Друзья! Прежде чем вы любезно уделите свое время этому незатейливому рассказу, я хочу извиниться за свое абсолютное незнание, как работают полиция и медики, что точно происходит, если найден труп, и тому подобное. К сожалению, я сел писать этот рассказ прямо на границе дедлайна, фактически импровизировал и у меня просто не было времени хотя бы в общих чертах прояснить для себя алгоритмы действий тех, кто вынужден сталкиваться с крипотой в реальной жизни. Надеюсь, мой совершенный дилетантизм не будет раздражать и отвлекать от сюжета. Также хочу отметить, что это мой первый опыт в таких конкурсах, так что конечно же, судите строго, а как иначе чему-то научиться. Приятного прочтения и надеюсь, хоть в какие-то моменты будет чуточку страшно или хотя бы не смешно.
Еще одно звено
- Паша, телефон!
Шмаков чуть приоткрыл глаза, несколько секунд полежал, собираясь с мыслями, затем глубоко вздохнул и сел на кровати. Ночной звонок ничего хорошего участковому не сулил – наверняка придется одеваться и ехать в ночь, по ухабистым лесным дорогам. Будь неладны эти деревенские алкаши. Едва ли не каждую неделю то поножовщина у клуба, то чья-нибудь избитая подружка, на следующий день требующая отдать ее заявление обратно. Надо было поступать на геолога, как в первом классе мечтал, а не задавать одни и те же вопросы пропойным харям и выслушивать давно набившее оскомину невнятное блеяние. В сорок лет только и остается сожалеть об ошибках молодости.
- Пал Иваныч, - забормотал в трубке взволнованный голос, - у нас тут опять инцидент. У пристани тело плавает, наши пьяные все, доставать не хотят.
- Сам утонул или помогли? Что говорят?
- Говорят, Гришка Махов. Одежда вроде его. Сами-то все целы, сейчас и протрезвеют еще.
Остатки сна испарились в одно мгновение. Гришка пропал месяц назад, аккурат в тот день, когда к берегу прибило изуродованный труп неопознанной старухи. Шмаков еще долго будет помнить тот неприятный вечер, когда еще из машины увидел омерзительный белесый бугор, у которого вяло копошились хмурые медики. И без того уродливое старческое тело, несколько недель пролежавшее в какой-нибудь тихой заводи, без головы смотрелось особенно пугающе. Удивительно, что в казалось бы людных местах на реке его обнаружили так поздно. Обычно всех утопленников довольно скоро выволакивало течением на мелководье.
Гришку тогда тоже не обнаружили, хотя старались и местные, и водолазы. В конце концов, все сошлись на том, что не утонул он, а прикопан где-нибудь в лесу – обычная история для окрестных поселков.
- Поеду, - обронил Шмаков сонной жене, наскоро оделся и вышел на улицу. Августовская ночь уже перевалила за свою вершину, и горизонт начинал едва заметно бледнеть. Шмакова всегда пугало это серое время перед рассветом, когда мир погружался в странное безмолвие. В такое время, чудилось ему, часто умирают старики, просыпаясь от страшного знания, что их время пришло, что всего-то им и осталось, как несколько минут вглядываться в глубину своей убогой комнаты под тиканье старых часов.
Закурив, он отогнал от себя мрачные мысли, протер влажное от ночной росы стекло уазика и, чуть дрожа от прохлады, вырулил на проселочную дорогу. До Ясеневки он добрался чуть больше, чем за полчаса – достаточно, чтобы собраться с мыслями и настроиться на рабочий лад.
На месте происшествия толпился народ – с десяток возбужденных мужиков, напрочь позабывших о своем кострище с остатками ночной попойки. Все они тыкали пальцем на светлое пятно у линии тростника, но разглядывать его пока не было никакого желания.
- Бригаду вызвали? – Шмаков протянул пачку сигарет Гребцову, председателю правления. Тот, несмотря на свой преклонный возраст, обычно выглядел молодцевато, но сейчас производил впечатление человека, испытывающего сильный стресс.
- Спасибо, сам не свой. Едут уже сорок минут, обещали не тянуть. Будешь ждать или сам полезешь?
- Сам, - хмуро ответил участковый. – С них допросишься…
- С пристани не достать, с берега можно, если в болотных сапогах. Могем и лодку пригнать, - засуетился рядом один из выпивох.
- Я разберусь. Иваныч, давай багор или что там у вас есть. Значит так, все сейчас отходим отсюда в сторону, освобождаем пятак и не мешаем.
Шмаков нехотя стащил ботинки и стал закатывать штанину, но потом осознал, что ему очень не хочется заходить голыми ногами в воду рядом с разлагающейся человеческой плотью.
- Эй, команчи, сапоги есть?
- Три минуты, начальник, одна нога здесь, другая там.
- Болотные тащи, - прикрикнул председатель, - у тебя же есть вроде?
- Месяц как купил, - услужливый мужичок торопливо затрусил по тропинке к близлежащим домам, бормоча: «Не сообразили, сразу надо было, сразу надо…»
Вместе со скрипучими, воняющими новой резиной сапогами, Шмакова снабдили непонятного вида багром, на удачу достаточно длинным. Его сильно передернуло, когда из-за небольшой промашки крюк с глухим чвяканьем глубоко вошел в рыхлую слизистую массу, как бы вытекающую из дешевой джинсовки.
- Черт, - выругался Шмаков сквозь зубы и кое-как подтянул тело к самому берегу, после чего торопливо выбрался из воды. Его слегка лихорадило.
- Ёперный, да у него башки нет! – загудели мужики, подтягиваясь к трупу без всякого отвращения на лицах. Многие из них уже не раз видели утопленников, так что зрелище изуродованного водой и рыбами человека было им не внове. Да и основательно пропитанные водкой мозги вряд ли были способны на какие-то сильные чувства кроме желания выпить.
- Отходим, я сказал! Не толпимся!
Из-за поворота, аккуратно объезжая выбоины, показалась машина «Скорой помощи». Первым вылез пожилой водитель, но подходить не стал, деловито закурил, оглядывая все происходящее на берегу. Фельдшер оказался вчерашним студентом, от которого прямо-таки разило неуверенностью.
- Это вот тут пациент? – спросил он, остановившись метрах в десяти от трупа.
- Вот тут, и в реке еще немножко, - заржали мужики.
Студент вдруг покачнулся и согнулся в три погибели, опершись на ящик с инструментами. Шмаков с водителем ринулись поддержать его под всеобщее оханье.
- Сейчас… сейчас… я нормально. Сейчас подышу немного.
Только теперь обоняние стало улавливать характерный запах разложения, и Шмакову самому слегка подурнело.
- Ты сколько работаешь? Как тебя звать вообще?
- Валера. Вторую неделю как вышел. Сейчас, дайте пару минут.
Участковый удрученно покачал головой. С бригадами в области все хуже и хуже. Хочешь не хочешь, придется упаковывать тело вместе с фельдшером. Но это позже, а пока самое время вытащить из машины планшет и заняться писаниной…
Когда все было, наконец, окончено, протокол состряпан, а тело под гиканье и неприятные смешки бухариков кое-как затащено в черный пластиковый мешок, уже рассвело, и Шмаков впервые за последние несколько часов расслабился. Можно было спокойно сесть на доски старого причала, закурить и погреться на солнышке, заодно еще раз проиграв в голове произошедшее.
Труп, скорее всего, был Гришкин. Мужики божились, что одежда точно принадлежала ему, да и председатель узнал ее по каким-то нахлобучкам на плечах. Осмотревший тело студент, которому пришлось еще один раз приходить в себя (уже с помощью нашатыря), предварительно определил, что с внутренностями что-то не так, но наружных повреждений вроде бы не нашел. С отсутствующей головой все было не так просто. Фактически она была, точнее ее остатки, но со слов фельдшера (сам Шмаков не присматривался, боясь рвоты), голову будто взорвали изнутри, оставив отдельные кусочки черепа и кожи на лохмотьях шейных сухожилий. Шмакову сложно было представить, что именно могло произойти. Пусть судмедэксперты разбираются, ему надо бы отдохнуть часок-другой под боком у теплой жены.
У машины его догнал озабоченный Гребцов.
- Тут это… Лебедев, который самогонщик, ну помнишь его, в общем, брат его звонил, говорит, ушел с вечера к реке на донку ловить и пропал. Снасти закинуты, Лебедева нет. Брат сам не пил, Лебедев тоже. Спрашивает заявление написать, пока ты здесь. Говорит, точно знает, убили его.
- Лебедев это который такой жирный, с усами, как у моржа? Нет, сейчас никаких заявлений. Пусть выждет день-другой, нажрался этот Лебедев и валяется где-то. Если послезавтра не объявится, звони, я приеду. Сам знаешь, как оно бывает.
С утопленником все разъяснилось быстро – судмедэксперт попался толковый, и даже поговорил с участковым по телефону. Тело бывшего сидельца Григория Махова опознали по наколкам на пальцах и на груди. Труп провел в воде около четырех недель, однако, с удивлением отметил медик, ни рыбы, ни какие-либо другие водные животные его почти не трогали. Но самым странным было не это, а отсутствие органов брюшной полости и легких. «Звучит как бред, но словно кто-то выжрал его через желудок. Там такая дыра в стенках, я не знаю такой рыбы, чтобы внутрь протиснулась и вот так… Я там, конечно, все оформил, как следует, но вижу такое первый раз. Точно не человек действовал, какое-то животное. Видно, что прям погрызено все. И с головой тоже темный лес. Ну вот если человеку прямо в мозг слабодействующую гранату запихнуть, чтобы башка, как цветок, раскрылась, а потом кинуть вот эти все остатки в затон на месяцок… Ну вот как-то так. В общем, на мой взгляд криминала явно нет. Дикое животное – других вариантов я просто не вижу. Один тут подъел, другой башку разгрыз – короче, сказать, чего там реально было, сложно. Если б в лесу нашли, там конечно посмотрели бы и следы, и прочее. А в воде, сам понимаешь…»
Понемногу впечатления той злосчастной ночи стали рассеиваться, как дым, теснимые другими, более повседневными происшествиями. Брат Лебедева больше не давал о себе знать, и Шмаков уверился, что самогонщик был благополучно найден. Да и председатель не беспокоил.
Так прошел месяц, пока ночной звонок вновь не вырвал Шмакова из безмятежной дремы на родном диване.
- Ой, да кончится это когда-нибудь или нет? – жена Шмакова всегда просыпалась от любого шума гораздо быстрее мужа. – Паша, держи трубку, упадет сейчас.
Участковый успел накрыть телефон рукой, пока тот не ускакал с прикроватной тумбочки на пол.
- Кончится, когда водка в сельмаге кончится, - буркнул он, все еще не открывая глаз. Потом с превеликим усилием притянул к себе все еще вибрирующий аппарат.
- Ясеневка. Опять что ли утонул кто.
- Пусть все там утонут уже, наконец. Оформишь один раз и все. Пусть ее всю смоет к чертям.
- Да тут всю область затопить надо. Слушаю! Кто? Лебедев? Что значит, нашелся? Напал? А пацаненок что? Даже так? Ага, слушай, медики приедут, если там есть возможность, пускай подождут. Да-да, спасибо, лечу.
- Что там опять? – жена перевернулась на другой бок, и ее глаза заблестели в свете торшера.
- Черт знает, Гребцов ахинею какую-то несет. Месяц назад у них якобы самогонщик местный пропал, потом вроде не пропал, я ничего не понял. Сейчас на пацана набросился, говорят, едва не убил. Походу белочку словил.
- Осторожнее там, - жена недовольно заворочалась. – Сам не высовывайся, если он с оружием, вызывай там кого надо. Не лезь, я тебя прошу.
- Все хорошо будет, - сказал Шмаков, - про оружие ничего не говорили.
На этот раз курить времени не было. Нужно было успеть опросить пострадавшего до того, как его увезут в областную больницу. По крайней мере, Шмаков надеялся, что не придется тащиться туда на следующий день. Ему вообще было все тяжелее работать, словно его тело понемногу наливалось свинцом, который мешал быстро двигаться, думать, сосредотачиваться на деталях. Хотелось просто лежать и лежать на диване, смотреть телевизор рядом с теплой сонной женщиной, прерываясь только затем, чтобы выйти во двор, с наслаждением помочиться под куст сирени, глядя в звездное небо, и покурить. И вот так бы день за днем, и чтобы деньги никогда не кончались.
- Бросить что ли все это дело, - задумчиво сказал себе Шмаков, выкручивая руль. Ему вдруг пришло в голову, что он может все изменить в один момент. Уволиться из органов, взять жену в охапку (она только рада будет) и переехать в город. Устроиться каким-нибудь охранником и подрабатывать шарашками по ремонту. Руки-то вот они, отец научил и молотком махать, и с рубанком обращаться.
От таких мыслей настроение участкового внезапно ринулось на такие высоты, где оно уже давно не бывало, и он даже замурлыкал от удовольствия. Катись все на Кудыкину гору. Решено!
Впрочем, по мере приближения к Ясеневке мрачные мысли отвоевали свои позиции обратно, и Шмаков несколько приуныл. Виной тому отчасти была глухая ночь и мгла, которая словно душила, не давала дышать. Участковый даже обрадовался, когда в темноте салона вспыхнул голубой квадратик телефона. Это звонил Гребцов:
- Паша, за мостом направо давай, и до канавы, там встретим. Парня пока не увезли, тебя ждем.
Беспокойный тусклый огонек председательского фонаря был виден издалека.
- Нормального-то света не было? – Шмаков покосился на налобный фонарик Гребцова, - ноги тут переломаешь. А где скорая?
- Да они через ворота во двор заехали. Отсюда быстрее будет, через калитку. Тут только наверх подняться.
Через несколько минут слегка запыхавшиеся мужчины миновали разлапистые кусты смородины и вышли к крыльцу дома. Во дворе, засунув руки глубоко в карманы куртки и нахлобучив на глаза грузинскую кепку, сидел брат Лебедева, толстый усатый мужичок с одышкой. Осознав, что перед ним участковый, он тотчас же оживился, вскочил и пшикнул в рот небулайзером для астматиков, приготовившись много говорить.
- Погоди, с тобой потом, - махнул рукой Гребцов, - сиди пока.
В доме обнаружились два невозмутимых медика, закутанный в одеяло паренек лет десяти, и его заплаканная мамаша, продавщица из местного гастронома. Дожидаться вполне логичного вопроса она не стала и затараторила сама.
- Пошел в туалет, живот у него прихватило от дичка, долго там сидел, потом слышу, будто кричит. Выскочила, глядь, в сортире и нет никого. Ба, да вроде от реки орет, в жизни так не орал, я чуть сама не обделалася. Я скорее туда – смотрю, из камышей ползет на четвереньках. Господи, чуть не померла. Тащу его, а он белый, как смерть, аж в темноте светится. А в воде вроде Яшка, страшно так. Стоит, качается, и туда, в реку полез. С ума сошел, допился. Ловите его, сами или вызывайте кого, вы обязаны, чтоб до утра. Или точно убьет кого.
Собравшись с силами, Шмаков начал опрос. Выяснилось вот что. Около часа ночи мальчик пожаловался на боли в животе и сказал матери, что пойдет в туалет по большой надобности. Однако он только зажег свет в уборной, а сам выбрался через дыру в заборе и спустился вниз, к реке по узкой тридцатиметровой тропинке. Там он присел на край полузатопленной лодки, чтобы быстро выкурить сигарету. Дальше, по бессвязным признаниям ребенка, произошло вот что. Якобы из камышей к нему вышел Яков Лебедев, самогонщик, и напал на него, пытаясь задушить. Подоспевшая на подмогу мать своими криками отогнала сумасшедшего, но сама видела только его удаляющуюся в воду фигуру.
Никаких других подробностей выяснить не удалось. Как только разговор дошел до момента нападения, паренек, и без того шокированный, словил такую паническую атаку, что медики без разговоров вкололи ему еще один укол седативного и уложили спать, строго-настрого запретив тревожить его и вообще находиться с ним в одной комнате. Физически ребенок не пострадал, но был так напуган, что его едва не увезли в стационар под наблюдение.
Сдвинув фуражку на затылок, озадаченный Шмаков вышел на крыльцо покурить и вспомнил про лебедевского брата, который все еще покорно ждал во дворе.
- Рассказывай, что там с твоим братцем-алконавтом. Доигрался до чертиков? Где он? Давай его сюда без спектаклей. Или мне бригаду вызывать?
Усач был напуган и вот что поведал. После внезапного исчезновения самогонщика его несколько раз видели у реки, обычно в сумерках, где он с шумом и плеском прятался от людей в камышах. Перепутать невероятно толстого Якова Лебедева с кем-то другим было невозможно. Мужики время от времени искали его на лодках, плавая туда-обратно по реке, но их поиски не увенчались успехом. Однако время от времени свидетели видели издалека неповоротливую фигуру у воды, но на зов никто не откликался. В конце концов, его брат решил, что Яков задолжал кому-то и скрывается в чаще, по ночам выходя к реке за водой. Его смущало только то, что Якова видели прямо в реке, но это он приписывал любви местного населения к сплетням. То, что произошло с мальчиком, выбило его из колеи настолько, что он совершенно не знал, что говорить и делать.
- Пока иди домой, тебя вызовут когда надо будет. Если брат появится, сразу набираешь отдел. Телефон знаешь? Отлично. Так и скажешь, Яков пришел.
Когда растерянный бедолага скрылся за воротами, Шмаков наконец закурил. Гребцов, только сейчас уложивший спать перепуганную продавщицу, присоединился к участковому.
- Что делать будем? До утра подождем и с мужиками реку прочешем?
- Нет, - сказал Шмаков и выдохнул в свет фонаря облако табачного дыма, - никаких мужиков. Ты давай иди спать, чтоб тут все тихо было, а я разберусь.
- Ну смотри, мне главное, чтобы нашли его побыстрее. Там ведь точно с головой амба уже. С утра народ как узнает, паника поднимется. Глядишь, какие дурные головы и придумают чего. Сам знаешь, тут у каждого второго на чердаке незарегистрированная дедовская берданка валяется. Пойдут по пьяни маньяка ловить, точно сами себя половину перестреляют. Дураков у нас много. В общем, надеюсь на вас. Поду спать, здоровья тебе. Жду хороших вестей.
- Давай, бригадир. – Шмаков выбросил окурок и пошел к машине. Откинувшись на переднем сиденье, он несколько минут просто посидел, наслаждаясь тишиной, затем набрал отдел.
- Шурик, привет. Ну что, собирайтесь, тут у нас Чикатило завелся. Да нет, шучу. Алконавт местный с катушек съехал, надо до утра доставить к вам. На людей кидается. Надо пару человек, оперативно поймаем.
- Там что, рецидив у кого-то? Здоровый? Без оружия? Паша, давай пока сам. Не сможешь скрутить, держи на виду. Мы только если через пару часов подтянемся, тут ЧП у нас. Да потом расскажу. Давай пока сам, если справишься, звонишь-везешь. Если нет, через часок выедем к тебе хоть впятером. Всё, на связи.
Шмаков вздохнул. Его не радовала перспектива ползать в холодных мокрых кустах, высматривая сумасшедшего жиртреста. Здравым решением было бы дождаться ребят, но сидеть одному в машине несколько часов представлялось скучным. Он ненавидел ощущение, когда тебе и зябко, и хочется спать, и начинает мучать легкий голод – совсем как в школе зимой, где ты сидишь на первом уроке, все еще досматривая радужные детские сны, но из окна дует, а строгий учитель бьет по парте указкой, заставляя слушать про скучные уравнения.
Проверив, все ли в порядке с наручниками и достав из бардачка дубинку, участковый выбрался из автомобиля и осмотрелся. Ага, вот и тропинка, ведущая к реке. Предутренний серый час, который так пугал Шмакова, окрасил все вокруг в странные тона, но теперь хотя бы можно было разглядеть что-то на расстоянии в несколько метров. Фонарь был забыт дома, ну и черт с ним, без него только лучше – не спугнешь преступника.
Участковый хорошенько подвязал шнурки, чтобы не болтались, и, стараясь не шуметь, углубился в лес. Вот и река, едва слышно шелестит неторопливым течением. Хорошо, что тропка идет вдоль воды, отметил про себя Шмаков, не надо с шумом продираться через заросли. Все потому что у самого уреза вода, чуть ли не в тростнике, здесь растут отличные подосиновики. Местные собирают их, просто прогуливаясь у реки. Кто раньше встал, тот и самый удачливый грибник.
Дед Шмакова когда-то брал его с собой на прогулки в лес, учил, где находить бруснику, где клюкву, как понять, что перед тобой чага, и стоит ли выбрасывать странные грибы, смахивающие на кораллы. Учил так, будто готовил его к чему-то очень важному, но прошло время, и все изменилось, цифровая жизнь, интернет, мобильная связь… И как-то обидно становится за того, кто доверил тебе накопленный опыт, а ты забросил все его знания на чердак за ненадобностью и поделать с ними ничего не можешь и не хочешь.
От грустных размышлений Шмакова отвлек вид причала, у которого месяц назад нашли тело Гришки. Участковый помнил это место весьма оживленным, теперь здесь все выглядело запустело и неуютно. Пройдя по скрипучим доскам, Шмаков тщательно осмотрел вид на реку. Все было тихо, ни души, ни одного птичьего голоса. Только все тот же шелест воды. Умиротворение и покой овладели его душой. Обернувшись назад, к лесу, человек разглядывал верхушки колышущихся от ветерка деревьев, которые то сливались с серым небом, то отделялись от него, и в этом смутном волнении материи таилось что-то странное, донельзя чужое. Участковому подумалось, может на этой границе и живут мертвые, и когда в течение суток открывается некая узкая, серая щель, они приходят оттуда, чтобы смотреть на нас бесцветными глазами, в тщетной надежде побороть свое забвение, напомнить о себе и напугать нас до одури, до заикания, потому что нет ничего кошмарнее, чем чужое, лежащее по ту сторону всех границ.
- Тррр… - едва слышно произнесла пристань где-то прямо позади Шмакова, но за секунду до этого он почувствовал тот самый тошнотворный запах, что витал здесь еще тогда. Прямо позади оцепеневшего и скованного ужасом мужчины стоял давно мертвый, сгнивший Яков Лебедев и безучастно смотрел в затылок участкового пустыми белками выпученных глаз. Его опухшее брюхатое тело едва покачивалось, словно внутри шевелился кто-то беспокойный, торопливо ища выход наружу. Где-то внизу оледеневшего живота Шмакова вдруг стало тепло – кишечник толчками выбрасывал из себя содержимое, и по форменным штанам расползалось предательского пятно. Он как-то жалобно сказал «Ааа… ааа… мамочка», и выглядело это очень нелепо под равнодушным взглядом утопленника. Один глаз Якова вдруг сильно выпучился, а затем с хлюпаньем выпал из орбит и из пустой слизистой глазницы показался чей-то бледный глазок с четырьмя крошечными зрачками. Лоб покойника вспучился, и безо всякого звука оттуда вылез мерзкий белый отросток. Он довольно быстро обвился вокруг шеи Шмакова и с чудовищной силой притянул его голову в распахнутому, порванному рту Якова. Все это произошло в считанные мгновения. Лысый, обезображенный череп утопленника затрясся и буквально развалился на куски. Что-то молочно-белое, сегментированное, ни дать, ни взять раздутый от отвратительной жижицы кишочков червь, исступленно барахталось, стараясь залезть внутрь участкового, который знал, что умирает прямо сейчас, умирает страшным непонятным образом, и поэтому трясся и сам, все еще зовя самого близкого человека, что когда-либо был в его жизни. Уже окончательно проваливаясь во мглу боли, он вдруг ощутил острейшую, неизбывную тоску, увидел себя маленьким, несмышленым младенцем в деревянной кроватке, и ощутил чьи-то теплые руки на затылке. Потом все кончилось, и то, что еще недавно было Шмаковым, с плеском завалилось в воду вместе с телом Якова.
Спустя полчаса течение отнесло труп полицейского в неприметную заводь, где мужчина вдруг задвигал конечностями и стал закапываться под прибрежные коряги, в самую гущу горького ила. Здесь он пробудет до следующей ночи, пока червь не обоснуется в его мозгу, не присосется нижними сегментами уродливого тела к его печени, постепенно переваривая свежую плоть. Шмакова хватит ему на несколько недель, пока разложение не вынудит существо искать себе нового хозяина. Жаль, что ему нужно много влаги, иначе и охота была бы другой, но с другой стороны, это огромное везение, что на этой планете полно водоемов. Еще немного времени, и внутри созреют личинки – несколько миллионов крошечных волосков. Течение понесет их все дальше и дальше, и одна из тысячи обязательно будет проглочена. Рачком ли, рыбой – это неважно, ведь каждого из них съест кто-то крупнее, пока эта череда не замкнется на том существе, выше которого в пищевой цепочке, как оно думает, никого нет.
Рассказ написан для октябрьского конкурса сообщества Крипи Стори
