Книжная лига

Вопреки разным досужим репликам на тему того, что советские читатели были якобы отрезаны от мировой литературы, в реальности СССР регулярно издавал огромное количество иностранных книг.

Детских книжек это тоже касалось. Особенно в нашей стране любили скандинавскую детскую литературу. Иногда даже складывается ощущение, что советские дети ее читали в куда больших количествах и с куда большим азартом, чем их шведские, норвежские и датские сверстники.

В этой статье хотим вам рассказать о тех скандинавских сказочных повестях, которыми у нас зачитывались лет сорок или пятьдесят назад. Многие из них (а может быть, даже все) вы наверняка тоже читали. Будет здорово, если в комментариях вы поделитесь своими воспоминаниями.

Итак, поехали.

“Малыш и Карлсон”. Астрид Линдгрен

На крыше совершенно обычного дома в Стокгольме живет человечек с пропеллером. Однажды он знакомится с мальчиком, живущим в том же доме. Так начинается их дружба.

Понятия не имеем, зачем мы вам пересказываем сюжет. Это одно из тех произведений. которые вообще не нуждаются в представлении. Разве кто-то у нас не знает Карлсона? Да нет таких вообще!

“Пеппи Длинныйчулок”. Астрид Линдгрен

Книжка шведской сказочницы про сумасбродную рыжеволосую девочку, наделенную фантастической силой, была чуть менее популярной, чем книжка про Карлсона. Но только чуть. Ее тоже расхватывали в библиотеках.

Кстати, в самой Швеции, по слухам, ни Карлсон, ни Пеппи особой любовью не пользовались. А у нас – шли на ура. В 1984 году в СССР даже экранизировали повесть про Пеппи.

“Муми-тролль и комета”. Туве Янссон

Туве Янссон была финской писательницей, а Финляндия к скандинавским странам не относится. Но повести про муми-троллей в оригинале написаны на шведском языке, а на финский и все остальные были переведены. Так что все-таки их можно отнести к скандинавской литературе.

Так вот, книжки про Муми-тролля, Сниффа, Снусмумрика, Фрекен Снорк и прочих забавных и милых обитателей Муми-дола были всегда нарасхват. Их целый цикл, но самой известной повестью была именно “Муми-тролль и комета”.

“Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями”. Сельма Лагерлёф

Мальчик Нильс проказничал, за это гном наказал его – уменьшил в размере. Миниатюрный Нильс вынужден отправиться в путешествие вместе с домашним гусем Мартином, который решает присоединиться к стае диких сородичей.

Эту книгу Сельма Лагерлёф писала как учебник по географии Швеции. В нашей стране популярностью пользовался ее очень сокращенный перевод. Можно даже сказать – пересказ.

“Людвиг Четырнадцатый и Тутта Карлссон”. Ян Улоф Экхольм

Лисенок из нормального лисьего семейства ведет себя совершенно ненормально. Он отказывается разорять курятник и даже заводит дружбу с курицей Туттой Карлссон. Все в шоке – и лисы, и куры. Но потом они все-таки найдут общий язык.

Эту добрую и смешную книжку написал в 1965 году шведский писатель Ян Улоф Экхольм. В СССР повесть издавалась несколько раз. И, кстати, тоже была экранизирована. По ее мотивам снято как минимум два мультфильма и один фильм – лента “Рыжий, честный, влюбленный” режиссера Леонида Нечаева.

“Волшебный мелок”. Синкен Хопп

Сенкен Хопп – норвежская писательница, издавшая в 1948 году сказочную повесть про Юна и Софуса. Юн находит мелок и рисует им человечка на заборе. Человечек оживает, поскольку мелок оказывается волшебным. Ожившего человечка зовут Софус. С этого начинаются их удивительные приключения.

У книги есть еще продолжение, это дилогия. В СССР она вроде бы впервые была издана в восьмидесятые годы в сборнике “Сказочные повести скандинавских писателей”, но сразу пришлась по вкусу советским детям.

“Разбойники из Кардамона”. Турбьёр Эгнер

И еще одна сказка родом из Норвегии. Написал ее Турбьёр Эгнер. Очень милая, веселая и трогательная повесть о трех братьях-разбойниках – Каспере, Еспере и Юнатане. Разбойничают они в городе Кардамон, по соседству с которым живут. И постоянно попадают в разные нелепые ситуации.

У нас эту книгу перевели и издали еще в 1957 году, спустя всего лишь год после ее выхода в Норвегии. А потом переиздали в восьмидесятые.

Ну что ж, на этом остановимся. Хотя список, конечно, неполный. У одной только Астрид Линдгрен можно назвать еще немало повестей, популярных в СССР. И “Рони, дочь разбойника”, и “Мио, мой Мио”, и “Эмиль из Леннеберги”. А что вы вспомните еще?

Источник: Литинтерес (канал в ТГ, группа в ВК)

Всем привет!

Продолжаю в своём рассказе двигаться на восток, и на этот раз речь пойдёт об одной из самых известных романтических пар в средневосточной, особенно персидской, поэзии и прозе – о шахиншахе Хосрове II Парвизе и его жене Ширин. Но такая ли это красивая любовная история, как принято считать, или там «всё не так однозначно»?) Вот сегодня и разберемся. И ещё покажу пару пикантных изображений тем, кто дочитает до соответствующих разделов)) А пока, как обычно, немного истории. Эту часть читать не обязательно, но познавательно.

Есть мнение, что история Хосрова и Ширин началась ещё в правление его отца – Ормизда IV (579-590), о чьей печальной судьбе я просто не могу не поведать, поскольку она сильно повлияла и на судьбу Хосрова Парвиза.

Ормизд был сыном того самого знаменитого Хосрова I Ануширвана (531-579), о котором я уже в прошлый раз много рассказывала (например, тут: История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 9. «Сказание об Ануширване» и «Шахнаме») и дочери ябгу Тюркского каганата Истеми, которую по некоторым сведениям звали Тукум (или же Какам, или Факим, о самом этом брачном союзе и его значении я рассказывала мельком тут: История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 8. «Империи шёлка»). Брак этот должен был скрепить союз между двумя сильными государствами, но мало того, что с этим ничего не выгорело, так и тюркскую царевну, похоже, не любили в Эраншахре, что не могло не сказаться и на отношении к её сыну как знати, так и подданных.

«...Сын тюрка не должен царить нипочём,
Никто его видеть не хочет царём!
Отродье хаканово, семя в нём зла,
И видом — как та, что его родила...»

(Цитата из "Шахнаме").

Недовольные аристократы, которые тянут одеяла на себя – давняя проблема Сасанидского Ирана, и, возможно, именно тот фактор, что его в итоге погубил. И с проблемой этой разные шахиншахи боролись по-разному. Так Кавад I, дед Ормизда, грязно использовал Маздакитское движение, чтобы решить часть своих проблем, а потом сам же и слил Маздака вместе с самыми упорными последователями, Хосров Ануширван мог пугать новым возвращением маздакитов, если детишки знать и народ не будут вести себя хорошо («Хотите как в 490-е?!»), а вот Ормизд, поскольку отец его правил успешно и почти неприлично долго, пугать призраком ком…маздакизма уже не мог. В итоге ему пришлось прибегать к старому проверенному методу – террору. И метод этот чреват тем, что одна ошибка, и ты ошибся. Особенно, когда ты в это время ведешь войну на два фронта, а именно это Ормизд и делал.

В это время продолжалась очередная Ирано-византийская война (579-591), в которой с византийской стороны отличился будущий император Маврикий (об этом тут: История нашего мира в художественной литературе 2. Часть 15. «Ираклий» и «Хроники длинноволосых королей»). Война была очень продолжительной и завершилась успехом для Византии (хотя Йемен отошёл-таки к Сасанидам), причем дело было не только в военном гении Маврикия, но и в том, что византийцы подстрекали к войнам и восстаниям всех соседей Сасанидов, до которых могли достучаться.

Примечательно тут то, что примерно в этот период нарушился баланс на Ближнем Востоке, т.к. и Византия, и Сасаниды утратили своих арабских вассалов: Юстин II устроил неудачную заказуху в отношении Гассанидского царя аль-Мундира, после чего тот закономерно послал таких союзников на то, что арабы называют зебб; царь же Лахмидов ан-Нуман III в 602-м году был казнён Хосровом, а его царство уничтожено, о чём я в другом посте ещё подробнее расскажу. Позже это ещё сыграло свою роль для обеих империй.

Арабы, хазары и грузины были в числе тех, кого византийцы смогли натравить на персов, но особых проблем не доставили, чего не скажешь о тюрках, к коим ромеи подмазывались уже давно. Не помогло даже родство Ормизда с Кара-Чурин-Тюрком (576-599), который, будучи не только 9-м и последним правителем единого Тюркского каганата, но и сыном Истеми-кагана, приходился Ормизду дядькой. Но родственные отношения порой на политику не влияют, вот и тут в условиях кризиса каган особо не сомневался, прежде чем отправил своего сына, Савэ-шаха, с огромным войском в Иран. И неизвестно, чем бы всё кончилось, если б не генерал по имени Бахрам Чубин, который не только одолел тюрков, но и привёз Савэ-шаха в Ктесифон извиняться и просить у кузена мира, который тот не замедлил заключить.

И вот ежу было понятно, что не надо с такими как Бахрам ссориться…Ежу понятно, а Ормизду было не понятно. Чем же так он обидел своего генерала, не вполне ясно (на этот счёт были разные версии), но этого хватило, чтобы Бахрам Чубин успешно поднял восстание. Из-за этого окружение шахиншаха устроило заговор и свергло Ормизда, ослепив и бросив его в темницу, где он вскоре и умер, а шахом сделали Хосрова, который из-за ссоры с отцом в результате интриг Бахрама же на тот момент находился в Адурбадагане (ныне провинция Восточный Азербайджан в Иране).

Но такое положение вещей длилось недолго, и вскоре на трон уселся сам Бахрам Чубин. Причём всё, что сумел сделать в этой ситуации законный правитель в лице Хосрова – это бежать подальше аки Симба из известного всем мульта, причем не куда-нибудь, а к давним врагам, где его, как ни странно, очень тепло принял тогда уже император Маврикий. Настолько тепло, что усыновил и нашёл ему жену – Марию (есть даже неподтвержденная версия, что то была дочь самого Маврикия), а потом ещё дал войско, с которым Хосров и вернул себе власть, выгнав Бахрама к тюркам, где тот в 592-м году, всего примерно год спустя после потери власти, был убит подосланным казачком.

А у Хосрова Парвиза (592-623) после этого всё стало хорошо. На какое-то время. В благодарность за помощь он заключил мир с Византией и счастливо жил со своей женой (или жёнами), вплоть до 602-го года, когда узурпатор Фока сверг Маврикия и убил его со всей семьей и многими приближенными. Интересно тут, что в дружбу с христианами начали играть ещё предшественники Хосрова II, особенно Хосров Ануширван, который охотно привечал у себя несториан, чтобы подгадить византийцам, но при этом сам мог начать их кошмарить. Именно в Сасанидской империи зародилась Церковь Востока, от которой когда-то отделилась существующая и поныне Ассирийская церковь Востока. Но Хосров в этих непростых отношениях с христианами зашёл дальше остальных – две из трёх известных его жён были христианками, сам шахиншах стал активно вмешиваться в дела христианской церкви своей страны и добавил свои скальные рельефы в Так-е Бостан с явным влиянием христианских канонов.

Кстати,  строительство, искусство  и наука при нём тоже развивались и процветали. Похоже, именно в годы его правления был реконструирован древний храм Ардвисуры Анахиты в Кангаваре (надписи указывают на реконструкцию именно на рубеже VI-VII веков). При его дворе жили и творили одни из самых знаменитых поэтов и музыкантов его времени – знаменитые музыканты Барбад Мервези (ум. 628), Бамшад (ум. 634) и арфистка Нагиса, какое-то время переводчиком и секретарем служил не менее знаменитый поэт Ади ибн Зайд (ум. в 600-х), о котором я в следующей заметке расскажу подробнее, вероятно, во времена Хосрова Парвиза мог жить и работать в Гондишапуре родоначальник знаменитой династии медиков Бухтишу I. И всё это на фоне настоящей восточной роскоши его дворца, точнее дворцов, потому что в его времена были построены как минимум Касри-Ширин, названный так в честь его любимой жены, и расположенный неподалеку Хош-Кури. Руины их можно увидеть до сих пор.

Но всё это великолепие было получено дорогой ценой – Хосров выгребал всё что только можно у всех слоёв населения, и своего, и на захваченных во время войн территориях. Сбор налогов не прекращался даже во время наводнения 628-го года в Месопотамии. Даже сейчас драхмы того периода встречаются чаще всего, средневековые авторы сообщали, что в 603-м году была произведена перечеканка монет, и в казне после всех выплат оказалось 3296 тонн серебряной монеты в 200000 кошелях. Через семнадцать лет, в 30-м году правления, казна насчитывала сумму, большую ровно вдвое – 400000 кошелей, 1 млрд 600 млн драхм.

Неуверенный в завтрашнем дне Хосров при этом якобы не только тратил огромные суммы на двор и представительства, но и схроны ухитрялся делать. С учётом длительности его правления и очередной войны с Византией к 628-му году народ окончательно озверел от такого положения вещей. Когда началась критика со стороны вельмож, Хосров не придумал ничего лучше, кроме как устроить репрессии. Да ещё вдобавок начались гонения даже на христиан.

Терпеть больше не было сил ни у кого, и чтобы прекратить этот беспредел и спасти то и тех, что ещё можно было, знать организовала заговор, который возглавил старший сын Хосрова, от Марии – Шируйе, у которого был свой интерес – Хосров вроде как собирался передать трон не ему, а Марданшаху, сыну от Ширин. В итоге к заговору присоединились и простые жители столицы, а Хосрова будто бы даже оказалось некому защищать, и его без особых проблем заперли в замке одного из марзпанов, а вскоре после и вовсе убили. Новым шахом под именем Кавада III всего на несколько месяцев стал Шируйе, ухитрившийся даже за этот срок понаделать много нехорошего, включая убийство сыновей Ширин.

В общем, правление Хосрова II стало последним ярким периодом в истории Сасанидского Эраншахра, перед тем как тот вновь оказался во власти смут, приводивших к трону и уносивших с него не только детей и внуков Хосрова, но и случайных людей, а всего спустя 23 года после смерти и знаменитого шахиншаха, и его наследника государство Сасанидов прекратило своё существование. О жизни Хосрова Парвиза и о том, как он и его страна докатились до жизни такой, повествуется не только в знаменитой поэме Фирдоуси «Шахнаме», но и в сегодняшней, не менее известной, поэме

«Хосров и Ширин» Низами Гянджеви

Время действия: VI-VII века, ок. 570-628гг.

Место действия: государство Сасанидов (современные Ирак, Иран), Кавказская Албания/Армения (территории нынешнего Азербайджана и, возможно, Армении) и Византия (современная Турция).

Интересное из истории создания:

О самом Низами Гянджеви я подробно уже рассказывала (тут: История нашего мира в художественной литературе. Часть 82. «Семь красавиц» и «Шахнаме»), так что сегодня только о поэме. Как и «Семь Красавиц», «Хосров и Ширин» (перс. خسرو و شیرین) входит в сборник «Пять поэм» («Хамсе»), причем это вторая поэма сборника, написанная в период с 1175/76 по 1191-й годы. Написана она, как и другие поэмы Низами, на персидском языке и состоит примерно из 6500 двустиший-маснави. По тогдашнему обычаю в ней содержатся не только религиозные восхваления, но и в адрес сельджукского султана Тогрула III ибн Арслана (1176–1194) и его вассала Джафара Мохаммада Джахан-Пехлева (1175–1186), правителя государства Ильдегизидов, второй столицей которого была Гянджа, родной город поэта.

Кстати, по этому поводу я хочу добавить ещё одну интересную вещь. Реальная Ширин, похоже, была арамейкой, но откуда-то пошла традиция приписывать ей армянское происхождение. Армянкой назвал её и Низами, но при этом, если судить по географическим названиям, упомянутым в тексте, все или почти все владения тётки Ширин (а затем и её самой) лежали на территории нынешнего Азербайджана, где тогда располагалась находящаяся в зависимости от Эраншахра Кавказская Албания, и в тот период как раз шли процессы, которые на недолгий срок, по сути, вернули ей самостоятельность: управлявшаяся с V века марзпанами страна оказалась передана в управление Михранидам, и в 628-м году правнук основателя династии, Вараз-Григор (628-636), стал управлять Кавказской Албанией (Алуанком) фактически самостоятельно. Столицей их стал Партав, другое название которого Барда. Другой город с похожим названием – Берд в Армении, но очень вряд ли, что имелся в виду в тексте он, тем более что этот город впервые упоминается в Х веке.

Ну и самое интересное – в заключительной части поэмы упоминается Афак, любимая жена Низами, умершая примерно в 1178-1180-м году, по некоторым сведениям, незадолго до фактического завершения им данного произведения. И, пожалуй, это самое романтичное место во всей поэме, особенно, если знать историю любви этой пары: Афак была рабыней, подаренной Низами правителем Дербента Дара Музаффарр ад-Дином примерно в 1170 году. Но вместо того, чтоб держать её при себе в качестве наложницы, как многие в те времена и делали, поэт освободил её и сделал законной супругой. Союз их, похоже, продлился не очень долго, но был счастливым, и в нём родился сын Низами Мухаммад. И я просто не могу не процитировать те самые строки:

«…Вняв сказу этому, пролей потоки слез,

Омой мою Ширин водой из горьких роз.

Она весенним днем, подобно розе милой,

Склонилась над своей безвременной могилой.

Кыпчакский мой кумир! Мой нежный хрупкий злак!

Погибла, как Ширин, и ты, моя Афак.

Прекрасен лик и стан, и разум твой был ярок!

Дербентом правящий тебя мне дал в подарок.

Ее фата была как воинский доспех,

А рукава узки. К ней не проник бы грех.

Всем недоступная и всех прекрасных строже —

Она стелила мне супружеское ложе…».

Низами хорошо выписывал трагедию Хосрова и Ширин, но на слёзки меня стало пробивать именно от этих строк.

О чём:

История начинается прямо с рождения и малолетства Хосрова, повествуя о том, какой он был хорошенький мальчик, и как все ему в попу дули в нём души не чаяли. Не удивительно, что, став подростком, юный Хосров имел всё, что только мог пожелать юноша его возраста и положения, и, когда вот я об этом начале задумалась, дальнейшая история заиграла для меня новыми красками. Хоть после одной шумной пьянки-гулянки строгий отец принца, Ормизд, и наказал по полной даже не сынка, а тех, кто с ним был, Хосров повинился, но выводы, похоже, сделал не совсем те, что нужно. Надо было понять, что весь мир не обязан исполнять его хотелки, а он почему-то решил, что папа у него очень суровый, и не надо его лишний раз злить.

А тут ещё некий Шапур, видно, желая выслужиться перед будущим шахиншахом, взял да расписал ему облик раскрасавицы Ширин, да так мастерски, что парень лишился спокойного сна от своих юношеских грёз и желаний. Вот тут-то Шапур и взялся за дело по-настоящему, пообещал принцу, что всё будет, и отправился на Южный Кавказ, чтобы своими психологическими трюками влюбить в Хосрова Ширин заочно. И этому грёбаному Кашпировскому это удалось! Да ещё как! Внушил бедной девушке любовь на всю жизнь, да ещё подбил её на побег из родного дома, чем причинил немалые душевные страдания её тётушке Михин-бану.

И самое дурацкое, что в Ктесифоне Ширин Хосрова не застала, потому что он, вероятно, уже поссорился с отцом из-за подкинутых Бахрамом Чубином монет с именем самого Хосрова, чем вызвал подозрения в нелояльности у Ормизда, и счёл за лучшее на время уехать подальше. И вот первая встреча случилась вопреки всем планам, когда Хосров покидал столицу, а Ширин туда ехала и остановилась совсем ненадолго, чтобы помыться у источника…

Отрывки:

Вот так причины начала конфликта между Ормиздом и Бахрамом Чубином изложил Фирдоуси:

«…[Хормозд узнает

о нечестности Бахрама Чубине

и заключает союз с хаканом]

Верховный дабир повелителю шлет

Посланье: «Будь счастлив, владыка владык!

Мол, радуйся вечно, владыка владык!

Будь вечно пред взором венец твой и лик!

Знай, два одеянья йеменских извлек

Бахрам, всю в жемчужинах пару сапог,

Да пару серег, что носил Сиавуш,

Нам мудрость в наследье оставивший муж,

Извлек, и не диво, что взял их себе,

Труда ведь немало затратил в борьбе...

Вступает в беседу с Шахаком-гонцом

Владыка: скажи, мол, что знаешь о том...

Шахак ему тот же рассказ повторил,

И гнев властелина тогда охватил.

Промолвил он: «Сбился с пути Чубине,

У ж голову видит свою на луне!

Одно, что правителя чинских мужей

Ударил — в согласье с природой своей.

Второе, что серьги себе он избрал.

Зачем же, ужели владыкою стал?

Труды свои сам он по ветру пустил,

Добро сотворенное в зло обратил…».

После этого разгневанный Ормизд послал своему генералу прялку и женскую одежду, мол, крысить могут только бабы (Неправда, конечно, но какая теперь разница?)) Ну и дальше завертелось…Чеканка монет с именем Хосрова Парвиза, и его бегство, в ходе которого (т.к. Низами упоминает эти обстоятельства с монетами) Хосров и повстречался впервые с Ширин:

«…Хосров Парвиз один, без этой свиты верной,

Направился к ручью; рысцой он ехал мерной.

И луг он пересек, и вот его глаза

Увидели: блестит затона бирюза.

Орел на привязи — и где восторгу мера? —

Не дивный ли фазан у чистых вод Ковсера?

Конь тихо ел траву у золотых подков,

И тихо, чуть дыша, в тиши сказал Хосров:

«Когда б сей образ лун был мой, — о, что бы стало!

Когда бы сей скакун был мой, — о, что бы стало!»

Не знал он, что Луну вот этот вороной

Примчит к нему, что с ней он слит судьбой одной.

Влюбленных множество приходит к нашей двери,

Но словно слепы мы: глядим, любви не веря.

И счастье хочет к нам в ворота завернуть,

Но не покличь его — оно забудет путь.

Повел царевич взор небрежно по просторам,

И вот Луна в ручье его предстала взорам.

И он увидел сеть, что рок ему постлал:

Чем дольше он взирал, тем больше он пылал.

Луну прекрасную его узрели взгляды.

И место ей не здесь, а в небе, где Плеяды!

Нет, не луна она, а зеркало и ртуть.

Луны Нехшебской — стан. Взглянуть! Еще взглянуть!

Не роза ль из воды возникла, полукроясь,

Лазурной пеленой окутана по пояс.

И миндаля цветком, отрадное суля,

Была вода. Ширин — орешком миндаля.

В воде сверкающей и роза станет краше.

Еще нежней Ширин в прозрачной водной чаще

На розу — на себя — она фиалки кос,

Их расплетая мглу, бросала в брызгах рос.

Но кудри вихрились: «Ты тронуть нас посмей-ка!

Ведь в каждом волоске есть мускусная змейка!»

Как будто их слова над ухом слышал шах.

«Ты — раб, мы — господа, пред нами чувствуй страх!»

Она была что клад, а змеи, тайны клада

Храня, шептали всем: «Касаться их не надо».

Нет в руки их не брал, колдуя, чародей.

Сражали колдунов клубки опасных змей.

Наверно, выпал ключ из пальцев садовода, —

Гранаты двух грудей открыли дверцы входа.

То сердце, что узрит их даже вдалеке, —

Растрескается все — как бы гранат — в тоске.

И Солнце в этот день с дороги повернуло

Затем, что на Луну и на воду взглянуло.

Вот струи на чело льет девушки рука, —

То жемчуг на луну бросают облака.

Как чистый снег вершин, ее сверкает тело.

Страсть шаха снежных вод изведать захотела.

Парвиз, улицезрев сей блещущий хрусталь,

Стал солнцем, стал огнем, пылая несся вдаль.

Из глаз его — из туч — шел дождь. Он плакал, млея:

Ведь поднялась луна из знака Водолея.

Жасминогрудая не видела его

Из змеекудрого покрова своего.

Когда ж прошла луна сквозь мускусные тучи,

Глядит Ширин — пред ней сам царь царей могучий.

Глядит пред ней Хумой оседланный фазан,

И кипарис вознес над тополем свой стан.

Она, стыдясь его, — уж тут ли до отваги! —

Дрожит, как лунный луч дрожит в струистой влаге.

Не знала Сладкая, как стыд свой превозмочь,

И кудри на луну набросила, как ночь;

Скрыв амброю луну — светило синей ночи.

Мглой солнце спрятала, дня затемнила очи.

Свой обнаженный стан покрыла черным вмиг.

Рисунок чернью вмиг на серебре возник.

И сердце юноши, кипением объято,

Бурлило; так бурлит расплавленное злато.

Но, видя, что от льва взалкавшего олень

Пришел в смятение, глазами ищет сень, —

Не пожелал Хосров приманчивой добычи:

Не поражает лев уже сраженной дичи.

В пристойности своей найдя источник сил,

Он пламень пламенных желаний погасил.

Скрыть терпеливо страсть ему хватает мочи,

И от стыдливой честь его отводит очи.

Но бросил сердце он у берега ручья.

Чья ж новая краса взор утолит? Ничья.

Взгляни: две розы тут у двух истоков страсти.

Здесь двое жаждущих у двух глубин во власти.

Хосрову в первый день путь преградил поток,

Луну во глубь любви ручей любви повлек.

Скитальцы у ручьев свои снимают клади,

Размочат жесткий хлеб и нежатся в прохладе.

Они же у ключей большую взяли кладь,

И ключ все мягкое стал в жесткость обращать.

Но есть ли ключ, скажи, где путник хоть однажды

Не увязал в песке, горя от страстной жажды?

О солнце бытия! Ключ животворных вод!

И ты, рождая страсть, обходишь небосвод.

Когда он от пери отвел глаза, взирая,

Где паланкин для той, что прибыла из рая, —

Пери, схвативши плащ, из синих водных риз

Вспорхнув, бежит к коню, — и мчит ее Шебдиз…».

Ну и не могу не процитировать угарный момент из главы о свадьбе Хосрова и Ширин) Последняя просила будущего супруга не набухиваться в тыкву, но тот её советам не внял. И вот что вышло:

«…Когда же должен был, почтителен и тих,

К невесте царственной проследовать жених, —

Его, лежащего без памяти и речи,

К ней понесли рабы, подняв к себе на плечи.

И вот глядит Ширин: безвольный, допьяна

Царь упоен вином. Себя укрыв, она

Тому, кто все забыв, лежит как бы сраженный,

Другую милую отдаст сегодня в жены.

Она схитрила, что ж, — ты так же поступай

С тем, кто придет к тебе, упившись через край.

Из рода матери всегда жила при Сладкой

Старуха. Словно волк была она повадкой.

И с чем ее сравнить? О диво! О краса!

Скажу: как старая была она лиса.

Две груди старая, как бурдюки, носила.

И плеч ушла краса, колен исчезла сила.

Как лук изогнутый» была искривлена

С шагренью схожая, шершавая спина.

Ханзол, несущий смерть! Кто глянул бы не косо

На щеки, — в волосках два колющих кокоса.

Ширин, надев наряд на это существо,

Послала дряхлую к Парвизу для того,

Чтоб знать, насколько царь повержен в хмель могучий

И сможет ли Луну он отличить от тучи.

Старуха полога раздвинула края,-

Как будто из норы к царю вползла змея.

Как сумрак хмурая — таких не встретишь часто,-

Была беззубая, но все ж была зубаста.

Царю, когда к нему вошла сия лиса,

Уже овчинкою казались небеса.

Но все ж он мог понять, — он на усладу падкий:

Не так весенние ступают куропатки.

Не феникс близится — ворону видит он.

Влез в паланкин Луны чудовищный дракон.

«В безумстве я иль сплю? — он прошептал со стоном.

Где ж поклоняются вот этаким драконам?

Вот кислолицая! Горбунья! Что за стать!

Да как же горькая сумела Сладкой стать?»

Хосрова голова пошла как будто кругом.

Решил он: сей карге он сделался супругом.

…Старуший слышен крик… Промолвила Луна:

«Спасти ее!» И вот к царю идет она…».

Что я обо всём этом думаю, и почему стоит прочитать:

«Хосров и Ширин», без всякого сомнения, прекрасно написанная поэма. Там действительно очень красивый образный язык и порой встречаются неизбитые для русскоязычного читателя метафоры, местами я реально ловила эстетический кайф. Но вот что касается содержания…

Если не знать, что это средневековый автор из исламской страны написал, то местами это произведение конкретно так походит на типичный современный бабский роман, ей-богу) Так и подмывает наспойлерить, но я удержусь. Скажу лишь, что по современным меркам по большей части там любовью и не пахнет, а пахнет токсичными созависимыми отношениями с элементом абьюза, а иногда и с попытками откровенного насилия. И Низами много и часто нахваливал своего гг, но за всеми этими эпитетами проступал образ той ещё капризной слабохарактерной крысы без проблесков совести. И тут можно лишь со вздохом заключить, что любовь зла – полюбишь и…Хосрова.

Потому что вот образ Ширин-то автор выписал так, что в неё и читатель мог бы влюбиться – в отличие от Хосрова, она не только красива, но ещё и умна, последовательна, честна, бесстрашна, обладает чувством собственного достоинства, но вместе с тем изумляет и своей преданностью. В отличие от возлюбленного она предпочла быть либо с ним, либо ни с кем. Да, её эта верность явно не самому достойному её человеку раздражает немного, потому что невольно думаешь, что такая женщина достойна большего, но вместе с тем, читая всю эту историю, и понимаешь Ширин, и проникаешься к ней каким-то благоговением. И особенно любопытно вся эта история читается, если предположить, что автор противопоставил свою историю любви истории любви Хосрова и Ширин. Не знаю, есть ли там такое двойное дно, но и исключать его не могу.

В общем поэма точно стоит того, чтоб её прочитать, но ради главной героини, а не ради истории неземной взаимной любви. Потому что, на мой взгляд, её-то там как раз и нет. Если кто-то хочет, чтобы я наспойлерила и объяснила свой вывод, то я могу это сделать ниже в коммах. Если нет, то всем рекомендую разобраться, что там к чему, самим.

Если пост понравился, обязательно ставьте лайк, жмите на "жду новый пост", подписывайтесь, если ещё не подписались, а если подписались, то обязательно нажмите на колокольчик на моей странице (иначе алгоритмы могут не показать вам мои новые посты), и при желании пишите комментарии. Или можно подкинуть денежку. На одну книгу уже собрала, на вторую - нет.

Список прошлых постов сегодня не приложу, т.к. он не поместится.

Первые книги о муми-троллях, написанные и проиллюстрированные финской шведкой Туве Янссон, были встречены довольно прохладно. Но примерно с третьей книги — «Шляпа волшебника» — их популярность резко пошла в гору, причем семимильными шагами.

Думаю, не будет большим преувеличением сказать, что в 50–60-х годах мир переживал настоящий муми-бум.

В чем же причина этой популярности?

Первая и основная причина — это очень талантливые сказки.

Ни на что не похожие и абсолютно самобытные. Необычность и — главное — органичность мира, придуманного автором, вызывает искреннее восхищение. Особенно с учетом того, что населен этот мир очень разнообразными, но при этом абсолютно живыми созданиями, обаянию которых невозможно сопротивляться.
Они все очень милые и стильные — неугомонная язва Крошка Мю и фрекен Снорк с челкой и браслетиком на ноге, неунывающий Снусмумрик в шляпе и с губной гармошкой, пугливый Снифф, чудаковатый Хемуль, невозмутимый Муми-папа, хлопотливая Муми-мама, и, конечно, альтер-эго писательницы — Муми-тролль.

Атмосфера Муми-дола, где они живут, завораживает сразу и навсегда.

Это невероятно уютный мир. Очень теплый. Очень надежный.

И очень свободный.

Именно последнее обстоятельство, мне кажется, и сделало сказки Туве Янссон феноменом мировой культуры. Они идеально подошли к тектоническим переменам, происходившим с миром — и именно поэтому их популярность с годами не падала, а только росла.

Пятидесятые–шестидесятые годы двадцатого века — это торжество Свободы во всем мире. После страшнейшей в истории человечества войны, потребовавшей нечеловеческих усилий, люди получили заслуженную награду. Жизнь действительно становилась лучше, жизнь становилась веселей, жизнь становилась свободнее.

Свобода торжествовала везде.

Сексуальная революция, мини-юбки и туфли на шпильках. Рок-н-ролл, «Битлз» и Вудсток. Прорыв в космос, «Поехали!» и «Маленький шаг для человека...». Оттепель в СССР, стиляги, Солженицын, ХХ съезд и песня про черного кота. «Дети-цветы» хиппи, желающие make love not war. Китай, вырвавшийся из тени «Большого брата» и юные хунвейбины, «самая активная и жизненно важная сила в обществе», ведущие взрослых к свободе. Парижско-пражские баррикады 1968-го в Европе — тут тебе и «будьте реалистами, требуйте невозможного!», вот тебе и «за нашу и вашу свободу».

Муми-тролли идеально вписывались в этот ряд.

Мы редко об этом задумываемся, но книги Туве Янссон довольно сильно реформировали традиционную мораль сказки. Раньше одной из главных функций сказок всегда было объяснение необходимости долго и трудно работать, претерпевая тяготы и лишения, чтобы стать в итоге настоящим человеком.

Как Пиноккио, например.

Муми-тролли же уверяли своего маленького читателя — тебе не обязательно мучиться всю жизнь, чтобы стать хорошим. Можно и не изменяться, можно оставаться самим собой. В мире даже есть место, где каждого принимают таким, каков он есть.

Это место называется Муми-дол.

Там никого не отвергают. Любое разумное существо, даже будь он душнилой, как Ондатр, или просто очень неприятным созданием, как Морра, всегда может рассчитывать здесь на дружеский прием и на попытку понимания.

Там взрослые — в большинстве своем — занимаются тем, чем хотят. Пишут мемуары, собирают гербарии или рожают кучу детей вне брака.

Да что взрослые? Там даже дети абсолютно свободны в своих поступках. Если Муми-тролль и Снифф решили отправиться в большое путешествие искать комету, Муми-мама просто соберет им припасы в дорогу.

И вовсе не случайно одним из самых любимых героев этих сказок является Снусмумрик — истинный служитель и адепт свободы, который приходит и уходит, когда ему вздумается, который любит смотреть на реку, не любит сторожей и срывает таблички в парке...

Для детей 50-х, замордованных строгим протестантским воспитанием, Муми-дол казался настоящим Эдемом, царством свободы и справедливости.

И он им, в общем-то, и был.

Книги Туве Янссон столь притягательны именно потому, что сказочница очень искренна в своих книгах. Она действительно считала свободу одной из базовых потребностей человека, и всю свою жизнь прожила согласно исповедуемым ею принципам.

Вот только...

Вот только жизнь эта получилась не очень счастливой — поэтому тепло, уют, оптимизм и веселье первых книг вскоре начали истаивать, как снег весной.

Мне кажется, Янссон просто поняла одну не очень приятную истину и была слишком честна, чтобы умолчать и не предупредить о ней своих юных читателей.

Это очень простая истина — свобода не гарантирует счастья.

Скорее даже наоборот — они плохо уживаются вместе. Люди, выбирающие свободу, рискуют в комплекте с ней получить и привязчивое горе-злощастье из сказок, от которого потом годами не отвяжешься.

Сейчас объясню, что я имею в виду.

Для начала нам неплохо было бы разобраться — с чем же был связан этот накрывший планету тотальный всплеск свободы?

На мой взгляд — он был последствием одного глобального изменения, случившегося на планете. Одной из самых судьбоносных революций в истории.

Я про так называемую «Зеленую революцию» (Green Revolution) — послевоенный агротехнологический прорыв 1950-х – 1960-х годов, позволивший резко увеличить производство продовольствия. Людям в развитых странах впервые за все тысячелетия существования нашего биологического вида было гарантировано удовлетворение базовых потребностей.

Отсюда — последующий «взлет по экспоненте» по самым разным параметрам — демографический взрыв, технологический бум, экономический рост, научно-техническая революция...

— Ну и при чем здесь свобода? — спросите вы.

При том, что антипод свободы — вовсе не рабство.

Антипод свободы — это долг.

Обязанность, если хотите.

Чем больше человек связан обязательствами — тем менее он свободен. Потому что настоящая зависимость — она внутри, а не снаружи. И в традиционном обществе почти никто не может позволить себе свободу — по объективным обстоятельствам.

Можно пояснить на простом примере — свободы отношений.

Почему в традиционных обществах количество разводов было ничтожным по сравнению с сегодняшним днем?

Вовсе не потому, что люди были моральнее или церковь запрещала. Просто уход мужчины из семьи обрекал жену и детей если и не на смерть от голода, то уж точно на кратное падение уровня жизни. Фактически — на нищенство, жизнь на подачки. Ну не могла женщина обеспечить семью, просто не существовало в том мире социально одобряемых рабочих мест для женщин.

Многие ли мужчины согласятся взять на себя такой грех?

И так — во всем. В выживающем обществе человек опутан незримой паутиной обязательств. Мужчины, женщины, вошедшие в разум дети — все, поголовно. У каждого есть обязанности, которые ты обязан исполнить, иначе последствия будут самыми печальными. А свободы в том мире нет, и не может быть.

Когда страшный призрак выживания отступил — сеть обязанностей, опутывавшая человека, немного ослабла. Сначала, разумеется, у привилегированных слоев, а потом — и у всех остальных.

Так к людям пришла свобода. Читай — избавление от обязательств.

И люди, разумеется, были счастливы — как счастлива лошадь, с которой сняли ярмо. Понимание, что у каждой палки — два конца, а платить в этом мире приходится за все, пришло гораздо позже.

А теперь вернемся к сказкам Янссон.

В книгах о муми-троллях есть две психологические доминанты.

Свобода для всех.

И идеальный дом, где всем хорошо и уютно.

Читавшим эти сказки очевидно, что именно эти две вещи были чрезвычайно важны для Туве Янссон, и, по большому счету, составляли смысл ее жизни.

Проблема в том, что в реальной жизни эти две вещи очень плохо сочетаются друг с другом.

Чтобы обрести свободу, ты должен сложить с себя какие-то обязанности. В условиях реальности абстрактно «сложить» — нельзя. Можно только переложить их на кого-то другого.

В сказках про муми-троллей этот «кто-то» — Муми-мама.

Если называть вещи своими именами, она в сказке исполняет функцию «прислуги за все». Именно она, пока Муми-папа лежит в гамаке и пишет мемуары, тащит на себе всю эту банду, выполняя всю домашнюю работу — от приготовления еды до обкладывания клумб ракушками.

В реальной жизни было то же самое.

Туве Янссон выросла в очень хорошей семье, где все искренне любили друг друга.

Ее отец, Виктор Янссон, был известным скульптором, младшие братья тоже выбрали творческие профессии: Пер-Улоф стал популярным фотографом, а Ларс — художником-графиком и иллюстратором. Вот они на картине Туве Янссон 1942 года «Семья», где младшие братья играют в шахматы, а старшие члены семьи понимающе переглядываются.

Но все это счастье держалось на маме.

Переехавшая к мужу в Финляндию шведка из приличной семьи Сигне Хаммарштен-Янссон была мало похожа на книжную Муми-маму.

Она, например, вовсе не ограничивала себя домом. Сигне была активной феминисткой, всю жизнь боролась за права женщин и даже являлась основательницей шведского скаутского движения для девочек.

Это, правда, не помешало ей родить мужу троих детей, вырастить их приличными людьми, всю жизнь тащить на себе дом и семью, и не просто тащить — а еще и обеспечивать!

Да, да, Сигне Хаммарштен пахала как лошадь, пока муж-скульптор годами сидел без заказов. После обретения Финляндией независимости она устроилась на полную ставку в Банк Финляндии, создавала макеты для первых финских банкнот и облигаций, и именно она была автором дизайна большинства марок нового государства, выпущенных с 1929 по 1962 год.

И при этом мама умудрилась не сточиться о быт и не изработаться, а сохранить в семье творческую атмосферу. Все эти годы дом Янссонов оставался модным местом тусовки финской богемы.

И все-таки Муми-мама — это она и только она.

Как и свое книжное воплощение, она умела сохранять самообладание в любых ситуациях. Ей всегда хватало теплоты и чуткости, чтобы понять и принять своих взрослеющих детей. И она всю жизнь по-настоящему любила своего немного бестолкового, но доброго и хорошего мужа.

Мама умела делать жизнь праздником, и у Туве навсегда остались в памяти самые счастливые дни в ее жизни — когда семейство Янссонов летом отправлялось на дачу, снятую на островах Пеллинки в Финском заливе.

В попытке дважды войти в одну и ту же реку известная на весь мир писательница в 1964 году купила себе небольшой остров Кловхарун, где построила дом. Она проводила там каждое лето вместе со своей подругой Тууликки Пиетиля, с которой они прожили вместе 45 лет.

Именно Тууликки вытащила Янссон из творческого кризиса конца 1950-х, когда Туве не могла больше писать про муми-троллей, потому что уют, веселье и приключения внутри нее закончились окончательно.

Общение с подругой помогло ей выбраться и понять, что про «мумиков» можно писать и по-другому. Результатом стала пятая книга цикла «Волшебная зима», где Муми-тролль непонятно почему прерывает спячку и впервые в жизни просыпается посреди зимы.

Но, как выясняется, зима не значит безлюдье. Муми-тролль встречает мудрую Туу-тикки, которая и открывает ему новый, незнакомый мир зимы.

«Волшебная зима» стала первой книгой про «других» муми-троллей — не играющих и веселящихся, а философствующих, постигающих и взрослеющих.

Но даже любви для счастья оказалось мало. В природе царствует чертов принцип равновесия, согласно которому, приобретая что-то, ты навсегда лишаешься чего-то другого.

Безграничное, бесконечное и безоблачное счастье детского Эдема чем дальше, тем быстрее утекало водой сквозь пальцы — безжалостно и неумолимо.

Туве всегда была умной женщиной и понимала, что она всю жизнь переплавляла в строчки счастливый мир детства, созданный мамой.

А своего Муми-дола создать так и не смогла.

Наверное, для этого надо было прожить совсем другую жизнь.

Но тут уж извините... Уже не перешить.

В четырех последних книгах про муми-троллей чем дальше, тем меньше уюта и тепла и все больше холода и зимы.

А в последней повести с говорящим названием «В конце ноября» муми-тролли вообще не появляются.

Они ушли, Муми-папа утащил их на остров с маяком.

А в Муми-доле собираются гости — от близких друзей до каких-то совсем левых персонажей. Гости ждут возвращения исчезнувших хозяев, пытаются даже как-то сохранить привычный порядок в опустевшем доме, но, если по-честному, все у них идет наперекосяк...

Туве Янссон была доброй сказочницей, поэтому в финале даже намекнула на возможное возвращение семьи в Муми-дол, но...

Но в том же 1970 году, когда вышла повесть «В конце ноября», у сказочницы умерла мама.

И новых книг про муми-троллей она больше написать не смогла.

Так и закончилась сказка.

Одна из самых честных и тонких сказок ХХ века, написанная женщиной, прожившей жизнь так, как хотела.

Берегись своих желаний.

_______________________________________

Моя группа во ВКонтакте - https://vk.com/grgame

Моя группа в Телеграмм - https://t.me/cartoon_history

Роман Виктора Пелевина "A Sinistra" - это очередное произведение во вселенной Transhumanism inc." Книги этого цикла рассказывают о не очень далеком будущем, в котором богатейшие люди планеты способны продлить себе жизнь,поместив мозг в специально оборудованную банку. Разум богача продолжает жить даже после смерти тела. Заказчику создают симуляцию реальности на любой вкус, и он может превратится в этом виртуальном мире в кого угодно.

Хорошо знакомый читателю по предыдущим книгам "Путешествие в Элевсин" и "Круть" оперативник Маркус Зоргенфрей отправляется на очередное задание. На этот раз ему предстоит расследовать деятельность загадочного бутика "A Sinistra", где создают (при условии полной анонимности) экзотические видения для обитателей банок. Оккультные практики, магические ритуалы - все эти вещи придают особую перчинку этому путешествию, предназначенному для пресытившейся публики. Вот только мозги клиентов начинают загадочным образом растворяться после подключения к симуляции. Нет ни зацепок, ни следов внешнего вмешательства. Маркусу предстоит вновь подвергнуть себя смертельной опасности и испытать весь спектр необычных услуг бутика и попытаться сохранить свой разум, что оказывается очень незаурядной задачей.

Симуляции, виртуальная реальность - давний конек Виктора Пелевина, и для человека знакомого с творчеством писателя новый роман вряд ли станет каким-то существенным открытием. В своих книгах, уже ставших ежегодными, автор рассказывает одну и ту же историю, актуализируя оптику восприятия взависимости от социальных и политических трендов. На этот раз основной движущей силой сюжета и его главной темой становятся нейросети и их, подчас пугающий, потенциал.

Симуляция, опираясь на эстетические представления оперативника отправляет его в Верону, правда город этот имеет мало общего с реальностью. Нейросеть создает симулякр города, на основе тех представлений о нем, которые бытуют в массовой культуре. Искусственный интеллект, управляющий этим миром пугающе всемогущ: даже регулярные беседы Маркуса со своим начальником могут быть фальшивкой, о чем тот прозрачно намекает своему подчиненному. Маркус все больше погружается в пучину оккультизма, ведь герой в которого он перевоплотился – амбициозный алхимик, завладевающий могущественным гримуаром. Детектив рискует потерять бессмертную душу при выполнении порученного задания. Спасение приходит в виде созданной нейросетью религии – вольнобега. По названию понятен принцип работы ИИ – создание креатива с наименьшей затратой ресурсов. В данном случае, религия названа по наименованию блока шестерен в велосипеде. С вольнобегом читатель более подробно знакомится в предыдушем романе «Круть», хотя концепция этой новой религии изложена и в «A Sinistra» на страницах трактата, составленного не без помощи просветленного банкира Денькова, проживающего в Лондоне (автор в начале романа предупреждает, что «любая попытка обнаружить в книге какие-то намеки и параллели является рептильной проекцией антинародного ума», так что искать параллели не надо).

На фоне повышенного интереса ко всему оккультному - «Убыр» Шамиля Идиатуллина, «Юдоль» Михаила Елизарова, роман интересен, как своего рода продолжение наметившейся тенденции. Герой Елизарова – безбожник и идет до конца в своем богоборчестве. Пелевинский Маркус, напротив, по мере освоения магических практик чувствует все больший разлад с окружающей действительностью и боится ада (буквального или метафизического, не суть важно). Финал книги, вышел неоднозначным и представляет обширное поле для интерпретаций. С одной стороны –герой обретает спасение и направляет свои помыслы к богу, с другой стороны – концовку можно трактовать не как выход из симуляции, а как новый виток иллюзий, в ловушку которых попал доверчивый разум Маркуса. Уж очень слащавой и приторной получилась изображенная Пелевиным лестница в небо.

Если понравился пост не забудьте поставить лайк и подписаться на мой канал в тг. У вас это не отнимет много времени, а мне поможет понять, что мой контент интересен кому-то кроме меня самого)