CreepyStory

Раз, два, жёлтые глаза найдут тебя,
Три, четыре, стихнет крик в пучине

Лес пахнет горячей землёй и шашлыками. Среди деревьев ветер разносит мощные ароматы жареного мяса и скучный говор взрослых с музыкой. Ещё более скучной. Дима отошёл от лагеря на десяток шагов, чтобы посмотреть с обрыва на чёрное море. Огромная гладь воды раскинулась далеко внизу, будто вытекая из густых зарослей. Свет искрится на ряби волн, придавая вид золота.

Вдали, у самого горизонта, движется огромный корабль. У самого пляжа, рукой подать, мелькают плавники дельфинов. Дима остро захотел оказаться поближе. Достал телефон и, двигая двумя пальцами по экрану, будто растягивая резинку, приблизил изображение с камеры. Тщетно, картинка получилась мутная и трясущаяся, как вилка в руках деда.

Мальчик издал прерывистый вздох, копируя отца, когда тот попадает впросак. Убрал телефон и обернулся. Родителей их друзей почти не видно за деревьями и кустами. Земля покрыта толстым слоем прошлогодней хвои. То тут, то там из неё выступают узловатые корни. Деревья словно пытаются сбежать к морю, тянут вниз разлапистые ветви и скрипуче стонут на ветру.

Под обрывом змеясь бежит река, каменистые берега похожи на рану в теле леса. Зеленить сторонится белых от солнца булыжников и сланцевых плит, обрамляющих быструю воду. Справа обнажён склон горы, больше напоминающий слоёный пирог. Дима вновь достал телефон, сделал снимок и довольно кивнул. Опустил взгляд и замер.

На повороте реки из воды, среди бурлящих порогов, выбирается человек. Хватается за торчащие камни, тянется, а река разбивается об него, во все стороны летят брызги. Вокруг вспыхивает призрачная радуга. Денис охнул, попятился позвать взрослых и замер. Хребет стянула ледяная колючая проволока. Незнакомец хватается за камни одной рукой, а второй тянет из воды безвольное тело. Такое маленькое, как сломанная кукла. Комбинезон порван, футболка задралась до низа груди, и вода треплет длинные золотые волосы. Мужчина напоминает волка с добычей, а в его движениях нет ничего кроме холодного расчёта.

Тело зацепилось ручкой меж камней, мужчина упирается ногами, тянет. Только сейчас Дима заметил, какие у него длинные руки, словно с дополнительной парой локтей. Игра света в брызгах искажает лицо, превращая в нечто жуткое с огромными круглыми глазами.

Мужчина вскинул голову и уставился прямо на мальчика. Прекратил дёргать тело. Уголки губ пошли в стороны, скрылись за ушами и рот приоткрылся, обнажив ряды зубов. Дима заорал во всю глотку и бросился бежать.

Голоса за деревьями притихли, музыка стала тише. Дима на всём ходу зацепил плечом дерево, закрутился, ступня попала под корень и мир завертелся. Горячая земля ударила в лицо. Скулу обожгло и кольнуло. Кое-как обернувшись, с животным ужасом увидел, как над обрывом появилась кисть с длинными пальцами. Вцепилась в землю, так что ногти погрузились... За плечи ухватили и развернули, мальчик вскрикнул и уставился на мать.

Женщина раскраснелась от бега, в глазах сверкает страх и беспокойство. За ней трусят мужчины во главе с отцом.

— Что случилось милый? Кто тебя испугал? — Протараторила мать, оглядываясь и прижимая сына к груди.

— Да он упал просто. — Пропыхтел отец, смахивая выступивший на лбу пот тыльной стороной ладони. — Ничё, щас перекисью сбрызнем и нормас будет.

— Т-там... там! — Протараторил Дима, тыча пальцем за спину. Неужели они не видят ту руку?!

— Что там? — Торопливо спросила мать.

Слова не идут, застревают в глотке и испаряются из кипящего от ужаса мозга. Мальчик, продолжая тыкать пальцев на обрыв, выдавил сбивчиво:

— В... в... в воде!

Мужчины переглянулись и вразвалку двинулись к краю. Кто-то прихватил с земли массивный сук, перехватил как дубину. Вместе встали, оглядывая реку, один пожал плечами.

— Да нет тут ничего...

— Бл... — выдохнул отец, тот самый звук, прикусил язык и, обернувшись, махнул матери уходить. — Вызови кого-нибудь.

— Кого?

— Не знаю, полицию, МЧС, кого угодно!

***

Следователь стара и молода одновременно. Диме сложно понять её возраст. Форма облегает точёную фигуру, волосы блестят, но глаза полны тёмной печали, как у старушки. Годов добавляют мешки под глазами и тонкие морщины в их уголках.

Рядом сидит мать, сжимает ладонь сына и тайком, как ей кажется, всхлипывает. Отец остался снаружи, покурить. Такого серьёзного и мрачного лица у него Дима не видел с тех пор, как машина сбила их собаку.

Следователь поправила очки, перебрала бумаги дела, вздохнула и на миг зажмурилась.

— Так, ты говоришь, что видел, как странный мужчина тянул что-то из реки? — Повторила она.

— Да!

— Во что он был одет?

— Во всё чёрное! Жуткий такой... — Пробормотал мальчик с трудом подбирая слова и боясь ошибиться. — Большой.

— Наверное, это был медведь... — Всхлипнула мать, вздрогнула всем телом. — Они ведь здесь водятся?!

Следователь кивнула, вновь бросая взгляд на бумаги. Со стула плохо видно, но кажется на бумаге распечатана чёрно-белая фотография. Диму съедает любопытство, но внутренне он знает, что там. Тело девочки, а может, то что осталось от него. То, что не успел забрать чёрный человек.

— Водятся, но редко спускаются с дальних гор. Возможно, молодой, ищет себе территорию.

— Боже...

Мама всхлипнула и зашлась беззвучным плачем, стискивая ладонь сына с такой силой, что тонкие косточки заныли. Следователь вновь поправила очки, посмотрела на Диму и кивнула на дверь.

— Подожди снаружи.

Мальчик подчинился. В коридоре пусто и тихо, только этажом ниже кто-то хрипло и пьяно пытается петь. Впрочем, выступление прервалось на высокой ноте и больше не начиналось. В конце коридора лестница вниз и квадратное окно. Снаружи темнеет, виден кусок крыши из окрашенной жести и тёмно-синее небо.

Закрыв дверь, Дима тут же прижался к ней ухом, закрыл глаза напрягая слух.

— Медведь-людоед! — Громко прошептала мама.

— Это было далеко. — Напомнила следователь. — Ваш мальчик мог и не понять, что видит. В этом возрасте воображение часто... слишком яркое.

— Вы видели ту ногу?!

— Видела.

— Да как такое мог сделать не медведь!

— Мы разберёмся, нужные ведомства осведомлены.

Мать заплакала, излишне рьяно погрузившись в страхе за сына. Ведь медведь мог поймать не девочку, а его, родного! Дима вздохнул в ладонь, предвкушая чрезмерную опеку в ближайший год. Опустился на жёсткий стул, один из множества привинченных к стене. Огляделся, ища хоть, что-то интересное... За окном, в конце коридора, стоит человек. В темноте виден только силуэт и два ярко-жёлтых круга на месте глаз.

На стекле под ними появляется матовое пятно от дыхания, быстро исчезает.

Дима сглотнул колючий ком, привстал и попятился, держась за спинки стульев. Существо за окном прильнуло к стеклу, из мрака проступил огромный рот со множеством зубов. Щёлкнул язычок замка и в коридор вышла мама. Дима дёрнулся, моргнул и за окном вновь тёмное небо и кусок крыши.

— Пошли, отец уже заждался. — Скомандовала мама, промакивая уголки глаз салфеткой.

***

Ночь окутывает окольную дорогу, превращает заросли кустарника в нечто непроницаемое для света и жуткое. Машина стелется по выцветшему асфальту, отец молча сжимает руль и смотрит вперёд. Мама уткнулась в телефон и строчит сообщение за сообщением. Дима прижался лбом к стеклу, силясь разглядеть хоть что-то... жёлтые глаза вспыхнули в кустах, нечто тёмное несётся вдоль дороги, не сводя взгляда с машины. Силуэт чудовища смазывается, сливается с ночью. Мальчик открыл рот закричать, но не смог. Голос застрял в гортани.

Впереди стремительно разрастаются дорожные фонари. Видны красные огни машин, уносящиеся вдаль. Приближается оживлённое шоссе, а жёлтые глаза будто становятся больше...

3.

Мало кому понравилась идея пройти вдоль путей, ограниченных лесом с одной стороны и горами – с другой. В пелене тумана железная дорога пугала своей мрачностью, как одинокая тропа, по которой покидают заброшенный город. Бен прибыл вместе с отцом, на их лицах отражалась глубокая скорбь: маму пришлось запереть в кладовке и оставить там. Она почти полностью попала под влияние, но еще недостаточно, чтобы управлять их волей.

Идти было тяжело, с каждый шагом они рисковали споткнуться о сломанные рельсы. Через несколько километров им попалось дерево с толстым стволом, поваленное на пути. Перелезть казалось целой проблемой, обойти – еще большей. Мужчины помогали детям и женщинам, и спустя непродолжительное время им удалось перебраться. Никто не замечал глаз, наблюдающих за ними из-за скученных ветвей, готовых атаковать по команде и едва сдерживающих свой голод. Чарли не мог поверить в такую легкую дорогу без видимых препятствий и опасался, что это лишь признак затишья перед бурей. Лиззи не слышала в голове посторонних шумов и тоже испытывала некоторую тревогу по этому поводу. Бен держал ее за руку, и патрульный Рид невольно чувствовал маленький укол ревности: если бы он был моложе и мог претендовать на внимание девушки, то свернул бы шею мелкому засранцу. И только Везунчик слегка поскуливал рядом с хозяином, ощущая угрозу.

Всего несколько семей составляли их небольшую группу, и по мере удаления от города они чувствовали себя все в большей безопасности. Хорошо, когда рядом есть люди с оружием, уверенные, способные тебя защитить, в любом случае, так легко было поверить в это. Миллеры первыми заметили, что за ними следят: юный Джон шепнул на ухо родителям, и те подозвали офицера Кларка. Вскоре все были настороже. Обстановка накалялась. Везунчик непрерывно рычал и держался подле хозяина. Почему они не нападают? Ни один ответ не обнадеживал. Наконец Чарли понял, в чем дело. Они приблизились к месту, где много лет назад попал в аварию тот самый поезд, слетев с рельс и разлив опасный груз. Это место с резким поворотом подходило по описанию Хэмминга.

Стоило ему подумать об этом, как позади группы послышался шум. Люди синхронно обернулись и увидели пару человек, один из которых ребенок, стоящих всего в пятидесяти метрах от них.

Вот и началась беда. Все, теперь тебе хана, издевательски прозвучало в мыслях шерифа.

Биение сердца отдавалось в висках и заглушало все остальные звуки. Первым среагировал офицер, достав пистолет и скомандовав всем немедленно уходить. Двое, словно тени, следовали за ними, и, прежде чем Лиззи успела отреагировать, она услышала голос Бена:

– Боже мой, это Джо!

И действительно, Джо шел спереди, будто ему не терпелось наброситься на своих жертв. Истощенный, с глазами, полными черных слез, и синими пятнами на коже, он выглядел как побитый щенок далматинца, готовый броситься на обидчика. За ними стали выходить другие, выпрыгивая из-за деревьев и перекрывая путь со всех сторон. Они двигались молча, не спеша. Чарли быстро понял, что цель – загнать их, как диких животных, в нужное место. Этого нельзя было допустить. Он направил пистолет на одного из завороженных и дал сигнал полицейским стрелять. У Фрэнка мелькнула мысль: вот он – тот самый момент, смогу ли я?

Не успели они поднять дула пистолетов, а шериф нажать на спуск, как неожиданно его руки соскользнули вверх, а полицейские замерли, будто получили приказ не шевелиться. Чарли ощутил себя марионеткой: его тело перестало слушаться и теперь принадлежало кому-то другому. Оно подчинялось неохотно, кукольник явно не обладал достаточным опытом и навыками, однако постепенно поддавалось чужим командам. Чарли понимал, что управляющий пытается перенаправить дуло на него самого, тело подсказывало мозгу, а не наоборот, что будет дальше. Поэтому, не имея сил сопротивляться, он нажимал на спусковой крючок, пока патроны не закончились. Череда выстрелов, устремленных в небо и на верхушки деревьев, раздавалась, как гром среди ясного неба. До смерти напуганный Везунчик убежал в лес. И когда пистолет уперся в голову шерифа, послышался лишь легкий щелчок. Завороженные подходили все ближе, они были измучены проделанной работой, у каждого из носа текли ручьи темно-красной крови, смешанной с комьями грязи. Запаниковав, Чарли закричал:

– Бегите! – но никто не двинулся с места.

Лиззи вышла из минутного оцепенения, подбежала к патрульному, выхватила пистолет из его рук, которые почти не удерживали ствол, и выстрелила в одного из завороженных.

Всегда целься в тело, Лиззи, не надейся попасть в голову или конечности. Самая широкая часть в человеке – это туловище, у тебя будет больше шансов, если прицелишься ровно в грудь, так Чарли учил ее.

Но она не попала. Пуля проскочила мимо цели, никого не задев, однако этого хватило, чтобы другие отвлеклись и ослабили хватку. Когда полицейские освободились, они стали гнать людей в единственное свободное от врагов место: в низину под горой. За ними бежали несколько голодных тварей, издавая протяжные хлюпающие звуки, словно полностью состояли из слизи.

Юный Джон отстал буквально на один шаг, но этого оказалось достаточно, чтобы схватить его за ногу склизкой рукой и резко потянуть вниз. Мальчик упал, разбив лицо о камень, и потерял сознание. Двое накинулись на него, стали впиваться зубами в бок, как хищники, разрывая плоть, и пытаться прокусить тазовую кость. Мать Джона закричала и бросилась на них, отец поступил также. Им удалось оторвать завороженных от сына, но подоспевшие к тому времени преследователи жадно вцеплялись в них острыми зубами. Отчаянные крики разносились эхом по долине, являясь предзнаменованием смерти. Офицер несколько раз выстрелил и попал в одну из тварей, которая отлетела от жертвы и, будто перышко, аккуратно повалилась на землю, истекая темной жижей. Одновременно с этим Везунчик выбежал из леса, кинулся на лежачего, вгрызся зубами в ногу и, отодрав кусок мяса, выплюнул. Затем сгорбился в рвотных позывах.

Лиззи проводила взглядом мертвого мальчика.

Он был всего на 2 года моложе меня, подумала она.

Брошенный пес продолжал изрыгать рвотные массы, пока в конце концов не захлебнулся ими. Его безжизненное тело так и осталось лежать посреди сырой травы со свисающим изо рта языком. На этом его везение закончилось.

Группа добежала до леса и оказалась в тупике: слева от них начинался резкий обрыв, из-за деревьев выходили завороженные, справа тянулась скалистая гора. В ней Чарли разглядел небольшой вход в пещеру. Он прекрасно понимал, что именно туда их и ведут, возможно в то самое место, где когда-то была концентрация предположительно инопланетного материала. Но выбора не было. Шериф направил всех ко вдоху, а офицер успел подстрелить еще двоих, пока они бежали. Преследование прекратилось, как только люди оказались внутри. Начало пещеры освещалось дневным светом, а дальше в глубине стояла леденящая душу тьма. Они ждали, что вот-вот очередная тварь выпрыгнет из темноты, но этого не происходило, и паника постепенно покидала их.

– Наверно, именно сюда по ночам приводят местных, – нарушил тишину офицер. Его речь прозвучала обыденно, словно он был экскурсоводом или рассказывал страшилку в детском лагере. Эта мысль вызвала у Лиззи раздражающий холодок, бегущий по затылку. Рид осторожно забрал у нее оружие, что она все еще держала в руках, и ласково провел рукой по спине. Несмотря на весь ужас ситуации, в которой они оказались, этот жест показался ей неуместным и отталкивающим. Никто больше не смел прикасаться к ней. Разве что Бен, но только потому, что от него исходило тепло и защита.

Офицер выглянул из пещеры и, к великому сожалению, обнаружил, что завороженные все еще находятся вблизи, готовые вступить в борьбу. Идти внутрь ему не хотелось – это как добровольно залезть в капкан, позволить себе попасть в ловушку, сшитую врагом черными нитями. Они решили немного подождать здесь, перевести дыхание и оценить обстановку.

– И что же нам теперь делать? – спросил Доктор Симонс. – Очевидно, вглубь идти нельзя.

– А нечего тут делать. Нас привели сюда как чертовых свиней на убой! – озвучил мысли многих отец Бена. Некоторые дали волю слезам, казалось, кроме этого, ничего больше не остается.

Наконец шериф поднялся на ноги, перезарядил оружие и включил фонарь.

– Нам не стоит дожидаться ночи здесь, когда они наиболее активны. Раз уж мы оказались рядом с эпицентром, пойдем и вскроем ящик Пандоры.

Лидерство придавало ему сил, и если бы Чарльз сейчас увидел себя в зеркало, то мог бы заметить новые черты в этом спокойном, эмоционально монотонном лице. Он уже не тот маленький тихий человек, которым был всю жизнь. Шериф никогда не чувствовал себя таким мужественным и бесстрашным, хотя не исключал, что так оказывается на него влияние, обманчиво вводит в заблуждение, чтобы потом ударить ножом в спину.

Полицейские шли спереди, Рид страховал сзади. Наблюдая за Лиззи с ее парнем, он все больше терял контроль над эмоциями, чувствуя закипающую в нем ярость, что было совсем не свойственно его уравновешенному характеру. Вот бы замахнуться и ударить негодяя рукояткой пистолета, а затем смотреть на вытекающую кровь…

Некоторое время они брели в мертвой тишине, только огни фонарей мелькали перед ногами. Если бы не звуки шагов, каждый мог бы решить, что оглох. Безмолвие нарушил стук камня, отлетевший от ноги шерифа, он укатился вдаль и затих. Чарльз остановился.

– Кажется, там обрыв.

Луч света полетел вниз и не смог достать дна. Пропасть представляла собой круг, и им пришлось передвигаться вдоль стены, плотно прижавшись к ней. Синхронно шагая под команду шерифа, менее чем через 20 метров они вновь вышли на ровную поверхность.

– Здесь нет прохода, придется идти дальше.

Они снова направились вдоль слабо освещенной стены, где каждый шаг мог стать последним. Шериф и офицер первыми вышли к проходу, за ними Симонс и его друзья –Джессика Смит с сыном, и Бен с отцом. Лиззи была уже на подходе, когда земля под ногами вдруг завибрировала, потом затряслась, и скалистый уступ начал стремительно разрушаться. Паника превратилась в хаос. Люди падали с обрыва в неизвестность, крики ужаса летали по пещере, как птицы в клетке. Нога Лиззи соскочила в бездну, потянув за собой тело.

Это конец, пронеслось у нее в голове, когда чья-то невероятно сильная рука схватила ее и притянула к себе. Она крепко уцепилась за его одежду, ожидая, когда этот кошмар закончится. Качка уменьшилась, и в ухо ей крикнули:

– Прыгай! – подталкивая в руки Чарльза, который поймал Лиззи с ловкостью акробата. Еще мгновение, и он сам был в безопасности. Кларк помог Фрэнку взобраться на уступ. Теперь их осталось совсем мало. Патрульный посмотрел в пропасть: сколько нелепых бессмысленных смертей. Удастся ли выбраться хоть кому-то?

– Ты спас мне жизнь, – раздалось за спиной. – Спасибо тебе.

Рид не мог четко видеть ее лицо в этой тьме, но слова и тот ласковый тон, с которым они были произнесены, навсегда поселились в его сердце. Между ними рухнул барьер, исчезло Вы, разделявшее взрослого полицейского и девочку-подростка.

– Нам нужно идти дальше, – сказал шериф и повел всех за собой. Больше всего на свете ему хотелось просто лечь и позволить влиянию захватить себя. Как же это тяжело, когда есть люди, чье благополучие зависит от тебя, надежда, что ты внушаешь им, не дает права на отчаяние. Когда ты один, за себя не жалко и сдаться, но за друзей нужно стоять до последнего.

Гнетущая атмосфера все сильнее давила на сознание Лиззи. Она уже не могла вспомнить, было ли что-то, кроме этой бесконечной тьмы. Страх сковывал сердце в груди, дышать становилось тяжелее. Вот сейчас нечто выберется из клетки и накинется на нее…

– Лиззи, солнышко… иди ко мне… – звал ее мужской голос. – ну же, детка, я так долго ждал тебя.

Это все ложь. Плод моей фантазии. Этого нет.

– Ну что ты… не хочешь к папочке на ручки? – Лиззи не понимала, почему окружающие не слышат его. Или слышат? Может, они специально ведут ее туда.

– Зайка, зайка, зайка…

– Заткнись!!! – крикнула она вслух, и все обратили на нее внимание.

– Ты чего? – испугался Бен.

– Ничего. Разве ты не слышишь?

– О чем ты?

– Этот голос. Он заставляет меня делать то, что я не хочу! Все эти ужасные вещи!

– Не поддавайся на его уловки, Лиззи, – насторожился Чарльз.

Но голос отца не замолкал, он звал ее, рвался прикоснуться, забрать с собой. Она старалась игнорировать, но голос становился лишь громче.

– Сейчас я дотронусь до тебя, – и внезапно из темного угла выскочила тень, нацеленная прямо на нее.

– НЕЕЕЕТ! – заорала Лиззи. – Не отдавайте меня ему! – силуэт Дэвида был уже совсем близко, сейчас он схватит ее за ногу и утащит в ад…

Она трепыхалась на полу пещеры, как рыба, выброшенная на берег, разбивая руки в кровь. Тогда Чарльз схватил ее и стал удерживать, чтобы она не поранилась. Постепенно лицо отца превратилось в лицо шерифа, и Лиззи успокоилась.

– Простите меня.

– Все в порядке, я с тобой, – успокаивал он.

– Давайте повернем назад. Если мы пойдем дальше, то погибнем, – слова эти прозвучали пророчески.

– Для нас нет дороги назад. Вставай.

Дальше было больше свободного пространства, но дышать становилось еще труднее. Тяжелый горячий воздух шел им навстречу, оседал на коже, щипал легкие. То, что скрывалось внутри пещеры, любило жар. Где-то вдали раздавались булькающие звуки вскипающей воды.

Дорога сама привела их к этому месту. Перед ними открылась огромная бездна, на дне которой струилась, испускала пар черная, как смерть, густая жидкость. Поверхность ее раскалилась до ярко-красного сияния. Они зачарованно смотрели в эту пропасть, чувствуя, как она затягивает их, манит окунуться в свою пучину смерти.  

Поезд, что привез меня в сей ад,

Никогда не заберет назад.

Ни разу еще строчки Чарльза не были пропитаны такой безнадегой.

4.

Отец Бена не отличался особым умом. Это был довольно грубый молодой мужчина, ставший отцом, едва ему исполнилось 18. Он часто выпивал на работе, устраивал потасовки в барах, но при этом оставался добрым весельчаком для местных горожан и любящим мужем и отцом для своей семьи. Поэтому никто не был удивлен, когда он прервал охватившее всех оцепенение, расстегнув свою ширинку и извергнув содержимое мочевого пузыря прямо с обрыва, приговаривая:

– Это тебе за мою жену, мразь! Пей! – затем похлопал себя по ягодицам и добавил: – А если проголодаешься, то я тут приготовил еще пару ароматных колбасок специально для тебя!

Его поведение вызвало вспышку истеричного смеха, позволяя людям на секунду почувствовать себя дома. Чарльз улыбнулся, но его внимание быстро переключилось на то, что происходит внизу. Моча погрузилась в жидкость, но не смешалась с ней, а ровно легла на поверхность. Это место зашипело, как кипяченое молоко на плите, и черная жижа под ней растворилась, оставляя красную полоску, напоминающую кровь, истекающую из раны.

– Интересно, – произнес он.

– Произошла какая-то странная химическая реакция, – сказал рядом стоящий доктор.

– Но почему?

– Хороший вопрос.

Происходящее, очевидно, не понравилось существу, что притаилось в горных недрах. Страшный гул стал исходить из бездны, оглушая и дезориентируя. Все вынуждены были закрыть уши, чтобы не оглохнуть. Земля вновь дрожала, осколки скал падали с потолка прямо в бушующую лаву. Душный воздух наполнился запахом озона, который резко ударял в ноздри. Несмотря на пекло, все волоски отклеились от тела и встали дыбом. Фонари замерцали, как уже случалось в лесу.

Внезапно лава стала выпрыгивать из ямы, будто собака за закрытой дверью. Она ухватила своими горячими щупальцами отца Бена и потащила его вниз. Не успел он среагировать, как сорвался с обрыва и упал. Вслед за ним устремился отчаянный крик: «Папа!!!», – словно визг дикого зверя, угодившего в капкан. Тело его поглотила черная жидкость, и смерть наступила мгновенно. На месте вскипела кровь: то ли отца Бена, то ли самой раненой гущи.

Лиззи в страхе прислонилась к стене, чтобы не свалиться с края скалы. Спину и руки обожгло, но она несмотря на боль продолжала цепляться за камни, как за спасательный круг, и в какой-то момент поняла, что не может пошевелиться. Тело оцепенело, больше не принадлежало ей, отдав себя во власть кого-то другого.

Дорогая сестренка, я же говорил, что мы встретимся, шепот звучал изнутри головы, вырываясь наружу.

Нечто обжигающее капало на плечи, разъедая одежду вместе с кожей, и стремительно остывало. Она не могла издать ни звука своим парализованным горлом. Страх охватил каждую клеточку тела, пока жидкость окутывала ее тьмой, заползала в ноздри и рот, перекрывая дыхание. Еще секунда, и она задохнется, но зато все наконец закончится… И вот она уже согласилась на смерть, но вновь оказалась обманута: жидкость вдруг отступает, отпускает ее, позволяя снова дышать и шевелиться. Спасение. В организме все внутренности горят огнем. Что-то не так.

Это наш маленький секрет, Лиззи.

– Уходи, – слабо прошептала она в ответ.

Все стихло. Лишь эхом разносился плач Бена, понесшего утрату. Лиззи судорожно вытерла лицо.

Нет, нет, нет, этого не может быть, буквально кричала она.

Только не со мной, нет!

– Ну что, вы довольны, сволочи? – орал Бен, обращаясь к полицейским. – Что вы хотели тут найти!? Здесь только смерть, неужели непонятно?! Здесь только смерть!

С противоположной стороны вышел агент Хэмминг. Он был покрыт ужасными язвами, зияющими кровавыми дырами по всему телу. Те волосы, что еще остались сбоку головы, торчали в разные стороны. Он напоминал страшного монстра без признаков сознания, который двигался к ним, чтобы поглотить.

– Хэмминг! Стоять! – закричал офицер Кларк, и тот остановился.

– Я пришел с хорошими новостями, – ответил агент, задыхаясь влажным кашлем. – Вы можете идти.

Все переглянулись. Как это понимать?

– Вы больше нам не нужны. Проваливайте.

– Пожалуйста, давайте просто уйдем! – вскричала Джессика, обнимая сына.

– Вы затащили нас сюда! – орал офицер ему в ответ. – Ради чего?

Хэмминг улыбался почти беззубым ртом, из которого сочилась кровь. Казалось, он гниет заживо.

– У вас мало времени. Мне стало известно, что к рассвету от города останется только гриб.

Кларк не сразу понял, что он хочет сказать.

– Ядерный гриб.

– О чем это он? – испугался патрульный.

– Военные подстрелили парочку наших братьев, пытавшихся пересечь границу… И то, что они увидели, им не понравилось, – он прервался на кашель. – На рассвете они скинут бомбу на город и сотрут его с лица земли.

– Не может быть! – Чарльз был в бешенстве. – Откуда ты это знаешь, сукин сын!?

– У меня здесь свой канал связи, – сказал Хэмминг, указывая рукой без двух пальцев на голову. – Для меня все кончено, но вы еще можете спастись. Бегите через горы на север, двигайтесь вдоль реки, через 50 километров свернете на запад и выйдете на Хейнес-роуд, там вас не ждут.

Офицер с шерифом недоверчиво переглянулись, между ними произошел немой диалог:

«Что, черт побери, происходит?»

«Не знаю, но нам лучше уйти»

«Ты веришь ему?»

«Не найдется в мире человека более лживого, чем Хэмминг, возможно, там нас ждет ловушка».

– Почему мы должны тебе верить? – крикнул Чарльз.

– Мне плевать, веришь ты или нет, но к утру от вас всех ничего не останется, – и пока он обдумывал сказанное, Хэмминг продолжил: – Однако эта информация вам дорого обойдется.

Он достал пистолет и, злобно улыбаясь, направил его в сторону Лиззи с очевидным намерением. Она даже не успела оценить нависающую над ней опасность, когда Чарльз, находившийся ближе всех, накинулся на Лиззи и закрыл ее от прицела пистолета. За следующие две секунды прогремело 7 выстрелов: 2 ударили шерифа в спину, а остальные прошли через грудную клетку Хэмминга, как решето, когда офицер и патрульный одновременно опустошили обойму. Агент свалился с обрыва, а Чарли скатился на пол. Пули застряли в нем, но Лиззи все равно почувствовала, как два сильных толчка отдались ей в сердце.

Полицейские мигом подбежали к шерифу, стараясь как могут перекрыть раны, но кровь хлестала из пробитой артерии и за считанные секунды окрасила все вокруг.

– Нужно скорее вывести его отсюда! – надрываясь кричал Кларк. – Ну же, Фрэнк, быстрее! Чего ты стоишь?!

Но Рид видел, что ничего тут не сделаешь, и офицер лишь борется с неизбежным. Тем не менее он помог ему перетащить шерифа подальше от обрыва, а Чарльз даже не в силах был кричать от боли – он стремительно покидал этот мир. Кларк не хотел сдаваться и только приговаривал:

– Все будет хорошо, я не дам вам тут сгинуть, все будет хорошо, мы еще выпьем вместе, вот увидите, как тогда…

Шериф делал свои последние вдохи, осознавая, что не готов к смерти.

Пожалуйста, я не хочу, не хочу…

Умирать от руки иуды – одна из самых мерзких кончин, которые могут выпасть на долю полицейского. Внезапно в глазах потемнело, уши заложило, и кто-то потянул его цепью вниз.

– Этот поезд… никогда… не заберет меня, – на последнем слове его вдохи прервались навсегда.

Лиззи завыла, словно маленькая девочка, лишившаяся мамы, и кинулась ему на грудь, запачканную кровью, обнимая и плача.

– Папа, не умирай. Папочка… Пожалуйста, проснись, – она совершенно не контролировала поток боли, что обрушился на нее, как водопад. Чувства вернулись к ней с прежней силой и вырвались с хрипящим криком, полным страдания. Она оплакивала потерянных маму, маленького брата, парня, образ любимого отца и человека, ставшего для нее почти отцом. И наконец себя – еще живую, но уже обреченную. Все кончено.

Автор Волченко П.Н.

Прошу прощения, только-только дописал, вычитку сделать не успел. Юмор в мистическом стиле.

Серега спрятался в тени подворотни. Фонарь, что стоял за углом, был единственным горящим на этой улице, и потому выходило, что Серега был как раз в тени его, во мраке за углом, а проходящий сослепу, с яркого света, узреть его ну никак не мог. А вот Серега видел всех и каждого, кто прошагает мимо.  Шаги в этот пустынный ночной час слышны были издали, и еще так же издали, задолго до того как появится прохожий, Серега принимал решение: притаиться, подождать, когда мимо пройдут, или сокрыться чуть глубже, дальше в подворотне. Двое и больше идут – в темноту, вглубь, одинокая поступь – задержаться, посмотреть.

Первым мимо его убежища прошагал грузный, тяжелый дядька, уже в возрасте, в очках, с обрюзгшими щеками, и Серега уже думал выйти, бросить ему в след пару ласковых, но взгляд остановился на ушах. Характерные какие-то заломы-переломы, а дядька то не прост оказывается, походу борец был – нет, тут нечего ловить, и он отступил назад, бесшумно скрылся во мраке.

Следом, минут через десять, по этой пустынной улочке торопливой, скорой походкой, звонко цокая каблучками, прошла фифа. На эту тоже рука не поднялась – не по пацански это баб гопстопить. Отпустил с миром, хоть и был соблазн увязаться, клинья подбить, уж больно она вся вихлястая была, а местами, нужными надо сказать местами – мясистая. Удержался, с места не двинулся.

А вот третий чувачок Сереге приглянулся. Нет, не так – приглянулся по такому петушку – плохое слово, - ценным показался. В ушах беспроводные наушники пробками торчат, из заднего кармана излишне тесных джинс его торчит розовый айфон со стразиками, сам прикинут по богатому, по пидарски.  Химо, опять же, в радугу крашеное, на запястье из под шелкового блеска бордовой рубахи цепка нехилая поблескивает с подвесками, и даже вроде камушки цветом на ней играют. Сладкий пацанчик во всех отношениях – есть что взять, походка пидриная, зашугать проблем не будет.

Серега дал длинному, тощему пацану пройти, и вышел из своей подворотни, кашлянул, пидарок даже вздрогнул, едва не подпрыгнул. А Серега, цыкнув зубом, окликнул пацанчика:

- Э, радужный, закурить не будет? – конечно есть опасность, что это дресь гейская ща метнется бегом, и может свалить даже успеет, но нет, пидарок встал и медленно, прям профессионально шугливо, обернулся. Они встретились взглядами, и Серега хищно ощерился в ухмылке.

- Че зыришь, курить есть?

- Я… - сглотнул, - У меня вэйп.

- Мог бы и не спрашивать, - всё сходилось. Шуганый петушок, само собой вэйп парит, а не курит, еще, небось, и веган какой-нибудь – мля стрекозиная одним словом. Или двумя? Да хрен с ним – тля и есть, - Сюда иди, да? – махнул рукой приглашающе, - Есть позвонить, мне маме позвонить надо.

- Я, - радужный сглотнул, глаза его расширились от ужаса, как у котяры, когда тот охотится, - Телефон забыл… У друга…

- Ну ясно, что не у подруги, - улыбка Сереги стала уж совсем масляной, - только я твой телефончик уже срисовал. Иди-иди, сюда иди.

И петушок опасливо, быстро бросил взгляд по сторонам, по темным окнам глазами мазнул, отступил на шаг, потом еще на один, и Серега не выдержал – рванул с места к сладкому. И тот тоже – припустился, как самый настоящий спринтер!

Сергей бежал, нет – он летел! Его мягкие, упругие кроссовки легко отталкивались от тротуарной плитки, в его крови горел азарт погони, а жажда крови – пьянила! Этот район – свой, родной. Он знал его наизусть, с закрытыми глазами мог найти тут любую нычку, нюхом чуял куда могли положить закладку, и, тем более, новичка в здешних трущобах – он не упустит, нет!

А тот шел, несся будто по навигатору, по злому, по коварному навигатору, что уводил его все дальше и дальше от более-менее благополучных спальных пятиэтажек – в глубь, в самое гетто, ближе к частному сектору, где хоть режь, хоть убивай, хоть жги – никто ничего не услышит, не увидит, не припомнит. Сергей, если бы не надо было беречь дыхание, расхохотался бы в голос, счастливо и злобно, как злодеи в кино.

Еще своротка – мертвый тупик меж ровными, без единого окна, стенами. И тупик этот упирался в высоченный бетонный забор, и куча мусора рядом с ним. Так и есть, петушок влетел в мусорную кучу, послышался звон битого стекла, громкое шуршание полиэтилена – всё, добегался сладкий.

- Ну… - задыхающийся Серега, сплюнул, сделал глубокий вдох-выдох, - есть позвонить?

- Есть… - странно, но петушок не выглядел запыхавшимся, усталым, а дышал ровно и взгляд его не отрывался от лица Сергея.

- Гони мобилу.

- Легко, - он сделал пару шагов вперед, и вдруг, вместо того чтобы вытащить телефон из заднего кармана, легко,  будто Серега, здоровенный, ходящий в качалку, и весьма не малого роста, был пушинкой, сграбастал его за грудки, и рывком впечатал в кирпичную стену.

- Э-э-э, братан, ты чего!

- Твои братаны в подворотне боярышником давятся, мразь, - прошипел петушок со злостью, с яростью какой-то и вдруг Сергею показалось, что глаза его, сладкого этого, словно светятся, словно полыхают в них жаркие красные угольки. И ему, Сергею, стало страшно…

Он резко, рывком, сдернул с груди серебряную цепочку с освященным крестиком – мама подарила, и ткнул им в харю, в лицо перекошенное петушка, но нет – не зашипел тот от боли, не отпрянул, а только расхохотался. Радостно, жарко, а после резко, рывком, впился зубами в его, Сергея шею и наступила тьма…

Х Х Х

Мэйты Сергея чилили на своем традиционном пятачке у козырька старого, еще засыпного дома. Это было их «родное» место, где они тусили еще с детства, с нулевых, которые, в местных трущобных широтах, еще так и не отпустили девяностые. Вован нервничал, оглядывался.

- Э, Токсик, Сергу када видал?

- Я ему не краш, чтоб его чекать.

- Я ж по серьезке, он мне торчит. Ща по бабкам ваще приперло.

- Не знаю, со вчера не видал, - и Токсик, а по паспорту Толик, сплюнул, спросил, - слышь, дай в зубы, чтобы дым пошел.

- Я ж говорю, на ноле, сиг нет.

- Херово, Чингиз, у тя есть?

- Отвали, чайка, - Чингиз, весьма похожий на татарина, за что и обзавелся погонялом, а по имени просто Саша, - демонстративно достал пачку золотой явы, закурил, - На всех не напасешься.

- Ща бы гопнуть кого, - зло цыкнул Вован, - курить охота, зубы чешутся.

И словно бы услышав его слова, мимо пятачка их заплеванного, прошагали двое. Явно сладкие, явно «легкие» - пидрилы одним словом. Вован проводил их взглядом и…

- Э, братва… - прищурился, вглядываясь, все же уже неплохо так стемнело, - А тот, что жлобистей, это не Серега? А?

- Да ты попутал что ли? – вскинулся Чингиз, но тоже глянул в сторону медленно, идущих под ручку, сладких, и столь же медленно как те шли, сказал тихо, - Вроде… Вроде он.

- Твою ж мать! – Токсик вскочил, ощерился зло, - Да как так-то! Серега заднеприводный! Мы ж… Мля, братва, так это нельзя! Так нельзя!

И они неторопливо двинулись за парочкой. Гопнуть они их и без того решили сразу, это даже не обсуждалось, но узреть в этой парочке Серегу – это был шок. Шли они неторопливо, на той же скорости, что и петушки, и Чингиз даже сигами поделился – курила вся троица, перешептывались.

Сладкие всё-таки «учуяли» их – оглянулся тот, что похудее, сказал тому, что был похож на Серегу что-то на ушко, блин, ну как же всё это по гейски выглядело, тот оглянулся и троица преследователей остановилась, замерла. Это и правда был Серега! Да, теперь его было сложно узнать: подведенные глаза, даже кажется чуть подкрашенные губы, причесон челкастый, пидарский, но не узнать его свороченный, чуть вмятый нос, не разглядеть глубокий шрам на скуле – нет, никак. Это был Серега!

- Да как так-то! – в голос закричал Чингиз, и началась погоня!

Прохожих не было, не встречались. Пустые улочки, подступившая ночь, последние кровавые краски заката. Мэйты - дружбаны бывшие Серегины, нагоняли! Еще чуть, еще чуть-чть. Еще совсем немного – прижали, и тут никто не увидит. Тут можно и отхерачить, тут можно и почистить. А Серегу они будут месить от души, прям по полной!

Петушки кинулись в сквозной подвал старой, расселенной трехэтажки, загромыхали следом и мэйты, а Токсик кинулся в обход, чтобы прижать на выходе – всё, мышеловка захлопнулась. Но… Есть нюанс… Крики троицы никто не услышал – место было глухое, подвал был глубокий…

Х Х Х

В залитом вечерним красным заревом кабинете подполковника МВД стоял тот самый первичный петушок, за которым погнался Серега. Только был он не в жеманном своем прикиде, а в форме, и стоял он навытяжку, по стойке смирно, и отчитывался о проделанной работе.

- За время операции «голубая устрица» было устранено двадцать восемь агрессивно маргинальных субъектов, из них четверо входили в малые ОПГ, информация и субъекты переданы в разработку отдела «Вервольф» для дальнейших оперативно-разыскных действий. Сегодня в разработку будет взят район АМЗ.

- Оценка работ по времени.

- Как обычно, - едва заметно пожал плечами, - Первый день – выявление участников групп, второй день – работа по массивам, третий – зачистка.

- Принято. Приступайте.

- Есть приступить, - вскинул руку к фуражке, из под которой выбивалась радужная прядь волос, - Товарищ подполковник, разрешите обратиться.

- Обращайтесь.

- Ребятам бы довольствие добавить. Все же упыри неразумные. Сложно контролить, на грани ходят. Пресекать приходится. Побольше бы крови со скотобойни…

- Сержант Толстой, финансирования не хватает. Вы уж там постарайтесь… Как-нибудь. Под контролем. Как будет возможность… Всё, приступайте.

- Есть приступить, - он этак картинно, как в кино, как на параде, щелкнул каблуками, развернулся на месте, и строевым шагом покинул кабинет начальства.

- Ну, и как оно вам? – раздался голос из мрака, где едва различался силуэт кресла и кого-то в нем.

- Знаете… Страшно. Очень страшно. И это ваше, упыри эти… Они точно потом в норму вернутся? Ну как в норму… Относительно.

- Конечно. Конечно же вернутся в относительную норму. Хозяин, простите, сержант Толстой их освободит, и оставит установки. Будут вполне себе благочинные люмпены. Гопстопы и прочее – забудут. Хорошие будут люди, хоть и простые.

- А эти… Вервольфы ваши…

- Тут сложнее, но и контингент, сами понимаете – иной. ОПГ – это уже не административка. Но будем думать, будем работать. Нам, сами понимаете, тоже лишних кривотолков не надо.

- Понимаю, - вздохнул подполковник, утер платочком лоб.

- Стемнело, - в голосе того, из мрака, прозвучала легкая усталость. И будто вторя его словам погас последний кровавый лучик солнца, и на город навалилась ночь, - Полечу я.

- Хорошо, конечно… Вам открыть?

- Не утруждайтесь, - едва уловимое движение в темноте, и створки высокого, до потолка окна сами распахнулись.  Дохнуло вечерней прохладой, свежестью, послышался шорох одежд, хлопок громкий крыльев и в окно высокого кабинета на столь же высоком этаже здания МВД вылетел, взмыл в черные небеса ангел в белоснежных одеждах, и над головой его вспыхнул желтый полукруг нимба. С земли, наверное, показалось бы, если бы кто увидел, что это дрон с подсветкой. Но никто ничего не смог бы разглядеть, об этом подполковник знал прекрасно. Они… Эти -  могут делать так, чтобы никто и никогда их не заметил.

Подполковник еще чуть постоял у открытого окна, закурил, вздохнул, затушил недокуренную сигарету в пепельнице и закрыл окно.

Уходя он бурчал себе под нос:

- Поставили, блин, патриарха главой МВД, с божьей помощью… Черт! Прости меня Господи! – быстро перекрестился, - С чьей же помощью то? Упыри эти, оборотни… кураторы ангелы… Все, блин, одним миром мазаны.

Перекрестился, закрыл за собою дверь. Вышел, а всеслышащий Господь расслышал уже его мысли:

«Неужели у нас всё так плохо, что без высших – никуда».