Наемник скользнул взглядом по пышным мехам на плечах торговца и массивному перстню на пухлом пальце. Незаметно опустил руку под стол, чтобы купец не увидел дыры на рукаве его кафтана, поковырял ногтем между передними зубами и небрежно кинул:
- Я согласен. Если заплатите вдвое больше.
Салуза задохнулся от возмущения:
- Вы с ума сошли, господин Хильдер! Ни одна баба столько не стоит, сколько вы хотите! Мне проще купить новую жену!
- Она не стоит и той суммы, которую предлагаете вы, - спокойно ответил наемник. – И, тем не менее, вы хотите вернуть эту бабенку, значит, дело не в деньгах.
Салуза напыжился и фыркнул, отчего его толстые щеки подпрыгнули. В обеденный зал вошла одна из жен-домохозяек торговца, поставила на стол еще кувшин вина и блюдо с жареным мясом. Хильдер покосился на ее широкий, словно печной заслон, зад – длительное воздержание все-таки давало себе знать, и даже эта коренастая баба с обвисшими щеками и сросшимися бровями вызвала в суровом наемнике легкое волнение плоти.
От купца сбежала жена-наложница, единственная из пяти жен молодая и красивая, и он пригласил на переговоры его, Хильдера. Наемник полгода как вернулся из лагерей на границе с Асфизским княжеством – в который раз начались переговоры, и война утихла, словно змея, впавшая в спячку. Хильдер за это время поистратился и пообносился, поэтому точно знал, что на предложение толстяка Салузы согласится.
Украшенный вышивкой пояс слýги Салузы обнаружили в Виллейском лесу, и торговец уверился, что беглянка подалась в Женскую свободную общину. Говорили, что сбежавшие жены построили поселок в Серой долине и жили одной своей волей, без мужчин. Хильдер не особо верил этим сказкам – путь к Серой долине был так опасен, что даже мужчины, рискнувшие отправиться туда, или никогда не возвращались, или возвращались, потеряв разум. Он помнил дальнего родственника отца, что бродил по дорогам селения, залив грудь слюной – рот его был вечно раззявлен. В поселке говорили, что он много лет назад отправился в Серую долину, и вернулся много дней спустя уже таким. Иногда он как будто просыпался и силился что-то сказать, но разум тихо гас в его глазах и он снова затихал. Его нашли мертвым однажды утром со страшными рублеными ранами на груди, и Хильдер был уверен, что это дело рук отца – слишком уж позорил их почтенное семейство безумец.
Хильдер не понимал, зачем женщины сбегают от мужей – мужская воля и сила защищала их от голода и невзгод, обеспечивала возможность родить и растить детей в довольстве и спокойствии. И все-таки каждый год десяток-другой неразумных самок отправлялись к Серой пещере, в которой был единственный проход в долину, окруженную неприступными скалами, чьи вершины терялись в облаках.
Что говорить о бабах – созданиях глупых, слабых и ничтожных? Они не способны выжить без мужчины. Скорее всего, красавица Магдалена пала жертвой какой-нибудь твари, чьи останки иногда находили на подступах к пещере.
- Я бы не потратил на ее поиски ни гроша, но эта сука сбежала с моим сыном! – стукнул кулаком по столешнице Салуза. – Я хочу получить мальчишку обратно!
- С сыном? – выпучил глаза Хильдер, не донеся до рта кружку с вином. – Да она сумасшедшая!
Баба украла сына уважаемого человека! Это было неслыханно, невозможно. Если Магдалена жива, ее ждет незавидная участь – многодневные пытки и самая страшная казнь «хождение по кругу». Наемник невольно вздрогнул – на ее месте он предпочел бы умереть, потому что смерть намного милосерднее. Приговоренной к хождению по кругу делали рану на животе и вытаскивали часть кишки, которую прибивали к столбу. Несчастная должна была ходить вокруг него, наматывая собственные внутренности на столб.
Хильдер досадливо поморщился – знай он про сына, запросил бы втройне.
- Я стрясу деньги с работорговца, который продал мне эту суку. Он не сказал ни слова о том, что у нее мозги набекрень! – в сердцах проговорил Салуза. – Она делала самую легкую работу, я и порол-то ее не чаще пары раз в месяц! Какая дура убежит от такой жизни?
- Только сумасшедшая, - кивнул Хильдер и глотнул пряного вина.
Другие обращались со своими женами куда как хуже – Хильдер помнил, как его отец надевал своим женам железные намордники, которые сдавливали челюсть до багровых синяков. Мужчины, кто победнее, отправляли купленных баб в бордели зарабатывать, но Хильдер это не одобрял. В борделях женщины быстро теряли здоровье и привлекательность, и даже в хозяйстве такую потаскуху потом сложно было использовать – много ли способна наработать баба, которой отбил почки иной нервный солдат? Хорошо, если дело заканчивалось расквашенным и криво сросшимся носом, но отбитая требуха… Совершенно неразумное пользование бабой.
Сам Хильдер давно решил для себя, что купит только одну жену, которая и родит ему сына. Если будут девочки – вырастит до первой крови и продаст в бордель или в жены для любителей помоложе. К своему почтенному возрасту в 40 лет он скопил небольшое состояние, которого, впрочем, еще не хватало для покупки куска земли, жены и нескольких рабов.
Украла сына! Надо же! Над ним, вероятно, весь город потешается... Хотя и жалеют, наверное. Подписали бумагу, ударили по рукам, и Салуза выплатил наемнику задаток. Выходя из богато устроенных хором торговца, Хильдер увидел в сенях еще одну жену – принадлежность к дому Салузы свидетельствовал узорчатый пояс, на кончиках которого была вышита буква С, украшенная листками падуба. На щеке красовалось клеймо – такая же буква.
За воротами его ждал единственный раб, которым обзавелся Хильдер к своим сорока годам – его трофей с поля боя. И хотя пленных должны были сдавать военачальникам, немногие следовали этому правилу. В конце концов, зачем наемнику война, как не для наживы.
Хильдер тяжело вскочил на стремена – возраст все-таки… В его годы давно пора обрести покой в хорошем доме на перинах, а не таскаться за безумными суками по лесам и весям. Клецанк, его раб и оруженосец, тронул свою клячу, и, так как Хильдер молчал, глядя перед собой, нетерпеливо спросил:
- Ну что..?
- Едем в Виллейский лес, - коротко бросил Хильдер.
- Вот ведь… - приподнял брови Клецанк. – Согласился-таки. Экий дурак. Она же не стоит этого.
- Не стоит. И даже сын, с которым она сбежала, тоже не стоит – проще родить нового. Ему всего восемь лет.
- Сын? – ахнул оруженосец. – Она украла у купца сына?! Куда мир катится… Бабы вкрай обнаглели!
Хильдер пожал плечами – Салуза сам виноват, нечего баловать своих женщин. Жены у него в удобной одежде, без ошейников, выполняют легкую работу, со скотиной возятся наемные работники – он видел, выходя со двора… Что ж он хотел? Даже жен-наложниц надо держать сурово, а Салуза свою даже толком не порол! Отец Хильдера никогда не давал слабину с женщинами, наложницы содержались впроголодь – зачем их вдоволь кормить, все равно ничего толком целыми днями не делают. Если затяжелеет – можно давать чуть больше корма, чтоб ребенок хилый не получился, а то вдруг сын родится.
Хильдер хорошо помнил женщину, из лона которой выбрался на свет – наложница отца Симара. Смуглая, зеленоглазая, с тонким гибким станом, долго не меркла ее красота, даже когда ей стукнуло тридцать – глубокая старость для наложницы. Соседи и приятели отца не давали сыновьям, как они говорили, «застаиваться», постоянно меняли им нянек. Дите малое, неразумное, объясняй ему потом, что женщина – не чета мужчине, не ровня ему. Будет хвататься за подол да реветь. А вот отец сглупил… Хильдер мотнул головой и отогнал горестные воспоминания об отчем доме и Симаре.
Они повернули к рынку – перед долгим походом следовало купить провизии. Они прошли мимо невольничьих рядов, и Клецанк невольно засмотрелся на кучку парней, грязных, оборванных, заросших диким волосом. Взятые в плен солдаты неприятеля… За них дорого запросят – молодые, здоровые, сгодятся в большом хозяйстве. Клецанк приосанился на своей вороной кляче, у которой ребра были наперечет – он мог бы быть на их месте, сгинуть от непосильной на работе, вкалывая на какого-нибудь толстопуза. А тут – оруженосец и денщик при уважаемом человеке.
Хильдер поначалу раздумывал, а не продать ли смазливого мальчишку в бордель за круглую сумму? Кудрявый, черноглазый, со смуглым стройным телом – смотрящий борделя не стал бы долго торговаться. Клецанк пытался сбежать в первую же ночь своего плена, но Хильдер, который старательно притворялся спящим, беззаботно раззявив рот, дал несколько минут форы беглецу, а потом нагнал у окраины лагеря. Долго и вдумчиво пинал по ребрам, месил кулаками тощее тело. Клецанк потом не мог встать несколько дней, глядя на Хильдера единственным глазом – второй скрылся под багровым желваком.
- В общем, так, - бросил Хильдер. – Еще раз убежишь – убью. Не грожу, предупреждаю.
Клецанк посмотрел в дубленое непроницаемое лицо наемника и кисло кивнул – больше попыток сбежать он не делал. Хильдер вскоре оценил своего первого раба – тот отлично обращался с портянками, чистил оружие и вообще был смышленым малым спокойного нрава. Хильдер решил, что такой слуга ему пригодится в его будущей усадьбе, и в обращении с Клецанком почти не обнаруживал его приниженное положение раба.
Проходя мимо женского ряда, Хильдер в сердцах плюнул – да что за мода продавать наложниц голышом! Проклятая плоть снова взбунтовалась, ведь он не молод, а кровь все еще кипит при виде голой бабы, как в юности! Одна из наложниц была особенно хороша – чуть полноватые бедра на крутом изгибе перетекали в тонкую талию, а большая упругая грудь, соски которой продавец явно подкрасил соком свеклы, зазывно колыхалась. Видя, что Хильдер уставился на бабенку, работорговец подтолкнул ее в поясницу, и красавица выпрямилась, засияла фальшивой улыбкой.
- В самом соку, - негромко сказал ему работорговец. – Недавно минуло шестнадцать, на зубах ни одной червоточинки! Иди глянь, служивый!
Он надавил пальцами девчонке на челюсть около ушей, и та раскрыла рот.
- Иди глянь! – повторил торговец.
Хильдер раздраженно отмахнулся, ему и так было сложно сдерживать плотские порывы – на баб тратить деньги он не собирался, пока не купит землю и не построит дом. Заходы в бордель стали редки, наемника раздирала жадность.
«Вот построю лучший дом в округе, куплю рабов, заведу хозяйство, тогда и потешу себя молодой женой, а не потасканной старухой из борделя», - утешал он себя. Хильдер обернулся на красотку и наткнулся на взгляд, полный ненависти. Наемник опешил от дерзости от какой-то девки, но ему не хотелось тратить время на препирания с работорговцем.
Хильдер отправился в ряды, где торговали съестным, и они с Клецанком набили походные мешки хлебом, сухарями и копченым мясом. Купили целебной мази для лечения ран и веревки – на случай, если придется преодолевать неприступные скалы вокруг Серой долины. Около прилавка с солью Хильдер замедлил ход и в нерешительности остановился, и Клецанк с удивлением посмотрел на хозяина – соль стоила дорого, такое расточительство было не в духе его патрона.
- Два мешка! – буркнул Хильдер торговцу.
Раб сунул мешочки размером с небольшую тыкву в походный баул, и, когда они отошли от лавки, спросил:
- Зачем столько?
- Пригодится, - загадочно ответил Хильдер.
На рыночной площади остановились поглазеть на не первой молодости, лет двадцати пяти, бабенку – она стояла привязанная к столбу, и зеваки кидали в нее камнями и навозом. Голова у нее была обрита, значит, наказывал муж за бесплодие. Клеймо на щеке запеклось свежей корочкой, видимо, хозяин обновил свой знак, чтобы жизнь бездельнице медом не казалась. Клецанк взял пару голышей из насыпанной рядом кучи и метнул в женщину. Один камень пролетел мимо, а второй попал чуть выше уха. Хильдер поморщился, но ничего не сказал, а когда развеселившийся Клецанк снова потянулся за камнем, ткнул его в шею кулаком:
- Ну-ка пошел, затейник тоже мне!
Они свалили мешки с провизией на крутом берегу пересохшей реки, и Клецанк достал из кустов припрятанную заранее бочку, которую принялся набивать песком. Хильдер вынул свою видавшую виды кольчугу – ее пятнали дыры, кое-где тронула ржавчина. Наемник сунул кольчугу в бочку и столкнул ее с кручи, а Клецанк, охая и ворча, прикатил бочку обратно и снова сбросил с берега. Когда Хильдеру показалось достаточно, он дал знак запыхавшемуся потному рабу остановиться, и тот достал из бочки очищенную от ржавчины кольчугу. Клецанк взял из мешка инструмент и принялся латать в полотне дыры.
- Мы сложим там свои головы, - уныло произнес Клецанк, ловко цепляя кольчужные колечки. – Про Серую долину и пещеру рассказывают неладное.
- Кто рассказывает? – сплюнул под ноги Хильдер.
- Люди. Говорят, там живет бес, сшитый из кусков тел тех храбрецов, кто рискнул войти в пещеру. А еще говорят…
- Эти байки я тоже слышал, - оборвал его Хильдер. – Только если эти враки про чудовищ правда – значит, кто-то все-таки выжил после похода в пещеру… А если не выжил – то кто это рассказал?
Клецанк досадливо махнул рукой и склонился над работой.
Виллейский лес они преодолели быстро – к пещере вела полузаросшая тропа, петлявшая среди низкорослых елей. Всю дорогу Клецанк ворчал и сетовал не неразумного хозяина, который, как пить дать, станет причиной его страшной смерти. Хильдер молча морщился, но, в конце концов, не выдержал:
- Заткнись, иначе я тебя прибью!
Пуще всего Клецанк распричитался, когда они спешились около входа в пещеру и привязали лошадей к деревцу.
- Бедная моя Ворона, - стонал он, поглаживая шею своей клячи. – Тебя сожрут волки, а я паду от лап чудовища!
Хильдер дал ему затрещину, и Клецанк, потирая затылок, вынул масляную лампу из мешка.
От скудного света лампы по стенам пещеры протянулись гигантские тени, и Клецанк пугливо вздрагивал при каждом шорохе, усиленном каменными гулкими сводами. Под ногами среди камней и пыли белели косточки мелких животных и птиц.
Чем дальше углублялись они в пещеру, тем больше становилось костей, среди них стали попадаться крупные. Хильдер остановился и приподнял концом меча массивный череп, просунув его в глазницу.
- Кажется, это осел, - упавшим голосом произнес Клецанк. – Тварь, сожравшая его, наверняка размером с медведя.
Хильдер присмотрелся к груде костей и начал раскидывать их ногой. Показался человеческий череп и останки торса, на ребра, облепленные присохшей плотью, намоталась цепочка, за которую и потянул наемник. Глухо звякнуло, и Хильдер вытащил позеленевший медальон с изображением Извечного Отца.
- Священник! – прошептал Клецанк. – Что тут делал священник?!
- Священники, - поправил Хильдер и указал на второй скелет, на котором еще сохранились остатки пышного церемониального облачения. – Идиоты. Потащились в пещеры, думая, что их уберегут молитвы и все эти побрякушки.
Хильдер бросил медальон обратно в груду костей и поднял лежащую рядом палицу, чей конец был искусно выполнен в виде головы льва.
- Оружие они все-таки взяли, не такие уж идиоты, - тихо проговорил Клецанк. – Только оно им не помогло.
- Оружие! – презрительно бросил Хильдер. – Где ты видишь оружие? Палица – такое же барахло, как медальон, она не для боя. Эта штука для проведения обряда поклонения Извечному Отцу. Давай, возьми, замахнись!
Хильдер сунул оружие Клецанку, и тот несмело махнул дубинкой.
- Неудобно…
Центр тяжести у палицы был смещен в сторону, где у металлического льва располагался затылок, и облегчен в районе оскаленной пасти.
- Вот еще, - Хильдер обошел груду костей и поднял длинный, не меньше двух метров, меч с обильно украшенной камнями и металлическими завитками рукоятью. – Ну как этим рубить? Руку же в кровь изотрешь. Да и длинен… Нет. Святоши наверняка взяли это для проведения обряда над безумными бабами, дабы вразумить их. Ведь церковь считает, что свободолюбивые женщины одержимы злым духом.
Клецанк вздохнул:
- И все-таки что-то убило этих несчастных, и это были явно не бабы!
Он откинул носком сапога кусок полусгнившей парчи, и на бедренной кости священника обнаружились глубокие рытвины. Клецанк громко сглотнул и попятился:
- Господин, давайте плюнем на этих бешеных сук и вернемся. Жизнь одна, ее ни за какие деньги не купишь!
Хильдер презрительно бросил:
- Что? Чтобы купец растрезвонил, что наемник Хильдер не держит своего слова?!
- Мы скажем, что нашли бабу и мальчишку мертвыми!
- Ни за что, - отрезал наемник. – Тем более что тогда придется принести кусок щеки с клеймом в доказательство.
Клецанк вздохнул и двинулся вслед за своим хозяином, но тут же пригнул голову и присел – со свода пещеры посыпалась каменная пыль. Хильдер поднял взгляд вверх, потянул короткий меч из ножен.
- Пресвятой Извечный Отец! – простонал Клецанк. – Мы тут сложим свои неразумные головы.
- Заткнись, - сквозь зубы протянул Хильдер. – Слушай.
Из недр пещеры послышался шорох и шипение, наемник с рабом замерли. Раздался тихий стон, потом еще один, еще, затем каменные стены отразили костяной стук. Хильдер подобрался, словно пантера, пригнулся и двинулся по коридору, мягко, по-кошачьи, ступая в кожаных сапогах. Клецанк шел за ним на некотором отдалении, готовый в любую минуту побежать к выходу. Стоны усилились, когда Хильдер поравнялся с ответвлением от основного хода – влево шел еще один коридор поуже. Наемник подозвал раба, взял у него лампу и осторожно посветил в проем.
Мерцающий свет масляной лампы вырвал из мрака согнутую серую спину с торчащими позвонками и худые мосластые локти. Кожа существа напоминала рыбью, с которой счистили чешую – тонкая, с просвечивающими черными венами, она почти не скрывала мышцы, похожие на веревки. Головы у твари не было – обрубок шеи темнел запекшейся черной кровью.
Тощие ноги месили костяное крошево – пол был усыпан мертвыми головами, запятнанными пятнами разложения. На некоторых головах плоть отмерла почти полностью, и усохшие черепа тварь давила задними лапами, раскалывая на куски. Существо копалось в груде наваленных голов, ощупывало, отбрасывало в сторону, издавая завывающие стоны. Наконец тварь достала голову несчастного, чья борода склеилась от крови, из разбитого рта торчал распухший язык. Из приоткрытых век мертвеца была видан полоска глазного яблока, но когда тварь, быстро ощупав череп, сжала его в тонких костистых лапах, глаза открылись, изливая муку. Рот его приоткрылся, губы зашлепали, издав еле слышное шипение.
Хильдер обернулся к Клецанку, прижал палец к губам и кивнул на коридор, давая знак тихо двигаться дальше. Раб сделал пару неверных шагов назад, наткнулся на чью-то кость, уронил церемониальную дубинку и упал на задницу. Существо мгновенно обернулось на грохот, держа голову за волосы на вытянутой руке. Голова пронзительно заверещала, глаза провернулись по неодинаковой орбите.
Тварь ринулась на Хильдера, размахивая башкой, но тот успел сделать несколько шагов назад и вынуть меч. Клецанк завопил, суча ногами по каменному полу, а Хильдер крикнул ему:
- Щит! Дай щит!
Но Клецанк продолжал орать, пятясь на заднице, как краб.
Скосив взгляд на Хильдера с Клецанком, голова снова издала нечеловеческий вопль, который своды пещеры подхватили и приумножили. Тварь напружинилась, и одним огромным прыжком покрыла расстояние до Хильдера. Широко размахнувшись головой, она ударила наемника по скуле, но тот успел отклониться удар задел его по касательной. Тесня Хильдера в глубину пещеры, тварь бешено гвоздила его ударами, размахивая башкой, как снарядом. Хильдер делал ложные шаги и приседал, уворачиваясь, но очередной удар настиг его прямо в лицо и наемник отлетел на пару метров, пропахав спиной каменную пыль. Тварь бросилась к нему, и Хильдер, направив меч к полу, с силой всадил ей в ногу острие. Нежить неуклюже взмахнула головой, которая издала пронзительный вопль, вытолкнув изо рта сгусток крови, и со всей силы ударила наемника башкой прямо в живот. Тот сжался от страшной боли, не в силах ни вздохнуть ни выдохнуть, а тварь, ударив его босой ногой по ребрам, замахнулась для удара в голову. Хильдер перекатился, и удар пришелся по камням, отчего башка возмущенно и тоненько засвистела.
Хильдер, тяжело дыша, схватил щит, который опомнившийся Клецанк толкнул ему по каменному полу, и успел выставить, отразив новый удар твари. Из-за щита наемник сделал короткий колющий удар, и отсек руку гадине с зажатой волосами в горсти башкой. Та гулко подпрыгнула и откатилась к Клецанку, он взвизгнул и размозжил голову ударом церемониальной палицы.
Без головы тварь, казалось, потерялась в пространстве – она слепо пошарила в воздухе тощими руками, беспорядочно нанося удары. Хильдер пригнулся, полоснул по серой икре нежити, выступила черная кровь. Та завертелась, продолжая махать кулаками, а Хильдер, улучив, когда существо повернется спиной, всадил меч между лопатками. Существо замерло и с грохотом осело на каменный пол. Наемник потянул меч за рукоять, и из раны хлынула зловонная черная жижа.
- Вот ведь холера! – Хильдер сплюнул, утер подбородок. – Что это за дерьмо?!
Клецанк ногой пихнул от себя размозженную голову и, всхлипывая, проворчал:
- А я говорил! Говорил, что тут водятся чудовища! Я не пойду дальше! А вдруг их там сотни!
- Ага, тысячи, - проворчал Хильдер, вынул из мешка флягу и сунул под нос Клецанку. - На, хлебни и не ной.
Путь по каменному коридору продолжили с большой опаской – Хильдер держал меч наизготове, а Клецанк вцепился обеими руками в палицу.
- Да сунь ты ее в мешок! – проворчал, наконец, Хильдер. – Я же тебе дал клевец!
- Нет, - помотал головой Клецанк. – Это священная вещь, она уберегла нас от погибели.
- Ну да! – развел руками Хильдер. – Именно она, а не я и не мой меч!
Коридор кончился неожиданно – впереди вспыхнуло лазурно-синим, и наемник с рабом вступили в большой зал, значительную часть которого занимало подземное озеро. Потолок уходил высоко вверх, и стук каждой капли и шорох воды усиливались и удваивались эхом. Лампа Клецанка тут была не нужна – под водой сияли голубые огни, освещая пещеру мягким мерцающим светом.
- Извечный Отец, убереги нас! – простонал Клецанк, уставившись на голубое сияние. – Что еще нам уготовил нечистый дух?
Но огни не двигались, умиротворенно стучала капель, и Хильдер бросил мешки на землю и вложил меч в ножны.
- Привал! – скомандовал он. – Время как следует подкрепиться.
Клецанк вынул из мешка копченые свиные ребра, каравай хлеба и флягу со сливовым вином.
- До чего гадкая дрянь! – скривился Хильдер, глотая из фляги. – Вот у Салузы вино так вино, а это… Кислятина.
- Самое дешевое! – проворчал Клецанк, которому порядком надоела скупость хозяина.
- Если я буду покупать разносолы, то старость встречу около церкви с протянутой рукой! – сказал Хильдер.
Клецанк поерзал, устраиваясь поудобнее около огромного валуна, и закатил глаза – уж он то знал, что у хозяина припрятана немалая сумма для покупки земельного надела и дома, только прижимистому наемнику все казалось мало.
- Мой отец все оставил младшему брату. Младшему, а не мне… - с неожиданной горечью произнес Хильдер. – Такой позор… Пришлось уехать из родных краев и зарабатывать на жизнь войной. Как ни крути, благородное ремесло…
Клецанк рванул белыми крепкими зубами хлеб и с набитым ртом прошамкал:
- А почему? Ведь обычай велит большую часть нажитого отдавать старшему сыну.
- Он считал, что я позор семьи, - усмехнулся Хильдер. – Когда я был еще несмышленым младенцем, отец не отнял меня от рабыни, которая меня родила. Она выкормила меня, с ней я сделал свой первый шаг, с ней сказал первое слово. Отец был скуп, и когда я родился, у него было всего две жены… Одна занималась в хлеву и на полях, а вторая досматривала дом и меня. И когда отец спохватился, я уже не мог без этой бабы, цеплялся за ее юбки и плакал, когда она уходила. А ведь мне было уже семь лет. Другие дети к этому времени меняют с десяток-другой нянек, ведь все знают, как цепляется родившая баба к плоду, исторгнутому из своего лона. Как будто это ее ребенок! Моему брату, Витальду, повезло больше – к тому времени отец прикупил еще баб, и он вырос потверже.
И эта стерва, Симара, я до сих пор помню, как ее звали, она пичкала меня странными, страшными сказками… Однажды я забрался к отцу на колени и спросил его, правда ли, что на небе кроме Извечного Отца живет всеблагая мать. Он заревел, как медведь, и чуть не прибил меня. Он выпорол меня и выспросил, откуда я взял эту ерунду, и тогда я указал на Симару. Отец велел нагреть котел воды и вылил кипяток ей на голову… Долго мучилась, прежде чем умерла. Наверное, неделю мы слушали вопли из сарая, куда отец ее бросил.
Клецанк глотнул вина и покивал:
- Туда ей и дорога… Экая гадина, забила ребенку голову ересью.
- С тех пор отец не называл меня иначе как подъюбочник и выгнал из дома, когда мне минуло восемнадцать.
Хильдер прислонился к камню и прикрыл глаза, чувствуя, как наливается усталостью тело. Сонный морок навалился, как тяжелая подушка, в угасающее сознание просочился тонкий женский голос, напевающий колыбельную. Песня, которую пела ему Симара на ночь, всплыла в его памяти – вязкая усыпляющая мелодия, расплывающиеся образы… Что-то о сильных прекрасных девах, о хороводах и венках, о всеблагой матери, дарящей счастье одним взглядом… Ему захотелось снова стать маленьким, прижаться к груди Симары, вдохнуть ее молочный запах.
Хильдер вздрогнул и проснулся, потер лицо, прогоняя сонное наваждение. «Столько лет прошло, а эта стерва все еще в моих мыслях», сокрушенно подумал он.
Клецанк, тоже устало прикрывший глаза, вдруг подскочил и выругался – в тишине пещеры раздался громкий всплеск. На поверхности воды ширились круги, а в глубине угадывалось движение.
- Это рыба? – испуганно спросил Клецанк.
Как бы в подтверждение его слов из воды взметнулся большой чешуйчатый хвост, выбросив фонтан брызг, и снова скрылся под поверхностью.
- Чует мое сердце, это не рыба… - озадаченно протянул Хильдер, встал и подошел к кромке воды.
Огоньки в глубине озера задвигались, заполошно вспахивая, к поверхности поднимались большие пузыри.
- Клецанк, доставай соль! – вдруг истошно закричал Хильдер, вглядевшись в глубину, и отскочил назад. И тут же из воды выскочила объемистая туша, обдав наемника дождем брызг. Туша упала на каменный пол, и перед наемником и рабом предстала жуткого вида баба – жирное туловище с трясущимися складками, огромные груди-тыквы и сильный чешуйчатый хвост, начинающийся от колен. Морская баба ударила по камням хвостом, горная порода треснула, разлетевшись веером мелких осколков. Приподнявшись на руках, тварь шустро поползла к Клецанку, который истошно заорал, отступая к валуну.
Не знаю вообще по кой хер я это запостила, крипота сейчас в новостях похлеще будет. Но если кто-то захочет отвлечься (да, шутка - "смотрю после новостей фильмы ужасов, чтобы успокоиться"), то вот пожалста. Фэнтези не мой жанр, зачем я это написала, тоже не знаю. Продолжение через несколько дней.
