Сообщество - CreepyStory

CreepyStory

16 494 поста 38 906 подписчиков

Популярные теги в сообществе:

159

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори

Дорогие наши авторы, и подписчики сообщества CreepyStory ! Мы рады объявить призеров конкурса “Черная книга"! Теперь подписчикам сообщества есть почитать осенними темными вечерами.)

Выбор был нелегким, на конкурс прислали много достойных работ, и определиться было сложно. В этот раз большое количество замечательных историй было. Интересных, захватывающих, будоражащих фантазию и нервы. Короче, все, как мы любим.
Авторы наши просто замечательные, талантливые, создающие свои миры, радующие читателей нашего сообщества, за что им большое спасибо! Такие вы молодцы! Интересно читать было всех, но, прошу учесть, что отбор делался именно для озвучки.


1 место  12500 рублей от
канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @G.Ila Время Ххуртама (1)

2 место  9500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Drood666 Архивы КГБ: "Вековик" (неофициальное расследование В.Н. Лаврова), ч.1

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори
Показать полностью 1
350

Будьте здоровы

Всегда можно остаться человеком. Но человеком старым или новым - это уже большой вопрос.

***

Эпидемию мы все-таки прозевали.

А ведь казалось бы. Опыта-то уже достаточно. После ковида и гнойной пневмонии была вспышка кори - остановили на границе Венгрии. Чтоб я еще помнил, сколько с тех пор было всяких звериных гриппов - последний даже не вышел за границы Вьетнама, если верить самим азиатам, даже из Ханоя не смог вырваться. Врачи заматерели, научились. Вспоминаешь сейчас тот ковид - смешно делается. Локдаун, паника, слухи и теории заговора. Действительно, как в прошлый век шагнули. Теперь это вызывает такую же улыбку, как нелепые попытки средневековых врачей искать какие-то зловредные миазмы.

Может, историки обзовут этот век веком эпидемий, кто его знает. Уж больно часто они стали посещать новостные сводки, вторгаться в нашу личную жизнь и валить на больничные койки всех подряд. Ну а кому не повезет, тех на холодные столы морга.

Потом еще старушка оспа попыталась поднять голову, но быстро по носу щелкнули. Тут она, конечно, зря себя гриппом вообразила, уж больно детально мы ее изучили. Мутацию чуть ли не на следующий день раскололи, газетчики даже панику поднять не успели, как вакцина уже была в клиниках.

Говорю же, заматерели врачи. Но вот эту вот, новую, последнюю, как сказал бы мой отец, если бы пережил хворь, крайнюю, мы прошляпили.

Ничего подобного раньше не видели. По-врачебному хворь называлась, конечно, трудным, языколомным словом. Выдумать какое-нибудь хлесткое имя, как вышло с ковидом, никто так и не смог. Больно уж болезнь была специфическая, при виде ее жертв вообще исчезало желание давать этому кошмару имя. Ну а в народе ее называли “хворь”. Это старое, пропахшее нафталином слово, не сговариваясь, вытащили из своего лексикона миллионы людей. Чтобы замазать, скрыть, чтобы не говорить о неприятном, о болезненном, о страшном. По-белорусски - навалач. Англичане прозвали pest. Других языков я не знал, да и не интересовался.

Скорее всего, прошляпили мы ее из-за низкой заразности. И из-за долгого инкубационного периода. О том, что зараза в воде, узнали далеко не сразу. Как раз тогда, когда она была уже везде. Источник тоже неизвестен - вспышки стали возникать хаотично по всему миру. Болезнь времени зря не теряла и умудрилась проникнуть во все колодцы и водопроводы. Пить эту воду можно было годами, а заболеть - очень нескоро. И даже после этого человек несколько месяцев не показывал никаких симптомов, только извергал из себя в туалете сотни миллиардов ее маленьких кровожадных копий.

А копии эти не боялись ни антибиотиков, ни ультрафиолета, ни хлорки. Платили они за это тем, что заражали ну уж очень вяло. Один из миллиона, может, или даже миллиарда, образец был способен вгрызться в твой организм, обмануть бдительный иммунитет, и совершить непоправимое.

Когда инкубационный период заканчивался, хворь уже не миндальничала. Сразу же наступала лихорадка, жар, спутанность сознания. Последнее, к несчастью, быстро проходило. Никто бы не хотел во время такого оставаться в сознании. За все это время мы уже даже привыкли, что на улицах все чаще люди просто теряли сознание, падали, горели неведомым огнем. Сперва их свозили в госпитали, потом плюнули. Стали звонить родственникам, знакомым. Все стали носить бирки с именем и телефоном доверенного лица. Я уже третий год такой ношу. Телефоны тех самых лиц уже два раза менял.

Хворь неизлечима, неуловима и смертоносна. Сколько там было - 70 или 80 процентов смертности? Страшной, мучительной смертности. Но оставшиеся проценты заставляли укладывать больных на койки и просто смотреть на то, что с ними происходит. Одни делали записи и пометки в блокнотах. Эпидемиологи, медики, биологи, все, кому не лень. Другие плакали и втайне радовались, что на сей раз - не они. Что вода попалась неактивная. О чистой уже никто и не мечтал. Что сегодня он еще жив, не чувствует этой неимоверной боли, от которой больные выгибались в невообразимые позы и очень быстро теряли способность кричать. Только глухо подвывали, а под конец вообще хрипели, безразлично глядя в пустоту. Хворь не миндальничала.

Больных бил озноб, бросало в жар и в холод. Мышцы беспорядочно сокращались - скоро их перестали привязывать к кровати, так как они могли запросто оторвать себе запястье или переломать позвоночник, пытаясь вырваться из пут. Но дальше становилось только хуже.

Кажется, это называется некроз. Или сепсис. Да и, наверное, и то и другое. По очереди. Я все-таки не врач, нахватался умных слов в интернете, вот и все. Плоть гнила и отваливалась. Эпизодически - не по всему телу, так, очагами. Гнили и кости. Как это происходило, никто так и не смог объяснить. По крайней мере, понятными словами. А после очередного латинского выражения, занимающего пару строк, я плевался и закрывал вкладку в браузере. Что это? Вот скажите мне просто, что это?

Но объяснить они не могли. Врачи в этом виноваты были или журналисты, мне неведомо. Да и сама надежда что-то прояснить давным-давно умерла.

А потом и желание это сделать.

Это стало новым законом физики. Новой реальностью. Это просто происходит. Ты или сдохнешь, или переболеешь. Потеряв целые мышцы и кости, оставшись с жалким, изломанным огрызком тела. И получишь стойкий иммунитет.

Это нам помогло. Ученые годами вглядывались в микроскопы, до ломоты в спине и потери зрения. Но разглядели. И вся эта монструозная машина, вскормленная на десятках эпидемий, немедленно пришла в движение. Когда ученые нашли врага - вернее, ответ ему, дело заспорилось. Вакцины - это просто. Для современной науки вакцины - это как два пальца об асфальт. Лечение сложнее. Лечения так и не нашли. Нашли другое. То, из-за чего я сейчас сижу и напряженно думаю, глядя на маленький одноразовый шприц с мутноватой желтой жидкостью.

Те, кто пережил болезнь, стали бессмертными. Их клетки перестали умирать, они с легкостью разрывали в клочья любые инфекции, которые особо усердные экспериментаторы пробовали подселить в организм. Их ДНК не истончалась, не теряла свои цепи, не умирала. Каким-то безумно ироничным способом эта ужасная хворь делала человека тем, чем он всегда стремился стать. Бессмертным, вечным.

А те же, кто необдуманно вакцинировался, обрекал себя на смерть. Обычную, не страшную, без боли в вырванных суставах и гниющей заживо плоти. Но неотвратимую. Не в 70-80 процентов, а во все 100. И не эпидемия поразила нас, не страх, не вода из-под крана, такая привычная и такая опасная. Нас поразил вопрос, который никто так и не высказал. Но все поняли.

Я отвел глаза от шприца с вакциной, который мне, стараясь не глядеть в глаза, выдали в поликлинике. Без документов, записей, просто так. Много их скопилось. Когда эти два умника, канадец и японец, опубликовали свое исследование по выжившим, спрос на вакцину резко упал. Хорошая дилемма, верно? Страдание и вечная жизнь с вероятностью в 20% или же тихая и спокойная, тоже жизнь, но уже со ста процентами. Того, что она закончится.

Кто-то боялся страданий, кто-то - что ученые ошиблись. Кто-то уже давно ничего не боялся. Тем, кого хворь пометила своей страшной меткой, было вообще все равно.

А я слушал стук за спиной. И гортанные хрипы. Стучала мама. Хрипела жена.

Жена не успела ничего решить, хворь сама наведалась к ней, без разрешения. Теперь ей было все равно. Единственное, чего она хотела, это чтобы боль прекратилась. Она хрипло, беззвучно умоляла меня вбить нож ей в горло. А я не мог. Держал нож, занес руку - но не смог. У нее уже не было сил ни умолять, ни угрожать. Она давно уже не кричала. Стонала сперва. Могла говорить. Потом замолчала. Только хрипела, остекленевшим взглядом пожирая потолок.

Мать же хворь пережила.

Мне не надо было смотреть, чтобы видеть. Я бы и рад был изгнать этот образ из своей головы. Позвоночник у нее размяк, а после застыл. Голова завалилась набок, так, что лицо практически смотрело на меня вверх ногами. Вверх подбородком, точнее. Левая нога - не знаю, почему я это запомнил, - была изломана и изогнута так, что земли касались сразу стопа, колено и то, что между ними. Правая просто напоминала студень ниже колена, кости там уже не было. Но колени бодро стучали по паркету.

Цокали.

Слева три копыта, справа одно.

Левый локоть тоже цокал, рука была неестественно изогнута под прямым углом, в обратную локтю сторону, и узловатые пальцы постоянно конвульсивно сжимались и разжимались. Правая выглядела почти так же, только пальцы, поднятые ввысь, когда она опиралась на локоть, безвольно повисали сардельками. В них костей вообще не осталось.

На двух конечностях передвигаться большинство переболевших уже не могли. Мать похрюкивала, изучая это новое, деформированное тело, и благодарно ела из собачьей миски. Хвалила меня, говорила, что я научился делать голубцы не хуже ее.

На улицах я тоже все чаще встречал бессмертных. На двух ногах не ходил никто. А всех остальных просто не встречал. Кто-то забился в свой угол в панике, кто-то не смог принять эту новую реальность. Ведь даже если эпидемия отхлынет, эти, вечные, будут здесь. И для них не созданы столы, для них непригодны автобусы, они - это что-то новенькое. Сперва неуклюжее, царапающее обломками костей, но со временем они приноровились. Шурик, нескладный парень из соседней квартиры, уже вполне сносно бродил на четвереньках, несмотря на то, что обе его ладони смыкались где-то над лопатками, а голову с кривым, сползшим на щеку глазом поднять он не мог.

Кости больных умирали, гнили, истончались, но исправно срастались обратно. Под немыслимыми углами, в невозможных комбинациях, наугад. А потом болезнь проходила. Если кто-то оставался жив, он вздыхал с облегчением. Боль отступала. Отступали все болезни и страх смерти, отступало все, что делало нас людьми. Я слышал, что в Европе люди, необдуманно принявшие вакцину в первые дни, раскаялись. Не все, конечно, но были такие. Рвали волосы, жалели. Не зная, что может дать хворь, они выбрали смерть. Некоторые убивали переродившихся в надежде нажраться их плотью и стать иным. Это было невозможно. Их ловили и судили. Судьи, скорчившиеся в ставшем внезапно неудобном кресле. Пока ИКЕЯ не запустила линейку анатомической мебели для выживших.

Политики и вовсе молчали.

Больше всего меня беспокоил стук. Мама отбивала неуверенные трели, но я понимал, что со временем она научится ставить колени ровно, что ее руки, отогнутые в обратную сторону, перестанут цепляться за мебель. В том числе и потому, что мебель изменится, станет другой, удобной для переболевших. И их всех ждет вечная жизнь.

- Не губи, солнышко, - мама смотрела на меня, ее голова извернулась под невообразимым углом, и капельки из глаз медленно сползали по впалым щекам, - Как я тут без тебя?

Мама. И жена. Если выживет. Ну и я. Наедине с вакциной и треклятой водой, русской рулеткой нашего времени. Изломанный полутруп или гордый человек. Бессмертный или уязвимый, конечный. Я слушал хрипы жены, у которой разлагались кости, и смотрел на вакцину. И не знал.

Больше всего меня напрягал этот стук. Стук оголившихся осколков костей, которыми, как копытами, мама мерила квартиру. Таких похожих на копыта - сколько я не гнал это сравнение, оно не собиралось уходить. Это изломанное, тщедушное, бессмертное тело. И вакцина.

И могу ли я бросить мать жить вечно без меня. И жену. Если она, конечно, выживет.

Показать полностью
111

Семь

Часть 1 - Лень

Часть 2 - Зависть

Часть 3 - Чревоугодие

Часть 4 - Блуд

Часть 5 - Тщеславие

Часть 6 - Жадность

Был смех. Затем были крики.

— Пожалуйста!

Весь спектр и гамма, все их вариации. Кричали женщины. Кричали мужчины. Сначала от страха, а потом от боли. Я научился их отличать. Страх, он как снег в стеклянном шаре, оседает обратно, просится внутрь, и ты кричишь будто в себя. Боль же — фонтан. Фурункул, который хочет поскорее взорваться. И крик рвется наружу струей.

Мы слышали их даже здесь, в пятидесяти метрах от бойни, где лист профнастила защищал нас от бешеных глаз. Но позади, за грудой бетонных блоков, начиналась пустошь. Горчичное полотно высохшей травы, на котором так хорошо будут видны яркие курточки. Мы затаились.

Я обнял детишек, а Нина закрыла Лешеньке уши. Иногда крики становились чуть ближе, но потом резко обрывались. Или, наоборот, вспыхивали внезапно, чтобы после превратиться в надрывный скулеж.

— Зачем? — мы услышали совсем рядом.

Голос принадлежал Виктору, и я подумал: «Он скоро узнает — нет больше такого вопроса».

— Эй! Гляди-ка. Номер один! — смеялся кто-то.

Смех тоже был мне знаком. Хриплый, кашляющий. Я не видел, но не сомневался — его издает пасть, полная золотых зубов.

— Пожалуйста! Оставьте нас, — умолял Виктор.

Самый нормальный из ненормальных — мне было его очень жаль.

— Мне так скучно, Витя, — вздыхал лысый. — Ничего не радует. Хочется чего-то… Нового!

Мысленно я умолял их говорить тише. Упрашивал уйти.

— Но ты подкинул мне отличную идейку! Своими повязками. Пронумеровал каждого. Молодец!

— Пожалуйста…

Виктор заплакал. И сквозь рыдания, сквозь слюнявые пузыри, он продолжал упрашивать:

— Пожалуйста.

Волшебное слово. То слово, которое мы произносим, когда знаем — оно не поможет. Мы знаем это, но говорим его.

Еще, еще и еще.

— Прошу, пожалуйста. Пожалуйста!

Лысый снова захрипел.

— Ты, Витя, назвал себя первым, — он выдержал паузу, как сомелье перед новым глотком. — Первым и умрешь.

Я зажал Нине уши. Мои прикрыть было некому, и я слышал, как кричал Виктор. Этот мужчина, желавший построить новый мир. Который думал — он все просчитал.

Все параметры в уравнении.

— Номер два! — закричал лысый. — Ищем номер два!

— Номер два! — подхватили его остальные.

Минуту, вторую, они искали. Искали то, чего там не было.

— ГДЕ ВТОРОЙ?

Крик лысого просочился сквозь мои пальцы, и Нина вздрогнула.

«Пожалуйста», — умолял я судьбу.

Но судьба — лишь исход из многих возможных. Какой-нибудь из них, который потом мы называем судьбой.

— Да ладно! Тут дофига людей, — сказал чей-то голос на взводе веселья. — Не будь таким жадным.

— Мне нужен второй! — снова кричал лысый.

— Ты что, пефр… перфуцианист?

— Перфекционист, — поправил он медленно. — Тащи сюда третьего.

Я не мог спросить, но мне было интересно — знает ли Нина это слово?

— П-п-п-а-жа-а-а-луйста! — они привели женщину. Номер три.

— Светочка. Ах, Светочка, — говорил лысый ласково. — Что же вы? Еда, вода, а оружие не припасли?

— Мы? — сказала она так, будто совсем не желала быть частью этого мы. — Виктор не хотел оружия. Он был против.

— Вот как. И почему же?

— Он говорил, порядок должен строиться на уважении, а не на страхе.

Гиены засмеялись. Какая глупость!

— Ну что же. Смотри теперь, где оказался ваш пацифист.

А это слово, она знает? Моя умная девочка.

Светлана завыла. Страх, боль и горе.

— Не плачь, Светочка. Лучше помоги мне решить проблему. Скажи, какая здесь цифра?

— Один, — ответила она еле-еле.

— А у тебя?

— Три.

Лысый начал хлопать.

— Молодец, Светочка. А теперь скажи, куда же подевался номер два?

— Он умер. Наш сын.

Потом была пауза. Долгая и тихая. Даже Светлана перестала громко хватать воздух ртом.

— Вот как. Знаешь, Светочка, что я понял за последнее время? Правда идет после лжи. Ну что же, ложь мы услышали. Теперь время правды. Еще раз: где второй?

Сын. Кто-то Викторович. Он тоже ушел, но туда, откуда не возвращаются.

«Я сохранил за ними номера», — теперь эти слова звучали у меня в голове совсем иначе. Жизнь нарушила тот порядок, который удалось познать мне. Сначала родители, после дети. Виктор лишился этого, и, может быть, поэтому пытался построить новый.

— Я не вру! — закричала женщина в своем отчаянии.

— Ой, Света. Как я устал, — вздохнул лысый. — Ладно… Кто ты по профессии?

— Кондитер, — всплакнула она.

— Кондитер… То есть ты творец? Создаешь торты, пирожные. Молодец!

Я не знал, к чему он клонит, но вряд ли это было что-то хорошее. Пусть даже звучали такие сладкие слова.

— Я тоже был творцом, — сказал лысый гордо. — Я создавал заголовки газет! Самые громкие, самые смачные.

Потом он начал говорить во весь голос:

— НАЙДЕН РАСТЕРЗАННЫЙ МАЛЬЧИК! В ЛЕСУ СНОВА ОРУДУЕТ МАНЬЯК!

Смех гиен. Детская радость.

— Я любил их читать. Но я беспокоился, что эти следаки… Или журналюги. Что они что-то напутают. Так и было. Они писали: «Убийца задушил жертву, а после изъял органы».

Светлана молчала. Ужас сковал ей горло.

— Идиоты… Я был так зол, что хотелось написать им в редакцию: «Идиоты! Все было не так». Я даже не знал, за что они тогда меня ловят? По их словам я всего лишь душитель. Душитель — разве это преступление? Но тебе я могу рассказать, как было на самом деле.

Я сильнее прижал ладони к ушам.

— Да, сначала я его немного придушил. Хотелось, чтобы он решил — это самое страшное, что с ним случится. И как же он был счастлив снова дышать! Напуган, но счастлив. Эх… Недолго. Я тоже не люблю огнестрельное, Света. Нет в них крови, понимаешь? Нет блеска, нет страсти. Пуля — это практически милосердие. А милосердие — это не про меня. Я люблю ножи. Люблю лезвия. Вот где весь огонь! Витюша, вон, уже знает.

Снова смех.

— Мы и с собой носим только пару Макаров, чтоб пугать таких, как вас. Чтобы пугать. И только. Для боли они совсем не годятся. Да… Так вот, мальчик. Славный был мальчик, настоящий подарок. Я его и вскрыл ножом как подарок. Да.

У меня не было третьей руки, чтобы зажать себе рот. Чтобы не закричать, и я лишь сильнее сжимал губы.

— Но, Света, я не больной, как меня назвали в газетах. Я вполне здравомыслящий. И я могу идти на компромиссы. Я могу тебя пощадить. Не стану убивать, если ты поможешь мне. Так что?

Светлана молчала. Наверное, она просто кивнула, и лысый продолжил.

— Отлично! Мне нужно, чтобы ты еще раз подумала и сказала мне, где второй? Напомню, время врать закончилось.

И она подумала. Она сказала:

— Он ушел совсем недавно. Как раз перед вами.

Так звучал мой приговор.

— Ну вот! Молодец, Светочка! Можешь, когда хочешь. Все вы такие. Сначала ложь, потом правда.

Затем лысый крикнул:

— ИЩЕМ ВТОРОГО!

В детстве у меня был хомячок. Он часто терялся, и я часто его искал. Его звали Митя. Я не мог смотреть, как он томится в клетке, пусть и просторной, и сам отпускал его гулять. Говорил:

— Митя, не выходи из комнаты!

Но Митя не знал русского, а я не говорил на его языке. Поэтому он убегал. Прятался за диваном, в диване, залезал под шкафы и тумбочки. И пока я его искал, мне находились и другие вещи. Давно потерянный солдатик, мамино кольцо. Мои карандаши и цветные мелки. Много всего. И все это я находил случайно.

Потому что я искал Митю.

Забавно. Они пришли именно тогда, когда ушел я. Может, жизнь дала мне шанс проститься? Пожалела меня немного. Что же, спасибо ей за это.

Я отпустил Нинины уши, и она посмотрела на меня. Пальцем, приложенным к носу, я подсказал ей молчать. Сильно обнял их обоих, и, как можно тише, прошептал на у́шко:

— Пожалуйста, сидите тихо. Когда все побегут за мной, вы бегите в лес. А потом подальше отсюда. Они пробудут здесь долго. Найдите взрослых. Я верю, хорошие люди еще остались.

Нина вцепилась мне пальцами в рукав, с каждым следующим словом сжимая их все сильнее. Она тихо плакала, как плачут взрослые. А Леша не мог говорить.

Словно варан, я пополз на четвереньках. Назад, затем влево. Все дальше от моих детей. И вместе с собой я уносил опасность. Когда расстояние между нами стало не меньше десяти метров, я резко поднялся и побежал.

— Вот он! — крикнул кто-то.

И я с радостью, с настоящей чистой радостью, увидел, как другие побежали за мной. Свора собак, голодных до крови. Жадных и жалких. Я бежал, уводя их все глубже к заводу. На его территорию. Там тоже были собаки. Они окружили меня, они все, и я снова возликовал.

— Илюша? — обратился ко мне лысый.

Так душевно, так тепло, словно я был его давно потерянным братом. И вот наконец мы встретились!

— Это Илюша! — он обнял меня, пока двое других крепко сжимали мои руки.

Незачем было, я не сопротивлялся.

— Где же твои дети, Илья?

Я был готов к такому вопросу.

Сначала ложь, потом правда.

— Попробуй их поискать. Может, они еще здесь?

Лысый улыбнулся.

— Света! — крикнул он, и еще один верзила приволок женщину.

Она старалась не смотреть на меня, прятала взгляд.

— Света, скажи. Илья был один?

Не поднимая глаз, она кивнула.

— Спасибо, Светочка. Видишь, Илья. Говорят, ты был один. Так где же твои дети?

Я сдерживал себя, чтобы не усмехнуться, и тоже скрыл лицо в тени своих волос.

— Мертвы.

Проблема глупых людей, а может, просто самодуров, в том, что они об этом не знают. Не знают, что придуманные ими правила — это не законы природы. Что их можно нарушать.

— Прямо как мой Иван.

Так, мы перешли ко второй части.

— Не грусти, Светочка. Ты предала убийцу. Те люди из газеты — назвали меня душителем. А знаешь ли ты, что Илюша наш тоже… того. Убил такого хорошего парня. Да, Илья?

Убийство. Это не соревнование, где главное победа. Здесь важно участие. И как бы сильно ни противилась логика в моей голове, осуждение, сказанное сквозь блестящие зубы, добралось до моего сердца.

— А еще наш Илья — тоже потрошитель! Не веришь? — спрашивал лысый у женщины.

Она молчала, пуская слезы по своим щекам.

— Она не верит, Илья, — он развел руками. — Давай ей покажем!

И вот здесь я испугался. Испугался смерти как действия.

«Только не моими руками, пожалуйста! Только не я!» — мой крик был заметен лишь по широко распахнутым глазам.

Есть ли смысл упрашивать монетку? Конечно, нет.

— И раз мы уже видели, как замечательно Илья умеет душить, то сразу приступим ко второму акту.

Светлана разинула рот. Она переводила взгляд с меня на лысого, с лысого на меня, и, как рыба, хватала воздух.

— Но ведь… — прошептали ее губы, — вы обещали.

— Верно! — лысый потер правый глаз пальцем. — А ты вспомни, что я сказал. Что не стану тебя убивать. Я и не стану.

И она закричала.

Женщину привязали к бревну, бревно положили на землю. Меня тоже связали, но лишь по ногам. Мне нужны были руки, и их оставили свободными. Сунули в ладонь нож.

Приготовили к казне и жертву, и палача.

— Внимание! — лысый обвел голосом всех дружков. — Мастер-класс! Сейчас нам покажут, как работает профессионал!

Я не шевелился. Я просто не мог.

— Илю-ю-ю-ша, — протянул лысый. — Ну, давай же!

Он скакал вокруг меня, как родители танцуют перед младенцем, что должен вот-вот пойти. Но младенец не мог. Младенец плакал.

— Давай! — лысый толкнул меня сзади.

От этого я не поднял руки. Лишь Светлана закричала еще сильнее.

— Давай! — он ткнул кулаком мне в плечо.

Я сжал деревянную рукоять. Посмотрел на нож, подумал. Позволил разуму поразмыслить над чем угодно. Он выбрал гранаты. Не те, что взрываются, а другие, красные и сладкие. Их всегда было так сложно чистить! Я помню, как болели мои ногти, а пальца становились цвета марганцовки. Позже я начал использовать нож. Задача состояла в том, чтобы сделать правильный надрез — не слишком глубокий, не слишком слабый. Но острое лезвие легко рассекало кожуру, и красный сок начинал выливаться.

— Давай! — повторил лысый, не зная, что это его последнее слово.

Я развернулся, замахнувшись ножом. Я стиснул зубы, уповая на случай. На великий рандом, что в итоге пощадил меня и мою попытку. Нож пришелся как раз по горлу. Я чувствовал, как лезвие сначала уперлось в трахею, а после вдавилось в нее. Как горячая кровь обогрела руку.

Снова крики, но теперь кричали гиены. Снова смех, и это была Светлана.

А потом наступила тьма.

Показать полностью
85

Конфетка Часть вторая (окончание)

Конфетка Часть вторая (окончание)

Автор Волченко П.Н.

Ссылка на предыдущую часть

Конфетка (рассказ Часть 1 из 2х)

Простите за качество иллюстраций - рисую как умею.

Данный текст где-то к середине апреля в озвученной форме будет находиться по данной ссылке

https://www.youtube.com/@tithiy_omut

Утром позвонил Иннокентию Евгеньевичу по скайпу. Он было улыбнулся, но как только глянул на мое лицо, улыбка его сошла.

- Что случилось?

- Иннокентий Евгеньевич, можно мне пока отпуск взять? Что-то мне нездоровиться.

- Лешенька, о чем вы говорите? Какой еще отпуск?

- Иннокентий Евгеньевич, у меня малость, - виновато улыбнулся, повертел пальцем у виска, - сдвиг наметился на почве работы. Видения всякие там, галлюцинации.

- Леша, Леша. А еще врач. Ну что за ересь вы несете? Ну глупо же, глупо!

- Глупо. – с готовностью кивнул я.

- Идите, напейтесь что ли, нажритесь в зюзю. Скатайтесь на отдых – развейтесь! Но отпуска, вы меня простите, я вам дать не могу. Тут клиентура такая, специфика жанра – медлить нельзя, а то лицо потеряем. Понимаете?

Я кивнул.

- Ну вот и хорошо, вот и замечательно.

И отключился.

Да, он конечно прав. Тут то и за время между соглашением и звонком консультанта едва не половина успевает передумать и отказаться от услуг. А что за месяц будет? Но Иннокентий не видел того, что видел я в темноте под ванной. Хоть и выяснилось потом, что просто рука моя застряла между ножкой ванны и стеной, хоть и увидел я, что блестели не глаза, а изломы кафельной плитки, но… В первое мгновение, когда скользнул луч фонаря под ванной увидел я именно младенца. Маленького, голенького, плачущего, лежащего на грязном холодном полу, сжимающего свои маленькие пухленькие кулачки.

На работу я не вышел. Позвонил в регистратуру, сказал, что сломал палец, сказал, что пойду в травматологию, а сам не пошел. Кое как и кое что вспомнил о переломах, наложил шину, туго обмотал палец бинтами, а потом пошел в парк, где людей побольше. Оставаться сейчас в одиночестве я просто не мог.

Там, в ярком солнечном свете затянувшегося бабьего лета все страхи мои растворились, истаял, истолклись множеством голосов, музыкой из развешанных по столбам динамиков. Было хорошо. А после пары бутылочек пива стало и вовсе замечательно.

Я широко раскинулся на лавочке и маслянистым взором провожал красивые стройные ножки, с особенной нежностью разглядывая тугие попки, и даже ехидно усмехался своей наглости.

На лавочку напротив грациозно уложила свой упругий, затянутый в тугие джинсы, зад довольно миловидная особа. Я, с ленцой, ощупал ее липким и бесстыжим взглядом.

Раскраска боевая: губы алые, жадные, подведены глаза, подтемнены брови, топ топорщится чашечками бюстгальтера и груди так бесстыже теснятся в декольте, что взгляда не оторвать. И джинсы конечно же в облипочку, в обтяжечку, так, что манит пощупать гладкую упругость бедер.

Я улыбнулся нагло и властно, встретившись взглядом, препротивно поиграл бровями, и спросил громогласно:

- У вас свободно?

- Что?

Я уже пересел к ней и немного тише спросил:

- Спрашиваю: можно к вам подсесть? – она смерила меня оценивающим взглядом. Судя по скривившимся уголкам губ она оценила меня не очень. – Пойдемте в кафе, что ли? – сразу начал я, чтобы не затягивать, и не дать ей шанса на размышления.

- С вами? – колко ответила, с ухмылкой. Но ведь не « с тобой» же, а это значит, что сразу не откажет.

Пальцы. Сотни пальцев. Жадных. Цепких. Голодных. Они хватали за руки, за ноги и тянули все ниже и ниже, в черную бездну небытия. Не было рук, не было глаз, не было тел, только бездонный колодец с длинными, многосуставными пальцами прямо из стен. И все они двигались, копошились, хватали, царапали и тянули. А потом крик младенца острым лезвием прорезал черноту и я проснулся.

Рядом сонно и тепло дышало тело. Это та, вчерашняя, только вот как её зовут? Попытался вспомнить, но пустая голова только сплюнула ничего не значащее «киса», да «лапа», а еще напомнила, что киса с превеликим удовольствием после шампанского и коньяка халкала водку и пиво. Рабоче-крестьянская киса оказалась. А вот секса с ней я не вспомнил. Но судя по отсутствию всего, кроме дырявого носка на левой ноге, что-то меж нами было.

Киса сонно забормотала и высунула мордашку из под одеяла. Макияж смазан и размазан, волосы слиплись, на лице чешуйками белой коросты что-то насохло. Мне стало противно.

Палец не болел, только тянуло – значит все же только вывих. Как был, в одном носке, пошел на кухню. Выудил из холодильника две бутылки пива, вернулся в комнату.

- Киса, киса, вставай. – шептал я довольно громко, тормоша ее плечо. Да, конечно, как подобает благородному мачо, я должен был пробудить её поцелуем в губы, но мне было неприятно.

Она отмахнулась, что-то с хрипотцой буркнула. Я различил только «мать» на конце, и только потом открыла глаза.

- С добрым утром, солнышко. – я улыбнулся и протянул ей бутылку.

- Спасибо. – она схватила бутылку и припала к горлышку, совсем не заботясь оголившимися грудями. Кстати, очень красивыми.

- Киса, - начал я, - мне надо бежать… - она, не отрываясь от бутылки, скосила на меня глаза, - давай будем собираться.

- Ну-у-у, котик, - она обиженно надула губки. Значит и она не помнит, как меня зовут. Современный мир: знакомство после секса – анекдот, ставший реальностью.

Я окинул комнату взглядом. Как ни странно, но одежды тут не было. Только второй носок сиротливо валялся у двери. Хмыкнул, где же это мы начали?

- Солнышко, я сейчас одежду пошукаю.

И не дожидаясь ответа, вышел. Одежда, частью, нашлась в коридоре, частью в туалете, и совсем уж интимные элементы обнаружились в зале. Однако страстно погуляли. Я хихикнул.

Своё «солнышко» я проводил до метро, хотя по всем правилам подонков и дал ей денег на такси. Обменялись телефонами, тактично не спросив имен. Разошлись…

Тем же вечером пришло сообщение о новом клиенте. Что-то они зачастили. Скайп позывной «AndroMeda01», время выхода на связь – девять вечера. Интересно, почему-то большинство хотели уйти именно в это время, лишь единицы заканчивали жизнь днем и совсем редкие исключения ночью.

Ну в девять, так в девять.

День прошел хорошо: ни плача детей, ни узнаваний клиентов – все просто великолепно! О лучшем и мечтать не приходилось. Ближе к вечеру я даже начал подумывать, а не уволится ли мне с основной работы? А потом решил, что без работы будет скучно и на завтра решил кончать со своим больничным.

В девять я поставил I-phone в специально приспособленный держатель над столом, выложил весь показательный инвентарь и вышел на связь с клиентом.

Пока шел дозвон я тарабанил пальцами по столу и даже пытался что-то насвистывать. Щелчок, включилось изображение и я испуганно отпрянул назад.

- Киса?

- Котенок?

В один голос выпалили мы.

Да, - это была она, та самая Киса, та самая незнакомка со слипшимися от спермы волосами и красивыми грудями.

- Привет. – первой нашлась она. – Вот и свиделись.

- Киса, зачем? – выпалил я, уж слишком сильно не вязался образ той сексапильной, на все готовой разухабистой красавицы с суицидом.

- Скажи, как меня зовут? – твердо, вместо ответа, спросила она.

- Киса, ты же…

- Как меня зовут? – повторила с нажимом.

- Не знаю. – честно признался я, но тут же контратаковал. – А как меня зовут?

- Леша, но тебе больше понравилось, когда я называла тебя котенком. – сказала она грустно.

- Киса, подожди, давай сначала…

- Лена.

- Что, Лена? – не понял я, но тут же дошло. – Лена, давай не будем торопиться. – как это глупо звучит. Еще бы ляпнул: «у вас появились суицидальные наклонности? Вы хотите поговорить об этом?» - не те слова, не правильные, совсем не правильные.

- Не будем. – неожиданно легко согласилась она. – Какой у меня номер телефона?

- Что?

- Имя ты мог забыть, – медленно заговорила она, - но если я для тебя хоть что-то значила, у тебя должен был остаться мой телефон. Ты забивал его при мне. Скажи мой номер.

Я скривился, словно от удара и выдавил из себя:

- Я его стер…

- Я знала. – глупо сказала она.

- Лена, но это я, я дурак. Я такой стал из-за работы… Я…

- Не ты. Все вы. – она выдвинула ящик стола, твердо ударилось, слегка качнулась вебкамера. Лена из ящика достала пистолет. Большой и черный. – Я же не для консультации к вам обратилась. Для решимости. В одиночку знаешь как сложно, - улыбнулась грустно, - я пробовала – не получается. А когда смотрят и не мешают, - с видимым усилием передернула затвор, - зачем? – тогда наверное проще. Не так страшно. Прощай, Леша.

- Нет! Закричал я, Лена уперла пистолет в подбородок, смешно зажмурилась и нажала на курок. Монитор, с закрепленной на нем вебкамерой, опрокинулся и око объектива уперлось в кровавое пятно с бурыми сгустками на красивой, белой потолочной плитке. Сгустки тяжело отрывались и громко шлепались вниз, далеко протягивая за собой кровавые нити.

Я отключил связь. Погано не было, страшно не было – было пусто. Пусто и безразлично.

Теперь, гуляя по улицам, я перестал чураться лиц. Они вдруг предстали передо мной в новом, ином свете. Вот идет мужчина – это хозяин жизни. На нем дорогой костюм, блеск нитей не менее дорогого галстука, боевой ежик волос с волевой проседью. Всё у него хорошо, вот только спряталась тяжелая тоска в уголках рта, в наметившейся морщине меж бровей, в пустой рассеянности взгляда. Быть может скоро встречусь с ним на «консультации». И таких лиц кругом много, очень много, бесконечно много. Только большинство из них не сможет оплатить моих услуг и потому останутся один на один со своим страхом, и потому выживут. Хорошо, что мало их – людей с деньгами.

Вот только детские крики стали чаще слышаться. Они уже не пугали – привык. Стал еще и лопотанье слышать: уканье, агуканье – недовольное конечно, но уже родное. Жизнь вошла в новую колею, хоть и нереальную.

Заметил как-то, что и у медсестры моей – дородной Риммы, появилась тоска в глазах. Тоска поселилась в её карем взгляде надолго. Я мог расспросить, мог поддержать, но мне почему-то это было «лениво» что ли. Через неделю она не вышла на работу, через полторы вызвали в морг на познание – спрыгнула с моста. Никогда бы не догадался, что Римма вдруг окажется столь романтичной особой, чтобы с моста сигануть. Я бы на её месте вколол бы себе передоз – украсть нужные препараты не проблема.

Я стал чаще смотреть в зеркала. Даже не знаю, боялся ли я увидеть в своих чертах те самые фатальные штришки, или же надеялся на это. Жить стало тускло. Не пусто, не мрачно, а просто тускло.

Вместо Риммы поставили другую, молодую медсестру. Полненькую, веселую, с карминовыми губами.

Обижалась поначалу, что я не замечал, потом успокоилась. Наверное сослалась на счет моей мужской несостоятельности. В какой то мере она была права. Физиологически все было в норме, но пропало главное – стимул. Как в старом анекдоте: «зачем?». Да, я брал себя в руки, я говорил себе «надо!», я летел в рестораны, в казино, в клубы. Я пил, я кутил, я гудел – я старался жить, но мне это быстро надоедало, наскучило…

А потом я встретил её… Нет, это была не девушка – это была собака. Я её так и назвал – Собака. Она не возражала. Была она такая же бесцельная, такая же ничего не желающая, как и я. Зачем она увязалась за мной – не знаю до сих пор. Может своего, родного учуяла, а может блажь какая ей в голову ударила – кто ж их, собак знает?

Собака стала жить у меня в прихожей или на кухне. Дальше она не заходила, и проблем с шерстью на мебели у меня не было. А если бы и была, то навряд ли я её заметил.

Но жить стало легче. Нет, конечно же Собака не стала для меня ни новым смыслом, ни целью. Просто, один раз задержавшись на работе, я подумал: как она там – Собака? А потом вспомнил про того ребенка, и мне стало страшно, стало жалко. Теперь от моей никчемной жизни зависело еще чье то существование. Да, всего лишь собака, всего лишь…

С тех пор, как она появилась в моей жизни, Иннокентий Евгеньевич перестал присылать SMSки с новыми заказами. Я даже понадеялся, что нашел он кого-то другого для этой работы, но обольщаться не стал. И до этого случалось, что «бизнес» не шел, да и время было такое – не сезон. Это перед праздниками народ толпами в петлю лезет, а в обычные дни если один заказ за месяц наберется – это уже поток.

Однажды, придя домой, я не нашел собаку ни в прихожей, ни на кухне. Внутри все похолодело, будто потерял родного человека. Я бросился рыскать по комнатам, отодвигал кресла и диваны, орал как сумасшедший: «Собака!». Она нашлась в ванной. Собака заползла под ее, так, что только кончик хвоста было видно.

Я осторожно вытянул ее оттуда, и весь вечер носил на руках, боясь отпустить  хоть на минуту. Гладил, трепал обвислые уши, заглядывал в грустные глаза и все спрашивал: «зачем ты туда полезла? Ну зачем?» - вот только у кого это я спрашивал? У нее? Или у себя? Не знаю.

Утром, уходя на работу, я закрыл ванну на шпингалет – на всякий случай. Придя, опять не увидел собаку в прихожей. Была она у ванны. Вся дверь была исцарапана, ободрана ее лапами до дерева, до щепок.

- Собака, ну что тебе там надо? – спросил я у умных её глаз. Она заскулила тихонько, с присвистом.

Ванну я не открыл, побоялся, а утром, когда прозвонил будильник, позвонил на работу, а потом долго и путано пытался объяснить почему я не смогу сегодня выйти. Мне не поверили, но разрешили не приходить.

Потом я сходил к соседу, к пенсионеру собачнику. У того жила дома здоровая овчарка и маленькая спаниелька, попросил у него поводок и ошейник. Он дал – хороший пенсионер, не подозрительный.

Собаку я посадил на поводок в зале, чтобы не мешалась. Поводок привязал к батарее. Из кладовки достал инструменты и пошел в ванную. На всякий случай взял с собой фонарик. Было страшно.

Как ни странно, демонтировать тяжеленную чугунную ванну оказалось делом не сильно сложным. Отодвинув ее от стены, я заглянул вниз: бетонный пол, стена покрытая зачем то кафельной плиткой ниже уровня ванны – ничего необычного. Еще час я потратил на то, чтобы вытащить чугунную ванну в коридор. Она упорно не хотела проходить в узкий проем двери, но потом, как-то сразу, с хрустом, вылетела и уперлась в стену напротив. Оказалось я сломал косяк. Ванну оттащил в зал, где на меня непонимающим взглядом уставилась Собака.

- Так надо. – глупо оправдался я и улыбнулся.

В ванной я не нашел ничего необычного, хоть и облазил ее на корячках вдоль и поперек. Даже в слив разок заглянул, так, на всякий случай.

Потом отвязал Собаку и мы пошли гулять. Долго гуляли, до вечера. Мне было спокойно и тепло, и Собаке прогулка тоже понравилась. Давно я так не гулял: жизнь снова стала жизнью, я снова мог видеть зелень листвы, вдыхать запахи города, смотреть на лазурь небес. Как я мог забыть обо всем этом? Еда, что прикупил в ларьке, показалась бесконечно вкусной, девушки, что проходили рядом, были красивы и обаятельны – мир жил, и я вернулся в этот мир.

Домой я вернулся поздно вечером, когда уже горели фонари. Я был счастлив. Но как только дверь, скрипнув, распахнулась, радость исчезла, навалился страх.

В желтом свете фонарей, бьющих через окно, ярко блестели маленькие влажные следы на полу.

Тянулись они от открытой двери в ванную к залу, где пропадали, испитые толстым ковром.

Собака, подожди. – я привязал поводок к ручке двери, а сам тихо прокрался к залу. Вблизи следы были видны четко: совсем маленькие, сантиметров шесть в длину, и пахло стоялой водой.

Медленно, бесконечно медленно, заглянул в зал и тут же отпрянул назад. Там, у окна, встав на стул на цыпочки, в окно смотрел младенец и яркий желтый свет густо налип на его силуэт.

Сердце билось быстро и шумно.

Снова, медленно-медленно, заглянул в зал, но никого не увидел. Пустой стул, никакого силуэта – ничего.

Глянул под ног – ни одного следа, только затхлый запах остался. А может это просто мне кажется?

- Собака. – крикнул я и пошел к двери. Собаки не было. Только пустой поводок с пустым ошейником лежали у двери. Все таки великоват оказался ошейник, не для такой тщедушной животинки, как моя.

Спал я плохо. Все мне мерещилась вонь стоялой воды, казалось, что кто-то шлепает босыми мокрыми ножками по линолеуму. Я вскакивал, я дико озирался, меня прошибал холодный пот, но всякий раз, осмотревшись, я не видел ничего необычного.

Ближе к утру я напился успокоительного вперемешку со снотворным и забылся тревожным сном. Когда проснулся, было уже светло. Из открытой форточки доносился веселый гам детворы и все ночные страхи казались пустыми, надуманными. Да и уход собаки теперь виделся не таким страшным, ужасным. Ну не дура же она. Проголодается – придет.

Посмотрел на часы – доходило уже двенадцать дня. Спохватился, испугался, что второй день подряд прогуливаю, но тут же вспомнил – сегодня суббота.

Легко соскочил с кровати и, пружинистой походкой, прошел на кухню, выпил кофе, вернулся в зал, потянулся блаженно глядя в окно, оглянулся и остолбенел. В ванной, которую я вчера выдрал и перетащил в зал, была вода.

Не веря своим глазам, зажмурился и сунул пятерню на дно ванны. Кожа почувствовала прохладу. Открыл глаза – вода никуда не делась. Поднес мокрую ладонь к лицу, принюхался – затхлая, стоялая вода.

Соскочил, бросился в прихожую, охлопал все карманы пиджака, выудил I-phon, набрал номер.

- Иннокентий Евгеньевич! – заорал в трубку. – Иннокентий Евгеньевич!

- Лешенька, ну чего вы так кричите. Доброе утро вам.

- И вам. Иннокентий Евгеньевич, ко мне приходил… приходили… - я замялся, понимая, какую ересь, какой сумасшедший бред я чуть не сказал, - я ухожу из дела.

- Леша, куда вы еще уходите: Кто к вам приходил? Скажите, может нам как то удастся решить это дело?

- Нет, не удастся. – я нажал на отбой, распахнул балкон и что было сил запустил I-phon в небо. Прощально блеснул он мне в лучах солнца и бесшумно канул в зеленой кроне тополя.

Оглянулся на ванну – она была пуста, глянул на руку – сухая…

- Хватит, с меня хватит. – тихонько шепнул себе под нос. – Ухожу. Я ухожу. Всё.

Как мог быстро собрался – оставаться дома не хотелось до безумия. Обулся, потянулся к дверной ручке и уперся взглядом в поводок. Вроде бы отвязывал вчера. А может и не отвязывал. Я мотнул головой, отвязал кожаный ремешок от ручки и пошел к соседу. Позвонил.

- Игорь Викторович, - протянул поводок пенсионеру, - спасибо.

- Да что вы, не за что. – улыбнулся. – А вы никак собачку завели?

- Да нет, - я вздохнул, - убежала вчера.

- Жалко, жалко. – покивал. – В первый день и убежала…

Слова застряли у меня в груди, я только уставился непонимающим взором на доброго пенсионера собачника. Через силу выдавил из себя «спасибо», развернулся и на негнущихся ногах пошел прочь.

Неужели он ни разу не видел Собаку? Да быть такого не может! Да, конечно он выгуливал её без поводка, но нельзя же не заметь собаку, неотрывно бегущую рядом с человеком, у самой его ноги – невозможно!

Я вернулся домой, закрыл за собой дверь, даже на верхний замок закылся, чего раньше почти никогда не делал. Бухнулся на диван, включил телевизор и уставился в экран. Долго и тупо смотрел. А там шла одна муть. Малахов долго и энергично выспрашивал у гостей программы сначала про то, как они жили – все почему то жаловались. Кое кто заламывал руки, кто стоически сжимал губы в тонкую нить, но по горестным глазам было видно, что еще надави чуток и соком хлынут жалобы.

- А что вам не понравилось больше всего? – настаивал неуемный Малахов, тыча своей белозубой улыбкой прямо в глаза собеседнику.

- Меня не понимали на работе. Совсем. Меня задвигали, понимаете? – и собеседник с такой надеждой потянулся жалкой крысиной мордашкой веред, будто желая одним усилием воли сорвать голову с шеи. И было в его лице что-то знакомое, что-то бесконечно узнаваемое, вот только что – не понятно.

- А вам? – Малахов разом перебросился к другому собеседнику, вернее – собеседнице. Её лицо тут же показали крупным планом.

- Меня не любили. Никто. – она мстительно посмотрела в объектив  я тут же вспомнил – это Лена! Та, чье имя я тогда забыл. Но как? Может быть она тогда только поиздевалась надо мной? Может это был злой розыгрыш? Да, - это был розыгрыш! Не убивала она себя и то красное пятно – это клякса варенья, и не выстрел то был, а хлопушка.

- Ну что вы, такого не бывает, чтобы никто не любил такую прекрасную девушку! – белозубо и обворожительно скалился Малахов. – Вспомните получше!

- Нет, никто. – она спрятала милое свое личико в ладошки и замотала головой. Стала видна неправильная, проваленная форма головы, темно багровые пятна на затылке – она все таки застрелилась. А тот, с крысиной мордахой – это ведь тоже клиент. Он все хотел рассказать чего-то, выговориться, но под моим суровым молчаливым взглядом заткнулся, послушно выпил таблетки и отключил связь. А тот, что сидит справа на диване, он был одним из первых. Про него уже толком ничего не вспомнить, только эти вскинутые, удивленные брови остались в памяти.

Выключил телевизор, накрыло сумраком – оказывается уже наступил вечер. Пошел включить свет, и через дверь заметил какое-то движение в прихожей. Как во сне я шагнул вперед, не зная с каким страхом столкнусь лицом к лицу, но увидел только Собаку, свою Собаку. Она подошла, ткнулась своим холодным носом в мою ладонь. Я ее погладил. Хорошо, что она вернулась – без нее было плохо.

Свет я так и не включил. В темноте прошлепал на кухню, открыл буфет, нашарил пакет с конфетами. Интересно, в таком возрасте можно есть конфеты?

Вернулся в зал, взобрался на диван с ногами. Собака запрыгнула следом, положила голову мне на колени, тихонько проскулила.

- Тихо, тихо. Все будет хорошо. – уперев взгляд в темноту, я гладил ее по мягкой холке, а сам думал – как я мог оказаться повинен и в её смерти? Может она погибла от голода в пустой квартире, где лежало тело мертвого хозяина, а может быть скончалась от тоски? Кто знает…

Я ждал, скоро это должно было случиться. Вот скрипнула дверь, раздалось мокрое шлепанье босых ножек по линолеуму.

- Малыш, иди сюда, у меня конфеты есть.

Шаги приближались…

Показать полностью 1
10

Инструкция по безопасности для лиц, проживающих на первом этаже

Составители данной инструкции испытали неоднозначные чувства, пытаясь определить категорию рассказа. На самом деле, нет никакой разницы, есть ли у вас отношения или нет. Главное - чтобы у вас были шторы.

*случаи, когда вы находитесь в отношениях с паранормальным существом, рассматриваются в отдельном лекционном цикле.

В случае, если вы проживаете на первом этаже, — обязательно вешайте тюль, чтобы полуночный ужас, странствующие фонари и духи осколков бутылочного стекла не смогли заглянуть к вам в окна.

Из всего перечисленного выше больше всего бойтесь духов осколков бутылочного стекла. Наихудший вариант — осколки от "Балтики", емкостью 0.47 литра. Дорогое виски или вино ничуть не менее опасны, но чуть более приятны. Однажды увидев вас через окно, они заберутся вам под кожу при вашем выходе из подъезда. Будут ползать по венам, как червяки, пока вы сами не станете ползать на четвереньках от квартиры до алкомаркета, разбрасывая по пути пустые бутылки, в свою очередь бьющиеся на осколки. Это их естественный цикл размножения.

Основная опасность полуночного ужаса в том, что он у каждого свой. Лицо умершей матери, которую вы навещали слишком редко; хмурые физиономии полицейских, пришедших сообщить, что ваш муж разбился в аварии; угрюмая рожа коллектора, прислонившаяся с другой стороны стекла, полная решимости напомнить, что вы задолжали слишком много, — полуночному ужасу даже нет необходимости проникать в вашу квартиру, а вам нет необходимости из нее выходить — в конце концов, всегда есть из чего соорудить удавку.

Странствующие фонари, пожалуй, самый безобидный, насколько это слово применимо в данном случае, вариант. Исходя из их определения, легко заключить, что они странствуют. Если вам случится пересечься с одним из них взглядом, вы уже не сможете выбросить из своей головы знание о том, что можно все бросить и уехать, даже не сообщив никому, что вы не выйдете отработать последнюю смену. Но никому не известно, насколько будет пригодна для жизни местность, в которую вы попадете после путешествия, и найдется ли там хотя бы один кофейный автомат.

Не забывайте проявлять осторожность, подходя к дверному глазку. То, на что вы хотите посмотреть, всегда может захотеть посмотреть на вас в ответ. Лучше всего подходить к дверному глазку с мухобойкой: увидев нечто с той стороны, медленно отойдите от глазка и несколько раз ударьте мухобойкой по случайным участкам обоев: ваши домочадцы, скорее всего, заинтересуются звуками, и вы всегда сможете сказать, что просто хотели прихлопнуть мошку, невзначай заметив "а за дверью ничего не было". Не забудьте, что седина проявляется не сразу, поэтому на следующий же день купите себе краску в тон и своевременно используйте.

Действительно странные случаи, вроде тех, когда из газовых колонок при открывании течет вода, на самом деле легко объяснимы и не представляют угрозы для жизни: просто ваши соседи при ремонте перепутали трубы, и вам нужно не забыть их об этом оповестить. Помните, однако, что за морщинистой кожей вашей давней соседки всегда может скрываться шелуха соломенного пугала, сбежавшего из соседнего поселка. Подобного рода случаи рассматриваются в отдельном лекционном цикле.

Главное правило спокойной и безоблачной жизни: бойтесь границ вашего жилища. Если ваша боязнь границ достигает панических атак, ничего страшного (если, конечно, вы к этому моменту повесили шторы). Отдельно напоминаем, что участки в шкафах и под кроватью не являются вашей собственностью. Максимум, что смогут сделать с вами живущие там существа, — съесть. Уважайте их право удовлетворять естественные потребности.

Важным исключением являются картины: для них характерна некая двойственность. Не являясь физически границей вашего жилища, ментально они представляют собой окно в иной, вымышленный мир. (Прим.: тюль не поможет.) Особенно следует остерегаться пасторальных пейзажей с овцами и иными сельскохозяйственными животными. В отличие от любых картин монстрообразных существ, арсенал противодействия которым можно составить, ориентируясь на физические особенности изображенных особей, или тонущих кораблей, где вам просто придется столкнуться с обезумевшей и разъяренной командой, мнимая безопасность пасторали способна усыпить взор, но не дать подсказок к действию.

Вешая себе на стены абстрактные полотна современного искусства, человек подписывается на добровольное сумасшествие. Это не самый плохой договор, который вы можете подписать, поэтому данный пункт следует просто принять к ознакомлению. Однако, категорически запрещается подписывать договоры в конторах микрозайма.

Тема зеркальных, полузеркальных и практически (но не совсем) матовых поверхностей требует отдельного внимательного рассмотрения и обязательно будет рассмотрена позднее. Увы, не все потузеркальные существа с недобрыми намерениями отпугиваются матом (или простым использованием матовых поверхностей вместо зеркальных).

Тараканов, клопов, и других мелких вредителей легко устранить, скооперировавшись с соседями и вызвав соответствующие службы.

Показать полностью
45

Перемазанные Главы 18, 19, 20, 21

Предыдущие главы:

Глава 18 "Game over"

Миша сидел на корточках, облокотившись о стену балкона и слушал ТИШИНУ. Слёзные железы иссохли, но нервная дрожь до сих пор не прошла. Перед глазами всё ещё стояла ужасающая смерть Ксюши и он не мог поверить в реальность произошедшего. Один миг между смертью и жизнью, вот ты только дышал и шутил, и через минуту тебя уже нет. Этот мир был кошмарным, не то, что компьютерные игры, когда есть чекпоинт и в любой момент можно переиграть неудачный эпизод. Он бы точно не предложил ей пальнуть из ружья по уроду… уроду… – Продкорытов вытер рукавом под носом и встал, решив глянуть на того «Босса», мало ли, а вдруг он уже корчится в смертельной агонии?

– Ублюдок! – зло прошипел Михаил, встретившись взглядом с холодными глазами носителя «сморчка». Из его нароста всё ещё струилась коричневая жидкость, но теперь он выпрямился, как будто понимая, что опасности, от оставшегося в живых, не исходит, а его свита замерла в ожидании чего-то. Парень чувствовал, что они не уйдут, пока не дотянутся до него. – Вам без базуки не добраться до меня, твари! Все зубы пообломаете!

Прокричав на всю улицу, Михаил выпустил пар, и от импульсивного бахвальства не осталось и следа, лишь животный страх, пульсирующий в голове с каждой секундой всё больше.

– Блядь… – выхватил взглядом лежащую на асфальте девушку, с расстекающей под ней кровью. Он завороженно уставился на сцену, не в силах отвести взгляда. Один из нежитей в одиночестве копался в раскрытой груди погибшей, ища там некрофильные «драгоценности». – Да что же вы делаете, уроды?

Одинокий «копатель» вырвал что-то из нутра девушки и понёс это своему господину. Из рук падали алые сгустки, оставляя кровавый след. Михаил не мог рассмотреть через свои очки, что за «богатство» у этого демонического «раба», и желания узнать совсем не было. Но всё же он пересилил отвращение, схватив с табурета бинокль и прильнул к окулярам. Сердце?!

– Чёрт возьми, какого … тут происходит? – зашептал дрожащий парень, не в силах опустить оптический прибор. Одно понял Михаил, перед ним, внизу, стояло самое, что ни есть, разумное существо, очень чуждое человеческому. Чудовище схватило протянутое сердце и подняло его над собой. Все эти действия оно проводило в молчании и не отводя своего злобного взора, устремлённого на человека. Кошмар продолжился, оно вонзилось зубами в сердечную мышцу и указало пальцем свободной руки на Мишу.

– Нет… нет… нет… – зачастил истерично парень, разжимая бинокль и сев на табурет, закрыл ладонями лицо. День, месяц или больше, ОНИ будут ждать своего часа, чтоб достать его. Что делать дальше? Миша не знал ответа, это Ксюша была сильная и волевая, а он амёба, всю жизнь прятавшееся за монитором, не умеющее даже топором разрубить полено. Странно, почему Бог, если ОН есть, допустил такую ошибку?

Лёгкий гул и глухой непонятный шелест нарастал, а ещё он разобрал резкие выдохи и вдохи. Михаил привстал, выглянул за перила и оцепенел, не веря в происходящее. Нелюди под окном кидались на стену, под ним, а другая часть толпы, волной набегала на головы своих же. Холм из шевелящихся тел рос на глазах, периодически кто-то падал, разрушая звенья, но тут же замещаясь другими. Одиноко стоящий «военный» холодно наблюдал за происходящим, доедая своё «подношение».

– О-о-ох ты, ебушки-воробушки… – вырвалось у Михаила, какой тут день, два? Пахло минутами. Закружилась голова от сюрреалистичной картины, инстинктивно он сделал шаг назад, оступаясь и спотыкаясь о порог. Упав на спину, в открытую дверь балкона, Миша как на пружинах подскочил и бросился в прихожую, с одной лишь мыслью – бежать что есть мочи! В последний миг ему хватило ума глянуть в глазок и увидеть головы ждущих. Он был «обложен» со всех сторон, Ксюша хоть умудрилась не дать себя живой этим созданиям… Может рвануть на кухню, схватить кухонный нож и перерезать себе горло? Нет! Подкорытов отдавал себе отчёт в собственной слабости. За балконом он увидел уже появляющиеся головы и цепляющие руки монстров. – Я не хочу… нет… пожалуйста…

В соплях и слезах Михаил запёрся в ванной. Стало темно, лишь мелькающие светлые полосы света проступали из щелей хлюпкой, из ДСП сделанной, двери. Всё шло к банальному «гейм оверу», без перезагрузки…

Глава 19 "Пригвождённый"

– Нда… – задумался Олег, почёсывая затылок в том месте, где особо шелушилась старая ороговевшая корка после ожога. Серо-зелёный, шестиколёсный бортовой грузовик «Урал-Некст» заведённый стоял рядом с двухсот литровыми бочками с горючим. На зелёном тэне белела большая буква «Z» с надписью «Гуманитарная помощь – Курган с вами!». – Вряд ли мы с тобой сможем поднять их на борт… эх, какой-нибудь подъёмник бы найти…

– Я сильная, может сможем? – неуверенно спросила Настюша за спиной сержанта.

– Дурочка ты малолетняя, тебе ещё рожать, – сплюнул мужчина, – ладно, придётся двадцатилитровки с Люкс-водой опорожнить, штук десять у нас есть…

– Жалко воду выливать…

– Жалко, – согласился Олег, – но воду найти не проблема, а вот с солярой будет посложней, вон какой пожарище в Порту, почти три дня полыхало… Ладно, иди домой, а я пока заглушу движок. Покумекаем ещё, может что майор посоветует…

– А-а-а! – громко закричала Настя, и резко «стартанула» с места на середину бывшего некогда футбольного поля. Олег от неожиданности вздрогнул. Девочка бежала, помахивая руками, словно птица, – а ну брысь сволочи! У-у-у… твари, кар-кар!

– Вот же, научил на свою голову глупостям, – заулыбался Олег, открывая дверь кабины грузовика и на всякий случай следя за девочкой, которая стала гонять «заражённых», умудрившихся пролезть через прутья железного забора, опоясывающего школьную территорию. Те, в панике от исходящего от Насти амбре мази, бежали от неё сломя голову и, если им навстречу попадался «душистый маяк», резко меняли направление, иногда спотыкаясь друг об друга. – То же мне развлечение, – сержант повернул ключ зажигания, машина пару раз чихнув, заглохла. – Так, а что у нас там есть? – он открыл бардачок и увидел сигнальный пистолет в чехле с коробкой патронов и полную бутылку шотландского виски «Блек Кроуз». – Не плохо, джекпот, мать твою… родненькая, сто лет не видел, малышка моя…

Нежно, почти с любовью, Олег взял бутылку в руки и поцеловал её, закрывая бардачок.

– Потерпи до вечера, солнышко, и мы будем вместе! – до всей этой заварушки с Донбассом и военной операцией, это шотландское виски он регулярно покупал раз в месяц, чаще позволить, не мог из-за дорогущей цены.

– Дядя …лег… – услышал глухой далёкий голосок, Олег поспешно засунул в карман штанов бутылку и открыл дверь. Девочка стояла метрах в трёхста у забора и махала рукой, – дядя Олег, иди сюда!

– Иду, Насть, – выкрикнул сержант, осторожно, чтоб не разбить стеклянную драгоценность, спускаясь на землю, – что там у тебя?

– Сам увидишь! – девочка с интересом и одновременно с отвращением, на что-то смотрела вниз. Олег прищурил глаза, пытаясь рассмотреть: как будто какое-то тело.

– Неужели это то, что я думаю? – остановился удивлённый сержант. На пруте вертелся один из заражённых, как муха на иголке, не в силах ни развернуться, не перевернуться. Стальная арматура с заострённым наконечником вспорола ему спину, и теперь он лежал, лицом вверх и щёлкал челюстями.

– Да! Я их гнала к воротам, но там лежал твой бинт и они развернулись в панике на забор, трое проскочили между прутьями, а этот, покрупней, не пролез и вот, как обезьяна залез вверх и что-то у него пошло не так… ха-ха, напоролся, у-ха-ха, – засмеялась девочка, Олег с подозрением посмотрел на неё, не разделяя веселья, - ну ведь рофл! Ржачно!

– Насмотрелась ты глупых фильмов, не вижу ничего смешного… а если бы он по-другому повёл себя? И набросился на тебя? Надо осторожно себя вести…

– Да не набросился бы, они как огня боятся… слушайте, дядя Олег, – пришла мысль девочке, смех пропал, – а что, если его обвалякать этой мазью? Не просто же так они испытывают страх перед ней!

– Хм… – нахмурил брови Олег, – а ведь не плохая идея… – насаженный пытался отползти от вонючих людей, ногами отталкиваясь от земли, удивительно, но ему медленно, но получалось это делать по миллиметру, расширяя при этом свою ужасающую и кровоточащую рану. – Только это надо сделать как можно быстрее… отойди в сторону, подальше, я попробую сам!

Крутов достал из поясной сумки тюбик и выдавив пару ложек на ладонь, задумался, как бы нанести жижу и куда…

– На лицо! – нетерпеливо подсказала Настя.

– Ага, советовать легко, – одними губами зашептал сержант, подходя к монстру – от такой близости кровь стыла в жилах. Присев на корточки, он преподнёс мазь с левой стороны к носу «бешенного». Тот издал звериный рык, скаля зубы и стал изворачиваться, выкручиваясь в право на пруте, пока не упёрся головой и телом в другие пруты забора. – Блядь, какая жуть… – не выдержал Михаил и махнул рукой, пытаясь чтоб сгусток мази попал в лицо чудовищу. Хороший такой мазок коричневой гущи угодил точно в цель. Заражённый моментально учуял на себе медикамент, и завизжал в десятки раз громче, а ещё стал, как на пружине, прыгать на металлическом колу, вверх-вниз. Олег в шоке отошёл к Насте. Они в страхе непроизвольно взялись за руки, не в силах отвести взглядов от мечущегося. – Что-то мне даже жалко его…

– Мне тоже… – Олег почувствовал, как дрожала девочка.

– Уф-ф-ф! – через секунд двадцать монстр издал вздох и успокоился, закрыв глаза. Сержант с Настей подошли к заражённому, и с любопытством заглянули, что они натворили. Из носа того бежала струйка крови…

– Боже мой! Фу-у-у! Что это? – воскликнула удивлённая девочка, кривясь от отвращения. Ноздря заражённого стала импульсивно расширяться, как будто что-то хотело вылезти. – Матушки моя родненькая…

Это был белый червячок, чуть больше опарыша, из-под которого расходились, словно тонкие шевелящиеся корни, нитки, толщиной с конский волосик. Это мерзкое мелкое создание, сползло по щеке на траву.

– Тварь! – чуть не истерично закричал Олег, втаптывая в землю армейским ботинком «червя», – какая мать его, гадость! – в отвращении он стал оттирать об траву свою подошву. Рядом перегнулась Настя, прощаясь с сегодняшним обедом.

– По-мо-ги-те… – неожиданно раздался шёпот со стороны заражённого. И сержант, и девочка вздрогнули от неожиданности, – мне больно…

– Нет… нет… – зачастил Олег, бледнея… Настя от ужаса упала в траву, потеряв сознание. Перед ними умирал уже человек… Сержант на автомате вытащил из кармана бутылку виски, отвинтил крышку и не морщась, сделал глоток.

Глава 20 "Сила молитвы"

– Я его убила… убила… боже, – опустилась на колени перед умирающим мужчиной, Настя, и заплакала. – Простите меня…

– Ну хватит, – Олег положил на плечи девушки руки, – вставай, иди в дом, не надо смотреть на него… никто не виноват! Эй, друг, ты меня слышишь?

– Д-д-да… – прошипел он иссохшими губами, под ним разрасталась алая лужа, – я н-е мо-гу… у-жа-с-н-о бо-льно… у-у-у…

– Настя, пожалуйста, иди к майору, – сержант настойчиво приподнял плачущую девочку, – ты не виновата!

– Может можно как-то его спасти? – всхлипнула Настя и посмотрела с надеждой на Олега.

– Иди в школу! – в голосе сержанта появились металлические нотки. Девочка неуверенно повернулась от забора и как сомнамбула, немного шатаясь, поплелась к дому.

– Брат, ты конкретно попал, – присел на корточки Олег перед пригвождённым мужчиной, – я не смогу тебя вытащить с этой железяки, ты кровью изольёшься… Как тебя звать?

– И-г-о-рь… – просипел он кое как, изо рта запузырилась кровавая пена, зрачки глаз покраснели от неимоверной боли, – я не могу… боль…ше…

– Эх, Игорёк, – Олег отвинтил свою бутылку и преподнёс горлышко к его губам, другой рукой доставая с пояса армейский нож, – давай, хлопец, хлебни чутка.

Игорь глотнул, поперхнулся, и в этот момент Олег вонзил лезвие в грудь, облегчая мучения.

– Прощай, друг! Пусть земля тебе будет пухом. Спаси и сохрани мою душу, – неумело перекрестился сержант и присел рядом, стараясь не замараться кровью. Вытерев нож об штанину и убрав его, он нагнулся, пальцами прикрывая веки потухших глаз мужчины. – Ты погиб не зря, братишка! Что смотрите, ублюдки? Идите ко мне за подарочком, всем хватит!

Метрах в пятидесяти, между пятиэтажными домами, стояла группа заражённых, и настороженно принюхивалась, посматривая в его сторону. Наверно в городе оставалось всё меньше потенциальной «дичи», потому что уже и не наблюдалось на прилегающей к лазарету улице, тел, хотя ещё вчера, при обходе территории, он видел с десяток. Если бы не эта чудодейственная мазь, и девочка, и майор, да и сам Олег, давно бы уже разлагались в желудках нелюдей.

Раздалось далёкое громыхание, Олег в ажиотаже вскочил на ноги, прислушиваясь. Очень похоже на карабин или ружьё. Где-то там, в южной части города, кто-то стрелял, через секунд пять раздался повторный выстрел. Заражённые встрепенулись, зарычали, и опустившись на четыре своих конечностей, побежали в сторону оружейных громыханий. Сержант чуть было не припустился за ними, мало ли, а вдруг нужна помощь, но потом вспомнил о Сергее Владимировиче и Настюши, и передумал.

– Мы не одни! Елки-палки… – а ведь они даже не задумывались о жителях, мало ли, возможно не так всё плохо? Может где-то там люди дали отпор этим монстрам, и теперь обороняются из последних сил, не зная про запашистую мазь, а ещё оказавшуюся лекарством от этой странной болезни? Надо было срочно переговорить с майором! Олег отвернулся от Игоря.

*** *

– Боже, иже на небеси… пожалуйста, не дай мне погибнуть так… – шептал в темноте молитву Миша, сидя в ванной. В дверь уже долбилась толпа заражённых и счёт шёл на секунды. Парень закрыл глаза, чтоб не видеть этих монстров в последний миг своей жизни. Пусть они вырывают ему кадык, выедают внутренности, но только чтоб это произошло быстро. – Господь, услышь меня… я жил неправильно, закрывался от настоящего мира, виртуальным. Дай мне шанс… мне нужен читер-код от этого блядского бага. Я знаю, что был неправ… А-а-а!

Завизжал в ужасе Подкорытов в тот момент, когда рухнула дверь. Сквозь веки он почувствовал ворвавшийся свет и что есть силы зажмурился, приготовившись умереть. Прошла секунда, две, он слышал рык и порывистое дыхание нелюдей. Никто пока ему не вырывал кадык, лишь запах дерьма и крови наполнил ванную комнату. Дрожь захватила всё его тело, он ждал боли и страдания, но неминуемая погибель затянулась.

– Суки! Да что же вы тупите?! – не выдержал Миша, открывая глаза. На него с проёма смотрело с десяток лиц, искажённых злобой и ненавистью. – Что вылупились? Это у вас такая крези-игра? Нате! Жрите!

Они продолжали стоять, некоторые пригибались, непонятно что вынюхивая, а другие шипели, напоминая настоящих бесов из Преисподней. Заражённые почему-то не переступали порог, Мише пришёл на ум фильм «Вий» с сценами круга, в котором стоял монах, и мистические чудовища не могли перейти черту.

– Боже! – Миша посмотрел на потолок, сведя молитвенно ладони. Неужели ОН его услышал? – Убей их всех, Отец, аминь! Сожги их всех огнём!

Истерично Подкорытов подумал, что надо доводить дело до конца, раз уж слово имело такую силу и перекрестился. Он с надеждой вновь опустил свой взор ожидая ворвавшееся пламя небесное, которое бы сожгло эту нечисть. Увы, «нечисть» продолжало здравствовать, благоухая невыносимыми «ароматами».

– Странно… – наконец парень осмелел и всё ещё продолжая дрожать, привстал с ванны, поскальзываясь на мокрой поверхности. Да, от страха Михаил «набуровил» в штаны, а собственно, кого стесняться? Не ЭТИХ же «засранцев» в конце концов. – Что, твари?! Съели?

Они страшно рычали, но почему-то не прорывались через дверь, как будто перед ними стояла невидимая стена. А ещё их ноздри постоянно раздувались и морды кривились в почти человечном отвращении.

– Ага! – озарило Михаила, – вам что-то не нравится из запахов! Ну ка, нюхните!

Подкорытов схватил шампунь от перхоти и словно мальчишка из «брызгалки», даванул на столпившихся белой струёй. Никакого эффекта. Тогда в ход пошли гель для умывания с охлаждающем ментолом, следом зубная паста «Двойная улыбка», жидкое мыло для умывания, стиральный порошок «Тайд», жидкость для прочистки заторов в трубах… Всё было мимо, заражённые стояли все замыленные и обсыпанные, со стороны казалось, что группа извращенцев устроило банную вечеринку и главный заводила, сам Подкорытов.

– Фу-у-у! – выдохся Миша, опуская руки, страх пропал, осталось лишь недоумение. – Что же вам не нравится? – задумался парень, пытаясь отгадать сей ребус и посматривая вокруг. Над умывальником, сверху, на зеркале-шкафу чернели несколько пачек с дегтярным мылом, купленные года три назад для борьбы с подростковой напастью на лице. Очень вонючее средство, но в своё время оно помогло ему избавиться от угревой сыпи. – Неужели?

Миша вытащил одну из пачек и вскрыв обёртку, кинул в незваных гостей, особо не ожидая реакцию. В этом он прогадал, эффект пролёта мыла был схож со взрывом гранаты. Хищники превратились в травоядных, в стадо которых проник злостный волчара. Они с воплями и визгом дали дёру, опустошая коридор.

Глава 21 "Бункер"

По длинному пустому коридору шёл человек одетый в военный мундир с пятью золотыми звёздами на погонах, расположенные полукругом. Армейские ботинки звонко стучали по кафельному полу. На потолке тихо поскрипывая, крутились видеокамеры, следя за ним. Он остановился у бронированных ворот и нажал на вмонтированном с лева пульте конфигурацию кнопок. Из стены, рядом, выдвинулся датчик с оптической линзой.

– Джон МакКлейн, код: двести двадцать один, – отчеканил басисто мужчина и наклонился к датчику. Световые лазеры в доли секунды отсканировали зрачок. Над воротами загорелась жёлтая лампа и зазвенела звуковая сирена. С шипением металлические ставни медленно стали подниматься вверх. На мужественном лице, со старым шрамом на лбу, ничего не отражалось, лишь глаза блестели недобро.

– Генерал МакКлейн, сделайте три шага вперёд, остановитесь и поднимите руки для дезинфекции, – чей-то металлический голос отдавал указания, но увидеть говорившего невозможно было из-за направленных прямо в лицо лучей прожекторов. Мужчина так и поступил, закрыв глаза и задержав дыхание. В него ударили струи озонового дезинфектанта, после чего затрещали кварцевые лампы. Через пару минут, тот же голос продолжил: – пожалуйста, пройдите в посткамеру и следуйте за офицером службы безопасности.

Молча мужчина прошёл вперёд, прожектора щёлкнули и свет резко убавился.

– Привет, Джон, – его встретил военный в хаки с лучезарной афроамериканской улыбкой во все 32 зуба. – Видит бог, скучал по тебе брат, не думал, что свидимся после той заварушки в Афганистане… Как там наверху дела? Ты с Калифорнии прилетел?

– Нормально, Майкл, да, оттуда! С самой Силиконовой Долины… Весело ТАМ наверху, – генерал пошёл за афроамериканцем, – вчера в Калифорнии последнюю нашу открытую Базу потеряли, красиво горели наши избиратели… «томогавками» спалили несколько десятков тысяч людей… наших людей, Майкл! Стариков, молодых парней и девушек, детей… А так всё отлично, Майкл!

– Мне жаль, Джон, – опечалился Майкл, ведя за собой генерала по очередному длинному коридору, обитую шумоизоляционными белыми панелями. Вдоль стен стоял караул во всём вооружении, солдаты чётко отдавали честь офицерам, – Ты своих успел вывезти?

От вопроса у генерала заходили желваки и сжались кулаки. Он не ответил.

– Грёбаные грибы… – всё понял Майкл, не находя слов сочувствия, – наши микробиологи ошиблись с последствиями… Эпидемия должна быть контролируемой, ведь самки-грибницы в лабораториях строго держали рабочий персонал заражённых крыс в своей зоне поражения…

– Не знаю, Майкл, про крыс, но я видел своими глазами, как эти грёбанные, мать их, грибницы, направляли чёрт знает как и чем, свои «грибочки» в обход наших засад, – не выдержал Джон, заговорив сквозь сжатые зубы и смотря в спину сослуживцу. Незаметно он вытащил что-то из кармана. На пол упала пластиковая маленькая коробочка с открытой крышкой. – После того, как они один раз попадали в огненную ловушку, уже второй раз искали обход! У них есть разум, Майкл, и он совершенно чужд нашему! Наши ублюдки в своих лабораториях разбудили хер знает какую заразу. Она эволюционирует! Через полгода от Человечества на Земле не останется ничего! Не считая наших тел, управляемых этими паразитами…

– Джон, у тебя истерика! – похолодел Майкл, останавливаясь и настороженно разворачиваясь, – я тебя не могу в таком состоянии сопроводить в правительственный бункер!

– Брат, ты не понимаешь? Они заигрались там в своё выстраивание мирового порядка! Вся Европа погибает, вслед за нашей «любимой» Украиной, Россией… Китай, Япония, Африка, все континенты в дерьме, Майкл… К кому ты меня не допустишь? К тем свиньям, прятающихся со своими семьями в камерах с удобствами? Чтоб и я так же сидел и ждал, когда все сдохнут наверху? А они не сдохнут, Майкл и будут нас ждать вечность! – по морщинистым щекам МакКлейна побежали слёзы.

– Генерал, возьми себя в руки! – Майкл оглянулся на стоящих солдат, делая знак и стал отступать от плачущего, – мы прежде всего солдаты и дали клятву служить Америке несмотря ни на что…

– Ой, дурак! – засмеялся истерично Джон, одновременно продолжая плакать, – нет больше США, нет моих дочки и сына, нет жены, матери и отца, ничего нет! Зато есть Президент и Сенат в этих ста тысячах кубометров бетона под землёй… а зачем? Майкл, ответь, зачем?!

– Арестовать генерала! – приказал караулу Майкл и нажав на кнопку в правом наушнике, уже в микрофон проговорил, – у нас тревога, опасность класс один.

– Руки поднять, на колени! – в голову генерала упёрлись дула автоматов.

– Как думаешь, Майкл? Как быстро эта пакость проникает через проточно-вытяжную вентиляционную систему до дыхания наших господ? – Джон, не сопротивляясь, поднял над собой руки и встал на колени.

– Не знаю! – дрогнул голос Майкла от недоброго предчувствия, и он вынул пистолет из кобуры, – не делай глупостей, брат, мы будем стрелять.

– Поздно… – вздохнул генерал и закрыл глаза. Один из солдат упал на колени и зарычав, набросился на соседа.

– Что ты наделал? – успел произнести Майкл, нажимая на курок, прежде чем кто-то сзади ему разорвал горло…

Продолжение следует:

Показать полностью
14

Сдёрни простыни

Сдёрни простыни

– Суки… твари… — с ненавистью шептал сквозь сжатые зубы Дмитрий, с трудом открыв опухшие глаза и провожая удаляющие в темноте ночи задние фонари машины. Сейчас он лежал на снегу, не в силах пошевелиться из-за перемотанных бечёвкой рук и ног. Его нутро всё кипело от злобы и бессилия, от понимания, что жить ему осталось считанные минуты. И всему виной проклятое милосердие и привитое родителями, человеколюбие…

1

Четыре дня назад. Дмитрию Сергеевичу Антонову позвонили на работу со страшной новостью о насмерть сбитых жены и сына. В шоковом состоянии он, не соображая, приехал в морг на опознание. Теплилась где-то глубоко надежда на ошибку или чей-то глупый и злой розыгрыш.

– У-у-у! – завыл мужчина, после того как мрачный, словно из рассказов Эдгара По, санитар сдёрнул простыни с трупов. Это были Алиса с Тимуром - они безразлично смотрели стеклянными глазами в потолок. Перед носом всё стало расплываться, сердце учащённо забилось. – Нет, нет…

Антонов чуть не упал, если бы не вовремя подскочивший полицейский, стоящий за спиной. Потом что-то говорил санитар, позже ему дали подписать бумаги, тыкая в места, где это надо сделать. Но всё это было как во сне и не с ним.

Через пару часов приехали бледные тёща с тестем, потом мать и сестра, все плакали, стонали и глубоко сочувствовали Антонову. А он молчал и никак не выражал свои чувства – они были сожжены в тот момент, когда работник морга безжалостно сдёрнул простынь.

Двое восемнадцатилетних парнишек, виноватых в смертях, были взяты под стражу, но к вечеру их отпустили до суда под подписку и денежный взнос. Водитель наехавшей «Мазды 3» оказался сыном депутата. Три дня пролетели незаметно, всё это время Дмитрий пил водку и не пьянел. Родственники устраивали похороны, выбивали земельку на кладбище под могилки и договаривались в столовой о поминках, а Антонов на кухне в своей квартире сидел перед фотографией своей жены, обнимающей сына. Этот снимок был сделан в прошлом году на Чёрном море, и Дмитрий Сергеевич отчётливо помнил тот день и даже запах йодированного воздуха.

Как умалишённого его взяли под руки, одели, обули и посадили в машину. Он стоял перед свежевырытыми могилами и смотрел в небо, на медленно спускающие, крупные снежинки. Дмитрий не мог опустить взгляд вниз, к маленькой и более крупной, ямам. Антонов слышал рядом плач и рыдание провожающих родственников и друзей, его толкали к куче земельки, чтобы он взял горсточку и кинул вниз.

– Он совсем не в себе, приступайте! – это был голос сестры, она махнула работникам кладбища и те стали закапывать гробы. Дмитрий вздрогнул от глухого стука земли о дерево, а ещё он мимолётным движением бросил скомканную фотографию к жене и сыну.

– Скоро мы будем вместе… потерпите… – прошептал одними губами Дмитрий, продолжая смотреть на белые хлопья.

Уже в столовой, на поминках, Дмитрий взял две бутылки водки и покинул мероприятие, оставив в недоумении родных. Его пытались удержать, но он растолкал всех и прыгнул в предварительно вызванное им такси.

Приехал Антонов к своему другу детства, Кириллу, который проживал в трёх километрах от города в своём доме. Тот с удивлением встретил Дмитрия, но, когда узнал, что случилось, всё понял и молча накрыл стол. Весь вечер и ночь они пили водку, а ближе к утру Кирилл вырубился. Тогда Дмитрий Сергеевич молча встал, из кармана друга вытащил связку ключей и прошёл в угол зала. Там стоял оружейный шкаф с навесным замком, а в нём висела старая добрая «двухстволка» и лежали патроны в картонных коробках.

2

Весь день он терпеливо просидел в «Патриоте» Кирилла во дворе сына депутата, который убил его семью. Ближе к вечеру из подъезда вышло дитё чиновника и подошло к подъехавшей красной «Весте». Со стороны водителя выскочил парнишка, видимо тот самый друг, второй косвенный виновник наезда. Молодые люди были одеты модно, и наглая улыбка играла на их лицах. Они локтями друг друга поприветствовали, приобнялись и нырнули в машину, после чего тронулись в путь. Медленно, стараясь близко не подъезжать и держаться на расстоянии, Дмитрий поехал за ними. Ближе к шести вечера позвонил на смартфон Кирилл, что-то кричал, просил не делать глупостей, образумиться и вернуть машину с ружьём.

– Прости меня, брат, ты не в чём не виноват! Прощай! – спокойно сказал Дмитрий, после чего открыл окно и выкинул телефон на дорогу, под колёса проносящего транспорта.

Ещё почти час они катались по улицам города, пару раз остановившись чтобы подобрать подруг. Потом всей компанией подъехали к элитному и дорогому клубу, где часто зависали мажоры и местные авторитеты. Дмитрий остался сидеть и выжидал, когда парни навеселятся – убийство двух людей явно не отбило у тех желание жить на всю катушку.

Ближе к двум часам ночи, пошатываясь, четвёрка вышла из увеселительного заведения. Они, весело хохоча и подкалывая друг друга, направлялись к своему автомобилю. Недолго думая, Дмитрий вышел из «Патриота» и пошёл к ним, на ходу вставляя патроны в ружьё. Компания не обращала внимание на быстро подходящего к ним мужчину. Молодёжь села в машину.

– Доброй ночи! – дверь со стороны пассажиров неожиданно открылась и в головы девушкам упёрлось холодное дуло. – Спокойно, не дёргаясь, выходите девочки наружу и вызывайте такси… езжайте домой, по добру по здорову.

Дмитрий кинул им на колени тысячерублёвую купюру и кивнул оружием, ускоряя девушек.

– Быстрей, быстрей! – как только они поспешно вышли на улицу, Дмитрий прыгнул на их место и закрыл дверь. Испуганные парни держали руки над головой. — Будем знакомиться, меня зовут Дмитрий Сергеевич Антонов…

– Бля… – до пассажира, сына депутата, дошло быстрей, он было дёрнулся, чтобы открыть свою дверь.

– Тихо, тихо… поспокойней, – тихо прервал попытку бегства, Дмитрий, резко направив ружьё в затылок парня. – Не нервничаем… Тебя как зовут?

Антонов чуть пригнулся к водителю, всем видом показывая, к кому он обращается, при этом продолжая держать голову пассажира на прицеле.

– С-с-семён… – чуть ли не фальцетом пропищал молодой человек.

– Хорошо, Семён! Заводи машину, Семён!.. – ободряюще попросил Дмитрий, – и трогайся… вот так, молодец… не спеши…

– Дядь, прости нас… мы не специально… – поёжил плечами парень, чувствуя холод стали на затылке, – твоя жена с сыном…

– Замолчи, Гена, – Дмитрий ткнув дулом в голову парня, – ни слова, ублюдок!.. Семён, а ты посмелей, просто езжай пока вперёд… На следующем перекрёстке поверни на лево…

– Ты знаешь кто мой папа?.. – не унимался пассажир, – он тебя в асфальт уроет!

– Ты уже урыл меня в асфальт, в тот момент, как сбил жену и сына, выродок! – задрожали руки у мужчины, хотелось нажать на курок и покончить с этим раз и навсегда.

– Дядь, не надо… – парень почувствовал состояние человека с «двустволкой» и пригнулся в страхе к своим коленкам, – пожалуйста…

– Нет… нет… хм… – всхлипнул водитель в ужасе бросая взгляды на происходящее с правой стороны. По щекам его бежали слёзы.

– Семён, аккуратней, – машина вильнула, чуть не наехав на бордюр. Дмитрий немного оттянул назад ружьё, сбавляя давление на голову Гены, – руль покрепче держи, вот так… Тут на право и после прямо!

Через полчаса «Веста» выехала из города, теперь они ехали в тишине по неосвещённой «двухполоске» местами плохо вычищенной от снега. Встречных машин становилось всё меньше и меньше.

– Тут на право, только не торопись, – они завернули на грунтовую дорогу и поехали по кое как просматриваемой колее, благо, у машины была высокая подвеска. – Пожалуй хватит, тут тормози!

– Дядь, не надо… хочешь, папа тебе много денег даст… – Геннадий со страхом смотрел в черноту опушки леса, около которой они остановились. – Не глупи… э-э-э, Дмитрий Сергеевич…

– Медленно выходим из машины! – холодно скомандовал Антонов, открывая свою дверь, – идите в свет фар, чтобы я вас видел!

– Мамочки… нет… – уже навзрыд плакал Семён, он вступил дрожащими ногами на снег, – я не хочу умирать, хм-хм… я же не виноват… отпустите меня… хм-хм…

– Ну правда, дядь… мы виноваты, хм-хм, – всхлипывал Гена, с трудом делая шаги и увязывая в рыхлом снегу. От дыхания парней вверх поднимался пар. – Ну пусть нас посадят… но ведь не так…

— Стоять! — вздрогнули молодые люди от баса Дмитрия, — развернитесь и встаньте на колени!

– Мамамамамама, – зачастил и затрясся Семён, поворачиваясь лицом к мужчине и закрывая в страхе глаза.

– Нет… не надо… – зашептал Геннадий, так же жмурясь и падая в снег на колени, – пожалуйста…

– Моему мальчику было шесть лет, всего лишь шесть лет! У него были голубые глаза, и он любил конструктор, а ещё мандарины, — зло зашептал Дмитрий, поднося к лицу дрожащего Семёна дуло ружья, – зачем вы в тот день поехали? Суки, зачем?

И тут он увидел, что перед ним на коленях стояли просто дети, у которых на щеках и над верхней губой, завивались ещё редкие волосики. Они навзрыд плакали, а Семён даже описался в свои модные, не по погоде одетые штаники с оголенными щиколотками, явно сегодня они не собирались совершать променад по зимнему лесу. Оба были просто мальчишки, малыши в телах мужчин, не созревшие и ещё не поумневшие.

– Уф-ф-ф! – выдохнул Дмитрий и перевёл оружие с Семёна на лоб Гены. Перед глазами стояли жена и сын, и ведь эти два идиота тоже были чьими-то детьми. – Нет…

Антонов опустил «двустволку», сейчас он понял одно, что не сможет убить этих ребят, и так же, упав на колени перед парнями, заплакал, разжав ладони.

– Сёма… – услышал Дмитрий и с удивлением успел увидеть прилетающую руку Гены, с зажатым в ладонях рожковым ключом. С хрустом удар пришёлся по голове, в район уха. – Не тупи!

– Да… да… – Семён выхватил из снега упавшее оружие и перенаправил его на Антонова.

– Чё, ублюдок, не ожидал? – это был голос Геннадия, мужчина попытался встать, но тут же получил очередной сильный удар в шею, – даун!.. быдло тупое… Не стой, Сём, как тёлка… помогай!

– Да… да… – закивал друг, разворачивая «двустволку» и беря её за дуло, – сейчас, бро…

И с размаха нанёс прикладом в район челюсти и всё вокруг поплыло…

3

Когда Антонов пришёл в себя, то уже был крепко связан и над ним стояли Гена с Семёном.

– Чё, сука? Каково теперь тебе? – зло прокричал Геннадий, склоняясь над мужчиной и разбрызгивая капли слюны.

– Ублюд… – договорить Дмитрий не успел, Гена тут же пнул по лицу.

– Тварь какая, я блядь, обоссался от страха, думал уже нам пиздец… – это был жалостливый голос Семёна, – Ген, бро, надо чутка кокса хряпнуть, а то я очухался от «велосипедов» с этим триллером, нахер.

– Ох, не плохо… ц-ц-ц, – просвистели над Дмитрием «втяги» парнишек, он с трудом открыл глаза и попытался дёрнутся, – смотри, дядя всё не унимается, ха-ха-ха.

И снова удары ногами, парнишки пару минут работали вдвоём, не особо разбирая куда попадать.

– Фу-у-у, дыхалка ни к чёрту, – молодые люди устали и остановили избиение, чтобы перевести дух.

– Псих ненормальный, у-ф-ф-ф… мы же не специально наехали на твоих жену и сына, бывает так, немного перебрали в тот день с «шишками»… у-ф-ф-ф, – разоткровенничался Гена, присаживаясь в снег, рядом с мужчиной, – ты же, дядь, тоже когда то был молодым?

– Зря я вас… не застрелил, выблядки… – с трудом прошипел Дмитрий через выбитые зубы. В скулы ударила ужасная боль, челюсть была сломана. – Вы же чудовища!

— Ха-ха-ха… – заржали два отморозка немного скрипучи, с тем наркоманским стилем, который так часто показывают в молодёжных сериалах про «реальных пацанов». – мы не чудовища, мы ваши дети… ха-ха-ха.

– Будь вы прокляты… – и опять Дмитрий получил удар.

– Ну хоре, бро, – Семён остановил своего друга, – поехали по домам, мне завтра с утра на собеседование, это у тебя ПАПА, можешь спать сколь хош.

– Ладно, покатили, Сём…

– А с этим чё делать? Может пристрелить?

– Да вот ещё, мы же не убийцы, пусть тута балдеет, сам сдохнет… как его жена и сын…

– Ха-ха-ха! – загоготали парни и оставили Дмитрия лежать на снегу…

Алиса держала за руку Тимура, они улыбались Дмитрию и что-то говорили. Он потянулся к ним и неожиданно они поблекли и уже на их месте стояли наглые Гена с Семёном. Те ржали и показывали языки, почему-то раздвоенные, как у змей.

– Ублюдки… Сволочи… – в горячке шептал Антонов, дрожа то от холода, то от жары, с каждой минутой становилось всё хуже. Он чувствовал, как лицо растапливало снег, при этом сил повернутся уже не было. Горечь и злоба переполняли нутро Дмитрия, а ещё обида на несправедливость. Почему он не нажал на курок? Почему?.. В низу живота остро болело, как будто кинжалы протыкали кишки, это начиналось внутреннее кровоизлияние, но об этом мужчина даже не подозревал. В глазах всё стало расплываться и наконец пришла долгожданная темнота…

****

Прошло 50 лет.

Старик лет семидесяти, шатающей походкой шёл по холодному залу с серыми стенами, приближаясь к стоящему в одиночестве мужчине в белом халате. Его сопровождал человек в форме полицейского.

– Геннадий Алексеевич? – в тоне спросившего было безразличие и скука.

– Дааа… – прохрипел старик, лицо его с каждой секундой всё больше и больше бледнело, и вот уже он схватился за сердце.

– Сохраняйте спокойствие, – стал инструктировать санитар, нажимая на сенсорные кнопки небольшой светящейся панели, лежащей на ладони, – вы же понимаете, после свободного падения с двухсотметровой высоты аэромобиля тела выглядят не важно…

Голос санитара расплывался, и старик, в какой-то момент, перестал слышать. В стене открылись две ячейки и оттуда медленно вылетели два саркофага. Они мягко опустились перед стоящими людьми, после чего верхние части капсул с шипением откинулись в сторону. Там лежали под белыми простынями два тела.

– Нет… нет… – заплакал старик, по морщинистому лицу побежали слёзы.

– Держите себя в руках, – санитар хладнокровно сдёрнул простыни с оголённых мужского и женского тел, – к сожалению реанимировать эмбрион, у женщины врачам не удалось… Мне очень жаль…

– У-у-у-у! – завыл Геннадий Алексеевич, падая на колени перед мертвыми сыном и невесткой, – прости меня мой мальчик… прости… Это моя вина, Антон, медвежонок…

У санитара почти незаметно играла ухмылка, он точно знал – ЗА ВСЁ НАДО ПЛАТИТЬ!

Показать полностью
49

Перемазанные Главы 14, 15, 16, 17

Предыдущие главы:

Глава 14 "Переезд"

В палате загорелась лампа накаливания, а на стене включился телевизор, на экране которого забелел белый фон с полосками.

– Ура! – возликовала радостно Настя, победно вскинув вверх руки с веником и совком, – у нас есть электричество!

– Слава богу, – выдохнул облегчённо Сергей Владимирович, лёжа на своей кровати, – сержанту удалось запустить этот чёртов генератор.

Они всё же успели вчера переехать до захода солнца в кабинет «Истории», и сейчас обустраивали свои новые хоромы. Ну как «они», девочка, как самая здоровая в компании, с утра занялась уборкой класса, выметая разбитое стекло и разбросанный мусор из помещения. Олег ушёл разбираться с генератором, стоящим в отдельно стоящей от школы подсобке. Бледный майор лежал неподвижно на кровати, накануне вечером при транспортировке у него разошлась пара швов на груди и пришлось его неумело перебинтовывать Насте и Олегу. Чёрный кот вальяжно нежился под лучами солнца на подоконнике, не обращая внимания на проблемы своих невольно ставших новых хозяев.

– Ну ка, малышка, попереключай каналы в телике, – скривив от боли лицо, офицер приподнялся на своей подушке, – надо понять, что в мире то происходит.

– Сейчас, дядя Серёжа, – Настюша отложила в сторону уборочный инвентарь и подойдя к работающему телевизору, стала щёлкать встроенной кнопкой. Канал сменялся за каналом и никаких изменений – кругом лишь один и тот же монотонный белый фон экрана.

– Всё ясно, – пробубнил невесело майор, – отставить! Дальше не надо… выключай этот бесполезный ящик.

– А может технические работы? – в голосе девушки прозвучала надежда.

– Может, но скорей всего все антенны и трансляторы сдохли к епени матери, вряд ли им там так повезло с генератором и мазью, как нам, – подытожил майор, задумчиво посмотрев на девочку, – я вот думаю… нам нельзя время тратить, отсиживаясь в этой больничке. Каждую минуту гибнут всё больше и больше людей, и вы бы с Олегом могли остановить эту эпидемию… надо лишь подсказать государственному аппарату или военным, про эту мазь и как она на них действует. У них там много этих профессоров-биологов разных, думаю, им бы эта информация не повредила…

– А почему я с Олегом? – не поняла, Настя, продолжив выметать грязь из-под пустых кроватей, – а как же вы?

– А я долго ещё не смогу встать на ноги, а возможно уже вообще не встану, и вам не стоит из-за меня задерживаться здесь…

– Что за генеральские сопли тут происходят? – в дверях стоял Олег, то ли улыбаясь, то ли скалясь – по искалеченному и искривлённому лицу было не понятно выражение. В руках он держал отвёртку и плоскогубцы, словно сумасшедший электрик, пришедший на вечеринку Хэллоуина в одних штанах, резиновых тапках и наклеенными наростами на торсе, имитирующие ожоги. – Я тут нам обустраиваю курортное гнёздышко, снабжаю удобствами, а кто-то хитрый надумал прогнать нас с Настей из этого Рая? И присвоить всё это добро? Не-е-е, не дождётесь!

– Да, дядя Серёжа, – поддержала сержанта, девушка, – мы вас поставим на ноги быстро! Вот только швы немного зарубцуются…

– Эх… друзья мои, – вздохнул Сергей Владимирович, было приятно чувствовать заботу и поддержку, – иногда надо идти на жертвы, ради жизни других, и кто знает, может и для существования всего Человечества…

– Эка вас, майор торкнуло! Может мы вам передозировку обезболивающих устроили? – Олег прошёл к своей кровати и уселся, выложив свой инструмент на тумбочку, – фу-у-у, устал. Мы никого не оставим тут, только все вместе и никак иначе!

– Ладно, пока оставим этот разговор, – поменял тему, офицер, – как у нас обстоят дела в хозяйственной части?

– Ах ты сорванец, – на кровать к Олегу запрыгнул кот, меняя локацию места своей нирваны. Сержант стал почёсывать его за ухом, – намаялся я с этим генератором, настраивая соединение с общим силовым кабелем, видимо, его привезли недавно и ещё толком не пользовались. Не, генератор неплохой, фирмы «Кратон» бензиновый на 6 киловатт с колёсиками, можно одновременно пользоваться электроплиткой, стиралкой и теликом, а ещё включить пару лампочек, но жрёт он изрядно…

– Бензин или соляру, что-нибудь нашёл на стадионе? Машины как там, на ходу?

– Ха-ха, – заржал Олег, вспомнив свою прогулку к стадиону, где ныне находился автопарк госпиталя, – там стайка тварюг «паслась», они когда меня увидели радостно так поскакали, скаля свои зубы и корча рожи. Я тоже побежал на них со словами «хлопцы-мазурики, привет! Эгегей!». Вы бы слышали, как они завизжали, когда учуяли мой запах защитного «одеколона», споткнулись, попадали, как кегли в боулинге, потом снова вскочили на ноги и дёру дали в разные стороны. Я за ними, они от меня, то об машину ударятся со звоном, то в штангу от ворот, ох, какими они бестолочами становятся от Вишневского, наша медицина – самая лучшая медицина в мире…

– Ну хватит, Олега, давай о серьёзном, – прервал сержанта майор, с трудом сдерживая улыбку, в отличии от хихикающей Насти, – что там?

– Да там всё нормально! Под брезентом пятнадцать двухсотлитровых бочек дизеля, десять – бензина и две двадцатилитровых канистры с маслом. Машины не заводил, но думаю, заведём, если надо. Есть пневматическая ручная помпа, короче, не пропадём! Майор?.. – и тут голос Олега заговорщицки пронзился, и он вытащил из штанов маленькую армейскую флягу, – я тут по сусекам поскрёб, и кое-что нашёл полезное для нас, взрослых дядь, и нам бы не помешало чутка пригубить?!

– Э-э-э… водка? – перешёл на шёпот майор.

– Не-е-е, гораздо лучше… чистейший медицинский спирт, как раз то, что доктор прописал! – многозначительно подмигнул Олег, чувствуя заинтересованность офицера, – ваши швы махом заживут…

– Дяденьки, – девочка с укором посмотрела на шепчущих мужчин, – ну разве так можно? На пустой желудок…

– А у нас есть! – с улыбкой Олег вытащил с полки засохшие овсяные печенья и продемонстрировал их, – мужикам много не надо…

– Ох, дурачки… – вздохнула печально девушка. Мужчины с опаской переглянулись - не смотря на её юность, этот момент напоминал им, что она прежде всего женщина. – Я сейчас спущусь на кухню и приготовлю плотный обед и не вздумайте!

Погрозив пальцем, Настя вышла в коридор, оставив веник с совком у косяка двери.

– Ого-го, майор, не, ты видел?! – обрёл дар речи, сержант, – шпендик нам указывает, что делать? От горшка два вершка, а уже учит…

– Молодец, девочка, – улыбнулся Сергей Владимирович, – потерпим, ничего с нами не сделается…

– «Ничего не сделается», – передразнил Олег, но всё же отставил флягу и грустно на неё посмотрел, – не переживай родная, ты же знаешь, что это ненадолго и мы скоро встретимся!.. Эх, Сергей Владимирович, от баб одни несчастья… Моя жена сколько мне мозг выносила, то ей то надо, то другое, истерики глупые на пустом месте, я только из-за неё на Донбасс подался, ей сказал, типа подзаработать, а на самом деле, достала! Сейчас вот думаю, как она там в Челябинске?.. Блин… Как думаешь, майор, у них там уже есть «бешенство»?

– Не знаю, Олега, – задумался о своём Сергей Владимирович, – надеюсь нет…

А ведь очень давно у него тоже была жена… После Чечни он после ранений и контузии вернулся домой. Красивая блондинка с голубыми глазищами, несмотря ни на что, дождалась. Школьная первая любовь. Как положено, сыграли весёлую свадьбу, наобещали кучу обещаний друг другу, красивые мечты о семейном будущем, о детях… Но всё развалила та ВОЙНА, которая засела глубоко в голове и словно червь, прогрызла дыры в отношениях. Почти три года она терпела его пьяные выходки и грубые слова, пыталась призвать к разуму… В тот последний день Сергей пришёл домой на взводе, три дня перед этим поминали Петруху, однополчанина, который не выдержал мирной жизни и вышел с окна девятого этажа. Жена что-то кричала, он, не задумываясь, треснул её по шее. На следующее утро, проснувшись в тяжёлом похмелье, Сергей понял, что остался один – она собрала вещи и ушла к маме.

Он умолял вернуться, стоя под окнами, просил прощение, обещал измениться и для наглядности разбивал бутылку водки об свою голову, после чего грозил перерезать себе горло. Но она так и не вышла к нему, зато приехали «мусора» и забрали его в «обезьянник» на пару суток. Возможно, он бы и дальше скатывался по наклонной, но началась вторая Чеченская, Дагестан… и он выбрал другой путь – его звала ВОЙНА! Так и понеслось, после окончания Той заварушки, он поступил на военную кафедру университета. Учитывая заслуги ветерана боевых действий, и кучу медалей с орденами, у Сергея всё пошло как по маслу. Его семьёй стала Армия, а смысл жизни – служение Отечеству…

– …а майор? Ну так что? У вас то есть баба? – Олег прервал мысли Сергея Владимировича.

– Моя «баба» – ВОЙНА, и она меня «целует» похлеще некоторых…

– Понимаю, – кивнул Олег, – меня вон тоже, «зацеловала» в засос - теперь даже не знаю, как я таким красавцем вернусь к своей, нужен ей такой орк?..

Глава 15 "Игра в значения"

– дразню эту рыжую бестию, язык показываю…ну я такой глянул на загнутый гвоздь, который держал цепь, а он, сучёнок, отгибается прямо на глазах… я вылупил зенки и медленно такой поворачиваюсь, чтоб рвануть в калитку. Цепь загремела, я с воплем бегу, боюсь оглянуться… и вот хватаю ручку и клац в жоп…. эээ в попу, вот тут… – пошатываясь, Олег привстал, чтоб припустить штанину и показать свою левую ягодицу.

– Не надо, дядя Олег, верим! Ха-ха-ха, – от всей души хохотала девочка, вытирая слёзы рукавом своего халата, – да и там у вас и так сплошное месиво шрамов, не разобрать всё равно…

– Разобрать, вот честно, всё тело в ожогах, а на жопе всё цело, как у младенца. Бог мою задницу хранит, зачем, не пойму, видать для каких-то высших целей. – Присев на кровать, сержант отвинтил с фляги крышку и сделал небольшой глоток. Жилы на шее напряглись, глаза зажмурились, дыхание спёрло, – фу-у-у… – девочка услужливо протянула пластиковую бутылку с водой, – никогда, слышишь, никогда не пробуй эту гадость! Передай нашему папочке, – Олег вручил флягу Насте и жадно набросился на жаренную картошку на тарелке, приготовленную с кусками сала и луком, – ох, малышка, вкуснотища несусветная получилась, зачёт, Настюха!

– Да уж история, – сдержанно улыбался майор, принимая алюминиевую тару, словно эстафетную палочку, – ну а в чём «манипулирование», что-то я не пойму… Настя, твоя игра, может ты понимаешь?

– Тоже не могу понять… – задумалась девочка, автоматически со сковороды накладывая в следующую тарелку небольшую порцию «жарёхи».

– Эх вы, дослушайте историю, а потом рассуждайте… Соседка потом извинялась перед моей бабушкой и эту злополучную трёхлитровую банку с молоком бесплатно отдала… Я-то знал, что виноват, сам же корчил рожу псине…

– Фу-у-у, – поперхнулся спиртом Сергей Владимирович, занюхивая своим кулаком. Настя осторожно присела на кровать офицера с закуской и черпанула картошку ложкой, – не-е-е, я сам! Что я безрукий чтоль… И всё равно, это не «манипулирование», а банальная трусость и хитрость. Нет, не подходит смысл, минус десять балов…

– Слушайте дальше. На следующий день я с опущенной головой подошёл к бабуле, и признался, что виноват и дразнил собаку, ну типа, совесть заела… Я-то знал, как она у меня любила правду во всём, и, значит, немного так для порядка поругала, а потом за честность купила мне килограмм моих любимых конфет «Мишка на Севере»! Нате, распишитесь и получайте свою «манипуляцию»! – махнул рукой Олег и подмигнул, – правда я надеялся на игрушку робота, но и «Мишки» вкатили!

– Ах ты какой жучара… – согласился майор, скромно, без остервенения, жуя ароматное блюдо, – тут я соглашусь – манипуляция, десять балов, плюс!.. Очень вкусно, доченька!

– Так, а теперь мой черёд, ну-ка, Насть, слово «калорифер»! Это, если что, не сложно, – в ногах Олега дремал сытый котофей, недавно он выпил блюдце молока и съел срезанное с сала, мясо.

– Окей, ка-ло-ри-фер, – задумалась Настя, раскладывая слово на слоги, – кало… так и «рифер»… Все сложные слова производные других, иногда из иностранных языков, да, не спорю, не знаю это слово, хотя где-то, что-то слышала… Тут дедукция поможет! Кало, вроде есть такая мексиканская художница, Фридо или Фидо Кала, а-а-а, вижу, не туда пошла! – прищурилась Настя, внимательно смотря на ухмыляющихся мужчин, – ладно, сейчас… Я поняла! Рифер – с английского курильщик марихуаны, а Кала – язык цыган! Калорифер – это обидное слово, обозначающее наркоторговцев цыганской национальности, гуляющее среди англич…

Мужчины заржали, не в силах больше терпеть, даже сдержанный майор смеялся, одновременно морщившись от боли в заживающих ранах.

– Я как понимаю, минус десять балов, – немного обиделась девочка, – и что же это такое?

– Прости нас, Настюша, – отсмеялся Олег, пытаясь сделать серьёзное лицо, – ох, насмешила… это просто обогреватель воздуха, не обижайся… да, минус десять…

– Окей, теперь я, – Настя посмотрела в потолок, пытаясь придумать что-нибудь эдакое, из молодёжного, чтоб эти «деды» вовек не догадались, – «Рофл», «рофлить»! – девочка и сержант вопросительно посмотрели на Сергея Владимировича.

– Нда, рофлить, значит… – теперь настала очередь майора, – это что-то с английского, как я понимаю, вот честно, очень плохо у меня с ним было… Любите вы иностранные словечки всякие… Вообще, даже мысли нет… Сдаюсь, минус десять!

– Это вы вдвоём минуту назад делали с Олегом… – подсказала девочка, поправляя свою зелёную чёлку, съехавшую на глаза.

– Смеялись? – догадался первый Олег, – рофлить, значит смеяться?!

– Ага, гоготали, как жеребцы надо мной, – надула губки Настюша.

– Так, мальчики и девочки, уже десять вечера, – прервал игру Сергей Владимирович, глянув на ручные часы, – пора ложиться спать… так, Олега, иди-ка сюда, пошепчемся…

– Да, генерал! Неужели вы хотите нагадить, и я вам нужен, чтоб поддержать под вами «уточку»? – догадался Олег, поднимаясь со своего места. Кот недовольно мяукнул и изогнул своё тело, оголяя чёрненький, сытый животик.

– Сержант! – с укоризной прервал Олега, майор.

– Дядя Сережа, я вам помогу! – спохватилась девочка, вскакивая со стула, – я много раз помогала маме в Госпитале, ничего страшного…

– Отставить! – чуть не крикнул пристыженный офицер, – мы как-нибудь с Олегом сами управимся…

– Да, Настюх, иди погуляй в коридоре, – поддержал майора, сержант, прикладываясь к горлышку фляги и делая глоток, – у-ф-ф-ф… ещё успеешь насмотреться на голых мужиков, ничего там интересного нет… А мы пока сделаем «а-а-а»…

– Ох, ну и дурак ты, Олега… – покачал головой майор, приподнимаясь на локотки, Настя в это время закрыла за собой дверь.

– Ну, какой есть, и другим уже не стану… так, и где же тут наш царский трон?

Глава 16 "Девушка в окне"

Прошло три дня. Михаил уже конкретно мучился от ломки, испытывая почти физическую боль от желания «погеймить» в трёхмерном пространстве и пообщаться с такими же «задротами» в клановом чате. Ещё не хватало меняющей цветной картинки на мониторе и интересных новостей цифровой индустрии, да и не интересных тоже. Его мир сузился до двенадцати стен полуторки, балкона и просмотра монотонного сериала «Доедание остатков протеиновой пищи».

– Как же воняет… боже, – в очередной раз он стоял на балконе и с отвращением смотрел из бинокля на копошащихся внизу любителей останков человечины. С каждым днём аромат гнилого мяса всё больше замещался усиливающим амбре от кишечных выделений со смутными вкраплениями ноток догорающих в Порту строений. В фильмах того, ушедшего времени, «ходячие» не могли насытится и вот же незадача, ни один режиссёр не обыграл реальность, столько жрать и не срать… теоретики, что с них взять… Гадили! Да ещё как, и по большому и по малому, прямо себе в штаны, трусики, шорты, джинсы, во всё, что было напялено три дня назад. У некоторых от перенасыщения выделениями, брючная одежда сползала в ноги и в конце концов, по городу шастала частично голожопая команда мерзких демонов и не смотря на антисанитарию, пышущую здоровьем. От повсюду проникающей вони не было спасения.

– Эй, эй! – Миша аж вздрогнул от неожиданно раздавшегося человеческого голоса и инстинктивно присел в страхе. – Я тут, не бойся!

– Я и не боюсь, – осмелел Подкорытов, выпрямляясь и всматриваясь в соседний, через дорогу, дом №12. На четвёртом этаже на подоконнике в распахнутым настежь окне стояла девушка и махала рукой. Публика внизу оживилась от голосов, всматриваясь жадно в людей. – Просто не ожидал, думал я тут один остался.

– Я за тобой давно наблюдаю… меня зовут Ксюша! – весело прощебетала девушка. Рассмотреть внимательно её с шестидесяти метров было затруднительно, а бинокль направлять парень постеснялся. Но почему-то он был уверен, что она была красавица, в обычной ситуации никогда бы не состоялось такое знакомство. Короткая причёска чёрных волос под каре, джинсы и футболка, вот, пожалуй, и всё, что он мог разобрать.

– Май… – спохватился молодой человек, понимая, что виртуальный никнейм «Michaelskil» был бы не уместен, – Миша! Давно ты там шкеришься?

– Так же как ты, с четверга, – ответила Ксюша, приседая и свешивая ноги, – я не хотела раскрываться, чтоб этих нубов не дразнить, но пипец, я от скуки чуть не вешаюсь… Так надоело, ни компа, ни смарта…

– Вообще, – заулыбался Михаил, понимая её, – а я их не боюсь, они там безмозглые, – расхрабрился парень, – не достанут они нас!

– Зато ОНИ нас отравят! – невесело пошутила девушка, – я уже не могу от этого запаха, он проникает во все щели.

– Это точно! – согласился Михаил, краснея. Стало немного стыдно, ведь и он сам себя запустил: в грязной одежде от еды, в которой ходил практически неделю, с длинными и скудными волосиками на подбородке и над верхней губой. А ещё он несколько раз вываливал своё «добро» на головы голодающего электората с гоготом и криками: «А свежачка не хотите?» или «Любит наш народ всякое авно! Ловите, мои избиратели». С другой стороны, он не знал, что кто-то за ним мог наблюдать в это время.

– У тебя есть что из съестного? А то у меня вообще голяк, я видела, как ты «избирателям» регулярно кидал милостыню! А если есть что кидать, значит есть что кушать. – Захихикала Ксения в кулачок. Михаил ещё более покраснел, понимая, что прогорел, охота было провалится сквозь землю, в данном случае, сквозь бетон.

– Не смешно! – обиделся Михаил, – это рационально и логично! Самый лучший выход при данных обстоятельствах, когда система водоснабжения на нуле…

– Миша, не обижайся, это шутка. Я когда увидела, что ты делаешь, сразу же всё поняла, и сама так делать стала… ночью, чтоб никто не видел. Ну так что? Есть что из еды, лишней? А то супермаркеты до сих пор не открылись и вон какая очередь… – пошутила девушка, кивнув вниз. Там и в правду подходило всё больше и больше «заражённых», они просто останавливались на дороге и внимательно смотрели сначала на одного говорившего, потом на другого, как будто зрители, наблюдающие за игрой любимых актёров на сцене.

– Найдётся, есть доширак, колбасы немного, но она уже пованивает немножко, слипшие пельмени, что-то там ещё, а как я тебе передам? Не кидать же, далеко так-то…

– Не парься, Миш, я уже продумала всё! Мой папа любит охоту и рыбалку, ну, в смысле любил… сейчас, – Ксюша пропала с окна, спрыгнув в свою комнату и через минуту снова появилась, что-то держа в руках, – это леска с болтом, смотрел фильмы про ковбоев?

– Не особо люблю вестерны… – не сразу понял Михаил задумку, пока она не стала ловко раскручивать леску с болтом, крепко стоя на подоконнике.

– Берегись, а то зашибу! – успела выкрикнуть Ксения, отпуская импровизированное лассо с куском металла. Первая попытка оказалась неудачной, болт пролетел немного не по той траектории, разбив стекло окна чуть ниже, на втором этаже. – Упс, немножко не туда!

Неунывающая девушка быстро стала подтягивать к себе импровизированный «снаряд», по пути которого встречались головы «бешенных», те совсем не обращали внимание на удары и тычки, с открытым ртом смотря на своих потенциальных жертв. Лишь с четвёртой попытки удалось закинуть болт на балкон. К этому времени на улице, под ними, столпилось за сотню нежитей.

– Привяжи крепко свой конец, хи… – почему-то у девушки вырвался смешок, Миша не понял юмора, но стал обвязывать поручень балкона толстой леской, – у папы много катушек с разной всякой леской, – заговорила Ксения, натягивая со своей стороны и привязывая свою часть рыболовной снасти к чему-то изнутри, над головой, – тут у меня гардина железная, может выдержать… Сейчас я свяжу и закину к тебе ещё один болт с другой леской, она у нас будет «потягушкой»…

– Смотри, Ксюш, – прервал испуганно Миша девушку и показал рукой вниз. Толпа медленно расступалась, пропуская в центр того военного с наростом на затылке. Только на этот раз он шёл очень медленно, и та опухоль увеличилась в четыре-пять раз, практически прикрывая всю спину. – Этот урод у них тут Босс… и мне это не нравится…

– Жуть какая… что за сморчок у него на чайнике?

– Да фиг его знает, – задумался Михаил, более внимательно всматриваясь в военного, и в самом деле, его нарост очень смахивал на слизкий серый гриб и приложив бинокль к глазам, Подкорытов даже увидел чёрные поры на нём. – И правда, сморчок…

Глава 17 "Роковой выстрел"

– Он как-то приказы отдаёт всей своей свите, без звуков, – выкрикнул Миша девушке, которая заинтригованно смотрела на собравшихся под окном, – наверно телепатически, или ещё как, и мне кажется, он многое понимает, в отличии от его подопечных…Недавно они попытались меня достать и этот, со сморчком, направил их к моей двери. Но фигушки, мою дверь и танком не выломать!

– Жуть! Он страшный, – Ксюша торопливо стала раскручивать свою леску, – надо быстрей настроить продуктовый «лифт», и поменьше разговоры вести! – на этот раз болт со свистом с первого раза влетел в лоджию Михаила. – Сейчас я ведро повешу, и тяни его к себе.

– Окей, я тут подумал, – пришла сумасшедшая мысль парню, – он же как бы Босс, а если так же болтом ему в эту гадость на голове попасть?

– Хм… у меня есть получше идея… – девушка пропала за своим окном, чтоб через минуту появиться с ружьём в руках, на подоконник она выложила коробку с патронами. – «Байкал-Лось», папкин!

– О-о-о, ни хрена себе! – удивился Миша, поражённый столь грозному виду Ксюши, – и ты умеешь стрелять?

– А как же, он меня с двенадцати лет учил, правда я охоту не любила, так, по мишени или бутылкам, – она уверенно вставила толстые патроны в короб магазина и взвела ружьё, – Сейчас я этому ублюдку 7,62 вбабахаю!

– Ксюша, попробуй попасть в его нарост, мне кажется, это у него слабое место…

– Попаду! С превеликим удовольствием… – девушка пристроила приклад к хрупкому плечу и зажмурив один глаз, медленно нажала на курок. Раздался оглушающий громкий выстрел, Ксения отступила в комнату от отдачи.

Пуля угодило ровненько в «сморчок», оставляя рваную и глубокую рану, из которой потекла коричневая жижа, совсем не похожая цветом на кровь. Военный пронзительно, не по человечьи, взвыл, чуть ли не в ультразвуке, и резко повернулся к стрельнувшей, припадая на колено. И о чудо, заражённые, как по приказу обступили его, создавая преграду из своих тел.

– Суки! – громко закричала девушка и снова припав к прицелу, стрельнула, на этот раз и не пытаясь попасть в нарост. От страшного визга Босса, Михаил приткнул пальцами уши, но продолжил смотреть за тем, что происходило на улице. И то, что он увидел, не понравилось. Небольшая группа нежити отделилась от общей толпы и снова рванулась вдоль дома, как когда-то к нему.

– Ксюша, там к тебе гости бегут, – сквозь визг прокричал Михаил, – не бойся, они не смогут выбить железную дверь!

– У меня нет железной двери, только деревянная…

Не сразу смысл слов дошёл до парня, а когда «дошло», внутри всё похолодело.

– Нет… нет… – зашептал Миша, бледнея лицом и уже более громко, – Ксюша, может попробуй по этой чёртовой леске ко мне перелезть?

– Да ты что, она не выдержит моего веса, да и пальцы все порежу, – девушка повернулась в испуге спиной ко окну, – они уже долбятся… Миша, я не хочу умирать… пожалуйста… помоги мне!

– Боже мой… блин… – Подкорытов свешался с балкона и кинул болт в сидящего на корточках, военного, в окружении своих марионеток, под ними растекалась лужа коричневой слизи, – ублюдки, бегите ко мне… сюда…

– Их там очень много, дверь вся трещит… я не хочу, чтоб эти уроды меня сожрали…

– Ксюша, прости меня, прости меня… – шептал как мантру Миша, понимая свою вину с этой глупой идеей прострелить опухоль.

– Твари, хер вам, – не по-бабски прокричала Ксюша, – прощай, Миша! – после чего она в доли секунд перевернула ружье, направляя дуло себе в голову и ловко извернувшись, пальцем ноги нажала на курок. В шоковом состоянии онемевший Михаил увидел, как её голова разорвалась и тело полетело вниз. Тут же из окна, вслед за ней, выпрыгнули заражённые твари, уже ворвавшиеся в квартиру. Оцепенение прошло, и парень, рыдая словно маленький ребёнок, опустился на колени…

Продолжение следует:

Показать полностью
325

Маруська

Иногда, если тебе страшно, то ты просто забыл, кто ты такой.

***

Маруська легла. Слегка покалывало живот, но в целом было сносно. Подумаешь, мусор на полу. Мы и не такое видели.

Хозяева умерли. В принципе, весь масштаб этой потери Маруська не осознавала - не могла просто. Но и тоски никакой не было, растерянности тоже. Сколько их таких было, горемычных. Прибьются новые. Всегда прибивались.

Маруська уже и не помнила, как ее грубо схватили за загривок, швырнули куда-то в кусты и сопроводили неким тайным напутствием - черт его знает, каким, она была слишком занята тем, чтобы не шмякнуться в куст крапивы. Да и, в общем-то, не очень понимала, что ей орет пьяный, хриплый голос за спиной.

Ну орет и орет, абы пожрать давал.

А потом навострила уши. Ельник зашумел.

Маруся вздохнула. Ну вот ежика тебе в ухо, опять хозяева новые будут.

А они будут, Маруся даже не сомневалась. Всегда были.

Одни хорошие, правильные хозяева. Которые кормят, поят, ласку умеют применять в разумных количествах и вообще люди честные. Другие - вот как этот, в тельняшке, с матерком и крепким табачным духом (как же Маруся его ненавидела). Эти тоже хозяева, но с душком. Для них Ельник.

Их все равно было жалко - с их рук падали вкусные штуки, особенно маленький такой старался, белобрысый, в чем-то похожий на саму Марусю, с пятном под глазом. Робкий, говорил что-то много. Ей говорил. Маруся не понимала ни слова, но вежливо слушала. Па-па-бьет. Это слово настолько часто встречалось в этих беседах, что Маруся его даже запомнила и иногда пыталась произнести. Не выходило. Потом белобрысый плакал, крепко ее обнимал и давал еще еды.

Очень удобно, между прочим.

Вот его действительно было жалко. Но Ельник, он такой, с ним спорить - себе дороже. Да и не понравились Марусе ни полет в кусты, ни знакомство с крапивой, которого не удалось избежать. Она нахохлилась и незаметно ждала неизбежного.

Сколько же раз это все уже было.

Первой заорала толстая. Она была, в принципе, неплохая. Давала вкусные цеплячьи шейки, иногда чесала за ухом. За ухом чешется, ух как. Всегда чешется. За левым ухом даже была ранка - настолько усердно Маруся хотела унять этот вечный зуд. Но толстую жалко не было. Она могла и ногой поддеть и чем покрепче переехать. Марусе было непонятно. Ведь в комнате вкусное, ей его дают, почему она не может туда приходить? Зачем все эти истерики, побои, долгие лекции из непонятных слов?

Но толстая могла быть и другой. Наложит в миску чего-нибудь теплого, призывно пахнущего, и говорит. Маруся не мешала. Пусть говорит, если ей так удобнее. Это ее второе слово, значение которого она не понимала. Уй-ду-от-не-го. Ну и ладно, почему бы и нет. Там только цыплячьих шеек случайно нету? Тепленьких таких, как…

Как у мамы было. Тепло, мягко, вкусно. Маруся вздохнула.

Этого в тельняшке жалко не было. Во-первых, он тут новенький. Пришел недавно, взгромоздился, осмотрелся, пнул Марусю. Мол, он тут главный. Ну, Маруся поняла, и больше рядом с ним не ходила. А сегодня поймал, сволочь, специально же ловил, поднял за шиворот, что-то говорил, да и выбросил в крапиву.

Ничего из его слов Маруся не запомнила.

К его воплям Маруся отнеслась никак. Ни злорадства, ни чувства мести не было. Это был просто отвлекающий элемент - да когда он уже заткнется, надоел. Заткнулся нескоро. Что ж, лукавить Маруся не стала. Эта тишина ее и правда порадовала.

И еще долго она ждала криков белобрысого, хорошего, доброго. Но не дождалась. Мелкий умер молча. Когда еловые иглы вспарывали его кожу, когда неожиданно гибкие ветви хлестали тело так, что мясо отрывалось целыми ломтями, когда Ельник жадно пил свежую кровь. Мелкий молчал. Так и не проронил ни звука. И для кого только старался? Марусю это точно не впечатлило, а других слушателей тут не было.

Может, ему было плевать.

Лишь бы не вот это, как он говорил. Па-па-бьет. Что бы эта тарабарщина не значила.

Маруся просто зарылась лицом в траву. Теперь новых хозяев ждать. Опять. Вот же невезуха, чтоб тебя ежики растащили…

А ежиков тут было до черта. Колючие, неприступные, опасные. Ни укусить, ни ударить. Да и сожрать сложно. А как сожрешь - невкусные, отвратительные, жесткие. Проклятие местных земель, потому что жрать кроме них было особо и некого. Поэтому Маруся и ждала хозяина. С теплым, с мягким, с вкусным. А иначе придет Ельник. Всегда приходил.

***

Маруся не сразу поняла, что это новый хозяин. Мелкий, зашуганный, весь в грязи. Пришел на хутор, озирался. Ждал хозяев, видать. Как и сама Маруся. Боялся. Маруся не боялась. Она не доверяла.

Ну что это за хозяин такой. На самом лица нет, ошметки какие-то вместо второй кожи, на ногах - не красивые са-по-ги, а какие-то тряпки. Смех один.

Но постепенно он смелел. Понял, что здесь никого нет. Решил, что нашел дом. У Ельника только спросить забыл, дуболом. Маруся потянулась. Солнышко приятно нагрело спину, и куда-то идти совершенно не хотелось. Но надо.

- Что ж ты, красавица? - встретил ее паренек, - Одна тут?

Маруся не поняла ни слова и выжидательно смотрела на новосела, готовая как ринуться наутек, так и не менее рьяно наброситься на еду. Мелкий, почти такой же, как прошлый, делал лицом странные гримасы и, наконец, положил перед ней вкусное. Маруся посмотрела на угощение. Не трюфеля под винным соусом, но сносно. Для первого раза пойдет. И, довольно улыбаясь, начала трапезу.

***

Если бы она понимала, что рассказывает ей исхудавший подросток, то наверняка бы его пожалела. Такой же неприкаянный, меняющий хозяев, как деревья листву, и запуганный. Он - тем, что его найдут. Она - Ельником. И то, и другое было неотвратимо, можно было очень долго прятаться, но не сбежать. Она относилась к этому довольно фаталистски, он - никак не мог принять. И был готов бороться. С кем, с Ельником? - ехидно подумала бы Маруся, налегая на почти жидкую, разваливающуюся на глазах вареную колбасу.

А подросток что-то трещал над ее головой. Только вдруг знакомое слово появилось. Па-па-бьет. Маруся с недоверием посмотрела на хозяина, но выражение его лица было такое же, как и у мелкого.

Он не врал.

Предусмотрительно доев колбасу (а когда еще представится случай от пуза поесть чего-то еще, кроме опостылевшей ежатины), она смотрела на нового хозяина. Что он тут временно, сомнений не вызывало. Ельник жрал и не таких. Не он первый, не он последний. Неприятно, конечно, сидеть на голодном пайке, но особых надежд Маруся не питала. Недолго долговязому (так она его прозвала) ходить по этой земле. Да и кормежки от него ждать хорошей не приходится. Лучше бы…

Маруся погрязла в воспоминаниях о свиных отбивных и прочих радостях, коими ее щедро снабжали предыдущие хозяева. Этот же мог только колбасы предложить. Дерьмовой, самой дешевой, разваливающейся на части еще в процессе производства. Поэтому ее стягивали такой тугой пленкой.

Пленка была невкусная.

Долговязый много говорил. Маруся не понимала ни слова, но смирно сидела и слушала. Во-первых, за это обычно давали добавку. Во-вторых, она силилась выучить новые слова. Надо же понять, что эти вот между собой говорят. Это была ее тайная мечта, скрытая ото всех, даже от самой себя.

Вот же ж едрить-мадрить.

Это было единственное слово из незнакомого ей языка, значение которого она поняла. Едрить-мадрить означало досаду и недоумение. Правда, когда приходил Ельник, она слышала другие слова, так что предполагала, что это такое среднее проявление досады и недоумения. Когда все очень плохо, хозяева используют другие слова.

И все это время Маруся ждала Ельник. Он был неизбежен. Этот новый хозяин, одинокий, ничего не знающий, не защищенный. Случайный посетитель этого леса, не знающий ни о задолбавших ежах, ни о том, что этот лес питает. Выбора у него не было. Да и сама Маруся не горела желанием ему помогать.

Колбаса, как ни крути, была невкусная.

***

Закричал этот хозяин неожиданно. Маруся навострила уши и попыталась что-то разглядеть в ярко освещенном окне. Тщетно, Ельник уже запустил туда не одну и даже не десять ветвей. А дальше Маруся считать не умела.

Но вопли были довольно красноречивыми.

Она посмотрела в окно, лениво потянулась и побрела в сторону дома. Не то чтобы ей нравилось это зрелище, но последние дни выдались на редкость унылыми. Сейчас бы хоть какое представление посмотреть. Долговязый обречен. Нравился он ей или не нравился, это уже не имело значения. Плохой хозяин оказался. Ельник не уважил, да и ей ничего особенно вкусного не принес. Так, проходняк. Сколько их было. Сколько их будет.

Маруся легко пролезла в щель, ведомую только ей, и после недолгого путешествия в межстенном пространстве выползла где-то возле плинтуса у подвала. Этот лаз был никому, кроме нее, неизвестен, и даже вызывал гордость. Нашла, сохранила, пользуется.

Долговязый был в соседней комнате. Ветви Ельника тянулись туда, дрожали, трепетали. Много крови, хорошей, бодрой, молодой. Вкусной. В последнем Маруся Ельник не винила. Если уж вкусно, то…

- Ее только не трогай, - слабо прошептал долговязый.

Маруся насторожилась.

- Меня забери, ее не трогай.

Все новые и новые ветви вползали в полуоткрытую дверь.

- Оставь ее в покое, тварь! Отче наш, иже еси на небеси…

И Маруся впервые поняла. Вернее, вспомнила. Только в прошлый раз эти слова произносил старческий, трясущийся голос. Голос новенького тоже трясся. Может, это и помогло сообразить, что происходит.

Он молил о пощаде.

Но не для себя, а для нее.

Маруся задумчиво поставила левую ногу. Нога окрепла, обросла мышцами. Правую. То же самое. Попыталась вспомнить какие-то слова, но получилось только па-па-бьет. И заревела.

Ельник дрогнул. Он знал этот рев. Но очень давно его не слышал.

Черная бестия вернулась.

Маруся выросла вдвое, может, даже больше. Клыки удлинились, жуткая усмешка перерезала ее лицо. Так же вопил первый хозяин… Не просто хозяин, а настоящий Хозяин. Хороший. Старый, больной, но хороший. Давал вкусное.

А еще давал кое-что еще, тоже вкусное.

И отдал свою жизнь, чтобы Маруська осталась тут, и…

Маруся больше не думала. Она кромсала извивающиеся щупальца веток. И Ельник отступил. С опаской отступил, в ужасе. Перед четырехметровым силуэтом, который еле протиснулся в дверь, орал не своим голосом, роняя ошметки кожи, явно сшитой ему не по размеру.

А подросток Петя утром машинально гладил кошку, прикорнувшую у него на груди. Обычную, в чем-то нелепую животину, которая так хорошо умела слушать. И с которой он делился своими проблемами. И своим скудным рационом.

Кошка мурлыкала. Она уже забыла, насколько человечьи пальцы могут влезть под шерсть и оставить почти гнетущее, невыразимое удовольствие. Ну, подумаешь, колбаса невкусная. Зато пальцы, пальцы - настоящие. Как у первого хозяина.

И Маруся поняла, что они здесь теперь надолго. Не она - они.

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!