Трофейная композиция мейсенского фарфора, привезённая из Берлина прадедом Камиля в 1945 году, стала семейной реликвией. Изготовленная из качественного, дорогого, но хрупкого материала, она постоянно хранилась в застеклённом шкафу, недосягаемая для детей. Композиция представляла собой собранный из нескольких частей скотный двор. Эдакая немецкая деревенская идиллия.
Фигурки изображали курочек с цыплятами, барашка и козочку, несколько белоснежных гусей и даже парочку напыщенных веерохвостых индюков на зелёном подножии. Части композиции можно было переставлять произвольно. Но неизменной фигуркой в центре всегда оставалась группа розовых поросят с вечной счастливой хрюшкой вокруг корытца-кормушки.
Оригинальность кормушки заключалась в том, что фарфоровые яблочки из неё можно было вынимать и заменять другими овощами и фруктами, которые держала в корзине розовощёкая голубоглазая грудастая девица с цветной лентой в русых косах-бубликах. Надо полагать, так должна выглядеть истинная арийская девушка.
Но в кормушку можно было положить и что-нибудь другое. Однажды Камиль оставил там мелкую монетку – так, шутки ради, на богатство. И по дороге в школу нашёл обронённый кем-то бумажник с несколькими тысячами рублей.
Так мальчик понял, что немецкая кормушка удивительным образом исполняла желания. Камиль рассказал другу-однокласснику о чудесных свойствах фарфоровой фигурки, но тот поднял его на смех: не допёр, мол, Гитлер положить в свинячью кормушку флажок со свастикой, потому и потерпел поражение в войне.
С тех пор композиция стала для Камиля денежным талисманом. За долгие десятилетия не потускнели краски качественного изделия, оно всё ещё вызывало умиление и желание прикоснуться хотя бы пальчиком. Потому в целях сохранности застеклённую дверцу шкафа запирали, а ключ убирали на самую верхнюю полку.
Каждый раз, переезжая в новый, более просторный дом, Камиль аккуратно складывал композицию в выложенную ватой коробку, собственноручно бережно перевозил её, чтобы затем разместить в застеклённом шкафу. Прислуге строго-настрого запрещалось прикасаться к реликвии. Впрочем, домочадцы, зная необъяснимую любовь хозяина к фарфоровой безделице, интереса к ней не проявляли. У каждого свои причуды. Даже у такого высокопоставленного чиновника, как Камиль.
– Камиль-муаллим (уважаемый человек. – азер.) фарфоровую свинку больше жены любит, – однажды смеялась домработница в разговоре со стряпухой. – Захожу прибраться в кабинет, а он улыбается и пальцами по стеклу постукивает. Любимую свою приветствует перед тем, как ехать на работу. С людьми бы так, поласковее. Моя соседка недавно на приём к нему попасть пыталась – народу, говорит, не протолкнуться, как в общественной бане. Все ворчат, потеют, нервничают. Если кто громче других вякнет, тотчас охрана под локоток да на выход – вежливо, но сурово. А Камиль-муаллим через приёмную проходит, словно корабль по волнам людского негодования, в окружении чинуш рангом пониже. Все в чёрных костюмах с одинаковыми чёрными папками. Лица словно маски. Зря люди время теряли в министерском предбаннике! Жалобщики, конечно, тоже не сахар, разные бывают. Но чиновничьи кресла по-особенному задницы греют.
Уши, которые есть и у стен, услышали, а язык донёс кому надо. Болтливую домработницу на следующий день уволили, не объяснив причины. В назидание остальным удержали из зарплаты стоимость разбитой за все годы посуды.
Пригожим майским утром Камиль приоткрыл стеклянную дверцу шкафа, но тут забулькал смартфон. Заговорившись, чиновник забыл убрать ключ. Телефонный разговор оказался важным и долгим, даже тревожным. Тут ещё и помощник пришёл с неприятными вестями.
– Не морочь мне голову всякой ерундой! – осёк его Камиль. – К совещанию все документы подготовил?
– Конечно, Камиль-муаллим. Напоминаю, сегодня ещё встреча с немецкой делегацией.
– Ах да. Уложимся. Немцы говорят строго по делу, время ценят, мёда не льют.
День выдался сложным и утомительным. Даже с немецкой делегацией удалось согласовать не все договоры. В канун 9 Мая это оставило неприятный осадок.
Домой Камиль вернулся уставшим, но, войдя в кабинет, оторопел в ужасе. Стеклянная дверца шкафа была открыта, а фарфоровая хрюшка уткнулась пятачком в расколотую кормушку на полу. Поросята валялись кто где, а младшая дочка, любимица папы, виновато подбирала с паркетного пола осколки мейсенского фарфора.
Через неделю вышел приказ об отстранении Камиля от должности. Похоже, кормушка исчерпала свой ресурс.
