Доктор взял с металлического столика зажим и вцепился им в средний палец на руке Дахи. В этот раз он был не один. С ним в кабинете находились трое коллег:
Рослый, плечистый детина бандитского вида в зеленоватой медицинской пижаме, статный, ухоженный мужчина лет сорока и девушка, по-видимому вчерашняя студентка.
Айдахар не почувствовал боли, только моргнул, ожидая её. На протяжении нескольких следующих часов его катали из кабинета в кабинет, проверяя рефлексы, забирая анализы, тыча иголками и ударяя током. Четверо ходили за ним везде, хмурили брови и перешептывались.
Даха уже изрядно устал, и когда его погрузили на платформу очередного аппарата, просто заснул. Под конец его отвезли на рентген, затем положили в палату и велели ждать.
– Достали, - буркнул парень, когда остался один. – Хорошо, что я не чувствую всех этих уколов…
– А хотел бы? – вкрадчиво спросила Шнадир.
– О… явилась, - скривился Айдахар и тут же умолк, прислушиваясь нет ли кого рядом.
– Ты так давно лежишь недвижимым, разве не хочется снова ходить?
– Ты откуда знаешь? – прошептал Даха.
– Подумай, тебе стоит только попросить, - продолжала уговаривать девушка.
И тут произошло странное, парень почувствовал покалывание в руках, затем пальцы его собрали одеяло гармошкой и подтянули до подбородка.
– Зябко что-то, - пояснила Шнадир и спрятала Дахины руки под одеяло.
Даха покосился на камеру видеонаблюдения под потолком.
Ленка прижала к губам чумазые руки и отступила назад, уткнувшись спиной в бетон короба. Мужики же похватали кто до чего мог дотянуться и замерли, а бормотание не прекращалось.
Оно шло из самого тёмного угла, было монотонным, как будто это говорил не человек, а механизм с записанными в случайном порядке репликами на нищенскую тематику.
Ленка беззвучно рыдала от ужаса, приятели же, разгорячённые выпивкой стояли в напряжении. В углу зашуршало, потом зачавкало, а после снова заговорили:
– Остался один на белом свете…
Кто-то из дружков Егорыча догадался зажечь огарок свечи и подсвечивая себе ей дорогу двинулся на голос. Неверный, дрожащий огонёк так и намеревался погаснуть, и мужчина тихонько ругался себе под нос. Огонь потух. Чиркнула об огниво спичка, выхватив из темноты покрытого слизью и кровью уродца, который сощурился от света, а в следующую секунду бросился к компании визжа:
Проходящие в этот момент мимо короба прохожие услышали многоголосый испуганный крик.
За ночь полотенце присохло к ране, поэтому его пришлось отмачивать. Амир стонал, пока Алиби-ата осторожно отрывал от шеи смоченную тёплой водой повязку. Пахну́ло тухлыми яйцами. Алиби отшатнулся, прикрыв нос рукой, Екеу-аже распахнула настежь двери.
– Ухх, - она прикрылась кончиком косынки. – Совсем плохо!
Алиби покачал головой. Он сбрызнул рану водой, помыл руки и полез в неё пальцами. Амир закричал, но дёргаться не стал. Дедушка привстал и показал парню то, что вынул из его шеи. Это была суровая нитка вся измазанная в гное, слизи и крови.
– Что это? - ужаснулся Двоедушник. – Это ещё что такое?
Он выхватил нитку из пальцев старика, резко сел на тюфяке, но в глазах его мигом потемнело, и он рухнул обратно.
– Коровья смерть, да? – скучающим тоном спросила Екеу.
– Д-да…а вы откуда знаете?
– Сынок, мы здесь всю жизнь обитаем, каких только бесов на своём веку не перевидали, - пожала плечами старушка.
При упоминании бесов Алиби замахал руками на свою бабку, и поднёс к губам палец, та в ответ только отмахнулась.
Старик сделал знак, что придётся терпеть, сунул в зубы Амиру кожаный ремень и полез снова в рану. Очень скоро парень потерял сознание от боли.
В те стародавние времена, когда Дяу были стоглазыми затеяли как-то трое из них, что были братьями состязание кто сильнее.
– Кто бо́льшую скалу притащит на это самое место, - сказал старший из них. – Тот и сильнее!
Разбрелись братья по землям Дяу кто куда, да стали искать скалы. Ходили сто дней и сто ночей, обошли свои земли и на сто первый день принесли каждый по скале.
Старший принёс целую гору, намного больше тех, что принесли его братья, но те не согласились признавать его победу.
– Давай ещё силой померимся! – закричал средний брат. – Давай скалы кидать. Кто выше подбросит – тот и сильнее.
Стали братья скалы кидать. Старший подбросил до первых небес, младший до вторых, а средний – до пятых и ранил Аггела, который наблюдал за ходом состязания.
Сорвался Аггел с пятых небес будучи раненным, не смог взмахнуть восемью своими крыльями и убился о скалу старшего брата, расколов ту на три части.
– Охохо! – обрадовался средний брат. – Моя победа!
Но остальные двое не согласились с этим.
– Вон мёртвый Аггел! – сказал младший брат. – Кто больше из него вырвет глаз, тот и сильнее!
И стали тут братья глумиться над погибшим. Тем временем проезжал по первым небесам Тенгри на восьминогой своей кобылице Сайголик. Увидел он что деется в срединном мире и как надругались над Аггелом трое Дяу. Разозлился он, направил лошадь в срединный мир. Пронёсся стрелой меж братьями и вырвал у каждого по девяносто девять глаз, а Аггела унёс к пятым небесам, чтобы вернуть того родичам.
Так и остались Дяу кто с одним глазом, кто с двумя.
Окосевшие от страха выпивохи “ломанулись” к выходу, не разбирая куда ставят ноги. Ленку подмяли, истоптали, пнули в челюсть, выломав передние зубы. Оставшись наедине с чудищем онемевшая от страха женщина пускала кровавые пузыри и дрожала всем телом. Сквозь прямоугольное окошечко давало совсем скудное освещение, однако расширенные зрачки Ленки видели всё прекрасно, словно при свете прожектора.
«Младенец» за несколько часов Ленкиного отсутствия значительно подрос:
Прибавил в росте около метра, скрюченные конечности стали более сильными, смуглое, сморщенное лицо приобрело мужицкую грубость, глаза выкатились уподобившись двум шарикам для пинг-понга, выдвинулась нижняя челюсть и обнажился крупный ряд зубов, похожий на кривой штакетник. Он стоял на полусогнутых ногах, сжимая в руке перепачканную плесневыми пятнами целлофановую упаковку от колбасы.
Шурша упаковкой малыш подобрался ближе к Ленке, повернул голову на бок и молвил:
Нижняя челюсть женщины заходила ходуном, выбивая дробный ритм осколками зубов. По подбородку потекла смешанная со слюной кровь. Пьянчушка обмочилась.
Уродец повернул голову на другой бок.
– Инвалид я… на хлебушек…- сказал он, поковырял кривым пальцем пятно внутри целлофана и сунул палец в рот.
Ленка попыталась отползти подальше, но тут ей под руку попалась одна из буханок хлеба, которую вместе с другими она выронила, обнаружив Агапыча. Пьянчушка схватила хлеб и выставила его вперёд, словно оружие, зажмурилась.
Хлеб потянули, Ленка разжала пальцы. Послышалось чавканье. Женщина приоткрыла один глаз и увидела, что уродец уплетает хлеб, сидя к ней спиной.
Спина была с горбом выпиравшего искривлённого позвоночника, заканчивалась хвостом, похожим на членистое жало скорпиона.
Вдруг урод закашлялся, захрипел, обблевался и рухнул на бок пуская пену, а Ленка воспользовавшись моментом выскользнула наружу.
На утро Айдахара выписали. Перед этим зашел лечащий врач, пошевелил усами, а затем присел на край койки и, немного смешавшись, заговорил:
– Мы обнаружили множественные новообразования вне паренхимы спинного мозга…
– То есть опухоли? – уточнил Даха.
– Да, - кивнул доктор. – Нужно делать биопсию, чтобы понять какого они качества… это под наркозом…
– Я ж всё равно ничего не чувствую, - ухмыльнулся Даха.
– Тут дело в том, что располагаются узелки очень странным образом, - доктор почесал макушку. – по всей длине столба, ответвляясь по межрёберным нервам и … самое большое их скопление — вот тут.
Он постучал пальцем себе по затылку.
– Там, где у тебя “инородка”.
Чернильная тьма. Пробиваются сквозь белый шум льющейся воды голоса, зовут, говорят, кричат… ничего не разобрать. Воздух густой и смрадный, липнет к коже. Душно до тошноты.
Амир сделал осторожный шаг: под ногами маслянистая жидкость. Глаза привыкли к темноте и стали видны неверные очертания предметов. Вдали, совсем крошечное, величиной с булавочную головку вспыхнуло огненной корой дерево. Что на нём за плоды? Отсюда не видно.
Заполонившая степь чернота лишь изредка уступала вырывавшимся из расславленного песка сероватым скалам. Баксы поглядел на свои ладони. Да, он в своей новой оболочке: поцарапанные изрезанные огрубевшие пальцы с траурной каймой под ногтями, поросшие чёрными волосами предплечья.
Амир двинулся по направлению к единственному источнику света: пылающему древу. Со всех сторон в белом шуме заволновались, забормотали отчётливее:
Двоедушник чувствовал, как ступни его обжигает чьё-то скорое дыхание, но не оборачивался, не глядел, не слушал. Тут не было боли, не смотря на духоту и затруднённую жидким песком ходьбу он чувствовал себя превосходно.
Вот в черноте обрамлённое белёсой пеной проступило озеро, посреди которого он увидел голубоватый силуэт Кулана. Он стоял на коленях, задними копытами упирался, сопротивляясь неведомой силе.
Шаман двинулся по воде к Пиру. Подойдя ближе Амир разглядел прогнившую почти до позвоночника шею коня, из ран в воду тянулись нитки и целые канаты, тянувшие Кулана за собой.
Пир тяжело дышал, перекатывались под серебристой шкурой напряженные мышцы. Кулан ронял пену в воду, а ту подхватывали волны и уносили к берегу. С хрустом жевал коренными зубами, глаза были закрыты от усталости.
Внезапно Кулан вздохнул и его утянуло под воду.
Амир вскрикнул, попытался помочь, но его пальцы встретили песок, едва погрузившись под воду.
Кулан вынырнул через несколько мгновений чуть вдалеке, забил копытами по воде, пытаясь выбраться, но на его морду накинули толстый аркан и вновь утянули под воду. Амир кинулся к тому месту, но снова потерпел неудачу. По поверхности озера шли пузыри. Растерявшийся парень шарил по дну руками, когда Кулан вынырнул в последний раз и прокричал срывающимся в отчаянии голосом:
– Старик, скорее! Да скорее же ты! Ай, суу-мый! Не видишь судорогами бьёт твоего мальца!
Звон посуды и бьющегося стекла. Запах полынной горечи.
– Да не сюда! На бок поворачивай! Козьи орешки неси…оду…ый… Да дай же ты ему в зубы что-нибудь!
Свист вынимаемого из петель ремня.
– Кровь! Язык что ли откусил? А нет, всё в порядке…
Даха сидел на лоджии, пил газировку через трубочку и слушал как Оленька на кухне говорит по телефону:
– Но я не понимаю, если он хорошо себя чувствует… Да почему, блин? А если он опять замолчит после этого? А Серикбол Ермекович чего сказал? Чего? Он… нет, Бекир тоже так скажет. Мы не готовы! – она замолчала, видимо выслушивая собеседника, а затем вскрикнула: – Вот по МРТ и смотрите!
Повисло молчание. Айдахар допил свой напиток и позвал:
– Тебе подлить? – спросила она.
Лицо женщины было покрыто красными пятнами злости.
– Ты слышал? - удивилась Оля. – Да, с Маржанкой, она тебя с консилиумом осматривала…
– И что? Говорят, мол надо какие-то образцы брать…
– Да, надо, - задумчиво протянула мачеха и подлила в высокий бокал Дахе газировки. – Я помню, как тебе первые операции делали… пытались…
– Ты о том, что я на столе помереть пытался?
– Уф, сплюнь, - замахала на него Оля руками. – Но в общем-то да…Тем более отец и так отказывается.
– Если хочешь знать моё мнение, - спокойно проговорил Айдахар. – То я стал говорить не благодаря, а вопреки всем уколам и всей той куче химии, что в меня вливали…
– Согласна, - мачеха кивнула. – Тогда напишем отказ?
Они посидели немного в тишине.
– Кайрата позвать? – спросила вдруг Ольга.
– А валяй,- улыбнулся Даха.
После того как Оленька ушла, Шнадир завладела рукой парня и всунула ему в рот трубочку.
– Пофему ты можеф февелить моими уками? – спросил Айдахар с зажатой в зубах соломинкой.
– Ты позволил, когда просил обнять Деда, - пояснила девушка.
– А ты фмозешь венуть мне подвивность?
Айдахар сделал пару глотков, выплюнул соломинку и негромко начал:
– Послушай, Шнадир. Я видел сон…- Шнадир перебила его:
– Я не понимаю правил, - задумался парень. – То ли ты можешь управлять моим телом с разрешения, то ли без… объясни.
– Ну…- замялась девушка. - Я воспользовалась твоим телом всего однажды, во сне, когда твой разум пребывал за чертой осознанности, ведь ты спал…
– Не понял. Но вряд ли это хорошо. Поэтому не делай так!
– Так того чудика, - осознал Даха.- Мы убили взаправду?!
– Ну да, - хихикнула Шнадир.
Остаток дня Даха провёл с Кайрой, который теперь глядел на приятеля с некоторой подозрительностью и недоверием.
Амир проснулся от того, что кто-то трогает его волосы. Разлепить глаза было очень трудно. Парень потянулся тяжелыми, словно в свинцовых наручах руками к лицу, потёр глаза, залепленные крошащимися желтоватыми нечистотами и поглядел в сторону с которой его тянули.
Прямо на запачканном кровавыми разводами тюфяке лежал бело-пегий козлёнок. Переднее копытце его было зафиксировано между двух дощечек и перевязано цветастыми тряпками. Козлёнок жевал Амировы волосы.
– Эй, а ты тут как? – удивился Двоедушник, сиплым голосом.
В горле что-то перекатывалось и щекоталось, парень сел и попытался откашляться, но сделал только хуже. Амир кашлял, мучительно, надрывно, вместо мокроты изо рта его вывалился комок суровых ниток и повис на одной из них. Юноша сунул в рот пальцы, подцепил нить, потянул и его вырвало ещё одним комом. Дверь в вагончик со скрипом распахнулась и внутрь вошла Екеу-аже с подойником полным молока.
– А ну пшел с постели! - прикрикнула она на козлёнка, тот скатился с тюфяка пузатым клубком и поковылял к выходу.
Старушка поставила подойник, подошла к мокрому комку на кошме, брезгливо подцепила его мизинцем и выбросила сквозь открытую дверь.
– Ты как, балам? – спросила она, вытирая руки о фартук.
– В горле…- прохрипел парень.
Екеу выглянула на улицу, свистнула, заложив два пальца в рот и прокричала:
Старик вскоре пришел, неся под мышкой пучок желтоватых, сухих цветов. Он выглядел измученным и уставшим.
– Что было? Я слышал, будто бы вы кричали ночью, Аже, - хрипел Амир.
– Цыц! – цыкнула на него хозяйка. – Кричала – кричала, вдвоём со стариком не могли удержать, так тебя колотило…
Алиби зевнул, подошел к Двоедушнику, заставил того открыть рот, затем осмотрел рану на шее, отогнав от неё назойливых и злых перед спячкой ос.
– Ты не Емши, смирись, - пренебрежительно бросила Екеу.
Она налила свежего молока в эмалированную железную кружку и подала её Амиру. Молоко оказалось густым словно кефир и жирным как сливки, пахло сухой травой и овечьим помётом.
Алиби растёр между ладонями насколько цветов, ссыпал их Амиру в кружку и жестом велел выпить. Горло смягчилось, облегчив дыхание, и парень даже повеселел.
– Спасибо вам за заботу обо мне, - улыбнулся Амир, когда старик обработал и перевязал ему рану. – Могу я чем-то вам помочь в благодарность?
Екеу пожевала губами, затем сказала:
– Тебе самому ещё помощь нужна, но если в силах, можешь сходить за водой, вот вёдра…
Она указала на два выгоревших на солнце пластмассовых ведра у входа.
Ленка боялась возвращаться в короб, но к ночи разыгралась гроза с крупными градинами и заночевать в парке на скамейке было совсем невозможно. Преодолев страх, подкрепив решимость поллитровкой суррогата она вернулась к месту своего обычного обитания.
Короб был тих. Только два трупа лежали подле друг друга, пахло кислым и жужжали мухи. Спать с такими соседями совсем не хотелось, а вытащить тела на улицу у женщины не доставало физических сил. Разве что уродца…
Ленка перекрестилась. Подошла и осторожно тронула уродца носком своей разорванной корссовки. Тот не подавал признаков жизни. Тогда женщина обошла тело с другой стороны и пнула его ещё раз.
– Фух…- облегчённо выдохнула Лена. – Вроде дохлый. Отмучался бедняга.
Ночь была молода, дождь, подгоняемый ветром нещадно хлыстал Ленку, завёрнутую в дырявый целлофан дождевика по одутловатому лицу льдинками града. Она кряхтела, упираясь в ручку груженной тележки. Путь её лежал к мусорному полигону, к местным враждебным и злым завсегдатаям, которые за определённую мзду и, иногда, интимные услуги готовы были на всё. Они жили, по нищенским меркам на широкую ногу, за счёт вывозимых на свалку тонн продуктовой просрочки. Водители фирм иногда даже специально сговаривались, и привозили негодный к перебиванию дат товар в одно время, чтобы поглядеть на бои без правил.
Полигонные обитатели знали, как схоронить незаметно труп, поэтому к ним и направлялась Ленка в эту ночь, перегрузив в тележку только урода, которого подняла и вытащила из короба с великим трудом, об Агапыче даже и не подумала, расчленять побоялась, да и без определённого навыка это было весьма затруднительно… Таким навыком «Полигонные» владели в совершенстве.
Подойдя к лазу в сетке забора, Ленка втолкнула в него тележку, не удержала и тело рухнуло в кучу гниющего мусора. Пьяньчушка не заметила, как из горла карлика вывалился кусок хлеба.
Женщина на минуту застыла размышляя поднимать или не поднимать уродца. Наконец, справедливо предположив, что за один труп платить придётся меньше, она прикопала тело мусором и уже двинулась дальше, но тут услышала, как под кучей зашевелилось и зачавкало.
Колодец представлял собой нечто среднее между арыком и фонтаном. Круглый неглубокий чан, а от него ответвлялся продолговатый водопой для скота у которого отдыхали вышедшие за ограду из тонких стволов деревьев овцы. Чан прикрыли листом посеревшей от времени фанеры, водопой же пополнялся тонкой струйкой.
Амир скинул фанеру, поморщился от боли в шее, прокашлялся в сторонку и опустил в воду первое ведро. Вода была ледяной, хотя погода сегодня была солнечной. Парень наполнил ведро и зачерпнул ладонью воду. На вкус вода была чуть сладковатой, а может это так казалось после молока.
– Как себя чувствуешь, малыш? – послышался из-за спины голос Канат-ата.
– Дедушка! – обрадовался Амир, но тут же снизил голос до шепота. – Горло болит…
– Чабаны дали тебе овечьего молока с цветами бессмертника, - Ата приблизился к парню и потянул воздух носом. – Знают толк в травах.
– Это вон тот дедушка дал, - указал на Алиби кивком Амир. – Он постоянно какие-то травы приносит.
Парень дотронулся до свежей повязки.
– Он знающий? Посвящённый? – Канат тоже перешел на шепот.
– Бабушка Екеу сказала, что они знают бесов, - задумался Амир. – Но ведь они живут в отдалении ... Здесь много Хасатановых слуг?
Канат-Ата сел на край колодца, положил ладони на колени и негромко проговорил:
– Слуг-то много…Только тут пахнет зверем, что гораздо их опаснее.
– Поэтому нельзя ночью выходить?
– В ограде и доме ты в безопасности.
– Дедушка, а где Кулан? Я видел такой странный сон…
Канат встал, поднял руку, заставив юношу замолчать.
– Всё что ты видел – правда, - печально произнёс он. – Кулан перетягивает на себя последствия укуса, но без помощи не обойтись! Ищи Емши, пока он держится.
Канат похлопал внука по плечу, обернулся и направился в степь.
– Дедушка! – окликнул его Амир. – Кулан кричал «Саумал».
Канат остановился, поглядел на Амира через плечо, затем взглянул на небо.
– Саумал…- хрипло повторил он. - Да, как же я не подумал…
Сказав это дед растаял в воздухе.
Наполнив второе ведро, и вернув фанеру на прежнее место, баксы двинулся к вагончику у которого сидел Алиби.
Старик чертил что-то сухой веточкой на песке. Сегодня он не ушел на пастбище, видимо устав за ночь. Отдав воду хозяйке, парень присел около Алиби и стал глядеть на письмена.
– Мне знакомы эти символы, - молвил парень. – Это ведь шаманская клинопись? Мне дедушка показывал…
Алиби внимательно посмотрел на Амира, силясь понять умеет ли Двоедушник их разбирать.
– Нет, не понимаю, - помотал Амир головой, догадавшись о мыслях старика.
– Ата, - шепнул парень так, чтобы слышал только старик. – Вы тоже баксы?
