— Бараки расселили пару лет назад, но они по-прежнему приписаны к моему участку, — пояснил Свирин, включая фонарик на телефоне. — Иногда сюда заносит алкашей или наркоманов, но особых хлопот они не доставляют.
Полицейский зашагал по лестнице с разломанными перилами. Инна направилась следом, стараясь не наступить на шприцы и осколки бутылок.
— Пару дней назад от жителей соседних домов стали поступать жалобы, — продолжал участковый, поднимаясь по лестнице. — Они заметили, что в бараке поселилась женщина с двумя детьми. Похоже, они живут здесь около месяца, но никому не было до них дела, пока по округе не завоняло: в бараке давно сорваны унитазы, и мать с детьми носят дерьмо в пакетах на мусорку во дворе. Она прилегает к жилым домам, вот местные и задергались.
Инна на ходу вытащила телефон, на который заранее сфотографировала документы, собранные в отделе.
— Мы подняли дела по вашему запросу. — Инна глянула на экран. — Лариса Пичугина сорока трех лет и двое ее приемных детей, близнецы Таня и Миша девяти лет.
— Да, все верно: это они.
— Пичугина и ее муж усыновили детей два года назад. — Инна прокрутила фотокопию документа. — Адресом проживания указана квартира на Ленина — в центре города, хороший район.
— Муж Пичугиной умер, и с тех пор она несколько раз меняла жилье, пока не оказалась здесь.
— Что заставило ее перебраться в барак?
Свирин остановился на втором этаже. По его лицу скользнула улыбка.
— Это нам и предстоит выяснить. И отдельная задачка для вас: что делать с детьми?
Инна поморщилась: она прекрасно знала свои должностные обязанности без лишних напоминаний полицейского. Если жизни или здоровью близнецов угрожает опасность, то их следовало отобрать у Пичугиной. В таком случае запускался бюрократический маховик, который мог покалечить несколько судеб, поэтому Инне не хотелось предпринимать поспешных действий. Для начала нужно разобраться в ситуации и понять, по какой причине женщина вместе с детьми обосновалась в бараке.
Занятая этими мыслями, Инна вслед за Свириным выбралась в длинный коридор с вереницей дверных проемов. Под ногами хрустело битое стекло, и откуда-то тянуло жареной картошкой. Они дошли до конца прохода, где тонкий лист ободранной фанеры прикрывал вход в комнату. Картофельный дух здесь ощущался сильнее.
Свирин постучал по импровизированной двери. Не дождавшись ответа, он отодвинул фанеру и прошел внутрь. Инна проследовала за ним. Она ожидала увидеть грязь и горы мусора, но помещение оказалось убранным и опрятным, несмотря на нищенскую обстановку. Свирин, деловито обойдя комнату, заглянул на кухню.
— Никого нет дома, — сказал он оттуда.
Инна осмотрелась. Мутное сияние из окна, завешенного куском полиэтилена, служило единственным источником света. У стены на полу лежали три надувных матраса, застеленные цветастыми покрывалами. Рядом стояли плотно набитые сумки — Инна разглядела внутри детские футболки и шорты. У противоположной стены скособочились две колченогие табуретки и стол, на котором сгрудились учебники по математике и русскому языку за третий класс. Рядом лежали ученические тетрадки, подписанные просто: «Таня» и «Миша».
— Перекусить не хотите? — донесся из кухни насмешливый голос Свирина.
Инна присоединилась к полицейскому. Крошечное помещение тонуло в полумраке (окно было заколочено досками), и фонарик участкового выхватывал детали обстановки. На полу стояла туристическая плита, рядом у стены выстроились баллоны с газом, тазы, коробка с посудой и пластиковые бутыли с водой. На подоконнике громоздились заляпанные жиром кастрюли и сковорода. Свирин поднял крышку: внутри остывала жареная картошка.
— Похоже, воду для готовки она покупает в магазине. — Полицейский посветил фонариком на пластиковые емкости. — А вот в этих бутылях вода мутная — наверное, Пичугина таскает ее из пруда.
Инна собиралась предположить, что грязную воду женщина могла использовать для стирки или умывания, но ее перебили.
— Кто вы такие? — раздался резкий голос.
В комнате стояла худощавая женщина в мокром от дождя плаще. Ее маленькое лицо, обрамленное паклей влажных волос, напоминало печеное яблоко — желтое и сморщенное; колючие глаза недобро буравили Инну и Свирина. К ногам женщины жались девочка и мальчик лет девяти, похожие друг на друга: белокурые, ясноглазые, бледные. Близнецы, одетые в намокшие под дождем курточки и джинсы, испуганно таращились на незнакомцев.
— Участковый уполномоченный лейтенант Егор Свирин, в сопровождении инспектора отдела по опеке и попечительству. — Полицейский показал удостоверение. — Пришли с вами побеседовать.
— Не о чем мне говорить, — огрызнулась Пичугина. — Уходите.
— Вы незаконно занимаете помещение. Предъявите паспорт и документы на детей.
Женщина нахмурилась, закусила губу: похоже, общение с представителями власти пугало и нервировало ее, и она хотела как можно скорее избавиться от внимания непрошеных гостей. Мгновение поразмыслив, женщина кинулась к сумкам у стены и зарылась в них в поисках документов.
Пока Свирин проверял паспорт и свидетельства, Инна присела возле Тани и Миши. Близнецы напоминали затравленных зверьков, и при взгляде на их перепуганные лица у Инны дрогнуло сердце, пробудив забытые воспоминания.
— Не бойтесь, — мягко сказала она. — Мы хотим вам помочь.
— Нам уже помогают, — выдавила Таня.
Девочка переглянулась с братом, а затем опасливо зыркнула на приемную мать.
— Нам нельзя говорить, — прошептала Таня.
Девочка не успела ответить: черной вороной подлетела Пичугина, схватила детей за руки и увела на кухню.
— Картошка в сковороде, ешьте, — скомандовала она близнецам и с воинственным видом вернулась в комнату к Инне и полицейскому. — Ну как, довольны? С документами все в порядке. Дети сыты и здоровы. Вы можете убираться.
— Мы не можем уйти, пока не выясним, почему вы переехали в эту дыру. — Свирин вернул паспорт Пичугиной. — После смерти мужа вы несколько раз переезжали. В чем причина?
— Нам не нравились условия, — с вызовом ответила женщина.
— Но вам нравится этот барак? — поддел Свирин. — Вам нравится гадить в пакеты и мыться в тазах?
Пичугина побелела, тонкие губы сжались нитью.
— Мы убегали, — тихо произнесла она, — потому что он шел за нами.
— Кто «он»? — Свирин насторожился.
Пичугина взглянула на него затравленно, словно раздумывая: довериться или нет? Но что-то внутри переломило женщину, она потемнела лицом и глухо процедила:
— Пожалуйста, уходите. Вы все равно не поймете.
Инна подошла к Пичугиной и, дотронувшись до ее плеча, участливо сказала:
— Лариса, я вижу, что даже в этих ужасных условиях вы поддерживаете чистоту, заботитесь о детях. Объясните нам, что случилось? От кого вы прячетесь?
Пичугина полоснула Инну острым взглядом, и на миг в нем мелькнули отчаяние и мольба о помощи. Но уже в следующую секунду женщина отстранилась и сухо отчеканила:
— У нас все хорошо. Уходите.
— Где вы работаете? — Свирин вернулся к допросу.
— Вам хватает на себя и детей?
— До переезда в барак вы жили на квартире, которая принадлежит вашему отцу, — продолжал Свирин. — Почему вы оттуда съехали? Папенька угрожал вам или детям?
— Мой отец умер! — вспыхнула Пичугина.
— Я в курсе, — холодно ответил Свирин. — Но раз он умер, то почему вы не живете в его квартире?
— Я оставила ее старшему сыну, — нехотя сказала Пичугина.
— Вашему родному сыну? — уточнил полицейский.
Пичугина кивнула и отвела взгляд.
— Он обижал Таню и Мишу? — давил Свирин, с прищуром глядя на женщину. — Навряд ли он радовался появлению приемных детей. Он вас поколачивал, и вы от него сбежали, так ведь?
Пичугина шумно выдохнула и ошпарила полицейского взором, полным ненависти и злости.
— Гражданка Пичугина, сейчас мы уйдем, но будьте уверены, что скоро вернемся. На дворе сентябрь, но наступят холода, и этот барак превратится в морозильную камеру. Вы не сможете обеспечить безопасность Миши и Тани, и нам придется их отобрать. Будь моя воля, я бы сделал это уже сейчас. Мать из вас никудышная, и я вообще не понимаю, как вам разрешили усыновить детей…
Свирин хотел сказать что-то еще, но вдруг закашлялся. Инна заметила, как лицо Пичугиной исказилось мимолетным испугом, но уже в следующий миг она взяла себя в руки. Сверкнув глазами, женщина подошла к полицейскому и ткнула в него дрожащим пальцем.
— Да кто ты такой, чтобы судить? — сдавленным шепотом, словно опасаясь, что ее кто-то услышит, процедила она. — У тебя еще молоко на губах не обсохло!
— Лариса, послушайте... — Инна поспешила уладить конфликт, но Пичугина ее перебила.
— А ты вообще молчи, соплячка! — прошипела она. — Видно же, что бездетная. Вначале своих детей заведи, а потом решай, у кого их отбирать можно!
Инна попятилась к выходу и только сейчас поняла, что Свирин по-прежнему кашлял — надсадно, безостановочно, с присвистом. Выпучив глаза, он держался за шею, будто что-то мешало ему дышать.
— Все нормально? — испугалась Инна.
Полицейский закивал и махнул рукой в сторону двери: пора уходить.
Инна кинула взгляд на Пичугину. В тусклом свете, сочившемся сквозь полиэтилен на окне, та напоминала ведьму: худая, с растрепанными волосами, в длинном плаще. В ее черных глазах плавились безумие, страх и гнев.
— Я оставлю визитку. — Инна положила карточку на стол и выскочила из комнаты вслед за Свириным.
Они вывалились из барака, остановились у подъезда. Дождь прекратился, и сквозь тучи бледнело мутное солнце. Пахло жухлой листвой и гнилью. Свирин наконец прокашлялся и задышал полной грудью.
— Что за ерунда? — удивился он. — Чуть не задохнулся!
— Может, аллергия? В бараке очень пыльно.
Полицейский пожал плечами и, достав пачку сигарет, закурил. Инна недовольно на него покосилась, но ничего не сказала.
— Какой у вас план? — спросил Свирин, с наслаждением выпуская дым.
— Прямой угрозы жизни и здоровью детей в настоящий момент нет, поэтому для начала нужно разобраться, что довело Пичугину до такой жизни, а уже потом мы примем решение, как поступить с Таней и Мишей. Мне показалось, что женщина чего-то боится, но непонятно, почему она не идет на контакт.
— Что тут неясного? — Брови Свирина взметнулись. — Местные видели, как к Пичугиной в барак несколько раз приходил парень — предположительно ее родной сын Антон, оболтус двадцати трех лет. Говорят, сынуля прикладывается к бутылке, народ слышал ругань и крики. Думаю, он поколачивал мать и ее приемных детей, выгнал их из квартиры. Пичугиной просто стыдно в этом признаться.
— Зачем же он ходит в барак?
— Может, денег требует. Черт их знает, этих алкашей.
— Вы уже с ним разговаривали?
— Хорошо, тогда я наведу справки о детях. — Инна протянула визитку и Свирину. — Держите в курсе дела, товарищ лейтенант.
— Можно просто Егор. — Полицейский сверкнул улыбкой. — Я как раз хотел попросить ваш номерок — правда, по другому поводу.
Инна зарделась и, махнув на прощание рукой, застучала каблучками к автобусной остановке.
Свирин поднялся по лестнице на третий этаж хрущевки. Нашел нужную дверь и позвонил. Предстоял разговор с родным сыном Пичугиной, но полицейский думал не об этом: его мысли занимала Инна. Егор считал, что в отделе опеки и попечительства трудятся усталые пожилые женщины, и потому удивился, увидев симпатичную рассудительную девушку. Что держало ее на низкооплачиваемой службе, где она каждый день сталкивалась с искореженными судьбами?
Дверь распахнулась, вырвав Свирина из раздумий. На пороге застыл худосочный парень в заношенных майке и трениках.
— Антон Пичугин? — Свирин махнул удостоверением перед носом доходяги и, бесцеремонно оттолкнув его плечом, прошел внутрь. — Поговорить надо.
— А что случилось, командир? — Антон набычился, оскалив желтые зубы.
Они остановились в узкой прихожей, и Свирин бегло осмотрел нищенскую халупу: замусоленные обои, потертый линолеум, коробки с каким-то старьем.
— Хочу поговорить о вашей матери и ее приемных детях.
Антон, ухмыльнувшись, потер небритую физиономию:
— Я все ждал, когда это произойдет. Ну, идем, командир.
Парень провел Свирина в комнату и плюхнулся в затертое кресло. Егор, не дождавшись приглашения, устроился на шатком стуле. В комнате, заваленной хламом, было темно (свет едва пробивался сквозь плотные шторы), душно и пахло чем-то кислым. В углу в зарослях пыли валялись пустые бутылки из-под пива.
— Я навел справки, — начал полицейский. — Четыре месяца назад вы вернулись в город и поселились в этой квартире. Где вы жили раньше?
— На Севере. Пять лет горбатился на шахте.
— Не понравилось. — Антон ощерился. — Слишком холодно.
— Говорят, вас уволили за пьянство. — Свирин внимательно наблюдал за реакцией парня.
— Да мне насрать, что говорят, командир. Потянуло к родным березкам, вот и вернулся в нашу дыру.
— Охранником в супермаркете. — Антон схватил с пола бутылку пива. — Будешь?
Свирин поморщился и отрицательно мотнул головой.
— Ваш отец умер год назад. Что с ним случилось?
Антон, открыв зажигалкой бутылку, помрачнел:
— Хрен его знает. Я тогда на Севере жил, ничего не видел. Мать рассказывала, что он задыхаться начал. От удушья и помер.
— Похоже, мать его довела со своими бреднями. — Антон поймал вопросительный взгляд полицейского и продолжил: — Вначале ей втемяшилось, что нужно усыновить детей. Батя согласился, добрая душа. Поначалу все вроде нормально было, а потом отец скопытился. После его смерти мать какого-то черта перебралась на другую хату, а затем поселилась с детьми в этой конуре. Раньше здесь жил мой дед, но полгода назад он тоже откинулся.
— Командир, ты не поверишь, но тоже задохнулся! — Антон глотнул пива и скривился: дешевое пойло. — Правда, он сердечником был, одышка с ним частенько случалась, поэтому никто не удивился. После его смерти у матери совсем крыша поехала. Когда я вернулся четыре месяца назад, я ее не узнал — худая, нервная, дерганая. Все время чего-то боялась. Окна закрывала шторами, говорила шепотом. Заклеила скотчем решетки вентиляции — думала, что нас кто-то подслушивает.
Антон съежился, отвел взгляд. Отпив пива, он тихо продолжил:
— Она не говорила. И вообще запрещала обсуждать эту тему. Боялась, что кто-то придет. А потом я какого-то хрена начал задыхаться и кашлять. Мать испугалась, собрала манатки, детей под мышку — и свалила в этот чертов барак.
Свирин выпрямился, пристально посмотрел на Пичугина.
— Антон, давай начистоту. Ты поколачивал мать?
— Ты за кого меня держишь, командир?! — взбеленился парень. — Мать для меня — святое! Я хожу к ней в барак, уговариваю вернуться, а она ни в какую! Думаешь, мне самому приятно, что о ней слухи ползут по городу? На меня уже на работе косо смотрят!
— Как ты относился к Тане и Мише?
— Дети как дети. — Пичугин рыгнул. — Я с ними особо не нянчился. Затюканные они какие-то.
— Ну, может, пару подзатыльников отвесил. Слушай, им в детдоме явно больше доставалось! Говорю же, забитые они. Затравленные.
Антон замолчал и уставился на бутылку. Пиво плескалось на дне.
В кабинете завуча младших классов пахло мертвыми цветами: в вазе с мутной водой вяли хризантемы. Инна поерзала на стуле, наблюдая за тем, как Элла Дмитриевна Дегтярь, водрузив очки на толстый нос, скользила взглядом по строчкам в журнале.
— Таня и Миша Пичугины учатся в одном классе, — сообщила завуч. — Успеваемость средняя. Они перевелись к нам из другой школы год назад.
— Я могу поговорить с классным руководителем?
Элла Дмитриевна скорчила печальную мину и, сняв очки, уставилась на Инну жабьими глазами.
— К сожалению, нет. Анна Сергеевна умерла две недели назад. Приступ астмы. — Завуч с притворным сожалением покачала головой. — Нашли ее в кабинете после уроков. Так и померла над тетрадками, бедняжка.
— Она что-нибудь рассказывала о Мише и Тане?
— Проблемные дети. — Элла Дмитриевна постучала по журналу ногтями с облупленным лаком. — На контакт не идут, учатся из-под палки. У Анны Сергеевны, земля ей пухом, случались с ними конфликты. В день смерти она оставила их после уроков на воспитательную беседу. Видать, на нервной почве ей хуже и стало.
— Для Миши и Тани, наверное, это был большой стресс…
— Они две недели не появляются в школе. Мы звонили домой, но трубку снял старший сын Пичугиной и сказал, что мать с детьми переехала. — Завуч наклонилась ближе и понизила голос: — Хорошо, что вы пришли: эту семейку давно пора взять на карандаш.
Инна приподняла бровь, и Элла Дмитриевна торопливо продолжила:
— Среди наших учителей ходят слухи, что в прежней школе у Тани был конфликт с одноклассником. Миша вступился за сестру, мальчишки подрались. Разнимал их отец одноклассника. Он сгоряча отругал Мишу и Таню. В тот же вечер мужчину с сыном нашли мертвыми в гараже — задохнулись выхлопными газами.
— Вы думаете, в этом как-то замешаны близнецы? — удивилась Инна.
— Я ничего не думаю, — помрачнела завуч. — Но вот другая история. Наша медсестра рассказала, что месяц назад погиб педиатр Миши и Тани. Врач задохнулась на приеме — говорят, аллергия на какое-то дезинфицирующее средство.
— В день смерти педиатр повздорила с их матерью. Пичугина отказывалась от прививок для близнецов, и врач в сердцах пригрозила, что детей отберут, если мамаша будет уклоняться от вакцинации. Миша и Таня перепугались, закатили истерику в поликлинике. Вот и результат: педиатр преставилась.
Увидев замешательство на лице Инны, Элла Дмитриевна поспешно добавила:
— Вы только ничего такого не подумайте! Дети не виноваты, что у них судьба тяжелая. Страшно представить, что они пережили в детдоме. — Завуч замолчала, о чем-то подумав, а затем продолжила шепотом: — Если честно, я рада, что они больше не ходят в школу.
— Где мать? — рявкнул Антон, проходя в темную каморку.
Он поежился от воспоминаний: пацанами в этом бараке они пили водку и нюхали клей.
Таня и Миша, сгорбившись на табуретках, что-то писали в тетрадках. На столе горела свеча, отгоняя сумрак к углам комнаты.
— Мама ушла на работу, — пропищала девочка.
Близнецы, вылупив на Антона глазищи, настороженно за ним наблюдали. Пичугин прожил три месяца в одной квартире с детдомовцами, но так и не смог привыкнуть к этим вечно затравленным взглядам.
— Собирайте манатки, — приказал Антон. — Увожу вас обратно на дедову хату. Надоело мне все это. По городу слухи ходят, со школы звонили. А сегодня мент заявился! Отец с дедом в гробах переворачиваются от такого позора.
Близнецы испуганно переглянулись.
— Нам нельзя уходить, — прошептал Миша.
— Что значит «нельзя»? — вспыхнул Антон. — Вы в тюрьме, что ли? У матери крыша поехала, и если она не свалит отсюда, то вас заберут! Вы обратно в детдом хотите?
Антон удивился собственным словам: он притащился в барак, потому что ему надоели кривотолки и косые взгляды, но оказалось, что судьба детей его тоже волновала. Он подошел к столу и сгреб в кучу учебники с тетрадками.
— Мы не пойдем, — дрожащим голосом промямлил Миша.
— Собирай шмотки, я сказал! — гаркнул Пичугин.
— Антон, не кричи. — В глазах Тани блестели слезы. — Он тебя услышит.
Стало душно: воздух словно украли, заменив тягучим сплавом. Антон жадно вздохнул, но получился лишь всхлип. Легкие разрывались от жжения, и Пичугин закашлялся.
— Кто «он»? — прохрипел Антон. — Кого вы боитесь?
Близнецы молчали, испуганно таращась на парня. Как же ему надоели их забитые взгляды! И какого черта он снова кашляет?!
Антон схватил Мишу за руку и потянул его с табуретки.
— Вставай! — задыхаясь, просипел он.
Миша, словно юркий зверек. впился зубами в запястье Антона. Кожу пронзила резкая боль.
Антон отдернул руку и замахнулся для подзатыльника, но на предплечье повисла Таня, не давая ему ударить брата.
— Не бей его! — взвизгнула девчонка.
Рыкнув от злости, Антон что есть силы махнул рукой, сбрасывая Таню, и она кубарем повалилась на пол.
Свеча погасла, будто огонек сорвало невидимой рукой. Полумрак сгустился и обрел форму: нечто большое и косматое схватило Пичугина за горло, и в глазах у него потемнело. В распахнутый рот протолкнулось что-то мясистое и волосатое: жесткий ворс защекотал нёбо и глотку, заполняя дыхательные пути, проникая глубже в трахею и бронхи, разрывая ткани, не давая дышать. Легкие словно набились паклей — скомканной и мокрой от крови.
Антон судорожно задергался, пытаясь сделать последний вдох. Где-то рядом кричали дети.
Группа ВК с моими рассказами: https://vk.com/anordibooks
