CreepyStory

Кэлвин Спиндер допил кофе, утерся рукавом, не спеша набил трубку махоркой и, чиркнув спичкой по столу, принялся раскуривать, громко причмокивая.

Дора Спиндер едва притронулась к завтраку. С опаской взглянув на благоверного, она робко кашлянула и, поскольку тот не нахмурился в ответ, тихо спросила:

- Будешь сегодня копать колодец, Кэлвин?

Маленькие глазки с голыми красными веками уставились на нее. Словно не расслышав вопроса, муж произнес:

- Убери со стола и ступай за мной. Будешь вытаскивать землю наверх.

- Хорошо, Кэлвин, - прошептала Дора.

Прочищая горло, Кэлвин откашлялся: его острый кадык ходил словно поршень под красной шелушащейся кожей, дряблыми складками висящей на шее. Минуту спустя он вышел из кухни, озлобленно пнув рыжего кота, разлегшегося на пути.

Дора смотрела вслед мужу, в тысячный раз силясь понять, кого он ей напоминает. Нет, не соседей, а кого-то другого, но ужасно знакомого. Порой ей казалось, что разгадка совсем близко, - особенно остро она чувствовала это в те минуты, когда Кэлвин начинал откашливаться, дергая кадыком, - но каждый раз что-то мешало. Свою недогадливость она мучительно переживала. Впрочем, Дора почему-то была уверена, что рано или поздно ответ придет к ней. Очнувшись, она поспешно стала убирать со стола.

Посередине двора между домом и амбаром рыхлая горка земли окружала устье колодца. Кэлвин подошел к краю и с отвращением заглянул в яму. Лишь крайняя необходимость вынудила его заняться этой работой. Выбора не было: либо вырыть собственный колодец, либо возить воду тоннами с фермы Норда Фишера за полмили отсюда. С тех пор как пару недель назад высох его старый колодец, Кэлвин не переставал изумляться жажде своего убогого стада. Овцы выпивали столько воды, что ему приходилось ежедневно ездить на поклон к Норду, - занятие малоприятное, ибо тот в последнее время стал грубо намекать, что вода, мол, тоже стоит денег. В нескольких футах от края колодца Кэлвин вкопал прочную железную стойку, к которой была привязана веревочная лестница. Она понадобилась, когда глубина колодца превысила длину всех деревянных лестниц, имевшихся в хозяйстве Кэлвина.

Сейчас, по его расчетам, глубина колодца достигала небывалых пятидесяти - шестидесяти футов. Кэлвин все-таки надеялся, что рыть осталось совсем немного. Больше всего он боялся наткнуться на скальный пласт - тогда придется раскошеливаться на бурильную установку. А таких расходов ни его заначка, ни его кредит не выдержат.

Кэлвин взял бадью с привязанной к ней веревкой и сбросил в колодец. Вытаскивать ее наверх с землей было обязанностью Доры.

Чертыхаясь, Кэлвин выколотил трубку и полез вниз по веревочной лестнице. К тому времени, когда он спускался на дно колодца и наполнял первую бадью землей, Дора уже должна была ждать сигнала, чтобы тащить землю наверх. Если же она опоздает, то может горько пожалеть об этом.

Некоторое время Дора наблюдала за приготовлениями хозяина, а потом засуетилась, замешкалась на кухне и едва успела к колодцу вовремя.

Напрягаясь изо всех сил, Дора вытянула груз наверх, опрокинула бадью и, опорожнив, вновь опустила в колодец. Ожидая вторую, она разворошила содержимое первой: земля влажная, как обычно на глубине, но не более того.

Дора была по-своему религиозна. Вытягивая каждую десятую бадью, она торопливо шептала молитву, чтобы хоть на этот раз появилась вода. Докучать Богу чаще она считала бестактным и даже изменяла слова в молитвах, чтобы не раздражать Всевышнего одной и той же просьбой.

Вот и теперь она прошептала:

- Пожалуйста, Господи, пусть на этот раз хоть что-нибудь произойдет... Ну, пожалуйста, сделай что угодно, только бы мне не таскать больше эти тяжести. Я не выдержу больше, Господи!

И в то же мгновение что-то случилось. Едва бадья достигла дна колодца и веревка в ее руках ослабла, как снизу донесся отчаянный вопль и веревочная лестница дернулась. Дора упала на колени, и, вглядываясь в темноту колодца, крикнула:

- Кэлвин, что с тобой? Ты жив?

Внезапно из-под земли появился Кэлвин. Он вылетел, как пробка из бутылки, и упал на землю. В первый момент Дора не узнала мужа. Его обычно красное, словно обваренное, лицо сейчас было изжелта-зеленым. Он весь трясся и задыхался.

Должно быть, сердечный приступ, решила Дора, едва совладав с радостью, нахлынувшей на нее.

Кэлвин лежал на спине, тяжело дыша. Постепенно он начал приходить в себя. При обычных обстоятельствах он бы не удостоил жену и словечком, но сейчас ему, похоже, хотелось выговориться.

- Ты знаешь, что случилось там, внизу? - произнес он дрожащим голосом. - Знаешь? Земля у меня под ногами вдруг провалилась. Я остался стоять в воздухе, и если бы не успел схватиться за последнюю ступеньку лестницы... Да я бы летел тысячу футов без остановки!

Кэлвин продолжал что-то бормотать, но Дора не слышала его. Ее охватил благоговейный страх - вот, значит, как сбылась ее молитва: раз колодец стал бездонным, то и вытаскивать из него землю уже не нужно. Кэлвин, собравшись с духом, подполз к краю колодца и заглянул в него.

- Что ты собираешься делать, Кэлвин? - робко поинтересовалась Дора.

- Что собираюсь делать? Узнать, какой глубины теперь стала эта дыра. Притащи-ка фонарь из кухни.

Дора кинулась в дом. Когда она вернулась, Кэлвин уже распутывал огромный моток веревки.

Привязав фонарь, он включил его и стал опускать в колодец. Вытравив около ста футов веревки, Кэлвин остановился и посмотрел вниз. Тусклый далекий огонек, и ничего больше. Новые сто футов, потом еще и еще... Искорка в колодце давно погасла, а пухлый моток веревки похудел до тощего клубка.

- Почти тысяча футов, - прошептал Кэлвин озадаченно, - а дна не видать.

Он потянул веревку назад, но она натянулась и не шла вверх.

- Должно быть, зацепилась, - пробормотал Кэлвин и дернул ее. Ответом ему был такой резкий рывок из-под земли, что Кэлвин чуть не выпустил веревку из рук.

- Эй! - завопил он. - Веревка... того, сама дергается!

- Что ты, Кэлвин, - урезонила его Дора.

- Заткнись. Говорю тебе, там, внизу, кто-то есть.

Он снова потянул веревку на себя, и снова ответный рывок чуть не выдернул ее из рук. Кэлвин привязал конец к металлической стойке и сел рядом обдумать случившееся.

- Ничего не понимаю, - произнес он, обращаясь скорее к самому себе, а не к Доре. - Кто может быть там под землей, на глубине тысячи футов?

Спустя несколько минут он еще раз, но уже осторожно, потянул веревку. Неожиданно она подалась, и Кэлвин стал лихорадочно выбирать ее из колодца. Вот и конец появился, но без фонаря. Вместо него был привязан мешочек из материи, смахивающей на кожу.

Негнущимися пальцами он развязал мешочек и вытряхнул на ладонь слиток желтого металла и свернутый листок пергамента. Слиток был небольшой, но тяжелый. Кэлвин вытащил складной нож и поковырял металл острием лезвия. На слитке осталась глубокая царапина.

- Золото, - выдохнул Кэлвин. - Не меньше фунта золота... За ржавый фонарь. Они, наверное, сумасшедшие там, внизу!

Он сунул слиток в карман и развернул пергамент. С одной стороны лист был исписан мелкими непонятными значками. Кэлвин повертел его, ничего не понял и, скомкав, бросил на землю.

- Иностранцы, - заявил он. - Теперь я не удивляюсь, что они чокнутые. Зато главное мне ясно: им нужны фонари.

- Но, Кэлвин, - рискнула подать голос Дора, - как они оказались там, внизу? В наших краях сроду не было шахт.

- Ты что, ни разу не слыхала о секретных шахтах, что роет правительство? - презрительно бросил Кэлвин. - Должно быть, я наткнулся на одну из них. Сейчас же поеду в город и накуплю побольше фонарей, а ты хорошенько следи за колодцем, да смотри, никого не подпускай к нему.

С этими словами он направился к грузовичку, приткнувшемуся возле амбара, и через пару минут пикап уже дребезжал по шоссе.

Дора подобрала листок пергамента, расправила его. Ни один значок на бумаге ни о чем ей не говорил. Все это выглядело очень странно. Если правительство вело под землей какие-то секретные работы, то как там оказались иностранцы? И зачем им нужны фонари? Почему они готовы платить за старый фонарь целое состояние?

Внезапно Доре пришла мысль, что люди там, внизу, наверное, и не догадываются, что здесь, наверху, говорят по-английски. Он поспешила в дом и перерыла все ящики в старом расшатанном столе Кэлвина в поисках карандаша и бумаги. Попутно ей подвернулся маленький растрепанный словарик. Дора отправилась на кухню писать письмо иностранцам, прихватив с собою словарь, ибо правописание не входило в число ее добродетелей. Устроившись за кухонным столом, она составила перечень вопросов: кто там, внизу? зачем они там? почему они заплатили так дорого за старый фонарь?

На полдороги к колодцу Дора вдруг подумала, что подземные жители наверняка голодны. Она пошла на кухню и завернула в чистую салфетку каравай хлеба с изрядным куском ветчины, а в своей записке добавила, что извиняется за столь скромное угощение, но лучшего у нее нет. Тут ей пришло в голову, что иностранцы под землей наверняка плохо знают английский, и словарик будет им неплохим подспорьем, если они захотят ответить ей. Вместе с едой Дора завернула книгу и все уложила в бадью.

Чтобы опустить ее на глубину в тысячу футов, потребовалось достаточно много времени, но наконец веревка ослабла. Она выждала несколько минут и легонько потянула конец. Веревка вверх не шла. Дора присела на кучу земли и стала ждать. Теплое солнышко грело ей спину, и Дора разомлела, наслаждаясь ничегонеделанием. Можно не волноваться, Кэлвин вернется не скоро. Уж она-то знала, что ничего на земле - и под землей тоже - не удержит Кэлвина от посещения всех городских кабаков, и от забегаловки к забегаловке категория времени будет становиться для него все менее значимой. Дора даже сомневалась, что муж вернется к завтрашнему утру.

Спустя полчаса она вопросительно подергала веревку, но та не подалась. Ну что ж, Дора не спешила. Так редко ей выпадали минуты безделья. Обычно, уезжая в город, Кэлвин наваливал на нее кучу дел, сопровождая каждое поручение угрозой разделаться с ней, если она что-то перепутает или не выполнит.

Выждав еще полчаса, Дора снова дернула за веревку. Снизу ответили резким рывком, и она стала выбирать ее. На этот раз бадья оказалась тяжелее обычного. Дора дважды отдыхала, прежде чем вытянула ее наверх.

- Боже милостивый! - ахнула она, заглянув внутрь. На дне лежало около дюжины желтых слитков и листок пергамента. - Кажется, они там умирают с голода.

Дора развернула послание, ожидая опять увидеть непонятные значки.

- Вот те раз! - воскликнула она, разглядев английский шрифт на бумаге печатные буквы, точь-в-точь, как в словаре.

Шевеля губами, Дора начала медленно читать:

"Ваш язык поистине варварский, но посланная вами кодовая книга помогла нашим ученым дешифровать его. Что вы делаете наверху? Как вам удалось решить проблему выживания под лучами смертоносного света? В наших преданиях сохранились сведения о расе, обитающей на поверхности, но до сих пор здравый смысл не позволял нам доверять этим легендам. Мы бы и до сих пор в этом сомневались, если бы наши приборы не зарегистрировали, что отверстие над нами ведет к смертоносному свету.

Примитивный источник лучей смерти, который вы послали нам, свидетельствует о низком уровне развития вашей науки. Ваш фонарь заинтересовал нас лишь как курьез примитивной расы. Мы послали вам золото не в обмен на него, а из чистой любезности.

Еда, которую вы называете "хлеб", непригодна для нашей пищеварительной системы, но "ветчина" поистине великолепна. По всей видимости, это - мясо какого-то существа. Мы готовы обменять на двойную массу золота все, что вы можете послать нам. Шлите немедленно. Также ждем от вас краткую историю вашей расы, и подготовьте ваших ученых, какие бы они ни были глупые, к контакту с нами. Глэр, Мастер".

- Боже мой, - воскликнула Дора. - Ну и строгие же начальники там, внизу. Слава Богу, у меня хватит ума больше не связываться с ними. Если я пошлю им еще ветчины, Кэлвин обязательно заметит пропажу.

Дора отнесла золотые слитки к клумбе петуний за домом и зарыла их в мягкий чернозем. Она не обращала внимания на шум машины, приближающейся по трассе на большой скорости, до тех пор, пока автомобиль не поравнялся с домом и пронзительное кудахтанье не перекрыло рев его двигателя. Дора поспешила к калитке, уже зная, что произошло. В смятении она смотрела на тушки четырех белых леггорнов, разбросанные вдоль дороги. Недосмотрела! Теперь Кэлвин рассвирепеет и изобьет ее до полусмерти.

Страх вывел Дору из оцепенения. Если спрятать тушки птиц, Кэлвин может подумать, что похозяйничала лиса. Дора поспешно подобрала мертвых цыплят и рассыпанные на асфальте перья. Теперь никто не догадается о случившемся.

Дора принесла цыплят во двор, раздумывая, куда бы их припрятать. Неожиданно ее взгляд упал на отверстие колодца, и решение пришло само собой.

Через час четыре цыпленка, ощипанные, выпотрошенные и аккуратно разделанные на куски, ушли под землю.

Опять Дора сидела на солнышке, наслаждаясь бездельем. Снова в ответ на ее сигнал веревка отозвалась подергиванием из-под земли. Но на этот раз бадья показалась ей тяжелой как никогда. Дора даже испугалась, что веревка не выдержит и лопнет. Из последних сил она вытянула бадью из колодца. В ней было с полсотни слитков золота и короткая записка:

"Наши ученые придерживаются мнения, что посланное вами мясо принадлежит существу, которое вы называете "цыпленок". Великолепная пища. Мы никогда не пробовали ничего более нежного. Выражая наше одобрение, посылаем вам премиальные. В вашей кодовой книге упоминается о существе, похожем на цыпленка, но большем по размерам. Его называют "индейка". Пришлите нам индейку незамедлительно. Повторяю, пришлите индейку незамедлительно.

Глэр, Мастер".

- Господи, - вздохнула Дора. - Они, кажется, съели цыплят сырыми. Где же я, будь им неладно, возьму индюшку?

Она зарыла золото с другой стороны клумбы с петуниями.

Кэлвин вернулся на следующий день около десяти утра. Его глазки были налиты кровью, а лицо покрыли красные пятна. Складки кожи под подбородком свисали еще ниже. Ну кого же он ей так напоминает? Но разгадка по-прежнему ускользала.

Кэлвин вылез из пикапа. Дора сжалась от страха, но хозяин слишком устал, чтобы ругаться с супругой. Он мрачно осмотрел дыру в земле, снова сел за руль и подогнал грузовик к колодцу. В кузове машины стояли лебедка и большой барабан со стальным тросом.

- Собери-ка чего-нибудь пожрать, - бросил он на ходу Доре.

Та поспешила на кухню готовить яичницу с ветчиной. Каждую секунду она ждала, что появится Кэлвин и с помощью тумака осведомится, почему до сих пор не готов завтрак. Но, похоже, Кэлвину было не до еды. Дора вышла позвать его к столу и удивилась, как много тот успел сделать. Над колодцем на стальном тросе висела бочка из-под бензина с обрезанным верхом. Трос был перекинут через железный брус, который опирался на крепкие металлические стойки, врытые по бокам колодца.

- Завтрак готов, Кэлвин, - позвала его Дора.

- Заткнись, - буркнул Кэлвин в ответ.

От лебедки с электромотором он протянул кабель к столбу электропередач во дворе. Затем он стал перекладывать из кузова машины в бочку какие-то коробки.

- Целая сотня фонарей, - хихикнул он. - Пятьдесят пять центов за штуку. А, ерунда... Один кусочек золота с лихвой окупит расход.

Кэлвин включил лебедку, и вдруг Дора поняла, что сейчас произойдет. Ведь там, под землей, фонари не были нужны.

Бочка пошла вниз, от трения о металлический брус трос пронзительно завизжал. Кэлвин достал из кузова банку масла и щедро полил им барабан.

Вскоре трос ослаб и провис. Кэлвин выключил лебедку.

- Даю им час, чтобы погрузить золото, - объявил он и пошел на кухню к остывшему завтраку.

Дора не могла справиться с оцепенением. Страшно даже представить, что будет, когда фонари вернутся назад вместе с оскорбительной запиской на английском языке. Кэлвин узнает о золоте и наверняка убьет ее. Кэлвин неторопливо ел, а Дора суетилась по дому, изо всех сил отгоняя мысль о том, что ей вскоре предстоит.

Наконец Кэлвин взглянул на стенные часы, широко зевнул и выбил трубку. Не обращая внимания на Дору, он направился к колодцу. Дора шла следом, несмотря на страх, ноги сами несли ее туда.

Лебедка уже наматывала трос, когда она подошла к колодцу. Ей показалось, что прошло всего несколько секунд, прежде чем из колодца появилась бочка. Широкая ухмылка на лице Кэлвина, поставившего бочку на краю колодца, в одно мгновение сменилась выражением крайнего недоумения. Его кадык завибрировал, и снова Дора попыталась вспомнить, кого же он ей напоминает.

Кэлвин начал глухо хрипеть, словно заблудившийся теленок. Он опрокинул бочку, вывалив ее содержимое. На земле бесформенной кучей лежали фонари, помятые, с разбитыми стеклами.

Чудовищным пинком Кэлвин разметал кучу по всему двору. Один из фонарей с привязанной к нему запиской приземлился у ног Доры. Либо Кэлвин совсем ослеп от ярости, либо решил, что там написана такая же абракадабра, как и в первый раз.

- Эй, вы, там, внизу! - заорал он в колодец. - Вы, грязные свиньи! Я порешу вас всех. Вы еще пожалеете о своих проделках. Да я вас... Я вас...

Он ринулся в дом, а Дора торопливо схватила записку.

"Вы еще глупее, чем мы думали, - читала Дора. - Ваши примитивные источники лучей смерти нам не нужны. Мы уже написали вам об этом. Мы хотим индейку. Немедленно пошлите нам индейку. Глэр, Мастер".

Дора смяла записку в кулаке, когда Кэлвин выскочил во двор с двустволкой в руке. В первый момент она решила, что муж обо всем догадался и решил застрелить ее.

- Пощади, Кэлвин, - взмолилась она.

- Да замолчи же, - гаркнул тот. - Ты видела, как я обращался с лебедкой. Сумеешь так же?

- Да, конечно, но что ты?..

- Слушай. Я собираюсь спуститься вниз и прикончить этих грязных иностранцев. Ты опустишь меня, а затем поднимешь. - Он схватил Дору за плечо и тряхнул. - А если что-нибудь не так сделаешь, я и тебя прикончу. Слышишь?

Дора молча кивнула.

Кэлвин положил дробовик в бочку, сдвинул ее с края колодца и, повиснув на тросе, осторожно залез в нее.

- Дашь мне час погонять этих крыс там, внизу, а затем поднимешь наверх, - сказал он.

Дора включила лебедку, и бочка исчезла в колодце. Когда трос ослаб, она остановила мотор. Целый час Дора молилась, чтобы Кэлвин не нашел тех людей внизу и не стал убийцей.

Ровно через час она включила лебедку. Мотор отчаянно взревел, а трос так натянулся, что казалось вот-вот лопнет.

Дора изумленно раскрыла рот, когда бочка появилась на поверхности. Кэлвина в ней не было. Дора выключила мотор и кинулась к бочке, еще надеясь, что Кэлвин спрятался, присев на корточки. Но Кэлвина не было. Вместо него в бочке лежала горка золотых слитков, а поверх нее - листок знакомого белого пергамента.

- Боже милостивый! - вырвалось у Доры. Она не могла даже примерно оценить сокровище, но поняла, что оно огромно. Нагнувшись над бочкой, она осторожно взяла записку. Медленно, шевеля губами, она прочла:

"Даже изысканный букет мяса цыпленка не может сравниться с ароматом и вкусом живого индюка, которого вы прислали нам. Должны признаться, что наше представление об индейках было несколько иным, но сейчас это неважно. В награду снова посылаем вам премиальные. Умоляем вас прислать еще индюка как можно скорее.

Глэр, Мастер".

Дора перечитала записку еще раз.

- Вот те раз! - воскликнула она наконец. - Вот те раз...

(Гарольд Ролзит)

Какой бы ни была за окном погода, каждую ночь что-то, мягко насвистывая, проходит по нашей улице. Когда он проходит мимо - это слышно и в гостиной и на кухне. Это всегда происходит в одно и то же время — в 3:03. Поначалу звук слабый, идет откуда-то из аллеи рядом с особняком Карсона. Мы живем посередине улицы, из-за чего свистящий проходит мимо нас, исчезая в глухом тупике.

Раньше мы с сестрой иногда проскальзывали тайком на кухню, чтобы послушать свист. Это не нравилось маме с папой. Если мы попадались - нам устраивали не слишком сильную взбучку, из-за того, что мы не придерживались Важного Правила.

Не пытайся увидеть свистящего.

Мой район странное место. Я жил здесь с шести лет и любил его. Небольшие уютные дома с приличными дворами, где есть место поразмяться. Когда мне стало тринадцать в октябре, я познакомился здесь со многими моими ровесниками. Мы носились летом от одного заднего крыльца к другому и играли в квадрат в тупике. Так и мы и повзрослели. Я уже достаточно взрослый, чтобы понять, насколько хорошим было мое детство. Только две странные вещи несколько омрачали нашу жизнь: ночной свист и удача.

Меня никогда не тревожил свистящий. Ведь из моей спальни его не было слышно. Впрочем, мама с папой не любили говорить о нем, поэтому я перестал спрашивать. Мой папа - крепкий мужик, высокий и спокойный. У него акцент с тех пор, как он переехал ребёнком в США. Его семья с островов, так они их называют. С приходом свистуна мой папа теряет своё спокойствие.

Он говорит чуть быстрее, его глаза двигаются чуть резче. В такие моменты он пытался нас отвлечь от происходящего и всегда напоминал Важное Правило: не смотреть наружу, когда идёт свистун.

Не то чтобы мы могли это сделать, даже если бы захотели. Понимаете, каждое окно закрывается ставнями, толстыми кусками тяжелого дерева. По ночам не увидеть и мельчайшего лунного лучика, поскольку ставни закрывают окна сверху донизу. Все ставни закрываются на небольшой замочек, на похожие запираются личные дневники. Перед тем, как мы ложимся спать, папа запирает эти замки каждую ночь, а ключ хранит в своей комнате.

Мама… Не знаю, что она думает о свистящем. Я видел её, через щелочку двери своей комнаты, в гостиной, перед тем как раздаётся свист. Наверное, раз или два в месяц. Мама обычно сидела на большом красном диване и вслушивалась в ночь.

Каждую ночь свистящий насвистывал один и тот же мотив. Довольно… весёлый.

Та та тата та тум. Та та тата та тум.

Помните, я упомянул про две странности того места, где я живу? Кроме нашего ночного свистуна все наши соседи невероятно удачливы. Папа не любит подобных разговоров и это сложно объяснить рационально, однако кажется, что приятные совпадения часто происходят с жильцами района. Обычно это всякие мелочи: победа в лотерее, неожиданное повышение на работе, находка старого клада, закопанного во дворе. Ну знаете, удача естественного вида.

Ведь нет же ничего плохого в хорошей погоде? Благодаря ей сады по осени просто ломятся от урожая. «Миллион малых благословений», эти слова я слышал от мамы. Однако, основной причиной, почему мы остались здесь и изначально переехали сюда — это моя сестра Нола. Она была больна с рождения, что-то с легкими. Мы не могли даже привести её домой, время от времени навещая её в больнице. Помню, она была такой маленькой на фоне остальных малышей. Вместо неё дышала машина.

Мы переехали сюда, чтобы быть поближе к больнице. Вскоре после нашего переезда состояние Нолы начало улучшаться. Врачи так и не выяснили причину, записав это на свой счет. Хотя мы понимали, что причина им неизвестна. Мои родители и я знали: улучшение состояния Нолы — одно из миллиона малых благословений.

Вот почему мы остались здесь даже после того, как узнали об этом. Время от времени за каждое случившееся малое чудо… случалось что-то плохое. Последнее происходило, только если взглянуть на свистуна.

Понимаете, у наших соседей есть Встречающая делегация. Они похвастались макаронной запеканкой, подарили корзину и манильские сигары, обернутые газетами. Так они приветствовали всех переезжающих. Очень дружелюбно. В день нашего приезда нас встречало четыре человека. Делегаты мило поболтали с моей семьёй, дали мне сникерс, немного подержали Нолу. Это была первая неделя, которую она проводила вне стен больницы, поэтому они были крайне осторожны.

Затем люди из делегации попросили поговорить с моими родителями наедине, из-за чего меня отправили в мою комнату, откуда мне было слышно почти каждое слово. Встречающая делегация рассказывала маме с папой о необъяснимо превосходном соседстве этого района. За исключением одной премилой странности. И затем они рассказали о необъяснимом свисте,  начинающимся каждый новый день с 3:03 и заканчивающимся в 3:05. Сам свист тих и никогда не навредит не причинит боли, как говорили наши новые соседи, до тех пор, пока мы не станем смотреть на источник звука.

Примерно на этой части обстановка в комнате незаметно накалилась, и я вдавил своё ухо в дверь до боли, стараясь не упустить ни слова. У тех, кто пытался увидеть свистуна, монета удачи оборачивалась иной стороной, иногда фатально. Черная туча следовала за ними. Все, что могло обернуться не так, именно так и оборачивалось. Принесенная делегатами обертка манильских сигар вся состояла из новостных вырезок, историй об автомобильных авариях и сломанных жизней, публичных суицидов и чудовищных случайностей.

— Не каждый умирает, — говорил глава делегации папе. — Но жизнь покидает их. Даже если они живы - в них больше никогда не будет ни света в их глазах, ни огня в них самих. Лишь пустая оболочка.

Как я тогда понял, мама не восприняла это всерьёз. Она все спрашивала, разыгрывают ли они такой розыгрыш с каждым новым соседом. В какой-то момент мама взбесилась, обвинив делегацию в том, что они пытаются отпугнуть нас от нашего нового дома. Она даже обвинила их в расизме из-за происхождения папы. Он успокоил её, сказав, что наши соседи искренни и пытаются помочь нам. Ведь он сам вырос на подобных историях, услышанных от его матери, благодаря чему он знал о странных сущностях, живущих среди нас. Какие-то из них были хорошими, какие-то плохими, однако большая часть была просто иными.

После этого мы совместно с нашими новыми соседями зашли в скобяную лавку, купили ставни и замки, и уже ближе к вечеру установили их на каждое окно в доме. К трем часам ночи я вылез из своей комнаты. В гостиной меня уже ждал папа. Он сидел на диване, держа в руках малышку-дочь. Папа поднёс палец к губам, но похлопал диван рядом с собой. Я присел и прислушался.

И точно в 3:03 мы услышали насвистывание.

Та та тата та тум. Та та тата та тум.

Оно являлось и исчезало, как и сказали наши соседи. Насвистывание возвращалось каждую ночь, но мы не выглядывали, каждый день наслаждаясь миллионом малых благословений. Нола дышала сама, став с годами крепкой и сообразительной девчонкой. Папа даже вошел в состав Встречающей делегации. У нас нечасто появляются новые соседи, ведь зачем кому-то покидать это место? Однако, когда приезжает новая семья, папа в составе делегации приносит им макаронную запеканку, корзину в дар и манильские сигары в обертке. Мне хватает одного взгляда на лицо моего папы по возвращении, чтобы понять, восприняли ли они слова делегации всерьёз или вскоре у нас будут новые соседи.

Не так давно в доме напротив появилась новая семья. Прошлый владелец, миссис Мэдди, скончалась в возрасте ста пяти лет. Она прожила долгую, славную жизнь. Казалось, наши новые соседи вписались так, как будто были здесь изначально. Они поверили Встречающей делегации, прислушались к совету папы насчет ставней. У них самих был грудной младенец. Какие бы ни было газетные вырезки ни содержала обертка с сигарами, какие доказательства ни приводил папа, он никогда не позволял нам увидеть их. Но, я полагаю, он был пугающе убедителен, раз наши соседи без особых проблем прожили первый месяц.

Как-то одной ночью, когда нашим новым соседям пришлось уехать из города, они оставили с нами своего сына, Холдена. Ему было двенадцать лет, на год моложе меня. До этой ночи мне не доводилось тесно общаться с ним. Однако, стоило его родителям оставить его с нами на ужин, как у меня зародилось нехорошее предчувствие.

— Вы знаете, кто всегда свистит по ночам? - спросил Холден, стоило только родителям покинуть комнату.

Мы сидели втроем в своем логове, перед телевизором, на экране которого лениво тянулся какой-то диснеевский мульт.

Я переглянулся с сестрой. — Мы не разговариваем об этом, — ответил я.

— Ставлю на чокнутого, что живет в большом желтом доме на углу, — утвердительно сказал Холден

— Мистер Толес? — спросила сестра. — Не может быть, он очень добрый.

Холден отмахнулся. — Тогда он ещё и маньяк-убийца.

Нола ощутимо напряглась.

— Мы не разговариваем об этом, — повторил я. — Пойдем лучше в мою комнату и поиграем в Nintendo.

Следующие несколько часов мы провели, играя в игры и поглощая попкорн. Затем посмотрели мульты. Обычная ночевка, но возрастающее беспокойство Холдена просто витало воздухе.

Затем родители пожелали спокойной ночи, заперли окна и отправились на боковую. После этого Холден встал из своего спального мешка и подошел к моей кровати, где сидел я с Нолой.

— Вы вообще пытались посмотреть? — спросил он. — Почти пора.

Как в большинстве ночевок мы с радостью отложили сон на попозже. Я в некотором замешательстве увидел, что он прав; уже почти 3 часа ночи.

Я вздохнул:

— Нет, мы…

— Поймите я не могу, я просто не могу попробовать взглянуть потому, что мой папа каждую ночь закрывает окна и прячет ключ, — он выпалил это на одном дыхании, полностью проигнорировав меня.

— Как и наш папа, — сказала на его тираду Нола.

— Нет, — ответил Холден. — Нет, не прячет.

— Ты видел, что он прячет, — сказал я чуть резче, чем хотел.

Холден ответил ухмылкой.

— Ваш папа запирает окна, ага, но ключ то он не прячет. Он держит его на своём обычном брелке.

— И? — спросил я, подозревая, что уже знал ответ на свой вопрос. Потому что после всех лет, прожитых здесь, папа больше не заботился о том, где лежал ключ по ночам. Потому что он знал, что мы отнеслись к этому всерьёз.

— И после того, как твой папа запер ставни, и до того, как твои родители отправились спать, я ходил в туалет. И на обратном пути я мог случайно заглянуть в их комнату, и заметил брелок на тумбочке. И может быть совершенно случайно я зашел и одолжил ключ от окон.

Ноле и мне оставалось только смотреть на то, как ширилась его ухмылка.

— Лжёшь, — только и смог ответить я.

Холден отмахнулся. — А ты проверь, если хочешь. Приоткрой дверь в комнату родителей и взгляни, увидишь брелок аккурат на тумбочке.

— Оставайтесь здесь, — сказал я им обоим. — И лучше вообще не шевелитесь.

Я поспешил к комнате родителей, однако замешкался у двери. Если Холден не лгал… папа рассердится. Настолько рассердится, что от одной мысли об этом мне уже было страшно. Но ещё больше страшило открытое окно, в то время, когда свистун бродил снаружи. Приоткрыв дверь, я всмотрелся в непроглядную тьму. Глубоко вдохнув, я вошел в комнату.

Через два шага в темноте я застыл.

Зазвучало насвистывание. И слышно его… прямо в родительской комнате. Никогда бы не подумал, что они слышали его со дня своего переезда. Нам об этом они ничего не говорили. Не думаю, что смог бы уснуть в этой комнате.

Я стоял, слушая приближающийся свист, неуверенный, стоит ли мне включить свет или разбудить папу. Вкрадчивые звуки из гостиной вернули меня в реальность.

— Нола, — крикнул я, выбегая из родительской комнаты.

Холден и Нола стояли рядом с окном у парадного входа. Холден не солгал. Я заметил, как он возится с замком. Затем раздался щелчок. У него был ключ.

Холден рассмеялся. Рядом с ним, ссутулившись, стояла Нола. Наверное, ей было страшно и любопытно одновременно. Насвистывание доносилось неподалёку от нашего дома.

Наверное, я как-то обозначил своё присутствие. Не могу вспомнить. Время застыло, стрелка часов примерзла к циферблату. Но я двигался. Мне никогда не доводилось заниматься спортом всерьёз. Впрочем, расстояние между мной и Нолой испарилось за одно мгновение. Я не отрывал от неё своих глаз, одновременно слыша, как Холден потянул ставни, намереваясь полностью распахнуть их. Последовал щелчок, и насвистывание, доносившееся с другой стороны окна, стало невыносимо громким.

Однако, Нола уже была в моих руках. Мне оставалось лишь развернуть её так, чтобы она не видела происходящего за окном. Одновременно с этим я закрыл свои глаза. С оглушительным лязгом распахнулись ставни.

Насвистывание прекратилось.

Нола дрожала в моих руках.

— Не смотри, хорошо? — Молил я её. — Не оборачивайся.

Мы стояли таким образом, при котором она смотрела в коридор, а я — в окно. Мои глаза все ещё были закрыты. Её кивок я ощутил плечом.

Свободной рукой я попытался достать Холдена. Ухватившись за его руку, я почувствовал, как его трясло. Он дрожал сильнее Нолы.

— Холден? — Спросил я.

Безмолвие.

Я потянулся дальше и осторожно ощупал окно. Стекло промораживало мои пальцы. Оно было намного холоднее, чем должно быть в это время года. Я попытался нащупать шнурок от штор. Чем дольше я искал, тем теплее становилось стекло, от него начала исходить лёгкая вибрация.

Представлять то, что находилось с другой стороны, мне не хотелось. Наконец-то я ухватился за шнурок и потянул его. Шторы упали, закрывая нас от то, что затаилось с другой стороны.

Наконец я решился открыть глаза. В тусклом свете, льющимся из кухни, я различил Холдена, маленького и бледного, пялящегося в занавешенное окно.

— Холден? — Повторил я вопрос.

Он развернулся ко мне и заорал.

Все утонуло в водовороте движения. Зажегся свет в коридоре, затем в гостиной. Шаги родителей прогремели по деревянному полу. Я не оборачивался к ним, мои глаза были прикованы к Холдену.

В неровном свете он выглядел белее мела, по его подбородку струилась тонкая струйка крови. Похоже, он сильно прикусил губу и, кажется, обмочился.

— Что стряслось? — Из-за моей спины раздался голос папы.

Я кое-как оторвал взгляд от Холдена и оглянулся. — Он посмотрел.

Ни разу за всю свою жизнь я не видел, чтобы папа боялся чего-либо, но в ту ночь старый, отвратительный страх проскользнул по его лицу. Страх родителя.

— Только Холден? — выдавил он.

Я кивнул, мол, да.

Папа шумно выдохнул. Он выглядел настолько облегченным, что на мгновение у меня промелькнула мысль, что он пустится в пляс. Но как только он посмотрел на Холдена, его выражение переменилось. Любопытно, корил ли он себя за радость в подобных обстоятельствах.

Раздался стук в дверь.

Мы застыли. Холден всхлипнул.

— Не отвечай, — сказала мама.

Она стояла у порога в коридоре. Всегда считал, что она была скептиком и просто посмеивалась над папой насчет окон и свистуна, однако в ту ночь неверующих не было. Я заметил, что мои родители держат по бейсбольной бите. Наверное, держали на всякий случай в своей спальне.

Стук прозвучал снова, в этот раз чуть громче.

— Пожалуйста, не открывайте, — прошептал Холден.

Папа подошел к нему, аккуратно приобнял и крепко прижал его к груди.

— Не откроем, — пообещал папа, все ещё держа биту. — Этой ночью сюда никто не войдет.

Бух Бах Бух

В этот раз стук был достаточно громким, чтобы затряслась дверь. Снова закричал Холден и Нола вцепилась мне в шею, стараясь прижаться как можно ближе, стать как можно меньше. Подошла мама и, склонившись на колени, приобняла меня с сестрой.

БУХ БУХ БУХ

— Позвони в полицию, — прошептала мама папе.

Стук мгновенно прекратился. Папа оглянулся к нам.

— Думаешь-

Его прервал резкий переход неистового грохота в дверь в вежливое "тук тук тук".

— Полицию, — донеслось с другой стороны двери.

Голос снаружи звучал в точности как мамин, словно за дверью стучал попугай.

— Полицию. Позвони. Полиция — тук тук тук — Полицию.

Мама обняла нас крепче.

— Полицию. Полицию. Полицию. Полицию.

— Пожалуйста, прекрати, — прозвучал её тихий шепот.

— Не думаю, что звонок поможет, — ответил мой папа. — Как мы поймем, кто находится за дверью?

Стук зазвучал с новой силой, ещё громче, чем раньше. Дверь тряслась. Затем перестала. После продолжительной паузы стук раздался вновь, уже от заднего входа.

Мы развернулись к заднему входу и стук незамедлительно вернулся к входной двери. Туда-сюда, туда-сюда, громкий, затем тихий, затем снова громкий. Неожиданно звук раздался от двух дверей разом - сильные, тяжелые удары, словно кувалдой. Затем последовало постукивание во все окна, после в стены. Как будто мы жили в огромном барабане, а десяток людей пытались играть одновременно. Или мы были черепахой и что-то пыталось выцарапать нас из панциря.

— Прекрати! — закричал Холден.

Стук умолк.

— Я никому не скажу, — говоря это, Холден не отрывал взгляд от двери. — Обещаю, я никому не скажу о том, что видел. Только, пожалуйста, уходи.

Мы ждали около минуты. Затем последовал мягкий "тук тук тук", исходящий от окна, в которое Холден смотрел ранее.

Холден начал плакать, поскуливая, словно приговоренный к смерти, увидевший стаю воронов за прутьями своей тюрьмы.

Папа, ухватив его, провел рукой по волосам, но так и не солгал ему, не сказал, что все будет в порядке.

Постукивание в окно продолжалось всю оставшуюся ночь. Мы кое-как обустроились в гостиной, я даже не уверен, сколько времени мы так провели. В конечном счёте, мама попыталась увести детей в мою комнату, в то время как папа остался сторожить дверь. Однако, буквально через секунду, вернулся стук настолько громкий, что его было невозможно игнорировать. Я даже начал опасаться, что дверь не выдержит.

Как только мы вернулись в гостиную, стук оборвался. Осталось только тихое "тук тук тук" в окно. В ту ночь никто из нас не уснул.

Постукивание затихло около семи часов утра. Примерно в то же время, когда наступает рассвет. Мы обождали ещё два часа, прежде чем папа открыл ставни и убрал шторы с окон. Но сперва он отвёл нас в родительскую спальню. Папа несколько шумно отпер дверь, прежде чем вернуться к нам.

— Хорошо, — сказал по возвращении. — Все готово.

Родители Холдена вернулись к завтраку. Мама и папа проводили Холдена домой и надолго задержались. Я и Нола смотрели за ними из окна. Она держалась рядом со мной весь день, стараясь держаться как можно ближе, иногда беря меня за руку.

Родители вернулись в мрачном расположении духа, но так и не рассказали, какой разговор у них состоялся с семьёй Холдена. За окном было солнечное воскресенье, поэтому мы заказали пиццу и провели весь день за совместным просмотром кино и мультфильмов.

В ту ночь все спали в моей комнате, Нола и мама в моей кровати, папа разложил кресло, на котором и уснул. В ту ночь не раздавался стук. В последующие ночи — тоже.

Оставшуюся неделю мы нечасто виделись с Холденом и его родителями. Но в четверг к их дому подъехал грузовик. Я с Нолой, после школы, наблюдали, как они собирались до вечера. Что зацепило меня больше всего - это то, как Холден с родителями выглядели. Все трое бледные, с насупленными лицами, с бесцветными глазами и отстраненными взглядами. Даже с противоположной стороны улицы ощущалось, что что-то было не так. Семейство Холдена уехало до заката.

Я вспомнил при этом слова, произнесенные главой Встречающей делегации, когда мы переехали сюда. Не каждый посмотревший на свистуна умирает, однако переживших покидает свет и они проживают жизнь полную неудач. Миллион малых несчастий.

Наверное, родители Холдена тоже посмотрели, желая либо утешить, в случае если они не верили, или разделить его бремя, если все же верили. Иногда я смотрю на Нолу - счастливую, молодую и живую… это довольно чарующее зрелище. Однако я никак не могу отделаться от вопроса, что если бы я был медленнее, что, если бы она посмотрела за окно… посмотрел бы я? Утешить её? Разделить бремя? Я искренне рад, что никогда не узнаю ответа на этот вопрос.

Мы все ещё живем в том доме, в том районе. Все ещё слышим нашего свистуна каждую ночь. Благословления, удача, все те блага — они слишком хороши, чтобы уезжать. Однако мы осторожны. Больше у нас нет друзей, которые остаются на ночь. А папа прячет ключ очень, очень хорошо. Не то чтобы мы пытались посмотреть. Некоторое лучше оставить незримым.

И да пребудет в вашем доме достаток и удача.

(Эта история была переведена на русский язык участником Мракопедии Гвоздеглаз.

Автор: Grand Theft Motto)

- Вот придет он к тебе, скажет, мол, ну-ка, отдай кожу, как ты в этом случае запоешь?

Слушать Борьку было невыносимо с каждым новым днем. Раздобыл ему, значит, отец подшивку каких-то древних журналов, которыми еще при царе Горохе топить печи надо было, а не потомкам передавать по наследству. Сам Борька сказал, что выкупили за бесценок у соседки, Дарьи Петровны. Она все равно потихоньку с ума сходила, ей не то чтобы журналы, собственное отражение в зеркале скоро не пригодится. Я спрашивал почему не пригодится, а Борька хмурился, очки на переносице поправлял и говорил:

- Ты чего, совсем дурак? Помрет она скоро, а у покойников отражений не бывает.

Я рукой махал, спорить толку никакого нет. Борис начинал умничать и всем, кто мог слышать его на расстоянии хотя бы двух метров, цитировал краткое содержание статей с пожелтевших страниц.

- Да ничего я делать не буду,- буркнул я, завязывая шнурки. Борька нацепил олимпийку, замотался шарфом, сверху накинул куртку.

- Зря, наживую ведь снимать станет.

Я поднял на него глаза. Лицо плохо видно - Борис стоял спиной к окну, а день выдался солнечный. Только силуэт с поблескивающими стеклами очков.

- Борь,- едва сдерживаясь, начал говорить я,- я твои журналы сожгу к чертовой бабушке, если еще раз ты мне начнешь про кожевника этого рассказывать! Бред сивой кобылы же!

- Сам ты и бред, и кобыла сивая, и все остальное,- Борис ощерился.- Кропотливый труд какой проделан, собрать столько подсказок, фактов в толстенный журнал - не на математике в носу ковыряться.

- О чем болтаете?- долговязый Жека выглянул из-за вешалки. Пирожками запахло, и желудок заурчал. Сейчас те, кто на продленку оставался, в столовую потянутся. Зато нам можно идти домой с чистой совестью, обедать, и бежать к хоккейной коробке, поиграть, а потом снова домой, но теперь садиться за уроки. Благо до каникул осталось не так много, праздники еще скоро.

- Что ты скажешь, если к тебе кто-то подойдет и скажет - Жека, отдавай кожу свою?- вздохнул я, а Борис аж побагровел. Жека рассмеялся.

- Да кому она нужна, из нее даже ботинки приличные не получатся!

- Он не для ботинок ее снимать будет,- огрызнулся Борька. Не любил, когда его увлечения на смех поднимали. Впрочем, вообще никому не понравилось бы такое, просто Борис уже в печенках сидел.

- А для чего?- Жека, кажется, даже искренне заинтересовался.

- Чтобы надеть, прийти к тебе домой и сожрать остальных членов семьи,- Борис наметил в лице ученика параллельного класса нового верного слушателя.

- А как же я без кожи буду?- недоумевал Жека.

- Так и тебя сожрет. Жеку этот ответ совершенно не устроил, так как он нахмурился, и между его бровей появился неприглядный залом.

- Очень сложно выстроена цепочка потребления других организмов, кожу сними, носителя сожри, кожу надень, домой к носителю иди, ешь его маму, папу, мелкую сестру и кота.

Борька от такого даже растерялся, а я не выдержал и рассмеялся.

- Другого мотива не имеется? Какое-то примитивное существо,- Жека пожал плечами, пока я продолжал давиться смехом.- Нет бы себе занять место главы семьи, с утра яишенкой завтракаешь, на работу едешь, деньги получаешь, покупаешь что угодно. И лыжи новые, намарафеченные до глянца, которые дядь Саша подарил, тоже твои будут.

- Примитивное,- кивнул Борис.- Потому и страшное.

Пока мы шли домой, Борька все молчал, смотрел под ноги, хотя я видел, что его так и подмывало поведать о чем-то еще. Жека неумело дымил, кашляя после каждой затяжки. Уж очень ему хотелось понравиться девчонкам, а девчата нынче обращали внимания на тех, кто постарше. Либо выглядит постарше (тут мы втроем пролетали по этому пункту, генетика поступила с нами жестоко). Либо делает так, как делают те, кто постарше. Выпускные классы стайками толпились за спортивным залом, выкуривали по сигарете и ловили на себе заинтересованные взгляды. Не только девчонок, кстати, учителя тоже сильно интересовались. Кара миновала тех, кто выступал на спортивных соревнованиях, или наскреб достаточно серого вещества для городских олимпиад. Борька с олимпиад, однако, не вылезал, но щуплое телосложение, плохое зрение и белобрысые волосы, торчащие во все стороны, очков не прибавляли. С меня брать вообще нечего - четверть в школе, четверть по больницам. Жека был очень высоким, да тощим, нескладным, со странным чувством юмора. Собственно, надеяться не на что. Поэтому нужно компенсировать. Борис вот нашел отдушину в журналах.

Мы решили забежать к нему пообедать, а потом втроем двинуть до коробки. У Борьки дома было хорошо, светло. Квартира родителям досталась от бабушки со стороны матери, а та мадам была непростая, повсеместно заслуженная личность, вот и квартира под стать. Потолки высоченные, в комнатах эхо немного гуляло - простору много, мебели мало. Двинули мы на кухню, Борис достал из холодильника сковородку с остатками картошки, мигом на плиту поставил, огонь разжег. Масла подлил. Картошка ожила, заскворчала, к ней закинули сосиски, залили яйцом. Жека аж заныл:

- Запахло-то как, сейчас с голоду помру. Борька ему чайник вручил, велел воды набрать. На столе - вазочка с шоколадными конфетами, а в углу, за столом стопка бумажных изданий, перевязанная бечевкой. Да и какая стопка, до середины бедра мне доставала.

- Журналы что ли?- поинтересовался я. Показалось, что откуда-то издалека донесся стон, полный боли. Я дернул головой. Ничего не повторилось.

- Ага,- отозвался Борька.- Это я еще не просматривал даже, папа вчера принес.

- Я посмотрю?

- Конечно!- Борис обернулся и глаза у него заблестели от радости. Я осторожно развязал бечевку, взял в руки несколько верхних выпусков. Жуткие журналы, скажу я вам. Я был не очень-то уверен, что у них имелся широкий тираж, да и печатали, наверное, не в крупном издательстве, а в гаражах на коленке. Страницы неаккуратно сшиты, бумага плохого качества. Какие-то страшилища нарисованы. Заметки про них странные. Правда, это я при свете дня храбрился, и не в темной комнате это один разглядывал, а в компании товарищей. Ночное время суток всегда вносило коррективы. Днем ничегошеньки не страшно, залпом можно читать и смотреть что угодно. А вот ночью или вечером ветви деревьев за окном превращались в лапы чудовищ.

Вот заметка про заброшенный колодец, в котором можно было услышать как бесплотный голос рассказывает про твое будущее. Беда заключалась в том, что голос вещал так тихо, что пока разберешь слова, свалишься в колодец, переломаешься целиком и останешься в нем навсегда.

Вот заметка про безглазое существо, отдаленно похожее на человека, которое бродило в лесах, выслеживало палатки с туристами, и ладно бы тушенку вытаскивало.

Нет.

Кишечники.

Я почувствовал, что по спине пробежали мурашки.

- Как ты вообще это читаешь?- спросил я у Борьки. Он выключил огонь под сковородой, положил на середину обеденного стола несколько прихваток, водрузил на них сковороду, выдал каждому по вилке. Достал из холодильника кетчуп, захотел полить на картошку со своей стороны, да подскочил на месте от трели дверного звонка. Я сам сидел ни жив, ни мертв - очень неожиданно, да еще звук такой противный.

- Родители?- подал голос Жека. Борька замотал головой. - Рано еще, на работе они. Он пошел в коридор, тихонечко ступая на цыпочках. Трель не умолкала. Я никогда не любил таких внезапных гостей, особенно, когда все на работе. И вроде бы ничего не сделал такого, а казалось, что нагоняй принесли. Борька так же тихонечко вернулся, только теперь он был белее мела. В дверь продолжали звонить.

- Кто там?- отчего-то шепотом спросил я. Жека втянул голову в плечи, подобрался поближе. Он начинал нервничать, так как принялся кусать обветренные губы.

- С-соседка,- заикаясь, выдал Борька.

- А чего хочет?

- Ребят,- Борис опустился на табуретку. Трель оборвалась. С лестничной клетки донеслись крики.

- На ней местами кожи нет!- пролепетал Борька, снял очки, достал из кармана брюк платок, вытер лоб и сглотнул.

- Ты что несешь?- Жека тоже побелел. Я подался вперед, глядя то на него, то на Бориса, который задышал часто-часто от волнения.

- Тебе показалось, наверное.

- Не-а, идите сами и посмотрите.

Крики стали громче. Я на ватных ногах добрался до прихожей, посмотрел в глазок. Застыл, чувствуя, как внутри становится очень неуютно. Странное ощущение, страху пока места не было, а вот именно нечто неприятно зашевелилось в желудке. Волосы на затылке дыбом встали. Крики вдруг прекратились и воцарилась тишина. Я видел, что соседка лежит на полу. Видел, что открыта дверь в квартиру напротив и в квартиру сбоку - оттуда несчастная и пришла к нам, наверное.

Я смотрел на кровь, на влажно блестевшие оголенные мышцы. Руки выгнуты. Кажется, она умерла. Совсем не двигалась, только сосед из квартиры напротив, дядь Витя, суетился. Затем он скрылся у себя, но дверь так и осталась распахнутой. Наверное, ушел вызывать неотложку. Добрый мужик, в общем-то, Борька к нему в кружок ходил, стендовым моделированием занимался. Самому дядь Вите моделирование давалось с трудом, пальцы плохо гнулись, он их поджимал в кулак, прятал в длинных рукавах.

Тишина.

Неприятное ощущение в желудке усилилось. Затошнило от увиденного. Как вдруг несчастная резко подняла голову, посмотрела прямо на меня. Затряслись коленки, я отпрянул от глазка, бросился обратно на кухню.

- Видел?- спросил Борька. Я кивнул, кинулся к раковине и меня вырвало.

Темнело. До хоккейной коробки мы не дошли, слишком страшно было из квартиры высовываться. Даже не поели толком, перед глазами все борькина соседка появлялась. Жека поел, правда. Каждый из нас думал о том, что боялся озвучить вслух. Ведь закон очень простой: если об этом заговорить, значит все взаправду.

И пока мы так сидели на кухне, как мыши, боясь лишний раз пошевелиться, чувство тревоги нарастало. Оно усиливалось еще и тем, что никакой неотложки из окна мы не увидели, а тело из подъезда исчезло, закрылись двери, остались только следы на полу. Больше ничего не происходило. Радовало то, что если все происходившее на лестничной клетке я видел не один, то умом пока не тронулся.

Тишина.

Было в этой тишине что-то неправильное и гнетущее, что мне всячески хотелось заговорить, включить телевизор, радио. И это же, гнетущее и неправильное, заставляло молчать. В тишине этой звенело напряжение от наших натянутых до предела нервов. Казалось, что в подъезде слышались шаги.

Шорк, шорк.

Будто некто неспешно прогуливался от двери к двери, поджидая.

Шорк.

Я помотал головой. Мне больше всего хотелось выкинуть из нее навязчивые мысли про кожевника и то, что Борис про него наплел. Я позвонил маме на работу и попросил меня забрать от Борьки, потому что один ни за какие коврижки за порог не ступил бы. Жека навязался со мной, все равно по пути. Тут я даже осмелел: втроем, да еще и с мамой!

По испуганным глазам Борьки я видел, что он страшится того момента, когда останется один. Его родители возвращались всегда поздно. Он снял трубку, чтобы набрать рабочий номер телефона отца, но застыл, стискивая пальцы на оранжевом пластике и нервно теребя спиральный провод.

- Гудки странные.

Набрал номер. Они никуда не исчезли. Жека попробовал позвонить своим, та же история.

- Дай журнал, где про кожевника написано,- попросил я. Борис в ужасе вытаращился.

- Давай, давай, сам хочу прочитать,- поторопил его я. Борька встал, пошел в свою комнату, бесшумно миновав коридор. Вдруг что-то затаилось в подъезде и услышит малейшее движение?

Борька принес журнал, показал где именно искать заметку, сел и стал выжидать. В заметке и слова не было о том, что кожевник вдруг придет и скажет, мол, отдай кожу. Он просто приходил и снимал. Пока человек еще жив, разумеется, потому что иначе кожа станет неэластичной и надевать на себя будет проблематично. И кожу-то снимал для того, чтобы поскорее стать человеком. Не получалось только, но стараться нравилось. Еда же. Часто подменял одного из соседей в большом доме, а потом питался. На рисунке - продолговатое нечто, без волос на голове. Вроде и человек, а вроде и нет. Уши оттопырены, глаза глубоко посажены. Вниз от нижних век шли две черных полосы. Черный рот с частоколом зубов. Совершенно отвратительные руки с недоразвитыми пальцами, в новой коже такое не спрячешь. Скрюченные, с загнутыми ногтями. Тонкие ноги. И огромная пасть, которая вертикально расчерчивала грудную клетку и живот.

Я поежился.

В пасти тоже виднелись острые зубы. Откуда такое существо вообще появилось и почему пришло за борькиной соседкой, которой хранились журналы?

- Борь,- подал голос я,- а откуда эти журналы у соседки появились?

Борька пожал плечами.

- Вообще не знаю, просто предложила как-то отцу выкупить. Он знает, что я всяким таким увлекаюсь.

В дверь вдруг позвонили. Мы втроем на месте подпрыгнули. Сердце забилось часто-часто, а ладони вспотели. И меня осенило. Пальцы! Пальцы!

- Кого там принесло?- едва ворочая языком от страха, спросил Жека. Звонок повторился.

- Может, мама твоя?- опомнился Борька. Я посмотрел на настенные часы. Рановато для мамы, конечно.

- Надо глянуть,- Жека первым было пошел в прихожую, но я его остановил.

- Борь, где у тебя инструменты хранятся?

- Чего?

- Молотки, отвертки и остальное.

- Сдурел?- Борис нахмурился, однако проводил на лоджию и открыл шкаф. Я взялся за молоток. Тяжеленный.

- Зачем тебе?- Борька в недоумении глазел на то, как я протягиваю ему отвертку. Звонок повторился.

- Мы с тобой видели, что с соседки кто-то снял кожу. А если этот кто-то пришел снимать кожу с нас?

- Да брось, я же просто так шутил про кожевника,- нервно усмехнулся Борис.- Напугать вас хотел.

- У тебя не получилось,- вздохнул я,- а у того, кто бродит в подъезде - получилось.

Борька весь побледнел, скукожился.

- Думал, что мне показалось,- прошептал он.- Ты тоже слышал.

Жека промолчал, только схватился за разводной ключ.

- Давайте еще раз родителям позвоним,- проблеял он.- Или в милицию.

Звонок повторился.

- Идемте посмотрим,- Борька почесал в затылке, растерянно оглядываясь по сторонам. Что делать, куда бежать?

- Вдруг и правда мама приехала,- понадеялся я.

Однако в глазке Борька увидел лицо дядь Вити из квартиры напротив. Того самого, который суетился и я подумал, что он вызывал неотложку.

- Борис,- послышалось из-за двери.

- Приехали,- выдохнул Жека, прислонившись к стене и прижав к себе ключ.

- Борис, это ж я, чего не открываешь?

- Приболел,- просипел в ответ Борька севшим от страха голосом.- Заразный, вы что-то хотели?

- Дак ты журналами все хвастался, я решил зайти, одолжить почитать!- дядь Витя говорил бодро, весело, очень добродушно.

- Давайте я вам потом сам занесу,- Борька поджал губы.

- Я ж ненадолго,- тараторил голос,- отдашь и уйду. Я внимательно вслушивался.

- Понимаю, дядь Вить,- Борька даже деланно покашлял,- но температурю, как пришел после школы - сразу свалился, карантинная зона.

Сосед рассмеялся. Я отодвинул Бориса и сам посмотрел в глазок. Лицо как лицо. Хорошо, что мы включать свет не стали в прихожей, иначе дядь Витя заметил бы смену наблюдателя.

- Дак может я тебе чайку сделаю, а, Бориска?- продолжал сосед. Жека непонимающе уставился на дверь.

- Все есть, ничего не надо, спасибо.

Сосед переминался с ноги на ногу. Не уходил. У меня сложилось впечатление, что ему нужно было изо всех сил попасть к нам в квартиру.

- Температурить без присмотра плохо,- голос теперь зазвучал уже не так добродушно. Я почувствовал, что у меня мурашки по спине побежали.

- Да все нормально, не переживайте, - пролепетал Борька. Если дядь Витя и являлся кожевником, который прибил соседку, то быть отделенными всего лишь входной дверью от этого существа - так страшно, что у меня голова закружилась.

- Как тут не переживать,- голос становился настойчивее. У дядь Вити забегали глаза.

- Все хорошо,- продолжал отказываться Борис.

- Ну, бывай тогда, дружище,- сосед поковылял к себе в квартиру и мне стало намного легче дышать. Не он, да и мысль про кожевника слишком навязчива. Не бывает такого на всем белом свете.

Не бывает.

Я продолжал смотреть и увидел, что сосед дошел до своей квартиры, приоткрыл. Закрыл. Но сам остался в подъезде. Я отпрянул от глазка, а Борька, наоборот, прильнул, потом взглянул на меня и Жеку. Жестом показал, что нужно удалиться от двери. Мы ушли в самую дальнюю комнату.

- Он нас поджидает,- пробормотал Борька.- Знает, что мы видели. Знает, что я здесь не один. Сразу начал разговоры про журналы. И он знает, что мы знаем.

Жека испуганно икнул.

- Сдались ему журналы!

- Погодите,- я взял пару выпусков с борькиного стола, внимательно рассмотрел. Мне уже до этого бросилось в глаза то, что их будто наспех распечатали, лишь бы были.

- А если Дарья Петровна все напечатала сама?

Борька и Жека уставились на меня.

- Ну, смотрите, - я потряс журналом у них перед носом.- Никто так не печатает! На скорую руку же делалось!

- Как нам это помочь должно?- вздохнул Жека.

- Если допустим, что она печатала все сама, возможно, и всех этих существ она видела своими глазами. Сделала такие штуки…

- А те, кого она видела, узнали,- пробормотал Борька.- Поэтому и отдала журналы кому-то другому.

Он испуганно взглянул на нас.

- Отдала мне.

Щелк!

Свет погас, и квартира погрузилась в темноту. Только свет фонарей с улицы освещал комнату. В дверь вежливо постучали.

- Он так и выжидает,- прошептал Жека. Стук повторился. А затем в дверь затарабанили с такой силой, что мы вскочили на ноги.

- С петель сейчас слетит,- жалобно произнес Жека. Я кинулся к телефону, начал набирать рабочий номер мамы. Снова те странные гудки. Сердце стучало так, что еще секунда и оно вырвалось бы из грудной клетки. Жека просто осел на пол, прижав руки к ушам, чтобы ничего не слышать.

- Давай же,- я набирал номер снова и снова, ожидая, что соединение установится и услышу мамин голос. Я видел растерянное лицо Борьки, который силился, чтобы не заплакать от страха. Грохот продолжался еще какое-то время, а затем все стихло.

- Как его убить?- спросил Жека, отнимая ладони от ушей.

- Убить?- удивленно протянул я.

- Он не даст нам уйти отсюда живыми,- у Жеки задрожали губы.- Он знает, что мы знаем.

Бам!

В дверь теперь не просто затарабанили, такое ощущение сложилось, будто сосед пытается выбить ее всем своим телом, разгоняясь и врезаясь. Жека обхватил колени руками и теперь раскачивался вперед-назад, зажмурив глаза. Дико страшно. Я продолжал набирать номер. Тихий щелчок на той стороне провода.

- Алло?- в трубке послышался уставший голос. Я торопливо произнес мамино имя, попросил позвать к телефону.

Бам!

- А, это ты,- прошелестело в ответ.- Она ушла недавно домой, время-то уже.

- Как ушла?- прошептал я. Мама настолько рано никогда не уходила.

- Ну, вот так. 

Бам!

- Что-то случилось?- спросил голос в трубке. Я хотел было ответить, но снова щелкнуло и вызов прервался.

Бам!

Я начал набирать номер милиции. Тихие щелчки, не соединялось. Наверное, где-то авария, если свет вырубился и телефон не работал. Я старался гнать мысль о том, что нам специально все выключили. Хотел выманить из квартиры.

Бам!

- Что ему нужно?!- выкрикнул Жека. Его затрясло.

Бам!

Я оглянулся на окно. Четвертый этаж. Переломаемся, если прыгать вниз. Хотя я не знал что хуже - лишиться кожи и быть съеденным, или переломать руки-ноги, но как-то добраться туда, где могут помочь.

Снова тишина. Неизвестно сколько мы так сидели, прислушиваясь к каждому звуку. На этот раз никаких шагов в подъезде.

Свет дали. Борька и Жека вздохнули с облегчением. Мы услышали, как в дверную скважину вставлялся ключ. Борька первым побежал в прихожую, мы бросились следом.

- О, привет,- озадаченно сказал отец Бори, дядя Ваня, стряхивая с шапки снег,- чего такие бледные? Пораньше сегодня вырвался, но завтра придется задержаться.

Он закрыл дверь, разулся, прошел прямиком на кухню, полез в холодильник. Достал кастрюлю с супом, поставил на плиту, зажег огонь, а сам направился мыть руки.

- Чем занимались, молодежь?- спросил он, взял кусок мыла.- Там картошечки не осталось случайно?

- Не,- помотал головой Борька,- мы доели.

- Правильно, чего добру пропадать. Уроки сделали?

- Почти,- промялил Жека.- Журналы читали сидели.

- А, ну, это дело полезное, читать-то,- дядь Ваня закивал, намылил ладони.- Если домой расползаться не собираетесь, можем хоккей посмотреть.

Я все глядел на пальцы. Вроде ровные, обычные. Да и при упоминании журналов он не насторожился, не стал задавать вопросов про них.

- Суп будете?- дядь Ваня смыл пену, вытер руки, залихватски подкрутил усы, улыбнулся своему отражению.

- Будем,- кивнул я. Отлегло. Нам определенно не привиделось происходящее, но сейчас мы были в безопасности. Как будто все осталось очень далеко в прошлом или в дурном сне.

Да, дурной сон на троих.

Тепло и спокойно.

Дядь Ваня включил радио на кухне, и оно принялось рассказывать про последние новости. Запахло супом. Борька нарезал хлеб, налил воды в чайник. Звонок в дверь. Тревога снова накрыла с ног до головы, но борькин отец сам пошел открывать.

- О, добрый вечер, барышня,- сказал он и позвал меня. Я высунулся из кухни и увидел улыбающуюся маму. Волосы растрепаны немного, выбились из-под меховой шапки. Мама пахла морозом, терпкими духами, пальто снимать не стала, даже не вытащила руки из карманов. Жека выглянул в коридор.

- Ой, ура!- воскликнул он.- Домой!

- Да, да, заведу и тебя,- пообещала мама.- Вас подождать, пока поедите?

Неприятное ощущение в животе опять дало о себе знать, но я списал все на то, что день получился нехороший. Я махнул рукой, схватил рюкзак, который оставил на кухне еще за обедом, начал одеваться, обуваться. Жека последовал моему примеру, мигом замотался в шарф, накинул куртку. Борька слегка расстроенно пробормотал, мол, увидимся завтра в школе. Он устал и это было видно.

Когда позади закрылась дверь, мой взгляд упал на соседскую квартиру напротив, где жил дядь Витя. Интересно, он за нами наблюдает?

Мы спустились на первый этаж. Жека так радовался, что скоро попадет домой, аж перепрыгивал через одну ступеньку. Вышли на улицу. Мама шла впереди, и вдруг остановилась.

- Ты чего, мам?- спросил я, чувствуя, что нервы натягиваются до предела. Мама вытащила руки из карманов и мой взгляд невольно упал на ее пальцы.

Скрюченные, с загнутыми ногтями. 

Я обитаю тут: https://t.me/its_edlz - канал с историями, которые сюда не пощу;

https://vk.com/itstyere - для связи по озвучкам и любому другому сотрудничеству.

"Новая кожа" получила озвучку от канала Belfegor, поддержите чтеца, он очень старался!

https://youtu.be/dsqXblU0hjg