В этом небольшом цикле статей я хотел бы рассказать о том в каком состоянии сейчас находится психологическая помощь в школах и рассказать о подводных камнях тем, кто планирует работать психологом в школе.
Для того, чтобы избежать споров в комментариях вида «А вот в этой школе в этом городе не так, как вы пишите», я сразу уточню. Я расскажу вам о том, как всё устроено «в отдельных общеобразовательных государственных школах города Москвы». Я не говорю обо всех школах во всей стране.
Мой рассказ базируется на моем личном опыте работы школьным психологом, открытой информации, а также на том, что мне рассказывали и рассказывают люди, как дети, так и взрослые, с которыми я работал и работаю как психолог.
Теперь же, давайте поговорим, как всё то, что я описал в двух предыдущих статьях влияет на школьных психологов как на специалистов.
На одном из очередных повышений квалификации по эмоционально-образной терапии я встретился с замечательной женщиной-психологом, которая при знакомстве группы сказала фразу, поразившую меня своей точностью и тому, как она описывает реальность работы школьного психолога. Коллега сказала следующее:
«Я отработала педагогом-психологом в системе образования 25 лет. И своим основным достижением я считаю то, что за все время работы я осталась психологом, а не превратилась в педагога».
И это, на самом деле, ключевое в работе школьного психолога. Самое важное – это сохранить себя как психолога.
Когда вы приходите такой молодой(ая), красивый(ая), зеленый(ая), сразу после ВУЗа в школу, у вас есть определенные знания и принципы работы, но вам все равно легко можно впихнуть в голову ну вот вообще всё, что угодно. Особенно если этим «впихиванием» занимается большая часть психолого-педагогической службы школы во главе с начальником этой самой службы.
Вам на полном серьезе могут начать рассказывать и доказывать, что суть работы школьного психолога – это только работа с детьми с ограниченными возможностями здоровья и подготовка отчетности в срок, и что работать с обычными детьми не нужно, их нужно быстренько типа выслушать и перенаправить на «горячие линии психологической помощи».
Вся ситуация во многом осложняется тем, что для того, чтобы стать школьным психологом, вам не нужно в обязательном порядке обучаться работе в психотерапевтическом подходе (модальности), не нужно посещать личную терапию и не нужно проходить регулярную супервизию. Проф. стандарт педагога-психолога к этому не обязывает. А жаль. Ведь знание терапевтического подхода позволит вам реально помогать детям, а личная терапия и супервизия хоть как-то могут помочь противостоять отмиранию у педагога-психолога его психологической части.
Добавьте к этом совершенно невыносимую нагрузку, а также прессинг со стороны начальства, о которых я рассказал в предыдущих статьях, и вуаля, вы попадаете в крайне стрессовую ситуацию, из которой у вас не так уж и много путей выхода.
Первый путь – это делать всё, так, как нужно делать с точки зрения закона, этики и пр., в том числе, полноценно работать со всеми детьми, обратившимися за помощью, консультировать родителей и учителей, качественно проводить диагностики и обсчитывать их, одновременно каким-то чудом вовремя и в срок заполнять отчетность.
Из минусов такого подхода:
- рабочий день начинает длиться до бесконечности, а рабочая неделя плавно превращается из 5/2 в 6/1 или 7/0;
- и все равно вы что-то не успеваете, поскольку нагрузка даже за одну ставку у вас неадекватно высокая;
- тихо и не спеша стресс копится, постепенно отражаясь на здоровье, вы даже можете начать болеть;
- профессиональное выгорание начинает тихо стучать в дверь.
Психологи, которые идут по этому пути, в итоге либо выгорают и переходят на второй путь, либо остаются психологами, но уходят из системы с концами, а какая-то часть уходит в декрет на неопределенный срок. Да, бывают исключения, есть те, кто сохранили себя как психолога и проработали десятилетиями в системе образования, но их абсолютное меньшинство.
Второй путь (он самый простой) – смириться, забить на обычных детей, изображать видимость работы с родителями и учителями, работать (или даже делать вид, что работаешь) только с ОВЗшниками, зато заполнять вовремя и в срок «красивую» отчетность, которая хоть и не соответствует действительности, но при этом прикрывает от любой проверки.
Однако специалисты, выбравшие этот путь, на мой взгляд, по факту не являются психологами. Зато они прекрасно живут в системе десятилетиями, влияя на новоприбывших психологов, внушая им как истину то, как работают сами.
И поверьте, таких специалистов много. В психолого-педагогической службе школы, в которой я работал, все школьные психологи, во главе с начальником ППС, выбрали именно второй путь. Я наблюдал за тем, как они работают, и это было печальное зрелище.
Когда я работал, как мне казалось, я выбрал некий третий путь, который должен был помочь мне и остаться психологом, и выжить в системе, - я решил полноценно работать со всеми детьми, обратившимися за помощью, консультировать родителей и учителей, проводить диагностики, работать с ОВЗшниками, но при этом я откровенно забивал на отчетность, которая была нужна ради отчетности.
Я не составлял письменный отчет по каждой консультации и не вел «Журнал учёта видов работпедагога-психолога» (монструозно-маразматический документ, в котором я обязан был отчитываться за каждый свой рабочий день поминутно, когда и что я делал, но не имел права указывать задачи, которыми меня нагрузило начальство и администрация, если они не входили в мои должностные обязанности).
И да, я делал это с полным пониманием, что при первой же проверке Департамента за отсутствие отчетности с работы я могу вполне вылететь.
Но поскольку конкретно эта отчетность никак не влияла на помощь людям, а нужна была лишь для того, чтобы я мог доказать проверке, что я не верблюд, в носу не ковырял, а что-то на этой самой работе делал, я счел, что меня этот вариант устраивает.
В итоге я перерабатывал, большую часть первого года работы выходных у меня по большей степени не было. Как это вытерпела моя беременная жена – я до сих пор не представляю.
Но с рождением дочери я перестал работать по выходным, поскольку я понимал, что работа не стоит того, чтобы вредить своей семье.
А во второй год работы на меня принудительно навесили еще один учебный корпус, а также работу с дошкольниками. Начальник ППС прямым текстом начала настаивать на том, чтобы я прекратил работать с обычными детьми, и уделял время только детям с ОВЗ. И то, делал бы это скорее формально, чтобы родители таких детей не возмущались.
На все мои доводы, что у нас с обычными детьми ситуация близка к катастрофе, о чем сигнализирует ну хотя бы число детей с суицидальными проявлениями и самоповреждениями, начальство традиционно рассказало мне сказку, что обычных детей надо отправлять на «горячие линии» и в ГППЦ.
И вот тут я понял, что мой «третий путь» оказался банально путем под номером один.
Я начал выгорать и от нагрузки, и от понимания того, что в психолого-педагогической службе приличному числу сотрудников на детей откровенно плевать. Главное – прикрыть себя с формально-бумажной точки зрения, чтобы Департамент не уволил.
Как вы можете догадаться, в режиме выгорания, даже находясь в личной терапии и под супервизией, я продержался буквально месяц. И после очередной выволочки от начальника ППС с требованиями по смыслу типа «прекратить консультировать обычных детей и начать уже работать» я принял решение уволиться. Поскольку я начал понимать, что дальше меня будут заставлять циклически писать объяснительные по любому поводу.
В завершении этой части я хотел бы еще раз обратиться к тем, кто только стал школьным психологом и планирует быть школьным психологом.
Помните, в тот момент, когда вы вместо психологической помощи ребенку, нуждающемуся в ней, выберете отчетность, формализм или имитацию помощи – именно в тот момент вы перестаете быть психологом.
Да-да. Выслушать ребенка и отправить его звонить на горячую линию психологической помощи – это не про психологическую помощь, а про имитацию деятельности. Специалисты, выбравшие такую стратегию – наплевали на базовый принцип практикующих психологов. Который звучит как «Не навреди».
Если вы пошли на поводу у начальства и вместо проведения диагностики начали оценивать детей «на глаз» и вписывать ЭТО в характеристики детям – это тоже нарушение этики, это тоже нарушение принципа «не навреди» и это тоже про то, что вы по факту теперь кто угодно, но не психолог.
Суть работы каждого школьного психолога – это помощь детям. Всем детям, кто в этом нуждается. Даже «обычным» детям, даже отличникам, даже детям с идеальным поведением. Это основное. Если кто-то говорит вам, что это не так – не верьте ему, даже если у него в должности слово "психолог" и присутствует.
Зачастую, чтобы помочь ребенку – вам будет необходимо беседовать с его родителями и как минимум консультировать их, а иногда и терапевтировать. А иногда, чтобы помочь ребенку – вам надо будет консультировать и терапевтировать кого-то из учителей. А еще работа с учителями самими по себе — это тоже часть работы школьного психолога.
И поверьте, в настоящее время дети, родители и учителя – очень нуждаются в качественной психологической и психотерапевтической помощи, а не в красивых отчетах.
Подробнее обо мне, как о специалисте можно почитать - тут.
