– Лиззи, что с тобой? Тебе плохо? – разволновался Бен.
– Я в порядке! – закричала она с непривычной злобой в голосе. Бен отстранился. Можно ли было винить ее в плохом настроении? Да хоть кого-то из них?
Когда они оказались в лесу, из-за дерева стала выглядывать сверкающая пара глаз, не смея приблизиться. Кларк и Рид держали оружие наготове.
Попробуй, ублюдок, и получишь пулю между глаз, думал офицер.
– Эта девушка идет за нами по пятам, – сообщил ему патрульный, – хотя другие отстали. Интересно, что ей нужно.
– Это Нэнси, – вмешался Бен. – Ей нужен я. Зовет примкнуть к существу. Но сегодня я не в настроении.
Она так и не перешла в нападение, лишь тенью следовала за ними какое-то время, пока не исчезла.
Темнота опустилась на землю раньше, чем они прибыли к реке, но огни мерцающих фонарей спасали от сплошной тьмы. Все кинулись к воде, утоляя жажду, и в том числе Лиззи, которая старалась унять жгучую боль в горле, но холодная вода не могла остудить пламя, ползающее по глотке. И тут она ощутила, что за ней пристально следят: тень, скрытая в ночи, смотрит прямо ей в глаза.
«Скоро, совсем скоро мы будем вместе, ты и я, как раньше, ты станешь одной из нас», – говорил шепот в ее голове.
Только вместо радости и облегчения в Лиззи закипала целая буря эмоций из ярости, ненависти и гнева. Желание рвать, грызть, уничтожать. Вот что испытывает оно. Теперь Лиззи понимала его и не боялась. Не стоит стесняться своих истинных желаний. Убивать – слово отдавалось в висках с каждым биением сердца. Она двинулась вперед, уступая злу внутри себя, отдавая власть зарождающейся тьме. Существо вышло из-за деревьев и пошло навстречу. Джо считал, что она готова стать подле него, стать чем-то большим, чем человек. Они стояли напротив, невидимые для других, и между ними больше не пролегало условных границ, свойственных людям, лишь темная суть их искалеченных душ. Последний барьер, который вот-вот рухнет, еще держался на слабых ножках, будто раненый олененок.
– Иди ко мне, – шептали губы Джо. – Мы станем частью новой вселенной.
Лиззи не шелохнулась. Эмоции, овладевающие ей, полностью перекрыли разум, она вся представляла собой сгусток ярости.
«Ты хотел трахнуть меня, Джо, – мысленно произнесла она, и на его лице отразилась предвкушающая улыбка. – Теперь я трахну тебя».
Лиззи в одно мгновение достала пистолет, украденный у мертвого шерифа и заботливо спрятанный в кармане куртки (чтобы позже воспользоваться им для защиты, когда все поймут, что она самозванка) и выстрелила в Джо, целясь в середину груди. Она стреляла до тех пор, пока обойма не опустела, и в этот раз все пули попали в цель: первая в сердце, вторая в район желудка, третья умудрилась отстрелить ему яйца, а остальные застряли в кишечнике. Лиззи ощутила ни с чем не сравнимое облегчение, словно из нее вытащили опухоль весом в целую тонну, которая придавливала ее к полу. А какое это было удовольствие – УНИЧТОЖАТЬ – видеть кровь, истекающую струей из еще живого тела, падающего наземь.
Видишь, как это приятно, сестренка, отозвался знакомый голос.
От резких звуков все повалились вниз, надеясь избежать пуль. Увидев, что стреляет Лиззи, патрульный ринулся к ней и, к своему изумлению, застал ее с глубоким чувством удовлетворения на лице. Он осторожно забрал пистолет и осмотрел мертвое тело Джо: темная кровь покрывала свежие язвы, стекала по траве, направляясь к воде. Он нехотя передвинул тело, чтобы с него перестало течь к реке. Мало ли. Доктор Симонс с любопытством отметил это.
– Что случилось? – вскрикнул Бен.
– Кажется, на Лиззи напал один из завороженных, и ей удалось отбиться, – неуверенно ответил Рид.
– О черт, ты в порядке? – в ответ она лишь машинально покачала головой вверх-вниз.
Она наслаждалась легкостью, охватившей ее, даже боль в горле, казалось, ослабла. Бен смотрел на труп своего друга и молча прощался с ним. Если и была еще какая-то надежда, то сейчас она испарилась, словно сигаретный дым. Эта сущность пожирала тело его приятеля, как паразит, только гораздо быстрее и кровожаднее, а теперь убила окончательно.
Симонс глядел вместе с остальными на покойника и переваривал мысли, не дававшие покоя.
– Мне нужно кое-что сказать, – начал он, – не думаю, что стоит продолжать путь.
– Это еще почему? – спросил офицер.
– У меня есть идея, как избавиться от существа.
– При всем уважении, нам разумнее сейчас покинуть это место как можно скорее, – снисходительно ответил Кларк.
– В пещере я заметил, что ему не нравятся человеческие жидкости, – игнорируя продолжил доктор, – на кровь и мочу оно реагировало одинаково агрессивно: сначала часть его основы испарялась, затем существо пыталось нам помешать: отвлечь с помощью других завороженных…
– О чем вы говорите? – истерично вмешалась женщина по имени Джессика. – Хватит тратить время зря! Нужно выбираться!
– … Я подумал, что такого в составе наших физиологических жидкостей…
– И что же? – не терпелось Кларку.
– На самом деле много всего.
– Вспомните, как отвратно выглядел ваш друг, агент Хэмминг: весь исполосован открытыми свежими язвами, сочащимися кровью.
– Там было жарко, как в жерле вулкана, готов поспорить, даже жарче, и Хэмминг покрылся потом, который разъедал его кожу. Тогда я решил, что существу, очевидно, не нравятся соли, содержащиеся в нашем организме.
– Но это не имеет смысла! – крикнул Бен. – Оно ведь живет в нас.
– Да... Я думаю, ему удается как-то менять свою природу внутри человеческого тела, но не слишком успешно, так как со временем оно все равно разлагается. Вероятно, для этого завороженные пытаются есть костный мозг, когда нападают на нас, ведь там столько стволовых клеток. Но это лишь моя теория.
– Ну допустим, вы недалеки от истины. И что нам это дает? – спросил офицер.
– Я никогда не видел, чтобы они приближались к воде. А вы? – все призадумались. – Морская вода содержит много соли; если мы сможем доставить ее в пещеру, есть шанс, что это уничтожит существо.
– НЕТ! – завизжала Лиззи. – Это не сработает! Это – невозможно! Оно бессмертно, ясно вам? Глупцы! ОНО БЕССМЕРТНО!
В ее речи слышалось благоговение, и для других эта реакция осталась непонятой. Видимо, девчонка просто сходит с ума.
– Док, у нас нет никакого оборудования для проверки вашей теории. Мы остались одни, без помощи, в городе, полностью находящимся под влиянием непонятного нам существа. К утру его не станет. Сожалею, но все, что мы можем сделать, это спасти тех, кто остался, – офицер Кларк говорил спокойно, но категорично.
– А как насчет всех тех, кто остается здесь? – не унимался врач. – Сотни еще живых людей, которые к утру превратятся в пыль.
– Они не живые, – сказал Фрэнк.
– Но и не мертвые, – не согласился Бен.
– Есть вероятность, что, когда оно умрет, существо внутри людей просто погибнет. Или покинет тело, – ответил Симонс.
– Нет. Если оно умрет, то сгниет вместе с ними. Я считаю, все это слишком рискованно. Пусть город уничтожат – нельзя, чтобы оно выбралось за его пределы. Нужно думать о тех, кто остался, – настаивал Рид.
– Да кто остался!? – разозлился доктор. – Взгляни вокруг! Посчитай, сколько нас. Семеро против жизни сотен людей.
– Трое из нас дети, не забывайте об этом, – заметил Кларк и затем добавил: – Мы могли бы дойти до границы и сообщить военным ваши идеи. Пусть знают об альтернативном пути решения.
– Они вас не послушают, – твердо сказал Бен, будто имел право голоса.
– Мы этого не узнаем, если не попробуем. Я полицейский, а он врач, наше мнение более весомо, чем простых людей.
Бен многозначительно прыснул: «что за наивность». От шума у Лиззи кружилась голова, появлялось раздражение, желание броситься на кого-либо и вгрызться зубами, но внутренние силы подсказывали, что пока этого делать нельзя. Позже.
– Скоро осень, и если моя идея не сработает, то последующие морозы усмирят существо. Оно ведь дремало больше сотни лет.
– Да, и копило силы. Вы забываете, что оно учится и адаптируется. Раньше существо не могло взаимодействовать с окружающей средой, но теперь спокойно находится на воздухе. В скором времени ему удастся стабильно жить в наших телах. И холод уже не будет проблемой, – настаивал на своем Рид, и Кларк отметил, как ловко ему удалось проанализировать факты, на которые они не обратили внимание.
Офицер выслушал всех и пришел к решению.
– Мы пойдем к границе. Я считаю, надо попробовать, – но люди отреагировали враждебно.
– Тихо, – спокойно сказал он, подняв руки перед собой в жесте, словно говоря «ну что вы на меня набросились, ей богу». – Нам нужно разделиться. Я и доктор Симонс отправимся к границе, патрульный Рид поведет остальных вдоль ручья как можно дальше отсюда.
Этот вариант в значительной мере устраивал их больше предыдущего. Выразили они это молчаливым согласием, все, кроме Лиззи: она ответила только злобным взглядом.
– Значит, решено. Нужно поторапливаться. Время сейчас чертовски важно.
– Офицер Кларк, не думаю, что вы успеете до рассвета, – переживал Фрэнк.
– Если будем идти быстро, то вполне можем. Проблема в том, что я не знаю, где конкретно нас встретят. Все зависит от этого.
Они наспех попрощались, пожав друг другу руки, не сильно надеясь встретиться вновь, но вслух этого не озвучили. Симонс пожелал всем удачи, особенно переживая за Лиззи, которая выглядела самой больной. Хватит ли у нее сил?
– При следующем контакте не смотрите им в глаза, – поучал на прощание доктор, – и вообще на них. Думаю, это ослабляет влияние. Стреляйте вслепую, если придется.
На том они и расстались: одни ушли в надежде что-то исправить и подарить шанс людям, для которых все, казалось, потеряно, другие бежали в отчаянной попытке спастись. Тогда они не знали, что им более не суждено было встретиться.
«Ты все делаешь правильно, Лиззи», – одобрил голос в голове.
Со мной все в порядке, ответила она себе же.
НОЧЬ ПЕРЕД «ТОРЖЕСТВОМ»
1.
Пятеро следовали вдоль ручья, окруженные только ночными звуками дикой природы. Им приходилось идти быстро, несмотря на голод и усталость, чтобы удалиться на достаточно большое расстояние от города до взрыва. Тени более не гнались за ними, однако хищники все еще представляли опасность, и Фрэнк не мог позволить себе расслабиться ни на минуту. Лиззи было все тяжелее двигаться: груз снова тянул ее к земле, словно огромный магнит. Бен помогал, как мог, но не понимал, почему силы так быстро ее покидают.
– Сколько нам еще идти? – спросил он полицейского.
– Долго. Нужно отдалиться хотя бы на 50 километров. Будем идти всю ночь.
– У нас еще полно времени, можем сделать перерыв.
– Пожалуйста, Лиззи совсем плохо.
Рид посмотрел на нее и не мог поверить глазам: она была такой бледной в свете луны, словно потеряла литр крови.
– Нет, я в порядке, – ответила она слабым голосом.
– Ладно, сделаем остановку. Отдышимся. Перекусим.
Становилось ощутимо холоднее, путникам пришлось плотно закутаться в курточки. Лиззи дрожала, словно лист на ветру, ничто не могло согреть ее онемевшие руки. Бен не оставлял ее одну, боясь, что она потеряет сознание. Казалось, разум Лиззи не здесь, что было правдой, он блуждал где-то во тьме далеко позади. Так бывает, когда бежишь от чего-то, а воспоминания преследуют тебя с еще большим напором. Есть вещи, которые нельзя покинуть – они плотно срастаются с сердцем, живут там и гонятся за тобой до самой смерти.
Она думала о матери и той неведомой силе, что разделяла их всю жизнь. Оливия никогда не любила ее, и Лиззи это чувствовала. Она словно запрещала себе любить дочь, строя стены между ними, и однажды Лиззи тоже перестала любить ее. Лишь изредка она поглядывала через дыры в стене, чтобы узнать, что там происходит в сердце ее матери, но ни разу не находила места для себя. Но Ричи она отдала всю свою любовь, даже ту, что лишила дочери. Он рос счастливым избалованным мальчиком, не знающим боли, и мог бы прожить полноценную безмятежную жизнь.
Мама, мама, что же ты наделала? Зачем ты погубила нас? – задавалась она вопросом.
Каждый твой удар отдавался эхом в мое сердце, неужели ты не понимаешь? Если ты меня не любила, неужели нельзя было хотя бы не ненавидеть? С тобой я словно была заперта в клетке, как маленькая птичка, жаждущая свободы. И ты кормила эту птичку, надеясь однажды обрезать ей крылья, чтобы навечно оставить подле себя в наказание за подаренную, а значит, принадлежавшую тебе жизнь.
Из кустов выглянула тень, та самая, что Лиззи призывала своими мыслями. Она двинулась в ее сторону, ползя по земле, оставляя за собой слои черной грязи, будто только что вылезла из болота. Оливия, мерзкая и ужасающая, пришла забрать Лиззи в их общее логово, чтобы спокойно обратить под влияние и превратить в монстра, каким всегда ее незаслуженно считала. Вот она уже тянется склизкими руками к ноге, еще немного и она дотронется…
«Я просто хочу прикоснуться к тебе».
Но Лиззи не шевелилась. Просто не хотела.
«Нам нужно очень серьезно поговорить».
Она только равнодушно смотрела на существо, словно ничего особенного не происходило.
– Ты видела во мне угрозу, соперницу, поэтому нападала и за это хотела уничтожить меня. Теперь я это понимаю.
– С кем ты говоришь, Лиззи? – обеспокоенно спрашивал Бен.
Рука остановилась, так и не коснувшись ее. За мокрыми волосами прятались черные глаза, пылающие ненавистью.
– Я всегда была сильнее. Потому мне не нужно убивать тебя, чтобы жить самой.
– У нее бред, – звучали голоса где-то за миллион миль отсюда.
Но существо понимало, о чем речь. И злилось. Именно такое лицо было бы у Оливии, будь она настоящей: лицо, выражающее уязвленную гордость. Она уползла обратно, как раненый хищник, потерявший власть.
Я давно похоронила тебя, мама, и я больше не боюсь.
2.
– Тебе нужно поесть, Лиззи, – заботливо сказал Бен спустя какое-то время.
Тебе нужно поесть, повторил внутренний голос.
Она противилась глубоко запрятанной ярости, которая снова пробуждалась.
– Обними меня, – попросила она. Бен послушно прижал ее к себе под пристальным наблюдением полицейского.
– Я скоро умру, – спокойно сообщила Лиззи.
– Неправда. Все будет хорошо, мы справимся.
– Нет, я точно знаю. Я чувствую.
– Я тебе не позволю. Буду нести на руках, если потребуется. Ясно?
Они немного помолчали. Лиззи ощущала, как по горлу поднимается жжение, требует утоления жажды.
– Помнишь, как мы впервые поцеловались? – спросила она.
– Конечно. На уроке биологии. Ты сказала, что нам нужно наглядное пособие, ведь учебник без картинок, и пока миссис Томпсон рисовала на доске, ты наклонилась и поцеловала меня.
– Готова поспорить, это был твой первый опыт.
– Вовсе нет… До чего же я любила тогда привлекать внимание. А сейчас мне хочется стать самой незаметной девушкой в мире. Просто исчезнуть.
Бен не нашелся, что ответить. Она повернулась к нему лицом, ласково приманивая к себе. Сопротивляться не имело смысла, да и не особо хотелось, поэтому он нежно поцеловал ее губы, требующие тепла, и она жадно притянула его к себе. Затем шире открыла рот и протолкнула свой язык. Поцелуй принес Бену удовольствие и вызвал эрекцию, но, когда уже следовало бы закончить, Лиззи только крепче вцепилась руками в его куртку и глубже пропихнула язык, словно хотела дотянуться до глотки. С трудом подавляя рвотный рефлекс, он старался мягко отстранить ее от себя, но встретил необычайно сильное противостояние для такой хрупкой девушки. Должно быть, она сошла с ума, просто свихнулась от всех невероятных событий последних дней. И тут вдруг что-то обожгло ему язык, будто он глотнул кипятка, и Бен громко вскрикнул (хотя звук заглушил прилипший к нему рот Лиззи) и что было сил оторвал Лиззи от своего лица, оттолкнув ее в сторону.
Наблюдающий за этим Фрэнк увидел, как она отлетела на добрых полтора метра и ударилась о дерево головой. Он хотел тут же подбежать к ней на помощь, но интуиция подсказывала, что это может плохо для него обернуться. Видя, как Бен откашливается, протирая язык, а затем извергает рвотные массы еще не переваренного бутерброда, патрульный отстранился от них обоих.
А Лиззи дрожала, ее мучили спазмы, будто кошку, отрыгивающую комок шерсти. Внезапно ее стало рвать черной густой массой, похожей на жидкий кал, смешанный с кровью. То, что выходило, не желало останавливаться, оно тянулось непрерывно, и казалось, никогда не кончится. Выблевав целую лужу перед собой, Лиззи без сознания упала на пол. Вышедшая из нее масса была живой, она шевелилась, старалась принять какую-то стойкую форму, но безуспешно, затем стремительно «поплыла» к патрульному. Очнувшись от оцепенения, Фрэнк схватился за пистолет и прицелился, будто это имело смысл. Жижа никак не отреагировала на его действия, поэтому он ринулся в обратную сторону, когда она уже почти добралась до его ног.
Послышался женский крик, и это привлекло внимание черной массы, которая мгновенно сменила направление и за пару секунд добралась до маленького сына Джессики, окутывая его, словно смерч. Она проникала внутрь ребенка через все возможные отверстия, вынуждая нос и глаза кровоточить. Закончив, остатки жидкости потянулись к матери, пребывающей шоке, ползли вверх по одежде, стараясь забраться под нее. Пришедший в себя Бен успел достать бутыль и набрать немного воды в реке. Он подбежал к женщине и стал обливать ее, и масса, недовольно шипя, сползла вниз. Рид повторил его действия, и они стали по очереди заливать это водой, пока оно не перестало шевелиться. Когда дело было сделано, нечто не казалось больше живым.
– Значит, это работает. Хоть как-то, – обрадовался Бен.
– В речной воде нет солей, – не согласился полицейский.
Бен подошел к Лиззи, думая, что найдет только мертвое тело, но она стала просыпаться. Он остерегался ее, но помог подняться на ноги. Сын Джессики лежал у нее на руках, тяжело дыша. Она плакала и спрашивала, что же теперь делать. Фрэнк попробовал напоить ребенка речной водой, но существо внутри отчаянно сопротивлялось. Им не удалось разжать его губы и ноздри, мальчик трепыхался и издавал звуки подобные одержимости дьяволом.
– Ничего страшного, сыночек, тебе помогут. Так ведь? – обращалась она к Риду. – В городе ему помогут, – он не ответил.
– Не смотри так! Это все она! Она – одна из них!
Патрульный повернулся к Лиззи, спросил, как она себя чувствует, дал ей воды, которую она спокойно выпила.
– Думаю, теперь все в порядке, – заключила она.
– Откуда ты знаешь? – Рид недоверчиво осматривал ее.
– Это ничего не доказывает! – кричала женщина.
– Мне кажется, оно не проникало в меня… полностью, как в остальных. Я лишь была переносчиком.
– Сучка! Это ты заразила моего мальчика! – она попыталась наброситься на девушку, но Фрэнк пригрозил ей пистолетом.
– Я чувствовала, как ему голодно… внутри. Оно бы не дотянуло до другого города. И поэтому вырвалось наружу.
– Думаешь, ты теперь здорова? Это удивительно! – восклицал Бен.
– Я… ощущаю себя совсем по-другому. Как раньше. В смысле, совсем раньше. Когда еще Ричи был дома и никуда не пропадал, – ее внешний вид заметно улучшался, на щеках выскочил румянец.
– Мне жаль, но его нельзя нести в другой город, – твердо сказал Рид, а сам подумал: «Пожалуйста, пусть мне не придется стрелять. Я не смогу. Пожалуйста, боже».
– Мамочка! – жалобно звал мальчик. – Я хочу в больницу.
Она взяла его на руки и пошла дальше. Фрэнк встал у нее на пути.
– Мне жаль, мэм, но я не могу этого допустить, – он достал оружие, чтобы она видела, но не навел прицел.
Джессика расплакалась, прижимая мальчика к груди, затем развернулась и пошла обратно.
– Я не спрашивала твоего сраного мнения!
Никто не стал ее останавливать. С обеих сторон их окружали горы, и по ним она бы не смогла выбраться при всем желании. Фрэнк с облегчение отпустил ее, он бы точно не смог выстрелить. Он наблюдал, как женский силуэт скрывается в легкой дымке почти рассеявшегося тумана.
– Пойдемте, ребята. Нужно поторапливаться.
Риду было легко поверить в «исцеление» Лиззи, вероятно потому, что он все равно бы не смог оставить ее здесь. Бен помогал ей идти, но она уже практически полностью оправилась и вскоре не нуждалась в помощи. Ярость отступила и казалась кошмарным сном. Силы возвращались к ней.
Некоторое время женщина шла вдоль реки с ребенком на руках. Мало кто знает, как тяжело быть матерью-одиночкой, но она справлялась. С тех пор как малыш родился, он стал всей ее жизнью. Он появился на свет таким синим и опухшим, словно гнилая слива, и она не могла поверить, что способна была создать что-то столь отвратительное. Но затем младенец заплакал, и этот голос пробудил в ней преданность к нему до конца своих дней. Потом его щечки зарумянились, и он стал выглядеть, как все дети. В следующем году он должен был пойти в 1 класс. Теперь этого никогда не случится. Школы скоро не станет, как и всего остального. Планы, которые она строила, больше не имеют смысла. Мальчик все еще смотрел на нее своими родными глазами, но была ли за ними его душа? Они все потеряны. Навсегда. Зло завладело ее сыном, и скоро так же будет и с ней.
– Я люблю тебя, – сказала Джессика вслух. Он не мог понять этих слов.
Она крепко сжала ребенка и зашла в воду. Он бешено извивался, будто змея, стараясь отравить жертву своим ядом. Его зубы впивались в руки, грудь, шею, оставляя кровавые следы. Мать не замечала этого. Когда любишь, то зачастую игнорируешь боль, которую тебе причиняют. Раны горели огнем, а соленая вода только усиливала жжение. Она погрузила мальчика в реку, и только ее голова торчала над поверхностью. Он долго брыкался, пинаясь и кусаясь, дольше, чем мог бы обычный ребенок его возраста, а Джессика только повторяла: «Я люблю тебя, я люблю тебя». Наконец, он перестал. Из маленького горла выливалась черная бурлящая жидкость, превращаясь в газ, что резко ударил ей в ноздри. Подождав еще несколько минут, она попрощалась и отпустила тело сына. Направила взгляд на проклятую гору, не в силах выразить всей глубины своего презрения. Из леса стали выходить тени, изувеченные и уродливые, они приближались, желая отомстить. Джессика не стала их дожидаться, она выпустила воздух из легких и погрузила голову под воду, опускаясь на дно. Сделала вдох, и ледяная вода вошла в сжавшуюся носоглотку. Пламя отступило. Тени все еще шли за ней, когда внезапно наступила тьма.
