С этой главы начинаются сложности. По сути глава 9 состоит из двух сцен. 1 сцена - официальное открытие властями, Лордами-правителями, Шахты. 2 сцена - разговор Арка и Эла о возможных последствиях сего события. В итоге, подумав, я понял, что сцена 1 меня совсем не устраивает. Там надо дать описание Лордов, хотя бы нескольких, и в принципе продумать, как такое "мероприятие" может выглядеть. Плюс необходимо вставить более детальное описание дамы, упомянутой в главе 6, лоры Калатиан, так как у нее заметная роль в дальнейших событиях.
Однако то, что получилось изначально, ну совершенно шаблонно и коряво. Да и нелогично. Буду переделывать. Если есть мысли, задумки, наброски - обязательно поделитесь в комментах.
Выкладываю остаток этой главы на ваш суд. Как всегда, картинка только для привлечения внимания
Сцена 2.
Работа в Шахте наладилась за пару дней. Теперь в основном забое работала половина кукол, остальные пополам с живыми – рубили новую полость для будущего большого лагеря. Было решено остаться на этом же горизонте. От тайного входа в Муравейник, которым чаще всего и пользовались старатели, ты попадал в лагерь. Налево по прямой была тропа в квершлаг к Гнезду. Теперь же, стоя спиной к тайному входу, прямо перед собой ты видел широкий проход – пока что неглубокий – и за ним стоило ожидать новый лагерь.
Вдобавок, открыли Вторые городские Врата. Те самые, что когда-то едва не задержали погромщиков. За ними была просторная лестница, которая плавно изгибалась, выходила в невысокий вытянутый зал, а оттуда уже вела в обитель старателей. Тайный ход почти забросили. Главный вход больше не закрывали.
Обитатели Муравейника разделились. Кто-то остался, конечно, в основной выработке. Часть людей направили на помощь куклам в новой полости. Ещё часть людей – перестраивала здание, которое прятало старый вход. Здание должны были превратить в склад и вывести туда же шахтный ствол, или копер. Это была вертикальная выработка, через которую впоследствии будут спускать нужный груз и поднимать руду.
Кто-то роптал, слыша дрожь скал во время рубки породы, другие надеялись, что жить станет легче, жить станет веселей. Впрочем, на жизнь Муравейника вся эта грандиозная перестройка, или скорее расширение, сильно не влияла. Старатели по-прежнему вечерами вместе ели и отдыхали, собирались под тусклым светом ламп, спали в палатках, по утрам также принимали бочку – пока достраивали постоянную подводку для воды из городских Колодцев.
Арк пока мог беспрепятственно спускаться вечерами к куклам.
«Мне не нравится. Это всё», – сказал Эл и указал рукой наверх.
Они ютились в своем закутке в нижней выработке, разговаривали вдвоём пока Кло сидел прямо на полу и рисовал в пыли какие-то закорючки.
– Не знаю.
«Подумай», – не отставал скелет.
Арк сидел, уставившись в точку, и тяжело дышал. Пот стекал по голым плечам, оставляя тёмные дорожки на запылённой коже, руки безвольно висели.
– Думаю, всё будет хорошо. Ну, представь. Пусть будет больше людей. Может, и куклы новые появятся. Уф. Зато быстрее пойдёт. Больше руды, а значит и лемманта. Лемма. Больше продаём – больше получаем. А потом…
«Что?»
– Уедем. Вот что. Я хочу увидеть море.
«Хочу увидеть небо», – добавил Кло.
– Вот. Увидишь, друг. Обязательно. Не бойся, Эл.
«Я не боюсь. Но мне не нравится».
– Мы сможем! – Арк взмахнул рукой. – Я потому и надрываюсь. Работаю. Тут драться учусь. Мы сможем. Нужно просто подождать.
Он посмотрел на старый ржавый меч в пыли под ногами.
Скелет покачал головой.
«Не получится. Всё не так. Ты не прав. Деньги работают не так».
– Да ты откуда знаешь? – повысил голос Арк, но тут же взял себя в руки.
«Поверь».
И действительно, Эл порой знал такие вещи о мире, о которых Арк и не догадывался. Например, однажды он записал рецепт, как правильно готовить пустынную змею. В Триврате никогда такую даже не видели, не то что готовили. А в другой раз тот исписал три листа, которые Арк добыл с таким трудом, про племя гаргов и особенности строения их тел.
В конце концов, именно скелет научил живого орудовать цепью с грузом как полноценным оружием. И это спасло их Муравейник!
Арк терялся в догадках, кем был Эл при жизни. Тот не помнил о себе ровным счётом ничего. Однако понимал язык, умел читать, писал красивым ровным почерком, знал много странных слов, даже кое-что рассказывал про магию. А теперь – про деньги.
Всё, что скелет вспоминал, он записывал на листы бумаги и затем прятал их в тайнике. Сам сделал небольшую выемку в скале и затыкал её камнем. Со стороны и не отличишь от остальной стены.
«Лорды приберут всё себе».
– Мало кто им верит. Да. Но нам с вами, думаю, хватит. Нет вечности для гор!
Арк энергично встал и подхватил ржавый клинок.
– Давай, ещё разок.
Эл встал напротив него, выставив руки. Как оказалось, с мечом он обращаться не умел вовсе. И при этом с палкой, дубинкой или шестом управлялся очень ловко. Совсем без оружия скелет принял странную боевую стойку, и как показала их прошлая драка, стойка та была вполне эффективна в бою против мечника. Однако для какого оружия были придуманы подобные движения, Арк так и не смог понять.
Кло тут же занял место товарища и по-детски захлопал в ладоши. Стук кости о кость эхом разлетелся по залу, но быстро смолк, будто тьма поглотила его. Будто Шахта так смеялась над их надеждами.
***
Триврат засыпал тревожно, ворочался, кряхтел. Арк и его неживые друзья болтали под землёй, смеялись, учились драться и мечтать. А в это время жители поверхности, взбудораженные последними новостями – новостями из уст Лордов! – пытались осознать, как им теперь жить с такими соседями?
Дети в трущобах выли и не могли заснуть, ведь родители всё время рассказывали сказки про чудовищ, что приходят по ночам к непослушным мальчикам и девочкам и откусывают уши.
Старики по сотому разу пересказывали легенды про армию монстром, запертую под городом древним богом, в толще горы Младший брат. Хоть детали разнились, но все сходились в том, что всех обитателей Города-в-горе скоро сожрут.
Женщины ругались с рьяными мужьями, которым вдруг взбрело в голову, что в Шахте можно заработать. Пусть большая часть нормальных взрослых людей дрожала от страха, впервые увидев ожившего скелета.
Главы городских банд, среди чьих приближённых был и некий рыжеволосый юноша, обдумывали, как бы урвать долю с добычи лемма.
В Палате Лордов случился окончательный раскол. Мнения разделились почти поровну, причём точка зрения сразу четверых правителей изменилась кардинально за один день. Оба лагеря, как водится, уже отдавали приказы собирать солдат и быть готовыми к бою в любой момент. Пусть даже к бою со своими соседями.
Как и все, без сна, бродила по мрачным улицам странная парочка. Верзила, чей огромный рост заставлял случайных встречных шарахаться к стенам, и его тощий бледный соратник. Лица здоровяка было не разглядеть под глубоким капюшоном, а бледный прикрывал нижнюю челюсть платком. Они не трогали никого из людей, лишь высматривали случайные тела. Мало ли кто испустил дух за эту ночь? Наниматель чётко приказал больше не убивать и не оставлять следов.
Сквозь солнечные колодцы в своде Младшего брата, что освещали грот и город в нём, проглядывали далёкие звёзды. Луна так и не показалась, впрочем, ей не было никакого дела до мелких людских страхов. В конце концов, её видно даже днём. Значит, кому-то так нужно.
– Птица летит, потому что может, кость идёт – потому что должна.
– Борго, тебя послушать, так мы этому тощему…
– Тш-ш-ш!
– Не шипи на меня! Тебя послушать, так мы этому задохлику ещё и зад должны подтирать.
Два старателя тащили кучу поклажи непонятного назначения. И ящики, и какие-то странные кожаные мешки с лямками. Поклажа была увесистая, и крепкие мужчины, несмотря на привычную тяжёлую работу, всё равно взмокли.
– Так это же помощник, ну… Его, – страшным шёпотом сказал один.
– Ну не Сам же! – зло ответил второй.
Арк шёл следом за ними и нёс сразу три ящика, слушал перебранку старателей, но встревать не спешил.
Спустя седмицу после визита Лордов-правителей Муравейник стоял на ушах. Казалось, что работали только куклы. Живые носились туда-сюда, выполняли поручения Окса, постоянно что-то куда-то тащили. Нормально разделить обязанности не получалось: ни в готовке, ни в уборке.
С утра явились подручные Хозяина. Они также были магами, только гораздо слабее, и служили Ему в разных делах, что касались собственно магии. За глаза их звали кратко «помы».
Арк видел их в последний раз в далёком детстве. Он не мог сказать точно, те самые или другие, но сейчас они явились без предупреждения и с огромным количеством вещей. Полдня старатели и сами подручные переносили тюки и ящики. Большая часть шла в лагерь, но некоторый груз они оставляли у запретного квершлага в Шепчущие пещеры.
Арк знал, что там, за запертой железной дверью без ручки. Как наяву, видел перед глазами небольшую пещеру со сталактитами и сталагмитами. Ничего особенного. Там же была тропа вглубь, и вот о ней думать он боялся.
Среди старателей ходила легенда о Каменном Лике в глубине пещер. Будто бы на самом дне, в самом конце есть стена с лицом. Это самый первый шахтёр, который нашёл леммантовую жилу. Камень поглотил его, но оставил подобие жизни. Если встретишь, он обязательно спросит: «Кто тебя послал?» или «Ты жаждешь лемма?». И тот, кто попытается ответить – исчезнет. А кто сумеет сбежать – будет слышать голос во снах до конца дней.
«Наверное, это добро сложат у входа, – решил Арк. – Дальше – себе дороже».
Пройди весь лагерь насквозь, выйди за сломанные Врата и доберёшься до Гнезда. Оттуда направо и вниз – первая выработка. А вот если отправиться от Гнезда прямо, то выйдешь в ровный короткий квершлаг. Он закончится той самой массивной железной дверью без ручки.
Впрочем, в самом квершлаге тоже наблюдались странности. Например, можно было потратить гораздо больше времени и шагов до двери, чем казалось снаружи прохода. Или ты вдруг осознавал, что вернулся к Гнезду, хотя шёл прямо к двери.
В детстве Арк был мелким тощим мальчишкой, потому сумел найти и преодолеть узкий лаз, который выходил аккурат с другой стороны. Там он и нашёл себе друга восемь лет назад. И самым большим секретом той ночи, помимо самого Эла, был странный знак, нацарапанный на стене пещеры. Глядя на тот явно магический символ Эл вдруг осознал себя…
Много после так пробудили и Кло.
Старатели снесли сюда уже много вещей. Арк каждую ходку ожидал, что проход вот-вот откроется, и он вновь ощутит то пугающее нечто, и оно вновь позовёт его во тьму, как когда-то давно. Но дверь так и стояла запертая и холодная.
Они топали обратно, встряхивали руки, когда навстречу им выкатилась телега. Её тянули шестеро тягачей, городских, с завязанными глазами. Тягачи были огромны. Мышцы бугрились, а плечи у каждого, как показалось Арку, были размером с его голову. На груз он сперва даже не обратил внимания.
Таких крепышей специально выбирали и выкупали у семей. Один тягач смело заменял пятерых взрослых мужчин. Как правило, они поголовно были больны: рождались и умирали большими мускулистыми мужиками, но с разумом ребёнка. Обрести седину не успевали. Если кто-то доживал до двадцати лет, то считался стариком.
Вся их жизнь – телега. Тяни да тяни, пока она не утащит тебя в могилу. Каждый раз, как видел их, Арк хотел спросить, зачем им завязывают глаза, да вечно никого не оказывалось рядом. И только теперь, в этот миг, он вдруг понял.
С закрытыми глазами не страшно. То были несчастные дети; а любой ребёнок, не видевший любви, должен бояться всего на свете.
Только после, поражённый этой мыслью, он заметил их груз. На телеге стоял гранитный куб – идеально гладкий и ровный, размером своего ребра приблизительно с человека.
«Сколько же он весит?!» – ужаснулся Арк.
За телегой шли трое помов Хозяина. Лиц было не разглядеть: каждый носил не то шлем, не то шапку, которая спускалась на глаза. Ещё там были закреплены стёклышки и странные тонкие штуки, и всё вместе складывалось в непонятную конструкцию, закреплённую на шлеме.
Один из подручных, с кривым лицом, как после драки, заголосил:
– Э-э, стоять! Разве сюда?
– Так Он же сказал, в лабораторию.
Арк несколько раз про себя повторил незнакомое слово и постарался запомнить.
– От ты голова! Когда ж там лаборатория-то была? В новую, ну, в новую!
Второй пом, с жидкими усиками, выругался сквозь зубы. Кривой же продолжил командовать:
– Распрягай этих. Чего стоите, помогайте! – это уже старателям.
Давешняя парочка бросилась к оглоблям огромной телеги, а Арк так и остался стоять, не зная, куда деться.
«Как же они её повернут, такую махину? Для неё в проходе никак места не будет!» – подумал он.
Старатели вместе с подручными Хозяина уже ловко сняли цепи с тягачей, а кривой стегнул их плетью с криком:
– В сторону, ну!
Тягачи заныли, и плач тот ужасно не подходил здоровым мужчинам. Арк слышал в нём детские обидные слёзы.
– Вертай!
Остальные быстро отцепили оглобли: вынули из пазов и споро приладили с другой стороны. Кривой же, стегая тягачей плетью без остановки, заставил их двигаться и перейти следом. Каждый занял место, и вот, подгоняемые болью, они наконец потянули телегу обратно.
– Хорошо, не успели Эдфол здесь раскрыть. То-то оправдывались бы перед Ним, – услышал Арк от проходившего мимо усатого.
– Головы бы снял… – недобро пробормотал первый пом.
Вскоре выяснилось ещё кое-что удивительное. Было в их родном Муравейнике тайное помещение! Гранитный куб протащили сквозь весь лагерь, но не свернули к лестнице или сходням для водяной бочки, а остановились у дальней стены. Сам Арк застыл в проходе сломанных Врат и наблюдал издали.
Старший помов вдруг встал перед толщей камня, достал жезл и сплёл узел. Он сделал три плавных движения, и наблюдавший за ним юноша вообразил, как нить энергии следует за крючком на конце жезла, и послушный движению конец нити делает петлю, входит в неё, затем заплетается чуть сложнее, а после… Стена пошла в сторону!
Плоть горы сдвинулась почти беззвучно, только лёгкий шорох камня по камню. Открылся достаточно просторный вход, будто всегда там был. Арк разглядел квершлаг, а в самом конце – ровно такую же железную дверь, что не пускала в Шепчущие пещеры. Только эта, кажется, открывалась.
У Арка закололо виски.
Гранитный куб увезли вглубь лаборатории, но проход так и оставили открытым.
– Видал? Сколько лет, а мы и не знали.
– Да-а…
Оказывается, парочка старателей всё это время стояла рядом, Арк же их в упор не замечал.
«Что ж такое этот Эдфол?» – подумал он.
Но им уже кричали, бранили, нервно указывали, что хватать и куда тащить. Арк тяжело вздохнул и поплёлся за очередной партией поклажи. Увидев вход в Шепчущие пещеры впервые за долгое время, он понял, что однажды они вновь позовут его, поманят к себе. Не сегодня, так завтра.
***
Что это за символ, он до сих пор не знал. Не было оно буквой, не было и цифрой. Уж считать Арк немного умел, а те цифры, которые пока не выучил, хотя бы видел. Нигде в городе, Арк искал специально, такой рисунок более не повторялся. Оттого и уверился, что здесь замешана древняя магия, а выяснить больше – не представлял, где. В итоге, на время даже позабыл, решив, что это одна из загадок пещер.
Помимо таинственного Эдфола в Муравейник каждый день доставляли новые инструменты, кирки и материалы для палаток.
Вместе с тем каждый день добрая половина всей Шахты – живые и мёртвые вперемежку – рубила свежий зал. Старателям обещали новый просторный лагерь, да только строить его предстояло самим.
После большого совета, выбрали место. Вгрызлись в скалу прямо из старого: пробили короткий квершлаг в стене на равном удалении от входа и сломанных Врат. Чем дальше от Шепчущих пещер, тем спокойнее.
– Эх, малыш, всё меняется. Всё другое, – в один день говорил Тэл Касу, когда они стояли в толпе. Арк держался позади, и вообще весь лагерь выстроился в длинную очередь.
Старатели собрались до единого. Перед шатром Окса выставили конторку и стол. Старший, его помощник Сар и один из помов приготовили бумаги и перья с чернилами.
– Кто грамоту не знает, тот говорит, а мы пишем. И потом ставит крестик напротив имени.
Люди двигались, говорили, бурлили, вспоминали на пальцах, как писать. Некоторые даже нагибались, чтобы в пыли начертить собственное имя.
– Ну, а чего плохо, Тэл? – не выдержал Кас. – Город теперь платит, а это явно больше, чем было, ага. Да и мыться хочется каждый день.
– Ага, платят больше. Точнее, потом будут платить. Значит, народ потянется. Ладно бы кукол сотню-другую добавили. А среди живых-то? Вдруг найдется один пройдоха умнее меня? И всё, вот вам, Хозяин, новый головной.
– Да брось ты! – отвечал приятель Арка. Сам он пристально взглянул на Окса, занятого бумагами и Импом, который успел испортить лист. – Окс своих не оставит… Правда, Арк?
Он не ответил. Было ли дело в матери, или в странной ситуации с предыдущим Старшим, понять не мог.
Старатели подходили по очереди и называли имя.
– Ума. Просто Ума.
Лист, крестик, жетон – ушла.
– Али, дочь Рада и Дор.
Лист, крестик, жетон – в сторону.
Простолюдины Триврата имели короткие трёхсоставные имена, и мало у кого были фамилии. Хватало имен родителей. Причем, сироты без родителей или другой родни, носили совсем короткие двухсоставные прозвища.
– Ан.
Лист, крестик, жетон – и пошёл.
– Уд.
Лист, крестик, жетон – вон.
Подошла очередь Арка.
– Имя? – спросил пом, уже привыкший, что старатели почти поголовно неграмотные.
– Сам.
Он отобрал лист, взял перо и вывел: Арк, сын Окса и Иты. Помедлил перед тем, как написать имя отца. Справился. А рядом, в порыве хулиганских чувств, зачем-то вместо подписи нарисовал тот самый символ из Шепчущих пещер. Магический знак, пробудивший Эла и Кло.
Миг спустя спохватился, осознал, какую глупость сделал, ведь обычный шахтёр попросту не должен был никогда видеть подобного. Но Окс уже отобрал документ, взглянул на сына, гордо сказал: «Молодец!», а сзади напирали другие старатели, и Арка оттеснили.
Ему выдали жетон. Прямоугольная блестящая бляшка с выбитым рисунком. Очертания горы, молота над ней и аркой входа в Шахту – под горой.
***
Была ещё одна встреча с Фио, ради которой Арк вновь отправился в торговый район. Долго он ждал в духоте, пока она выйдет к нему, пытался пересчитать кирпичи в кладке стены, но считать умел только до десяти. Затёр штаны до дыр от волнения, затем на краткий миг просиял, но увидеться смогли буквально на несколько ударов сердца.
Девушка, слегка бледнее обычного, насколько тривратцы и так не жаловали солнца, она успела сказать, что помогает Фату и не может оставить его одного. Однажды, сказала Фио, ей придется унаследовать лавку и дело папы, потому она ну никак не может сейчас быть с Арком.
Однако обратно в Муравейник он не вернулся. У кукол свободных дней не бывало, и стук кирок о камень в нижней выработке прекращался только по ночам. Потому провести время с друзьями Арк также не мог.
Парень бродил в одиночестве по городу и мечтал, как однажды они с Фио уедут далеко-далеко, туда, где нет ни Лордов, ни ужасов Шепчущих пещер. Он шёл, но не видел ни людей, ни домов кругом.
Когда проголодался, посидел в харчевне, послушал сплетни. Как таковые, харчевни в Триврате в последние годы исчезали одна за одной. Старики-старатели, те, кому было больше сорока лет, все пятеро, твердили, что когда-то Город-в-горе полнился обеднями и трактирами, а также торговыми лавками и базарами. Множество торговцев из самых разных мест спешили в Братские горы, дабы торговать и менять.
Но многое сместилось в мире, и Триврат больше прятался от соседей в последние годы.
– Что-то Лорды наши мутят, не иначе, – вещала тощая старуха. – Пастбищ ищи – не найдёшь. Моей козочке Бу и то кушать негде, а сами, вон, зады отъели.
Про себя он присвистнул от подобной роскоши: держать козу значило иметь хоть какой-то доход в виде молока. Однако и кормить животинку приходилось, как себя. Таким мало кто мог похвастать.
Один глаз старухи смотрел на Арка, а второй вовсе не двигался в глазнице и уставился в стол.
– Дык всё просто, мать, – отвечал ей сизоносый обрюзгший мужик, который непонятно по какой причине не работал в этот час. – Не выгодно выкармливать скотину-то. Это и магу платить за поля, и людям, чтобы управлялись. А так Лорд продаёт головы. Хоть на мясо, хоть на развод.
– Ага. Сепарайя, знаю, хорошо наших коров ценит, – поддакнул ему кто-то.
– А как закончится вся скотина, то что? – встрял другой. – У соседа вновь покупать?
Люди вокруг были из тех, кто трудился мало и добывал пропитание любым способом, кроме честной работы. Нет, не головорезы, те не являлись на свет и оставались на самом дне города. Скорее, здесь собрались побирушки да батраки, у которых деньги шли на выплату долговой отработки.
И все они сейчас окунулись в кислый запах похлёбки да каменной пыли по углам.
– Дурень! У наших Лордов всё поделено давно. Один весь скот скупил, другой – дерево окрест. А третий – поля.
– И чё? – подалась старуха.
– Боргорон через плечо! – не выдержал сизоносый и хлопнул по столу. – Ежели эти два Лорда, кто с полем и кто со скотиной, дружат, то и работа спорится. И поля зреют, и скотина жрёт. А ежели поругались, так конец. Тот, со скотиной, сдаст поголовье. Ни себе, ни людям. Ну, или тот, что с полем, назло спалит всё. То политика называется!
И он назидательно поднял палец.
Вскоре наступил полдень, когда мастеровые да мелкие служки, писари да подмастерья приходили и уходили, ели-пили да платили. А компания сизоносого и старухи будто жила здесь.
– А Боргорон-то, поди, издох!
– Не, мать, не мог.
– Дак всё, – кричала та, – нет его больше седмицы! То весь город знает. Никого не забрал. От голода-то, видать, и помер. Или стража заколола.
– Угу, стража… – после долгой паузы сказал мужик и упёр взгляд в стол. – Эти заколют. Глаза зальют и всех врагов – р-раз! Как батька моего.
– Как дочь утащил, так и осталась одна я с козой, – старуха вдруг всхлипнула.
– Э, мать. А про мёртвых слыхала?
Арк даже перестал жевать. Старуха же букрнула: «Хо-хо…», ковырнула синим ногтем столешницу и хрипло сказала:
– Ага. Чудища подземные мяса людского хотят. То старая сказка. Их ещё бог какой-то заточил в Шепчущие пещеры. А кто сердцем слаб, шёпот тот слышит и с ума сходит.
– Да что ты, старая. Я те про мертвецов говорю!
Против воли парень сжал ложку крепко-крепко, даже пальцы побелели. Кусок не лез в горло.
Сизоносый понизил голос и зыркнул по сторонам:
– Поговаривают, что под нашим Тривратом армия мёртвых собралась. Некромаг их поднял, хочет власть захватить. Они ему там тоннели копают да золото добывают. А скоро все разом вылезут и тебя, старая, сожрут, и козу твою.
– Тьфу ты!
– Да сказки! – ляпнул случайный мастеровой, но не очень уверенно.
Старуха вдруг вынула недвижимый глаз из глазницы, плюнула на него и протёрла о грязный подол. Затем одним движением вставила обратно, при этом раздался такой звук, что Арк едва не вернул обед обратно.
– Ты мне ещё про магов Старой Империи расскажи. Или как нелюдь огнём живым гадит, – рассмеялась мужчине в лицо старая карга. – Кабы у нас под ногами золото было, сидели б мы в такой грязи.
– Есть там золото! – обиделся мужик. Отчего-то он стал вдруг пьян, хотя Арк не видал, чтобы тот пил вино или брагу.
– То-то наши Лорды никак не построят себе дворцы и не свалят в закат, а только задницы подставляют сепарайским купцам, чтобы те их до нитки не ободрали.
– Я те потом… кх-ик… докажу!
Наконец, Арк вырвался из душной затхлой харчевни. Он решил всё же отправиться домой, под землю, потому что где-то в глубине души боялся оставить друзей одних надолго.
Как он потом должен будет рассказать о них Фио, пока даже представить не мог. Понимал, что этот момент когда-то придёт. Но что делать, совершенно не знал.
После невиданного пира прошло несколько дней. Арк привычно работал в нижней выработке и искоса поглядывал на Эла, который рубил породу рядом. На своей кирке он нащупал старую трещину, и вдруг в его ушах зазвенел голос из детства: «Человек стареет. Это видно по морщинам, например…»
За эти годы Арк научился отличать своих на глаз и легко мог отыскать их среди десятков других.
– …седеют и выпадают волосы. Но кости тоже стареют. Ну-ка, малыш, глянь на них.
Арк, тогда ещё совсем малец, послушно обвёл глазами толпу кукол. Они стояли спиной, поднимали и опускали кирки, кололи жилу.
– Если приглядеться, то можно увидеть, что куклы двигаются по-разному. Конечно, любой заметит, что мёртвые работают в ритме. Они будто «чувствуют», как надо подстроиться под остальных, – так рассказывал ему один знакомый головной, когда Арк целыми днями мог пропадать в выработке, но пока не работал наравне с другими старателями. – Но всё равно они разные.
– Не неси чушь! – перебил его собрат с жезлом. – Какое «чувствуют»? Кости – они кости и есть. Мертвяки, и всё тут. Уже ничего не чувствуют. Дай боку, эй!
Это значило – отойди. Арк похвалил себя за сообразительность. Ему так нравилось узнавать новые слова!
– В общем, кости стареют, – продолжал головной. – Давай покажу. Кого выберем?
Арк тут же указал на Эла. Сердце забилось чаще: это же был его Эл, его секрет! Никто не знал, что тот разумный, а такая игра на грани, ощущение, что их могут разоблачить, показалось мальчишке крайне занимательным.
– Ага. – Головной сплёл узел, приказал подойти.
Эл, как все куклы, не мог ослушаться магической команды. Он послушно развернулся и приблизился к людям, замер без движения. Кайло так и держал в руках.
– Здоровый! – присвистнул мужчина. – Гляди сюда. У детей кости достаточно мягкие такие. Ну, не гнутся, но гибкие по сравнению с костями взрослого. В расцвете лет кости самые крепкие и прочные. Они гладкие. Если, конечно, ты их не ломал. Тогда можно отыскать даже швы, где кость срослась.
Малыш Арк послушно разглядывал Эла сверху донизу. Следуя подсказкам, он обращал внимание на мелкие детали и точно знал, куда смотреть.
Было немного неудобно, так как Эл выделялся ростом даже среди живых, не то что среди кукол. И мог поспорить с Оксом, будь он облачён в плоть.
– Череп. Вот это идут швы костей черепа. Видно, что по голове особо не били. Теперь ниже. С возрастом уменьшаются скуловые выступы, а у этого они на месте. Зубы, сам знаешь, выпадают, но тут тоже всё хорошо. Ага, спускаемся ещё ниже.
Он помогал Арку, приказывал скелету то присесть, то встать, так как мальчик всегда был мелким. Даже когда подрос, то ростом пошёл явно не в отца, Окса.
– Так, грудная клетка, рёбра. Не ломал. Тут вот маленькая трещина на пятом. Пощупай пальцем, не бойся.
Арк и не боялся. Это был его лучший друг Эл, чего ему пугаться друга?
– Вот тут соединяются плечевая и лучевая кости. Чем старше, тем больше появляется таких, э-э, наростов на костях. Шишечек, бугорков. Кость становится чуть шершавой. Так, теперь – к ногам…
Они разглядывали Эла долго, а мужчина всё говорил и говорил. После полного осмотра, он сделал вывод:
– Я дал бы ему не больше сорока лет. А то и ближе к тридцати. Причём, жил он хорошо, в беду не попадал, не ломался. Всё у него крепкое, как надо. Значит, не голодал, ел не только похлёбку. Но и мясо, и овощи. Знатник, вполне возможно. Да, дела…
У Арка непроизвольно заурчало в животе. Головной засмеялся, когда мальчишка шумно сглотнул слюну.
Эл оказался высоким и чистым, без сломов, со всеми зубами. Арк будто читал его. Бугорок на пальце мог вполне быть старым переломом из детства, когда маленький мальчик Эл упал со ступеней. Со временем у него, конечно, появились и более свежие отметины. Например, глубокая царапина вдоль правой лучевой кости. А на левой ноге, на большом пальце, не хватало фаланги. Небольшие, едва заметные царапины на черепе.
И эти мелочи были приметнее всего. Именно они делали Эла – Элом. Таким, каким его знал мальчик, а впоследствии юноша Арк.
Работа головных – не только управлять костяками, но и знать о них. Случалось всякое, и часто приходилось исправлять кукол на месте, самостоятельно. В костях каждый старатель обязан был разбираться. Кто рассказывал ему про кости, ещё и на лекаря учился в молодости. Арк узнал от него очень много. Может, он выучил бы больше, если б однажды тот не исчез.
Говорили, что стража нашла у него дома – жил мужчина в городе – только следы крови. Тела не было. Старатели понимали, так делал только монстр Боргорон.
– Арк! Опять спишь с открытыми глазами? – Кас коснулся его плеча.
Он едва не выронил кайло от неожиданности.
– Гляди, что придумал!
Кас закрутил странный узел, и один костяк из его звена вдруг встал на одну ногу.
Арк опять погладил трещину на рукояти инструмента. Пригляделся к трещине у Эла на пятом ребре слева, которая с годами стала немного больше.
«Починю. После смены», – подумал он.
***
Той же ночью он наблюдал, как Эл мучался с обучением Кло их языку жестов. Сам он сидел и рисовал в пыли буквы, припоминая их с Элом первые уроки чтения.
Кло по сути был ещё ребенком. Его пробудили всего пару месяцев назад, и до сих пор он учился «разговаривать». Способ выражения длинных слов и имён скелет осилил без проблем: комбинации стуков и пауз дались ему легко. А вот основной принцип, основа их выдуманного языка – пока что плохо усваивался.
Эл говорил, что это пройдёт, что всё из-за возраста. Арк считал, что их младший товарищ понимает больше, чем показывает, и просто ленится пользоваться руками.
Они придумали свой собственный язык, на котором могли бы общаться – мёртвый Эл и живой Арк – много лет назад, когда только встретились. Тогда ещё мальчик, Арк безумно хотел задать новому другу кучу вопросов, чтобы узнать всё-всё. Кто он, зачем тут и что собирается делать?
То было целое приключение, пока мальчик раздобыл бумагу и писчие принадлежности, и книгу, чтобы научить скелета разговаривать, а самому – читать и писать. Правда, закончилась та история трагично. Но Арк никогда никому так и не рассказывал, что на самом деле случилось в ту ночь в их старой лачуге за чертой города. Что случилось и куда исчез мальчик по имени Кер… Сам вспоминал это только в кошмарных снах.
Как бы то ни было, но Арк и Эл потратили полгода, чтобы наконец-то нормально поговорить.
– Сказать много слов сразу… Наверное, так у нас не получится, – рассуждал Арк.
Эл просто кивал в ответ. Простые понятия, наподобие «да» и «нет», очевидно, можно было выразить кивком. Также скелет пожимал плечами или склонял голову набок, если не знал ответа или сомневался.
Арк сразу сообразил, что его друг знает достаточно много всего, только сказать не может. Он показал, что понимает написанное в книге, которую раздобыл мальчик. Сложность была в том, что сам Арк читать не умел. Потому они учили друг друга.
– Мы… п-по-шли в… поле, – читал он вслух. – И там я… я… уви-де-л ко-ро-ву. Корову!
Эл замотал головой.
– Что?
Скелет повторил движение и поставил пальцы ко лбу, как рога.
– Ну, корову. Я же сказал.
Друг склонил голову, постоял немного и вдруг сделал руками так, будто между ног у него что-то болталось или даже торчало.
Арк зарделся и пробормотал:
– А-а-а, быка-а… А почему так?
Эл постарался объяснить, как мог, чем отличаются, казалось бы, одинаковые слова. Перед каждым из них ставился разный символ, который и обозначал пол. В языке жителей Триврата это касалось только животных. Другие слова, называющие предметы и явления, работали иначе, а «мужчина» и «женщина» вообще писались разными словами.
Дальше – больше. Арк предложил:
– Например, «привет», «пока» и всякое такое, что всегда одно и то же, мы можем говорить одним жестом. Ну, чтобы поздороваться, ты можешь слегка поклониться. Не будешь же ты постоянно кивать.
Элу не очень понравилось кланяться, Арк будто видел это по его лицу. Скелет попробовал, наклонил голову и попробовал снова. Во второй раз он едва склонился, скорее слегка обозначил движение плечами. И сам себе кивнул. И тут же пожал плечами.
– Опять не то? – спросил Арк.
Скелет сделал несколько жестов, и мальчик ответил, подумав:
– Тогда давай так. Самое простое можно говорить зубами и головой. То в одну, то в другую сторону. Например стук и кивок – привет. О! А если, как до этого, поклонишься, то это вежливое «здравствуйте»!
Но случалось иногда странное.
– «Солнце» – это будет вот так. – Арк растопырил пальцы. – А «дождь» – это постучать по черепу, будто капли.
Эл попробовал – и вдруг неожиданно провёл пальцем по своей ключице.
«А это что?» – перевёл Арк.
– Ну-у, пока не знаю…
Скелет повторил жест, как показалось мальчику, задумчиво.
Много позже он случайно узнал, что таким жестом глухонемые в Триврате обозначали «боль».
Со временем, пока рос Арк, их язык становился понятнее, а местами и проще. Они привыкали оба и взрослели вместе.
Когда Эл только пробудился, он вёл себя, как ребёнок. Сперва дико испугался Арка и забился в угол. Плохо понимал, что говорил ему мальчик, прятал голову и дрожал. Это было слишком по-человечески. Его хотелось пожалеть.
Пару раз тот даже хватал Арка за руку, будто малыш – старшего брата. Ещё тогда он подумал, что кровные узы очень часто не важны, если кому-то нужна помощь.
Но Эл быстро взрослел и со временем стал похож на настоящего взрослого. Изменились движения и жесты. Он научился вести себя сдержаннее и серьёзнее. И уже давал советы самому Арку.
Мальчик, а затем юноша, тот спускался в выработку к куклам почти каждый вечер. Там они с Элом болтали до глубокой ночи, а то и до утра. Арк знал, что друг всегда его выслушает и поддержит. В отсутствие отца, настоящего отца, ему этого очень не доставало.
Именно одиночество зачастую сводит людей ближе, чем что-либо иное.
– Ты вспомнил? – спрашивал постоянно Арк. – Хоть что-то из жизни?
Эл как всегда мотал головой. Если бы мог, наверное, и вздыхал.
– Ты вот сразу умел читать. Ну, почти сразу. А потом и писать начал. И почерк у тебя красивый. И слова ты знаешь такие, которые я не понимаю.
«Луна видна даже днём», – сказал Эл.
Так часто говорили тривратцы, когда имели в виду нечто, не поддающееся объяснению на первый взгляд. Однако люди понимали, что в мире всё устроено так, как должно. И если луну видно в небесах даже при свете солнца, то значит это кому-нибудь нужно, значит так устроено по причине.
Арк показал кольцо из указательного и большого пальца и поднял повыше – повторил фразу за другом.
– Знаешь, это ничего, – поддержал Арк. – Если нет прошлой памяти, будет новая. Главное, что…
Повисла неловкая пауза.
«Живой?» – закончил Эл.
Арк хотел улыбнуться, но вместо этого сжал губы. Затем он всё-таки не выдержал и рассмеялся. Был уверен, что друг тоже сейчас бы смеялся, если б мог. И тут Эл застучал зубами мелко и часто.
– Это так ты смеешься?
Эл кивнул, и парень просто покатился от хохота.
А наверху, в Муравейнике, тем временем шептались старатели:
– Эх, опять он там веселится сам с собой. Жаль парня. Совсем тронулся. Прям как мамка его.
***
С Фио он встретился вновь на улицах Триврата через день, когда покинул подземелье. Брёл за ней от самого торгового квартала и наблюдал исподволь, как девушка разносила письма от отца. Потом прошлась Кольцевой улицей до самой Ратуши, любуясь колоннами. Она стояла на линии тени от свода невероятного грота, в котором жил город, и полуденное солнце – он знал это – высоко-высоко в небе ярко освещало весь мир. Но Арк был уверен, что солнце светило, только чтобы упасть лучами на её волосы.
После Фио купила пару сдобных булок и направилась вверх. Она миновала несколько лестниц, а затем переход, огороженный парапетом, к богатому району. Девушка шла вперёд и вверх, но при этом не смотрела по сторонам. Он тихонько ступал следом.
На очередном переходе Фио остановилась, приблизилась к каменному ограждению, где ветер взмахнул её платком, и замерла. Она посмотрела вдаль, однако неожиданно развернулась в его сторону и помахала рукой.
– Так и будешь идти следом? – закричала она.
Арк застыл. Давно она его заметила?
– Иди сюда, – поманила она. – Боишься высоты?
С трепетом он встал рядом, стараясь не смотреть. Но когда она ткнула его в грудь со словами: «Где твоя Шахта?», всё же взглянул. Далеко внизу Вторые Врата в толще горы чётко чернели на фоне камня, как гнилой зуб в пасти города.
– Отсюда не видно, – соврал он.
Фио рассмеялась:
– Врёшь хуже моего отца. Но это мило.
После они долго любовались улицами Триврата. Было немного боязно: Арк раньше никогда так высоко не забирался. Но стоя тогда рядом с ней, он ничего не страшился. Казалось, что весь город, да и весь мир где-то там, за границей Братских гор, создан только для них двоих. Чтобы они могли вот так стоять и смотреть.
Тогда он впервые почувствовал её запах. Тот шёл от волос, от кожи и вместе с тёплым взглядом проникал в самое сердце. Потому оно и билось.
– Долг перед городом, дорогуша, свят для любого тривратца! – передразнила она одного из Лордов-правителей, с которым однажды встретился её отец.
Арк фыркнул и едва не подавился булкой. Но вдруг перестал смеяться и захотел оглянуться вокруг – не приведи гора, стража услышит крамолу.
Когда Фио смеялась, из-под платка выбивалась прядь – единственная седая среди сплошной ночной тьмы. «Старая история», – буркнула она, заметив его взгляд.
Они болтали без устали. Вместе ели сдобные булочки. Он хохотал от её шуток, а она – от его кривляний. Девушку не смущал всегда прищуренный левый глаз Арка и его ветхая одежда. Пусть утром надел самую чистую и целую, но в сравнении с ней юный шахтёр выглядел нищим.
Она сама взяла его за руку и повела дальше. Весь день они бродили по улицам, наблюдали за каменщиками и тягачами. Первые рубили фигуры из огромных валунов, или кололи их на блоки. Вторые затем грузили на телеги, поднатужившись, поднимали их за рога и тащили.
Они добрались до самой границы Триврата и остановились, не сговариваясь. Широкая насыпная дорога выходила прямо с главной Площади. Она вела в мир – столь огромный, что нельзя было себе вообразить. И Арк решил, что, если прямо сейчас Фио попросит, он пойдёт с ней на край света. Пойдёт прямо туда, в неизвестность. Главное, вместе.
Много после, долгие годы спустя Арк будет вспоминать тот день, как один из самых счастливых. А возможно, что и перед самой смертью он будет видеть только её лицо в закатных лучах.
– Услышьте, кто может слышать! Слушайте, кто здесь! Передайте всем!
Лорды-правители города Триврата установили. От сего дня долговая отработка для всех, не относящихся к высшему сословию, вместо одного поколения, как было раньше, переходит на два поколения назад и на два поколения вперёд. Это значит, что сейчас вы отрабатываете долг не только деда, но и прадеда и пра-прадеда.
Дальше! Если вы не успеваете в срок отработать долг, то обязательство переходит на вашего сына или дочь, а также их детей.
Дальше! Долговая отработка переходит не на одного из детей, а разделяется поровну на всех отпрысков. Сиречь, больше детей, быстрее отработка, меньше сумма.
Дальше! В случае самовольного оставления места долговой отработки, сиречь побега, работник будет казнён на месте без суда. Всем жителям Триврата, честно отработавшим долг, гарантируется свобода и верительная грамота, се подтверждающая.
Услышьте и передайте остальным!
***
Муравейник пришёл в норму только через три дня. Восстановили, как могли, палаточный городок. Вновь наладили работу в выработках. Каждое утро встречали лекаря. Только Али так и не выходила из шатра Старшего, будто боялась, что погромщики вернутся в любой момент.
По утрам лагерь принимал бочку с водой. Сперва её доставляли в дом над входом в Муравейник, затем откидывали мощную створку в полу и спускали вниз, старателям.
В детстве Арк любил смотреть, как спускали бочку. Сейчас – наравне с другими мужчинами поддерживал её снизу, упираясь всем телом, чтобы та не покатилась по сходням. Тягачи через створку травили помалу верёвки.
Этот ежеутренний ритуал, казалось, будет вечен. И шахтёры, неумытые спросонок, зевающие, в тот момент были для него самыми близкими. И чистыми. Именно по утрам, считал Арк, люди чище всего, потому что ещё не успели запачкаться.
– Так, подставляйте чашки-ведра! – громыхал Окс на весь Муравейник. – Гора не терпит лени.
Как Старший старателей он всем разливал поровну, и обычно Али помогала ему. Люди выстраивались длинной цепочкой кто с чем, чтобы получить свою порцию, затем разбегались по лагерю, как муравьи, а после шли работать. Мылись каждый вечер. Под умывальню выделили закуток в дальнем от входа в Муравейник углу, где имелись сливы для воды. Там вечно стоял запах сырости, но не было ни плесени, ни смрада нечистот. В какие глубины вели дыры в полу, не ведали даже старожилы Шахты.
– Эй, мыло у кого осталось?
– Не дам, Тэл, всяко бесполезно! Как тогда зайчика поймал, так теперь не отмоешься.
– Ой, пошла ты! Дерьмо отмоется, совесть – нет, – беззлобно отвечал головной Тэл. – А ты и так никому не даёшь.
– Может, я себя для мужа берегу?
– А как же я, ну?
– Х-ха! Тебя, Имп, я люблю как брата.
Вокруг захохотали. Мылись все вместе – смеялись, бранились, но плескаться себе не позволяли, так как вода в Триврате всегда считалась ценностью. И если в самом Городе-в-горе добыть пресную воду для питья было проще, то здесь, под горой, она ценилась в двойне.
– И что? Лорды не стесняются, вон. Ну, полюбила бы разок и брата.
Опять смех.
– Ага, а приплод ваш уродливый потом куда? – вставил кто-то.
– Дык сюда ж, в Шахту, ну! Все свои.
– Ты ещё Боргорона сюда притащи.
От упоминания городского чудовища многие притихли. Но задора не убавили, просто припомнили, как монстр расправился с предыдущим Старшим старателей несколько лет назад.
– Не видать его, кстати. Слухи-то, слухи. Кажись, за три седмицы и не забрал никого больше.
– Да и слава горе. Вон, ни стража, ни маги не справились за столько лет!
– Да то ж разве маги. Вот я…
– Эх, Тэл, с твоими кривыми пальцами только узлы и вязать.
– Сама ты косточкой делана!
И пошло по новой. Правда, никто не обратил внимания, что при упоминании Боргорона Арк отвернулся и вперился в щербатую стену.
После раздачи воды старатели отправлялись в выработку. Дружной толпой, кто в штанах, кто в набедренных повязках, они шли мимо Гнезда. Брали по пути инструмент, воду, а некоторые накидывали наплечники. Рубах на работу не надевали: лишняя стирка, а новая одежда добывалась редко.
– Эй, давай сегодня опять кто больше камней набьёт?
– Нет вечности для гор… Отстань! Я после твоих «кто больше» рук не чую.
– Хочешь, я с тобой потягаюсь?
– Иди в Бездну, Тэл. Поставишь куклу, а сам в сторонке сядешь. Мне потом только Ума и поможет. Эй, Ума?
Рослая молодая женщина с короткими тёмными волосами, крепкой спиной и широкими плечами обернулась на ходу:
– Конечно, дружок. Тебе вечером плечи размять?
– Э, нет, Ума. Твоими нежными ручками только камни крошить.
– Ну, Окс, вон, не жалуется.
Арк шёл будто бы со всеми вместе, но в стороне. Вдруг его окликнул Имп:
– Арк? Ты сегодня опять, ну, вниз?
– М-м, там привычней, – пробурчал юноша в ответ.
– Ну-у, ладно. А давай с нами? У тебя ручищи какие! Сыграем, ну, в «Кто больше»?
– Да отстань ты от парня, Имп. Нравится ему среди костяков кайлом махать, и пусть, – встрял в разговор мужчина впереди.
– Пра-льно, – поддержала Ума. – Ты, Имп, тоже руку то береги, она тебе вечером нужна будет.
– Чего это?
– Будешь сидеть и меня, ну, вспоминать! – передразнила она.
Со всех сторон раздался дружный смех.
Старатели били камень от зари до заката. Дышали пылякой, потели, сбивали ладони в кровь, кололи скалу в надежде отыскать жилу пожирней. Хозяин давал прибавку тому, кто откроет новое месторождение. Случалось, впрочем, такое редко, однако и награда того стоила.
Каждый лелеял мечту накопить денег и потому работал добросовестно, зная, как щедро может одарить Шахта. Или же стать могилой. А мечта была-то у всех одна: выкупить свой договор и уйти прочь свободным человеком.
Жители Триврата тонули в долговой отработке поколениями. Хозяин – принимал всех, от безродных пропойц до беглых рабов. Он платил откупную городу, хотя деталей никто не знал, но взамен предлагал чистую монету за грязную работу. Предлагал договор: ты задыхаешься в Шахте при жизни и останешься после своей смерти. Если же выкупишь договор, то уйдёшь свободным от всех долгов перед городом и Шахтой.
Замкнутый круг со слабой надеждой на хороший исход. Но многим было достаточно и этого.
Старатели не видели живого света, но время суток чуяли инстинктивно. Привыкли, научились. Не сговариваясь, понимали, что солнце перевалило зенит, и можно немного передохнуть, поесть. Или – пришло время собираться обратно в лагерь, потому что светило клонится к закату. Они вместе просыпались, бок о бок работали и как один ложились спать.
Нижняя выработка, в отличие от верхней, была просторнее. Она представляла собой неровную полость, вытянутую и уходящую вглубь. Напоминала извилистую пещеру с выступающими стенами, углами и участками, что лежали то выше, то ниже. «Неравномерная по простиранию и падению, то есть по ширине и глубине», – как сказал бы опытный шахтёр. Здесь вполне возможно было ненадолго затеряться от живых глаз.
Арк рубил и колол породу день напролёт. Слева и справа скелеты махали кирками, а некоторые собирали битые камни и стружку, складывали в тележки и везли в дальний угол, где был выход в слепой ствол. Там стружку выгружали. Две дежурные куклы сбрасывали всю эту отработку в непроглядную тьму подземного мира. И вновь – насколько глубоко шёл тот ствол, не ведал никто. А лезть вниз и проверять – дураков не нашлось.
Шахта работала, как цельный механизм, где каждый элемент знал, что ему делать и как двигаться. Живые распределялись изо дня в день, сменяли друг друга, вдобавок кто-то оставался дежурить в лагере, кашеварить или наводить порядок. Окс распределял работы, следил, чтобы никто не заболел, а если всё-таки иной старатель захворал, Старший выделял на его место другого.
Мёртвые работали иначе. Почти две сотни костяков делились на десятки, звенья, каждым из которых командовал свой головной. Они направляли работу и отдавали приказы. Сами при этом ладони инструментом не рвали, ведь главный инструмент мага – его руки. И пусть головные не были настоящими магами, но колдовали ровно также. Они сплетали узлы.
Вдобавок, один из них всегда оставался над входом в Муравейник. Жители Шахты называли это «стоять на ветру» – то есть весь день плести один и тот же узел и обеспечивать подачу свежего воздуха во все подземные залы и выработки через специальные воздуховоды.
– Эй, кто хочет сыграть? – голос вдруг прервал рабочий шум.
Мёртвые двигались ритмично, в одном темпе, стук их кирок сливался в один мерный гимн труду. Стук да стук, стык да стык, тц и тц. Куклам разговоры были не нужны.
Работая бок о бок с безмолвными костяками, Арк терял счёт времени. Неосознанно подстраивался под них, также бил киркой и через раз дышал. Монотонный стук убаюкивал его, и он словно впадал в транс. Разум уходил вглубь самого себя, блуждал в мрачных закоулках черепа. Бывало, миновало полдня или даже весь день, а он ни на миг не останавливался. Конечно, тело потом расплачивалось дикой болью. Но со временем Арк привык к подобному ритму и не желал ничего менять.
– Что на этот раз, Тэл? Опять в «Птицу и лисицу»?
– Да.
Несмотря на вечно хмурый взгляд, все знали, что головной Тэл не дурак пошутить и повеселиться. Он был худ, небрит, а длинные волосы схватывал на затылке шнурком. Головной прохаживался вдоль шеренги скелетов, но ближе двух шагов всё же не подходил. Некоторые куклы имели немалый рост и размах кирок, а глаз на затылках не имели. Того и гляди, снесут полбашки, и пикнуть не успеешь.
– Ой, иди ты в щель! Твоё звено, вон, сегодня забой рубит. А мои отработку убирают. Отвлекусь, и всё – ушуршат в ствол.
– Просто признай, что твои пальцы растут из задницы, – не унимался Тэл. В слове «пальцы» головные всегда ставили ударение на последний слог.
Все живые внизу обязательно прикрывали рот и нос, потому лиц было не разглядеть, плюс в воздухе висела каменная пыль. Однако каждый понимал, что Тэл улыбался.
– Да ты обманщик! Я тебе ворону загадал, а ты мне – муравья. Как я муравья должен показать, а?
Неожиданно кто-то воскликнул:
– Старшой!
Крик вывел Арка из транса, он завертел головой. Все разом подтянулись, задвигались, стали что-то делать и внимательно поглядывали на свои звенья.
Окс встал на свободном пятачке, окинул взглядом всю выработку и спросил:
– Где Гор?
– А вон, спину ровняет за валунами!
Кто-то хохотнул, но его тут же одёрнули. Окс двинулся в указанную сторону: к приметной стене и трём большим камням. Через несколько мгновений он уже тянул за ухо Гора из его лежбища, свирепо пуча глаза. Молодой мужчина махал руками, визжал и пытался встать на цыпочки, чтобы его ухо не осталось в кулаке Старшего.
– В щель тебя, Гор! Деланный ты косточкой сын Бездны! Борго!
Головной Гор лепетал, поскуливал и крепко держался за ухо поверх огромного кулака Окса.
– Всю седмицу будешь рубить породу наверху рядом со мной! Всю. Следующую. Седмицу. – Он отпустил головного и подтолкнул ногой пониже спины. – Мы там пылякой дышим, а этот – дрыхнет!
Старший постоял немного, тяжело вздыхал, пытался успокоиться. Наконец, собрался с мыслями и позвал погромче:
– А-арк!
Благо, тот успел опомниться, чтобы не пропустить этот крик. Однако, спешить на зов не стал. Осторожно опустил кайло, прислонил к стене. Неторопливо размял руки, смахнул пот с коротко стриженной головы. Затем спокойно и неторопливо приблизился к Старшему, хмуро посмотрел тому в глаза.
Он ничего не сказал, и Окс тоже сперва промолчал. Но затем кашлянул и сказал, не глядя на него:
– Мне надо в город, а ты пойдешь со мной. Сейчас. Обмойся. Вода осталась. И прилично оденься. Лицо умой, – буркнул напоследок Старший.
Всё. Мужчина отвернулся и двинулся к Тэлу.
Как бы он ни кипел внутри, но ослушаться не мог. Уже у выхода обернулся и нашёл глазами Эла и Кло. Как все куклы, те били породу, делая чёткие выверенные неживые движения. Не зная, куда смотреть, ни один живой не смог бы отличить этих двоих от остальных.
Вообще все куклы были разными. У некоторых кости треснули, у других не хватало фаланг или рёбер, или кусков черепа. Приметная пара давным-давно лишилась нижних челюстей, иные хромали и кривились от прижизненных болезней. Запылённые, мёртвые не потели и не мылись. Лишь совсем свежие приходили чистыми и отбеленными, чтобы очень быстро стать такими же, как остальные.
Напоследок он увидел ещё одну куклу. Та слегка хромала, толкая тележку со стружкой. Примерно его роста с остатками некогда чёрных волос на черепе, которые она всегда заплетала в две косы. Арку не нужно было представлять её лицо при жизни – он прекрасно его помнил.
Глядя на скелет своей матери, Арк уже давно не плакал.
Ему были уже десятки тысячелетий. С его точки зрения, это была целая вечность. Однотонная, пыльная, задумчивая. Вечный Лич. Для одних - порождение зла. Для других - источник знаний и мудрости. Для третьих - потенциальный союзник.
Давным давно Лич облюбовал эту подземную крепость под горой, заброшенную за ненадобностью. С тех пор крепость успела исчезнуть с карт, дорогу поглотила тайга а ворота заросли густыми растениями. Но за самой крепостью тщательно ухаживали давно покойные слуги Вечного Лича. В крепости царили вечные мрак, холод и тишина.
Лич чувствовал время иначе. В своих раздумьях он проводил месяцы, не замечая разрушительного полёта времени. Одно из преимуществ бытия Лича - отсутствие ограничения во времени. Могли греметь войны, могли умирать империи, могли разрушаться континенты, - а Вечный Лич продолжал своё существование. Но иногда его покой нарушали.
«Зачем ты пришёл ко мне?» — спросил Вечный Лич у ворвавшегося в тёмный зал варвара.
— Я пришёл очистить мир от тебя, исчадие зла! — выкрикнул варвар и замахнулся на Лича топором. Удар посоха Лича переломил рукоять топора у самого топорища, а после этого набалдашник посоха обрушился на голову варвара. Лич подошёл к безжизненному телу, упавшему на пол. Простёр над ним костяную длань.
«Восстань, варвар.» — произнёс Лич. Тело поднялось и посмотрело на своего нового хозяина.
«Отныне и навсегда ты смотритель этого замка.» — продолжил Лич. Труп безмолвно кивнул и удалился.
А Вечный Лич вернулся к своим размышлениям. Ему не было жаль варвара. Умер и умер. Лич не заставлял его нападать. Варвар сам принял решение напасть, и Лич уважал его выбор. Но этот выбор был глуп. Нападать на существо, прожившее двадцать тысяч лет - самоубийство.
Лич не считал, сколько прошло времени. В подземной крепости не была заметна даже смена времён года. Может быть пролетели десятилетия. Может - считанные дни. Для мертвеца время значения не имеет. Но его покой вновь был нарушен.
— Вечный Лич, — полуседой мужчина, сжимающий посох с черепом, вошёл в залу, где стоял Лич.
«Что тебе нужно?» — спросил тот, разворачиваясь.
— Я великий чернокнижник Каин Мордак. Я пришёл заручиться вашей поддержкой в моём начинании - завоевании мира.
«Ты глуп. Я не стану помогать тебе в твоём бессмысленном начинании. Ни мне, ни тебе, ни миру это не даст ничего. Я не собираюсь нести живым страдания.»
— Кажется вы неправильно поняли, — усмехнулся Каин, — ни о какой добровольной помощи и речи не шло.
С этими словами Каин поднял посох, и из черепа на его конце вырвался в сторону Лича сноп чёрно-зелёных огней. Сиреневые огоньки в пустых глазницах черепа древнего умертвия вспыхнули ярче. Лич поднял посох и сиреневое сияние поглотило огни Каина. А после этого Лич просто подошёл к Каину и взял его за лицо левой ладонью. Каин завопил. Там, где его коснулись костяные пальцы Лича, плоть превращалась в пепел. Последним, что Каин Мордак услышал перед тем, как его мозг рассыпался в прах, были слова Вечного Лича:
«Я обычно отпускаю души тех, кого убиваю. Но твою, пожалуй, оставлю себе.»
Пустая мантия Каина осела, его кости застучали об пол. Лич воскресил скелет Каина и отправил за метлой, смести пепел. Потом разжал левую ладонь. На костяной длани трепыхался сине-зелёный огонёк.
«Судя по оттенку души, Каин был хорошим чернокнижником, но погряз в честолюбии.» — произнёс Лич тем же тоном, которым врач говорит «вы повредили ногу при падении, но неплохо приземлились и обошлось без перелома». Чёрно-сиреневый вихрь закружил огонёк на ладони Лича. И рядом с ним медленно материализовался призрак. Тёмный призрачный плащ, пустота под капюшоном и в рукавах, бестелесный голос, звучащий лишь в наполненном магией черепе Лича:
— Что я должен сделать, хозяин?
«Исследуй камни кладки на предмет трещин и докладывай обо всех найденных повреждениях скелетам-ремонтникам.» — ответил Лич.
— Хорошо, хозяин.
И вновь время было не важно для вечного Лича. С того дня могли пройти недели, а может и считанные секунды.
— Владыка мёртвых, — нервничающий юноша боком вошёл в зал.
«Что тебе нужно?»
— Мне... нам нужна ваша помощь! — воскликнул юноша, — На наши земли напал злой чернокнижник Каин Мордак! Вы - единственный, кто мог бы его одолеть в наших землях!
«Всякий может испросить моего совета. Но силой я не стану помогать никому. Ибо тогда я ввяжусь в борьбу и стану её частью. А я вне любой борьбы. Но ты можешь больше не волноваться, юноша. Каин Мордак мёртв. Он пришёл ко мне и хотел подчинить меня себе, но я легко справился с ним.»
— Благодарю, благодарю, — кланяясь и расшаркиваясь, юноша удалился.
Возможно, с тех пор пролетели годы. Возможно - недели. Для Вечного Лича время не имело значения. Но наступил день, который Лич запомнил.
— Простите за беспокойство, господин Лич, — в зал вошёл эльф.
«Что тебе нужно?»
— Я пришёл задать вам несколько вопросов.
«Задавай.»
Эльф вздохнул:
— Вечный Лич, ответьте: как найти единую справедливость, и есть ли смысл жизни?
«Не часто мне задавали такие вопросы. Я отвечу тебе прямо: единой справедливости нет. Смысла жизни - тоже.»
Эльф поник. Сел на каменный поребрик.
— Зачем я задал этот вопрос? — спросил он у пустоты под сводами зала.
«Потому что ты хотел удостовериться, что твои догадки верны.» — ответил Лич, вспоминая древние, происходившие на заре его существования события, — «Но я скажу тебе и то, что поможет тебе. Каждый сам измеряет справедливость. И сам устанавливает себе смысл жизни. Но если он не сделает этого, то за него ему назначат свои смысл и справедливость другие.»
— Почему вы пытаетесь помочь мне? — спросил удивлённый эльф.
«Ты задаёшь правильные вопросы. Когда-то я и сам ими задавался. Тогда я звался Бьёрн Каст. Я боялся, что мне не хватит времени чтобы найти ответы на все вопросы. И превратил себя в Вечного Лича. С тех пор я нашёл ответы на многие вопросы. Но ещё не на все. Ответы порождают новые вопросы. Но, думаю, вечности мне хватит.»
— Я Алиэн, мне всего-то двадцать семь. Для эльфа - ничтожный возраст. В пятнадцать я застал падение Гегемонии Эльфов. Величайшая из империй континента пала. И я стал скитаться по миру, задаваясь вопросом, как же так получилось? В итоге я пришёл к тем вопросам, которые задал вам.
«Понятно. Рад знакомству, Алиэн.»
— Умри, нежить! — эльфийка с длинным мечом набросилась на Вечного Лича. Посох преградил клинку путь. Сиреневое пламя, и в руках у эльфийки осталась только рукоятка. А посох Вечного Лича продолжил движение по прежней траектории.
Лич и эльфийка замерли, набалдашник посоха умертвия затормозил у самого подбородка девушки.
— Отлично, — с вымученной улыбкой произнёс Алиэн, — Господин Лич, прошу знакомится - Эдраэль, моя возлюбленная, храбрая но... слегка склонная к радикальному мышлению. Эдраэль - это Вечный Лич, древний, мудрый и добрый.
— Нежить не бывает доброй! — прошипела Эдраэль.
«Девочка, что есть добро? » — в голосе Лича послышалась усталость, будто он объяснял ребёнку почему следует ходить на горшок, — «Всякий склонен трактовать это слово по своему. Для меня добро в знании. А иные учат что знания – зло, и благо в невежестве. Для тебя добро - защита любимого. Для Алиэна - поиск ответов на мучающие его вопросы. Для Великого Окоянного, - преображение всех существ. Для вождей павшей Гегемонии Эльфов - в тотальном превосходстве их расы. Так что же есть добро, к которому нужно стремиться?»
— Алиэн, пошли отсюда! — Эдраэль развернулсь чтобы уйти, не желая дальше слушать речи Вечного Лича.
— Постой, Эдраэль, — Алиэн взглянул на Лича, — Я задам вам последний вопрос: почему двери вашего дома всегда открыты?
«Хороший вопрос.» — ответил Лич, — «Я держу двери открытыми для того, чтобы те, кто ищет ответы, могли задать мне вопросы.»
— Ты это серьёзно? — спросила Эдраэль.
«Да.»
Эльфийка осеклась. Алиэн поклонился Вечному Личу.
— Благодарю вас за ваши слова, — сказал он, — но нам пора. Буду рад встретиться вновь.
«Я тоже буду рад снова встретить вас, Алиэн.» — ответил Вечный Лич.
Уже когда Алиэн и Эдраэль выходили из подземной крепости, последняя не выдержала.
— У тебя что - крыша поехала?!* — напустилась она на своего спутника, — Сунуться прямо в логово к Вечному Личу! А если бы он тебе своим посохом череп проломил?! Ты хоть представляешь, как я за тебя испугалась?!
— Это я тут крышей поехал?! — огрызнулся в ответ Алиэн, — На себя посмотри - бросилась на Лича с мечом, без доспехов, без плана, без каких либо шансов выжить!
— Я была готова за тебя умереть!
— И что бы мне это дало? Если бы Вечный Лич хотел нас убить, он бы сделал это, и ни ты, ни я ему бы не помешали! А ты его спровоцировала!
Некоторое время эльфы молчали. Потом Эдраэль вздохнула и сказала:
— Прости. Я поступила глупо. Только из-за тебя мы все не погибли.
— Ничего, — улыбнулся Алиэн, — я ведь понимаю что ты поступила так из-за меня. Но постарайся больше не кидаться спасать меня очертя голову.
— Постараюсь.
Уже выйдя за ворота, Алиэн обернулся. И ему показалось, что он видит две сиреневые искорки в глубине коридора. Глаза Вечного Лича.
Возможно, с тех пор пролетели века. А возможно - считанные секунды.
*Сноска: большинство эльфийских владык общаются во время официальных церемоний привычным нам по фэнтези высоким слогом эльфийского литературного языка. Но существует также у эльфов и бытовая форма языка, для неформального общения: эльфийский разговорный язык, мало чем по сути отличающийся от других разговорных языков мира.
Это было уже глубокой ночью. Старатели едва привели лагерь в порядок. Сразу за лекарем не послали: осмотрели раненых и подлатали своими силами. Жизнь под землёй научила их со многими бедами справляться без чужой руки.
– Как мы их…
– И что дальше, каждую седмицу так будем?
– Да что мы им сделали? Чем прогневали, а? Я работаю тут, как проклятая, чтобы ещё и вот это?!
– Надо будет, повторим! Вон как малыш Арк их приласкал. Боец!
– Да ладно вам.
– Налейте герою. Лей говорю, не жадничай. Ему уже можно.
– Да я ж не пью… Кхе-кхе… Ого-го!
– Пей, малыш, заслужил.
– Да, пусть ты и странный, но наш!
Пятерых пришлось зашивать наживую, один сломал руку, ещё пара старателей лежали, не в силах подняться. Мальчишку Зана с трудом достали из-под обломков палатки – так и не пришёл в сознание. Кровь остановили, раны обработали, обмотали тряпками, но лекарю показать решили уже утром. Красавица Али, которую едва не изнасиловали, сидела в шатре Старшего, не хотела показываться людям.
Погибших сложили у дальней стены. Семь душ навсегда остались в Шахте.
Старатели праздновали победу. Достали несколько кувшинов дрянного вина – всё, что уцелело – и расползлись по лобному месту, что гордо называли «площадью». Радовались, как могли. Шутили и смеялись, некоторые рыдали в сторонке.
– Окс, почтаря послал?
– Да, уже. Всё написал. К утру будет ответ, уверен.
– Борго, что за ужас, а?
– Хватит ругаться. Мы же отбились.
– Борго-борго!
Шахтёры захохотали.
– Окс, а что нам ждать теперь? Ты Старший, ты скажи!
Он встал во весь немалый рост, и остальные притихли. Кто-то даже отполз в сторонку, чтобы лучше видеть. Окс обвёл всех взглядом и заговорил:
– Как бы ни было темно под горой, мы помним о солнце. Вал, Энс и другие… Навсегда останутся с нами.
Многие взглянули в сторону погибших, и тишина сдавила сердца живых.
– Кто это был? – продолжил Старший. – Мастеровые. Каменщики. Маслобои. Мясники. Коробейники. Кожевники. Простые люди. И солнце видят каждый день. Мы с вами живём во тьме. Работаем и спим во тьме. Мы сильнее!
Старатели внимали, но и бутылка с пойлом шла из рук в руки. Хорошее зелье – и пить, и раны прижигать.
Теперь, когда всё закончилось, Арк тяжело дышал и прятал дрожащие руки. Он будто сдулся, стал меньше и прятался за спинами товарищей. Страх не отпускал, и юноша, чтобы прогнать его прочь, прислушался к голосам сидящих перед ним.
– Плавно речёт, ну.
– Тш, дай послушать.
– А что слушать? Нам не слова нужны, а дела, ну.
– Нет вечности для гор. Сам тогда. Давай, говори дело, раз умный такой!
– И скажу. И скажу. Ну!
– Уверен, эти больше не сунутся, – продолжал Окс. – Они хотели увидеть, кто мы. Насмотрелись до слёз. Хотели пощупать камень, из которого мы сделаны. Пощупали так, что руки в кровь.
– Старшой, – встал вдруг один старатель. Нестарый, жилистый, шишковатая макушка поблёскивала в свете фонарей. – Старшой.
Все замолчали. Рослый Окс взглянул товарищу в глаза. Тот уставился в пол, сжал кулаки.
– Окс, – всё же заговорил он. – Ты хорошо говоришь. Сильные слова, ну. И работаешь с нами вместе. Крепкие руки. Но что делать-то, Окс, ну? Все знают, в городе слухи ползут от стены к стене. Мол, под Тривратом сама Бездна открылась. И чудища засели, ну. Эти ж вернутся, – он неопределенно махнул рукой.
– Эти не вернутся. Малыш Арк им показал, насколько крепки у нас кости. А другие… Ты что-то предлагаешь, Имп? Говори.
Названный Импом глубоко вдохнул.
– Надо делать. Ставить, ну, охрану. Наверху. Запирать вход в Муравейник. Иначе, борго… Он, Он же обещал, ну! Потребовать у Хозяина…
– Хозяин знает, Имп. Крысу-почтаря я послал. Уверен, Он уже знает. Нам надо верить Ему. Это всё, что прошу.
– Но как же те, кто обитает в городе? – спросили из толпы. – У нас дети в городе…
– Слушайте! – обратился Старший ко всем, повысив голос. – Луна видна даже днём. Хорошо, что у вас есть дом. Но большинство живут прямо здесь, в Муравейнике. Я, Арк, Али и многие-многие. Поверьте. Не мне – Хозяину. Он платит, он помогает. Он защитит.
– А как нам по улицам ходить, Окс? Пока что, слава горе, не дёргают. Тут все вместе отобьёмся. Но там?
Все посмотрели вверх, упёрлись в свод большого зала, над которым сотни и сотни людей ходили каждый день. Они там просыпались, пили-ели, работали, играли. Жили.
– Там, – указал Окс на свод, – такие же люди. Не все злые. И также живут во тьме, как мы. Ну, в полумраке.
Старший улыбнулся, и некоторые старатели вторили ему смешками. Триврат не зря назывался Город-в-горе, ведь солнце было роскошью в их мире.
И он продолжил:
– Они такие же. Но Хозяин – иной. Я верю. И вы поверьте. Есть секрет. Расскажу, и тогда – вы поверите. Но признаюсь. Слова не твёрдые, сам слышал краем уха.
Они зашикали друг на друга, хотя и до того помалкивали. Имп так и стоял, но уже не отрывал глаз от Старшего. Тот прокашлялся.
– Хозяин повёл дела с Лордами. Есть люди, и им без разницы, кто работает в Шахте. И Он, – Окс поднял палец, – скоро откроет Шахту для всех. Под Палатой Лордов, под их рукой. Никто тогда не посмеет сказать нам и слова! Хоть здесь, хоть наверху!
Старатели сперва замерли, опешили, но миг спустя загомонили наперебой.
– Хо-хо-хо, Окс!
– Неужели, прямо так всем расскажет?
– Нет вечности, и тут толстозадые Лорды влезли…
– Эт как же, борго, работать теперь? Половину им отдавать?
– Борговы знатники.
Кто-то вскочил, иные заспорили. Сразу дюжина человек полезла к Старшему с вопросами. Имп присосался к пузатой бутыли в стороне. Другие радостно обнимались и смеялись.
Никто не заметил, как давешний герой, малыш Арк, тихонько покинул суету. Он прошёл тенями до стены, постоянно оглядываясь, затем повернул вдоль, чтобы меньше глаз видели, куда направился. Частично его скрывали наспех поднятые и кое-как закреплённые палатки. По пути прихватил фонарь.
Незамеченный, он миновал великие Врата. Они именовались Третьими, были вечно открыты настежь и вели в недра горы. Прямой проход раздавался вширь и через пятьдесят ударов сердца выходил в Гнездо. То была полость-перекрёсток, из неё шло два квершлага, не коридора – так говорили старатели.
Посреди располагалось нечто, похожее на остатки крохотного дозорного пункта с тремя полуразваленными стенами. Это и называлось Гнездом. Его использовали как перевалочное место, где хранили часть инструмента и запасы воды, чтобы не таскать всё из Муравейника в выработку и обратно.
Гнездо пустовало, потому что подземную Шахту не от кого было охранять. До сегодняшнего вечера.
Малыш Арк свернул в правый квершлаг, спустился вниз на один пролёт и вышел в новый горизонт. Первая выработка, где день ото дня старатели добывали руду. Тут и там лежали позабытые инструменты. Высились кучи битого камня, что не успели убрать. Видно, что работали живые. Но задерживаться Арк не стал и двинулся дальше.
В дальнем конце первой выработки зиял проход – вытесанные в скале ступени. Они вели глубже, поворачивали и открывали глазам вторую выработку, нижнюю. Гораздо чище и просторнее, без лишнего мусора.
Здесь работали мёртвые.
Они хаотично стояли повсюду, куда доставал неровный свет. Застыли без движения, в полужестах, словно странные кривые деревца. Пожелтевшие кости, гладкие черепа, пустые глазницы. Истинный костяной лес.
Куклы Арка не страшили. Они не были способны двигаться сами без приказа живых. Их словно выставили так ради жуткой красоты, а не работы. Старатели инстинктивно не прикасались к ним, не подходили близко, не работали рядом и не трогали их – кукол – инструмент.
Арк шёл и иногда проводил по костям кончиками пальцев. Одного погладил по гладкому черепу, другому закрыл рот, надавив на челюсть. У третьего аккуратно опустил руки с киркой, которой тот собирался расколоть ближайший валун. Он не знал истоков магии, что заставляла их повиноваться и выполнять команды, но костяки отвечали на движения и повиновались, будто суставы их крепились на шарниры.
Впереди раздался стук. Кость о кость, а точнее – клацанье зубов. На мгновение он замер. Осторожно посмотрел по сторонам. Звук повторился. На долю мгновения его прошиб холодный пот. Отблески фонаря заметались по костям, удлиняя тени и заставляя их плясать.
Вся огромная полость вновь погрузилась в тишину. Арк уверенно пошёл дальше, больше не отвлекаясь на мёртвых. Только его шаги расползались по выработке. В самом конце находился небольшой закуток: край скалы скрывал от чужих глаз маленький мирок, где юноша бывал почти каждую ночь.
Он поднял фонарь и осветил нишу. Два скелета, застывшие в таких позах, будто их неожиданно застали на месте преступления, пусто смотрели на него.
Так продолжалось краткий миг, а затем куклы шевельнулись, двинулись, сделали синхронный шаг к Арку. Он попытался было отступить, но те уже протянули к нему костлявые руки. Хрустнул камешек под пяточной костью одного из мертвецов. Парень успел лишь открыть рот…
Куклы в один момент приблизились и обняли Арка, застыли. Одна похлопала его по плечу. Так они вместе стояли какие-то время, но Арк совсем не боялся. Он тоже обнял их в ответ.
Вскоре один скелет отстранился, клацнул несколько раз челюстью и сделал пару жестов.
«Мы испугались», – перевёл юноша.
«Все побежали. Мы слышали. Борьбу. Драку», – так выразился другой.
– Сейчас расскажу. Давайте сядем.
То была странная беседа, какую вряд ли кто-то из живых мог себе представить. Арк говорил и говорил, махал руками, вскакивал в самые острые моменты. Он показывал, как дрался с погромщиками, как махал цепью. И удивительное дело: мертвецы слушали его. Они послушно сидели на удобных валунах, будто поставленных здесь специально, следили за его жестами, иногда приоткрывали зубастые рты или кивали. Пару раз даже поворачивали головы и смотрели друг на друга, будто переглядывались.
Когда история подошла к концу, и Арк присел рядом, тяжело дыша, один из скелетов застучал челюстью, поворачивая голову то в одну сторону, то в другую.
«Думаешь, это был. Мор?», – понял Арк.
– Мне так показалось. Его волосы… я видел, – задумчиво кивнул он.
Имя человека мертвец «произнёс», стукая зубами и делая паузы. Стук и пауза в разном порядке означали разные буквы. Потому, если приноровиться к принципу и запомнить все сочетания, то можно вполне сносно выражать сложные, длинные или непонятные слова, имена и названия. Например, чтобы «сказать» букву А, скелет делал «тук» зубами один раз, букву О – «тук-тук» дважды и так далее.
Арк всё это знал и понимал без особых проблем. В конце концов, сам и придумал такой способ общения с мёртвыми.
«Мне было страшно. Много звуков. Крики», – сказал второй и сделал намёк на жест, будто так по-человечески хотел обнять себя за плечи.
Арку захотелось обнять друга, успокоить, но он считал себя уже мужчиной, пусть ему и было всего семнадцать лет. А мужчины всегда серьёзны и суровы, не как бабы, и по пустякам не обнимаются. Потому он просто улыбнулся и сказал:
– Не бойся, Кло. Эти явно приходили не за вами. Они нас били да палатки ломали.
Оба друга умерли мужчинами и должны были ими оставаться.
«Я слышал. Их крики. Ваши. Им было больно. Всем было больно». Кло вздрогнул. Совсем как человек.
Парень всё же поддался порыву и положил руку на плечо скелета.
«Нет, малыш Арк, – покачал головой другой скелет и поднялся. Ростом он не уступал Старшему старателей. – Это только начало».
Целое обращение «Малыш Арк» тот выразил привычным жестом: щёпотью коснулся груди и одновременно стукнул «А», не договаривая имя.
– Я тебе не малыш, – по привычке буркнул Арк в ответ. – Я уже мужчина, Эл!
«Что сказал Окс?» – вероятно, Эл не хотел вновь заводить старый спор, потому сменил тему.
– О! Окс сказал, что Хозяин собирается открыть Шахту для всех! Он сделает так, чтобы нас не трогали. Тогда можно будет больше не бояться ходить по городу. Здорово, да?
Кло отвлекся на что-то на стене, отошёл и ковырял пальцем. Эл стоял без движения, молчал. Арк знал, что друг задумался. За годы общения он чувствовал, какое выражение лица могло бы быть сейчас на месте голого черепа, застывшего в вечном оскале.
«Думаю, это плохо. Для нас с ним, – Эл указал на Кло. – Может быть плохо».
– Да ты что?! Хорошо же. Люди в городе перестанут беспокоиться. Никто больше не придёт… бить. И денег будет больше.
Он вскочил, поднял кулак. Рядом с Элом он казался сам себе ребёнком и всё больше злился.
«Подумай. Открытый Муравейник. Больше людей. Придут работать. Мы не сможем прятаться. Долго. Найдут».
Эл следил за ним, поворачивая голову.
– И пусть! Я защищу вас. Да. Буду больше тренироваться. С цепом вон как уже управляюсь! С дубинками ты мне помог…
«С цепью. Цеп – другое», – поправил его скелет.
– Да, с цепью. Ну, ещё меч раздобуду. Хоть какой. Сражаться научусь. А потом денег накоплю. Договор свой выкуплю. Вас выкуплю. И уедем. Втроём, сами. Далеко-далеко.
«Это хорошая мечта, малыш. Но. Они приходили за нами. За всеми. И придут снова».
Арк стал на месте и хмуро взглянул на Эла. Повернулся к Кло:
– А ты что скажешь?
Тот будто не услышал и пытался сложить из нескольких мелких камешков пирамидку.
«Мёртвые должны быть. В Бездне. Ты знаешь. Живые нас не примут», – закончил Эл.
Теперь замолчал и задумался Арк.
Кло вдруг отвлёкся от камней и поднял голову:
«Хочу увидеть небо. Эл сказал. Оно глубокое. Боюсь в него упасть».
Парень сперва опешил, пытаясь понять смысл фразы, затем звонко рассмеялся.
