Однажды дядя по-секрету показал на тыльной стороне левой ладони синюю точку и сказал, смотри, эту татуировку я в школе сделал. Только бабушке не говори.
Тогда я, шестилетний, подумал, о, круто! Татуировка! Как у пирата!

Хороший он был мужик, талантливый, но несчастный. Роста среднего, блондин, голос сильный, с хрипотцой как у его кумира Высоцкого. По словам мамы, в институте, все девчонки были в него влюблены. А когда дядя затягивал с хрипотцой "Кони привередливые" под гитару на массовых студенческих мероприятиях, или домашних посиделках, то очаровывал всех. Женился на красотке типажом похожей на популярную в те времена итальянскую актрису, уехал с молодой женой служить в среднеазиатские пустыни, отрастил солидные офицерские усы. Дочка родилась. После службы работал в лечебно-трудовом профилактории,потом в ожоговом отделении с серьёзными перспективами карьерного и личностного роста, благо связей вагон.
Казалось бы, чего ещё в жизни желать? Пользуйся, развивайся, мечтай. Но дядя сломался. Может, не выдержал психологической нагрузки от взаимодействия со специфическими пациентами. А может, получавший всё по жизни относительно легко и столкнувшийся с трудностями, он растерялся. Не знаю. Казалось, он так и остался молодым, талантливым и подающим надежды кумиром окрестных девчонок, вдруг обнаружившим в зеркале седину, морщины и пугающее одиночество.

В середине девяностых, когда я пару лет прожил в Астрахани у бабушки, дядя был уже полностью поглощëн поисками жизненного дна. Брак распался, работы менялись как времена года. Всё длиннее становились периоды пассивного поиска трудоустройства. Он заходил только клянчить у бабушки деньги, или приносил бельё в стирку. В его громком голосе всё отчётливее звучала фальшь. Движения его вместо резких, стремительных оказались  отрывистыми, нервными, незаконченными. Весь он как-то разом стал ненастоящим.

Когда, спустя годы, мама позвонила мне, уже взрослому, и сказала, что дядя умер, я, неожиданно, почувствовал пустоту. Словно не было всех этих лет, прошедших после моего разочарования в кумире детства. Словно живущий где-то далеко непутёвый родственник заполнял собой маленький чуланчик в моём сердце. Словно я, снова пятилетний, услышав его громкий голос в прихожей, спрятался за стул в комнате дедушки и, закрыв ладошкой рот, стараюсь сдержать озорное хихиканье. И вдруг понимаю, что дяди больше нет. Он не придёт и не подбросит меня под потолок, чтобы поймать и колоть щëки пышными пшеничными усами.

- Ну вот, Крестник, докосим, собъем копенки, тогда уже и немного отдохнуть можно, посмотрим.

- Дядь Вить, поедем тогда на реку Поле?

- Не буду ничего обещать, аж, гляжу, глаза заблестели и весь задергался, сорванец, смотри, никому не трынди, иначе ах

-Нее, я могила, никому не скажу…

- Бабуле, особенно, молчок, а то она нам устроит с тобой рыбалку на картофельном огороде.

Наступил тот вечер, когда мы вместе пошли в сарай готовить велосипеды, спиннинги и блесна, чтобы с утра пораньше покинуть деревню и начать петлять по тропам глухого мещерского леса среди вековых сосен и раскидистых елок. Путь предстоял в районе километров пятнадцати, но я крутил педали и совершенно не чувствовал усталости, словно легкий аэроплан, летевший на всех порах к сказочной водяной цели. И вот, мы у реки, теперь надо было перетащить велосипеды по бревну на другой берег, бревно – это было все, все что осталось от деревянного моста, который сгорел. Крестный сказал, что если я хочу ловить, то должен сам перетащить свой «Орленок» на другой берег, ну а если упаду, то это мои проблемы. Помню, как я шел и нес велик, пытаясь держать равновесие, а коленки тряслись с непривычки, но к счастью, все получилось и начала сбываться давняя мечта - покидать блесну и поймать щуку. В этот день удача была на нашей стороне, и зубастая хватала несколько раз, но почему –то, сходила с крючка. В итоге, нам удалось вытащить на берег только двух щук, штук восемь, а может и более было упущено, но и это было для меня большой радостью. Касаемо сходов я выяснил позднее, что Крестный специально обжигал тройники, чтобы они становились мягче и разгибались при зацепе, так как в реке Поле много всяких коряг, а он (дядька) очень берег блесна, не хотел их дарить речному Хозяину.

Время близилось к обеду, и желудок давал знать о себе, периодически погуживая. Запасливый Крестный не приметнул взять с собой мытые картофельные клубни, свежий зеленый лук, всякую зеленушку, половинку черного и соль.  Мы развели костер на том месте, где это уже неоднократно делали до нас, ожидая углей, сидели на берегу, разговаривали и пили по очереди теплый чай из термоса. Настроение было на высоте, к тому же, щука радовала, и вот, наступил момент, когда нужно было доставать печеный картофель из углей. Сверху картошка выглядела совсем неаппетитно, и дядя Витя научил меня тогда, как правильно обедать в лесу.

- Берешь аккуратно картоху, дуешь, разламываешь на две половинки, солишь и ешь вприкуску с молодым луком, зеленью и хлебом, торопиться не надо, горячая, обжечься можно.

- Крестный, а кто тебя научил печь картошку?

- Так мы с ранних лет научены (он родился в послевоенные годы), есть особо нечего было, родители на работе и по хозяйству, а хотелось всегда, вот, найдем несколько картофелин, разведём костер в палисаднике, дождемся углей и точим с пацанами. Нас за это здорово гоняли, вокруг бараки деревянные, любая искорка и пожар, мы потом специально подальше уходили. Несложная эта наука- печеная картошка, но в жизни очень пригодилась. На Северах мужики меня ох как уважают за мои навыки, как куда ехать, все в один голос- только с Витькой.

Оставшиеся картофелины мы прихватили с собой, чтобы бабушку угостить, еда на огне –она совсем другая, особый вкус- с дымком, да ещё на свежем воздухе в дремучем лесу на берегу реки- такое остается в памяти на всю оставшуюся жизнь, как и вкус той самой простой и вкусной еды моего советского детства- печеной картошки.

ДЖЕДАЙ - ЮЭН МАКГРЕГОР в роли Оби-Вана Кеноби

ЕГО ЖЕНА - МЭРИ ЭЛИЗАБЕТ УИНСТЕД в роли генерала Геры Синдулла

ЕГО ДОЧЬ - ЭСТЕР МАКГРЕГОР в роли Теты Григ

ЕГО ДЯДЯ - ДЕНИС ЛОУСОН в роли Веджа Антиллеса «Красный-два»