CreepyStory

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

Все главы по порядку здесь.
***

В комнате было пусто. На потолке одиноко раскачивалась яркая лампа. Голые стены без окон. Я рассчитывал посмотреть на оперативные топографические карты, фотографии со спутника, на медали или хотя бы иконы, но стены здесь были холодные и одинокие, как кровь мертвеца. Посреди комнаты стоял стол и несколько стульев вокруг него.

Я взял один и сел спиной к стене, так чтобы всех видеть и отдохнуть немножко. Ещё раз проверил планшетку с документами и выдохнул с облегчением. Нельзя заранее праздновать, нехорошо это, но я доволен результатом.

— Миссия выполнена, да, щегол? Хорошее ощущение, знаю, — кивнул разведчик, привязывая пленного в углу, где, похоже, был встроен в стену предназначенный для этого крюк.

Я поёрзал, устраиваясь поудобнее, и со вздохом вытянул ноги. Даже если здесь есть камеры и встроенное в стене зеркало как в кино, — плевать, пусть смотрят. У меня не женские ножки — это ноги опытного курьера, прошедшие не один километр, но сегодня была особенно насыщенная препятствиями дорога. И это я только бумажки нёс, а не языка волочил на цепи. Разведчик — вот он будто железный. Верно говорят про них, что элита это войск наших. Повезло познакомиться, хотя я так до сих пор и не знаю позывного. Вообще ничего о нём не знаю. Такие уж реалии войны — случайные знакомства, которые быстро заканчиваются или превращаются в дружбу навсегда.

— Ты чего это на меня смотришь таким влюбленным взглядом, щегол? Задумал чего? Смотри у меня. Я тебе не Шурик.

Он уселся за стол лицом к двери и побарабанил пальцами по столешнице.

— Быстро успокою. Ничего, мой подарок Безручко тоже понадобится. Не зря нас двоих оставили. Лично генерал будет языка допрашивать. Надеюсь, ему понравится подарок. Не зря же человек столько сделал для обороны города — пусть порадуется. Может, на медальку заработаю и на отгул. Что скажешь Игорь?

Я хотел было ответить, но колесо в двери начало проворачиваться, и я выпрямился и ноги втянул, как улитка в раковину. Это входил генерал.

***

Первый раз я видел его вживую, а не на фотографии. Конечно, не такой эпичный по жизни, но всё равно впечатляет. Высокого роста, с квадратной челюстью, коротко стриженный череп и злые холодные глаза. Плащ он снял раньше, но на плечах ещё были мокрые пятна от дождя, и на сапогах подсыхало болото. Значит, не только в штабе отсиживается, но и на поверхность выходит, не боясь летунов.

Генерала Безручко сопровождали двое, наверное, адъютанты или охрана. Один подошёл к столу и быстро выдвинул стул для шефа, а второй направился к упырю, который стоял молча и только вращал глазами. Осмотрев его со всех сторон, проверил цепь. Кивнул, и генерал сам закрыл дверь.

— Здравствуйте, бойцы. Да вы не вставайте, не на параде.

Тут я вспомнил о том, кто передо мной, и судорожно вскочил, как, впрочем, и разведчик.

— Сидите-сидите. Я же разрешил. Вы с дороги, уставшие, забудем про субординацию. Садитесь, это приказ!

Мысленно проклиная сам себя, я вернулся в положение на стуле с выпрямленной спиной и мысленно попрощался с отпуском, тут бы ещё и от своего начальника не получить втык. Генералы они такие — сейчас «садитесь» говорят, а завтра вспомнят произошедший конфуз и обидятся. Особенно если чего под салатик выпил горячительного.

Сам он не садился и, заложив руки за спину, разглядывал нас с любопытством.

— Кто тут из вас гонец? Наш Фиддипид без смерти и победы.

Я опять вскочил и представился.

— Тихо-тихо, — улыбнулся Безручко, — ишь какой гиперактивный. На моего внука похож. Тоже, понимаешь, был задротом до начала войны. Как это называется? Программистом. Игрушки делал для детей. Что-то типа лисички, которая лукошком сыр принимает от четырёх ворон одновременно. Вроде бы и чушь, но детям нравилось. А как только началось, так он возраст подделал в документах и добровольцем на фронт пошёл. Я бы, если знал, то остановил бы. Семнадцать лет парню. Ну куда!

Мамка не заметила, папка его со мной на Восточный фронт умотал — там джины вломили нашим так, что песок сыпался, нужно было остановить. Не до дел семейных было, а потом уже поздно. Андрюшка мой в кавалерии. Вроде бы бесполезный, старый, выживший с ума род войск, но смог себя проявить в новых условиях, и внук вместе с ними. Заметьте, смог, как говорится, оседлать свою лошадь, выжить в Чудном котле, организовать прорыв и дать бой нечистым уже с новыми силами под Новокрысятинском. Вот так. И это всё без дедушкиной крыши. Никакого вмешательства, за что меня родственники и не любят, честно говоря.

Ну да ладно. Что-то я по-старчески в сторону ухожу, хотя ещё и полвека не прожил. Вы, кстати, парни, можете идти, мы с ребятами поговорим в домашней обстановке, как говорится. Идите-идите, или тоже о приказе напомнить? А ты садись, молодой, садись. Вон коллега сидит, не нервничает, своей очереди ждёт. Учись у него.

Убаюкивающая манера общения у Безручко работала, наверное, на каждого. Такой себе добряк, дедушка, уставший от войны генерал, но его глаза выдавали старика. Это прожжённый карьерист, это тот, кто читает людей, как снайпер местность. Считать его дурачком, потребителем лапши на уши и вообще расслабляться было бы глупо. Уж лучше рассказать всё, что скрываешь, чем попасться на лжи в самый невыгодный для тебя момент.

Я мысленно перебрал все косяки. Опоздал с посылкой, так мне кажется, чётких временных рамок не ставили, но для генерала это, наверное, косяк. Что там ещё? Почему он так смотрит на меня? Что имеет в кармане, чем может уколоть?

Посылку я не открывал, даже случайно. И не притрагивался никто, пусть хоть на отпечатки проверит. Вот она, висит на груди, чувствую тяжесть бумаг — доставил в целости и сохранности. Здесь он меня не уличит.

А вот попутчиков зря взяли. Ну, то есть запретили прямым текстом. Но как я мог отказать разведчику на боевом задании? Хотя я и сам был на задании. Это косяк, да. И что он на меня так смотрит? И руку тянет. Я пожал в ответ на всякий случай и вздрогнул, когда разведчик начал ржать, а генерал улыбнулся и нежно мою пятерню потряс:

— Очень приятно, а теперь можно на доки посмотреть?

Я, наверное, сильно покраснел, потому что жар ударил сначала в голову, а потом руки загорелись, как свечки изнутри. Разведчик замолчал, но я, доставая сумочку, видел, как он беззвучно трясется, сдерживая смех. Генерал тоже улыбался, не комментируя, отчего стало ещё хуже. Он руку за документами протянул, а я дергаю её, как однорукого Джо в казино.

— Садись. Спасибо, солдат.

Он отошёл, рассматривая сумочку, ручка свисала вниз и раскачивалась. Наверное, моим потом провонялась посылочка, неудобно перед генералом.

— Открывал? Читал? Или поборол любопытство?

— Никак нет, — ответил я глупым выражением, будто из книжки вылез. Никто так не говорит уже лет сто, — не открывал и другим не давал. Службу знаем (ну вот опять).

— Полегче, солдат. Расслабься давай, не напрягайся.

Он сел за стол, напротив моего попутчика, и сумочку сверху положил.

— Я такое не приемлю, но в Главном Штабе настаивают на чертовщине этой. Каляками смертоносными эта сумочка запечатана. Если бы ты или твой друг попытались открыть, то оторванными руками не обошлось, и я документы не увидел бы.

Он посмотрел на нас опять. Внимательно, зондируя на сиюминутный настрой. Как будто удовлетворился увиденным, но всё равно сказал:

— Я могу вам доверять?

— Конечно, — сказал я бодро, как молодой зайчик, и еле удержался, чтобы не вскочить в очередной раз. Спасло то, что смотрел на попутчика, а он сидел на попе ровно и только сказал: «Без сомнения.»

Генерал Безручко кивнул:

— Ладно. Да и куда вы денетесь с подводной лодки. Почитаем.

Из кармана штанин он достал перстень с большим красным камнем. Надел его на палец камнем вверх и принялся рассматривать сумочку.

— И как это делается? Такое дело — не правильно приложишь и командовать следующий месяц будешь в больничной палате красивыми медичками.

— Можно я? — привстал на секунду разведчик, — я помогу, опыт есть.

— Сидеть! — рявкнул генерал так, что я опять чуть не взлетел, — секретные документы! Доступ только у меня! Не своевольничать!

Разведчик сел на место и развёл руками. Упырь застонал в углу, наверное, шумом недовольный.

— Чёртова кошка, — сказал генерал и опять осмотрел сумку, — наверное, сюда. Для тупых даже стрелку нарисовали. Ну, поехали, помолясь.

Заглянувший в комнату охранник убедился, что всё спокойно, все на местах и закрыл дверь за собой.

Генерал Безручко не выглядел тем, кто уверен в своих действиях. Очень медленно он поднял правый кулак и развернул руку камнем вниз. Я видел каплю пота, которая зацепилась за бровь и грозилась протечь вниз прямо в глаз. Разведчик тоже замер и чуть приподнялся. Чего они так боятся? Взрыва? На всякий случай я вжался чуть плотнее в стенку.

И тут он впечатал перстень прямо в сумочку, с такой яростной силой, будто вкладывал всю обиду на непослушного внука или не сдавшегося врага. Я подпрыгнул на стуле и пристыженно замер, когда ничего не случилось. Не затрещал озон в воздухе, не лопнула лампочка над головой, не ударил гром, даже атака нечистых не началась. Он просто потянул левой рукой застёжку и достал пачку документов, перевязанных верёвкой и тоже запечатанных.

— Да чтоб тебя, — сказал генерал и опять ткнул перстнем в печать. Верёвки вспыхнули и моментально сгорели, как у фокусника на сцене. Генерал взял документы, причмокивая языком и облизываясь, как ребёнок с мороженым. — Интересно. Что тут у нас? Опа!

Он долго читал, перелистывая бумаги в полнейшей тишине, которую мы боялись нарушить. Даже упырёк не звенел цепью, и разведчик внимательно следил за руками генерала, будто ожидая подвоха.

— Интересно, — повторил тот, — очень интересно. А это что?

И опять приложил печать.

— Есть над чем подумать, — задумчиво сказал он и наконец-то сложил документы в первоначальную стопочку, — ну, знаете, солдаты. Вы молодцы. Как говорили у меня во дворе: «подгон шикарный». Спасибо. Ещё добавляли, что «за это дело нужно выпить», но тут уже извините, только после победы.

— Полезная информация? — спросил я негромко. Неудобно, что только он говорит, а мы как северные истуканы молчим и смотрим.

— Хочешь знать, что там? — спросил генерал. — За эти бумажки нечисть убьёт нас троих, положив если придётся на поле боя тысячу своих головорезов. Если бы они, конечно, знали, где и когда нас искать.

— Нам, наверное, не стоит знать, — сказал я.

— А я бы послушал, — вставил разведчик, — со всем уважением. Такая интрига.

Генерал теперь на него смотрел.

— Он бы послушал. Ишь ты какой деловой. Никакого секрета в этих документах нет. Секрет в мелочах.

Я думал не расскажет. По сути, кто мы такие? Два глупых солдата, которых через час здесь не будет. Зачем нам эти секреты? Разве что для того, чтобы шлёпнуть впоследствии, чтобы тайна за стены бункера не ушла.

— Вон тот разумный? — генерал кивнул на упыря, — в смысле, понимает, что я говорю?

— Был бы разумный, не сунулся бы в наш город. Но понимает и слышит, я уверен в этом. Отрезать ему уши? Я сейчас, быстро.

Он поднялся, вытаскивая мачете.

— Стой! — крикнул генерал, — успокойся. Не нужно, я ещё не допросил его. Это ведь упырь?

— Ну да.

— Главное, чтобы без клыков был.

— Они у меня в кармане, — разведчик и правда начал искать, отложив оружие.

— Да погоди ты, солдат. Не спеши. Присядь. Оружие в сторону. Дай хоть радостью поделюсь, а потом к работе приступим. Вот здесь.

Он схватил бумажки в охапку и потряс ими ухмыляясь.

— Здесь имена нечистых, которые пришли к свету и помогут нам направить остальных.

— Что? — переспросил я.

— Предатели? — сказал разведчик.

— Не предатели. Агентура в тылу врага. Упыри, домовые, черти, русалки, суперы, несколько чернокнижников и ведьм. Всё это наши люди, и все они здесь — в этом списке. Впервые упорядочены, каталогизированы и готовы к работе. Представляете?

Пара из них «спящие», один «колеблется», но рано или поздно «заработают» все. Как говорится, «хочешь победить врага — узнай его поближе».

— Однако, — удивился разведчик, — я, конечно, слышал краем уха. Знания рун не только от пленных могут появляться — догадывался, но у вас масштаб. Хорошая бумажная стопочка, увесистая.

— Спасибо нашему Эрмию. Доставил в целости и сохранности. И ведь это ещё не все.

Он потряс пачкой бумаги, широко улыбаясь, как выпущенный из больницы дурачок.

— Не тяните, — попросил я, — интересно, аж жуть.

— Список кротов тоже здесь. Все кто работает на особенных наконец-то выявлены — долгая и кропотливая работа. Вот он списочек, чуть поменьше, зато точный, чуть ли не с координатами. Твари есть в каждом штабе и во всех службах. Вот ты, гонец, например откуда и позывной свой назови-ка ещё раз.

Я похолодел. Ещё этого не хватало. Почему в таких ситуациях всегда чувствуешь себя виноватым, даже если точно ничего не делал? Потому что есть вероятность ошибки и вероятность мести от врага сверху. Я ведь ни с кем не ссорился в последнее время? Никто не мог затаить обиду? Одноногий ветеран Техно, с которым я подрался в пивной? Я извинился потом, некрасиво получилось, но мог ли он затаить обиду? Техно не мог. Он нормальный, мы с ним потом вместе ещё не раз пили… Да и рядовой он, не разведчик, ни фига — «пехота — смерть домовым». Нет, Техно не подходит.

Может, Упитанный? Тот, что любит тяжёлую музыку включать по ночам в казарме, игнорируя наушники? Тот, что хотел на мне объяснить салагам принципы дедовщины? Помню, жёстко мы с ним сцепились в полночь при свете лампы. Я долго терпел его подколки, издевательства и хамство, но когда он стянул меня с койки, тыча в лицо своими вонючими портками, это послужило искрой в моей начинённой до треска порохом башке. Только бах — и понеслась!

Упитанный сильнее меня и крепче, но у меня бонусом была вспышка безумной ярости, а у него шок от того, что Игорёк из флегматика превратился в клубок бешенства с кулаками.

А кем служил Упитанный? Может, и в разведке. Но затаить ненависть так долго из-за выбитых зубов даже он не способен. Туповат.

— Ты подозрительно долго молчишь, боец. Стесняешься?

— Я всегда знал, что он засланный, — ухмыльнулся разведчик и встал, — молчит, слово не выдавить.

Он сделал шаг и зашёл левее стола.

— Ого, — сказал генерал, складывая бумаги на место.

— Нормально, — сказал я, — а ты не офигел так предъявлять, Штирлиц?

— И правда, — сказал генерал, — кто бы ему секретные документы доверил, там же все в спи…

Договорить фразу он не успел, потому что случилось то, что случилось. Вылетело из кобуры мачете и ударило в горло генералу, сбоку разрывая мясо, прорубая мышцы снизу вверх, практически отделив голову от ещё плескающего руками генерального тела.

Дальше — больше. Будто почувствовав что-то, зашевелились охранники — медленно дверь поехала в сторону открываться. Я подумал, что убийца бросится к ней, но он смотрел на меня, приложив окровавленное лезвие к губам в простом жесте. Я закрыл рот. Надеюсь, у парней есть стволы и быстрая реакция. У врага она точно была, поэтому я стал шёлковым.

А тем временем в комнате появилась нога и рука, и вошел тот, кто должен был не оставлять генерала ни на секунду, а теперь поздно пить живую воду.

Зазвенела и лопнула цепь, пришёл в движение скотчевый упырь. Ещё крутился позади обрывок стального поводка, когда он уже был рядом со входом, а ленты повисли в воздухе, повторяя контуры покинувшего их существа.

Одним движением руки он втянул в комнату охранника, так что тот кубарем прокатился, напоминая старого клоуна на манеже, который изо всех сил хочет развеселить хотя бы детей, но и они уже не смеются глупым шуткам. Вторым движением схватил кого-то, так что за дверью страшно захрипели и втянув его, прижал к стене. Ударом ноги нечистый захлопнул дверь.

— Сюрприз, салага, — улыбнулся безымянный попутчик, — последний, наверное, в твоей жизни.

Он окатил меня взглядом, как ледяной водой из ведра, развернулся на каблуках, подошёл к человеку, который пытался встать, и начал рубить.

Я трусливо отвернулся, но как раз попал на другую картинку. Упырь прижал человека к стене, как зажимают любовницу, и впился ему в шею кровавым поцелуем. До сих пор вижу эти красные брызги, взлетающие фейерверком вверх и пятнами оседающие на стену, и, конечно, серый цвет его джинсов и лейбл Wranglers на заднице. Серая как песок кожа на его спине пульсировала и багровела, а потом снова иссыхалась, меняя цвет на вдохе и выдохе.

Через десяток ударов мачете было покончено со всеми в комнате. Кроме меня.

***
Авторство моё. Ошибки тоже. Мой телеграм.

Бог есть прощение,

И прощение спасёт мир…

Прощающий спасёт и спасён будет…

Перефраз.

0

На встречу Глеб приехал за час до назначенного времени. Не понравилось ему предложение Степана. Очень не понравилось, но Глеб согласился. Хотя чуйка, выработанная за годы службы, тревожно звякнула и зашептала настойчиво: пошли его на фиг, капитан, пошли.

Он не послал, и вот теперь, побродив минут тридцать по окрестностям и не найдя никого живого, стоял в густой тени могучей ели и ждал, гадая – кинет его старый боевой товарищ, или это интуиция дала промашку. Засаду он, конечно, обнаружить не надеялся, не тот Степан человек, чтобы так подставить боевого товарища, но вот слежки исключать было нельзя.

Глеб приехал заранее, а вот Степан задержался на пять минут. Сущая ерунда, даже в лихих девяностых пятнадцать минут опоздания считалось нормой, но… Но ещё один маленький колокольчик присоединился к звону недовольной интуиции. Товарищ до этого ни разу не опаздывал, тем более на деловую встречу.

«Девятка» с тонированными задними стёклами и увеличенным клиренсом выкатила из-за поворота, и, медленно подъехав к трухлявому пню, остановилась почти напротив ели, в тени которой прятался Глеб. За непроницаемо-чёрной тонировкой было не видно, есть ли в машине кто-нибудь, кроме Степана. Поэтому Глеб не шевелился, пристально всматриваясь внутрь салона, надеясь, если не разглядеть тех, кто приехал с товарищем, так хоть поймать тень движения, если в машине, конечно, кто-то был. Сослуживец, не глуша двигателя, взял с приборной доски телефон и, пробежавшись пальцами по кнопкам, поднёс аппарат к уху.

Глеб бесшумно вытянул из кармана старый, со слезшим воронением «ТТ». Прижав руку к бедру, он направил ствол в сторону задней двери «девятки». Пистолет он поставил на боевой взвод сразу по приезде в лес, и чтобы изрешетить старую жестянку, ему надо было просто нажать на спусковой крючок. В том, что он попадёт, Глеб не сомневался – десять метров для него были плёвым расстоянием. А для смертоносного механизма, созданного товарищами Тульским и Токаревым, это была вообще не дистанция.

Закончив говорить, Степан бросил телефон на торпеду и, после недолгой борьбы с заевшей дверцей вышел из автомобиля. Сладко потянувшись, он крикнул.

— Кэп, сорян за опоздание. Заплутал малясь.

Степан помолчал, всматриваясь в густую тень елового леса, а после взялся за ручку задней двери. Указательный палец Глеба напрягся и плавно выбрал свободный ход спускового крючка.

— Кэп, — вновь подал голос Степан, — ты только не стреляй, — он поднял свободную руку высоко над головой. — Я хочу показать – я в машине один.

Он медленно потянул за дверь и ругнулся: старый автохлам не желал открываться. Потянул вверх, ругнулся и дёрнул сильнее, дверь, наконец, со скрежетом распахнулась.

Глеб расслабил палец, давая спуску вернуться на место – салон был пуст. Глядя на широко улыбающегося Степана, Глеб поставил курок на предохранительный взвод и спрятал пистолет за пояс. Вид товарища, как и его предложение, не понравился Глебу. Показное веселье, лихорадочно блестящие глаза, вьющаяся казацкая чёлка, за которую он получил свой позывной, до этого всегда задорно торчащая вверх, сейчас печально лежала на лбу.

— Ну, давай, «Есаул», излагай – что брать будем, куда везти будем? — Глеб поёрзал на сиденье, устраиваясь поудобней – рукоять «ТТ» неприятно, но успокаивающе упиралась в поясницу. — А то ты как-то обошёл данный вопрос, в нашем с тобой телефонном разговоре.

— Кэп, давай всё по пути обкашляем, время поджимает. — Пальцы сослуживца беспокойно заёрзали по обивке руля.

— Я ещё ни на что не согласился.

Тревожное звяканье колокольчика в голове Глеба не умолкало ни на секунду.

— Да не вопрос. Не согласишься, я тебя высажу, где скажешь, и разойдёмся краями.

— Ладно, жми на тапку.

Степан выжал сцепленье, и машина, подскакивая на кочках, начала набирать ход.

— Короче, Кэп, — товарищ не сводил пристального взгляда с дороги, крепко вцепившись за рулевое колесо, — заказ на деньги и…матрицы.

— Что? Какие… на хрен… матрицы… — Медленно по слогам, стараясь не сорваться, процедил Глеб.

Звон в голове, предупреждающий об опасности, превратился в колокольный погребальный набат.

— Клише для печати и пробную партию купюр, чтобы клиент удостоверился, что товар высшего класса.

Пальцы Степана, до этого крепко сжимающие руль, чуть расслабились, и он посмотрел на Глеба.

— Фальшак? — Уточнил Глеб, пытаясь сгрести мысли в кучу. Всего он ожидал от товарища, но не такой глупости и, как ни крути – подлянки.

— Да.

— Зачем? Это… это… — Глеб всё никак не мог подобрать слов для той феерической глупости, что совершил бывший сослуживец. — Это залёт, боец! — Наконец, сформулировал он.

Степан молчал, ещё с армейских времён он знал, если Глеб обращается не по имени, позывному или званию, а вот так – боец, он не просто зол, а доведён до белого каления,

— Я знаю. — Наконец, выдавил он и перевёл взгляд на грунтовку. — Выбора не было. Я должен заказчику услугу, да и деньги он платит хорошие.

Глеб скрипнул зубами, пытаясь обуздать ярость, полыхающую в груди.

— И поэтому ты решил подставить меня?

— Нет никакой подставы, командир. Просто берём товар, отвозим его в нужное место, и всё! Тут и ехать всего ничего – две сотни вёрст. За четыре часа обернёмся.

— Повтори… ещё… раз… — Проговорил Глеб по слогам, пристально всматриваясь в лицо сослуживца.

Степан вздохнул и вновь посмотрел на Глеба, на этот раз прямо в глаза.

— Забираем товар, отвозим его, получаем расчёт и расходимся.

Товарищ не врал, Глеб видел это, ну или Степан сам верил во всё сказанное.

— Хорошо. Ещё раз и по порядку. Забираем посылку – клише и фальшак, сколько там, кстати?

— Почти четыре ляма.

— Почти? Ты хоть понимаешь, что в таком блудняке нужно быть точным, блин, до копейки, чтобы потом башкой пулю не схватить за недостачу?

— Три девятьсот.

— Везём только вдвоём? Прикрытия никакого не будет?

— Нет.

— Почему?

Степан помялся, но всё же ответил.

— Частная инициатива заказчика. Никто не должен знать.

— Частная, говоришь? Значит, если твой план по бороде пойдёт, мы крайними останемся?

— Всё пойдёт как надо, командир.

— Как надо, говоришь? — Глеб погладил себя по подбородку.

К бабке не ходи – всё пойдёт в разнос. В лучшем случае… Впрочем, не будет ни лучшего случая, ни худшего. Будет только один – их пустят в расход. При любом раскладе. Или по пути, или при передаче товара, но по своей пуле они получат.

— Слово даю. — Твёрдо закончил сослуживец, преданно глядя на Глеба. — Просто, командир, не на кого больше положиться. Ты знаешь мои обстоятельства, и зачем мне деньги. Я бы один поехал, но условия заказчика – два отбойщика. Не больше, но и не меньше.

— Обстоятельства… — Задумчиво протянул Глеб и резко скомандовал. — Тормози.

— Зачем?

— Курить хочу.

Степан вздохнул тоскливо и начал притормаживать.

«Девятка» ещё не остановилась, а Глеб уже яростно дёргал дверную ручку.

— Да, чтоб тебя! — Заклинившая дверь никак не желала открываться.

— Сломана. Там, снаружи открывать надо. — Пояснил Степан, и, словно извиняясь, добавил. — Тут все двери заедают, тачила всё равно на один раз.

Глеб опустил стекло, дёрнул за ручку снаружи и, зло пнув дверь, выбрался из машины. Достал сигареты, закурил и, прислонившись к капоту, выпустил струю дыма прямо в безоблачное небо.

Сейчас бы послать всё к чертям, наплевав на дружбу и совместное боевое прошлое, и свалить в закат, подальше от этого дурно пахнущего заказа, но…

Обстоятельства, мать их!

Глеб вдруг, в один момент, почувствовал отчаянье. Отчаянье и усталость. Какого чёрта! У него не осталось ничего. Ни семьи, ни любви! Жажда крови. Вот что он чувствовал за пеленой отчаянья. Чужой крови или своей, какая разница. Если она одинаково красная и солёная. Он вспомнил голые стены своей квартиры, как выкидывал всё, что могло напомнить о его девочках.

И тут же – как Степан, тащил его, Глеба, прострелянного в нескольких местах, как шептал пересохшим горлом.

— Держись, кэп, держись, чуть-чуть осталось.

К дьяволу!

Всё бывает в последний раз: последняя любовь, последние деньги, последнее желание, последние друзья, последний заказ. Значит, он выполнит свой последний заказ.

Знал Глеб обстоятельства старого друга, очень хорошо знал. А тот знал, что Глеб ему не откажет, так как сам был в похожих. У Степана был больной ребёнок, и денег на операцию было нужно не просто много, а небывало много, и очень быстро. А значит, бывший сослуживец, готов хоть с дьяволом заключить сделку, хоть с чёртом, хоть с торговцами донорскими органами. Хоть наизнанку вывернуться – но заказ выполнить и получить деньги.

Глеб затянулся в последний раз и, скатав бычок в маленький шарик, щелчком послал его далеко в кусты. Он принял решение. Чувствуя, как умолкают бившие тревогу колокола, Глеб чуть расслабился.

— Что там по матбазе, прикрытие-то хоть есть? На случай проверки. — Спросил он, возвращаясь в машину.

— А то, кэп. — Обрадовался Степан и протянул Глебу бордовые корочки с гербом и золотыми буквами. — «Железо»[1] и броник в багажнике.

Три золотистых буквы, но не министерские, а конторские. Капитан. Оперуполномоченный. Прочитал Глеб. С фотографии на него смотрело его лицо. Массивные надбровные дуги, крупный нос, квадратный, с ямочкой, подбородок. Угрюмый взгляд зеленоватых глаз.

— Проверку пройдёт?

— Без поиска в базе, вообще без вопросов. Но кто же в базе цельного капитана конторы искать будет, только если майор. А где его на дороге взять? — Степан весело осклабился.

— Ладно, поехали за товаром. — Глеб спрятал «ксиву»[2] в карман. — Раньше сядем, раньше выйдем.

1

Глеб очнулся от воспоминаний и с отвращением ткнул скуренную наполовину сигарету в жестяную банку, до краёв полную разномастными окурками. Одни были скурены до середины, другие до самого фильтра. Бычок пыхнул напоследок вонючим дымом, и Глеб, с трудом подавив кислотную отрыжку, брезгливо отодвинул от себя жестянку. Его тошнило. Физически – от выкуренных сигарет, за последние дни он практически не выпускал их изо рта, буквально прикуривая одну от другой. И душевно – от унылого пейзажа, раскинувшегося за окном – от вида серых, ощетинившихся мелким гравием, пятиэтажек, и не менее серых девятиэтажек, по грязным кирпичам которых расползались влажные, похожие на жёлтые лишаи пятна. А от низкого, давящего на крыши, безрадостного неба, с размазанными по нему тучами, похожими на грязные клочья ваты, хотелось задрать голову и выть – тоскливо и безнадёжно.

Глеб передёрнул плечами, его знобило от стылого воздуха, тянущегося из приоткрытой форточки, но закрыть её он не стал, лишь натянул на подбородок высокое горло свитера и ссутулился. Он сидел, тупо глядя сквозь грязное стекло на обшарпанную подъездную дверь соседнего дома, на переполненные мусорные баки, на голые ветви кустов, похожие на растопыренные артритные старушечьи пальцы.

— Слушай, кэп, заканчивал бы ты дымить, дышать нечем. — На кухню заглянул распаренный, словно только из бани Степан, — Сдохнешь ведь от рака.

— А, ты, здоровеньким помереть собрался? — Вяло откликнулся на подначку Глеб.

— Всяко здоровее тебя. — Подельник жадно выхлебал стакан воды, вернулся в комнату и принялся, пыхтя отжиматься.

Ну, да, напарник был апологетом силы. Часто к месту и нет приговаривая.

— Что, мне твой «пекаль»[3]? Пока ты его достанешь, пока взведёшь, пока…

Он сжимал свой мосластый кулак с набитыми костяшками, тряс им в воздухе и со значением заканчивал.

— Кулак, с предохранителя снимать не надо. Хрясь и я в дамках, а ты на полу со сломанным лицом.

Глеб же никогда не был фанатом всего этого рукомашества и ногодрыжества, которое любил Степан. Предпочитал рассчитывать на верный ствол, как же ему не хватало ощущения уверенной тяжести за поясом, в крайнем случае на что-нибудь холодное и острое, да на ловко подвешенный язык, которым он мог уболтать любого. А кого не мог, с теми он не связывался.

Глеб посмотрел на грязный коридорчик, на пошарпанную межкомнатную дверь и резко встал. Табурет скрипнул ножками по грязным доскам пола. Звук вышел таким же безрадостным и серым, как погода за окном. Сидеть в квартире осточертело. Прогуляться бы. Он с тоской обвёл взглядом маленькую, грязную кухню. Со стола на него раззявленной беззубой пастью с ядовитым языком-сигаретой между бумажных губ, пялилась пустая пачка. Курево кончилось, да и вообще. Что вообще он додумать не успел, во входную дверь постучались. Робко и еле слышно.

Глеб подобрался – гостей они не ждали, и сам не заметил, как вытянул из деревянной подставки поварской нож, широкий у рукояти, он плавно сужался к острию. Нож был так себе – тонкая китайская подделка,– но хоть бы длинным и острым, Глеб точил его каждое утро.

Неслышно он скользнул к входной двери. На все лады проклиная хозяина квартиры, который озаботился сохранностью жилища и поставил железную дверь, но изрядно поскаредничал при этом. Дверь была, как и нож – китайским барахлом, да ещё и без глазка.

Глеб припал ухом к холодному створу в надежде расслышать, кто к ним пожаловал. Безрезультатно. За дверью было тихо, да и пыхтенье отжимавшегося в комнате Степана заглушало все звуки.

В дверь вновь постучали, всё так же робко и тихо, а потом поскребли, словно котёнок, просившийся домой.

Непохоже это было ни на команду зачистки, ни на местных крутых парней, о которых предупреждал заказчик, ни на группу захвата. Те, недолго думая, просто вломились бы в квартиру и положили их мордой в пол.

— Кто? — Также тихо, как стучались, спросил Глеб.

— Это… я… соседка… Соня…

Глеб облегчённо вздохнул, он узнал голос и манеру речи соседки – делать длинные паузы между словами, словно она мучительно и долго перебирала в голове подходящий эпитет, прежде чем произнести его.

Мелькнула мысль – а если она просто прикрытие, и сейчас вдоль стен расположилось с десяток бойцов. Он откроет дверь, получит прикладом в лоб, ну или монтировкой и… И, что? Кроме ножа, всё равно другого оружия нет. Глеб в который раз пожалел, что поддался уговорам Степана и сбросил ствол. Захочет их кто нахлобучить, вскроет квартиру за пять минут, а они ничего и сделать не смогут.

— Ты, одна?

— Да.

Глеб посмотрел на зажатый в руке нож, крутанул его, прижимая лезвие к предплечью и…

Да, какого хрена! Захотят их взять, возьмут, в любом случае.

И спрятав руку за спину, принялся открывать дверь.

За порогом и правда стояла соседка – ножки палочки, ручки веточки, непропорционально большая голова на тощей шее и огромный, просто огромный, месяц, наверное, восьмой, живот.

За те пять дней, что они здесь провели, Глеб несколько раз сталкивался с Соней и её детьми.

[1] Железо – здесь оружие.

[2] Ксива – документ, удостоверяющий личность; служебное удостоверение (жаргон).

[3] Пекаль – пистолет (жаргон).

Спасибо всем кто прочитал.

— Так мы точно что-нибудь забудем, — проворчал Славик.

— Главное, чтобы Димон не забыл металлоискатель, а ты — мотор из гаража, — сказал Стёпа.

Славкин батя игнорил современные замки на транец.

Издали, со стороны лодочной станции, остров казался пышной котлетой, но при приближении становился всё больше. Его и за лето не перелопатить, не то что за четыре дня. Копали вытащили лодку на вязкую землю. У самой воды ноги в болотниках погружались в грунт почти по колено. Хорошо, что рядом нашлось бревно. Парни втроём попытались приподнять его, чтобы обмотать лодочной цепью, но не осилили, потому что оно потянуло за собой пласт грунта. Пришлось вырыть у ствола яму, протянуть через неё цепь. Теперь стало можно осмотреть сам остров. Оказалось, он весь покрыт щепой и деревяшками, имеет возвышенности и овражек, в котором задержалась вода густого кофейного цвета. Тут и там из щепы выпирали брёвна. Стоя на возвышенности, Стёпа сказал:

— Смотрите-ка, места, где были общага и избы, хорошо видно.

Действительно, под слоем всякой всячины угадывались холмики. Другие домишки, видимо, находились ниже их и до сих пор оставались под водой.

— Как древние могилы без памятников и оградок на заброшенном кладбище, — сказал Дима.

Славик скривился то ли от поэтичности сравнения, то ли от несносного запаха.

— Это водоросли и щепки воняют, — объяснил Стёпа и показал на сухие чёрные лепёшки, в которые превратилась подводная растительность. — Давайте подумаем, где могут быть схроны. Наверное, в домах их не делали, а зарывали при банях.

— Не факт, — отозвался Дима. — Я бы в подполе закопал.

— Тогда хренка с бугорка мы тут найдём. Почти за век всё глубоко в землю ушло, — предположил Славик.

Стёпа сказал, успокаивая не то друзей, не то себя:

— Насколько я помню, здесь река неглубокая, наверное, промерзает и верхняя часть дна. Весной пучинистая почва выдавливает всё схороненное наверх. Видите, сколько камешков? Я и осколки стекла заметил. А ещё слои почв могут иметь разное сопротивление. Думаю, есть смысл покопать.

— Тогда погнали рыть, — скомандовал Славик, зашагал вниз и вдруг провалился чуть ли не по пояс.

Он даже вскрикнуть не успел. Стёпа отреагировал быстрее: схватил деревяшку, плюхнулся на пузо и пополз к Славику, вопя: «Хватай палку!» А Дима стал действовать с умом. Он быстро достал из рюкзака моток верёвки, сделал лассо и велел Стёпе пригнуться. Всё верно, из зыби можно вызволить друга только общими усилиями.

Славик же стал поворачиваться, чтобы схватить деревяшку, и его затянуло ещё глубже. Отчаянным рывком он почти обернулся. Его загорелое лицо выцвело до белизны, вокруг глаз появились чёрные круги, словно бы топь вытягивала из него кровь, выпивала жизнь.

Первый бросок верёвки оказался неудачным. Второй стянул его предплечья, прижал к туловищу.

Стёпа крикнул:

— Славик, подвигай руками, ослабь петлю и передвинь верёвку под мышки.

Друг выглядел заторможенным и не отвечал. Тогда Стёпа поднялся, стал тыкать какой-то деревяшкой перед собой. Грунт не проваливался, можно было подойти ближе. Палка ухнула вниз почти перед Славкой. По его виду стало ясно, что дело совсем плохо: он не станет спасаться, инстинкт самосохранения у парня отключился. Или с сердцем худо стало.

Дима тоже спустился по Стёпиным следам, наматывая верёвку на локоть. Он сказал:

— Придётся тянуть так, как есть. Только бы верёвка ему кости не сломала или нервы не пережала. Тогда трындец.

Но вырвать Славика из земляного плена не удалось. Непонятно, как и почему, почва вокруг его туловища затвердела! Славик уронил голову, со лба и носа потёк обильный пот. Его футболка быстро потемнела на груди. На вопросы он не ответил.

— Что за нах?! — рявкнул Дима. — Он же сейчас ласты склеит!

Стёпа бросился за лопатами со словами:

— Откапывать будем! Только смотри, куда ступаешь!

Дима затормошил друга, перемежая уговоры с матом.

Парни принялись за работу, как одержимые: скорее, скорее! Лёгкая сверху, спрессованная водой внизу, полная мусора и железяк, земля позволила им вытащить друга. Они уволокли его на возвышенность и положили на двусторонний ПВХ-брезент. Стёпа принёс сапоги Славика, который вскоре порозовел и стал посапывать. С ребят самих ручьями тёк пот, сердца стучали, как в спринте.

Дима сказал:

— Ну всё, сейчас потерпевший отлежится, и на всех парусах — к лодочной станции. В гробу я видал эти предметы быта и схроны.

Стёпа хотел было согласиться, но в голову внезапно полезла всякая хрень. «Жертвы? Какие ещё жертвы?» — удивился он сумятице мыслей. Но отвлёкся, потому что услышал треск щепы на другом склоне пригорка или возвышенности, чёрт знает, как назвать части рельефа этого долбаного островка.

Дима прошептал:

— Слышал?..

Стёпа кивнул. За спиной у них кто-то был.

Парни обернулись. Никого… Только появились вещи, ранее ими не замеченные. Детское пальтишко, овчинная шапка, вязаная кофта, валенки… Дима спросил:

— Во время ледостава или ледохода на Лютом никто не тонул?

— Не в курсах, — тихо произнёс Стёпа. — Только сейчас дети такой одежды не носят.

Он вспомнил старые фотки. Точно, все шмотки, которые сейчас были разбросаны по щепкам, можно было увидеть только на них.

— Может, давно тут утонула девчонка.

— Не говори ерунды. Утонула и разделась, так что ли? Тряпьё бы смыло течением.

Ребятам стало очень холодно. С полминуты их реально трясло, будто бы они очутились под ледяным душем.

— Ладно, давай растолкаем Славку да будем возвращаться, — предложил Дима.

Но друг уже очнулся и стал, не поднимая зада, отталкиваясь ногами, двигаться к тому месту, которое его чуть не погубило.

— Стой, баран, ты куда? — крикнул Дима.

А Славка им предъявил:

— Сами копать начали, а почему меня не разбудили? И у нас уговор — вся добыча пополам!

Похоже, он не помнил, что чуть было не погиб.

— Сапоги надень, копаль древностей быта, — прикрикнул на него Стёпа. — Да подожди нас, а то снова провалишься в землю.

— Я? В землю? — обиделся Славик. — Подумаешь, покемарил чуток на солнышке. Хорош стебаться.

Друзья помогли ему подняться, обуться и все вместе спустились к двум немаленьким кучам. Славик рухнул на колени и выхватил нечто чёрное прямоугольной формы, в наростах и рыжих пятнах.

— Во! — заорал он. — Первая находка — шкатулка! Тяжеленная! Да ещё и с ключом.

Славка попытался повернуть ключ, но только погнул его. Он радостно потряс находку. Похоже, что крышка была плотно подогнана, внутрь не проникла вода. И копалей порадовал ни с чем не сравнимый звук металла, бряцавшего внутри. Славик поставил находку рядом и запустил жадные ладони в смесь мусора и гравия. Он повизгивал, как поросёнок, нашарив гаечный ключ, мятую кружку, несколько металлических пуговиц, похожих из-за наслоений на ежей. Вскоре устал от впечатлений и наконец обратил внимание на друзей, которые застыли рядом:

— Чего стоите-то? Вторая куча ещё есть. Вы сюда работать прибыли или как? Привыкли за счёт меня выезжать.

Стёпа повернулся к гребню возвышенности и бросил через плечо:

— Принесу новые перчатки. Дим, ты присмотри тут…

Славик потребовал:

— Захвати «Легенду».

Стёпа только головой покачал: металлоискатель Славке подавай… Искать драгмет на этом острове столь же бессмысленно, как просить у бомжа лям взаймы. Ладно бы ещё эти «предметы советского быта»… И как он мог купиться на какие-то схроны? Стёпа услышал, что Дима попытался образумить друга, очумевшего от поискового азарта:

— Остров тебе не пляж. Опасно здесь, слышишь? Подберём сейчас, что накопали, — и домой, отмывать и чистить всю дребедень. Попробуй только не продать её!

А ещё Стёпе снова послышался треск щепок на другом склоне пригорка. Но он не сделал ни шагу, чтобы подняться выше и посмотреть. Не потому, что не было интересно или струсил. Остров оглушил его, в голове теснились обрывки мыслей о жертвах; мелькали образы языков огня в чёрном небе; чудилась наступающая, подобно цунами, волна; сердце распирало от печали, будто утратил что-то дорогое. Он взял три пары перчаток и направился к друзьям.

К обеду палящее солнце быстро осушило груду железяк.

Дима сказал:

— Такого говна на любой свалке полно.

— Такого да не такого, — возразил Славик, который гаечным ключом отколупывал наслоения с керосиновой лампы без стеклянной колбы. — Говно с нужным клеймом — это хороший товар. Давайте-ка всё рассортируем. Выкинем всякие самодельные вещи.

— А я бы наоборот их взял, — вставил Стёпа. — История всё же, память о людях.

— Ноу проблем. Забирай себе, — ответил Славка и бросил другу помятую кружку.

Ветер, побеждённый духотой и жарой, стих. Копали взмокли, будто только что из воды. В ушах противно зазвенело.

— Давайте-ка закругляться, — предложил Дима, снял отцову арафатку и вытер ею лицо.

— Не, мы ещё с «Легендой» вон там побродим, — снова возразил Славка и кивнул в сторону, где возле следов большой избы кучковались холмики поменьше. — По ходу, большое подворье было. А вдруг там схрон с монетами или награбленным золотом? Тогда себе «Деус-два» купим.

Он сдвинул на затылок панаму с плоской тульёй и стал отдуваться. Вдруг его светло-карие глаза округлились и с малиновых от жары щёк исчез румянец. Друзья подняли головы.

По правую сторону острова исчезла дамба на набережной. В клубах тумана, шаркая ногами по дороге, шли пять старух в чёрном. Не просто старух — великанш!

— Мираж!.. — сдавленным голосом произнёс Дима.

Славик выматерился и стал ныть: «Стра-а-ашно». Стёпа протянул руку и толкнул его в плечо:

— Тихо ты!

Но и ему этот мираж тоже показался зловещим.

И точно: последняя призрачная старуха повернула к ним голову.

Ребят будто обдало ледяным ветром. Её глаза были вроде чёрных дыр. И старуха сверлила парней ненавидящим взглядом! Она ещё и ткнула в их сторону указательным пальцем. Другие огромные бабки остановились и стали медленно поворачиваться к застывшим копалям.

К счастью, рванул порыв такого ветра, что ребята вышли из столбняка, еле схватили на лету свои панамы и зажмурились от мелких колких щепочек. Дима, которому с его арафаткой ветер был нипочём, первым сказал с облегчением:

— Всё, нет уже миража!

А Стёпка погнался за своей кружкой. Она, звонко цокнув, споткнулась о камень и остановилась.

— На Байкале такие примочки случаются. Их голоменицей называют, фотографируют. Но чтобы на реке… — произнёс Дима. — Короче, валим отсюда.

Кто бы мог подумать, самым храбрым оказался Славка. Он снова стал продвигать свою идею — поискать драгмет на месте бывших домов, принялся обзывать товарищей трусами, как будто пару минут назад не дрожал от страха. Друзья давно привыкли к его непоследовательности и ничуть не обиделись. Наоборот, Славик снял напряжение, как всегда, развеселил, а от париловки помутился разум. И они согласились проверить одно место, только одно!

Стёпа сказал:

— Без палок не ходите. Кто знает, где снова может оказаться зыбь.

— Какая ещё зыбь? А ты? — Славик сверкнул на него глазами из-под панамы.

— Рядом посижу с верёвкой. Кто знает, какой там грунт, и кто вам поможет, если что… — объяснил Стёпка.

Славик наградил друга презрительным взглядом, а Димон одобрительно кивнул.

Парни осторожно двинулись к следам подворья. К их удаче, зыбких мест не оказалось. Щепки ломались под ногами, почва немного «плыла», но не проваливалась. Как выяснилось, в «могилы» строения превратились от того, что их ставили на фундаменты из камней. Сохранились остатки печей, первые венцы изб. Вот так сибирская лиственница — почти за век под водой не сгнила!

Славик принялся «утюжить» металлоискателем щепу на месте избы, Дима — наблюдать, а Стёпа отвлёкся на размышления.

С этим островком было что-то не так. Он, освободившись от плена Лютоя, вытащил из прошлого какие-то тайны. Ранее из воды при обмелении реки появлялась только его «макушка». И часто бывало, что до неё от дамб добирались пловцы. А теперь словно остров дождался тех, кого можно «грузить» своими тайнами… На Байкале миражи возникают из-за преломления света в пластах воздуха разной температуры. А здесь будто «преломилось» само время. Одежда какой-то бедняжки… Старухи в чёрном… Всё это как-то связано. И не несёт ли беду им самим? Дурацкий вопрос. Конечно же, несёт. Лучше бы им вообще здесь не бывать, оставить прошлое в покое. Получается, что они ради бабла всколыхнули, растормошили его.

Стёпа сжал найденную кружку. В ушах снова противно зашумело.

— Аа! Эй, Степаныч, есть «аурум»! Золото, золотище! Димон, волоки лопаты! — раздался торжествующий Славкин вопль и прервал размышления.

— А зачем их волочь? Вот они, — живенько, с улыбкой, ответил Дима.

Отчего же друзьям не быть довольными? Прежняя их добыча сводилась к нескольким серебряным вещичкам да сотне в металлических десятирублёвках, добытым за месяц блуждания с металлоискателем на пляже. Стёпа постарался отвлечься от дурных мыслей и решил разделить общую радость.

Славик с благоговением вычертил кресты катушкой «Легенды», чтобы ограничить место поиска, схватил лопату и первым стал копать, но скоро утомился не от работы, а от избытка чувств. Его сменил Дима. После смеси щепы, речных отложений, песка, гравия и мусора лопата стала чиркать по чёрной спёкшейся массе. Славик засуетился возле места копа с воплями: «Осторожнее! Осторожнее!» Он уселся на корточки, провожая взглядом каждое движение лопаты. И вдруг бросился к рассыпчатому холмику, на который шлёпнулась очередная порция выкопанного, вытянул светло-коричневый обломок. Увы, это была косточка. Фаланга пальца.

У Стёпы нехорошо зашлось сердце: мало того, что они разворошили прошлое, так ещё и мертвеца сейчас откопают! Но Славика заботило другое. Он спросил: «Кто-нибудь взял совок?» Дима распрямился, воткнул лопату в грунт и посмотрел на Стёпу. Тот помотал головой. «Малый старательский набор», как в шутку назвали они кейс с мелкими инструментами, был благополучно забыт в Славкином гараже. Друг разорался, точно пожарная сирена, покрыл матом Стёпку и Диму: и тупые они, и связываться с ними, как с фальшивой монетой, и теперь все усилия напрасны. Непонятно, почему товарищи не заткнули фонтан его ругательств. Только впечатлительный Дима заметил:

— Да тихо ты! Здесь орать всё равно что на кладбище ругаться. Недостойно.

— Наверное, не все успели спастись при наводнении, — добавил Стёпа.

И Славка утихомирился. Он предложил взять кое-что из найденных железяк для раскопок. Друзья вернулись к своим вещам на пригорке, прихватили вёдро и продолжили работу вручную. Отколупывая закаменевшие останки сгоревшего дома, разрыли скелет. Среди костей нашли почти целую жестяную банку. А в ней — мечту любого копаля. Схрон с монетами и несколькими золотыми вещами, почти не тронутыми временем. Так, в пятнах да разводах, которые легко убрать химикалиями.

Славка присмирел, не стал бурно радоваться. Задумчиво сказал:

— Надо же: кто-то прикрыл жестянку своим телом и погиб под рухнувшей крышей.

Стёпа с неприязнью спросил:

— Осуждаешь?

Друг открыл было рот, но подумал и только помотал головой. И правильно: они сами в погоне за наживой поступили не лучше.

Копали положили кости в яму, забросали вырытым. Стёпа нашёл крестик, изъеденный коррозией до хрупкости, и бережно пристроил его в могилу. И только тогда парни заметили, что от чёрных туч душный жаркий день сменился сумерками почти вечерней густоты. Резко похолодало.

Славик скомандовал:

— Ну, теперь всё! Погнали домой с золотишком!

— Нет, мы заберём всё нарытое, — возразил Стёпа. — Может, городскому музею сгодится.

Славкино лицо отразило его мысли: он скривился, посуровел, прищурился. А потом выдал:

— Ага, щас. Я всё продам по объявлению.

Копалей чуть не сбили с ног порывы ветра. Похоже, природа собралась проводить их с острова дождём. Тем, которые иногда случаются летом, — до рек на дорогах, когда ливнёвки просто захлёбываются, а машины глохнут от гидроудара. На Стёпкиной памяти не раз случались наводнения, когда сносило дачные домики, а из одного садоводства в другое могли приплыть плодовые деревья. Это всё из-за близких Саян с их ледниками. Сходя с гор, они могли любой захудалый ручей превратить в бурный поток.

Ребята рассовали железки по рюкзакам, связали лопаты, свернули брезент.

И тут парни услышали отчаянный детский плач, который раздался по ту сторону пригорка. Как мог появиться ребёнок на острове?

Они взбежали наверх. Внизу у овражка стояла девчонка и рыдала так, что у копалей защемило сердце. Ну и что, если у неё странное платье, нет обуви. Ребёнок же… словно явившийся из тех лет, когда остров был высоким берегом с домами, общежитием…

— Ты как сюда попала? — рявкнул Славка.

Его слабохарактерные друзья, не понимавшие ничего в воспитании, тут же спустились к девчонке. Малявка учуяла чужие жалость и беспокойство и заревела ещё громче. За пять минут неловкого сюсюканья парни узнали очень мало: она плачет оттого, что её некому забрать с реки.

— Мы тебя возьмём с собой, — решительно сказал Дима, а Славик наверху стал бессильно ругаться: только идиоты будут связываться с каким-то странным существом, а они и есть такие идиоты, потому что поступить иначе нельзя. Ребёнок ведь!

Девчонка протянула Диме сморщенную синюю ладошку, но он отшатнулся. От потеряшки веяло холодом, воняло речной гнилью. Стёпа сжал зубы и взял её руку, еле сдержав себя, чтобы не содрогнуться. Славик набросился на неё с конкретными и правильными вопросами:

— Как тебя зовут?

— Верочка… — Малышка даже затряслась, таким грозным он ей показался.

— Где живёшь?

Верочка оглядела остров и пожала плечами.

— Мама твоя где?

— Там, где вода, — сказала она и показала пальчиком с чёрным ногтем на ту часть острова, куда парни даже не успели зайти.

Им всё стало ясно. И больно: видимо, мать утонула, а её дитя прячется на острове.

Свои смутные подозрения насчёт принадлежности Верочки к миру мёртвых Славик показал пантомимой: он скрестил руки на груди и закатил глаза. Странно, но его кривляния оказались понятными девочке, и она снова принялась плакать. Дима выразительно посмотрел на друга и покрутил пальцем у виска. А ребёнок точно прилип к Стёпке. Он с тоской оглядел её взявшиеся коркой волосы, бледные щёки, тёмные круги вокруг глаз. Но не отстранился, наоборот, обнял костлявые плечики.

И тут небо обрушилось на копалей настоящим потопом. За какие-то секунды каждая неровность острова оказалась наполненной водой, потекли ручьи, сквозь шум ливня послышался глухой рёв. Парни надели рюкзаки, похватали вещи. Стёпа взял на руки девочку. Не топать же ей к лодке в чулках с дырками и одном вязаном носке?

К своему ужасу, ребята увидели, что остров уменьшился в размерах, а их лодку треплет быстрое течение. Лютой, подстёгиваемый ливнем, захотел вернуть отнятое дикой жарой и почти двухмесячной засухой!

— Только бы… не залило… мотор… — смахивая потоки с лица, сказал Дима.

— Против течения… к лодочной… не доберёмся. Нужно к дамбам… — отплёвываясь, добавил Славик.

А Стёпа еле отодрал от себя Верочку, поставил в грязь, скинул рюкзак, снял болотники и ринулся к наступающей воде. Нужно нырнуть к бревну и разомкнуть цепь, подтянуть лодку.

— Осторо… — донёсся до него Димин крик.

«Ох ты, а Лютой-то поднялся более, чем на два метра! — успел подумать Стёпа, когда не почувствовал под ногами тверди. — Только бы успеть!» Он рискнул поплыть в месиве из красноватой воды и щепок против течения. И тут какая-то тяжесть опустилась ему на плечи. Стёпа почувствовал маленькие цепкие пальцы. Верочка, чёртова Верочка сейчас утащит его на дно! Он ушёл с головой в воду, попытался скинуть тварь с себя. Ему почти удалось…

Сквозь багровую муть он уловил не голос, а мысль:

— Дядя Коля, мы утопнем?.. Не бросай меня…

И перестал бороться неизвестно с кем, подхватил тельце и рванулся вверх. Вынырнул, выплюнул воду изо рта и широко открытым ртом глотнул воздуха. Глянул на ту, что прижимал к груди левой рукой. Это были просто останки, наверное, пролежавшие в торфе. Если искали когда-то беднягу, то не там…

Рядом послышалось фырканье. Кто-то из друзей пришёл на помощь?.. Но это были не они… Незнакомый парень с бритым затылком и прилипшим ко лбу рыжим чубом, скаля крупные жёлтые зубы, сказал:

— Давай девку сюда…

Стёпа покорно толкнул к нему останки. И поймал протянутую цепь.

— Замок чудной! Еле сломал! — весело крикнул парень и завопил ещё громче, перекрывая рёв воды: — Лёха, воду вычерпал?

Со стороны раздался голос:

— А то! Чуть не потонула лодка!

Кто-то прыгнул в воду. Стёпа тоже нырнул и сквозь муть успел разглядеть двух пловцов в чёрных семейниках до коленей, которые через миг скрылись в мраке речной толщи.

Дальнейшее Стёпа не запомнил. Вроде бы он плыл, гребя одной рукой. А потом его схватили и вытащили на сушу. Когда он пришёл себя, увидел, что мокрые с ног до головы Дима со Славиком отчаянно работают вёслами.

Их то ли вынесло, то ли сами приплыли к дамбам далеко за Лютойским мостом. Копали привязали лодку к скобе технического спуска, вытащили кое-какие вещи, уселись отдыхать прямо в поток воды по асфальту. Мобильники, конечно, сдохли. Оставалась надежда только на тех, кто мог оказаться в такую погоду на автодроме, который был сооружён на месте когда-то высохшей старицы.

Очень скоро рядом остановился автомобиль, и водитель с тревогой спросил:

— Пацаны, какие-то проблемы?

— Дайте трубку, а? — попросил Дима.

— Может, скорую?

— Нет, спасибо, справимся, — ответил мужественный Славик, лицо которого было всё ещё мокрым, несмотря на то, что дождь прекратился.

Друг то начинал трястись, то прижимал к себе рюкзак и успокаивался. Стёпка ему дико сочувствовал из-за предстоящих разговоров с его батей.

Дима вызвонил знакомого, который развёз их по домам.

Они договорились встретиться завтра в Славкином гараже, если товарищ останется жив, конечно, после того как сообщит бате, что стало с лодкой и что могло бы случиться с ними самими.

Когда наконец Стёпа оказался в своей квартире, он первым делом, не раздеваясь, в болотниках, подошёл к старой фотографии. Можно ли его принять за деда в юности? Пожалуй, да. Но родители не говорили ему о сходстве. Упитанный здоровяк под два метра ростом мало напоминал невысокого, сухощавого, почти истощённого начальника смены первой очереди завода. А вот парнишку, стоявшего рядом с ним, Стёпа узнал. Не только по чертам лица, но и по чувству сопричастности, каких-то уз, которые иногда протягиваются через время, пространство и связывают людей.

Друга, которого парень обнимал за плечи на фото, точно звали Лёхой, Алексеем. Может, имя спасителя назовёт отец? Хотя вряд ли. Ребятам не удалось вложить свою жизнь в строящийся город, заработать ордена за ударный труд; завести семьи, продолжить род… Всё это забрала река.

Батя не отмудохал Славку за лодку и приключения, потому что его самого увезли на скорой с сердечным приступом.

Друзья собрались в гараже на следующий день только к вечеру, разбросали найденное по вёдрам, поставили отмокать. Шкатулку вскрыли. В ней оказалась коллекция советских значков и два Ордена Славы, третьей и второй степени, в рассыпавшихся коробочках. Дима глянул на обиженно оттопыренную губу Славки и сказал:

— Не переживай, бро, иногда эти значки и ордена Второй мировой ценятся выше ювелирки.

Славик сердито посмотрел на него:

— Тут другое. Продавать почему-то жалко.

Стёпа жёстко сказал:

— Ордена отнесём в военкомат. Может, удастся по архивным документам найти потомков. И это не обсуждается.

— А если не удастся? — с надеждой спросил друг.

Стёпа пожал плечами. Всякое могло быть. Его больше волновало другое. И он решился задать вопрос:

— А вы видели кого-нибудь у лодки на реке?

— Кого мы должны были увидеть? — пробурчал мрачный Славик. — Тебя видели, как нырял, как воду вычерпывал. Орали тебе, чтобы не плыл, а вёслами грёб. Но ты ж упёртый. Если б не течение, которое само лодку к пригорку вынесло, до сих пор под водой бы плавал. И все мы с тобой.

В этих словах был весь Славик, который не умел признать заслуги кого-то другого, а не себя любимого. Но Стёпа только рассмеялся.

— А эта девчонка сразу исчезла, когда ты в воду вошёл. Я ж говорил, что она… — И Славик вновь прибег к пантомиме: сложил крестом руки на груди и закатил глаза.

— Да, навидались мы глюков на острове… — добавил Дима, прищурившись на Стёпку. — Есть какие-нибудь соображения?

Стёпа кивнул, но рассказывать о них не стал.

Монеты из схрона поделили на троих. Горстку ювелирки и одну «лишнюю» монету оставили Славику — на ремонт лодки и новый мотор. Гнутая кружка досталась Стёпе. Дома он легко почистил стальную самоделку обычным порошком для кастрюль. Все наслоения сошли, но восстановить цвет и убрать пятна Стёпа не смог. Зато стала видна выбитая точками гравировка: «Павлуш. И. Стал-д. 1943».

Стёпа ещё не раз подходил с кружкой к старой фотографии на стене и долго смотрел на своего деда Павлушкина Николая Ильича. Ему ещё нужно было отдать долг спасителям — ребятам из дедовой смены. Как только Славик отчистил, отремонтировал и загнал кому-то шкатулку, меченную клеймом завода Сухорукова аж в тысяча девятьсот пятом году, Стёпа купил кроваво-красных роз и вместе с Димоном съездил к осушённому болоту, на котором теперь располагались дачные посёлки. Но там возле магазина был памятник жертвам коварной реки, останки которых достали из торфа во время работ.

Тысяча девятьсот пятьдесят первый год

Всех, кто пострадал от пожара и наводнения, по решению собраний рабочих коллективов заселили в комнаты двухэтажек-новостроек. Бывшие требушинские и нахаловские с трудом, но научились жить в тесноте да не в обиде, и весной пятьдесят первого вместе высадили вдоль улиц и у домов саженцы тополей, присланные из Иркутска. Когда тоненькие прутики оделись в глянцевую листву, у Николая Павлушкина впервые за год потеплело на сердце. Эта трогательная зелень подтверждала: жизнь продолжается.

Конечно, ему не забыть гибели ребят из его смены. Но теперь тяжкая вина стала светлой печалью, и он не ленился в самую жару по утрам поливать два тополька под его окном. А ещё он высадил у их стволиков жарки.

Ему не забыть ту дикую злобу, с какой Евсеевна выгоняла его и других спасателей со своего двора с горящей избой. Старуха, прижимая какую-то банку к груди, бросилась в пламя с воплями: «Ироды, ворюги!» И вскоре рухнула крыша.

Не забыть и прачку Марусю, которая отказалась садиться в лодку, скрылась в водяной круговерти ливня и быстро прибывающей воды. Она кричала, что не бросит свою Верочку, найдёт её и приведёт с реки.

И сегодня Николай, направляясь на автобусную остановку, чтобы ехать на завод, поднимал взгляд к небу и видел в кучевых облаках близкой грозы очертания нового города с высотными домами и золото июньского рассвета.

Осторожный Николай сказал:

— Для этого лучше взять лодку у местных.

Посмотрел на спуск и продолжил:

— А вот и они. Сейчас спросим.

На золотисто-рыжем от глины спуске к реке чернели одеяния трёх старух, которые несли по два ведра. Они все были со дворов «требушинских», коренных жителей, всегда готовых враждовать и с “нахаловскими”, которых прибило к строительству города волной странствий, и с прибывшей по комсомольским путёвкам молодёжью.

— Здравствуйте! — крикнул им Николай. — Можно, мы лодку возьмём ненадолго? До острова, за жарками.

Но ни одна из бабок, вырядившихся в такое пекло во всё чёрное, не сказала ни слова. Они прошествовали мимо, даже не повернув головы. От вёдер потянуло тухлятиной.

— Что это с ними сегодня? — удивился Николай, обернулся на товарищей и развёл руками.

Он был хорошо знаком с Матвеевной и Евсеевной, у которых обычно покупал молоко и творог. Они были разговорчивыми, даже навязчивыми. А сейчас, гляньте, стали суровыми молчуньями.

Николай, которого вся смена слушалась как начальника и названого старшего брата, сказал:

— Про лодки можно забыть.

Витёк и Алёша пошли в воду к Саше, который уже странными сажёнками плыл к другому берегу.

А Николай отвлёкся, глядя вслед старухам и вспоминая первомайскую драку местных с задирами из комсомольского общежития и «нахаловскими». Ведь до поножовщины дело дошло. Взаимная ненависть приехавших на стройку и требушинских могла вспыхнуть с новой силой от любой причины.

Девушки закричали. Николай, которому из-за недавно перенесённого воспаления лёгких нельзя было лезть в холодную воду, глянул на реку. У пловцов дела были плохи. Только Саше удалось пересечь середину Березинки. Алёшу с Витьком стало сносить течением. Хорошо, что совсем рядом с берегом.

— Поворачивайте назад! — закричал Николай, закашлялся и сказал, чтобы успокоить девчат: — Их к старице сейчас отнесёт, а там мелко. Или к берегу прибьёт. Даже если окажутся в протоках к болоту, ничего страшного не случится.

А Саша выбрался, держась за ветки ив, в один момент нарвал охапку цветов и снова бросился в воду. Других парней уже не было видно за поворотом реки. Саше не удалось плыть, гребя одной рукой. Его макушка всё чаще оказывалась под водой. Жарки понеслись по течению вслед Алёше и Витьку. У Николая нехорошо сжалось сердце.

Саша вылез на берег. Посиневший и злой, он пришлёпал к компании со словами:

— Вот же гадская речушка! Неширокая, но норовистая. Да ещё и грязная: плыву, а тут в рот какая-то тухлая пакость попала. Вроде неощипанного куриного крыла.

— Да это бабки, наверное, в воду помои вылили. А потом станут орать, что приезжие всё загадили, — сказала Люба, одна из девушек-лаборанток.

— А где они? — спросил Саша, растираясь полотенцем.

Компания взглянула на спуск к реке: старух не было видно. Наверное, успели прошмыгнуть назад за спинами ребят.

Николай сказал: “Отдохнули, называется. Теперь придётся чапать к старице, вызволять наших из тины.”

Увы, на старице парней не было. Может, они в общежитие вернулись?

Но ребят больше никто не увидел.

Смена Павлушкина провела целый день в опорном пункте милиции. Пожилой участковый из местных отказался мобилизовать рыбаков на поиски:

— Толку-то баграми у берегов шуровать? Всплывут у Ангары. Сколько народу не говори, чтобы поосторожнее с Березинкой, никто не слушает. Теперь вот новый несчастный случай нужно оформлять. Надоело уже.

Но Николай по глазам милиционера видел: он что-то знает. Но молчит. И от этого на душе становилось ещё гаже. Сердце заходилось от собственной вины: Витёк и Алёша были всё равно что младшие братья, одному восемнадцать, другой на год старше. Недавно из ремесленных училищ. Приехали на стройку, чтобы меньше, чем через год, утонуть. А он, Николай, ничего не сделал… Побоялся ссоры с местными из-за какой-то паршивой лодки.

Вечером к нему в комнату, где проживали начальники смен, ввалился пьяный Саша с самогонкой, предложил помянуть утопших. Мужчин не пришлось уговаривать.

Один из них, Гена, который проработал здесь уже четыре года, предложил:

— Давайте уж тогда выпьем за возвращение ребят, а не за упокой. Березинка-то иногда пропавших отпускает.

Саше уже было всё равно, за что пить, но Николай вцепился в Гену:

— Как так отпускает?!

Гена, который слыл краснобаем и любителем поговорить и на собраниях, и на разных гульбищах, принялся рассказывать:

— Когда я сюда приехал, общежитие только строилось. Пришлось жить у Требушиной Вальки. Тётка оказалась не в себе после несчастья: пять лет назад перевернулась лодка с её мужем и двумя пацанами. Чудила она, открытой воды боялась, таскалась по старухам, которые вроде знали, как вернуть утопленников, которых нигде не нашли. Потом я переехал в общежитие, забыл про чокнутую. Отправился в область в командировку на автобусе, гляжу: Валька вместе с мужиком и ребятишками тоже уезжает. После узнал, что она дом с хозяйством бросила и в деревню к матери подалась. Спросил у местных: она что, по новой замуж вышла? Нет, говорят, своих утопших у речки выпросила. И вроде бы мужик с ребятами за пять лет не изменились внешне. И никогда не изменятся, потому что из неживых вернулись.

— Да местные почти все Требушины. От слова «требуха», которой реку раз в месяц кормят, чтобы не гневалась, — добавил ещё один старожил. — Кровожадная наша речка. Как ни корми, народ всё равно тонет.

Эти байки окончательно добили Николая. Показалось даже, что воспаление лёгких вернулось с кашлем и болью в груди. Он обрадовался, что вскоре все захрапели, и можно было полежать в тишине.

Но сон всё не приходил.

Николай вышел на улицу. Вся округа оказалась в плотном, как вата, клочковатом тумане. Фонарь у входа освещал его болезненным йодистым светом. Жёлто-молочную взвесь с трудом пробивали звуки: лай собак, звуки гармошки и пьяных песен со стороны Нахаловки.

Тяжкие мысли Николая прервало ощущение, что он не один возле отсыпанной гравием дороги, которая разделяла общежитие и полсотни дворов, где жили местные. И точно: сквозь мелькавшие бреши в тумане он заметил тьму. Она двигалась. Или это туман медленно тёк к реке?

Николай сам не понял, что толкнуло его пройти к дороге. Он сделал несколько шагов в тумане и чуть не врезался в спину невысокой толстой женщины в чёрном, услышал негромкое, на грани восприятия, пение. Так гнусавить могла только Матвеевна. Зачем она потащилась ночью к реке?

Ветер, который постоянно овевал берега Березинки и, казалось, был вечным спутником стремительной воды, разметал клочки тумана. У спуска пять чёрных фигур вытянули вперёд руки и гуськом зашагали вниз. Николай почувствовал в этом что-то неправильное, несовместимое с обычной жизнью. Возникла мысль заговорить с Матвеевной и если не остановить, то заставить объяснить, что здесь происходит. Окликнуть со спины, наверное, нельзя: старуха может испугаться, упасть и повалить на крутизне других женщин. Он подобрался к ней сбоку и чуть сам не полетел вниз — веки бабки были плотно сомкнуты, точно во сне. Как такое возможно вообще — спускаться с закрытыми глазами?

Николай остановился и досмотрел это «слепое» шествие до того момента, как старухи оказались внизу и встали на колени перед рекой. Они не запели, а заныли довольно странные молитвы, перемежая их земными поклонами.

Тянулись минуты, но ничего более не происходило. Раздался голос Евсеевны:

— Надоть вертаться. Не смиловалась матушка-река.

Одна из женщин скинула чёрный платок, и в свете луны, которая успевала уставиться мёртвым оком на реку сквозь несущиеся облака, Николай узнал Марусю. Она, хоть и из местных, работала в прачечной, стирала халаты лаборантов, казённое общежитское бельё. Прачка заголосила на всю округу:

— Как так — вертаться?!! Мне было обещано! Где моя дочушка? Я своему Петьке сказала: не пей этой ночью, гад, я нашу Верочку с реки приведу! Что он со мной сделает за обман? И вам всем достанется, знаете, поди, Петьку!

Матвеевна прикрикнула на неё:

— Не шуми! Мало пожертвовали. Всего двоих. Нужон третий. Тот, кто своей волей в воду бросится.

Маруся продолжала плакать и кричать так пронзительно, что Николай, до сих пор ничего не понимавший, уже хотел было спуститься к берегу. Он сам от гложущей душу тоски присоединился бы к прачке, покричал-погоревал по своим товарищам.

Матвеевна дёрнула Марусю за волосы и велела:

— Не шуми, зараза! Беги лучше до Нахаловки, веди сюда свою подружку-горемыку. Всё равно ей не жить здесь: споят да затаскают до смерти.

Маруся замерла, а потом вдруг кинулась к подъёму. Николай еле успел отступить. Подумал-подумал и пошёл за женщиной, вспоминая её приятельницу. Она тоже приехала осенью, но на работу её не взяли, потому что была матерью-одиночкой с двумя детьми. Ей ведь жильё подавай! А общежитие только для тех, кто прибыл по путёвкам. Денег на съёмный угол у неё не оказалось. Нахаловские приютили, но стали спаивать и таскать по койкам. Ребятишек отобрала милиция с какой-то комиссией, увезла в область в детдом.

Маруся словно растворилась в темноте, а Николай присел на лавке возле общежития. Всё вдруг стало предельно ясным: местные топят людей, чтобы река вернула им своих. Марусина дочка провалилась в полынью в конце зимы, её затянуло под лёд. Николай знал ребёнка и дважды — зимой и весной — искал с рыбаками тело. И цена возвращения не Верочки, а какой-то нелюди — жизни ребят. Теперь вот ещё и бедолаги из Нахаловки.

Послышались голоса:

— Никуда я не пойду, отцепись, Маруська.

— Лучше сразу в воду, чем жить, как ты: без детей, без дома, без работы. Посмотри, в прошмандовку превратилась. А водица-то все твои грехи смоет… — со слезами упрашивала пьянчужку Маруся.

— Отстань… спать хочу…

— Куда ты побежала?! — завопила Маруся. — Ведь дошли почти!

Голоса затихли в ночи, и Николай с облегчением вздохнул. Он ушёл к себе и крепко заснул.

А вечером, после смены, где ему с Сашей пришлось вкалывать за четверых, узнал, что пьянчужку из Нахаловки, избитую дочерна, вынесло к Ангаре. Нахаловские кричали, что Людку убили требушинские, мол, она прибежала и сама рассказала, что ей велели топиться. Местные орали, что пора снести Нахаловку, приют ворья и душегубов.

Маруся ещё неделю ходила пошатываясь, словно во второй раз потеряла дочь.

Кто-то по ночам регулярно разорял стеклянные парники требушинских, воровал кур и гусей.

Но местные молчали, не жаловались. Их дома словно нахохлились и замерли, как вороньё перед бурей. И точно — в следующее воскресенье случилась новая беда.

Шестеро парней из Нахаловки берегом ушли к верховью Березинки, чтобы сплавиться по течению. Недалеко от стройки плот распался. Все нахаловские стали добычей реки. Люди шептались, что перед несчастьем исчезли лодки местных. Не они ли потопили плот?

В середине июня запылала изба кого-то из требушинских. С торжествующим рёвом рвалось в чёрное небо пламя, а ветер с весёлым бешенством гнал огонь дальше . Пожар тушили всем миром, но к утру он утихомирился сам от ливневого дождя.

Николай в компании парней, закопчённых, как черти в аду, спустился к реке, чтобы отмыть сажу с рук и лица. Все увидели, как вода, вспученная струями дождя, плеснула пеной, и на берегу очутилась девчонка. С её шапки и пальто ручьями стекала жидкая тина. Она потопталась, повертела головой, вновь шагнула в реку и… пропала. Верочку некому было забрать домой.

Парни заговорили тихо, как на похоронах:

— Видели?

— Что это было, а?

— Что-что… привидение, вот что!

— Привидений не бывает. Но лучше пойдёмте отсюда… Очередь у колонки займём, там помоемся.

И никто не догадался, что надвигается ещё большая беда на всех разом: и требушинских, и нахаловских, и комсомольцев-передовиков. От небывалой жары с Саян сойдут снега, русла рек не смогут удержать прибывшую воду. Ливневые дожди подмоют берега, и близкий Лютой промоет новое русло. Яростные лютойские воды соединятся с кровожадными и пойдут стеной на жилища людей.

Семьдесят лет спустя

Июньское пекло и духота превратили город в ад. Родители пожадничали установить канальную сплит-систему, а старенький кондиционер не справлялся с жарой в огромной четырёхкомнатной квартире. Павлушкин Стёпка изнывал от тоски: до практики на северах оставалось пять дней, но как выдержать городскую париловку? Он даже не завидовал родителям, которые уехали на Чёрное море. Там, наверное, ещё жарче. И главное, после сессии полностью истощился бумажник. Зато он с компашкой весело отметил окончание второго курса.

Стёпка поднялся с любимого дивана и прошлёпал в кухню. Скоро явятся его кореша, Славка и Димон, нужно бы приготовить что-то прохладительное. Увы, в холодильнике не оказалось ни одной запотевшей баночки пива, только молоко. Стёпка скривился, но не стал унывать: сейчас он сварганит знаменитый мамин лимонад из натуральных продуктов! Со льдом пойдёт…

Не успел Стёпка разлить блёклый напиток по пивным кружкам, как запиликал домофон. Рожи друзей сияли, несмотря на изматывающую духоту.

— Ну, Степаныч, я надыбал, как поднять бабла! — с порога сказал Славик.

Стёпка бросил в кружки лёд и провёл друзей в гостиную, где при тёмных шторах на окнах злобно шумел старый «кондей».

Славик пригубил лимонад, сплюнул попавшую в рот цедру и провозгласил:

— Благодать! Короче, пацаны, вот!

И он шлёпнул на столик оборванное объявление из тех, что временами стихийно облепляли остановки маршруток.

Стёпка взял листок и хмыкнул.

— Ну и где мы возьмём «предметы советского быта двадцатых — семидесятых годов»? — сказал он. — И что потянет на предметы этого быта?

В разговор вступил Дима:

— Вчера с дачи ехали, я видел, что Лютой обмелел. Острова появились, а они раньше берегами были. Так мой батя сказал. Вот там и возьмём. Они же раньше были заселены. Тащи сюда старые фотки.

Стёпа было возразил:

— За фотки батя рога свинтит…

Дима даже подскочил от непонятливости друга:

— Да мы только посмотрим, где что раньше было! Куда плыть!

Стёпа стал упорствовать:

— Он их заныкал. Вон на те, что на стене висят, смотрите.

Батя увеличил несколько фотографий, по его словам, имевших историческое значение. На всех — Стёпкин покойный дед Николай, орденоносец, именем которого названа коротенькая улочка города. Он умер до рождения внука, но родители задолбали рассказами о нём, и Стёпа давно знал наизусть дедову биографию. Ладно бы рассказы, так батя постоянно попрекал сына трудовыми победами деда. Поэтому Стёпка отказался продолжать династию нефтехимиков и подался с друзьями в геологи.

А теперь ему предстояло кое-что объяснить корешам. Стёпка ткнул в самую стрёмную, на его взгляд, фотку:

— Вот, это первая общага нашего города. Дед со своей сменой, он начальником был. Только деревянную двухэтажку водой смыло.

— Чего? — удивился Димон, тупо разглядывавший фото.

Весь его вид говорил: и как только могли люди жить в этом сарае!

Стёпа принялся рассказывать:

— А вот чего: семьдесят лет назад случился пожар, а потом полили дожди, с Саян начали сходить снега. Воды стало столько, что Лютой вышел из берегов, промыл себе другой путь и слился с какой-то речушкой. Образовалось новое русло одной большой реки. Она проглотила общагу и маленькие селения. Старый берег и есть тот остров, который сейчас виден из-за обмеления Лютоя. И что вы хотите там найти после пожара и стольких лет под водой?

Славка хитро на него посмотрел и сказал:

— Моя бабка говорит, что люди спешно, ночью, бежали из домов, бросали скот и всё имущество. Ей тогда лет семь было. А память у неё и сейчас ого-го.

Дима добавил:

— Я в инете пошустрил: стальная ложка сороковых годов с клеймом советского завода триста рублей сейчас стоит. Мой металлоискатель возьмём. Там верняк поднимем что-то посерьёзнее ложек.

Стёпа хмуро глянул на него и спросил:

— Например?

Славик перечислил:

— Подстаканники, оклады икон, посуду разную, утюги, да мало ли чего…

Стёпа возмутился:

— Да вы знаете, как тогда народ жил?! У моего деда был только фанерный чемодан с бельём, сменной рубашкой, сапогами и парадными ботинками.

Дима и Славик не то с пренебрежением, не то с жалостью уставились на друга. Стёпа понял, что они сейчас думают: это его дед был бессребреником, а другие имущество копили.

И тут Славик нанёс Стёпе последний удар, показав однобокость знаний о прошлом, переданных ему родителями:

— Бабка в детстве жила в Требушинке, старинном разбойном селе. Народ в нём грабил тех, кто в верховьях Лютого золото мыл. После войны от села мало что осталось. Но всё равно можно и на схрон наткнуться.

Схроны — это хорошо, даже если они полумифические. Это достойная цель, чтобы покопаться в земле. И Стёпа принялся размышлять:

— По фоткам мало что поймёшь. А вот батя говорил, что дедова общага стояла ближе к современному Лютойскому мосту. И избы старые через дорогу были. Значит, это место, где сейчас русло отгорожено дамбами от набережной. И оно должно быть очень близко к ней. А стало быть, туда могут явиться и другие копали.

Славик забыл про лимонад, который, похоже, удался, несмотря на цвет. Он вскочил и возбуждённо заходил по комнате:

— Так чего мы в городе сидим? Погнали собираться. Нужно место застолбить. Или вообще весь островок.

Когда мы шли уже по деревне и входили в очередной поворот, я чуть не столкнулся с какой-то взлохмаченной женщиной. Не увидел её из-за забора и зелёных кустов.

- Ну смотри куда прёшь! - оглянула она меня неприязненным взглядом.

Я же в стороне не остался - ответил:

- Сама смотри! Тупая ты курица!

Друг рядом что-то воскликнул.

Ошарашенно, испуганно.

- Чего ты сейчас мне сказал? - с показушным спокойствием в глазах спросила она, однако, готовясь разразиться ругательством.

- Что слышала, дура! - сказал я. - Повезло тебе, что сегодня я добрый!..

Договорить мне не дал друг. Лёша вдруг схватил меня за рукав и с силой куда-то потянул. И пока мы удалялись, он всё продолжал бормотать извинения в сторону взлохмаченной дуры. И выглядел он при этом бледным, испуганным...

Я, честно признаться, ничего не понимал.

- Чего это ты с той кошёлкой так? - поинтересовался я.

Лёша смерил меня злобным взглядом:

- Зря ты это, - сказал он. - Это Тамара - местная ведьма. Она женщина злопамятная. Молись теперь, чтобы мстить не стала.

- Ты это серьёзно? - посмотрел на него, как на психа я. Однако видел - он не шутил.

Вскоре мы добрались до дома, где выпили ещё немного и пошли смотреть телевизор. Ловил в деревне лишь первый канал. Там как раз шло моё любимое шоу - квн. Поэтому, о случившемся ранее я и вовсе забыл.

Когда стемнело Лёша прошёлся по дому, выключая свет. Сам он лёг на кровать, а мне же было постелено на диване.

Заснул я быстро - успел утомиться весельем за день. А ночью меня разбудил странный звук. Сперва я проснулся, прислушался. Ничего не понял. Что-то хлопало, звенело. Упало что-то? Друг пошёл в туалет и запнулся?

Встал, собираясь осмотреться получше, и вдруг, в этот самый момент, дверь шкафа резко открылась. В комнате вдруг стало светло.

Это над полом парил огненный шар...

Я замер, забыв, как дышать. Смотрел на это всё, широко раскрыв рот и глаза. Шар полетал немного, замер... И вдруг обернулся в другую фигуру! В одну секунду он вытянулся, в овал, снизу вытянулись отростки, ставшие лапами, а с одной из сторон овала, обращённой вправо, выросла... Голова. Лошадиная...

Передо мной стоял огненный конь.

Случилось всё это с громким хлопком, от которого проснулся и друг. Всё это время он, всё-таки, спал.

Лёша увидел коня и "ойкнул".

Он побледнел и сказал:

- Это Тамара. Она пришла мстить.

Теперь уже я не столь скептически относился к его словам. Огненный конь, думал я... Настоящий...

А потом этот самый конь взревел и рванул на меня, оставляя в воздухе искрящийся пепел.

Я выкрикнул и отпрянул. Меня не боднуло мордой чуть-чуть. Совсем немного. Лёша опять принялся извиняться - при этом, друг спрятался за диван.

Я схватил с кровати, где он недавно лежал подушку, прикрыв ей лицо. И очень вовремя! Огненный конь разинул пасть и оттуда вылетела шаровая молния. Она искрилась, дёргала, летала над полом, как недавний огненный шар, после "заприметила" меня и рванула в мою сторону. Возле самого лица грохнуло. Моментально заложило уши. Шаровая молния испепелила подушку, которую я держал.

Конь недовольно хрипнул и приготовился к очередному прыжку. Я ждать не стал. Рука схватила со стола книгу - не знаю, что было написано на обложке; не до того было. Затем швырнул её, попав прямо в морду.

Книга загорелась и упала, создавая ещё больше света и пепла.

Конь подлетел ко мне, развернулся и лягнул прямо в грудь, откуда сразу же выбило воздух. Я вскрикнул и вылетел в окно. Упал прямо в малиновый куст - изодрал себе всю одежду. Заполучил кучу царапин. Часть одежды, что на груди тлела.

Конь злорадно заржал.

Стоя за разбитым стеклом, он смотрел на меня и ухмылялся. Его огонь разгонял тьму ночи, отбрасывая длинные тени.

Затем он подпрыгнул - его передние копыта соприкоснулись с рамой окна, заставив ту почернеть. Я же с ужасом понял одно - сейчас он выпрыгнет сюда и нападёт снова. И тогда я, что есть сил закричал:

- Тамара, проси меня, дурака!

Конь вдруг остановился и покачал головой - вроде бы и злорадно, но уже не так сильно. Затем отошёл назад, крутанулся и обратился взлохмаченной женщиной в грязной одежде. Той самой.

Свет от огня тут же пропал, однако, в носу по-прежнему воняло гарью.

- То-то же! - злорадно послышалось из-за квартиры. - То-то же! Теперь будешь знать!

И голос затих.

Я полежал немного, приходя в себя, и поднялся. Прошёл внутрь дома. Дверь была закрыта на щеколду - Лёша всегда запирал дверь перед сном - и мне пришлось подождать, пока он откроет.

- А я тебе говорил, - испуганно сказал он, когда я вошёл внутрь.

Мне вдруг захотелось выругаться на него, но сил совсем не было. Поэтому, я лишь махнул рукой и прошёл мимо.

А на следующий день я собрал вещи и пошёл к вокзалу - ждать электричку. Оставаться в этой деревне мне не хотелось. С тех пор я больше никогда не хамил людям на улице. Мало-ли, что...

Ложная дверь.

Дмитрий Венцковский @Morgot76

Древние египтяне верили, что между мирами живых и мёртвых расположены ложные двери, через которые может проходить божество или дух умершего. (Википедия)

Алёна сидела в торговом зале магазина по продаже дверей «Сезам» и тайком под столом читала на экране телефона очередную страшную историю. Объектив видеокамеры строго поблескивал в углу. Начальство не одобряло пользование гаджетами в рабочее время, но всё же, порой, если не наглеть, закрывало на это глаза. Сюжет рассказа был неплохим, но грамматика автора время от времени резала взгляд, невольно заставляя Алёну кривиться лицом.

Она подняла взгляд, окидывая большое пустое помещение. Время было уже позднее, через час магазин закрывался, за большими окнами всё скрылось в сумерках, лишь кое-где разбавленных лучами уличных фонарей. Алёна вздохнула и с надеждой заглянула в большую чайную кружку с изображением жуткой ухмыляющейся интерпретацией Чеширского кота, но та уже была безнадёжно пуста.

День сегодня был не очень, покупателей почти не было. Да ещё утром пришлось поскандалить с одним упёртым клиентом, который месяц назад заказал у них какую-то жутко дорогую дверь, которую нашёл на сайте одного из поставщиков. Сегодня заказ доставили, но покупатель решил, в нарушение правил магазина,  забрать её в рассрочку. Вот и пришлось ему втолковывать о его неправоте и выпроводить ни с чем. Вообще он был очень странный, какой-то измождённый, дёрганый, нервный, с испуганным и измученным взглядом из-под нечесаной, засаленной чёлки. Выглядел скандалист лет на тридцать,, но вот глаза и взгляд его словно у пятидесятилетнего человека. Да и фамилия его была очень забавной, Алёна даже про себя немного посмеялась. Тюткин Семён Никифорович. «Повезло» же человеку.

Гулкое одиночество помещения слегка пугало. Охранник, как назло, отпросился на пару часов по срочным делам, но к закрытию обещал быть. Тоже ещё одно нарушение, на которое начальство часто закрывало глаза. Хотя могли иногда наказать рублём, чтобы особо не наглел. Но сейчас его отсутствие ощущалось особенно сильно. Даже закалённая многочисленными жуткими историями психика вдруг дрогнула, поддаваясь криповости момента. «Блин. Прямо лиминальное пространство какое-то», буркнула Алена про себя, нервно потеребив бейджик на груди. И тут раздался сильный стук. Она испуганно вскинула глаза к входной двери, но за стеклянными створками никого не было. Стук повторился, и шёл он явно со стороны склада.

Но испуг быстро прошёл, и появилась досада и злость. Чёртов охранник, очевидно, решил разыграть её, пробравшись на склад через заднюю дверь! Ну, он сейчас своё получит!

Решительным шагом Алёна направилась к двери, из-за которой вновь раздался приглушённый стук. Вошла в тёмное помещение и щёлкнула выключателем. Яркие светодиодные светильники озарила просторное помещение, которое казалось тесным из-за рядов стеллажей, на которых вертикально хранились дверные полотна. Вдоль стен многочисленные полки заполняли различные аксессуары, от дверных ручек, до петель и личинок замков. Тишина и никакого движения. Девушка медленно пошла по узкому проходу, и снова вздрогнула, когда стук повторился. Теперь он был громче, и доносился явно из секции, где хранились двери, доставляемые по индивидуальному заказу.

- Ну, сейчас у меня кто-то получит! – громко воскликнула она, и решительно, нарочито громко топая,  зашагала в глубину помещения.

Всё та же пустота и тишина. Жутковато. Хорошо хоть пыли с паутиной нет, клининг в их магазине был на высоте. Наконец Алёна оказалась в нужной части склада. Стеллажи тут были практически пустые, за исключением нескольких, на которых стояли двери, ожидающие своих заказчиков. И тут была та самая, доставленная сегодня утром для скандалиста Тюткина. Она, даже упакованная в гофрокартон, выглядела странно, как и её заказчик, и имела какие-то необычные очертания и пропорции..

- Ты где, придурок?! Выходи! – громко позвала Алёна. Она ожидала, что вот-вот откуда-то выскочит ржущий охранник, и она выскажет ему всё, что о нём думает.

Ответом ей послужил громкий, требовательный стук в дверь. Ту самую. Необычную. Девушка в недоумении обошла стеллаж. За ним никого, никаких следов. Червячок страха закопошился где-то в районе живота, но руки сами потянулись к лежащему неподалёку, на стопке паллет, канцелярскому ножу. Несколько взмахов, и пластиковые транспортные ленты тихо шелестя, упали на пол. Следом затрещал разрезаемый картон и упаковка отправилась вслед за лентами, являя на свет своё содержимое. Алёна отступила в изумлении и смятении. Перед ней была крышка гроба. Она выглядела очень реалистично. Сделанная из массивного лакированного дуба, с бронзовыми ручками и белой атласной обивкой с внутренней стороны, подвешенная на мощных петлях на рейки дверного короба. Какой-то, прости господи, «гений», умудрился соорудить дверь из крышки от гроба! Вот бывают же на свете психи!  Алёна нервно хохотнула, разглядывая сооружение. Надо же! Даже медная табличка на ней есть. И на ней что-то написано. Имя, фамилия, отчество. Даты рождения и смерти. Полгода назад. Наверняка это дата создания сего шедевра и имя автора. Нужно сходить за телефоном и сделать несколько фоток для своей странички в соц.сетях. И скотч не забыть, чтобы обратно всё упаковать.

Она уже повернулась к выходу, досадуя на придурошного охранника, но гробовая дверь вдруг сотряслась от мощных ударов, словно кто-то настойчиво требовал его впустить. И вместе с ударами свет в помещении нервно замигал и как-то потускнел. Уже окончательно разозлившись, Алёна ухватилась за бронзовую ручку и дёрнула тяжёлую створку на себя. Та вдруг с лёгкостью распахнулась, обдав девушку клубами затхлого воздуха и пыли. От неожиданности она плюхнулась пятой точкой на бетонный пол. За проёмом, вместо ожидаемого хихикающего шутника, оказался длинный сумрачный коридор с кафельными стенами.

Алёна ощущала себя словно во сне. Воздух вдруг сгустился, словно кисель, замедляя любые движения, ноги стали ватные, в голове сумбур. Но страха почему-то не было, лишь изумление от того, что она видела. Сколько раз она читала о подобном в различных криппи историях, но совершенно не ожидала увидеть нечто подобное в реальной жизни.

Зев входа словно приглашал её зайти, маня новыми впечатлениями и приключениями. Наверное, что-то подобное чувствовала Алиса, когда провалилась в кроличью нору. «Это наверняка всего лишь сон» - пыталась убедить себя девушка, и, словно подчиняясь чьей-то воле, она перешагнула через высокий порог стоящей на стеллаже двери, и вошла в коридор. Ничего страшного, она всего лишь дойдёт до конца, посмотрит что там, и вернётся обратно. Это ведь совсем не страшно, а наоборот, даже интересно! Осторожно шагая, она шла вперёд, и даже когда за спиной тихо скрипнув, захлопнулась дверь, то восприняла это как должное, как ещё один пазл этого увлекательного приключения.

Обстановка вокруг больше всего напоминало какую-то заброшенную больницу. Цвет стен, покрытых грязным кафелем, сложно было определить, редкие люминесцентные светильники, время от времени моргали, делая окружающий пейзаж ещё более жутким. Вонь застарелых химикалий, несколько железных каталок у стен и полустёртые указатели ещё больше добавляли сходство с медицинским учреждением. Коридор тянулся куда-то вдаль и не думал заканчиваться.

Внезапно  тишину нарушил чей-то плач. Было не ясно, плачет ли это ребёнок или девушка, но в нём было столько тоски и безнадёжности, что сердце сжималось. Алёна огляделась в поисках источника звука, и только сейчас заметила, в стенах металлические запертые двери с узкими задвижками на месте маленьких окошек. Горькие рыдания исходили из-за одной из них.

Алёна приложила ухо к холодному ржавому металлу.

- Кто здесь? Вам помочь?

Рыдания ни на мгновение не умолкли. Тогда девушка стала стучать в дверь кулаком, но её словно не слышали, и плач всё также продолжался, горький и полный одиночества, вызывая тоскливое щемление в душе. Заслонка, перекрывающая окошко, тоже не поддалась. Безрезультатно провозившись ещё какое-то время, Алёна отправилась дальше туда, где в неверном мерцающем свете ламп, уже показался конец коридора. Но это оказалось развилка. Влево и вправо также отходили коридоры, которые заканчивались дверьми. «Всего лишь посмотрю, что за ними, и назад» - убеждала сама себя Алёна.

Сначала она решила пойти направо. Металлическая дверь в конце со скрипом поддалась. За ней оказалось полутёмное помещение с хромированным хирургическим столом в центре и двумя рядами железных люков на противоположной стене. Морг. Это без сомнения был он. Алёна осторожно вошла, оглядываясь. Приблизилась к столу. Он был весь покрыт бурыми пятнами и разводами, рядом, на подставке, тускло поблескивали хирургические инструменты. Такой же забрызганный круглый софит над столом разливал красноватый свет, придавая окружающей обстановке жуткий сюрреалистичный вид. Тёмные потёки и капли, которые, несомненно, были кровью, вели смазанным следом от стола к одной из стен, где раскинулись на белом кафеле обширным полукружием брызг, странно принявших форму таинственных символов. Алёна подошла к ним, изучая и удивляясь. Внезапно громко хлопнула входная дверь. Девушка обернулась к ней, и тогда за спиной, со скрежетом и грохотом начали распахиваться дверцы ячеек морга и выкатываться лежаки с покоящимися на них телами в чёрных пластиковых мешках.

Тут уже Алёна не выдержала и, вскрикнув, стрелой метнулась к выходу, Выскочила в коридор, захлопнула дверь и прижалась к ней спиной, с трудом успокаивая дыхание. Это было действительно страшно! Вроде бы обычная психоделика, которую она множество раз видела в фильмах и читала в рассказах, но столкнуться с ней в реальности, это было действительно жутким испытанием. Но позади, за стальной дверью была тишина. Впереди виднелась дверь в конце противоположного коридора. «Просто, одним глазком, посмотрю, что за ней» - думала девушка. «Если снова, какой-нибудь морг, то ну его нафиг. Сразу ходу обратно!».

Снова осторожно подкралась к двери, слегка приоткрыла и замерла. Перед ней была больничная палата. Ну, а как ещё назвать обширное длинное помещение, хоть и лишенное окон, в котором стоят ряды железных кроватей с полосатыми матрасами, и на них сидят и лежат люди. Их было около двух десятков.

Алёна осторожно вошла. Незнакомцы почти не обратили на неё внимания. Тут были и женщины, и мужчины, молодые и старики. Одеты они были совсем не в больничные одежды, а в костюмы и платья. А ещё в помещении стояла тишина, словно Алёна оказалась в секте, соблюдающей обет молчания. Лишь в дальнем углу тихо рыдала молодая девушка в скромном синем платье. В воздухе почему-то витали ароматы сырой земли и лилий.

Алёна тихо поздоровалась и осторожно вошла в комнату. Никто ей не ответил, глядя сквозь неё, словно пустое место. Почти все с отрешённым взглядом глядели в одну точку, некоторые при этом ещё шевелили губами, будто что-то беззвучно шепча. Всех их объединяла какая-то печать скорби на бледных лицах.

Алёна обращалась то к одному, то к другому, но все они были глухи к её вопросам и лишь с лёгким недоумением на мгновение смотрели на неё, когда она трясла их за плечо. Девушка совершенно терялась в догадках, кто эти люди, зачем они здесь, и что это вообще за место. Так и ходила от койки к койке, когда сзади раздалось вопросительное кхеканье. Резко обернувшись, она увидела высокого черноволосого мужчину средних лет, в грязном медицинском халате, который с лёгким удивлением оглядел себя, а потом и окружающую его палату. После этого он усмехнулся, покачав головою, молча махнул рукой, зовя Алёну следовать за ним и повернувшись, не оглядываясь, направился к выходу.

Алёне ни чего не оставалось, как пойти следом в надежде получить ответы на все накопившиеся вопросы. Уже взявшись за ручку двери, через которую она вошла в эту палату несколько минут назад, она обратила внимание на прикрученную изнутри медную табличку со словом «Главврач». Теряясь в догадках, девушка открыла её и неожиданно увидела не коридор, а небольшой кабинет со шкафами и письменным столом, за котором уже сидел незнакомец в медицинском халате. Он указал рукой на свободное кресло, покрытое облезлым дерматином.

- Присаживайся, Алёна.

Та неуверенно села, но стараясь не показывать своего замешательства, приняла величественную позу, закинув ногу на ногу.

- Теперь можешь задавать свои вопросы.

Баритон доктора был очень глубокий, чистый, проникающий до глубины души, отзываясь толпами мурашек по коже.

- Кто вы? Что это за больница? И кто эти люди в палате?

- Вот так сразу? – улыбнулся мужчина в ответ. – Хорошо, по порядку. Я хранитель этого места, его распорядитель и смотритель. Имя моё не важно, да нам и запрещено его называть, чтобы их сила не могла быть использована против нас. Нет, это не больница. На самом деле, до того как ты сюда вошла, это место выглядело совсем по-другому. Такой облик ему придало твоё подсознание, чем я несколько удивлён. Видно в твоей голове слишком много подобной жути, вот она и материализовалась в подобном виде, даже меня зацепило. А ответ на третий вопрос исходит из второго. Ты, наверное, не раз слышала истории о том, как умершие родственники или знакомые являются людям во сне, советуют что-то, предупреждают, просто беседуют? Так вот, это на самом деле приходят души ушедших в мир иной, а здесь находится место ожидания для таких душ. Отсюда они уходят в сны для встречи со своими родными.

Алёна глядела на него круглыми большими глазами.

- Так все эти люди, там… - она махнула рукой в сторону двери – это всё мертвецы?

Собеседник в халате доктора поморщился.

- Ну, формально они умерли. Но это не сами люди. Это их души. Другой мир устроен гораздо сложнее, чем вы там себе понапридумывали с этими  вашими Раем и Адом. Всё более многограннее. Но объяснять этого я тебе не буду. Сама узнаешь, когда придёт время.

Алёна со страхом посмотрела на него, но собеседник сразу всё понял и поспешил успокоить.

- Не переживай, это будет не скоро. Очень не скоро. У тебя впереди ещё долгая насыщенная жизнь. Ну, а теперь твоя очередь отвечать на вопросы. Итак, как ты сюда попала, будучи живой?

- Само собой, я вошла через дверь. – Набравшись смелости, ответила Алёна.

- Как интересно. Полагаю, что-то похожее на часть гроба?

- Да. На крышку. Услышала стук, открыла и оказалась здесь. А что это за дверь?

- У вас их называют Ложными дверями. Проходы на пути, ведущие в царство мёртвых. Так, по крайней мере, это называли те, кто их создал и использовал.  Очень давно это было. Ещё в те времена, когда бушевали войны Лемурии с Гипербореей. Жрецы и маги одного древнего культа, посвященному Семипалому Богу, в своих Чёрных Храмах постигли тайну проходов в этот мир. Столько хлопот от них было…

- А для чего их можно было использовать? – искренне удивилась Алёна.

- Очень просто. Через них можно вернуть умершего человека. Правда, с условием, что он к кому-нибудь приходит во сне.

- Вот так просто вернуть? – продолжала удивляться услышанному девушка.

- Да нет. Не просто. Ценой за жизнь может быть только другая жизнь. Древних повелителей, полководцев или священников, когда они умирали, жрецы так воскрешали, принося в жертву рабов, которым приходилось оставаться здесь навеки. Очень дорогая цена, я считаю. Надеюсь, ты сюда не за этим?

- Нет, я здесь случайно. Но тогда я вообще ума не приложу. Зачем кому-нибудь в наше время нужно покупать подобную дверь?

- Потерянная любовь? Кто-то очень близкий? Причины бывают разные, даже в это время. Полгода назад через эту дверь один убитый горем родитель уже приходил за своим умершим ребёнком. В итоге, остался здесь. К счастью, таких дверей осталось очень мало. Секрет их изготовления практически утерян. Удивительно, что её вообще смогли найти.

«А этот Семён Тюткин не так прост, - подумала про себя Алёна. – Даром, что выглядел очень странно», но вслух спросила:

- Тогда, если я здесь, в этом месте, значит я умерла?

- Ну, нет.  – Рассмеялся незнакомец. – Ты можешь свободно покинуть это место, главное, чтобы не пытаться кого-нибудь увести с собой.

- Значит, я могу уйти?

- Да, конечно. Прямо через эту дверь, за твоей спиной.

- И ты не боишься, что я расскажу про это место?

- Не боюсь. Думаешь, тебе поверят?

Алёна на несколько мгновений задумалась. Затягивать этот кошмар не имело смысла, да и не было желания. Потом встала:

- Ну, тогда прощай.  – Открыла дверь, и шагнула. Её внезапно охватила кромешная тьма.

Девушка поняла что лежит, и её со всех сторон окружают обитые тканью стенки. Лёгкие заполнял густой запах сырой земли,  а в ушах звенело от невероятной тишины. Её тяжёлое дыхание оглушало. Что происходит? Это же гроб! Она в гробу! Алёну охватила паника, она закричала и забилась в своём тесном ящике. Этот таинственный доктор из мира мёртвых обманул её! Загнал в ловушку! Из последних сил она рванулась и… упала со стула в торговом зале магазина, возле своего стола. Раздался громкий смех.  Алёна резко обернулась, щуря глаза от яркого света ламп. Рядом стоял ржущий охранник, держащий в одной руке пакет с шаурмой, а в другой банку с энергетиком.

- Ни хрена себе, ты шлёпнулась! Кошмарики приснились? Нужно будет потом с камер наблюдения эти кадры скачать и выложить.

«Значит, это был всего лишь сон» - с облегчением выдохнула девушка. Потом с яростью взглянула на этого дрища в форме охранника, прикидывая, какую кару обрушить на его голову. Тот всё понял по выражению лица девушки и трусливо ретировался за стенды с товаром, крикнув:

- Ты явно домой не собираешься! Может, со мной подежуришь?

Алёна мельком бросила взгляд на часы на мониторе компьютера. Боже мой! Осталось меньше пятнадцати минут! Суетливо стала готовиться к закрытию магазина. Напоследок забежала на склад, что бы взглянуть на таинственную дверь. Та была на месте, в целой, нетронутой упаковке. Всё такая же загадочная, как и во сне. Выключив свет на складе, Алёна пошла домой.

Утро началось очень рано и тревожно, так как  позвонил шеф и попросил срочно явиться в магазин.

- К нам в магазин два часа назад  вломились воры, – пояснил он. – Охранника вырубили, но вроде ничего не пропало. Сейчас тут работает полиция, и говорят, что всё очень странно. Так что скорее, жду.

Очень скоро Алёна была на месте, потом были долгие беседы со следователем, буквально поминутно распрашивающим про последние часы перед закрытием магазина. Он скрупулёзно восстанавливал что делала в это время она, где был и чем занимался охранник. Про свой сон, девушка, естественно умолчала. Лишь ближе к обеду, сидя со своей большой чашкой кофе с изображением злобного Чеширского кота, она узнала подробности происшедшего.

Неизвестный умудрился выбить витрину, а потом оглушить подбежавшего недотёпу – охранника шокером. По записям камер наблюдения было видно, что он сразу прошёл в сторону склада, и скрылся в его глубине. Обратно он не выходил, по крайней мере, он не попал ни на одну из камер. Наряд, прибывший по тревоге от системы охраны, обнаружил на складе лишь испуганную плачущую девушку. Алёна посмотрела на её фотографии, и почувствовала, как ей становится дурно. Она уже видела это простое синее платье и заплаканное лицо. Там, в кошмаре, в больничной палате, где души ушедших в мир иной ждут встречи со своими близкими во снах.

- Знаете, что самое странное? – словно издалека звучал голос молодого следователя. – По нашим данным эта девушка умерла уже больше года назад. Мы уже несколько раз проверили. Она в тяжёлом состоянии, всё время рыдает и не отвечает на вопросы. Даже не знаю, что думать на этот счёт…

Но Алёна его уже не слушала. Она встала из-за стола и направилась в сторону склада. В ярко освещённом помещении уже почти никого не было. Гладкий пол больше не блистал чистотой, а весь  был истоптан следами от многочисленных ног. Она прошла в глубину заставленного стеллажами помещения и застыла перед таинственной дверью. Картонная упаковка была грубо сорвана. На лакированном дубе гробовой крышки играли блики светильников. Алёна не могла оторвать глаз от полированной медной таблички. Точнее от того, что на ней было написано, и сердце её сжимало ледяными пальцами. «Тюткин Семён Никифорович». Дата рождения и дата смерти. Сегодня.