CreepyStory

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

"Экспериментальное произведения написанное по заказу."

- Вставай, милый, твоё время ещё не пришло. - произнесла молодая дева перед израненным конём.

Прежде пока дева не выдала своё явное присутствие конь корчился от боли в агонии. Он лежал на боку, тяжело дыша, пытался зализать раны до которых мог дотянуться, да только это ничем ему не помогало. Конь не был готов покинуть этот мир, он был молод, в полном расцвете сил. Неважно человеку или животному, любому существу тяжело уходить осознавая то, что он мог прожить ещё долгую жизнь.

По всему его телу виднелись раны от оружия, определённо прежде он стал участником битвы, тем кто помогал своему хозяину на поле брани. Так же об этом свидетельствовало ещё оставшееся седло с боевым обмундированием.

Когда конь обратил внимание на деву, то застыл в изумлении, он чувствовал нечто такое чего не мог сам понять, почему рядом с ней, ушла боль или же он её не чувствовал и почему же дева столь сильно приковывала к себе взгляд. Хотя в ней нельзя было разобрать ничего, только общий образ молодый девы, по силуэту и повадкам.

Погладив коня по загривку дева сделала несколько шагов и подошла к уже практически зачахшей яблоне. Она была полусухая, ветки пожухшие, на стволе периодически виднелись очаги болезни. Когда же дева подняла свою руку к ветви, где в это время года по хорошему должны были висеть наливные яблочки, а в конечном итоге не было ничего из-за удручающего состояния дерева, то в доли секунды на ветке выросло яблоко. Оно не появилось, оно не вылезло из ниоткуда, оно именно выросло. Вначале появилась почка, после цветок, а уже в дальнейшем начали появляться зачатки маленького яблочка. С каждым мгновением яблоко становилось только больше, а уже в самом конце оно начало наливаться цветом. Красный начал преобладать, пока полностью не вытолкнул зеленый с гладкой поверхности фрукта.

Любой бы кто увидел это со стороны ни за что не поверил бы своим глазам и просто подумал бы, что изначально не заметил яблока, как и любой другой, кому бы этот человек рассказал об увиденном. Его бы посчитали сказочником и начали бы воротить от него нос. В тот момент у дерева была лишь дева и конь. Оба верили в то что они видели, а дева по своему обычаю и не предала этому особого значения.

Она сорвала яблоко с дерева, оставив позади себя древо, что в конечном итоге стало великим древом этих земель, древом королей и древом которому приписывали волшебные свойства. Войны в будущих битвах частенько вкушали его плоды перед походом, они верили, что одно яблочко наделяет их невероятной удачой. Какой бы не была жестокой будущая битва большинство из тех кто ели яблоки с этого дерева возвращались домой живыми. Кто знает, быть может это пресловутая человеческая вера, человеческое плацебо, а быть может яблоки действительно наделяли войнов сверхчеловеческими силами.

Дева отдала яблоко коню, продолжая поглаживать его лоснящуюся шерсть. Конь отведал яблоко в несколько укусов и с каждым он становился здоровее. Правда этого совсем уж не было видно по его внешнему виду, раны как были так и остались на его теле, как они кровоточили, так из них и продолжала течь кровь, только он не чувствовал боли совсем и наконец мог встать на свои ноги. В следующие мгновенья он так и сделал, на земле осталось оружие павшего война, седло же так и осталось сидеть на спине коня.

- Пойдём мой дорогой. Нам следует проделать ещё не маленький путь.

Они двинулись в лесную чащу, проходя мимо теперь уже роскошной и здоровой яблони. В какой-то момент, конь не обратил внимание в какой, в совсем небольшое мгновение окружающая действительность изменилась. Нет. Всё, что их окружало осталось тем же. Всё тот же вековечный лес с травяной подстилкой у подножия их ног. Деревья могуче вздымались вверх, закрывая собой практически всё небо. То тут то там на траве лежали жёлуди и каштаны, яблоки и груши, всё было тем же, что и до этого. Только его не покидало чувство, что изменилась именно действительность, само мироощущение стало другим, сам мир, хотя этого и не было заметно в том, что их окружало. И складывалось ощущение будто на улице наступила ночь, хотя было так же светло, как и днём. Кроны деревьев не позволяли взглянуть ему в небо.

Они продолжали идти, конь уже успокоился и мирно шёл за своей безмолвной путеводительницей. Они проходили мимо вековечных дубов и раскидистых каштанов, мимо свисающих ветвей плакучих ив и пушистых хвойных веток сосен. Периодически им встречались кусты с лесными ягодами и конечно же грибные поляны, в основном вокруг уже погибших деревьев, либо же в тенистых и влажных ямках. Одно выбивалось из общего впечатления - отсутствие звуков. Неважно в какое время суток вы окажетесь в лесу вы будете слышать что-то. Падающая шишка, пение птиц, поломанная ветка, шебуршание белки, а может и грохот от того, как на человека несётся медведь. Последнее конечно же не желательно услышать никому, только это не отменяет того факта, что в лесу звуки есть всегда. А тут ничего. Коню это тоже не нравилось, да он доверял деве и смирно шёл подле неё, не опережая её и не отбиваясь от её силуэта. Пока они не вышли на край обрыва с которого открывался величественный вид.

Вид был столь поражающим и не естественным, что конь аж отпрянул назад и было ринулся обратно в лесную чащу, но что-то внутри него сжалось и он вернулся. Смирно встал подле девы, хотя всё внутри кричало, что нужно уходить, убегать, да и неизвестно смог ли бы он уйти.

Впереди было поле брани. Повсюду лежали мёртвые тела войнов. Валялось оружие и части доспехов. Мечи и стрелы были везде, вперемешку с лужами и даже реками человеческой крови, с поломанными и побитыми деревьями, переломанными костями и человеческими жизнями.

Над полем была ночь, хотя когда конь с девой двинулись в лесную чащу стоял день. Только видно было всё, как при дневном свете. А в чёрном небе мешались друг с другом мириады звёзд, планет и иных космических объектов, они были столь близко и столь далеко одновременно. Только одного этого вида было достаточно, чтобы внушить в сердце, если не страх, то точно уж трепет, трепет перед непознанным и необъяснимым. Только конечно же это было не всё.

Помимо итогов битвы на поле было другое явление. Великое множество оленей двигались по кругу, огораживая тем самым то, что было в центре их круга. Каждый круг был отдельным и состоял из разного количества оленей, от меньшего к большему. Каждый круг двигался в другом направлении, тем самым могло сложиться гипнотическое чувство при просмотре на их движение. Казалось, что кружась по кругу они зовут смотрящего, зовут его внутрь. И невозможно было отвести взгляда, а если это и удавалось, то сразу же хотелось вернуть взгляд вновь в то, что не поддавалось логическому объяснению.

Так на одной из сторон круга была видна толпа людей в виде длиннющей очереди. Она уходила в глубину леса, а во главе стоял другой олень, с невероятно раскидистыми рогами. Он стоял и смотрел вперед, на не прекращающих своё движение оленей.

Дева сделала шаг вперёд, конь двинулся за ней. Никогда в жизни он бы не пошёл на такое сам, а в тот момент у него было ощущение, что бояться не стоит. Идти в битву он был готов всегда, с ещё маленького возраста обученный и подготовленный, чтобы вести своего человека в бой. Любое живое существо будет опасаться того, что не может уложиться в его рассудке. То, что он видел на поле не могло уложиться в его рассудке, да дева внушала доверие и он продолжал идти.

Они уже приблизились вплотную к кругу из несбавляющих своего движения оленей. Не сильно далеко от них, буквально в нескольких десятках метров стояла длинная полоса людей. В них было трудно узнать людей, только очертания мужских тел, а лица были будто смазаны и постоянно менялись. Ничего невозможно было понять наверняка. Олень возглавляющий шеренгу повернул свою голову по направлению к деве и коню. Лучше бы он этого не делал. Конь вновь начал бояться, неестественный, низменный страх, вшитый в инстинкты.

Своими очертаниями животное было оленем, да вместо его головы был олений череп с невероятными ветвистыми гигантскими рогами. Они расходились в стороны на добрые несколько метров. А в места глаз, вглядевшись в зияющие дыры его глазниц можно, было наблюдать космос и глубины вселенной. Вокруг же самого животного складывалось ощущение, что реальность постоянно менялась. Это было похоже на то, как смотреть вдаль посреди пустыни, когда жар от песка меняет картинку и кажется, что она плавает и вечно изменяется. Нечто подобное было и вокруг этого могущественного и необъяснимого животного.

Что-то потянуло коня вперёд, не движение, нет, скорее некая незримая сила, он хотел свернуть со своего пути, что он ещё не закончил с девой. Он сделал один шаг, второй, третий, уже начинал идти быстрее. А олень с черепом вместо головы продолжал смотреть прямо в его глаза. Либо же его глаза потихоньку поглощали душу коню и тянули так же к себе и его тело.

В последний момент дева схватила коня и он будто отошёл ото сна, его сознание покинули все мысли и главное образ того, что тянул так его к себе.

Наконец путь открылся. Олени продолжая двигаться сделали небольшую прореху в своём круге. Они то ускорялись, то замедляли своё движение, то перестраивались из одного круга в другой. Только продолжали двигаться, закрывая тем самым ото всех, кроме девы и коня, то что скрыто в центре. А когда дева с конём двинулись в их круги, то позади них круг сомкнулся, выхода более не было, оставалось только двигаться вперёд. Посреди постоянного топота копыт, фырканья, звука трущихся друг о друга оленьих тел. Дева с конём продолжали двигаться.

Вот и центр круга, небольшая опушка со сваленным деревом посреди него, а на древе восседал роскошный воин, облачённый в доспехи, безоружный он глядел в чёрное звездное небо. Его не волновало ничего, его заворожили огни ночного неба, то на что он никогда не обращал внимания. Рядом с ним на том же дереве лежал такой же воин, в тех же доспехах и с такими же смертельными ранами. Самое удивительно их лица были идентичны. Только один лежал мёртвым, другой мог наслаждаться звёздами. Кто знает, быть может это братья близнецы, одному из которых не повезло пасть в бою, а быть может всё обстоит иначе.

Конь поглядел по сторонам, девы не было, как не было и оленьих кругов. Так же пропало и то необычное животное с черепом вместо головы. Он даже не заметил, когда это всё пропало, когда пропали все звуки, когда наступила тишина. Конь приблизился к войну и выдал своё присутствие громким сопением. Воин наконец опустил голову, он очень был рад видеть своего старого друга. Он погладил его и долго обнимал его за шею.

После оседлал и отправился в неведомые дали под гнётом сплошь звёздного неба, без единого необычного звука, впрочем, и без единого обычного и привычного звука.

— Будем нырять. Я с пленным ныряю — вы страхуете. Если вдруг что-то нехорошее начнет происходить — разбудите меня. Если он начнет нервничать — разбудите меня. Если я буду кричать — разбудите меня. В любом случае первый из сна выхожу я. Это важно. Ну не мне же специалисту рассказывать, как работать.

— Чем ближе к утру, тем лучше сон, — задумчиво произнес Морфеус, — и где же ты нахватался таких премудростей, человек?

Он пристально смотрел, будто ожидал, что я буду врать, извиваться, выкручиваться или не решусь сказать правду в лицо нечисти.

— Там. Там, где убивали. Там, где брали в плен. Где допрашивали. Не все хотят говорить, даже под пытками.

Я видел как напряглись нечистые. Помрачнел и спрятал улыбку Касьян. Сжал кулаки оборотень. Побагровел «вспыльчивый» и только Морфий смотрел изучающе в глаза, пытаясь прочитать меня. Нет друг, это не сон. А я продолжал нагнетать, вот же глупый характер, но мне нравилось смотреть на их тусклые рожи.

— Поэтому нужно было искать иные способы дознания. И мы, точнее наши специалисты, нашли много разных способов. Особенные тоже разные и подход был нужен индивидуальный, под каждую шкуру не залезешь, но всем, кроме мертвецов, снятся сны. А во сне?

Я изящно махнул ладошкой в сторону Морфеуса предлагая ему продолжить.

— Во сне все голые, — продолжил он, — откуда ты знаешь? Кто рассказал?

Я только руками развёл.

— Перед вами простой посыльный. Мастер передачек. Меня и брали на допросы только потому что имел опыт хождения по снам. Бывает такое. Сидишь под землей. Сверху гиганты бродят, какахами кидаются, драконы огнем поливают, ведьмы воздух травят и ступами солдат давят, так что на поверхность и носа не покажешь — сдохнешь. А депешу генералу нужно кровь из носа доставить — иначе под трибунал. Вот и приходилось выкручиваться пока дроны не изобрели.

— Вы использовали сны для передачи посылок?

— А что делать? Ночь. Набираем коллег и они сообщают, что генерал ушел спать, не дождавшись курьера. Я выжидаю час, открываю рапорт, читаю его, учу, и погружаюсь. А потом своим ходом в сон генерала, где нахожу его и пересказываю, что должен.

— Дураки, какие дураки, — покачал головой Морфеус, — такую силу так дёшево продавать. И кто же управлял всем этим кошмаром?

— А вот это я уже вам не скажу. Во-первых, не знаю или не помню, а во-вторых — военная тайна, гриф секретности не сняли ещё. А ты думал только ваши так умели?

— Хитрые, — простонал сквозь зубы собеседник и хотел ещё что-то добавить, но Касьян хлопнул в ладоши.

«Тогда приступим!»

***

— Не трясись, — я похлопал Федю по плечу. — Прорвёмся.

Огненного психопата отогнали и он возился у своих печей не оглядываясь. «Микрорайон Нечистый» не должен замерзнуть. Паренек сел у стены, а надзиратели удалились, Касьян разрешил.

— Давайте развяжем его и кляп вытащим. Не думаю, что кому-либо комфортно спать в таком виде.

Нечистые переглянулись. А что они думали? Как себе представляли это процесс?

— Не тронет, вы только посмотрите на него. А вас тут четверо. На крайний случай один курьер и охранник кладбища против оборотня, пиромана, хранителя магии и… не знаю кто у нас Касьян. Какие шансы хоть малейший вред вам причинить?

— Пусть только попробуют! — выкрикнул Гарри. — Печей на всех хватит!

— Неприятный клиент, — сказал я тише, — дайте жалобную книгу.

Холодная ладонь легла на шею, и холодное дыхание прошлось по затылку, как струя брандспойта.

— Осторожнее, человек, во сне ты будешь беззащитен.

— И то верно. Давай-ка вытянем этот кляп.

Я и не подал виду, что испугался, но Морфий и правда чуть меня осадил, а хватило всего лишь капельки страха и воспоминания о спящих оболочках из которых ушли люди. Приходилось видеть эти аватары со стороны — жуткое и беспомощное зрелище.

Пока я гладил Федьку по голове и развязывал кляп, Яцек вместе с Касьяном распутывали узлы на спине. Через пару минут освобожденный уже тяжело дышал, слюнки рукавами вытирал и за мою спину испуганно глядел. Хоть бы «спасибо» сказал, вот всю жизнь так помогаешь. Делай добро, бро, и бросай его в воду.

Я заставил Крюкова привести себя в порядок, размять запястья, поприседать немного, сделать минимальную зарядку, чтобы кровь разошлась ниточками по венам.

Тем временем нечистые уже где-то нашли матрасы, ткань и расстелили это дело на полу, подготавливая довольно неприятное лежбище для двоих.

Придётся полностью довериться нечистым, которые вообще-то похитили меня, били, поставили на колени, допрашивали, но чего только не сделаешь ради правды. Думаю, что Касьян не из тех, кто придушит двух людей во сне. На этом весь «легалайз» может и закончиться, а начнется то, о чем даже думать страшно. То, что второй раз не остановить.

Морфий в суете не участвовал и только смотрел сверху вниз, как командир на свою армию перед боем. Только один раз мы случайно пересеклись взглядами и он отвернулся, скривившись.

— Особое ложе готово, — сказал он уже намного позже и на этот раз сам поймал мой взгляд, — что делаем командир?

— Ты сам знаешь, что. Доставай, амулеты.

Наверное, я выдал какой-то секрет, потому что глаза у него расширились и Морфий скрыл довольную улыбку.

— Амулеты значит? А у меня только зеркальце.

Я пожал плечами:

— Кто тут специалист? С зеркалом я не умею. Сдаюсь.

И развел руками. А специалист уже извлек старинное зеркало с ручкой, и на Крюкова посмотрел, так что тот голову в плечи втянул.

— Сядь на ложе. Справа. Другу по сну место оставь.

Федька завертел головой, будто выход искал, но я подошел к нему и сел рядом.

— Не бойся. Прорвёмся, друг.

— Они не…

— Молчи. Лучше молчи. Этот шелестит к нам.

Морфеус действительно уже был перед нами и изогнувшись в поклоне протягивал артефакт зеркалом к Феде.

— Смотрись в него. Смотри на свое отражение. Запоминай себя, чтобы выйти и вспомнить, когда будет нужно. Иначе можешь присоединиться к нашей маленькой семейке особенных. Духи живут в Башне Правых, вниз по улице.

Федя побледнел еще больше и послушно начал всматриваться в свое отражение, а Морфиус начал читать то ли заклятие, то ли молитву, то ли сказочку на ночь для нечистых. Глаза у подопытного закатились и он мягко, сам без помощи опустился горизонтально и наконец-то легко задышал.

Морфеус так и не выпрямившись и не опустив руку с зеркалом повернулся ко мне.

— Теперь ты. Смотрись в себя.

Я не стал спорить и поймал своё отражение. Мешки под глазами, спутавшиеся волосы, усталый взгляд — усыпить меня будет легче лёгкого. Я и сам это сделать смогу при надобности. А кто это встал у меня за спиной?

— Не оборачивайся, — предупредил Морфеус, — смотри на него в зеркало. Поймай его вайб.

Я всмотрелся в силуэт, даже прищурился чтобы понять и, уже проваливаясь в дремоту, сообразил. Так это же Федя Крюков отражается там, у меня за спиной. Вот как работает зеркало. Теперь мы в одном сне. С амулетами было проще. Надеваешь на обоих и они соединяются, чтобы объеденить сновидения. А здесь так. Ну ладно. Морвеусу. Как его. Морфеусу. Так? Виднее, короче. А я уже не могу, хочу спать, сколько можно уже без выходных, перерывов и даже перекуров. Мне нужен отпуск.

Что это за музыка играет, красивая? Как из мультика про добрых ирландских ведьмочек.

Видели мы их доброту. Всё видели. Лично этими руками их за подол ловил и волосы на руку накручивал.

О чем это я? Я ведь при штабе был, курь…

***
Спасибо всем, кто читает.. и комментирует..и плюсует...

Первые строители возводили город из подручных материалов: дерево, камни, песок и кости животных, поэтому изначально поселение имело вид ветхой деревушки, усеянной невзрачными времянками. Но жители были счастливы жить и в таких домах, ведь здесь они обретали покой и могли залечить как плотские, так и душевные раны. Постепенно поселенцы научились изготавливать орудия труда и добывать необходимое сырье для строительства из залежей руды и железа, что покоились в недрах нижнего вулкана. Позже были основаны небольшая каменоломня, угольная шахта и лесоперерабатывающие помещения.

Со временем город сменил землю под ногами на блистательные площади, вымощенные булыжником. Деревянные времянки уступили свое место каменным дворцам с роскошными портиками, первые колодцы превратились в гротескно оформленные сооружения — фонтаны витиеватых форм. Небольшое озеро на окраине города окружили куполообразные строения наподобие буддийских пагод, а из мрачных пористых камней, раскиданных по всей территории города, были вырезаны красивые скульптуры, которые увековечили образы первых строителей.

Раз в год на главной улице города проходил пышный праздник, посвященный тому дню, когда Стелло поднял восстание в Святых землях и пришел в долину вместе с сотней таких же узников, как он. Грандиозное карнавальное шествие начиналось под кроной листьев финиковых пальм леопардового цвета. Длинная и широкая аллея, обсаженная с обеих сторон этими удивительными деревьями, тянулась от главной улицы и, пересекая весь город, плавно уходила на склон вулкана, где постепенно сливалась с горной дорогой, что опоясывала огненного исполина и упиралась в ворота небольшой цитадели. Возле стен крепости участники карнавала разворачивались и продолжали торжественный путь обратно, чтобы позже совершить символические омовения в озере, которое лежало на окраине города. Праздник не мог пройти по другую сторону цитадели, ибо тропа, что лежала за вратами, вела к священным водам субстанции, где покоились души; путь к жерлу вулкана могли пройти только особые религиозные процессии.

Парад начинался с жертвоприношения, наверное, это был единственный акт насилия, который случался в городе Жизни. Некая сущность, жившая в сердце Нижнего вулкана, требовала, чтобы раз в год ей приносили в жертву аллигатора, таинственный дух имел право на это, ведь он подпитывал зеленую субстанцию и охранял покой умерших грешников. Говорят, что когда Стелло только пришел в эти земли, к нему явился дух вулкана и предложил сделку: загробный мир для душ поселенцев города в обмен на торжественно принесенную жертву раз в год в честь хозяина огненной горы.

Ритуал проходил утром на центральной площади под шум тысяч голосов, сопровождаемый оригинальными мелодиями музыкальных рожков, звуками фанфар и мистическим представлением, когда с неба плавно опускались лепестки алых и белых роз, а в воздухе бесшумно вспыхивали бесчисленные искры крапинок наподобие бенгальских огней. Такие чудеса, озаренные восходом, могли впечатлить даже самого искушенного зрителя. Все население города собиралось утром на площади, чтобы кружить хаотичным водоворотом тел вокруг ритуальной арки, что являлась центром празднества. Символические триумфальные врата, воздвигнутые из мрамора, возвышались над жертвенником, где происходило поспешное безболезненное умерщвление аллигатора, после чего его кровь стекала в золотую чашу, которую позже уносил тот, кому было дозволено пройти по другую сторону цитадели.

В этот праздничный день жители выпускали своих домашних питомцев, и еще до наступления полудня по улицам города бродили животные, в небе парили стаи экзотических птиц, в декоративных прудах и городских фонтанах плескались разноцветные рыбы, покинувшие на время свои тесные аквариумы. Жители не боялись выпускать хищников и ходить рядом с ними, эти звери не были агрессивными, они, так же как и их хозяева, ценили мир, предоставленный им. В такой день было совершенно обыденно увидеть, как маленькую колонну с позолоченным циферблатом солнечных часов на вершине обвивает десятиметровый удав, а вокруг стержня, чья тень указывает на цифры, порхают несколько ярких птичек колибри; ягуары собирались в небольшую стаю и предпочитали отдыхать в тени кокосовых пальм возле древнего пруда, чье каменное дно изобиловало трещинами и имело нишу в центре, где покоился старинный угломерный прибор — астролябия; на площадь, вымощенную опаловыми блоками, расположенную перед входом в подземный храм, приходили диковинные звери, соединившие в своем облике грацию антилопы, окрас павлина и строение тела арабского скакуна, животные резвились на площади, так как она изобиловала бассейнами, наполненными гранатовым соком, который так любили эти звери; вечнозеленый парк, цветущий вместо арены в стенах старинного амфитеатра, приютил под ветвями кедров и дубов сонмы лемуров, енотов и маленьких грызунов, а бесчисленные водоемы античного парка стали излюбленными местами для рептилий. Город пестрил цветами окраса животных, фасады домов сливались с черно-белыми полосами зебры, чтобы через мгновение примерить на себя пятнистые тона жирафа или серые краски гиены.

Что касается самих жителей города Жизни, то они являлись представителями десятков различных рас и наций, воплотивших в своем внешнем облике как гротескные черты teratos, так и оттенки неземной красоты, понятной для созерцания разве что художникам-безумцам.

ГЛАВА VI

Первые лучи солнца озарили край площади и вызвали небольшое оживление в толпе. Их было около двух тысяч, они не знали жалости, они не помнили своего прошлого, но у них была обязанность, ради которой они жили, ради которой им позволялось жить. Кракатау лично отбирал их среди грешников. За спиной у каждого скрывалась своя страшная история, они были настолько порочны и чудовищны, что заслуживали лишь пытки и не более, но Владыка решил по-другому: он создал из них армию и поставил перед ними цель.

Кракатау вышел на просторный балкон и предстал перед войском, окинув площадь тяжелым взглядом, и тут же две тысячи убийц пали на колени перед всевидящим властелином. Через мгновение рядом с Владыкой стоял Кардинал.

— Бесподобно, как ты считаешь? Соблазнительно созерцать такое количество пороков с такой непорочной высоты, — повелитель посмотрел в лицо Кардинала.

— Да, Владыка.

— Я знаю историю каждого. Эти твари настолько мерзостны, что я даже не стал бы принимать их в свои самые низшие слуги. Когда эти воины были живы, они переступили все мыслимые пороги извращения, — повелитель сжал руку в кулак, — они творили такие вещи, на которые можем осмелиться лишь только ты и я.

Заметив, что Кардинал пришел в замешательство, Владыка улыбнулся:

— Ты думаешь, что я вижу в них конкурентов в области жестокости? Но ты же понимаешь, что это недостойно меня.

— Владыка, — Изуродованное Лицо искренне удивился, — никогда ни помыслом своим, ни тайным думам не позволял я уличить вас в…

— Я знаю, я верю тебе и верю в тебя, — Кракатау указал вниз, на одного из воинов. — Видишь его — ссохшийся выродок со следами от розг на спине?

— Да.

— При жизни он вырезал около сотни детей, он похищал их, держал годами под землей, насиловал, а после разрезал на куски. Когда он был жив, его не поймали и не осудили, вместо него на виселицу отправился невиновный; кстати, судья тоже находится в Святых землях.

Армия все еще стояла на коленях, обращенная лицами к главным воротам. Через несколько минут врата распахнутся и они увидят своего нового повелителя, того, кто поведет их к цели, того, ради кого они существуют.

— Владыка, — заговорил Кардинал, — если он неугоден вам, я могу призвать ее…

— Ты говоришь о своей работе, о Регалии?!

— Да.

— Нет. Это ни к чему, он мало чем отличается от остальных воинов. Они нужны нам именно такими, ведь осквернить город Жизни могут только тяжелые пороки.

Гильдин шел по темному коридору. Иногда он останавливался, он не понимал для чего, но порой его одолевало желание прикоснуться к этим влажным стенам, провести рукой по странным узорам. Впереди послышалось журчание прохлады, и вскоре он зашел на гладко отполированный пол, по которому навстречу бежал слабый ручеек, он рождался из тонких потоков воды, что сочилась сквозь стены, — тот, кому суждено стать богом, должен омыть стопы, прежде чем взойти на путь к божьему престолу. У него не было провожатого, но подполковник и сам знал дорогу, его проводниками были зов армии и понимание своего предназначения. Они не давали ему сбиться с пути. Сейчас он оставался человеком, но Гильдин верил, что когда начнется кровавый поход, он не сможет быть таким, как прежде, что-то изменится в нем и изменит его — что ж, нужно всегда быть готовым ко всему, даже к собственному перевоплощению.

— Владыка, — солнечный свет озарил площадь убийц, и первые лучи коснулись лица Кардинала. — Где же тот, кто поведет их?

— Он уже близок, но ему нужно немного времени, чтобы осмыслить все.

— Что вы пообещали ему, если он уничтожит город?

— Я сделаю его богом и верну в его мир, — Кракатау улыбнулся. — Ты хочешь спросить, почему я не возложил эту священную миссию на тебя?

— Нет, Владыка, я не сомневаюсь в вашем выборе и не имею права оспаривать ваши решения, — Кардинал наклонил голову в знак почтения.

— Ты прав. Но знай, что за твою верную службу я вознагражу тебя, когда ты и Гильдин вернетесь с победой. Ты получишь достойную награду.

Когда коридор закончился, Виктор угодил в просторный зал, где через сквозной рисунок, нанесенный на сферический свод, на пол обрушились тысячи солнечных лучей и создали светом своим сияющую тропу, что вела к литым воротам. Гильдин направился по солнечной дороге. Теперь он шел сквозь тьму, пыль и свет, оставив где-то позади все сомнения, переживания, веру. За вратами ждала новая жизнь — предыстория бога. Возможно, когда-то об этом дне и об этом мгновении люди сложат легенды и этот миг станет священным. Виктор остановился перед вратами, где через узкую щель лился драгоценный солнечный свет крещения. Разве можно отказаться от того, чего желаешь всем сердцем?

— Теперь армия принадлежит ему, — сказал Кракатау. — Ступай к Гильдину… и можете отправляться в путь.

— Владыка, могу ли я задать последний вопрос?

— Я слушаю тебя.

— Вы могли уничтожить город Жизни в любой момент, могли вернуть Стелло в Святые земли, могли не позволить осуществиться его бунту. Почему вы не стали…

— Конечно, мог, но делать все в угоду скоротечным желаниям глупо. Я позволил развиваться событиям без своего вмешательства, чтобы позже нанести удар, так как именно сейчас, когда город расцвел, это будет гораздо болезненней. Вкус победы сладок, если перед ней была легкая горечь поражения.

Тонкая полоса света становилась шире с каждым вздохом, врата неторопливо распахивались внутрь, и пылающий солнечный свет ворвался в зал, сливаясь с лучами, что остались за спиной Гильдина и некогда указывали ему дорогу. Теперь он стоял перед армией, и армия, повинуясь его приказу, поднялась с колен и показала ему свой лик, лик уродства и гниения. Две тысячи воинов — монстры по духу и чудовища телом. Большая часть похожи на людей, чаще всего их тела были облачены в драпированные накидки, белые саваны или туники, их лица скрывались под тканевыми масками наподобие тех, что надевают участники венецианских карнавалов, а в руках они сжимали рапиры или цепи с булавовидными наконечниками; другие были подобны эзотерическим гибридам: массивные тела скорпионов с человеческими руками вместо ногощупалец и клешней, козлоподобные головы и грузные крылья летучей мыши — эти существа могли летать; реже попадались создания с ярко выраженной физиологией, приспособленной для передвижения в земных недрах; остальные виды либо вообще с трудом поддавались какому-либо описанию или ассоциации, либо имели на своих телах увечья, не позволяющие сравнить их с кем-либо.

— Это не обычные воины, это монстры. Они хотят мяса и удовлетворения, — за спиной Виктора раздался приятный голос. Гильдин обернулся.

Кардинал утопал в лучах солнца, держа за поводья двух лошадей. На его руках блестели черные перчатки, словно они были натерты особым кремом для мертвой кожи.

— Я слышал о тебе, ты Кардинал Изуродованное Лицо. В иерархии ада ты стоишь сразу после Владыки, — сказал Виктор.

— Судя по голосу, ты слишком напряжен, друг мой, — Кардинал вынул из кармана седла беспалые перчатки и кинул их Гильдину. — Расслабься, они полностью подчинены тебе и будут выполнять все, что ты прикажешь. Возьми перчатки, чтобы рукоятка палаша не натерла тебе ладонь, ведь, как я полагаю, палаш спас тебе жизнь и теперь это твое излюбленное оружие.

— Я решил взять с собой два клинка, мне кажется, что они теперь часть меня самого, — Гильдин надел перчатки.

— Ну что ж, — радостно произнес Кардинал, — мы отправляемся немедленно. Ты и я поедем позади войска, потому что придется передвигаться через густые леса и те, кто в первых рядах, будут валить деревья, а саму армию поведет провожатый. Вот, кстати, и он, точнее она.

Со стороны войска к Кардиналу подошла странная фигура, закутанная во множество больших лоскутов разноцветной ткани. Ее голова, как и тело, была замотана в несколько рядов тонких полосок, даже глаза оказались сокрыты под темно-синей лентой. Гильдин отстранился от нее, он невольно почувствовал, что за этой незамысловатой одеждой скрывается образ, погрязший в страшных пороках и страданиях, то был особый вид извращений, непостижимый для него.

— Ее зовут Регалия, — представил ее Кардинал, — в честь нее назвали земли, где она была создана… впрочем, я расскажу тебе об этом по пути к городу.

Что-то сжалось внутри Гильдина, некая его часть потребовала объяснений: как он, человек, состоящий из плоти и крови, живущий в другом мире, мог впутать себя в такой ужас, согласиться стать орудием ада? Как?! Его подбило на это старое желание пролить кровь на войне? Но ведь там все по-другому… дав согласие служить Кракатау, он предал свой мир? Или нет? Но если все пройдет удачно, он станет богом! Ведь оно стоит того? Стоит того, чтобы уничтожить кучку каких-то уродов, которые по внешнему облику недалеко ушли от его новой армии. Мысли путались в голове, цеплялись за очередной вопрос, и давали ответы на вещи, которые на данный момент меньше всего его интересовали. Это были безуспешные попытки разобраться в себе. Значит, еще не время задаваться подобными вопросами, на данном этапе необходимо выкинуть все противоречия из головы и следовать велению своей души, ведь она не светлая и не темная, его душа такая, какая есть, и если она хочет всего этого, так зачем же мешать ей и призывать себя одуматься или строить из себя хорошего человека? Здесь он может полностью раскрыться как личность, стать наконец-то собой, ведь, наверное, не каждому человеку в жизни выпадает такой шанс, и, конечно же, не каждому человеку нужен такой шанс, иногда лучше притворяться, чем на самом деле позволить представить себя миру таким, каковым ты являешься. Но в другом мире это можно себе позволить.

Огонь в чашах на тропе давно погас и лишь дымящиеся угли у входа в лагерь напоминали о случившемся. Новоприбывших — Андрея и Вику — накормили, напоили и выделили палатку. Тень в лесу больше не появлялась, видимо потеряв интерес к людям, а быть может — затаилась. Сумрак отметил, что туристы не сильно переживали от подобного соседства: Гавр больше опасался иного, он обильно полил тело поверженной твари бензином — благо в лагере горючего оказалось с избытком, как и бензиновых горелок типа «Примус» — и подкидывал дрова в огонь, пока останки не превратились в угли. Хорошо, что ветер сегодня дул из долины и зловонный дым уносило в сторону.

Объявился Жека. Друг покинул палатку и молча направился к роднику. На вопросительный взгляд Сумрака он лишь отрицательно покачал головой. Из лазарета вышла девушка-медик и, подозвав Гавра, стала что-то тому объяснять. Он слушал молча иногда кивая. Лёха догадывался, о чём они говорили. Вскоре у палатки собралось человек пять. Туристы перекинулись со старшим парой фраз и скрылись в палатке.

Лёха отложил выправленный топор и взял мачете.

— Я спать, — сообщил Жека. — Прошу, никуда не встревай.

— С меня хватит на сегодня, — Лёха выдавил кривую улыбку.

Блондин кивнул и ушёл. Алёна покосилась в сторону лазарета и сразу отвернулась. Лёха тоже смотреть не стал, так как прекрасно знал, что там происходит.

Вскоре туристы с носилками миновали родник, двигаясь к реке. Сумрак прикинул направление и приметил несколько холмиков на галечном берегу. Отвёл взгляд. Рука сорвалась с лезвия — порезал палец. Выругался.

Дальше Сумрак не следил. Он только отметил про себя, что в отличие от иного, людей не сжигали, а хоронили. Впрочем, не ему судить: эти ребята пробыли в лагере дольше — они наверняка знали, что делали. К тому же Лёха не знал как далеко простирается барьер в долину.

Мёртвых ему видеть доводилось, но ты были старики, а тут такое. На душе скребли кошки. Всё случившееся с ним до прихода в лагерь казалось странным и пугающим, но никто не погибал на его глазах. Сегодня всё изменилось. Лёха больше не питал иллюзий насчёт чудесного спасения или пробуждения от страшного сна — всё было реальнее некуда.

Он помог Алёне с бельём и вместе они вернулись к палатке. Сумрак испытывал неподдельное смущение от того, что девушка стирает его вещи, но Алёна вызвалась сама и отказов Лёхи не принимала. Впрочем, её понять можно: Лёха и сам взял оселок в руки лишь бы только отвлечься, не слышать стонов из лазарета и не видеть густой дым от жуткого костра.

Развесив бельё, Лёха развёл огонь и поставил казанок на камни: аппетит пропал, но Сумрак понимал, что ребята проснутся голодными, а значит стоило что-то приготовить на ужин. Алёна помогала молча. Лёхе тоже говорить не хотелось.

В горах темнело быстро. Лёха не успел опомниться, как на долину опустились сумерки. Фонарями, как понял Сумрак, туристы пользовались лишь в исключительных случаях, экономя заряд аккумулятор: с приходом ночи в лагере запылали факелы у палаток, а так же у входа и по периметру. Вернее у родника, от которого уходила тропа в лес с востока и с запада — у озера и истока реки. С юга огни не горели, видимо с той стороны туристы опасности не ждали.

Отужинав, Жека, Виталик и Маша ушли дежурить, а Алёна скрылась в палатке. Лёха спать не хотел. Он размотал браслет из паракорда и решил сделать петлю, чтобы подвешивать топор на пояс. Темляк уже успел натереть кисть, да и неудобно носить топор всё время на руке. Расставаться же, пускай и с простым, но оружием, Сумрак не хотел ни на секунду. Он посидел ещё час у огня, а затем решил пройтись по лагерю.

У одной из палаток Лёха заметил двух девушек и парня. Одна из туристок плакала, а парень пытался её утешить. Вторая девушка смотрела пристально на костёр и, обхватив ноги, покачивалась взад-вперёд. Сумрак решил, что он тут явно лишний и поспешно скрылся в темноте. Да и что он мог сказать? То, что случилось сегодня днём просто не укладывалось в голове.

Две следующие палатки пустовали, а у третий Лёха встретил Андрея и Вику. К фингалу под глазом у беглеца добавился кровоподтёк на скуле — вероятно следствие вчерашнего падения. Адрей дёрнулся от неожиданности, но узнав Лёху расслабился.

— Извини, — Сумрак указал на скулу парня.

— Да ладно, — новенький провёл рукой по щеке. — Спасибо, что остановил меня. Не знаю, что нашло. Я думал вы все тут такие как Витя. Чёрт, я до сих пор не могу поверить, что это был не он.

— Долго там пробыли? — Лёха кивнул в сторону пещеры.

— Дня два.

«Мало», — подумал Лёха.

— Ясно, — сказал он. — Вам рассказали, что тут и как?

— Да так, в двух словах.

— Могу предложить место ближе к роднику. — Лёха указал в сторону валунов. — У нас рядом пустует палатка.

— Пойдём? — Андрей обернулся к Вике.

Лёха обратил внимание на неразговорчивость девушки, когда та кивнула в ответ.

— Вот та палатка с двойным входом наша, — стал пояснять Сумрак. — Рядом есть шатёр поменьше — для двоих в самый раз. Между палатками стоит навес с деревянными ящиками — там консервы, крупы и ещё какая-то еда. Есть казанки и бензиновая горелка. Дров мы тоже сегодня принесли — пользуйтесь.

— Спасибо, — улыбнулся Андрей. — Сейчас соберём вещи и переберёмся.

Попрощавшись, Лёха пошёл дальше. Судя по тому, что он сегодня видел — Гавр опасен, как и его приспешники. Памятуя о словах Жеки, Сумрак решил брать быка за рога и переманить новеньких на свою сторону. Андрей показался ему вполне нормальным парнем. Да и глупо как-то туристы поступили: бросили новеньких на произвол судьбы, ничего толком не объяснив.

За полчаса прогулки по лагерю Лёха никого больше не встретил. Возможно все уже спали, или дежурили, но к барьеру Сумрак подходить опасался. Дойдя до западного края, Лёха повернул назад, так как дальше факелы не грели. Ночь сегодня выдалась ясной и знакомые созвездия ярко сверкали на тёмном небе. Взошла Луна. Наблюдая за звёздами, Сумрак в очередной раз подумал об искусственности всего происходящего: кто-то явно это всё устроил, иначе и быть не могло. Жаль, что Жека не разделял его мнения, и, судя по всему, не только он склонялся к сверхъестественной версии. Впрочем, последнего тоже хватало с избытком — один иной чего стоил. А ещё призраки.

— Бред какой-то, — прошептал Лёха и замер.

В темноте что-то сверкнуло зелёным. Сумрак поначалу испугался не на шутку, но присмотревшись заметил, что свет лился из-под брезентовой накидки. Огонёк иногда мигал. Лёха осмотрелся — никого — решил проверить.

Подойдя ближе Сумрак рассмотрел под брезентом высокие металлические ящики заляпанные грязью. Каждый из них мерцал изумрудным свечением, будто под накидкой лежали неоновые палочки. Лёха аккуратно приподнял брезент и присвистнул от удивления: вместо неоновых палочек он увидел светящиеся сургучные печати на массивных навесных замках.

— Первым был Ден.

Лёха обернулся на голос — у палатки замер Гавр с мачете в руках. Сумрак потянулся за топором, но долговязый вскинул свободную руку.

— Оставь свою ненависть для тех, кто приходит от туда, — он кивнул в сторону барьера и спрятал мачете в ножны. — И лучше отойди.

— Что это такое? — Лёха не спешил.

— Как я уже сказал: первым был Ден. Мы пришли сюда месяц назад. Я, Ден, Люда, Мила… впрочем, не важно. Первым, кто погиб здесь, был Ден. Он нашёл эти ящики и решил сбить печати.

Гавр перевёл взгляд и указал на близстоящую палатку.

— Видишь пятна? — спросил он. — Это его кровь.

Лёха напряг взор и заметил два тёмных пятна на пологе палатки. Присмотревшись он обнаружил ещё множество точек и пятен разного размера. Перевёл взгляд на ящики, и понял, что следы на них, принятые им поначалу за грязь, вовсе не грязь, а запёкшаяся кровь.

Сумрак отпустил брезент и сделал шаг назад.

— Я смотрю ты весьма активный? — Гавр повёл бровью. — Вчера только попал сюда, а уже успел отличиться. А, Хмурый?

— Сумрак, — поправил Лёха.

— Да один чёрт, — отмахнулся Гавр. — Ты, Сумрак, если надумаешь ещё вдруг вот так побегать, имей в виду: я за тобой не пойду и не пущу никого. Тебе сегодня крупно повезло: в последнее время иные приходят группами.

— Андрей не иной.

Гавр надменно хмыкнул.

— Прогуляйся завтра к речке, — предложил он. — Посмотри, что случилось с теми, кто тоже думал как ты.

— Тем не менее, я не ошибся, — парировал Лёха.

— Упрямый, да?

— Рассудительный.

Гавр несколько секунд внимательно смотрел на Лёху.

— Идём, есть разговор, — сказал долговязый и скрылся в темноте.

Лёха замер в раздумьях: не пытаются ли его заманить куда-то? Впрочем, он сразу же отмёл эту мысль, так как услышал женский голос, а затем ещё один. Где-то у соседней палатки собралась компания. Сумрак на всякий случай ослабил петлю топора и шагнул в темноту.

Лёха не ошибся: не пройдя и десяти шагов он вышел на освещённую полянку, обогнув палатку, — у костра на брёвнах полукругом сидели туристы. Из знакомых Лёхе людей тут был Гавр, девушка-медик и коренастый крепыш, остальных Сумрак видел впервые.

— Герой дня! — воскликнул Гавр.

— О, Хмурый, — оживился крепыш. — Ну ты и дал сегодня.

— Сумрак. — Лёха понял, что повторять это ему придётся ещё не раз.

— Ага, я Рик. Это Мэг, — крепыш указал на девушку-медика, — это Лай и Грэм.

Лёха кивком поприветствовал собравшихся. Рик, Мэг, Лай, Грэм — панки, не иначе. Сумрак представил туристов с кислотного цвета ирокезами, в косухах и ошейниках с шипами, да прочими атрибутами стиля. Он, конечно, ничего против панков не имел и даже сам в юношеские годы пытался затесаться в эту субкультуру, но в силу врождённой робости не решался на подобные эксперименты с внешностью.

— Выпьешь? — предложил Гавр, протягивая Лёхе флягу.

«Где он её тут надыбал?»

— Нет, — Сумрак отказался.

— Тоже верно, — хмыкнул Гавр и приложился к горлышку.

Лёха сел с края бревна и протянул руки к огню. Ветер изменился и теперь со скал тянуло холодом.

— Я думаю Женя тебя ввёл в курс дела? — спросил Гавр минутой позже.

— В общих чертах, — Лёха покрутил рукой.

— Короче, дело такое. Надо валить отсюда, пока нас тут всех не сожрали. А твой кореш — парень, конечно, толковый, но иногда упрям как бык. Солома упёрся в слова мужика, который тут пару дней назад басни нам травил и, видимо, поверил ему. Знаешь о чём речь?

Лёха кивнул.

— Я тебе так скажу: мужик этот тут был дважды и каждый раз нёс какую-то чепуху про путь и избранных, а Мия чуть ли не через день заявляется. Надо её затянуть через барьер и потолковать по душам.

— Ты видел как она исчезает? — спросил Лёха.

— Да фигня, — вмешался крепыш Рик. — Она избегает лагеря не просто так.

— Когда снова вспыхнут огни, мы устроим засаду, — сказал бритый наголо парень по прозвищу Грэм.

— Да, — поддержал его Лай. — Сядем у последней чаши, а потом нападём.

— И что потом? — Лёхе затея не нравилась.

— Свяжем и в лагерь оттащим, — пояснил Гавр. — Мне кажется, что за барьером она ничего не сможет.

— Кажется? — Лёха усмехнулся. — А если она сможет?

— Ну тогда расправимся с ней, — с серьёзным видом сказал Гавр, и Лёха понял, что тот не шутит.

— Мне кажется, что она приводит сюда иных, — пояснил Лай. — Не будет её — не будет проблем от этих.

— И тогда мы сможем сходить на разведку вниз по долине, — сообщил Грэм.

— А почему вы до сих пор не сделали этого? — удивился Сумрак.

— Ну ты даёшь, — фыркнул Рик. — Куда тут сунешься, когда твари вокруг ошиваются? Да плюс новых Мия приводит. Поди знай кто явится. Заведут гадину внутрь лагеря и что потом?

— Ну не знаю, — Лёха задумался — некий смысл был в их словах.

— Да что тут думать?! — голубоглазая Мег стукнула ладошкой по бревну. — Если ничего не делать и ждать с моря погоды, как твой Женя, то скоро мы все окажемся у реки. Я уже устала от смертей.

Сумрак потёр виски — голова разболелась.

— Какова вероятность того, что Мия попадётся на уловку, а не перебьёт нас всех? — спросил он.

— Пятьдесят на пятьдесят, — предположил Гавр. — Риск есть. Но сидеть без дела, дожидаясь пока соберутся все, теряя при этом своих — ещё хуже. Нужно действовать.

— Я не знаю, — Лёха засомневался. — Надо обсудить.

— Да нечего обсуждать, — отрезал Гавр. — Солома не согласиться. Ну, разве что, ты его переубедишь, в чём я сильно сомневаюсь. Нам нужно чтобы он просто не мешал.

— От меня что требуется? — Лёха решил прощупать долговязого.

— Чтобы ты отвлёк его. Мы хотим спрятаться в следующий раз и посмотреть как поведёт себя Мия. Нужно чтобы Женя этого не видел. А то он проест потом всю плешь. Вообще об этом знаем только мы пятеро и ты. Солома думает, что мы подбили половину лагеря, чтобы броситься на Мию в яростную атаку. Придумал, блин. Короче, мы в следующий раз собираемся встречать новых впятером. Обыграем это так, что, мол, после случившегося, я против выходить толпой. Жека успокоится, так как думает, что у меня в планах напасть всем отрядом, и не будет мешаться под ногами.

— Ну не знаю, — Лёхе такой вариант не нравился вовсе. — Я попробую с ним поговорить.

— Ну ты понимаешь, что мы уже всё решили? — Гавр положил кисть на рукоять мачете. — Нас больше, и если Солома надумает вставлять палки в колёса, то мы готовы действовать более радикально.

— Надеюсь до этого не дойдёт, — Мег передёрнула плечами и запахнула куртку. — Не хватало нам ещё перегрызться между собой.

— Как звать-то тебя, — спросил Рик.

— Леша.

— Слушай, Лёх. Вот ты сколько там пробыл, неделю? Две?

— Около четырёх, — ответил Лёха. — Дней.

— А так и не скажешь, — усмехнулся Грэм.

— Саня там пробыл месяц, — продолжил Рик. — И полтора тут. Сечёшь?

— Угу, — Лёха мысленно ужаснулся срокам.

— Мы не вчерашние, считай, старожилы. Уж повидали. Во слово блин. Старожилы. Прикинь?

Лёха юмора не оценил.

— Короче, Сумрак, — вмешался Гавр. — Делов не будет тут. Либо мы действуем по моему плану, либо тоже по моему, но с худшими для всех последствиями.

— Леша, поговори с Женей, — Мег взглянула на Лёху с надеждой — в голубых глазах её Лёха заметил тоску.

— Есть иной вариант, — Лёха решил зайти с другой стороны. — Я могу взять кого-то и сходит на разведку. Я неплохо ориентируюсь и быстро бегаю.

Он улыбнулся, удивляясь своим словам. Гавр задумался.

— Как запасной вариант — да. Годится. Но сначала попробуем мы. Ты пойми, эти твари учатся: если поначалу они просто ломили на барьер или пытались нас подкараулить в лесу, то теперь притворяются нами. Ты сам сегодня видел. Думаешь мне нравилось смотреть как тот парень полз?

— Нет.

В воздухе повисла звенящая тишина и лишь дрова трещали в костре.

— Следи за огнями. И не пускай Солому. — Гавр отхлебнул из фляги.

Лёха понял, что разговор окончен. Он поднялся, окинул присутствующих взглядом и, кивнув, ушёл в ночь. Его подмывало отыскать Жеку и всё рассказать другу, но Сумрак знал, что так делать нельзя. За ним вероятно наблюдали, ожидая нечто подобное. Лёха поборол желание обернуться и направился к своей палатке.

Тут было тихо. Лишь Андрей с Викой не спали: ребята сидели у костра и что-то готовили. Сумрак справился у них о делах и, получив, утвердительный ответ, ушёл к себе. Алёна видела десятый сон, так что Сумрак, стараясь не шуметь, раскатал коремат, расстелил спальник и лёг рядом, уткнувшись носом в её волосы — они пахли хвоей и дымом.

Гавр поставил Лёху в очень шаткое положение. С одной стороны — долговязый мог быть прав, а с другой — мог накликать беду на всех. Не исключено, что он чего-то не договаривает: ведь Мия не казалась дурочкой, которую можно запросто обвести вокруг пальца. Гавр должен это понимать, а значит тут имелись некие подводные камни, какие именно — Лёха пока понять не мог.

И свет был, не пойми откуда, он статично лежал на всех предметах, как ненастоящий, как в компьютерных играх начала двухтысячных. А за окном была сплошная осветлённая серость с едва уловимой разницей в оттенках тут и там, будто серый квадрат Малевича.

И не было рядом оперативной бригады, не было и медведя. Ни живого существа, ни звука, ни запаха, ни цвета. Этот мир как будто вот-вот погаснет, его будто выкинут, как ненужный эскиз.

Я слышу голос Андрея, точно он тут рядом, но самого его нет:

«Сергей, вы там?»

«Да, я там».

«Вы увидели команду Германа и Наталью?»

«Пока что нет…»

Я оглянулся, осмотрелся и увидел красный кусочек этой реальности, выглядывающий из коридора, как жуткой кляксой на этой картине. И прошёл туда. Там краснющий медведь наваливался на голую Наталью, а Герман и его подручные пытались оттянуть зверя. От красной туши несло жаром, я ощутил его снова, подойдя ближе. Я заметил, что звуков по-прежнему нет: я не слышал даже своих шагов.

Герман с опалённой теперь кожанкой держал медведя за левую переднюю лапу, мужик со смешными усами и бородкой оттягивал зверя за другую лапу, которую тот уже заносил для удара и медленно опускал на Наталью. Напарник с кольцом в ухе стоял за Наташей и, схватив её за плечи, тянул по полу вглубь коридора. Что интересно, скорость команды и скорость медведя сровнялись, были замедленными в три раза или около того. А где же ничем непримечательный мужчина из команды? Я не увидел его.

«Андрей, нашёл их».

«Принято, Сергей. Сейчас слушайте внимательно».

«Да, слушаю».

«Подойдите ближе к медведю и, переборов страх, крикните на него что есть силы, со всей злости. Представьте, что пытаетесь порвать тишину».

Я выхожу в коридор, ближе к медведю, и тут вижу: как будто в замедленной съёмке выбегает тот самый непримечательный член команды.

Он вдруг тоже встаёт рядом с красным медведем, только с другой стороны…

Делает руки по стойке смирно, как моя мама тогда у плакучей ивы…

И раскручивается на месте, как ненастоящий, по своей оси…

Через несколько секунд он крутится уже как сумасшедшая юла.

А я собрался с духом и стал кричать, что есть силы. Может быть, впервые так отчаянно, полно. Во всю мощь. Но как будто в вакууме. Я не слышал сам себя.

А ещё я думал о том, что я не зря отдал маму на попечение в пансионат. Так надо было. Она могли уйти из дома и не вернуться. Могла что-то натворить с собой, пока я на работе. И пора бы показать ей Юлю. Если даже они не подружатся. Я должен победить красного медведя. Взять жизнь в свои руки. Пора повзрослеть.

Всё это походило на детские мысли, но они были важными для меня. И красный медведь стал раздуваться изнутри, будто его пучило…

И вот непримечательный член Германовской команды, раскрутившись, видимо, до нужной критической скорости, резко остановился на месте и закричал так, что у меня заломило ушли изнутри, хотя я не слышал его крика (странное ощущение). И медведь рассыпался на тысячи, если не миллионы красных и оранжевых крупиц, они рассеялись в воздухе погасшими огоньками…

«Андрей, медведь растворяется, но не до конца, осталось несколько частиц», – говорю я.

«Принято, Сергей. Следуйте указаниям Германа».

Несколько частиц в самом деле не потухли, они сплелись в одну и улетели будто светящаяся муха на балкон и дальше через оконную щель попали на улицу. Команда Германа зашевелилась быстрей, бойцы приобрели свою обычную скорость, видимо, уйдя из-под влияния медведя.

Мы не слышали друг друга, Герман показал руками, чтобы я шёл за ними. Он вышел на балкон, открыл окно и спрыгнул вниз, ничуть не раздумывая. С седьмого этажа! Наталья осталась тут, не пошла с нами, она отправилась вглубь квартиры, она была голая, походила чем-то на призрак, на видение. Остальные члены команды по очереди тоже спрыгнули вниз. Я подошёл к открытому окну последним…

Внизу деревья были будто красивейшими карандашными набросками. Они были точно с обложек книг. Пансионат выглядел отлично порисованным эскизом будущего здания. А небо было сплошь серым, как полотно, только кое-где проглядывали смутные пятна, как не до конца стёртые ненужные детали.

Я снова посмотрел вниз. Герман уже стоял на крыше одной из припаркованных машин и готовился к прыжку на забор пансионата, чтобы перелезть дальше на территорию.

«Андрей, – говорю я. – Тут нужно спрыгнуть с окна. Я боюсь убиться».

«Не бойтесь, кроме красного медведя вам ничего не повредит».

«Точно, Андрей?»

«Точно».

«Что за жуткое место? Это не-мир?»

«Междумирье».

Я перелазаю осторожно за окно, встаю на козырёк нижнего балкона, держусь обеими руками за оконную раму. Я почти что плачу.

«Андрей, я не могу… Я не спрыгну!»

«Прыгайте, Сергей! Не думайте!»

«Не могу… Возвратите меня обратно!»

«Не думайте, прыгайте!»

«Я не могу!»

«Прыгай, Сергей!»

Я плачу, как будто маленький, я давно не ощущал себя таким беззащитным. Слёзы текут, я вою от бессилия (и не слышу своего воя).

«Сергей, без вашей помощи медведь вернётся, и конец и вам, и вашей маме».

Последние слова подействовали. И я отрываю руки от рамы, пока не передумал. Падаю удивительно быстро, и колени ударяют мне в подбородок, но боли никакой нет.

«Сергей, полёт нормальный?» – зачем-то пошутил Андрей.

«Да, совсем не больно».

«Идите за командой. Она же отправилась в пансионат?»

«Да».

И когда я с третьей попытки перепрыгнул через забор и оказался на территории, увидел команду и мою маму у той самой плакучей ивы. Они что-то объясняли ей, указывая в мою сторону. Я подошёл, мама волнительно, эмоционально стала говорить мне:

«Серёжа, эти люди уверяют, что ты их привёл сюда, чтобы помочь. Кто они такие? Я не просила никому помогать мне. Я здоровая, Серёжа, не надо со мной ничего делать. Я выздоровела и хочу домой. Я тебе рассказывала, как работала программистом на ЭВМ? Я сама делала программы, никому не доверяла. А те программисты, которые работали там больше десяти лет, сами ко мне подходили за советом, – мама показала указательный палец, мол, вот какая была. – Мать у тебя соображает, не надо думать, что она старая и какая-то недалёкая».

«Да, ты у меня умная».

Она любила рассказывать о своей молодости, где она работала программистом. Потом производство, где она работала, закрыли, и она была то библиотекарем, то поломойщицей…

«Серёжа, пошли домой, я выздоровела. Сейчас я вещи соберу, и мы с тобой вернёмся в нашу квартиру. И будем жить, как раньше, да? Подожди меня тут, я возьму вещи и вернусь».

И мама засуетилась, пошла к пансионату. Я заметил, что оранжевая точка, оставшаяся от красного медведя, полетела за ней, кружилась мухой над её головой.

Я подошёл к матери, взял за плечо, приостановил:

«Стой, мама. Давай я завтра приду за тобой. Сейчас время позднее, никто тебя не пустит домой».

Мы долго спорили, не находили компромисса, но потом прошли в здание, через серый общий зал с эскизом телевизора, столов, шахматной доски и прочего.

Никого не было, кроме нас двоих, команды Германа позади, Наташи в квартире и где-то там голоса Андрея.

Я проводил маму до комнаты, крепко обнял, поцеловал в макушку, тяжело вздохнул. Я прощаюсь сейчас с прежней мамой. Она сейчас как здоровая. Она сейчас как раньше. Но этот сон не может длиться вечно. Я говорю маме:

«Утром я приду, и мы выпишем тебя отсюда к чертям собачьим. Нечего тебе тут делать».

«Да, Серёжа, я об этом и говорю. У тебя мама умная женщина, у неё с головой всё в порядке, очень в порядке».

«Ладно, мам, спокойной ночи».

«Да, наверное, я и, правда, посплю, сынок, а ты приходи завтра».

Оранжевая «муха» куда-то исчезла. Я почувствовал, что всё кончено. Были боль и облегчение одновременно.

«Андрей, – сказал я, выходя из здания. – Она потом не вспомнит это всё, получается?»

«Да, всё будет как сон, о котором сразу забываешь, как проснулся. Какие-то детали сна всплывут, но целиком она забудет».

«Что же, теперь всё кончено?»

«Да, Сергей, мы выгнали красного медведя».

Я вышел из здания, никого не было. Андрей прервал контакт. И через секунды я оказался в настоящем мире, полном звуков, красок, ощущений. Приятно оказаться в живом пространстве, в пространстве реальности.

Скоро я жал руку Андрею на прощание. Оперативная бригада не задерживалась, они быстро ушли. Напоследок я спросил его:

«А как же камеры видеонаблюдения?»

«А что камеры?»

«Почему запись показывала того, чего нет? Моя мама стояла напротив плакучей ивы».

«Просто наш человек удалил все записи».

«Это он был компьютерщиком?»

«Да».

«Почему же запись показывала того, чего не было?»

«Долго объяснять, Сергей. Просто камеры видеонаблюдения странным образом фиксируют картинку целиком, а человеческий мозг ограничивает многие вещи».

«Понятно. Спасибо за работу вам».

И вот они ушли, а я остался один.

Неужели это всё было взаправду…

Нежели я не сошёл с ума, а это всё действительно произошло…

Сумасшествие!

Я ещё долго бродил по квартире в полумраке, смотрел из окна на пансионат раз двадцать. Свет включать не хотел, так лучше думалось. Я не спал всю ночь, а утром пошёл к матери.

Она, конечно же, не выздоровела.

***

Хотя бы раз в неделю я гуляю с ней за территорией пансионата. Подписываю бумагу, мол, забираю на столько-то под свою ответственность.

Мы любим прохаживаться с мамой в парке, который недавно облагородили. Давно, ещё когда мы ходили тут с пацанами, ещё до школы, тут были дикие заросли, своего рода маленький лес с народными тропами. Я видел, как он превращается из развесёлого дикаря в цивилизованного парня с детскими площадками, спортивными снарядами, лавочками и несколькими цветными скульптурами из камня: раскрашенные медведь, лисица, колобок. Я раньше как-то не понимал радость подобных прогулок.

Я иногда спрашиваю маму:

«Ты помнишь, кто я?»

«Нет, не помню. А кто ты? Кажется, мы давно знакомы…»

«Очень давно, мама».

«Почему ты называешь меня мамой?»

«Эх-х. Знала бы ты, как мне грустно».

«Почему?» – тут она смотрит на меня внимательно, останавливается даже посреди дороги.

«Ну вот так. Грустно и всё».

«Ну не грусти», – и мама гладит меня по голове. Вот такая хрень. Мне неловко перед людьми, которые могут видеть эту сцену. Я, конечно, чувствую радость, но показывать её другим не хочу. И поэтому убираю аккуратно её руку, улыбаюсь и говорю, что пора идти дальше.

Иногда она берёт меня за руку.

Время от времени мы гуляем втроём: я, мама и Юля. Тогда я вообще не стараюсь спрашивать маму, кто я. Обычно я просто болтлив, когда рядом Юля, впечатлителен, внимателен к окружающему миру:

«Смотрите, воробьи сидят на ранетках!»

И в самом деле, воробьи сели на ранетки, будто на пейзажной зарисовке. Будто позируют перед художником. Такие вещи я стал замечать.

А ещё мне кажется, что мы с Юлей расстанемся. Мы пытаемся ужиться вместе, она несколько дней в неделю ночует у меня дома. Ну, в маминой квартире. И мы почти не разговариваем. И, ещё я заметил, мы плохо понимаем шутки друг друга. Она не любит чёрный юмор, отчитывает меня, мол, не шути так. В общем, расстанемся мы. Кое-что я начинаю понимать в этой жизни. Некоторые вещи надо принять.

Иногда мы с мамой отдыхаем в вип-комнате пансионата, смотрим фильмы. Мама любит советские комедии: «Берегись автомобиля», «Иван Васильевич меняет профессию», «Бриллиантовая рука». Меня пугает иногда мамин взгляд: она глядит на экран и будто не понимает, что происходит на нём. Но на некоторых сценах она смеётся. И приятно покалывает в груди так, когда мама смеётся. Я даже приобнимаю её за плечи от какой-то сыновьей нежности.

Ничего в этом такого нет, в такой нежности, идите к чёрту!

А иногда она посреди фильма или даже в самом начале говорит: «Я не хочу ничего смотреть». Хотя сама же могла до этого согласиться с большой радостью на вип-комнату с просмотром фильмов.

Со стороны это как будто и не моя уже мама. Она ни черта не помнит. Говорит, что мы с ней познакомились сорок лет назад. Что мы старые друзья. Вот такой бред.

Но маме вроде нравятся наши прогулки…

Вроде бы нравятся советские фильмы…

Ну, и хорошо.

Наконец-то всё разрешилось.