CreepyStory

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

И никому неизвестно, кто выйдет победителем из жестокой схватки.

Все персонажи данного романа выдуманы лично мной, то есть автором.

Все совпадения с реальными лицами, местами и событиями, которые происходили, происходят или будут происходить, всего лишь случайность. Которую можно объяснить подключением сознания автора, то есть меня, к ноосфере, которая, как известно, хранит в себе всё что происходило, происходит и даже то, чему ещё только предстоит произойти. Подключение это обычно происходит во сне, и многое из того, что автор подсмотрел в ноосфере, он забыл, а всё остальное сильно исказил в силу плохой памяти и скудной фантазии.

Город, описанный в произведении, существует на самом деле, но только в памяти писателя, то есть меня. Не ищите в нём знакомых улиц, дворов, домов. Это лишь старая, выцветшая, местами прожжённая жизнью и сигаретами фотография.

Также автор, то есть я, резко отрицательно относится к наркотикам. И, к так называемым лёгким, и к тяжёлым, а также к веществам растительного происхождения и синтетического. Автор: то есть я, призывает всех, ни в коем случае их не пробовать.

Автор, то есть я, также категорически не приемлет насилия как физического, так и морального и психологического.

Автор, то есть я, приносит извинения читателю за использование обсценной лексики в произведении: это он, то есть я, не со зла, так требовала структура, форма и стиль написания произведения. Я постарался минимизировать её использование, но не в ущерб смыслу, а всё что использовалось, старательно запикал.

И автор, то есть я, клятвенно обещает, при следующей правке вымарать весь сленг, арго и феню с матом, но только после того, как всё это исчезнет из нашего лексикона.

Добро пожаловать в мир капитана Дымова. Аминь.

Всегда с уважением, автор, то есть я.

Последнее дело капитана Дымова

Мне отмщение, Аз воздам.

Апостол Павел (Послание к римлянам. 12:16-21)

Делай, что должно, и будь что будет.

Поговорка

…И никого не защитила

Вдали обещанная встреча,

И никого не защитила

Рука, зовущая вдали…

Александр Кочетков (Баллада о прокуренном вагоне)

Пролог

Трое в чёрном – юная миниатюрная блондинка, высокий, широкоплечий парень и мужчина возрастом хорошо за пятьдесят, с угловатым суровым лицом – работали споро.

Быстро и бесшумно они расчистили комнату от мебели и покрывавшего пол ковра, даже темнота, разгоняемая только слабым светом уличного фонаря, им не помешала.

Едва они освободили пространство, от окна в центр комнаты шагнул мужчина, укутанный от горла до стоп в полотняную хламиду. Был он не молодой и не старый, среднего роста и среднего телосложения, со смазанными чертами лица, словно кто-то прошёлся ластиком по его облику, стирая приметы, будто нарочно делая безликим, не запоминающимся.

— Дети мои, готовьте донора. — Негромко скомандовала безликий.

— Да, отец. — Девушка почтительно склонила голову.

— Да, отец. — Эхом откликнулся парень, повторяя её жест.

— Старший, готовь снадобье.

Мужчина кивнул, и, ловко орудуя медным пестиком, начал перетирать в покрытой узорами и сакральными символами медной чаше сладко и остро пахнущую траву.

Молодые подручные начали срезать с лежащей на диване девушки одежду. Та, опоенная какой-то гадостью, не сопротивлялась им, бессмысленно и безвольно глядя в потолок широко открытыми серыми глазами. Действовали они ловко, не мешая друг другу, было видно – такое они проделывали не раз, и каждому была известна его роль. Освободив жертву от одежды, парень с девушкой негромко замычали тягучий, угрожающе-заунывный мотив.

Тот, кого назвали отцом, скинул с плеч хламиду, оставшись в одних штанах небелёного полотна. Запустив пальцы в резной туесок, притороченный к верёвке, опоясывающий талию, он, забормотав что-то, напоминающее молитву, принялся мелом вычерчивать на полу пятиконечную звезду. Закончив рисовать, он легко подхватил девушку на руки и аккуратно положил её в центр нарисованной пентаграммы. Роскошная грива русых волос жалко разметалась по полу.

Пока безликий вычерчивал вокруг распростёртой фигуры узоры и письмена, старший высыпал перетёртую траву в жестянки и, поставив их возле четырёх лучей звезды, поджог.

Тяжёлый удушливо-сладкий аромат слился с тягучей мелодией, звучащей в комнате. Клубы, кружась затейливыми узорами, словно бы впитывали в себя те редкие проблески света, что ещё оставались в комнате.

Едва закончив чертить последний символ, отец скомандовал.

— Ведите реципиента.

Парень с девушкой, не прекращая вполголоса заунывно петь, ввели в комнату молодую очень худую девушку. Желтовато-серые, словно солома, волосы неопрятными космами свисали вдоль измождённого, с запавшими щеками лица. Тёмные, почти фиолетовые круги вокруг прикрытых глаз, тонкие бесцветные губы крепко рта страдальчески искажены, движения худого тела, неловкие и замедленные, выдавали в ней глубоко больного человека.

Уложив её рядом с обнажённой девушкой, так что их макушки соприкоснулись, подручные безликого отступили в сторону и принялись стягивать с себя одежду.

Отец, всё так же читавший нараспев не то молитву, не то заклинание, опустился на колени рядом с телами. Веером разметав русые волосы первой девушки, он смешал их с блёкло-соломенными прядями второй.

За его спиной встал обнажённый по пояс старший. Его жилистый, совсем нестариковский торс покрывали синие пятна татуировок. Положив ладони на плечи коленопреклонённого отца, он подхватил заклинание, искусно вплетя свой голос в голос отца. На его спину опустились широкие ладони парня, до половины прикрыв криво набитые синие купола. Замкнула цепочку девушка, пальцы тонких рук вцепились в тугие валики мышц на плечах парня, а голос усилил звучащее в комнате заклинание.

Левой рукой отец достал узкий, с листообразным лезвием нож, приставил его к горлу обнажённой девушки и прекратил песнопение. Как по команде замолчали и остальные. На миг в комнате повисла тишина, пространство начало дробиться, идти волнами, распадаться клочьями, наполнятся мраком. Тьма сгустилась и покрывалом легла на плечи присутствующих. Сквозь неё проступили зыбкие, не оформившиеся, постоянно меняющие форму тени. Обступив фигуры, тени замерли.

Лёгким, почти нежным движением, словно не резал, а гладил, отец провёл ножом по горлу девушки. Под тонким и острым лезвием плоть разошлась, а после сомкнулась, будто и не было страшной раны. Отложив нож в сторону, отец положил указательный и большой пальцы левой руки на открытые, бессмысленно смотрящие в потолок глаза донора. Пальцы левой синхронно легли на закрытые глаза реципиента. Рана, словно только и ждущая этого движения, чуть разошлась, справа и слева на белой коже проступили маленькие, не больше булавочной головки, рубиновые капли. Помедлив, они нехотя скатились по гладкой коже и упали на вычерченные мелом знаки.

Безликий снова затянул заклинание, следом его слова подхватил и остальные. Медленный вначале темп ускорился, кровь, подчиняясь ритму, ускорила бег. Она уже не капала – лилась тонкой, с каждой секундой усиливающейся струйкой.

Кровь бежала по письменам, повторяя их узор, пока не замкнулась в круг. Пальцы левой руки отца засветились слабым багровым светом. По обнажённому телу донора пробежала дрожь, передалась отцу, подхватила свечение и понесла его к замыкающей цепочку девушке. Между её лопаток цвет сменился с красного на нежно-голубой и, замыкая круг по правой руке, вернулась к безликому. Пальцы отца, лежащие на веках больной, затеплились голубым. Свет помедлил, накапливаясь, и потёк в девушку.

Кожа донора, до этого гладкая и здоровая, стала блёкнуть, наливаться нездоровой бледностью, волосы потускнели и потеряли свой блеск. Тело девушки словно бы усыхало прямо на глазах, теряя что-то важное, что-то, что наполняло её энергией и жизнью. Реципиент же, наоборот, словно расправлялась: волосы её перестали походить на лежалую прошлогоднюю солому, кожа на лице разгладилась, исчезли мешки под глазами, бескровные до этого губы, перестав страдальчески кривиться, набухли и порозовели.

Обнажённое тело вздрогнуло последний раз и замерло, свет на кончиках пальцев отца медленно погас, ещё через мгновение человеческая цепочка распалась.

1

Сегодня. День

Холод был, конечно, дикий. Ладно, хоть «Аляска», на которую Егор сменил пальто, грела не в пример лучше, и он нашёл «Вялого», прежде чем окончательно замёрз.

Своего стукачка Егор заметил на полпути к его дому. «Вялый» вывернул из-за угла, метрах в десяти впереди, что-то бубня в телефон и быстро идя ему навстречу. В первое мгновение Егор не узнал старого знакомца. Тот был сам на себя непохож. Модная дутая куртка, спортивные штаны с тремя полосками по бокам, высокие кроссовки. Куда только подевался недавний «торчок», в изгвазданном пуховике и мятых, с вытянутыми коленями штанах на полусогнутых ногах. «Вялый», занятый разговором, не узнал Егора, ну а Егор не стал торопиться и кидаться к нему с радостными объятиями. Низко склонив голову и спрятав лицо в тени капюшона, Егор развернулся спиной к стукачу и, подождав, пока тот пройдёт мимо, не спеша, последовал за ним. Ему стало интересно, куда так торопится новая версия «Вялого». Его впору было переименовывать из «Вялого» в «Бодрого», можно даже в «Делового». Жаль, что прозвища, удачно приклеенные в детстве, остаются со своими хозяевами до самой смерти. Это вам не ник в сети, где лёгким нажатием пальца можно прописать себе любое имя.

«Вялый» закончил говорить по телефону, но не спрятал его в карман, а начал что-то искать в нём. Дойдя до старых, щитовых домов, когда-то выкрашенных ядрёной жёлтой краской, а нынче совсем облезлых, он быстро огляделся и, протиснувшись сквозь погнутые прутья ограды, метнулся во дворы.

Ну, ясно, за закладкой рванул, ну кто бы сомневался – внешность изменилась, нутро осталось прежним. Выждав пару минут, Егор проследовал за ним. «Вялого» он обнаружил в глубине двора, за полуразвалившимися гаражами. «Торчок» сидел на корточках, запустив руку, чуть ли не по самое плечо, в простенок между гаражами, и азартно шебуршился там, пытаясь что-то нащупать. Он был так занят поисками, что не услышал, как Егор, поскрипывая мёрзлым настом, подошёл к нему на расстояние вытянутой руки.

Дождавшись, когда радостно хрюкнувший «Вялый» вытянет руку с зажатым в кулаке пакетом, Егор рявкнул:

— Стоять, бояться! Мордой в пол и не двигаться! Работает ОМОН!

Гоша дёрнулся, попытавшись вскочить и отбросить от себя пакет, но Егор уже навалился на него. Одной рукой он припечатал «Вялого» лицом в снег, другой сдавил пальцы с зажатым пакетом так, чтобы Гоша не смог его выкинуть, и заломил руку за спину.

— Так, так, так. Игорь Валерьевич Вялых, что тут у нас?

Егор придавил спину Гоши коленом и выдернул пакет из его руки. Прямоугольный свёрток размером с две ладони, сантиметров в пять толщиной и тяжёлый. Тянул пакет, упакованный в фольгу, целлофановую пупырку и обвязанный в несколько слоёв скотчем, на полкило не меньше.

— Ой, гляди-ка, статья два два восемь точка один. А, Игорь Валерьевич, от десяти до двадцати, вам светит.

— «Слон», ты? — Просипел «Вялый», наконец, узнавший голос Егора. — Отпусти, башку отморожу.

— Я, Гоша, я.

Егор отпустил «торчка»[1].

— Ай-я-я-яй, как же так, Гоша, чё за блудняк? — Он подкидывал пакет в руке. — За тобой такого не водилось, по мелочи закладки раскидать, это ты, конечно, только в путь. Но чтобы полтонны, и это судя по упаковке, не разбодяженый? Ну, прям наркобарон.

Егор ещё раз подкинул пакет в руке и сунул его в карман. Он смотрел как Гоша, глядя куда-то в сторону, растирает запястье.

— Что, в заначке? Хмурый, белый китаец? Спиды, спайсы или что похлеще?

— Не знаю. — «Вялый» всё так же смотрел в сторону. — Ты чё, обноновцем[2] заделался?

— Ну, нет, что ты, как можно? Это привилегия майора Сидорова, Кирилл Матвеича, такую шваль ловить.

Егор усмехнулся, ожидая реакции Гоши, на фамилию грозы местной наркомафии. Не дождавшись, продолжил.

— Как? Будем ему звонить? Я думаю, он мне огромейнейшее спасибо скажет, за такой подгон, полкило «дури», и клиента готового, на статью. А, как думаешь?

— Егор, чесслово, — зачастил Гоша, — это первый раз, за долги меня подтянули. Я в натуре не знаю, что там. Не надо! Это же реально срок неподъёмный. Ты о матушке моей подумай…

— Ты, б..я… — Егор вызверился по-настоящему. — Ты, сука, ты о тёте Лиде даже не заикайся!

Он подскочил к «торчку» вплотную и резко боднул его лбом. Недостаточно сильно, чтобы сломать нос, но достаточно, чтобы «Вялый» охнул, схватился за лицо и, опустившись на корточки, тяжело и прерывисто задышал.

— Ты, сколько ей крови выпил, падла. Это ты, оказывается, о ней думал, когда обожравшись этого «дерьма», квартиру в щепки разносил? Ах, прости – это ты о ней заботился, когда из дома последнее тащил во время «тряски»[3] или когда «алёнку»[4] словил, и тебя едва откачали?

От резкого движения, где-то внутри Егоровой головы, что-то скрипнуло, сошло с привычного места и запульсировало, посылая сигналы боли в левый глаз. Пока ещё слабые, но за болью, Егор знал – дело не заржавеет, ещё полчаса и она начнёт биться о стенки черепа в полную силу.

Егор смотрел, как сквозь прижатые к носу пальцы Гоши, марая и так грязный наст, закапали алые капли.

Вместе с этими каплями, бившими в снег в такт с болью, уходила злость Егора. Её подменяла привычная усталость и безразличие.

«Какого хрена, он вообще тут делает?! Бьёт этого обдолбыша, ищет упырей. На хрена? Швырнуть «Вялому» его «дерьмо»[5], и пусть катится на все четыре стороны. А, самому пойти к Ольге. Наполнить ванну горячей водой, лечь в неё вместе с девушкой, чтобы она прижималась спиной к его груди, прямо как в кино и чтобы тихо бормотал кассетник. Что-нибудь вроде:

Сказку не придумать, счастье не украсть.

Кто потом поможет нам с тобой упасть?

Видишь, как за нами рушатся мосты,

Остаётся пыль на словах пустых.

Ты слушаешь шёпот неведомых слов,

И кружится голова...

Дай себя сорвать,

Дай, дай, дай...[6]

Лежать в горячей воде и наслаждаться теплом и покоем. И чтобы все отправились к дьяволу. И Гоша, и маньяки эти, и работа, и Людмила. Чтобы они остались с Ольгой вдвоём».

Но вместо этого он выцарапал непослушными пальцами из кармана платок и швырнул его «Вялому», который всё никак не мог остановить кровь из разбитого носа.

— Прижми, к носу, и башку к небу задери, полюбуйся нашим небом, а то нескоро его увидишь. На Колыме оно другое. — Продолжил он кошмарить «Вялого».

— Откуда знаешь? — Огрызнулся тот. — Бывал?

— Да нет. Наслушался баек. От таких, как ты. Кому ты должен?

— Цыганам. — Неразборчиво пробубнил Гоша, сквозь прижатый к лицу платок.

— Они что, совсем берега попутали? Такую массу посреди города прятать? Охренеть! Они не боятся, что какой-нибудь «банчила»[7]  их «дерьмо» найдёт и подрежет?

— Нет. Левый «алик»[8] «яму»[9] не найдёт. У них всё чётко. — Гоше, наконец, удалось остановить кровь.

Он протянул изгвазданный кровью платок Егору.

— Подотрись им. — Егор посмотрел на платок и устало продолжил. — Что делать будем, Гоша? Я устал от тебя и твоих проблем. Раньше ладно, ты хоть что-то в клювике приносил, а теперь? Я всё-таки закрою тебя, лет на пять. Тётя Лида спокойно поживёт, да и тебе лучше. А то с цыганами ты точно на «чирик» присядешь.

— Да я клянусь, Егор, это первый раз, он же последний, долг закрыть. Я чистый. Ты на меня посмотри, я уже полгода ни-ни, ни в вену, ни в ноздрю. Я работаю.

— Не свисти. Кто тебя, кроме как «минёром»[10] возьмёт?

— Б..ля, буду, Егор, чем хочешь, поклянусь. Я курьером работаю, пиццу доставляю.

— У-гу, вместе с десертом. Который «стафф»[11] называется.

Потому как забегали глаза «Вялого», он понял, что попал в точку.

— Егор, я только натурашкой банчу, и то редко и не всем, никакой «химозы». Чем хошь, поклянусь. Не надо меня закрывать.

— Прошу, — он молитвенно сложил руки на груди, — отпусти, если я это «дерьмо» хозяевам не отнесу, мне хана. Тогда хоть на Колыму, хоть в Магадан, хоть куда, меня всё равно найдут и всё, пи…сики мне, смерть моя на тебе будет. А я тебе что-нибудь шепну, ну, если чё узнаю. А, Егор, ну, войди в положение… Ну, реально ведь кранты будут…

«Вялый» ещё что-то говорил, но Егор его не слушал. Подняв голову к небу, он посмотрел на тёмное, почти чёрное небо и невпопад подумал.

[1] Торчок – наркоман (жаргон)

[2] ОБНОН – Отдел по борьбе с незаконным оборотом наркотиков.

[3] Тряска – ломка (жаргон).

[4] Аленка – передозировка (жаргон).

[5] Здесь наркотик.

[6] Пикник – Дай себя сорвать.

[7] Банчила – человек перепродающий наркотики (жаргон).

[8] Алик – раскладчик или покупатель наркотиков (жаргон).

[9] Яма – место, где спрятаны наркотики (жаргон).

[10] Минёр – человек делающий закладки (жаргон).

[11] Стафф – общее название наркотиков (жаргон).

- Базара нет! - шутливо поднял руки Славка, словно сдаваясь.

В коридоре Станислав Петрович рассчитывался с носильщиками. Рядом с начальником стоял сержант со стопкой папок, у стены, заложив руки за спину, замерли грузчики.

- Курбатов, - выкрикнул майор, листая первое дело.

- Я! - отозвался арестант.

- Как и обещал - убираю два эпизода...

Вырвав из папки несколько страниц протоколов, допросов и показаний, начальник смял листы и выбросил их в урну. За ней последовала следующая.

- Самохин!

- Я!

- Ага... рано вечером, в три часа ночи, шел по улице, чистил яблоко, лицо интеллигентной наружности случайно упало на нож. Да, - протянул полицейский. - Жиденькая какая интеллигенция пошла, совсем на ногах не держится! Так тут все понятно - ты вообще невиновен! Я б на твоем месте с этой морды очкастой еще и моральный ущерб взыскал! За оговор!

В мусорную корзину отправилась целая папка и майор потянулся за следующей.

Оставив начальника рассчитываться с рабочей силой, оба офицера завалились в кабинет капитана. Здесь у Василия отпала челюсть. И нервно задергался глаз от зависти.

Большой!.. нет, не большой, а огромный кабинет с кафельной плиткой на полу. Это очень правильно, когда в кабинете полицейского на полу кафельная плитка - с нее кровь легко отмывается. Плохо, если бутылка упадет со стола - точно разлетится вдребезги. Ладно, если упадет первая. А если вторая? Тогда, пока пьяный собираешь осколки, с гарантией порежешься. Но, опять же, кровь-то хорошо отмывается!

Новые пластиковые окна, под ними - алюминиевые батареи. Не те чугунные радиаторы, что были в старом крыле, где слой краски создавал такую теплоизоляцию, что батареи и сами себя не грели, а новые и белые! Плохо, что разводка - пластиковая. К такой жулика наручниками не прикуешь. Хотя... стоит попробовать! Жулики, как и интеллигенция, жидковатые пошли.

Стены, окрашенные веселой бежевой краской. Под потолком - самые настоящие светодиодные светильники. Да-да! Светодиодные! Не те трещащие и моргающие люминесцентные лампы, что в прежнем кабинете!

Словом, Игнатьев почувствовал, будто перенесся из XVII века в светлое будущее. В светлое - в прямом и переносном смысле. В век, так примерно - в XXIII, не меньше.

Пока Василий разглядывал помещение, скрипя зубами от зависти, Славка достал из стола выпивку - две бутылки водки. И закуску - побелевшую от времени половинку плитки шоколадки. Отломив четыре дольки, капитан прибрал остатки обратно - на будущее.

Лейтенант должен бы порадоваться за коллегу, но чем дольше он находился в новом кабинете, вспоминая свою каморку, тем хуже ему становилось. Пока счастливый новосел, экономя закуску, занюхивал выпивку шоколадом, Игнатьев, свершив свою маленькую месть, слопал целых три дольки. Слопал бы и четвертую, но тут Славка опередил гостя.

В свою кладовую опер вернулся в крайне подавленном состоянии. Попытался нащупать выключатель на стене - так и он оказался снаружи!

- До чего же дерьмовая жизнь, - выругался полицейский.

Обычно во всех проблемах офицер винил начальство, правительство, рептилоидов. Но сегодня выдался тот редкий случай, когда Василий точно знал, кто виноват во всем! Погладив рифление пистолетной рукоятки, Игнатьев забарабанил по сейфу.

- Да открыто! - прозвучал знакомый голос. - Хорош долбить, говорю, открыто!

Сейчас лепрекон, напялив на нос очки в круглой металлической оправе, развалившись в кресле, читал газету в свете старинного торшера.

- Вот скажи мне, нечисть заморская, - заплетающимся языком произнес опер. - Где в мире справедливость? Я, главное, старался, желание загадывал. И что? Что, я тебя спрашиваю? Этому упырю - вон что! А мне? А мне - вон что!

- Да, - вздохнул рыжебородый. - Нехорошо как-то вышло... ладно, пес с тобой, Бэзил...

- Кто-кто? - нахмурился полицейский, потянувшись к оружию. - Как ты меня назвал?

- "Бэзил" - это "Василий" по-нашему, - пояснил сквоттер.

- А... - расслабился новосел. - Так что ты там говорил?

- Так уж и быть - исполню еще одно твое желание, - махнул рукой карлик, откладывая газету. - Проси, чего хочешь - все сбудется!

- Даже Анджелину Джоли за сиськи помацать? - уточнил Игнатьев.

- Ой, - поморщился житель сейфа. - Сплошной силикон. Нужна она тебе? Вон, в спорттовары иди, мячи футбольные помацай. И разницы никакой, и желание тратить не нужно.

- И то верно, - согласился лейтенант. - Ладно, тогда хочу стать майором! Пусть попробуют майора в этой клетушке закрыть!

- А чего не генералом сразу? - хихикнул лепрекон. - Скромный ты больно, Бэзил! Генералом-то всяко лучше, чем майором!

- А что? Сразу генералом можно? - опешил опер.

- Да тут и майором-то вряд ли выйдет, - вздохнул коротышка. - Слушай, друг! В соседнем районе начальник управления - баба-полковник! Давай подполковником тебя сделаю?! Это вообще моментом!

- Не-не, - замотал головой Василий. - Видел я ее. Страшная, как выговор с занесением. И злючая! Не нужно мне такого счастья. Хотя бы капитаном-то можно стать?

- Капитаном, - задумался мигрант, покусывая дужку очков. - Это можно попробовать.

В этот вечер Игнатьев лег пораньше. Ему крайне не хотелось, чтобы и в этот раз его желание пропало даром, все досталось тому, чья заслуга лишь в том, что не проспал на работу. Завел будильник на шесть утра и в половине восьмого уже прискакал в управление.

Зашел в свою каморку, поскучал минут пять и отправился к кабинету начальника. Логично предположить, что рапорт о присвоении звания будет писать именно Станислав Петрович. И, когда ему в голову ударит такая мысль, лучше быть на его глазах, чтобы руководитель сразу видел, кто достоин повышения. А не какой-то там выскочка!

Присев в кресло возле двери, опер задремал. Но проспал недолго - всего около часа. Полицейского разбудил начальник.

- Есть у меня для тебя две новости, товарищ лейтенант, - произнес Станислав Петрович. - Освободилось место старшего оперуполномоченного, так что верти дырки в погонах - получишь внеочередное звание. Поздравляю, товарищ капитан!

- Служу трудовому народу, - подскочил Игнатьев. - Это, я так понимаю, была хорошая новость?

- Да, - кивнул майор. - Это была хорошая. А плохая в том, что твой лепший кореш Славка вчера рапорт подал.

- Как? - опешил Василий. - С чего бы ему рапорт подавать? Все же хорошо у него было! Вчера ж вместе сидели, бухали! Он словом не обмолвился!

- Да-да, - снова закивал Станислав Петрович. - Как вы вчера побухали, он сразу ко мне прибежал, рапорт писать. А потом бабульку на переходе снес. Вот такие, брат, дела... так что Славку мы теперь увидим только лет через десять. Нет, ты если соскучишься - говори, не стесняйся. У меня там связи. В соседней камере устрою!

- Вот уж спасибо, - пробубнил резко побледневший Игнатьев.  - Обойдусь.

Едва переступив порог своей каморки, новоявленный капитан выхватил из кобуры ствол и дернул ручку сейфа. Опять закрылся! Гаденыш!

- Открывай, падла! - забарабанил Василий по металлу. - Открывай, сволота зеленая! Открывай, или сквозь дверь положу!

Карлик не торопился. Опер приготовился исполнить свою угрозу, изрешетив железный ящик, как вдруг замок щелкнул. Сквоттер, раскрасневшийся после душа, кутался в полотенце.

- У тебя там - что? - изумился полицейский. - Еще и ванная есть?

- Ага, - подтвердил лепрекон. - Правда, интернет плохо ловить стал. Слушай, Бэзил, может обратно переедем? Там ниже ста гигабит никогда не было!

- Ты сейчас в гроб переедешь, - пообещал капитан, поднимая руку с пистолетом. - В крохотный такой гробик! Хочешь?

- Пульки-то у тебя серебряные? - деловито поинтересовался карлик.

- Не знаю... - растерялся офицер. - Обычные, наверное. Какие в оружейке выдали - такие и есть!

- Тогда убери пукалку-то. Пустое это, - махнул рукой волшебный человечек, придерживая второй полотенце. - Книжки-то читал, небось? Нас, нечисть, только серебром убить можно.

Книжки Игнатьев не читал. Разве что в детстве - с картинками. Про колобка, про волка с поросятами. Но фильмы смотрел и, если там показывали правду, зеленый человечек не врал. Нечисть берет только серебро. Подумав, страж закона положил пистолет на верх сейфа.

- Вот теперь и поговорить можно, - одобрительно кивнул коротышка, присаживаясь на край полки. - Чем ты опять недоволен? Хотел капитаном стать - стал! Я эту бабку, чтоб на дорогу вовремя выскочила, едва ли не пинками заставил. Еле-еле убедил, что гречка со скидкой в два рубля продается. И до закрытия магазина всего пять минут осталось. Ох, как она припустила! Даже клюку свою в аптеке позабыла...

- Так то твоих рук дело?

- Моих-моих, - заверил лепрекон. - Не сомневайся! Ну, где благодарность?

- Да я... да я тебя!

Василий попытался схватить жителя сейфа, но тот с завидной проворностью шмыгнул в шкаф и хлопнул дверцей.

- Руки! - взвизгнул карлик. - Руки при себе держи!

- Славку-то за что? - сокрушенно покачал головой капитан. - С ним так хорошо бухалось...

- Нет, поглядите на него, а? - воскликнул карлик. - Снова сам пожелал, а виноват - я!

- А то кто? Я?

- Именно! Именно, Бэзил, что ты! Я тебе что предлагал? Оказаться подполковником! Всем бы хорошо было! Еще б и удовольствие получил! Не, заладил. Капитаном хочу быть, капитаном! А не подумал, дурья твоя башка, что капитанов у вас и без того навалом? Что для того, чтобы новый капитан появился, прежний должен куда-то деться?

Утирая рукавом слезы, опер сел в свое кресло.

- Но зачем именно Славку-то? Вон, Волков есть! Вообще ничего не делает, только пузо свое набивает! С ним и не дружит никто! Посадили б Волкова - никто и не расстроился бы!

- Со Славкой быстрее было, - пояснил лепрекон. - Ты ж ждать не хочешь, тебе ж вынь да положь! Сам бы, своим ходом, получил бы старшого лейтенанта, а потом - капитана. Нет, тебе все сразу надо! А у Волкова, скажу тебе по секрету, через две недели сердце ёкнет.

- А ты откуда знаешь?

- Мы, нечисть, все знаем, - заверил рыжебородый. - Да тут и знать нечего! Глянь, какой жирный стал! Для него ж форму из трех комплектов шьют! Да у него, пока в свой кабинет поднимется, уже отдышка! И уже обед наступил! Пожрал - и пора обратно спускаться, чтобы к концу рабочего дня успеть!

- И про меня знаешь? Когда я помру?

- Конечно! Сказать?

- Не, не нужно, - содрогнулся опер.

- Слушай, Бэзил, - сквоттер, успевший надеть зеленый костюм и котелок, опасливо высунулся из шкафа. - Вижу, настроение у тебя так себе. Давай так. Последнее желание! Но, чур, уговор! Ежели чего - на меня не пеняй! Сам пожелал - сам получил. Я только исполнил!

- Так мне уже, вроде, и желать нечего, - вздохнул капитан, доставая бутылку из ящика стола. Там оставалось на донышке. - Если только вискаря...

- Не тупи, Бэзил! - огрызнулся бородач. - Ты на бутылку вискаря последнее желание потратить хочешь?

- А чего еще пожелать-то?

- Твое желание - сам думай. Кузен мой, что на заводе живет, рассказывал, один слесарь пожелал, чтобы из крана чистейший спирт тек!

- Во голова! - восхитился Игнатьев. - И как он теперь поживает?

- Да никак, - махнул рукой коротыш. - Спился. О! А хочешь денег?

- Постой... ты ж говорил, что горшочка с золотом у тебя больше нету?

- Так то - горшочек! Еще и с золотом! А денег, бумажек этих - хоть пруд пруди! Хочешь - столько денег будет, что до конца жизни хватит!

- А давай, - хлопнул кулаком по столу Василий. - Только чтобы не до конца жизни, а столько, чтобы до смерти потратить не успел!

- Все понял, - улыбнулся лепрекон. - Сделаем!

- Э, постой, демон! Смотри у меня, - пригрозил пальцем офицер. - Чтобы как обычно не вышло! Чтобы не получилось так, что мне взятку мешком бабла принесут, а меня тут же СБ цапнуло!

- Если б у вас такие взятки носили - я б сам в полицию устроился, - проворчал колдун.

- Хорошо, бес! Давай! Желаю столько денег, такую гору бабла, чтобы до смерти истратить не успел! Только давай в рублях, а то мне нет понта в обменниках светиться!

- Все! - щелкнул пальцами сквоттер. - Готово! Скоро появится!

Дверь сейфа хлопнула, закрывшись. Игнатьев принялся ждать этого "скоро". Прождал минут пять, успев прикончить остатки виски. Да там и приканчивать нечего было - пара капель. Затем подождал еще немного. На всякий случай проверил баланс на счете. Нет, ничего не поменялось.

Повернувшись на кресле, Василий саданул ногой по железному ящику. Благо, в каморке, куда его упрятали, даже с места не нужно подниматься, чтобы достать до сейфа.

- Эй, черт безрогий!

- Бэзил! Это некрасиво! Мы договаривались - последнее желание!

- Помню-помню. Деньги-то где?

- Уже скоро! Это ж тебе не сто рублей! Потерпи!

- Скоро-скоро, - передразнил опер лепрекона. - Потерпи.

Ожидание становилось однообразным. Заявителей не было, преступлений не совершалось. За этим следили дежурные внизу, которые доходчиво разъясняли посетителям, что кошельки и телефоны вовсе не были украдены, а попросту потерялись. И с безопасных счетов деньги всенепременно вернутся.

Как назло - выпивка кончилась, а обед еще даже не наступил. Почесав затылок, капитан решил наведаться в алкомаркет. И, если по возвращении на столе не появится стопка хрустящих купюр - вынет из переселенца всю душу. Потом обратно вставит и снова вынет.

Засунув в карман ключи от кабинета, опер вышел из управления. До алкомаркета - рукой подать, нужно всего-то дойти до улицы, дальше, по тротуару - до перекрестка, а там - направо и еще чуть-чуть. Была еще и короткая дорога - напрямик, через пустырь, поросший кустарником.

Именно ею и решил воспользоваться Василий. Представляя, какие кары он совершит с карликом, если желание не сбудется, полицейский шел к намеченной цели, попыхивая сигареткой.

Зря он не смотрел под ноги. Споткнувшись обо что-то, офицер растянулся на тропинке.

- Накидали мусора, - процедил он сквозь зубы. - Милиции на вас нету!

Выбросив сломанную сигарету, капитан обернулся, собираясь дать пинка неведомому предмету... однако, им оказался чемодан. Вполне приличный, почти не ношенный. Кто мог выкинуть столь добрую вещь в этом глухом месте?

Опер потянулся к чемодану, но опасливо отдернул руку. А если там - бомба? И все! Полетит правая нога в Магадан, а левая - в Калининград. Стоило б вызвать саперов... а если - нет? Если не бомба? Если там что-то ценное? С ними же делиться придется!

- Вот засада, - пробубнил Василий.

Страх боролся с жадностью. Боролся недолго - минуты две. Жадность победила.

Щелкнув замками, капитан раскрыл чемодан.

- Мать родная! - радостно воскликнул он.

Ай да лепрекон! Ай да Пушкин! Не обманул, гадина! Свершилось!

Чемодан до самого верха был наполнен упругими пачками пятитысячных купюр. Новые, хрустящие! Еще не до конца поверив в свое счастье, полицейский распечатал одну из упаковок и посмотрел на свет. Перфорация, водяные знаки, металлизированная полоса - все на месте! Настоящие!

Проблема в том, что мало. Запросы у офицера были нормальные, здоровые. И не похоже, чтобы в этом единственном чемодане хватило до конца жизни. Скорее всего, где-то рядом лежит еще, как минимум - один такой же чемодан! Закрыв находку и бережно оставив с тропинки, Игнатьев раздвинул кусты. Там нету, тут тоже нету. Да куда ж ты спрятался?

- Эй, мужик, - окликнул кто-то опера. - Потерял чего?

- Ась?

К капитану приближались двое. Крепкие, плечистые, мордатые и лысые. У того, что справа, шрам на левой щеке. У того, что слева, блестит золотая фикса.

- Потерял чего, спрашиваем?

- А, да, мужики, - обрадовался Василий. - Чемодан ищу. Вот точно такой же, но, скорее всего, больше. Или даже два! Не поможете?

- Тут, мужик, такое дело, - оскалился тот, что со шрамом. - Чемодан-то этот наш!

- Чего? - возмутился офицер. - Чего это - ваш? Лежал тут бесхозный, я его нашел. А что нашел - то мое!

- Ты тупой, что ли? - навис над опером второй. - Говорят тебе - наш чемодан!

- Ребята... - произнес Игнатьев. - Не надо! Я из полиции!

- Ага, а я тогда - граф Монте-Кристо! - ехидно улыбнулся первый.

Капитан дернулся за стволом, но ладонь встретила лишь пустую кобуру. Точно! Пистолетик-то он забыл в кабинете, положив на сейф!

Отступая назад, Василий пытался нащупать ручку чемодана, чтобы схватить находку и дюзнуть обратно, в управление. Туда-то не сунутся! Лысым незнакомцам сей жест пришелся не по нраву. Первый саданул Игнатьева кулаком под дых, второй - добавил коленом в нос, когда полицейский согнулся пополам.

- Мое! - заверещал капитан, падая на чемодан. - Не отдам!

Прижав к себе находку, опер вцепился в нее мертвой хваткой, защищая от ударов, посыпавшихся, как из пулемета. Били сильно. Били, особо не разбираясь. И руками, и ногами. Били долго.

Коллеги Игнатьева потом долго гадали - что вдруг нашло на капитана, что он с такой жестокостью забил себя до смерти? Все же хорошо было! Новый кабинет, новое звание! Видать, умом повернулся от внезапно свалившегося счастья...

Еще больше моих рассказов, повестей и романов ТУТ

Что больше всего бесило Игнатьева - беготня. Постоянно приходилось бегать в соседний кабинет, чтобы убирать папки с делами в сейф начальника. Нет, у лейтенанта был и собственный сейф - старый, советский, выкрашенный коричневой половой краской. Проблема в том, что ключи от него потеряли тогда же - при коммунистах. Так что сейф еще с брежневских времен стоял надежно запертый на единственный замок.

Несмотря на все просьбы и жалобы начальство отказывало в выделении нового сейфа в кабинет подчиненного. По нормативам сейф должен быть! Одна штука. И фактически - он был. Одна штука. А что ключи просрали еще до того, как полимеры просрать успели - это дело десятое.

Полицейский поднялся с кресла, намереваясь отнести, как обычно, папку в кабинет начальства и закрыть дело в сейфе, но передумал. В конце концов! Сколько можно-то!

Нет, пора проявить оперскую смекалку!

Достав телефон, Василий нашел номер службы вскрытия замков.

Минут через тридцать позвонили из дежурки:

- Игнатьев, к тебе тут какой-то мастер. Пропустить?

- Пропускай, - распорядился лейтенант.

Еще некоторое время спустя в кабинет вошел мужик в спецовке и металлическим ящиком с инструментами. Наметанный глаз Василия сразу определил - статьи 139, 158 УК РФ. Скорее всего, еще и 161 УК РФ, но это давно было, еще по малолетке.

- Что, - улыбнулся мастер. - Снова с наручниками игрались, да ключи потеряли?

- Нет, - покачал головой опер, указывая на сейф. - Тут все серьезнее...

- Это да, - одобрительно цокнул языком слесарь. - Вещь серьезная. Сейчас таких не делают...

- Сам знаю, что не делают, - огрызнулся Василий. - Открыть можешь?

- Ну... тут попыхтеть придется, - вздохнул мужик.

- Так пыхти давай!

Недовольно поморщившись, матер расположился у сейфа. Постелил тряпочку, разложил на ней инструмент. Долго всматривался в замочную скважину, подсвечивая фонариком.

- Ты его - что, взглядом, что ли, открываешь? - раздраженно буркнул Игнатьев, закуривая.

- Сейчас все будет, гражданин начальник, - пробубнил мужик. - Курить можно?

- Нет, нельзя!

- Но вы же курите!

- А я ни у кого не спрашиваю!

Снова скорчив недовольную гримасу, специалист взялся за отмычку, пошерудил ею в замке, прислушиваясь. Нет, не подходит. Достал другую отмычку, вставил ее в замочную скважину и долго сосредоточенно водил щупом, закусив от напряжения верхнюю губу. Удовлетворившись, мужик вытер потную ладонь об штанину, засунул в скважину причудливо изогнутый крючок и... и замок сдался с громким щелчком!

- Готово, гражданин начальник, - засиял мастер. - С вас две пятьсот.

- Сколько? - подпрыгнул лейтенант. - За десять минут работы? Не много ли берешь?

- Ладно, - махнул рукой медвежатник. - Для родной милиции сделаю скидку - две тысячи ровно.

- Так-так-так, - забарабанил пальцами по столу полицейский. - А это у тебя что там такое? Отмычки? Устройства для негласного доступа в помещения! Знаешь, на сколько это тянет?

- Вы ж сами меня вызвали... - опешил мужик. И поспешно добавил: - ... гражданин начальник.

- Во-первых, пока тебя только пригласили. Если б я тебя вызвал - ты б уже сидел к батарее пристегнутый. А, во-вторых, если б я тебя попросил человека убить, и ты б убил - ты б точно так же ответил бы? Я не сам убил, меня попросили?

- Нет, но...

- До свидания, гражданин.

- До свидания, - буркнул слесарь, собирая вещи.

Дождавшись, пока назойливый посетитель покинет кабинет, кстати, не поблагодарив за подаренную свободу, Василий, довольный проявленной оперской смекалкой, забычковал сигарету в пепельнице и подошел к железному ящику. Два года мучений, а делов-то было! Тьфу!

Радостно потерев руки, Игнатьев повернул ручку и потянул на себя дверцу сейфа...

Там, внутри, лейтенант ожидал увидеть покрытые плесенью папки старых дел, какие-нибудь забытые вещдоки, на худой конец - пустоту. Но вовсе не то, что он увидел!

На нижней полке была оборудована кухня. Самая настоящая кухня, только кукольных размеров. Плитка, шкафы, стол, табуретки. С этого импровизированного первого этажа на вторую полку вела лестница. И уже тут, на верхнем этаже, расположилась жилая комната - гардероб, вешалка, трюмо с зеркалом, полки с книгам и кровать, в которой храпел мужик с рыжей бородой. Все - тоже крохотных, кукольных размеров.

- Извините, - растерянно пробормотал офицер, осторожно, чтобы не разбудить человека.

Хотя... какой, к черту, извините? Его, Василия, кабинет, его, Василия, сейф! Это что за наглость такая, кто там устроился?

Вновь распахнув дверь, полицейский еще раз осмотрел внутренности железного шкафа. Теперь он заметил картины на стенах и одежду, аккуратно свернутую на стуле. Миниатюрный жилец все так же мирно посапывал во сне.

- Эй, мужик, - позвал его опер. - Мужик, ау!

- Что? - вздрогнул, открывая глаза, бородач.

- Ты кто, мужик?

- Бардак! - неожиданно вскочил с койки карлик. - Беспредел! Тебя стучаться-то не учили?

- Извините, - повторил Игнатьев, захлопывая сейф.

Бред какой-то! Это... это что еще такое происходит? Откуда там, в запертом на долгие годы сейфе, мог взяться живой человек? Крохотный, но живой! Почудилось, что ли?

Опасливо отодвинувшись, лейтенант потянулся к телефону.

- Славка? - произнес он в трубку.

- О, привет, Васян!

- Славка, слышь... ты коньяк вчера где брал?

- Как - где? В магазине!

- Точно не у нас, в отделе, из конфиската тиснул?

- Гонишь, что ли? Нахрен это палево! Серега после того конфиската три дня чертей гонял!

- Ага, - кивнул опер. - И я про то же. Но коньяк - точно нормальный был?

- Да о чем ты говоришь? Век майора не видать! Отличный коньяк.

- И на том спасибо...

Вернув телефон в карман, лейтенант почесал за ухом. Фигня какая-то! Не может быть там никакого коротыша! Потом что таких мелких людей не бывает!

Вооружившись, на всякий случай, табельным пистолетом, загнав патрон в патронник, полицейский осторожно потянул на себя ручку.

- Нет, это - форменное безобразие! Опять без стука!

Вскрикнув, Василий едва не пальнул от испуга. Обстановка никуда не делась. Вся та же кухня, та же спальня. Разве что мужик успел одеться. Теперь он красовался в изумрудно-зеленом костюме с клевером в петлице, такого же цвета котелке. И с тростью. С одеждой контрастировала огненно-рыжая окладистая борода.

- Мужик, ты кто? - повторил вопрос Игнатьев, не сводя с незнакомца мушки пистолета.

- Лепрекон, - ответил карлик. - Самый обычный лепрекон.

- Ага... а делаешь тут чего?

- Не видно, что ли? Живу я тут!

- Ага... - снова произнес офицер.

- Ты это... пукалку-то убери! - потребовал мужик. - А то пальнешь еще ненароком...

- А ты настоящий? - уточнил Василий.

- Нет, блин, игрушечный! Сам-то не видишь? Убери ствол! Слова больше не скажу, пока ствол не уберешь!

Житель сейфа, пусть и выглядел необычным, казался достаточно мирным. И опер вернул оружие в кобуру, впрочем, не торопясь ставить пистолет на предохранитель.

- Так лепреконы - они ж, вроде, в Ирландии, - с подозрением прищурился полицейский.

- Ой, не напоминай, - замахал руками коротышка. - Новости, небось, читаешь? Там, в Европе, столько всякой новой нечисти развелось, что вся старая бежит, кто куда может. Про Лох-несское чудовище слыхал?

- Ага.

- Так оно тоже к вам перебралось. В Байкале сейчас живет. Тут, говорит, климат здоровее, чем там было. И туристы вкуснее!

- Это - да, - не без гордости согласился офицер. - У нас только натуральные продукты, без всяких ГМО и пищевых добавок.

- А про поезд-призрак слышал?

- Доводилось...

- Теперь тоже у вас, по БАМу катается. К лету легализоваться собирается, чтобы отпускников в Крым возить.

- Во дела, - покачал головой Василий.

- Да, дела, - вздохнул мигрант. - Все, кранты Европе!

- Постой-ка, - протянул Игнатьев. - Я слышал, что у лепреконов горшочек с золотом имеется!

- Ха! - едко усмехнулся рыжебородый. - Имеется, понимаешь.. имелся, а не имеется! Тут тебе Москва, а не Дублин. Знаешь, сколько еще горшочков с золотом мне нужно, чтобы ипотеку погасить? Риелтору заплати, комиссию банка оплати, страховку купи... грабеж посередь бела дня!

- Это да, - со вздохом кивнул офицер. - Куда только полиция смотрит? Слушай, друг, я тут папочку положу у тебя?

- Большую? - забеспокоился коротыш.

Вместо ответа Василий указал на стол, где лежало завершенное дело.

- Ой, нет, - замахал руками лепрекон. - Куда? Мне и без твоей папки развернуться негде!

- А ты ничего не перепутал? - насупился Игнатьев. - Так-то это - мой сейф, стоит у меня в кабинете... у тебя паспорт-то имеется?

- Ладно, хрен с тобой, - неохотно согласился мужик. - Вон там поставь, у стеночки.

- Другое дело!

Воткнув папку между сервантом и стенкой сейфа, лейтенант уселся в кресло. Подумать только! Настоящий лепрекон! И не где-то там в цирке или зоопарке, а обычном РУВД! Слыханное ли дело! Рука опера дернулась к телефону, чтобы рассказать о магическом сквоттере коллегам, но, подумав, полицейский остановился. Кто в такое поверит? Комиссуют - и все! Здравствуй, голодная смерть! Или придется устраиваться на настоящую работу, а к работе Василий не был приучен. Да  и вообще - почему он, нормальный, здоровый мужик, должен работать? Пусть вон, мигранты работают!

Пошарив в ящиках стола, офицер достал початую бутылку вискаря и нацедил в кружку на два пальца. Нет, определенно, в лепреконе что-то есть. Нечто колдовское. А колдовское - оно такое... можно попытаться стрясти что-нибудь с колдовских сил.

Капнув еще вискаря, Василий опорожнил кружку и постучал по сейфу.

- Открыто! - крикнул карлик. - Теперь, похоже, всегда открыто будет...

Игнатьев застал сквоттера в тот момент, когда он, раздевшись вновь укладывался спать.

- Еще что? - буркнул жилец.

- Слушай, друг... - почесал затылок полицейский. - А что там насчет желаний?

- Каких еще таких желаний? - вздрогнул бородач.

- Каких... ну, обычно - трех.

- Вот ты куда хватил, друг, - протянул лепрекон. - Тебя как звать-то?

- Василием...

- Вот! Василием! Не Аладдином, Иванушкой-дурачком или Емелей. Да и я не летаю с синим хвостом, золотой чешуи на мне нет. Вообще никакой чешуи нет! Так что - давай, друг Василий. Спокойной ночи.

Дверца, вырвавшись из руки Игнатьева, сама собой захлопнулась, громко звякнув. А вот это уже ни в какие ворота не лезет! Чтобы слугу закона в собственном кабинете посылали!

Хлопнув еще соточку, офицер напялил форменную фуражку, хорошенько прокашлялся и постучал по сейфу, стараясь, чтобы стук звучал максимально официально.

- Дай поспать человеку! - прозвучал вопль из ящика.

Василий постучал еще более настойчиво.

- Да чтоб тебя дракон слопал! Войдите, открыто!

- Оперуполномоченный лейтенант Игнатьев, - козырнул полицейский. - Ваши документы?

- Чего?

- Паспорт, визу, патент на работу?

- Ах, вот ты как, гнида мусорская, - взвизгнул лепрекон. - Падла легавая!

- Ага, - протянул офицер. - Еще и оскорбление при исполнении...

- Ладно-ладно, - замахал руками рыжебородый, выбираясь из-под одеяла. - Давай свои желания. Что там у тебя? Небось, как у всех - гору бабла и бабу сисястую?

- Да нет, - возразил лейтенант. - Я - человек скромный. Я - за справедливость! У нас во втором крыле в том году ремонт сделали. Только туда ОБЭП вселился, больше никого не пускают. А у нас - сам видишь... ремонт еще при Брежневе делали!

- И?

- Хочу в новое крыло переехать! Вот мое желание!

- Так ты вроде как за справедливость, а переехать в одиночестве хочешь, - хитро прищурился карлик.

- Хрен с ним, - согласился Василий. - Пусть всем отделом переедем!

- Ладно, - вздохнул сквоттер. - Сделаем.

- Э... - опешил опер. - Что, вот так просто? Можно уже вещи собирать?

- Да не торопись ты, - предостерег мужик. - Это ж сколько людей переселить нужно! Завтра к утру все будет готово.

- Э... спасибо, наверное.

Игнатьев не спал всю ночь, взбудораженный мыслями. Воображение рисовало новый кабинет со свежим ремонтом. С кондеем вместо допотопного вентилятора. И пластиковыми европакетами вместо старых, рассохшихся деревянных рам с щелями таких размеров, что через них жулики пытались на свободу выскочить.

Полицейский уснул только под самое утро. Проспал, конечно. Когда Василий с помятой подушкой физиономией примчался в РУВД, там кипела работа. Вереница задержанных сновала туда-сюда, перетаскивая мебель из старого крыла в новое.

- Это что у вас тут? - поинтересовался офицер у седого прапорщика, еще не до конца веря своему счастью.

- Отопление прорвало, - со вздохом ответил дежурный. - Все крыло, с верхнего этажа до подвала - как пеленки младенца. Все затопило! Главное - странно. С чего бы? Недавно же ремонт делали, перед самой олимпиадой!

- Сочинской? - уточнил опер.

- Московской, - поправил прапорщик.

Поднявшись на свой этаж по играющим под ногами разбухшим от воды ступеням, то и дело останавливаясь и прижимаясь к стене, пропуская носильщиков, Василий столкнулся нос к носу с начальником отдела.

- О, Игнатьев! - обрадовался Станислав Петрович, прижимая к груди бесценные папки с делами. - На ловца, как говорится, и зверь... ты ж мне всю плешь со своим сейфом проел - так подсуетись под шумок. Накалякай рапорт. Так, мол, и так, проржавел весь до дыр. И я тебе обещаю - не позже, чем капитана получишь, я тебе новый сейф выбью!

- Нет! - замотал головой опер. - Не нужен мне никакой сейф, товарищ майор. Я с этим разобрался - все отлично, все открывается-закрывается!

- Ну... как знаешь, - пожал плечами начальник. - Ладно, ты давай тут, поторопись, пока все кабинеты на солнечную сторону не разобрали. А то будешь до пенсии во двор смотреть...

- Есть поторопиться, - козырнул лейтенант, накрыв голову левой рукой.

Вбежав в кабинет, полицейский поспешно захлопнул дверь и прислонил стул, чтобы ненароком не зашел кто без приглашения. Переведя дух, он глотнул вискаря прямо из горла и бесцеремонно дернул ручку сейфа. Не до приличий сейчас! Только вот дверь открываться не желала!

Да что ж это такое? Приснилось, что ли, все вчерашнее? И медвежатник, и лепрекон? И так удачно раскрытое самоубийство? Нет, таких совпадений быть не может!

- Открывай, собака, - забарабанил опер по железу. - Открывай, а то... а то стрелять буду!

Замок щелкнул и дверца приоткрылась. Взбешенный Василий дернул ее на себя... нет, точно не приснилось! Внутри все оставалось так же, как и вчера. Уютное жилище и крохотный рыжебородый мужичонка в зеленом костюме. Сейчас поверх костюма был надет клетчатый фартук, а сам лепрекон колдовал на кухне, переворачивая на миниатюрной сковороде миниатюрные блины, шкворчащие раскаленным маслом.

- Ты чего наделал, гаденыш? - набросился Игнатьев на сквоттера.

- Что не так? - пожал плечами карлик. - Сам же вчера просил - переехать в другое крыло. Все исполнено - переезжаешь.

- Так я-то думал, что колдовство какое-то будет, - возразил офицер. - А так, чтобы отопление испортить - каждый дурак может!

- Ну-ну, - буркнул лепрекон. - Каждый дурак может! Ха! Так ты иди и сам попробуй без колдовства такой фонтан устроить! Тем более - летом, когда отопление выключено. Кишка тонка? То-то!

И то верно! О том, что летом в системе отопления воды попросту не может быть, Василий как-то не подумал.

- Сам виноват, - огрызнулся бородач. - Конкретнее желания выражать нужно! Это еще тебе повезло, что у меня по магии огня больше тройки никогда не было! А то - сам понимаешь, что могло быть!

- Понимаю, - содрогнулся Игнатьев.

Дверь в кабинет скрипнула, попытавшись открыться, но ударилась о предусмотрительно подставленный стул.

- Васян! - крикнул Славка из коридора. - Ты чего там заперся? Водку, что ли, в одного дуешь!

- Нет, - ответил опер, машинально пряча за спину бутыль с виски.

- Ты там как? Переезжать собираешься, или грузчиков выпускаем? Предупреждаю - в следующий раз сам ловить будешь!

Вскоре обнаружилась еще одна осечка с желанием. Да, лейтенант переехал в новое крыло, только разместился в крохотной комнатушке, едва ли больше ванной у себя в квартире, даже без окон. Похоже, раньше это помещение использовалось как кладовая, но теперь, гордо переименованная в кабинет, еле-еле вмещала в себя стол, кресло, вешалку, сейф и пару стульев для подозреваемых. Не было даже батареи, чтобы кого-нибудь наручниками к ней приковать! Вот как тут работать, если наручниками никого к батарее не приковывать?

Там, в старом крыле, в своем прошлом кабинете, Игнатьев сидел... нет, тьфу-тьфу-тьфу! Не приведи Господь! Находился в полном одиночестве в огромной комнате шесть на шесть, с потолком три с половиной метра и окнами почти от пола до потолка! Да, краска отошла от стен вместе со штукатуркой. Да, известка сыпалась с потолка прямо на стол. Да, паркет скрипел доставучим скрипом, а некоторые плитки вообще потерялись если не при Горбачеве, то при Ельцине - точно. Собственно, потому опер и занимал кабинет единолично, что никто не хотел селиться в старом крыле. Но там-то был простор! А тут... зеки в камерах - и то лучше сидят, чем лейтенант в новом кабинете!

Еще больше моих рассказов, повестей и романов ТУТ

— Я успокоюсь, когда меня выпустят из этой камеры!

— К сожалению, мы не можем этого сделать, — отвечает голос. — Вернитесь за стол. Там установлен микрофон, вас будет лучше слышно.

Немного помедлив, Виктор нехотя выполняет просьбу: отодвигает стул (металлические ножки скрипят по плиткам на полу), садится за стол. Он кладет ладони перед собой, ощущая стальную поверхность столешницы.

Холод от рук передается всему телу, и Виктор передергивается от дрожи.

А может, его трясет от страха?

На столе стоят пластиковая бутылка с водой, стакан и микрофон. Виктор наклоняется к нему чуть ближе. Произносит, стараясь сохранять самообладание:

— Вы что, меня записываете?

— Да, это нужно для протокола, — раздается из динамика голос наблюдателя. — Мы регистрируем все, что вы делаете и говорите. Виктор, пожалуйста, успокойтесь. Выпейте воды.

— Спасибо, не хочу, — Виктор язвительно ухмыляется.

— Беседа будет долгой. Нам нужно задать много вопросов.

— Кто вы?

Динамик молчит, но спустя несколько секунд наблюдатель все-таки отвечает:

— Врачи. Эпидемиологи.

— Что?! — Виктор чуть не подскакивает на стуле от удивления. — С каких это пор врачи похищают людей средь бела дня? — Гнев и раздражение кипят в голосе Виктора. — Вы схватили меня на улице, когда я выходил с работы! Ничего не объяснили, запихнули в фургон, а потом в эту камеру без окон! С запертой дверью! На каком основании вы меня задержали?!

— Виктор, я сожалею, что мои коллеги причинили вам дискомфорт, но другого выхода не было: приходится действовать быстро. Мы не можем тратить время на уговоры.

Виктор напрягается: ладони непроизвольно сжимаются в кулаки, спина деревенеет.

— Почему вам приходится действовать быстро?

Наблюдатель отвечает после короткой заминки:

— Мы должны как можно скорее изолировать всех контактных лиц. Опыт предыдущих пандемий показал, насколько это важно.

Виктор проглатывает вязкий ком в горле прежде, чем произнести в изумлении:

— Вы о чем вообще говорите?!

Бесстрастный голос наблюдателя словно окатывает холодом из динамика:

— Существует высокая вероятность, что вы можете быть переносчиком новой, ранее неизвестной инфекции.

— Вы серьезно?! — Виктор чувствует, как шумит кровь в ушах. — Вам что, «короны» было мало?!

Голос наблюдателя впервые за время разговора звучит напряженно:

— Боюсь, что в этот раз речь идет о чем-то более серьезном, чем коронавирус или другие известные науке патогены.

Все, с него хватит этого бреда!

Виктор в ярости ударяет кулаком по столу.

— Да вы там с ума сошли, что ли? — кричит он. — Я прекрасно себя чувствую!

— После того, как я побеседую с вами и соберу анамнез, врачи осмотрят вас и возьмут анализы. — Наблюдатель делает небольшую паузу, будто аккуратно подбирая слова, а затем продолжает: — Но вначале следует убедиться, что вы не представляете для них явной опасности.

Виктор фыркает от возмущения:

— Да вы сами больные — на голову! Неужели не видно: я в полном порядке! Здоров, как бык! У меня ничего не болит!

Он встает из-за стола, ходит по камере — от стены до стены, всего лишь четыре шага, туда и обратно, туда и обратно.

— Да здесь даже туалета нет! — взрывается Виктор. — Только кровать!

— Вам придется совершать мочеиспускание и дефекацию в специальные контейнеры, они стоят в углу. Мы заберем на исследование все ваши биоматериалы.

Виктор смотрит на желтые контейнеры. Только сейчас он замечает на них черные переплетенные полукруги — символ биологической опасности.

Виктор нервно усмехается:

— Можете подавиться моим дерьмом! Я вам такую кучу наваляю, что вы еще пожалеете!

— Виктор, давайте без грубостей, — спокойно просит наблюдатель. — Пожалуйста, вернитесь за стол. Вас плохо слышно.

Мотнув головой в бессильной ярости, Виктор садится за стол. Сжимает кулаки так сильно, что ногти впиваются в ладони. Хочется раздолбать к чертям собачьим проклятый микрофон. Да еще этот шум в ушах...

— Так лучше. — Голос наблюдателя звучит нарочито спокойно, будто ему приходится разговаривать с буйнопомешанным. — Чем быстрее вы ответите на вопросы, тем больше шансов, что нам удастся во всем разобраться и, возможно, помочь вам.

— Возможно?! — Виктор чуть не давится слюной.

Наблюдатель отвечает таким серьезным тоном, что Виктор окончательно понимает: нет, он не шутит. И это точно не розыгрыш или какое-то недоразумение.

— Я не буду вас обнадеживать. Ситуация крайне опасная и быстро выходит из-под контроля. Скорее всего, ваша жизнь тоже в опасности. Но ответы, которые вы дадите, могут вас спасти.

Виктор берет пластиковую бутылку со стола, наливает воду в стакан, выпивает. Прохладная жидкость смачивает пересохшее горло, но голос, которым Виктор произносит свой вопрос, все равно звучит слишком хрипло:

— Что, черт возьми, происходит? — Теперь он не на шутку взволнован, да что уж там — напуган. — Перед выходом с работы я читал новости — там не было ничего про новую эпидемию!

— Мы контролируем информацию, чтобы сдержать панику.

— Вот поэтому вы забрали мой телефон? Боитесь, что люди узнают про инфекцию?. — Несмотря на страх, Виктор все еще способен язвить, и осознание этого факта радует его на долю секунду — прежде, чем вновь возвращается страх.

Страх усиливается, когда в ответ из динамика доносится голос с едва заметными нотками растерянности, как будто наблюдатель сам сомневается в своих словах:

— По правде говоря, мы не совсем уверены, что это инфекция.

— То есть? Вы сами только что говорили, что столкнулись с какой-то заразой!

— Науке не известен ни один вирус или бактерия, которые могли бы поражать людей с такой скоростью. Поэтому мы также не исключаем, что этот патоген может оказаться новым видом биологического или химического оружия.

Виктор крепче сжимает кулаки, чтобы унять предательскую дрожь — не только в руках, но и по всему телу.

— О какой скорости идет речь?

— Около суток. — Наблюдатель делает паузу, а затем продолжает чуть тише: — С момента заражения до смерти проходит в среднем двадцать четыре часа.

— И вы думаете, что я уже... заразился? — С трудом произносит Виктор: горло будто перехватывает рукой в железной рукавице.

— Человек, с которым вы близко общались, уже находится в реанимации в критическом состоянии.

— Кто этот человек?

Напряженная пауза в ответе длится пару секунд, но Виктору кажется, что проходит вечность прежде, чем из динамика раздается голос наблюдателя:

— Ваша жена.

Виктора словно окатывает холодной водой.

— Рита?!

— Когда ее обнаружили без сознания в метро, с ней были ее документы, по которым удалось установить личность. Благодаря записям на камерах наблюдения мы выяснили, что сегодня, в период с 13:10 до 13:50, вы близко контактировали с женой в кафе «Крещендо».

— Да, это был обеденный перерыв, — растерянно признается Виктор, а затем, немного помедлив, тихо добавляет: — Вообще-то у нас сейчас трудности в отношениях, мы уже три месяца не живем вместе. Нам нужно было кое-что обсудить, и мы договорились встретиться в кафе. — Он разводит руками в стороны. — Господи, зачем я все это говорю?! Какое вам до этого дело? — Наклоняется ближе к микрофону, произносит взволнованно, почти срываясь на крик: — Как Рита?! Что с ней?!

— Она находится в коме. В реанимации. Под пристальным наблюдением врачей. Они делают все возможное, чтобы ее спасти. Как и сотни других зараженных.

— Но... Что с ней произошло?! Вы говорите, что эта зараза быстро поражает людей, но как она проявляется?

— Патогенез заболевания не до конца понятен. — Наблюдатель снова делает паузу, и Виктор понимает, что манера невидимого собеседника отвечать с недомолвками жутко действует ему на нервы. — По правде говоря, он вообще не понятен. Что касается симптомов, то, судя по всему, поначалу они проявляются постепенно и незаметно, но затем резко нарастают, поражая в первую очередь мозг.

— Как именно? — настойчиво спрашивает Виктор.

Снова пауза в ответ.

Да они там издеваются, что ли?

Виктор откидывается на спинку стула, прикрывает глаза. В ушах по-прежнему шумит кровь — или нет? Может, ему просто кажется?

Виктор прислушивается: откуда-то издалека доносится едва заметный звук — нечто протяжное, заунывное, раздирающее душу. Взглянув на динамик над дверью, Виктор понимает, что звук раздается оттуда: похоже, невидимый наблюдатель решил включить музыку, пока медлит с ответом.

Вот только что за странный выбор мелодии?!

— Я хочу знать, что случилось с Ритой, — сквозь сжатые зубы повторяет Виктор.

Наблюдатель наконец отвечает. Судя по тону, он делает это неохотно, осторожно подбирая слова:

— Как и другие зараженные, она внезапно потеряла сознание. Упала на платформе в метро. Пассажиры вызвали скорую.

— Почему зараженные теряют сознание?

— Мы этого не знаем. Первые единичные заболевшие появились три дня назад, но уже сегодня речь идет о сотнях зараженных. Многие из них контактировали с другими людьми. Сейчас мы выясняем, как передается патоген и откуда он взялся.

Виктор качает головой, кусает губу: слова наблюдателя кажутся ему полнейшим бредом.

— Люди не могут просто так взять и потерять сознание! — взволнованно говорит он. — Должны же быть еще какие-то симптомы?!

— О них мало известно, но было замечено, что у зараженных отмечаются странности в поведении. Кто-то становится необычайно рассеянным, а кто-то — грустным и печальным. Зараженные словно уходят внутрь себя. Некоторые начинают плакать или что-то бормотать. Мы пытаемся выявить другие симптомы, в том числе благодаря наблюдению за вами.

— То есть, вы считаете меня зараженным?

— Мы не можем это утверждать, но вероятность очень высока.

— Замечательно, просто замечательно. — Виктор даже не пытается скрыть сарказм, к которому примешиваются злость и раздражение: — Получается, что вы ни хрена не знаете!

— Как я уже говорил, мы столкнулись с чем-то по-настоящему странным и... — Наблюдатель опять делает паузу, подбирая слова. — Непонятным.

Виктор в нетерпении стучит пальцами по столешнице: затянувшаяся беседа с наблюдателем выводит его из себя.

— Ну хорошо, люди внезапно теряют сознание, а что происходит дальше?

— На короткое время они впадают в кому, после чего наступает внезапная смерть от внутренних кровоизлияний в головном мозге.

Раздражение сменяется растерянностью, когда Виктор слышит ответ наблюдателя.

— Рита умрет так же?

Наблюдатель не отвечает. Молчание длится так долго, что Виктору хорошо слышна странная протяжная мелодия, доносящаяся из динамика. Кажется, она стала громче, и Виктор непроизвольно прикрывает глаза: звук словно проникает в голову, мешает думать и сосредоточиться, уносит прочь... к воспоминаниям.

Голос наблюдателя выдергивает из прострации:

— Виктор, мне нужно задать вам...

Виктор его перебивает:

— Вы... Вы не могли бы сделать потише? — просит он тихим, сбивчивым голосом, будто вся злость, кипевшая внутри, неожиданно его покинула.

— Я говорю громко? — спрашивает наблюдатель.

— Не только вы, но и все эти звуки...

— Я отрегулировал громкость динамиков, — после короткой паузы сообщает наблюдатель и прежде, чем Виктор успевает оценить разницу, торопливо добавляет: — Итак, Виктор, я уже понял, что вы не жалуетесь на свое здоровье. Но как насчет вашей жены? Возможно, вы заметили странности в ее поведении? Или она сама на что-нибудь жаловалась?

— Я же сказал, что мы не живем вместе, — устало отвечает Виктор. — У нас... произошел разлад. Сегодня в кафе я увидел ее впервые за три месяца, до этого мы общались только по телефону.

— Зачем вы встречались?

— Рита передела мне документы на развод, и я их подписал, — с горечью в голосе признается Виктор.

И снова — пауза, словно наблюдатель не знает, как реагировать на эти слова. Из динамика все еще доносятся протяжные звуки странной мелодии, но Виктор уже не реагирует на них: кажется, музыка сплетается с его мыслями, заменяя собой нервные импульсы в мозге...

— Вы долго не виделись с Ритой. — Голос наблюдателя возвращает Виктора к реальности. — Возможно, вы заметили какие-то перемены в ее поведении?

Виктор неуверенно пожимает плечами:

— Ну, по правде говоря, весь последний год она была... сама не своя. После того, что случилось в нашей семье.

— Что-то серьезное?

Виктор чувствует, как напрягаются желваки, когда он заставляет себя ответить:

— Мне бы не хотелось об этом говорить. Все уже в прошлом, и ничего не исправить. — Он делает паузу, чтобы собраться с мыслями (музыка из динамика мешает сосредоточиться). — В течение года Рита проходила психотерапию. С переменным успехом. Порой у нее случались нервные срывы.

— Поэтому вы расстались? Вы не смогли этого выдержать?

— Не только, — все так же неохотно, словно под дулом пистолета, произносит Виктор. — Впрочем, сегодня в кафе мне показалось, что Рита как будто бы...

Он запинается, не в силах подобрать нужные слова.

— Как будто бы что?

Виктор качает головой, прикрывает глаза:

— Как будто бы в ней что-то окончательно надломилось. Рита была немного рассеянной и словно... погруженной в себя.

— Вы обратили на это ее внимание?

— Да, я спросил, как она себя чувствует. Рита ответила, что в последнее время проходит новое лечение, и вроде бы оно ей помогает. Ее психолог посоветовал курс... — Виктор приходится напрячь память, чтобы вспомнить слово: — Курс музыкотерапии или типа того. Я плохо разбираюсь во всем этом, но вот Рита всегда любила музыку, она частенько затаскивала меня на концерты в филармонию. — Виктор удивляется, когда понимает, что произносит последние слова с теплотой в голосе. — Я их терпеть не мог, а вот Рита просто обожала. Поэтому ее психолог решил, что ей может помочь курс музыкотерапии в каком-то научном центре. Рита сказала, что это новый экспериментальный метод: к голове подключают электроды, и особая музыка вроде как звучит прямо внутри головы. Во время разговора в кафе Рита периодически что-то напевала... какую-то мелодию. — Виктор замолкает, прислушиваясь к музыке. Теперь ему трудно понять, где она звучит — внутри его мозга или из динамиков? — По правде говоря, этот мотив как будто до сих пор звучит у меня в голове... — Он растерянно смотрит на дверь. — Вы убавили громкость динамиков?

— Да, я сделал потише. Виктор, вы знаете, с кем могла контактировать Рита в течение сорока восьми часов до вашей встречи?

— Понятия не имею. Мы не обсуждали личные жизни друг друга. Я подписал бумаги на развод, и на этом наша встреча закончилась.

— Что ж, думаю, на сегодня с вопросами хватит. Через пять минут в камеру зайдут врачи, чтобы провести осмотр и взять анализы. Кроме того, к вам прикрепят датчики пульса, ритма сердца, давления и дыхания. Не пугайтесь, врачи будут в защитных костюмах. После осмотра и всех процедур вы сможете отдохнуть. Ночью за вами будет продолжено наблюдение, в том числе с помощью автоматической системы регистрации движений и звука — на тот случай, если вы вдруг проснетесь.

Виктор выдавливает горькую усмешку:

— Не думаю, что я вообще смогу заснуть. — Новая мысль пронзает сознание, и Виктор, взглянув на часы, спрашивает с тревогой в голосе: — Сейчас 20:40. Если вы говорите правду, и я действительно мог заразиться от Риты, то мне осталось жить меньше суток. Значит, завтра утром я потеряю сознание, а затем умру?

— Мы не знаем наверняка. Нужно провести осмотр и необходимые исследования, взять анализы. Именно этим займутся сейчас врачи. Не стоит отчаиваться раньше времени.

Виктор понуро склоняет голову. Кажется, он больше не в силах перечить.

— Хорошо. Делайте все, что считаете нужным. Только, пожалуйста, убавьте громкость, я устал от всех этих звуков...

Виктор закрывает уши руками, но мелодия, которая звучит из динамиков, не утихает.

* * *

Расшифровка записи автоматической системы регистрации #113-01.

Наблюдаемый субъект #113 просыпается в 02 часа 14 минут 48 секунд.

Действия субъекта #113: ворочается в постели, откидывает одеяло, садится в постели, закрывает уши руками, трясет головой, встает, подходит к столу, садится, наливает воду в стакан, пьет воду, наклоняется над микрофоном.

Оценка физиологических показателей субъекта #113:

Частота сердечных сокращений: 98 ударов в минуту.

Артериальное давление: 143/90 миллиметров ртутного столба.

Ритм сердца: синусовый, единичные предсердные экстрасистолы.

Частота дыхательных движений: 19 в минуту.

Оценка походки: замедленная.

Оценка голоса: хриплый, сдавленный, с редкими запинками.

Субъект #113 произносит в микрофон: Я знаю, что вы меня слышите. Вы же все записываете. [Пауза.] Пожалуйста, я вас очень прошу, не надо так громко! Два часа ночи. [Пауза.] Вы слышите меня? Я не могу уснуть. Пожалуйста, выключите динамики. Пожалуйста.

Действия субъекта #113: встает из-за стола, подходит к кровати, ложится в постель, смотрит в потолок, закрывает глаза, поворачивается на бок, закрывает голову подушкой.

Конец расшифровки записи автоматической системы регистрации #113-01.

* * *

Расшифровка записи автоматической системы регистрации #113-02.

Наблюдаемый субъект #113 просыпается в 04 часа 37 минут 15 секунд.

Действия субъекта #113: убирает подушку с головы, садится в постели, закрывает уши руками, раскачивается вперед-назад, встает, подходит к столу, садится, наклоняется над микрофоном.

Оценка физиологических показателей субъекта #113:

Частота сердечных сокращений: 110 ударов в минуту.

Артериальное давление: 148/95 миллиметров ртутного столба.

Ритм сердца: синусовый, частые предсердные экстрасистолы.

Частота дыхательных движений: 21 в минуту.

Оценка походки: замедленная, с пошатыванием.

Оценка голоса: хриплый, дрожащий, неразборчивый, с частыми запинками.

Субъект #113 произносит в микрофон: Я знаю, что вы все записываете. [Пауза.] Вы отобрали мой телефон, я не могу никому позвонить. Не могу связаться с Ритой. Пожалуйста, передайте ей эту запись. Она в коме, я знаю. Но я слышал, что люди без сознания могут все слышать. Рита должна знать, что я... [Неразборчиво. Пауза.] Мне очень, очень жаль. Рита, я просто хочу, чтобы ты знала: я говорил разные слова, я ужасно себя вел, но... [Неразборчиво. Пауза.] Я никогда тебя не винил. И я сожалею, что так поступил. Эта вина... [Неразборчиво. Пауза.] Она не дает мне покоя. [Пауза.] Я чувствую ее, слышу. [Пауза.] Пожалуйста, пусть она утихнет, я больше не могу.. [Неразборчиво.]

Действия субъекта #113: кладет голову на руки, сидит без движений за столом.

Конец расшифровки записи автоматической системы регистрации #113-02.

* * *

Он просыпается, когда сквозь музыку доносится громкий голос наблюдателя:

— Виктор, вы слышите меня? Виктор?

Он медленно поднимает голову. Размыкает веки: яркий свет лампы на потолке бьет по сетчатке. Виктор щурится, пытаясь понять где находится.

— Д-да? — заторможенно говорит Виктор. — Где я?

Он с трудом разбирает собственный голос сквозь навязчивую мелодию: она будто поглощает собою все остальные звуки. Даже ответ наблюдателя кажется приглушенным:

— Вы по-прежнему в обсерваторе под нашим наблюдением.

— Который час? — Виктор смотрит на наручные часы, но не может сфокусировать взгляд на стрелках: зрение почему-то стало нечетким, размытым.

— Уже утро, — произносит наблюдатель. — Вы уснули за столом, когда во второй раз вставали ночью. Вы помните это?

Виктор наконец-то находит силы выпрямиться. Он откидывается на спинку стула, обводит затуманенным взглядом комнату. Отвечает неуверенно, сбивчиво:

— Да... Смутно. Помню. — Он берет пластиковую бутылку с остатками воды. — Вы передали запись Рите? Она обязательно должна ее услышать...

— Виктор, сегодня ночью ваша жена умерла. Примите мои соболезнования.

Рука судорожно сжимает бутылку, и вода выплескивается на стол. Новость сокрушает Виктора: он тяжело дышит, капли пота выступают на лбу. Дрожь сотрясает его изнутри.

— Я хотел задать вам еще несколько вопросов, — осторожно вмешивается наблюдатель, — но если вам нужно время...

Виктор перебивает:

— Нет. Все нормально. Я в порядке. Спрашивайте.

Голос дрожит, но Виктор, сжав кулаки на мокром столе, изо всех сил пытается держать себя в руках.

— Мы получили результаты ваших анализов. Все показатели в норме.

— Значит, я здоров? — Странное безразличие овладевает Виктором. — Могу идти?

— Боюсь, что нет. У нас появились новые данные, которые... проливают свет на возможный источник заражения. Но мы не до конца уверены, поэтому я должен кое-что у вас уточнить. — Наблюдатель делает паузу, словно ожидая реакции собеседника, но тот молчит. — Виктор, вчера вы упомянули, что Рита проходила лечение по поводу своих... нервных срывов. Вы могли бы рассказать подробнее, что стало их причиной?

Когда Виктор отвечает, собственный голос кажется ему заторможенным, медленным и будто заглушенным бесконечной музыкой:

— У Риты была депрессия... После того, как погиб наш сын. На море. В тот день я как обычно работал, а Рита вместе с Максом поехали на пляж. Они нашли укромное место, где не было других людей. Максу только исполнилось шесть, он не умел плавать. Играл в песке на берегу моря, пока Рита загорала... Она, конечно же, наблюдала за ним, но в какой-то момент задремала, а когда открыла глаза, то... — Виктор делает судорожный вдох прежде, чем тихо, сдавленно продолжить: — Макса уже не было... Как потом выяснилось, в том месте проходило отбойное течение — наверное, Макс зашел глубже в воду, и волны затянули его в море.

Он замолкает, прикрыв глаза, полностью отдавшись мелодии, которая уносит прочь, к берегу морю, к его темным волнам...

— Мне очень жаль.

Голос наблюдателя звучит словно из-под толщи воды, но Виктору уже все равно: все так же с закрытыми глазами, он медленно говорит:

— С тех пор Рита стала... другой. Она винила себя в смерти Макса. Это чувство не давало ей покоя, изводило ее... Словно... Мелодия, которая все время играет у тебя в голове...

Виктор начинает тихонько напевать мелодию, которая странным образом одновременно звучит из динамика и внутри его головы.

Через несколько секунд Виктор замолкает, и наблюдатель напряженно спрашивает:

— Что вы имеете в виду? Виктор?

— Рита дважды пыталась покончить с собой, — отрешенно, будто не услышав вопрос, отвечает Виктор. — Она несколько раз лежала в больнице... И в какой-то момент... жить с ней стало... невыносимо. Да, я признаю это. Я тоже... сдался. — Виктор вынужден на мгновение замолчать, чтобы расслышать собственные слова сквозь нарастающую музыку. — Я... изменил Рите, и она об этом узнала.

Виктор полностью отдается неясному, жгучему порыву — и снова тихо напевает мелодию.

— Мы все совершаем ошибки, — говорит наблюдатель.

Горький привкус во рту заставляет Виктора скривиться, когда он заторможенно произносит:

— И все... испытываем вину? Вы тоже? — Он ждет ответа наблюдателя, но тот почему-то молчит. — А может, Риту убила... ее вина? Как и всех остальных? Сожаление, от которого никак не избавиться... Как мелодия в голове...

Виктор продолжает напевать под нос мелодию.

— Виктор, вчера вы упомянули, что Рита проходила курс экспериментальной музыкотерапии в научном центре. Она сказала, как он называется?

— Нет. Почему вы спрашиваете?

— Дело в том, что нам, кажется, удалось воссоздать цепочку заражений. — Сомнение окрашивает голос наблюдателя, но Виктор с трудом его слышит: мешает музыка, которая становится все громче и громче. — След ведет в один частный научно-исследовательский центр. Скорее всего, именно там лечилась ваша жена.

— Оттуда вырвался какой-то вирус?

— Мы пока не до конца уверены, что именно там произошло. Нам известно лишь то, что в институте изучали влияние музыки на мозг человека, и...

Виктор перебивает с нервным смешком:

— Хорошо, что вы про это заговорили. Вы не могли бы ее наконец-то вырубить?

— Кого вырубить? — удивляется наблюдатель.

Впившись ногтями в ладони, Виктор чеканит хриплым, сдавленным голосом:

— Музыку из динамика. Она меня реально достала. Я не мог из-за нее уснуть, а сейчас она мешает вас слушать!

Он выкрикивает последние слова, но с трудом способен их разобрать: музыка заглушает собой все остальные звуки. Откуда-то издалека, словно из глубины колодца, слышно наблюдателя:

— Виктор, кроме моего голоса из динамика больше ничего не звучит.

Слова, словно пули, разламывают череп Виктора: все становится одновременно размытым — и невероятно ясным, четким, острым. Словно истина, которую он всегда знал, но боялся признать.

Он падает на пол, произнося на последнем дыхании:

— Я больше не могу... ее вынести...

Издалека, сквозь какофонию темных, окрашенных кровью звуков, доносится испуганный крик наблюдателя:

— Быстро вызывай бригаду, он отключается! Виктор! Виктор! Он потерял сознание! Быстро врачей! Виктор! Виктор, ответьте! Виктор! Виктор!

Он лежит на полу, безразличный ко всему, что творится за стенками его черепной коробки. Вскоре голос наблюдателя исчезает, всецело поглощенный музыкой. Она звучит громче — навязчивая, невыносимая мелодия, которая наконец-то достигает смертельного крещендо, как и чувство вины, раздирающее Виктора изнутри.

Он закрывает глаза, и вместе с темнотой наступает спасительная тишина.

* * *

Спасибо, что прочитали) Приглашаю в группу ВК с моими рассказами: https://vk.com/anordibooks — подписывайтесь, в новом сезоне там будет много чего интересного)

P.S. Аудиоспекталь на основе рассказа (озвучка канала "Мик Бук"):

Все главы по порядку здесь.
***
Издали на горизонте тучи сгущались, словно нависая над городом, и вдруг блеснуло небо, будто самые сильные нечистые открыли огонь одновременно по нашим позициям. Сперва капли стучали по стеклу автомобиля робко и неравномерно, как будто приговаривая что-то таинственное, молясь и бормоча. Ветер разогнал последние облака, и дождь обрушился с неимоверной силой. Капли стекали по стеклу, создавая ритмичный стук, который постепенно усиливался до бушующего треска.

Улицы, только что знойные и заполненные суетой, теперь погрузились в серую дымку водяного тумана. Фары проезжающих машин и окна домов, где горел свет, превратились в размытые огоньки, отражающиеся в разбрызгивающихся лужах. Вдоль тротуаров люди, словно мокрые воробьи, метались, стремясь найти укрытие от непрекращающегося потока воды.

Звуки города изменились: гудение, движения автомобилей и шум людей уступили место монотонному стуку дождя, который наполнил пространство своим собственным мелодичным ритмом.

Мы намокли практически мгновенно. Я спрятал пакет с документами под одеждой, ещё не хватало привезти генералу пачку мокрой целлюлозы с растёкшимися чернилами.

— Нужно спрятаться от дождя, — крикнул Саша, перекрикивая шум, — не видно ничего и промокнем насквозь!

— Не останавливайся, трус! Дорога размокнет, превратится в сплошное болото и вообще… Вы вроде как спешили, куда-то.

— А долго ещё ехать? — спросил я и осмотрелся — вокруг потемнело, и сквозь серую пелену дождя не разобрать было никаких ориентиров.

— Блокпост впереди! Не задави солдатика!

Вовремя наш попутчик предупредил Сашку, потому что по тормозам он ударил слишком резко, как для опытного водителя. Если бы на пару секунд позже, мы бы врезались в красный знак «стоп-контроль» и в стенку из бетонных блоков, которую он украшал.

— Эй! Куда прёшь! — к нам уже бежал один из обитателей блокпоста, в плаще с капюшоном и с автоматом наперевес.

— Сам объясняйся с ними, баран, — ухмыльнулся сквозь дождь разведчик, — если не боишься, конечно.

Военный уже стоял рядом. Дождь быстрыми и мощными каплями выбивал дробь у него на затылке и ручьями стекал вниз, почти скрывая усатое лицо.

— Кто такие? Куда едем?

— Гонец с депешей генералу Бесфамилько!

— Документы предъявляем! Быстро и без резких движений!

Саша достал и ткнул ему свой пропуск, я — свой. Тот осмотрел их тщательно, не спеша, заслужив одобрительный кивок разведчика, но тот уже переключился на него.

— А это кто такие?

— Взяли попутчика с пленным. Говорит, ему тоже в штаб.

— Документы! — скомандовал постовой. — Без резких движений!

Нарочито медленно разведчик вытянул свои бумаги и продемонстрировал постовому так, чтобы я не видел. Того, кажется, всё удовлетворило.

— А это кто с тобой?

— Язык. Взятый в плен упырь.

— Ничего себе. Важный кто-то? — спросил постовой, с интересом глядя на пленного.

С постовым разведчик говорил более уважительно, чем с нами. Даже «братом» называл, что, наверное, свидетельствовало о высоком уровне доверия.

— Обычный упырёк, брат. Шустрый, как пуля со смещённым центром тяжести. Чуть не ушёл, пришлось напрячься. Единственное, что штаб может заинтересовать — как он оказался в центре города и что именно там делал? Я допрашивал, но не очень настойчиво, все конечности на месте, а спецы уже хорошо пообщаются. Пытки святой водой ещё никто не отменял. Так ты пропустишь нас или как? Льёт так, будто нечистые что-то новое придумали и сверху нас обсыкают. Парни просто доки важные везут — спешат.

Постовому явно хотелось ещё пообщаться, несмотря на ливень, но оставалось только вздохнуть.

— Сейчас открою шлагбаум, только не раздавите никого, там парни бродят, а из-за дождя видно плохо. Сигнальте, пока за пределы блокпоста не проскочите. И это… С неба, конечно, никто не ссыт, парни, но подарки от «обиженок» летят не прекращаясь. Хотят штаб нащупать, так насыпают не по-братски. Мелкие летают частенько, пока наши не отгонят. Грифоны налёты устраивают и зажигалки сбрасывают. Гиганты камни кидают размером с дом. ПВО работает, делают что могут, но… война, твою мать. Короче, веселуха. Меньше восьмидесяти не советую ехать, но по грязи можете вылететь с обочины и даже в армию упырей добровольцами вступить. Так что вам решать. Я бы пешком пошёл!

Всё это он прокричал сквозь шум усиливающегося дождя. Изредка всё вокруг освещалось и грохотало так, что казалось, машина подпрыгивает на всех четырёх рессорах.

— Даже не знаю, — засомневался попутчик, — что там, водила? Какие планы на будущее? Жить будем?

— Проедем, — хмуро ответил Сашок, — небо светлеет, скоро дождь закончится.

— Значит решено. Поднимай свою палку, брат!

Постовой кивнул и пошёл убирать шлагбаум. Мы снова тронулись в путь, медленно выезжая с блокпоста. Саша включил фары на полную мощность и осторожно повёл машину по мокрой дороге. Дождь не утихал, но казалось, что за горизонтом действительно светлело. Надежда на скорое окончание этого ада поднимала настроение, и даже мрачный разведчик начал отпускать шутки, хотя они и были чернее самого дождевого неба.

— Ну что, салаги, готовьтесь к встрече с главным боссом, — ухмыльнулся он, глядя в окно, где дождевые капли продолжали биться о стекло. — Там вас ждёт не менее увлекательное приключение, чем дорога сюда.

Мы ехали дальше, все в своих мыслях, пока дождь продолжал свою песню, а дорога под ногами неумолимо приближала нас к окраинам города и, возможно, к новым испытаниям.

***

Нам предстоял последний рывок, как объяснил постовой. Всего-то метров пятьсот до второго блокпоста, но там жизнь измеряется теорией вероятности или попросту «везухой». Прилетит или не прилетит, причем на голову может упасть и своё. Дело такое. Бывает.

— Держитесь крепче! — крикнул Санька, и мы послушно вцепились, кто во что мог. Даже разведчик ничего не сказал и цепь на горло упыря намотал.

— Выкинешь что-то, оторву одним рывком! Ладно, я готов!

Я проверил наличие документов на груди, прижал их одной рукой к телу, а второй схватился за ручку двери. Саня осмотрел нас и вдавил тапок в пол.

— Погнали!

Следующие пятнадцать минут от меня ничего не зависело. Конечно, можно было бы помолиться богу или хотя бы Сашке, но я в эти просьбы к духам не верю. Поэтому просто рассчитывал на его мастерство и на то что он решил ехать не только из-за подколок безымянного попутчика.

Машина рычала и ревела, но справлялась. Из-под колёс летели камешки, волны грязи раздвигались, как перед Моисеем, и достигали метра в высоту. Грязь прокручивалась между колёсами, желая застопорить движение, но каким-то чудом этот железный антиквариат продолжал ехать, иногда взбрыкивая, как необъезженный мустанг.

Я промок до костей, но, забыв об этом на время, пытался сквозь пелену затихающего дождя рассмотреть окрестности. Давно не был на окраинах города и хотел понять, как всё изменилось. По разрушениям можно понять масштаб происходящего.

Кратко: разрушения были. Жили ли люди в этих многоэтажках, мимо которых мы пролетали, рыча железным зверем? Люди жили везде. Мы ведь как тараканы — неубиваемые и вездесущие. И если нечисть решила вытравить людей со своей планеты, им придется постараться, потому что, в отличие от мерзких насекомых, мы умеем кусаться и гавкать тяжёлым оружием. А ещё мы разумные твари.

Конечно, жили. В подвалах полуразрушенных домов, в палаточных городках, под землёй нарыли окопов и обустроили землянки, соединили их между собой подземными ходами и жили. Люди ли это? Да вроде наши.

Их не смущал постоянный грохот ПВО, прилетающие подарки от нежити и горящие этажи. Они помогали друг другу едой, вместе тушили и ремонтировали свои жилища и временные укрытия, откапывали заваленных и сообщали военным о летающих наводчиках, за что получали внеочередные консервы.

Нет, я бы так не смог. Уж лучше в армии строем ходить.

— Приехали! — вырвал меня из задумчивости хлопок ладони по плечу. — Не спи, браток, а то горгульей станешь! И дождь закончился! Хорошая примета! Шурик, ты молодцом! Можно сказать, что реабилитирован. Твой прокол останется в нашем треугольнике и назовём его бермудским. Тормози, твою мать!

Саня резко затормозил, и машина остановилась у второго блокпоста. Дождь действительно закончился, и в воздухе ощущался запах мокрой земли и растаявшего асфальта.

— Всё, вылезаем, — командовал разведчик. — Документы проверят, потом дальше поедем. Надеюсь, не сильно задержат.

Мы покинули машину, чувствуя, как расслабляются напряженные мышцы. Постовые уже подходили, готовые к новой проверке.

Да, и мы опять чуть не влетели в блокпост и даже чуть поцеловали самым носиком бампера. На шум из палаток уже бежали люди с оружием наперевес.

— Теперь оправдывайся.

***

Оправдываться пришлось мне, потому что Александр онемел от шока и только хлопал глазами. Постовой высокий, с черными глазами и шрамом над правым глазом слушал очень внимательно, переводя взгляд с одного пассажира на другого. Потом проверил у всех документы, осмотрел, как связан язык, и заставил показать планшетку с документами. Проверил печати на ней визуально, потому что в руки я ему их не дал.

— Ганс, подай аппарат.

Худой, белобрысый автоматчик принес старый, как этот мир телефон с трубкой и торчащим в никуда проводом. Главный отошел поговорить, а нас пока обступили и не сводили глаз и стволов автоматов. Разведчик держался спокойно и даже на удивление молчал, не огрызаясь, понимая важность процедуры. Я лениво смотрел вдаль, туда где начинались блиндажи. Насколько я помню, разветвленная сеть подземных ходов была хорошо укреплена и скрывала штабной бункер от глаз нечисти. Сам генерал со свитой на одном месте тоже не сидел, перемещаясь из одной фальшивки в другую. Такие сложности делались не из прихоти. За высокими чинами шла охота, а убить командующего обороной сам дьявол велел нечистым, но тут им пришлось столкнуться с армейской смекалкой, замешанной с безалаберностью и распиздяйством. Такой коктейль трудно было просчитать, поэтому генерал до сих пор был жив и румян.

— Долго едете, вас ждут уже полчаса, — вернулся проверяющий, — но хорошо, что добрались. Получите пропиздон для порядка и награду следом. Молодцы, чего там.

Мы вздохнули с облегчением, понимая, что прошли последний рубеж. Постовые опустили оружие и заметно расслабились.

— Поезжайте по прямой до конца, там штабной бункер, — объяснил постовой. — Вас встретят, проводник там будет. Документы держите при себе, наша проверка не последняя.

Мы вернулись в машину, чувствуя, что самое трудное позади. Дождь уже почти прекратился, лишь редкие капли стучали по крыше автомобиля.

— Ну что, поехали? — спросил Санька, включив зажигание.

— Поехали, — согласился я, оглядываясь на разведчика и упыря. Тот сидел тихо, будто осознавая, что конец его близок. Разведчик молчал, сосредоточенно глядя вперед.

Машина тронулась, медленно продвигаясь по размокшей дороге. Впереди уже виднелись укрепления, и я чувствовал, что мы у цели.

Защита командного пункта впечатляла. Далее пришлось катиться со скоростью десятки км в час, и каждую секунду кто-то заглядывал в машину. Ещё три раза проверили документы. Измерили температуру каждому. Заглянули в зрачки всем, кроме упыря. Его, кстати, тоже дергали, проверяли, как связан, как держится изолента, нет ли острых углов на теле или спрятанного оружия. К слову, не били ни разу, даже не замахивались. Местным солдатикам, похоже, было чем заняться, кроме издевательств над пленными. Они носили железные ящики, котлы с горячей водой, охапки дров, ленты с патронами. Проезжали мимо кары, катились минометы и носилки с ранеными. Кстати грохотало почти без остановки, но не близко.

— Четвёртая линия траншей, — сказал разведчик негромко, — не дергайся так, салага, сюда не долетит.

Мы наконец-то остановились и ждали дальнейших распоряжений рядом с машиной. Паренёк примерно моего возраста нырнул под землю и скрылся в глубине, попросив подождать.

— Где ещё быть генералу, как не на четвёртой линии? Командующего берегут сильнее простого разведчика. Бывали здесь?

— Один раз, — сказал я, — но давно, и всё сильно изменилось.

— Нарыли порядочно, — кивнул разведчик, — здесь офигенно развитая система траншей и ходов сообщения. Без карты ты просто ни черта не найдешь, даже если сам участвовал в стройке. Окопы тянутся на десятки километров, извиваются, как черви, и переходят из одной линии в другую. Плюс подземные ходы. Нечисти никогда не взять этот город. Здесь и стрелковые ячейки для автоматчиков и снайперов, здесь оборудованы пулемётные площадки с нишами для боеприпасов и отдыха бойцов, миномётные окопы с укрытиями для расчётов, артиллерийские площадки, зарытое ПВО, наблюдательные пункты, лисьи норы, блиндажи — не прорвёшься. А если войдёшь, то заблудишься. Генералитет не найти, они постоянно перемещаются и меняют дислокацию так часто, как пехота позывные. Укреплено всё маскировочными сетками, противопехотными колючими заборами, минирование и противотанковые рвы, модифицированные под нового противника. Вся красота в одном месте.

— Серьёзно, — сказал я, — и правда не взять нечисти такую крепость.

— Никогда не говори «никогда», салага. На каждый блиндаж есть свой Матросов. Кстати, а вот и за нами идут.

***

Наш проводник представился Сомиком (такой позывной) и пригласил следовать за ним. Проверил ещё раз документы, осмотрел упыря, и мы наконец-то нырнули в траншею. Он шёл первым, потом разведчик волочил перед собой языка, и следом я. Александру приказали отогнать машину под тент и там дождаться моего возвращения.

— Не укусит? — спросил проводник, оглянувшись на пленного.

— Это что тебе, собака? Даже если бы захотел, то не сможет без клыков.

— Всё равно держи его подальше от меня, а то не выдержу и пулю в лоб пущу.

— Серебряную что ли?

Почувствовав издёвку, проводник отвернулся и больше в разговоры не вступал, предпочитая запутывать нас в этих бесконечных лабиринтах, украшенных мешками с песком, навесами из сетки рабицы и колючей проволоки.

Я бы оттуда сам уже не вышел, просто как в фильме ходил бы и кричал: «Люди! Ау!» Как здесь люди живут месяцами, как они передвигаются этими узкими проходами, как вдыхают этот вечный запах сырости и пороха — не знаю, ад для клаустрофоба.

Тем не менее, всё когда-то заканчивается, и как волной нас вынесло на небольшую площадку, накрытую сверху плотным настилом. Сверху от люка вниз шли бетонные ступени и продолжались уже под нами. Около них и остановился солдатик.

— Пришли. Значит так. Это секретный бункер, один из десятка, и, наверное, не нужно объяснять, как себя вести. Слушаете, что вам говорят, сами лишнего не спрашиваете. По сторонам не смотрим, желательно под ноги. В лица никому не заглядываем, отвечаем, когда задают вопросы, чётко и быстро. Я понятно объяснил? Тогда погнали.

Лестница вела на три пролёта вниз. Держаться предлагали за красные от ржавчины перила; как змеи по плиткам стены извивались провода и моргали лампы в защитных кожухах. Что интересно, ни одной руны на стене.

— Генерал наш старовер, — угадав мои мысли, заговорил солдат, — ничего сверхъестественного не использует, только старый добрый металл и бетон. «Каляки-маляки от врага не защитят». Слова нашего, да.

Спустившись, мы упёрлись в массивную дверь жёлтого цвета. Выпуклая, мощная, хоть и облезлая, и без рун, она могла выдержать взрыв атомной бомбы.

— Три тонны весит, — гордо сказал сопровождающий, — любую ударную волну выдержит.

На стене висел стационарный телефон старого образца, без панели и круга, но как только он снял трубку, кто-то ожил в ней.

— Скоро будет солнечно, — ответил солдат собеседнику и подмигнул нам, — трое и упырь.

Повесив трубку, он махнул на языка.

— Положи его мордой вниз, ногами к двери.

Пленный начал было урчать и сопротивляться, но хороший удар в живот и под коленки быстро его успокоил. Двери зашипели, выпуская воздух, и солдат повернул красное колесо.

— Давай за ноги его и затаскивай. Не стоим, а то закроется.

Я помог затащить сопротивляющееся тело, и мы оказались во втором помещении перед чуть меньшей по размеру дверью. Всё так же жёлтой, ржавой и с дурацким аппаратом на стене. Солдатик закрыл зашипевшую дверь и поднял трубку.

— Скоро будет весело, — сказал он и закрутил красное колесо. Проводов на стене было ещё больше, как змей в змеином логове под землёй. Толстые и тонкие, чёрные щупальца сливались друг с другом в толстые пачки и расходились в стороны. Не было их только под ногами. Но ведь нам предстояло зайти дальше.

— Тащи, — приказал солдат и нырнул в проход первым.

Третья комната тоже была с дверью и телефоном. Также здесь скрутился между змей пожарный гидрант и висел огромный пульт с множеством чёрных и красных кнопок.

— Последний проход. Две шлюзовые камеры с защитой от проникновения боевых отравляющих веществ. Будет немного некомфортно, но главное — не пугайтесь. Погудит в ушах, пощёлкает и перестанет. Главное — упыря не провороньте, иначе всех нас вместе с ним подстрелят.

После барокамер мы наконец-то оказались в нормальном, в меру узком коридоре, где нас встретил ещё один военный. Он посмотрел документы, надел мигающий ошейник на пленного и пригласил следовать за ним.

Длинные коридоры соединялись переборками и опять старались запутать всякого, кто сюда входил. Правда, на стенах уже были зашифрованные указатели и стрелочки, показывающие направление.

— Экскурсии не будет, — мрачно отрезал новый провожатый, хотя его никто и не просил об этом. — Пленного поставьте на ноги и за мной, не отстаём. У генерала Безручко не так много времени, чтобы отвлекаться на ерунду, но он хочет видеть вас лично.

Я с тоской подумал о том, сколько километров бетона, земли и песка отделяет меня от родного штаба, и отбросил мысль прочь, как собака трясёт головой. Лучше не зацикливаться на этом моменте, иначе можно кукушкой уехать. Начнёшь прыгать и брызгать слюной — так здесь и похоронят. Наверняка здесь имеется своё кладбище и медицинский отсек. Похоронить дешевле и быстрее чем лечить.

— Заходим сюда, — охранник уже открывал одну из многочисленных дверей, — садимся и ждём начальство. Наружу лучше нос не высовывайте. Упыря держать подальше от входной двери — я проверю.

***
Авторство моё. Ошибки тоже. Мой телеграм.