Сообщество - CreepyStory

CreepyStory

16 469 постов 38 895 подписчиков

Популярные теги в сообществе:

157

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори

Дорогие наши авторы, и подписчики сообщества CreepyStory ! Мы рады объявить призеров конкурса “Черная книга"! Теперь подписчикам сообщества есть почитать осенними темными вечерами.)

Выбор был нелегким, на конкурс прислали много достойных работ, и определиться было сложно. В этот раз большое количество замечательных историй было. Интересных, захватывающих, будоражащих фантазию и нервы. Короче, все, как мы любим.
Авторы наши просто замечательные, талантливые, создающие свои миры, радующие читателей нашего сообщества, за что им большое спасибо! Такие вы молодцы! Интересно читать было всех, но, прошу учесть, что отбор делался именно для озвучки.


1 место  12500 рублей от
канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @G.Ila Время Ххуртама (1)

2 место  9500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Drood666 Архивы КГБ: "Вековик" (неофициальное расследование В.Н. Лаврова), ч.1

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори
Показать полностью 1
215
CreepyStory

Помогите!1

“Я что-то разбудил! Оно дышит и стонет. Я думал, это просто ветер качает старые доски. Но сегодня ветра нет совсем, а кряхтение и сопение стало только отчетливей. Обивка дверей теплая и мягкая, словно это чья-то кожа. Кажется, я могу даже нащупать редкие волоски. Будь у меня фонарь, а не эти тусклые свечи, я, наверно, смог бы их рассмотреть. Линолеум продавливается от каждого прикосновения, будто это нёбо огромной пасти. Или язык. Когда он вдруг становится влажным, сходство кажется абсолютным. Могу поклясться, что вчера было иначе. Ну не мог же я всего этого не замечать!”

Жму крестик, не хочу читать с середины. Нужно скачать, налить чаю и в полной мере насладиться этим странным миром.

Я всегда любил читать. Хотя как, любил. У меня, по большому счету, не было выбора. Когда мама уходила на трехдневную вахту, мне оставались котлеты с пюре в холодильнике и Жюль Верн с Марком Твеном в домашней библиотеке. В 6 лет. И в 8 лет. И в 10.

Выходить на улицу было нельзя, нашу панельку в маленьком северном городке заметало снегом. Я пил чай, слушал вой метели за окном и читал под светом помаргивающей тусклой лампы. Бабушка отводила меня, закутанного в шарфы и тяжелую дубленку, в школу, а потом забирала домой, непрерывной желчью в адрес матери успевая сделать эти два часа невыносимыми.

Когда все книги дома были прочитаны, я стал завсегдатаем городской библиотеки. Тетя Света разрешала мне брать несколько книг сразу, хотя с другими посетителями была гораздо строже. Когда мне было одиноко, я читал. Когда меня задирали в школе, я прятался под лестницей и читал. Когда солнце немного теплело на короткий промежуток северного лета, я распахивал шторы пошире, открывал настежь окно и читал, положив книгу на подоконник.

К 18 у меня были очки с толстыми стеклами, сколиоз, плоскостопие и огромная вселенная в голове. Вселенная, которая почему-то ужасно отличалась от той, серой и зябкой, что была снаружи. В моей вселенной жили прекрасные принцы и принцессы, обитали жуткие монстры, а люди совершали благородные поступки во имя великих целей. В моей тесной комнате на пятом этаже студенческого общежития не было места ни подвигам, ни свершениям. Пары, домашка, пустые макарошки, потому что даже на дошик нет денег, и снова книги. Красный диплом социолога не дал мне хорошего, теплого места. “Свободная касса!”, “Пакет?”, “Девяносто второй до полного?” - вот и весь лексикон, который я освоил за пять лет универа и пять лет после. Тесная общага сменилась тесной съемной комнатой у вредной бабули, смотрящей до утра сериалы и подворовывающей сосиски из холодильника.

Возможно, не будь такой унылой предыстории моей жизни, я бы пропустил это странное название. Но мне так хотелось чего-то… такого! Настоящего. Только того настоящего из удивительной вселенной, существующей лишь удивительном пространстве среди нейронов, ганглиев и серого вещества.

“ПОМОГИТЕ!”

Это слово заставило вздрогнуть и прекратить монотонный серф вниз по подборке новинок очередного зеркала флибусты. Я щелкнул название. Ни отзывов, ни оценок, ни скачиваний. И популярнейший автор Анноун. Нажал “читать” и выбрал случайное место, чтобы распробовать. Я проглотил столько посредственной литературы, что корявый язык автора не вызвал во мне особого протеста, хотя и не то, чтобы зацепил. Да и очередная страшилка про дом с призраками отдавала смертельной скукой. Но “Помогите!”... Если я могу помочь человеку, просто прочитав его посредственную писанину, почему бы и нет! Ну что ж, приступим. Отматываю к началу без предисловий и слов автора.

“День 1. Мне здесь не нравится. Мама всегда мечтала о доме, поэтому я стараюсь держать себя в руках. Она сделала себе и нам этот подарок на Новый год. Она так хочет стать здесь счастливой. Пусть будет так. Каждый раз напоминаю себе, что мне уже 14, я единственный мужчина в семье, на мне мать и сестра и я должен быть сильным. Нельзя показывать эмоции, нельзя добавлять проблем. Я справлюсь. Но, господи, как же мне здесь не нравится!

День 2. Зачем нам три этажа и подвал? Мама сказала, что это намного лучше нашей двушки. Ну не знаю. Там уютно и знакомо. Там безопасно. А эта громадина с гнилыми перекрытиями и облупившейся штукатуркой навевает тревожные мысли. Еще и на пустой улице, среди брошенных участков и недостроев... Мама говорит, что в подвале у нас будет большой погреб, а наверху огромная гостевая зона. Не знаю, не знаю. Эти потеки на стенах от прохудившейся крыши на мансарде напоминают мне чьи-то гигантские слезы. А в подвал я даже заходить не хочу, так там темно и жутко.

День 3. Нет ни связи, ни интернета. Мама вызвала мастера, но он придет только после новогодних каникул. Скука смертная!

День 4. Сегодня Эмма кричала во сне. Мы пытались ее разбудить, но она продолжала кричать. И даже когда мама дала ей пощечину, она в ужасе открыла глаза и долго не могла понять, что происходит вокруг. А потом также долго не могла объяснить, что случилось. Только повторяла: ”Крадется… оно крадется… оно придет…” А потом долго плакала от того, что ничего не может вспомнить.

День 5.  За окном воет ветер. Кажется, что дом воет вместе с ним. “Ууу-ууу-ууу”. Что-то скрипит наверху. Что-то шуршит внизу. Я привел Эмму в комнату к маме и мы спали на кровати втроем. Мы теперь всегда будем спать втроем. Во всем огромном доме теперь только одна жилая комната, где мы спим, и кухня, где мы собираемся утром. Почти наша двушка, только во вторую комнату нужно подниматься по лестнице.

День 6. Время будто застыло. Мы просыпаемся, умываемся, завтракаем, убираем снег во дворе, играем в настольные игры, обедаем, занимаемся своими делами, ужинаем, ложимся спать. Улицу замело, мы никуда не выходим. Судя по дневнику, сегодня шестой день. Но мне кажется, что мы здесь уже месяц. Или год.

День 8. Не помню, что было вчера. Вчера было. Но я не помню. Я хотел записать, отложил тетрадку, потому что мама звала чистить зубы, и забыл. Вчера точно было. Что было вчера?

День 11. Я же писал вчера! Почему одиннадцатый? Где 9 и 10? Каникулы уже кончились, нам с Эммой пора в школу. Но мама как ни в чем не бывало готовит завтрак, достает настолки, вышивает. На мои вопросы отмахивается, если настаиваю - кричит, что она лучше знает. Улицу замело еще сильнее, уже дверь со двора невозможно открыть. Каждый день по полтора-два часа чищу снег, а на следующий день двор снова завален по колено.
Сказал маме, что мы здесь уже больше десяти дней, она махнула рукой: “Я знаю, что тебе скучно. Но это даже хорошо, отдохнешь от своих гаджетов. Одиннадцать дней, ха! Это просто для тебя без телефона каждый день - вечность.”

День 12. Ненавижу убирать снег. Ненавижу настолки.

День 13. Откуда у нас продукты?

День 14. Вчера я забрал из кладовки всю картошку и лук, спрятал в шкафу в прихожей. Сегодня в кладовке снова появилась картошка и лук. И в шкафу картошка и лук. Показал маме, она что-то пробурчала и ушла мыть окна. Она так верит в свою мечту о большом доме, что не замечает ничего вокруг. Или это что-то другое?
И масло, которое мы мазали вчера на хлеб, снова целое. И хлеб целый.

День 15. Снег снаружи уже поднялся до уровня забора. Не помню такого снегопада в своей жизни. Где мчс, когда оно так нужно? На телефоне иногда появляется одна антенка, но я не успеваю никуда позвонить. За домом огромный пустырь. Здесь отлично смотрелся бы сад или огород, но вместо него только неровная мерзлая земля и какие-то уродливые кусты. Столько пространства брошено без дела.

День 16. Петрозаводск, Сунская 7А - это чтобы не забыть. Попробую поймать связь или интернет и отправить сообщение. Может быть, на мансарде связь лучше?

День 17. До темноты ходил по разным комнатам верхнего этажа, ловил связь. Иногда на несколько секунда появляется вторая антенка, но позвонить и отправить сообщение все равно не получается. Есть еще чердак, чтобы туда залезть нужна лестница, которой у нас нет. А оттуда должен быть выход на крышу. На такой высоте обязательно должна появиться связь!

День 18. Эмма больше не кричит во сне. Они с мамой такие спокойные. Просыпаются, завтракают, играют, обедают, занимаются домашними делами, ужинают и ложатся спать. Их ничего не беспокоит. Может быть, это правильно?

День, будем считать, что 25.  Не знаю, сколько времени я не вел дневник и пытался быть как они. Не меньше недели. Не получается. Все скрипит, воет, трясется. Я не могу есть, не могу говорить, не могу думать. В этом огромном доме тесно и душно. Когда уже закочнится снег?

День 26. Лестница может быть в подвале.

День 27. Я не боюсь темноты. Но там не темнота. Узкий луч фонаря как будто с трудом проходит через вязкую черноту. Скорость света в подвале примерно равна скорости поролонового дротика из нерфа. Точнее, не скорость света, а скорость, с которой темнота предпочитает расступаться. Я включаю фонарь и густая тьма медленно расползается в стороны. Я поворачиваю фонарь и только через секунду становится видно стену, на которое с запозданием проступает кольцо света. Со входа виден блестящий каркас алюминиевой лестницы в глубине подвала. Я долго собирался с силами, но так и не смог себя заставить сделать хотя бы шаг в ту сторону.

День 28. Забор обледенел. Я полдня пытался его перелезть - без шансов. Скользко и холодно. И даже когда мне удается кое-как ухватиться, немного подтянуться и попробовать достать до верха забора, меня будто пробивает морозом насквозь и я соскальзываю обратно.

День 29. Мы в плену. Мама и Эмма похожи на зомби с навсегда заведенным распорядком.

День 30. Сегодня я кричал во сне. Мама трясла меня, плакала, злилась и требовала больше не играть в компьютерные игры. Какой компьютер, у меня ни компа, ни безинтернетных игрушек на телефоне! И я совсем не помню, что мне снилось.”

Выключаю книгу. Какая-то мутная белиберда от очередного графомана, косящего под малолетку. Эх, а кусок в середине был многообещающим. Но пора спать, завтра на работу надо встать пораньше - город замело, транспорт ходит нерегулярно. Беглов, my love, Беглов…

***


Я понимаю, что сплю. Но если ущипнуть себя, становится больно.
Странно.
Темное, ночное небо в тучах и отблесках молнии. Далекие раскаты грома, пронизывающий ветер с похожими на песок колкими крупицами снега. Вокруг лес, впереди между стволами видны отблески света. Продираюсь сквозь колкие кусты и заросли. Руки мерзнут даже в теплых зимних перчатках. Ноги проваливаются по колено, снег набивается в высокие сапоги. Куртка разорвана в нескольких местах острыми ветками. Нужно идти быстрее, или не успею. Каждый шаг дается с огромным трудом, каждый раз нужно высоко поднимать ногу, чтобы вытащить ее из мягкого снега. С каждым шагом нога снова глубоко проваливается в мягкий снег. Плотный зимний комбинезон кажется все тяжелее. Снег с каждой минутой усиливается. И свет впереди с каждым движением становится все ближе.
Идти становится невозможно, падаю на колени, руки глубоко зарываются в снег. Останавливаться нельзя, ползу по снегу упрямой улиткой. Еще один рывок. И еще один. И еще.
Стена снега немного расступается. До опушки метров пятьдесят, за ней фонари и забор. Собираю последние силы и снова встаю. Шаг. Еще шаг. И еще шаг.
На дороге снег притоптан проезжающими машинами. Вываливаюсь в колею, поворачиваюсь на спину и глубоко дышу, глядя на огоньки звезд среди черной бесконечности. Уже не чувствую ног ниже ступней, на руках пальцы тоже одеревенели. Нельзя отдыхать. Переворачиваюсь и кое-как поднимаюсь на ноги. Иду, покачиваясь, к узкой калитке. Нужно успеть!
Толкаю скрипучую дверь и заваливаюсь во двор, густо усыпанный снегом.
Надо мной нависает трехэтажная громадина дома из красного кирпича. Трещины под окнами напоминают морщины. Неопрятные заросли винограда вдоль крыльца, высохшие зимой, похожи на плешивую бороду. Широченная двустворчатая дверь открыта передо мной, красная ковровая дорожка внутри дрожит и дышит.
-Помогите!,-детский крик из дома,-мне больно, я не могу идти! Умоляю, спасите!
Я вижу силуэт в окне. Он бьет кулаками по стеклу, дом отзывается раздраженным скрипом.
Я почти забыл, что сплю! Щипаю себя несколько раз. Больно!
Нет, Фредди, я на твои уловки не поведусь. Разворачиваюсь и, покачиваст, ухожу под детские стоны и плач.

Открываю глаза. Темнота. Тянусь к выключателю, зажигаю свет. Моя комната, знакомые пятна на потолке и паучок Данила в углу. Руки розовые, в комнате тепло.
Что это было? Никогда не видел таких красочных снов. До сих пор кажется, что мне нужно обязательно куда-то успеть.
На часах полпервого ночи, вставать в шесть. Но как тут спать? Я никогда не видел таких снов. И щипание не сработало. Мне было больно? Или казалось, что больно? Зловещий особняк постепенно бледнеет и теряет краски, память о сновидении затуманивается.

Идиотский дневник оказывается меня серьезно потревожил. Включаю книгу.

“День 31. Отсюда нужно выбираться и как можно быстрее. Мне давно кажется, что он живой, а сегодня я в этом убедился. Когда я открывал дверь на кухню, ручка на миг стала склизской и мягкой. Тут же снова затвердела, но у меня на ладони осталась отвратительная липкая жижа. Мать наорала, что я плохо мою руки.

Нужно сделать сани, как-то пробить ворота, оглушить или усыпить семью и бежать с ними. Можно попробовать сбежать самому, но, мне кажется, эта дрянь их тогда сожрет. Думаю, мы до сих пор живы, потому что я по какой-то причине не поддаюсь этому мороку. Нужно только понять, по какой.

День 32. Связал между собой простыни, привязал один край к перилам лестницы в подвал, а другой обвязал вокруг себя и пошел на блеск алюминия в глубине. Бетонный пол продавливался под ногами, как поролон. Темнота пульсировала вокруг света фонаря и нехотя расступалась. По бокам я слышал какое-то шипение и звон металла, но я не смел пошевелиться и посветить в стороны. От лестницы я прошел через дверной проем из гнилого дерева в пустую бетонную комнату, потом еще один пролет и такая же комната. И еще один. И еще. Сколько же здесь комнат? Кажется, я прошел уже метров пятьсот, а блеск металла почти не приблизилс.
Но простыни? Они точно короче!
Я дернул простынь, которой обвязан, к себе и у меня в руках оказался развязанный узел.
Я бросился назад со всех ног. Дверные проемы начали сужаться со зловещим скрипом. Пробежал один, второй, третий. Последний ощетинился зазубринами из гнилого дерева, будто зубами. Я прыгнул в него, разодрал куртку в клочья и бросился к лестице наверх.
Успел!
Мать ругала меня за неосторожные игры, мазала зеленкой и рассеяно кивала на мои рассказы об ужасном подвале. Наконец выдала: “Ох, у тебя такая богатая фантазия! Тебе бы книжки писать! А вот придумай теперь, где взять новую зимнюю куртку? И на чем нам теперь спать?”
Я махнул рукой и ответил: “Завтра будет тебе и куртка и простыни!”
И они были. Но маму это, конечно же, не удивило.

День 33.
Я что-то разбудил! Оно дышит и стонет. Я думал, это просто ветер качает старые доски. Но сегодня ветра нет совсем, а кряхтение и сопение стало только отчетливей. Обивка дверей теплая и мягкая, словно это чья-то кожа. Кажется, я могу даже нащупать редкие волоски. Будь у меня фонарь, а не эти тусклые свечи, я, наверно, смог бы их рассмотреть. Линолеум продавливается от каждого прикосновения, будто это нёбо огромной пасти. Или язык. Когда он вдруг становится влажным, сходство кажется абсолютным. Могу поклясться, что вчера было иначе. Ну не мог же я всего этого не замечать!”

Вздрагиваю. Где-то я это уже читал. Да, на этот фрагмент я наткнулся, когда только открыл книгу. И здесь же ее закрою. Сейчас час тридцать пять, мне рано вставать. Если не прекращу, завтра буду очень долго жалеть. Автоматически тянусь к глазам снять очки и понимаю, что я их и не надевал с того момента, как проснулся. Через секунду мир мутнеет. Шарю по тумбочки, беру очки и надеваю. Просматриваю по диагонали прочитанные после пробуждения фрагменты. Я прочитал все правильно. Ну это уже ни в какие ворота!

Мне теперь не уснуть, нужно пройтись, наполнить легкие кислородом и поразмыслить.

Надеваю куртку, иду на улицу. Снег медленно кружиться в свете фонаря и мягко опускается на припорошенный асфальт. За пределами желтого круга от фонаря непроглядная тьма. Здесь большой кубик на сотни квартир, но ни в одном окне нет света. А звездное небо закрыто этими высоченными домами. Кажется, они нависли надо мной и неба больше нет. И солнца нет, только эти безликие балконы и окна. Сотни. Тысячи.

Человейник. Нам так неуютно здесь. Почему мы не бежим? Как будто какая-то мистическая сила заставляет нас оставаться там, где нам плохо. Ходить на нелюбимую работу, жить с нелюбимыми людьми. Общаться с неприятными коллегами, совершать никому не нужные трудовые подвиги. Зачем все это? Я точно знаю, какую жизнь хотел бы жить. Я достаточно умен, достаточно настойчив, ни к чему не привязан. Я отлично понимаю, какие действия и в каком порядке нужно совершить, чтобы стать тем, кем хочется. Почему же не делаю? Будто невидимые нитями мои руки и ноги привязаны к скрещенной деревяшке там, наверху. А я просто зритель скучного и унылого фильма, который давно хочется выключить. Обрезать невидимые нити. Но что тогда будет? Я смогу сам управлять своей жизнью или упаду тряпичной куклой на землю, не в силах пошевелиться?

В свете фонаря появляются двое мужчин. Идут обнявшись, покачиваются, о чем-то громко говорят. За улыбками Гарольда усталые, осунувшиеся лица. У них тоже работа, бытовуха, горы незаконченных дел. Они лучше меня или хуже? Они живут ту жизнь, которую сами выбрали, или тоже смотрят осточертевший сериал, в котором каждая новая серия ничем не отличается от предыдущей?

Хоть кто-то в этом мире живет ту жизнь, которую действительно хочет? Видимо, нет. В наших человейниках тоже все густо залито феромонами, которые заставляют нас идти по своим дорожкам и тащить в дом ненужную мебель, ненужные бытовые приборы, ненужных людей.

Вздыхаю и ухожу обратно к себе. Прогулялся, блин. Только больше жути нагнал.

Ручка входной двери влажная и склизская. Одергиваю руку. Нет, не склизская, только влажная. Какой-то конденсат выступил маленькими капельками на прохладном металле.

Не хочу прикасаться. Прячу руку в рукав и через куртку поворачиваю ручку, чтобы попасть к себе. На кровати лежит читалка с открытой книгой. Экран не погас.

“День 34. Сегодня дом спокоен, двери твердые, полы не продавливаются. Не знаю, надолго ли.
Если я в фильме ужасов, то здесь должны быть подсказки. Какие-то тайны. Я обошел весь дом, кроме подвала - ничего. Старые пустые платяные шкафы, кое-где размокшие, кое-где раскрошившиеся, зато тщательно вымытые от пыли и паутины. Скрипучие кровати с основанием из металлической сетки, под которыми нечего прятать. Тумбочки, полки, стеллажи. Везде пусто.

День 35. Я простучал, кажется, каждый сантиметр стен и пола. Никаких тайников. Остался чердак. Туда ведет ржавый люк на щеколде, а до него можно достать только с лестницы. Или…

День 36. Мансарда пустая, поэтому мебель пришлось тащить снизу. Я собрал все, что можно нести одному: шесть прикроватных тумбочек, восемь стульев, подушки с дивана, два табурета. Выстроил все это в большую пирамиду, залез сверху, рванул ржавую щеколду и тут же полетел вниз, вместе со стулом. Упал на пол, больно ушиб плечо и ногу. Моя пирамида развалилась. Зато щеколда сдвинулась с места. Боль ужасная! Хотелось пойти и отдохнуть, но был риск, что на следующий день вся мебель окажется на своих местах и все придется начинать заново. Поэтому я снова собрал свою хлипкую пирамиду, залез и аккуратно дотолкал щеколду. Люк распахнулся, я еле успел пригнуться и снова чуть не потерял равновесие. Сверху высыпалась куча пыли и какого-то мелкого мусора. Кое-как зацепился, подтянулся и оказался на темном чердаке без окон, только сквозь кое-где прохудившуюся крышу пробивались тонкие лучики света. И в этих лучиках я увидел очертания массивного прямоугольного лакированного короба.
В кармане зажужжал телефон. Вытащил его и увидел три антенки и 4g. Загрузил весь текст дневника на первый попавшийся ресурс. Этот ящик никуда не денется, а связь может пропасть в любой момент. Пришлось повозиться с регистра

Конец ознакомительного фрагме…”

Отбрасываю читалку в сторону. Ну что за свинство!? Проверяю источник. Черт, как же эти зеркала литреса научились здорово мимикрировать! Я вбивал руками, ошибся на одну букву и вот результат. Надо было переходить из закладок!

На настоящей флибусте такой книги нет. И нигде нет. А долбанные барыги от литературного мира хотят за идиотский дневник, написанный школьником на коленке, почти четыреста рублей. Хрен вам, капиталистические свиньи!

На часах полтретьего ночи, будильник стоит на шесть. Нужно немедленно спать!

***

Большая комната с забитыми окнами. Дверь тоже заколочена широкими деревянными брусками. На кровати посреди комнаты неподвижно сидят обнявшись мать и дочь в потрепанных, рваных платьях. Рядом с кроватью стоит голубоглазый парнишка, сжимает в руках телефон и сосредоточенно щелкает по экрану, шепча при этом: “Помогите… помогите… помогите…”

Выныриваю из полусна. На часах два тридцать семь. Черт! Сажусь перечитывать дневник. На шестнадцатом дне упомянут адрес. Ищу на картах. Такая улица и правда есть. Там действительно лесной массив, какая-то дорога, недостроенный жилой комплекс и несколько брошенных домов. Которые постепенно переходят в небольшой поселочек в составе города. Петрозаводск. Смотрю расписание, туда пять с половиной часов на поезде. Не так уж и далеко…

Черт! Чем я занимаюсь вообще? На часах три. Попробую еще раз заснуть.

***

Тьма пульсирует и трепещет. Будто густой туман она медленно ползет из подвала и растекается по полу первого этажа. Неторопливо заполоняет коридор и комнаты, крадется к тусклым лампочкам и окутывает их. Стелиться на второй этаж полупрозрачными черными щупальцами, затекает в спальню, где на кровати, обнявшись, спят трое. Поднимается над ними плотным куполом. Хочу увидеть, что там происходит, но тьма непроглядна. Тяну руку, чтобы раздвинуть темноту.

Вздрагиваю и просыпаюсь, сидя на кровати с вытянутой рукой. На часах три ноль шесть. Черт!

Наливаю себе чаю, нарезаю колбасы, включаю доту. Спать, похоже, я сегодня не буду. Так хоть отвлекусь немного.

В шесть звенит будильник, бегу чистить зубы, одеваюсь, бегу на маршрутку. В шесть пятьдесят поднимаю роллету, включаю компьютер, отмечаю себя и напарницу в программе учета рабочего времени. Салон открывается в восемь, но мне нужно еще помыть полы, протереть витрины,  подготовить рабочее место. И сорок минут скучать, сидя на высоком стуле и разглядывая аккуратные ряды сотовых.

К восьми тридцати приходит Алина, отправляет мне воздушный поцелуй и убегает в подсобку. Там она переоденется и весь день будет сидеть в телефоне, а я буду бить продажи пополам. Ей нужно пройти какой-то курс, а мне не сложно.

В 11 заходит первый клиент, хмурый дядька в объемном пуховике.

-Вам помочь,-спрашиваю я привычную фразу, хотя она и противоречит скриптам. Просто мне не хочется ему помогать, я хочу получить логичное “нет” и больше не приставать к покупателю. Дядька корчит гримасу Леонова из Джентельменов удачи, хмыкает и уходит.

К двенадцати посетители появляются чаще, а меня что-то как раз начинает рубить. Не всегда я могу сконцентрироваться. Фокус периодически разъезжается на две картинки.

“Сколько у него памяти?”, “А он крепкий?”, “Посоветуйте сыну, чтобы играть?”,”А есть с вотс аппом? А то у меня без вотс аппа…” Вопросы сливаются с моими монотонными ответами в давящий гул. Я только и успеваю открывать и закрывать витрину. Есть две продажи. “А это последний айфон? Мне для внучки”, “Батарею норм держит?”, “Не суйте мне эту дешевку, дайте сяоми.”, “Оперативы не маловато?”, “Помогите!” Я вздрагиваю и чуть не выпускаю очередной телефон из рук. Передо мной голубоглазый мальчишка с красными потеками под глазами и окровавленным ртом. Тру глаза, будто вытираю воду после заплыва в бассейне. Передо мной голубоглазая девушка с ярко подведенными глазами и толсто накрашенными бордовой помадой губами.

-Помогите! У меня не звонит! Ничего не звонит! Быстрее!

Вздыхаю и веду девушку к кассе. Разбираемся с проблемой, меняю симку. Довольная дама уходит, а на меня набрасывается бабулька, которой срочно нужно пополнить баланс.

К трем поток ослабевает, у меня урчит в животе. Заглядываю к Алине, она жует яблоко и что-то строчит в телеге. Занята…

Голова гудит, глаза слипаются. Усаживаюсь на стул, подпираю голову и закрываю глаза. Хоть 15 минут покемарю, пока людей нет.

***

В заросшем парке все лавки опутаны какими-то лозами и лианами. Дорожки слабо угадываются под ковром из травы и листьев. Туман стелется под ногами, видно буквально метров на десять вперед. Среди неопрятных деревьев из тумана выглядывает стена старого дома с заколоченными темными окнами.
“Это все нереально! Монстры и чудовища - только плод больных фантазий!” шепчу я себе, глядя на эту зловещую громадину. Туман немного расступается и слабый луч солнца освещает коричневую крышу дома.
“Больно!”-раздается душераздирающий крик.


“Ай!” вскрикиваю от боли во лбу. Руки разъехались и я шмякнулся о клавиатуру. Очки слетели и отскочили куда-то вбок. Выпрямляюсь, потирая лоб. Все вокруг мутное. Шарю рукой по столу. Слышу топот каблучков Алины, потом ее раздраженный голос:

-Слушай, ну ты можешь поработать без проблем хоть день? Хватит меня дергать!

Снова каблучки и хлопок двери. Надеваю очки, оглядываюсь. К счастью, они уцелели. Посетителей нет. Она бы так не сказала при посторонних! Хотя… Ладно, надо уже добить эту смену и нормально выспаться. Еще эта книжка идиотская. Теперь из-за нее снятся песни “Короля и шута”... Что дальше? Коррозия металла?

На часах пятнадцать ноль три. Да когда ж я посплю хоть десять минут?! Людей нет, чтобы хоть чем-то себя занять прохожусь вдоль полок и в тысячный раз проговариваю названия и характеристики телефонов. В полчетвертого Алина выходит из подсобки, бросает “я на обед” и уходит из салона. После четырех снова идут люди, снова одинаковые вопросы, наезды, шуточки.

В полшестого Алина возвращается и тут же исчезает в подсобке. У меня гудит голова, ноги дрожат от усталости. Захожу к ней:

-Алин, я тоже пойду перекушу. Выйди в зал, пожалуйста.

Она корчит несчастное лицо, глубоко и протяжно вздыхает, но все же выходит в зал. Накидываю куртку и бегу в пятерку через дорогу за кофе. Нужно немного взбодриться. После кофе я оживаю и следующие три часа работаю даже с удовольствием. Алина убегает в девять, я в десять закрываю салон, опускаю роллету и иду к остановке маршруток по темной улице. Снежинки весело кружатся и садятся мне то на ресницы, то на нос. Еще один скучный день моей скучной жизни. В маршрутке приваливаюсь к окошку и закрываю глаза.

***

Гром и молнии. Темень. Дождь. Стоны. Рот чем-то забит, через нос поступает слишком мало воздуха. Что-то навалилось сверху, что-то давит сбоку, тело скрючено, не могу пошевелиться. Два лупоглазых мерседеса фарами ярко освещают стену трехэтажного дома из красного кирпича и перекопанную лужайку за ним. В грязи несколько подтянутых парней в спортивных костюмах закапывают ямы. Другие спортсмены, наоборот, ямы выкапывают. На лицо сползает чей-то ботинок. Отплевываюсь, пытаюсь убрать голову. Сзади что-то упирается. Кое-как поворачиваю голову. Везде руки, ноги, измученные лица с кляпами во ртах. Двое спортсменов выдергивают кого-то сбоку из нашей кугруды копошащихся тел и скидывают за открытый борт тентованного грузовика. Хруст, несколько красных капель падают на уже измазанное кровью и грязью дно кузова. В поле видимости появляются еще двое крепышей, волокущие окровавленный труп. Они дотаскивают его до лужайки и скидывают в свежевырытую яму. Похоже, дьявольский конвейер работает уже не первый час. Возможно, и этот Зил сделал уже не один рейс. Меня хватают подмышки, выдергивают из груды тел и бросают за борт. Мир крутится, земля приближается. Меня хватает за шиворот и переворачивает огромный бугай в мясницком фартуке. Безразлично смотрит, взмахивает тесаком.

Продолжение

Показать полностью
68

Рассказ Последний: Крещение Кондора (Часть 1/3)

От автора: все рассказы цикла легко читаются как отдельные истории.

Рассказ 1 (в 2-ух частях). Противостояние (Жених и Невеста)

Раскказ 2 (в 2-ух частях). Питерские каникулы Вари ("Звериный Карнавал")

Рассказ 3 (в 2-ух частях). Я Приду и Останусь с Тобой

– Раневский!.. Постой!..

Кричали в спину, издалека.

– Бориска!.. Слышишь, что ли меня?!... Подожди!..

Костик Глухов. Всегда орал как полоумный. Только почему-то не раздражал этим. Такое чувство, будто тот после долгой разлуки встречал лучшего друга, и делал это всякий раз громко, когда замечал первым. Знакомы были всего года два – Костю к ним перевели позапрошлым летом, из другого города. Быстро включился в учёбу и занял одну из первых строк по всем позициям успеваемости.

Хлоп!..

Ожидаемо прилетело по затылку учебником. Тяжёленький. Не как «талмуд» Реформатского по языкознанию, но всё же. В их направлении знания вообще давались тяжело.

Борис не остановился. Крепко пожали друг другу руки, и дальше уже шагали вдвоём, бок о бок по людной аллее. Он направлялся к набережной. Хотел немного посидеть перед утренней лекцией и посмотреть на Волгу. Три долгих недели на больничном после односторонней пневмонии сказались на общем тонусе. Наверное, только через неделю приступит к вечерним тренировкам у Такимуры, врач велел поберечься. Необычным оказалось после больничных палат и квартиры чувствовать в лёгких такой объём воздуха. С непривычки даже закружилась голова. Утренний речной бриз обдул прохладой лицо.

– Тебе ещё не сказали?.. – дожёвывая бутерброд из пакета, спросил Константин. – А я первый узнал! Про тебя. Ты тоже будешь в группе…

Любил он вот так, загадками. Напустит тумана, что б начинали расспрашивать, потом уже выдавал малыми порциями.

– Кто? – небрежно спросил Борис, поддерживая знакомую игру. – В какую группу?..

– Как это – «в какую»? – сразу и с азартом завёлся Глухов. – Ну, с нами. На выезд… За тебя сам Силыч просил! Ваня говорил, что он подходил к Репейникову. Слышал, как называли твою фамилию…

Костик с годами стал бы, наверное, хорошей дворовой бабкой. Из тех, что с голубями клюют на скамейках семечки, зорко наблюдают за всем и могут припомнить каждого, кто входил в их подъезд. А также – на сколько зашёл, когда вышел, с кем, и было ли что в руках. Лучшая на деле наружка. В Москве, говорят, Аркадий Францевич Кошко, ещё в начале прошлого века, будучи гением российского сыска, уделял особое внимание таким случайным свидетелям, от чьего глаза не ускользала ни одна съеденная голубем семечка. А Владимир Филиппов, начальник Петербургской сыскной полиции, многих таких стариков, коротающих будни во двориках жилых домов, знал поимённо. Это камеры наблюдения иногда бесполезны – то нечёткая съёмка, то угол захвата не позволяет разглядеть нужного пешехода. Подслеповатые старики, когда им было любопытно, быстро прозревали и слух у некоторых становился лучше, чем у младенцев – частенько слышали то, что для их ушей не было предназначено. Дворовый интернет и система контроля.

Плюхнулись оба на лавку. Борис зацепил у дома мороженое. Подтаяло немного, когда оказались на набережной. Все три недели, несмотря на плохое самочувствие, жутко хотелось его поесть.

– Ты что – вообще меня не слышишь? – обиженно боднул его локтем в бок Костик Глухов. – Я ж говорю, сам Силыч за тебя просил!..

Силычем, или Микулой Силычем, коверкая его настоящее имя, называли мастера Иошито Такимуру. В питерских и московских отделениях свято верили в «шотокан» и его непобедимые техники. Мастер Такимура вразрез общим канонам не шёл, но немного усложнил, а в чём-то и упростил обучение – вывел свой собственный стиль, который применялся только здесь, у них. Первые вечерние занятия, после дневных с Мазаем, Борису не понравились. «Что это за танцы с бубнами?..» – так и сказал потихоньку Костику, когда посмотрел на демонстрацию техники в начале обучения. А потом втянулся. Другие тоже оценили преимущества того, чему обучал их маленький сухенький японец. Сам Боря никогда не называл его Силычем – всегда только по имени и с уважением. Мастер Такимура появился в их городе шесть лет назад, и как-то быстро был замечен службами. Практика его в спортзалах моментально закрылась, и он оказался на новой для него работе. Говорят, согласился охотно. Успел воспитать немало специалистов за короткий срок. Жил скромно. И, кажется, был доволен своим положением. Бо́льшего о японском мастере его ученикам не было известно. Сам о себе никогда не рассказывал. «Что, Болька?.. – через раз произнося то «р», то «л», спрашивал его мастер на тренировках, когда отрабатывали нападение. – Сдался?..» «А если совсем не могу?..» «Кричи «банзай» и иди вслепую, – пошутил мастер. – Сдавайся, слабак…» Ещё бы не сдаться. Нехитрые блоки, а «отсушил» сначала ногу, потом – правую руку. Борис был вынужден отползать – встать после такого сразу не получалось. Дед худенький, но вот его конечности – как у железного терминатора. «А если длуг твой тоже лежит?.. Как защитишь?.. Как встанешь сам и его поднимешь?..» Старый учитель хорошо говорил по-русски. И пользовался уважением других педагогов. За первые полгода занятий синяки не сходили с тела. Однако Борис научился вставать. Потом уже – не отбивать так глупо руки и ноги, начал держаться в учебном поединке намного дольше. Мастер Такимура вёл каждого из них грамотно – видел, как те самые дворовые бабки, их слабости, и постепенно укреплял. Меньше всего приходилось упорствовать Глухову – Костик сразу оказался неплохим бойцом. Постепенно, за год, ребята сравнялись…

Прохладным выдалось утро мая. Мороженное ещё не закончилось, а из носа уже потекло. Костя ещё три раза пытался его разговорить. Борис же быстро утомился и от такой лёгкой прогулки. Да и не хотел вести беседы.

– Давай потом, Костян, – сказал он товарищу. На самом деле, он понимал, о чём говорил Глухов, просто не сразу всплыло в памяти. – После лекций. Ко мне всё равно никто не подходил и не звонил. Может, и передумали… Я ж пропустил вроде многое…

Костя согласился. Нечего запрягать тележку впереди быков. Мало ли о чём Силыч с Репейниковым договаривались. Может, вообще обсуждали, как из них и кто успевал в вечернем спортзале. Однако чутьё у Глухова, как и удары, тоже было отменным. Когда поднимались от набережной по ступенькам, Борис не упустил возможности, и пнул ногой друга под зад. Готовился к ответному удару, и всё же чуть-чуть не успел отойти – Костян хорошо задел под колено. Вывернулся ведь ещё, дотянулся левой. Ничего. Оправится немного после болезни, и снова будут на равных. Последние два поединка Костя ему проиграл, в достаточно близких схватках. До это раз восемь – наоборот. Они будто соревновались. Зимой упирались с Ваней – тот тоже был хорош. Да вся их группа. Осенью готовились к службе и присяге. Куда-то ведь все попадут по распределению. А эта поездка как раз могла немного определить их направление в будущем – вроде как Репейников подбирал группу, в какой-то особый отдел, занимающийся непонятно чем. Расширение и обновление кадров – единственное что было дозволено узнать из уст самого Вячеслава Вениаминовича. Ещё в апреле.

А после Борис тяжело заболел. Наверное, в первый раз за последние десять лет…

***

Ни в этот день, ни на следующий, ни на другой после них, Бориса к себе так никто и не вызвал. Он даже слегка усомнился в словах Константина. Более того, чувствуя себя ещё не совсем уверенно, вечером четвёртого дня отважился выйти на вечернюю дополнительную тренировку. Однако дальше входа в зал пройти не сумел. Маленький зоркий Такимура сразу увидел, что рано ещё было храбриться его неокрепшему подопечному, пытаться наверстать и что-то доказать другим. Легонько пихнул ногой в низ живота – и руки не успели поставить блок.

«Домой, Болька. Долечиваться…» – невозмутимо сказал наставник и повернулся к нему спиной.

Пришлось подчиниться.

Зато через неделю в их корпусе объявился Репейников. Вячеслава Вениаминовича все называли «куратором». Преподавателем в заведении он не был, но часто в нём появлялся, общался с наставниками и педагогами, кого-то из учащихся к нему иногда приглашали на беседы. Противный мужик, цепкий и чрезмерно язвительный. Борису довелось с ним разговаривать дважды. И это был третий раз.

– Ну, что, Раневский? – спросил он, не разрешив ему сесть и оставив стоять перед бюро. Сам сидел на крутящемся стуле, сложив перед собой руки. Большим пальцем левой руки, почти бесшумно, но в какой-то осмысленный такт, словно морзянку, отбивал по гладкой полированной поверхности. Смотрел пристально, исподлобья.

– Глухов тебе, конечно, всё растрепал, – усмехнулся он после вопроса. – Ваня Долматов встретил меня с вашим «самураем» в коридоре. А потом я их видел с Костей, когда уходил. Ведь так?..

– Так… – почти не раздумывая ответил Борис. Хотели бы что-то скрыть, не обсуждали бы в стенах коридора, где ходит много людей. Костику не попадёт.

– Правильно мыслишь, – читая его как с листа, расплылся губами Репейников. И, закончив беззвучно отстукивать, поставил точку в своей «передаче» – громко щёлкнул пальцем по стеклу на столе. Поднялся, повернулся к нему спиной и отошёл к окну.

– В общем, поедете в лес, – сказал он, не оборачиваясь. – Ты, Ваня Долматов, Константин Глухов. За старшего над вами – Мазай. И группа учёных. Посмотрите на один эксперимент. Увидите оборудование, пройдёте инструкции. Правда сначала подпишите бумаги…

– Какие?.. – сразу спросил Борис.

Теперь Вячеслав Вениаминович уже повернулся к нему.

– Какие? – переспросил он с насмешкой. – Ты дурачка-то не включай. В июне уже последние экзамены. А там посмотрим, куда попадёте по распределению. Есть мысли насчёт вашей троицы. Подпи́шете – и назад дороги нет. Всё понял, задохлик?..

Слащавая улыбочка. Неприятная.

Однако репутация у этого человека из некоего ведомства была железной. Говорят, будто он лично взял под своё крыло Такимуру. Хотя бы за это стоило его уважать, не любить, но относится по-должному.

– Не слышу, мой мальчик, – надавил Репейников голосом.

– Я понял, – ответил Борис. – Когда выезд?..

– Глухов на хвосте принесёт, – с ещё большей насмешкой ответил Вячеслав Вениаминович. – Или Ванька. Мельчают поколения. Что ж… Других нет.

Как-то горько он произнёс последние слова, захотелось даже ему поверить. Но Борис ничего не сказал вслух. Спросил глазами разрешения уйти и был отпущен.

– Сам вызову… – прозвучало уже в дверях ему в спину.

Две недели пролетели незаметно. Борис снова вернулся к тренировкам. Костика он больше не побил, но Ване настучал один раз хорошо. Кроме вечерних занятий у мастера Иошито, ещё нравились история и философия. Профильные, физика с математикой, поднадоели. Книжками эпохи мыслителей Возрождения он просто зачитывался. Очень любил классиков идеализма, Канта и Гегеля. Правда, порой не видел чёткую линию между субъективным и объективным, вечно они у него переплетались, не имея границ. Проходил это ещё в университете, до того, как попал в особую школу, но тогда просто заучивал, чтобы сдать, а сейчас пытался вникнуть глубже. Затягивало как чёрная дыра. Выжимала центрифугой мозг, и после каждой подобной выжимки тот расправлялся снова. Ну, обновлялся что ли. Мысли после этого казались более стройными.

В самых первых числах июня произошло то, что ожидалось всеми с внутренним напряжением. Вызвали одновременно. Не было самого Репейникова, приехал какой-то его помощник – Валера, на вид немного старше их самих, но при погонах, при звании и должности. Провёл начальный инструктаж. После были подписаны необходимые документы. Мазай – так звали первого дневного инструктора по самообороне – зашёл в кабинет последним. Не глядя подписал свою бумажку. Кто и как его назвал дедом Мазаем, для всех оставалось тайной. Зато было совершенно понятно, почему – с молодыми «стажёрами» выезжал, куда требовалось. Просто за ними присматривал, для объяснений всегда были учёные, узкие специалисты в какой-то области. В их случае – люди из точных наук. Отдел, куда их «сватали» в пополнение, занималось некоторыми разработками. Понемногу отбирали. Из разных, видимо, городов, поскольку деятельность была слишком специфичной. Если, конечно, доверять тому, что изредка приносил «на хвосте» Костя Глухов – как-то он умел доставать информацию. Или через него её им давали планово, по чуть-чуть, чтобы понять, что думают, как относятся. В сложную сферу внедрял Борис свою жизнь, не было тут ничего однозначного. Такое будущее ему казалось интересным….

Двенадцатого июня их всех подняли в пять утра. Ездили по домам. Собрали в одну машину и дальше держали путь прямиком за город. У выезда ехал уже целый эскорт из четырёх внедорожников. Сзади и спереди сопровождали легковушки с мигалками и специальными знаками, которые километров через пятнадцать от них вдруг отстали. Уехали дальше прямо. И на узенькую дорогу они свернули без сопровождения. По ней углубились в лес. Ехали так ещё километров двенадцать, пока не замедлили ход и какой-то неприметной тропой начали протискиваться между деревьями, петляли, поворачивали и объезжали. На широкой поляне остановились.

В двух машинах из четырёх приехавших сидели вооружённые люди. Они первыми вышли и сразу рассредоточились по периметру, исчезли в летних зарослях. То, что это будет не обычный рядовой выезд, Борис понял ещё в дороге, когда увидел у Мазая кобуру со «Стечкиным», не деревянную, а изготовленную на заказ, без места для дополнительных магазинов. Мазаем, в глаза и за глаза, называли Корнеева Степана Леонидовича – тот никогда не обижался, был здоровенным добродушным дядькой, и в принципе ему никакой пистолет не был нужен. Но раз уж взял, значит, надо. Да и ребята в камуфляже показались серьёзными, по двое разошлись по четырём сторонам света. Будут охранять территорию. Удивило немного, что почти у всех были «эмки». Только у двоих привычные «калаши» особой серии.

– Ну, что, мелюзга? – обратился к ним троим инструктор Мазай. – Осматривайтесь. Помогайте учёным, если разрешат…

Тех из четвёртой машины выгрузилось только двое. Профессор Варнавский, которого знали и видели раньше, и один молодой помощник. Остальное место занимало оборудование. Ваня Долматов и Костя Глухов помогали вытаскивать. Какие-то платформы, антенны, радары, коробки. Что-то похожее на большие аккумуляторы. Пара тонких зеркал с мутной поверхностью и много чего по мелочовке.

– Щеглов то эти Репей зачем прислал? – спросил между делом профессор, когда Мазай подошёл ближе. – Сам-то не приехал…

– Репей будет позже, – с широкой улыбкой ответил учёному инструктор про Репейникова. – А правила знаете, Размик Эдуардович. Ребята посмотрят, вы что-то расскажете. Надо же как-то начинать…

– Ага, – кивнул недовольно Варнавский и поднял самый большой радар. Глазами примерялся к платформе, к которой помощник уже подключил питание. – Руки оторву – именно пусть только посмотрят, не трогают…

Зыркнул на Костю Глухова, который, поставив на землю коробку, легонько приоткрыл верх и уже заглянул внутрь.

– Нос убери, желторотик! – прикрикнул на него учёный.

– Отойди, Костян, – позвал Мазай Глухова. – Помощь пока больше не нужна. Позовут. Наблюдайте…

Костя, Ваня и Борис встали шагах в десяти от намеченной площадки. Она ещё долго обустраивалась. Сначала поставили в ряд шесть платформ, на них – радары. У крайних платформ – зеркала, которые направили туда же, куда смотрели шесть похожих на спутниковые антенны радаров-локаторов. Что-то к ним подключили, законнектили между собой. Подняли длинные антенны. А затем помощник начал настраивать каждый по-отдельности. Подсоединялся своими наушниками и изменял угол наклона тарелки, ловил какие-то шумы, а после фиксировал. Пока наконец не проверил все.

– Размик Эдуардович, – позвал он профессора, молча, как и все, наблюдавшего за его действиями со стороны и курившего вонючие сигареты в пластмассовом мундштуке. – Готов настраивать частоту. Зону определил…

Варнавский в ответ кивнул. И манипуляции продолжились. Саша, как звали его помощника, делал вроде то же самое, но времени теперь тратил больше. Ноги уже давно затекли от стояния, однако велено было внимательно наблюдать. По протоколу потом ещё, после поездки, составить детальный отчёт обо всём увиденном. И дальше беседовать со специалистами-физиками, слушать их разъяснения. Все ребята учились на физическом направлении в академии ведомства. Только на губах Мазая играла скучающая улыбка, и было видно, что ему всё равно, что здесь происходит. Сказано присмотреть за стажёрами – вот и присматривал. Никто не разбежался, все живы-здоровы, стояли, смотрели вместе с ним. И так же не понимали, что они видят.

По одному же известному и глубокому оврагу пошло всё внезапно. Профессор Варнавский сначала попросил всех переместиться, встать сбоку от «поля», на которые были направлены зеркала и радары-локаторы. Предупредил, что сейчас что-то увидят. А потом сам встал за панель управления, потеснив своего помощника. В какой-то момент он запыхтел. «Ёб твою мать, Саня! – выругался он. – Где заземление?.. Откуда так фонит?..»

Далее последовала вспышка и пошёл белый дым. Что-то коротнуло. А после уже вспыхнуло по-настоящему – как от светошумовой гранаты. Появился гул в ушах. И в следующий миг Борис понял, что лежит на земле, отбросило какой-то волной. Попробовал встать, но волна повторилась, и он откатился. Ударился обо что-то и, кажется, на мгновенье лишился сознания….

Когда проморгался после падения, увидел следующую картину. Впереди, метрах в двенадцати – матовая стена, уходящая высоко вверх и похожая по цвету на те самые зеркала Варнавского. Мазай разбегался и бил с наскока в неё плечом. Раза три так бросался. Скатывался по ней, отходил на несколько шагов и снова пытался взять с разбега. Она очень быстро бледнела, буквально на глазах. И после последнего прыжка инструктора стала вдруг совсем прозрачной. За ней появилась местность.

– Ну, всё, – прекратил свои попытки Степан Леонидович. – Пиздец…

Костик Глухов сидел в паре шагов рядом и тоже осматривался. Ваня Долматов стоял на ногах. Похоже было на ту самую поляну, куда они приехали, только немного шире и больше, а лес просматривался в одной лишь стороне, где-то вдалеке. Туда уходила тропа, поросшая низкой растительностью. Вокруг них везде тянулось болото. С кочками, камышами, маленькими корявыми деревцами кое-где и поднимающимися местами испарениями. Вода была зловонной, тянуло серой. Пара небольших возвышенностей вроде нарытых курганов, какой-то хлам – вот и всё, что было на островке, превратившемся из поляны в лесу, где они все оказались утром. Инструктор Мазай выбрал самое верное слово, назвав им случившуюся ситуацию. Они были не там, куда приехали. Всё вокруг изменилось.

– Подъём! – скомандовал Степан Леонидович. Открыл кобуру, когда все трое ребят встали на ноги, протянул Ване Долматову пистолет.

Тот взял его открытой вверх ладонью. Застыл, как с подаренным яблоком.

– Во-во! – похвалил Мазай. – Так и носи. Как барсетку в девяностых, на вытянутой…

– Зачем оружие?.. – не сразу сообразил Ваня.

– Ну, ты вроде десять из десяти в серёдку бьёшь. Мой результат хуже. Магазин один…

Костя переступил с ноги на ногу. Они ещё не вышли из оцепенения, глазели только по сторонам, как пингвины, попавшие сразу с айсберга в московский зоопарк.

– В кого… стрелять-то? – спросил настороженно Глухов, пока Ваня проверял пистолет.

Мазай не услышал. Он уже отошёл к берегу. У самой воды торчал какой-то флажок на деревянной рейке. Выдернул его резко из земли. Посмотрел вперёд, где в воде виднелись точно такие же, на округлых кочках, и уходи неровной вереницей вдаль, словно отметившие дорогу вехи. Отвёл назад руку и швырнул как копьё, с большим замахом.

Флажок плюхнулся в воду. На поверхности разошлись большие круги. Медленно расплывались, увеличивая радиус, как будто вода была слишком жирной. Инструктор покачал головой, повернулся.

– Сюда не ходите!.. – предупредил он. – Воняет…

Немного постоял ещё. Пока снизу не начали подниматься пузыри, большие и вязкие, лопались на поверхности словно не в воде, а в машинном масле, медленно сначала надуваясь.

После их старший развернулся и быстром шагом направился обратно.

– Из воды, с глубины – это поднимаются… газы, – предположил Костя Глухов. Посмотрел в сторону усилившегося бурления.

– Хуязы, – поправил небрежно Мазай.

– Уходим по тропке, – коротко сказал он. – Я иду первым, Раневский замыкает. Дорожка узкая. Ваня, патроны впустую не тратить…

– Стрелять-то в кого? – спросил уже сам Долматов. – И… где мы?..

– Где мы – не знаю, – ответил инструктор. – Стреляй во всё, что движется, если глаз не опознает. Желательно в голову. Ну, если будет голова…

Потом, зашагав к тропе, обернулся на них:

– Не ссать, пацаны! Выберемся! Сане разорвало голову, я сам видел. Варнавский что-нибудь да придумает. Но тут оставаться не надо – чую… Просто прогуляемся!..

Хорошее объяснение. Подбадривающее. Борис шёл последним, как и было велено. Не узнавал даже деревьев вокруг, когда вошли в странный лес, начавшийся через полкилометра впереди. Болотная вонь осталась за спиной…

***

Он присел на низеньком бугорке. Вытряхивал из одного ботинка набившийся сор. Попутно сорвал с икры пару каких-то сухопутных пиявок – впились в ногу и раздулись порядочно. Собственно, это была и не тропа – просто что-то похожее на дорогу, из-за хилой растительности, дорогу, которой они шли через незнакомый лес с деревьями, не походившими на те, которые были привычны взгляду в обычном лесу. Вытянутые листья, бугристая поверхность стволов, словно изъеденная язвами и испещрённая крутыми выпуклостями наподобие наростов на коже. Родинки. Невусы. Некоторые из них выделяли слизь. Мазай, как стало ясно, действительно не понимал, где они находятся, а они – ещё в меньшей степени. Солнце, по крайней мере, походило на их обычное – жёлтое и мордастое. Просто перенеслись куда-то, в незнакомую местность.

– Хватит сидеть, – бросил инструктор. Начинала мучать жажда, но пить он не велел – пару раз ручей уже пересекал им дорогу, с такой же маслянистой жидкостью вроде воды в болоте. Жалили насекомые. Толстые хоботки вонзались болезненно.

Борис закончил с обувкой. Сникерс Ваньки Долматова поделили на четверых. Бутылка в кармане Мазая оказалась кстати. Отпили по два глотка, осталось ровно на столько же. Возобновили путь. Если их и будут возвращать обратно, то откроют проход в том же месте. Только их инструктора что-то там напугало, на острове, и им он пока не говорил. Решил вывести «на прогулку», перетоптаться. Потом уже вернуться.

Планам их, именно в той форме, как было задумано, осуществиться было не суждено. Поднялись через густую траву на высокий холм. В воздухе неожиданно стало темнеть. Пару раз останавливались, слыша разные шорохи. Странно, что за всё время не встретили ни одного зверя, ни птицы. Только налетавшие внезапно на них рои насекомых. Ваня, со «Стечкиным» в левой руке – был левшой – реагировал на каждое предупреждение Степана Леонидовича. Минуты напряжения – и заново продолжали путь. Стрелять же по долгоносикам – не хватит патронов.

А когда спустились с возвышенности, спереди снова потянуло влагой. Вышли обратно на остров. Опять засияло солнце и поплыли прозрачные облака.

– Вот и нашли… – удручённо произнёс их инструктор.

– Чего нашли? – спросил Костя Глухов.

Мазай глазами указал на берег. Затем посмотрел на солнце, на тени.

– Петлю, которую искали, – ответил он после некоторого раздумья. – Флажок видишь? А я его зашвырнул… И время опять полдень. Попали…

Борис было двинулся к берегу, что б рассмотреть флажок, но Мазай остановил рукой.

– Я сам, – сказал он, словно по-прежнему не желал пускать их за ближний к воде «курган». – По сторонам смотрите. Быстро вернусь. Опять погуляем…

«Петля» была некой выдумкой. Что-то из фантастических фильмов. Борис их пересмотрел в детстве множество – нравились вымышленные повороты и верил, что наука когда-нибудь докажет нечто подобное. Ну, как же! «День Сурка». Красивое, поучительное. В мерзостном запахе, исходящем от воды неизвестного им болота, в унылых пейзажах вокруг, красоты красивого виделось мало. Радугой, где-то вдалеке, поднимались какие-то деревца на таком же островке. Как нарочно так выстригли – горбатой дугой, от маленьких по краям до высоких посередине. Вонь же стояла страшная – пахло мертвечиной. Будто кладбище отстрелянных животных. Дышать не хотелось.

Мазай повторил свой нехитрый приём. Достал древко флажка и швырнул дальше в воду. Проверил часы. Потом вернулся к ним. Остановившись, сказал:

– Давайте-ка за второй курган. Понаблюдаем, что там пузырится…

Они подчинились. Быстро поспешили за ним и присели за этой большой земляной бородавкой, похожей на огромную возведённую могилу. Затихли. Стали наблюдать.

Между тем всё повторялось. Воздух или, как предположил Костя, некие газы поднимались из недр болота. Раздувались на поверхности воды, образуя шарики, а затем разлетались с негромким хлопаньем. Брызгами всё оседало обратно. Что бы ни сделал Мазай, забросив флажок, а начинало бурлить именно там, где он приземлился. Круги, пузыри, хлопанье. И этого становилось больше, пока вдруг так же внезапно всё не прекратилось. На поверхности наступила тишь, вода разгладилась. Будто ничего и не было.

А минут через пять, когда, успокоившись, собирались выйти из своего укрытия, появилась вдруг голова. Похожая на кочан капусты. Щёки, как листья. Худые и сильно впавшие.  Больше похоже на голову разложившегося трупа. Глубокие глазницы, длинные жидкие волосы и курносый нос. И это нечто плавно двинулось к берегу.

– Сидим… – тихо сказал Мазай. – Сначала подпустим… Обожди, Ваня…

Это самое непонятное, с тонкой, как у орла шеей, доплыло до суши. Медленно выбралось на четырёх конечностях. В лохмотьях не то одежды, не то таких же капустных листьев, как сама голова. Осмотрелось. И двинулось к ним. Худое как скелет, с проглядывающими костями. Лязгнуло недовольно зубами. Как будто тигр, который выходит из озера, демонстрируя силу. Внюхалось в воздух. После призывно завыло – и над водой, минуту спустя, появились другие головы, шесть или семь. Все так же стали двигаться к берегу.

– К тропе! – уже не скрываясь, скомандовал их инструктор.

Вскочили и побежали. Ваня сделал в сторону первого существа одиночный выстрел. Оно их само заметило, бросилось вслед за ними. Неслось нелепыми скачками. Кажется, до тропы нагнать не успевало….

Часть 2

Показать полностью 2
6

Кто стоит за дверью

В доме у десятилетней Яны всегда было много народа. Бабушка, дедушка, папа, мама. К каждому из них приходили друзья, и в квартире становилось шумно и весело. Но вскоре в семье случилась беда, умер дедушка. После похорон бабушка поделилась своими догадками.

- Перед смертью деда, ночью кто-то постучал в дверь. Я подходила, спрашивала кто там, но за дверью молчали, в глазок смотрела, никого. Потом решилась и открыла дверь, может, кому-то помощь нужна. Но за дверью никого не оказалось. Думаю это приходила смерть.

- Да что ты бабушка, разве смерть ходит, - смеялась внучка Яна.

- Мама, - упрекнул её сын, разве можно ночью посторонним открывать дверь. Это опасно. Могла бы позвать меня.

Прошло полтора года. Как-то уехала Яна с мамой на дачу. Дома оставались отец и бабушка. У отца много работы и он припозднился лечь пораньше. В час ночи в дверь кто-то постучал. Отец было подумал, что неожиданно вернулась семья. Открыл дверь, но на площадке никого не увидел. Услышал только топот чьих-то босых ног по ступенькам вниз.

- Вот я вам! – прикрикнул отец, считая, что это чьи-то дети балуются. – Нашли время озоровать среди ночи.

Утром, собираясь на работу, он удивился, почему не видно мамы. Заглянул к ней в комнату, а она умерла…

Конечно, возраст родителей не молодой и сама смерть - это и большое горе, и естественный физиологический процесс старения - его конечный итог. Погоревали они, да ничего не поделаешь. Вдруг отец вспомнил, что в последнюю ночь жизни мамы, кто-то стучал в дверь, как тогда, перед смертью отца. Родителей Яны хоть и напрягало такое событие со стуками, но они решили, что это простое совпадение.

Прошло время. Снова ночь. Мама не спит, готовит Яну в школу, гладит и готовит. Стук в дверь, наслушавшись рассказов о ночных стуках, женщина немного испугалась, но подошла к двери. Посмотрела в глазок. Стоит красивая молодая женщина.

- Кто там? - спросила Янина мама.

- Откройте, я замёрзла, - услышала она тихий голосок.

- Да кто вы? – спрашивает мама.

Она приоткрыла дверь на цепочке, чтобы лучше разглядеть незнакомку, но её и след простыл.

А на следующий день отец Яны разбился на машине. Теперь у мамы не было сомнения, что ночью к ним снова приходила смерть и она будет приходить, пока всех не заберёт.

В доме воцарилась тишина. Остались они вдвоём. По ночам боялись спать. Но долго им ждать не пришлось. Как-то среди ночи снова раздался стук. Мама с дочкой прижались друг к другу и не подошли к двери. На следующий день в соседнем подъезде умер парень. На похоронах, мама Яны услышала от его родителей про ночной стук в дверь.

Всё стало ясно, не найдя жертву у них, смерть ушла к соседям. Ведь она просто так никогда к людям не приходит, обязательно кого-нибудь заберёт.

С тех пор больше никто в дверь ночью не стучал. Почему смерть повадилась к ним и почему ушла не ясно. А мама с дочкой договорились: теперь, кто бы ни стучал по ночам, никому дверь не открывать.

________________

Дверь и окно в разных культурах (в том числе и в русской) ассоциируются с проходом между двумя мирами: реальным и загробным. Так что стук ночью "с той стороны" запросто может быть серьезным предупреждением о чём-то нехорошем. Смерть - это посланник с потустороннего мира, он может являться посредником в виде нечисти.

Показать полностью
141

Я здесь

-Ох ты ж!

-Что случилось, милый?

-Да колючки какие-то острые! Поранился! Ничего, сейчас водкой протру и пластырем заклею и дальше идем.

Заклеили и пошли дальше.

Я подобрался к колючкам и принюхался. Пахло замечательно-кровь была молодая, свежая, то что нужно! Облизав острые треугольные зубы я обсосал колючки. Осталось дождаться ночи, когда эти недотепы поставят палатку и уснут. Парень конечно молодой и здоровый, но против меня-дохляк. Девица никакой опасности не представляет. Ее- на десерт. От мысли о предстоящей ночи сладко заныло там, где предположительно должен быть желудок. Осталось только решить для себя стоит ли их попугать перед сном. Могу я себе позволить небольшую шалость перед обедом, или ужином, или завтраком-смотря как считать, если предыдущую жертву я застал на заре пару недель назад. Про всех этих петухов и лучи солнца конечно же чушь. Петухами вообще закусывать милое дело, больно потешно орут напоследок. С другой стороны жертвы, могут своим глупым ором привлечь нежелательных свидетелей, а там никогда не знаешь кто прибежит. Иногда и с вилами прибегают. Вилы то ладно. Бывает даже забавно: людишки меня вилами так в середину меня, а я такой повисаю на них и ору: “ О–у-аааааа, У-ыыыыыы”. А эти радуются: “Смотри, мол, как его корежит”. Потом правда я исчез, и они загрустили, но ничего, повеселимся немного позже, ребята, я вас запомнил. И все водой плеснуть норовят, хотя я моюсь чаще их если вдуматься. Ну как моюсь-мне что вода, что воздух-всё одно. Я вообще люблю, чтоб покричали. При этом даже пугать специально иногда никого не надо-разрыл могилу на кладбище и сиди, жди. Только первый житель придет, а за ним и остальные прибегут. Уж тут и криков-теперь: “О–у-аааааа, У-ыыыыыы”. Собираются, вилы точат и ждут. Какое-то время после за всеми подряд бегают с вилами своими, ружьями, попутно пару собак или еще каких звериков прибьют по ошибке, однажды медведя под это дело укокошили. Мишку мне жалко. Мы с ним хорошо жили: он кого задерет, я поем, я кого поем, он доест. Он правда меня не видел, сердился, рычал, носом водил, когда я рядом, но чувствовал.

Старика как-то даже убили- долго за ним следили, кол какой то из осины вытесали, потом собрались, домой вошли и колом его, колом: я в окно видал. Потом дверь подперли поленом и подожгли. Пока на пожар смотрели-я сбегал в другое место, поел, правда им немного кусочков оставил, капельками крови на снегу дорожку вывел. А люди снова расстроились. Ну неважно. Старика жалеть не надо. Если бы вы знали, что у него в погребе закопано, вернее-кто, и сколько, вам бы его тоже не было жаль, но в данных конкретных делишках он не виноват был. Это всё-я.

Я красивый. Если бы у меня была мама, она бы непременно так говорила. Зубки у меня частые и острые, кушаю хорошо, поэтому гладкий, если пощупать, когда я материализовался, коготочки длинные и будто железные, а ещё я умный-столько лет и все в одной местности обитаю и ни разу не попался тому, кто мог бы со мной справиться. А они есть.

Ну да ладно, время к полночи, пора молодежь в палатке навестить.

Палатка стоит, в ней какая-то возня. Ну что ж, пора начинать-еда сама себя не приготовит. Я нарочно прошелся по кустам ломая ветки. В палатке затихли и, видимо, прислушались. Чтобы усилить эффект, я поскреб когтями по пологу сверху, издавая тихое рычание.

-Милый, кто это?-дрожащим голоском спросила девушка.

-Не волнуйся, это белки!-парень нарочно старался говорить басом, хотя нотки страха в его голосе я, кажется, уловил.

Отлично, продолжим. Размяв горлышко, я издал нечто среднее между волчьим воем и хохотанием гиены. Нет, с гиенами я не знаком, я по телевизору видел, как-то в деревне. Шуршал под потолком на чердаке, грыз потихоньку кость и чуть не подавился, когда услышал-думал конкуренты подъехали. Позже в лесу попробовал воспроизвести-прекрасно вышло: у меня определенно талант к подражанию.

Не будем, однако, отвлекаться. Паника в палатке похоже нарастала. В голосе девицы уже звучали слезы. Сейчас она его начнет обвинять, что это он ее сюда притащил на съедение диким зверям, вместо того, чтобы повезти хотя бы в отель. Он, чтобы доказать, что тут никого нет, и что он никого не боится, вылезет с фонариком и какой-нибудь дурацкой палкой. Тут то я его и подкараулю…

-Милый, кто это так ужасно кричал сейчас?- я прислушался: слезы в голосе девушки присутствуют, однако пока она в своем парне похоже не сомневается.

-Это выпь, малышка! Они очень странно кричат, не волнуйся, я же рядом.-парень успокаивал подругу, пытался успокоиться сам и выходить не спешил.

“Выпь!”-начал злиться я.-”Сейчас я вам покажу, выпь!” Я еще сильнее набрал воздуха для совершенно ужасающего крика, который всегда действовал безотказно и тут мои слуховые органы уловили звук удара где-то за лесом. Я повернул нос по ветру, пахло замечательно: горелым железом и маслом, бензином, а еще моим самым любимым-готовой человечиной. Автомобильная авария минимум с четырьмя трупами. Выживших, судя по всему, не будет. Стоит поспешить. Мало ли кто ещё решит наведаться туда в темноте, пока не прибудут разные службы, которых пока на том пустынном участке некому вызвать. Пусть эти двое милуются на здоровье, тем более, что им повезло. Кто ж откажется от пира ради скромного фуршета? Только не я!

Напоследок, я все же кинул пару давно обглоданных костей со следами зубов к выходу из палатки, может оценят. А если это их не напугает и они снова вернутся сюда-что ж, у кого-то будет отличный ужин. Снова.

Показать полностью
21

Фей дверей (ч.2)

Фей дверей (ч.1)

Кало на месте нет.

– Я знала! Люди говорить зря не станут! – К Азе вернулся дар речи. И почему мы так и норовим разбазарить все, что досталось нам в качестве благословения небес? Вот ту же речь, используем совсем не по назначению! – Ты можешь! Ты привратник!

– Ага. Швейцаром еще назови! Всю жизнь мечтал придерживать дверь дамочкам в цветастых ситцевых юбках.

– Джя дрэ миндж!*

– Слышу, слышу родное слово! – доносится из соседней комнаты.

Ха! Славно! Славно, что Кало объявилась вовремя. И мне не придется отмывать кому-то рот с мылом.

На пороге появляется моя давняя знакомая во всем великолепии совершенства. Все сто двадцать килограмм очарования, стремящихся к сферичности форм. Захваченная в плен отрезами голубого шелка и синего бархата.

– Тэ явэн бахталэ! Артур, бродяга! Кто это с тобой?

– Аза, – не дожидаясь, когда я представлю, выпаливает спутница.

И тут пошла трескотня, словно в комнате не две женщины, а ансамбль ложкарей репетицию устроил. Через четверть часа, когда я устало откидываюсь в мягком кресле, дамы приходят к консенсусу. Озвучен вердикт голосом Кало:

– Ты должен помочь!

– Никому я ничего не должен, родные! И, вообще, я не за тем сюда пришел! Убрать можешь?

И я тыкаю вновь приобретенной татуировкой в нос Кало. Для ее габаритов она поразительно проворно отлетает в дальний угол комнаты. Как воздушный шарик от первого порыва урагана. Или как терапевт от прокаженного. И у меня в сердце закрадываются дурные предчувствия.

– Это кто ж тебя наградил? – Кало берет себя в руки. Но предпочитает все-таки держаться на расстоянии. Хотя это и предрассудки. Проклятие не бубонная чума. По воздуху с блохами не перепрыгнет.

– Я! – с вызовом вскидывается попутчица.

Да, энтузиазма девчонке не занимать. Я слегка хрустнул пальцами, намекая о тринадцатой корейской поправке. И Аза чуть осадила коней.

– Ада чачипэ?**

– Да правда, правда.

– Тем более. Вам обоим не избежать теперь Серых Земель. Там есть…

– Родники. Я в курсе. Иначе никак? У меня с собой саквояж, под завязку набитый зельями. И примочками алхимиков.

Во взгляде Кало промелькнул алчный огонь. Может зря я это, сболтнул про баул Парацельса?

– Никак! Ты же знаешь, без знающего человека ни один эликсир не сварить.

– А где их сыскать теперь, знающих?

– Вот то-то и оно!

Кало прошлась по комнате, погладила зачем-то хрустальный шар на столе с выжженной по мореному дубу пентаграммой. Кич и варварство! Отличную вещь ради понтов испортили. Я окинул взглядом помещение. Пучки трав, подвешенные к потолку, свечи-канделябры, тяжелые драпировки в темных тонах повсюду, каминная полка от фальшивого очага. Последнее почти символично. Я, выходит, Буратино. С золотым ключиком. Постоянно сующий свой длинный нос туда, куда не следует, вечно деревянный мальчик!

– Ладно, помогу вам!

– Снимешь проклятие?

– Сказала же, не смогу! – раздраженно откликнулась современная колдунья на доверии. – Амулетов дам.

Если бы не присутствие здесь Азы, формально, как я только что рассмотрел, едва ли не несовершеннолетней, я бы не удержался. И подробно рассказал Кало, куда ей нужно поместить свои амулеты. Причем не продольно, а плашмя. Чтоб плотнее зашли! Но положение вещей обязывало. Потому, скрипнув зубами, позволил нацепить себе на шею псевдокаббалистические бляхи.

– Чаем хоть на дорожку напоишь? – проворчал я.

– Чаем! – презрительно фыркнула Аза.

– Твой Богдан пьет исключительно «Джек Дэниэлс»?

Мои подозрения насчет возраста Джульетты усилились при более пристальном рассмотрении. Когда она успела замуж выскочить? Ей на вид лет семнадцать. А может и того меньше. Впрочем, у детей природы это быстро.

– Сейчас, белый господин, – Кало присела в картинном книксене и, развернувшись большим противолодочным кораблем в атолловой бухте, удалилась на кухню. Вернулась поразительно быстро, с тремя дымящимися изящными чашечками на серебряном подносе. Они, словно храмовые курильницы, окружали основной алтарь. Вытянутую бутыль с настойкой трав.

– Добавьте по наперсточку-другому в чашку своей рукой. Отменная вещь. Старинный семейный рецепт. Укрепит вас в дороге.

Вот, это дело! Это проявление уважения к гостю. Хоть и с национальным колоритом.

«К нам приехал, к нам приехал… Артур-джанчик да-а-а-а-ррр-агой!»

Чай с толикой бальзама тут же разгоняет огонь по жилам.

– В путь, Аза!

– Удачи тебе, девочка! – слышу уже сквозь магическую завесу, – и жениха чтоб верну…

Окончание фразы отсечено упавшим заслоном. Так Богдан даже не муж Азе?? Ну да, мог бы догадаться. Да и кому какое дело? Когда фляга свистит конкретно у цыганской Кармен?

В Серые Земли дверей нет. Зато есть многочисленные лазейки. Но вот в чем беда. Сработаны они не людьми и не для людей. И пробиты всегда с той, Нижней, стороны. Владельцы нор очень не любят, когда плодами их трудов пользуются без спроса. Отсюда, подчас весьма коварные и хитроумные, ловушки в тоннелях перехода. В первый визит мне сумасшедше повезло выйти живым. И, хотя я возвращаться сюда и не собирался, но вопрос изучил. Что стоило, само по себе, немалых усилий. Что ни говори, а в центральной библиотеке подобных книжек не найдешь!

Ну вот, миновали последнюю.

И вышли в Серый Туман.

Амулет на шее загорелся призрачным синеватым светом. Надо же, не пустой финтифлюшкой оказался! Хмарь отступила на шаг, перестав липнуть влажным саваном к телу. Под ногами обнаружились извивы узловатых корней. Пульсирующих, словно древесные плотные вены, корней. Я уже видел местные деревья. И то, что на них зреет. Визуальный контент не для людей со слабым желудком.

– Артур… А говорить здесь можно? – шепчет напуганная Аза.

– Можно, – с некоторым сожалением я открываю ей правду. Разрешишь слово сказать, а она начнет трещать под руку, как сорока. С другой стороны, в тиши Серого Тумана без человеческого голоса жутко. Так что пускай. – Звуки здесь далеко не разносятся. Гаснут.

– Это же хорошо, да?

– Нет здесь ничего хорошего. Кроме Родников, разве что, – я ни на минуту не упускаю из виду, зачем пришел. – но вот их-то журчанья мы и не услышим, пока совсем рядом не окажемся.

– А как же мы их отыщем?

– Понятия не имею, – тут я чуть кривлю душой. За пазухой есть небольшой козырь. Улиточный компас. Медная пластинка, размером с крышку от молочной бутылки. В центре волдыриком прикрепилась раковинка. Если посыпать вокруг нее белую гейзерную соль, то улитка высунется из-под панциря и изогнется в нужном направлении. Жаль, что весь перфоманс протекает очень медленно. И я пока не определился с моментом применения племенного девайса африканских бушменов. Родник отыскать нужно. Но и выход отсюда тоже не на каждом шагу. Да еще Аза со своим Богданом!

– Артур, а ты зачем ходил в Серые Земли?

– Зачем-зачем. За тем же, что и ты! – неохотно признаюсь я, расписываясь в собственной наивной глупости.

– Правда? Ты пошел сюда за своей ромни? За любимой? Ты смог вернуть ее?

Ну, понеслась.

– Нет, конечно. Не получился из меня Орфей!

– Это потому, что у тебя ключа не было! – безапелляционно заявляет Джульетта.

– Да-да. Потому что не было.

Мое внимание привлекает темный вихрь справа. А минутой позже точно такой же, слева. И мне становится не до вечера воспоминаний. Поскольку я печенкой чувствую, то они. Мои давешние загонщики. Но… как? Ключ, перемещенный в куртку, продолжает оставаться под Пологом. Хвост слежки я сбросил, как тритон. Да и не способны демоны идти за мной через двери. Впрочем, о чем это я? Зачем им двери, когда кругом норы?

– А Стража Ворот ты видел?

– Нет. Только на картинке. В книжке.

Третий вихрь поджимает сзади.

– На картинке. П-ф-ф-ф! А вживую?

К Азе, как нельзя более не вовремя, возвращается ее дутая самоуверенность.

– Вживую не нашел я его!

Углы треугольника начинают сходиться. Скверно. Ох, как скверно! На сей раз примитивная загонная охота имеет все шансы на успех! Дверей я здесь не отыщу!

– Это потому, что ты Слова не знал.

– А ты знаешь?

– А я знаю! Зачем бы я сюда пошла, по-твоему, без Слова?

– Да ты его и произнести-то толком не сможешь!

Подначиваю я Азу не просто так. Петля затягивается. Счет пошел на секунды. И, если ей суждено произнести слово, то сделать она это сможет только сейчас. На грани гибели, но не подозревая о ней.

– Тава Лахэ Пелэвенэнн…, – она продолжает, старательно воспроизводя звуки, когда озарение пронзает меня. Амулеты. Кало. Демоны нашли нас по амулетам. И с подачи колдуньи. Говорила же мне родительница, не иметь дел с ведьмами! «Ах мама-маменька, я уж не маленький…»

– Дрэс!

За секунду до того, как три вихря сошлись, упругая мощь выбрасывает нас с Азой, словно каменный блок из ложа катапульты. Выбрасывает прямо к кованной решетке ворот. Или, возможно, это мне она видится кованной. Мы очутились на осколке пространства, с вымощенной булыжником дорогой. Дорога упирается в ограду. А за спиной обрывается в пропасть.

Страж пробуждается, словно сказочный великан, сбрасывая пелены сна. Они нисходят с него, словно слои льда с подтаявшего в теплых водах айсберга. Обрушиваются пластами, слой за слоем, в океан Серого Тумана, поднимая одну волну за другой. Волны расходятся, уплотняя зыбкость пространства до состояния вещества, норовя смыть нас в пропасть, и постепенно затухают, поглощенные безбрежностью хмари.

Страж напоминает мне огромного рыцаря в стальных доспехах. Вытянутое клювом глухое забрало не дает рассмотреть лица. Да и есть ли оно под тусклым металлом, лицо?

– Давно… очень давно я не слышал Слова, – скрежещет утробный низкий бас. – Зачем вы пришли?

Да, Азочка, зачем мы пришли? Может ты объяснишь дяде? Где же ты, Азочка? Моя колибри на верлибре. Вспомнила внезапно, что ты всего лишь мелкая пакостница, и спряталась под длинную скатерть с бахромой?

Мозг набирает обороты, лихорадочно отыскивая тропинку в лабиринте смерти, когда я замечаю, что требушет выстрелил не только лишь нами. Три нехороших зубастых хищника заходят на новый круг.

– Мы пришли для обмена, – пазл в моем, разогнанном до скорости курьерского поезда, сознании сложился удивительно вовремя.

– Ты привел жертву? – голова рыцаря без суеты поворачивается в сторону дрожащей Азы.

– Три жертвы.

– И где же они?

– Вот! – я изображаю жест балаганного фокусника, опускающего полу плаща перед взором истосковавшейся по зрелищам провинциальной публики.

– Демоны, – в басе Стража сквозит нотка разочарования. Будто вместо сочного стейка официант поставил перед ним блюдо с вчерашними заветренными окорочками. Но тон нисколько не мешает посетителю харчевни начать орудовать вилкой. В моем случае, – стремительной конечностью, на лету превращающейся в подобие копья. Сказал бы проще, – рукой. Вот только назвать то, на что сейчас наколоты все три преследователя, рукой, язык не поворачивается. Скорее, это паучья лапа. Разделившаяся на время атаки. А после, в долю секунду, вновь ставшая единой, но уже с добытыми трофеями, вялыми ломтиками покачивающимися на пронзившей их пике.

– И что же ты хочешь получить взамен… человек?

В последнем слове столько ледяного презрения, что, кажется, будь тут поблизости река или озеро, они бы застыли мгновенно. Вместе с рыбками, рачками и водорослями.

– Нам… нам нужен Богдан! – робко подает голос из-за спины Аза.

– Кто?

– Душа из-за ворот, – поспешно поясняю я.

– Для того, чтобы открыть ворота, нужен ключ, – назидательно басит Страж, рассматривая придирчиво развоплощенных демонов на руке-копье.

– У нас он есть!

– Неужели? Уверены, что тот самый?

– Да.

Стальной шлем склоняется, приближаясь.

– Вы же знаете, как он работает? Так?

Я пребываю в растерянности.

– Ключи открывают замки. Разве не в том их предназначение?

– В том, в том… Вот только этот ключ особенный.

– Чем?

– Он живой.

– Как… как это? – я совершенно сбит с толку. В книгах ничего не было сказано об оживающих ключах.

– Ключ откроет ворота. Но не для вас.

– А для кого?

– Для того, кто выйдет.

– Пусть так. Все равно не понятно про то, что Ключ – живой. Это же предмет. Он не может быть одушевлен.

– Ты верно подобрал слово. Одушевленный.

– То есть…

– В нем заключена живая душа. Душа, заплатившая за право воспользоваться Ключом.

– Каждый раз, когда надо освободить кого-то, Ключ забирает душу? В нем, как в тюрьме, заключены десятки душ? Или… сотни?

– Ты сильно преувеличиваешь, – скрежещет Страж. В его ритмичном железном покряхтывании я запоздало различаю смех. – До Ворот мало кто способен добраться. Еще меньше готовы пожертвовать собой ради другого.

– Но…

– Ты способна? – Стража не интересует мой возражающий лепет. Он сфокусирован на Азе. Его длинный суставчатый палец указывает на нее, как ствол винтовки солдата из расстрельной команды на приговоренного.

– Я… я…

– Способна? – рокочет, словно обвал в горах, на частоте, от которой ломит все кости, Страж.

– Способна? – вторит ему зловещее эхо из бездонной пропасти.

«In praesenti veritate». Момент истины.

– Да! – выкрикивает спутница отчаянно.

Я ошеломлен. Не думал, что каприз упрямой девчонки достигнет апогея в самопожертвовании.

– Как зовут того, кого ты хочешь вывести из-за ограды?

– Его зовут Богдан.

Длань Стража опускается к голове Азы. Его странная, словно собранная из агатовой мозаики ладонь скользит от макушки к затылку. Будто он хочет ласково погладить девушку. Но не решается. На самом деле Страж всего лишь извлекает образ из разума Азы. Богданов за оградой много. Нужен один.

– Ключ?

Еще одна конечность Стража тянется ко мне. Я верно понял, что анатомия его лишь имитирует человеческую. Но недооценил количество «рук». Теперь ясно вижу, что из куда больше, чем две.

Я отдаю ключ с грустью в душе. Не из-за того, что теряю гранд-допуск ко всем замкам. Вопреки всему, мне до слез жаль Азу. Душа ее жениха вернется в тело. А вот она останется навсегда пленницей демонического ключа. Как принцесса, заточенная в башне и спящая там беспробудным сном. Навечно.

– Не навечно, – уточняет Страж. То ли я последнее слово вслух сказал, то ли он мысли читать умеет. – Ключ вмещает одну душу. Всего одну. Как только находится тот, кто добровольно готов отдать себя в заточение, прежний узник покидает темницу.

– И как давно состоялось последнее… замещение?

– Четыре века назад.

– Сущие пустяки!

Фигура рыцаря пошла волнами, теряя очертания. И испарилась, обнаружив у ограды родник.

– Ах ты, мой милый! Драгоценный мой источник! Аза, сюда!

Воды Родника Забвения, коснувшись руки, на миг замерли, прекратив извечный бег. Застыли прозрачным сгустком, словно стеклом сковав предплечье. И тут же стекли вниз, унося с собой черную кляксу роковой татуировки. Юная цыганка тут же повторила мой маневр, избавляясь от проклятия.

– Он надолго… ушел? – почему-то шепотом поинтересовалась спутница. Хотя здесь, на возвышающемся в тумане, отсеченным пропастями от внешнего мира, островке, ей бояться уже нечего. Кроме судьбы, которую сама же она и выбрала для себя. Видимо, она и правда, настолько любит своего Богдана. Богдана, которому уже никогда не стать ее мужем, чем бы не завершилась наша авантюра.

– Я не знаю. У Стража вряд ли есть регламент на обработку заявки.

Но Страж не заставил себя ждать. Стоило нам обменяться парой фраз, и он соткался из дымки. И застыл нерушимой статуей. Холодной, монументальной, безмолвной.

Я ждал. Аза ждала. Минута проходила за минутой. Вот что прикажете делать в подобной патовой ситуации? Я даже не знаю, как обратиться к нему, не оскорбив при том ненароком. А вызвать раздражение столь грозного существа мне очень не хотелось. К тому же вопрос с возвращением все еще терзал меня неопределенностью решения. Я достал улиточный компас. Сосредоточился на идее пути в свой, человеческий мир. И, когда брюхоногий моллюск уже показал фосфоресцирующую в Сером Тумане головку с усиками, выпростав ее из-под завитушки раковины, внезапно разнесся утробный бас:

– За оградой нет твоего Богдана.

– Как… как нет? – отчаянно взвилась Аза, ломая руки.

Эх… Видимо, мы зря сюда пришли. Не успели. Серые Земли лишь промежуточный пункт. Транзитный вокзал, где души не задерживаются надолго.

– Мы что, опоздали?

– Нет.

– Тогда… почему?

– Здесь никогда не было человека, которого ты ищешь, юная Аза.

Тут уже у меня челюсть отпала.

– Аза, как это понимать?

В то, что Страж мог ошибиться, я поверить не мог. Узкая специализация порождает исполнителей высокого класса. А специализация Стража была уже некуда!

– Но… как же…. дава тукэ миро лаф***… я видела… я все видела… собственными глазами видела, – мешая цыганские слова с русскими, лепетала обескураженная Джульетта.

– Что именно ты видела?

– Кровь видела… И лицо его… Холодное, бледное, белое. Как камень. Как известка. Как мрамор. И едва различимое пятнышко влажное. Под маской…

– Пятнышко? От дыхания? Под маской? Да он в реанимации что-ли был?

– Да. В коме. Его душа отделилась от тела. Так знахарка сказала. И ушла в Серые Земли.

– Башка твоя кудрявая отделилась от тела! – и я выдал тираду такой многоэтажности и насыщенности, которой, пожалуй, не принимал в себя Серый Туман. Не забыв при том помянуть свои планы про трассу, пендели и крутой спуск. Удлинив последний вдвое и заменив морошку на ежей.

Это ж надо! Устроить фарс на пустом месте. Трагикомедию, шкворень тебе в корень!

– Знаете, раз уж так получилось, – ключ блеснул в противоестественной ладони Стража, – то я, пожалуй, оставлю все себе.

– Все?

– Ключ. И вас заодно, – зловещая рука вновь начала трансформироваться, приобретая очертания вилки, которой раньше проверяли мягкость хлеба в булочной. Два узких хромированных зуба вытягивались, все удлиняясь и удлиняясь. Ну да, нас же двое.

Выпад был молниеносным.

И не опустись в последний миг полог нежно-розовой кисеи перед нами с Азой, острия ранили бы нас в самое сердце. Причем буквально. Пропороли бы насквозь и вышли между лопаток. Кисея натянулась, принимая энергию удара. И внезапно скрутилась в огромный горизонтальный кокон, поместив в утолщенный центр Стража по самую шею.

– Тум!

Кокон схлопнулся в мгновенье ока. Шлем с удлиненным забралом бодро покатился по камням, скача и звонко отскакивая от базальтовых граней. Остановился он на самом краю пропасти. Возле ног в цветочных туфельках. Украшенных изящными розочками и бантиками.

– Познакомься, Аза, это мама! Мама, это Аза, – едва откашлявшись, счел нужным формально представить присутствующих я.

– Аза? Мило, мило, очень мило, – мама придирчиво оглядела спутницу. Выглядела мама, как всегда, великолепно. Как фея. – Вы, похоже, неплохо подходите друг другу.

– Мама, это совсем не то, что ты подумала!

– Все-все-все. Умолкаю, – она подняла руки в примирительном жесте. Переливающаяся перламутром кисея эффектными складками заструилась от плеч к локтям. – Признаю, это совсем не мое дело!

Мама улыбнулась обворожительно. Так, как могла только она.

– Артур, не мог бы ты принести мне…

– Что, мама?

– Это, – палец с великолепным перстнем указал на место, объем которого прежде занимал Страж. Присмотревшись, я разглядел между камней Ключ.

Для того, чтобы головоломка сложилась, мне потребовалось двенадцать шагов.

– Благодарю тебя, дорогой мой, – ключ исчез в складках одеяний. – Ну, не дуйся. Ты же понимаешь, кому подобный артефакт должен принадлежать по праву.

– Фее дверей, мама. И никому другому, – покорно склонив голову, я озвучил то, что от меня ждали.

План. Карта с подробным описанием места хранения Ключа, якобы случайно попавшая ко мне в руки, заторможенность охранников, дата, подгаданная к благоприятному положению звезд, и даже, вероятно, погоня демонов, все это входило в ее план! Насчет поведения Кало не уверен. Но мама… мама всегда получает то, что хочет!

– Ты не могла бы…

– Не могла бы что?

– Помочь вернуться нам с Азой домой?

– Ах да. Все время забываю, что ты все еще не освоил построение собственных дорог. По старинке полагаешься на двери…

Я ни секунды не сомневаюсь, что все она прекрасно помнит. Просто фраза часть другого, нового плана. В котором мне снова отведена роль пешки. Когда-нибудь я сыграю свой гамбит.

«Эх, мама-маменька, я уж не маленький…»

Но пока приходится следовать правилам.

– А как быть с охранником? Со Стражем?

Я было хотел указать на отсеченную голову в шлеме. Но ее уже и след простыл.

– С каким Стражем, детка? Да и что тут охранять? Ограда прочнее скал. Два с лишним века человеческая нога не ступала на этот остров. И не думаю, что положение вещей изменится.

Грациозный пируэт женского запястья, окруженного мерцающими, в воздухе, инициирует магию.

Ну и славно! Кисея, заполнившая пространство, начинает медленно закручиваться в спираль. Витки распространяются к горизонту, а затем сжимаются, выстраивая для нас с Азой тоннель из полированного розового мрамора. Через минуту мы уже вступаем под изящную арку вполне земного московского парка.

Напоследок, как привет из иного измерения, до меня доносится:

– До встречи, малыш. Люблю тебя!

«Мэ тут камам» – цыганская популярная песня на вечную тему «Я тебя люблю».

Те аве́с бахтало́! – приветствие. Что-то вроде "Здравствуй!" или "Будь счастлив".

* Джя дрэ миндж! – неприличное идиоматическое выражение. Что-то вроде «иди в …»

** Ада чачипэ? – это правда?

*** дава тукЭ мирО лаф – даю тебе слово

Показать полностью
28

Фей дверей

Фей дверей

Преследователь осыпался черным прахом. И через секунду собрался вновь из взметнувшегося почти из-под ног вихря. Их трое. Они быстры. И они имеют четкий план. Но я уже разгадал его. Тактика состоит в том, чтобы теснить меня к определенной точке по лабиринту гостиничных коридоров. К номеру 1208, в котором я и остановился тремя днями ранее. Оттеснить. Заволочь в комнату. И сожрать. План так себе. С моей точки зрения, абсолютно неприемлем. Демоны. Демоны не так, чтоб сильно умны. Но проворны, нахраписты и коварны. В этих качествах мне с ними не тягаться. На то они и демоны. Только они не знают с кем связались.

Рывок по коридору. Довольное урчание за спиной. Небось, сволочь, уже желудочный сок выделил. В предвкушении. Или что там им заменяет желудочный сок? Хотите ко мне в гости? Ладно, будут вам гости! Еще один рывок. Зигзагом, по-заячьи. Пусть думают, что я напуган. Хотя, если честно, я и в самом деле боюсь. Но это хороший страх. Тот, который в человеческой половине моего существа выплескивает поток адреналина в кровь. В половине, доставшейся мне от папы масса недостатков. Но есть и достоинства. Основное из них, что моя профанная часть, на деле, не является половиной. Скорее, осьмушкой. Да и то вряд ли. Это по ее извилинам несется, как болид по трассе, обрывок некогда долетевшего из динамиков шлягера: «Эх, мама-маменька, я уж не маленький! Эх мама-маменька, мне многааа лет!» Теперь не отвяжется. Как и троица. Демоны тупы. Но упорны и мстительны. А я как-бы позаимствовал важную для их социальной структуры вещь. Без определенного срока отдачи позаимствовал. Ну да, да… В просторечии, украл.

Сейчас не до морализаторства. Надо беречь дыхание. Демонам что… Они не дышат! Разогнавшись хорошенько, успеваю пробежаться по стенке до того, как враг материализовался прямо по курсу, соткавшись из угольных хлопьев. Трюку один китайский гимнаст научил. Там их много в Китае, гимнастов-ушуистов. Так много, что иной раз им становится тесно. И, чтоб проветриться, и для общего разнообразия, они едут к нам. Поработать на стройке.

Ну, вот, и финишная прямая. Двое слева. Один справа. Посередине коридора дверь, в которую мне жизненно необходимо проскользнуть. Войти первым, а не быть втолкнутым. Почему именно так? А вот почему! Два знака, вычерченных в воздухе одновременно, замедляют посланцев преисподней. Пришлось потренироваться, чтобы исполнять такое, с двух рук. Но в Греции и не такому учат. Да-да, я успел побывать в Греции. Там все есть. Ну, возможно, после моего визита там стало чуть меньше, чем все. Но на общем грандиозном фоне никто и не заметил. В конце концов, любая вещь лишь пылинка в контексте Космоса.

Нужна недюжинная координация конечностей, чтоб магический пасс сработал. Я бы сравнил это со стрельбой с двух рук по-македонски. В движущиеся мишени, размером с яблоко.

– Пух! Пух! – продавливают яростным натиском охранные рамки демоны.

– Бах! – хлопает дверь у меня за спиной. Успел. Клянусь всеми двенадцатью созвездиями зодиака, успел!

Глиняный картуш, зажатый в ладони бьет по ручке двери, крошась.

– Выкусите, каннибалы хреновы!

За дверью разом становится тихо. Тихо, потому что преследователи ворвались в мою комнату. Но ворвались они в ту комнату, которой она будет двадцать две минуты спустя. Координаты наши совпали в пространстве, но не совпали в темпоральной кривой. Пока не совпали. Я не физик. Не знаю, как это работает. Для меня довольно результата. Впрочем, современные физики, полагаю, тоже в неведении. Вообще, подобный маневр чрезвычайная редкость. Если б мне один ветхий днями наследник вавилонской традиции не объяснил, что к чему, я бы не смог провернуть фортель.

Несмотря на то, что подобные феномены в моей компетенции. Я фей. Фей дверей. Ну да, так получилось. Совершенно невероятное стечение обстоятельств. Жизнеспособное потомство двух разных рас, да еще и с перекосом в магическую сторону, – это я! Не получившее должного воспитания и образования потомство. Первое непосредственно отразилось на роде моих занятий. Второе… Второе я на все лады компенсирую тягой к знаниям. Учиться я люблю. Без дураков и позерства. Харизма, доставшаяся от непутевого отца, позволяет мне находить пути к сердцам. Артистизм и тяга к поэтической импровизации в крови. Тоже своеобразное волшебство. И папаша был в нем, судя по всему, хорош. Иначе как бы он подступился к матери?

Я вытираю пот со лба. Теперь можно не спешить, и приступить к фазе отхода основательно и размеренно. По пути к окну щелкаю кнопкой кофе-машины. Цивилизация и ее блага. Люди знают толк в механизации комфорта. В том их сила, в том же и слабость. Вычерчиваю фигуру доступа к пространственному карману. Для меня прокачанный навык прикладной стереометрии жизненная необходимость. Сейчас он открывает складку пространства, где удобно хранить особо ценные вещи. Обыденное движение, как ввести графический ключ к смартфону. Тайник я обычно устраиваю у окна. Света больше. Свет я могу позволить себе редко. Профессиональная деятельность, по большей мере, проходит в тенях и дымке различной степени плотности.

Без суеты раскатываю натуральный персидский ковер по синтетическому ламинату. Сумасшедше дорогая вещь. Отражена в легендах, между прочим. Под именем ковра-самолета. Но то лишь одна из функций артефакта. Коей, я, к вящему сожалению, пока не овладел. Мало иметь в распоряжении чародейскую вещь. Без должного обращения любой артефакт так и останется лишь украшением гостиной, век за веком. Пока полностью не исчерпает магический потенциал. И тогда бесценное сокровище превращается в обычную, хотя и дорогую, древнюю вещь.

Впрочем, в мегаполисе от летающего ковра проку кот наплакал. Я предпочитаю использовать гордость восточных ткачей по-иному. И даже переименовал его в «выручай-ковер». Ну да, не мудрствуя лукаво, по аналогии, как в книжке про одного мальчика-сироту.

Баул. Объемная кожаная сумка. И тоже не простая. Воины раньше любили давать имена своему оружию. Я ни разу не воин, да и артефакты не мечи, но идея мне по душе. Так что сумка «баул Парацельса». Довольно точно отражает, между прочим, основное назначение прадедушки чемодана. Упомянутый ученый муж ведь был не только, и не столько медиком, как алхимиком. А алхимиков я уважаю. Хоть осталось их… Лучше даже не вспоминать сколько осталось.

Отдельно, на самом дне, укрытый пологом подавления, покоится Ключ. Именно так, с большой буквы. Догадка осеняет внезапно. Думаю, демоны шли за ним. То есть выследили меня. Поскольку полог безупречен, обнаружить ключ на расстоянии невозможно. Но вот эта спорная тактика по оттеснению к номеру… Зря я списал ее на дремучие инстинкты преследователей. Загонная охота и все такое… Нет! Ими кто-то руководил. Направлял. И вот это по-настоящему хреновый расклад.

– Плюк! – деловито отчиталась автоматическая кофеварка. Капучино. Обожаемый мной напиток с шапкой белой пены уже в чашке. Аромат кофе разливается по номеру. Я люблю аромат кофе. Кроме того, он сбивает тонкий нюх преследователей. Пусть немного поломают голову, куда же я делся. Вломившись сюда через… через четырнадцать минут.

– Ай! – кофе еще обжигающе горяч.

Ладно, разложу пока ингредиенты. Сверяясь с рецептурой, перенесенной в банальный блокнот с логотипом отеля, расположенного на другом конце света, готовлю нужный раствор. Минимум три минуты выдержки, чтобы элементы вступили в алхимические реакции. Как раз, чтобы попить кофе, любуясь панорамой, залитой лучами восходящего светила. И чтобы собрать все снова в баул. Включая Ключ. Все свое ношу с собой. Шторы раздвигаю пошире. Янтарный поток ударяет теперь прямо в дверь. Преследователям из нижнего мира, которые здесь появятся через… через шесть минут, должно понравиться мое гостеприимство. К тому же им не в первой разлетаться на поп-корн из высокоорганизованного углерода.

Круассанчик, отложенный с вечера, придает легкий парижский флер завтраку.

Ну все. Пора. Капля, набранная в пипетку, падает отвесно в центр узорчатого ковра. Туда же отправляюсь и я, спрятав пузырек с пипеткой в карман неброской куртки. Плоскость под ногами утрачивает строгую геометрию. Твердость сменяется эластичностью. И перетекает в болотистость. Делаю глубокий вдох. И задерживаю дыхание. Надеюсь, раствор получился нужной консистенции. А то в прошлый раз, в Болгарии, я чуть не задохнулся. Ноги проваливаются, и я стремительно лечу вниз. Через бетонные перекрытия этажей, все глубже и глубже. Объятый шершавым полотном ковра, словно ископаемый древоточец, заключенный внезапно в липкие объятия капли пальмовой смолы.

– У-у-у-х!

Все. Я на парковке отеля.

– О-о-о-о-х! – легкие, раздуваясь, впускают в себя долгожданный воздух. Застоявшийся, воняющий выхлопом, но такой нужный мне сию минуту воздух.

– В стопятьсот раз круче, чем на лифте! – озвучиваю очевидное я. Желудок, возвращаясь на место, готов подтвердить мои слова перед коллегией присяжных заседателей. Мысленно прощаюсь с пустым номером, который через две минуты осквернят своим присутствием демоны. Скатываю ковер, благо, еще несколько мгновений вне пространство-временного континуума у меня в запасе. Сжимаю наспех, маскируя под перекинутый через плечо тубус. Для студента я староват, наверное. Хотя, как знать. Век живи, – век учись! Если ты хочешь, конечно, чтобы твой век продлился подольше. Во-всяком случае, для меня эта теорема доказана раз и навсегда!

Вот и мой корвет, замаскированный, естественно, под более демократичную модель авто. Ничего, сейчас мы выберемся из ставшего таким опасным, города, и притопим хорошенько по трассе! На ходу вновь обретая себя.

– Тлллоп! – тубус, сотворенный наспех, расправляется вновь в «выручай-ковер». Вытянулся чуть ли не в полную длину салона. Заклинания, прочитанные на бегу, имеют свои недостатки.

– Тлоп! – дверца дублирует звуковой эффект, захлопываясь мягко, но отчетливо.

– Ты кто? – я ошарашенно взираю на непрошенного пассажира. Пассажирку.

– Я Аза. Поехали. Бабушкин? – выдает моя неожиданная спутница скороговоркой, вытягивая подбородок в сторону ковра на последнем слове.

Мотор приятно низко рокочет, когда я выруливаю к шлагбауму.

– Дедушкин, – огрызаюсь зло. Поскольку не терплю бесцеремонных нахалок. Смуглых энергичных нахалок с прической в стиле афро. С шеей, увенчанной многослойным а-ля золотым, монисто. С карими выразительными глазами, стройной фигурой и ногами… Стоп-стоп-стоп. Какая фигура? Какие ноги? Да и рассмотреть я ничего из упомянутого комплекта не успел. Слишком быстро гостья нарушила границы моего личного пространства. Тогда… Тогда откуда мысли?

Корвет лодочкой нырнул в череду машин на проспекте. Заскользил по течению, как рыба в воде. Затерявшись в обильном косяке себе подобных. Не обгоняя, не отставая.

Ясно, откуда. Ну, держись, кудрявая. Выбрав момент, когда в полосе позади никого нет, ударяю по тормозам. Не обремененное ремнем безопасности тело, следуя законам кинематики, оказывается полностью во власти инерции. Одуванчикообразная голова качнулась и не слабо так приложилась о стекло.

– Тум!

Наваждение тут же отпустило.

– Ты мне свои цыганские штучки брось! Выметайся из машины!

– Не уйду!

Наши взгляды скрестились, как клинки рыцарей на ристалище. Я, кажется, даже скрежет железа различил. А, нет, это трансмиссия.

Струйка крови показалась из одной ноздри пассажирки. Та не обратила на нее ни малейшего внимания. Бандерилью мне в крокодилью! Только что от демонов слинял! Только чтоб попасть в объятия страстной и непонятной Кармен местного разлива! И цепкая какая! Почище порождений преисподней! Не отвяжется, по всему видно. Придется договариваться.

– В бардачке салфетки. Вытрись.

Корвет снова набрал скорость. Погорячился я. Нервы. Куда же я выкину ее здесь при всем желании? По-другому надо было. «Эх, мама-маменька, я уж не маленький…»

Дочь кочевого народа исполнила указание. Но и не подумала поблагодарить.

– Чего надо?

Я не грубиян. Но положение, так сказать, обязывает.

– Ты вернешь моемо рома.

– Чего верну?

– Кого. Мужа. Рома.

– Послушай-ка милая, ты, верно уже не раз головой билась… Я что, психотерапевт? Сводня? Знахарка с приворотным зельем? Иди у себя в таборе помощника поищи!

– Я не из табора! И знахарка тут не поможет.

– А я, значит, помогу? И по какой-такой статье я выигрываю у ведуньи?

– У тебя ключ!

Я похолодел. Нет, не так. У меня все внутренности инеем подернулись.

– Откуда знаешь?

– Люди говорят.

Ничего себе, заявка! Что за люди, если даже демоны…, впрочем, последние-то как раз и выяснили меня. А что знают бесы, то знают и цыгане… Так как-то. Надеюсь, знание это еще не расползлось, как бензиновая капля по поверхности лужи. Я внимательнее присмотрелся к пассажирке. Одаренная? Да черта с два! Она полукровка, такая же, как и я! Одна на миллион! И разговор нам предстоит долгий.
Мимо мелькнул знак придорожного кафе. Расплодилось их вокруг трасс, как опят на рухнувшей березе.

– Пообедаем, – заключил я, поворачивая руль.

– Некогда! – встала на дыбы Аза, вцепившись в баранку обеими руками.

Аза-зараза!

– Ты угробить нас хочешь?

Мимо, надрывно и низко прогудев, пролетел тонар, груженый щебнем.

– Как ни крути, а придется! – темные глаза отчаянно блеснули, и она влупила мне узкой смуглой ладошкой по оголившемуся предплечью.

Кожу как углями, выброшенными из поддувала печки, обожгло. Мне показалось, даже паленым потянуло. Я, не веря в реальность происходящего, развернул руку.

– Ты совсем с петель сорвалась?

Цыганка вытянула рядом свою руку, чтобы я смог рассмотреть копию печати, которой она только что наградила меня.

– Да это же… Это…

– Каинова печать, – с непонятным мне холодным спокойствием закончила фразу она, – у старейшин украла. Теперь мне обратного хода нет.

– Ты… дура?

Только и смог выдавить из себя я. У бабы отметина неминуемой гибели на руке, а она о каких-то старейшинах… Про то, что теперь и у меня точная копия знака красуется на три пальца выше запястья, я стараюсь не думать.

– Возможно, – легко пожала подвижными плечами цыганка. – Аза ромни. Аза любит Богдана. Аза жить без него не может.

Да ветерок тебе в костерок! Ромни-Джульетта, Ром-Ромео и их оружейник Просперо! Я-то тут при чем?

Так, в первую очередь сбросить скорость. Иначе мы окажемся в Царстве Теней еще раньше, чем возьмет силу проклятье. Глубокий вдох. Медленный выдох. Еще разок. Еще.

– А теперь внятно. И без «Мэ тут камам», пожалуйста.

– Те аве́с бахтало́! Ты знаешь язык?

– Нет. Много где бывал. Понахватался вершков.

– Жаль. Меня Аза зовут. Я хочу вернуть Богдана, моего мужа.

– Откуда вернуть?

– Из Серого Тумана. Зарезали Богдана. Позавчера зарезали. Спешить надо.

– Из Серого Тумана… Ты же знаешь, что так нельзя.

– Можно! Тому, кто любит, все можно!

Я остановил корвет на обочине.

– Послушай, Аза. Я не пойду с тобой в Серые Земли. Есть маленькие «нельзя». Они как камни. Как заборы. Как столбы. Где не получается перешагнуть, можно подлезть. Или обойти. Существуют большие «нельзя». Их преодолеть очень сложно. Но, если исхитриться и иметь капельку удачи… А есть «нельзя» великие…

– Все запреты, – закрытые двери. Ты, – хозяин дверей! И у тебя Ключ!

Логика железобетонная! Я легендарный Мерлин, кол мне в пол! И я же господа бога практически за бороду схватил! В руце моей живот и погибель! И мертвого мне воскресить, как за хлебушком в гастроном!

– Зара…

– Аза, – тут же поправила меня упоротая пассажирка.

– Что? Ах, да. Точно. Аза. Понимаешь, Аза… Я не смогу тебе помочь!

– Сам не пойдешь, через день черти поволокут! – взвизгнула девушка, рванувшись всем телом вперед. И, кажется, намереваясь впиться мне ногтями в лицо.

Экая кошка. Хорошо у меня руки ловкие. И я уже успел зафиксировать ее корпус надежным двойным фирменным ремнем безопасности. В добавок короткое слово. В Алжире им ослов погоняют. Или сковывают. Так что попутчица только дернулась, как пациентка психбольницы в смирительной рубашке.

Брань так и полилась из нее потоком. Благо, предусмотрительные корейцы дополнили в свое время канон Хуан-ди собственными наработками. Нажатие на точку меридиана желудка под челюстью, и поправка тринадцать. «Умение молчать».

Надо подумать. Сумею ли я справиться с печатью Каина самостоятельно? Было бы славно. Соорудить зелье, воспользовавшись баулом Парацельса… Я не зверь. Две порции. Чтобы и на заполошную осталось. И выкинуть ее пинком где-то посреди трассы Е-95. Да. Таким пенделем, чтоб жопой по морошке еще десяток шагов проехала. Чтоб неповадно!

Эх, мечты, мечты… Без чужих, проверенных веками, рецептов, в алхимии я инфузория-туфелька. Ноль без палочки!

Что остается? Ну не тащиться же за ней в Серый Туман? Да, там бьют Родники Забвенья. Их воды любое проклятие, любую лихую печать с тебя смоют. На то и расчет девчонки был. Чтоб, значит, своей волей. Мимо родников. Потому как, кто ж его знает, что бывает, когда не своей волей то? Да и поздновато пить «боржоми», когда печень… орел склевал.

Нет. Серый Туман не вариант. Я там был. Один раз. Больше не хочу.

Магия цыганская. Цыганская. Кто у нас специалист по вопросу? Есть вообще среди моих знакомых? Кало! Да Кало же, песку тебе в треску! То ли молдаванка, то ли румынка. Давно обрусела уже. И даже крохотный должок за ней имеется. Мелочь, но все же… Решено!

Корвет рвет с места в карьер. До обиталища ведуньи не очень далеко. Километров двести. Но часики тикают. Потому придется воспользоваться даром, полученным по праву рождения от мамы.

Дверь в туалете на бензозаправке вполне подходит. Под косыми взглядам двух дальнобойщиков я заталкиваю в нее первой все еще молчаливую Азу. И прикрыв створку, прибегаю к исконному волшебству. Пространство сдвигается, словно грань кубика Рубика, и мы вываливаемся в гостиную прикарпатской ведьмы. «Эх, мама-маменька, я уж не маленький! …»

Фей дверей (ч.2)

Показать полностью 1
46

Даже глазам (часть 2)

Даже глазам (часть 2)

Даже глазам (часть 1)

Разбудил его солнечный свет, пробивавшийся сквозь ветви деревьев. Теплый луч постепенно добрался до глаза Ильи, развеяв его морок. Вскочив, он по привычке бросился бежать, но, увидев вокруг себя день и, что главное, не услышав иных звуков кроме лесных – успокоился и сел прямо на землю. Хотелось есть… И плакать. Какое-то безотчётное отчаяние овладело им. Он не знал где он находится, не знал куда ему идти и что делать, не понимал, что происходит, и как это вообще все возможно. Просидев в оцепенении около часа, он начал наконец осознавать свое состояние: болело, казалось, все тело, в отсыревшей одежде было холодно и противно, а давно уже опустевший желудок сводило спазмами.

Илья поднялся, снял мокрые тряпки (что было поистине титаническим усилием), вышел на солнечный пятачок и начал развешивать их на просушку. В какой-то миг он бросил взгляд влево и увидел что-то похожее на дым, поднимавшийся из-за еловых крон. Уставший за последние дни от видений и явлений, Илья не обратил поначалу на это никакого внимания. Встряхнув головой, он продолжил свое занятие. Но вслед за зрением дым уловило и обоняние. Отчетливый запах дыма, не обращая внимания на его игнорирование, упорно проникал в нос, тревожил и возбуждал и так немалый аппетит. Илья сдался.

– Ладно… – устало отпустил он свою мысль. – Поверю тебе…дым. Хотя поднадоели вы мне все уже за последнее время… Плюну на все и в следующий раз просто пойду на звон. Надоело… – так вслух размышлял Илья, оставив развешенную одежду и шагая в чем мать родила в направлении виденного им дыма. Когда, продравшись через очередной колючий куст, он увидел перед собой дом, то не поверил своим глазам. Когда же узнал этот дом – даже ущипнул себя побольнее. Дом не исчез, более того, продолжил быть тем самым, стоящим немного на отшибе, дедовским домом, запечатленным навсегда в его памяти.

Забыв про свой неодетый вид, Илья бросился к дому, высоко задирая ноги в траве. Потом, опомнившись, всплеснул руками, вернулся к своей елке, оделся и бегом пустился обратно. Через две минуты он уже держался за калитку, не решаясь войти – воспоминания, чувства, эмоции и память переплелись в один тугой клубок, предательски вставший в горле. Зажмурив защипавшие от слез глаза, Илья решился и вошел во двор.

Удивительно, но со времени его детства, когда он был здесь последний раз, ничего не изменилось – все те же яблони с осыпающимися цветами, тот же сарай с углем и дровами, та же летняя кухня, та же колонка в центре двора, где дед каждое утро набирал воду, даже рыжий кот, умывающийся на заборе, казалось, был тот же.

– Васька, кс-кс-кс! – позвал Илья кота, тот повернул к нему нахохленную морду, оценивающе посмотрел, и продолжил свои процедуры. – Васька… – махнув коту, Илья направился к двери. Вошел без стука – тут он был не чужой.

Дом его встретил знакомым сумраком и прохладой. Из сеней он прошел на кухню. На столе, покрытом цветастой клеенкой, замер солнечный отпечаток окна, в углу тихонько тарахтел холодильник, по бутылке подсолнечного масла на подоконнике ползала одинокая муха – все как всегда… Только иконы в углу подернуты какой-то темной дымкой, как будто их заретушировали вместе с заселенным ими углом – видимо от времени.

Печка была растоплена, отчего в доме царила приятная, ласкающая продрогшее тело теплота. В комнатах было пусто, только пыль кружилась в солнечных лучах. Побродив и заглянув во все тайные места (в надежде на то, что над ним решили подшутить и сейчас из шкафа выскочит кто-нибудь из его родственников), но никого не обнаружив, Илья сел на стул у окна, выходящего в сад с яблоневыми и вишневыми деревьями, и задумался. Домашний уют успокоил и расслабил его. Кроме того, он был дома – там, где его не могла достать жуткая старуха. Он даже задремал, облокотившись на спинку стула.

«Длинннь…» – Илья вскочил.

– Приснилось опять… Блин… Так с ума сойдешь… – сорвавшиеся в галоп мысли постепенно перешли на рысь, а потом и на шаг.

Очень хотелось спать, и еще сильнее – есть. Холодильник оказался пуст, да и вообще кроме масла на подоконнике, в доме не было ничего съестного.

– У деда в летней кухне рыба сушеная всегда висела, надо проверить. – вспомнив важную деталь, Илья быстро прошел через двор и действительно обнаружил рыбу на ее обычном месте. – Отлично!

Взяв несколько рыбин и набрав воды из колонки в стоявшую рядом эмалированную кружку, Илья устроился на крыльце дома и принялся есть. Изголодавшийся организм принял весьма скромный рацион как деликатесы. Илье даже показалось, что вкуснее этой рыбы он давно ничего не ел.

На яблоню уселась ворона и принялась его разглядывать, видимо в желании стащить одну из его рыбин, сложенных рядом на крыльце.

– Каррр! – сказала ворона и перепрыгнула на ветку поближе – Карркррра!

– Ну чего ты? Чего, дура, раскричалась? Жрать хочешь? – спросил Илья и бросил ей снятую с рыбы кожу – На, ешь.

– Крррак! Кррракт! – ворона продолжала его разглядывать, на подачку же не обратила никакого внимания. – Крракт! Трррркт! Трррк!

– Не нравится? Вот ты… – продолжил как бы диалог Илья и бросил птице уже целую рыбину, из тех, что поменьше. – На так, тогда. Я сегодня угощаю.

Из-за угла деловито вырулил кот.

– Васька! Васька, бандит! – обрадовался Илья. – Где бродишь? Иди сюда!

Кот пискнул, поднял хвост и не спеша подошел, принявшись обнюхивать гостя.

– Ну чего ты? Это же я, не узнал? – засмеялся Илья и вдруг задумался. – Сколько ж тебе лет?..

Кот был водружен на колени и угощен рыбой, от которой предусмотрительно отказался, но принялся усиленно мурлыкать.

– Ктррра! – вновь подала голос ворона. – Тгкррра!

– Ну чего? Чего ты? Орешь и орешь! – посетовал ей Илья.

– Тг! Тггк! – вдруг как–то будто закашлялась она – Тг! Тегенек!

Последние звуки, покинувшие вороний клюв, оказали на Илью эффект, сравнимый с ударом чем-то тяжелым по голове. Глаза полезли из орбит, а руки свело спазмом, сжавшим мертвой хваткой жалобно мяукнувшего кота.

– Тегенек! – повторила ворона уже как будто вполне человеческим голосом.

Илья не стал дожидаться продолжения вороньей тирады и, подхватив кота, бросился в дом. Прежняя и уже хорошо знакомая дрожь непрекращающейся волной гуляла по телу, глаза, казалось, собирались покинуть свои положенные места, а внизу живота образовывалась какая-то неприятная тянущая пустота. Его одолевала паника. Влетев на кухню и бросив на пол кота, Илья, как к последней соломинке, за которую хватается утопающий, бросился к углу с иконами – черная дымка была по-прежнему там, мешая разглядеть принадлежность изображенных ликов. Поэтому он схватил ближайшую и с остервенением принялся ее протирать оставшимся рукавом. Лик просветлел, но это совсем не обрадовало Илью – с иконы на него глядело лицо в маске из бересты.

Где-то в комнате мяукнул кот. Илья выпустил икону из рук, упрятанное в аккуратный оклад изображение упало, разметав по кухне осколки стекла. В следующий миг Илья увидел, что находится он вовсе не на своей кухне. Это был вообще какой-то другой, совершенно чужой дом – старый, сырой и заплесневелый. По углам висели огромные клочья паутины, стекла были выбиты, и ветер гонял по полу гнилые листья, печь развалилась и из нее уже прорастало деревце.

Снова замяукал кот.

– Васька! – отчаянно закричал Илья и бросился на крик. – Васька! Я иду! Что же это такое… Васька…

Ворвавшись в дальнюю комнату, Илья остолбенел – вместо кота на полу сидела та самая старуха в маске из бересты.

– Аначак… – только и смог выдавить он из себя, остальные слова застряли в горле.

Ведьма, звякнув колокольчиками, поднялась и медленно сняла свою маску. Из-под нее на Илью взглянуло неожиданно молодое, бледное лицо с тихой улыбкой. Желтые звериные глаза пронзили его насквозь, парализовав каждую клетку его тела, и он не столько услышал, сколько почувствовал произнесенное по слогам:

– Те–ге–нек.

……………………………………………………………………

Стол был накрыт на шестерых. Тарелки и приборы расположились ровными рядами, а на разношерстных стульях лежали праздничные салфетки. В печи что–то запекалось, распространяя по дому мясной дух.

– Блин… Слюнями уже вся изошла… – проговорила стоящая у окна, ведущего в сад, девушка. – Где, Илюха, блин! Уже по всему должен быть!

– Свет, ну потерпи, думаю сейчас явится. Написал же – сегодня приедет. Может на дороге что. – ответил ей пожилой мужчина в инвалидной коляске.

– Да знаю я, дядь Андрей! Дурно просто мне… Нервничаю…

– А это тебе, сестрица, гадостью всякой надо поменьше увлекаться. – вклинился в разговор один из двух одинаковых парней, сидящих на диване.

– Ой, знаешь… Без советов научены. – огрызнулась на него Светлана.

– Чего вы пристали к ней? – подала голос из кухни полная румяная девушка. – Действительно долго ждем уже. Задерживается кузен. Не случилось бы чего…

– Да что там может случиться, Ир? Сел в автобус и приехал! – это отозвался второй из одинаковых парней.

– Всякое… – вкрадчиво ответил ему дядя Андрей. – Забыл, что рассказывали? Сесть-то ты сядешь, а вот доедешь ли…

– Ой! Не говорите только, что вы поверили! – всплеснула руками Света.

– Нет, я понимаю, сестрица, что ты в своих «путешествиях», – первый парень изобразил пальцами кавычки, – Всякого повидала, но это же не значит…

– Хватит! – резко оборвала его Света. – Достал уже, умник!

– Тихо! – поднял руку дядя Андрей – Звенит что–то! Слышите?

– Да, колокольчики. – подтвердила Света. – На лошадях добирался что ли?.. Ну, Илюха… Чудак человек…

– Я впущу! – крикнула уже из сеней Ира…

Показать полностью 1
45

Даже глазам (часть 1)

Даже глазам (часть 1)

Алтай прекрасен! Так всегда говорила мама. И она, конечно же, была права. Как всегда. Мы часто забываем про этот факт, и вспоминаем о нем только тогда, когда лично с этим сталкиваемся. Но глупо отрицать, что практически все, о чем нам говорила, когда–то, мама, оказывается чистой правдой. Конечно, есть исключения из правил, и их множество. Но на то они и правила…

Что же до красот алтайских, то это только ребенку или, тем более, подростку может показаться скучным и унылым горно-лесистый пейзаж с суровыми хвойными деревьями, бурными реками и огромными цветочными полянами. Взрослый же человек, да еще утомленный бесконечной городской суетой, в такой обстановке безусловно отдыхает душой. Но это в обычной ситуации. У Ильи же было нечто иное… На самом деле он даже сам не мог никак классифицировать свою ситуацию, как ни старался.

Началось все неделю назад, в прошлую пятницу. В самую обычную, казалось бы, пятницу, когда утомленный рабочей неделей люд, не спеша тянется кто куда – по желаниям. Но главное туда, где будет возможность хорошенько отдохнуть. Илья в качестве подобного места давно избрал себе скамейку в парке недалеко от дома. Это была совершенно конкретная скамейка, внешне ничем не отличавшаяся от любой другой в парке, но она обладала одним уникальным свойством, которое и сделало ее особенной в глазах Ильи – она была расположена в каком-то, непонятно как, уединенном месте парка. В это место, помимо Ильи, чудесным образом не забредал почти никто. Исключением могли стать лишь редкие собачники, попавшие сюда в поисках своего не в меру суетливого животного. Для остальных же людей - ее как бы и не существовало. Илья и сам нашел ее случайно, когда побежал за вырванной ветром из рук купюрой, и с удивлением обнаружил, что словно оказался в каком-то вневременном и внепространственном мешке – настолько тут было тихо и уединенно.

С тех пор он, каждую пятницу, да и просто, когда требовалось, отправлялся сюда – посидеть в тишине и покое, почитать, подумать, выпить пива, а может и чего покрепче. Только тут он мог по-настоящему отдохнуть и набраться сил, поэтому его паломничества сюда не прекращались никогда, независимо от времени суток или года. И естественно все это происходило в одиночестве. Нет, не потому, что Илья был нелюдим, хотя что-то такое в нем проскальзывало, просто он прекрасно знал, что если он откроет кому-то свое тайное место, то очень скоро оно перестанет быть тайным. Да и вообще перестанет иметь смысл.

Туда-то Илья и отправился в эту самую прошлую пятницу. Неделя была непростой и ноги сами несли его к «месту силы», как он его называл. Попутно они занесли его в любимый магазин разливного пива, утяжелив его сумку на литр пенного напитка, в обязательном порядке нефильтрованного, и в еще более обязательном – светлого. Ноги несли, душа радовалась, а сердце роняло с себя груз рабочих забот, довлевших над ним долгих пять дней. Пока же про них можно было забыть – здесь и сейчас они были не властны.

Илья неспешно разместился на скамейке и приступил к созерцанию – окруженная со всех сторон кустами сирени, скамейка благоухала, радуя органы чувств источаемыми цветами запахами и расцветками. Дополнялось все щебетом птиц, в большом количестве избравших сирень местом своего гнездовья.

– Хорошо! – довольно проговорил Илья, и извлек из сумки холодный сосуд с пивом. Он даже зажмурился от удовольствия, а пара затяжных глотков дополнили и без того идиллическую картину. – Хорошо! – повторил Илья и подмигнул какой-то птичке с любопытством разглядывавшей его с ближайшей ветки. Пичуга наклонила свою маленькую головку и моргнула, как бы подмигнув в ответ.

– Полностью с вами согласен! Полностью! – неожиданно раздавшийся голос стер довольную улыбку с лица Ильи и заставил глаза округлиться в легком испуге.

Повнимательнее вглядевшись в птичку, как будто источником голоса могла быть она, Илья отогнал от себя фантастические мысли встряхиванием головы и занялся поиском действительного обладателя потревожившего его голосового аппарата. Который, впрочем, и не прятался.

– Простите великодушно… Я, кажется, вас напугал… – говоривший пошуршал сзади кустами, похрустел ветками, и предстал перед Ильей.

Это было неожиданно. Особенно если учесть тот факт, что за все то время, когда Илье было известно об этом месте, а это без малого два года, никто и никогда с ним здесь не разговаривал. А то что обращались именно к нему, Илья, после явления, уже не сомневался. Новый знакомец (впрочем, еще пока совсем незнакомец) вид имел неожиданный и не совсем презентабельный – весь какой-то всклокоченный, замызганный, запыленный.

– Вы на мой «видок» внимания не обращайте, пожалуйста. – словно прочитав мысли, поспешно проговорил он. – Очень много приходится передвигаться пешком, так безопасней... Единственный минус – отнимает кучу времени, а вот его-то у нас как раз нет. – человек договорил и, как бы выжидая, уставился на Илью. Илья же не понимал ничего и взаимно пялился на, как ему начинало казаться, какого-то местного сумасшедшего.

– Я тогда продолжу? – не выдержал наконец тот. – Просто обычно тут начинаются вопросы… А вы молчите… – лицо Ильи вопросительно вытянулось.

– Вопросы? – нахмурился он. – Какие вопросы? Вы кто вообще?

– Ну вот и славно! – всплеснул руками незнакомец – Теперь все на своих местах! – он даже радостно заулыбался. – Вы не подумайте…Это просто все упрощает. На сложности же, повторюсь, у нас нет времени. В общем, не буду тянуть никого и ни за что – вам срочно нужно ехать на Алтай!

Ну все ясно… Никаких сомнений – псих. Илье даже стало как-то грустно. Только-только началось зарождаться в нем какое-то странное чувство, похожее на смесь авантюризма, детской непосредственности и взрослой усталости от жизненной рутины, как все в один миг затянулось каким-то туманом и исчезло во тьме. Остался только голый реализм городских будней с городским же сумасшедшим на первом плане. Настроение было испорчено, вечер соответственно тоже. И даже, казалось, само это место оказалось испорчено таким бесцеремонным вторжением. Со вздохом встав, Илья махнул рукой, задумчиво и хмуро огляделся, как будто проверяя не забыл ли он чего, вручил едва начатую литровку незнакомцу и пошел на выход. Причем избрал он почему-то для этого путь, приведший сюда этого возмутителя его спокойствия – через кусты.

– Подождите! – не унимался возмутитель, смущенно перебиравший в руках литровку. – Я…Благодарю, конечно… Но… Вы не поняли! Вам грозит опасность!

Пробираясь сквозь кусты, Илья практически не услышал его слов, но на последней фразе зацепился рукавом за сучок, организовав несколько мгновений тишины, что позволило ее расслышать. Особого эффекта это, однако, не произвело. Лишь новый вздох вырвался у Ильи, и кусты снова затрещали.

– Вас Илья зовут! Ваша фамилия – Макаров! А на Алтае у вас родственники по материнской линии! – незнакомец повысил голос, дабы перекричать создаваемый Ильей хруст. – Бабушка Нюра, помните? Качели на сосне?

Да. Качели… Они были одним из ярчайших воспоминаний раннего детства, когда его, совсем еще маленького, возили на Алтай. Качели смастерил ему дед. Они висели на узловатой сосне, росшей прямо посреди двора. Дед говорил, что посадил ее тут еще его дед в детстве, и он сам, когда–то, пацаном, прятался на ней от его матери… Илья остановился. Про качели знать посторонний человек не мог. Даже он сам, в суете современного горожанина, успел позабыть это.

– Кто вы? – спросил он, не оборачиваясь. – Что вам нужно?

– Я хочу вам помочь. – незнакомец замер в какой-то неестественной позе, как бы боясь спугнуть обратившего на него внимание Илью. – Я все неправильно начал… Вы простите. Я ведь даже не представился… Меня зовут Алексей, фамилия Иванов. Но это все совершенно не важно и решительно ничего вам не скажет. Важно другое – вам грозит смертельная опасность. Я вас очень прошу, давайте сядем, и я вам все объясню. – человек запнулся. – Постараюсь объяснить. Пожалуйста. – он даже попытался умоляюще сложить руки, но ему помешала бутылка, которую он продолжал держать.

Илья молча посмотрел себе под ноги, задумавшись и как бы взвешивая что-то, снова вздохнул и прошагал к скамейке. Он решительно уселся на нее, закинув ногу на ногу, и воззрился на собеседника, всем своим видом демонстрируя полную внимательность.

– Спасибо, – смущенно пробормотал Алексей, и пристроился на противоположном краю скамейки. – Я постараюсь быстро… Можно? – человек смущенно одними глазами показал на литровку и, после утвердительного кивка, надолго к ней приложился. – Горло пересохло. – пояснил он, опустив глаза. – Да я и, признаюсь, пристрастен…

– Может к делу? – перебил его Илья, начинавший жалеть о смене своего решения.

– Да, конечно! Простите… – спохватился незнакомец, извинившись неведомо в какой раз и поспешно заговорил. – Много лет назад, в середине XIX века, ваши предки по материнской линии переселились на Алтай из Курской губернии. Сложно сказать почему, да это и не так важно. Тогда вообще много людей туда переселялось, волнами шли. Поселились они в глухой, на тот момент, деревне и зажили потихоньку. Жизнь непростая была, тяжелая. И все бы ничего, да невзлюбили местные жители переселенцев издалека. И русские люди, давно там корни пустившие, тем не брезговали, а уж про туземцев и говорить нечего. Начиналось все просто с косых взглядов и слов недобрых, а закончилось-то прямым вредом.

Жила тогда в тех местах шаманка – Аначак. Жила одна, в глухом лесу. Сколько ей лет, а может и веков было – никто не ведал. Но поговаривали всякое. Сильная она была. Всей округой к ней ходили за помощью – когда захворал кто, или урожай чтоб народился, дела сердечные улаживала, ну и черным колдовством она тоже не брезговала – могла призывать злых духов. Ведьма, в общем. И вот стали у переселенцев одни за другим несчастья происходить – зерно на корню сгниет, корова околеет, дом загорится сам собой. А потом и люди стали пропадать. Очень быстро стало понятно – без колдовства тут не обошлось. Поползли слухи, что, то ли сама, то ли по чьему-то наущению, но решила Аначак пришлых извести. Говорили, что достаточно ей глядя в глаза человеку, проговорить «тегенек», и исчезал тот человек из этого мира. А переносился в мир другой, сумеречный – «алыс тьер» по-ихнему. Душа же его всецело принадлежала теперь ей, обрекаемая на вечное рабство. Но прапрабабка ваша, Маланья, тоже была непроста, ворожеей в родной губернии слыла известной…

– Тегенек? – вдруг перебил собеседника внимательно слушавший Илья.

– Что?.. – было видно, что Алексея очень захватывает эта история, и он не сразу понял, что от него хотят. – Тегенек… Да! Это шиповник – так говорят на Алтае, местные. Есть и река с таким названием…

– Но почему теге…шиповник? – Илья сам был удивлен тому, что его интересует именно это, а все остальное – шаманку, колдовство, ворожею, он воспринимает как нечто само-собой разумеющееся.

– По легенде у Аначак где-то есть куст шиповника – в нем вся ее сила. Как у Кощея, если пожелаете. И души людей, ею похищенные, становятся ягодами на том кусте, питая ее жизненной энергией. Извести ее можно лишь тот куст уничтожив, тогда и души бы все освободились. Но где он, этот куст, конечно же, неведомо никому.

– А бабка моя, ворожея, колдунья значит тоже? И, дайте угадаю, решила с ней потягаться?

– Да, совершенно верно. – Алексей снова приложился к бутылке. – Дабы защитить свой род, да и других несчастных, решила она силу свою применить для борьбы с шаманкой. Силы были неравны, конечно, но удалось ей ту шаманку как бы нейтрализовать на время, разделить ее с ее силой – отправить в тот самый «алыс тьер». Шиповник же так и остался ненайденным и нетронутым. И вот теперь, спустя много лет, Аначак нашла способ вернуться в наш мир. Уж не знаю какими черными методами она это сотворила, но злится она на вашу семью преизрядно, и мести ищет лютой. Признаться, она и раньше, «оттуда» пыталась вам вредить, но это сложно – эффекта достичь непросто. Но можно… Вы поймете, о чем я, если все хорошенько вспомните. Сюда же, в наш мир, она пока может являться только на короткое время. Но жаждет вернуться полностью. Для этого ей кое-что нужно…

– Я? – как-то насмешливо и в то же время обреченно спросил Илья.

– И вы в том числе. – согласно кивнул Алексей. – Весь ваш род, по линии вашей мамы. Вы должны стать ягодами шиповника – тогда она будет отомщена, и снова сможет творить свои темные дела. Только теперь она знает цену своей силе, и вряд ли захочет ограничивать ее Алтайской глухоманью.

– Поэтому я в опасности?

– Да. Все вы. Хотя вас и не так много осталось. Вам нужно как можно скорее оправляться на Алтай. Там, в доме ваше прапрабабки, собравшись вместе, вы сможете противостоять Аначак. Во всех вас течет кровь Маланьи, ее сила. А дом ее, ее очаг, ее часть – является самым для вас безопасным местом, местом ее силы, которое сможет помочь вам справиться с вашим врагом. Там для вас всех уже все приготовлено – Маланья позаботилась. В любом другом месте вас легко найти и… - Алексей легонько хлопнул перед собой в ладоши. - Тегенек. Ну или почти в любом месте… Немало мне пришлось потрудиться, вас разыскивая, отличную вы себе обитель присмотрели – он с улыбкой обвел рукой вокруг и, вдруг, испуганно спохватился. – К сожалению, мне пора – меня ей найти проще чем вас. Основное я вам рассказал. Могу лишь еще попросить вас отнестись ко всему серьезно – это не сказки и не бред. Добираться вам лучше бы, конечно, пешком – так от нее хоть как-то можно уйти, в отличие от закрытого поезда или самолёта. Но у вас слишком мало на это времени – она становиться сильнее. Главное помните, что просто так она не может попасть в помещение, будь то дом, квартира, или даже купе поезда, ее обязательно кто-то должен впустить. Но имейте ввиду, что силами она обладает немалыми, поэтому не верьте никому и ничему, даже глазам своим…даже глазам… – все это Алексей договаривал уже пятясь к месту своего появления.

– Подождите! – вскочил Илья, видя, что его собеседник намеревается уйти – А вы–то сами кто? Почему вы мне все это говорите?

– Я? – задумчиво пробормотал Алексей, глядя в землю. – Считайте меня ягодой шиповника на кусте вашей семьи. Прощайте! – затрещали ветки, и он исчез, как и появился.

Все произошло так быстро, что Илья даже не успел среагировать. Спустя минуту он бросился за этим странным человеком в сирень, но там никого уже не было. Побегав по парку, Илья никого не обнаружил и задумчиво разговаривая сам с собой, побрел домой.

В ту ночь он не уснул – все ворочался и думал о сказанных этим Алексеем словах, все прокручивал его рассказ в голове. А спустя два дня он, отбив срочную телеграмму о своем скором приезде на бабкин адрес, уже ехал в автобусе из Горно-Алтайска до своей родовой деревни и размышлял о красотах Алтая. На работе пришлось взять отпуск за свой счет, соврав что-то про больных родственников. Хотя больным по факту, видимо, был только он сам – на голову. Ну сами посудите – наслушался сказочных бредней какого-то сумасшедшего алкаша про ведьм и шиповник, поверил и отправился за тридевять земель со злом бороться. И хорошо еще что не пешком пошел, как советовали, а на самолете полетел. Бред же! Ну разве не так?

Так, да не совсем… Взять бы хоть эту фразу «вы поймете, о чем я, если все хорошенько вспомните» – ведь, если действительно вспомнить, то многое становится понятно. На протяжении многих лет с его родственниками происходило много странных вещей. Из тех что он знал лично, были истории его деда (того самого, с качелями), дяди, сестры и мамы.

Дед Федор, всю жизнь непьющий, вдруг решил выпить на юбилее друга, и угодил под единственный проезжавший через село грузовик. Дядя Андрей, профессиональный водитель, не смог справиться с управлением на мокрой после поливальной машины дороге и угодил под самосвал, навсегда приковав себя к инвалидной коляске. Сестра Светка (отличница, студентка и домоседка) связалась с непонятной компанией, появился алкоголь, наркотики… И вот уже год о ней ничего не было слышно, после того как она, оборвав все связи, пустилась со своими новыми друзьями в, как она выразилась, путешествие. Мама же, всегда здоровая и сильная женщина, вдруг однажды утром просто не проснулась. Слышал он и другие подобные истории про родственников из глубины веков или дальних ответвлений, но четко их припомнить уже не мог. Были, правда, еще двоюродные братья (близнецы) и сестра, которая все время просила называть ее кузиной, но с ними он как-то постепенно утратил связи и общался только поздравлениями на день рождения или вообще никак.

Все это тоже можно было бы признать за совпадения, ведь чего только в жизни не бывает. Да и в истории любой семьи можно найти что-то подобное, а то и похлеще. Илья даже уже склонялся к этому варианту, стоя в очереди на посадку самолета, и подумывал о том, чтобы бросить все и отправиться в бар, в котором хорошенько напиться и забыть все это. Но тут произошло то, что изрядно напугало его и моментально испарило все сомнения – чуть поодаль, возле светящейся вывески кофейни, медленно шла странная женщина. Одета она была в длинное, потрепанное одеяние из ткани и кожи, увешанное множеством веревочек, ниточек, бусинок и каких-то амулетов. На груди, руках и животе у нее были пришиты несколько колокольчиков, издававших при каждом ее шаге тоненький многоголосый звон. Спутанные длинные волосы свисали до пояса и имели странный цвет – что-то среднее между седым и синим. Лицо женщины было прикрыто жутковатой маской из какого-то природного материала, будто бы из дерева или бересты. Она медленно шла по залу, распространяя вокруг себя звон… Как будто что-то искала. Или… Кого-то… Самым странным и пугающим было то, что никто кроме Ильи ее как бы не замечал, хотя это было решительно невозможно, особенно если учитывать немалое количество людей в зале и ее нестандартный для аэропорта внешний вид.

Илья почувствовал, как вспотели его ладони, а по телу от пробежала мерзкая колючая дрожь. В некоторой панике он, желая отвлечь себя от жуткого наваждения, отвернулся и стал нервно проверять свои карманы – не выронил ли он чего. Периодически он вытягивал шею, как бы пытаясь торопить очередь, которая, впрочем, на его счастье, уже заканчивалась.

Но во все это время ему, прикладывавшему все усилия чтобы не смотреть назад, продолжал слышаться этот звон. «Длинннь…длинннь…длинннь…» – медленно отмечали колокольчики каждый шаг женщины. Илье уже казалось, что это его сердце бьется так медленно и так звонко, хотя оно привычно гулко качало кровь пусть уже и с непривычно большой скоростью. И когда Илья уже почти вошел в коридор, который должен был привести его к телескопическому трапу и самолетной двери, звон вдруг прекратился.

Не сразу уловив и осознав этот момент, Илья обернулся, и увидел, что эта женщина стоит прямо напротив его «гейта» и, наклонив голову, смотрит в его сторону. Конечно, под маской нельзя было прочитать направления ее взгляда, но этого и не требовалось – взгляд ощущался почти физически. Стало мертвенно тихо, или это просто заложило уши чудовищным давлением нагнетаемой сердцем крови. Теперь уже совершенно отчетливо стал слышен его бешеный перестук – казалось, что оно просто-напросто переселилось из груди в голову и оттуда его уже слышат все вокруг. Женщина же, не меняя позы, подняла свою сухую старушечью руку и помахала Илье, как бы прощаясь, и желая счастливого пути. В следующий миг замешкавшегося Илью втолкнули в трап, закрыв ему обзор.

Брр…Вспомнив ситуацию в аэропорту, Илья поежился – все та же колючая дрожь, не покидавшая его с тех самых пор, словно наждачной бумагой продрала его порядком уставшее тело. Уже усевшись в самолет, он постоянно порывался встать, выглядывая в проходах свою жуткую знакомую, чем доставил немало забот стюардессам. В аэропорту Горно–Алтайска же он чуть было не устроил форменную истерику, попав в руки доблестной охранной службы, которая, надо отдать ей должное, видя его нервозное состояние, быстро провела досмотр и даже напоила вкусным травяным чаем, проводив потом до выхода из аэропорта.

Немного успокоившись, Илья тут же отправился на автовокзал, купил нужный ему билет, не забыв при этом зорко поглядывать по сторонам, и вот уже два часа трясся в довольно комфортабельном когда-то, но по выслуге лет растерявшем свои удобства, автобусе.

Дороги по его расчетам оставалось немного, где-то минут на 30-40, а значит скоро он будет на месте и в безопасности. Если верить, конечно, этому Алексею. Как он там сказал тогда?.. «Я – ягода на кусте вашей семьи» – так как–то кажется. Что бы это значило?..

Вечерело. Преимущественно хвойный лес, обильно росший у дороги, еще сильнее сгущал надвигавшиеся сумерки, создавая ощущение некоторой потусторонности их путешествия – еще светлый мир вокруг, и их темный, все более сумрачный путь сквозь этот мир. Илья представлял эту картину с высоты птичьего полета, с удовольствием отмечая кинематографичную привлекательность возникавших образов.

Его размышления были прерваны неожиданно остановившимся автобусом. Поначалу не придав этому особого значения (может кому-то в туалет приспичило), Илья попытался вернуть мысль в прежнее мечтательное русло, но все усиливающаяся активность соседних мест поселила в его душе сомнения и тревогу. Он аккуратно приподнялся, чтобы увеличить обзор, но смог увидеть только так же вытянутые в поиске информации шеи и несколько человек столпившихся в проходе.

– Что-то случилось? – спросил Илья у мужчины, маячившего перед ним.

– Не понятно… Не видно ни хрена. И не выйти – столпились все…То ли сломалось что, то ли на дороге что. – не глядя на Илью, раздраженно пробормотал тот, потом уже громче обратился к стоящим. – Мужики! Че вы как эти, а!? Происходит-то че?

– Как эти, блин… – отозвался ему кто-то из стоящих в проходе. – Сам-то че орешь, как этот?.. Дорога завалена. Водила двери не открывает пока – мало ли что… С базой пытается связаться.

– И как? Телефоны-то не ловят тут… – не унимался передний.

– Об косяк, блин! – отвечал проход. – Скажут все, как разберутся. Сиди спокойно! – после чего обратился к водителю. – Командир! Помочь чем?

– Придется. – водитель устало бросил бесполезную и только постоянно шипевшую рацию на приборную панель. – Связи нет, тягача не будет… Самим придется. Давайте, мужики, вместе справимся. Я бы автобусом дернул, да он дохлый весь – боюсь не дотянем. Надо только ружье из багажного взять, неспокойно тут у нас – зверье лютует.

– Давай-давай, командир. Не ссы, сейчас все сделаем! – дружно отозвался проход и, чуть запоздало, передний сосед Ильи. – Давно пора! Да, мужики?!

Ответа не последовало. Вместо этого открылась передняя дверь, и толпа из прохода вслед за водителем двинулась наружу. Темнота, одного за другим, поглотила 8 мужчин и двух женщин. Сосед тоже заворочался, пытаясь пробиться к выходу, но был осажен его женой, сидевшей рядом с ним, и голоса до сих пор не подававшей. Вышел и Илья.

Лесная дорога встретила его вечерней прохладой и кучкой пассажиров, дружно курившей перед чем-то загородившим проезд.

– Так, мужики, – давал инструкции невидимый за людьми водитель, – Осторожнее, хорошо!? Мне за вас отвечать неохота потом. Вместе взяли и потихоньку, потихоньку… Вон туда, поняли? Мне хотя бы метра на полтора конец отвести, а там я проскочу. Ну и это… По сторонам внимательно, хорошо? До ветру там или еще куда, далеко не отходите. И по одному тоже. Тут недавно двоих волки того… Ну вы поняли в общем, не маленькие… А я с ружьем тут.

– Да хорош, командир. Волки твои «мяу» не успеют сказать, как мы уже все сделаем! – выдал все тот же активист из прохода, вызвав всеобщий смех.

Илья тоже одобрительно улыбнулся, двинувшись ко всем на подмогу, но тут же осекся и замер…

«Длинннь…длинннь…длинннь…» – разнесся по лесу едва уловимый перезвон, коснувшись ушей подобно дуновению ветра. Илья не шевелился и всеми силами пытался хоть немного заглушить вновь не на шутку расшумевшееся в голове сердце, чтобы прислушаться и, уже не одобряя, а злясь на гогочущих впереди добровольцев, которые никак не желали приступать к освобождению проезда. Отсмеявшись, все, наконец, взялись за дело. На счастье, почти молча и усердно. Звон не повторился. Только ветер скрипел в соснах, да кто-то громко храпел в автобусе.

- Показалось… – устало выдохнув, подумал Илья. – Вот ведь…чуть не сдох тут от страха. Доеду, первым делом напьюсь. Стресс сни…

«Длинннь…длинннь…длинннь… длинннь… длинннь…» – звон повторился уже ближе и отчетливей, он больше не прекращался и его можно было ясно расслышать даже сквозь усилившийся храп – «Длинннь…длинннь…длинннь…»

Холодный пот прошиб Илью, а ноги будто приросли к земле. Колокольчики звучали у него в голове набатом, и он готовился уже терять сознание, но крик от кряхтевших впереди мужиков вернул его в реальность:

– Командир! Фары что ли включи, не видно ни хрена, чуть глаз себе не выбил!

Мимо протопал водитель, отодвинув Илью, и вернув ему способность к движению. Вспыхнули фары, осветив большое сучковатое дерево поперек дороги и вцепившихся в него с разных сторон мужиков и, неожиданно, женщин. За одной из них и возникла вдруг, еще более зловещая в мертвенном свете фар, маска из бересты. «Длинннь…» – звякнул последний раз колокольчик, и ведьма уставилась на него. Илья по-прежнему не видел ее лица и тем более глаз, но он снова совершенно точно знал, что она смотрит именно на него. Следующий же миг не оставил ему никаких в этом сомнений – сухая старушечья рука поднялась, мало чем отличимая от находившихся рядом веток, и медленно поманила его узловатым пальцем. В тот же миг снова раздался этот зловещий звон, и Илья бросился в лес, не разбирая дороги.

Илья бежал, спотыкался о корни, падал, вскакивал и тут же продолжал бежать, не обращая внимания на бьющие по лицу и раздирающие одежду и кожу ветки. Остановился он только тогда, когда перестал слышать звон колокольчиков. Слышать, скорее всего, он их перестал давно, но, будто поселившись в его голове, этот звук продолжал гнать его дальше и дальше.

Осознав, что теперь он слышит лишь создаваемый им самим шум, Илья остановился и только сейчас понял, что он полностью выбился из сил и вообще имеет весьма плачевный вид: лицо и руки расцарапаны в кровь ветками; штаны, разодранные на коленях; все в земле и воде, а рубашка напрочь лишилась одного рукава, висящего лохмотьями на запястье.

Телефон остался в автобусе, как бесполезная без связи вещь. Ситуацию усугубляло и то, что уже давно наступила ночь, снизив видимость в лесу практически до нуля. Окружающая температура тоже не радовала. Забившись под корни какого-то дерева в небольшом овражке, и кое-как прикрыв себя наломанным лапником, Илья немного согрелся и провалился в тревожный, воспаленный сон, постоянно нарушаемый сновидениями, наполненными звоном колокольчиков. Напуганный ими, Илья вскакивал, бешено раскидывал лапник и пускался бежать, но, поняв, что это был всего лишь сон – возвращался и засыпал до следующего повторения.

Вскочив так, неведомо в который раз, он с ужасом обнаружил, что звон уже не прекращается, и к нему теперь добавился неспешный хруст веток. Кто-то приближался. Вернее, не кто-то, а ОНА – Аначак. Илья не стал дожидаться личного знакомства со столь настойчивой на его счет женщиной, и снова бросился бежать в сторону от доносившихся звуков, благо, в ночном лесу слышно все было очень хорошо.

Остаток ночи он провел в блужданиях, то переходя на шаг, то снова на бег в попытках уйти от преследовавшего его, казалось со всех сторон, звона. К рассвету, когда солнце еще только собиралось всходить, а низовья были сплошь затянуты туманом, он в последний раз, неведомо наяву или в бреду, услышал «Длинннь…длинннь…дли…», оборвавшееся на полузвуке, после чего упал без сил и провалился в забытье.

Продолжение следует...

Показать полностью 1
Отличная работа, все прочитано!