слух”. Так Пол Маккартни познакомился с Джоном Ленноном.

Единственная фотография этого концерта хорошо знакома всем поклонникам “ливерпульской четвёрки”. Я тоже видел её не один десяток раз и никогда не задумывался о том, что же там на сцене делает парень в тёмной клетчатой рубахе. Наверное, это звукоинженер или кто-то из помощников группы с микрофонной стойкой в руках.

Но однажды мне попалась более поздняя фотография: Маккартни уже играет в составе “Камнеломов”, а на заднем плане опять маячит парень с длинной палкой. Совпадение? Не думаю!

Если покопаться в истории, несложно выяснить, что это Лен Гэрри. Он выступал вместе с Ленноном, Маккартни и Харрисоном до марта 58-го. На этих фотографиях он играет на самодельном инструменте, который в русском языке даже не имеет названия.

Что такое Tea Chest Bass?

Русскоязычная Википедия утверждает: “Леннон и Шоттон совершили рейд на родительский гараж Смита и «вызволили» оттуда таз, выполнявший функции басового барабана. С этих пор Гэрри стал постоянным участником…”

Если честно, я уверенно обращаюсь только с палочками из японских ресторанов, но прекрасно понимаю — басовый барабан и старый таз звучат совсем по-разному. Кто-то явно “намудрил” с переводом.

На самом деле Лен Гэрри играл на Tea Chest Bass, британской адаптации американского Washtub Bass. Первое означает “бас из ящика для чая”, а второе — “бас из тазика”.

Американский “бас из тазика” полностью оправдывает своё название — это обычная жестяная лоханка, к которой буквально привязан черенок от лопаты. Тазик выступает в качестве резонатора, черенок служит грифом, а верёвка — единственной струной. В отличие от контрабаса, гриф самоделки ничем не крепится к корпусу — черенок просто упирают в дно таза. Это позволяет изменять высоту извлекаемых звуков: чем сильнее натянута верёвка, тем выше нота. Играют на таком инструменте голыми руками или с помощью подручных средств — ложек, складных ножей или любых деревяшек.

В начале XX века “бас из тазика” стал непременным атрибутом чернокожих джаг-бэндов — у бедняков из Мемфиса попросту не было денег, чтобы купить нормальные инструменты: им приходилось играть на всём, что только под руку попадётся.

А под руку обычно попадались коробки из-под сигар, стиральные доски, тыквы и пустые бутылки. Из коробок делали гитары и скрипки, из тыкв — банджо, а бутылки с узкими горлышками и стеклянные банки становились духовыми инструментами. Старые же тазики превращались в основу ритм-секции.

Жизнь работяг Туманного Альбиона тоже не отличалась роскошью, поэтому дешёвая альтернатива контрабасу быстро нашла своё место в арсенале непрофессиональных групп. Со временем конструкцию доработали — в Англии скопилось множество ящиков, в которых из заокеанских колоний привозили чай. Хорошо просушенное дерево и укреплённые металлом уголки придали самодельным инструментам яркое и глубокое звучание.

К сожалению из-за менингита Гэрри покинул группу чуть раньше, чем она стала той самой The Beatles. Интересно, а как бы сложилась история рок-музыки, если бы на сцену гамбургской “Индры” вынесли Tea Chest Bass?