Серия «Женщины в Истории»

На истерзанной постели стоял поднос с настоящей колбасой, хлебом, сливочным маслом. Стройная девочка, набросив на белые плечи простынку, смотрела на все это богатство голодными глазами.

- Можно колбаски, дяденька? - спросила она. Похожий на старичка мужчина с козлиной бородкой, ответил, отыскивая на полу кальсоны:

- Конечно, можно, голубка, заслужила. Там и икорка есть в баночке. Только тихо, чтобы моя чухоночка не услышала.

2 июля 1882 года в городке Вейсенштейн (ныне Пайде) в Эстляндской губернии в семье крестьянина Ивана Лорберга и супруги его Екатерины Иоганновны родилась девочка, окрестили которую в честь матери Екатериной.

Вейсенштейн только назывался городом, на самом же деле представлял собой большую, но, правда, очень ухоженную, деревню. Крестьяне местные жили гораздо богаче и свободнее чем русские (в Эстляндской губернии крепостное право было отменено еще в начале XIX столетия).

Батюшка Екатерины трудился на себя, разводил птицу (гусей и уток), ловил рыбу, делал на продажу деревянную обувь. Лорберги, в целом, далеко не бедствовали, однако, революционные настроения проникли и в эту семью.

Отец постоянно ворчал, что царская власть притесняет, не дает достаточно земли, не позволяет "расшириться". Катенька слушала и мотала на ус.

В возрасте 15 лет девица Лорберг заявила, что крестьянкой быть не желает, гуси ей надоели, поэтому она поедет в Ревель и устроится на текстильную фабрику. Отец был против, чтобы его малограмотная и наивная дочь ехала в большой город, но Екатерина родителя не послушалась: не те уже были времена, чтобы родителей слушаться.

Прибыв в Ревель, Екатерина с легкостью устроилась ткачихой на фабрику. Настроения среди рабочих были революционные, и Лорберг быстро прониклась марксистским духом, стала активисткой, требующей от фабрикантов улучшить условия труда рабочих.

Революционная деятельность Екатерины привлекла внимание полиции, и девушка решила бежать из Ревеля в Петербург. В столице Лорберг устроилась на бутылочный завод, и снова начала подрывную работу.

В 1904 году, когда Екатерине исполнилось 22 года, молодая эстонка познакомилась на одном из собраний рабочих с 29-летним токарем Михаилом Калининым.

Между молодыми людьми начался роман. Вскоре Екатерина и Михаил стали жить в революционном, гражданском браке. В конце 1904-го Лорберг родила возлюбленному сына Валерьяна, а в 1905-ом - дочь Юлию.

На следующий год Михаил Иванович сподобился сделать матери двух своих детей предложение. Многие удивлялись, почему Калинин, считавшийся в революционном подполье ценителем стройных , похожих на балерин, девушек, выбрал неуклюжую, невысокую эстонку с широким лицом и крупным ртом. Ларчик открывался просто: между молодыми людьми обнаружилось много общего: крестьянское детство, желание вырваться из убогой деревни, огромный интерес к революционным идеям и желание переделать мир, сделать его лучше.

Екатерина сразу же стала другом Михаила, его напарницей по революционной борьбе. Калинин же, несмотря на то, что жена была эстонкой, а не финкой, ласково называл ее: "Моя чухоночка".

Поселились в родном селе Калинина - в Верхней Троице Тверской губернии. Здесь в 1908 году Екатерина родила третьего ребенка, сына Александра.

В 1910 году семейство переселилось в Петербург, где в 1912 году у супружеской четы родилась дочь Лидия (по другим данным, была усыновлена).

В начале января 1916 года петроградская охранка в четырнадцатый по счету раз арестовала Михаила Калинина. Целый год революционер просидел в тюрьме. Находясь в заключении, Михаил узнал о рождении у него второй дочери, Анны.

В декабре 1916-го Калинина отправили в Восточную Сибирь под гласный надзор полиции. Екатерина с детьми отправилась с мужем.

Вскоре Михаилу Ивановичу удалось сбежать. Он вернулся в Петроград, нелегально устроился в мастерскую рядом с Финляндским вокзалом, продолжил революционную деятельность. Жена с детьми вскоре присоединились к нему.

В Октябрьской революции Михаил Иванович Калинин принял живейшее участие. Екатерина Ивановна, ставшая в 1917 году членом РСДРП(б), активно помогала супругу.

В марте 1919 года товарищ Калинин был назначен председателем Центрального исполнительного комитета РСФСР. Иными словами, Михаил Иванович стал номинальным главой государства. "Всесоюзным старостой" с легкой руки Льва Троцкого стали называть супруга Екатерины Ивановны.

Семья переехала в шикарную кремлевскую квартиру. Соседями Калининых был все тот же Троцкий.

Возвышение Михаила Ивановича негативно отразилось на его отношениях с супругой. С Калининым случилось то, о чем говорят "седина в бороду, бес в ребро". Получив практически безграничную власть "всесоюзный староста" пользовался ею, в том числе, и в личных целях.

Время было голодное, красивые юные девы на многое готовы были пойти ради еды, особенно, если речь шла о кремлевских деликатесах. Этим Михаил Иванович, по слухам, неоднократно пользовался.

В 1922 году Калинин добился назначения на пост куратора Большого театра, после чего его общению с юными балеринами никто не мешал. Говорили, что иной раз Михаил Иванович встречался с какой-нибудь прелестницей у себя на квартире. Екатерина Ивановна все видела, но была вынуждена терпеть: ее муж был "всесоюзным старостой"!

В 1924 году Екатерина Ивановна предпочла уехать на Кавказ для борьбы с неграмотностью. Калинин на протяжении нескольких месяцев наслаждался свободой, но вскоре жена вернулась в Москву.

В начале 30-х годов "всесоюзный староста" снова спровадил супругу подальше от себя - на этот раз она была назначена директором зерновой фермы в Новосибирской области.

В 1938 году Калинин позвал жену обратно в Москву, где она стала работником Верховного суда.

Несмотря на всю влиятельность Михаила Ивановича, жили Калинины в постоянном страхе, прислушиваясь к шагам на лестнице, по-мандельштамовски "шевеля кандалами цепочек дверных". 25 октября 1938 года Екатерина Ивановна была арестована, обвинена в троцкизме, терроризме и в критике сталинской политики.

Калинин, являвшийся формальным главой государства, ничем не смог помочь своей супруге. Екатерина Ивановна была подвергнута пыткам в Лефортовской тюрьме, а затем приговорена к 15 годам лагерей с последующим ограничением в гражданских правах на пять лет.

По злой иронии судьбы, осудили Екатерину Ивановну по антитеррористической статье, разработанной и подписанной ее супругом после убийства Сергея Кирова.

Наказание жена "всесоюзного старосты" отбывала в Усть-Вымском исправительно-трудовом лагере НКВД в Коми. Работала на лесозаготовках, резала торф, добывала руду. Вот когда пригодилась женщине ее крестьянская закалка!

Через несколько лет мало кто узнал бы в исхудавшей, смертельно уставшей, но не сломленной женщине супругу всесильного Калинина!

Летом 1945 года 63-летняя Екатерина Ивановна крепко захворала. В лагерном госпитале ее признали инвалидом, после чего женщина стала ходатайствовать о помиловании. Подключился к ходатайству и ее супруг: Михаил Иванович, у которого недавно обнаружили рак кишечника, отправил Сталину письмо, в котором просил отпустить жену.

Иосиф Виссарионович удовлетворил просьбу "всесоюзного старосты". Екатерина Ивановна вернулась к мужу и детям. Вскоре Михаилу Ивановичу была сделала тяжелейшая операция.

На протяжении нескольких месяцев Екатерина Ивановна ухаживала за умирающим супругом. 3 июня 1946 года товарищ Калинин скончался в возрасте 70 лет. Партийного деятеля, в честь которого был назван целый город, похоронили у Кремлевской стены.

После смерти мужа Екатерина Ивановна на протяжении восьми лет добивалась своей реабилитации. В 1954 году, уже после смерти Сталина, ей вручили документ, в котором было сказано, что "не было никаких доказательств ее антисоветской деятельности".

Для товарища Лорберг-Калининой, которая до последнего дня свято верила в идеалы революции, это было крайне важным событием.

В последние годы Екатерина Ивановна жила у своей незамужней дочери Юлии. Скончалась жена "всесоюзного старосты" 22 декабря 1960 года. Ей было 78 лет.

Дорогие читатели! В издательстве АСТ официально вышла моя вторая книга. Называется она "Узницы любви: "От гарема до монастыря. Женщина в Средние века на Западе и на Востоке".

Толстенный том почти в 400 страниц с более чем шестьюдесятью рассказами о судьбах женщин в весьма суровые времена уже поступил в книжные магазины, в том числе, в "Читай-город", в "Московский Дом Книги" и в Петербургский "Буквоед".

Кроме того, книга уже появилась на Wildberries, где, на мой взгляд, самая привлекательная и адекватная цена: https://www.wildberries.ru/catalog/263782438/detail.aspx

От всей души благодарю каждого, кто купит мою книгу!

Прошу Вас подписаться на мой телеграм, там много интересных рассказов об истории, мои размышления о жизни, искусстве, книгах https://t.me/istoriazhen

Всегда ваш.

Василий Грусть.

"Портки-то нашто тебе?", - спросила Елена. - Давай, Ляксей, не дури". Но капитан не спешил разоблачаться, тянул, лицо его красными пятнами все покрылось.

"Да что с тобой такое?! - в сердцах воскликнула Елена. - От законной жены нос воротишь?".

Алексей как будто бы решился, но такой реакции супруги он никак не ожидал.

"Обрезанным воротился!", - крикнула Елена и зарыдала в голос.

В 1701 году в Новгороде в семье разрядного дьяка Артемия Богдановича Возницына и его супруги Марфы Львовны родился долгожданный сыночек, окрестили которого Алексеем, Алешенькой.

Мальчишка рос шустрый, и отец решил, что негоже такому егозе идти по отцовской чернильной дорожке, становиться дьяком, просиживать порты в приемных учреждениях.

Как исполнилось Алешеньке тринадцать лет, Артемий Богданович отдал его в Морскую академию, которая только что открылась в самом Петербурге.

В академии выяснилось, что Алеша, вопреки отеческим ожиданиям, не шибко блистал талантами: учился мальчик плохо и нехотя, из-под палки. Но к 1717 году гардемарин Возницын был определен на флот, а через пять лет был произведен в мичманы.

Служил Алексей также неохотно, как и учился в академии. Море молодой человек не любил, искусством управления кораблем владел слабо, подолгу и тяжелее, чем другие, страдал морской болезнью.

Вняв настоятельным просьбам Возницына о переводе на берег, начальство определило его в 1728 году в Кавалергардский корпус, однако, уже в 1731 году Алексей снова был переведен на флот в качестве капитан-лейтенанта.

К тому моменту Возницын был уже женат на красавице Елене Ивановне, дочери небогатого дворянина. Необходимость "бороздить моря и океаны" тяготила Алексея еще сильнее, чем в юности.

В 1733 году согласно Высочайшему указу Возницын все-таки был исключен из флота в связи с "незнанием действительного морского искусства". Дальше Алексею предстояло служить в армейском сухопутном полку, но он не желал и этого. Военная служба сыну разрядного дьяка окончательно опротивела, и он стал искать пути скинуть это ярмо с плеч.

Помог Возницыну еврейский доктор по фамилии Гердинг, предоставивший Алексею свидетельство о болезни селезенки, из-за которой:

"Началось удушье и судорожное сведение, что от худо употребленных напредь сего меркуриальных медикаментов учинилось, от чего вся кровь повредилась, так что всякие опасные приключительства у него в руках и ногах сделались и на левой руке водяную опухоль имеет и затем тремя пальцами владеть не может".

Гердинг дал заключение, что к воинской службе с такими хворями Возницын никоим образом не годен.

Другой врач, немец по фамилии Энглерт не обнаружил у Алексея тяжкой болезни селезенки, лишь небольшую припухлость левой руки. Военная коллегия рассмотрела дело Возницына и порешила дать капитану годовой отпуск для восстановления здоровья.

Алексей прибыл в родовую усадьбу, где его ждала жена. Елена Ивановна была крепко недовольна, что муж оставил службу, отказался от продвижения по карьерной лестнице: молодая женщина мечтала, что супруг станет влиятельным человеком с большим жалованьем.

Между мужем и женой начались ссоры. Возницын, даром что, согласно справке Гердинга, "тремя пальцами владеть не мог", супругу поколачивал, и весьма крепко. Женщина жаловалась в Москву родителям, что "бьет аки зверь".

Не найдя поддержки со стороны жены, Алексей с каждым днем испытывал все большую благодарность в отношении доктора Гердинга, давшего ему заветную справку. Свою признательность к врачу мало-помалу Возницын распространил и на всех евреев: этот народ, его нравы, традиции и религия, стали Алексею очень интересны. Достав где-то "Тору", капитан стал почитывать главную иудейскую книгу, вызывая раздражение у жены.

Но вот год прошел. Возницын не спешил ехать в военную коллегию, а отправил туда письмо, в котором сообщил, что состояние его ником образом не улучшилось, а, напротив, значительно ухудшилось.

Из Петербурга в усадьбу Алексея отправили майора Зубова для проверки. Возницын встретил Зубова в постели, обложенный подушками. Вид его, и правда, был крайне болезненный. Майор возвратился в столицу и сообщил, что капитан, и правда, очень болен, к тому же, страдает беспамятством.

В коллегии докладом Зубова не удовлетворились. К Возницыну был отправлен второй проверяющий - солдат Степан Каширин. Но и Каширин нашел Алексея глубоко больным человеком.

Наконец, военные чиновники отправили к капитану медика. Доктор Шмит, побывавший в усадьбе, не только подтвердил "диагнозы" майора и солдата, но и дополнительно сообщил, что Возницын, похоже, сошел с ума.

Коллегия, заслушав доклад доктора Шмита, продлила отпуск Алексея до января 1736 года. Однако уже в августе Возницын внезапно прибыл в Петербург, сообщил, что он полностью исцелился и готов к продолжению службы.

Такая резкая перемена, по всей видимости, была вызвана позицией жены Алексея, настоятельно требовавшей его возвращения на службу.

Военная коллегия назначила новое медицинское освидетельствование. Врачи пришли к выводу, что Алексей здоров, но к воинской службе не годится.

2 октября 1736 года указом императрицы Анны Иоанновны капитан-лейтенант Возницын был окончательно отправлен в отставку.

Таким образом, Алексей обрел долгожданную свободу. Елене Ивановне пришлось смириться с тем, что ее муж больше не военный. Семейство оставило родовую усадьбу в Новгороде и переехало в Москву.

В Белокаменной капитан Возницын полностью отдался своему новому интересу - чтению "Торы" и других иудейских книг. В 1738 году Алексей познакомился с евреем Борохом Лейбовым, который ранее возглавлял иудейский кружок так называемых прозелитов - то есть, верующих, стремящихся обратить в свою веру других людей.

Лейбов, несмотря на протесты жены, стал близким другом Возницына. Весной 1738 года Борох убедил капитана отправиться с ним в Польшу для изучения Талмуда.

Это было опаснейшее предприятие. Императрица Анна Иоанновна не сильно жаловала евреев, а за переход православного в их веру отступника ждало суровое наказание.

Сначала из Москвы выехал Лейбов, затем на границе его догнал Возницын, и уже вместе въехали в Польшу. В Дубровно Алексей изучал Талмуд, а также совершил обрезание. Процедуру провели сам Борох Лейбов, его сын и еще два еврея.

Операцию Возницын перенес тяжело: пару дней капитан находился между жизнью и смертью, затем три недели пролежал в постели, восстанавливая силы.

Возвратившись в Москву, Алексей явился домой. Жена сначала обрушилась на него с обвинениями, а затем потребовала выплаты супружеского долга. В опочивальне и открылся секрет Возницына.

Для Елены Ивановны это был тяжелейший удар. Она немедленно прогнала Алексея со двора, а наутро донесла на него в Московскую Синодальную канцелярию, сообщив, что капитан отрекся от православия и принял иудейство.

Синодальная канцелярия начала расследование. Вскоре Возницын, Борох Лейбов и некий еврей по фамилии Смерль были арестованы и препровождены в тайную канцелярию.

Лейбов категорически отверг обвинения в прозелитстве, а Алексей, в свою очередь, заявил, что в иудейскую веру он не переходил и остается православным. На вопрос, зачем же тогда сделано было обрезание, капитан затруднился ответить.

Между тем, в тайной канцелярии обвинили Бороха Лейбова в убийстве православного священника Аврамия. Присоединение этого дела к делу о прозелитстве, по сути дела, не оставляло Возницыну шансов на благополучный исход.

22 марта 1738 года, не выдержав пыток в тайной канцелярии, Возницын сознался и в переходе в иудейство, и в убийстве Аврамия, и во многих других грехах. Материалы следствия были переданы императрице Анне Иоанновне, которая 3 июля 1738 года вынесла свой приговор:

«Понеже оные Возницын в богохулении на Христа Спасителя Нашего и в отражении истинного Христианского закона и в принятии жидовской веры, и жид Борох Лейбов в превращении его чрез прелестные свои увещания в жидовство, сами повинились и для того ими розыскивать больше не в чем, дабы долее сие богопротивное дело не продолжилось и такие, богохульник Возницын и превратитель в жидовство жид Борох, других прельщать не дерзали, того ради за такие их богопротивные вины без дальнего продолжения по силе Государственных прав обоих казнить смертию сжечь, чтоб другие, смотря на то, невежды и богопротивники от Христианского закона отступать не могли и таковые же прелестники, как оный жид Борох, из Христианского закона прельщать и в свои законы превращать не дерзали, а жида Смерля, когда он в том деле ни в чём не приличился освободить. Анна.»

Через двенадцать дней, 15 июля 1738 года, приговор был исполнен на Адмиралтейском острове в Петербурге. В соответствии с жестокими нравами времен Анны Иоанновны, виновных публично сожгли. Капитану Возницыну на момент казни было 37 лет.

Елена Ивановна, супруга Алексея Артемьевича, узнав, что произошло с ее супругом, и виновницей чего она стала, долго горевала и каялась о содеянном, но вернуть уже ничего было нельзя.

с) Василий Гавриленко (Грусть)

Дорогие читатели, если вам нравятся мои статьи, подпишитесь, пожалуйста на мой Телеграм "Женщины в истории", там немало новых текстов: https://t.me/istoriazhen

Моя книга о русских женщинах в истории вышла благодаря вам! На Вайлдберрис большая скидка на книгу. Сердечное спасибо каждому покупателю! https://www.wildberries.ru/catalog/194338293/detail.aspx

Аринка рыдала навзрыд: свёкор хотел большего. Его взгляды, намеки, ухмылки преследовали бедняжку повсюду. Теперь Аринке стало ясно: Никифор Сидорович - снохач. Глотая слезы, бедняжка повторяла это липкое, холодное как жаба, слово: "Он снохач, снохач".

Близилась ночь, а мужа на полатях больше не было - сослал отец 13-летнего Потапа...

15-летняя крестьянка Аринка Матфеева из села Маминское Екатеринбургского уезда Пермской губернии не знала, радоваться ей или печалиться. Батюшка нашел ей жениха из соседнего села Кисловское, и, с одной стороны, заманчиво было обзавестись собственной семьей, а с другой, женишок был больно молод - всего 13 годков. Аринка видела суженого всего один раз, и Потап, - так звали парня, - показался ей совсем мальчишкой, еще младше своих лет.

В родительском доме Аринке жилось худо: у отца и матери было семеро детей мал-мала-меньше, пропитание добывали тяжким трудом, и все равно не хватало: иной раз в доме даже тюри не было. Дети работали с ранних лет, а Аринке, как старшей, приходилось гнуть спину больше других.

Проплакав всю ночь из-за малого возраста жениха, Аринка смирилась. Впрочем, ее согласия никто и спрашивать не собирался: батюшка сказал жениться, - и баста!

"Жалко тебя отпускать, Аринка, - сказал. - Работница ты хорошая, но да пора тебе на мужнины харчи".

Летом 1842 года сыграли свадьбу в селе Кисловское, после чего родня Аринки уехала восвояси, а девочка осталась в родительском доме своего юного супруга.

Дом семьи Ялуниных был не чета матфеевской избушке, накрытой соломой. Большой дом, с покатой крышей, покрытой осиновыми дощечками, с резными ставнями на окнах, с просторными сенями и клетью. Одни полати между стеной избы и русской печью были такими огромными, что Аринке чудилось, будто только они больше всего домишки ее отца и матери. В подклете - просторном, холодном - хранились съестные припасы. Соленья, варенья, сало - Аринка отродясь столько еды не видела.

Но девочка быстро поняла, что у Ялуниных, несмотря на изобильный подклет да полный амбар - не разжиреешь. Ели скудно, но не от бедности, как Матфеевы, а от скупердяйства. Скупердяйства хозяина дома, Никифора Сидоровича Ялунина.

Никифору Сидоровичу было за пятьдесят. Это был крупный мужчина с окладистой бородой да черными очами, грозно смотрящими на домочадцев из-под вечно нахмуренных бровей. Ох и боялась бедная Арина грозного свекра!

А трудиться у Ялуниных приходилось не меньше, чем у родителей. Причем, - Аринка сразу заметила, - ее Никифор Сидорович нагружал работой несравнимо больше, чем жену старшего сына, 20-летнюю Степаниду. Муж Степаниды давно был забрит в солдаты, но девица не бедствовала. И наряды у нее были, и пряники печатные порой ела да хвасталась.

Арина, которой и хлеба не всегда доставалось, завидовала, расспрашивала Степаниду: откуда такой почет? Та улыбалась загадочно, но ничего не говорила.

Вскоре Арина узнала, откуда пряники да наряды. Отправила ее свекровь в амбар за грузом для бочки с капустой, и вот там, на мешках с зерном и увидала крестьянская дочь, как Степанида заслужила у свёкра такое ласковое отношение.

Перепуганная Арина возвратилась в дом, в глаза свекрови не смотрит, лицо горит стыдливым огнем.

"Увидала чего в анбаре? - усмехнулась свекровь. - Не пужайся. Пусть их помилуются, дело молодое".

Никифор Сидорович, и правда, выглядел гораздо моложе своей жены: та была сухая, сморщенная, совсем старуха.

С того случая в амбаре Арина стала все чаще замечать на себе взгляд свёкра. Тяжелый взгляд, но, вместе с тем, мелькало в нем как будто и что-то ласковое. И вот эта ласковость и пугала Арину.

В 1843 году Никифор Сидорович отослал Арининого мужа в город, где тому предстояло стать учеником приказчика мясной лавки. Потап юной женой практически не интересовался и относился к ней, как к батрачке родителей. Тем не менее, Арина сильно убивалась, плакала, когда Потапа провожали. Свекор смотрел на страдания невестки с ухмылкой, соломинку жевал.

Спровадили Потапа, а как настала ночь, Никифор Сидорович забрался к Арине на полати.

"Сдайся, невестушка, - прошептал. - Гостинцев дам получше, чем Степаниде".

Арина голой пяткой взбрыкнула, вырвалась, с полатей соскочила. Глотая слезы, выпалила негромко, чтобы не разбудить никого:

"Закричу, Никифор Сидорович! Как есть закричу!".

Свекор - страшный, огромный, на медведя похожий с горящими глазами, - отступил, проворчав:

"Ну, погодь же ты у меня. Я тебе устрою жисть!".

И устроил. Работы у Арины стало намного больше, а еды - гораздо меньше. И свекровь, до того приветливая, вдруг словно с цепи сорвалась: кричит на невестку, понукает, один раз волосы драть кинулась. Свекор тоже не отстает, - нет-нет, да и поколотит бедняжку - нечего задарма чужой хлеб есть.

Арина чужой хлеб есть не захотела, и, улучив момент, сбежала к родителям. А там... Отец с порога кнут схватил, кричит:

"Убирайся к законному мужу, чтобы глаза мои тебя не видели! Ишь, чего удумала!".

Пришлось Арине возвращаться к свекру. Вскоре стала она носить сарафаны дорогие, пряники есть, бруснику моченую, сахарок. Свекор то волком смотрел, да вдруг подобрел, улыбается, мимо пройдет, погладит, приголубит. И свекровь подобрела враз - работой не нагружает, щей наливает погуще.

Одно худо: на улице дразнить Арину стали. Парни молодые обидные песни пели, бабы "утехой снохача" обзывали.

В 1844 году Арина родила девочку, из-за чего на семью Ялуниных обратил внимание священник Петропавловской церкви села Кисловского, сообщивший властям следующее:

"...Дошло до сведения нашего, что крестьянина Потапа Никифорова Ялунина жена Ирина Матфеева занимается предосудительной прелюбодейной связью с свекором своим Никофором Ялуниным, от которой и принесла младенца женского полу, чрез что и соблазняет людей нашего прихода".

Таким образом, в глазах священника виновной в снохачестве оказалась Арина, а Никифор Сидорович вроде как был не при делах.

До волостного суда дело о снохаче Ялунине и его красавице-молодице так и не дошло. Судьбу Арины и Никифора Сидоровича решили на сельском сходе. Крестьяне потребовали, чтобы снохач "выделил" сына со снохой - то есть, купил либо построил им отдельную избу.

Ялунин согласился, но дочку от Арины он отдать отказался, оставил в своей семье.

В 1847 году из города вернулся повзрослевший, возмужавший Потап. Арина со страхом ждала возвращения мужа: боялась, что тот либо устроит ей "вывод", либо отца на вилы посадит.

К счастью, ничего этого не случилось. Потап в городе общался с молодыми разночинцами и смотрел теперь на крестьянскую жизнь совершенно иначе. Своей молодой жене, оказавшейся игрушкой в руках отца, Потап сочувствовал.

Семейная жизнь Арины в новой избе оказалась вполне благополучной. Муж не попрекал супругу прошлым, не бил. Вскоре у Ялуниных родился сын, затем - дочь.

В 1850 году внезапно скончался Никифор Сидорович, и Потап согласился забрать в свою семью дочь жены и своего отца.

Сведения о семье Ялуниных содержатся в материалах знаменитого "Этнографического бюро" русского фабриканта и мецената князя В.Н. Тенишева. К сожалению, мы не знаем, что произошло с Ариной, ее мужем и детьми впоследствии. Хочется верить, что все у них сложилось хорошо. Насколько это вообще было возможно в тех исторических реалиях...

(с) Василий Гавриленко (Грусть)

Мой Телеграм Женщины в Истории. https://t.me/istoriazhen

Дорогие мои читатели! Моя книга о русских женщинах в истории вышла благодаря вам! Сердечное вам спасибо! В честь приближающегося праздника 8 Марта на Вайлдберрис большая скидка на мою книгу!

https://www.wildberries.ru/catalog/194338293/detail.aspx

https://www.chitai-gorod.ru/product/cvety-so-shramami-sudby-...

https://www.ozon.ru/product/tsvety-so-shramami-sudby-zhenshc...

"Ехай в Московию, откуда явилась!" - прошипела старуха-литовка, с ненавистью глядя на Елену. Молодая княгиня остановилась напротив гневливой бабки и, ласково улыбаясь, протянула ей монету. Старуха денежку взяла костлявой рукой, но тут же плюнула вслед благотворительнице.

Елена шла к церкви твердым шагом, но внутри у нее все сжималось от боли. Нищая старуха, настропаленная против русской княгини знатью, и не знала, что Елена не может "ехать в Московию", ведь ее не пускают. А здесь, в Литве, она - ненужная невеста..

19 мая 1476 года во граде Москве били во все колокола. Софья Палеолог, законная супруга Государя и великого князя всея Руси Ивана III Васильевича, подарила своему венценосному супругу прелестное дитя. Несмотря на то, что это была девочка, радовался люд московский, христосовался, хотя Пасха не так давно прошла - в тот год великий праздник был 23 апреля.

Радость да звон колокольный не случайными были - три предыдущих ребенка Софии и Ивана умерли во младенчестве. Тревожно было родителям и на этот раз. Если обыкновенно детей в Московском государстве крестили на сороковой день, то по приказу царя новорожденную окрестили на третий - если уж помрет, то с христианским именем. Назвали девочку Еленой.

Княжна росла в богатых хоромах, которые отец выстроил для ее матери - заморской принцессы, прибывшей в ноябре 1472 года в Москву из далекой и загадочной Византии.

Еленушке довелось появиться на свет в неспокойные, тяжкие времена. В 1480 году, когда девочке исполнилось четыре года, на Москву в очередной раз напали татары - хан Ахмат пожаловал за данью. Софья с детьми, коих к тому времени у княжеской четы было уже трое, отправились в Дмитров, а затем - на Белоозеро (ныне - г. Белозерск, Вологодская область). В случае, если бы Ахмат захватил Москву, князь Иван приказал жене бежать дальше, к северным морям.

Однако Ахмат так и не решился на генеральное сражение: постоял четыре дня напротив русской рати на берегу реки Угры, да и удалился восвояси, так и не решившись на генеральное сражение. Татаро-монгольское иго на Руси окончательно завершилось.

Зимой Софья с детьми воротилась в Москву.

В 1493 году Елене исполнилось семнадцать лет. Будучи плодом любви русского князя и византийской царевны, княжна отличалась отменной красотою. Иван III давно поговаривал о том, что "засиделась Ленушка в девках", однако, занятый войной с литовцами, откладывал поиск жениха. Как выяснилось, не напрасно.

В 1494 году так называемая "Странная война", продолжавшаяся семь лет с 1487 года, наконец-то завершилась. "Странной" историки назвали этот конфликт, потому что литовцы и русские сражались, не объявляя другу другу войны.

Выходит, войны как бы и не было, однако, мирный договор был заключен, и частью этого договора стало сватовство 33-летнего великого князя литовского Александра Ягеллончика к княжне московской Елене Ивановне.

Для Ягеллончика это был очень важный брак: литовскому князю, потерпевшему ряд тяжелых поражений и непопулярному в народе, был необходим мир с Москвой, кроме того, Александр надеялся, что московский владыка, став его тестем, вернет Литве часть утраченных в ходе войны земель. Иван III Васильевич, со своей стороны, породнившись с Ягеллончиком, рассчитывал предотвратить уничтожение в Литве православной митрополии.

При подготовке брака Елены и князя Александра вопросу веры уделялось огромное внимание. Иван Васильевич изъявлял желание, чтобы молодых обвенчал митрополит Киевский, Галицкий и всея Руси Макарий I. Католик Ягеллончик от этого наотрез отказался. Более того, Александр настаивал, чтобы Елена перешла в католичество. Для переговоров по этому вопросу в Москву был отправлен писарь Великого княжества Литовского Адам Якубович.

В конце концов, стороны сошлись на том, что обряд венчания будет произведен католическим и православным иерархами. Иван III распорядился собирать в Литву невесту, которая ни разу в глаза жениха не видела.

В январе 1495 года 19-летняя Елена со многочисленной свитой выехала из Белокаменной. Отец дал за дочерью невероятное приданное: свадебный поезд невесты растянулся на сотни метров. Вот всего лишь отрывок из огромной "росписи" приданного:

"20 сороков соболей да 20000 белки, да 2000 горностаев; «шелковые рухляди», «бархаты венедицкие», «бархаты бурские», камку, тафту, «розные шелки», драгоценности, среди которых «чепь золота», «запанка золота с яхонты и с лальски зерны новгородскими".

Князь Иван не поскупился, отправил на Запад дары русские, все в надежде на то, что с его дочерью будет соответствующее обращение.

Александр Ягеллончик встретил невесту в Вильно, и был поражен красотою невесты. Ну, и свадебный поезд с дарами, конечно же, произвели на князя огромное впечатление.

А вот литовская католическая знать, состоявшая по большей части в оппозиции к Александру, относилась к московской княжне враждебно. Над Еленой насмехались, называли "ненужной невестой", намекая на то, что с Московским государством Литве нельзя иметь никаких дел.

Тем не менее, бракосочетание прошло 15 февраля 1495 года в костеле святого Станислава в Вильно. Венчали молодых виленский епископ Войтех Табор и прибывший вместе с Еленой русский священник Фома.

Александр Ягеллончик в ходе венчания пообещал не неволить Елену к переходу в католическую веру, сохранив за ней "греческий закон", то есть, веру православную. Таким образом, Елена становилась Великой княгиней Литовской православного вероисповедания, что позволяло ей стать заступницей всех единоверцев в княжестве.

Взяв московскую княжну в жены, великий князь сразу же принялся отправлять письма в Москву к тестю с просьбой вернуть часть земель. Иван III отвечал уклончиво, и вскоре стало понятно, что ничего возвращать он не будет - да и не было такой договоренности.

Александр, однако, был крайне недоволен и лишил молодую жену владений, которые положены были великим княгиням литовским.

Елена, впрочем, отнеслась к этому более чем спокойно. Молодая московская княжна проявила при литовском, негативно настроенном к ней, дворе, завидную выдержку, такт и ум. На собственные средства она приобретала имения, оказывала поддержку православном монастырям и церквям.

В те времена литовские католики всячески пытались провести унию, то есть, православные должны были стать католиками. Православное меньшинство всячески этому сопротивлялось.

Католический епископ Войтех Табор лично посещал Елену Московскую дабы убедить ее отказаться от православной веры, стать сторонницей унии. Великая княгиня отвечала уклончиво, говорила, что отец не велит, а ослушаться его она не может.

Папа римский Александр VI, известный в миру как Родриго Борджиа и подозреваемый в противозаконной связи с родной дочерью Лукрецией, был главным гонителем Елены в Европе. Понтифик требовал от Александра Ягеллончика заставить супругу принять унию, ежели же она откажется, развестись с нею, лишить всего имущества и предать церковному суду.

Великий князь литовский, очень привязавшийся к молодой жене, отверг требования Борджиа.

Для Александра ситуация была по-настоящему тяжелой. На великого князя давили все - знать, духовенство, папа римский. Литовский правитель на все требования отвечал уклончиво, старался защитить жену от нападок.

При дворе больше всего страданий Елене причиняла свекровь, королева Польши Елизавета Габсбург, ярая католичка:

«Мать Александра, королева Елизавета, игнорировала Елену, но вместе с тем понуждала ее перейти в католичество» - Э. Гудавичус.

В 1500 году ряд литовских православных феодалов, недовольных давлением на Елену Ивановну, а также своим собственным положением в княжестве, перешли на московскую службу. Это стало поводом для очередной русско-литовской войны.

Война ожидаемо ухудшила и без того тяжелое положение московской княжны в Литве. Раздавались даже призывы о расправе над великой княгиней, но неизменной защитой для Елены становился ее супруг Александр Ягеллончик.

Война для Литвы складывалась плохо, а насаждение унии, и вовсе, полностью провалилось. Проигрывая, литовцы внезапно увидели в Елене свое преимущество, ведь она могла участвовать в переговорах о мире. Великая княгиня, несмотря на все нанесенные ей обиды и притеснения, всячески содействовала делу мира, в письмах к отцу отстаивала интересы Литовского государства.

Вместе с тем, Елена сообщала о страхе, что после смерти мужа над нею могут учинить насилие.

Страх великой княгини был вполне понятен. В Литве она чувствовала себя заложницей. Помимо мужа, защитой для нее мог стать статус матери наследника престола, но вот беда, родить Елена никак не могла. Дважды она была беременна от Александра, и дважды произвела на свет мертворожденных детей.

19 августа 1506 года случилось то, чего так боялась Елена - ее супруг Александр Ягеллончик скончался в возрасте 45 лет. На смертном одре Великий князь составил завещание, в котором попросил своего преемника сохранить за Еленой ее владения, быть к ней добрым и держать под защитой.

Титулы Великого князя Литовского и короля Польши достались младшему брату Александра, Сигизмунду I.

Поначалу новый правитель относился к Елене вполне достойно. Сигизмунд даже надеялся использовать вдову для подавления мятежа видных литовских аристократов братьев Глинских, тяготевших к Москве.

После того, как брат Елены, новый Великий князь Московский и Государь всея Руси Василий III дал Глинским убежище в Москве, Сигизмунд полностью разочаровался во вдове своего брата.

Для 30-летней Елены настали мрачные времена. Фактически, она стала заложницей Сигизмунда I для давления на ее брата Василия.

У Елены стали одно за другим отбирать имения, опустошать ее земли. В Вильно молодая вдова чувствовала себя птицей в клетке, и постоянно боялась за свою жизнь.

После смерти мужа ее престиж в Литве упал, и местная знать прекратила с нею считаться, настраивала против Елены простой народ. Между тем, все без исключения иностранки - вдовы литовских монархов ранее покидали страну.

В 1511 году Елена решила последовать примеру своих предшественниц. Ей следовало попросить позволения у Сигизмунда, но женщина прекрасно знала, что государь не разрешит ей покинуть страну.

Тогда Елена решила в буквальном смысле сбежать. План был прост: великая княгиня под предлогом осмотра имений, отправлялась на границу с Русью, а там ее должен был ждать отряд русских ратников.

Василий III поручил исполнение плана князьям Петру Одоевскому и Семену Курбскому.

Увы, случилось предательство. Кто-то сообщил о готовящемся побеге Елены виленскому воеводе Николаю Радзивиллу, а тот сообщил королю. Сигизмунд поручил немедля арестовать Елену.

Арест был постыдным. Великая княгиня молилась в православном храме, когда туда вошли воеводы Сигизмунда. Женщину "взяли за рукава" и вывели их храма, хотя согласно древним обычаям в церкви человек неприкосновенен.

Василию III, разозленному непочтительным обращением с сестрой, Сигизмунд написал, что великую княгиню никто не арестовывал, а ее лишь "убрали" от границы, так как там небезопасно. Василия такой ответ не удовлетворил, в результате чего началась очередная русско-литовская война.

Елену по приказу Сигизмунда отправили в Браслав. Страдания и бесконечный, навязчивый страх, преследовавший женщину после кончины ее супруга, надломили великую княгиню. 20 января 1513 года Елена Ивановна скончалась. Ей было всего-навсего 36 лет.

Огромные владения великой княгини отошли королеве Барбаре Запольи. Сигизмунд I равнодушно отреагировал на известие о смерти той, которую его брат перед смертью завещал беречь. В письме краковскому епископу король заявил, что смерть Елены стала "избавлением от многих забот".

Тем не менее, Сигизмунд позволил похоронить московскую княжну в православном Пречистенском соборе Вильно.

Так сложилась судьба женщины, русской княжны, которая во враждебной обстановке отстаивала свое право исповедовать веру предков, быть самой собой.

(с) Василий Гавриленко (Грусть)

Дорогие читатели, если вам нравятся мои статьи, подпишитесь, пожалуйста на мой Телеграм "Женщины в истории", там немало новых текстов: https://t.me/istoriazhen

Моя книга о русских женщинах в истории вышла благодаря вам! На Вайлдберрис большая скидка на книгу. Сердечное спасибо каждому покупателю! https://www.wildberries.ru/catalog/194338293/detail.aspx

Одежду с нее сорвали грубо. Так грубо, что на коже появились багровые полосы. "Позор!", - брызгая слюной, прокричал ей в лицо молодой мужчина со светлыми волосами. "Позор!", - подхватила толпа.

Валентину сильно толкнули в спину, и она медленно побрела по мостовой, все еще не в силах осознать, что это происходит с ней.

Толпа направилась следом, издавая свое неизменное "Позор!".

Эти люди считали, что они унижают Валентину, но никто из них даже не подумал о том, что происходящее - это не её позор.

Во время учебы в Москве в Военно-политической академии имени В.И. Ленина чехословацкий коммунист генерал Йозеф Белас познакомился с москвичкой по имени Валентина. Валя сразу же приглянулась Йозефу. Белас красиво ухаживал: цветы, кино, прогулки по потрясающе красивой ночной Москве.

Еще до завершения учебы Йозеф сделал Валентине предложение, которое она приняла. Скромная студенческая свадьба состоялась в Москве, а через год у пары родился сын.

В 1953 году Йозеф с отличием окончил академию и, проработав несколько лет в Главном политическом управлении Советской Армии, отправился на родину. Валентина с двумя сыновьями поехала с мужем.

В Словакии Белас был произведен в полковники и назначен начальником политического департамента Высшей авиационной школы города Кошице.

Жизнь семьи Белас была вполне благополучной и размеренной. Отец работал, мать была домохозяйкой, дети ходили в школу. Однако в 1968 году, после избрания первым секретарем ЦК Компартии Чехословакии Александра Дубчека, обстановка в стране резко изменилась.

Инициированная Дубчеком политика, направленная на некоторое расширение прав и свобод граждан, на децентрализацию власти, на практике привела к всплеску ненависти к коммунистам и людям, которых сторонники либерализации считали коммунистами.

В крупных городах страны прошли манифестации, кое-где завершившиеся беспорядками.

Очень скоро антисоветский задор протестующих принял совсем иную, гораздо более страшную и радикальную форму. На Вацлавской площади в Праге, на площади перед зданием МИД в Братиславе, а также рядом с советскими представительствами в ЧССР сторонники Дубчека скандировали:

"Иван, уходи домой!".

"Не по-чешски не говорить!".

"Твоя Наташа найдет себе другого!".

Так или иначе, но в толпу была брошена искра межнациональной розни, и очень скоро из этой искры возгорелось пламя.

В Праге, Брно, Братиславе протестующие нападали на коммунистов, на русских, на тех, кого заподозрили в симпатиях к СССР.

Политбюро ЦК КПСС потребовало у Дубчека немедленно принять меры к прекращению антисоветских и антирусских настроений на улицах. Однако руководство ЦК КПЧ уже практически утратило рычаги управления, и на улице вовсю заправляли лидеры восставших. Спираль насилия постепенно раскручивалась.

21 августа 1968 года в Чехословакию вошли войска стран Варшавского договора. Это решение нанесло огромный ущерб репутации СССР, Компартии, социализму. Советскую власть яростно критиковали на Западе. Раздавались протестные голоса и в Союзе.

Так, великий поэт-фронтовик Александр Твардовский написал:

Что делать нам с тобой, моя присяга,
Где взять слова, чтоб рассказать о том,
Как в сорок пятом нас встречала Прага
И как встречала в шестьдесят восьмом…

Но Твардовский жил в Москве и, в отличие от Валентины Белас, не видел того, что творилось в Кошице и в других городах Чехословакии до ввода войск. После, впрочем, стало еще хуже.

23 августа 1962 года протестующие расклеили по центру Кошице плакаты, в которых были перечислены имена и адреса "сторонников оккупации". Над этими людьми предлагалось учинить расправу.

Один из таких плакатов увидела 48-летняя Валентина Белас, шедшая с рынка со своими сыновьями: на картоне черным по белому было написано имя ее мужа - Йозеф Белас, указан адрес проживания.

Женщина попыталась снять плакат, но протестующие это заметили и схватили ее. Поняв, что перед ними - русская, участники беспорядков разъярились. С женщины вмиг была сорвана вся одежда.

Валентину повели по улицам Кошице под антисоветские и антирусские лозунги.

Толпа также кричала "Hanba!", что по-словацки означает "Позор!". Таким образом, в 20 веке в Кошице был воспроизведено средневековое наказание. Это было настоящее Средневековье!

Мужчины что-то озлобленно кричали Валентине. Ее толкали, щипали, обливали красной краской. Бегущие за толпой мальчишки улюлюкали. Сыновья Валентины шли поодаль, плача и умоляя не трогать их мать.

Зачинщик самосуда, молодой мужчина по имени Войтех Пастор, предложил положить женщину под трамвай, но, к счастью, толпа не поддержала заводилу, да и трамваи в Кошице не ходили из-за протестов.

Валентина, по свидетельствам очевидцев, в столь тяжкой ситуации сохраняла хладнокровие, насколько это вообще было возможно. Женщина призывала молодчиков прекратить экзекуцию, взывала к разуму.

Толпа двигалась по улицам города. У кого-то из горожан зрелище вызывало одобрение, но нашлись и люди, которые возмутились и отбили у линчевателей Валентину.

Владелец одного из магазинов привел Белас к себе домой, дал ей кое-что из одежды. Валентина получила тяжелую моральную травму, но физически она почти не пострадала.

После победы солдат организации Варшавского договора над "Пражской весной", Войтех Пастор и другие зачинщики расправы были арестованы и преданы суду.

Пастор заявил следующее:

«Она сама была причиной того, что с ней произошло. А уж когда она заговорила по-русски, понимаете? Она была русской, и из-за этого с ней поступили так сурово».

Суд приговорил четверых участников к тюремному заключению. Самый долгий срок - двенадцать лет - получил Войтех Пастор. Пастор освободился условно-досрочно в 1976 году, после чего давал интервью западной прессе, что в тюрьме его били и даже делали ему какие-то инъекции.

Валентина Белас после случившегося категорически отказывалась общаться с журналистами. Единственным, кому удалось поговорить с ней, был студент пражского факультета кино и телевидения Феро Фенич. Фенич решил снять об этом средневековом случае фильм под названием "Человечество". Вот что рассказал будущий известный режиссер о встрече с Валентиной:

«Я нашел ее весьма необычным способом: мне пришлось подкупить почтальоншу на ее старом адресе. Эта женщина говорила со мной через дверь. Она боялась. Она сказала, что боялась за жизнь своих сыновей. Из-за этого и сорвала плакат с адресом».

Она просто защищала своих сыновей, и ради этого готова была пройти через позор.

Впрочем, это был не ее позор. Это был позор тех людей, что провели беззащитную женщину по городу средневековым шествием, позор тех, кто все это поддерживал и пестовал, и, в конечном итоге, позор земли, на которой это произошло.

с) Василий Гавриленко (Грусть)

Дорогие читатели, если вам нравятся мои статьи, подпишитесь, пожалуйста на мой Телеграм "Женщины в истории", там немало новых текстов: https://t.me/istoriazhen

Моя книга о русских женщинах в истории вышла благодаря вам! На Вайлдберрис большая скидка на книгу. Сердечное спасибо каждому покупателю! https://www.wildberries.ru/catalog/194338293/detail.aspx

"Нагая уже?" - спросил государь, входя в мертвецкую. Петру пришлось наклониться, чтобы не удариться головой: такой низкий был потолок. Доктор-немец засуетился, загремел инструментом.

"Сейчас, Ваше Величество, сейчас. Нужны только особые ... щипчики".

Царь терпеливо ждал. И правда, куда ему торопиться, если вопрос о чистоте жены его болезненного брата интересовал государя вот уже 33 года, и сейчас он, наконец, будет решен окончательно и бесповоротно.

Немец поднял голову, лоб его был покрыт испариной.

"Ну? - грозно спросил царь. - Чиста?"..

В 1664 году семейство стольника Матвея Васильевича Апраксина и его супруги Домны Богдановны, урожденной Ловчиковой, пополнилось четвертым по счету ребенком. После дочери Марии да двух сыновей Петра и Федора, Господь послал родителям еще одну девочку. Окрестили новорожденную Марфой в честь бабушки по отцовской линии.

6 ноября 1668 года 4-летняя Марфа лишилась батюшки: стольника Матвея Апраксина, возвращавшегося из Астрахани в Москву, зарубили в степи лихие разбойники. Вместе со стольником погибло сорок человек его дворовых людей.

Несмотря на раннюю потерю отца, детство Марфушеньки (так называла ее мать) было вполне благополучным. Семья Апраксиных, хоть и не была особо знатной и богатой, но доступ в палаты царские имела через свояка Ивана Максимовича Языкова, окольничего государя Федора Алексеевича. Языков с августа 1680 года стал ближайшим советником 18-летнего царя, и, по сути дела, его единственным настоящим другом.

Федор Алексеевич, отличавшийся крайне слабым здоровьем, страдавший цингой, из-за которой у него постоянно опухали ноги, нуждался в постоянном присмотре и дружеском участии.

Заботы эти и взял на себя Иван Языков, причем, ничего не требуя взамен, в отличие от Милославских - многочисленной родни покойной матери государя.

В конце июля 1681 года 19-летний царь Федор пережил страшную трагедию: после родов скончалась его 18-летняя красавица-жена, царица Агафья Семеновна Грушецкая. Спустя десять дней умер и новорожденный царевич, которого успели окрестить редчайшим для Романовых именем Илья.

Федор крепко горевал из-за смерти жены и ребенка, здоровье его, и без того хрупкое, резко ухудшилось. Милославские, во главе с царевной Софьей, затаились: новый брак болезненного государя, который в любой момент мог помереть, был им невыгоден.

Иное дело Иван Языков. Чтобы упрочить свое положение при дворе, Иван Максимович решил породниться с царем, выдав за него свойственницу, 17-летнюю красавицу Марфу Апраксину.

Осенью 1681 года Языков стал вывозить царя "на гуляния", делая так, чтобы карета Федора Алексеевича проезжала мимо терема Апраксиных. Ну, а в тереме сидела, потупив очи, нарядная Марфа. Боярышня, говорят, была настолько красивой, что у терема собирались толпы черни.

Федор Алексеевич приметил девушку и влюбился. Уже в декабре 1681 года Марфа Апраксина была официально объявлена царской невестой.

15 февраля 1682 года в Распятской церкви Московского кремля состоялось венчание, провел которое митрополит Илларион, в свое время возвышенный царем Федором.

Добившись своего, Иван Языков начал вовсю пользоваться своим новым положением свойственника самой царицы. Так, он упросил Марфу повлиять на царя в вопросе возвращения из ссылки своего ближайшего сторонника, боярина Артамона Матвеева.

Языков строил и другие планы, но сбыться им было не суждено. 27 апреля 1682 года Царь и Великий Князь всея Руси Федор Алексеевич скончался в возрасте 20 лет.

Прожив с мужем всего лишь чуть больше двух месяцев, 18-летняя Марфа стала вдовой, и сразу же надела траур.

Наследника Федор Алексеевич не оставил: младенец Илья умер, а Марфа Матвеевна так и не забеременела. Милославские, да и Нарышкины, и вовсе, были убеждены, что болезненный Федор не смог консумировать брак.

Боярская дума, в которой сильнее позиции были у Нарышкиных, провозгласила царем 10-летнего Петра. 16-летний Иван был обойден из-за слабости здоровья.

Большинство сподвижников покойного царя, в том числе, Иван Языков, приняли сторону Петра.

Милославских такое положение категорически не устраивало, и 25-летняя царевна Софья Алексеевна начала подстрекать стрельцов к бунту.

Сделать это Софье было несложно: стрельцы были крайне раздражены своим положением в государстве после создания полков нового типа, а, кроме того, они ненавидели Ивана Языкова, сурово наказавшего солдат за бунт против головы стрелецкого приказа Богдана Пыжова.

15 мая 1662 года боярин Иван Милославский со своим племянником Петром Толстым проскакали по стрелецким слободам, выкрикивая, что Нарышкины задушили царевича Иоанна Алексеевича.

Тут же над Москвой начал бить набатный колокол, и стрельцы стали стягиваться к Кремлю.

Марфа в это время находилась в Грановитой палате, вместе со всем царским семейством, а также с боярами. Лютый страх сковывал всех: дети плакали, женщины причитали. Царевна Софья Алексеевна, и та дрожала от ужаса.

Легко расправившись с охраной, стрельцы заняли Соборную площадь перед царскими палатами. Царица Наталья Кирилловна Нарышкина была вынуждена выйти на Красное крыльцо перед беснующейся толпой с царевичами Иваном и Петром. Марфа следовала позади, прямо за своим деверем Иваном. Болезненный царевич, с трудом ворочая языком от страха, заявил стрельцам:

Меня никто не изводит, и жаловаться мне не на кого.

Марфа и Наталья Кирилловна тут же увели Ивана от греха подальше. Разгоряченные стрельцы, увидав живого царевича, не прекратили бесчинствовать. Очень быстро насилие превысило все мыслимые рамки, и ручаться за сохранность своей жизни не мог никто, даже царевна Софья с Милославскими.

Вечером 15 мая Марфа находилась в покоях царицы Натальи, когда стрельцы ворвались во дворец. Перепуганным женщинам бунтовщики заявили, что ищут Ивана Нарышкина, дядю Петра I, про которого пустили слух, будто он примеривал корону и спал в царской постели.

К тому времени уже были убиты боярин Артамон Матвеев, князь Григорий Ромодановский, думный дьяк Ларион Иванов.

Не пощадили стрельцы и Ивана Максимовича Языкова - всегдашняя удача изменила окольничему, и он пал под ударами бердышей.

Марфа заявила стрельцам, что не знает, где Иван Нарышкин, хотя тот прятался в чулане у Натальи Кирилловны. Не посмев обыскивать покои царицы, стрельцы ушли из Кремля и всю ночь бесчинствовали в городе.

На следующее утро бунтовщики вернулись и снова начали искать столь ненавистного им боярина. Иван Кириллович к тому моменту покинул "ближние покои", принадлежавшие Наталье Кирилловне, и укрылся в комнатах 9-летней царевны Натальи Алексеевны.

Когда стрельцы приблизились к покоям девочки, Иван Кириллович с детьми и женщинами скрылись в последнем доступном убежище - в "дальних покоях" вдовствующей царицы Марфы.

Порыскав по дворцу, стрельцы удалились.

17 мая бунтовщики явились с ультиматумом: ежели им не выдадут Нарышкина, они перебьют всех бояр. Бояре, испугавшись, стали убеждать Наталью Кирилловну:

Брату твоему не отбыть от стрельцов; не погибать же нам всем за него!

К просителям примкнула и царевна Софья, вполне оправданно опасавшаяся за свою жизнь. Несмотря на то, что она участвовала на первых порах в организации бунта, обезумевшие стрельцы ей, по большому счету, не подчинялись.

Наталья Кирилловна не желала выдавать брата, но мужественный Иван Кириллович сказал:

«Смерти я не боюсь, желаю только, чтобы моей невинной кровью прекратилось кровопролитие

».

В результате Иван Нарышкин был выдан стрельцам. Те схватили боярина, избили с лютою бранью, и потащили в застенки Константино-Еленинской башни, где подвергли жестокой пытке. После пытки Нарышкина четвертовали.

Расправившись с Нарышкиным, стрельцы успокоились, хотя бесчинства продолжались до 18 мая. Так, был убит немецкий лекарь фон Гаден, которого бунтовщики обвинили в отравлении царя Федора Алексеевича. Царица Марфа, отважно выйдя к стрельцам, попыталась спасти доктора, заявив, что фон Гаден самолично пробовал все лекарства, которые пил царь. Тщетно: никто Марфу не послушал.

Лекарь, который неоднократно помогал Марфе во время болезней, был казнен прямо на глазах у вдовствующей царицы.

23 мая в царские покои пришли представители стрельцов и передали челобитную, в которой содержалось требование сделать Ивана Алексеевича старшим царем. Править Ивану и Петру надлежало при регентстве царевны Софьи.

Это требование было выполнено, и в России впервые в истории появилось сразу два царя - Иван V и Петр I.

19 августа в честь коронации должен был пройти крестный ход в Донском монастыре. Царская семья воспользовалась этим и, свернув на проселочную дорогу, сбежала в Коломенское, а затем - в Воздвиженское. Вдовствующие царицы Наталья, Марфа, два царя, восемь царевен, включая регентшу-царевну Софью Алексеевну - все спасались от беспредела стрельцов.

Вскоре в резиденцию начали стекаться верные Романовым силы. Лидер стрельцов, князь Хованский с сыном Андреем, встревоженные происходящим, прискакали в Воздвиженское для передачи покаянной челобитной правительнице Софье, но были схвачены и казнены.

Софья Алексеевна объявила о сборе ополчения против стрельцов, решивших "извести" царей. Перепуганные бунтовщики отправляли регентше одну челобитную за другой, клялись в верности, обещали служить "не щадя живота".

В конце концов, Софья проявила милость, потребовав только выдачи зачинщиков бунта: все они были казнены. Стрелецкий бунт, свидетельницей которого была юная Марфа Апраксина, наконец, завершился.

В ноябре Софья Алексеевна с царем Иоанном V вернулись в Москву. Царица Наталья Кирилловна решила, что ей небезопасно ехать с Петром I в Белокаменную, и перебралась в село Преображенское. Марфа Апраксина могла ехать и с Милославскими, и с Нарышкиными - ей все были рады. Она выбрала Нарышкиных и поселилась в Преображенском.

Софья Алексеевна правила семь лет, до сентября 1689 года, когда повзрослевший Петр I отстранил ее от власти, и жестоко подавил второй стрелецкий бунт.

Настала новая эпоха - петровская.

Царице Марфе в 1689 году исполнилось 25 лет, и с момента смерти супруга она носила траур. Пережив тяжелейшее потрясение во время Стрелецкого бунта, царица вполне благополучно жила в Преображенском, пользуясь огромным уважением Натальи Кирилловны Нарышкиной.

Марфа была еще вполне молода и красива, но о том, чтобы снова выйти замуж, она даже не помышляла.

Петр относился к "невестушке" по-доброму: он прекрасно помнил, как Марфа своей грудью закрывала его с сестрой Натальей от беснующихся стрельцов. Кроме того, государь понимал, что бездетность Марфы в коротком браке с Федором дала ему возможность занять трон.

Петр Алексеевич приблизил к себе братьев Марфы, особенно Федора Апраксина, ставшего одним из главных "птенцов гнезда Петрова", создателем Российского военно-морского флота.

В 1707 году царица Марфа Матвеевна переехала в Петербург, в собственный дворец на углу Адмиралтейской площади и Невской перспективы. Неподалеку находился дворец ее брата, генерал-адмирала Ф.М. Апраксина.

Марфа Матвеевна великолепно поняла дух новой эпохи. Она полностью поддержала европейские устремления Петра, при необходимости, участвовала в царских пирушках, позволяла царю над собой подшучивать.

Все это, надо полагать, было сложно для царицы, ведь она была глубоко религиозной женщиной. Из-за траура, который Марфа Матвеевна носила, юные фрейлины прозвали ее "черницей".

В политической жизни страны, а также в придворных кознях, заговорах и интригах Апраксина участия не принимала.

Государь назначил вдовствующей царице полное государственное содержание, и, в целом, относился к ней весьма уважительно.

В декабре 1715 года Петр Алексеевич занемог. Царица Марфа, собрав у знакомых знахарок лучших трав и кореньев, отправилась "спасать государя". Петр, и правда, быстро пошел на поправку, а вот Марфа, слегла.

Узнав о болезни царицы, Петр лично приехал проведать ее, привез своих лучших докторов. Доктора выяснили, что причиной недомогания царицы являлось отравление маринованными грибами. Казалось бы, пустяк, но состояние женщины стремительно ухудшалось.

31 декабря 1715 года Марфа Матвеевна умерла в возрасте 51 года. С момента смерти своего мужа и до последнего вздоха царица носила траур.

После смерти Марфы Матвеевны произошла удивительная история, которая вполне демонстрирует пытливый, но, мягко говоря, странный, характер Петра I.

Государь, по выражению князя Петра Долгорукова, "захотел узнать правду об этом кратком браке". По видимости, Петра занимали слухи о том, что его старший брат так и не смог консумировать второй брак.

Ну, да Марфе Матвеевне все эти манипуляции Петра были уже безразличны: мертвые сраму не имут.

Зато государь распорядился похоронить царицу в Петропавловском соборе в соответствии со старыми религиозными обрядами, которых придерживалась Марфа при жизни. В результате вдовая царица-"черница" стала последним представителем дома Романовых, которую погребли с традиционными для Руси причитаниями по усопшему.

Так сложилась жизнь русской царицы, которая потеряла супруга через два месяца после брака, чтобы хранить ему верность до конца своих дней.

с) Василий Гавриленко (Грусть)

Дорогие читатели, если вам нравятся мои статьи, подпишитесь, пожалуйста на мой Телеграм "Женщины в истории", там немало новых текстов: https://t.me/istoriazhen

Моя книга о русских женщинах в истории вышла благодаря вам! На Вайлдберрис большая скидка на книгу. Сердечное спасибо каждому покупателю! https://www.wildberries.ru/catalog/194338293/detail.aspx