Автор работы — российский художник Никас Сафронов, а передал ее спецпредставитель Трампа Уиткофф.

https://www.mk.ru/politics/2025/04/22/safronov-pokazal-portr...

20 лет назад дело было, в 2005 году. Попросил замечательную детскую писательницу Ирину Лукьянову записать интервью со своим добрым и давним знакомым, популярным художником.

Ира на том момент была супругой моего коллеги Дмитрия Быкова, а он ещё не был признан иноагентом. Ну это так, к слову. И к заголовку. Интриги ради. Кликбейта для.

Короче. Беседа должна была дополнять (как говорится - поддерживать) обложку шикарного журнала для путешественников Fly&Drive, давно, к слову, закрытого (я в 2005 году числился издателем этого СМИ).

Ну так вот. Ира согласилась, но время шло, а текста не было.

И вот я получаю подробное письмо, в котором она живописно объясняет почему так и не взяла интервью у Никаса Сафронова.

Коллега добросовестно подготовилась к работе – прочитала всё о женах Никаса, замках Никаса, картинах Никаса, детях Никаса, его мнение о винах, русской духовности и дизайне интерьеров.

На встречу Ирина приехала загодя и по дороге – писательница как-никак – забрела в книжный магазин “Москва”, расположенный по соседству. Купила там своим детям культовую советскую книгу “Сын полка”.

В 16:00, соответственно договоренности, была на месте. Поскольку живописец беседовал с визитерами в гостиной, Ирина рассматривала портреты: Никас с замечательными людьми, Никас в студенчестве на танцах, Никас с первой любовью… Рядом – письма, грамоты и свидетельства: благодарность от Владимира Путина, письмо от Джорджа Буша, удостоверение почетного гражданина города Ульяновска, свидетельство о включении в разнообразные списки лучших людей планеты и другие красивые документы в благородных темно-коричневых рамах.

Затем Ира стала разглядывать папки на стеллаже. Папки были подписаны: бухгалтерия, квартира и т. п. Ей понравилась идея сложить все домашние документы по темам. Она утверждала в своем письме, что решила эту манеру перенять. Наконец из гостиной выплыл Сафронов. В бежевой рубашке, бежевых брюках и бежевых носках. Попросил Лукьянову обождать ещё пару минут.

· Хорошо, - кротко согласилась она.

Вздохнув, Ира достала из сумки “Сына полка” и принялась штудировать книгу про Ваню Солнцева. Примерно в 16.45 вышел Никас и попросил еще один тайм-аут: у него заказчики.

· Хотите кофе?

· Хочу.

Тем временем разведчики обнаружили Ваню Солнцева со сложным выражением на сонном лице.

В шестом часу заказчики испарились. Зато пришла дама в чёрно-красном. Маэстро обсудил с ней грядущую выставку. Дал приглашение. Увидел Лукьянову. Удивился. Дал приглашение и ей.

Новый звонок в дверь - и на пороге возникла длинноногая гостья. Девушка пришла от некоего дизайнера.

· Вас как зовут? - спросила секретарь.

· Ирина, - ответила та, и Лукьянова взглянула на длинноногую с ненавистью.

Никас объяснил девушке, что не хочет больше иметь дела с дизайнером, потому что он его всё время подставляет.

В дверь снова позвонили, и журналистка вновь оторвалась от Вани Солнцева (он уже попал к дяде Биденко).

· Пройдите, пожалуйста, - Никас широким жестом указал Лукьяновой на дверь гостиной.

Часы показывали 17.30. Ваню Солнцева мыли в десяти водах. Когда вода стала серой, художник появился и на лицо его, по словам Лукьяновой, нарисована была безропотная готовность ответить на самые скучные вопросы. Журналисты нужны, потому что они обеспечивают заказчиков, сформулировал он. Борзописцы его явно достали, но живописец выразил лицом готовность терпеть. Поскольку писательница терпела уже больше часа, то про себя она проговорила: взаимная терпимость даст плоды.

Сафронов быстро рассказал, что помнит ульяновское детство, пляж, бараки, которые строили немцы, и как воровали яблоки в колхозном саду, а сторож стрелял солью. Упомянул мать-литовку, отца-русского, неверных негров, которые не православные и не католики.

Прошёлся по социальной теме: власти - как голуби, внизу едят с руки, вверху - гадят на головы. Рассказал, как бывший мэр Парижа и действующий испанский король предлагали ему жить во Франции и Испании соответственно, упомянув хрестоматийный анекдот про червяков в навозе: “Это родина, сынок”.

У Иры заготовлен был вопрос про родину, но секретарь сказала: «Из “Плейбоя” звонят, срочно”.

Никас удалился.

Ваня Солнцев был привязан двойным морским узлом к дяде Биденко.

На часах высвечивалось 18.00.

· Вот, посмотрите, – Никас принёс свою новую книгу.

И, как Ирине показалось, изумился отчего она ещё тут.

Со мной ещё никогда так интересно не обращались, писала мне Лукьянова в своем послании.

И она с азартом естествоиспытателя решила во что бы то ни стало дождаться конца приключения.

· Никас, там Вилли Токарев, подойдёте?

Никас выглянул из гостиной и с ужасом посмотрел на журналистку. Она - на него. Взяв трубку, художник скрылся за дверью.

18.45. Ваню Солнцева усыновил полк.

Две чашки кофе требовали отмщения. Секретарь указала дорогу. По дороге Лукьянова нашла книжный стеллаж. Особо ей запомнились Тейяр де Шарден (том под названием “Эротика”) и “Родная речь” за седьмой класс.

Матёрый журналистище, как саркастично заметила Ира в письме, подобно разведчику Ване Солнцеву, вытащил бы химический карандашик и записал на клочке голубого пипифакса топ-лист туалетного чтения маэстро: эксклюзив, однако.

Ирино писание заканчивалось следующим пассажем:

«Мы договорились на другой день, на час дня. И я даже честно собиралась прийти. Дочитать, наконец, “Сына полка”. Но как только дверь за спиной закрылась, мне стало понятно, что конец не предусмотрен. Что сюжет уже вполне завершен, и дальше будет только мексиканский сериал. Я приду и поселюсь в приемной. Перечту Тейяра де Шардена. Ко мне привыкнут и станут предлагать сделать себе ещё немножко кофе. Я буду здороваться с гостями и уступать им кресло, как кошка, забравшаяся туда посидеть, пока никого нет. Я стану непременной принадлежностью этого места, бедной родственницей, статуей Девушки, Ожидающей Интервью. Захожий поэт напишет стихи: «Тщетно, не сякнет поток посетителей в этой квартире, Девушка, взяв диктофон, вечно печальна сидит». Ваня Солнцев поступит в суворовское училище, вырастет, дослужится до генерала. Придёт к Никасу Сафронову и закажет ему свой портрет на фоне Генштаба. Экран меркнет, титры, конец. Я больше не приду. Не хочу портить впечатление».

Я, прочитав памфлет, отзвонил Ире и сказал, что в повторном визите необходимости не вижу. Материал есть. Слегка отредактировав и написав пару вводных абзацев, письмо опубликовал.

Подписал номер в печать:

Стал ждать реакции.

Она последовала. В два этапа. Сперва Никас позвонил и душевно – он умеет! – поблагодарил. Хм, не читал, стало быть, подумал я.

И был прав. Потому что через месяц Сафронов позвонил вновь. И тут он просто фонтанировал восторгами. Впервые Никас ознакомился не с тривиальным пересказом собственных заготовок (а обойма таковых есть у каждой знаменитости, поверьте), но с ироничными заметками, в которых зрим характер и прописана атмосфера

Как истинно талантливый человек, Никас сумел оценить литературный дар Ирины Лукьяновой.

Но тот факт, что повторно прорезался он спустя несколько недель, навело меня на мысль, что с текстом Никас ознакомился лишь после того, как кто-то другой, прочитавший заметку, рассказал герою публикации о нестандартном подходе к журналистскому портрету.

И только тогда художник наконец отнёсся к писательской работе не как к наполнению серыми строчками глупого пространства между фотографиями.

Никас Сафронов про самый вкусный дом в Москве.