От автора
Эта история – сказка.
Кто-то сочтёт её претенциозной, кто-то – фривольно-бестолковой. Второе ближе к правде; всего лишь в меру развлечь – и никаких иных целей при работе над романом не ставилось.
Кроме того, автор позволил себе вольности касательно географии Пскова и «снабдил» его вузом, которого там нет – Псковским институтом экономики и туризма. Это учебное заведение – чистый вымысел… равно как и персонажи – что мёртвые, что живые. Так что и тем и другим просьба на совпадения не обижаться.
Ну и последнее.
Да, это всего лишь сказка… Но если однажды, гуляя по Пскову, вы вдруг замёрзнете в жару, не спешите это списывать на простуду – возможно, сквозь вас только что кто-то прошёл.
От Семёна
Я, Семён Курцев, шестнадцати лет от роду (с даты рождения) и двух лет от застревания (с даты гибели), находясь в здравом уме и твёрдой памяти, заявляю: мои ум и память здравы и твёрды лишь по моим меркам – и я не знаю, как они соотнесутся с вашими. Говоря проще, моя история может оказаться моим же предсмертным бредом. Возможно, не было этих двух лет, как не было и Общаги – а значит, и моих друзей: Кошатницы, Коршуна, Бабули и остальных. Возможно, не было ларцов, разносимых нами по Пскову. Возможно, что всё, о чём вы прочтёте, промелькнуло в моём мозгу перед окончательным уходом Туда (куда именно, я не в курсе, но хочу верить, что это Туда существует).
И быть может, я всё ещё лежу на дороге, а санитары не слишком суетятся, понимая, что до больницы они довезут труп. Короче, я без понятия, что из моей истории правда, а что – нет.
Если это предсмертный бред – не обессудьте.
Если всё так и было – не пугайтесь.
А если в самые важные часы вашей жизни вам отчётливо кажется, что за вами наблюдают… Тогда, быть может, вы кому-то небезразличны – кому-то из тех, кто тоже застрял.
Вы скоро поймёте, что это значит.
Пролог
Всё шло не так.
Взять хотя бы погоду. Как же некстати эта метель!.. За окном уже час воет, свистит, пляшет злая снежная кутерьма. Жена ноет, что телик не показывает – значит, где-то обрыв. Интересно, дома хоть свечки есть?
Ломзин отошёл от окна. Открыл шкафчик с посудой, порылся на полках. Выдвинул ящик стола.
Свечки, как же… ишь, чего захотел!.. Нету у них свечек. Фонарь… Менял он батарейку или нет?
Нихрена он не менял. Когда с суточного дежурства приходишь, как-то не до батареек.
Ломзин плеснул себе ещё кипятка. Размешал чай, сел.
Кухня у них маленькая – да и не бывает в хрущёвках других кухонь. Не зря Лена шутит, что лучше бы он стал оборотнем в погонах. А сосед-алкаш подначивает, что он похож на пьянчугу: мол, из нас двоих пьяницей выглядишь ты.
Сосед прав: смотрясь в зеркало, Ломзин видел усы, выпирающие скулы и воспалённые от недосыпа глаза. Сбрить усы – и всё будет совсем скверно: останутся скулы да болезненный взгляд.
«И впрямь, алкаш… - подумал Ломзин. – Или конченый торчок».
В окно нагло ткнулась ветка. Вновь завыло-засвистело… А ведь синоптики ничем таким не грозились!..
Всё не так… даже погода.
Странно это, если подумать: днём ни облачка не было – откуда их принесло? Говорили, всю неделю в Пскове будет ясно. Он вот на зимнюю рыбалку собрался: двухнедельный отпуск как-никак.
«Отдыхай, - сказал Ногтев. – Тебе давно пора, замотался совсем».
Это Ногтев сказал… Закоснелый бюрократ с мелкой душонкой и запротоколированными мозгами!
А ведь всё из-за тех дел; пяти случаев, озадачивших (это мягко выражаясь) даже старожилов-криминалистов.
Ломзин знал, что «отдыхать» его отправили из-за них.
Да, часть из них закрыли: он же самолично и закрывал. А что ему оставалось? Вот потерпевший, вот убийца – оба трупы во всех пяти случаях. В декабрьском деле трупами, правда, не ограничилось – там был ещё и покалеченный… Но «заказухи»-то не было: всё представлялось очевидным. Простым и ясным, как день.
Да только в ту ясность Ломзин верил не больше, чем росстатовским сказкам об инфляции.
Случай в кафе. Старушка божий одуванчик. Она же Бабка с ружьём, как окрестили её в управлении. Милая бабулька с ИЖ-94 «Север», верхний ствол нарезной, нижний – гладкий. Мухи не обидит, дурного слова не скажет.
Мухи-то, может, и не обидит, – а владельца кафе нашпиговала дробью. Для себя патрон тоже приберегла.
Бомжи у перекрёстка. Два вконец опустившихся забулдыги. Опустившихся, да… Но не озверевших. А если и озверевших, то не настолько, чтобы грызть друг друга – и не где-нибудь, а на проезжей части!..
Собирать их пришлось долго – водитель КамАЗа поздновато затормозил.
Спятивший на вечеринке юнец. Ревность, травка, кухонный нож. Всё стандартно, кроме показаний свидетелей: «Он подпрыгнул на два метра».
Ломзин тогда убедил себя, что им всем показалось – они были пьяные и обкуренные. Он бы и дальше себя убеждал, если бы не плач… Плач младенца, снившийся ему теперь по ночам.
Перед убийствами везде плакал младенец – во всех трёх местах. Даже там, где он плакать не мог.
Октябрь – кафе, ноябрь – перекрёсток, декабрь – пьяный сопляк.
А теперь вот январь – и два новых случая сразу. Один за другим, почти подряд.
Пустырь и больница. Поликлиника, если точнее.
Пустырь… Раньше там был магазин, но его летом снесли. Напротив – банк с камерами наружного наблюдения. Одна из тех камер запечатлела такое, во что Ломзину не верилось по сей день – даже после сотни просмотров развернувшейся на пустыре драмы.
«Он подпрыгнул на два метра». Увидев запись с той камеры, Ломзин понял: юнцам с вечеринки не показалось…
«Интересно, слышали ли на пустыре плач? Наверняка да, потому что в больнице…»
Загудевший смартфон оборвал его мысль – и в тот же миг погас свет.
«Здорово… - подумал Ломзин. – И ни фонаря, ни свечек… Только смартфон с хилым аккумулятором – да к тому же заряжавшийся при Адаме…»
Правда, смартфон так ревниво гудел, будто желал доказать: аккумулятор у него не хилый, и вообще, он ещё своё послужит!
Чертыхаясь, Ломзин вышел из кухни.
Видимо, звонила Лена – хотя с чего бы ей звонить? Они поругались, и жена уже час как ушла к соседке (она часто так делала после ссор). Но Ломзин уповал на то, что супруга первой решит заключить мир… или соврёт, что звонит из-за супа, не убранного в холодильник.
Но тут он вспомнил, что отключил громкость сигнала – в смысле, поставил её на минимум: из-за внепланового отпуска послал всё к чертям. А бедный «Самсунг» гудел на весь дом.
В животе Ломзина похолодело.
А может, он громкость не отключал?.. Хотел, но забыл… Ведь не мог же смартфон изменить настройки?..
Натыкаясь на мебель, Ломзин достиг прихожей: чёртов гаджет остался в кармане пальто.
Он пошарил там наощупь, извлёк смартфон и обнаружил СМС без номера.
Стоп: но сигнал-то ведь был как при входящем звонке!..
«Он подпрыгнул на два метра», - почему-то вспомнил Ломзин, глядя на открывшееся (без его участия!) сообщение: «НЕ БОЙТЕСЬ, Я ДРУГ».
Ломзин застыл на секунду-другую. Но потом оказалось, что не застыл: ослабевшие ноги подвели его к скамье перед обувным ковриком. Он и сам не заметил, как сел.
Первое сообщение сменилось вторым, а прописные буквы – строчными: «Наш диалог будет странным: вы говорите, я – пишу. По-другому никак».
Ломзин сглотнул с мыслью о розыгрыше. Ну конечно, это шутка – а что же ещё?.. Чья-то нелепая, глупая шутка…
«Нет, не шутка. И простите, что напугал вас».
Если бы Ломзин стоял, у него бы подогнулись колени.
- Кто вы?..
Он спросил это с уверенностью, что звонивший услышит. И она – то бишь уверенность – оправдалась:
«Тот, кто разобрался в истории с плачем. С плачем младенца».
Ломзину захотелось выпить.
«Знаю, вам страшно, - сообщил собеседник, - но я не причиню вреда ни вам, ни вашим близким. Будь вся эта история фильмом, меня причислили бы к “хорошим”».
Это признание («…меня причислили бы к “хорошим”») выглядело как-то по-детски. Хотя писал точно не ребёнок… Возможно, тот, кто недавно перестал быть им.
Но Ломзина не успокоило даже это.
Он облизнул губы. Если подумать, тут два варианта – либо он спятил, либо нет. Только неясно, какой хуже.
- За теми убийствами… За всем этим стоял один человек?
Ответ не заставил себя ждать: «Не человек».
Отлично. Ещё лучше. Просто прекрасно.
- Вы поможете его поймать?
Ломзин чувствовал себя идиотом, говоря с темнотой. Но темнота отвечала: «Его нельзя поймать. Его можно только остановить».
Тут до Ломзина дошло – он спит. Конечно!.. И как это сразу не пришло ему в голову?
«Вы не спите, всё взаправду. А времени у нас мало – давайте не будем его терять».
- Послушайте, какого…
«Когда закончится метель, погибнут люди. Если готовы помочь мне спасти их, нам надо спешить».
Ломзин подумал про пустырь. Про увиденную им запись. Про пять уголовных дел, два из которых он (уж не напрасно ли?) закрыл.
Сейчас творится невозможное – но и того, что началось осенью, быть не могло.
А в смартфоне возникло новое сообщение: «Я наблюдал за вами и знаю, что вам не плевать: вы и правда хотели во всём разобраться. Мы должны действовать вместе. А не поможете, будут ещё жертвы».
Артём Валентинович Ломзин, сорок шесть лет, старший следователь следственного отдела по городу Пскову взял наконец себя в руки и задал вопрос, уже с минуту вертевшийся на языке:
- Я могу вас увидеть?
Лучше бы он об этом не спрашивал… Высветившийся ответ был таким: «Это вряд ли – я уже два года как мёртв».
Часть первая
Хороший призрак
Глава 1
(За сто тридцать один час до этих событий)
- Хочу не диван, а новый гроб! – сказала Рита.
Вы не ослышались – именно гроб. Не сноп, не клоп и не сугроб – хотя было бы странно, если бы Рита их хотела. Она сказала «гроб», и я слышал это так же чётко, как шум машин; пробка вроде рассосалась, но трафик был плотный. Утром здесь всегда затор.
- А чем плох старый? – спросил Макс.
- Тем, что он из сосны, - изрекла Рита. – А я хочу из дуба, и чтобы был лакированный. И чтобы матрас был с пухом, а не с перьями.
- Перья-то тебе чем не угодили? – спросил я.
- Они колются!
Обалдеть, подумал я. Два года не кололись, а теперь начали.
С нами шла Света – Риткина сестра-близнец. Бабуля, Палыч и Кошатница остались в Общаге. Коршун где-то пропадал – видимо, «навещал» дочь.
Мы дошли до светофора. Из ждавших там прохожих половина пялилась в смартфоны, и всё же не стоило прилюдно говорить о гробах… не стоило бы, если бы нас кто-нибудь слышал.
- Подумаешь, колются, - сказала Света. – И вообще, что за прихоть – ложиться в гроб!
- Где хочу, там и лежу, - огрызнулась Рита. – Мне, между прочим, там удобно. А ваш диван мне не нужен – он скрипучий, упругий и в нём полно пыли.
Уверен, всё это звучит странно – как беседа пациентов в психушке. Что ж, это ещё цветочки. А пока зацените ситуацию: мы – четвёрка призраков, спешащая в мебельный салон за диваном.
На улице январь, морозец минус семь, да к тому же идёт снег. Но нам пофиг – мы одеты легко. Мы одеты так с тех пор, как застряли.
На Максе фланелевые брюки и свитер – белый, с красным оленем на груди. Жутко старомодный. Но Максу идёт – с его умным фейсом он и без свитера ботаник. Наличие очков придаёт ему сходство с Шуриком из фильмов Гайдая, только очки у Шурика побольше, а волосы – посветлее.
На Близняшках (Свету с Ритой мы всегда так зовём: они ведь как единое целое… «Близняшки» с заглавной буквы) голубые пуловеры с мордами кошек и джинсы. Вполне пригодная одежда для одиннадцатилетних девчонок. Ясное дело, им уже не по одиннадцать, но последние два года они не менялись. Самое умильное в их облике – любопытство в глазах и причёски с двумя пучками – эдакими рожками по бокам от макушки. Не представляю, как они их заплели. Может, научили родители, тоже погибшие два года назад, но у родителей не спросишь – те не застряли. В отличие от дочек, они мертвы по-настоящему.
Ну а на мне (я и сам не менялся и выгляжу на шестнадцать, что вовсе не радует: хочется побыть мачо, а не тощим юнцом) тоже джинсы и худи с капюшоном, который я иногда поднимаю – особенно бродя по ночам (если кому-то интересно, худи серого цвета). А по ночам я брожу часто, поскольку не сплю… да и никто из нас не спит – ни один из застрявших.
А теперь уточню насчёт гроба и дивана. Есть у Риты такой бзик – ложиться в гроб. Вскоре после застревания она заказала его Ангелу, и гроб в тот же вечер появился в Общаге: Ангел безотказный, о чём его ни попросишь – конечно, в рамках Контракта. И с тех пор Рита бежит к гробу, едва захочет полежать. Не знаю, откуда у неё эта склонность – может, от нервов. Всё-таки смерть – серьёзный стресс.
Но недавно вмешалась Бабуля: «Закажи Ангелу диван, а в гробу лежать не дело». Она-то Риту и уломала: предложила выбрать диван в магазине, как это делают живые, и заказать Ангелу такой же.
Поначалу сработало, но теперь Рита ворчала: ей не диван, а новый гроб подавай!..
Готов спорить, ни черта вы не поняли, – а если и поняли, то у вас три вопроса: что за Общага, что за Ангел и что за бред я несу? Потерпите – я объясню всё постепенно. У вас череп лопнет, если я сделаю это сразу.
Итак, пошли мы за диваном – Близняшки, Макс и я (ну а кто же ещё? Бабуля пела, Палыч пил, а Коршуну бытовуха до лампочки – в Общаге он почти не бывает; что до Кошатницы, то она одиночка и не любит магазины. В какую-нибудь заброшку она бы с нами пошла, а в магазин – ни за что). Шли мы мимо пустыря, в этой истории сыгравшего не последнюю роль.
С него-то всё и началось… А точнее, с того, что я взглянул на забор.
Мы перешли через дорогу, невидимые и неслышимые для живых, и я глянул направо. Там был забор-сетка… его название вроде бы рабица (или сетка Рабица – по имени изобретателя; это меня Коршун просветил). Короче, за этой рабицей был пустырь, и там плакал ребёнок.
Я сбавил шаг. Ни зазевавшийся Макс, ни заспорившие Близняшки плача не слышали. Когда они спорят, не услышишь и гром.
Но я услышал тихий плач – и сразу же замедлил шаг. Потом окликнул друзей:
- Эй, народ!.. Притормозите слегка!
Они притормозили.
- Ну чего там? – спросил Макс.
- Ребёнок плачет, - сказал я.
Но ребёнок уже не плакал – он умолк, едва я подал голос.
- Да?.. – Макс недоверчиво прислушался.
Я глядел сквозь забор. Мрачный заснеженный пустырь с осколками кирпича, ржавым великом (его вот-вот занесёт снегом) и чёрным пакетом, стойко сопротивлявшемся белизне. Просто пустырь на месте снесённого летом магазина.
И никакого ребёнка.
- У тебя глюки, - сказала Рита.
- Точно, - подтвердила Света. – Наверное, это шизофрения.
- У мёртвых шизофрении не бывает, - отмахнулся я, хоть и не знал, что у нас бывает, а что нет. Взять ту же Риту – поди разберись, с чего её тянет к гробам.
Я всё оглядывал пустырь. Даже подумал о младенце, брошенном пьяницей-мамашей: может, он в том пакете?
От такой жести мне стало не по себе.
Но пакет был явно пуст, а вокруг – один лишь мусор. Несчастных младенцев не наблюдалось.
Может, и правда глюки? Сходить, что ли, к врачу… скажем, к патологоанатому?
И мы пошли дальше, – а что было делать? Наверное, плача не было… Просто ветер сыграл со мной злую шутку.
Но уже очень скоро я буду думать иначе.
***
У всех есть законы – даже у призраков.
За пределами Общаги нам нельзя ничего брать: это наш Первый и Главный закон (к слову, мы их нумеруем), не коснувшийся лишь общагских окрестностей. А вот дальше мир живых нам неподвластен: мы можем сесть на стул – но не подвинуть его; войти в чьё-нибудь авто – но не завести двигатель; попасть сквозь стену к вам домой – но не надеть ваши тапки, включить ваш планшет или украсть ваш смартфон. Мы всего лишь наблюдатели, неспособные ничего изменить.
Однако есть исключения.
Исключение первое – Близняшки.
Призрак ребёнка наделён мощной энергетикой – ей позавидовал бы даже призрак-подросток (в том числе и ваш покорный слуга). Вот Близняшки смогли бы и планшет ваш включить, и смартфон ваш украсть, и завести ваше авто – пожалуй, даже нажали бы на газ. Они любят пугать живых своими выходками, и нам часто приходится их одёргивать.
Исключение второе – непроизвольное воздействие на предмет.
Такое редко, но бывает. Например, иногда я могу открывать двери. Обычно я хожу сквозь них, но рука порой тянется к дверной ручке – привычка, знаете ли… Большинство таких попыток кончаются тем, что ладонь моя, как и положено ладони призрака, «проходит» ручку насквозь, но в одном случае из ста мне удаётся открыть дверь.
А Близняшки это делают без труда – будто и не умирали…
Всё это я сказал затем, чтобы вы поняли: в том, что Рита открыла дверь мебельного салона, спокойно взявшись за ручку, ничего странного нет.
- А пройти насквозь не судьба? – упрекнул её Макс.
- Не судьба, - буркнула Рита. – Вы мне что говорили? Выберешь в салоне диван, как это делают живые. А сквозь двери живым ходить не положено!
Макс смолчал – спорить с Ритой себе дороже.
Мы вошли в магазин, надеясь, что никто не следил за «картинкой» с охранных камер… А если следил, то задался вопросом, с чего двери вздумалось открываться самой.
- Какой клёвый! – Рита кинулась к серванту, стоящему среди мебели. – Может, закажем и его?
Она сунула голову сквозь зеркальную дверцу. Уж не знаю, что там было, но в увиденное она погрузилась с головой.
- И не мечтай, - я пошёл вдоль шкафов, - в Общаге и так уже тесно. К тому же Ангел не обязан исполнять все наши прихоти. Хватит и того, что мы закажем диван.
- Всё он обязан, - фыркнула Рита, – надо было внимательней читать Контракт!
Услышав про Контракт, я глянул на стену с часами.
Шёл одиннадцатый час. Времени пока хватало, но до полудня следовало вернуться в Общагу – ведь мы по Контракту разносим ларцы. А Ангел присылает их в полдень.
Макс обогнул журнальные столики. Я деликатничать не стал и направился сквозь них, не особо глядя по сторонам. А вот сёстрам хотелось всё осмотреть – включая шторы на стенах, паркет на полу и люстру на потолке.
Покупателей было мало. Дней двадцать назад – перед Новым годом – тут точно было оживлённей, но сейчас среди мебели слонялось человек пять. Близняшки не стеснялись сквозь них ходить: пройдут сквозь кого-то – и он замрёт. А потом начнёт осматриваться, как турист в новом месте.
Но я так не делаю – не люблю ходить сквозь живых.
Миновав шкафы-стенки и ряд серых комодов, мы дошли до детских спален. Диванов тут хватало: выдвижных и разворачивающихся, со зверюшками и мультяшными героями, и даже в форме машин с поролоновыми колёсами по бокам. Но Рите приглянулся полукруглый красно-белый уродец.
- Почему этот? – спросил Макс.
- Он похож на вставную челюсть, - сказала Рита.
Макс вздохнул – вкус у Близняшек ещё тот…
- Ну так не тяни, заказывай, - сказал я.
Замерев у дивана, Рита скорчила серьёзную мину и замогильным голосом произнесла:
- О Ангел, покровитель мертвяков! Взывает к тебе Маргарита Маслова из города Пскова – обычное псковское привидение. Не мог бы ты доставить точно такой же диван к нам в Общагу? Дабы я могла полежать на нём, если мне надоест лежать в гробу. Спасибо тебе, Ангел, большое…
Света прыснула. Даже мы с Максом улыбнулись; юмор у Риты не по возрасту чёрный. Наверное, она занялась бы стендапом, доведись ей повзрослеть.
«Ответ» Ангела последовал незамедлительно. Должен сказать, он нас впечатлил – особенно Свету:
- Ай!.. – та отскочила, когда рядом с диваном возник второй, почти такой же: красно-белый, но с блёклыми красками… «Призрачный», как и мы сами.
Тут я уточню: мы вне Общаги бледноваты – даже наша одежда лишена яркости. Вот глядим друг на друга – и понимаем, что мы уже не часть этого мира. В Общаге мы выглядим живыми, а на улицах города «тускнеем».
Созданный Ангелом диван был таким же.
Он был мутным, как на экране, где убавили цвет. Полагаю, он даже состоял не из протонов, нейтронов и электронов. Или скорее так: его протоны-нейтроны-электроны «зависли» между уровнями бытия. Застряли, как и мы сами.
А значит, этот диван мы могли унести, что и подтверждалось лежавшей сверху запиской: «САМИ ТАЩИТЕ – Я ЗАНЯТ».
- То есть как «сами»? – опешила Рита. – А Контракт?..
- Согласно пункту девять, - хмыкнул я не без злорадства, - Ангел обязан доставить необходимую нам вещь в Общагу либо обеспечить возможность её доставки нашими собственными силами. Внимательнее надо было читать.
Рита надулась. Ничего, с неё полезно сбить спесь.
Но злорадствовал я зря – нести диван ведь предстоит не Близняшкам… Угадайте с трёх раз, кому пришлось надрываться.
Угадали – нам с Максом.
Мы взяли «диван-призрак» и понесли его к выходу. Макс шёл сзади, а я спереди.
Вряд ли вы видели, как призраки носят призрачную мебель, так что пользуйтесь шансом: мы шли сквозь пуфики, кресла и другие диваны без нужды огибать их. Иногда покупатели глядели в нашу сторону (видать, что-то чувствовали) и спешили убраться прочь. Нам с Максом это не нравилось: мы привидения безобидные, а не какие-нибудь полтергейсты.
Сквозь дверь мы вышли под язвительные команды Близняшек:
- Шнель, шнель! – глумилась Рита.
Света не отставала:
- Работайте, негры, солнце ещё высоко!
- Вот сниму ремень… - пригрозил Макс, хотя было ясно, что ничего он не снимет – Макс ребёнка не ударит. Ни мёртвого, ни живого.
За время нашего «шопинга» снег повалил ещё злее: на крыльце белел занос, вдоль тротуара росли сугробы. Хорошо, что диван в плёнке (Ангел всё предусмотрел), а не то нам пришлось бы пережидать снегопад.
Тут мы подошли ко Второму закону призраков: снег и дождь мочат нас так, словно мы не бесплотны. Машины преспокойно сквозь нас проезжают, люди – проходят, а осадкам вот надо на нас осесть… Впрочем, на то они и осадки. Они будто считают нас живыми: на снегу мы оставляем следы (хотя вам их не увидеть), а при желании легко слепим снеговика (про снежки вообще молчу – в них мы можем играть часами). И ту же «любезность» нам оказывает дождь, чьи струи нас мочат как бездомных котят. А вот загореть мы не сможем, сколько бы ни торчали под солнцем; уж не знаю, почему, но природа к нам относится с двойными стандартами.
Я в декабре даже опыт провёл: встал в снегопад посреди улицы и стоял час. Думал, прохожие встревожатся – ведь раз снег падал на меня, а я типа невидим, то кто-то должен был заметить неладное: снежинки-то до земли не долетали! Ага, фиг. Сквозь меня проходили как ни в чём не бывало… Правда, потом осматривались, но странностей со снегом не заметил никто: взгляды словно по волшебству отводились.
И раз уж речь зашла о странностях, то вот вам ещё одна: мы совсем не устаём – и считайте это Третьим законом. Пробегав полдня, мы всерьёз можем задуматься, не смотаться ли в другой конец города. А иногда балуемся квестами с обходом всех злачных районов Пскова независимо от их удалённости друг от друга.
Так что мы с Максом понесли диван в Общагу, не волнуясь о том, что туда топать полчаса. Наш путь вновь пролёг мимо рабицы, хотя его можно было и сократить. Теперь-то мы знаем, что пошли там неспроста, но в тот день я списал это на глупость.
Проходя вдоль ограды, я снова услышал плач.
Услышал – и остановился.
- Ну что там ещё? – Макс опустил свой край дивана на снег. Света с Ритой бежали впереди, кидаясь снежками (хорошо, что не в прохожих; кстати, на будущее – если зимой в вас зафигачат снежком, когда рядом никого нет, не пугайтесь – это всего лишь мертвец).
- Кажется, я опять слышу… - начал я – и умолк.
При жизни Макс был глуховат (он сам признавался), а обогнавшие нас сёстры вовсю хохочут – что тут услышишь? Да и плач снова стих… А пустырь, простите за каламбур, пустовал.
Макс решит, что я спятил, и будет прав.
- Ничего, - сказал я. – Просто показалось.
Слова автора: С другими авторскими произведениями (впрочем, и с этим тоже) можно ознакомиться на авторской странице сайта Author.Tuday (ссылка в профиле). На Pikabu роман будет выложен полностью и бесплатно.
