Ответа на этот вопрос у неё не было. Ещё и виновник её скверного настроения не выходил на связь. Когда Илья не объявился и на следующий день, Ева, наступив на горло женской гордости, позвонила сама.
— Аппарат абонента выключен, — бездушным голосом сообщил робот.
И у Евы не осталось никаких сомнений, что любовник трусливо её избегает. Придя в бешенство, она отшвырнула телефон и занялась работой. По её опыту, на свете не существовало более надёжного средства заглушить чувства, кроме как погрязнуть в рутине с головой.
Всю неделю в её медицинском кабинете сменяли друг друга угрюмые пациенты, от которых за версту разило чужой кровью и проблемами. Кто-то бесстрастно переносил все манипуляции, иные недоверчиво следили за каждым движением Евы, держа руку на уровне груди, где во внутреннем кармане пиджака или куртки обязательно скрывалось оружие.
Она давно привыкла к этому незримому флёру угрозы, к жестоким неулыбчивым лицам, научилась не задавать лишних вопросов, не нервировать тех, кто за молчание и сухой профессионализм хорошо ей платил.
Кажется, за годы врачебной практики Еве повстречался лишь один пациент, который отличался от всех. Он приходил безоружным в её дом, он улыбался мягкой спокойной улыбкой, невзирая на боль или усталость. Глоток воздуха для той, что утопала в океане скрытой людской враждебности. И Ева сама не заметила, как стала улыбаться ему в ответ.
Мысли о сбежавшем любовнике заворочались в голове женщины с новой силой. Прошла целая неделя, а Илья так и не перезвонил и не объяснился с ней. Это было уже совсем на него не похоже. Обида мешалась в Еве с лёгкой тревогой, и последняя всё же возобладала, когда во время уборки под диваном внезапно нашлась забытая упаковка таблеток. Тех самых таблеток, которые Илья должен был принимать все эти дни, чтобы окончательно избавиться от патогенных грибов в организме. «Что за несвойственная ему беспечность?»
Телефон сам собой оказался в руке Евы, убеждая набрать заветные цифры.
— Аппарат абонента выключен… — отрапортовал механический голос.
Лёгкая тревога сменилась тягостным беспокойством. «Почему он до сих пор держит мобильник выключенным? — напряжённо размышляла Ева. — Если он не завершил лечение, пневмония могла вернуться с осложнениями… А вдруг так и произошло? И Илья всё это время без лекарств и помощи лежит дома в бессознательном состоянии? Потому и не выходит на связь…»
Чем дольше Ева барахталась в тёмном омуте этого предположения, тем бездоннее он ей казался. В достаточной степени накрутив саму себя, она поняла, что не сможет больше усидеть на месте. Нужно было либо подтвердить все опасения, либо же развеять их.
Разыскав среди старых записей адрес любовника и некогда отданную им копию ключа, Ева поспешила собраться и сесть в машину. Прежде ей не доводилось бывать у Ильи дома, но она даже мысли не допускала, что он мог переехать за эти два года: нетерпимость перемен была основным принципом его жизни.
Серая металлическая дверь в подъезде многоквартирного дома встретила её отсутствием звонка. На стук никто не отозвался, и Ева открыла замок своим ключом. Первой из темноты прихожей на неё уставилась вешалка для одежды, угрожающе блеснув металлическими рогами.
— Илья? — негромко позвала Ева, щёлкнув найденным выключателем. Единственная оставшаяся в живых лампочка в люстре вспыхнула болезненно-жёлтым светом, запятнав прихожую смолистыми кляксами теней.
Незваная гостья заглянула в ближайшие комнаты, зажигая везде свет. Быстрый осмотр результатов не дал — нигде не было ни следа Ильи.
— Эй, есть кто-нибудь дома?
Её слуха достиг слабый шорох, как от палой листвы, потревоженной порывом ветра. Этот шорох возник и сразу же растворился в тишине квартиры, но Еве показалось, что шёл он из последней, дальней комнаты. Пройдя до конца коридора, она нырнула в неосвещённый портал дверного проёма и замерла, озадаченная странным запахом.
— Илья?.. — прикрыв ладонью рот и нос, прошептала Ева. По движению воздуха ей почудилось, что нечто прошмыгнуло мимо её ног к выходу из комнаты, однако, обернувшись, врач никого не заметила позади себя. Коридор был по-прежнему пуст — лишь свет плескался мутным ихором в границах стен.
На потолке тесной спаленки вспыхнула люстра, озаряя нехитрое убранство: кровать с развороченной постелью, тонкий серо-голубой ковёр под ногами и груду сваленной в углу грязной одежды, от которой и распространялся неприятный запах. Судя по количеству пыли и застоявшемуся воздуху, в квартире давно никто не бывал.
— И где тебя носит?.. — пробормотала Ева, озираясь, будто на стенах мог быть написан ответ.
Посторонний звук отвлёк её. Откуда-то доносился треск, слабый, но от того не менее жуткий: словно нечто раз за разом рвалось и лопалось в тишине безлюдной квартиры. Ева ощутила холодный поцелуй ужаса на затылке, но всё же нашла в себе смелость последовать за зловещим звуком до самой кухни.
Врач остановилась на пороге освещённой комнаты, и всё её внимание оказалось приковано к застеленному скатертью столу, что прятал под брюхом кусочек тьмы — звук шёл именно оттуда. Держась на расстоянии, Ева включила фонарик на телефоне. Брызнувший свет очертил под столом причудливый силуэт, блеснули загнутые когти, погружаясь в требуху разодранного линолеума с трескучим звуком. Мигнув, на Еву вытаращился жёлтый глаз.
В следующую же секунду из-под скатерти с рычанием вырвалась химера. Некогда розовую кожу существа густо покрывали грибы, в которых Ева мгновенно опознала Mycena reginae. Светящиеся шляпки покачивались на ножках, лезли из ушей и гноящихся язв, грубыми болотно-зелёными наростами уродовали морду, полностью скрыв один глаз зверя.
— Мила! — Ева едва успела уйти с траектории взбесившейся кошки, о возможном присутствии которой в квартире она совсем позабыла.
Исхудавший сфинкс с ломаной линией хребта опять бросился на неё, не оставляя попыток вцепиться гостье в руку, сжимающую фонарик. Для животного с таким серьёзным поражением тканей Мила двигалась чересчур легко, будто не чувствуя боли. А поскольку она никак не успокаивалась, Еве пришлось вооружиться шваброй и затолкать кошку обратно на кухню, захлопнув следом дверь.
Запертый зверь разразился утробным рёвом и принялся драть линолеум.
Произошедшие со сфинксом метаморфозы не просто ошарашили Еву, они испугали её до глубины души. Тело, полностью оплетённое и пронизанное мицелием, но при этом живое и функционирующее, — походило на выдумку. Ни о чём подобном Ева раньше не слышала, но отрицать увиденное не собиралась: Mycena reginae, гриб-сапротроф, который должен был питаться мёртвой органикой, паразитировал на живом организме. Более того, судя по поведению Милы, болезнь на поздних стадиях сопровождалась поражением центральной нервной системы и ярко выраженной светобоязнью.
«С этой миценой что-то не так. Откуда вообще первоначально Илья её принёс? — подумала Ева и сразу прикусила губу, вспомнив о любовнике. — Чёрт, а ведь если мицена выжила в его организме, то состояние Ильи сейчас должно быть даже хуже, чем у Милы…»
У Евы не осталось сомнений, что она обязана в кратчайшие сроки найти вора, ведь дело принимало скверный оборот. Но где искать его? Разум подсказывал, что в больницах и моргах Ильи быть не могло, иначе всё медицинское сообщество уже гудело бы, как растревоженный улей, попади им в руки пациент, сращённый с грибницей. Ева непременно о таком бы услышала.
А вот куда Илья действительно мог отправиться, так это в место, где всё началось, в грибной сад, чтобы докопаться до истоков своей странной болезни — это было вполне в его духе. Насколько Ева помнила, в день их последней встречи Илья как раз говорил, что вновь посещал сад. Вора это место явно не отпускало, потому и стоило проверить его в первую очередь.
Она вернулась в спальню и окинула её внимательным взглядом. На глаза ей попался запылённый ноутбук, лежащий на самом краю тумбочки. «Илья наткнулся на грибной сад во время ограбления. Но выбор квартиры или дома никогда не бывает случайным. Наводку всегда даёт информатор».
С этой догадкой Ева включила ноутбук, и первое, что ей бросилось в глаза, — раскрытое окошко какого-то минималистичного мессенджера в самом углу экрана. Чатов было мало, но один диалог десятидневной давности привлёк внимание Евы. Привлёк дюжиной гневных сообщений от Ильи, которые так и остались неотвеченными, а прямо перед ними красовалась единственная за весь диалог строчка текста от собеседника.
И это была строчка с адресом.
Из-за пробок до панельной девятиэтажки, затерянной в дебрях спального района, Ева добралась только ближе к вечеру. Кое-как втиснула машину в плотный ряд припаркованных автомобилей и вылезла из салона, разглядывая дом перед собой.
Он отличался от остальных. Пока окна соседних панелек лучились мягким тёплым светом всех оттенков жёлтого, а где-то переливались новогодние гирлянды, пусть на календаре и было только начало ноября, в этом доме царила непроглядная ночь. Ни единой искры жизни в оконных провалах, никаких звуков и отблесков. Вся многоэтажка — словно чёрная дыра на фоне сумеречного неба, поглощающая любые крохи света.
Еве стало не по себе от этого дома, его зловещего молчания. Она дошла до нужного подъезда, но всё в ней противилось идее заглянуть в приглашающе приоткрытую дверь.
«Хватит медлить! — разозлилась она. — Если Илья внутри, я должна найти его и помочь».
И Ева, стиснув зубы, сделала шаг в пульсирующую темноту, отдавая ей себя без остатка.
Вспыхнул луч телефонного фонарика, заскользил по рядам почтовых ящиков, переметнулся на двери ближайших квартир. Мутными глазками те наблюдали за посторонней, что осмелилась нарушить их безмятежный покой. Давящая на перепонки тишина неотступно следовала за ней вместе с подозрительным подвальным запахом.
Когда Ева, стараясь ступать как можно мягче, поднялась на лестничную площадку, краем глаза она заметила зеленоватое свечение в углу за мусоропроводом. Наклонилась посмотреть, что там, и мгновенно отпрянула. На плитке, свернувшись калачиком, лежала мёртвая чёрная кошка, практически полностью скрытая под похоронным саваном биолюминесцентных грибов.
Ева сглотнула. Её худшие опасения по поводу этого дома сбывались. Неспроста нигде не было света. Это тенелюбивая мицена пряталась под надёжной защитой кромешного мрака.
Ева машинально достала из сумочки медицинскую маску, надела, поправила. Но, занятая этим процессом, она не сразу уловила движение на площадке второго этажа, а когда подняла голову, то встретилась взглядом с мальчишкой лет девяти. Он стоял на верхней ступеньке лестничного пролёта и молча рассматривал незнакомку. Одетый в домашние штаны и футболку с полустёртым принтом, этот паренёк с шапкой нечёсаных волос на голове казался обычным ребёнком. Если бы не одно «но».
Фонарик Евы был направлен в сторону, но мальчика всё равно окружало рассеянное свечение неопределённой природы, благодаря которому его и можно было различить в темноте.
— Привет, — осторожно заговорила Ева. — Ты здесь живёшь?..
Ребёнок едва заметно кивнул. Ничего странного в его поведении пока что не было, и врач рискнула продолжить:
— Я пришла в одну квартиру, но не знаю, на каком она этаже. Ты мне не поможешь?
Ева перевела луч фонарика на мальчишку, чтобы лучше его видеть, но он вдруг резко отпрыгнул, выходя из ореола света. По бледному лицу пробежала мучительная судорога, а вся фигурка дёрнулась, как от боли. Паренёк молча развернулся и скрылся за дверью ближайшей квартиры. Но, прежде чем он исчез, Ева с внутренним содроганием заметила россыпь светящихся грибов на его спине, проросших сквозь кожу и ткань футболки.
Мгновенно кинувшись следом, она забарабанила в дверь:
— Мальчик, постой! Прости, что напугала! Я могу помочь тебе!
Незапертая дверь скрипнула и приоткрылась под градом ударов, чем Ева сразу же воспользовалась. Наплевав на приличия, она просочилась в чужую прихожую, разгоняя тьму фонариком, и осмотрелась. В тесной однушке не было ничего необычного, кроме неестественной тишины, заставившей Еву усомниться на миг, точно ли сюда забежал мальчишка.
По правую руку располагалась единственная жилая комната, и Ева нырнула в её мрак через отделанную деревом арку. Луч фонарика отразился от зеркальных дверец стенного шкафа и упал на диван с цветастыми подушками. Возле него стояло кресло, на котором повсеместно сквозь обивку пробивались светящиеся грибы, образуя затейливые пышные узоры. У кресла без движения замер искомый мальчик.
— Привет, — во второй раз поздоровалась с ним Ева, выставив перед собой ладонь. — Прости, что напугала тебя. Давай поговорим спокойно? Просто поговорим.
Свет она намеренно не направляла больше на ребёнка, но всё равно отчётливо видела каждый гриб на его выпирающих лопатках.
— Мама, проснись, — внезапно зашептал мальчик. — Она здесь. Она пришла.
Ева не сразу осознала, к какой маме он обращался, ведь в комнате, кроме них двоих, никого не было. А после в кресле, утопающем в грибах, что-то пошевелилось. От обивки с глухим треском отделилась правая рука, лежавшая до этого на подлокотнике, затем — вторая, проступили сквозь расплывчатое зелёное свечение очертания ног. И вот из кресла поднялась мама, столь сильно обезображенная мицелием, что Ева с трудом различила в густой заросли грибов её лицо — лишь бледный точёный нос виднелся сквозь слои шляпок.
— Ты пришла… — проскрежетала мать мальчика, и несколько грибов отвалилось от её подбородка, упав на тёмный пол.
Широко распахнутыми глазами Ева рассматривала чудовищный результат слияния мицены и человека. Даже в самых худших своих прогнозах она не предполагала, что болезнь может зайти так далеко и при этом у носителя паразитического гриба сохранятся какие-то крупицы сознания.
— Простите, — Ева сделала шажок в сторону мамы и мальчика, — вы понимаете, что с вами случилось?.. Если вы позволите вас осмотреть, я постараюсь помочь. Я — врач…
С удивительной для своего состояния лёгкостью мама приблизилась к Еве и протянула руку, дотронувшись до её плеча.
— Мы все ждали, — эхом откликнулся паренёк.
Касание матери стало грубее, она сжала пальцы. Ева попыталась высвободиться, но хватка оказалась стальной.
— Что вы делаете? Прекратите!
В этот же момент послышался звук открываемой входной двери, приближающиеся шаги, будто от множества ног. Ева встревоженно повернула голову, чтобы увидеть вошедших, и окончательно утратила дар речи. Маленькая комната быстро заполнялась людьми в хрупком облачении из грибов, словно всех их сюда зачем-то созвали.
Впереди шагала старуха со скрюченными пальцами, густо усеянными миценой, лысеющий немолодой мужчина в заляпанной майке, у которого из подмышек вместо волос выглядывали грибы на тонких ножках. За ними плелись две девчонки, совсем подростки: у первой половину лица покрывали зелёные светящиеся язвы, у второй — с груди и плеч свисали лохмотья разорвавшейся кожи, из-под которых высовывались крепкие шляпки.
Все они ступали друг за другом, не отрывая немигающих взглядов от Евы, а за их спинами прибывали всё новые и новые жильцы, которым не было конца.
— Что здесь происходит? — едва ворочая пересохшим языком, спросила Ева, но никто и не думал отвечать.
В комнате резко стало нечем дышать, терпкий грибной дух заполнил всё помещение. Десятки людей, поражённых миценой, разглядывали чужачку, тянули руки, кто-то пугающе скалил зубы, демонстрируя покрытые мелкими грибками дёсны.
Разрозненные восклицания слились в сплошной гул толпы. Ева предприняла очередную попытку вырваться из цепких пальцев матери, но ничего не вышло. От неясности происходящего её бил озноб, язык отказывался слушаться.
— В-выпустите меня отсюда, я уйду!
«Всё что угодно, лишь бы оказаться за пределами этой комнаты». Но люди только сильнее напирали, стремясь заключить гостью в клетку своих тел. Последние струны терпения лопнули, и Ева извернулась, оттолкнув от себя мать и старуху, что были ближе остальных.
— Пустите! Я не хочу никому вредить! — Освободившееся пространство сразу же заполнили другие люди. — Прочь!
Ева взмахнула телефоном, чтобы в круг яркого света попало как можно больше жильцов. Кто-то застонал, кто-то прикрылся руками. Толпа отхлынула, но недалеко. Пока свет метался по изъеденным болезнью лицам, Ева пробивала себе дорогу к выходу через месиво человеческих тел. Но никто словно бы не замечал боли от ударов и грубых толчков, сплошная стена жильцов не расступалась перед ней.
Чужие пальцы сомкнулись на сумочке Евы, потянули назад. Затрещала ткань, разрываясь, на пол посыпались лекарства, предназначавшиеся Илье, но собирать их не было времени. На периферии зрения мелькнула смазанная тень мальчишки с грибными наростами на спине: он ловко подпрыгнул и выхватил телефон из рук Евы, разбивая его об пол. Вся комната утонула в полумраке, разгоняемом лишь жёлто-зелёным свечением мицены на людской коже.
— Нет! — Ева ощутила, как множеством пальцев толпа впилась в её тело, как эта неуправляемая безжалостная сила смяла всякие остатки сопротивления. Затянутая в пучину плоти и грибов, Ева могла лишь подчиняться, чувствуя, как её тащат куда-то.
Еву выволокли на лестничную клетку, утянули на третий этаж. Кругом защёлкали, синхронно отпираясь, замки квартир. На площадке прибавилось людей, хотя и без того яблоку негде было упасть. Словно весь подъезд вышел встречать чужачку, забредшую в их дом.
— Это она… пришла… — шептались жильцы.
Задыхаясь под маской от паники, Ева выискивала взглядом в толпе хотя бы одно здоровое лицо. Но все вокруг были поражены миценой в той или иной степени. Целый дом во власти эпидемии.
На четвёртом этаже её втащили в квартиру, на двери которой не было номера, провели мимо голых стен и пустых комнат, остановившись в конце концов перед высоким зеркалом в золочёной раме. И пока Ева разглядывала своё бледное лицо в отражении, лысеющий мужичок в майке отомкнул тайный замок — в стене открылся проход.
Не дав пленнице опомниться, толпа втолкнула её в круглый лаз. Исчезло ощущение бесчисленного количества чужих рук на коже, и за спиной с щелчком вернулось на место зеркальное полотно.
На Еву навалилась тишина. Сперва она даже не поверила, что осталась одна, пусть и в какой-то странной квартире, где всё было выстелено полиэтиленовой плёнкой. Пару секунд просто не двигалась, приходя в себя и прислушиваясь. Никаких посторонних звуков из глубины жилища не доносилось, и Ева нерешительно пошла вперёд, чтобы посмотреть, где она очутилась.
Её вёл слабый зеленоватый свет, сочащийся из дверного проёма в конце коридора. Чувствуя, как неприятно липнет одежда к вспотевшей коже, Ева медленно подбиралась к комнате.
«Что же ещё мне готовится преподнести этот дом?»
Она выдохнула и с трепетом переступила порог.
Посередине комнаты возвышалась бесформенная груда, которая занимала практически всё свободное пространство и почти касалась потолка вершиной. В потустороннем сиянии густого грибного слоя, покрывающего каждый сантиметр этой громады, Ева рискнула рассмотреть её ближе — и лишилась дара речи.
Будто на жертвеннике кровожадного божества, здесь лежали друг на друге тёмные иссушенные трупы, пожираемые грибами. Всё хаотичное нагромождение состояло целиком из тел, без какого-либо почтения сваленных на пол. Взгляд Евы метался по мумифицированным лицам мужчин и женщин, по пальцам, напоминавшим птичьи когти, и мясистым отросткам грибов, пробивающимся из полых животов.
У Евы закружилась голова от этого зрелища, она была готова разреветься. От отчаяния, отвращения и страха. «Боже, что это за кошмарное место?!»
— Ты пришла рано, Ева. Я ещё не успел достойным образом подготовить сад.
До боли знакомый голос, от которого глаза сразу наполнились слезами.
— Илья! — Она обогнула груду человеческих тел и заметила по ту сторону тёмную фигуру, сидящую на корточках возле белых пятен, — из-за стоявших в глазах слёз всё расплывалось.
Ева подошла практически вплотную и только тогда разглядела на полу несколько свежих синевато-белых трупов мужчин и женщин, частично прикрытых ветошью. Илья с равнодушием мясника вскрывал ножом один из них. Растянув края разверстой багряной раны на животе, он сунул внутрь ладонь, разворошил органы, освобождая место, а после посадил туда пару молодых грибков.
— Илья… — неживым голосом прошептала Ева. — Что ты делаешь?..
Он чуть заторможенно поднялся, повернулся к любовнице и обвёл комнату руками, одна из которых была вымазана в крови, а вторая по-прежнему сжимала складной нож:
— Я готовил сад к твоему появлению.
Ева забыла, как дышать. Она крепко зажмурилась, сморгнув слёзы, потом распахнула веки, но по-прежнему видела перед собой это болезненное создание, мало походившее на Илью. Его распухшие руки, увитые белой сетью гифов, пальцы, изуродованные пробившейся из-под ногтей растительностью. Голову окольцовывал сложенный из грибов венец, а на бледном лице сквозь отросшую бороду зеленели шляпки мицены. Ещё неделю назад ничего этого не было, а теперь Илья почти утратил человеческий облик.
— Господи, какой ужас… Да на тебе живого места нет…
— Не смотри на плоть, Ева. Важнее то, как я изменился внутри.
— О чём ты говоришь? — Она ощупывала взглядом обезображенное тело, думая, возможно ли вылечить его или уже слишком поздно. Илью она почти не слушала.
— Я покончил с прежней никчёмной жизнью, стал лучшей версией себя.
— Обещаю, отныне всё наконец-то будет по-другому. Ты скоро сама в этом убедишься…
Ева резко очнулась и прекратила рассматривать грибные язвы на коже Ильи, уделив всё внимание его словам.
— …Сад, как и я, с нетерпением ждал твоего прихода. Я лишь дал ему пищу и освободил из плена комнаты, но ты, Ева, ты освободишь его от оков слабости, когда придёт время.
Илья вытянул вперёд раскрытую окровавленную ладонь, но взгляд Евы был сосредоточен не на ней, а на второй руке, которая до сих пор сжимала нож.
— Илья, ты нездоров. Ты понимаешь, что тебя сейчас контролирует гриб? Мицена паразитирует на твоём теле и в голове. Ты делаешь и говоришь всё, что она велит…
— Ты ошибаешься. Это вовсе не паразитизм, — возразил мужчина, опустив протянутую ладонь. — Это здоровый и взаимовыгодный симбиоз.
— Тебе это внушил паразит, но я могу помочь, если позволишь, — мягко заговорила Ева, пытаясь достучаться до его человеческого сознания. — Я заберу тебя из сада домой, вылечу, избавлю от тлетворного влияния мицены...
Блеснуло лезвие ножа во вскинутой руке, Ева вздрогнула.
— Довольно! — повысил голос Илья, по его лицу пробежала судорога. — Ты не понимаешь, о чём говоришь. Только здесь я ощутил, как наполняется смыслом моё существование, ощутил себя нужным и достойным. Сад дал мне всё это. Даст и тебе.
Ева подняла раскрытые ладони и отступила на шаг. В её взоре плескалась боль.
— Видишь, о чём я говорю? Это уже совсем не ты. Илья никогда не наставил бы на меня оружие.
Он покосился на вскинутый нож, поморщился и медленно опустил руку.
— Я не угроза для тебя. И никто в этом доме не угроза.
— Им ты говорил то же самое? — Ева указала на гору иссохших тел и на свежие трупы, лежащие подле ног любовника.
— Они — просто отработанный материал.
— А я не хочу им становиться. Убери нож подальше, и тогда мы поговорим о саде.
Илья кивнул, принимая условие, сложил лезвие и медленно отступил в сторону. Он наклонился, чтобы оставить оружие на полу, и Ева воспользовалась ситуацией. Она дёрнула ближайший к ней мумифицированный труп из кучи в центре комнаты. Захрустела, ломаясь в суставе, высохшая рука. Илья мгновенно вскинул голову на звук… и получил крепкий удар в висок.
Ева с отвращением отбросила импровизированное оружие и сверху вниз посмотрела на бессознательное тело любовника, распластавшееся на полу.
— Знаешь, прежний ты мне нравился больше.
Она села рядом и принялась ощупывать карманы Ильи, чтобы удостовериться, что у него не было при себе другого оружия. А сама в это время напряжённо размышляла, как же им вдвоём выбраться из дома, миновав остальных обитателей многоэтажки. Будто в ответ на этот невысказанный вопрос в руку Еве ткнулась смятая пачка сигарет, которые до болезни курил Илья, и пластиковая зажигалка. На губах женщины, скрытых маской, заиграла мрачная усмешка.
Илья просыпался медленно, его разум никак не желал покидать уютную пучину грёз — чем-то она походила на кремовый диван в квартире Евы, из которого тоже невозможно было выбраться. Он улыбнулся этому воспоминанию и наконец открыл глаза. Реальность оказалась краше любых грёз, потому что именно у Евы дома он и пребывал.
Римские шторы на окнах были опущены на две трети, а из-под них пробивались закатные лучи. Вся спальня утопала в рассеянном янтарном свете, и Илья несколько минут купался в этом тепле, ни о чём не думая. Из блаженной неги его выдернул скрип двери. Вошла Ева с пакетом лекарственного раствора и, заметив осмысленный взгляд пациента, улыбнулась:
— Ну надо же, кто очнулся. А я уже стала сомневаться, что ты вообще глаза откроешь.
Илья разлепил ссохшиеся губы, повозил языком по шершавому нёбу и прошептал:
— Что со мной случилось?..
— А что ты помнишь? — осторожно поинтересовалась Ева, подошла к кровати и принялась возиться с капельницей, устанавливая новый пакет с лекарством. Илья повернул голову, впервые заметив тянущиеся к нему пластиковые трубки.
— Одни смутные обрывки, — произнёс он, копаясь в содержимом собственной памяти. — Помню грибной сад. Помню, как возился с дверными замками и оставлял в чужих квартирах грибы. Как вскрывал трупы тех, кто не пережил период адаптации. Весь дом должен был скоро стать садом… Ещё помню ожидание чего-то важного. Множество сигналов отовсюду… И твоё лицо в маске напротив. Да, точно. Ты была там.
— Была, и вытащила тебя, — подтвердила Ева. — Не учла лишь, что полиэтилен так хорошо горит.
Она усмехнулась и подкрутила колёсико зажима на трубке, после чего присела на кровать рядом с Ильёй, щёлкнула пультом. На противоположной стене вспыхнул плазменный экран, Ева пролистала пару десятков каналов и наконец остановилась на новостном эфире. Показывали кадры разрушительного пожара: горела жилая многоэтажка, языки пламени вырывались из окон и тянулись к небесам, а у подножия здания сияли мигалки спецтранспорта.
— Это было почти неделю назад, — пояснила Ева, покачивая ногой. — По всем каналам передавали. А потом они заметили что-то неладное с эвакуированными жильцами, кучу обгоревших трупов... В итоге, люди — в обсерваторах, дом объявлен зоной карантина, а в интернете все только и делают, что обсуждают начало новой эпидемии…
Илья молчал, обдумывая услышанное. Мозги у него пока работали со скрипом.
— Ах, да, — спохватилась Ева, откидывая с лица каштановые волосы, — мне пришлось сделать анонимный звонок, рассказать про Милу. Так что, прости, но твоя квартира на карантине, и, боюсь, тебе придётся пожить у меня.
— Не самая плохая участь, — слабо улыбнулся Илья и прикрыл глаза. Сил было мало, и большинство он потратил на болтовню. — Так покурить хочется…
— Можешь забыть о сигаретах. Мне пришлось очень постараться, чтобы вывести мицену из твоего организма и окончательно избавиться от всей этой грибной растительности. Так что восстанавливаться ты будешь долго, и сигаретный дым для твоих разорванных на лохмотья лёгких противопоказан.
— Зато ты жив… Ладно. Вижу, я тебя загрузила. Отдыхай.
Она выключила телевизор и выскользнула из комнаты, предоставив Илью самому себе. Пару минут он действительно отдыхал, а после поднёс к глазам руки, рассматривая их так, словно видел впервые в жизни. На всех пальцах отсутствовали ногтевые пластины, розоватая шрамированная кожа, оставшаяся после проросших изнутри и позднее удалённых Евой грибов, пока не загрубела, но Илья уже понимал, что никогда больше не сможет держать отмычки. Он приподнял одеяло и убедился: такие подживающие рубцы встречались по всему его телу.
Ева проделала огромную работу, и Илья не мог теперь не думать о том, на что она пошла ради его спасения. Так не стал бы поступать тот, кто к нему безразличен. Насладившись этой мыслью сполна, он скользнул в исцеляющий сон.
Ещё несколько дней Илья провалялся в постели, затем начал понемногу вставать, вспоминать, каково это, управлять собственным телом. Ева всегда была рядом, и от её присутствия сил у него прибавлялось. После всей этой истории с грибным садом Илья заметил, как изменилось её отношение к нему. Она стала мягче, уступчивей и заботливей.
Через неделю, в один из вечеров, когда он сидел в гостиной, разрабатывая руки с помощью резинового эспандера, Ева вдруг бледным призраком возникла перед ним и положила на журнальный столик маленький продолговатый предмет.
— Я не была к такому готова.
Илья узнал в предмете тест на беременность. И увидел две полоски на нём. Взволнованная Ева обогнула диван, обдав любовника пряным запахом духов, и застыла у панорамных окон, разглядывая расцвеченный огнями город.
— Не представляю, как так вышло, — пробормотала она. — Но я решила, ты имеешь право знать. Правда, не совсем понимаю, что мне самой с этим делать…
Она принялась нервно заламывать пальцы, погрузившись в раздумья, и не услышала, как сзади подошёл Илья. Он коснулся шеи Евы, отчего она вздрогнула, отвёл за ухо прядь её волос и прошептал:
— Думаю, вдвоём мы со всем справимся.
Сердце Евы на один томительный миг замерло, а после забилось так часто, будто собиралось вырваться из груди. Этот ответ оно и желало услышать.
А вместе с сердцем матери свой первый удар сделало сердечко существа, растущего в темноте лона. Пока что оно было маленьким, но уже вполне развитым, чтобы побороть любой яд. И у него оставалось ещё достаточно времени, чтобы сформировать совершенное тело.
По всему городу затрепетал от восторга разделённый и ослабленный сад. Он уже предвкушал встречу со своим сильным, лишённым изъянов, человеческим потомством.
Конец.
