Посмотреть финал работы - Возрождение Большого Красного Ходока
Читать рассказ "Ракета Света" - Ракета Света. Рассказ Константина Костина по иллюстрациям Андрея Ткаченко. Часть 1
Читать продолжение - Ракета Света. Рассказ Константина Костина по иллюстрациям Андрея Ткаченко. Часть 2
Большой красный ходок почти восстановлен… кстати он уже появлялся на просторах нашей вселенной…
Еще один концепт, монстр для кольцевых гонок с душой старого автомобиля…) и конечно его команда… даже кот ученый здесь)
Трибуны «Кольца Прогресса», высеченного в скалистом плато на окраине Марсодольска, гудели, словно гигантский улей, потревоженный невидимой силой. Завтра настало. Утро гонки пробилось сквозь розоватую дымку купола, окрашивая в багрянец тысячи зрителей в цветных комбинезонах, что создавали под марсианским небом живое, подвижное полотно. Воздух был густым коктейлем из запахов жирных чебуреков, выхлопных газов и всепроникающей красной пыли. Мощные прожекторы выхватывали из утренних сумерек прямую, упиравшуюся в строгую шеренгу из четырех машин — четырех судеб, готовых столкнуться в споре за победу.
На стартовой решетке царило напряженное ожидание, густое, почти осязаемое. Голос диктора, усиленный мощными динамиками, раскатисто разносился эхом по округе, заглушая нарастающий гул толпы:
— Марсодольск! Приготовьтесь к схватке! На старте — четверка смельчаков, готовых бросить вызов силе гравитации, трению и самому здравому смыслу!
— Под номером один! — прорычал диктор, и темно-зеленый, пузатый шутинг-брейк ЗИЛ-111 моргнул фарами. За стеклом, в кокпите, неподвижно, как изваяние, сидел Гл'арр. Его кожа отливала цветом морской волны, а единственный желтый глаз холодно и безразлично смотрел вперед, будто происходящее вокруг не имело к нему никакого отношения. Все щупалец замерли, крепко обняв руль.— Абсолютный чемпион «Кольца Прогресса» — гость с солнечной Альфы Центавра, неоспоримыйГл'арр и его ЗИЛ! Говорят, у них с машиной одно сердце на двоих!
— Рядом — дерзость и мощь!— На второй позиции стоял грубый, обвешанный антикрыльями УАЗ-452. За рулем и в кресле пассажира сидели двое коренастых парней в потертых комбинезонах — братья-сталкеры. Они уже стучали кулаками по дверям, что-то крича друг другу и бросая вызывающие взгляды на соседей. —Братья Волковы! Их девиз: «Догоним и раздавим!»
— Третья претендентка на подиум — стиль и технологии!—Сверкая хромом и глянцевым лаком, едва слышно гудел турбиной белоснежный спидстер «Москвич-412». За рулем — инженер «СовТрансМарса» Рита. Она не смотрела на соперников, а проверяла свой безупречный макияж в зеркальце, снисходительно улыбаясь. Ее машина была воплощением прогресса и технологий, но без души, без той самой истории, что дышала из каждой заклепки оранжевой «Волги».— Комсомолка, спортсменка и просто красавица — Рита Зверева! Уверена, что чистота линий и точный расчет решают все!
— И, наконец, наша четвертая участница! — голос диктора дрогнул, в нем послышались явные нотки скепсиса и откровенной насмешки. На последней позиции, с низким, хриплым ревом урча двигателем, стоял оранжево-желтый ГАЗ-24. Яркий, почти кричащий, как всполох пламени в бездонной тьме космоса. На дверях — номер «24», на корме — размашистая надпись «РАКЕТА СВЕТА». За рулем, нервно проводя ладонью по старому, потрескавшемуся дерматиновому ободу, сидела Света. Ее лицо было бледным, с синяками под глазами от постоянного недосыпа, но во взгляде, устремленном вперед, горела решимость, выкованная за недели труда, слез и ярости.— Светлана Лаптева на... э-э-э... воскресшей «Волге»своего отца – легендарного Виктора Лаптева! Ну что же, посмотрим, чей подход окажется сильнее: грубая сила, высокие технологии, инопланетные хитрости или... ну, скажем так, девичье упрямство?
Оскорбительная реплика повисла в воздухе, тоня в смешках и недоуменных возгласах с трибун. Девушка сжала руль так, что костяшки побелели, но взгляд от дороги не оторвала. Она мысленно поблагодарила диктора — его насмешка стала последней каплей, выжегшей из нее остатки сонливости. Она была готова. Аппарат закиси азота был надежно спаян, двигатель настроен. Оставалось только утопить педаль и нажать красную кнопку.
Пять огней на стартовой рампе зажглись один за другим, кроваво-красные, как марсианская пустыня за пределами купола. Гул трибун стих, подавленный нарастающим воем моторов, который заставлял содрогаться металлические конструкции ограждений. Воздух задрожал, густой от выхлопов и предвкушения.
«Буханка» братьев Волковых ревела, как раненый песчаный червь, извергая клубы едкого черного дыма. Белоснежный спидстер Риты издавал ровный, технологичный гул турбины, размеренный, уверенный. Двигатель «Волги» Светы хрипло рычал, выкручивая обороты до предела, и этот звук был знакомым и родным — голос ее детства, голос отца.
И только темно-зеленый ЗИЛ Гл'арра стоял в этой какофонии звуков немым укором, зловеще бесшумный, как призрак из другого измерения.
ЗЕЛЕНЫЙ!
Визг резины, вырывающей гравий из грунта, оглушительный рев — «Буханка» рванула с места, пытаясь грубой силой занять внутреннюю траекторию. «Москвич» Риты плавно, с хирургической точностью, ускорился, держась в чистой струе воздуха, будто демонстрируя превосходство технологии над грубой силой.
Но все они были просто статистами на фоне главного действа.
ЗИЛ Гл'арра сорвался с места с немыслимым, противоестественным ускорением. Не было рева, не было визга шин — лишь тихий, леденящий душу шелест потревоженного воздуха и смутный силуэт, поплывший вперед. Его массивный корпус превратился в размытую темно-зеленую полосу, которая за долю секунды пронзила стартовую прямую и ушла вперед, мгновенно оторвавшись от преследователей.
— Не может быть! — вырвалось у Светы, но у нее не было ни мгновения на шок или отчаяние.
«Буханка», видя, что лидер уже недосягаем, сразу переключилась на привычное «воспитание» отстающих. Братья начали грубо, по-пролетарски, прижимать сверкающий «Москвич» Риты к обочине. Та, брезгливо морщась, отдавала газ, теряя драгоценные метры и позицию.
Света помнила этот незамысловатый маневр еще по рассказам отца. Помня их тактику, она не стала вступать в бессмысленную борьбу. Вместо этого, в последний момент, когда УАЗ уже начал смещаться в ее сторону, она резко сбросила газ и ударила по тормозам, позволив грубоватому внедорожнику пронестись мимо.
«Буханка» с ревом пролетела вперед, а оранжево-желтая «Волга» откатилась на последнюю, четвертую позицию. Кроваво-красная пыль марсианскойгрунтовки осела на лобовом стекле, но девушка не паниковала. Она спокойно включила дворники и прибавила газу. Впереди, уже уходя в дистанцию, таял в сумерках темно-зеленый призрак. Пусть он наслаждается своим преимуществом. Гонка только начинается.
Трасса уходила вверх, к знаменитому виражу «Подкова Лаптева» — крутому слепому повороту на краю каньона, названному в память об отце Светы. Гл'арр в своем бесшумном ЗИЛе уже скрылся за его гребнем. Рита, отыграв позицию, на полной скорости шла за ним, пытаясь сократить отставание.
А братья Волковы на своей «Буханке», оставшись третьими, пришли в ярость. Упираясь в спинки кресел, они видели впереди два автомобиля — ЗИЛ инопланетянина казался им символом нечестной игры, а «Москвич» — символом барской спеси.
— Хватит это терпеть! — проревел старший брат, ударив по рулю. — Проучим их!
«Буханка» рыкнула и рванула вперед. Расчет был прост и груб: на узком вираже протаранить сзади «Москвич» Риты, вышвырнуть его с трассы и прорваться к Гл'арру.
Инженер, сконцентрировавшись на идеальной траектории, увидела их в зеркале слишком поздно. Глухой удар потряс ее машину. Звук сминаемого металла и лопнувшего стекла оглушил на мгновение. Ее белоснежный спидстер, потеряв управление, закрутился на месте, срывая с трассы клубы красной пыли, и грузно съехал на обочину, врезавшись в защитный бруствер.
Но инерция «Буханки» была слишком велика. Совершив таран, УАЗ понесло вперед. Водитель резко дернул руль, пытаясь выровнять машину. Перегруженный и неустойчивый внедорожник качнулся, поднял два колеса в воздух и с грохотом опрокинулся на бок, заскользив по дороге, высекая камнями искры.
На вираже «Подкова Лаптева» воцарилась внезапная тишина, нарушаемая лишь шипением перегретого двигателя «Буханки» и отборным матом двух братьев, вылезающих через люк. Два претендента были уничтожены.
Теперь на трассе остались только двое: холодный, безразличный инопланетянин впереди и огненно-оранжевая «Волга» Светы, выныривающая из-за поворота.
И тут ее охватил страх.
Перед ее глазами внезапно встал тот самый день — как раз на этом вираже. Отец. Его голос в наушниках, такой спокойный, слишком спокойный:
— Все, Ракета, на прямой Гл'арр меня берет. Попробую отыграть на подкове…
А потом — тишина. Вечная тишина.
Ноги сами ослабли, правая стопа непроизвольно сбросила газ. «Волга» замедлила ход, будто попав в плотный кисель. Сердце бешено колотилось в груди, сжимаясь от давно знакомой, детской боли. Она не могла. Она просто не могла проехать здесь на скорости.
Но тут взгляд Лаптевой упал на приборную панель, на маленькую, потертую фотографию, вставленную в щель уплотнителя под стеклом. На ней она, восьмилетняя, сидит на плече у отца, и оба они смеются до слез. И под ней — его корявая надпись химическим карандашом: «Не бойся скорости, Ракета! Движение — жизнь!»
Света глубоко вздохнула, вбирая в легкие воздух, пахнущий гарью, пылью и... свободой. Ее пальцы с новой силой сжали руль.
— Как скажешь, папа, — прошептала она, проглотив слезы. — Я не боюсь...
И девушка снова вжала газ в пол, уже не сбавляя скорости, влетая в поворот, который когда-то забрал у нее все.
ГАЗ-24 вышел из «Подковы», и перед машиной открылась пустая трасса, уходящая в красно-оранжевую даль. Пустая, если не считать едва заметную впереди темно-зеленую точку. Гл'арр.
Она утопилагашетку до упора. Двигатель «Волги» взревел, отзываясь на ее ярость и отчаяние. Оранжевый снаряд понесся вперед, но расстояние почти не сокращалось. ЗИЛ Гл'арра был похож на призрака — он плыл над трассой плавно, почти насмешливо, не оставляя за собой ни выхлопа, ни намека на борьбу.
На прямых он отрывался с немыслимой легкостью, будто машина инопланетянина не подчинялась законам физики. Света выкручивала руль на серии виражей, ее «Волга» кренилась, шины визжали, цепляясь за дорогу. А ЗИЛ впереди входил в повороты по идеальной траектории, как по рельсам, словно направляемый невидимой рукой.
Казалось, он просто играл с ней. Дразнил соперницу, позволяя немного приблизиться, а затем снова уходя в отрыв без малейших усилий. Чистой мощью, понимала Света, его не взять. Пальцы побелели на руле. Тактика... Нужна тактика.
И тогда она увидела ее — самую длинную прямую перед финишем, мерцающую вдали под прожекторами.
Это был последний шанс. Единственный.
Темно-зеленый ЗИЛ Гл'арра уже выруливал на прямую, превращаясь в далекий силуэт. Дистанция между ним и «Волгой» казалась физически непреодолимой. Приглушенный голос диктора, полный предвкушения, прорвался сквозь рев мотора и свист ветра:
— Кажется, все кончено! Гл'арр и его ЗИЛ в очередной раз доказывают свое превосходство! Он и взаправду – неоспоримый чемпион «Кольца Прогресса»!
На трибунах уже начинали смиряться с привычным исходом, и этот ропот покорности был хуже насмешек. Света видела вдали финишную черту, белую разметку, стремительно убегающую под колеса ЗИЛа. В ушах стоял оглушительный гул — симфония из свиста ветра, воя двигателя и собственного отчаянного, учащенного сердцебиения, выстукивающего обратный отсчет до поражения.
Девушка глубоко вздохнула, и в ее памяти, чисто и ясно, поверх всего этого шума, прозвучал спокойный голос отца:
— Настоящая скорость — не в моторе, а в сердце.
— Прости, папа... — прошептала она, палец нащупал предохранительный колпачок, а потом лег на ту самую красную кнопку, ту самую надежду, что она собирала по крупицам. — ...или нет... СМОТРИ ПАПА!
Сначала был не рев, а оглушительный, рвущий барабанные перепонкивзрыв, будто сам автомобиль разорвало от более не сдерживаемой ярости. Из выхлопной трубы вырвался сноп ослепительного синего пламени. Оранжево-желтая«Волга» будто растворилась в воздухе, а на ее месте возник размытый, дрожащий в мареве снаряд. Невидимый великан со всей дури пнул машину вперед.
Свету с такой силой вдавило в кресло, что у нее потемнело в глазах, а в ушах зазвенело. Весь мир сплющился в узкий, светящийся туннель, на другом конце которого был темно-зеленый шутинг-брейк. «Ракета Светы» понеслась, переписывая законы физики.
Это было уже не ускорение, а взлет с Байконура. Оранжево-желтый снаряд настиг ЗИЛ инопланетянина с невозможной скоростью, сократив дистанцию с пугающей быстротой.
Гл'арр, неподвижный как изваяние всю гонку, резко, почти по-человечески, повернул голову. Его единственный желтый глаз, всегда холодный и отстраненный, внезапно расширился, замерцал, и в его глубине вспыхнуло неподдельное потрясение. Впервые за много лет в этом инопланетном взгляде читалось нечто узнаваемо человеческое — удивление.
Они понеслись бок о бок, колесо к колесу, вырывая друг у друга сантиметры гравийной полосы. Хриплый рев «Волги» теперь заглушал все на свете. Света, вцепившись в руль так, что пальцы задеревенели, сжав зубы до хруста, смотрела только вперед — на финишную черту, что была в ста метрах. Пятьдесят. Двадцать.
В последний миг, выжимая из машины, из себя, из памяти отца все, на что они были способны, девушка почувствовала, как ееГАЗ-24 совершает последнее, отчаянное усилие и вырывается вперед. Всего на полбампера. Но этого хватило.
Оранжевый нос машины первым пересек белую линию, разрезав ее словно ножом.
И тут же закись азота кончилась. Рев, полный безумия, сменился на оглушительное шипение падающего давления, и машину будто отпустила та самая невидимая сила. «Волга», как выдохнув, сбавила ход, и внезапно наступившая тишина оказалась оглушительной.
Эта тишина повисла в воздухе густым, почти осязаемым полотном. Победитель заглушила двигатель, и ее пальцы, перепачканные въевшимся маслом, в ссадинах, мелко дрожали. Сквозь отступающий, как прилив, стук крови в висках девушка начала различать другой гул — нарастающий, низкий, как начало марсианской бури. Это ревели трибуны. Не просто кричали — выдыхали ее имя:
— Ра-ке-та! Ра-ке-та!
Она не видела лиц, только сливавшееся в одно сияющее, нестройное море восторга и удивления. Она не видела, как ЗИЛ Гл'арра, плавно проехав финиш, беззвучно, как корабль-призрак, свернул в темный технический коридор и растворился во мгле, унося с собой тайну поражения. Она не видела ни Риту, с искаженным бессильной ярости лицом, ни братьев-сталкеров, беспомощно слоняющихся у своей перевернутой «Буханки».
Света просто опустила голову на прохладный, потертый руль, и слезы хлынули из глаз безудержным потоком. Не от горя. Не от усталости, въевшейся в кости. А от странной, всезаполняющей, почти космической пустоты, в которой не осталось ни злобы, ни боли, ни жажды мести — только тихий, безудержный восторг и чувство абсолютной, окончательной, выстраданной свободы.
Она сделала это.
И тогда, в боковом зеркале заднего вида, запорошенном марсианской пылью и слезами, она увидела, как по обочине трассы к ее машине размеренным, твердым шагом приближается высокая, хромированная фигура. Сергей-212.
Подойдя к открытому окну, робот-милиционер замер, выпрямился во весь свой механический рост и, не говоря ни слова, четко, с отточенной военной выучкой, поднес руку к виску, звякнув металлическими пальцами по металлической голове. Это был не просто жест. Это был салют. Уважение от одного профессионала — другому.
Света медленно подняла голову, вытерла лицо засаленным рукавом, смазав слезы и грязь в полосатые разводы. Она посмотрела на беснующуюся толпу, на розоватое небо купола, на свою огненную «Волгу», и окончательно поняла. Поняла, что Света Лаптева, обиженная девчонка из гаража, вечно пахнущая соляркой, осталась где-то далеко позади, на этой самой трассе, унесенная ветром скорости.
Теперь она была «Ракетой». И она больше не стояла на месте. Она летела.
Поздний марсианский вечер давно перешел в фазу глубокой ночи, когда девушка, пригнувшись, пробиралась по техническому проходу между громадными корпусами института. Огромное здание из стекла и стали, увенчанное медленно вращающейся эмблемой — стилизованной спиралью ДНК, обвивающей космическую ракету, — возвышалось в темноте, словно храм чужой науки. Науки чистых лабораторий и стерильных перчаток, а не честного машинного масла.
Она кралась к запасному входу, предназначенному для роботов и технического персонала. Здесь, в тусклом свете одинокой аварийной лампы, на рельсовом пути замер робот-вахтер модели «Сторож-3000». Его гусеничная платформа и мощные манипуляторы для погрузки выглядели грозно, но Света знала —истинная слабость машины скрывалась не в железе, а в коде, в слепом подчинении протоколам.
Робот плавно выдвинулся навстречу, его оптический датчик зажегся предупреждающим желтым.
—Предъявите пропуск, товарищ женщина. Без пропуска доступ в ночное время запрещен, — прозвучал безжизненный, металлический голос.
Девушка, стараясь дышать ровно, сделала шаг вперед, изображая озабоченного дежурного техника.
— Аварийная ситуация. Критический сбой в системе охлаждения блока «Дельта-4». Возможен перегрев и повреждение образцов.
Робот замер, его процессоры издали едва слышное, но интенсивное жужжание, сверяя информацию с внутренним регламентом.
— В моей базе данных отсутствуют технические характеристики блока «Дельта-4». Не могу подтвердить или опровергнуть эту информацию, — отчеканил он.
— Система мониторинга тоже вышла из строя, поэтому меня и прислали визуально оценить ситуацию! — парировала Света, делая вид, что проверяет невидимый планшет. — Если не стабилизировать температуру в течение десяти минут, придется снова снаряжать экспедицию в Алтайскую аномальную зону за образцами. Огромные хлопоты.
Сторож-3000 издал короткий, задумчивый щелчок. Перспектива расходов на новую масштабную экспедицию и последующих разбирательств явно перевешивала строгость инструкции.
— Обнаружена процедурная аномалия. Инициирую углубленную диагностику систем. Временное окно: три минуты.
Едва он развернулся к контрольной панели, Света вытащила из кармана свое секретное оружие — самодельную «отмычку», собранную из деталей старого детского конструктора «Юный Киберрационализатор». Выглядело это несерьезно, но работало. Подключив устройство к считывателю, девушка запустила алгоритм. Индикатор мигнул красным, затем, с довольным пищанием, зеленым — дверь бесшумно отъехала.
Внутри хранилища, в сиянии стерильного света, рядами стояли баллоны. Взгляд взломщицы сразу выхватил два с четкой маркировкой N2O. Света быстро схватила их, прижала к груди и уже собиралась скрыться, когда Сторож-3000 вновь преградил ей путь.
— Обновление, — произнес он. — В ходе перекрестной проверки установлено: блок «Дельта-4» состоит из двух лабораторных секций, а не четырех. Ваше сообщение о неисправности содержит терминологическое несоответствие.
Девушка не растерялась. Она вздохнула с видом уставшего работяги, столкнувшегося с вечной бюрократией.
— Вот именно! Из-за этой ошибки в нумерации в центральном каталоге все и произошло! Сбой в логике именования. Это системная проблема. Срочно требуется проверить и перепроверить смежный блок «Гамма-7» — там, я уверена, та же путаница.
Робот замигал датчиками, световые индикаторы на его корпусе забегали в беспокойном ритме.
— Обнаружена критическая ошибка в архитектуре регламента. Перенаправляю вычислительные ресурсы на срочную проверку блока «Гамма-7».
Пока Сторож-3000, погруженный в решение новой головоломки, разворачивался на гусеницах, Света проскользнула мимо него. Она уже почти скрылась в холодной марсианской ночи, когда сзади донесся голос:
— Товарищ женщина! А вы кто, собственно?..
— Внешний специалист по устранению регламентных инцидентов! — бросила она через плечо, не оборачиваясь и ускоряя шаг. — Иду за дополнительным диагностическим оборудованием!
Сторож-3000 замер в полной прострации, его процессоры яростно жужжали, пытаясь разрешить эту кадровую и логическую загадку. А расхитительница социалистической собственности уже растворялась в багровых сумерках, крепко прижимая к груди два баллона. Она держала в руках не просто баллоны с газом, а холодный, тяжелый и вполне осязаемый ключ к победе.
Следующие две недели слились для Светы в один непрерывный марафон. Она пропадала в гараже с рассвета до глубокой ночи, пропуская лекции и практикумы. Институт окончательно отошел на второй план, превратившись в досадную помеху между часами, проведенными с «Волгой». Дни отмечались не числами, а этапами работы: «день ремонта подвески», «ночь прокладки магистралей», «утро тестов давления».
Ее пальцы, исцарапанные и вечно в ссадинах, работали с фанатичной точностью. Каждый болт, каждая трубка занимали свое место в сложной системе, которая должна была дать машине тот самый прирост мощности, что оставит позади даже ЗИЛ Гл'арра. Воздух в гараже кипел коктейлем из запахов: озона от сварки, раскаленного металла и едкой кислоты растворителя, которымгонщица методично зачищала ненавистный салатовый цвет до голого металла, готовя кузов к полному перерождению.
Девушка разговаривала с машиной, бормоча инструкции и слова ободрения, как когда-то ее отец:
— Потерпи, ласточка. Скоро мы покажем, из чего мы сделаны. Не из инопланетной глины, а из настоящей, советской стали.
И настал день, когда работа была закончена. Света отложила инструменты и взяла в руки краскопульт. Ярко-желтая краска легла на нижнюю часть кузова, как первая утренняя заря над красными песками. Поверх — огненно-оранжевая, цвет марсианского заката, пылающего за куполом Марсодольска.
Когда краска высохла, Света нанесла трафареты. На дверях — гоночный номер «24», точь-в-точь как на любимой футболке отца. А на корме, крупными, угловатыми, решительными буквами, она вывела новое имя машины, свое имя — «РАКЕТА СВЕТА».
Девушка отступила на шаг. Гараж наполнял едкий, но торжественный запах свежей краски и раскаленных тэнов. Перед ней стоял уже не памятник прошлому, не салатовый призрак поражения, а огненный снаряд, готовая к бою машина. Последние лучи марсианского солнца пробились сквозь пыльное окно и упали на оранжевый капот, и Света почувствовала, как что-то щелкнуло — будто сама «Волга» наконец ожила, вдохнула полной грудью и была готова к полету.
Завтра — гонка.
Конец второй части. Рассказ написан @kka2012
Воздух в гараже кооператива «Красный Октябрь» был густым и слоистым, как пирог. Нижний, самый устойчивый пласт — едкий, въедливый дух машинного масла, пропитавший каждый кирпич. Посередине — сладковатый, тревожный запах бензина. А сверху — вездесущая марсианская пыль, мелкая, как тальк, и ржаво-красная, оседающая на все и вся, будто пытаясь закрасить память о синем небе далекой Земли. Пыль покрывала ровным слоем запасные части на полках, ящики с инструментами, старую, пожелтевшую лампу дневного света и выцветший плакат, на котором улыбающийся космонавт показывал большой палец, подписанный слоганом: «Мир! Труд! Марс!».
В луче света, что пробивался из-под роллеты, парили мириады пылинок. Девушка, копошившаяся под капотом «Волги», резко дернула ключом. Сорвавшаяся гайка звякнула, покатившись по бетону в темный угол.
— Опять! — вырвалось у нее сдавленным шепотом — Сколько можно-то!
Она выпрямилась, смахивая тыльной стороной ладони пот со лба. На коже остался черный мазок, подчеркнувший россыпь веснушек. Короткие, выгоревшие на марсианском солнце волосы торчали взъерошенными прядями, а в голубых глазах, цвета того самого земного неба, стояла упрямая решимость, сейчас подернутая пленкой усталости.
Сквозь приоткрытую форточку доносились звуки Марсодольска. Света, не отрывая взгляда от карбюратора, автоматически идентифицировала их: снаружи с характерным сиплым перегаром протарахтел автобус ЗИЛ-158, а следом, с едва слышным гулом, просквозила правительственная «Чайка-Электрон».
Будущее, о котором когда-то мечтали фантасты, наступило. Но здесь и сейчас, в 1975 году на Марсе, это будущее насквозь пропахло соляркой и щами из концентратов.
Взгляд Светы наткнулся на стену. На нем — мужчина в шлеме с безбашенной улыбкой за рулем салатовой «Волги». И рядом — вырезка из «Марсианской правды»: та же машина, разбитая в хлам. «Трагедия на Кольце Прогресса: погиб выдающийся гонщик Виктор Лаптев.»
Девушка закрыла глаза, и воспоминания накрыли с головой. Не крик, не грохот — отец никогда не кричал. Его спокойный голос в наушниках сквозь помехи:
— Все, Ракета, на прямой Гл'арр меня берет. Попробую отыграть на подкове…
А потом — оглушительная тишина. И темно-зеленый шутинг-брейк ЗИЛ-111, который даже не притормозил, когда ГАЗ-24 Лаптева вылетел с трассы.
Комок подкатил к горлу. На мгновение она опустила голову на прохладный металл крыла, чувствуя, как дрожь бессилия подступает к пальцам. Но тут же, с силой выдохнув, снова сжала в руке ключ. Она снова открыла глаза, глядя на остов «Волги». Не памятник, нет. А молчаливого сообщника, свидетеля той трагедии. И ее единственную надежду на месть.
— Не бойся скорости, Ракета! Движение — жизнь!
Слова отца всплыли в памяти, словно сквозь шум ветра. Девушка снова почувствовала тот восторг и ужас, когда восьмилетней девочкой впервые неслась по марсианской равнине в салатовой «Волге», сидя справа от отца. Он разогнался так, что купол Марсодольска поплыл за стеклом мутным пятном, а маленькая Света вцепилась в трубу каркаса безопасности и завизжала. Он рассмеялся тогда, убавил газ и потрепал ее по коротко стриженной голове:
— Не бойся скорости, Ракета! Движение — жизнь!
Фраза отца вспыхнула в сознании с такой ясностью, будто он прошептал ее на ухо. Девушка даже невольно обернулась — в гараже стояла лишь гулкая тишина, нарушаемая размеренными щелчками стрелок часов «Слава».
Отец всегда назвал дочь только так — «Ракета». Сначала, в детстве, это была игра. Потом — тайный пароль их мира. Мира скорости и бензина. Теперь же это прозвище звучало как насмешка. Какая уж тут ракета, когда ты прикован к земле — вернее, к красной марсианской пыли — в душном гараже на задворках Марсодольска.
Пальцы сами потянулись к крылу «Волги», провели по нему, оставляя на пыльном налете четкий след. Под слоем марсианской пыли угадывался тот самый салатовый цвет. Казенный, заводской. Цвет, в котором отец в последний раз выехал на трассу. Теперь этот цвет резал глаза — он напоминал о финише, которого не должно было случиться.
— Мы еще посмотрим, чья возьмет, Гл'арр... — прошипела она, глядя сквозь пыльное окно в сторону трассы. Трассы, где темно-зеленый ЗИЛ инопланетянина превратился в ЛЕГЕНДУ. Для всех он был неоспоримым королем гонок. Но не для отца. Помнился его уверенный смех перед заездом:
— Непобедимых не бывает, Ракета. У каждой машины своя слабость, своя сила. Надо просто найти к ней подход.
Света сжала гаечный ключ. Все эти разговоры про «инопланетную магию» и «непостижимые технологии» она считала оправданиями для тех, кто сдался без боя. Отец никогда не верил в чудеса на трассе — только в законы физики и мастерство пилота. И сейчас, глядя на разобранный двигатель, она знала — где-то здесь прячется ответ. Не магия, а простая механическая истина, которую все почему-то не замечали.
Девушка снова нырнула под капот, в знакомый мир запахов бензина, масла и металла. Этот двигатель давно перестал быть для нее просто куском железа. Каждый винтик, каждый провод был страницей учебника, который они читали вместе с отцом. Здесь, в этом сердце машины, должна была таиться разгадка.
Света должна была его починить. Должна была победить. Не ради славы — чтобы доказать, что отцовская правота сильнее любых легенд. Чтобы Гл'арр и все, кто в него верил, наконец увидели: даже у неоспоримого чемпиона есть своя слабинка. А у ракеты, нашедшей правильный курс — своя победа.
Шум марсианского вечера — ровный гул вентиляционных шахт и приглушенные голоса с проспекта — внезапно разрезал скрип ржавой петли. В гараж ворвался поток холодного отфильтрованного воздуха, а с ним — Игорь в новеньком оранжевом горнолыжном комбинезоне, сверкающем как обшивка только что приземлившейся тарелки с Сириуса. Парень замер на пороге, и его взгляд — медленный, оценивающий — скользнул по замасленному бетону пола, ржавым стеллажам и карбюратору «Волги», темнеющем открытыми внутренностями, будто осматривал место катастрофы.
— Ну что, чемпион, опять в свих железках копаешься? — его голос прозвучал нарочито бодро, но в уголках губ пряталась усталая усмешка. — Бросай это дело. Снег на Олимпе — как пух. Команда ждет, лыжи готовы.
Света не вылезла из-под капота, только сильнее уперлась ключом в упрямую гайку.
— Не сейчас. Почти закончила.
— Почти… — Игорь фыркнул и раздраженно забарабанил пальцами сложную дробь по дверному косяку. — Слышал я это. В прошлый раз, когда мы должны были лететь на Фобос смотреть восход. И месяц назад, когда в обсерваторию собирались. Знаешь, Свет, — его голос внезапно сбросил показную легкость, став угрожающе тихим, — у меня уже коллекция твоих «почти» собирается.
Парень шагнул ближе, и Света наконец увидела его лицо — не просто раздраженное, а усталое до серости. Нет, это не было физической усталостью, это была усталость от груза отношений, в которых один тащит на себе другого. Отношений, в которых битый небитого везет.
— Я тебе позавчера карточки с трассами Олимпа показывал. Рассказывал, что там все наши соберутся – Алиса, Пашка, Модель-7У. Ты сама же гривой мотнула… сама согласилась!
— Угу…
— Что – «угу»? Что «угу», Света? Тебе ведро с болтами дороже живого человека! А еще комсомолка…
— Она не ведро! — девушка резко выпрямилась, сжимая в руке ключ так, что металл впился в ладонь. Голос сломался на полуслове. — Это...
— Что? — Игорь перебил без злости, с каким-то странным, почти научным любопытством. — Продолжи. Что это, Свет? Памятник? Гроб? Или просто удобное место, чтобы спрятаться от всего, что не пахнет соляркой?
Он не дал ей ответить, повернувшись к выходу.
— Ладно. Все. С меня хватит… знаешь, я ведь мечтал о нашем будущем, об уютной комнате в семейке, о детях… но я хочу, чтобы каша наших детей пахла сублимированным молоком. Молоком, Света, понимаешь? А не соляркой…
Дверь захлопнулась не с грохотом, а с тихим щелчком. Света стояла, слушая, как его шаги растворяются в сумерках. Тишина в гараже стала густой, как масло в поддоне.
Потом ее взгляд упал на «Волгу». Не на машину отца, не на символ мести, а просто на старую, помятую железку. И что-то в ней дрогнуло.
— Из-за тебя... — это был уже не крик, а сдавленный, горький выдох. Со стоном она изо всех сил пнула колесо, отчего по всему кузову прокатился глухой звон. — Из-за тебя!..
Она прислонилась лбом к холодному металлу, и предательские слезы потекли по грязным щекам, смешиваясь с маслом и пылью. Она ненавидела Игоря в этот момент. Ненавидела за его правоту. И ненавидела эту машину — за то, что та стала стеной, которую сама Света и построила. Алая марсианская пыль, будто чувствуя слабость девушки, гуще оседала на помятую крышу, медленно затягивая рану равнодушным саваном.
Глухой рев «Явы-350» разорвал вечернюю тишину гаражного кооператива. Еще секунду назад механик-самоучка стояла, прислонившись лбом к холодному капоту «Волги», а теперь уже мчалась по пустынным переулкам Марсодольска, не помня себя. Это был бег. Бег от давящей тишины гаража, от запаха машинного масла, смешанного с запахом собственного предательства, от немого укора неподвижной «Волги».
Она влетела на мотоцикле в сумасшедший калейдоскоп марсианского вечера, будто пытаясь в его пестроте растворить свою боль. Старомодные автомобили с дутыми, пузатыми крыльями и аэродинамическими килями соседствовали на дороге с бесшумными капсулами на магнитной подвеске. Неоновые вывески «КосмоМясо» и «ГлавМарсРыба» отражались в их гладких боках, создавая размытую картинку чужой, нормальной жизни. Под самым куполом медленно проплывал дирижабль с бегущей строкой: «Товарищи женщины! Выполним и перевыполним пятилетний план рождаемости!» — и эта фраза сейчас казалась особенно горькой и насмешливой.
Света не пыталась догнать Игоря — все кончено. Она слишком долго испытывала терпение своего молодого человека. Девушка просто неслась вперед, позволяя ветру выдувать из головы обрывки фраз: «...пахла молоком, а не соляркой...», «...удобное место, чтобы спрятаться...». Ее «Ява», верная, подаренная отцом на шестнадцатилетие, рычала, будто разделяя боль и ярость хозяйки. Она прибавила газу, обгоняя неторопливый грузовик с цистерной, на которой было выведено «Вода Олимпа — чистота Красной планеты!» — та самая вода, что питали снега склонов, куда уехал Игорь. Казалось, весь Марс ополчился против Светы, напоминая об одиночестве.
Ветер выл в ушах, пытаясь выдуть последние крупицы здравого смысла. Девушка мчалась по проспекту Трех Капитанов, где неоновые спирали реклам сливались в сплошное световое месиво, когда в зеркале заднего вида возникло ровное, неумолимое синее мерцание.
Она на мгновение зажмурилась — нет, не сейчас. Еще несколько минут, и Света скрылась бы в лабиринте рабочих кварталов. Но синий свет в зеркале нарастал, неотступный, неотвратимый.
Короткий, пронзительный сигнал ударил по ушам. Сердце гонщицы упало куда-то в кеды. В зеркале, заполняя его собой, висел «Москвич-407-ГАММА» — модернизированный, с широкими фендерами и низким, хищным бампером. Его широкая решетка радиатора оскалилась, как пасть акулы, почуявшей добычу.
— Товарищ водитель, прижмитесь к обочине и остановитесь. Вы нарушили скоростной режим, — изрек динамик ровным, безжизненным голосом, не оставляя пространства для споров.
Света сжала руль так, что кожа на ладонях затрещала. На секунду мелькнула дикая мысль — дать газу, попытаться уйти. Но это был не зеленый выпускник милицейской академии, это был робот. От него, еще и на такой машине, не оторваться. Будет только хуже.
С ругательством, которое потонуло в реве мотора, девушка послушно прижалась к обочине.
Из патрульной машины плавно выплыл робот. Его хромированный корпус отсвечивал холодным блеском в свете неоновых вывесок, словно напоминая, что здесь нет места человеческим слабостям. Механическая рука, без суеты, протянулась за документами.
— Лаптева Светлана Викторовна, — отчеканил он, сканируя ее права. Пауза повисла в воздухе. Густая, как отработанное машинное масло. Его оптические сенсоры повернулись, фокусируясь на нарушительнице. — Лаптева... Ваш отец — Виктор Лаптев. Гонщик.
Робот не спрашивал — он констатировал факт.
Света лишь кивнула, сжав челюсти. Слова застряли в горле комом обиды и ярости.
— Быстрая, как и он, — произнес патрульный, с почти человеческими оттенками в голосе. — Он часто говорил: «Настоящая скорость — не в моторе, а в сердце». — Механическая рука жестом, полным неожиданной грации, указала на проспект. — Но на дорогах общего пользования превышение скоростного режима — нарушение. И я не могу его игнорировать.
Света стояла, опустив голову, ожидая характерного скрипа принтера и желтой квитанции-штрафа. Но вместо этого перед ней оказалась ее же пластиковая карта водителя, которую милиционер аккуратно держал в хромированной руке.
— Меня зовут Сергей-212. Я был знаком с вашим отцом, — голос робота звучал мягче, обретя странную, человеческую глубину. — Он был человеком чести. Никогда не использовал улицы как трассу — только гоночное кольцо. Он уважал Правила. И других гонщиков. Даже тех, кто... предпочитает нестандартные технические решения.
Света медленно подняла на него взгляд. В его оптических сенсорах, как в глубине озер, отражались оранжевые огни города.
— Гл'арр, — выдохнула она, и имя пришельца прозвучало как обвинение. — Он использует эти «решения». Вы знаете. Все знают! Но никто не может доказать...
Сергей-212 издал короткий звук, напоминающий отдаленное гудение трансформатора.
— Доказательства — прерогатива технических экспертов и следователей. Моя задача — обеспечивать порядок на дорогах общего пользования, — он сделал паузу, и световые индикаторы на корпусе замедлили свой бег. — Однако формально... то, что не запрещено регламентом гоночной комиссии, не является нарушением. Даже если это противоречит... духу соревнований.
Робот наклонился ближе, и его оптические сенсоры снизили яркость, словно в заговорщическом жесте.
— Машина Гл'арра... дышит особым воздухом, —голос милиционера стал тише, модуляции приобрели конфиденциальный оттенок. — Закись азота. Мощный окислитель. Чрезвычайно опасная в обращении, но пока не внесенная в регламент техническим комитетом.
В голове у Светы будто щелкнул выключатель. Мгновенная, ослепительная ясность. Вот она — причина фантастического ускорения на прямых. Никакой инопланетной магии. Грубая, приземленная химия. Хитрость, обращенная против духа гонок.
Сергей-212 выпрямился, и в его голос вернулись официальные интонации.
— На первый раз ограничусь предупреждением. Но я возьму с вас слово, товарищ Лаптева. — Сенсоры патрульного ненадолго встретились с ее взглядом. — Превышать скорость вы будете только на официальных соревнованиях. Вы меня понимаете?
Света сжала руль мотоцикла. Слез больше не было — только холодная, отточенная решимость.
— Понимаю.
— Тогда — свободны. И... удачи.
Милиционер развернулся и направился к своему «Москвичу». Света провожала его взглядом, а в сознании уже выстраивался дерзкий, отчаянный план. Лаборатория. Ее родной Марсианский Биоинженерный Институт. N2O. Теперь она знала, как уровнять шансы.
Конец первой части. Рассказ написан @kka2012
Инженерная группа Секретного гаража, со знанием дела внедряет супер технологии в образ винтажного гоночного Руссо-Балта
Наиболее полное собрание моих видео:
На Рутуб https://rutube.ru/u/kka2012/
На Бусти https://boosty.to/kka2012
